В мае месяце в городе Салехарде снега уже почти нет. Снег остаётся лишь на газонах, лужайках да бескрайней тундре вокруг. И хотя Салехард лежит ровно на северном Полярном круге, снега здесь за зиму выпадает не очень много. Сказывается присутствие Полярного Урала на западе. Хребет держит все пурги и метели, что бушуют в Большеземельской тундре, заметая землю пятиметровым слоем снега. За восточными склонами Урала снега меньше, зато морозы крепче и продолжительнее.

Так вот, когда на тротуарах и дорогах снега нет, то создаётся милое, обманчивое впечатление, что пришло северное полярное лето. В Арктике суровый, несгибаемый, мужественный человек любит себя обманывать лёгкими безвредными мечтаниями.

Елена Васильевна Каневская пришла устраиваться на телестудию «Арктика» в мае месяце, когда обычно сотрудники любого предприятия готовятся не к встрече с новым сотрудником, а к летним отпускам. Елене Васильевне было двадцать пять лет, девочка она была уже совсем взрослая, немного строгая, ответственная, лишь с небольшими девчачьими искорками в глазах. Глаза были как глаза, если приглядеться, то карие. Большей частью глаза были задумчивые, иногда сердитые, иногда раздражённые, изредка недоуменные, но чаще всего, когда не смотрели в экран компьютера, где составлялся новый материал, глаза были смеющиеся, можно было даже сказать, что в это время глаза были ликующие, да столь ликующие, что редкий мужчина от шестнадцати до семидесяти шести мог не обратить на них внимания. И не только обратить, но и заметить.

Росту Господь Бог дал Елене Васильевне самого приличного – сто шестьдесят пять сантиметров, размер тела – лучше не придумаешь – сорок шестой, при весе в полсотни килограмм. Вот тебе и девочка с приятной мордашкой и чуть-чуть припухлыми губками. Елену Васильевну, что только-только после университета год отработала местной учительницей по предметам русский язык и такая же литература, приняли в студию корреспондентом, дали стул, дали стол, компьютер, дали первое задание и тут же назвали Ленкой. И правильно, что там церемониться?

На своё первое задание, на местную автобазу, Ленка поехала с оператором дядей Серёжей по фамилии Русских, а по отчеству Анатольевич. Сергею Анатольевичу Русских было ровно сорок пять лет, двадцать из которых он отдал телевидению, операторскому делу, после института «Оптической физики». Секретный институт такой, что даже истинного названия никто не знает, но в дипломе его было указано: «Оптик-механик». Вместо того чтобы механизировать всю подряд оптику, он приехал в родной город Салехард и тут же пошёл работать телеоператором. Полетел сначала в Москву на курсы операторов, потом двадцать лет таскал на себе ровно один пуд веса на каждую съёмку. Съёмка, к примеру, это так: с первого этажа на пятый по лесенке – отснялись, потом с пятого на третий, по лесенке – отснялись, потом на первый, а потом на четвёртый, и всё с этой треногой, которую операторы штативом зовут, а на ней сверху камера торчит. Но дядя Серёжа никогда слабым здоровьем не отличался, потому как был заядлый лыжник и немножко атлет в спортивном зале, это, конечно, когда в зале пивном пивком светлым не расслаблялся. За двадцать лет дядя Серёжа успел три раза жениться и три раза развестись, имел сына от первого брака, уже взрослого, пять лет назад дал себе зарок – все бабы одинаковы. Достаточно? Что же касается этих вот самых баб, простите, женщин, так вешались они на него в одну секунду, лишь подмигни. Подмигивал. Мужчина всё-таки.

Встретились они – Ленка и дядя Серёжа – в машине водителя Сашки. Машина называлась «ГАЗель» и была вся разрисована цветными полосками, обозначавшими телевизионную студию. Дядя Серёжа сел первым и ждал нового корреспондента. День был тёплый, плюс семь градусов, потому, когда Ленка вошла в микроавтобус, дядя Серёжа вдруг увидел, что девчонка очень легко одета: мини платье… ну-у совсем, можно сказать, мини платье, и задирается прилично вверх, когда девочка садится, прозрачные колготочки, сапожки коротенькие, чуть не летние, и курточка нараспашку, потому у платья хорошо виден очень и очень симпатичный вырез на груди… И волосы, распущенные по плечам… Мама дорогая.

Дядя Серёжа это всё увидел в один миг и громко, даже через чур громко (водитель услышал), сказал своё мужское:

– Ха. Поду-умаешь, – и посмотрел куда-то в сторону, вниз.

Это было что-то наподобие:

– Здравствуйте, меня зовут Сергей Анатольевич, очень приятно, что будем работать вместе, а Вас как звать?

Ленка приняла эту фразу за непринуждённое, закамуфлированное объяснение в любви, потому лишь улыбнулась и произнесла ангельским голосом:

– Здравствуйте! Меня зовут Лена, а Вас как, простите?

– Сергей, – буркнул тот.

– А почему все называют Вас дядя Серёжа?

– Потому что боятся, – проворчал он.

– Мы с Вами поедем на автобазу, Вы там уже снимали?

– Снимали.

– Мне сказали, что Вам можно полностью довериться, потому что Вы знаете, что надо делать. У Вас настроения нет?

– Вы легко одеты для автобазы, там дует всегда, – сказал он про своё настроение.

– Я не знала. На улице сегодня так тепло. Весна! Вы любите весну?

– Да я всё люблю.

– Всё? – не поверила она.

– Всё.

– К примеру?

– Примерам не поддаётся, – ответил он очень туманно и зашифровано, – женщин, к примеру, – добавил, словно дав понять сразу, что этим делом занимается профессионально, и она – его потенциальная жертва. Но вместо обычного кокетства, к которому он привык, общаясь с женщинами, Ленка лишь отвернулась к окну и туда сказала:

– Истинная любовь мужчины к женщине всегда украшала и мужчину, и женщину.

Дядя Серёжа чуть мозги свои, запорошенные текучкой работы, не сломал. Но справился и оставил эту фразу расшифровать «на потом».

На съёмках Сергей как-то стал замечать, что больше смотрит в сторону нового журналиста, нежели в окуляр камеры, больше мысли его направлены на своё внутреннее состояние рядом с юной женщиной, которая, в сущности, была на вид не более, не менее, нежели девчонка озорная. Вид у Сергея был, конечно, весьма мудрый, взгляд на каждую часть съёмки проницательный, глаза удивительно глубокомысленны, и если он что-то говорил, то есть произносил, то речь носила оттенок некоторой снисходительности, что-то в этом роде:

– Ну-с, если Вам будет так угодно… не думаю, не думаю… так не работают… здесь лучше с другой точки, девушка… ракурс, понимаете…

И уже в конце, словно добить девчонку хотел, спросил:

– А, простите, по Вашей задумке, какой образ в сюжетной линии должен нести этот поломатый КАМАЗ?.. Ах, так?.. То есть, Вы хотите сказать, что монтаж по видеоряду должен быть параллельный? Чи перекрёстный?.. Чи какой?.. Не понял?

Покувыркавшись словами, которые на самом деле были простейшим телевизионным сленгом, (но новичок не всегда его знает), Сергей отснял материал необходимый по машинам, затащил интервьюируемую персону (директора) и своего журналиста на самую крышу автобазы, чтобы с неё простор был виден. Ленка на крыше замёрзла в одну минуту, Сергей тут же стянул с себя кожаную куртку и повесил на плечи девушке, она мяукнула беззащитно:

– Спасибо.

И благодарно посмотрела на своего мучителя. Стоя на крыше с растрёпанной весенним ветром прической, махая рукой директору двигаться то влево боком, то вправо боком, потому как, по мнению оператора, директор стоял неправильно, наконец, сам подошёл, поставил куда нужно, очень жёстко поставил, тут же схватил Ленку за тонкую талию, передвинул куда надо было (а надо ли было?) тоже мяукнул:

– Ми-ило.

Она всхлипнула, он сказал:

– Вот так!

Пошёл за камеру, посмотрел, обозвал всё глупостью, но съёмка пошла. Таким вот неудовлетворённым и ехал потом на студию. Вроде как старался оператор, старался, а всё равно… На первый взгляд – всё глупость взрослая? Есть такая категория в жизни взрослых. Но! Удивительное дело – на девушку Лену он впечатление произвёл!

Лена Каневская, конечно, всегда хорошо понимала, когда производит впечатление на мужчину, когда не производит, и когда за ней мужчины начинают ухаживать, ещё даже сами этого не осознавая. Сегодняшняя съёмка очень ясно говорила ей, что она и понравилась и даже больше, чем понравилась, хотя сам мужчина ей, как говорится, в отцы годится. Ну и вот – в отцы годится, а за талию девчачью всё равно хватает. Дядьку этого, директора, на крыше замучил совсем, туда-сюда переставлял, что вот он ей этим показать хотел? Что профессионал? Так её и предупредили уже. Зато руки у него стальные. Это всегда приятно, когда стальные руки обнимают твою талию, а не мармелад на косточках. Похоже, дядя Серёжа то ли в бывшей жизни спортсмен, то ли в настоящей. Но это же не значит, что она вот сейчас так, по первому звонку мужскому, станет отвечать взаимностью? Да и вообще… пугает это немного, разница в возрасте в двадцать лет. Приятно. Но пугает. Но приятно. Интересно, а чего тут больше: приятно или пугает? Совсем запуталась!

Лена весь вечер вспоминала первый рабочий день, всех с кем успела перезнакомиться, пробовала оценивать по-женски мужчин молодых – ничего не получалось. Всё как-то само собой скатывалось в мозгах к этому дяде Серёже. Она пыталась разобраться, с чего вдруг скатывается к этому дяде, но разобраться до самой ночи так и не смогла. Успокоилась словами: «Ну-у, скатываюсь, так и скатываюсь… Все приличные женщины к мужчинам и скатываются».

Ночью она себе сказала – а мы никуда не торопимся и никаких лишних романов на работе заводить не собираемся… всё! Хотя мужчина он, конечно, интересный. А может, мне сегодня другим лаком ногти накрасить?..

Вечером этого дня Сергей сидел дома один. Квартира его была небольшая – одна комната, зато в новом девятиэтажном доме, с огромной кухней и очень удачной планировкой. Сидел Сергей у себя на диване, разрешив себе чуть-чуть вечером расслабиться, потому вместо яблочного сока пил яблочный пунш, который, кстати, готовил сам.

Сам по себе день был обычный, тем более, что и завтра был не выходной, но пунш пился легко и на славу, как перед воскресеньем. Сергей отложил все запланированные занятия на сегодня, отложил все дела, даже на тренировку в спортзал не пошёл. Сидел и пил яблочный пунш. Иногда он включал дисплей своего сотового телефона, смотрел там фото Лены и о чём-то думал. Фото было всего-навсего одним из кадров её интервью на крыше автобазы. Много-много видеокадров можно разложить покадрово, и получится много-много фотографий. Он в монтажной, как после съёмок приехали, быстренько попросился за компьютер, глянуть «композицию», нигде там не ошибся? Глянул, выбрал кадр получше, где Лена, снятая средним планом в пояс, смотрела в объектив, волосы её чуть разлетелись по ветру, на плечах его куртка, девчонке немного холодно, но держится, оттого взгляд упрямый, а глаза горят. Девчонка ему понравилась, но… но вот что-то страшное было в этих горящих глазах. Страшное для него, как для мужчины. Что может быть страшного? Девчонка и девчонка. Молодая только. Было бы ей лет на… на десять больше. Взрослая, такая стабильная, безбашенная для такого возраста, бабёнка… в тридцать пять. В кровать? С удовольствием! Без кровати? Тоже ничего. Впрочем, нет, тогда бы он на неё внимания не обратил и уж точно сейчас на портрет не любовался. Наверное, многим парням нашим уже по душе пришлась? Правда, вслух, где-нибудь в курилке, никто ничего не сказал. Значит, затаились, мерзавцы!

Утром следующего дня Сергей явился на работу как ни в чём не бывало. Явился обычно, проверил аккумуляторы своей камеры, проверил оптику, осмотрел штатив. В общем, провёл первые минуты на работе ровно, как и всегда. Скоро подошли товарищи по работе, операторы, режиссёры, журналисты, замы по телевидению, замы по хозяйственной работе, потом и Сам прикатил на своём «Паджеро», не было только Лены Каневской. Сергей чуть-чуть поволновался, но вовремя опомнился – а что это он?.. Ему с чего волноваться? Тут к нему подошёл оператор Женька Орешич, тридцати лет, приятной внешности потерявшегося в Сибири еврея, вечно с запахом мяты изо рта, потому как иначе будет запах перегара, глянул сверху на Сергея и сказал, совсем не осуждая:

– Совсем ты вчера девчонку заездил. Просто заездил полностью! Даже на работу не явилась. И я не удивлюсь, если узнаю, – он говорил явно с намёком на известную тираду из фильма «Бриллиантовая рука», – что она сегодня тайно(!) посещает гинеколога!!

Хихикнул быстро и смылся прочь. Сергей ответить не успел. На беду, рядом проходил директор, похоже, услышал, что сказал Женька, подошёл и спросил уже серьёзно:

– Что-то случилось вчера на съёмке с нашим новым журналистом?

– Да что случилось? – возмутился Сергей, – Она вчера после съёмки три часа сюжет писала! Может, с ней здесь что-то случилось?

– Ну, я не зна-аю! – сказал на это многозначительно директор и тоже ушёл. Директор был ровесником Сергея, и в своё время они всегда были на «ты», теперь на «ты» они были лишь при своих. Мимо проходила режиссёр Цукина, годившаяся Сергею в матери, потому лишь мило ему улыбнулась и понимающе опустила глаза.

Через полчаса к доске расписаний подошла Карина, работавшая телефонным продюсером съёмок (то есть обзванивающая всякие предприятия и искавшая всякие съёмки), с пачкой заявок, рассовала все заявки по «операторским» ящичкам, увидела Сергея и, очаровательно-ядовито улыбнувшись ему, произнесла громковато:

– У тебя сегодня две съёмки, – здесь выдержала паузу, но не ушла, а так и смотрела на него гадючьими глазами, добавила как-то поучительно, – обе с Каневской!

Сергей посмотрел заявки – первая с одиннадцати, вторая с трёх часов дня. Аппаратура в сборе, время было свободное. Он вышел на воздух, на крыльцо телестудии и здесь чуть ли не в лоб столкнулся с запыхавшейся Леной. Она на бегу уже сорвала с себя платок, куртка демисезонная была нараспашку, волосы растрепались немного, глаза…

– Меня искали? – быстро выпалила она ему в лицо и тут же, – Здрасьте!

– Здра-асьте! – медленно выговорил Сергей с дороги её не ушёл и смотрел ей в глаза, стараясь понять: а не она ли вчера, после уже съёмок, что-то кому-то на студии сболтнула? А что, девчонки, они такие – увидят внимательный мужской взгляд в свою сторону и давай всем рассказывать, как владелец этого взгляда в неё втрескался пот самые эти… уши.

Лена прождала секунду после его «здрасьте», хотела пройти, раз мужчина молчит, обойти его стороной, но Сергей здесь вдруг разозлился, что только ему одному пришлось вытерпеть весь этот… этот… как его?.. Наговор, что ли, против них? Потому с дороги не ушёл и, как-то смерив Лену снизу, явно упираясь взглядом в коленки, теперь уже в ажурных чулочках, произнёс:

– Никто тебя не искал! Никто!

– А что так яростно? – удивилась она спокойно, пытаясь найти причину.

– Ты… там, ничего никому, ни про что не говорила? – спросил Сергей прямо в глаза и сразу пожалел.

– А-а… – потерялась она на миг, явно не понимая, о чём речь, – кому я про что, чего, о чём, должна была говорить?

– Да я так, – в сторону, нехотя ответил он.

– Странно, – сказала Лена непринуждённо, – а я вот не так. Случилось что?

– Да болтают… почему-то, всякое.

– Коллеги?

– Кто ж ещё?

– О ком болтают?.. Ах, да… поняла. Уже? Быстро.

– Ты бы им как-то сказала? – начал он, желая что-то предложить, но Лена его перебила быстро, с напором:

– А что я им должна говорить? И почему я им должна что-то ещё говорить? Могу только сказать Вам…

– Давай на «ты».

– На «ты» ещё рано, – тут же поправила и она, – могу сказать Вам, что вчера, после того как мы вернулись на студию, меня, в присутствии нескольких человек, наша «завзам» по телевещанию спросила о том, как мне съездилось с «нашим мэтром» от операторства? С Вами, значит. Я и ответила – мне оператор понравился. Я честно ответила, Вы мне правда понравились… как оператор, – тут же подсказала она, чтоб у Сергея лишних фантазий не прибавилось, – потом они стали улыбаться, а я сказала, специально уже… сказала, что я с Вами готова всегда, в любую погоду, на любую съёмку, хоть в Антарктиду!.. И всё. Может, они поняли что не так?

