Голова и новый участковый Каменки стояли, уперев руки в бока, и смотрели на предмет, лежавший на ступеньке крыльца.

— Как думаете, что это? — после затянувшейся на пару дол-гих минут паузы спросил Володаров.

— Знамо, что. Череп, — не задумываясь, ответил Молчан. — Коровий, кажись.

— И как этот череп мог оказаться на вашем крыльце?

— Знамо, как. Положил кто-то.

Володаров тяжело вздохнул.

— Информативно, ничего не скажешь.

— Дык, а чего тут говорить? Вроде все и так ясно.

— Вот как? — Гена скептично посмотрел на сельского голо-ву. — Тогда просветите меня, будьте добры.

— Буду, Палыч, буду. Кто-то, пока я спал, приперся ко мне на порог и подложил эту пакость.

— Хм, — Володаров потер подбородок. — И действительно, все оказалось предельно ясно. Ну что ж, тогда неразрешен-ным остается один вопрос. Меня вы зачем позвали?

— Ой, вот только вот этого вот не надо, — Молчан недо-вольно скривился. — Нужно же узнать, кто это сделал и за-чем? Хотя, зачем, кажется, я и сам догадываюсь.

— И догадка такая же гениальная, как предыдущая?

— Нет. Похуже. Но другой у нас нет. Думается мне, Па-лыч, что у нашего упыря Альбертыча в селе друг имелся, ко-торому совсем не понравилось, как мы с ним поступили. А еще мне думается, что друг этот не из простых будет. Про-стой бы мне под дверь насрал или окно разбил, на худой ко-нец. Нормальные люди такими вещами не разбрасываются, — он с опаской покосился на череп. — Есть такое мнение, что прокляли меня. Ну, или по крайней мере попытались.

— Прокляли? — Володаров присел на корточки, чтобы еще раз поближе рассмотреть надпись.

— Да уж не похвалили, это точно.

С последним Гена был вынужден согласиться. Кто бы ни побывал ночью во дворе Молчана, он явно был расстроен. Хотя, «расстроен» не совсем подходящее слово. Расстроен-ные люди обычно ищут личной встречи, чтобы выяснить от-ношения, затеять скандал. Может быть, таинственный недоброжелатель был зол? Нет, тоже не подходит. Злой, как было верно замечено ранее, разбил бы окно или вовсе устро-ил драку. Здесь же нечто иное. Человек, оставивший на по-роге Молчана коровий череп, не хотел выпустить пар. Он жаждал мести, а это блюдо, как известно, подают холодным.

— Палыч, — выдернул Гену из водоворота мыслей сельский голова, — ты чего?

— Да так, — нахмурился Володаров, — задумался немного.

— Выходит, берешься искать?

— Выходит, берусь.

* * *

Володаров вернулся к себе домой угрюмее любой тучи. Его брови столкнулись друг с другом над переносицей, обра-зовав три глубоких вертикальных морщины, а глаза смотре-ли куда-то вниз, будто сквозь пол.

Пройдя на кухню, он сел за стол и, совершенно не заметив отсутствия грязной посуды да жирного пятна на скатерти, подпер подбородок кулаком, преобразившись в эдакую ре-продукцию «мыслителя». И подобное сравнение отчасти бы-ло очень даже точным. Мыслей в голове Володарова сейчас роилось, хоть отбавляй.

В народе уже очень давно ходит поговорка — «искать иголку в стоге сена». Но Гена решил, что к его случаю она категорически не применима. По крайней мере, в том виде, в котором ее обычно употребляют. Иголку от сена при долж-ной внимательности отличить все же можно. Другое дело — человек, подкинувший череп. Ведь главная беда с преступ-никами — их очень редко можно узнать по внешности. Да, конечно, бывает, встречаются такие типы, как, например, тот Сирой, от которых так и веет неприятностями. Они ведут ан-тисоциальный образ жизни, употребляют много алкоголя, часто попадают в драки, от чего их руки грубеют, а в лице проявляется нечто от обезьяны. Но Гена искренне сомневал-ся, что такому типажу могло прийти в голову измазать коро-вий череп кровью и подбросить его под дверь. Старый доб-рый мордобой или мелкое хулиганство — все, на что способны подобные типы.

Другое дело преступники хладнокровные. Такие на вид совершенно никак неотличимы от обычного прохожего. Они могут иметь нормальную работу, семью, детей. Ездить раз в год на недельку-другую в какой-нибудь санаторий по путев-ке. А потом бац, и сем трупов найдены в водоотводе ливне-вой канализации. Конечно, это не идет ни в какое сравнение с коровьим черепом, но все же. Если в голове у человека по-явилась мысль оповестить о своем негодовании именно та-ким способом, тогда кто его знает? Может и до смертоубий-ства недалеко. Тем более, слово «ОТВЕТИШЬ» явственно намекает на какие-то грядущие очень серьезные меры. Вот только какие? И за что?

