Сигарета в руке доктора дрожала мелкой дрожью, мелко-мелко тряслось и всё его лицо: тонкие, чуть злые губы, обросшие щетиной щёки, очки «Армани», чёрные, чуть вьющиеся волосы. Взгляд у него был, как у человека, на глазах которого только что приземлился НЛО и оттуда высыпала смеющаяся орава маленьких и очень зелёненьких человечков. Короче, доктор пребывал в совершенной прострации, и что-либо спрашивать у него сейчас было абсолютно бессмысленно – ответа точно не последует. Зато средних лет некрасивая медсестра вела себя более выдержанно, только тихо ойкала каждый раз, когда видела, как из очередной раны сама собой (!) выскакивает пуля, после чего ткани кожи стягиваются с пугающей скоростью.

Рената, сидевшая в ногах Володи, удивляться происходящему давно перестала, впрочем, как и радоваться, огорчаться или проявлять ещё какие-либо эмоции. Она просто сидела и довольно безучастно смотрела, как на её глазах происходит чудо, от созерцания которого доктор реанимобиля временно потерял рассудок и закурил прямо в операционной.

…Когда рядом с рыдающей во весь голос Ренатой остановилась первая машина, она даже не обратила внимания на вышедших из неё людей, настолько ею владело отчаяние. Она держала в руках простреленную, забрызганную кровью, с вытекшим глазом голову своего любимого, и мир вокруг летел в преисподнюю, превратившись из нейтрально-созерцательного в злобно-пожирательный. Не было больше ничего важного – ни собственной, такой противоречивой, личности, ни Москвы, ни отцовского положения, не было даже самого отца. Был только нашпигованный пулями труп Володи и та грань, за которой люди обычно уже ни на что не обращают внимания – ни на боль, ни на холод, ни на тепло, ни на что…

Кто-то тряс её за плечи, кто-то что-то кричал в лицо, кто-то суетился – сложенное из однообразных и невзрачных бесцветных образов, всё плыло мимо неясным маревом. Казалось, в этой реальности её больше нет. Рената вдруг увидела себя со стороны – худенькую девушку с полными губами, с глазами, сухими и безумными, воющую в небо и держащую в руках окровавленную голову лежащего на грязной и мокрой дороге человека, совсем недавно бывшего смыслом её жизни. Какая банальная и лицемерная сцена, как ханжески она смотрится, каким избитым штампом! Всё вокруг – ненастоящее, и даже она сама…

Но вот кто-то, через распахнутую куртку которого проглядывает белый халат, суетящийся рядом с поверженным телом самого любимого мужчины, с изумлением поднимает лицо и, не веря самому себе, шепчет: «Он жив?» И этот более вопрос, чем утверждение, вдруг бьёт Ренату молотом по голове, сознание возвращается в тело, сидящее в тающем снегу, и крик радости рождается помимо её воли. Жив! А дальше – суета. Лица окружающих людей из притворно-скорбных превращаются в облегчённо-суетливые, и кто-то тащит носилки, раздирает на Володе одежду и втыкает ему в руку какую-то иголку с трубочками. Затем кидают его на носилки и бегом несут в стоящую рядом полосатую машину с яркими вращающимися огнями на крыше. Её, Ренату, следом за носилками тащат, сажают в машину у задней двери и кричат ей вдогонку, что «Хаммер» она сможет найти в Твери у прокуратуры, а ключи – у прокурора. Всё это проносится мимо и становится неважным. Важно то, что он ещё дышит, а сердце, хоть и редко, но всё ещё бьётся!

Уже через полчаса интенсивных попыток спасти безнадёжного пациента у доктора, старавшегося вовсю, вырывается первый крик изумления. Он увидел, как из раны, бывшей, по всем канонам медицины, стопроцентно смертельной, сама собой стала вылезать пуля, а края раны начали стягиваться. А дальше этот процесс превратился в медленно откручиваемую назад плёнку: выпадающие из тела пули, зарастающие на глазах раны, появление румянца на щеках, восстановление дыхания, ровного и спокойного, и… Когда в простреленной глазнице стал формироваться новый глаз, доктор очень длинно и витиевато выругался дикой смесью латыни и русской ненормативной лексики, присел на скамеечку и, достав сигареты, нервно закурил, видимо, абсолютно справедливо решив, что такому пациенту не повредит сейчас не то что сигаретный дым, а даже поллитра спирта, закачанного прямо в вену. Зато медсестра оказалась менее подвержена разным неожиданностям – почти безучастно она принялась собирать в металлическую коробочку выпадающие из тела пули.

