Как перезапустить экономику? Сегодня это главный вопрос в повестке дня. И дело не только в самом тяжелом экономическом кризисе за последние два десятилетия.
Если не сократить отставание по уровню жизни от наших соседей, то в лучшем случае мы обрекаем поколение 20–30-летних на прозябание в стране, которой заправляют популисты. В худшем — ставим под угрозу само существование Украины, которую осаждает агрессивный сосед, куда более мощный и экономически, и в военном плане.
Уровень экономического развития становится ключевым вопросом национальной безопасности.
Работа над этой книгой совпала с острой дискуссией вокруг налоговой реформы. Я считаю эту реформу одной из ключевых. Без снижения налогового бремени, без упрощения правил уплаты налогов власть не сможет обеспечить условия для быстрого и устойчивого роста. Перед государством стоит задача прекратить войну с бизнесом, нормализовать деловую практику, сделать Украину одной из самых привлекательных в мире стран для прямых иностранных инвестиций.
В начале 2015 года Украина подписала новое соглашение с Международным валютным фондом. За последние 23 года это уже девятая программа, что само по себе свидетельствует о подверженности нашей экономики регулярным кризисам. В отличие от трех предыдущих программ эта не была заморожена после выделения Фондом первого транша кредита. Правительство и парламент тщательнее, чем прежде, выполняют условия соглашения, суть которого можно выразить формулой «деньги в обмен на реформы». Тем не менее, плохую кредитную историю за год-два не поправишь. И это еще один аргумент в пользу радикализации реформ.
От моих оппонентов, вхожих в коридоры власти, приходилось не раз и не два слышать, что радикальные реформы «не ко времени».
— Вспомните, какой тяжелый кризис был в начале 1990-х — и ничего, выжили без всяких радикальных реформ, — говорят они. — Выкарабкаемся и на этот раз.
Такая точка зрения, к сожалению, широко распространена. Мои оппоненты не учитывают двух моментов.
Во-первых, затягивание болезненных реформ в 1990-е привело к огромным социальным и политическим потерям. Если бы украинские правительства проводили более решительную и последовательную экономическую политику, падение уровня жизни было бы не таким глубоким, многих человеческих драм и трагедий удалось бы избежать. Опыт 1990-х если и применим — то исключительно как негативный опыт, «как делать не нужно». Одним из побочных результатов украинского градуализма стало доминирование в украинской экономике олигархов, а в политике — популистов и клановых партий.
Во-вторых, нынешний кризис — это не просто трансформационный спад при переходе от одной модели развития к другой. Украина стала жертвой внешней агрессии. От того, как быстро она сможет мобилизовать источники экономического роста, зависит исход войны.
У политических сил, пришедших к власти после победы Майдана, остается последнее окно возможностей — зима-весна 2016 года. Без ускорения реформ Украина застрянет в зоне риска. Осенью 2014 года эксперты предупреждали: если Украина не приведет в порядок государственный бюджет, стране угрожает острый финансовый кризис. В феврале 2015-го этот прогноз подтвердился: в разгар паники курс национальной валюты упал в два раза. Если бы не поддержка МВФ, обвал гривны мог оказаться неконтролируемым. Это привело бы к краху банковской системы и параличу государственных финансов.
Очень не хотелось бы, чтобы двигателем реформ в Украине продолжали оставаться кризисы. Этот путь чреват коллапсом политической системы и дискредитацией наследия Майдана.
* * *
2015 год Украина закончила в незавидном положении беднейшей, после Молдовы, страны Европы. Согласно рейтингу экономической свободы, составляемому американским аналитическим центром Heritage Foundation, Украина одновременно и самая экономически несвободная среди всех европейских стран.
Один из авторов этой книги однажды мрачно пошутил, что Украина — это страна с постоянно растущим потенциалом. К сожалению, в 2014–2015 годах ее потенциал — если определять его как отставание от соседних стран — снова значительно вырос.
Украина оказалась в порочном круге незавершенных реформ. Чтобы разорвать этот круг, необходимо точно диагностировать болезнь, превратившую Украину в одного из аутсайдеров мирового экономического роста.
Новейшую экономическую историю Украины можно разделить на три этапа. Первый — это 1992–2003 годы, период глубокого трансформационного спада и восстановительного роста. Второй — 2004–2013 годы, или «потерянное десятилетие», время деградации базовых институтов государства. Институты Третьей республики приходили в упадок на фоне сырьевого бума «нулевых» и отскока после острого, но не затяжного кризиса 2008 года (в 2009-м Украина оказалась одним из лидеров падения в мире, ее ВВП сократился на 15,1 %). Душевой ВВП, исчисляемый по паритету покупательной способности, вырос за это десятилетие на 68 %.