Молчан упоминал проклятье. Володарову, по старой при-вычке, эта идея сперва показалась чуднòй, и он не воспри-нял ее всерьез, но придя домой, все же переосмыслил. Аль-бертыч с разинутым ртом, из которого жирной пиявкой сви-сал язык, и горящими красным глазами навсегда отбил в Гене желание сомневаться хоть в чем-то странном, связан-ном с Каменкой. А кот-домовой, вечно ворчащий о том, как сложно поддерживать чистоту, закрепил пройденный мате-риал. Поистине, это село просто создано, чтобы удивлять, и только исходя из этого, версия с проклятьем должна рас-сматриваться в первую очередь, с максимальной серьезно-стью. Кто знает? Может здесь и проклятья взаправдашние?

— Слышь, домовой? — задрав голову к потолку, громко по-звал Володаров. — Ты здесь?

— Куда ж я денусь?

Раздался хриплый голос кота откуда-то из-за спины. Гена к подобной неожиданности был готов, он уже немного свык-ся с неприятной манерой домового появляться где-то вне поля зрения. Но организм, в отличие от мозга, переучить так быстро не выходит, от чего внутренне Володаров все-таки съежился, будто ожидая удара.

— Ой, знал бы ты, как я устал от твоих пряток…

— Каких еще пряток? — непонимающе протянул кот. — Чего звал-то?

— Разговор есть, — Володаров пододвинул ногой малень-кий табурет, тот, что стоял у печки, и указал на него паль-цем. — Садись.

Материализовавшийся на подоконнике кот спрыгнул на пол, обернулся мохнатым человечком и, как было велено, сел.

Володаров медленно осмотрел его с тонких ног до несо-размерной телу головы и брезгливо поморщился.

— А ты бы не мог это… обратно в кота.

— Подумаешь, какие мы нежные. Между прочим, я еще красивым считаюсь… — домовой недовольно шмыгнул носом, а затем принял животную форму. — Полегчало?

— Да, спасибо. Ты только на свой счет не принимай. Про-сто я еще не привык ко всему этому… — он задумался, под-бирая слово, — суеверию.

— И хрен с тобой. Больно нужно обижаться. Царевна… Че-го звал-то?

— О твоем бывшем хозяине поговорить хотел.

На этот раз Володаров решил пойти путем не настойчиво-сти, но хитрости. Как ни как человечество по такой схеме поднялось в пищевой цепи над остальными видами планеты.

Свое первое официальное дело в Каменке Гена благопо-лучно провалил и знал, почему. Его Молчан об это преду-преждал и не раз. В Каменке жизнь особая, а значит и дела вести в ней нужно тоже по-особенному. Не стоит бессмыс-ленно метаться по селу, надоедая его жителям пустыми рас-спросами. Если такую вещь, как оживший труп никто не за-метил, то скрывающегося психопата и подавно. Гораздо проще надоедать пустыми расспросами домовому. И идти далеко не надо, и Альбертыча он, скорее всего, знал лучше других.

— А чего о нем говорить? — в хриплости кота промелькнуло раздражение.

— Да вот, оказывается, есть чего. Не без друзей твой упырь был.

— Не обзывайся.

— Это констатация факта, — парировал Володаров, но встретив непонимание уточнил: — В смысле, говорю, как есть.

— Как есть? Ну, значит и ты не человек, а кожаный мешок с гостями мясом и говном. Ну как, нравится? Как есть он го-ворит…

— Хорошо, тогда, как прикажешь его называть?

— Не упокоенная душа называй. Так и не обидно, и как есть, — последние слова домовой язвительно выделил. — А еще лучше, просто Геннадий Альбертович.

Володаров одобрительно кивнул. На самом деле ему пре-тило называть человеческим именем то странное существо, что приходило к нему по ночам. По его мнению, Альбертыч умер еще до его приезда в Каменку, и на этом существова-ние этих паспортных данных окончено. Все, что дальше — со-вершенно другая история. Но спорить с домовым Гена не хо-тел. По крайней мере, сейчас. Глупо добавлять напряжения в разговор с тем, кто потенциально может владеть очень ценной для следствия информацией.

