Глава 1

У Маши шансов больше всего

До студии мы добирались мучительно долго, простояв в пробках в три раза дольше, чем у нас ушло бы на дорогу по пустым у лицам. И когда мы приблизились ко входу, кастинг по нашим расчетам шел уже не меньше полутора часов. И время, указанное в талонах, которые три дня назад нам в парке вручил Игорек, было безнадежно просрочено. Но мы все равно продолжали верить в чудо, хоть и вероятность его упала почти до нуля.

– Стоп, молодые люди! – преградил нам путь пожилой вахтер в синей фуражке и с рацией в руке. – Куда направляемся?

Мы молча показали потрепанные и смятые талоны.

– А мадам и этот ротвейлер, – кивнул он на Машу и Лёлика, – группа поддержки?

– Я могу тут с Лёликом вас подождать, – не дожидаясь, пока вахтер вынесет ей приговор, тихо предложила Маша. – Вон там, на скамеечке посидим.

Но чувство вины перед Машей придало мне наглости.

– Они с нами, их режиссер пригласил, они в фильме будут сниматься, – выпалил я и как начальник посторонился, пропуская всю компанию вперед. – Проходите!

– Ишь ты, прямо продюсер! Режиссер их, видите ли, пригласил… Предъявите пропуск на мадам и этого… крокодила.

Лёлик зевнул, оправдав название земноводного, которым его нарек вахтер.

Маша, теребя меня сзади за футболку, снова зашептала что-то про скамейку, но я не сдавался:

– Позовите кого-нибудь из администрации!

И откуда у меня взялись эти казенные слова – ума не приложу, мне подобные выражения вообще не свойственны, но вахтер-то этого не знал и к моему удивлению снял трубку и набрал короткий номер:

– Восьмой? Тут к вам еще одна группа пионеров. С собакой. Пустить?.. Так я и говорю… все-все-все, как скажете… – он повесил трубку и развел руками:

– Большой пардон, господа. Велено гнать вас в шею!

– Не на до никого гнать в шею! Вы, ребята, я смотрю на «Горячие доски»? – легкая рука коснулась моих волос. Это была та самая девушка с короткой стрижкой, которая в парке заступилась за Лёлика. – Пойдемте.

Мы молча пошли за девушкой по лабиринтам студийных коридоров, то спускаясь, то поднимаясь по лестницам. Стриженая время от времени останавливалась, здороваясь с проходящими мимо парнями хиппового вида.

– Тань, ну где тебя черти носят?! – напал на нашу проводницу круглый лысоватый человек. Он говорил так быстро, что мы ровным счетом ничего не могли понять. – Эта козявка всех уже достала. Теперь выясняется, что она высоты боится. А высота там, сама знаешь – метра два, не больше. Мы ей и маты постелили, и батут надувной – ни в какую… Иди сама с ней разбирайся, а то еще чуть-чуть и я не выдержу…

– Я вам, Петрович, еще ребят веду. Вот, посмотри, вроде бы ничего, симпатичные. – Таня кивнула на нас, как на дорогой товар.

Но Петровича, похоже, мы интересовали меньше всего. Он не спускал глаз с Маши. Заметив его заинтересованность, Таня запротестовала:

– Нет, Петрович, даже не думай! Все уже утверждено и подписано. Да ты и сам знаешь, я обещала Денисову, что его дочь сыграет главную роль. С Денисовым шутки плохи.

Петрович по-прежнему стоял, приклеившись взглядом к Маше. От смущения Маша сделала старомодный реверанс и тихо произнесла:

– Здрасьте…

Петрович не ответил, с трудом переведя взгляд на нас с Лешкой.

– А, досочники? Да у нас их там, наверху, еще немерено… Кстати, Иван рвет и мечет, не может без тебя и часа пробыть, – он снова перевел взгляд на Машу. – Хочешь сниматься в кино?

Маша не успела вникнуть в суть предложения, как стриженая коршуном кинулась к Петровичу, встав между ним и красной от смущения Машей.

– Петрович, я серьезно, выбрось это из головы! Денисов час назад подписал счет, – Татьяна многозначительно посмотрела на чесавшего лысый череп мужчину и резко повернулась на каблуках. – Пошли, ребят!

Оставив Петровича размышлять над словами коллеги, понятными лишь им двоим, наша процессия двинулась дальше по лабиринтам киностудии.

– Машка, по-моему, ты только что чуть не стала актрисой, – шепнул Лешка. – Ты явно понравилась этому режиссеру.

– Никакой это не режиссер, – выпалил я. Мне почему-то не понравился этот лысый, особенно его бегающие маслянистые глазки.

Маша еще не оправилась от смущения и только пожала плечами.

 

Глава 2

Мы будем сниматься в кино!

Восьмой павильон напоминал огромный склад старой рухляди. Везде, куда ни бросишь взгляд, виднелись горы поломанных стульев, старые диваны с деревянными набалдашниками и дырками в прошивке, плетеные кресла и старомодные торшеры. Все это было сдвинуто поближе к стенам, чтобы освободить место в центре павильона, где, судя по всему, шел кастинг. Человек тридцать мальчишек нашего возраста стояли у входа, подпирая спинами ободранные стены ангара. Похоже, ждали они долго, потому что многие, поставив свои доски на пол, от нетерпения катали их ногами взад-вперед. Прямо напротив входа сидел худой мужчина в очках и с ним– тот самый Игорек, который в парке выдавал нам талоны. Прямо перед ними белобрысый мальчишка пытался что-то изобразить на своем скейте. То ли мальчишка волновался – он был красный как рак – то ли пол был слишком скользкий, но скейт выскальзывал у него из-под ног, отчего парень еще больше краснел. Наконец, он взмахнул руками, и скейт, подскочив, укатился в темный угол павильона, тут же слившись со стоявшей там рухлядью.

– Все, не могу больше на это смотреть. – Худощавый мужчина, до того молча сидевший на стуле, подперев голову рукой, вскочил и набросился на Игорька. – Ты кого понабрал, идиот! Уже три часа потеряны и все без толку!

– Иван Ильич, ну я же… – начал заикаться Игорек. – Вот, посмотрите, вон тот… Нет, вот этот… Ну, Иван Ильич!

Он подбежал к мальчишкам и злобно зашипел, чтобы худощавый мужчина не услышал:

– А ну, придурки, кто из вас кататься умеет, быстро вышли вперед!