Кризис 2014–2015 годов отбросил доходы граждан в 2005–2006 год и продемонстрировал, что рост предыдущего десятилетия основывался на ненадежном фундаменте. Задача-минимум нового этапа — не позже 2017 года вывести страну на траекторию динамичного, ускоряющегося и устойчивого экономического роста. Этот рост не может быть просто восстановительным, за счет загрузки уже существующих мощностей, простаивающих сегодня из-за падения спроса. В основе новой модели роста должен лежать массированный приток прямых иностранных инвестиций.
Взглянем на моментальный снимок пути, пройденного Украиной за 21 год независимости, или за два первых этапа ее новейшей экономической истории. В базе данных МВФ World Economic Outlook насчитывается 166 стран, по которым имеются данные с 1992 по 2013 год. Если отранжировать их по темпам экономического роста (с учетом паритета покупательной способности), Украина займет в этом списке последнее, 166-е место. За два десятилетия ВВП нашей страны вырос на 23 %. Это феноменально низкие темпы даже для развитых стран Европы: экономика Германии за этот же период стала больше на 96 %, Франции — на 110 %. Чемпион Восточной Европы по темпам роста, Польша, увеличила свой ВВП на 264 %.
Как выглядят половинчатые реформы
Уверен, в другой европейской стране этот прискорбный факт стал бы центральным сюжетом политической жизни. Между тем в Украине он находится на периферии внимания. Почему так происходит? Мне кажется, у этого есть несколько объяснений.
При всей экстремальной медлительности украинского экономического роста, ситуация в позднем Советском Союзе была еще хуже. За 20 лет — с 1973-го по 1992 год — ВВП в Украине вырос всего лишь на 20 %. Благосостояние граждан росло в тот период еще медленнее, чем анемичная советская экономика: душевой ВВП увеличился в Украине за последнее советское 20-летие лишь на 12 %. Благосостояние человечества в тот период росло в два с лишним раза быстрее (+27 %), а, например, в соседней Турции — в четыре раза быстрее (+54 %).
За 21 год независимого существования Украина вышла на темпы роста душевого благосостояния, характерные для Турции 1973–1992 годов. Рост душевого ВВП на 48 % за 1993–2013 годы проходил, с одной стороны, на фоне значительного сокращения численности постоянного населения, вызванного в первую очередь трудовой миграцией, во вторую — его естественной убылью (с 1992-го по 2013 год население Украины уменьшилось на шесть с лишним миллионов человек, или на 12 %). С другой — есть основания полагать, что с учетом качественных факторов (расширение свободы выбора, отсутствие очередей, потребительское изобилие) благосостояние выросло сильнее, чем показывает официальная статистика. Вот лишь несколько деталей, иллюстрирующих этот тезис. Потребление овощей на душу населения увеличилось с 1991-го по 2011 год на 58 %, фруктов — на 47 %. Жилплощадь на человека увеличилась на 31 % — по этому параметру отставание от других стран с переходной экономикой или отсутствует или не такое разительное, как в случае с динамикой ВВП. Уровень выброса в воздух загрязняющих веществ сократился на 51 % — сильнее, чем в России (38 %), но меньше, чем в Латвии (71 %).
Третья украинская республика не была «экономическим тигром», но распад империи позволил украинцам выйти из логики неэффективной милитаризованной экономики, с ее принципом «пушки вместо масла». Относительное отставание от других стран (доля Украины в мировом ВВП сократилась с 1993-го по 2013 год в два с половиной раза — с 1 % до 0,4 %) компенсировалось ростом уровня жизни в абсолютном выражении.
Как известно, система национальных счетов, одним из ключевых индикаторов которой является валовой внутренний продукт, малопригодна для оценивания уровня жизни и объема производства в командных экономиках. В отсутствие свободных цен эти экономики подошли к своему краху с глубочайшими структурными перекосами. При социализме деятельность предприятий в значительной мере посвящена не созданию, а уничтожению стоимости. К такой деятельности относились и бесчисленные «долгострои», и расточительные практики в перерабатывающей промышленности (сырье, из которого изготавливались готовые изделия, на мировом рынке часто стоило дороже, чем сами эти изделия, оцененные по мировым ценам), и — в первую очередь — расходы на содержание крупнейших на планете вооруженных сил и производство вооружений.