— Пускай будет Альбертыч, если это так принципиально для тебя. Ты мне скажи лучше вот что. Я знаю, что у Альбер-тыча в Каменке родственников не было, но были ли у него близкие люди, друзья, с которыми он проводил много вре-мени? Может быть, кто-то из них часто захаживал в гости? В частности, меня интересуют женщины.

Последнее уточнение было неспроста. По мнению Гены, всерьез грозить проклятьями в селах могли только женщи-ны и сумасшедшие. Причем, местная ведьма обязательно должна была быть сгорбившейся в три погибели, сухонькой старушкой с крючковатым носом и длинными ногтями на уз-ловатых пальцах. Это был ход мысли, основанный сугубо на стереотипах, но от этого он хуже не становился, ведь, как го-ворится, в любой шутке есть доля шутки, а в любой сказке…

— Не было у него друзей, — обломал стройную теорию Во-лодарова домовой. — Кроме меня — никого.

— Да как же так? — удивился Гена. — Пожилой человек, долгожитель, и совсем без друзей?

— Совсем.

— Он что, плохо себя вел? Или грубил?

— Нет, мужик он был хороший. Просто с людьми ему было в тягость.

— В каком смысле?

— Что значит, в каком смысле? В прямом. Не хотелось ему дружбу водить, вот и все. Он и со мной-то не особенно много разговаривал. За что я ему по век жизни благодарен буду.

— И как же вы вместе уживались тогда? — Володаров наклонился вперед, проявляя заинтересованность.

— Не поверишь, но просто замечательно. Каждый занят своим делом, и друг дружку пустопорожней болтовней не отвлекает. Вот это были времена… не то, что сейчас.

— Кхм, — Гена понял намек и решил подтолкнуть беседу в нужное русло, а именно — сказать прямо. — Кто-то вчера под-ложил под дверь сельскому голове коровий череп.

Услышав это, кот нервно забил хвостом по табурету и буд-то бы напрягся. Хотя по животному судить весьма сложно.

— На этом черепе было послание, — невозмутимо продол-жил Гена, — которое было расценено как угроза. Возможно, жизни.

— Прокляли, — почти прошипел кот.

Это был плохой знак. Услышать дважды за одно утро сло-во «проклятье» уж чего-то да значило. А в Каменке — особен-но.

Володаров поерзал на стуле и расправил плечи. Раньше он часто так делал. Особенно, когда добивался какого-либо результата в делах. Дурная привычка, от которой он думал, что давно избавился.

— Молчан тоже так считает. Вижу, ты с его мнением согла-сен.

— Конечно, согласен. Тут иного и быть не может. Только вот Альбертыч-то тут причем?

— Есть такое мнение, что кто-то из его друзей хочет ото-мстить за… — Гена осекся. У него пока еще не было твердой уверенности, за что именно хочет отомстить таинственный недоброжелатель. — А как умер твой бывший хозяин?

— В каком смысле? — не понял кот. — Его Валера застре-лил. Ты же сам все видел.

— Нет, я имею в виду до этого, по нормальному.

— А, да ничего такого. Орехом подавился.

— Ты уверен?

— Конечно, уверен. При мне все было. Вот так взял, орех разлущил и в рот его. А потом как начал кашлять. Лицо си-нее, глаза выпучил. Страшное дело. Минутки две рожи по-корчил и сник. Печально, скажу я тебе, это все. Вы, челове-ки, такие хрупкие. Живешь себе, никого не трогаешь, и вот тебя уже не стало.

Гена пропустил философствования кота мимо ушей. Его ум сейчас был занят совсем другим. Дело немного проясни-лось. Следуя из того факта, что естественная смерть Альбер-тыча наступила от несчастного случая, и никак не связанна с Молчаном, можно легко сделать вывод, что таинственный недоброжелатель собирается мстить именно за вторую, про-тивоестественную. Но каков может быть мотив человека в подобной ситуации? Зачем кому-то жалеть упыря? Этого Ге-на не знал. Ровно, как и того, каким образом можно сузить круг подозреваемых. Ведь сейчас под колпаком находились все женщины Каменки. Или же все-таки…

— Слушай, — прервал он разглагольствовавшего кота, — а ты вообще в этих проклятьях понимаешь?

— Ну, не то, чтобы сильно хорошо, но есть такое. Не без этого, да.

— Тогда скажи мне, его может наложить любой человек?

— А, вижу, к чему ты клонишь. Да, здесь все просто и без вывертов. Оно же ведь как, проклятье — это пожелание дур-ного. Вот, например, обидел тебя кто сильно, и ты ему в от-ветку про себя желаешь споткнуться и в лужу упасть. Нор-мальное дело? Нормальное. Он тебя обидел, и ты обиделся. Бывает. Но если пожелать достаточно сильно, да еще и злобу присовокупить, тогда мысль может и взаправду произойти. То бишь, превратится в проклятье.

