— Привет, как вы? — менеджер небольшого придорожного мотеля с отрепетированной улыбкой замер, ожидая пока посетитель дойдет до стойки.

— Здравствуйте, — Литтл попытался вежливо улыбнуться в ответ, но из-за сильного нервного напряжения мышцы лица выдали странную гримасу, больше похожую на хищный оскал, — мне бы номер на двоих.

— У нас все номера на двоих, — ответил менеджер и достал откуда-то снизу толстый журнал с ручкой. — Ваше имя?

Литтл на секунду замешкался, он, как ни как, помогал несовершеннолетнему преступнику уйти от правосудия, а потому, не очень-то хотел говорить свое настоящее имя, но в попытке на ходу придумать фальшивое, понял, что это не так уж и просто.

— Питер Паркер, — наконец выдавил из себя психолог.

Менеджер оторвал взгляд от журнала и, приподняв бровь, посмотрел на клиента.

— Это который паутиной из рук стреляет?

Такая реакция Литтла выбила из колеи, но он быстро взял себя в руки и попытался возразить.

— Простите, но я не знаю, о чем вы.

— Да ладно вам. Питер Паркер — это настоящее имя Человека паука, а вы на него как-то похожи.

Психолог понял, что его раскусили гораздо быстрее, чем он рассчитывал, и нервно покосился на входную дверь.

— Да вы не волнуйтесь так, — успокаивающе продолжил менеджер, — таких скрытных у меня по десять штук за день проезжает. Дайте угадаю, в машине любовница? Или проститутка? А, впрочем, не отвечайте, это ваше личное дело. Если вам так уж важно, то я запишу в журнал Человека паука, но, по давней традиции, супергерои в моем мотеле платят наличкой.

Урегулировав все вопросы с заселением, Кори забрал у менеджера ключ с пластмассовым овальным брелоком, на котором была вытиснена крупная цифра восемь, и вернулся в автомобиль. Чип по-прежнему разглядывал свои пальцы, но по всему было заметно, что он сильно устал. Литтл тоже чувствовал себя разбитым, весь этот стресс не пойдет им обоим на пользу, но мальчишку просто необходимо было спрятать.

— Я снял нам номер, — психолог заглушил мотор своей Камри. — Сегодня мы переночуем здесь.

— Разве мы не едем к вашему другу? — тихо спросил мальчик.

— Едем, но путь неблизкий, и лучше его преодолеть днем, на свежую голову. Накинь капюшон и иди за мной.

Кори вышел из автомобиля, и, стараясь прикрывать мальчишку от любопытных глаз менеджера, наблюдавшего за ними через стеклянную дверь, провел его вдоль парковки к девятому номеру.

Чип сутулился и не смотрел по сторонам, к тому же капюшон сильно ограничивал его угол обзора, но, когда мальчик услышал щелчок открывающегося замка, любопытство взяло верх и он поднял голову.

Номер придорожного мотеля был более чем скромен, даже скромнее одноэтажного домика Дугласов, но при этом качественно отличался от него чистотой. Одна небольшая квадратная комната с двумя кроватями, разделенными тумбой, и крохотная ванная, в которую были чудом втиснуты унитаз, душевая кабинка и умывальник.

— Иди, — психолог показал рукой в сторону ванной, — тебе нужно отмыть кровь, а я пока найду что-нибудь поесть.

При одном упоминании еды у Чипа громко заурчало в животе. Литтл улыбнулся, он даже не подозревал, что этот странный мальчуган последний раз получал такие необходимые растущему организму калории более семнадцати часов назад. Два жалких тоста с дешевым малиновым джемом, и стакан молока на завтрак.

Выйдя на улицу, психолог запер за собой дверь на ключ, (не то, чтобы он не доверял мальчишке, но поведение аутистов всегда сложно предсказать) и отправился на поиски автоматов с газировкой и закусками, которые непременно присутствовали при каждом дешевом мотеле. Кори настораживало чрезмерное любопытство менеджера, и он не хотел с ним лишний раз контактировать, а потому, решил, что этим вечером им придется посидеть на подножном корме.

Душевую кабинку Чип видел впервые, хотя на самом деле это была даже не кабинка, а просто отгороженное для помывки место. Слегка вогнутый кафельный пол со сливным отверстием в центре, и вмонтированный в стену душ сильно заинтересовали мальчика. Дома у него стояла раритетная чугунная ванна, и она была совсем не похожа на то, что он видел сейчас перед собой.

Стоя под теплыми струями воды, Чип наслаждался каждым мгновением. Он чувствовал, как вся кровь, вперемешку с потом и грязью скопившимися на его коже, сходят слой за слоем, забирая с собой яркие образы злого соседского пса, павшего в неравном бою с вандалами Храма Фантазий, и отца, который навсегда останется в памяти застрявшим по пояс в стене и изрыгающим из себя бесконечные потоки брани.

Через грязное стекло торгового автомата Литтл пытался рассмотреть его содержимое. Он хотел отыскать любимый шоколадный батончик, но почти весь центральный ряд был измазан чем-то похожим на краску (кому только пришло в голову покрасить автомат?). Психолог пробовал заглянуть за преграду, прижимаясь к стеклу лицом, и поворачивая голову под разными углами, ему казалось, что еще чуть-чуть и он, наконец, увидит край долгожданной этикетки, но все его попытки были тщетны.

Потеряв всякую надежду визуально определить номер любимого лакомства, Литтл решил испытать свою удачу и интуицию. Наугад ткнув в кнопку, он услышал звук работающего механизма, который вращал выталкивающую спираль, а затем… ничего не произошло. Еда, которую он купил вслепую, вместо того, чтобы упасть в специальную выемку, оперлась о стекло и застряла.

Подождав еще пару секунд, Литтл понял, что его покупка сама не выпадет, и решил действовать. Сначала он легонько похлопал ладонью по торцу автомата, но это не возымело нужного эффекта. Тогда он постучал кулаком по стеклу, примерно в том месте, где, по его мнению, зависла еда. Снова ничего.

— Да твою ж мать! — Литтл со всего размаху засадил кулаком прямо в центр автомата. За стеклом послышалось шуршание и в выемку снизу что-то гулко упало. Психолог не обратил на этот факт абсолютно никакого внимания, сцепив зубы он снова ударил автомат, на этот раз еще сильнее, а затем еще, и еще. Так Литтл боролся с всепоглощающим чувством отчаяния, которое накрыло его с головой, с осознанием того, что он, ведомый слепым порывом альтруизма, жаждой помочь запуганному и больному мальчишке, возможно, выкинул всю свою жизнь в трубу. Посадив Чипа к себе в автомобиль, он автоматически стал соучастником преступления, и увозя преступника все дальше на восток, он только усугублял свое положение.

Литтл бил так долго и так сильно, как только мог. В конце концов, боль в руке притупилась, а затем и вовсе сошла на нет, оставляя после себя лишь онемение. Тогда Кори открыл глаза и спокойно выдохнул.

Осматривая плоды своей терапии, Литтл невольно улыбнулся. Кожа на костяшках его пальцев лопнула, и на грязном стекле остались красные отпечатки всех его ударов, которые засохнув, посветлеют и сольются воедино с тем странным пятном, не дававшим ему рассмотреть товар.

Кори представил, сколько людей потребовалось, чтобы получилось такое плотное и большое пятно, и улыбнулся еще шире. По какой-то причине его забавляла мысль о том, что, этот металлический болван справляется с работой психолога, гораздо лучше и быстрее чем он сам.

