Армаз Ахвледиани,

исполнительный секретарь политсовета коалиции «Грузинская мечта», доктор политических наук, учредитель и директор Тбилисской школы политических исследований

Случается, что встретишь человека и сразу, в первые минуты разговора увидишь родственную душу. И тут же ощутишь: эту близость почувствовал и он, этот человек. Но накануне встречи с Армазом Ахвледиани, честно говоря, я не вполне представлял, о чем буду говорить с грузинским политиком, учитывая всю сложность отношений между нашими странами. Да и политика сама по себе виделась мне сферой хоть и необходимой, но весьма сомнительной. Так было до разговора с Армазом. Собеседник мой, пожалуй, убедил меня, что политика, в том числе и большая, ничем не отличается от любой другой сферы созидания жизненного пространства. Здесь, как и везде, свободный человек каждый день и час может совершать свой выбор, приближаясь к Великому Созидателю или, напротив, от Него удаляясь. И не так страшны ошибки и падения, неизбежно случающиеся на наших путях, как иллюзия, опутывающая волю человека через реплики: «Ну что тут поделаешь, такова жизнь, выше головы не прыгнешь…» Нет, жизнь такова, какой мы сами ее творим вокруг себя, созидаем через наш пусть и маленький, но ежедневный выбор. И если в своем движении к Богу человек не сдается, то он, конечно, выше головы не прыгнет, тем более скачки или резкие взлеты-вещь настораживающая. Просто человек для самого себя незаметно создаст вокруг пространство света, который, проникая даже в самые затененные уголки, постепенно изгонит тьму.

 

Грузин-христианин

Мой отец любил читать вслух, он читал очень много. А я, когда мне было не больше пяти лет, часто оказывался рядом, слушал его и, хотя по большей части и не понимал смысла, старался понять, мне было очень интересно. Отец часто повторял: «Грузин – христианин. Грузин не может не быть христианином». А жили мы в Аджарии – регионе в значительной части мусульманском, и то, что отец говорил это, живя в Аджарии, да еще в советское время, повлияло на формирование моего сознания.

Я окончил школу в Батуми и поступил в МГУ на философский факультет. Это были восемь замечательных и важных лет жизни – пять студенческих и три года в аспирантуре. Моя учеба пришлась на годы перестройки, но и в этом, думаю, мне повезло, потому что смутные времена дают возможность лучше понять и разглядеть людей, в том числе и самого себя.

В начале учебы, зимой, у нас была экскурсия по Золотому кольцу. Мы были в Суздале, меня поразила одна церковь, до сих пор храню купленную там чеканку с изображением этого храма. Я очень хочу вернуться в это место, я почувствовал там тепло! Возможно, это был один из важных этапов моего пути к Богу.

Ощущение потребности в таком тепле, в осмысленности не покидало меня никогда. Шли годы, я вернулся в Грузию, и как-то в середине 1990-х годов прочитал, если не ошибаюсь, в газете «Московский комсомолец», интервью с Патриархом Алексием II.

«Какие для вас самые ценные слова? Самые значимые?» – спросил Патриарха журналист.

Мне казалось, что Патриарх должен вспомнить что-нибудь из Евангелия, а он ответил словами известного английского писателя и теолога Клайва Льюиса: «Бог обращается к человеку шепотом любви. Если он не услышан, то Бог обращается к нему голосом совести. А если человек не слышит голоса совести, то Бог обращается к нему через рупор страданий». И эти слова запали мне в сердце.

 

Духовник и счастье

В 1999 году друг предложил мне познакомиться с его духовником. Мы поехали, пообщались, и вот с тех пор не расстаемся: его духовник стал и моим духовником. Через два дня после этой встречи я крестился.

Я за многое в жизни безмерно благодарен Богу, и не могу выразить словами радость от знакомства с архимандритом Иоакимом (Асатиани). Он необыкновенный человек: в нем сочетается большая любовь к Богу и к людям и умение быть простым.

