Что она пережила в следующие несколько часов, после того, как мадам Помфри, сонная и сердитая, напоила ее какой-то гадостью из запыленного фиала – лучше не вспоминать. Эри лежала, вцепившись зубами в край подушки, но все же не могла удержаться от тихих всхлипов. Физическая боль не могла сравниться с этим раздирающим, нестерпимым чувством, которое она даже словами не могла назвать. Последний раз подобное было 31 июля, когда профессор Снейп говорил о ее родителях, но тогда все-таки не так больно. Можно было не верить до конца – это ведь чужие слова, чужая точка зрения. То, что происходило сейчас, она видела ясно, своими глазами.

«Лили и Джеймс» из зеркала были именно что созданием ее глупой головы. Они были такими, как ей хотелось – вспомнить хотя бы, как они на глазах стали старше. Они вели себя, как ей нравилось, отвечали на ее вопросы так, что сердце заходилось от восторга. Поттер вспомнила, как дрожащим голосом спрашивала: «А вы ТАМ не завели других детей?» – и пантомиму «ты у нас единственная» – и все-таки взвыла в голос, глуша звуки подушкой. Вытянула руку с кровати и с силой ударила в стену. Боль отрезвила. Лизнула ребро ладони – соленый вкус крови казался привычным, успокаивающим. Настоящим, а не той мутной одурью, в которой она пребывала все эти дни. Ночью зеркало, днем – грезы наяву и сон, сон по пятнадцать часов в сутки, чтобы еще раз их увидеть.

«Никогда в жизни. Никогда».

Теперь она понимала, что такое это Зелье Прозрения. Как будто содрали повязку с глаз, сняли Обскуро – и свет обжигает глаза. Кто эта истеричная дура, посылающая Рона, орущая на Невилла, уныло канючащая «можно попрощаться?», бредящая наяву? Попрощаться! С мороками, созданными ее воображением!

«Тупица. Дура. Как можно было поверить!»

Зелье имело еще один эффект – не только ее собственное поведение перед зеркалом стало ей ясным, ясным и унижающим. Нет, теперь перед ней явно проходили последние недели, эти детские игры, блин, на свежем воздухе, и вообще – все эти манеры резвящегося щенка. Как она вообразила, что такая же, как все остальные, что ей это МОЖНО? Как могла так расслабиться, так бездумно вести себя? Откуда вылезло это проклятое «гриффиндорство»? Учись она в Слизерине, не вляпалась бы так по-глупому, помнила бы, что все новое надо считать потенциально опасным, и осторожно изучать, а не кидаться вперед с бездумной смелостью…

«Идиотка! Притворялась чокнутой, как все они, да так успешно, что совсем мозги потеряла? Где была, черт возьми, твоя голова все эти дни?!

Не-на-ви-жу темную магию!

И себя тоже... ненавижу».

***

– Как ты? – робко спросил Рон.

Он пришел навестить ее в больничном крыле, потому что утром мадам Помфри посмотрела на нее и велела остаться еще на день. Еще порция Зелья Прозрения, еще несколько часов в пучине самоуничижения.

– Нормально, – Эри пожала плечами.

По логике, сейчас следовало доказывать, что она по-прежнему главная в этой стае. По-прежнему сильная и несгибаемая. Для начала…

– А ты думал, буду рыдать и биться головой об стену? Старина Дамби объяснил, что эта хрень темномагическая, и подавляет волю. Вот я и вляпалась.

– Невилл ничего не рассказывал, просто что это было опасно… – Рон выглядел смущенным. – Но я уже понял, что оно показывало тайные желания, и чем сильнее желание, тем, наверно, хуже?..

Эри молча смотрела на него.

«У Уизли иногда встречаются проблески гениальности. Во искупление общей глупости, наверно».

– Понимаю, ты не любишь, когда тебя жалеют, – Рон остановился, примирительно поднял руки. – Не сверкай глазами! Я о другом хотел сказать. Ты жила с маглами. Ты очень умная, ты много читаешь, но есть вещи, в которые ты вот так… попадаешься. И я хочу сказать: в этом нет ничего постыдного! Невилл, например, знал о таких штуках, поэтому сообразил. И со Слизерина все бы догадались, потому что это темная магия. А я не знал. И ты не знала. Это, ну, нормально.

