Из окон своего кабинета, находящегося на сороковом этаже одного из небоскрёбов нового делового центра, Андреев внимательно смотрел вниз, на Москву. Лицо его, как всегда, было бесстрастно, но в голове сейчас бился поток мыслей, интенсивности которого мог бы позавидовать любой суперкомпьютер. Но и на этот раз – сплошная логика, почти никаких эмоций. Страстно любивший музыку, Андреев все эмоции отдавал только ей и ещё какую-то часть тратил на разговор с Богом. Вот именно, разговор. Он никогда и никому не рассказывал об этом, но когда молился, то говорил с Богом своим самым любимым языком – языком музыки. И на самые важные, заданные с истинной страстью вопросы Бог отвечал ему также посредством музыки. Эта музыка, эта замечательная гармония рождалась в его голове и потом переходила в ощутимые и легко понимаемые образы, которыми он и руководствовался в жизни. Именно поэтому он и стал одним из самых богатых людей страны, впрочем, как и Генри Форд в своё время, он не считал нажитое состояние лично своей заслугой, а любил подчёркивать, что это результат работы всего коллектива, идущего вместе с ним одной дорогой. И большинство работников его корпорации не только понимали, но и всемерно поддерживали своего шефа, работая не только за высокие оклады, но и за идею, которую он неуклонно проводил во вверенном ему Богом (он именно так и думал) сообществе людей.
Главную, основную часть капитала корпорация Андреева заработала на развитии и внедрении новых технологий в области био-, нано-, инфо – инженерии, которые шли на смену более громоздким системам. Когда-то Андреев занимался биржевыми играми, имел преуспевающую брокерскую контору и добился потрясающих успехов в спекулятивных играх с ценными бумагами. И вот, на пике своей карьеры, он как-то решил возблагодарить Создателя родившейся в душе особенно удачной симфонической одой. И внезапно получил от Бога ясный и очень конкретный ответ: все операции на бирже свернуть, вынуть деньги из строительства и немедленно заняться поиском, разработкой и внедрением новых научных идей. Поначалу Эдуард опешил, не поверил, ведь всё так удачно складывалось, но решил поступить, как и всегда в таких случаях – обратился к серьёзным аналитикам, в том числе и к альтернативным официальной точке зрения, рассмотреть весь доступный материал и просчитать вероятность удачи по поводу указанного ему свыше. И, в общем, нисколько не удивился, когда аналитики выдали ему результат – это одно из самых перспективных направлений в будущем, особенно если удастся получить заказы от государства. А ещё два аналитика, как бы даже сами не верившие в свои выводы, предсказали скорый кризис, падение цен на нефть и резкое уменьшение доходности биржевых операций. И этому Андреев тоже поверил, потому что и его интуиция подсказывала нечто подобное. Сделав всё, ему рекомендованное, Эдуард вошёл в кризис уверенно и спокойно, и хотя поначалу особо больших денег не было, но через два года целенаправленной работы его корпорация вышла на миллиардные обороты, а их разработки с удовольствием начали покупать и в Штатах, и в Китае, и даже в Японии. Только в России их труды пока не пользовались спросом, но Андреев верил, что это временно.
В строительстве наукограда, широко разрекламированного предыдущей властью, он отказался принимать участие наотрез, посчитав этот проект насквозь популистским и экономически безграмотным. И не ошибся, проект с треском провалился. А вот к затее в Томилино Андреев отнёсся, в общем-то, с сочувствием. Лишь одно его смущало – почему нельзя было то же самое сделать несколько лет назад, без пафоса и раскрутки, чтобы потом Россия не выглядела посмешищем в глазах всего мира?
Сегодняшний день получился очень напряжённым, и его промежуточные результаты Андреев хотел обсудить со своим штабом. Единственное, что необходимо было сделать самому – это оценить явное уклонение Эпштейна и Кагановича от предлагаемой встречи. Официального отказа не прозвучало, были маловразумительные слова о занятости и препятствиях, и именно из-за них становилось понятно: тут что-то кроется, и это что-то явно плохо пахло. Но делать поспешные выводы Эдуард не любил, а поэтому и назначил обсуждение ситуации.
