«Отныне Польша не нуждается во Франции», — заявит посол Польши в Берлине Липский французской журналистке Женевьеве Табуи после подписания германо-польского пакта. Более того, он выскажет «сожаление», что Польша «в свое время согласилась принять французскую помощь ввиду цены, которую будет вынуждена платить за нее».
Табуи, сопровождавшая французского министра иностранных дел Луи Барту* во время визита последнего в Варшаву в апреле 1934-го, передаст ему эти слова Липского. Но Барту вскоре и сам услышит от «благодарных» поляков то же самое. «Мы восхищены нашими первыми соглашениями с Гитлером, и мы убеждены, что на всем протяжении истории французы никогда не испытывали достаточного уважения к польской нации», — заявит ему маршал Пилсудский.
_______________________
* Барту (Barthou) Луи (25.08.1862 – 09.10.1934), французский государственный деятель, дипломат. С 1889-го депутат парламента. С 1894-го неоднократно занимал министерские посты. В марте–декабре 1913 г. премьер-министр, провел закон об увеличении срока военной службы до 3 лет. Выступал за укрепление Антанты. Возглавлял французскую делегацию на Генуэзской конференции 1922-го. В 1922–26 гг. председатель Репарационной комиссии; настаивал на выполнении Германией постановлений Версальского мирного договора 1919-го. В 1922–24, 1926–29 гг. министр юстиции. После установления фашистской диктатуры в Германии (1933) стал активным сторонником франко-советского сотрудничества. Будучи министром иностранных дел (февраль – октябрь 1934-го), продвигал идею «восточного пакта», был одним из инициаторов приглашения СССР в Лигу Наций. В 1934-м посетил СССР. 9 октября 1934 г. в Марселе Барту и югославский король Александр I были убиты хорватским террористом – агентом германской и итальянской разведок.
А польский коллега Барту полковник Бек, говоря об отношении Варшавы к возможному франко-советско-польскому альянсу против агрессии в Европе «с безразличным и скучающим видом... медленно... растягивая слова», укажет: «Вы знаете, франко-польский союз больше не интересует Польшу. Ведь в конце концов именно Франция особенно нуждается в Польше... Что же касается России, то я не нахожу достаточно эпитетов, чтобы охарактеризовать ненависть, какую у нас питают к ней!» [1].
_______________________
1. Табуи Ж. 20 лет дипломатической борьбы. М.: Изд-во иностр. лит, 1960, с.213–227.
Ну ладно Россия. Не любят поляки — черт с ними, в России, прямо скажем, по Польше тоже не сохнут. Но Франция! Какова наглость! Какая беспримерная неблагодарность! Какая, наконец, неадекватность на грани идиотизма! Ведь самим своим существованием Польша была обязана Франции!
Никакая другая страна не сделала столько для возрождения Польши. В том, что Польша получила выход к морю, — заслуга французов. В том, что Польша не была разгромлена Советской Россией в 1920-м, — заслуга французов. В том, что Польше были переданы значительные немецкие территории, в т. ч. вопреки вильсоновскому принципу самоопределения народов и невзирая на британские возражения, — заслуга французов. В том, что Польша смогла утвердить свои захваты в Восточной Галиции, Западной Украине и Белоруссии, в Литве, — заслуга французов. Французы вооружали польскую армию. Французские инструкторы обучали офицеров Войска польского. И т. д. и т. п... А поляки, вишь, «сожалели» оттого, что когда-то приняли французскую помощь!
(...)
В советской историографии было принято пенять Франции за «странную войну» осенью 1939-го. Но разве не Польша в 30-е годы сделала все, чтобы в решающий момент французы не смогли оказать ей необходимую поддержку!
Уже 7 февраля 1934-го, комментируя последствия польско-германского пакта, тогдашний министр Чехословакии Бенеш констатировал: «Гегемония Франции в Европе подорвана Гитлером и его вооружениями, и Франция не может сейчас стоять на старых, уже разрушенных позициях. Она должна быть довольна, если сумеет гарантировать себя и свой собственный статус от германского нажима»[2]. Это, подчеркну, всего лишь февраль 1934-го! Еще не было введения всеобщей воинской повинности в Германии, демилитаризации Рейнской зоны, аншлюса Австрии и Судет и многого другого, что осуществит Гитлер, имея прочный «польский» тыл! А что уж говорить о 1939-м!
_______________________
2. Документы внешней политики СССР (далее - ДВП СССР). - М.: Политиздат, 1971, т.17, с.124.
2 сентября 1939-го, когда армии Гитлера будут рвать Польшу, польский посол в Париже Лукасевич будет трясти за грудки главу французского МИДа Жоржа Бонне и в недипломатических выражениях требовать начала масштабных военных действий против Германии[3]. Бек будет бомбардировать Париж телеграммами в стиле «Караул! Спасайте!». И, конечно, никто из польского руководства тогда не вспомнит, как через губу разговаривали с французами несколькими годами ранее: «Отныне Польша не нуждается во Франции... Вы знаете, франко-польский союз больше не интересует Польшу...»