Украина, наряду с Беларусью и Россией, была одной из трех главных производственных площадок советского военно-промышленного комплекса. По некоторым оценкам, в конце 80-х годов СССР тратил на оборонные нужды около 25 % своего ВВП. Развал советской империи и необходимость стабилизировать государственные финансы привели во всех трех славянских республиках к снижению оборонных расходов до 1–3 % ВВП. Наследники СССР больше не собирались воевать со всем миром и не нуждались в поддержании немыслимого бремени оборонных расходов. В статистике украинского ВВП отразился абсолютно разумный отказ от сжигания драгоценных ресурсов — материальных и человеческих — в топке гонки вооружений. Для критиков либеральных реформ это дало повод говорить, что рыночная экономика на постсоветском пространстве не сработала, хотя на самом деле они комментировали не реальные цифры, а то, что принято называть статистическим артефактом.
Словом, в первые два десятилетия своей независимости Украина развивалась не так динамично, как подавляющее большинство стран мира, но динамичнее, чем в последние десятилетия существования СССР. Третья республика — при всех ее недостатках и противоречиях — была, пожалуй, самым успешным периодом украинской истории со времен Первой мировой войны.
Украина столкнулась с экзистенциальной угрозой не из-за низких темпов роста самих по себе. Вполне допускаю, что после двух-трех мирных политических циклов в стране появились бы новые силы, способные приступить к освобождению предпринимательской инициативы, раскрепощению творческих сил общества — словом, к модернизации Украины по всем фронтам.
Главной проблемой Третьей республики стало то, что экономика нашего основного потенциального противника развивалась куда динамичнее. Если в 1992 году Россия превосходила Украину по душевому ВВП на 75 %, то в 2013-м — уже на 151 %. Чем чревато относительное усиление России, украинцы поняли лишь тогда, когда стало слишком поздно. Те украинские политики, которые предупреждали об агрессивных планах Кремля, так и не предложили убедительного решения нашей главной проблемы — проблемы относительного отставания из-за менее эффективной и последовательной экономической политики.
* * *
Если политическая борьба — это концентрированное выражение экономических интересов, то в случае с Третьей республикой верно и обратное утверждение: экономика — это продолжение политики другими средствами. Миссия нынешнего поколения реформаторов — развести экономику и политику по разным углам ринга, деполитизировать принятие решений в сфере правосудия, регулирования и бизнеса.
Украинская независимость стала результатом политического соглашения двух идеологических противников — национал-коммунистов и национал-демократов. Ни те, ни другие не были готовы к самому главному вызову независимости, совпавшему с развалом планового хозяйства, — построению рыночной экономики, в которой власть отделена от собственности.
В Польше была команда Лешека Бальцеровича, в Чехии — харизматичный премьер Вацлав Клаус. Осенью 1991 года в России ответственность за экономические реформы взяла на себя команда Егора Гайдара.
Украина, на протяжении столетий служившая донором человеческого капитала для нескольких империй, не могла похвастаться наличием команды реформаторов.
Этот факт хорошо иллюстрируется следующей сценкой. Осенью 1992 года Леонид Кучма, готовившийся занять кресло премьер-министра с чрезвычайными полномочиями, сказал депутатам Верховной Рады:
— Вы скажите, какое общество нужно строить, а мы построим.
Кучма был готов действовать решительно, но ему и его людям не хватало знаний, которых директору оборонного завода в Советском Союзе было просто неоткуда взять: как работает рыночная экономика и как перевести на рыночные рельсы плановое хозяйство.
Справедливости ради нужно сказать, что по второму вопросу консенсуса на тот момент не было и в мире. Спор между сторонниками быстрых реформ (оппоненты называли такие реформы «шоковой терапией») и градуалистами продолжался на протяжении всех 1990-х.
Это сегодня мы знаем, что рыночная трансформация возможна. Знаем и то, что чем быстрее и решительнее действуют реформаторы, тем скорее возобновляется экономический рост, тем ниже социальные и политические издержки перехода.
Украина повторила траекторию других посткоммунистических стран.
Сначала — глубокий спад, связанный с устранением основных перекосов и интеграцией в мировое хозяйства. Оборонные предприятия остановились из-за отсутствия спроса, фирмы, производившие потребительскую продукцию — телевизоры, автомобили, мебель, — оказались неконкурентоспособны не только на внешнем, но и на открывшемся для импорта внутреннем рынке.