Перепуганные мальчишки жались к стене. Никто не решался сделать шаг в центр павильона. Я толкнул Лешку в бок, но он отмахнулся. Вдруг Игорек заметил Татьяну, хмуро наблюдавшую за всем этим, облокотившись на дверной косяк.

– Тань, ну где ты шляешься, Ильич рвет и мечет!

Стриженая вздохнула, вышла вперед и стала медленно прогуливаться вдоль наших рядов, критически осматривая притихшую мальчишескую тусовку в разноцветных бейсболках.

– Ты… нет, вон ты, иди сюда! – ткнула она пальцем в заросшего кудрями парня и тут же забыла о нем, продолжая осмотр. – Ты, два шага вперед… ты тоже.

Нас стриженая обошла стороной, даже не удостоив внимания, лишь скользнула по мне и Лешке своим метким взглядом профи и тут же потеряла к нам всякий интерес. Вскоре в середине павильона собралось четверо мальчишек, переминавшихся с ноги на ногу и теребящих свои доски. Татьяна в последний раз окинула взглядом остальных и указала на парня, лица которого я не видел, он стоял к нам спиной.

– Еще ты… пожалуй… Пока все…

Пятый счастливчик присоединился к остальным избранным, и я увидел, что это не кто-нибудь, а Валерка Кирюк. Только сейчас он заметил нас, и на его лице появилась надменная ухмылка.

– Ну, чего жметесь, как девчонки, показывайте, что умеете, – Татьяна встала за спиной Ивана Ильича и сложила на груди руки.

Выбранная пятерка, поставив доски на колеса и оттолкнувшись от пола, покатила объезжать павильон против часовой стрелки. Когда ребята завершали третий круг, режиссер снова не выдержал:

– Тань, ты что, надо мной издеваешься? Я долго буду смотреть эту «Формулу-1»? Ты мне типажи давай. – Иван Ильич посмотрел на часы. – Мне еще с девчонкой разбираться… Ей-богу, развели тут, блин, детский сад!

Но стриженая, будто не слыша слов режиссера, не двинулась с места, продолжая пристально наблюдать за мальчишками, замершими в разных позах, как в игре «Море волнуется раз». За тем она вышла в центр павильона и обошла вокруг Кирюка:

– Как тебя зовут? – обратилась она к нему.

– Валерий.

– Валер, крикни громко, чтобы тебя все слышали: «Держись!»

Валерка тускло пропищал себе под нос.

– Громче, Валер, чтобы уши заложило!

Кирюк набрал воздуха, открыл рот и так заорал, что Маша, стоявшая рядом со мной, поморщилась.

И тут раздался громкий лай. В волнениях мы совсем забыли про Лёлика, которому давно уже надоело молча сидеть у стены. Вообще-то Лёлик любил, когда катаются на скейтах. Ему нравилось носиться за нами с Лешкой с громким лаем и пытаться укусить за край доски. Но я так крепко держал его за ошейник, что все Лёликины попытки вырваться в середину и погоняться за ребятами пресекались на корню. Но то ли я ослабил бдительность, засмотревшись на Кирюка, то ли Лёликино терпение лопнуло и он дернулся сильнее, но наш пес вырвался в середину павильона и стал бешено лаять на Кирюка.

– Тань, это что такое? – у Ивана Ильича был вид человека, доведенного до отчаянья. – Или ты мне сейчас объясняешь, что происходит, или – пишешь заявление об уходе. Даю десять секунд.

Пока Татьяна, красная как рак, пыталась придумать себе в оправдание что-то более или менее правдоподобное, Игорек бегал вокруг Лёлика, размахивая полотенцем и пытаясь ударить им пса по морде. Лёлик, весело заливаясь, скакал, пытаясь ухватиться за полотенце. Наконец ему это удалось, и он вырвал тряпку из рук Игорька. Игорек смешно попятился и упал. Все дружно засмеялись.

В павильон вошел уже знакомый нам по лабиринтам киностудии Петрович и тут же замер у входа, с интересом наблюдая за Лёликом, скачущим по павильону с полотенцем в зубах.

– Тань, спрашиваю в последний раз: почему собака на площадке? – Иван Ильич не шутил, и, похоже, стриженая это понимала.

– Это собака Денисова… – тихо произнесла она.

– Да? – сбавил тон Иван Ильич. – Зная Денисова, никогда бы не подумал, что у него может быть такая вот дурная дворняжка. Ну, допустим… И что же она делает на моей площадке?

– Она пришла сниматься в передаче «Друзья моего хозяина» в 11-й павильон, его у студии арендует «Домашний канал».

– Сама пришла? Одна?

– Почему одна… с Денисовым…

– А где сам Денисов?

– Не знаю, может, в туалет пошел…

Иван Ильич всплеснул руками и, увидев Петровича, покачал головой: «Дурдом!» Петрович присел на корточки, смешно зачмокал и стал пискляво причитать, вытянув руку перед собой, как будто хочет предложить Лёлику конфету:

– Эй, Шарик, Бобик, как тебя там, Бегемотик, иди ко мне, хорошая собаченька, я тебя отведу к твоему хозяину, он нам денежек еще даст на кино… Или не даст… Лапочка, цыпочка… иди к дяденьке, он тебе даст лапши «Доширак», вкусненькой…

Наскакавшись вволю, Лёлик наконец обратил внимание на лысого мужчину, что-то протягивающего ему. Лёлик принюхался – ничем съестным от него не пахло, и он решил не терять времени на знакомство с этим лысым человеком.

– Чего уставился, давай лови собаку! – Иван Ильич толкнул Игорька в плечо. – Или мы сегодня уже работать не будем?

Я не знал, что делать – с одной стороны, подозвать Лёлика к себе означало подставить стриженую, с другой, все это могло очень плох о кончиться. К моему стыду, первой приняла решение Маша. Растолкав сгрудившихся у входа досочников, она вышла на середину и строго велела Лёлику подойти. Лёлик с радостью откликнулся и дал взять себя за ошейник. Маша уже возвращалась назад, волоча за собой Лёлика, как Петрович схватил ее за руку.

– Очень хорошо, что ты тут. А я уж собирался в розыск на тебя подавать! Ты знаешь эту собаку? Ты что, тоже родственница Денисова? От лично, будешь сниматься у нас в кино! О’кей?