______________________
3. Овсяный И. Д. Тайна, в которой война рождалась. -- М.: Политиздат, 1975, с.370.
Ни в коем случае не желая оправдывать ни политику «умиротворения» по отношению к Гитлеру, ни Мюнхенский сговор и сдачу Чехословакии, надо сказать и о том, что все это в известной мере было вынужденным — вследствие разбалансировки прежней системы французских военных союзов, созданных Парижем в 20-е годы, и противодействия, оказанного созданию новых, актуализированных в начале и середине 30-х (в частности, франко-советского, более широкого коллективного проекта против агрессии — «восточного пакта»).
И польские «заслуги» в деле ослабления Франции более чем значительны! Польская неадекватность в вопросе ослабления своего главного союзника и наиболее реального защитника от гитлеровской агрессии просто поражает. Это как если бы охраняемый объект хотел связать ноги и руки своим телохранителям или пытался подменить патроны на холостые, а то и вовсе испортить пистолет, с помощью которого его же будут охранять. Идиотизм? Идиотизм! Но именно это демонстрировала Польша во второй половине 30-х.
Внутренне дезинтегрированная, окруженная враждебно настроенными соседями (для чего Варшава, как мы отмечали выше, вовсю расстаралась с самого первого дня воссоздания второй Речи Посполитой), изначально задуманная как французский геополитический проект, Польша по определению не могла играть самостоятельную роль на внешней арене.
Та Польша, в тех территориальных границах (как мы уже обращали внимание — неестественных, искусственных, несправедливых), крайне нуждалась во внешнем гаранте. И это, во-первых, должно было быть мощное государство, способное защитить Польшу от притязаний соседей (самостоятельно и/или через систему своих военных союзов). Во-вторых, этот гарант должен был быть заинтересован в существовании польского «версальского уродца» (выражение лорда Керзона в отношении государств, созданных после Первой мировой войны). Таким безусловным гарантом для Польши на тот момент могла быть только Франция, отвечавшая обоим условиям.
Созданная после Первой мировой таким образом, чтобы быть зависимой от Франции, своими захватами усилившая эту зависимость, Польша должна была делать все возможное ради прочных позиций Франции — своей, выражаясь современным языком, «крыши». Но Польша делала все с точностью до наоборот.
(...)
К 30-м годам у польского руководства обнаружилось прямо-таки маниакальное желание «поставить на место» Францию, показать, что Варшава — ровня Парижу. Возможно, это был своеобразный «синдром Моськи», задирающей слона: «Ай, Моська! знать она сильна, Что лает на Слона!».
Франция к началу 30-х — это самое авторитетное в политическом и самое мощное в военном отношении государство Европы. Поэтому фрондирование французам, «осаживание» Франции по поводу и без оного, судя по всему, повышало самооценку польского руководства, добавляло «величия» в собственных глазах.
Вот в конце ноября 1933-го в серии бесед советский полпред в Польше интересуется у Бека, почему Варшава так обошлась со своим ключевым союзником — Францией, не поставив ее в известность о демарше Гитлера—Липского. Бек несколько раз повторяет, что это в отместку: «А Франция столько интересующих нас вопросов разрешала без малейшего сговора с нами, а то и без уведомления»[7]; «Францию не извещали, ибо она неоднократно поступала аналогично с Польшей»[8]; «Франция меньше всех может удивляться поведению Польши — и в Версале (!!! — С. Л.), и при Локарно, и во всем последующем она весьма мало считалась с жизненными интересами Польши. Нынешний шаг польского правительства немного протрезвит самонадеянных французов» [9].
______________________
7. ДВП СССР, 1970, т.16, с.668.
8. Там же, с.670.
9. Там же, с.671-672.
Как видим, поляки сводили с Францией даже версальские счеты! Оказывается, и в Версале — несмотря на все те более чем щедрые дары от Клемансо — Париж недостаточно уважил Варшаву! Своей самодеятельностью поляки «протрезвляли» «самонадеянных французов»! Подумать только!
(...)
...у Бека были и личные счеты с Францией. В 1932-м Париж отказался принять его в качестве посла Польши во Франции (в 1920 г., будучи военным атташе при польском посольстве, Бек оказался замешан в скандале с похищением документов французского генштаба [13]. В ответ на что Пилсудский в том же году сделал Бека — неприемлемого партнера для своих как бы главных союзников — главой польского МИД! Т. с. «утер нос» французам!
_____________________
13. Овсяный И. Д. Указ.соч., с.87.