Вслед за спадом и проведением рыночных реформ — восстановительный рост, в Украине — достаточно бурный. На пике, в 2003-м и 2004 годах, наш ВВП увеличился на 9,3 % и 12,1 % соответственно.
Главным отличием Украины стало то, что спад в ней оказался более затяжным, чем в большинстве других посткоммунистических стран. В значительной мере это объясняется критической нехваткой человеческого капитала — отсутствием в стране команды реформаторов. Первая попытка макроэкономической стабилизации, без достижения которой невозможно выйти на траекторию роста, была предпринята только в 1994 году — на третий год независимости. За три года бездействия страна заплатила высокую цену. На пике гиперинфляции, в 1993 году, потребительские цены выросли на 10 156 %.
Результатом половинчатых реформ стал рост теневой экономики и появление целого класса предпринимателей, сосредоточившихся не на победе в рыночной конкуренции, а на борьбе за ренту.
В первой половине нулевых это казалось поправимым. Мировой экономический бум, подстегиваемый дешевым кредитом, поднял все лодки. Не осталась в стороне и украинская.
В 2004 году Украине предстояло пережить смену Президента. Правивший второй срок, Леонид Кучма сделал ставку на донецкого губернатора Виктора Януковича. Возглавив правительство, но не имея в руках всех рычагов власти, которые действующий Президент ревниво приберегал для себя, Янукович воспользовался проверенным во всем мире средством — раздуванием бюджетных расходов с целью купить любовь избирателей. Заложником этого курса стал и его главный политический оппонент, Виктор Ющенко, пришедший к власти в результате Оранжевой революции.
«План премьер-министра, ставшего кандидатом в президенты, состоял в том, чтобы граждане страны почувствовали стремительный рост материального благополучия вследствие его личных решений, — пишет историк Станислав Кульчицкий. — Разумеется, в бюджете 2005 года не нашлось ресурсов для поддержания заданной В. Януковичем планки доходов. Администрация В. Ющенко вместе с парламентской оппозицией вынуждена была поддержать эту планку и подвести реальную базу под выросший уровень заработных плат и пенсий».
В 2004 году государственные расходы подскочили на 2,6 % ВВП. В 2005-м — еще на 2,5 % ВВП. И дело не только в нежелании нового президента Ющенко идти против течения. Новый премьер Юлия Тимошенко ради собственной популярности была готова пожертвовать макроэкономической стабильностью.
Ситуация 2004 года повторилась перед следующими президентскими выборами. В 2008 году, когда Тимошенко снова работала премьером, государственные расходы подскочили на 3,3 % ВВП, достигнув 45,4 % ВВП. Избирательный цикл 2004–2009 годов привел к тому, что в Украине было восстановлено «преждевременное социальное государство», от бремени которого освобождали свои страны реформаторы 1990-х.
Впрочем, избиратели и на этот раз не оценили щедрости премьера. Во втором туре президентских выборов, состоявшемся в феврале 2010 года, Тимошенко проиграла Януковичу, который на ее фоне воспринимался как умеренный политик.
Четвертый президент попытался совместить социалистический уровень перераспределения (в 2013 году госрасходы составили 48 % ВВП) с переделом собственности и, мягко говоря, неэффективным использованием государственного бюджета. Для поддержания высокого уровня госрасходов правительство Януковича нарастило внешние заимствования и растратило львиную долю золотовалютных резервов. В 2013 году неизбежность финансового кризиса не вызывала сомнений. Вопрос был лишь в том, когда произойдет взрыв — до или после президентских выборов, которые должны были состояться в начале 2015 года.
* * *
Джинна популизма легко выпустить из бутылки, затолкать его обратно — задача для политического гения. Популизм, вырвавшийся на украинскую политическую арену в конце правления Кучмы, не удается вышвырнуть на обочину даже сейчас — после того, как он подорвал экономику и обороноспособность страны.
Механизм популистской спирали хорошо описал грузинский реформатор Каха Бендукидзе в выступлении перед студентами Киево-Могилянской академии весной 2014 года: «Вы все время выбираете не лучших правителей, а тех, которые больше обещают. Свои обещания они выполняют так: они повышают налоги, потому что обещали же пенсии повысить, они повышают уровень бюрократии, потому что… они хотят как-то поддержать своих сторонников. Они повышают энергосубсидии, они проводят безумную социальную политику. Все это weapons of wealth destruction, оружие уничтожения богатства».