— Плохо, — Володаров задумчиво закусил губу.

— Да погоди ты. Чего плохо? Я ж еще не договорил. Такое проклятье, конечно, любой дурак соорудить сможет незнаю-чи. Но у тебя-то совсем другое дело. Тут и череп, и кровь. Сразу видно ведьмину руку. Здесь все серьезно. Более по-дробно сказать тебе не смогу, но на его месте я бы в том доме пока не показывался. Мало ли что.

— Ведьмину, говоришь?

— Еёйную, — кивнул кот.

— Ты хочешь сказать, что это дело рук женщины? — решил на всякий случай уточнить Володаров.

— Не знаю, как там у вас принято в городах, но на селе ведьмами только бабы бывают. Так уж заведено.

— Это хорошо. Значит, нужно искать женщину. Круг подо-зреваемых сужается. Хоть и не сильно. Тогда такой вопрос, как у Альбертыча с интимной жизнью дела обстояли?

— Чего? — глаза кота округлились. — Что за вопросы такие дурацкие?

— Мне нужно знать, был ли у твоего хозяина с кем-то ро-ман в последнее время. Месть, проклятия, черепа, это все не обычное хулиганство. Такими вещами от скуки не занимают-ся. А значит, нужен мотив. Если ты говоришь, что в деле за-мешана ведьма, а ими бывают только женщины, тогда ло-гично предположить, что мотивом могли послужить интим-ные отношения.

— С покойником в койку? Фу, гадость какая. Хотя, от ведьм и не такого можно ожидать… Нет, ничего такого я не знаю. По крайней мере, домой Альбертыч никого не приво-дил и при мне не упоминал, а что там за забором творится я не ведаю. Не мое это дело.

— Жаль, — нахмурился Володаров, — Это бы сильно упро-стило задачу. А так, ищи теперь ветра в поле. Здесь хоть лю-дей и не много осталось, но не могу же я к каждой женщине подходить с обвинениями? А допрашивать тем более.

— Ты помимо того, что странный, еще и глупый, — кот на миг обернулся человечком, постучал себя пол лбу костяш-кой пальца и снова принял прежнюю форму. — Никого тебе допрашивать ненужно. В селе бабы такие, что спроси их о соседке, так они тебе все, что хош разболтают. Скучно живут, да язык без костей.

— Нет, — Гена покачал головой. — Так я уже пробовал. Здешние меня не знают и сторонятся. Хотя, вроде как, должны наоборот, сотрудничать. Из представителей закона я здесь один, и кому как не мне их защищать в случае чего? Но нет, глаза отводят, на контакт не идут. Вот, только Мол-чан более-менее дружелюбный попался. Если бы не он, во-обще не знаю, как справлялся бы.

— А ты не иди как представитель закона. Иди как человек. Как сосед.

Володарову эта идея понравилась сразу. Домовой был прав, как никогда. Если официальный визит правоохрани-тельных органов местных пугает, то обычный разговор с но-вым соседом должен ослабить напряжение. А там, глядишь, и удастся выудить чего полезного.

* * *

Затолкав подальше в шкаф милицейскую форму, Волода-ров облачился в гражданское. Неброская байковая рубашка в клеточку, темно-серые брюки и ветровка. Эдакий типич-ный представитель рабочей городской моды.

— Вроде ничего так, — Володаров смотрел на себя в зерка-ло то и дело поворачиваясь, словно невеста, примеряющая свадебное платье. — Как думаешь?

— Ох и мужик нынче пошел, — недовольно проворчал кот, вальяжно развалившийся на кровати. — Чисто баба со щети-ной. Раньше, вон, веревкой подпоясался, валенки обул, да радый ходишь, что не с голой жопой.

— Не нужно язвить. Если не нравится, так и скажи.

— Да нормально все. Чай не свататься идешь.

Володаров в последний раз посмотрелся в зеркало, при-гладил ладошками топорщившийся воротник рубашки (меньше нужно на сумках сидеть, тогда и одежда мяться не будет) и решил согласиться с домовым. Чай не свататься идет, так покатит. Затем, обулся, вышел во двор, прошел мимо цветников, земля в которых, судя по всему, была еще раз взрыхлена, отворил ворота и не успел оказаться на ули-це, как тут же вступил в свежую, еще теплую собачью кучу.

— Тьфу, — он скорчил брезгливую мину, вытирая подошву о траву у забора. — И когда вы только успеваете?