Маша ошарашенно смотрела на Петровича, пытаясь сообразить, кто такой Денисов. Петрович между тем уже не смотрел на Машу.

– Игорек, видишь девчонку? Чтоб глаз с нее не спускал! Она мне нужна. Уйдет – голову тебе оторву, – отдавал он команды Игорьку, как будто Маша была глухая или умственно отсталая.

Игорек, тупо кивая, встал рядом с Машей и вцепился пальцами ей в плечо. Маша сбросила руку. Игорек не настаивал. Он сделал шаг назад и встал за Машиной спиной.

Петрович о чем-то шушукался с Иваном Ильичом, время от времени поглядывая в нашу сторону. Кирюк так и стоял посередине павильона, держа под мышкой свою фирменную доску. Ему ее подарили на Новый год за то, что он получил все пятерки за вторую четверть. Видела бы его мамаша, как он две недели ходил за русичкой и, размазывая сопли по щекам, ныл: «Ну пожалуйста, поставьте мне «пятерку»! Меня дома убьют». Впрочем, возможно, мамаша сама его этому научила – яблочко от яблоньки недалеко падает.

– Ладно, Петрович, я тебя понял… думаю, Денисов будет доволен. Мы отдельно снимем личико его девчонки и наложим в кадр. Так что действуй. А мне еще с этой шпаной разобраться надо.

Худощавый громко хлопнул в ладоши:

– Все свободны. Спасибо за участие в кастинге. Приходите еще. А ты, – худощавый кивнул на Валерку, – останься.

Реплика худощавого, прозвучавшая издевательски для тех, кому так и не удалось продемонстрировать свой талант, вызвала всеобщее недовольное гудение, и ребята стали медленно расходиться.

– Кина не будет, – грустно констатировал Лешка. – Сваливаем отсюда.

Мы повернулись к выходу, где столпились ребята. Но Игорек снова схватил Машу за руку.

– Эй, минуточку, постой, не уходи, дело есть.

– Нам пора, – Маша отдернула руку.

Мы с Лешкой, не сговариваясь, встали у Маши по бокам, защищая ее от Игорька. Парень не понравился нам еще в парке, а теперь он совсем обнаглел. Но обстановку разрядил Иван Ильич.

– Спокойно, ребята, никто вас тут обижать не собирается. Вы же пришли вместе. Я не ошибся?

Мы кивнули.

– Так вот, мы хотим вашу подругу снимать в кино. Ну и вам обязательно найдем роль. Так что не торопитесь. Считайте, что вы все втроем прошли кастинг.

 

Глава 3

Нас обманули: оказывается, фильм про девчонку…

Мы сидели в маленьком буфете киностудии и пили апельсиновый сок с эклерами. Лёлика тоже не оставили без ланча: он уже справился с пиццей королевского размера с колбасой и шампиньонами и довольно облизывался. Вообще-то Лёлик не любил грибы, но, пропитанные колбасным запахом, да еще под толстым слоем сыра, они были вполне съедобны, и Лёлик не стал их выплевывать, как он делал обычно, когда что-то из предложенных блюд ему не нравилось. В буфет нас проводил Петрович, что-то сказал буфетчице и велел подождать. А через пять минут буфетчица поставила перед нами все эти яства, а Лёлику накрыла на полу, положив пиццу на одноразовую тарелочку. После чего потрепала его по голове и пожелала нам всем приятного аппетита. Лёлик ничего не имел бы и против эклера с шоколадным кремом, но он был воспитанным псом и поэтому, справившись с персональным угощением, скромно сидел у ножки стола, поглядывая, как мы уплетаем пирожные.

Почувствовав приятную сытость, мы стали обсуждать сложившуюся ситуацию. Итак, кастинг мы с Лешкой не прошли. За то Машу пригласили сниматься в кино, и, судя по всему, она так нужна этим киношникам, что они готовы просто так, из-за Маши, снимать и нас с Лешкой. Это было странно, но, как признали все члены нашей экспедиции, здорово. Омрачало только то, что с нами в фильме будет сниматься Кирюк. И это несколько обламывало экстаз, в котором мы все трое сейчас находились.

Примерно через полчаса, когда обсуждать стало уже нечего, появилась Татьяна. Приставив четвертый стул к нашему столику, она села между мной и Лешкой.

– Ребят, слушайте внимательно, – она положила острые локти на стол и немного задумалась. – Героиня нашего фильма – девочка, дочка известного бизнесмена. Она живет в красивом доме, и у нее есть все, чего она только не пожелает…

– Так фильм про девчонку? – перебил стриженую Лешка. – А говорили, про таких, как мы…

– Выслушай меня до конца, – оборвала Лешку Татьяна. – Девочке в окно видна площадка, где ребята катаются на скейтах. Ей хочется с ними познакомиться, но отец не разрешает выходить за ворота. Девочка из своей комнаты наблюдает за ребятами, и они обмениваются различными сигналами. Одному мальчику очень нравится девочка, он каждый день пишет для нее на асфальте стихи. Но однажды девочка исчезает. Мальчик не может понять, в чем дело, и начинает ее искать. Ребята во главе с этим мальчиком узнают, что девочку похитили. Тут долго рассказывать… В общем, они находят девочку и все хорошо кончается. Мы предполагали, что героем фильма будет мальчишка-скейтер… на его роль вроде бы утвердили парня, которого вы видели…

– Ну да, видали мы этого Кирюка… – не выдержал Лешка.

– Да, Валеру Кирюка. А вы что, знакомы?

– И не понаслышке, – буркнул Лешка.

Я заметил, при одном упоминании о Кирюке у Лешки портилось настроение.

– Ладно, я поняла, у вас с Валерой какие-то терки. Так не пойдет. Знаете закон джунглей? «Маугли» все читали? Во время засухи объявляется перемирие, и все звери безбоязненно приходят к реке пить воду. Никто никого не ест. У нас в кино примерно то же самое – засуха. Так что все свои обиды оставляйте дома. Бывает знаете как: актриса по сценарию должна поцеловать актера, с которым в обычной жизни не разговаривает. – Татьяна посмотрела на Машу.

– Я с Кирюком ни за какие деньги целоваться бы не стала. – Маша с возмущением откинула волосы назад.

– Никто тебя с Валерой целоваться не заставляет. Тем более по фильму его зовут не Валерой, а Антоном. А тебя… вернее девочку, которую ты будешь дублировать, – Вероникой.