– Эдуард Петрович, все вызванные вами собрались, – голос секретаря прервал размышления Андреева.
– Пусть заходят, – он подошёл к большому круглому столу, за которым любил проводить подобные совещания. С каждым пришедшим он поздоровался за руку и обменялся тёплыми словами, а двум женщинам сделал привычные комплименты. Со всеми людьми, кроме явных подонков и негодяев, Андреев всегда держался, как с равными – не превозносясь, но и не опускаясь. Когда семеро человек расселись вокруг стола, он подсел к ним, давая понять, что готов внимательно их выслушать.
– Согласно полученным нами данным, – начал старший аналитик, – стычка у монастыря произошла внезапно, столкнулись люди Майорова и Колышева, которые, похоже, приехали туда по одному и тому же делу, связанному с Томилино. Ночная перестрелка в Томилино – из этой же цепочки. Апофеоз – расстрел машины с Колышевым и Варшавским. Точных данных о том, что в машине были именно эти люди, нет, расследованием дела занялась военная прокуратура, а она никого и близко не подпускает. Тем не менее, вероятность того, что были убиты именно Варшавский и Колышев, высока. Возможно, к вечеру мы найдём каналы и будем иметь точные данные. Я думаю, что за этим нападением стоит генерал Майоров, активность его ведомства и его личная сейчас на пике. Видимо, генералу удалось заручиться поддержкой Эпштейна или Кагановича, иначе он не вёл бы себя так нагло.
– Меня, коллега, смущает другое, – откликнулась одна из женщин-аналитиков, отвечающая за анализ действия силовых структур, в прошлом полковник из Управления МВД, – нападение в центре города – это не стиль вышеупомянутых господ. Я уверена, что это личная инициатива Майорова, тем более что с его подачи в городе были объявлены аж два подряд «Перехвата». Впрочем, они не дали результатов, что говорит об уровне противодействующей стороны.
– Зачем Майорову нужны такие крайние меры? – спросил Андреев.
– Машина направлялась в сторону ЦКБ, где сейчас Президент. Видимо, Колышев и Варшавский рассчитывали как-то повлиять на состояние Президента. Но поскольку сами они не врачи и не волшебники, должен быть кто-то третий, с кем, видимо, они должны были встретиться либо по дороге, либо уже в самой больнице.
– Допустим, – Андреев действительно допускал такой вариант. – Так вы считаете, что Каганович и Эпштейн здесь не причём?
– Я считаю, что это не они отдали приказ о ликвидации, – отвечала бывший полковник, – акция на счету Майорова. Видимо, он действовал самостоятельно. Скорее всего, Каганович и Эпштейн будут выжидать удобного момента, когда смогут вклиниться в развитие событий, не замазавшись по самые уши. Но вот волну в СМИ запустили они, и тем самым смерть Колышева им сейчас очень неудобна, ведь они фактически продвинули версию, что это Колышев виноват в случившемся с Президентом. А так, с его смертью, получается полная бессмыслица. Кстати, там уже начались намёки на наше участие.
– Это несерьезно, но неприятно. Что по Президенту?
– Наше мнение, что, скорее всего, произошла случайность, – подхватился аналитик, отвечавший за обзор правительственных действий. – К такому развитию событий никто не готовился, это видно по неуверенным шагам всех игроков. Иначе кто-то, кто за этим стоит, действовал бы более целенаправленно.
– Это не могут быть спецслужбы иных стран? – Андреев допускал и такую версию. – Ну, например, чтобы создать хаос и панику?
– Маловероятно, ни одна страна ещё не предприняла никаких осмысленных действий. Случайность произошедшего вероятна более, чем на восемьдесят процентов.