– Но ты сразу понял, что это вранье, – ответила Эри. Выругала себя – получалось, будто она хочет, чтобы ее жалели. Жалели и убеждали, что она вовсе не такая дура набитая, какой сама себе кажется.

– Ну… то, что оно мне показало – это было действительно неправдоподобно, я понял. А тебе… твои… – Он пожал плечами, на лице – болезненная неловкость. – И еще я думаю, это и Нев сказал, что ты попалась так из-за магловского воспитания. Ты же не знала, как у нас, волшебников, обстоит дело с мертвыми.

Эри промолчала.

– Я не хочу сказать ничего плохого. Но, ты понимаешь, я смотрю на тебя, Гермиону и других маглорожденных – вы думаете, что в нашем мире можно все. И мертвых воскрешать, и вообще… творить чудеса, как вы это называете.

– Я так не думала, – она смотрела внимательно. Рон – вдумчивый, серьезный Рон – был не похож на себя.

«И с таким Роном общаться интересно… и тревожно».

– Но ты же не знала точно, что у нас нет связи с ними. Призраки – это совсем не то, они просто ЗАДЕРЖАЛИСЬ. Поэтому ты сразу поверила.

– Рон, скажи мне, откуда ты это узнал? – не выдержала Поттер. – Когда мы ехали в поезде, ты не знал ни одного заклинания, ничего из «Истории Хогвартса», историю магии тоже не читал… почему сейчас ТЫ все это мне объясняешь?!

Мальчик неловко пожал плечами:

– Это не в книжках, Эри. Это… ну, это просто… как-то узнается. Вот как маглы знают, как пользоваться этими вашими… электрочайниками. Или как ездить на ваших… авомобилях.

– Автомобилях… так это просто впитываешь от взрослых, этому не учат?

– Конечно, – Рон наконец поставил на тумбочку пакет с шоколадом, сказал некстати: – Я тут и твой собственный принес, попросил Перси зайти в вашу спальню. И еще свой добавил. Я же знаю, ты без шоколада не можешь.

– Очень даже могу, – проворчала Эри невнятно, разворачивая лягушку. – Жила одиннадцать лет без него. неужели самому не хочется?

– Не в таком же количестве, – фыркнул Рон.

Они несколько минут просидели молча, шурша обертками. За то время, что Рон съел одну шоколадку, Эри справилась с тремя, и теперь воевала с тянучкой. И думала, думала…

Она как-то вдруг поняла, что ничего не изменилось, не нужны никакие бои за лидерство. Рон останется таким же мягким, уступающим. Не как Невилл – у того на лбу написано «решите за меня все» – для Рона это просто неважно. Может, это потому, что он был младшим из шести братьев, и привык уступать, находить компромиссы, избегать ссор? Его сестра была младше, но Эри могла поклясться – ею он не командовал (кажется, эта девчонка сама кого хочешь построит). У него не было опыта власти, да и не нужно ему это было. Он не видел тех мелочей, которые сама Поттер чувствовала кожей – кто говорит последнее слово, кто решает, куда идти, что делать, кто имеет право сказать «хватит, пусть будет так!». А Рон этого не видел, не понимал. Когда он соглашался с ней, то делал это не так, как ее бывшие одноклассники после «пришествия Ласки». Если ему что-то не нравилось – говорил прямо, не понимая, что сбивает все ее установки. Он словно знал что-то такое, чего ей никогда не понять, и бывали моменты, когда Эри чувствовала себя глупой и маленькой рядом с ним. И задумывалась: может, нормальные люди так и общаются – без иерархических тонкостей?

«А вот Малфой – моего поля ягода. Он осознает, что является на своем курсе главной шишкой, и следит, чтобы все это помнили. И у него это лучше получается, чем у меня. Крэбб и Гойл вообще без разрешения рот не открывают, Забини постоянно оглядывается, про девчонок и говорить нечего. Жестко – он главный. Причем это сохранилось даже после того, как он потерял лицо – странно, почему?

Но мне, наверно, больше нравится, как Рон. Когда не подчинение, а… не знаю… как это называется?..».

Эри хрустнула печеньем, молча улыбнулась другу.