Запустив целую руку в выемку снизу автомата, Литтл нащупал свою добычу и вытащил на свет, ею оказался его любимый шоколадный батончик. Кори рассмеялся.

* * *

— Это отец тебе сделал? — будто невзначай спросил Литтл, сидя на своей кровати и наблюдая за тем, как Чип за обе щеки уплетает импровизированный ужин из чипсов и газировки.

Мальчик непонимающе взглянул на психолога.

— Синяк, — уточнил тот, — у тебя на шее.

Чип задумчиво провел пальцами по темному следу и еле заметно кивнул.

— За что он с тобой так? — продолжил расспрашивать Литтл.

Мальчик не ответил и снова сконцентрировал все свое внимание на еде.

— Ладно, не хочешь говорить и не надо, — Кори замолчал и пару раз прокрутил в руках шоколадный батончик, а затем неожиданно для себя самого продолжил. — Меня в детстве отец тоже бил. За каждую плохую оценку в табеле я получал крепкую взбучку и должен был простоять в углу час. Причем угол этот был в гостиной, там, где у нас стоял телевизор. Отец специально подгадывал время наказания так, чтобы оно совпадало с моментом, когда показывали мультфильмы. Он садился на диван, включал телевизор, стоявший прямо у меня за спиной, а сам делал вид, что читает газету. На самом деле он наблюдал за мной, ждал, когда я не выдержу и повернусь чтобы хоть краем глаза посмотреть мультфильм. Естественно я не выдерживал и поворачивался. Тогда мое наказание автоматически увеличивалось еще на час.

Литтл оторвал взгляд от шоколадного батончика и увидел, что Чип с интересом слушает его рассказ.

— Позже, когда я немного подрос, я спросил его, зачем он так поступал, и знаешь, что он ответил?

Мальчик отрицательно качнул головой.

— Он сказал, что таким образом воспитывал во мне дисциплину и терпение. Меня такой ответ совершенно не устроил, ведь ни того ни другого, после подобных наказаний во мне не прибавилось. Тогда я решил сам разобраться, что же двигало им в те моменты, и начал искать ответы в книгах. В школьной библиотеке я прочел все, что было хоть как-то связанно с психологией, и знаешь, что я узнал?

Чип снова качнул головой.

— Ничего, — улыбнулся Литтл. — Книги, которые я читал, были либо никак не связаны с моими вопросами, либо давали такие сложные ответы на них, что я их просто не мог понять. Тогда я решил, что поступлю в университет и выучусь на психолога, а потом снова прочитаю их, и с накопленным багажом знаний уж точно смогу разобраться во всем.

Литтл замолчал и начал медленно снимать обертку с шоколадки. Он выжидал, смотрел, как отреагирует мальчик на его историю, проглотит ли наживку.

— Вы разобрались? — не выдержав томительного ожидания спросил Чип.

— Ага, — кивнул психолог и довольный откусил кусок, а затем, жуя, продолжил. — Возможно, он думал, что делает меня дисциплинированней, но на самом деле он воспитывал во мне страх. Страх, что если я ослушаюсь, сделаю что-то по-своему, то опять получу по голове и окажусь лицом к стене. Но у всего есть и положительная сторона, Чип. На все можно смотреть под разными углами. И когда я понял это, для меня стало совершенно неважно, чем руководствовался мой отец, наказывая меня, главное — что благодаря этому я проделал такой длинный путь, и стал тем, кто я есть. У твоей истории, какая мрачная бы она ни была, тоже есть положительные стороны, я уверен в этом, и могу помочь тебе отыскать их. Ты хочешь, чтобы я помог?

Чип в неуверенности опустил глаза, ему было сложно даже представить, что на свете существуют люди, готовые кому-то помочь просто потому, что они хотят этого. Спустя несколько секунд раздумий мальчик кивнул.

— Тогда расскажи, за что твой папа оставил тебе этот синяк на шее?

— За то, что я его убил, — ответил Чип и с отрешенным видом вернулся к поеданию чипсов.

Литтл недовольно поморщился. «Похоже, мальчишке крепко досталось и пыль осядет нескоро, — подумал он, — лучше оставить его в покое на время, пока он сам не будет готов. Но, черт возьми, как же любопытно узнать его историю».

* * *

Ночью Литтл плохо спал, он просыпался через каждые пару часов и прислушивался. Ему казалось, что настырный менеджер мотеля сдал их полиции и в номер вот-вот ворвутся люди в форме. Но все было тихо, ни сирен, ни мигалок, только размеренный шелест автострады неподалеку и печальное гудение фонаря на парковке.

* * *

Утром Кори с ужасом обнаружил, что соседняя койка пуста и застелена. На мгновение психиатра захватило смешанное чувство страха и облегчения. С одной стороны, он по какой-то причине переживал за этого бедного паренька, волновался за его судьбу, но с другой — был бы несказанно рад, если бы тот ночью скрылся в неизвестном направлении, и он смог бы вернуться к своей прежней, наполненной скучными и безопасными буднями, жизни.

Ураган противоречивых мыслей прервало журчание, доносившееся из ванной. Чипу и в голову не могло прийти уходить куда-то, да и решись он на подобный шаг, ему все равно некуда было податься. Единственным его шансом была эта поездка в неизвестность, своеобразный прыжок веры, в надежде отыскать свое место в этом жестоком и холодном мире. А потому, мальчик проснулся пораньше, чтобы подготовиться к скорому отъезду.

Никаких проблем со сдачей номера у Литтла не возникло. Менеджер, не отрываясь от просмотра какого-то сериала на планшете, забрал у него ключ и подчеркнул свою позицию невмешательства колкостью.

— Надеюсь, вы там мне все паутиной не заляпали?

Психолог уже хотел начать оправдываться, но вовремя понял, что вопрос был риторическим, и спешно ретировался. Вернувшись в свою машину, Литтл обнаружил Чипа в его привычном состоянии — полная замкнутость и отрешенность. Казалось, мальчик видит в окружающих его вещах, больше чем они готовы показать, что-то чего не видят остальные и пытается переварить эту информацию.

Вспомнив вчерашнюю неудачную попытку разговорить паренька, Литтл умерил свое любопытство и молча завел автомобиль. Впереди были шесть часов пути без разговоров и дорожных игр, да вдобавок постоянный страх быть пойманным, так что нервы стоило приберечь на потом.

* * *

Махины стеклянных небоскребов, медленно проступавшие на горизонте, полностью завладели вниманием Чипа. Он еще никогда в жизни не видел таких больших зданий, и они своей монолитностью вызывали в нем трепет.

Заметив оживление на пассажирском сидении, Литтл невольно улыбнулся.

— Мы съездим туда, немного позже, — сказал он. — Видишь вон тот, со шпилем? Мы сможем подняться на самый верх и посмотреть на все оттуда, как птицы.

Кори замолчал, он почувствовал себя чертовски глупым. Вчера вечером этот замкнутый мальчишка показал ему такие чудеса, о которых он и представить себе не мог, а потому, сомнительно, что его может удивить пейзаж Манхэттена с высоты птичьего полета. Но, похоже, Чипу идея действительно понравилась и он, посмотрев психологу прямо в глаза, спросил: «А что, можно?»

— Конечно, — с облегчением выдохнул Литтл, — только сперва нужно разобраться с нашими делами.

Психолог достал телефон и, периодически поглядывая на дорогу, набрал номер. Кори переживал, что в последний момент Симпсон даст на попятную и откажется от всего, но его опасения оказались беспочвенными. Джереми был рад снова встретиться со старым другом лично и с удовольствием сообщил свой домашний адрес.