Кажется, то, что мне доводилось читать о святых, так похоже на его жизнь, как будто происходит на моих глазах! Рядом с отцом Иоакимом слова Клайва Льюиса о шепоте любви обрели для меня настоящее содержание: раскрылась та теплота, к которой я стремился; и напутствие отца о том, что грузин не может не быть христианином, наконец, сделалось частью моей жизни.

Мне самому хочется быть похожим на отца Иоакима и хочется, чтобы и другие люди были такими же, как он. И, конечно, такие люди есть среди нас, не всегда мы их замечаем, они, как мостики, соединяют нас с Богом, помогают нам увидеть Его.

В жизни отца Иоакима – вся история Грузинской Церкви XX века. Его духовником был настоятель Илорского монастыря архимандрит Иоаким (Шенгелая), духовное чадо подвижника и делателя Иисусовой молитвы преподобного Алексия (Шушания). Другим духовным чадом преподобного Алексия был архимандрит Шио (Дзидзава), духовник Патриарха Илии. Получается, что отец Иоаким и Святейший – не только старые друзья, но и представители одной монашеской традиции. Эта традиция – как нерв, связывающий прошлое, настоящее и будущее, небо и землю. Традиция продолжается, и это имеет огромное значение для христианской Церкви.

Нужно видеть, с какой любовью наш Патриарх и отец Иоаким общаются друг с другом! Но для отца Иоакима не важно, кто ты – близкий его друг, духовный сын или человек, которого он видит впервые, он всех согревает своей любовью. Опять вспоминаю о «шепоте любви», потому что эта любовь – бескорыстная, совершенно ненавязчивая. Этот феномен даже невозможно до конца понять и осмыслить, его можно только ощущать сердцем и созерцать.

Отец Иоаким в советское время служил в разных местах, ему довелось испытать на себе гонения, советская власть не могла примириться с тем, что в Церкви есть священники, являющие своею жизнью подлинное христианство. Отец Иоаким никогда не был конформистом, что, разумеется, создавало конфликт между ним и властями.

И надо понимать, что в те годы роль священника была – держать оборону: отцы как бы стояли на краю пропасти и останавливали людей, которые все же, к сожалению, падали в пропасть безверия. И архимандрит Иоаким, пройдя через годы гонений, смог не только сохранить любовь к людям, он смог сохранить немало людей в вере и любви. Многие сегодняшние митрополиты и епископы – это его ученики и духовные чада. Сам же он всегда по смирению уклонялся от епископской хиротонии.

Отца Иоакима часто просят помолиться за людей, находящихся в тяжелом положении. Бывало, врачи говорили, что человеку до утра не дотянуть.

– Бог – Он Всемилостивый, – говорил отец Иоаким, – все будет хорошо.

И тогда я успокаивался, для меня уже наступал праздник, приходило успокоение, потому что я знал – с человеком все будет хорошо.

Но бывало и по-другому. Помню, в день святого Георгия были мы с другом в гостях у отца Иоакима, сидели и разговаривали. У меня звук отключен на мобильном телефоне, идет вызов, посмотрел, вижу – мой друг Леван звонит. Я сразу не ответил, думал, после перезвоню, а он звонит и звонит. Ясно – что-то случилось. Взял трубку, оказалось, что отец Левана попал в аварию, но неизвестно, что с ним и в какой он больнице, и Леван просит меня узнать что-нибудь об отце через свои каналы.

Я сразу же пересказываю все отцу Иоакиму, в надежде услышать слово утешения, а он промолчал, будто бы не отреагировал. Я удивился и снова сказал ему:

– Если можно, я пойду, постараюсь помочь.

– Да, да, конечно, – ответил отец Иоаким.

Когда мы выходили, я еще раз повторил все, что произошло, но он опять промолчал, благословил нас с другом, и мы поехали. Но едва мы проехали три-четыре километра, мне позвонили и сказали, что отец Левана уже скончался. Мы вернулись в келью к отцу Иоакиму и через несколько часов вместе с ним поехали домой к Левану. И я понял – он молчал, потому что знал, что Теймураз, отец Левана, уже умер, просто нам об этом ничего не сказал.