Теша себя мыслью, что коричневый развод на ботинке придаст образу добродушного сельского соседа еще большей реалистичности и, как говорят в народе, обязательно приве-дет к улучшению финансового благосостояния, Володаров, более не задерживаясь, отправился в центр Каменки, на охо-ту за сплетнями.

* * *

— Привет, Люба!

Первым делом Гена решил заглянуть в магазин — сердце малого населенного пункта, и по совместительству аккуму-лятор новостей. Волей-неволей, каждый местный житель, за неимением альтернатив, должен был захаживать сюда, по-путно разбавляя сельскую скуку беседой с продавщицей. Ко-торой, кстати, за прилавком не оказалось.

— Есть кто живой? — еще громче поинтересовался Волода-ров, переклоняясь вперед, чтобы заглянуть, не прячется ли от него Люба за пустым холодильником.

В ответ тишина, в которой можно было расслышать, как равномерно ритмично тикают большие круглые часы на стене, слева от полок, и назойливо жужжит муха, которая каким-то чудом умудрилась перезимовать в магазине, не впадая в спячку.

Володарова такое положение дел категорически не устраивало. Как так, двери открыты, а работника нет? Захо-ди, кто хочешь, бери что хочешь. Естественно, натрениро-ванный видеть весь мир сквозь призму уголовного права, мозг Володарова воспринял происходящее как тревожный сигнал. Повинуясь инстинктам, Гена не стал церемониться, откинул в сторону часть прилавка, служившую своеобразной дверцей, прошел мимо пустующих полок, тикающих часов и мухи, ошивавшейся около одинокой банки тушенки, на миг замер, собираясь с мыслями, а затем вошел в единственное подсобное помещение магазина — склад.

Картина, раскинувшаяся перед несчастным взором Воло-дарова, своей кошмарностью могла сравниться с видом нависшего над кроватью упыря, выкатившего язык и готово-го к трапезе. Все в том же углу, где намедни обнаружился пьяный вдрабадан Сирой, на тех самых мешках с сахаром колыхался бесформенный и необъятный зад Любы. Голая гора плоти, громко шлепая и то и дело покрываясь рыхлыми узорами целлюлита, ритмично поднималась и опускалась, каждый раз хороня под своей массой чьи-то не менее голые ноги. Длинные, худые ноги, у которых в этой схватке не было ни единого шанса в связи с колоссальной разницей в весовых категориях бойцов.

На долю секунды Володаров потерял дар речи. Он замер на пороге, силясь понять, что видят его многострадальные глаза, и когда это понимание пришло — тут же со стыдом по-кинул помещение. Потому как интеллигентному мужчине негоже подглядывать за интимным актом посторонних, если на то не было дано прямого согласия.

Выскочив обратно в торговый зал, он вышел из-за прилав-ка и хотел уже было уйти, как вдруг двери на склад за его спиной отворились, и в них показалась всклокоченная Люба, поправлявшая на себе дежурный сарафан в горошек.

— Ой, Геннадий Павлович, здасьте, — начала она прерыви-сто. Ее дыхание еще было слишком частым, чтобы можно было достоверно изобразить спокойный разговор. — Я там инвентаризацию проводила. Наверное, не услышала, как вы пришли. Долго уже тут стоите?

— Нет, — замотал головой Володаров. — Только что. Увидел, что никого нет, и подумал попозже зайти.

— Да ну, зачем позже-то? Я уже освободилась. Чего хоте-ли? Вы, вроде как, вчера ничего не заказывали. Валера вас, наверное, не предупредил про список. Сидите теперь голод-ный, небось?

— От чего же? Предупредил. Спасибо за беспокойство, с едой у меня все, слава богу, хорошо, — говоря это, Гена не-вольно вспомнил невероятную стряпню домового, и его рот тут же наполнился слюной, но все еще стоявшая перед гла-зами махина Любиного зада быстро привела его в чувства.

— Это хорошо, что все хорошо, — продавщица окончательно привела себя в порядок, оперлась локтями о прилавок и, наклонившись слегка вперед, надавила необъятной грудью на весы, от чего их стрелка сдвинулась, показав явно зани-женные полкило. — Тогда может вам сахарку к чаю взвесить?

— Ой, нет, — Володаров мотнул головой так сильно, что в шее что-то хрустнуло. — Сахару не нужно. У меня есть.

— Да? Жалко. Я его, с дуру, накупила пока дешево было, а теперь все никак распродать не могу.

Гена увидел в этой фразе хороший потенциал для начала светского разговора, возможность растопить скрытый за предпринимательским радушием лед, и решил подыграть.