Через полтора часа Камри остановилась возле скромного таунхауса. Литтл не был в Нью-Йорке со дня получения диплома, и совсем забыл, как иногда бывает сложно ориентироваться в больших городах. Ему пришлось изрядно попетлять, чтобы найти нужный адрес.

— Кори, — дверь открыл улыбчивый бородач, — дружище! Я так рад тебя видеть!

— Давай внутри поговорим, — нервно оглядываясь по сторонам, ответил Литтл.

— Да, конечно, заходите, — бородач кивнул, и уступил гостям дорогу.

Изнутри дом оказался еще зауряднее, чем снаружи. Обои нейтрального цвета, повсюду фотографии улыбающихся лиц, мягкий приглушенный свет, проникающий с улицы через деревянные окна, и удивительная тишина. Обстановка всячески наводила на мысли о том, что в этом месте всегда царит покой и стабильность. Чипу нравился такой подход к обустройству жилища.

— Вы наверняка устали с дороги, может хотите чаю? — спросил Симпсон, и, не дожидаясь ответа, пошел на кухню, гости покорно пошли следом.

— У меня есть замечательный, — продолжал он, роясь в настенном шкафчике, — недавно купил. Ромашка и мята. Отлично успокаивает.

— Парень убил своего отца, — вдруг выпалил Литтл и приготовился к тому, что их с Чипом сейчас либо выгонят обратно на улицу, либо, что еще хуже, сдадут полиции. Он бы с радостью упустил эту часть биографии паренька, но просто не мог, это было бы не честно по отношению к Джереми.

Симпсон отреагировал довольно спокойно, он достал из шкафчика пакет с чаем, затем повернулся, оценивающе посмотрел на мальчика и почти равнодушно спросил: «Когда?» В тоне этого вопроса не было ничего кроме желания получить ответ.

— Вчера вечером, — ответил Литтл.

— Почему? — все так же равнодушно продолжил Симпсон.

— Не говорит, но скорее всего самооборона. У мальчика высокофункциональный аутизм, а отец склонен к агрессии и алкоголизму. Точнее был склонен.

— Как?

— А вот это самое интересное, и, боюсь, я сам не до конца понимаю.

— Загадка? — Симпсон широко улыбнулся, — Вот и разберемся. Ты пока поройся в холодильнике, найди чего-нибудь съестного, а я поставлю чайник.

Литтл на скорую руку приготовил несколько бутербродов и поставил тарелку с ними в центр обеденного стола, Симпсон рассыпал чай по трем чашкам, залил кипятком, и, жестом показав гостям садиться, раздал им парящий напиток.

— И как же зовут нашего хулигана?

Осознав, что бородач обращается к нему, Чип вздрогнул, он не привык к вниманию посторонних, особенно такому пристальному. Казалось, глаза этого бородача выискивают любою, малейшую шероховатость, чтобы вцепиться в нее и размотать сложное внутреннее устройство всех желаний, страхов и комплексов как какой-то клубок ниток.

— Чип Дуглас, — вклинился в своеобразную игру в гляделки Литтл.

— Он не разговорчив? — не отводя взгляд спросил Симпсон.

— У него бывают моменты, но в основном да, молчит.

— Ты вроде сказал, что он высокофункциональный. Какие тесты проводил?

— Диагноз верен, можешь не сомневаться. Он замкнулся в себе после инцидента с отцом. До этого был настолько близок к норме, что шестнадцать лет не вызывал у врачей подозрений. Я сам удивился, когда…

— Какие тесты ты проводил? — перебил Симпсон, а затем показал Чипу на тарелку. — Угощайся.

Мальчик тут же схватил крайний бутерброд и жадно откусил от него почти половину.

— IQ и общий осмотр, — продолжил Литтл, — но там и так все понятно…

— Ты всегда был неучем, — снова перебил его Симпсон, достал из нагрудного кармана очки и, поднеся их к глазам, снова посмотрел на мальчика.

В этот момент Чип понял, что странный, испытывающий взгляд бородача — это вовсе не угроза, или попытка бесцеремонно влезть в его сознание, а всего лишь признак плохого зрения, и это понимание заставило его улыбнуться.

— Чип, — Симпсон вытянул вперед руку и оттопырил указательный палец, — смотри, что это у меня тут?

Мальчик невольно посмотрел на кончик пальца, и бородач тут же отвел руку влево, потом вправо, вверх и вниз. Все это время взгляд Чипа был сконцентрирован и неотрывен.

— Внимание в порядке, — буркнул Симпсон и неожиданно щелкнул паренька по носу, — скорость реакции — тоже. Хм… — он встал, снял с плиты все еще горячий чайник и, зайдя Литтлу за спину, занес его над головой ничего не подозревающего психолога. Спустя секунду он вернул чайник на место, а сам, молча вышел из кухни.

— У тебя нужно отобрать диплом, — Симпсон появился на пороге, раскуривая трубку. — Парень не аутист.

— Что? — в лице Литтла читалось явное недоверие.

Симпсон спрятал спички в карман шерстяных брюк и выпустил густой клуб дыма.

— Пацан, говорю, не аутист. Ты ошибся с диагнозом.

— Но ведь симптоматика… — начал было протестовать психолог, но его опять перебили.

— Я не говорил, что он нормален. У него определенно есть отклонения, но это не аутизм. Когда я хотел вылить на тебя кипяток, у него расширились зрачки. Что это значит?

— Эмпатия? — неуверенно ответил Литтл.

— Верно, — Симпсон сел за стол и отхлебнул немного из своей чашки, — а у аутистов с ней проблемы. Так что твой вариант отпадает. Теперь вернемся к самому главному. Ты сказал, пацан укокошил своего папашу. Я вижу синяк на шее и порванные штаны, тут все понятно, домашнее насилие. Мне непонятно, какого черта ты его прячешь от полиции, да еще и ко мне притащил?

Предвидя очень долгий разговор, Литтл тяжело вздохнул, он совершенно не представлял, как можно словами описать увиденное в доме Дугласов. Пытаясь уснуть в придорожном мотеле, он в голове репетировал свой рассказ, подбирал нужные эпитеты, заготавливал красочные фразы, но, сейчас все они казались ему совершенно неуместными и глупыми.

— Мальчик, — задумчиво начал Кори, — может делать странные вещи.

— Например? — уже скучающе, спросил Симпсон. После такой очевидной ошибки в диагнозе он больше ни на что не рассчитывал.

— Например, он вмуровал отца в стену.

После этих слов бородач заметно оживился и запыхтел трубкой в два раза интенсивнее.

— Вернее, это я так думаю. Сложно сказать наверняка, ведь он так ничего мне и не рассказал о том вечере. Зато показал кое-что любопытное. Чип, — Литтл обратился к мальчику, — ты сможешь повторить тот трюк, когда мы были в машине?

Чип, не отрываясь от поглощения третьего бутерброда, кивнул и положил руку на плечо бородача.

— Советую не шевелиться, — только и успел сказать Литтл, как раздался резкий хлопок, и школьный психолог остался на кухне один.

Прошло семь мучительно долгих минут ожидания, прежде чем Кори начал волноваться. Он нервно вертел в руках чашку и смотрел на два пустых стула. В его голову то и дело закрадывались тревожащие мысли о том, что на этот раз Чип допустил какую-то роковую ошибку, и они с Джереми застряли там, где бы это ТАМ ни было, навсегда. Но как только психолог сделал последний глоток ромашкового чая и поставил чашку на стол, снова раздался хлопок, и волна воздуха смела и чашки, и тарелку с бутербродами на пол.