Помню, мама сломала шейку бедра (это был очень сложный перелом, особенно в ее возрасте). После первой операции прошло много лет, и возникла необходимость менять поставленный искусственный сустав. Из-за серьезных проблем с сердцем операция была более чем рискованной, но и не делать ее было тоже невозможно. Она приехала из Батуми в Тбилиси.

Вечером мы были на службе. Я все смотрел на нее и думал: «Как она держится! Что с ней будет завтра?»

Подошел отец Иоаким и сказал:

– Завтра будем ее причащать.

Я подумал:

– Но ведь это невозможно! Она не сможет завтра прийти на службу.

Мама причастилась, и после воскресной службы она не ощущала болей. И операцию отменили.

Но все эти чудесные случаи – только для того, чтобы мы увидели главное. Ведь если по-честному, в самих чудесах нет никакого счастья, а счастье в том, что в обыкновенной жизни рядом с нами есть тот, кто всегда может дать правильный совет, напомнить о необходимости любить, явить живое Евангелие. Я часто думаю об этом. Выхожу утром на работу, смотрю на людей: кто-то счастлив, обладая властью; другой тем, что заработал какое-то состояние; у кого-то замечательная семья, любимое дело. А мне кажется, что самое большое счастье – ощущать, что есть человек, могущий дать правильный совет. Все остальное можно получить и потерять.

Счастье, когда Бог говорит с нами через обыкновенных и необыкновенных людей, говорит шепотом любви.

 

Политика и достоинство

Как совместить личную веру и дела государственные, то есть политику, – этот вопрос, разумеется, в сегодняшних политических реалиях более актуален, чем когда-либо. Но сегодня так же, как и всегда, есть всего один простой ответ на этот сложный вопрос: нужно определить для себя, что есть добро, а что есть зло, и иметь готовность твердо следовать путем добра. Необходимо честно определиться и с тем, кому ты собираешься служить: себе или людям. И если понимаешь главное, то все остальное встанет на свои места, и конфликта между верой и политикой, возможно, вообще не будет. Хотя, конечно, мы все живем в очень противоречивой, сложной среде. И тем не менее можно изменить и среду вокруг себя, сделав ее более культурной, способной принять в себя брошенные Сеятелем семена Божественного Слова.

Я вспоминаю слова святителя Николая Сербского о том, что нет ничего более важного, чем добрый пример. Мне кажется, не только политик, но и любой человек сегодня не свободен от глобальных процессов развития общества, и единственный выход из тупика – это оставаться христианином везде, несмотря ни на что, стараться являть пример добра и любви своему окружению. Сегодня нет ничего более важного, чем это.

Но политики, как и все люди, в силу своей слабости и греховности, к сожалению, тоже делают неправильный выбор – выбор отнюдь не в пользу добра и служения людям. Нужно помнить, что достоинство отдельного человека гораздо выше, чем политика целого государства, которая, как правило, не служит тому, чтобы создавать среду для достойной жизни человека.

Я понимаю, насколько сам я далек от настоящей любви к людям, и скорблю от этого. Но вместе с тем я счастлив, потому что знаю, что такая любовь существует, у меня есть пример, и хочется к нему стремиться, хочется делать что-то доброе.

Просто счастье, что мы живем во время патриаршества Илии II! Мне кажется, что любой грузинский политик будет достойным, если сможет осознать, что время от времени нужно обращаться за советом к Святейшему. Ведь он необыкновенным образом сумел гармонично соединить внутри себя патриаршее достоинство и простоту монаха. И в то же время он являет пример такого служения, когда можно сгореть до конца в любви, когда можно служить, абсолютно не думая о себе, и всецело отдаваться служению простым людям.

В Грузии появилась целая плеяда епископов, священников и мирян, воспитанных Патриархом, – для Грузии это дар Божий. Мне кажется, что мы его не заслуживаем. Патриарх и его ученики – это, на мой взгляд, сейчас основная сила, создающая ту самую жизненно необходимую среду для Грузии, не только для православных, но и для всего народа.

