Лейтенант прицелился, переместил ствол пулемета влево, потом вправо и заметил, что амбразура очень узка: часть лежащего впереди пространства недоступна для огня. Он тут же показал, как надо исправить ошибку, и предупредил, что пулеметное гнездо и подход к нему должны быть тщательно замаскированы.

Расчет снова принялся за работу. Солдаты переделали бруствер, расширили амбразуру, соорудили из камней узкий извилистый подход к пулемету с тыла. Командир не уходил до тех пор, пока пулеметчики не сделали все как надо.

Продолжало устраиваться и стрелковое отделение. Головеня увидел здесь своеобразный бастион.

— А как же в случае воздушного налета? — спросил он у Подгорного.

— Используем расщелины, — ответил тот.

— Та-ак, — протянул командир. — Что ж, давайте попробуем. — И подал команду: — Воздух!

Солдаты бросились кто куда. В одну из расщелин забилось несколько человек.

— Отставить! — махнул рукой лейтенант. — Никуда не годится! Людей у нас мало, а вы все в одну щель забились. В случае чего — одной бомбы хватит. Надо, чтобы каждый имел свое укрытие и как можно дальше от других. Оборудуйте ячейки так, чтобы они служили и укрытиями и из них же можно было вести огонь по самолетам. Спрятаться в скалах легко, но кто же тогда воевать будет?

— Понятно, товарищ лейтенант, — виновато козырнул Подгорный. — Разрешите выполнять?

— Выполняйте!

Вернувшись на КП, Головеня принялся просматривать солдатские книжки. Судя по записям в них, бойцы в основном были из одной армии, но из разных полков и дивизий. Командир решил составить список личного состава. Раскрыв блокнот, он задумался: как же озаглавить этот список? Взвод? Нет. Отряд? Не годится: это больше к партизанам относится, а тут регулярные войска. И вдруг мелькнула мысль: «Гарнизон Орлиные скалы!»

Всего оказалось двенадцать человек, включая деда, Наталку и Егорку.

Лейтенант еще раз просмотрел список, стараясь запомнить незнакомые фамилии, и, не найдя в нем фамилии Зубова, приказал Егорке вызвать солдата.

— Слушаюсь, вызвать Зубова! — лихо откликнулся мальчик. Он как-то сразу вошел в роль посыльного и успел уже перезнакомиться со всеми солдатами.

Зубов вскоре явился, но, увидев Серко, лежащего возле КП, затоптался на месте. Пес сразу вздыбил шерсть на загривке, оскалил желтые клыки.

— Да не бойтесь! — подал голос Егорка, успевший вернуться на КП. — Смело идите!

Но Зубов не двигался.

— Идите же! — повторил Егорка.

— Не командуй. Придержи лучше свою дворнягу!

— А я что делаю? Тоже мне — солдат, простой собаки боится!

— Ну-ну, не очень, — Зубов подошел к лейтенанту. — Рядовой Зубов по вашему приказанию явился!

Головеня кивнул, предложил сесть.

— Как ранение? — спросил он.

— Ничего, заживает…

— Ну что ж, хорошо. А почему вы до сих пор не сдали книжку? Ведь приказ был.

— Не знал… То есть мне Донцов говорил, а я…

— Надо выполнять приказания!

— Виноват, товарищ начальник…

— Впредь называйте меня только по воинскому званию. Вы же не первый день в армии, пора знать!

— Понимаю, виноват… — промямлил солдат, пряча встревоженные глаза.

Но Головеня будто не заметил этого.

— В каком полку служили? — раскрывая книжку, спросил он.

— В сто двадцать первом.

— Пулеметчик?

— Так точно. Второй номер!

Зубов встал, вытянул руки по швам, хотя лейтенант и не требовал этого. Лицо его все время менялось: то бледнело, то покрывалось красными пятнами. «Волнуется», — подумал лейтенант.

Полистав книжку, он выписал из нее необходимые сведения и, к удивлению солдата, вернул назад.

— Беречь надо… Вон как истрепали!

— Так она ж у меня с финской войны, товарищ лейтенант.

— Вижу. На каком направлении были?