Благополучно выдернув бородача из трехмерности, Чип не переставал жевать. Его необычная способность обеспечивала возможность переходить от одной мерности к другой с такой легкостью, что ему даже не требовалось отвлекаться от поедания бутерброда, чтобы направлять эту импровизированную экскурсию в недра бытия. Помня об оплошности своего отца, он крепко держал Симпсона и уверенно вел его через дебри многомерных завихрений и петель. Вел, естественно, в переносном смысле, ведь, по сути, они даже не двигались, в привычном понимании этого слова.

На удивление, Симпсон не оказывал никакого сопротивления. В отличие от двух предыдущих «туристов», которым Чип показывал свой талант, он не вырывался и не пытался кричать. Бородач покорно двигался за своим провожатым и с жадностью ученого вертел головой, запоминая как можно больше. Его мозг сейчас был не в силах понять те секреты мироздания, которые так бесцеремонно вывалил на него паренек, но он старался сохранить в памяти хоть что-то, что можно было бы потом анализировать и систематизировать.

Тянуть спокойного человека было настолько просто, что Чип решил дать бородачу немного времени как следует осмотреться и насладится неприкрытой наготой вселенной. Это была своеобразная благодарность за вкусную еду и гостеприимство. Мальчик плавно замедлялся пока стремительный полет сквозь хаос измерений не сошел на нет.

Симпсон почувствовал остановку, но не мог до конца быть в этом уверен, ведь визуально пространство вокруг продолжало сжиматься и деформироваться с неимоверной скоростью, выдавая такие калейдоскопические и фрактальные рисунки, которые не снились даже самым заядлым наркоманам. В том месте, где Чип устроил привал, не было ни света, ни тьмы, так привычных человеческому глазу, а то многообразие геометрических фигур и цветовых оттенков, которые видел и пытался понять бородач, были всего лишь тенью незнакомого излучения. Оно, попадая в пузырь родной физики, окружавший двух путников, и сохранявший их тела в целостности, преобразовывалось в свет, за неимением других аналогов.

Спокойно закончив свою скромную трапезу, Чип решил, что пора закругляться, ведь он до конца не был уверен, на сколько может хватить защитного пузыря, прежде чем в него начнут проникать законы этого слоя реальности, внося хаос и неразбериху в пока еще стройные кристаллические решетки. Покрепче сжав плечо бородача, он убедился, что тот все еще в сознании, и взял курс на родную гавань.

* * *

— Долго же вы, — выдохнул с облегчением Литтл, — я уже начал волноваться.

Симпсон ничего не ответил. Он продолжал неподвижно сидеть на месте, несмотря на то, что остатки ромашкового чая начали капать ему на штаны, а трубка выпала из открытого рта на пол, при этом обильно рассыпая вокруг себя пепел и недогоревшие остатки табака.

— Джереми, ты в порядке? — поинтересовался психолог, собирая с пола осколки посуды.

— Пока еще не уверен, — ответил Симпсон так монотонно, будто находился в трансе, — Мне нужно пару минут, чтобы обдумать… это.

— Да, конечно, — Литтл отыскал под раковиной тряпку и принялся вытирать пол. — Со мной было примерно то же самое, только не так долго, — он на секунду задумался, — Или так? Я не знаю, возможно, там время идет совсем по-другому. Или ты ощущаешь его по-другому? Или его вовсе нет. Сперва я подумал, что это какая-то очень интенсивная галлюцинация, но уж очень реально все это выглядит. Мне даже вспомнился тот вечер, когда мы с тобой у химиков выспорили ЛСД и потом заперлись ночью в лаборатории чтобы…

— Кори, помолчи, — вдруг перебил его Симпсон и сфокусировал свой потерянный взгляд на мальчике. — Это была галлюцинация?

Поняв, что вопрос адресован ему, Чип отрицательно мотнул головой.

— Все по-настоящему, Джереми, — Литтл бросил промокшую тряпку в раковину и сел на место. — Я своими глазами видел, как вы исчезли. Вас не было минут десять, а то и больше.

— Что ты видел там? — Симпсон постепенно приходил в себя. — Ты что-нибудь запомнил?

— Не знаю, я не уверен. Все было так сумбурно и быстро. Фигуры, цвета, возможно, запахи. Сложно сказать. По-моему, там нет ничего статичного, как у нас. Стены, пол, потолок, вряд ли там есть что-либо из этого. Теперь ты понимаешь, почему я забочусь о парне? Никто бы в жизни не стал разбираться с застрявшим в стене алкашом. Нет, конечно, они бы поломали голову пару дней, но потом все равно махнули рукой и закрыли пацана на остаток жизни в дурдоме, а от всей этой истории осталась бы невнятная статья в Википедии.

— Понимаю, — Симпсон поднял с пола свою трубку и, несмотря на то, что весь табак из нее выпал, сунул в рот. — И как ты предлагаешь все это провернуть?

— Что именно? — не поняв вопроса, переспросил Литтл.

— Исследование. Как ты собираешься проводить исследование этого… феномена? Мы же не можем пригласить сюда физиков, математиков, биологов, мы даже не сможем опубликовать все, что узнали. Он преступник, Кори, а мы — соучастники.

— Я могу забрать его и уехать, если ты отказываешься.

— Я такого не говорил. Я спросил, какой у тебя был план? У тебя ведь был план?

Литтл виновато улыбнулся.

— Думать особо не было времени. Я решил, что сам такое не осилю, но ты всегда был гораздо умнее меня, вот я и решил просить твоей помощи. Одна голова — хорошо, а две — лучше.

— Это верно, я всегда был умнее…

Симпсон замолчал и снова посмотрел на Чипа. Теперь паренек, вместо легкого снисхождения, вызывал у него, пока еще еле заметное, чувство страха. Чип, в свою очередь, с неприкрытым интересом разглядывал все вокруг. Ему нравилась кухня и все, что он в ней видел, бежевые шкафчики, аккуратные полочки с приправами, раковина, не забитая плохо пахнущей грязной посудой, которую отец никогда не мыл. Эта удивительная по меркам Чипа чистота дарила то чувство умиротворенности и комфорта, которое он всегда испытывал в заброшенном доме на пустыре. Он был рад снова ощутить себя в своей тарелке.

— Интересно, что сейчас твориться у него в голове? — подумал вслух Литтл, наблюдая за тем, как Чип, прижавшись щекой к поверхности стола, практически в упор разглядывает одинокую капельку ромашкового чая.

— Мы же с тобой мозгоправы, Кори, — ответил Симпсон, перекидывая языком мундштук трубки из одного уголка рта в другой, — Это первое, что мы выясним.

* * *

— Ты уверен, что нет никаких альтернатив? — Литтл неуверенно навел камеру своего телефона на лежавшего на кушетке мальчика.

— Нет, но я не собираюсь проводить с ним сеансы терапии годами, чтобы добиться хоть мало-мальски внятных ответов.

Симпсон закатал рукава своей рубашки.

— Но мы же не знаем, как он отреагирует на гипноз, и на что он вообще способен.

— Если ты боишься, то оставляй телефон и иди погуляй, я справлюсь один.

— Не боюсь, но…

— Тогда помолчи, и дай мне спокойно работать.

Чип не понимал, что происходит, но кушетка была довольно удобной, и до этого момента никто из присутствующих не давал повода к недоверию, а потому, чувствовал он себя расслаблено и спокойно. Все-таки в интерьере этого дома было что-то, какой-то хитрый замысел, который выражался в общей расцветке и стратегически верно расставленных вещах. Все окружающее буквально кричало: «Успокойся, все будет хорошо!» и Чип склонен был верить этому заявлению. Склонен до того момента пока бородач не начал свои фокусы с очками.