Мягкий-то он мягкий, но иногда как упрется, из-за какой-то глупости...

Рон – это Рон. Он все равно будет задираться с Малфоем, подкалывать Гермиону, нудеть о квиддиче (не хуже Перси, только сам об этом не подозревает), вспыхивать по поводу и без, закатывать глаза, говоря «Девчонки! Все вы одинаковые!».

И не перестанет ее уважать, любить и ценить из-за ошибки с Еиналеж.

Эри прикрыла глаза, вспоминая, как впервые увидела младшего Уизли. Как подумала, что это «бриллиант» в плане дружбы. Как привязывала его – аккуратно, бережно, поневоле привязываясь сама.

«Я не ошиблась. Пять баллов Гриффиндору, Поттер. Просчитала его верно».

Но эта мысль была размытой, невнятной. Хотелось просто сидеть рядом с Роном, под его сочувственное, но не жалостливое молчание, есть шоколадных лягушек, и чувствовать, как крепнут эти узы. Дружбы. О, мерзкое гриффиндорское словечко! Когда оно стало отзываться таким теплом?..

***

Наконец вернулась Гермиона, и начался новый триместр. По негласному уговору Эри, Рон и Невилл не рассказывали ей о происшествии с Зеркалом Еиналеж. Зато они всерьез задумались, как можно применить мантию-невидимку.

– Запретная Секция! – карие глаза Гермионы горели желтым огнем, как у рыси. – Неужели вы там еще не были? Эри, у меня заказ. Половину книжек, которые я хочу прочитать, мадам Пинс не выдает, говорит – первокурсникам рано. А на них штамп Запретки, пойдем вечером? Только вдвоем, и очень осторожно, чтобы не попасться, а то баллы снимут.

– А м-может, пока лучше вообще не надо? – робко спросил Невилл. – Как бы Филчу не попасться, он сейчас с новыми силами… Вот м-месяц пройдет, Фред и Джордж его помучают н-немножко, тогда можно будет…

– Эр! – возмутился Рон. – Опять библиотека?! Мне эти стены, – огляделся, – уже осточертели.

Девочки зашикали на него. Они действительно сейчас были в библиотеке – Гермиона и Эри готовились к Зельям, Невилл старался им не мешать, а Рон, напротив, мешал активно. Он-то и рассказал Грейнджер о мантии-невидимке – раньше просто речь не заходила – так что теперь главная гриффиндорская заучка подпрыгивала на месте, как кипящий чайник.

– А Фламель?! – прошипела Гермиона (точно чайник, плюющийся паром!). Она огляделась по сторонам, но поблизости никого не было. В начале триместра учиться не хотелось никому... кроме одной четвертушки гриффиндорского квартета. – Как насчет Николаса Фламеля? Я так и не выяснила, кто это.

– Герми, надоело, – Эри встала, тихо подошла к библиотекарше, клюющей носом. – Мадам Пинс? Позвольте задать вам вопрос?

– Ммм, да? – Та встряхнулась, поправила очки.

– Кто такой Николас Фламель?

– Знаменитый алхимик, изобретатель философского камня, – машинально ответила та, и вдруг встрепенулась, гневно посмотрела на девочку. – А вам до него какое дело?

– Никакого, мэм, – вежливо ответила Эри. – Просто я встретила это имя в магловской книжке, – сочиняла она на ходу, – там говорилось, что это был великий чародей древности. Мне стало интересно, действительно ли он существовал.

– А-а, вот в чем дело, – библиотекарша улыбнулась. – Да, некоторые из волшебников действительно попадают в магловские хроники. Иногда – как «чародеи», маглы хоть и не верят в волшебство, но пишут об этом часто, не понимаю, почему. А иногда – сделав какие-то открытия в магловском мире. Я могу дать вам почитать книгу «Великие целители древности», она магловская, но там практически все наши. Гиппократ, Авиценна, Парацельс. Или «Сотрудничество магов и маглов до введения Статута Секретности» – правда, это пятитомник…

– Спасибо, мадам Пинс, не надо! – бодро ответила Поттер. Грейнджер, ошеломленно открывшая рот, заикнулась, что хочет взять все пять томов, но Эри сделала страшные глаза и потащила ее за собой, в их уголок. Рон и Невилл, которые тоже слышали диалог, едва не смеялись вслух.