– Называйте Кирюка как угодно, я все равно не стану с ним целоваться. – Маша почувствовала, к чему клонит стриженая, и решила расставить все точки над «i». – Если вашей девчонке дублерша нужна для этого, то я пошла…

Маша резко встала из-за стола.

– Маш, ну не суетись, – поморщилась Татьяна. – Дублерша Яне, так зовут нашу актрису, нужна совсем для другого. Понимаешь, Яна очень похожа на свою героиню Веронику, она росла в тепличных условиях и всего боится. Например, высоты, собак, сквозняков, громких звуков. Ты ее будешь подменять именно в этих эпизодах. А Валеру поцеловать я ее уговорю. Не волнуйся, здесь особой смелости не нужно. Ты лучше скажи, спортом занимаешься?

– Немного. Паркуром. Еще когда маленькая была, на гимнастику ходила. Но на скейте я кататься не умею.

– И не на до. Это дело для молодых людей. – Татьяна перевела взгляд на нас с Лешкой. – Для вас тоже что-нибудь придумаем. Ну как, по рукам?

Мы посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, кивнули.

– Отлично. Тогда на сегодня все. Завтра ждем вас в десять в этом павильоне. Пропуски оставлю на вахте.

Татьяна достала блокнот и тоненькую блестящую ручку, и мы по очереди продиктовали ей свои фамилии.

– И вот еще что… по поводу вашей собаки… Нашему режиссеру она очень понравилась – характерная, говорит, она и фотогеничная. Берите ее с собой. Иван Ильич уже распорядился под нее сценарий переписывать. Будет ваша… Как ее зовут?

– Лёлик. Это он, а не она, – отозвался я.

– Симпатичное имя… Думаю, быть вашему Лёлику звездой экрана, – Татьяна потрепала Лёлика за ухом. – Ну ладно, ребят, разбегаемся, а то мне еще на съемку заглянуть надо. Пойдемте, покажу, где выход.

 

Глава 4

Ура! В школу ходить не надо!

Опьяненные неожиданной удачей и свежим воздухом, мы, как дети, неслись до автобусной остановки, толкая друг друга, хохоча во все горло и размахивая досками. Лёлик не понимал, чем вызвано внезапное веселье, но с удовольствием поддерживал компанию, радостно лая, подпрыгивая и пытаясь ухватить наши с Лешкой доски.

В автобусе мы почувствовали, что устали. Но народу было много, и мы повисли на поручнях, пристроив Лёлика справа у задних дверей. Мы с Лешкой тихо, но с азартом обсуждали, как мы завтра же покажем режиссеру, на что способны и что Кирюк нам в подметки не годится. Маша молчала.

– А что мы скажем в школе? – Машин вопрос вернул нас к действительности.

– А при чем тут школа… Маш, нас в кино сниматься берут, может нам вообще учиться теперь не надо будет. Будем на гастроли ездить, интервью давать для журналов…

– Учиться в любом случае придется. – Маша нахмурилась и погрузилась в свои мысли. А мы с Лешкой переглянулись: мол, вот девчонки, даже в такой судьбоносный момент об учебе думают!

 

Глава 5

Главная героиня

Мы с Лёликом уже сверну ли в наш двор, как я вспомнил, что забыл включить телефон. Когда я увидел на дисплее тридцать шесть вызовов от мамы и четырнадцать от папы, у меня засосало под ложечкой – ой, что сейчас будет!

У подъезда меня ждал второй тревожный сигнал – папина машина стояла припаркованной у дома. Такого средь бела дня в будни не бывало никогда. Даже если папа болел, он всегда находил в себе силы ехать на работу. Значит, папа почему-то был дома…Что-то случилось…

Мы с Лёликом тихонько постучали в дверь. Звонок у нас вечно не работает, и папа каждую субботу дает слово маме его починить. Вернее, вызвать мастера, который его починит – папа сам такое делать не умеет, он, как говорит бабушка, гуманитарий. «А гуманитарии вообще ничего не умеют делать руками, только языком молоть». Это не мои слова – бабушкины. Но я с ней не согласен. Я, например, как и папа, ярко выраженный гуманитарий – математику терпеть не могу, однако много всего умею делать. Например, за час могу собрать корабль из «Лего» деталей на пятьсот, не меньше. Могу запросто лампочку поменять и даже провода соединить могу при помощи изоленты. Ну, а как я в мобилах разбираюсь – и говорить не надо. В нашей семье только я способен освоить новую модель так, чтобы не только звонить, но еще и музыку слушать, и «эсэмэситься», и мелодии качать, и играть, если надо.

Итак, мы с Лёликом постучали в дверь. Вернее, постучал я, а Лёлик поскреб лапой по дверной обшивке. Но за дверью стояла полная тишина. Никто не спешил нам открывать. Я порылся в кармане, достал ключ и открыл дверь. В квартире никого не было, но стоял жуткий бардак. Папин рабочий костюм валялся на диване, брюки были скомканы.

Я набрал мамин номер. Мама тут же, на первом же гудке, заорала мне в ухо.

– Паша… Ты где? Наконец-то…Что случилось? Паша… Почему ты молчишь? Алё… алё… алё… – мама тараторила и не давала вставить мне слово.

– Мам, я дома. С Лёликом. А вы где? Почему папа не на работе?

– Где ты был? Почему не брал трубку? Паш, у меня чуть инфаркта не случилось! Мы с папой тебя с утра разыскиваем. Тут мальчик, похожий на тебя, под машину попал… насмерть. Мы в больницу ездили на него смотреть, ты это или не ты… За нами милицейский рафик приезжал. Паша, ты точно живой и здоровый? Ты действительно дома? Не обманываешь? Где ты все это время был?

Мама была на взводе, и слова сыпались из нее бурным потоком. Она по сто раз за давала мне одни и те же вопросы и одновременно не давала на них ответить. Было слышно, как папа на заднем плане пытался урезонить маму, которая его вообще не слушала. Я понял, что объяснение лучше отложить до возвращения родителей домой.

– Мам, мы дома. Я все вам объясню.

– Паша, никуда не уходи, мы сейчас приедем, – это уже был папа, завладевший маминым телефоном.

– Ладно. – Я и не собирался никуда уходить и тяжело вздохнул, предчувствуя длительные разборки с родителями.