— Что ж такое, люди стали чай без сахара пить?

— Вот не знаю, Геннадий Павлович, не знаю. Вроде и по-купают иногда, но он, зараза, не заканчивается и все тут.

Вдруг, дверь за спиной Любы открылась, и за ней пока-зался владелец тех самых тощих ног — Алексей Сирой. На вид трезвый, но не особенно довольный, учитывая тот факт, что всего пару минут назад он обитал в удушающих объятьях любви.

Володаров на миг встретился с ним взглядом, но Лешка тут же стыдливо отвел глаза, уставился в пол и пулей выле-тел из магазина.

— Спасибо за помощь, Леша! — только и успела бросить ему в спину Люба, но того уже и след простыл. Тогда она вернула свое внимание на Гену и, залившись фальшивой улыбкой объяснила: — Он меня иногда выручает. Мне тяжелого но-сить нельзя, а Леша крепкий парень, хоть и худенький…

«Что крепкий это точно. Такой груз не каждая тазовая кость выдержит», — подумал Володаров, стараясь не рассме-яться, а вслух сказал: — Приятно видеть, что он не только на пьянку годится, но и на работу.

— Ой, это вам Валера про него гадостей уже успел нагово-рить? Вы этого дурака старого не слушайте. Он еще и не та-кого наплести может. Лешка хороший парень. А то, что вы-пьет иногда сверх меры, так это ерунда. Он когда пьяный — спокойный, никого не трогает, не хулиганит. За водку платит всегда, а если в долг берет, то возвращает быстро и без во-просов. Вы его не трогайте, Геннадий Павлович, ему и так досталось.

— Не беспокойтесь, Люба, даже в мыслях не было, — соврал Гена. — Да и Валера мне про него ничего такого не рассказы-вал. Не наговаривал, уж точно. И вообще, я к вам не как ми-лиционер пришел, а как односельчанин.

Брови продавщицы слегка приподнялись толи от удивле-ния, толи от любопытства. По всей видимости, она и поду-мать не могла, что новый участковый способен сбросить с се-бя серую шкуру, погоны, и превратиться в обычного челове-ка.

— Односельчанин? — с подозрением переспросила она.

— Да. Неофициальный визит, так сказать.

Любе такие заковыристые слова не понравились, и она нервно поправила сарафан.

— Вы же знаете, — продолжил Володаров самым мягким и располагающим тоном, на который только был способен, — меня в доме вашего местного долгожителя поселили. Тезки моего, Геннадия Альбертовича.

— Да?

— Ага. Очень хороший дом, хочу я вам сказать. Опрятный, ухоженный, чувствуется женская рука. Ну, я и понтересо-вался у Валеры, как звали жену бывшего хозяина. Хотел узнать, кого благодарить за такое наследство. А он мне ска-зал, что не было у Альбертыча жены, представляете?

— Представляю, — Люба постепенно начала вливаться в разговор. — От чего же не представить? Все знают, что Аль-бертыч наш идейным холостяком был.

— Вот-вот, Валера мне так и сказал. Но знаете, мне все равно не верится. Ну не укладывается у меня в голове, что одинокий девяносто двухлетний старик мог сам так хорошо с хозяйством справляться. Ну, вот никак, понимаете?

— Так, а чего не верится-то? Он рукастый мужик был, бод-ренький. Если бы не помер, так еще бы столько же прожил.

— А может все-таки была у него женщина? М? — Володаров лукаво подмигнул.

Люба этого маневра не оценила и непонимающе нахмури-лась.

— Ну, знаете, холостяк он, может быть, был и убежденный, но против инстинктов не попрешь. Может подружка у него была, захаживала к нему временами чаю попить, в хозяйстве помочь?

— Та не, — отмахнулась продавщица, — вряд ли. Вы чего? Если бы Альбертыч домой бабу привел, все село бы об этом через полчаса уже знало.

— Понятно… — Володарову такой ответ не понравился, но сдаваться он пока еще не собирался. — Ну а как на счет тай-ных поклонниц? Не могло же у такого завидного жениха не быть ни одной.

— Вы знаете, — оживилась Люба, — было дело. Припоми-наю. Одно время слухи ходили, что Зинаида Петровна наша по нему с молодости сохла, да так взаимности и не добилась. Только вам-то это зачем? Уж не думаете вы, что они с ней тайком…

— Нет, Люба, я пока ничего не думаю. Просто любопыт-ствую от скуки. Кстати, а вы случайно не подскажите, где эта Зинаида Петровна живет?

— А чего ж не подсказать? Церкву сгоревшую в центре знаете?

Володаров кивнул.