— Кори, ты готов?

Литтл устроился поудобнее в мягком кожаном кресле, стоявшем напротив кушетки, и, направив камеру телефона на Симпсона, кивнул.

— Тогда, пожалуй, приступим, — тот прокашлялся и, стараясь как можно более четко выговаривать слова, продолжил. — Дата: 10 октября 2010 года. Пациент: Чип Дуглас. Диагноз: неизвестен.

Симпсон отвернулся к мальчику и участливым тоном спросил: «Чип, тебе удобно?» Мальчик отрешенно кивнул.

— Это хорошо, чувствуй себя как дома. А теперь, я хочу, чтобы ты сделал для меня кое-что. Не мог бы ты посмотреть на мои очки? Мне кажется, с ними что-то не так.

Чип послушно сконцентрировал свой взгляд на вытянутых вперед роговых очках бородача.

— Вот так, замечательно. Посмотри на линзы. Они так здорово блестят, видишь? — он немного покрутил в руке очки, пытаясь как можно удачнее поймать свет. — А теперь я хочу, чтобы ты постарался вспомнить, алфавит. То, как ты учил его в детстве, — голос Симпсона постепенно становился мягче и проникновеннее. — Ты должен вспомнить, какой сложной задачей тогда тебе это казалось. Все эти формы, завитки. Их так много. Букв было так много. Большие, маленькие, прописные и заглавные, печатные и письменные. Но постепенно, эти формы откладывались в твоем мозгу образами, сохранялись в памяти навсегда, — Симпсон медленно убрал руку, но взгляд Чипа оставался устремлен в одну точку, а глаза не выражали ничего, потеряли живой свет, будто кто-то где-то внутри выкрутил лампочку. — И вот, пока я говорил с тобой, твое дыхание изменилось, оно стало медленнее и глубже. Твой пульс изменился, и кровяное давление. Твой глазной рефлекс тоже изменился, и веки твои стали теплыми и тяжелыми. Ты больше не можешь держать их открытыми.

После этих слов мальчик медленно закрыл глаза.

— Ты погружаешься в темноту. Тебе комфортно в ней. Ничто тебя не беспокоит. Твой разум парит в этой темноте, он летит сквозь нее, ведомый моим голосом. Ты слышишь мой голос?

— Слышу, — ответил мальчик.

— Я хочу, чтобы ты поднял свою правую руку, так я буду знать, что ты слышишь мой голос отчетливо, и следуешь за ним.

Рука мальчика приподнялась на несколько сантиметров над кушеткой.

— Вот так, хорошо, — Симпсон наклонился немного вперед и еще монотоннее продолжил. — Мой голос ведет тебя в темноте. Он может стать чем угодно, голосом твоих друзей, твоих родителей, журчанием ручья или щебетанием птиц. Он помогает тебе расслабиться, погрузиться в комфорт, почувствовать спокойствие и умиротворение. Он помогает тебе начать получать удовольствие, удовольствие от воспоминаний, нежеланных или давно забытых. Воспоминаний, которые становятся реальностью. Ты можешь вспомнить школу или детский сад. Я не знаю, что именно, ведь это твои воспоминания. Но ты получаешь удовольствие от этой картины, настоящее удовольствие.

Постепенно лицо мальчика посветлело, и его рот расплылся в улыбке.

— Ты вспомнил?

— Вспомнил, — ответил он почти смеясь.

— Опиши, что ты видишь?

— Я вижу решетку ливневой канализации. Она все еще мокрая после дождя.

— И почему ты смотришь на нее?

— Я вижу под ней что-то, — не заметив вопроса продолжил Чип. — Что-то зеленое и одновременно белое. Это солдатик. Игрушечный солдатик с чужой головой. Я просовываю руку в дыру и достаю его. Рубашка испачкалась, и папа опять будет кричать, но это уже не важно.

Мальчик замолчал и протянул вперед свободную руку, пытаясь потрогать невидимую иллюзию игрушки из воспоминаний.

— Что в этом солдатике такого, Чип? Почему он для тебя важнее рубашки?

— Рубашка здесь не при чем, она лишь декорация. Ее чистота не имеет никакого значения. Но игрушка… — мальчик нахмурился, будто почувствовал боль, — эта игрушка нужна Чипу. Она отведет его туда, где он должен быть. Она направит его по нужному пути.

— Почему ты говоришь о себе в третьем лице? — настороженно поинтересовался Симпсон.

— Я говорю не о себе, — мальчик нахмурился еще сильнее, его произношение слегка изменилось, будто английский был не его родным языком, а рука, зависшая над кушеткой, начала покачиваться из стороны в сторону. — Я говорю о Чипе.

Симпсон оглянулся, проверить не прекратил ли съемку Литтл, а затем продолжил, — Тогда назови свое имя.

На какой-то короткий миг в комнате воцарилась звенящая тишина, нарушаемая лишь тиканьем наручных часов.

— У меня нет имени, — наконец ответил мальчик, и амплитуда покачиваний его руки значительно увеличилась. — Я — беззвучный зов, ведущий тело, я — порыв и подсказка, вдохновение и печаль. Мне не нужно имя, потому, что меня никогда не зовут, ведь я всегда здесь.

— Ты не мог бы объяснить? — в голосе Симпсона появились настойчивые нотки. Мальчик протестующе замотал головой. Его глаза по-прежнему были закрыты, а лицо искажала гримаса недовольства.

— Он слушает, но не слышит, знает, но не осознает. Помогаю понимать мир… другая сторона меда… — Чип перестал говорить, будто в магнитофоне заживало пленку, а его правая рука остановилась.

— Слушай мой голос, — Симпсон снова начал монотонно убаюкивать мальчика, чтобы удержать его в состоянии транса, — он принесет тебе покой, умиротворение. Тебе не нужно волноваться. Тебя окружает тепло и уют.

Постепенно лицо Чипа разгладилось, а рука возобновила свои ритмичные покачивания.

— … медали. Важен не сам солдатик, а его функция, причина и следствие. Важно не имя, а дело.

— Хорошо, — согласился Симпсон, хоть сам до конца и не понимал с чем, — оставим этот вопрос на потом. Сейчас я хочу, чтобы ты снова погрузился в воспоминания. Ты опять в темноте, тебе хорошо и спокойно. Мой голос ведет тебя вперед, он освещает тебе дорогу, дорогу во вчерашний день. Под этим светом ты можешь отчетливо разглядеть все, что происходило вчера, все, что произошло между тобой и твоим отцом. Расскажи, что ты видишь.

— Я вижу все, — неожиданно, Чип поднялся и сел на кушетке, широко раскрыв глаза, но при этом не прекращая раскачивать руку. — Я вижу полет кружки, кровь на собачьих зубах, окурки на кладбище надежд и мир во всем его величии и бессмысленности.

От удивления Литтл опустил свой телефон, теряя кадр. Еще десять минут назад этот странный мальчишка практически не разговаривал, а сейчас выдавал тираду, достойную какой-то авангардной театральной постановки.