Рената, неожиданно для себя, смотрела на происходящее без всякого удивления. Наоборот, она очень напряжённо что-то обдумывала, как будто её заранее предупредили, что будет происходить нечто необычное, но при этом не выдали никаких инструкций на такой вот из ряда вон выходящий случай. Оглядев внимательно салон, весь уставленный и увешанный разнообразной светившейся и пищащей аппаратурой, Рената обнаружила на маленьком приставном столике убийственно металлический блеск пистолета, ранее извлечённого из Володиного пальто. Воспользовавшись тем, что доктор и его помощница во все глаза смотрели на происходящее чудо, Рената быстренько протянула руку и стащила эту смертоносную железяку. В оружии Рената не разбиралась, но из фильмов помнила, что пистолет полагается снять с предохранителя и передёрнуть затвор, что она и проделала, опустив руки с оружием так, чтобы никто не обратил на неё внимания. Впрочем, какое там… Докурив сигарету, доктор начал судорожно хлопать себя по карманам, в результате чего нашёл небольшой телефон, после чего стал судорожно нажимать кнопки, продолжая с явным восторгом и изумлением наблюдать за процессом чудесного исцеления. Несколько раз он с раздражением сбрасывал вызов (видимо, в такое раннее время никто не стремился разделить с ним радость фантастического события), но, в конце концов, кому-то дозвонился:

– Алло, – заорал доктор в трубку, – Михаил Моисеевич? Да, это я, Боря! Да в своём я, в своём! У меня тут, – доктор опасливо оглядел салон и почти шёпотом продолжил: – Да нет, не это… У меня тут сенсация! Клянусь! Да я трезв, мы ведь к крушению приставлены! Да нет, не это… Круче! Считайте, чудо! Какое? Человек выжил после множественного огнестрела, один из них – в сердце, один – в голову! Да не вру я, Богом клянусь! Да, через полчаса будем на месте! Подъезжайте, это надо видеть!

Доктор ещё раз довольно взглянул на своего оживавшего почти покойника и хотел набрать ещё чей-то номер, как вдруг услышал твёрдо, даже жёстко прозвучавший девичий голос:

– Боря, не надо больше никому звонить, о'кей?

Доктор посмотрел на сосредоточенное лицо девицы, подобранной вместе с телом, и отмахнулся – мол, не до тебя, девочка! Ответ оказался неправильным, так как вместо словесного аргумента доктор увидел смотрящий на него чёрный, казавшийся вполне безопасным ствол. Эта мнимая безобидность его и подвела:

– Девушка, – от такой наглости доктор даже взвизгнул, – да что вы себе позволяете? Немедленно опустите оружие и ведите себя нормально, а то мы вас тут же высадим!

Доктора поддержала медсестра, лицо которой просто перекосилось от злости:

– Ах ты, соплячка, да ты нам руки целовать должна за то, что мы твоего хахаля спасли, а ты пистолетом тычешь!

Рената вздохнула, с сожалением покачала головой и коротко ответила:

– Спасибо за помощь, но, похоже, он спас себя сам. А теперь извините, – чуть зажмурившись, она направила пистолет в правый верхний угол, подальше от людей, и с усилием нажала на спуск. Пистолет дёрнулся у Ренаты в руке, но грохота от выстрела почти не было – так, хлопок. Зато из того угла раздался звон, и что-то полилось на пол. Лица у доктора и медсестры сразу изменились – сначала стали испуганными, а потом – озабоченными. Доктор, опасливо косясь на вытекающую из простреленного ящика струйку, поднял успокоительно руки и начал, чуть запинаясь, произносить набор стандартных в такой ситуации слов:

– Э…п-простите… м-мы не хотели… не хотели вас об-б-бидеть. Это т-травма, он-на п-понятна… в-вы т-только н-н-не нервничайте, в-ваш друг, к-кажется, б-будет жить…

– Это я уже и без вас поняла, доктор, – спокойно ответила Рената. – Не надо мне ничего впаривать, я сама разберусь. Ваше дело – сидеть спокойно, смотреть за Володей, чтобы ему не стало хуже, и никому не звонить. Понятно? – на последнем слове Рената подняла пистолет стволом вверх.

– Понятно, – слаженно кивнули головами медработники.

– Вот и славно. Дайте указание водителю ехать без остановок в Москву, там разберёмся, что делать дальше.

– П-простите, д-девушка, но у нас б-бензана н-не хватит, – извиняющимся голосом произнёс доктор, который уже понял, что попал в очень неприятную ситуацию.

– Остановимся на заправке, я дам денег. Из машины никому не выходить – буду стрелять. Не дёргайтесь, и всё будет нормально, – Рената вдруг почувствовала себя героиней крутого боевика, отчего ей стало неудержимо смешно. И, не в силах сдержать смех, она истерично рассмеялась. Доктор с медсестрой обречённо переглянулись – не хватало ещё, чтобы у этой сумасбродной девчонки окончательно съехала крыша.

И тут со стола, на котором до этого лежало абсолютно бессознательное тело, раздался жутковатый хриплый смешок, и мужской голос произнёс:

– Ай-ай-ай, Рената, как не стыдно пугать таких хороших людей, – полуобнажённый Володя чуть привстал, насмешливо глядя на Ренату.

– Это полный п…ц, так не бывает, – беспомощно пролепетал доктор, а медсестра, закатив глаза, медленно сползла со своего места вниз.