Сергей стоял, немного огорошенный таким признанием его хотя бы профессиональных качеств, смотрел Лене в её горящие, лучистые, серо-зелёные глаза, смотрел долго, специально долго, так долго, что даже моргать начал, но Лена всё выдержала и глаз не увела и убежать не попыталась. Тогда Сергей очень по-мужски сказал ей:

– Я бы поехал с тобой в Антарктиду!

– Может, в Арктику? – поправила она.

– В Арктике я был, – проговорил он медленно, глаз от неё не отводя, здесь похвастался, чтоб знала с кем дело имеет, – от Новой Земли до Черского.

– Ух, ты! – глаза её увеличились от восхищения, – И как там?

– Где?

– На Черского?

– Дует, – коротко ответил он и отошёл в сторону, сделав это так, как мужчина может делать одолжение очень красивой женщине, которая для него сейчас самая красивая и красивее уже просто быть не может. И представьте себе – Лена и это и поняла, и заметила, и оценила. Снова глазищи вытаращила вниз, себе под ноги, встала перед дверью и молча ждала… Сергей быстро двери открыл, она вошла, уже за дверями обернулась, явно понимая, что ей смотрят вслед, сказала, сверкнув лучиками глаз:

– Я подумаю… про Антарктиду!

И тут же ушла. Сергей двери закрыл.

У себя за столом, поздоровавшись со всеми, Лена быстро привела себя в порядок, и лишь только появился директор, то ли про здоровье зашёл спросить у опоздавшей корреспондентки, то ли пожурить её за это опоздание, она мгновенно, молнией, поднялась на ноги, словно он мог её не заметить и почти выкрикнула:

– Здрасьте, Виктор Александрович! Можно к Вам с одним вопросом?

Он подошёл к её столу, сказал спокойно, чуть улыбнувшись, явно всё оценив:

– Пожалуйста. Что случилось?

– A-а… м-мы в Антарктиду летаем?

– В Антарктиду? – даже скривился директор, явно осознав, во сколько финансово может такой полёт обойтись студии, – Нет, нет, в Антарктиду не летаем. Нам там делать нечего. В Арктику иногда летаем.

– А когда?

– Всегда. Если сюжет интересный сделаете, хоть завтра. У нас обычные темы – газовики, пограничники, оленеводы.

– И можно?

– Да. – сказал твёрдо он, тут же заинтересованно посмотрел на девушку и спросил по-директорски: – А с кем собрались?

– Со съёмочной группой, – пожала она плечами, словно возмутилась.

– И кто войдёт? В группу? – не унимался директор.

Лена ничего не ответила. Умная была. Только улыбнулась без обид, головой мотнула в сторону, словно всё понимая, и глубоко вздохнула. Виктор Александрович положил ей руку на плечо и усадил в рабочее кресло, сказав:

– Кстати, – сказал он серьёзно, – я всегда был сторонником хорошо сбитых съёмочных, можно сказать, постоянных групп. Понимаете? Журналист – оператор – режиссёр, или хотя бы просто: журналист – оператор. Когда люди рядом бок о бок работают каждый день, то они лучше понимают друг друга, что очень благотворно сказывается на работе и качестве нашего телевизионного продукта. Помните это. Если что, я поддерживаю. Главное – чтобы на пользу студии. Что же касается Арктики, то сегодня… не очень финансово мы можем, так что дальше Аксарки и не мечтайте. Работайте.

Конечно же, Лена Каневская не стала тут же искать какие-то удивительные моменты из жизни газовиков Ямала, пограничников Арктики и всего прочего, чем так богата жизнь заполярных широт России. Лена просто задумалась: если в коллективе уже решили о каких-то привязанностях её, как женщины, то может, оно и к лучшему. По меньшей мере, Русских Сергей – человек приличный, а потому этот лёгкий, общественно развитый флирт с ним никак не повредит её имиджу, облику и… как бы это?.. Нравственному состоянию.

Две съёмки сегодня, как она узнала чуть погодя, поставили с оператором Русских. Конечно, не обошлось без пошлого казуса, когда она спросила, с кем едет сегодня на первую съёмку у продюсера Карины, та широко, по-американски улыбнулась, показав все прокуренные зубы, сказала:

– Ка-ак? С Сергеем, конечно, с кем ещё? Или Вы против?

– Нет, – сказала беззаботно Лена, – с ним как раз и не против. Тем более, Виктор Александрович сказал, что он поддерживает устойчивые производственные группы.

Не тут-то было! Карина улыбнулась так, что едва губки свои тонкие не порвала, и согласилась:

– Конечно. Но будьте осторожны, Леночка, устойчивые производственные группы очень часто переходят в неустойчивые межполовые связи. Потом такая неустойчивость часто отражается на устойчивости производственных отношений.

И улыбнулась законченной сволочью.

– Вы так ярко живописуете, – восхитилась Леночка, – словно свои ошибки вспоминаете.

У Карины сверкнули глазки так, что туш с ресниц от злости едва не отлетела, но она сдержалась и прошептала злобно:

– То, что обо мне тут болтают, совсем не значит, что такое происходит на самом деле.

– А я ничего не слышала.

– Оно и видно!

И Карина, круто развернувшись на каблуках-шпильках, ушла к себе. Лена вслед ей не смотрела, как только её оставили в покое со всякими пошлостями, она тут же нашла оператора Русских, подошла к нему с загадочным видом, сделала вид полной столичной идиотки, что каждое утро бегает в посольство Соединённых Штатов и спрашивает о том, как ей жить дальше. И сказала:

– По-моему, нас уже третируют, за наши служебные взаимные симпатии. Я не знаю, но… если я перед Вами в чём-то виновата… я, правда, не хотела. Я привыкла говорить то, что есть. Что в этом плохого, не понимаю? В общем…

– А мне нравится, – вдруг совсем нахально и совсем как-то плотски, чуть ли не скотски похвастался Сергей.

– Серьёзно? – она спросила это так, что сразу дала понять, что и она не против таких сплетен, чуть голову наклонила, чуть-чуть… глазки из-подо лба вскинула, Сергей сказал: «Ух!» Оценил. Она язычком коснулась верхней губки, потом сложила губки трубочкой, потом сделала едва слышный «чмок!» И сказала:

– Нет, я, в самом деле, поехала бы с Вами в Антарктиду.

– С тобой? – попробовал поправить Сергей.

– С Вами, – сказала она без нажима, но твёрдо, – правда, директор сказал: дальше Аксарки… – она здесь задумалась, хотела что-то сказать профессиональное, нашлась так: – солярки нет! Солярка – это топливо такое, понимаете?

Здесь Лена задержалась взглядом на Сергее, вроде как ожидая от него ответа какого-нибудь, но тот молчал и просто смотрел ей в глаза. Она отчего-то долго не выдержала взгляда, глаза вниз убрала и сказала туда же:

– Ну вот… кстати, – тут же ресницы взметнулись вверх, и господина Русских обдало серо-зелёным огнём, – мы с Вами… ну да… мы с Вами едем сегодня, через час, на стройку. Дом сдают. Готовы?

– Как старая дева! – бодро отрапортовал тот, не сводя с неё глаз.

– А как готова старая дева? – бестолково, нравственно чисто и простодушно переспросила Лена.

– Всегда готова и никому не нужна! – пояснил громко Сергей.

Лена смущённо улыбнулась в сторону и туда же очень тихо сказала себе самой:

– Дурак.

Сергей услышал и счёл это первым шагом к переходу в общении на «ты» с полным взаимопониманием.

На следующее утро в голове Сергея Русских созрел безумный, безрассудный, но безупречный план, как произвести на девушку Каневскую впечатление. Причём впечатление не просто какого-то там хлыща, что пытается хлестать за девчонкой вдвое младше себя, а…

С вечера он зашёл недалеко от своего дома в цветочный магазин, выбрал там белую розу. Одну розу. Такую нежную, такую беззащитную, можно даже сказать – ласковую. Бутон был свёрнут листок в листок, капли воды на нём сверкали бриллиантами, стебель цветка был длинный, крепкий, весь в чёрных шипах. Девушка спросила:

– Оформить?..

– Увы! – изрёк он – Важно лишь содержание!

Он специально купил бутон нераскрывшийся, цветку предстояло ещё пережить одну весеннюю ночь.

К восьми утра следующего дня он отправился к зданию студии. Ночи в мае за полярным кругом стоят уже белые, но утром всё равно свет зажигается во всех редакциях, сейчас свет нигде не горел. В здании людей практически не было. Сергей решился, вздохнул глубоко, розу под курткой поправил и здесь остановился. Сейчас он зайдёт и его, конечно, первым встретил их вахтёр Юра… И всё! Вся загадка, весь таинственный роман закончен! Что тут надо будет вычислять, если Сергей первым явился, а вместе с ним на стол Лены явилась роза?..

Сергей быстро вычислил окно, рядом с которым сидела за своим столом Лена, быстро прошёл вдоль здания студии к нему… Хорошо, что первый этаж, хорошо, что форточка всегда открыта. Со шпионскими страстями он тихонько заглянул в окошко, там уже сидел журналист Бобров и писал какую-то статейку, про весенний грипп, ангину и прочую заразу. Сергей тут же достал сотовый телефон, набрал номер Боброва, сказал ему почти с придыханием, словно бежал:

– Мишка! У твоей машины пара пацанов с ножами, ты ни с кем не поругался вчера на съёмках?..

Бобров тут же сорвался с места и выскочил из редакции. Сергей аккуратно, но быстро, сквозь ажурные решётки, просунул руку в окошко, сделал рукой толчок, розу выпустил и нежный, белый бутон, распустившийся под утро во всю свою красу, плюхнулся на стол Лены Каневской. Сергей глаза закрыл на мгновение и быстро ушёл прочь. Тут же ему позвонил Бобров, спросил:

– Ты точно видел? Что за пацаны с ножами?

– Да шутка, – явно и громко зевнул Сергей, – я ещё дома у себя торчу. Скучно. Работа с обеда.

– Работа с обеда, но явиться-то ты должен, получишь от Вити Александровича… а то ещё хуже – не получишь материальную помощь к отпуску.

– Точно, – ещё раз зевнул Сергей, – лечу!

Лена Каневская, стол которой стоял вплотную к столу Мишки Боброва, встретила его на улице, возле личной машины «Опель», что он прикупил совсем недавно и берёг его пуще глаза своего. Он кивнул ей довольно учтиво и бросил небрежно: «Привет!», она кивнула в ответ, сказала: «Здравствуйте», прошла мимо. Бобров, внимательно осматривая колёса своей машины, сразу успел осмотреть стройные ножки Каневской, она это заметила в десятый раз. Войдя в редакцию, Лена прошла к своему столу, поставила на стол сумку, хотела сразу позвонить очередному начальнику, удостовериться – нет ли изменений со временем съёмок, здесь взгляд её упал на стол, и Лена остекленела. Лена окаменела и одеревенела. Она стояла вначале спокойно, потом аромат цветка стал проникать в её сознание и сердце, она смотрела на белый бутон, который казалось, прямо на глазах распускался всё больше и больше… Она ухватилась одной рукой за стол, второй хотела ухватиться себе за лоб… Здесь в редакцию вошёл Бобров, кивнул уже пришедшим товарищам, что сцену эту наблюдать со своих мест не могли, прошёл к своему столу и тоже увидел на столе Лены розу…

– Ты чего, цветочки любишь? – спросил он.

Лена бросила взгляд на Боброва. Бросила обычный удивлённо-презрительный женский взгляд на двадцатипятилетнего парня, и тот в один миг понял, что с этой барышней проиграл на всю оставшуюся жизнь. Женщины не всё прощают. Измену – могут. Гадость – могут. Даже подлость – могут. Но! Плевок в душу?.. Плевок в чувства? В те чувства, о которых женщина и сама может не знать до определённого момента… Нельзя лить чернила на белую простынь девственницы!

Лена быстро села в своё рабочее кресло, потому как поняла, что сейчас может упасть. Когда села, мысли немного собрались вместе. Она в один свой женский миг, долю секунды просчитала все возможные варианты: откуда?.. Кто?.. Почему? Зачем? Или за что? За долю секунды Лена отсеяла и случайность, и розыгрыш, дурака Боброва (это ласково) вообще вычеркнула. Она смотрела на цветок, боясь взять его в руки, лишь сумку отодвинула чуть подальше, чтобы случаем не упала на розу. Мало ли что? Эти дамские сумки!.. Доля секунды прошла, она осторожно, словно и в самом деле боялась уколоться шипом розы, подняла цветок, поднесла бутон к лицу… запах розы теперь уже просто волной обдал её всю, с ног до головы. Если бы ей разрешили сегодня не работать до обеда, так бы и просидела дурой полной до обеда, вдыхая аромат. Когда же роза оказалась в её руках, Лена быстро, трезво поднялась на ноги, вышла из редакции. Все, кто увидел цветок в её руках – все зашептались. Все, кто увидел цветок в её руках в коридорах студии – все перемигнулись. Если не было с кем перемигиваться, перемигивались сами с собой. Лена прошла в комнату операторов. Там было пусто. Она нашла в курилке Женьку Орешина, едва хотела спросить его, как тот, головой мотнул, кивнул на розу и сказал:

– Боже мой, прелесть какая! И Вам так идёт, Елена! Похоже, белый цвет – Ваш.

– Спасибо, – как можно сдержаннее ответила она, – Вы не видели Сергея?

– Дядю Серёжу? – удивился он, – Так он ещё не пришёл, Бобров сказал, что недавно ему из дома звонил… Кто подарил? – кивнул он на розу.

– А вот! – сказала Лена.

Она вышла из студии. Хоть Каневская и была барышня сверхвпечатлительная, но, когда есть на то необходимость, в каждой женщине просыпается такой реалист, что мужчинам только и мечтать! Лена обошла студию всю. Обошла, и вдруг невдалеке от студии увидела господина Русских. Причём, тот не то чтобы шёл к студии, а как-то шёл, прогуливаясь, к студии. Она прямо направилась к нему. Встретились за пределами студийного двора. Лена держала розу, как можно было бы держать новорождённого ребёнка.

– Привет! – сказала она ему совсем нейтрально, – Гуляем?

– Да нет, – быстренько отбрехался тот, – на работу иду. Привет! Хорошо выглядишь.

– Да Вы что? – округлила та глаза, столь явно для него, что у Сергея сердце сжалось: раскрыт!

– А что? – сбился он. Смешно было видеть – мужчина, четверть века занимавшийся спортом, за четверть века исходивший половину заполярной тундры пешком, замерзавший в горах Полярного Урала в жуткую метель февраля после съёмки праздника дельтапланеристов, когда шли «по верёвке» и поочерёдно каждый парень тащил на себе раненного дельтапланериста; смешно было видеть: мужчина, что провалился в пропасть Нефритового ущелья, зимой, самостоятельно оттуда выбрался, изорвав в клочья всю одежду, пришёл в лагерь почти голый в тридцатиградусный мороз, но… телекамеру сохранил… Вот такой мужчина сейчас места себе не находил.

– Представляете, – начала театрально Лена, голосом одобряющим, но пронзительно возмущённым, – прихожу на работу, а там… вот! – и подала ему цветок, словно ребёнка.

– Не-не-не! – выставил руки перед собой Сергей, – Я при чём?

– Не при чём? – спросила она, сказав этим, что ни на грош ему сейчас не верит.

– Ни, ни, – мотнул тот головой, – я тут так… иду вот, иду… и всё.

– Вот, понимаете, – Лена вздохнула, – не знаю, кому спасибо сказать? Не подскажете?

– Ни, ни.

– Вот как? – она как-то впервые едко улыбнулась, улыбнулась так, как могут улыбаться женщины, что называется «показывая коготочки», – Ну что ж, – вздохнула ещё горестнее, – надеюсь, Вы мне не откажете вместе пройти на работу?..

– Да я, пожалуйста, – пожал плечами Сергей.

И только когда они вместе входили в здание телестудии, Сергей, наконец понял, насколько мужчины бывают глупее женщин в сердечных делах. Ну, конечно же, все видели, как дядя Сергей и Лена Каневская входят в здание вместе, а у Каневской-то, а?.. У Каневской?! Роза вот такущая! Представляете, этот Сергей, вот жук, а? Уже охомутал девку! Или она его?.. А? Стоп! О, загадка!