Впрочем, родители тут ни при чем, сам виноват, надо было давно позвонить, все рассказать. Вообще, вранье до добра не доводит. А родители у меня – не звери, они бы не были против этого кастинга. Хотя… как знать…

Пока родители добирались до дома, мне на до было все хорошенько обдумать: в школе наверняка возникнут осложнения. Даже если мама с папой скажут: «Ура! Ты у нас теперь актер! Можешь в школу вообще не ходить, мы тебе разрешаем», что само по себе из области фантастики, то в школе однозначно все будет очень сложно. Если Машу и отпустили бы с почетом под честное слово сдать все предметы не ниже, чем на «пять», то меня, далеко не отличника, могут просто не пустить сниматься в кино. Елена Николаевна позвонит маме и скажет (она это умеет): «Татьяна Михайловна, неужели вы считаете, что нахождение на съемках плодотворно скажется на развитии вашего сына! У него по русскому уже две «двойки». А ведь учебный год только начался!» А моя мама не каменная. Она очень даже живая и эмоциональная. И убедить ее раз плюнуть. На до только сослаться на «отрицательное влияние» и «неплодотворное развитие».

Погруженный в эти тяжелые размышления о будущем, я автоматически взял пульт и включил телевизор. В новостях культуры ничего интересного быть не могло, и я уже собирался переключить на другой канал, как мое внимание привлек репортаж со съемок. На экране появилась бледная девчонка с голубыми глазами и русыми локонами, спадающими ей до плеч.

– Яна, расскажи немного о своей героине. Ты на нее похожа? – интервью у девчонки брала популярная ведущая, чье лицо можно увидеть в любое время дня и ночи на центральных каналах.

– Моя героиня и я – совершенно разные люди. Но я же актриса, я должна уметь перевоплощаться, – девчонка говорила неестественным и противным голосом.

– Говорят, в фильме тебе предстоит исполнять много сложных трюков. Ты к ним готова?

– Конечно, – это слово девчонка произнесла немного смущенно, потупившись и слегка покраснев.

Возможно, мне просто показалось, потому что я знал, что на самом деле эта Яна будет только красоваться перед камерой. А все самые сложные трюки выполнит за нее Маша. И эта Яна мне заранее очень не нравилась.

Сюжет подошел к концу, и я выключил телевизор. В этот момент раздался звонок в дверь, и Лёлик, заливаясь, кинулся встречать маму и папу, которых не видел уже сто лет.

 

Глава 6

Мои родители все-таки люди!

– Паш, ну что, трудно было позвонить? – упрекала меня мама, выслушав все, что произошло со мной за день. Наверное, в другой раз она бы сердилась, и даже, возможно, наказала бы меня на месяц лишением компьютера или карманных денег, но сегодня мама была счастлива. Во-первых, тот несчастный мальчик, которого сбила машина, оказался не я, а во-вторых, нашелся ее любимчик, который, успокоившись после долгих приветствий, зацелованный и сытый, сладко посапывал у маминых ног.

Первым окончательно пришел в себя папа и поднял, пожалуй, самый острый на сегодняшний день вопрос:

– Интересно, а кто учиться за тебя будет?

Тут радостная приподнятость настроения по поводу возвращения блудного сына и его собаки несколько омрачилась. Мама нахмурила лоб и вопросительно посмотрела на меня:

– Действительно, а как же школа?

– А, ерунда, подумаешь, пропущу пару месяцев, потом как-нибудь нагоню, – отмахнулся я и засунул в рот хрустящую вафлю с шоколадной начинкой.

Это была моя ошибка. Нет, не вафля, конечно. А та беспечность, с которой я сказал это злосчастное «подумаешь». Именно оно и не понравилось моей маме. Потому что она посмотрела на папу, нахмурилась и мрачно сказала:

– Это надо обдумать.

Я пошел в ванную, а мама с папой еще долго заседали на кухне, тихо обсуждая мои перспективы на будущее. Сперва, зайдя в ванную, я подслушивал: папа говорил о том, что человеку (то есть мне) выпал шанс, который выпадает не каждому, и что променять его на учебу в этой бездарной (он так и сказал!) школе – мещанство. Но мама не сдавалась и горячо спорила с ним, ссылаясь на каких-то детей «из телевизора», которым звездная болезнь испортила жизнь. Я решил не искушать судьбу – пусть, в конце концов, сами все решают, и включил в ванной душ, отрубив возможность услышать, чем же кончится разговор.

Весь вечер мама вела переговоры сперва с Машиной, а потоми Лешкиной мамой. А я тихонечко «эсэмэсился» то с Машей, то с Лех ой на предмет нашего будущего. Дело шло уже к полуночи, и в мои глаза, чтобы они не закрывались, на до было вставлять спички. Но я упорно боролся со сном в ожидании итогов родительских переговоров. Наконец родители показались на пороге моей комнаты, и папа торжественно произнес:

– Мы тут посовещались немного и решили. – Папа сделал многозначительную па узу, и я весь напрягся и от волнения одеревенел. – Хрен с вами, снимайтесь в своем кино!

– Ура!!! – заорал я, и от переизбытка чувств сильно чмокнул спавшего в кресле Лёлика в коричневый пятак.

– Стоп, стоп, стоп, – мама захлопала в ладоши, как режиссер на съемочной площадке, которому не понравилась игра актеров. – Завтра с утра все вместе идем в школу и договариваемся с директором. Если отпустит – повезло, не отпустит – ничего не поделаешь, придется продолжить учебу. А кино подождет до каникул.

Родители пожелали мне спокойной ночи, а я сперва расстроился: как можно такое важное судьбоносное решение, будущую жизнь, вверять в руки человеку, который только и знает, что сидит в своем кабинете и пишет отчеты. Естественно, он скажет, что учеба – это главное, что без знаний не станешь порядочным человеком, гражданином общества, защитником отечества, и так далее. Все эти слова мы слышим регулярно, на каждом праздничном митинге. С другой стороны, Алексей Валерьевич был назначен директором не так давно из простых учителей и был совсем не злым. Во время разборок с нашими записками мне даже показалось, что он с трудом сдерживал смех, когда русичка, брызгая слюной, называла нас будущими предателями родины.

Но даже эти тревожные мысли не помешали мне погрузиться в глубокий сон, и я отрубился, как только мама выключила свет в моей комнате.

 

Глава 7

Мы даем обещание

Первый урок уже был в разгаре, когда я, Маша и Леха в сопровождении родителей переминались с ноги на ногу у двери директорского кабинета.