– Ладно, допустим. Что биржа? – на этот раз Андреев обращался к финансовым аналитикам, которых он, по старой памяти, взял в новую корпорацию из одной из разорившихся инвестиционных компаний.
– Резкое падение. Но это было понятно ещё вчера вечером. Кстати, все игроки пытались удержать индексы, никто сознательно на понижение не шёл, что подтверждает нашу версию.
– Если это не какой-нибудь дьявольски хитрый план… Каковы ваши предсказания по развитию событий? – вопрос был обращён к начальнику аналитического отдела.
– К концу дня, при условии, что его и далее будут поддерживать Каганович и Эпштейн, Майоров попытается отстранить от власти премьера. Для этого ему понадобится вступить в союз или с министром обороны, или с министром внутренних дел. Последнее вероятно в большей степени. Если всё будет идти, как есть сейчас, то завтра, максимум послезавтра Думой и Советом Федерации будет вынесено решение о создании какого-нибудь Органа по Спасению во главе с Майоровым. Потом – чрезвычайное положение, а за ним – неприкрытая диктатура. Как диктатор, Майоров эту Думу разгонит вместе с Правительством.
– Значит, на коне окажутся Каганович и Эпштейн?
– Существует большая вероятность того, – саркастически заметила женщина-аналитик, – что этот конь будет не по ним. Майоров попытается избавиться и от них. Ему не нужны господа. Но поддержка ему понадобится, а вот где он её будет искать – это вопрос открытый.
– Ну что ж, господа, спасибо. До вечера мне нужны хоть какие-то данные об этом третьем, с кем должны были встретиться Колышев и Варшавский, – и Андреев поднялся из-за стола.
«Так-так-так, вот почему вы не хотите встречаться… Интересно, а что же такого было в этом монастыре?» – интуиция подсказывала Андрееву, что события у монастыря явно имеют важный смысл, но ему не хватало информации. «Ну что ж, надо напрягать Мамаладзе, пусть применит всё своё влияние, чтобы министр обороны самоустранился, он ведь, всё-таки, друг Президента, хотя к премьеру и относится прохладно. А я надавлю на сенаторов – пусть отрабатывают вложенные в них деньги…»
Андреев взял в руки телефон, чтобы звонить Мамаладзе, как вдруг тот выдал мелодию из «Увертюры 1812 года» Чайковского. Высветился незнакомый номер. «Интересно, кто это? Этот номер знают всего несколько человек. Может быть, ошиблись?» – подумал Андреев, но соединение нажал.
– Да, слушаю, – сухо сказал он.
– Нет, Эдуард Петрович, я не ошибся. Я звоню именно вам, – голос был не знаком.
– Ну, и кто вы? – Андреев удивился такой проницательности собеседника, но вида не подал.
– Меня зовут Руслан, и я знаю очень многое из интересующего вас, в том числе и по поводу ваших друзей. Нам надо встретиться.
– Это вам надо. А мне это зачем? – ровным, как всегда, голосом спросил Андреев.
– Вам это надо даже больше, чем мне. Поверьте. И, пожалуйста, до нашей встречи не звоните никому, даже Мамаладзе, – таинственный Руслан говорил очень убедительным тоном.
– Хм… Ну что ж, вы меня заинтриговали. Подъезжайте ко мне, вы ведь, наверное, знаете, где я нахожусь? – Андреев позволил себе чуть-чуть съязвить.
– Я буду у вас на подземном паркинге через десять минут. Пусть ваш начальник охраны меня встретит и проводит.
– Однако. Ладно, пусть будет по-вашему. Надеюсь, вы понимаете, что моё время очень дорого, и я обижусь, если вы его используете зря?
– Бросьте, Эдуард Петрович, вы не умеете обижаться, – и Руслан повесил трубку.
«Надо же», – с удивлением подумал Андреев и на музыкальном центре, созданном в Швеции по спецзаказу, включил каприз Паганини. У него оставалось ещё десять минут для прекрасного…