Что же касается самой Лены, то для неё загадок больше никаких не было. Лена прочитала на смятенном лице Сергея, стоя с ним у здания студии, всё, что происходило в душе мужчины в эту секунду. В сущности, Лена не очень была удивлена: ещё когда дядя Серёжа согласился с ней поехать в Антарктиду, она уже тогда в его словах услышала лёгкое, затаённое, романтическое мужское увлечение. Впрочем, сегодня она бы поехала с ним в Антарктиду… Именно в Антарктиду, делать сюжеты о южных полярниках, «пингвинах» (оскорбительное слово про американцев), которые являются соседями российских полярников, а ещё про тюленей, морских львов, вмёрзших во льды кораблях и, обязательно – о том героизме, когда Российский ледокол пришёл на помощь замерзающим «пингвинам», у которых кораблик зажало льдами, а он их освободил.

На работе их приход был встречен более чем сдержанно. Оператор Юрка Быздырь только посмотрел и вместо обычного приветствия, сказал:

– A-а… ну да, как ещё?

Остальной состав, что встретился по пути, промолчал столь выразительно, что уж лучше бы орал что-нибудь во всё горло. Помните выражение: «Тишина на уши давит»? А никогда не испытывали, как ещё невысказанная обществом пошлость давит на сознание? И сказать в ответ ничего нельзя, потому как не говорит никто и первому говорить – просто глупо. Кстати, оправдываться всегда глупо, глупо хотя бы потому, что Великий Русский Язык к слову «оправдать» имеет синоним – обелить. Теперь представьте себе такую картину – вас с ног до головы облили краской цвета неспелых фекалий, а Вы добросовестно и усердно берёте кисточку в руки (потому как оправдание никогда не бывает мгновенным, всё равно, при любых фактах, кто-то да засомневается), так вот, берёте кисточку с белой краской и давай себя выкрашивать!.. С лица начинаете, конечно, когда личико уже чистое, на остальное смотреть ещё более противно, да и болезненно. Потому не оправдывайтесь. Приличные поймут или поверят, или наоборот ни во что не поверят, потому что верят вам, а все остальные?.. Это уже их жизнь. Они без этого, может быть, и не могут? Доставьте людям удовольствие? Зачтётся.

Когда Сергей оказался в операторской комнате, туда сразу же вошёл сорокалетний Юрка Баздырь, похлопал его по плечу, сказал одобряюще:

– Молодец. Если не ты, то кто?

Тут же в комнату вбежал Юрка Серых, работавший на ставке помрежа, имевший склонности ко всяким женственностям, вплоть до полного увлечения мужчинами, вбежал Юрка Серых, посмотрел в ясные очи Сергея, сказал:

– Не знал… не знал. Зачем ты девчонке голову крутишь?.. Она же… маленькая ещё?

– А кому ему голову крутить? – вступился тут же Баздырь, – Тебе, что ли?

Серых повёл изящно, плавно плечом и выдал:

– Уж лучше бы мне!

Вот и началась новая страница на студии.

Лене тоже как-то попытались «на вид» поставить отношения, которых не было, сказав устами того же продюсера Карины:

– Вы знаете, Каневская, вчера Ваш воздыхатель…

– Смотрите за своими воздыхателями, – тут же отсоветовала Лена и тут же немножко злобновато: – свои-то воздыхатели есть?

Карина ушла, и потуги на изящную корпоративную пошлость закончились. Карина любила говорить при свидетелях, чтобы потом было на кого ссылаться, при свидетелях и получила.

Не успел цветок белый, цветущий и пахнущий на зависть всей редакции, свернуть свои бархатные очаровательные листики, как на столе Каневской, словно из воздуха соткавшись, появился второй… Вторая роза тоже была белая, такая же пышная, ароматная и гордая. Так же высоко взметнулась из тоненькой вазочки, что нашла старший редактор информации, так же тихо распускался её бутон до полного жизненного апофеоза, так же потом стал собираться, скукоживаться, темнеть по краям лепестков… Но не успел он полностью уронить свою прекрасную головку, как… Ну да, всё правильно – на столе Лены Каневской появился ещё один белый цветок.

Старший редактор информации на это лишь улыбалась. Она была ровесницей Сергея, они знали друг друга ещё со времён Советского Союза, когда сидели рядом на горшках в детском саду Великой Страны Советов. Директор Виктор Александрович вообще сделал вид, что ничего не замечает, лишь при встрече с Сергеем пару раз спросил:

– Дела как?

– Не понял? – Сергей и в самом деле не понял, – Разве кто жаловался? Брака не было.

– Да я не про работу, – едва приметно улыбнулся Виктор Александрович. Улыбнулся и пошёл дальше.

Вечерами дома Сергей сидел тупым увальнем, совершенно не зная, что ему дальше делать, не зная, как дальше ему поступить? Поступить-то можно было как угодно, или хоть, по крайней мере, как привык, но!.. А вдруг обидит? Или того хуже – оскорбит? Сразу ведь видно – Лена другой человек, совсем другой, по всем показателям, или как там? По всем параметрам? Нет! По всем характеристикам! И так, как с другими, с ней нельзя. А как можно?

Несколько раз Сергей порывался вечером позвонить Лене на сотовый телефон, столько же раз откладывал. Не позвонил ни разу. Нерешительный? Да нет. Сказать не знает что. Так бывает: сказать хочется очень многое, а настроишься – так и нечего сказать. Пару раз Лена как-то сама звонила, но звонила она по работе, спросила там что-то… что-то про съёмку: можно вот так снять, а можно вот так? Он ответил, она быстро сказала:

– Тогда всё? До свидания. До завтра.

И всё так быстро, что увалень Сергей и не успел ничего придумать, чтобы задержать девчонку на телефоне подольше. Во дурак! И сколько нас таких?

Каневская Елена Васильевна имела привычку ставить на каждого своего абонента телефонного определённую мелодию. Это было удобно, потому как идёшь, к примеру, по морозному воздуху, телефон далеко, вдруг – пилик-пилик особым образом, понимаешь – это Карина-продюсер, совсем и не обязательно доставать телефон, через час увидимся, всё и расскажет. Так вот на фамилию Русских она поставила такую мелодию… точнее, это была не мелодия, а какой-то скрежет, который, как говорится «мёртвого разбудит». Когда Русских ей звонил в рабочее время по поводу съёмок и телефон Лены лежал на рабочем столе, то вздрагивала вся редакция. Дома этот скрежет ещё ни разу не раздавался. Лена даже брала телефон с собой на кухню, когда, к примеру, ужинала, но… увы! Мама смотрела на эти мучения, пыталась дочери помочь, но дочь упрямо молчала и говорила, что теперь у неё работа такая. Папа предложил дочь выпороть ремнём, а потом отдать насильно замуж, чтобы башкой отрезвела и задницей вертеть перестала.

И вот представьте: дома у Лены и папа, и мама, и она сама, и все на кухне, сидят, чинно ужинают, папа в белой рубашке сидит, боится, что хоть капля супа, соуса, пива, водки прольётся на эту рубашку. Мама рядом, надела платье новое, день рождения у неё сегодня. Дочь вырядили по этому случаю. Папа с мамой выпили по рюмке водки, папа «по водке» повторил, мама отказалась, Лена вообще не притронулась, не любила алкоголь. Все счастливы, веселы, на еде сосредоточены. Разговор идёт неспешный, интересуются родители, как на работе дела у дочки, всё же и месяца ещё нет, как устроилась. Лена отвечает односложно, но с достоинством. На вопросы о личной жизни, затронутые папой лишь боком, сразу отмолчалась, показав, что говорить не хочет. Родители, помня о годовой давности истории несчастной любви дочери, которая протекала пять лет и вполне уже должна была закончиться свадьбой в Тюмени, где дочь училась, вместо этого закончилась нервным срывом, больницей и плохим отношением к мужчинам. Парень, пять лет приходивший к Лене в институт, оказался… просто женатым человеком. Ну, нравилось женатому человеку играть в такой театр, нравилось связь иметь с красивой молодой девушкой, нравилось, да и всё тут! А то, что подонок, ну так… это на отношения между мужчиной и женщиной не влияет. Не влияет, пока она не знает.

Потому сидят родители, смотрят на доченьку свою, нарадоваться не могут, что всё забылось, что, наконец, дочь работает, где и мечтала со школьной скамьи, да на журналиста не получилось поступить в университет, поступила на филолога. Ничего, главное не то, что закончил, а что в голове твоей – можешь или нет? Вот сидят все, едят, папа водочку попивает… И здесь из комнаты Лены звук такой… ну вот знаете, если соединить треск дерева, когда баню сносят трактором, тут же гвоздём по стеклу царапают и кто-то очень сильно страдает метеоризмом, не в силах сдержаться… всё в одном звуке. Папа поморщиться успел, мама – вздрогнуть, дома у Лены никогда таких звуков телефон не издавал, на работе-то привыкли. И здесь!.. Иха дочь!.. Вскакивает со стула, из-за стола кухонного, словно её кипятком ошпарили, а вдогонку ещё и пинка дали! Вскакивает Лена в свои двадцать пять лет из-за стола, переворачивая на папу остатки супа, рюмку водки и селёдку в придачу, папа не удерживается на табуретке и валится вместе с ней назад на холодильник, на мамино платье выплёскивается сметана, папина водка стекает сюда же дополнением, по пути дочь сбивает пару табуреток запасных, перескакивает их, как профессиональный легкоатлет, и в два прыжка оказывается у себя в комнате, хватает телефон, бухается животом на свою кровать, подносит телефон к уху, нажимает кнопку и, вместо заполошного куриного: «Хто, что, кого?!», раздаётся очень милый женский, мягкий голос девушки, чуть уставшей от безделья и просмотра последнего женского журнала:

– Ал-ло? Слушаю?

Из кухни донесся папин голос:

– Нет, лапша на штанах – ладно, но водку я ей не прощу. Выпорю.

– Слушаю? – повторила Лена.

– Это я, – сказал Сергей.

– Я поняла, – согласилась она мило, – Вы у меня на дисплее. Помните, я Вас сфотографировала на стройке? Теперь, когда Вы звоните, у меня сначала появляется ваш портрет… а у Вас есть мой портрет? На телефоне?

– Нет, – соврал он, – нету портрета.

Ой, стыдно стало, и за что стыдно? Первый раз, что ли, девушкам врал?

– А Вы меня сфотографируйте? – вдруг предложила она и здесь же добавила, – С розой? У вас есть на каком-нибудь номере телефона девушка с розой в руках?

– Нет.

– А вот и будет. Вы где розы предпочитаете покупать?

– Так в… – чуть не проговорился он, – где придётся, когда восьмое марта.

– Ага, – сказала вдруг Лена простенько, – ну да… когда ж ещё мужчины могут покупать девушкам цветы? Правильно? Жуткий это праздник – Восьмое марта. Полноценное доказательство, что наши мужчины похожи на мужчин только раз в году. Лучше бы его и не было.

– Праздника?

– Конечно.

– Можно выйти с предложением на Госдуму.

– Мысль. Что делаете? Или Вы по работе?

– Н-нет, – запнулся он, потому как приходилось признаваться, что звонит не по работе, а раз не по работе, значит, по личному, а раз по личному, значит, нравится, а может, и того больше? А раз нравится девушка, значит – чувства, а раз чувства… А раз чувства, значит, надо признаваться в чувствах! А признаваться!.. Особенно, когда никогда особенно в таких вещах не признавался!.. Это же не просто проблема, это трагедия мужского духа и мужской принципиальности по статье – эмоциональная сдержанность. А уж, как наши мужчины любят быть эмоционально-сдержанными!.. Бабами их не корми, только дай показать свою независимость, снисходительность и полную отстранённость от того что называется нежностью, или какой там ласковостью… Женщины! Если вы сказали своему мужчине, что он нежный и ласковый, то не удивляйтесь, когда он на следующий день станет вас избегать. Почему? Сдержанные люди. Поэтому в нашем обществе очень хорошо прижилось испанское слово – мачо. А что такое мачо? Мачо – это просто самец. И в первом своём значении, это бык-самец. Скотина. Вот назвать мужчину скотиной, так то по-нашему. Потому и любят бегать наши девки по турецко-арабским парням, где этой фальшивой нежности, сколько звёзд на небе, а может, мух на выгребной яме.

– Не по работе, значит, просто так звоните? – спросила она, явно хорошо слыша, что творится на другом конце телефонной линии.

– Ну да… – Сергей так и не нашёл, что сказать, сколько ни вслушивался в голос Лены, – просто звоню. Так вот звоню себе и звоню.

Лена хихикнула весело.

– А ты чем занимаешься? – спросил он, после чего обозвал себя уродом. Вопрос и в самом деле для восьмиклассников, помните, в детстве: «Чего ты делаешь?»

– У мамы день рождения, празднуем, папа водку пьёт, мама платье рассматривает, а я составляю им компанию.

– Весело.

– Да-а, – протянула Лена, глянув в сторону кухни, – теперь точно весело будет, – сказала уже для себя, но Сергей услышал, тут же попробовал поддержать:

– Самое главное на дне рождения – настроение.

– Папа меня замуж отдать хочет, – сказала она тяжко и вздохнула.

– Замуж? – от волнения Сергей, похоже, сразу и не понял значения слова.

– Замуж.

– За к-кого? – будто стал догадываться он, о чём идёт речь.

– Да за кого угодно. Как Вы думаете, выходить мне замуж?

– За кого угодно выходить не надо, – голос его и окреп, и дрогнул одновременно.

– А за кого надо? – спросила она тихо, и явно подталкивая мужчину.

– А за кого надо? – задался бестолочь Сергей вопросом, – Может, вообще пока не надо? Надо осмотреться?

– Сколько можно осматриваться, говорит мой папа, в мои годы у моих подруг уже по двое детей по квартире бегают…

Сергей молчал. Лена тоже помолчала, подумала, а не переборщила ли? Потом решилась и сказала:

– Хорошо, не буду. Буду ждать своего принца. Кстати, – тут же очень живо поинтересовалась она, – Вы никогда не хотели стать принцем?

– Я?..

– Ну, может, в детстве, или юности?

– Нет, – ответил он, – героем хотел стать. Затем и спортом стал заниматься. На лыжи встал, потому что хотел быть в юности профессионалом охотником на пушнину.

– Траппером? – подсказала она.

– Да.

– Так Вы и стрелять умеете?

– Что там уметь?

– Так у Вас и ружьё есть?

– Так что там особенного? Есть.

– Дайте пострелять?

– Сейчас?

– Нет, зачем. Мы договоримся, пойдём с Вами на лыжах на охоту и Вы мне там, посреди тундры дадите пострелять.

– Сейчас май месяц, до зимы далеко, но на весенний сезон сходить можно, на селезня, к примеру.

– Обязательно пойдём на охоту, – вдруг загорелась Лена, – если Вы не возьмёте меня после этих слов на охоту, я… я просто обижусь на Вас до конца своих дней!

– Да нет, я возьму, – чуть не испугался Сергей, – экипировка есть?

– Найдём!

Разговор ни о чём продолжался минут десять. У женщин есть удивительная способность поддерживать или вести разговор ни о чём часами, но когда женщина от разговора ждёт чего-то особенного, она тоже не очень желает говорить ни о чём. Женщина обычно старается направить разговор в то русло, которое ей столь необходимо, или которое её сейчас интересует. Попробовав на принце и явно не получив того ответа, который ожидала, она вдруг сменила тон, стала принципиально строгой, сказав:

– Сергей, Вы мне друг?

– Конечно, – вырвалось у того.

– Тогда Вы мне должны обязательно помочь. Мне просто необходимо узнать, кто мне дарит розы на работе? Понимаете меня?

– Зачем?

– Необходимо!

– Зачем?

– Я сказала. Женщине всегда надо знать, кто к ней как относится…

– Я к тебе отношусь хорошо, – выдавил из себя Сергей.

– Н-ну… я не сомневаюсь, иначе, разве Вы бы ездили со мной на каждую мою съёмку? Но…

– Да нет никаких «но», – вдруг запросто сказал ей Сергей, – хорошо отношусь и всё. Во всех… отношениях.

Лена помолчала, подумала, но тему не изменила.

– И всё же, если это кто-то дарит цветы специально, чтобы меня подставить…

– Разве можно дарить такие цветы, тем более белого цвета, с плохими мыслями, с какими-то подлыми намерениями?

– А при чём цвет?

– Белый цвет? На востоке говорят: цвет незамутнённого сознания, потому первое детское кимоно – белого цвета, приходит ученик с прозрачным сознанием в школу; белый цвет на войне – цвет окончания боевых действий, а в отношениях между людьми… белый цвет – цвет искренности и невинности желаний.

– А красный? – спросила она туманным голосом, – Вот, к примеру, красные розы?