Три наши мамы стояли в сторонке и тих о, но очень эмоционально обсуждали нашу кинокарьеру. Алексей Валерьевич велел подождать, запершись в кабинете с русичкой, и из-за двери доносились визгливые нотки ее голоса. Наконец дверь приоткрылась, и Елена Николаевна, недовольно поджав губы, произнесла:

– Проходите.

Мы расселись на стулья напротив директорского стола, и моя мама, взяв на себя роль парламентера, немного заискивающе начала:

– Алексей Валерьевич, мы пришли к вам с просьбой… вернее, вот по какому делу. Наши дети хотят сниматься в кино… то есть, их пригласили сниматься. – Мама волновалась, запиналась и путалась, но директор ее перебил:

– Нам уже позвонили со студии. Очень просили отпустить вас на съемки. – Алексей Валерьевич вздохнул. – Мы тут с Еленой Николаевной посовещались и решили, что не можем препятствовать такому важному мероприятию…

Мы чуть не подпрыгнули от радости.

– Но, – директор сделал жест, означающий «тишина», – вам придется отработать все дни, которые вы проведете на съемках. Елена Николаевна вам все расскажет.

– Я, конечно, как учитель и классный руководитель, была против. Во-первых, я считаю, что ни Воронин, ни Сидорин не заслуживают того, чтобы их показывали по телевизору, у нас в школе учатся куда более достойные ученики, круглые отличники, которые отстаивают честь школы на всероссийских олимпиадах и спортивных соревнованиях. Во-вторых, учеба для школьника – дело первостепенной важности, а все эти телевизоры только развращают и воспитывают тунеядцев…

– Елена Николаевна, урок в полном разгаре, – прервал русичку директор и постучал пальцем по циферблату своих часов, мол, хватит трепаться.

– Так вот, я и говорю, Сидорин и Воронин, несомненно, отстанут по всем предметам, и поэтому во время осенних каникул они будут усердно нагонять все то, что будет ими пропущено. За Валеру Кирюка я не беспокоюсь, его мама нам еще вчера позвонила. Что касается Галицкой, то раньше к ней у школы претензий не было. Но в последнее время наметилась неприятная тенденция…

– Елена Николаевна! – взмолился директор. – Урок идет!

– В общем, Галицкая, тебя это тоже касается.

Маша с готовностью закивала.

– Итак, вы обещаете, что будете заниматься? – директор хотел поскорее закончить с нами, ему уже три раза звонили по мобильнику, но он скидывал звонки.

– Обещаем! – гаркнули мы хором.

 

Глава 8

Трое в лодке, не считая собаки

Лешкин папа подбросил нас до студии на своем стареньком «шевроле». Он сам это предложил, и мы с радостью согласились. Потому что путешествовать с собакой в общественном транспорте, согласитесь, это все равно что искать себе ненужных приключений.

Вахтер очень удивился, увидев нас. По крайней мере он всплеснул руками, как это делают пожилые актеры в театре, и также театрально произнес:

– Добро пожаловать в наш Голливуд, трое в лодке, не считая собаки!

Я не понял, что он этим хотел сказать, наверное, в прошлом он работал актером и теперь при виде нас вспомнил фразу из какого-то спектакля, в котором раньше играл.

– Почему не считая? Этот пес со вчерашнего дня зачислен в съемочную группу на роль собаки второго плана, – это была Татьяна, внезапно вынырнувшая из коридора. – Привет, пошли скорей, только вас и ждем.

И снова мы путешествовали по темным катакомбам киностудии, едва успевая за стриженой девушкой, которая почти бежала, периодически исчезая за поворотами.

В павильоне, вопреки моим ожиданиям, не было ни камеры, ни светящихся софитов, ни девушки с дощечкой, которой обычно хлопают перед тем, как начать съемку, я сто раз видел такое по телевизору. Посередине стоял стол, вокруг него – стулья. За столом сидела толстая тетка и что-то писала.

– Заполняйте скорее договор, и поехали, времени мало, – подтолкнула нас к столу Татьяна.

Мы подошли к столу, тетка, не отрываясь от своих бумажек, протянула нам какие-то б ланки. Мы тупо уставились в них.

– Чего стоите, берите ручки и пишите. Писать умеете? – у тетки был скрипучий прокуренный голос.

Мы не сочли нужным отвечать на этот бестактный в отношении шестиклассников вопрос и сели заполнять контракт. Я так боялся сделать описку, что вспотел до трусов: не каждый день ведь приходится заполнять контракт «о приеме на работу в качестве актера второго плана». Наконец мы справились, но один бланк у нас оказался лишним, и Лешка протянул его толстой тетке.

– Этот на собаку, – кивнула она на Лёлика.

– Как это? – растерялся Лешка.

– Пусть ваша собака заполнит все пустые графы: имя, фамилия, год рождения. Дайте ей ручку!

Мы переглянулись. Конечно, Лёлик – не простая собака, его интеллект по собачей шкале, думаю, можно оценить баллов в сто, не меньше. Но я могу дать голову на отсечение – нет в мире еще собаки, которая умела бы писать. Впрочем, вру, Лёлик умел рисовать. Два года назад нам поручили подготовить к Новому году какой-нибудь номер. Лешка придумал, что мы, как в Америке, проведем аукцион. Идея была классная – аукцион у нас в классе еще никто не проводил. Тем более что на новогодний праздник придут все родители и примут в нем участие. Но на аукционах обязательно что-то продают. У нас не было ничего такого, что можно было бы продать. И тог да я предложил совершенно гениальную идею – продать картину, нарисованную не человеком, а животным. Сначала на роль художника претендовал Машин кот Клавдий. Мы провозились полдня, чтобы заставить его рисовать привязанной к хвосту кистью по ватманскому листу. В итоге Клавдий расцарапал нас всех в кровь, а сам уделался краской так, что нам пришлось его мыть в ванне, где он от страха ободрал нас по второму разу. Кроме того, нам всем попало от Машиной мамы, во-первых, за то, что мы мучаем несчастное животное, во-вторых, за то, что мы измазали красной краской обои и покрывало в гостиной. Так, почетная роль художника была передана Лёлику. Лёлик особенно не возражал, когда мы привязали ему к правой лапе кисть (кстати, мы долго спорили, к какой лапе привязывать – к правой или к левой. Потом решили, что раз люди пишут правой, то и собаке тоже правой рисовать будет удобнее – она же друг человека). Правда, мы с Лёликом тоже намучились – он так и норовил слизнуть гуашь с лапы (кста ти, гуашь, как мы выяснили, имеет сладковатый вкус), и мы боялись, что Лёлик отравится. Итогом наших стараний стал великолепный шедевр, выполненный Лёликом в авангардном стиле. Мы назвали его «Каляки собаки» и выставили на аукцион в новогодний вечер. Тогда все были в восторге и аплодировали Лёлику, присутствовавшему на аукционе в клоунском колпачке и мамином переднике – типа художник. Мы собрали 156 руб лей и, наверное, собрали бы больше, если бы Елена Николаевна не сказала, что дети не должны таким вот легким способом зарабатывать деньги, что деньги даются человеку тяжелым трудом, и не прикрыла наш аукцион.