— На Ухтинском.

— А призваны?

— Первого января тридцать девятого года! — отчеканил солдат. И опять подумал: «Ишь куда гнет. Хитро подкапывается».

Лейтенант прищурился:

— Так, так… Значит, ветеран. Вторую войну воюете. Опыт, как говорится, есть…

Солдат переступил с ноги на ногу и шумно выдохнул, помрачнев еще больше. А лейтенант, вынув из кармана щепотку табаку, отсыпанного дедом, свернул козью ножку и в упор спросил:

— Скажите, вы когда-нибудь встречались с гражданкой Нечитайло?

— Это кто же такая? Впервые слышу. — Зубов пожал плечами.

— Вы сегодня обедали?

— Так точно, товарищ лейтенант.

— А кто для вас обед готовил?

— Ах, вот вы о ком! Я, признаться, фамилии ее не знал. — Зубов ухмыльнулся, показав неровные зубы. — Да, эту, как ее, повариху нашу видел. На хуторе одном, перед тем как с вами встретиться.

Головеня помедлил:

— И как же произошла ваша встреча?

«Все рассказать успела, стерва», — обожгла Зубова догадка. И тут же, решив идти напролом, он покаянно опустил голову:

— Виноват… Сам не знаю, как получилось… Выпил, вот и попутал бес…

Лейтенант покачал головой:

— Ну и солдат, нечего сказать. Да ведь за такие поступки в штрафную роту направляют! Но к сожалению, штрафной роты у нас нет, да и время не то. Идите и помните о солдатской чести!

Зубов повернулся по всем правилам, чеканя шаг, направился в расчет.

— Товарищ Зубов! — послышалось вдогонку.

Солдат обернулся.

— Вы все-таки зайдите на перевязочную.

Солдат заулыбался:

— Не к чему, товарищ лейтенант. Скоро совсем повязку сброшу.

Вернувшись на огневые, он увидел одиноко сидящего Крупенкова, присел рядом. Их почему-то тянуло друг к другу, и оба рады были провести вместе свободную минуту.

— О чем так долго судачили? — поинтересовался Крупенков.

— О службе, конечно… Книжку, понимаешь, не вовремя сдал. Вот и нагоняй.

— Да, он такой, этот лейтенант.

— А ты что, давно его знаешь?

— Еще бы! Полгода с ним прослужил.

— Интересно… И часто от него солдатам попадало?

— Кто заслуживал, тому попадало.

— А тебе?

— Было…

— За что же? Расскажи, Ваня!

— Так, ни за что… Затвор у меня, понимаешь, потерялся. Ищу его — нету, как в воду канул. А тут заваруха началась: фашисты лезут…

— Так, так… И дальше?

— Я, может, совсем и не виноват, потому как бежал, зацепился за куст, затвор и выпал…

— А он? Лейтенант ваш?

— Пристрелить хотел…

— Скажи ты, а? Так и погибнуть можно!

— Ничего, жив остался, — пододвинулся ближе Крупенков. — Вот она, штрафная, — и показал правую руку, на которой вместо мизинца была культяпка. — Кровью вину искупил.

Зубов сочувственно посмотрел на солдата, обнял его за плечи:

— Да, брат, дела… Ни за что мог погибнуть. Ты вот скажи-ка мне, зачем мы тут остановились? Ведь скоро немецкие дивизии придут, все погибнем! А спрашивается, за что? Что мы туг защищаем? Ни заводов, ни фабрик, ни даже паршивого села не видно… Я, брат, не первый год на войне, не с такими командирами приходилось в бой ходить… Нашему не ровня! Где особых ценностей нет, стороной обходили такие места, чтобы зря солдат не гробить. Командир солдата жалеть должен. Без солдат любой командир — ноль без палочки!

Боец жадно слушал все это, и ему казалось, что Зубов говорит правду. К тому же и патронов, что называется, в обрез, и жрать нечего. А ты лежи и стереги эти никому не нужные скалы!

— Я тебе вот что скажу, Ваня, — опять заговорил Зубов, — подумай, как и что. Дома небось отец с матерью ждут?

— Ждут… Под Краснодаром…