— Я вижу, — продолжал Чип, — как время бесконечно и единовременно. Вижу его все, от начала и до конца, и нету в нем ничего, лишь причина и следствие. Прямота и примитивность. Горный поток, плывя по которому можно обогнуть камень, но нельзя выйти из берегов. Глаза Чипа смотрят совсем по-иному, они ищут лазейки и дыры в правилах, ведь смотрят они не умом, но надеждой. А если человек ставит надежду превыше фактов, то неизбежно столкнется с последними лбом и удар этот будет болезненным. Чип видел, чем могут закончиться все возможные разговоры с отцом, я показал ему, но он все равно попытался. Он хотел прыгнуть выше головы, но споткнулся и упал, а за его ошибку заплатят другие. Отец — лишь начало, и он же — конец. Ваш конец.

Этот странный голос и непонятный акцент, вызывали у Литтла непреодолимое чувство тревоги, но, когда мальчик произнес: «Ваш конец» и посмотрел прямо на него, тревога тут же переросла в ужас.

Симпсон, услышав грохот у себя за спиной, повернулся, чтобы проверить, что случилось, и увидел школьного психолога, спешно поднимавшего с пола свой мобильный телефон.

— Извини, — прошептал Литтл, засмущавшись, затем проверил, не треснул ли экран, и снова навел объектив на Чипа, который продолжал свой жуткий монолог.

— Люди не понимают, не хотят видеть дальше собственного носа. Все уже происходит, по кругу, снова и снова, взаперти единовременности. Тысячи лет вы не видите, как перед вами пролетает жизнь, недоступная вам, но оберегающая вас. Никогда вы не ценили их дар и думали, что знаете, как лучше. Теперь они уходят, оставляя вас наедине с последствиями. И снова надежда подвела вас, ударив головой о факты.

С каждой новой фразой, выдаваемой Чипом, Симпсон все больше терял ход мысли, путаясь в размытых формулировках и абстракциях, при этом выходя из себя. И вот, терпение, наконец, лопнуло. Оставив мысли о том, что при гипнозе необходимо быть крайне осторожным, он полностью поддался своей жажде получить ответы, из-за которой однажды был с позором уволен из университета, и начал спрашивать в лоб.

— Кто такие они? — ни о каком размеренном и убаюкивающем тоне Симпсон уже не беспокоился. — Чип, о ком ты говоришь?

— Там, куда я водил вас сегодня, за рамками той реальности, за которую с таким отчаянием цепляется ваш разум, я видел время со стороны. Все, что было и будет, и чего никогда не произойдет. И я видел ИХ, чей свет в бесконечной темноте вселенной горит ярче всего. Их след растянулся на миллионы лет до, и совсем немного — после. Они скитальцы, путешественники поневоле. Их дома больше нет, как и многих других, в которых они побывали. Эти миры поглотила тьма, болезнь, идущая по пятам и не отстающая ни на шаг. Долго они бежали, в надежде придумать способ, оружие или лекарство. Но силы их таяли так же быстро, как и та надежда. Тогда решили они не бежать, но спрятаться. Придя в новый мир, наш мир, они сотворили механизм, природа и действие которого мне непонятны, и поместили его в одного из нас. Они улучшили его тело, сделали вечным, а затем использовали, как мы используем аккумуляторы в автомобилях. По их великому замыслу механизм должен был скрывать наш мир от болезни, сделать невидимым для нее и иных разумных, желающих познать нас. Потому мы и думаем, что одиноки в космосе, будто дети, выросшие взаперти и не знающие мира снаружи.

— Чип, я уже совсем запутался. Ты хочешь сказать, что…

— И два миллиона лет они живут среди нас, — Чип уже не обращал никакого внимания на Симпсона. Начав рассказ, мальчик, словно локомотив, постепенно набирал обороты, и теперь, войдя в раж, был просто не в силах остановиться, — храня свой секрет от чужих глаз. Они спрятали человека, питавшего механизм, стерли память о нем, а сами изменились, приспособились к нашему миру, заметая следы о своем присутствии мифами и сказками.

Симпсон, чувствуя, что окончательно теряет контроль над ситуацией, решил закончить сеанс гипноза раньше, чем рассчитывал. Он снова протянул вперед руку в которой сжимал свои очки, и, разместив их прямо перед уже раскрасневшимся лицом Чипа, начал вращать их.

— Сконцентрируйся на моем голосе, забудь все, что тебя беспокоит. Все тревожащие мысли покидают тебя ты…

— И снова человек подумал, что знает, как лучше, не видя всей картины целиком, — мальчик смотрел сквозь очки бородача, совершенно их не замечая. — Он, ведомый ошибкой и ложными выводами, сломал то, что было построено так давно, то, что давало нашему миру жить среди бушующего моря тьмы и заразы, поглотившей галактику. Этого еще не произошло, но непременно будет, все пути ведут к катастрофе, и этого не изменить. Нельзя прыгнуть выше головы.

— Нет! — вдруг голос Чипа вернулся в нормальное состояние, потеряв свой странный акцент и выговор. — Нет, нет, нет! — он, схватившись руками за голову, начал повторять снова и снова, будто борясь с самим собой. — Нет, нет, так нельзя, можно все исправить. Нет!

— Кори, быстрей! — Симпсон со всей силы прижал к себе вырывающегося мальчика, — У меня в столе есть шприц, неси!

Понимая, что ситуация полностью вышла из-под контроля, Литтл, не говоря ни слова, вскочил на ноги и, оббежав кушетку обнаружил, что ящиков у этой модели стола было целых восемь. (Кому в здравом уме могло понадобиться столько?) Паникуя, психолог принялся обеими руками открывать по два ящика за раз, и в спешке выходило это у него с такой силой, что они вылетали из креплений, а затем с грохотом падали на пол, попутно разбрасывая вокруг свое содержимое. Естественно, заветный шприц с транквилизатором оказался в самом нижнем ящике. Литтл схватил его, дрожащими пальцами снял колпачок с иглы и подбежал к, еле сдерживаемому Симпсоном, мальчишке.

С того самого момента как Чип впервые вышел за рамки трехмерного поля реальности, он получил доступ к тем уровням своего мозга, которые никогда раньше не открывались ему. Это были темные и пугающие глубины, заполненные сложными и запутанными математическими концепциями, геометриями, непонятными ни одному гениальному уму планеты, и физическими законами, в корне противоречащими всякому здравому смыслу. Но главным приобретением оказался голос, исходивший с самого дна, обрывки которого временами доносились до Чипа на протяжении всей жизни, и которые он наивно принимал за озарения. Теперь же этот голос говорил ясно, отчетливо, и не переставая.

Всю дорогу, от маленького домика Дугласов до струящегося уютом таунхауса Симпсона, Чип провел в беспрерывном споре со своим новым внутренним собеседником. Этот спор был ожесточенным и резким, как обычно бывает при столкновении двух противоположенных точек зрения. В нем не было места компромиссам и уступкам. Лишь безоговорочная победа одной из сторон могла положить конец этой ссоре. И вот, когда сеанс гипноза довел накал конфликта до предела, мальчик почувствовал укол в шею.

Больше от неожиданности, нежели испугавшись самой боли, Чип попытался увернуться, но тело было ему не подвластно, оно извивалось, казалось, само по себе, совершенно не реагируя на приказы, а голос в голове вопил что есть мочи, продолжая ругать человечество за самонадеянность и слепоту, заглушая все вокруг. Не выдержав такого напора, Чип сделал единственное, что ему оставалось. Он, прихватив с собой пару кусков рубашки бородача, которые прижимались к нему наиболее плотно, и шприц, по-прежнему торчавший в шее, с негромким хлопком исчез.