В общем, опыт работы с кистью у Лёлика был, но вот писать он никогда не пробовал.

– Лариса Витальевна – наш бухгалтер, и у нее редкое чувство юмора, – рассмеялась Таня, потрепав меня по голове (вообще-то я терпеть не могу подобных фамильярностей!). – Чья собака? Твоя?

Я кивнул.

– Тогда напиши вот тут свою фамилию, а где имя – ее кличку. Кажется Лёсик?

– Лёлик, – поправил я.

Итак, мы все четверо только что подписали первый в своей жизни контракт. Между прочим, на бешеные деньги, я даже не успел подсчитать нули рядом с той цифрой, которая была впечатана в графе «гонорар в размере».

– Расписались? Теперь бегом в машину, едем на натуру, – скомандовала Таня и ринулась к выходу. Мы, не задавая вопросов, поспешили за ней.

 

Глава 9

Яна показывает коготки

В микроавтобусе с за дернутыми шторами и надписью «Мосфильм» было темно и накурено. Автобус был почти заполнен. Места оставались только спереди, спиной к водителю.

Мы расселись (Лёлик устроился в проходе) и только тогда осмотрелись по сторонам. Прямо напротив меня, можно сказать, колени в колени, сидела та сама Яна, главная героиня нашего фильма, которую я вчера видел по телевизору.

Я не большой поклонник женской красоты, ценю в девчонках прежде всего порядочность, то есть умение дружить, не ябедничать и не ныть по любому поводу. Маша же, помимо того, что она полностью соответствовала моим представлениям о девчонке – друге, мне еще нравилась как девушка. Гибкая и тонкая, она обладала красивыми серыми глазами, которые умели загораться, когда Маша о чем-то напряженно думала, извергать молнии, когда сердилась, и смеяться, даже когда ее губы не были растянуты в улыбке. В общем, Маша, наверное, была красивой. Впрочем, я не знал этого наверняка.

Но при одном взгляде на сидящую напротив меня Яну я точно мог сказать: таких красивых девчонок я еще не встречал. Она была как кукла. Но не Барби, а старинная, фарфоровая, я видел таких на выставке в Доме художника. Очень бледное, гладкое лицо и огромные голубые глаза, украшенные длиннющими черными ресницами. К тому же Яна была блондинкой. А, как говорит мой папа, если женщина блондинка, то она уже красива. С этим тезисом часто спорит мама, настоящая брюнетка, да и я что-то очень сомневаюсь в этой аксиоме: наша русичка носит пучок соломенного цвета, но красивой ее может назвать только слепой.

В общем, я, как дурак, не мог оторвать глаз от неземной красоты героини нашего будущего фильма. Наверное, я выглядел полным дебилом, потому что Яна спросила довольно грубым голосом:

– Чего уставился?

– Павел, – представился я.

Лешка, сидящий рядом, посмотрел на меня, как на сумасшедшего – с чего это я так официально. Яна ничего не ответила, хмыкнула и отвернулась к окну. С трудом оторвав от нее взгляд, я стал осматривать остальных членов нашего экипажа.

Среди них было еще двое ребят, сидящих на последних сиденьях. Одного я видел вчера во время кастинга, он, как мне показалось, неплохо катался на скейте. Лица второго мне видно не было, его загораживал широкоплечий мужчина, уплетающий беляш с мясом. То, что он с мясом, было очевидно не только мне, такой он издавал аромат. Я перевел взгляд на Лёлика, внимание которого тоже привлек беляш, так энергично двигался его нос, улавливая мясной запах. Я зачем-то цыкнул на Лёлика, мол, просить неприлично, хотя Лёлик вел себя очень сдержанно – он был хорошо воспитан. Еще в автобусе я заметил Игорька, он прижимал к уху мобильник и, энергично кивая головой, периодически произносил «угу». Других людей я не знал.

Стриженая впрыгнула в автобус и, с шумом захлопнув дверь, крикнула водителю:

– Поехали!

Микроавтобус сорвался с места, и Татьяна, с трудом удержавшись на ногах, плюхнулась рядом с Яной.

– Ну, уже познакомились? – Татьяна посмотрела на Машу.

– Куда мы едем?

– Да, конечно, извините, замоталась, не успела вам рассказать… Съемки будут проходить на натуре, ну, в обычном интерьере, не студийном. Мы едем в загородный коттедж, где по сценарию живет Вероника, Янина героиня. Там и будем работать. Так вы уже знакомы? – Татьяна теперь посмотрела на Яну.

– Но она совсем на меня не похожа! Лицо, фигура, эти волосы… – Яна возмущенно передернула плечами. – Что, нельзя было найти что-нибудь по-симпатичней?

Я посмотрел на Машу. Она сидела с непроницаемым лицом и сжатыми губами, бледная, как смерть, и только на щеках проявились красные пятна. Я понял: Маша в бешенстве.

Таня глубоко вздохнула и попыталась обнять за плечи Яну, та отстранилась.

– Понимаешь, найти дублершу с абсолютным сходством не так-то легко, а Маша на тебя действительно похожа, присмотрись.

– Мой папа вам деньги платит за то, чтобы все было, как в настоящем кино… А эта… эта, она даже не знает, что такое макияж.

Я обратил внимание на то, что весь автобус затих, прислушиваясь к нашей беседе. Игорек перегнулся через спинку сиденья и внимательно следил за развитием скандала, который уверенно набирал силу. Только бы Маша молчала…

– Не переживай, в кадре все равно будет твое лицо. Машу будем снимать со спины, фигуры у вас похожи. Я не сомневаюсь, что вы очень скоро подружитесь, а к концу съемок обе реветь будете, что расставаться пришла пора, так всегда бывает. Правда, Маша? – Татьяна с надеждой посмотрела на Машу, подсказывая ей ответ утвердительным кивком.

