Президент Рогов машинально барабанил пальцами по столу, глядя на лежащий перед ним «ядерный чемоданчик». Только что на пленку было записано его обращение к народу России, в котором он заявил, что поскольку иных способов остановить зарвавшегося агрессора не существует, то им, Роговым, принято решение о запуске ядерных ракет по территории США. После этого он демонстративно откидывал крышку «ядерного чемоданчика» и проделывал с находящейся в нем аппаратурой непонятные непосвященным манипуляции.
Разумеется, это была всего лишь бутафория. На командном пункте Генштаба «ядерный чемоданчик» был лишним – все необходимые приказания могли быть отданы и без его помощи. Сделанная запись должна была пойти в эфир за полчаса до истечения срока ультиматума и являлась, по сути, последним шансом подтвердить, что намерения руководства страны серьезны.
Более половины срока, который ультиматум отводил американцам на прекращение военных действий, уже прошло, но никакого ответа с их стороны пока не последовало. Боевые действия под Калининградом продолжались с неослабевающим напряжением. Кейсон, по имеющейся информации, проводил консультации с лидерами европейских стран, но от публичных заявлений пока воздерживался. Сам Рогов приказал ни с кем его не соединять. На панические обращения из-за рубежа отвечал министр иностранных дел.
В мире творилось черт-те что. Люди бежали из городов, штурмом брали отправляющиеся поезда, бросали автомобили в многокилометровых пробках и шли пешком. Все внезапно осознали, что угроза взаимного ядерного уничтожения, которой десятилетиями пугали друг друга сверхдержавы, четверть века назад никуда не исчезла, а лишь отступила в тень.
В комнату вошел Семенов. Под его глазами залегли густые черные тени, но на осунувшемся круглом лице застыло выражение непреклонной решимости.
– Докладывайте, – кивнул ему президент.
– Около двух часов назад в акватории Норвежского моря зафиксирован запуск крылатых ракет с американских подводных лодок, – доложил генерал. – Всего их порядка двух десятков. Десять минут назад в районе Петрозаводска четыре из них были уничтожены. Остальные изменили курс и в данный момент приближаются к Москве. Каждая из этих ракет может иметь ядерную боевую часть мощностью до двухсот килотонн в тротиловом эквиваленте. Только что решением ЦКП ПВО страны на территории московского промышленного района и города Москвы введено состояние воздушной тревоги. Население укрывается в убежищах.
– Так вот он какой – американский ответ! – вымученным тоном донеслось со стороны.
Президент поднял голову, Семенов оглянулся. Реплика принадлежала Шемякину, чья нескладная, высокая и худая фигура поднялась со стула в дальнем углу комнаты.
– Мы сможем отразить этот налет? – спросил Рогов.
Семенов помедлил, прежде чем ответить.
– Мы делаем все возможное, – сказал он. – Но ресурсы нашей ПВО заняты сейчас в Прибалтике и Белоруссии. В данный момент мы должны быть готовы к самому худшему. Если к Москве прорвется хоть одна ядерная ракета – мы должны будем немедленно нанести ответный удар.
Он извлек из картонной папки и положил перед президентом листок бумаги.
– Что это? – спросил Рогов.
– План нанесения поражения военным и промышленным объектам на территории стран-агрессоров. В первом ударе мы планируем использовать до шестидесяти процентов имеющихся в нашем распоряжении носителей.
– А остальное?
– Остальное, – пояснил Семенов, – это средства, которые будут использованы после уточнения результатов первого удара, плюс минимально необходимый для сдерживания запас на послевоенный период.
– Вы! – выкрикнул подошедший сзади Шемякин. – Послевоенный запас! Вы серьезно рассчитываете уцелеть?! Мы погибнем! Погибнем все!
– Мы, может быть, и погибнем, – сухо сказал генерал. – Но Россия уцелеет. Эффект применения ядерных средств даже по самым неблагоприятным сценариям существенно преувеличивается.
– Негодяй! Совок недобитый! – Шемякин почти рыдал.
– Прекратите, Тимофей, – брезгливо сказал Рогов.
На самом деле он чувствовал благодарность руководителю своей администрации. Окажись у того нервы покрепче, и президент не поручился бы за себя. Он торопливо перевел взгляд с искаженного гримасой лица чиновника на генерала.
– Сколько времени у нас осталось, Владимир Алексеевич?
Семенов едва заметно пожал плечами.
– Ракеты могут идти по разным траекториям, – ответил он. – Час. Или чуть меньше.