— Ну, так вот, от нее вдоль по улице идите, мимо клуба. Ее дом по правую руку будет. Серый такой, кирпичный, с сини-ми окнами. Не ошибетесь, — вдруг Люба сделала паузу и слегка виновато спросила: — Ой, а вы ей ничего не сделаете? Зря я, наверное, разболталась. Совсем язык без костей.

— Говорю же, я просто из любопытства интересуюсь, — по-спешил успокоить ее Володаров. — И вообще, сегодня же воскресенье, выходной у меня.

Любу такой довод устроил, и она снова повеселела.

— Это хорошо. А то знаете, она у нас хоть и старенькая, но еще работает. Случись с ней что, людям неудобства будут.

— Вот как? Работает, говорите?

— Да, коров пасет. Вообще, у нее свой участок есть боль-шой. Вы, наверное, видели его, когда с электрички шли.

— Это тот, что со знаком дорожным?

— Во! Он это, точно. Она на нем раньше растила всякое, а сейчас, когда старая совсем стала, коров с козами пасет. Во-обще у нас на селе мало людей с живым хозяйством осталось, но те, что есть, бабе Зине доверяют и денежкой поддержи-вают.

— Коров? — в груди Володарова что-то шевельнулось. Буд-то все шестерни, наконец, соединились в единый механизм.

— Ну да, коров, коз. Еще гусей раньше много было у этого, как его… Никитина. Но он, когда жена померла, их всех на мясо пустил и в райцентр продал, а деньги пропил. Вот на него, Геннадий Павлович, уж точно нужно дело открыть, или как там у вас это все называется. Гаденький тип, точно вам говорю, — Люба еще сильнее наклонилась, окончательно придавив весы и заговорщически прошептала: — Говорят, это он жену свою того, — она приподняла брови, — пришиб.

— Да вы что? — Гена сделал шаг и его лицо оказалось со-всем рядом с Любиным.

— Ага. Только вы никому не говорите, что это я вам сказа-ла. Они с Машкой из-за квартиры поссорились. Вроде как брат ее, или дядька… уже не помню… В общем, помер у нее кто-то из родственников в райцентре, а квартира ей доста-лась, в наследство. Ну, она, значит, туда переехать и захоте-ла. А он — нет. Наверное, жалко было хозяйство бросать. Ну а дальше вы и сами знаете, как оно бывает. Пилила она его, а он взял и с дуру пришиб. Вот. Ее тогда на кладбище нашли, по кусочкам. Страшное дело…

— И вы уверены, что это Никитин сделал?

— Конечно! Больше-то некому.

— Понятно… — Володаров отступил назад. — Посмотрю, что можно будет с этим Никитиным сделать.

— Уж посмотрите, Геннадий Павлович. Посмотрите.

— Ладно, Люба, спасибо вам за беседу. Пойду я, наверное. Только еще один вопрос, если можно.

— Вам не жалко.

— Вот вы чуть ранее сказали, чтоб я Сирого не трогал по-тому, что ему и так досталось. И Молчан тоже что-то подоб-ное упоминал. Вот только я не совсем пойму, что с ним тако-го приключилось, что его все жалеют.

— Так вы не знаете? — Люба выпрямилась, высвободив несчастные весы. — Леша почти в один день круглым сиротой остался.

— Да что вы?

— Ага. Сначала он брата потерял, а потом, где-то через ме-сяц, и родителей.

— Ого… Как же так?

— Ой, такая странная история, Геннадий Павлович. Так сразу все и не расскажешь, — по лицу продавщицы было вид-но, как она отчаянно пыталась подобрать правильные слова, но у нее ничего не получалось, потому, что тема разговора была ей крайне неприятна.

— Не мучайте себя, Люба, — решил пойти на попятную Во-лодаров. — Я лучше потом у Молчана спрошу.

— У Валеры? — она фыркнула. — Этот вам понарассказыва-ет. Наплетет с три короба, хоть сразу сажай тут всех… Лет пять назад дело было. Лешке тогда, если правильно помню, двадцать стукнуло только-только, а брату его — семнадцать. В лес они пошли, за рельсами. Скрутные времена были, без-денежные. Вот они и ходили иногда на карьер, металл соби-рать. Не повезло им, в общем. На волков набрели. Лешка убежать успел, а вот брат его — нет. Родители в Каменке хо-ронить не стали, решили, что лучше на городском кладбище будет. На поминки все село собралось… А буквально через месяц, на сороковины поехали в райцентр и их автобус сбил. Родители сразу умерли, на месте, а Лешку еле откачали. Врачи сказали — чудом выжил. С тех пор он сам живет, и вот, выпивает иногда. Но не буянит, нет. По молодости бывало, кончено, но сейчас ничего такого.