Через два года после победы Майдана можно открыто сказать, что политические силы, пришедшие к власти на революционной волне, не ожидали, что проблемы, с которыми им доведется столкнуться, окажутся настолько масштабными.
Неготовность политического класса к реформированию страны привела, на мой взгляд, к тому, что экономические власти упустили как минимум два окна возможностей. В марте 2014 года, на волне постреволюционной эйфории, и в ноябре 2014-го, после избрания нового состава парламента, можно и следовало запускать болезненные и всеохватывающие реформы. Я уважаю второй кабинет Арсения Яценюка за чрезвычайно болезненные меры, которые оно предприняло, — от сокращения энергосубсидий до попыток наведения порядка в государственном секторе, но учитывая остроту ситуации, этих действий явно недостаточно для восстановления позитивных ожиданий. Об этом свидетельствуют опросы предпринимателей и рейтинги ведущих партий. В обществе накапливаются усталость и разочарование. Снова растут рейтинги популистов и ультраправых.
Промежуточный результат — падение ВВП на 6,8 % в 2014 году и, по предварительной оценке, на 11 % в 2015-м — не может устроить никого. Достижение макроэкономической стабильности благодаря программе МВФ, — это важный результат, но стабилизация должна быть основой экономического роста, а не пределом мечтаний. Хрупкая стабилизация — с сохранением чрезмерных госрасходов, валютного контроля, неспособной кредитовать банковской системы — скорее приведет к политическому кризису, а не к ускорению экономического роста.
Один из симптомов нарастания политических трудностей — повестку дня вновь пытаются оседлать популисты. Спад сопровождается повышением тарифов, скачком инфляции, ростом безработицы. Популистский инстинкт — заморозить цены, пригрозить спекулянтам… Украина это уже много раз проходила. «Доброта» политиков может дать какой-то краткосрочный эффект, но возвращение к командным методам управления приведет к катастрофе.
Когда слышу популистов, вспоминаю свою поездку на Кубу… Обшарпанная Гавана — столица дефицита: стометровые очереди за мороженым по государственной цене, невозможно купить зубную пасту… Нет, это никуда не годится.
В июле 2015 года я попросил коллег из администрации, отвечающих за экономику, проработать концепцию ускорения реформ. Через месяц мне на стол легло executive summary того, что могло бы стать «Планом Б» для Украины (под Планом А я подразумеваю коалиционное соглашение 2014 года, которое предусматривает умеренный темп реформ, учитывающий интересы основных политических игроков), озаглавленное «Стратегия экономического прорыва»:
«Первые признаки того, что дно экономического спада пройдено, не должны вводить в заблуждение.
Украина до сих пор не достигла полноценной макроэкономической стабилизации. Национальная валюта не пользуется доверием, банковский сектор по-прежнему подключен к аппарату искусственного дыхания, прогнозы экономического роста на ближайшие годы не позволяют в обозримом будущем компенсировать спад 2014–2015 годов. Украина сегодня — это самая коррумпированная (по данным Transparency International), вторая по бедности после Молдовы (душевой ВВП по текущему обменному курсу) и самая экономически несвободная страна Европы.
Без углубления и радикализации реформ Украине не удастся воспользоваться историческим шансом, появившимся благодаря победе Майдана. Разочарование граждан в европейском выборе угрожает самому существованию Украины.
Процесс реформирования, запущенный в марте 2014 года, должен быть ускорен. Только это позволит восстановить доверие к Украине — как со стороны мирового сообщества, так и своих собственных граждан. «Усталость от Украины» (Ukraine fatigue) в рядах украинских союзников, разочарование внутри страны могут быть преодолены только за счет радикальных реформ по всему фронту, ближайшая цель которых — достижение макроэкономической стабильности и всеохватывающая либерализация экономической жизни. Политическая свобода, завоеванная на Майдане, должна быть подкреплена радикальным освобождением от гнета коррумпированного и неэффективного государства.
Амбициозные цели, обозначенные в «Стратегии-2020», — в первую очередь повышение благосостояния граждан — недостижимы без запуска быстрого и устойчивого экономического роста. Его мотором не могут быть государственные расходы. Не говоря о том, что у государства просто нет денег на инвестиции, 24-летний опыт украинской независимости учит тому, что рост госрасходов ведет к замедлению роста и формированию пагубных перекосов в экономике.
Плохая кредитная история и конфликт на Востоке — это не только вызов, но и шанс. Украина должна реформироваться быстрее, чем даже самые успешные экономики Центральной Европы, иначе отставание от соседей будет нарастать. Осознание этого простого факта должно повысить ответственность всех ветвей украинской власти, политического класса и гражданского общества.