Гитлер же сделал вид, что оценивает Польшу «должным образом» — как равного! 13 февраля в беседе с Беком Литвинов попросит главу польского МИД высказаться, какие, по его мнению, причины могли побудить Германию пойти на соглашение с Польшей, учитывая, что даже в веймарские времена, например, Штреземана (в августе—ноябре 1923-го глава правительства, с августа 1923-го и до своей смерти в октябре 1929-го — министр иностранных дел Германии), в Берлине не решались на такие договоренности. Не говоря уж о том, что польско-германское урегулирование совершенно идет вразрез с идеологией Гитлера.
Бек ответил, что «до прихода гитлеровцев политику Германии делали Пруссия и пруссаки, которые придавали преувеличенное значение вопросу о коридоре и Восточной Пруссии». А Гитлер, мол, австриец, поэтому с его приходом к власти «Пруссия сейчас перестала существовать, есть только Германия, с которой легче столковаться». Ну, и самое главное: «Германия убедилась, что Польша не является маленьким сезонным государством, каковым его раньше считали, и поэтому чувство реальности подсказывает большее внимание к ней» [14].
____________________
14. ДВП СССР, т.17, с.132.
(...)
Но что до польской гордыни, то, конечно же, такой известный словоблуд и демагог, как Гитлер, без труда нашел нужные слова и обороты. Этот умел сформулировать с упором на ласкающий польское ухо тезис об их исторической миссии быть форпостом западной цивилизации на востоке Европы. К примеру, в беседе с Липским накануне подписания германо-польского пакта Гитлер произнес длинный монолог об очень серьезной опасности, которая нависла над западной цивилизацией со стороны России. И «с этой точки зрения», отметил Гитлер, он «рассматривает роль Польши как очень важную»: «Польша является последним барьером цивилизации на Востоке». Липский (надо полагать, напустив на себя важный вид) поддакнул: «Польша часто играла роль щита для европейской культуры». И в качестве примера привел сражение под Варшавой 1920 г. — когда-де поляки спасли европейскую цивилизацию [17].
____________________
17. Овсяный И. Д. Указ.соч., с.90.
Для поляков это было самое то! Это возвышало их в собственных глазах, создавало иллюзию, что сильные мира сего с надеждой смотрят на Польшу, «бастион цивилизации». Ну, и, конечно, они сами не прочь были внести эту «цивилизацию» — огнем и мечом. На тот же «варварский» Восток, например.
Вот из лекции о международном положении, произнесенной крупным польским землевладельцем князем Сапегой в сентябре 1933-го: «Перед нами встал вопрос — будем ли мы форпостом Европы, расширяющимся в восточном направлении, или станем барьером, преграждающим путь европейской экспансии на Восток. Господа, история уничтожит этот барьер, и наша страна превратится в поле битвы, где будет вестись борьба между Востоком и Западом. Поэтому мы должны стать форпостом Европы, и наша внешнеполитическая задача заключается в том, чтобы подготовиться к такой роли и всячески содействовать европейской солидарности и европейской экспансии» [18].
____________________
18. Там же, с.88.
Тезис о Польше в rolі zbawiciela («роли спасителя») западной цивилизации красной чертой проходит через польский политико-публицистический дискурс того времени.
А Франция, вишь, эту историческую миссию Польши в тот момент замечать перестала. И вместо цивилизаторской экспансии на Восток вдруг села с Москвой за стол переговоров. То ли дело «защитник западной цивилизации» Гитлер! Он и мыслит прогрессивно, по-цивилизаторски. И значение Польши оценить в состоянии.
Ослабив Францию уже самим фактом того, что переметнулась на немецкую сторону, Польша продолжила тем, что содействовала Гитлеру в разрушении профранцузских военных альянсов — Малой Антанты, альянса Чехословакии, Румынии и Югославии, созданного в 1920—1921 гг. по инициативе французского генштаба, а затем и Балканской Антанты, организованной также по инициативе Франции и при поддержке британской дипломатии. Балканская Антанта (Балканский пакт) была создана в феврале 1934-го — сразу после подписания польско-германского пакта. Договор подписали Греция, Румыния, Турции и Югославия. Как видим, Малая и Балканская Антанты через Румынию и Югославию (участвовавших в обеих) были тесно связаны между собой.
Эти созданные под эгидой Франции коалиции мешали ревизии версальской системы, включая пересмотр границ, блокировали экспансию Германии на Балканы и вообще ее движение в южном направлении (например, затрудняли аншлюс Австрии).
(...)
В конечном итоге, как мы знаем, польско-германские усилия по развалу Малой и Балканской Антанты увенчаются успехом. Иное дело, что для Польши это обернется катастрофой 1939-го. А тогда поляки, движимые планами территориальных приращений, действовали исходя из той логики, что агрессия Гитлера пойдет им впрок, и для этого надо развязать ему руки, разрушить профранцузские коалиции — мешавшие, к примеру, Польше оттяпать Тешинскую область у Чехословакии.
(...)
Рис.8 Юзеф Бек (крайний слева) и Иоахим Риббентроп (крайний справа)