– Красные? Красный – это цвет страсти, и говорит он совсем о других желаниях, если дарит цветы мужчина, гвоздики не в счёт.

– Вы часто девушкам дарили цветы красного цвета?

– Я вообще девушкам цветы не дарил.

– Подарите мне красную розу? – сказала она так, словно потребовала ухаживания за собой. Сергей замер. Он даже совсем и не увидел, куда своими вопросами и разговорами завела его Лена. Сергей, прикрыв трубку рукой, глубоко вздохнул и сказал самому себе:

– Мой бог! Мне сорок пять лет, я не умею, оказывается, говорить с девчонками! Мой бог! Мне сорок пять лет, я теряюсь с девчонкой, которая мне…

– Алло? – сказала Лена.

– Ты хочешь именно от меня красную розу?

– Да. Хочу-у от Вас! – заявила она, – Алую, как кровь!

– Хорошо.

– Договорились. Жду.

– Когда? – как-то торопливо спросил он, словно боялся, что она телефон отключит. Она и отключила, сказав:

– Всегда!

Трубочку выключила, вышла к родителям, встала в дверях кухни, изогнулась бедром, опершись рукой о дверной проём, спросила:

– Пап, мам, а я, и правда, так хороша, что взрослые мужики по мне с ума сходят?

Папа сидел к ней спиной и, когда повернулся, Лена увидела в руках у него ремень… Самый настоящий ремень.

– Не знаю, кто по тебе сходит куда, но я сейчас тебя, гадюку, за скачки эти, за загубленную рюмку!..

И тряхнул ремнём. Мама тут же встала, пропустила Лену на своё место, сказав:

– Молодой человек?

– Молодой, – согласилась Лена, посмотрела в стол и спросила маму, – тебе сегодня сколько?

– Пятьдесят, – ответила мама слегка недоумённо.

– Он младше тебя на пять лет, – заявила Лена громко и принялась за еду.

За столом повисла тишина.

На следующее утро на столе Лены появилась алая роза в то время, когда кабинет был ещё закрыт. Редактор Бобров, явившийся первым, многозначительно нагнулся над столом, боясь взять цветок в руки, понюхал его таким образом и сказала в стол:

– Это неспроста! Это знак!

Тут же в редакцию ввалились сотрудники, приехавшие с первой студийной машиной, увидели цветок, старший редактор качнула головой:

– Кажется, процесс набирает обороты?

– Не-ет, – помотал Бобров головой, – это знак.

– Уж не ты ли, Миша, цветуёчками балуешься? – подошёл к нему молодой корреспондент Егор Киров, цветок поднял, взвесил его в руке и оценил так: – Ну… я думаю так… на одну ночку бурную потянет!

– Ты, Гоша, дурень, – сказал ему Бобров, – потому до сих пор прыщавый. А это подарил мужчина. А мужчины, Гоша, подарки и знаки внимания женщинам не определяют в ночках бурных.

– Сам дурак, – ответил Гоша и ушёл к своему столу.

– И всё же? – глянула хитровато на Боброва старший редактор, – Кто сей загадочный мужчина? Уж не ты ли, Мишка? Признавайся!

– Да я бы… – помечтал тот, – я бы с удовольствием… да не видит она меня… сквозит же в глазах у девчонки?

Здесь в редакцию пришла Лена, увидела цветок, чуть притихла сразу, потом сказала:

– A-а… вот так, значит? – тут же глянула на открытую форточку.

– Что это значит? – спросила её весело старший редактор.

– Это значит, что я знаю, как таинственный кавалер оставляет здесь цветы.

– Может, ты теперь знаешь, кто это? – спросила та, – Или ты это знала?

– Нет, не очень знала, но… Теперь знаю точно.

К Лене быстро подошёл Егор, взглядом окинул её всю, словно раздел, и сказал наставительно:

– Это смена понятий, поняла? Держись меня, со мной только здесь и можно выжить. И вообще… давай уже мы с тобой серьёзно и честно?..

– Гоша, – перебила его Лена, – ты, как вся европейская пресса: вместо свободы слова – свобода фантазии на тему России! Пошёл вон.

Лена быстро позвонила куда-то по работе, тут же сказала: «Я – на съёмку». Вышла из редакции.

Лена нашла водителя, предупредила о съёмке, тут же ушла в операторскую, увидела там Сергея, улыбнулась ему так, словно раскрыла таинственное дело криминальное, с подвохом спросила:

– Это Вы, Сергей, сегодня розу принесли?

– Ты же сама просила подарить тебе алую розу.

– Спасибо. Знаете, что я заметила? Роза сегодня лежала на столе точно так же, как и все остальные. Похоже, цветы, какой-то таинственный человек бросал через форточку? Не скажете, отчего и у Вас, ну… того таинственного незнакомца один почерк?

– Случайность.

– И что Вы ощущали, когда покупали мне эту розу?

– Не знаю, – он вновь стал теряться.

– То есть покупали девушке розу, а ничего не ощущали? Смотрели на её алые, как кровь, лепестки и ничего не ощущали?

– Ну, нет… ощущал.

– Что?

– Это… – Сергей потерялся окончательно и брякнул совсем не то, что нужно, да и не в том смысле, – мужское достоинство!

Лена расхохоталась громко и даже заливисто, Сергей замер, не зная, что теперь сказать. В операторскую вошёл Орешич Женька, вместе с ним вошёл аромат мяты. Лена стояла, прижавшись спиной и боком к стене, чуть не сползая от смеха вниз, напротив неё стоял Сергей и не понимал, что ж тут смешного?

– Вы мне нравитесь, – сказал Орешич, – оба.

Нахохотавшись, успокоившись, Лена смущённо посмотрела на Сергея, и он вновь услышал очень тихое, но одобрительное:

– Дурак. – И тут же громко, призывно: – Поехали работать… сэ-эр!

До своих сорока пяти лет Сергей был человеком очень образованным (не путать с дипломом о высшем образовании, который, впрочем, у него был), начитанным, в компаниях голос его не умолкал, говорил по большей части вещи интересные, потому как в интернете сидел не за играми в «пиратов», а за теми книгами, которые не мог найти для себя в книжном магазине. Любил расшифровывать всякие новые слова, вошедшие и не вошедшие ещё в обиход. Сложный был человек Сергей Русских. Кроме занятий спортом, зимой – лыжами, он очень неплохо умел рыбачить и охотиться. Вегетарианцем потому не был, был скорее хищником и считал, что шапка или шуба из какого-нибудь меха – это хорошо и прилично, но зверофермы как-то не уважал. Что-то подловатое виделось ему в том, что вначале маленькую норку надо растить, кормить, а потом шкуру снять на шапчонку… Впрочем, тут же всплывало у него в оправдание такого хозяйствования – свиней да коров мы же выращиваем на убой?.. И в самом деле.

В отпуск последние несколько лет дальше Полярно-Уральских гор и не ездил, потому как решил, что раз столько лет рядом с Полярным Уралом прожил, а гор-то и не знает совсем, значит, надо исходить их вдоль и поперёк. Ходил.

А ещё Сергей никогда не пугался общения с женщинами, бывал даже дерзок, если пытались укусить… Многие просто не связывались с ним по этой причине, каверзничать желания не было.

И вот случилось. Кто вообще такая эта Лена Каневская? Что-то особенное по части мозговых способностей? Может, что-то такое особенное по части журналистики? Может, девушка с большой историей в области телевидения? Что уж там особенного в этой Лене Каневской, если посмотреть на неё беспристрастно? Ну, привлекательная, обаятельная, милая, хорошо сложенная девчонка двадцати пяти лет. Сегодня это всё укладывается в дурацкое, неприемлемое для истинного русского языка слово – сексапильная. Вообще-то в русском языке таких всегда называли – красивая.

И вот случилось: приходит на студию девушка, которая годится ему по возрасту в дочки, и совершенно здоровый, крепкий мозгами, норовистый где-то и дерзкий мужчина при её виде, точнее, в общении с ней, начинает теряться и не знает, куда глаза девать?.. А?.. Цветочки вечером покупает, а утром, до прихода сотрудников студии, тихонько (через форточку! позорище какое!) цветочки эти ей на стол бросает. А?.. Любовь? Любовь, «снежный человек» твою мать! (Снежный человек с языка хинди звучит как – ети) А любовь, это такая штука, что тут как в бане: пока пиджак не снимешь, ни за что не помоешься, хоть граблями да лопатой себя чеши.

Любовь требует обнажения души. Любовь не терпит недосказанности. Любовь отвергает уловки, ложь и полумеры. Любовь требует полной отдачи и полного самопожертвования. Иначе какая это любовь? Так… увлечение.

В этот же день, уже совсем поздно вечером, по окончании рабочего дня, кто-то неизвестный алую розу завязал узлом на ручке платяного шкафа, в котором вся редакция вешала свои пуховики и шубы… Может, со злости женской (мужской?), может, от недостатка воспитания, а может, слишком вызывающе выглядит, когда одной из нескольких уделяют столько внимания, сколько не уделяют остальным всем вместе взятым? Все остальные, когда пришли следующим утром на работу и увидели погибающую без воды, переломанную во многих местах крутого изгиба розу, просто вздохнули. Следствие вести никто не стал, никто не стал даже ругаться за такое тихое варварство, просто посмотрели, и всё…

Сражаться с предметами неодушевлёнными может только человек бездарный, глупый и необразованный.

Лена отвязала розу от ручки, усмехнулась, тихо кого-то спросила:

– И кому мешала?

Редактор Анна Анатольевна подошла сзади, глянула через плечо и, указав пальцем на место стебля чуть повыше узла, сказала:

– А Вы, Лена, вот тут обрежьте и в вазу поставьте… она выживет, нет, серьёзно? Знаете, так… назло!

Лена так и сделала. Сергею ничего не сказала. Рабочий день в этот раз не очень удался, сюжет вышел комом, на фоне прекрасных кадров оператора Русских, текст лёг вяло и сухо.

Любые отношение в жизни мужчины и женщины должны протекать в постоянном, динамичном и прогрессивном направлении. Если отношения не имеют развития, то отношения гибнут. Если отношения, достигая какого-то уровня, вдруг останавливаются, то это, в первую очередь, не устраивает женщину, потому как женщина создана так, что её склад ума (прошу прощения у мужчин) требует новых, постепенных и гармоничных контактов и общения. Если этого не происходит, то такой мужчина просто перестаёт быть ей интересен. Бывает, конечно, и немного иначе, когда мужчина интересен женщине лишь потому, что ей приятно его внимание, но… не более того, потому как к другим контактам она не готова и, может быть, никогда не будет готова, но сейчас!.. Сейчас она не откажется от его ухаживаний и внимания. Мой отец любил говорить: «Лишний рубль ни когда не бывает в кармане лишним». Лишнее внимание к женщине со стороны какого-либо достойного представителя общества никогда не бывает лишним. Потому никогда не думайте, что если вы вдруг будете постоянно оказывать какое-либо внимание женщине, то это обязательно приведёт вас совсем к другим контактам с ней. Это может ни к чему не привести. Женщина – организм тонкий, не уловишь настроение – не одолеешь. Иногда просто время теряешь. Здесь, господа, чувствовать надо! Чувствовать. Потому как узнать, что хочет женщина – невозможно. Она и сама не знает, что хочет. Но хочет.

Вечерами господин Русских регулярно и настойчиво думал именно о таких вот вещах. А вообще-то, он честно себя ведёт? Он на что рассчитывает и к чему может привести их отношения? Лена не девочка, чтобы удовольствоваться розами, словами и вздохами. Лена – взрослый человек и наверняка думает о том, как будет в дальнейшем строить свою жизнь. Он-то готов строить жизнь вместе с ней, если… если она, конечно, не будет против?

Двадцать лет! Двадцать лет – это много или мало? Где-то он читал, что критическая разница в возрасте в семье – это пятнадцать лет. Кто сказал? Кто сам попробовал? Попробовал и не получилось? Почему он должен слушать того, у кого не получилось? Может, лучше слушать тех, у кого получилось? Говорят, разница в возрасте мужчины и женщины в первую очередь влияет не на физические отношения, а на духовное общение – слишком разобщены интересы, разобщены возрастом, жизненным опытом. И что теперь делать, когда щемит под сердцем и темнеет в глазах при одном упоминании имени этой девчонки?

Во второй половине мая солнце стало припекать так, что чёрные снежные сугробы, которые не успели вывезти коммунальщики, потекли ручьями вдоль дорог. На дворе стояла хорошая солнечная пятница, день ничем не отличался от всяких других весенних дней.

В эту пятницу Лена пришла на работу более празднично одетая, с тортом, каким-то очень ограниченным количеством шампанского, после чего все узнали, что сегодня у Каневской день рождения. Её поздравили от всего персонала, прямо на небольшой пятиминутной «летучке». Весь день прошёл в работе. Когда рабочий день закончился, Сергей на две минуты остался с Леной наедине в «операторской», отдавая отснятый материал. Он уже научился с ней говорить, потому был не так скован, как раньше и, отдав микрокарту с записью, сказал:

– Я не знал, что у тебя сегодня день рождения. Поздравляю!

– Ничего страшного, – ответила она, карту взяла пальчиками правой руки, взгляд Сергея опустился ей на руку, он спросил, смотря на пальцы:

– Руки одинаковые?

– Что?

– Размер пальцев одинаковый на обеих руках?

– Ну-у, почти, – она округлила глаза, тут же театрально выставила перед ним обе руки, показывая пальчики с тыльной стороны, спросила игриво:

– Нравятся?

– Нравятся, – ответил он, – шестнадцатый?

– Кто?

– Размер пальца.

Здесь она всё поняла, потому как размер своего безымянного пальца знала уже давно, глаза опустила, сказала:

– Шестнадцатый. Вам зачем?

– Да просто так. Ни зачем.

Вечером Сергей зашёл в самый дорогой «золотой» магазин города. Осмотрел все кольца, перстни, брошки… Покупать очень дорогое кольцо было просто неприлично, да и девчонка могла и не взять такой подарок, видно же, что за характер. Он выбрал одно резное кольцо из восемнадцати каратного золота, то есть пятьсот восемьдесят пятой пробы, с бриллиантовой крошкой по верхнему контуру. Кольцо в глаза не бросалось, но когда его чуть поворачивали, бриллиантовая крошка вспыхивала маленькими огоньками на золоте, создавая очень симпатичный вид. В магазине купил ещё одну алую розу. Всё это дело завернул всего-навсего в старую тёртую, чуть ли не грязную газету, кольцо просунул под самый бутон розы, пришёл к дому Лены, возле дома нашёл пару мальчишек, что гуляют по десять часов в день, и оттого вид у них беспризорный, вручил каждому по сотне рублей, назвал адрес квартиры.

Лена жила на втором этаже пятиэтажки. Свои двадцать шесть лет Лена вообще отмечать не собиралась, потому дома сидела в спортивном, сильно обтягивающем чёрном трико и футболке. Кроме неё дома была мама, отец ещё задерживался на работе. Ничто не предвещало никаких особых интересных моментов жизни. Лена сидела в свой комнате, в руках держала спицы, которыми уже второй месяц пыталась связать себе зимнее кашне. Тихо говорил что-то сам себе телевизор, мама занималась на кухне, стучал нож по разделочной доске, предвещая всё же какое-то праздничное семейное вечернее застолье.

Здесь в дверь позвонили, мама пошла открывать. На пороге стояли двое слегка замусоленных долгим пребыванием на улице пацанов лет по десять. Один вытирал себе рукой нос, другой держал в нечистой руке что-то похожее на длинный тонкий, очень вытянутый кулёк, конусом вниз. Первый шмыгнул носом, глянул куда-то нахально за маму и спросил:

– А нам Елену Васильевну!

Мама обомлела, но на всякий случай поинтересовалась:

– А зачем Вам Елена Васильевна, дети?

– А дело у нас к ней, – сказал пацан и добавил нахально, – тётя.

Второй на это поддержал товарища словом:

– Ага! – и тряхнул длинным кульком.

Из своей комнаты на голоса вышла Лена, посмотрела на пацанов, подошла ближе.

– Ты Елена Васильевна? – поинтересовался тот, что держал кулёк.

– Я, – сказала она столь недоумённо, что даже мама поверила, что дочь здесь ни при чем.

– Забожись? – потребовал мальчишка.

– Да чтоб мне сдохнуть! – сказала Лена.

– Тогда держи, – снисходительно протянул он ей что-то, завёрнутое в нечистую газету, – и помни: тот, кто передал, сказал, – мальчишка явно задумался, вспоминая, наконец сказал заученно, – длинное, красное – в правую руку, круглое, жёлтое – на левую! Всё!