Мотором украинского экономического чуда могут быть только частные инвестиции. Без массированного притока иностранного капитала, выражающегося не только в деньгах, но и талантах, лучших практиках и технологиях, возвращение Украины в Европу, сближение жизненных стандартов украинцев и европейцев так и останется мечтой. Чтобы встать на путь конвергенции с развитым миром, Украина должна продемонстрировать своим гражданам и миру радикальный разрыв с прошлым. Украинское государство должно отказаться от претензии на выполнение созидательных функций и сосредоточиться на защите национального суверенитета и поддержании справедливых правил игры в экономике и общественной жизни.
Украина должна стать самой простой для ведения бизнеса юрисдикцией Центральной и Восточной Европы — с минимальным регулированием и максимально простыми правилами для экспортеров и импортеров. Искусственные барьеры на приток капитала — в сфере валютного регулирования, на земельном рынке и в сфере строительства — необходимо демонтировать как можно быстрее.
Органы государственного управления часто неспособны принимать быстрые и эффективные решения, необходимые для продвижения страны вперед. В деятельность органов власти необходимо активнее внедрять механизмы, успешно зарекомендовавшие себя в рыночном секторе, — ориентированность на результат, а не на процесс, на удовлетворенность потребителя, а не на отчетность, на беспощадное сокращение издержек, не связанных с выполнением жизненно необходимых функций государства. Это позволит привлечь на госслужбу таланты, готовые работать не за страх, а за совесть, обеспечить им достойную оплату труда.
Массированный приток частных инвестиций невозможен без макроэкономической стабильности, которая в свою очередь недостижима без фискальной консолидации. Приведение в порядок государственных финансов должно базироваться не на повышении налогового бремени, а на существенно более низком уровне перераспределения национального дохода через бюджет. В 2014 году государственные расходы — с учетом субсидирования «Нафтогаза» и без учета затрат на спасение банковской системы — превысили 53 % ВВП. Из-за коррупции и вопиющей неэффективности такой объем госрасходов представляет собой не инвестиции в будущее, а истощение производительных сил народа. В 2016–2017 годах уровень госрасходов в Украине должен быть снижен до 37 % ВВП. Без фискальной консолидации Украину ждет в лучшем случае финансовый коллапс, в худшем — потеря независимости.
Снижение расходов должно сопровождаться повышением их эффективности. Основной принцип реформы государственных финансов — производство за меньшие деньги большего объема общественных благ в сферах здравоохранения, образования и социальной защиты. В сфере социальной защиты категориальная система социальной поддержки должна уступить место адресной: налогоплательщики помогают тем, кто не может позаботиться о себе сам и больше всего нуждается в защите. Остальным государство обеспечивает право на полную реализацию своих умений и талантов — путем поддержания справедливых правил игры и равных возможностей.
Снижение бремени государства позволит ослабить налоговую нагрузку на граждан и компании, вывести из тени от трети до половины неофициальной экономической деятельности, создать конкурентную налоговую среду для иностранного капитала. Главный искажающий фактор налоговой системы — ее сложность и не соответствующая уровню экономического развития, чрезмерная нагрузка на фонд оплаты труда. Цель налоговой реформы — максимальное упрощение налогового учета и снижение номинальной ставки налогообложения трудовых доходов с нынешних 50+% до 20 %. Для бедных ставка подоходного налога должна быть снижена до нуля.
Амнистия налоговых правонарушений позволит подвести черту под периодом, когда неуплата налогов была нормой делового оборота и зачастую единственным способом спасти бизнес от разорения. Этот акт закроет страницу «холодной войны» между государством и бизнесом, между налогоплательщиком и безответственной бюрократией «старой Украины».
Чтобы детенизация приобрела необратимый характер, она должна сопровождаться предоставлением государственных гарантий неповышения налоговой нагрузки (в Конституции должна появиться норма о том, что введение новых налогов или повышении старых возможно исключительно с помощью референдума) и жестким, неизбирательным преследованием налогоплательщиков, не желающих подчиняться новым правилам».
Концептуально разделяю большинство высказанных здесь суждений. Концентрация усилий государства на тех сферах, где его присутствие абсолютно необходимо, освобождает огромные сектора экономики для предпринимательской инициативы.
Третье и, возможно, последнее в этом политическом цикле окно возможностей для ускорения экономических реформ закроется зимой-весной 2016 года.