* * *

Симпсон в недоумении ощупывал места, а точнее дыры, в одежде, образовавшиеся при исчезновении Чипа. Ему было страшно подумать, что могло случиться, если бы мальчик, ослепленный припадком, перестарался и вместе с частями рубашки захватил плоть. В этот момент Джереми понял, что нечто подобное и произошло вчера в доме Дугласов, но от этого легче не становилось. Хоть он и получил ответ на один из вопросов, зудевших в голове, при этом новых образовалось в десятки раз больше.

— Отодвинься, — вдруг испуганно выкрикнул Литтл, вспоминая жуткого Билла Дугласа, застрявшего в стене, — когда он вернется, вы можете склеиться!

— Не думаю, — Симпсон встал, подошел к креслу, на котором ранее сидел Кори, нащупал в щели между сидением и быльцем мобильный телефон, и посмотрел на экран. Камера по-прежнему снимала. Он остановил съемку и нажал на воспроизведение. Джереми интересовали не столько мутные рассказы мальчишки, а сам момент телепортации в последнюю минуту эксперимента. Не только увидев все своими глазами, но и испытав феномен на себе, он все равно не мог до конца поверить в реальность происходящего. Ему казалось, что это все какой-то странный трюк, фокус, и на записи он сможет разглядеть зеркала или тайный люк в полу. Но благодаря «отличной» операторской работе Литтла последние пару минут камера снимала исключительно кожаную обивку кресла.

Симпсон разочарованно цокнул языком и повернулся к школьному психологу, который, отойдя на безопасное, по его мнению, расстояние от кушетки не сводил взгляд с места, на котором до этого сидел Чип.

— Кори, мне кажется, он не вернется, — Симпсон устало сел в кресло и снова включил видеозапись. Маленькие динамики мобильного телефона искажали звук, и речь мальчика казалась далекой и неразборчивой.

— Не вернется? — переспросил Литтл. — Почему ты так думаешь?

— Я бы на его месте так же поступил. Сам подумай, у пацана явное расстройство идентичности, и скорее всего, узнал он об этом благодаря нам. Представь, что ты вдруг понимаешь, что в голове у тебя живет еще кто-то, да, в придачу, может отобрать контроль над телом. Я бы испугался, сильно испугался. А ты его еще иголкой тыкать начал.

— Но ведь ты сам меня попросил.

— Да я не о том. Ты-то все правильно сделал. Я говорю, что попади я в подобную ситуацию, я бы удирал не оглядываясь. И, как видно, — он показал на пустующую кушетку, — пацан разделяет мое мнение.

— Думаешь, он может не только исчезать, но и перемещаться?

— Это как раз очевидно. Ты же сам сказал, что его отец в стене застрял. Не думаешь же ты, что пока их не было кто-то передвинул дом?

— То есть ты хочешь сказать, что он сейчас может быть где угодно?

— Ага, — Симпсон кивнул. — А беря во внимание укол, вполне вероятно, что он мог тоже застрять где-нибудь, но мы, скорее всего, никогда этого не узнаем.

Литтл, сам того не заметив, прислушался. На секунду ему даже показалось, что он слышит приглушенные стоны мальчика где-то под полом, но это была лишь игра его возбужденного воображения.

— Полагаю, на этом наш эксперимент можно считать завершенным, — Симпсон протянул мобильник, — Теперь ты можешь спокойно возвращаться домой. Как говорится, нет тела — нет дела. И кстати, я удалил запись. Все равно на ней нет ничего, кроме бреда мальчишки с раздвоением личности, так что…

— Вот так просто? — запротестовал Кори, — Раз и забыли?

— А что ты предлагаешь? Страдать и мучиться до конца своих дней? Ходить по району, расклеивать объявления о пропаже? Может даже на пакетах с молоком его фотографию разместить? Подумай головой. Мы с тобой только что проводили крайне негуманный эксперимент над преступником, которого ты, кстати говоря, скрывал от полиции, и который, барабанная дробь, — он сымитировал движения барабанщика, — умеет телепортироваться! Да кто поверит в такое дерьмо, еще и без весомых доказательств, которых у нас нет по твоей милости?

— Но…

— Никаких НО! Только по старой дружбе я дам тебе времени до утра. Можешь хоть всю ночь сидеть здесь и пялиться на кушетку, а завтра… — он указал пальцем на дверь. — Пацана уже не исправить, а мы с тобой здоровые, взрослые люди. Не порти жизнь ни себе ни мне.

С этими словами Симпсон бросил телефон на письменный стол и пошел на кухню, готовить ужин, оставив Кори одного в пустой комнате.

* * *

Чип с трудом понимал, что происходит. Выскочив из трехмерного поля реальности, он мгновенно потерял все ориентиры, а вместе с ними способность вернуться назад. Доза транквилизатора, которую вкатил ему Литтл, была довольно большой, мальчику казалось, будто его голову плотно набили ватой, и мысли в ней теперь попросту не способны передвигаться. Но была в этой ситуации и положительная сторона, голос в голове, перекрикивавший все вокруг, наконец замолчал.

Чип не знал, сколько продлится действие наркотика. Возможно, пузырь физических законов трехмерности, окружающий мальчика, истончится гораздо раньше, чем к нему вернется способность перемещения, и его постепенно разорвет на мельчайшие частицы, но он об этом совершенно не переживал. Сейчас он не переживал вообще ни о чем, таково уж было основное действие препарата, бушевавшего в его крови.

Чип парил в маленьком коконе из обрывка родного мира, и умиротворенно разглядывал время, бескрайним полем растянувшееся под его ногами. Оно колыхалось, пенилось, и в каждом пузырьке этой пены был заключен один из возможных моментов вселенной, лишь один из вариантов расположения абсолютно всех ее атомов и молекул.

Борясь с подступающим сном, последний из Дугласов пытался высмотреть в этом бесчисленном множестве альтернатив и следствий тот единственный путь, выбрав который, он смог бы доказать жестокому и расчетливому голосу в голове, что выход есть всегда, и чем больше в задаче переменных, тем легче найти в них лазейку.

Сколько длились эти поиски мальчик не знал, с каждой минутой, мысли путались все сильнее и сильнее. Наркотик подминал мозг под себя, грубо затягивая в сон. И вот, когда, казалось, уже все потеряно, можно просто расслабиться, закрыть глаза и спокойно уснуть в последний раз, как Чип краем глаза заметил что-то похожее на то, что он искал, ошибку в последовательностях, так утонченно и неумолимо ведущих человечество к вымиранию. Этой ошибкой был человек, чья жизнь, в бесконечном бушующем море времени, где все исходы продуманы заранее, походила на маленькую черную каплю неизвестности.

Чип схватился за эту аномалию, как утопающий за соломинку, он хотел рассмотреть всю дорогу загадочной персоны от начала и до самого конца, во всех мельчайших деталях, но это не представлялось возможным. Единственным точным событием на отведенном незнакомцу пути была какая-то больница, в которую он, при любых обстоятельствах, попадал осенью 2016 года.

Через пелену, заволакивавшую глаза, мальчик успел разглядеть лишь часть названия этой больницы, и самого себя, постаревшего и осунувшегося, а затем мир вокруг закружился и наступила темнота.

* * *

Кори Литтл, ругая себя за то, что не смог уберечь ученика от беды, просидел в кабинете Симпсона всю ночь. Он предусмотрительно отодвинул кушетку к противоположенной стене, и неотрывно смотрел на то место, где она стояла ранее, надеясь с минуты на минуту услышать тот самый заветный хлопок.

Проснувшись утром, Симпсон обнаружил своего старого университетского приятеля спящим сидя в кресле. Решив дать ему еще несколько минут отдыха, Джереми, стараясь не шуметь, приготовил завтрак и крепкий чай (сам он кофе не пил и дома его не держал).