— Действительно, история странная.

— Вы лучше сами с ним поговорите на эту тему, Геннадий Павлович. Больно мне смотреть, как он глаза заливает, по-нимаете? Погубит ведь себя. Погубит. А так может вас по-слушает.

— Обязательно, Люба. Поговорю, можете не сомневаться.

Володаров еще раз поблагодарил продавщицу за предо-ставленную информацию, затем распрощался и развернулся уходить, но остановился на пороге и как бы невзначай бро-сил через плечо: «Кстати, в следующий раз, когда вам Сирой на складе помогать будет, двери запирайте». Щеки Любы тут же зарделись стыдливым румянцем.

* * *

Гена следовал указаниям продавщицы беспрекословно. Дойдя до руин сгоревшей церкви, он повернул в направле-нии дома бабы Зины и пошел вдоль по безлюдной улице, по-путно осматриваясь.

Теперь, когда первое сумбурное впечатление от Каменки постепенно выветривалось, а истории местных наполняли эти места неким смыслом, Володаров все больше проникал-ся безнадегой и отчаянием, пропитывавшими село.

Ему по-прежнему с трудом верилось в то, что здесь, так близко и одновременно так далеко от цивилизации, суще-ствуют вещи, о которых современный человек знает только из сказок. Да чего уж, он бы с превеликим удовольствием и не верил, не стань невольным свидетелем оных. Но жизнь, как известно, всегда вносит свои коррективы. А потому, мысль о том, что местная старушка-пастушка тайком прак-тикует темные искусства, не казалась ему такой уж дикой. Более того, благодаря болтливости Любы многие пробелы в общей картине дела заполнились вполне подходящими ку-сочками. Кто мог достать коровий череп, как не человек, за-нимающийся выпасом тех самых коров? Кого могла заботить смерть одинокого старика, как не женщину, тайно любив-шую его? Конечно, это пока были лишь домыслы, основан-ные на сплетнях, не более. Но Володаров сердцем чувство-вал, что в них есть зерно истины. Уж очень это все было по-каменски.

А еще Гена чувствовал, что за ним следят.

Ощущение настигло его нежданно и своей интенсивно-стью застало врасплох. Ровный ход мыслей сбился, сознание споткнулось, а сам Володаров остановился как вкопанный. Такого с ним еще никогда не случалось. Складывалось чув-ство, будто огромная толпа народу умудрилась спрятаться неподалеку и каждый человек в этой толпе, по какой-то не-ведомой причине неотрывно пялится ему в затылок.

Не понимая, что происходит, Володаров огляделся по сторонам. Естественно, никакой толпы не было, но и ощуще-ние не пропадало. Скорее даже немного усилилось.

Гена не понимал, откуда в нем вдруг взялось столько бес-покойства. Словно в его жизни произошло нечто невероятно волнительное, и он об этом знал, но только что забыл, а тело по инерции все еще переживало. Но это странное чувство почему-то было ему знакомо. Он уже ощущал нечто подоб-ное совсем недавно. Вспомнить бы только когда и почему.

И Гена вспомнил. Ровно в тот миг, когда его блуждавший по соседним домам взгляд наткнулся на нечто, подозритель-но напоминавшее заброшенный сарай. «Это и есть забро-шенный сарай», — тут же всплыл в голове голос Молчана. Во-лодаров смотрел на здание сельсовета. «Он же клуб, он же дворец культуры, он же дискотека».

Вот, откуда это странное ощущение тревоги, вот откуда это беспокойство. Приземистое одноэтажное здание с пусты-ми глазницами окон и разинутым ртом парадного входа бук-вально сочилось мрачным холодом, излучало что-то такое, от чего у Володарова волосы на затылке становились дыбом, а спина покрывалась липким холодным потом.

Гена не знал, видят ли местные клуб так же, как видит он. Еще он не знал, ощущают ли они то же неприятное волнение вблизи этого места, но что-то подсказывало ему, что нет. Иначе Молчан никогда не предложил бы ему обосноваться здесь. Даже в шутку.

Так или иначе, Володаров решил больше не задерживать-ся возле клуба. Нечто животное внутри гнало его прочь, как гонит волка от человеческого костра. Бросив последний взгляд на угрюмо стоявший у дороги заброшенный сарай, он пошел дальше по улице, старясь не оборачиваться. Боясь, что сделай он это, и непременно увидит нечто ужасное, там, в глубине глазниц-окон. Нечто, пристально наблюдающее за ним из темноты.

?