Наконец они уселись за своим столом – самым дальним от библиотекарши – и заговорили шепотом:

– Все оказалось т-так просто, – фыркнул Невилл.

– И незачем было зарываться в книги, – с легким злорадством добавил Рон.

Гермиона надулась:

– Я не могла спросить, это ведь тайна. Видели, как она насторожилась?

– Но я развеяла ее подозрения, – ухмыльнулась Эри.

– Да, умеешь ты врать! – выдохнул Невилл с восхищением.

С восхищением? Эри покосилась на Гермиону:

– Опять скажешь, что я на вас плохо влияю?

Та только улыбнулась в ответ.

***

– Что м-мы тут делаем? – трагическим тоном спросил Невилл.

– То, что давно надо было сделать, – пропыхтел Рон.

Втроем под мантией-невидимкой было тесно и неудобно. Высокий Рон, толстый Невилл (правда, с начала года он немного похудел), и Эри, пихающая однокурсников острыми локтями, помещались с трудом.

Гриффиндорская троица, оставив Гермиону мирно учиться, топала в тот самый коридор на третьем этаже, вход в который был «запрещен под страхом мучительной смерти». Рон, которому фамильное безумие Уизли не давало покоя, ныл и жаловался до тех пор, пока Эри не согласилась разведать, что там такое. Ей самой совершенно не хотелось туда лезть – хватит, уже нашла кое-что «магическое» и «необыкновенное», после чего вдоволь наревелась, позорище. Но бросать безбашенного Уизли одного – не дело.

Эри уже поняла, что если она способна на сумасшедшие поступки в запале, в бешенстве, то у Рона попросту отсутствует предохранительный клапан. У него была настолько благополучная жизнь – в окружении любящей, пусть и бедной семьи, под грубоватой защитой старших братьев – что он просто не понимал, что может умереть, или хотя бы серьезно пострадать. Его самым большим горем была подержанная волшебная палочка и старая метла, самой серьезной травмой – падение с этой самой метлы. Он чувствовал себя бессмертным и неуязвимым – как, наверно, и полагается одиннадцатилетнему мальчишке. И Эри поневоле приходилось за ним присматривать.

А вот Невилл вызвался идти с ними сам. Он трясся от ужаса, но упорно доказывал, что не боится. «У меня, что ли, учится манипулированию?» – подумала Эри с неприятным удивлением, когда Лонгботтом, в пылу спора, произнес:

– Я знаю, вы не хотите меня брать, потому что считаете, что я трус и недостоин Гриффиндора. А еще называете себя моими друзьями!

Естественно, Рон немедленно кинулся убеждать его, что они так не считают, пожалуйста, пойдем втроем, Эр, ты не против?..

Она была не против. Позже тихонько спросила Невилла:

– Ты правда так думаешь?

Тот покраснел, опустил глаза:

– Я… ну, не то чтобы… я думаю, что это не вы так думаете, это на самом деле… это я так думаю. Что я недостоин.

«Ай, молодец! Манипуляция продолжается!» – восхитилась Эри, производя все необходимые словесные упражнения: нет, ты достоин, мы так не думаем, ты стоишь десятка таких, как Малфой, и прочее, прочее.

«Или он действительно так считает?»

У Невилла был самый бесхитростный вид, но Эри сама такой принимала запросто. Впрочем, кажется, Лонгботтом говорил правду. Думал, что говорит правду.

«Когда врут в глаза, все понятно сразу. А если неосознанно пытаются крутить вот так – чувствую себя слепой и глухой. Ладно. Будем считать, что наш мальчик-зайчик чист как подснежник».

***

– А-а-а!

Даже гриффиндорцы…

Нет, не так.

Даже гриффиндорцы-первокурсники, у которых инстинкт самосохранения еще не успел сформироваться, а храбрость-смелость-благородство аж из ушей хлещут…

И не так.

Даже гриффиндорцы-первокурсники Уизли и Поттер, и Лонгботтом, желающий убедить всех в собственной храбрости – даже они заорали и убежали, вне себя от страха, увидев зверюгу, обитающую в Том Самом Коридоре.