И весело по-детски заржав, они умчались вниз. Лена стояла пару секунд молча, мама смотрела на неё и на кулёк, наконец, Лена кулёк развернула, в руки почти вырвалась из газетного плена алая роза, с бутоном невероятной величины. Лена отбросила в сторону газету, глянула под бутон и аккуратно стянула со стебля рифлёное изящное золотое кольцо. Кольцо крутанулась у неё в пальцах, и в глазах обеих женщин сверкнули бриллиантовые крошечные вставки. Лена в секунду влетела в тонкие маленькие сапожки и, через ступеньку перелетая, бросилась вниз по лестнице.

Она вылетела на улицу, во двор, распахнув дверь настежь так громко и широко, что та ударилась с силой о стену дома. Лена оглянулась. Мальчишки уже были далеко, она крикнула им:

– Мальчики! Мальчики! А где он?!

Тот, что принёс подарок, обернулся и сказал громко:

– Так вон же дядька!

Лена заглянула за дверь, где у дома стояла небольшая лавочка. Там сидел Сергей и мило так улыбался. Когда она его увидела, он сразу встал, подошёл, Лена сделала шаг навстречу…

– Это ведь… – она повертела кольцо в руках, – это ведь очень дорого… разве…

– Как раз это – недорого, – сказал Сергей, – это ровно столько, чтоб, как говорится, заметили… А что не надеваешь?

Она поднесла бутон розы к лицу, почти закрыв им всю нижнюю часть личика, вроде как цветок понюхала, раза два так глянула на Сергея своими лучистыми глазами, в них сверкнуло женское, неподдельное любопытство к мужчине, Сергей удар выдержал. Потом Лена сказала:

– А сам одевай! Сам купил, сам и одевай!

Сергей взял кольцо. Лена взяла да и выставила перед ним сразу обе руки. Тыльной стороной обе руки – выбирай? Сергей улыбнулся и сказал:

– Вообще-то в России на правую руку одеваю только чистое золото, безо всяких «вставок».

И аккуратно надел ей кольцо на безымянный палец левой руки. Она улыбнулась, тут же вначале глянула, как кольцо смотрится, потом ещё раз глянула, как кольцо смотрится, потом по-другому посмотрела, потом ещё… Потом наконец вспомнила, что рядом стоит Сергей, вдруг обхватила его правой рукой за шею, притянула к себе и поцеловала в щёку, прошептав на самое ухо нежно и с придыханием:

– Спасибо!

– Да что там, – выдавил из себя Сергей и здесь ляпнул: – хочешь, я тебе в любви признаюсь?

Лена как-то разом и вздрогнула, и остановилась, глаза её замерли, ресницы поднялись выше обычного, она молчала, смотрела на Сергея и просто молчала. Глаза девушки просто излучали потоки нежности и затаённых чувств. Сергею показалось, что сказал лишнего. Сказать сказал, а что теперь говорить? В любви-то он признавался девчонкам не раз, но… сейчас? Вот именно сейчас?.. Простые слова, те простые слова, которые ведь для любой девушки или женщины совсем и не простые, они сейчас не шли. Они где-то застряли в самом темечке и крутили голову, словно танцевали там от радости. Сергей лишь на мгновение посмотрел в очи любимой, она так и стояла, не двинувшись, даже рука, что обнимала в дружеском поцелуе его шею, осталась лежать у него на плече.

– Слушай, – повёл головой Сергей так, словно у него мигрень разыгралась, – давай, ты мне позвонишь через полчаса, я тебе в любви признаюсь… что-то со мной… правда.

Лена пронзительно посмотрела на него, словно всего перетряхнула, ничего не сказала, руку убрала с плеча, вновь взор метнула, да так, что у Сергея в голове кто-то сказал: «Да она без ума от тебя!» После такого откровенного взгляда, Лена посмотрела на своё кольцо, выставив руку перед собой, а точнее – между собой и Сергеем, потом, ни слова не сказав, убежала в подъезд.

Сергей постоял пару секунд, очнулся, когда к нему подошли два молодых курьера, тот, что вручал цветы, спросил уважительно:

– Что, дядь, получилось?

– Получилось, – глухо ответил Сергей, достал две пятидесятирублёвки, отдал пацанам, – спасибо, парни.

– Да что там? – запросто выхватили они деньги, – Обращайся!

И тут же смылись в своём направлении. Сергей пошёл домой.

Жил Сергей совсем недалеко от Лены, минут десять ходьбы прогулочным шагом. Пришёл домой, ничего перед собой не видя, сел на диван, положил подбородок на выставленные кулаки, сказал в ковёр:

– Интересно, это не смешно?

Ровно через полчаса у него прозвучала мелодия сотового телефона. Сергей быстро взял трубку, нажал кнопку соединения, с бьющимся сердцем сказал:

– Д-да…

Лена сказала там голосом томным, нежным:

– Это я.

Сергей помолчал пару секунд, пару секунд он думал, что сказать, ничего, как всегда при её голосе или при её виде, он не придумал. Лена повторила уже немного тревожно:

– Алло?

– Лена, я безумно люблю тебя! Я так безумно люблю тебя, что иногда не знаю, что мне с этим со всем делать, я без тебя уже жить не могу, засыпаю – тебя вижу, просыпаюсь – тебя вижу, во сне тебя вижу… Я не понимаю, как мог раньше жить, не зная тебя, я боюсь только одного – сделать тебе хоть чуть-чуть больно своим отношением, или поставить тебя в неловкое положение своим отношением… Я безумно люблю тебя и…

– Подожди, я сейчас! – крикнула она, телефон тут же умолк, Сергей посмотрел на дисплей, дисплей показал окончание разговора – куда она сейчас? Может, перезвонить?.. А если?.. Может, что дома?

Лена сорвалась со своей кровати, быстро стащила футболку, что-то хотела надеть, но ничего то ли не нашла, то ли не наделось. Тут под руки попалась её любимая мужская сорочка в шотландскую клетку, она нацепила эту рубашку, едва успев пуговицы застегнуть, потом плюнула на всё, подхватила телефон, просто влетела в свои тоненькие демисезонные ботиночки, сверху набросила длинную белую куртку с капюшоном и вылетела в коридор…

Мама всё слышала и, когда вышла в прихожую из кухни, дочь уже лихорадочно натягивала свою стёганую белую куртку. Когда дверь распахнулась, и дочь вылетела из квартиры, мама крикнула:

– Лена, ты куда?..

– К нему! – последовал ответ. И по лестнице часто застучали каблучки счастливой девушки.

Когда она вырвалась на улицу, там шёл… снег. Такой мягкий, пушистый, тёплый и красивый снег. Такого снега не бывает зимой, такого снега не бывает осенью, такой снег бывает только весной. Он мокрый, он нежный, гладит вас по лицу, оставляя за собой крошечные капельки весенней талой живой воды.

Лена остановилась в который раз за этот день, подняла лицо вверх, на лицо упали несколько снежинок и сразу же растаяли. Лена улыбнулась этому снегу, выбежала на дорогу, встала там в самом неположенном месте, где машинам останавливаться нельзя, вытянула руку впереди себя. Машины проходили мимо, иногда ей сигналили, показывали, чтобы ушла чуть дальше. Лена ничего не видела, она лишь слышала слова Сергея – Лена, я безумно люблю тебя! Я так безумно люблю тебя!.. Она постояла немного и всё так же без сознания, без осознания, что делает, пошла прямо по дороге. Снег падал и падал, пока вместо меховой опушки капюшона не выросла самая настоящая снежная шапка. На голове Лены тоже лежал снег, на неё смотрели, на неё смотрели все – даже для мая месяца в Заполярье прохладно ходить без шарфа, когда под курткой одна лишь рубашечка виднеется. Лена не видела никого, она шла, столь счастливо всем улыбаясь, так и держа руку в сторону, пытаясь поймать машину, она даже не подумала позвонить в какую-нибудь службу такси, она не подумала даже спросить, а где живёт человек, который только что сказал: «Лена, я безумно люблю тебя! Я так безумно люблю тебя, что иногда не знаю, что мне с этим со всем делать, я без тебя уже жить не могу!..»

Сзади скрипнули тормоза, Лена вздрогнула, обернулась. Перед ней стояло такси, водитель средних лет смотрел вопросительно на неё через лобовое стекло. Лена глянула на него чуть испуганно, тогда он вышел из машины и спросил:

– Садиться будем? Машину что, тормозили?

– Ах! – вырвалось у неё. Она прыгнула на заднее сиденье, улыбнулась вокруг, улыбнулась водителю, он посмотрел на неё понимающе, и тоже улыбнулся, она сказала счастливым голосом:

– Поехали.

Они и поехали по городу, через минуту водитель через зеркало заднего обзора на неё посмотрел и спросил:

– А едем вообще куда?

– К нему, – сказала Лена.

– Это понятно, – согласился тот, – а он у нас где?

– Он?.. – Лена очнулась. Сунула руку в карман – денег не было. Сунула в другой – телефон на месте. Она набрала номер Сергея. Сергей ответил сразу же. Она сказала ему так, словно о чём-то договаривались:

– Я уже в машине, но я адрес твой не знаю. Хорошо.

Она сказала водителю адрес, машина тут же развернулась в обратную сторону и покатила уже деловито-профессионально, как такси и положено.

Когда приехали, водитель обернулся, спросил:

– Деньги-то есть у Вас? – и улыбнулся.

Лена улыбнулась в ответ и помотала головой, сказала:

– Нет.

– Бегите, – вздохнул тот, – а то на голове сейчас снег весь растает. Заболеете. Грипп ходит.

– Кто ходит? – спросила бестолково Лена.

– Идите, – сказал водитель, едва не смеясь. Когда она ушла, он головой мотнул и усмехнулся со словами:

– Вот же бабы!..

Она вышла из машины. Перед ней была девятиэтажка. Новая современная девятиэтажка, где Сергей на свои, заработанные годами, деньги, купил однокомнатную квартиру. Она посмотрела вверх на последний этаж, ей почему-то очень захотелось, чтобы Он жил на самом последнем этаже, там, у самой крыши, чтобы весь город был из Его окна у неё под ногами… весь город как на ладони. Ей очень захотелось просто полететь на этот последний этаж… Лена, я безумно люблю тебя!..

Дверь подъезда открылась, перед ней стоял Сергей. Не дожидаясь, когда он выйдет наружу, Лена побежала первая вперёд, повисла у него на шее и так вот, в общем, непонятно как, они зашли внутрь.

Здесь она отпрянула от него в полумраке подъезда, не видя ничего перед собой, кроме глаз Сергея, попросила:

– Скажи ещё раз?

– Здесь? – чисто по-мужски и чисто по-русски (эмоционально-сдержанно) уточнил он.

– Разве это важно?

– Лена, я люблю тебя, – прошептал он ей на ушко. Она прижалась ещё сильнее, глаза закрыла и остановилась. Впрочем, разве мир не остановился в этот момент, разве Земля не остановилась? Разве Солнце продолжило свой ход по небосводу? Какая чушь – всё остановилось и всё замерло до тех пор, когда он вдруг ловко и сильно подхватил её на руки и понёс вверх по ступенькам, похоже, про лифт забыв напрочь. А Лена и не знала, что вообще есть такое понятие – лифт. Что это? Что?.. Кабинка? Какая кабинка? Ездит куда-то? Пусть себе ездит. На этаже восьмом она услышала, как он дышит, явно не очень легко дышит, но это отчего-то девушке понравилось ещё больше, это даже как-то по-хорошему возбуждало в ней женскую сущность. Она знала, что Он выдержит, что Он донесёт её до самого последнего этажа, даже если этих этажей будет двадцать… Он всё выдержит и всё сделает правильно, потому что он… Лена, я безумно люблю тебя! Я так безумно люблю тебя!..

На последнем этаже, Сергей открыл дверь ногой, внёс любимую в квартиру, хотел поставить на ноги, но она вдруг засопротивлялась, личиком мотнула в сторону, руками ещё крепче его шею обхватила и отказалась невнятными звуками:

– У-у!

Тогда он внёс её в комнату, и она услышала:

– Ты в снегу вся. И капюшон… Последний снег перед летом.

Сергей осторожно сел на диван и посадил Лену себе на колени. Тогда она попросила ещё раз:

– Скажи ещё?

И вновь, в который раз, заглянула ему в глаза, словно там видела эти слова, словно для неё его глаза – книга раскрытая.

Сергей собрался с духом, про себя вспомнил, что никогда в жизни за один день столько раз…

– Лена, я люблю тебя! Люблю тебя… люблю тебя, – тихо шептал он ей в лицо, смотря, как тает снег, она же таяла вместе со снегом на капюшоне и на голове, струйки живой воды стекали у неё по счастливому лицу, мягкими линиями выходили на тонкую шею и уходили куда-то под воротник шотландки.

Часы показывали девять вечера. За окном шёл снег. Белая ночь не дала солнцу закатиться глубоко, лишь чуть краски сгустила. Небо было светлое, из этого светлого неба шёл снег. Снег окутал собой всю землю, снег лёг на крыши домов, на подоконники окон, снег был на памятниках городских, снег лежал покрывалами на крышах автомобилей, снег был везде.

Лена отпустила, наконец, шею милого, чуть отодвинулась от него, вновь посмотрела в глаза. Потом рука её как-то совсем иначе скользнула ему за шею, легла на затылок. Она притянула Сергея к себе, он лишь чуть подался к ней, обхватил с силой за тонкую талию, а другой рукой за изгиб спины чуть пониже лопаток. Лена наклонилась, и губы её коснулись губ Сергея.

Что может испытать мужчина от поцелуя любимой женщины, сидящей у него на коленях? Что может испытать мужчина от поцелуя любимой женщины, кроме огромного счастья, которое охватывает его в этот миг всего и полностью? Что можно ещё испытать, когда любимая девушка целует вас, и вы слышите не только своё, но и её сердце? Когда её тело прижимается к вам столь плотно, что невозможно определить, чьё сердце стучит громче? Что можно ещё испытать им обоим, когда поцелуй длится столь долго, что время перестаёт существовать?

Потом Лена тихонько отстранилась, вновь посмотрела ему в глаза, насмотрелась, сколько хотела, ничего не попросила, просто прижала его лицо к своей груди, туда, где рубашка-шотландка чуть разошлась на пуговицах, и Сергей ощутил губами вкус её тела.

– А ты мне каждый день будешь говорить такие слова? – спросила она тихо, где-то немного повыше его головы.

– Каждый день, – согласился он так же тихо.

– А на руках носить будешь?

– На руках носить буду.

– А скажи ещё раз? – попросила она уже шёпотом.

– Я безумно люблю тебя, – шёпотом сказал он.

Лена выслушала, потом ещё долго так сидела, прижав его лицо к себе, держа обеими ладошками затылок, потом отстранила его голову от себя, как-то мило, очаровательно-стервозно улыбнулась и то ли спросила, то ли приказала:

– Ну, так я… не знаю просто… неси меня в ванную, что ли? Смелей, смелей! – призвала она, улыбаясь беззащитно, хрупко, но настойчиво.

Снег кружился за окном. Кружился медленно. Снежинки не падали – летали. Словно в танце, они вились у самого стекла, мягко и осторожно опускались на подоконник лоджии, словно решили заглянуть на огонёк к самому счастливому человеку Сергею Русских и самой счастливой женщине Каневской Елене. Снежинки устилали собой весь неширокий подоконник лоджии, ложились одна на другую, потом ещё, пока не выстелили белым чистейшим полотном, безупречно белым покрывалом всю поверхность тёмного подоконника. Когда не осталось на крашеном бетоне ни сантиметра незаполненного снегом пространства… снег остановился. Снег остановился так же внезапно, как и пошёл. По небу рванул ветер и стал разгонять светлые тучи. Небо проглянулось лазоревыми полосками, потом тучи пошли все разом в одну сторону, куда-то на север, небо очистилось и там же, на северной стороне появилась утренняя заря. Часы отбили час ночи. Скоро засветило первое утренне-ночное солнце, но снег на подоконнике лоджии не таял. Он ждал своего часа. Когда он придёт? Когда придёт его время.

– Мы совсем спать не будем? – спросила тихо Лена.

– Как хочешь, – ответил Сергей.

– Не хочу, – сказала она.

– Значит, не будем.

Лена лежала на спине, смотрела в потолок. Сергей лежал рядом. Подушка была одна на двоих, но это не мешало. Длинные волосы Лены разметались по всей подушке, опустились на простынь, закрыли грудь и даже улеглись на плечо Сергея.

– А почему ты до сих пор не женат? – спросила она.

– А почему я должен быть женат?

– Не знаю, – пожала она одним плечом, – мужчина ты вон какой… квартира своя… должен быть женат. Неужели никто…

– Пытались. Я не хотел жениться.