И, кстати, говоря о вере и политике, хочется вновь вспомнить Патриарха Алексия II, это необыкновенный человек и яркий пример для любого политика, он сказал: «Выше закона есть любовь, выше права – милость, а выше справедливости – лишь прощение». Это, мне кажется, настоящая Конституция православного христианства.

Глобализация стирает многие границы, отчасти это хорошо. Но, к сожалению, начинают исчезать и незыблемые границы, от существования которых зависят глубинные основы бытия человеческой личности, ее достоинства, нравственного выбора, свободы. Выдающийся философ Мераб Мамардашвили – уникальный человек, в эпоху атеизма фактически проповедовавший учение апостола Павла. Не знаю, кто еще среди философов того времени так глубоко понимал Евангелие (при том, что Мераб Константинович был человеком, как говорят близкие, неверующим). Он говорил: «Надо учиться становиться личностью». Эти же слова всегда повторял его друг, директор Института философии в Тбилиси Нико Чавчавадзе.

И самая острая проблема перед вызовами современного мира – это не размывание границ, а размывание среды, формирующей в человеке свободную и независимую личность. Для такой среды жизненно необходима идея просвещения, как религиозного, так и культурного. Причем подлинная культура – это не только хорошее образование. Мне иногда просто необходимо бывает уехать в глубинку, поговорить с обыкновенными людьми, потому что в их простоте, достоинстве можно почерпнуть нечто более важное, чем в среде политических лидеров. Как сказал тот же святитель Николай Сербский, привилегия простого христианского народа в том, что, не зная многое, он знает главное.

Я читал, что во время Второй мировой войны премьер-министру Черчиллю пожаловался министр обороны:

– Если не будет дополнительного финансирования, то военные не смогут больше держать оборону.

– Где же взять дополнительное финансирование?

– Можно из образования и культуры, – предложил глава военного ведомства.

– А что же тогда защищать? – иронически ответил Черчилль.

И сегодня, мне кажется, главный дефицит обнаруживается как раз в области культуры и образования. Казалось бы, и вы, россияне, и мы, грузины, живем в странах уникальной и богатой культуры, глубоких христианских традиций. И при этом той самой среды, которая способствует личностному становлению созидателей в народе, к сожалению, нет. И тогда закономерно возникает альтернатива – серое, управляемое общество, в котором не поощряется существование свободных личностей, а сильные стремятся в политику, чтобы реализовать свои амбиции, закрепиться, участвовать в механизмах манипуляции инертными массами. Любому политику нужно помнить, что он приходит в политику только для того, чтобы творить добро для людей, причем не абстрактное и какое-то великое, а конкретное, частное и ежедневное. И еще нельзя забывать, что необходимо найти силы вовремя уйти, предоставив возможность действия другим. Тот, кто думает, что лучше него никто не сможет что-то важное сделать, глубоко ошибается.

Грузия с трудом, но выходит из советского прошлого. И когда мы говорим «советское прошлое», прежде всего надо иметь в виду советское мышление, которое все еще внутри нас. И я не хочу сказать, что с этим надо бороться. Нет, бороться не надо, надо впускать в себя больше света, чтобы тьма рассеивалась сама.

Я очень люблю Россию. Для меня Россия – это не политика, а прежде всего русский характер. Это такое, знаете, необыкновенное течение, где разные рыбы, и почти все они золотые; широкая река, которая оплодотворяет русский чернозем, – для меня это целая философия. По-моему, образ России и русского человека замечательно передал в своей книге «Несвятые святые» архимандрит Тихон (Шевкунов). Я убежден, что, несмотря на все сложности отношений, у Грузии и России всегда будет больше общего, чем у любых других народов на этом континенте. Нас объединяет нечто куда более важное, чем все то, что разъединяет, то, что важнее принадлежности к национальности и государству, то, что стирает границы, – это православие. У нас мало любви, и это вынуждает болезненно проводить все новые и новые границы между государствами, народами, «своими и чужими», в то время как любовь стирает границы, делает людей открытыми друг другу, открытыми для Небесного Отца. Если и Россия, и Грузия примирятся с Христом, то примирение наших народов будет лишь вопросом времени, и верю – это время не за горами.