– Я… я больше никогда-никогда! – у Эри подрагивали руки.

Вылетев за дверь, они мчались еще долго, и пришли в себя уже возле гриффиндорской башни.

– Оно м-могло сожрать нас всех за секунду! – Невилл согнулся, оперся руками о колени, дышал тяжело, с присвистом. В квиддич он не играл, и сегодняшняя нагрузка была слишком большой. – К-каждая из трех голов могла сделать «АМ!», и все, н-нас нет!

Рон вытер мокрый лоб:

– Зато мы доказали собственную храбрость, разве нет?

– Рон! Мы в Гриффиндоре, хрен нам что-то доказывать?! Ой, извините.

– Да ничего, – ухмыльнулся Уизли.

Они еще несколько минут шумно дышали, обмениваясь короткими, выразительными и не всегда цензурными комментариями. Эри уже пришла в себя, а вот мальчики, морща лбы, сосредоточенно вспоминали всю грязную магловскую ругань, которую слышали от своей подруги раньше.

– Я что, это тоже говорила при вас?! – поразилась она. – Теперь мне в самом деле стыдно!

Рон засмеялся, спустя несколько секунд к нему неуверенно присоединился Невилл. Будь тут Молли Уизли, она могла бы объяснить про начало ужасного возраста, когда нравится шокировать окружающих, и в том числе – своей речью. Ругательства подходят для этого как нельзя лучше.

(А вот о чем миссис Уизли умолчала бы – это о том, как она счастлива, что весь этот сложный период ее дорогие детишки проводят в стенах Хогвартса).

– К тому же ты неправильно употребил это слово, его… эээ... используют только по отношению к женщинам. К непотребным женщинам, извини, не буду пояснять. Сам понял? Отлично. Я не думаю, что эта собачка была девочкой, да еще и легкого поведения… Нев, хватит ржать! Давайте серьезно. Вы видели, что зверюга стоит на люке?

– Как это ты разглядела? – удивился Рон.

– Развивайте наблюдательность, маглы этому учат. Ну, я так думаю, мы нашли, где прячут ту таинственную штуку из Гринготтса – этот мутант ее охраняет.

– И не т-таинственную, Гермиона же сказала, что это, скорее всего, философский к-камень Николаса Фламеля.

– Да какая разница, что там? Мы же не собираемся превращать все в Хогвартсе в золото? Значит, нам он не нужен. Выяснили тайну – хватит. И, Рон, если я еще хоть раз поддамся на твои подначки, что мне слабо!..

– Ага, зарекалась Ласка в курятник лазать...

***

Загадка разрешилась, и Эри не собиралась больше ломать голову по этому поводу. Философский камень хранится в Хоге? Да хоть сокровища Нибелунгов, в самом деле. Нас это не касается, своих проблем полно.

Например, Зелья…

На первом уроке профессор Снейп сперва ехидничал в своем обычном стиле («Да, сэр» и «Конечно, сэр» вместе с нежнейшей улыбкой – лучшая реакция, верный способ довести его до белого каления), а потом неожиданно спросил:

– Поттер, это из-за вас мне заново придется варить Зелье Прозрения?

Малфой насторожил уши, остальные слизеринцы встрепенулись. Эри ответила деревянным голосом:

– Да, сэр, из-за меня.

«Расскажет или нет? Если да – значит, все. Значит, я ошибалась, и он меня ненавидит. А я думала, просто недолюбливает. Неужели?..»

– Что ж, Поттер, – язвительно протянул Снейп, – я рад, что у вас есть слабости.

Эри решила, что терять нечего – сейчас как расскажет всем про Еиналеж, про это поганое зелье, про все на свете, и решила нахамить напоследок:

– Да, сэр. Это говорит о том, что я живой человек, а не рептилия!

Гриффиндор захихикал, со стороны Слизерина тоже послышались смешки. Видимо, змеям фраза показалась даже забавной. Малфой, впрочем, не улыбался (он последнее время постоянно был мрачен, сильно она его унизила).

Что это? Неужели Ужас Подземелий растерян? Эри решила наглеть по полной:

– И не летучая мышь, у них тоже слабостей не бывает, говорят.

Смех за спиной стал громче.