– Свободу любишь?

– Никогда об этом не думал.

– Значит, всегда был свободен, – Лена это произнесла категорично, по-женски, когда спорить и пытаться что-то доказать обратное уже невозможно.

Она аккуратно, чтобы ненароком не сползти с подушки, перевернулась на бок, лицом к Сергею, посмотрела на его профиль и столь же аккуратно, даже осторожно, словно спугнуть побоялась, погладила его пальчиком по лбу, после чего, тихонечко – по щеке. Когда коснулась шеи, он повернулся только лицом и молча смотрел на неё. Она, казалось, не заметила этого, и так и продолжила его гладить одним пальчиком, уходя от шеи к подбородку.

– Вон у нас какой волевой подбородок, – тихо прошептала Лена то ли восторженно, то ли удивлённо, – у тебя большая сила воли?

– Не знаю. Говорят, большая.

– Кто говорит, – шептал её голос.

– Знакомые, с которыми вместе начинали заниматься и лыжами, и атлетизмом. Они бросили все лет в тридцать, а я вот до сих пор… пару раз в неделю – обязательно в спортзал.

– Си-илы было девать некуда, – протянула Лена хитренько, вновь по-женски, вновь мило-стервозно.

Сергей ничего не ответил. Сергею в данную минуту вообще говорить не хотелось ни о чём. Ему и без слов было столь упоительно прекрасно, что слова казались ему сейчас лишь простым сопровождением, метрономом музыки чувств.

– Снег перестал идти, – сказала Лена, посмотрев в окно, – почему снег идёт летом? Ведь уже почти лето? Плюсовая температура?

– Снег идёт летом, когда случается что-то неожиданное, негаданное и невозможное.

– А-а, – приподнялась она на локте и легла ему лицом на плечо, – а негаданное – это я… ах, ты, комплиментщик! А почему невозможное?

– Мне так казалось.

– Нет ничего невозможного в нашей жизни, – прошептала она ему, словно на грудь тихонько подула воздухом, – женщина как эхо: как позовёшь, так она и отзовётся.

Около двух часов ночи на последний этаж дома заглянуло первое солнце. Лучи его незаметно подкрались с северной стороны, вначале окрасили оранжевым цветом наружную стену девятиэтажки, после чего тихо-онечко стали пробираться к окну Сергея. Но посмотреть, что там было, лучи сразу не решились, они вначале прошлись по лоджии, как бы предупредив жителей квартиры: сейчас мы к вам заглянем. И когда, уже вволю нагулявшись по стенке лоджии, лучи зашли в комнату Сергея, то увидели, что Лена стоит у самого окна, босая, в одной своей клетчатой рубашечке, опускающейся внизу ровно настолько на ноги девушки, насколько того требуют правила приличия. Она стояла, потягиваясь в первых солнечных лучах, потом взяла яблоко со стола и, откусив небольшой кусочек, стала старательно его жевать, смотря через лоджию наружу, прямо на восходящее светило.

Сергей лежал на кровати, смотрел на любимую, и было похоже – любовался. Лена как специально, явно заметив это, прошлась возле стола взад-вперёд, потом остановилась и, хрустя яблоком, спросила:

– А почему у тебя девятый этаж? Ты сам купил квартиру? Последний этаж самый романтичный, правда?

– Конечно, – согласился тот, – я, когда покупал, ещё всё думал: и что мне дался этот последний этаж, что меня под крышу тянет. Оказалось, вон что!

Лена повернулась к нему быстро, быстро улыбнулась, снова отвернулась к окну, взяла свою просторную рубашку и стянула её на своей талии. Сзади получилось очень симпатично, она сразу и спросила:

– Так нравится?

– Нравится. А тебе?

– Мне нравится, чтоб тебе нравилось и понравилось.

Она отпустила рубашку, повернулась, подошла к нему, села рядом, предложила откусить яблока. Лена сказала:

– А ты не боишься, что я в тебя влюблюсь по уши?

– Нет.

– А почему? Я ведь дурная влюблённая. Впрочем, как и любая другая, нормальная женщина.

– Влюбись в меня по уши, – попросил он, – пожалуйста?

Она отвернулась, вновь послышался вкусный хруст яблока, когда хруст прекратился, она повернулась обратно, быстро перемахнула через него и села сверху ему на живот, моментально нагнулась, как для поцелуя, но вместо поцелуя он услышал:

– А справишься с моим характером?

– Справлюсь.

– Самонадеянный?

– Нет. Такой и есть. Жёсткий. Просто ты ещё меня не совсем знаешь.

– Но ты же ласковый?

– Ещё какой.

– И жёсткий?

– Характером.

– Обожаю такого мужчину, – протянула Лена, наклоняясь и целуя его в губы.

Тут опять совсем внезапно быстро отпрянула, поднялась, и сидя на нём, глаза выпучила:

– Мама, дорогая! – сказала она театрально-ужасно, – я же родителям не позвонила, что я у тебя нахожусь!

– Ты не сказала, куда пошла?

– Я сказала, но я же не позвонила, когда приехала?

Она соскочила на пол, быстро побежала в прихожую, вернулась со своим телефоном, стала набирать номер.

– Ты знаешь, сколько времени? – спросил Сергей на всякий случай.

– Да, – резко ответила Лена, – третий час ночи… Алло? Мама? Мама, прости меня, я совсем всё забыла… Со мной всё в порядке, нет, точно в порядке, нет, мама, даже в большем порядке, чем было… ну-у, вот так! Папа что? Ремень повесил на стенку? А-а, – как-то разочарованно и вновь театрально протянула она, – тогда я домой не приду! Скажи папе, что я его люблю. Нет, я его люблю больше, чем его. А я ему ещё не признавалась в любви… как, как… так, а что, сразу в любви признаваться… сейчас. Его зовут Сергей. Нет, я ему трубку не дам. Не дам, и всё. Он? Он от меня без ума, на руках носит всю ночь. Нет, нет, мы сидим на крыше, встречаем рассвет. Папе привет. Пока.

Отключила телефон, посмотрела назидательно на Сергея и назидательно сказала:

– Вот так надо! Родителей надо беречь! А мы!..

Сергей ничего не смог ответить. Лена подошла к лоджии, открыла её и вышла наружу. Оттуда, через открытую дверь позвала негромко Сергея. Он поднялся, натянул трико спортивное, вышел наружу. Окно и лоджия, выходившие на восток, сразу открывали вид на простёршийся под ними город, далёкую тундру и речку невдалеке, что уже проглянулась пятнами тёмной воды из-под снега. На подоконнике лоджии лежал опушкой снег. Белый, мокрый, поздний снег второй половины мая.

– Снегопад весенний, – сказала Лена мечтательно, – как листопад осенний.

– Почему? – спросил Сергей.

– Не знаю, – пожала она одним плечиком.

– Снегопад весной – это последний всплеск зимы, а листопад осенью – её преддверие.

– Ишь, ты! – восхитилась она, – Да Вы романтик, сударь? Весенний снегопад – как листопад, только наоборот!

– Почему наоборот?

– Потому что такой же удивительный и неестественный. Представь себе, что листья, наоборот, с земли вверх летят и к деревьям липнут?

– На севере ничего удивительного в этом снеге нет.

– Причём тут север? – удивилась она, – Когда стволы деревьев уже мокрые стоят, уже живые, понимаешь? Они уже готовы жить заново, новой жизнью… а тут снег! А снег – это засыпать на зиму!

– Хорошо, – согласился Сергей, – пусть так.

Лена повернулась к окну лоджии, быстро нашла какие-то зажимы, шпингалеты, открыла их и распахнула окно настежь. В лоджию ворвался прохладный свежий воздух. Воздух охватил их обоих со всех сторон.

– Замёрзнем, – не дрогнув, сказал Сергей.

– Не-ет, – хитро посмотрела она Сергею в глаза, тут же обхватила его руками и прижалась всем телом.

– Смотри, как мы дополняем друг друга, – сказал Сергей, – я голый сверху, а ты голая снизу.

Лена хотела рассмеяться, но вместо этого голосом коварным, почти сквозь зубы, не отпуская его из своих объятий, произнесла:

– А мне неприлично быть голой сверху.

Здесь руки её обвили его шею, она едва слышно спросила:

– Когда-нибудь целовался на своей лоджии в три часа ночи?

– Нет.

– Какое счастье, – сказала Лена, приближаясь губами вплотную к его губам, – я у тебя первая!

Часам к семи утра и Лена, и Сергей крепко спали, что называется, в обнимку. Она у него на плече, капризно положив голову так, что своим чудным носиком упиралась ему почти в шею, тут же ладошкой придерживая любимого за мощную грудь, он обнимал её за упругое тело правой рукой, левую независимо и эмоционально-сдержано заложил себе под голову.

Часам к семи утра снег начал таять.

В обед они проснулись. Лена, одевшись, сказала, что хочет домой – переодеться, не может же она два дня ходить в одной и той же рубашке и трико?

Было тепло. Пели птицы, что назывались воробьями, грело весеннее тёплое солнце, снег везде таял, текли ручьи вдоль дорог, на улицах была масса народа. Суббота – словно праздник. Они подошли к дому Лены, Сергей заходить к ним отказался, сказав, что он не самоубийца. Лена поцеловала его в щёку, сказала: «Я сейчас», и улетела к себе на второй этаж.

Оставшись один, Сергей глянул на чистое небо, потом увидел на ветке берёзы сидящего совсем близко воробья, сказал ему:

– Спой, птичка?

Воробей чирикнул и улетел. На душе Сергея было как-то спокойно и удивительно благостно. Он так и сказал сам себе, когда воробей улетел:

– Благостно-то как. Просто душевно.

Лена вышла очень быстро, сказала, что родители её не ругали, но замучили вопросами, почему «он» не зашёл познакомиться?

Они гуляли по городу долгие часы, промочили обувь в лужах и бежавших по тротуарам ручьях, ближе к вечеру ушли к Сергею.

Утром в понедельник Лена пришла домой, быстро переоделась и хотела уже уйти на работу, как мать её остановила вопросом:

– Лена, а у вас с ним как? Серьёзно? Или просто… развлекаетесь?

Лена остановилась. Что-то вспомнила, что-то подумала, что-то хотела сказать.

– Кажется, у него серьёзно, – сказала она.

– А у тебя?

– Мама, ну что ты так сразу?

– Хочу знать, что ты думаешь?

– Я думаю… что у меня никогда такого человека не было. Даже близко не встречала.

– Ты позавчера, в субботу, когда прибегала переодеться… ты как-то обронила – я замуж вышла. Я так поняла…

– Мама, я и вышла, – сказала Лена, – сейчас время такое, вначале молодые люди так вот выходят замуж.

– Ну, он уж не совсем молодой человек? – сказала мама, стараясь акцентировать слово «не совсем».

Лена быстро надела ботиночки и хлопнула дверью.

Субботние походы по городу и по магазинам, хоть Сергей и Лена никого и не встретили из знакомых, не прошли для них даром, точнее, не прошли незамеченными. Кто-то где-то, вроде как, их видел… иду-ут, понимаешь себе, под ручку! Естественно, эта новость тут же разлетелась по студии, потому как других новостей не было.

Лена пришла на работу вовремя, но после того, как студийный автобус привёз собранных по городу сотрудников. Она вошла в редакцию, поздоровалась, увидела пару едких ухмылок, продюсер Карина глянула на Лену, тут же спросила:

– Что, мы сегодня без цветов? Время цветочков закончилось? Началось время плодов?..

После чего что-то очень живо стала обсуждать с главным редактором информации. Лена посмотрела на Боброва, спросить больше было не у кого:

– Это она про что?

– Да тут, пока на студию ехали, – тихо шепнул Бобров, – так всю дорогу только и обсуждали, как ты с Сергеем по городу гуляла в субботу.

– С чьей подачи? – спросила Лена шепотом.

– Не знаю, – пожал он плечом, – я поздно в наш автобус сел, но обсуждали очень аппетитно.

К Сергею только один раз подошёл один из молодых инженеров, сделал знаменитый жест двумя руками у своих бёдер и запросто спросил голосом, где зависть перемежалась с ненавистью:

– Так ты что… говорят… Ленку фью-ють! – и свистнул громко.

Сергей глазами на нём остановился, бить не стал, вначале спросил спокойным голосом:

– Хочешь, я сейчас в одну секунду сделаю так, что ты с такими руками, в локтях согнутыми, всю жизнь ходить будешь?

– Тихо, тихо! Нашёлся тут… «качок»!.. Спросили только.

Он быстро повернулся и ушёл.

У Лены было всё прозаичнее. К ней никто из женского персонала не подходил, ничего не спрашивал, некоторые ждали, когда можно будет на слове поймать, или хоть к какому слову прилепиться. Однако к слову ничего не цеплялось, Лена молчала, чем приводила некоторых коллег в обычную женскую озлобленность.

К обеду в редакцию заглянула продюсер Карина, что-то обговорила с главным редактором, потом громко сказала:

– У вас так скучно, девочки, что впечатление, словно у одной Каневской здесь бурная жизнь кипит.

Корреспондент Наташа тут же прицепилась и уже Лену спросила, как попросила:

– Лена, ты бы хоть нам рассказала, как оно… когда жизнь кипит?

Лена, не поднимая головы от своего нового репортажа, ответила быстро:

– Не скажу. Самой интересно.

– Нет, ну так просто скучно, девочки! – послышалось от Наташи, – Никакой интриги!

– Боже мой! – вздохнула громко на это Лена, – Заведи себе любовника, и появится целая куча интриги!

Редакция грохнула смехом. На этом претензии общества, которые рождает обычная обывательская зависть, закончились.

На шестой день счастливой жизни двух влюблённых, съёмочная группа в составе корреспондента Елены Каневской и оператора Сергея Русских выехала на съёмку. Съёмка как съёмка – интервью с гендиректором солидной фирмы «Ямалгазконсалтинг». Приехали. Их сразу проводили в кабинет начальника. Кабинет оказался пуст. Сергей распаковал камеру, начал ставить её на штатив, Лена присела аккуратно за длинный стол, где, очевидно, на заседаниях сидели сотрудники. Здесь в кабинет вошёл начальник, громко сказал:

– Здравствуйте!

Сергей кивнул, ответил, тут же, не понимая зачем, глянул на Лену… Лена подняла глаза на вошедшего, кивнула осторожно, произнесла тихо:

– Здрасьте, – и, когда начальник отвлёкся, садясь за свой стол, очень женственно, очень естественно и непосредственно поправила (едва прикоснувшись) свои волосы где-то на затылке… Просто поправила. Просто женщина увидела мужчину и поправила волосы. Просто подумала, что там какой может быть беспорядок, после того как на ветру прошлись от машины к зданию… Просто привела себя в порядок, чтобы выглядеть лучше. Ну, а кто из нас не хочет выглядеть лучше?..

Глаза Сергея сузились. По сердцу провели холодной сталью ревности. Зубы сами сомкнулись, обозлив черты лица до неприличия. Сергей задвинул телекамеру в замок на штативе, открыл экран, глянул на начальника, который уже с улыбкой сел в своё кресло и мило так… просто мило так начал беседу с Леной. Она не улыбалась в ответ, но глаза её смотрели на моложавого, лет сорока пяти, директора довольно внимательно. Холодная сталь ревности прошлась по сердцу Сергея вторично.

Съёмка прошла быстро, говорил гендиректор хорошо, сидел ровно, претензий не было. Сергей очень быстро собрал вещи, упаковал в сумку, сложил штатив и направился к выходу, коротко бросив обычное: «До свидания». Лена открыла ему дверь, как это делают всегда журналисты, Сергей вышел, Лена сделала шаг за ним из кабинета, и в этот момент за её спиной прозвучало:

– Да! Елена… простите, на секунду не могли бы задержаться?

Лена сказала Сергею: «Сейчас» и осталась в кабинете. Сергей без проволочек направился к выходу, с секретарём даже не попрощался. Горло давило. Грудь что-то стесняло. На первом этаже задержался, глянул через тёмные стёкла на ухоженный двор, на ёлочки между аккуратными дорожками, вымощенными плиткой, сказал то ли себе, то ли кому:

– И что так долго задерживаться?

Вопрос был не здоров в самой постановке, вопрос был не здоров в подобранных словах, вопрос был не здоров в интонации. Лена появилась скоро. Время, что ждал Сергей свою девушку, уложилось в минуты, минуты растянулись для Сергея в часы. Когда она сошла вниз, когда улыбнулась ему обычно, когда спросила ни для чего:

– Так что, идём?..

Он буркнул:

– Тайны какие-то? Или друг детства?