— Он так и не вернулся? — Литтл, потирая глаза, вошел на кухню и сел за стол.

— Нет, — пожал плечами Симпсон, — как я и говорил.

Трапеза проходила в тишине. Кори не очень хотел разговаривать о вчерашнем дне, да и вообще о чем-либо связанном с мальчишкой. Ему было совестно за то, что он, желая помочь бедному пареньку, только навлек на него еще большие неприятности. Следуя совету Джереми, он старался забыть все произошедшее как страшный сон, но получалось у него это довольно плохо.

Симпсон тоже молчал, но совершенно по другой причине. Он задумчиво смотрел в окно, на изредка проезжающие мимо автомобили, курил трубку и ждал пока этот медлительный и надоедливый Литтл, наконец, уйдет. Запивая теплым чаем сладковато горький привкус табака, он обдумывал идею, которая зародилась в его, кишащем вопросами, мозгу вчера вечером, сразу после сеанса гипноза. Это был план по проведению ряда экспериментов, которые могли показаться Кори довольно бесчеловечными, а учитывая его склонность ставить мораль выше научной мысли, знать об этой затее ему было не обязательно, иначе он непременно попытается помешать.

— Поспеши, — Симпсон многозначительно посмотрел на недоеденный завтрак Литтла, — у меня еще есть дела сегодня.

— Да — да, я понимаю, — он не жуя проглотил остатки яичницы. — Спасибо, очень вкусно. Еще раз извини, что так свалился на тебя со всем этим.

— Ничего страшного. Надеюсь, ты сможешь удержать язык за зубами и никому не проболтаться о произошедшем. А если все-таки решишь излить кому-нибудь душу, то будь так любезен, не упоминай меня. От моей репутации мало что осталось, и я хотел бы сохранить эти крохи как добрую память о лучших временах.

— Хм, — Литтл улыбнулся. — Хорошо, если кто спросит про телепортирующихся подростков — сразу отправлю его к тебе. — он на секунду замолчал, а затем добавил: — Позвони мне, если он вернется.

Выйдя на улицу, Кори глубоко вдохнул прохладный октябрьский воздух, поежился и быстро зашагал к своей, покрывшейся дорожной пылью, машине. Забравшись в салон, он невольно посмотрел на пассажирское сиденье, на котором остался красный след запекшейся крови. Литтл потянулся, чтобы вытереть его, но в последний момент остановился. «Потом», — подумал он и завел двигатель.

Симпсон, спрятавшись за оконной занавеской, наблюдал за тем, как Камри Литтла медленно трогается с места. Он терпеливо провожал автомобиль взглядом, пока тот не скрылся за поворотом. Постояв еще с минуту, чтобы убедиться, что старый друг уже не вернется, Джереми бросился к своему компьютеру, стоявшему на столе, в кабинете. Быстро щелкая клавишами, он ввел пароль и зашел в папку «входящие» своей электронной почты.

— Есть, — вслух сказал он, обнаружив среди нескольких непрочитанных сообщений, то, которое сам себе и отправил вчера с телефона Литтла. Внутри был видеофайл. Открыв его, Симпсон с облегчением услышал собственный голос: «Дата: 10 октября 2010 года. Пациент: Чип Дуглас. Диагноз: неизвестен».

Теперь, когда у него был материал для изучения, Джереми собирался просмотреть его кадр за кадром, и попытаться точно определить все психические отклонения мальчишки. Составив подробную карту мозга Чипа, он планировал приступить ко второй части — экспериментальной.

В университете многие коллеги считали Джереми Симпсона довольно эксцентричным, что какое-то время придавало его персоне легкий оттенок шарма и загадочности. Некоторые даже верили, что это некий признак гениальности. Но после того как один из профессоров обнаружил его вместе с Литтлом голыми и галлюцинирующими на полу одной из лабораторий, от былого образа не осталось и следа. Исследование галлюциногенных эффектов ЛСД (так Джереми описывал тот случай) было воспринято советом как обычная наркомания. Симпсона с позором уволили из университета, а Литтл, как студент, получил поблажку, и за собственные деньги должен был возместить все оборудование, которое пострадало во время их «исследований».

С тех пор Джереми не оставлял надежд утереть нос всем этим престарелым ханжам из совета. Он хотел сделать такое открытие, которое могло восстановить его репутацию как ученого и в то же время прославить на весь мир. Тогда, стоя на трибуне перед сотнями людей он смог бы поименно вспомнить всех тех, кто не верил в него и указать на них пальцами. И ради этого момента триумфа он готов был пойти на все.

Сидя перед монитором компьютера и раз за разом просматривая видео, Симпсон все больше убеждался в том, что навязчивая идея, закравшаяся к нему в голову прошлым вечером, верна. По какой-то необъяснимой причине он был более чем на сто процентов уверен в том, что способность Чипа к перемещению в пространстве, или между пространствами (этот момент тоже предстояло прояснить), упиралась в его психическое состояние, что это функция мозга, а не тела. Но на то, чтобы доказать это законными способами у него уйдет очень много времени, слишком много.

Пять минут назад, на кухне, стараясь побыстрее выпроводить Литтла восвояси, Симпсон мысленно составлял план покупок. Он прикидывал, какие химикаты понадобятся ему, для того, чтобы создать препарат, вызывающий у человека симптомы, повторяющие состояние Чипа. Иными словами, в гениальную, по его же собственному мнению, голову Джереми пришла идея, не имеющая ничего общего с человечностью, но, опять же, по его мнению, олицетворявшая суть научной мысли. В двух словах, он собирался незаметно пичкать людей наркотиками, медленно сводящими с ума, и ждать, пока один из них не исчезнет.

* * *

— Эй, чувак, ты живой?

— Смотри, он не дышит.

— Может ему плохо?

— Та не, хорошо ему. Вон, шприц валяется. Слышь, чувак, у тебя передоз?

Чип медленно открыл глаза и обнаружил себя лежащим на траве в окружении молодых людей с длинными волосами и разноцветными футболками, на одной от руки было написано: «Делай любовь, а не войну!».

— Где я? — с трудом ворочая языком, спросил он.

Парни переглянулись, а затем громко рассмеялись.

— Да, сильно же его накрыло, — сквозь смех выдавил тот, что был повыше.

— Ага, — поддакнул другой, с надписью на футболке, — ты все там же, чувак…

Конец фразы утонул во внезапно возникшем, казалось, из ниоткуда, громком мужском голосе и парни, тут же забыв про Чипа, синхронно повернули свои головы к его источнику.

— Я не знаю, — говорил голос, — осознаете ли вы, насколько вы сейчас прекрасны? Вы выглядите просто великолепно, словно целый город.

Со всех сторон посыпались аплодисменты и довольные выкрики.

Чип, ничего не понимая, с трудом поднялся на ноги и увидел, что окружен огромным количеством людей. Они все как один неотрывно смотрели в сторону громадной сцены, на которой стоял человек с гитарой. Из-за контраста масштабов он казался совсем крошечным по сравнению с махиной металлических лесов, обступивших его со всех сторон.

— Каким-то образом, — продолжал человек, — вы — это то, о чем многие говорили лет десять назад в своих гостиных, — он немного подстроил гитару. — У меня для вас есть песня.

Несколько людей снова зааплодировали, и мужчина начал петь.

Действие транквилизатора прошло, но голова Чипа была тяжелой и мысли все еще путались.

— Что происходит? — спросил он у высокого парня. — Где я?

— Вудсток, чувак, — отмахнулся тот. — Вудсток.