– Кто это говорит, Поттер? – бархатным голосом спросил Снейп. – Назовите мне этого человека. Я сниму с него баллы.

Эри почувствовала, как появляется на лице глупая, глупая, широкая и счастливая улыбка. Он – пусть это кажется невероятным – поддержал ее шутку?..

– Простите, сэр!

– За что вы извиняетесь в данный момент? – поинтересовался профессор. – Я полагал, что подобных слов нет в вашем лексиконе, хотя обычно они известны уже трехлетним детям. Повторите их еще раз, чтобы запомнить. Я жду.

– Простите, сэр! – снова выпалила она, улыбаясь. – За все!

– За все, Поттер? За ВСЕ вам придется извиняться до конца триместра. Из-за вашей наглости Гриффиндор теряет… один балл.

Первокурсники раскрыли рты. Обычно Снейп не снимал с ненавистного факультета меньше пяти баллов, чаще округлял до десяти. Минус балл – это можно было считать проявлением симпатии. Поттер с той же широкой улыбкой кивнула:

– Спасибо, сэр.

– И отработка, Поттер. Сегодня я собираюсь варить Зелье Прозрения. Раз ваши психические отклонения зашли так далеко, что вам понадобилось это зелье, вы поможете восполнить его запасы.

– Спасибо, сэр! – воскликнула Эри, не поморщившись, хотя на лицо Невилла набежала тень, когда он услышал о «психических отклонениях», да и остальные гриффиндорцы выглядели ошарашенными. – Я буду очень рада, сэр!

Зельевар с подозрением прищурился:

– Ваше поведение, Поттер, вызывает у меня обоснованные сомнения в вашем умственном здоровье.

– Вы и так давным-давно в нем сомневаетесь, сэр, – не выдержала Эри. – И, кстати, я же не спорю!

– Вы хотите получить еще одну отработку?

– Да, сэр! Ой, то есть, нет, сэр! Но на самом деле – да, сэр!

У Снейпа дернулся уголок рта. После короткой паузы он ответил:

– Отработка будет у мистера Филча.

– Ой, тогда нет, сэр!

– Но я вам ее все равно назначаю.

– Спасибо, сэр! А можно у вас?

– Поттер, вы хотите еще и баллы потерять? Сядьте на свое место!

Эри плюхнулась на стул, к ней тут же склонилась недоумевающая Гермиона:

– Что это с ним? А с тобой?

Эри, прижимая ладони к пылающим щекам, пробормотала:

– Он не рассказал им об этом, он ничего не рассказал…

– О чем ты?..

На нее немедленно налетел черный вихрь:

– Грейнджер! Минус пять баллов за болтовню на уроке!

Разговор пришлось прекратить. На Зельях можно было говорить только с напарником, и только по теме урока – по крайней мере, гриффиндорцам. Малфою и прочим было позволено делать все, что угодно, даже оскорблять однокурсников. А любой из красно-золотых, рискнувший ответить, получал от зельевара одно и то же – минус баллы, плюс отработки. За одним исключением. Поттер могла позволить говорить что угодно – профессор Снейп «не замечал». Это особое отношение уже стало предметом слухов, ходили даже речи, что она – его внебрачная дочь. (Услышав это впервые, она засмеялась, а потом глубоко задумалась). Только Эри не удавалось воспользоваться этой привилегией: лично ее Малфой не задирал.

«До сих пор не отошел, м-да, как же серьезно вышло… скорей бы он снова превратился в мелкого пакостника – тогда станет ясно, что он пережил тот эпизод».

***

Отработка у Снейпа прошла… странно. Он упомянул, что Эри будет помогать в приготовлении Зелья Прозрения, но девочка ожидала, что опять будут котлы, котлы и котлы. Чистить их приходилось без магии, тряпкой, щеткой, песком и золой. (За время осенне-зимних отработок Эри не раз с завистью вспоминала батарею моющих средств тетки Петуньи). Однако она ошиблась, вместо надоевшей уборки Снейп припряг ее резать флоббер-червей, крошить чешую огнекрабов, растирать горицветку обжигающую. Пусть исключительно неприятные, все эти компоненты действительно входили в проклятое зелье, Эри заранее посмотрела в справочнике. Сам он, склонившись над котлом, помешивал, резал что-то свое, отмерял капли – делал более тонкую работу, и не обращал на провинившуюся студентку внимания. Примерно через час он рассеянно обернулся, посмотрел на нее с удивлением – явно забыл, весь в своем зелье – и спросил с легким недоумением:

– Поттер, вы еще здесь? Идите к себе, отработка закончена.