– Кто? – не совсем поняла она, или показала, что не поняла, – Начальник этот? С ума сошёл, какой друг детства, у меня маме столько, сколько ему…

– И мне столько же, – подсказал грубовато Сергей.

– Ты что? – Лена остановилась в дверях с тёмным стеклом, – Ты ревнуешь?.. Ты не ревнуй, я не собираюсь держать и строить от тебя какие-то секреты, он предложил мне место руководителя его пресс-службы.

– Его пресс-службы? – иронично переспросил Сергей.

– Пресс-службы «Ямалгазконсалтинг», – проговорила она очень терпеливо.

– А что так внезапно? – удивился Сергей, – Один раз увидел и сразу предложил? Другого ничего не предложил?

Здесь он дверь ногой пнул, она открылась, и Сергей вышел на улицу. Лена побежала за ним, по пути проговорила немного виноватым голосом:

– Ты что – ревнуешь? Ты с ума сошёл? Сергей, не смей меня ревновать! Я не виновата, что мне кто-то предложил работу!..

Сергей бубнил что-то себе под нос, слышно не было. Они подошли к машине и сразу оба умолкли. Обратно, на студию, ехали в полной тишине, даже водитель удивился.

На студии она, едва бросила свои вещи на стол, тут же ушла в операторскую, нашла там Сергея одного, что-то ворошившего в своей операторской сумке, тут же взяла его за руки, встала ровно перед ним, встала почти вплотную, если бы кто зашёл, было бы что потом рассказать, после всего этого сказала требовательно и чётко:

– Не смей меня ревновать. Я ничего плохого не сделала. Это была самая обычная съёмка.

– Ну да, – глянул Сергей в сторону, – обычная… такая… – здесь он провёл своей рукой себе по затылку, имитируя её движение по волосам, – такая обычная, что девушка аж встрепенулась вся перед мужчинкой… в порядок себя стала приводить…

– О, боже мой, это просто… – Лена потерялась на секунду, – это просто обычное женское движение… что же мне, чучелом выглядеть? Все девчонки так делают десять раз на день!

– Что-то раньше у тебя я не видел таких движений! – сказал ей в глаза Сергей.

– Просто не обращал внимания.

– Просто не делалось раньше! А тут целый генеральный директор! Как не прихорошиться?.. Один разочек прихорошилась, так сразу и работу предложили!

– Дурак! – сказала Лена и вышла из комнаты.

В этот солнечный майский вечер Сергей смотрел с девятого этажа вниз на город Салехард, безмолвно, безучастно смотрел на мчащиеся с недозволенной скоростью по центральной улице города машины, смотрел, как разлетаются от них водяные брызги, как во многих местах пешеходы шарахаются от этих брызг и матерятся. В голове одним длинным кадром постоянно прокручивался эпизод с входом гендиректора к себе в кабинет, потом лёгкая панорама – Лена поправляет свою причёску… просто так девчонки причёски не поправляют, девчонки поправляют причёски перед мужчинами, которые… которые заслуживают таких действий… Вот так. При чём здесь дурак? Здесь другое. Здесь то, что ещё не выявлено и пока не состоялось, как некая бытовая истина.

Весь вечер Сергей проходил из угла в угол. Весь вечер посматривал на сотовый телефон, что лежал безмолвно на тумбочке. Иногда он брал его в руки, вертел, смотрел на входящие звонки, ничего там нового не находил и разочарованно бросал на кровать.

Ревность и злость уже разъедали сознание.

На следующий день Сергей, чтобы не испытывать женское самолюбие, едва пришёл на работу, сразу вошёл в корреспондентскую комнату и поздоровался со всеми разом. Лена глянула на него и всё поняла. После чего на разборках заявок на съёмки, он выбрал себе съёмку в далёком посёлке на весь день, сказав, что давно не ездил по окрестностям салехардской тундры. Ну, соскучился, так и соскучился. Однако скука такая не прошла мимо внимания некоторых сотрудников. К Лене тут же подошла Наталья, спросила пошло:

– Никак, прошла любовь, завяли помидоры? По разным концам-то?..

День прошёл очень длинно. День шёл нескончаемо во времени, а работа была необъятна в пространстве.

Непонятное состояние, а точнее, отношение Лены к Сергею и наоборот – Сергея к Лене, затянулось. Так прошло несколько дней. Подходило лето, июнь. Снег сошёл с тротуаров и лужаек, голуби курлыкали во всю, а Русских и Каневская друг на друга не смотрели. Даже на съёмки вместе, бывало, ездили, а друг на друга не смотрели. Всё корректно, по-рабочему, по-телевизионному, корпоративно так… вначале работа, потом отношения, правильно?

Наконец по студии прошёл слух, что Лена Каневская уходит на другую работу. На другую работу?.. В другой-то раз? Ну, уходит и уходит. Какая разница кому? Кто-то, может, на этом и карьеру сделает? Текучка кадров в телевизионных студиях всегда была, есть и будет. Не уживаются в гадюшниках определённые человеки. А как ужиться, если иной раз в глаза тебе смотрят, а себя там видят, а когда за глаза… так такое про тебя видят! И не догадаешься! А потом про себя такое узнаёшь, что даже сам удивляешься – как это я? Потому текучка кадров в телекомпаниях – признак стабильности работы и творческих успехов.

Лена Каневская уходит на другую работу? Ну, так и понятно – разругалась со своим любовником, вот и уходит куда подальше, чтобы его не видеть. Интересно, очень сильно обрадуется Сергей, когда узнает, что его пассия уходит на другую работу?

Сергей и в самом деле узнал о том, что Лена переходит на другую работу, не в числе первых. Некоторым образом ему повезло, очень деликатно и стабильно вежливо ему сообщил об этом журналист Мишка Бобров. В коридоре подошёл, когда там было пустынно, словно все премию получили уже, сказал:

– Ленка уходит? Сообщили уже?

Сергей глаза вытаращил, молча ждал продолжения, Бобров договорил:

– Я сам точно не знаю, просто слышал от наших девок. Вроде как в «Ямалгазконсалтинг» начальником пресс-службы.

– A-а, ну да, – словно вспомнил Сергей что-то из далёкой своей жизни, – туда… точно.

– Просто шушукаются все… мол, поругались, Сергею ни слова… ерунда какая-то.

– Нормально всё.

Весь день Сергей ходил как окунутый в кипяток после парной бани. И так не сладко, так ещё и это… Значит, уходит. Значит, всё обстоит так, что уже и сказать об этом ему ей совсем и незачем. Значит, значит… Упустил. Упустил?

Мимо него прошли Карина и её подруга Наташка, Карина, с видом последней стервы, глазами на Сергея стрельнула, сказала:

– Привет! – и тут же Наташке в сторону, но не тихо:

– Ну, так, а что? Кого винить? Дело такое… баба молодая, а здесь карьера. А что? Вначале пресс служба, потом какой-нибудь замдиректора… по персоналу, к примеру, это обычно, когда у бабы вид и задница есть.

Сергею показалось, что его облили уксусом, и холодная кислятина разъедает ему глаза. Он даже на мгновение прикинул – может, и ему куда перевестись? А что? В городе есть ещё телекомпании. Сергей прошёл к доске заявок на съёмки, вытащил заявку Лены и положил к себе на полочку, поставив там свою фамилию.

До самой съёмки он ходил как чумной. Чтобы не вызвать новые волны словесной шелухи в коллективе, до самой съёмки гулял возле компании по тротуару, держа сотовый телефон в руке, на всякий случай. Перед самой съёмкой ушёл в операторскую. Здесь сидел лишь Юрка Баздырь. Они кивнули друг другу, Баздырь хотел что-то спросить, но в операторскую вошла Лена. Сергей обмер. Она осмотрела обоих, обоим вежливо сказала:

– Здравствуйте, – потом, глядя себе под ноги, спросила:

– В дирекцию капстроительства кто едет из вас? Машина уже ждёт.

И ушла. Сергей поднялся, взял сумку, штатив и вышел следом.

После съёмки, когда они уже вышли на улицу, машина ещё не подошла. Весенний день слепил глаза солнцем, подсыхали последние лужи, кое-где, на обочинах и клумбах, уже пыталась зеленеть травка. Лена молча смотрела на автостоянку, куда должна была подъехать машина, Сергей поставил сумку и штатив у входа, подошёл к девушке со спины, со спины спросил негромко, нейтрально, без нажима, нервозности и даже какого-либо удивления:

– Давно решила уйти?

– Через неделю, – ответила она, словно ждала этих слов, – через неделю… после тех съёмок через неделю.

– А что не сказала?

– Кому? Дома всем сказала.

– Мне показалось, что я мог бы знать…

– Мне тоже так казалось.

– И что?

– И ничего, – она обернулась, в глазах её уже стояли слёзы. Слёзы обиды и женской злости на всю глупость ситуации, в которой она… ну, ни на йоту!.. Столько времени потеряно, столько нервов потеряно, столько упущено, столько… И всё из-за его дурацкой мужской ревности! За что? За что?.. За то, что ей чуть повезло? За то, что её заметили?.. Мир таков!

Сергей неловко перетоптался с ноги на ногу.

– Можно было бы просто подойти и сказать… чтобы я от других с дурацким видом об этом не выслушивал.

– Можно было бы просто подойти и сказать… – повторила она своим тоном, – чтобы я дурой полной не выглядела в коллективе, или ты не знаешь, что тут сразу со всех сторон покатилось, когда все заметили? Можно было просто не показывать свой характер, а просто поговорить… и если у тебя хоть капля мозгов ещё осталась после… после тех идиотских слов, то ты бы понял, что ничего здесь плохого нет… и уж, тем более с моей стороны ничего нет и быть не могло!..

– Я… – начал он.

– Машина! – кивнула она так радостно, что Сергей даже и продолжать не стал.

Через минуту они ехали на съёмку.

День прошёл на работе ровно. Вечером, у себя дома, Сергей не мог найти себе места. Он метался от окна в комнате до окна на кухне, лихорадочно хватая какие-то вещи по пути, швыряя их в стороны, смотрел с высоты девятого этажа вниз на снующих повсюду людей, бестолково идущих куда-то, спешащих зачем-то… Наконец Сергей плюнул на всё, набрал номер Лены, подождал, переводя срывающееся дыхание, наконец сказал:

– Это я. Я… поговорить хотел с тобой. Если подойду – выйдешь?

Нацепив на себя что-то совсем не подходящее для весеннего вечера, он выскочил на улицу, через десять минут вошёл во двор её дома.

Лена вышла с каменным лицом. Глаза были холодны, взор отрешён, руки были сложены на груди. Она встала у дверей подъезда, ни разу не взглянув на него, сказала:

– Слушаю?

Сергей нервно покрутил в стороны головой, прошёлся один раз перед девушкой, наконец, собравшись то ли с мыслями, то ли с силами, спросил:

– Слушай, а ты сама хорошо себя чувствуешь вот так?

– Как? – в пустоту спросила она.

– Так. Глупо же? Зачем ты куда-то уходишь, что тебе, плохо на студии работать?

Она ничего не сказала, глаза пусто смотрели вдаль.

– Ну, хорошо, я вспылил… – он вспомнил, по какому случаю вспылил, кулаки его сжались беспомощно в карманах ветровки, – я вспылил глупо… хотя…

– Что хотя? – тут же отозвалась она.

– Хотя повод был. Может, я несколько неправильно среагировал, но…

– Что «но»? – вновь очнулась она.

Сергей глянул на неё, спросил осторожно:

– Поставь себя на моё место?

– Я разве похожа на мужчину? – усмехнулась Лена.

– Нет. Не похожа. Тогда представь себе, что я бы… за кем-нибудь поухаживал в твоём присутствии?..

– Ухаживай, – сказала она безразлично.

Сергей замер. Его слушать не хотели и не слушали.

– Скажи, – попросил он, – а если бы вот на одну чашу весов… поставить нас с тобой, а на другую твою новую работу? Какая перевесит?

– А я никого и ничего не взвешиваю, – сказала Лена холодно, – и никого, кстати, ни в чём не подозреваю… я, знаешь, доверяю человеку!

– Давай начнём всё сначала? – внезапно предложил он, – Давай просто всё сначала? И возвращаться к этому случаю не будем?

– И что? – спросила она выжидательно, – Что потом? Мне выйти за Вас замуж, надеть кольцо на палец, сидеть тише воды за своим столом всю жизнь, бояться что-то сказать, что-то сделать, никуда не высовываться…

– Зачем ты так? Я же сказал – всё забудем. Всё сначала. Это как урок.

Она устремила глаза вдаль, словно Сергея рядом и не было. Потом сказала тихо, очень неуверенно:

– Нет.

– Почему? – Сергей спросил и сразу понял, что спросил полную глупость, понял, что сейчас унижается так, как, может, не унижался никогда перед женщиной, которая давала ему понять, что он ей не нужен, он её не интересует совсем, пусть неуверенно об этом говорила, пусть сама боялась такое говорить, но говорила, произносила, делала больно и себе и ему. И если ей было просто больно, то ему это было ещё и стыдно. Мужчине всегда стыдно больше, когда вслух кто-то уничижает его достоинство мужчины.

– Нет, не надо. Я долго ждала, когда ты придёшь, потом… ждать перестала…

– Мы всего две недели не виделись.

– И что? Это для тебя один миг? – она повернулась к нему и вновь посмотрела ровно в глаза.

Сергей не нашёлся, что ответить. Все две недели они встречались в телекомпании, даже здоровались, всё это время они были на виду друг у друга, и он никак не мог подумать, что для неё всё это – вечность. И, в конце концов, он и в самом деле, совершенно серьёзно думал, что во всём этом виновата она… она… потому как… Сергей вспомнил, как Лена рукой поправляла волосы у себя на затылке… так поправляют волосы, когда хотят понравиться. Она ведь вначале увидела, кто вошёл, увидела мужчину, а уже потом… Так женщины делают даже прилюдно, чтоб мужчина это понял. Так… ах, ладно! Он всё равно думал, что она должна сделать хоть какой-то шаг, если она своим поведением позволила пробежать чьей-то тени между ними. Но Лена выдержала всё. Она выдержала до конца и теперь, оказывается, он виноват во всём, она прождала его вечность, он в вечности не появился, и прощения ему нет. Глупо так, что даже слов не подберёшь.

Сергей опустил глаза, в голове пронеслось: «Сейчас я скажу такое, что… что обратного пути не будет». И он сказал:

– Так что… Всё?..

Она повернулась, двери подъезда открыла и, уходя, очень тихо проронила:

– Всё.

Двери мягко, бесшумно закрылись. Перед самым последним сантиметром, двери остановились, словно что-то помешало им до конца закрыться, словно кто-то помешал закрыться, словно неведомая сила хотела привлечь внимание Сергея этим узким проходом и позвать туда на безумный, какой-нибудь неведомый ему до сих пор поступок… Поступок? Какой здесь может быть поступок? Догнать Лену и вновь предложить всё сначала? Это безумный поступок?.. Это продолжение его унижения. Двери затворились.

Солнце ушло за девятиэтажки Салехарда. На дороги города легли длинные тени домов, окна сверкали бликами, слепили глаза, низкое солнце слегка окрасило оранжевым оттенком светлые стены зданий.

Дорога домой заняла у Сергея целый час. Он шёл непонятно куда, непонятно каким путём, непонятно с кем разговаривал всё это время, причём говорил столь громко, что прохожие оборачивались, смотрели вслед. Городской сумасшедший? Бывает.

Дома Лена, едва вошла, тут же, без слов, не видя и не слыша ни папу, ни маму, сразу проскользнула к себе в комнату, бухнулась лицом в подушку и так лежала недвижимо, не слышно, не шевельнувшись ни разу до самых лёгких майских сумерек, когда, наконец, низкое солнце упало на самый горизонт и скрылось там, в низине, где течёт большая река Обь. К полуночи она поднялась, села у трюмо, посмотрела в зеркало на свои красные глаза, опухшие веки, провела ладонью по щеке, плечи её дрогнули, и Лена заревела, упав лицом на сложенные на коленях руки. Ревела Лена тихо, даже не всхлипывая, после поднялась, прошла в ванную, включила воду… Вышла другим человеком – решительным, упрямым, твёрдым и несокрушимым. Смыла с себя все дурацкие нежности, смыла с себя все дурацкие мысли о том, что, очевидно, всё же нельзя было так поправлять причёску в присутствии любимого человека… смыла с себя всё, что мешало дальше жить, сказала себе: «Я что, что-то сделала нехорошее? Я что, может ему изменила? Я может… Если бы он меня любил, мог бы… не заметить… или простить… да настоящий мужчина… а то прямо!.. Посмотрите – провела Лена рукой по волосам! Чушь собачья! Ну, раз он так!..»