– Спасибо, сэр, – Она потопталась возле стола, неуверенно глядя на преподавателя, пока Снейп не взглянул снова, теперь с раздражением:

– Что еще, Поттер?

– Сэр, как я справилась с отработкой?

– Неплохо, Поттер, – сказал он с удивлением. – Идите, а то еще одну назначу!

– Спасибо, сэр! – крикнула она, убегая.

В коридоре Эри подпрыгнула на месте, покрутилась вокруг своей оси, размахивая сумкой. Снейп ее похвалил! Ну, почти похвалил. Она еще раз подпрыгнула и пошла из подземелий домой.

«Сама знаю, какая это глупость. Что я так переживаю? И почему так приятно, когда он не язвит и ехидничает, а ведет себя прилично?.. Так. Давай разберемся».

Разобралась она быстро – за время дороги до гриффиндорской башни.

«Поттер, ты попала. Только твоя бестолковая башка может ассоциировать профессора Снейпа с папочкой! Как это называется… эээ… комплекс Эдди? Комплекс Пэдди? По-моему, там все плохо кончилось. Ой-ой. Как же так получилось?

Не притворяйся дурочкой, Поттер, все ты понимаешь, как получилось. С того момента, как он тебя накормил. Когда заговорил, как с взрослой. Когда рассказывал о жизни в «серпентарии», о волшебном мире. Когда смотрел внимательно, будто дырку старался провертеть глазами (неважно, что сердито), а потом вдруг «не заметил», как ты булочки со стола потырила. И еще когда оставил у портнихи, задержался в дверях и сказал очень тихо, но ты услышала – «маленькая гадюка!». Вот тогда и началось.

Отец может быть злым, язвительным, несправедливым – но все равно…

И он настоящий, а не эти… мороки из зеркала».

Эри вздрогнула. Призраки Еиналеж мерещились ей везде, даже колдофото родителей она пока не могла смотреть – было слишком больно. Невилл привез из дома, Хагриду еще прислали, Макгонагалл поделилась – но девочка только мельком смотрела на них и убирала в тумбочку. Изучать колдоснимки, как раньше, она не могла. И даже перестала носить с собой ту, первую фотографию.

Если не говорить о проблеме, ее как бы и нет – воспитание у Дурслей вложило эту мысль ей в голову. Поэтому, раз отплакавшись и все-все себе высказав («дура наивная» было единственным цензурным комментарием), она решительно запретила себе думать об этом. О чем угодно другом – можно. Уроки, книги, однокурсники, Малфой, философский камень… о чем угодно, хоть о Снейпе!

По правде говоря, о нем она думала очень много. И вот до чего додумалась.

«Если бы профессор знал… брр. Убил бы на месте, наверно».

***

– Эту игру будет судить Снейп, – озабоченно сказал Оливер Вуд, глядя, как дурачатся в воздухе близнецы Уизли. – И он точно будет подсуживать хаффлам.

– Почему хаффлам? – лениво спросила Поттер. Она так и не удосужилась заглянуть в турнирную таблицу, и до сих пор не знала, на каком они месте, и какие шансы получить квиддичный кубок.

– Потому что, если мы выиграем у них, то займем первое место, а если нет – второе. А слизни считают, пусть лучше победит кто угодно, но не мы.

– Не называй их так, – попросила Эри.

– Они нас грифами-стервятниками называют. Или кошаками.

– Мы не должны уподобляться им, – наставительно сказала Эри, вспомнив слова Гермионы.

– Кто бы говорил, Поттер!.. В общем, постарайся поймать снитч как можно раньше, потому что Снейп будет подсуживать, штрафные назначать, и прочее. Еще хорошо, что нельзя удалить игрока с поля, ни за какие проступки, а то бы он нашел, как от тебя избавиться.

Эри улыбнулась, потом задумалась. Ее отношения (да есть ли отношения? его не-равнодушие к ней – было или примерещилось?) с профессором – это одно. А квиддичный кубок – совсем другое. Поттер не казалось странным или обидным, что он будет подыгрывать слизеринцам. Соревнование между факультетами было больше похоже на войну, и нет ничего странного, что профессор хочет победить в этой войне. Значит действительно надо вести себя как паинька… и высматривать снитч.

***

– Ты с ума сошла?! – возмутился Рон. – Ты слишком легко к этому относишься. Он опять попытается сбросить тебя с метлы, как в прошлый раз.

– Я уверена, это был не он, – Эри надоел этот разговор.

Гермиона, бледная и сосредоточенная, сказала взволнованно:

– Мы втроем выучили несколько заклинаний, которые должны помочь. В прошлый раз я ему мантию подожгла, а теперь…

– Тихо! – подруга дернула ее за руку, кивая на проходящего мимо Малфоя со свитой. – Хочешь вылететь из школы? Я рада, что вы что-то новое выучили, потом расскажете. Я пошла на поле. Не волнуйтесь, все будет нормально.

Она уже переоделась, когда влетел взволнованный Вуд – третьекурсницы хором завизжали, больше для порядка, чем от испуга или стыда. Своего капитана они явно не стеснялись.

– Ура, девчонки! Дамблдор решил посмотреть на игру! Снейп не сможет подсуживать, мы спасены!

«Отлично. Теперь ребята хотя бы дергаться перестанут. Хм. Почему-то приятно, когда за меня волнуются – даже если это такая глупость… странно!»

***

– Здравствуйте, профессор Снейп! – выкрикнула Эри, подлетая к зельевару.

– Поттер, – это прозвучало неприязненно.

Выглядел он не очень: летучая мышь должна летать сама по себе, а не на метле. «Как он вообще может судить, если волосы закрывают обзор? – удивилась девочка. – Нет бы в хвостик собрать…» Она представила профессора Зельеварения с хвостиком и улыбнулась. Выражение лица Снейпа стало еще более кислым.

– Летите куда-нибудь подальше, Поттер, что вы тут делаете?

– Ну, снитча-то все равно нет, – Эри посмотрела вниз, на мышиную возню, сопровождаемую выкриками Джордана: «квоффл у Хаффлпаффа… у Гриффиндора… опять у Хаффлпаффа… у Гриффиндора… да забьет сегодня кто-нибудь хоть один гол?!»

– Вы полагаете, он прилетит именно сюда? – язвительно спросил Снейп, не отрывая взгляда от игроков.

– Все может быть, сэр…

Ей хотелось, чтобы Снейп посмотрел на нее и что-то сказал, можно даже «вы мне надоели», или «еще одна отработка». Но она вспомнила, что в числе правил квиддича, которые постоянно цитировал Рон, есть пункт «за попытки отвлечь судью разговорами назначается штрафной удар», и промолчала. Только почему-то нарастала обида, совсем глупая. Она облетела вокруг профессора – на достаточном расстоянии, чтобы он не смог квалифицировать это как «попытки заслонить судье обзор». Но этого хватило, чтобы он резко вскинул голову, злобно уставился на Эри… и тут над его правым ухом засиял золотом, затрепетал серебряными крылышками…

Эри метнулась вперед. Впечаталась в Снейпа, едва не сбив с метлы, ухватила…

– Поттер поймала снитч! – Ли Джордан первым сообразил, что произошло. – И еще поймала нашего профессора Зельеварения! Это рекорд! Впервые матч длится… эээ… семь минут!

– Матч не закончен, – усиленный Сонорусом голос Снейпа был еще неприятнее, чем в жизни. – Назначается штрафной удар за нападение на судью.

– Ух ты! – восхитился Джордан. – Похоже, у нашего нового ловца становится традицией – зарабатывать взыскания уже после окончания матча! Что ж… Хаффлпафф готовится к пенальти… на этот раз Оливер Вуд настроен защищать свои кольца… Ииии… Да! Он справился! Матч заканчивается со счетом 160:0, Гриффиндор выиграл «всухую»! Самый короткий матч за историю Хогвартса! А красотке Анджелине даже не дали проявить себя… гм, о чем я?.. профессор Макгонагалл, я ухожу!