Утром другого дня солнце почему-то взошло без каких-либо спотыканий.

На студии Сергей встретился с Леной в коридоре, произнёс отчётливо: «Привет», после чего резковато остановился, давая понять, что хочет что-то сказать, и, когда Лена остановилась, остановилась где-то через один явно лишний шаг, давая понять, что соглашается выслушать, но… только соглашается выслушать, Сергей негромко проговорил:

– Ты знаешь, нельзя так всё рвать по глупости одной… даже если и я ошибся, то можно ведь просто спокойно разобраться во всём? Спокойно, без злости всё обсудить, я виноват, значит – я виноват… Хочешь, мы можем некоторое время друг от друга просто… как… я не знаю… отдохнуть, что ли? Хочешь? Я позвоню тебе через… скажи, через сколько?

– Отдохнуть друг от друга? – повторила Лена сразу же, оглянулась, нет ли вокруг кого лишнего? Вокруг было пусто, тогда усмехнулась и в глаза ему сказала, – От любви не отдыхают, милый, любовь – это не уборка территории, это чувство постоянное, оно либо есть, либо нет, либо оно горит ярким огнём, либо гаснет сразу, когда… когда гореть нечему.

– У меня есть чему гореть, – в тон ей сказал Сергей, – иначе, сама понимаешь, я бы вот тут…

– У тебя есть? – то ли согласилась она, то ли спросила, – Может, и есть, только огонь твой пожирает всё, в том числе и отношения, и саму… любовь.

Тут же повернулась и пошла дальше. На секунду Сергею показалось, что мир вокруг него стал пуст и гол, словно из него вышвырнули, выкачали, изъяли всё живое и сущное, словно вокруг только стены, стены, стены…

В этот день Лена после работы просидела весь вечер взаперти дома. Никуда не ходила, никому не звонила, ни с кем никаких разговоров не разговаривала. Просто сидела дома, смотрела в окно, смотрела телевизор, смотрела в зеркало… ничего не видела. За своими думами видела только все свои думы. Перебирала в памяти каждую минуту, каждую секунду своих ожиданий, своих истерик, обвинений в адрес Сергея, оправданий своим действиям… впрочем, каких ещё оправданий? Какие могут быть оправдания, когда вас обвиняют в том, чего вы не совершали? Обычное женское поведение этот ревнивец великовозрастный превратил чуть ли не в какую-то форму измены!..

На следующее утро Лена приняла душ, уложила волосы как могла лучше, чтобы и красиво, но и не «парикмахерская», чтоб не сказали потом – в первый день разрядилась как фифа! Когда со «штукатуркой» было закончено, достала совершенно новый костюм, где юбка была мини, но не сильно, лишний раз всё проверила: нет ли складок, ниточек и прочего? Наконец ко времени начала рабочего дня она открыла новый флакон духов, что отец привёз из Франции, надушилась. Она опоздала к началу рабочего дня ровно на минуту, когда вошла в «Ямалгазконсалтинг», то ещё не все и пришли на работу. Лена спросила свой пропуск, ей выдали, дежурный был предупреждён, она прошла в кабинет начальника, тот ждал. Перед тем как открыть двери, Лена интуитивно, но осознанно поправила рукой волосы на затылке… На лицо легла приятная улыбка… Плечи распрямились… Она вошла.

Утром этого же дня Сергей проснулся в состоянии, близком к обморочному. Проснулся, вспомнил, себе сказал вслух:

– Лены больше нет.

Через минуту сказал ещё:

– Лены больше нет, и не будет больше Лены.

Однако надо было подниматься, надо было жить, надо было работать. На дворе стояла пятница. Сегодня пятница – рабочий день, есть куда идти, мелькнуло у него в голове, а завтра? Завтра? Если съёмок в выходные не будет? Странно, а как он жил раньше? Может, по бабам ринуться?..

Первое, что услышал на студии, был голос продюсера Карины на весь этаж:

– Каневская сегодня в отгуле! Съездишь за неё! Ничего с тобой не случится, у неё запарка с новым начальничком! – здесь продюсер увидела Сергея, взмахнула ему приветственно рукой на расстоянии и ещё громче договорила, – Ага, тот только по пятницам и принимает!

Сергей прошёл в операторскую. Здесь было пусто, и воздух был чистый.

В операторской Сергей опустился в кресло. Странная штука – жизнь, не сложная, читается на раз… странная. Вот сколько лет он проработал в этой студии? Много. И за все годы никто ни разу не позволил себе какого-то насмешливого отношения к его мужским увлечениям, ведь видели его за годы работы и с одной женщиной, и с другой, да и с третьей, что чуть не женился на ней, так?.. Но женщины все были со стороны. Женщины были не из телекомпании. Видели случайно, непреднамеренно. А тут… едва отношения наметились, так сразу и колкости, пошлости, издевки даже… Может, потому, что у всех на виду? А может, потому, что кому-то обидно, что девчонка, к примеру, досталась не ему, а вот этому?.. А что тогда женщины? Из-за романтичности розовых бутонов?

Весь день Сергей проработал как проклятый, даже лишних пару заявок отработал, сам предложил своим друзьям-операторам съездить за них, потом остался на вечерний эфир. Домой приехал поздно.

За окном был вечер, солнце и не думало садиться, светило во всю косыми низкими лучами по городу. Деревья уже одевались в листву. На ветках повсюду сидели воробьи, чирикали неугомонно на ночь глядя.

Сергей включил телевизор, потом вышел на лоджию, глянул вниз, потом по сторонам, в одной стороне стоял магазин, там продавалось спиртное, водка, селёдка, бородинский хлеб… В комнате прозвонил телефон. Он зашёл с лоджии, взял телефон и вновь вышел на лоджию.

– Да?

– Привет, Сергей, это Юра, – сказал ему из трубки оператор Баздырь.

– Привет, виделись сегодня весь день.

– Ты знаешь, пока ты сегодня ездил по съёмкам, так некоторые наши девочки уняться не могли на вашу тему с Ленкой. Одни визжали: «Что ещё этой Каневской нужно?» Другие визжали: «Зачем Русских девку ревностью мучает?» Ты на всё плюнь, жизнь продолжается, какая бы она ни была, но вот Вадим Сергеевич наш как-то сегодня обронил: «Не понимаю, что он ей голову-то морочит? И разница в возрасте, и особенно дать ведь ей по жизни ничего не сможет. Молодой бабе или молодой парень нужен, или денежный мешок…», понимаешь? Взрослые мужчины, конечно, лучше умеют ухаживать за девчонками, чем молодые, но что потом? Я вообще-то думаю, что наши бабы, не все, конечно, но многие, просто никогда таких ухаживаний с белыми розами по жизни своей замороченной не видели, вот и обозлились, что какая-то там Каневская… понимаешь?

– Понимаю, – сказал он глухо, – я не в обиде.

– Молодец. Завтра суббота, работы ни у кого нет?

– Ни у кого…

– Надо выпить. Тут Орешич крутится, в гости хочет.

– Приходите завтра, в обед, выпьем.

Разговор закончился, и Сергей ушёл в комнату, прилёг на свою широкую кровать. Глаза пусто, бездумно смотрели на окно, тюль перед ним, тяжёлую штору… Ничего не сделал. Ничего. А всё пропало. Всё, что ещё совсем недавно было всей его жизнью. Всё пропало в один миг. А может, это и правильно, что в один миг, а не тянулось во времени, когда бы он, к примеру, что-то там про Лену узнал?.. Когда бы, к примеру, она не просто волосы поправляла, а принимала бы ухаживания человека, который… который, к примеру, хоть и не молод, как и он, но с деньгами… так? Может, и в самом деле так лучше?

И всё же – тут же хлестануло по сознанию – и всё же я попробую ещё раз… и ещё раз… и ещё…

Он быстро поднялся, взял телефон, быстро, словно боялся опоздать, нашёл в адресе имя Лены, нажал на соединение. Гудел телефон недолго, Лена очень быстро сказала:

– Да? – сказала просто, без отдышки, без какой-то заложенной сознанием скорости, безо всего того, что порой выдаёт девушек в их отношении к мужчине.

– Это я, привет! – сказал Сергей тоже не очень бодро, – Ты уже не работаешь? – единственное, что сумел спросить.

– Нет, брала отгул, ходила на встречу с новым руководством.

– И как?

– Оклад дали в два раза больше моей студийной зарплаты.

– И всё?

– Нет, не всё. Кабинет показали. Познакомили со всякими замами, помощниками и прочими…

– Когда переходишь?

– С понедельника, Виктор Александрович отпускает, – мечтательно сказала она, – и там просили как можно быстрее. Работы очень много.

– Ну да, ну да, – пробормотал Сергей, – у тебя такой чужой голос.

– Голос как голос, – мигом изменилась она, – ничего особенного. Ты что-то хотел?

– Я хотел узнать, что можно сделать, чтобы вернуть всё обратно… как было. Помнишь?..

– Стараюсь не помнить. Мне было больно.

– Было?

– Было. Сейчас прошло. Перетерпелось. Больше такого не хочу.

– Больше такого не будет.

– Не будет, – сказала она.

– Прости, – сказал он, чуть не подавившись словом в самом его конце.

– Этого не надо, – трезво и разумно отказалась она, – всё нормально. Никто не умер.

– А любовь? – вдруг проснулось в Сергее какое-то странное, до сих пор неведомое чувство обиды на женщину.

– Любовь? – Лена явно усмехнулась, потом иронично и задиристо сказала, – А любовь, милый друг, померла!.. Померла, так померла! Увы!

– Не может быть, – сказал Сергей, – не верю. Ты специально…

– А ты поверь, – предложила Лена – я ничего не делаю, пока твёрдо что-то не решу. Хранить надо было… любовь.

– Давай с чистого листа?

– Не получится.

– Почему?

– Я не хочу.

– А что ты хочешь?

– Спокойно жить хочу теперь… без таких всплесков и бурлесков. Когда за мной никто не следит, не подсматривает, и я могу себя вести так, как считаю нужным в данный момент.

– Я уже извинился, – глухо сказал Сергей, похоже, всё ещё не веря в полный разрыв, – больше не повторится.

– Не надо, – резковато тут же сказала она.

– Так что…

– Так ничего, Сергей, – разумно произнесла она, – это была ошибка, если хочешь, это была моя личная ошибка, такая романтическая, симпатичненькая ошибочка в жизни… поддалась девушка на ухаживания серьёзного мужчины и… не удержалась на его серьёзной ноте… Прости, мне было с тобой хорошо, но… но и только. Всё.

Телефон пикнул и отключился.

Сергей зашвырнул телефон в угол.

Лена положила свой телефон на трюмо, сказала своему отражению:

– Вот та-ак!..

Сергей лежал на кровати, смотря в потолок, потому как никуда больше смотреть было невозможно. Как-то всё напоминало Лену, напоминало её пребывание у него в гостях два выходных подряд, напоминало… Вон тут, у окна, (опустил он глаза) она стояла, отдёргивая штору, чтобы не мешала разглядывать в окно тающий снег, на лоджии они стояли в обнимку, глядя на одинокие машины, что проносились мимо его дома…

Одинокие машины… Он теперь и сам – одинокая машина, что проносится мимо своей жизни, глупой жизни, никому не нужной, пустой и бесполезной. А вот здесь она немного дурачилась… Тьфу!

Сергей поднялся с кровати, прошёл на кухню, открыл холодильник – водки не было, глянул на время – двадцать два десять… Время вышло. Алкоголь уже не продают. Может, метнуться к магазину «Авангард»? Там ушлые ребята всегда торгуют водкой. Нет. Не надо. Завтра Юрка и Женька придут, тогда и выпьем. Пить водку надо тогда, когда ты сильный, а не слабый.

За что ему это всё?.. Ну вот – за что? За какие грехи особенные? Ну, это же нормальное мужское поведение? А может, просто ты ей ни к чему?.. Может, редактор Вадим Сергеевич и прав? Ей нужен, если человек и взрослый, то-о… с деньгами? Что и в самом деле он, Сергей, может ей дать? Большое светлое чувство любви? Трепетное отношение до полной дрожи в коленках? Смешно. Разница в двадцать лет… Как она сказала: «Мне было просто хорошо с тобой, но и только»? Почему же ему было не просто хорошо с ней, а восхитительно прекрасно? А может, у него это уже последнее чувство любви? Влюблялся-то он много раз, много раз расставался, но не так… А может, это у него было не так? А у тех девчонок, как раз было так, как у него сегодня? Может, и они тогда так же бились в душевных конвульсиях? Он же не знает. Да что ж так пусто-то вокруг? Что ж так пусто внутри, в голове, в груди?.. Словно выкачали всё! А может, он уже умер, просто пока этого не знает? Может, сдох, да не осознал вовремя, вот и мучается?

Он подошёл к кухонному окну, глянул вниз, людей было не так и много, больше прогуливались парочки молодых. Счастливые. Сергей вернулся в комнату, бухнулся в кровать не раздеваясь, поворочался пару минут, встал, открыл свою «аптечку», нашёл там таблетки валерианы, выпил десять штук и через минут пятнадцать отключился.

…В воскресенье Сергей проснулся с отвратительным ощущением во рту. Вчера весь вечер он просидел с друзьями Баздырем и Орешичем у себя дома, выпили ни много ни мало – четыре бутылки водки, потом пиво, потом ещё бутылка на посошок… ноль семь литра. Теперь внутри всё дрожало, тряслось, хотело сорваться, оторваться и улететь от него прочь. Ноги не двигались, голова раскалывалась, и состояние организма было такое, какое может знать только человек, не раз выпивавший за сутки литр водки, состояние это называется – никакой. Впечатление, что умер, но тело ещё двигается. Мозги совсем ничего не понимают и не воспринимают, кроме желания – добавить. Руки, если и не трясутся, то и не работают, ноги не ходят, а лишь переставляются… И так далее по всем статьям и параметрам человеческого организма. Абстинентный сидром.

Лена проснулась в воскресенье легко и буднично. Обычно. Только настроение было праздничным. Сегодня весь её новый коллектив выезжал на пикник. Она быстро оделась в какую-то туристическую одежду, накрасилась умеренно. Посмотрела на себя в зеркало, сказала родителям: «Пока!», и выпорхнула на улицу. Возле её дома уже стоял чёрный внедорожник – корпоративная машина, прислал её директор. Прислал лично за Леной, сказав ей, что, пока она не знает ничего, так он берёт над ней шефство. Лене такое шефство уже нравилось.

К десяти часам утра Сергей вышел из дома. Долго ходил по городу, проветривался, пока, наконец, организм не воспрянул и не подал признаки здоровой жизни. Не хотелось вначале ничего, но через час, а может и больше, захотелось обычного кефира… Купив маленький пакет, Сергей тут же у магазина, вскрыл его и аккуратно, чтоб не извозиться напитком, пил глотками. Магазин был небольшой, людей в выходной было немного. Сергей подумал, что сейчас похож на бомжа – небрит, не ухожен, лицо помято.

К магазину подкатил сверкающий цветом «металлик» большой английский «Лэнд ровер». Машина на скорости подкатила своими большими колёсами, мягко тормознула, очень празднично открылась дверь, и из неё вышла молодая девушка лет двадцати. Девушка была одета в короткую, но дорогую шубу нараспашку (совсем не по сезону, было плюс пять), аккуратные ботиночки на высокой шпильке, короткую юбку. Волосы её были расчёсаны, но прибиты лаком. Под шубой на кофте посверкивала какая-то жёлтая брошь с камнем посередине, губы были накрашены ярко, броско, глаза подведены жирно, крупно… Из-за руля вышел мужчина лет пятидесяти… Мужчина был одет в куртку, обычную «аляску», но куртка сразу говорила, что стоит неплохих денег, под курткой кожаный пиджак говорил, что стоит немалых денег, а золотая цепь поверх пуловера, безо всяких крестов и кулонов, просто цепь говорила, что стоит бешеных денег.

Папа с дочкой – сразу мелькнуло у Сергея.

– Дорогой! – позвала девушка, – Миленький! Мне тут не пройти! Подай руку?

Мужчина обошёл машину и подал своей даме руку. Так они и вошли в магазин. Сергей стоял как колом ударенный. Ничего не сказал. Ничего вслед не сказал. Ничего. Просто стоял как колом ударенный. Потом пакет в урну выбросил и поплёлся домой. Что он может дать молодой девушке? Любовь? Какую любовь? Смешно. Смешно? И в самом деле – смешно. Любовь можно дать только тому человеку, который любовь ищет и ждёт. А просто девушкам можно дать только положение и состояние.

А может, напиться по новой? А?.. Напиться бы сейчас до самого листопада осеннего, чтоб уж сразу и зима!