– Вряд ли.

Татьяна вздохнула и замолчала, не зная, что еще сказать. И тогда подключился Игорек:

– Девочки, не ссорьтесь. Ян, да мы так ее загримируем, родная мать не отличит.

При этих словах Яна закрыла лицо руками и громко, на весь автобус зарыдала. Я сначала подумал, что она притворяется, но я видел, что из-под ее ладоней текут настоящие мокрые слезы.

– Истеричка, – тих о, себе под нос пробормотала Маша и отвернулась к противоположному окну.

Мы с Лехой сидели не шевелясь. Если честно, я никогда еще не видел женских истерик, думаю, Леха – тоже. Яна вызвала во мне целый шквал противоречивых эмоций. С одной стороны, она вела себя по-хамски по отношению к Маше, с другой стороны, мне почему-то было ее ужасно жалко.

Между тем вокруг Яны скакало уже пол-автобуса: Татьяна гладила ее по голове, бросая гневные взгляды на Игорька. Тот что-то причитал, присев на корточки в проходе. Дядька с беляшом протянул вперед свои огромные руки и пытался развеселить Яну, изображая, что у него сначала ампутировали большой палец, а потом приставили на место. Неужели он и впрямь думал, что таким образом можно развлечь кого-то старше пяти лет! Яна еще пару минут порыдала, потом тяжело всхлипнула и взяла у Тани бумажную салфетку, чтобы вытереть нос и щеки. Все присутствующие испустили вздох облегчения.

Мы ехали молча еще минут сорок, потом свернули на проселочную дорогу, и микроавтобус сильно трясло из стороны в сторону. Здоровенный дядька незлобно ругнулся. Во время очередного прыжка на ухабинах он сильно отклонился влево, и я встретился взглядом с Кирюком. Так вот кого загораживала мощная спина человека с беляшом! Не знаю, заметили ли Кирюка Маша и Лешка, но мне стало мгновенно ясно, что предстоящие съемки будут не столь радостными, как мне они представлялись раньше.

 

Глава 10

Побег

– По-моему, мы попали, – это были первые слова, которые произнес Лешка с момента, когда мы сели в автобус. – Ну и стервозина! В жизни таких не видал.

– Ничего удивительного, у нее папа тот самый Денисов, который денежный мешок. Я про него передачу по телеку видела. А кто платит, тот и музыку заказывает. Так что если мы… вы хотите сниматься в этом фильме, то запасайтесь терпением, – сказала Маша.

– Что значит «вы»? Собственно, нас на съемки-то взяли только из-за тебя, как довесков. Мы им с Пашком даром не нужны, – Лешка напустился на Машу. Она стояла, понурив голову, и медленно ковыряла носком кроссовок мокрую землю. Лёлик, засидевшийся в дороге, принял Машино движение за игру и, лайнув, слегка куснул ее за ногу. Но Маша даже не изменила позы.

– Простите меня, пожалуйста… но я, наверное, не смогу… Мы вряд ли сработаемся.

Я понял, что Маша приняла решение, и ничего не сказал. Мы помолчали, потом Лешка вздохнул:

– Ясно. Ладно, черт с ними, деньги у кого есть? Выбираться отсюда надо.

Маша оторвала взгляд от своих кроссовок и посмотрела сперва на Лешку, а потом – на меня. Она была признательна нам за то, что мы и сейчас, когда слава была так близко, сумели остаться людьми.

На меня же накатила тоска. Ну, вот и все. Прощай, кино, это удивительное приключение, которое снится мне с первого дня, как я узнал о кастинге. Снова мой мир сузится до пейзажа в окнах нашей школы, а русичка до одиннадцатого класса будет называть нас актерами погорелого театра. Так она обычно отзывается о тех, кто мечтает об актерской карьере.

Здоровый дядька вместе с двумя парнями в синих комбинезонах и бейсболках выгружали из автобуса какие-то коробки и мотки с кабелем. У железных ворот, за которыми был виден большой особняк из красного кирпича, стриженая вместе с Игорьком суетились вокруг Яны. О чем они говорили, слышно не было, но по Яниным жестам мы поняли, что она продолжает стервозничать. До нас никому дела не было. Мы обогну ли автобус и медленно пошли по направлению к шоссе.

– Эй, вы куда?

Мы разом оглянулись. Это был Кирюк. Мы его сперва не заметили, видимо, он стоял с другой стороны автобуса и слышал наш диалог. Подслушивание было любимым делом Кирюка, и в этом он достиг совершенства. Прошлой весной он подслушал, как мы с Лешкой придумали с помощью зеркала списать контрольную по математике у Светки Ильиной, сидящей на первой парте. Все было продумано до мелочей: зеркало вешается над доской под определенным углом так, чтобы с моей третьей и Лехиной четвертой парты (в том году мы сидели друг за другом по центру) было видно отражение. Вся сложность тогда заключалась в том, что нам на до было как-то незаметно воспользоваться биноклем – хотя у нас и стопроцентное зрение, но Светкины цифры были слишком мелкими. О нашем изобретении знала еще Маша и, как всегда, была против обмана, но настучать на нас Маша не могла. Это исключено. Но тогда, в буфете, обсуждая проект, мы настолько увлеклись, что не заметили, что Кирюк за соседним столом уже полчаса мусолит одну несчастную булку с маком. Накануне контрольной мы пробрались в кабинет математики и повесили небольшое зеркало над доской, его Леха стащил из комнаты своей старшей сестры. Все шло по плану. Светка щелкала уравнения, как орешки, математичка занималась своими ногтями и не замечала, как мы с Лешкой прикладываемся к биноклям. И вдруг что-то произошло. Учительница встала, порылась в своей сумочке, достала помаду, подошла к доске и, ничуть не удивившись весящему на д ней зеркалу, загородив своей широкой спиной в фиолетовой кофточке обзор, стала красить губы. Потом, не поворачиваясь, она поймала в зеркале мой взгляд, и по ее выражению я понял, что она обо всем догадалась. Мы с Лехой тогда получили по паре и потом ходили после уроков переписывать эту контрольную. Конечно, математичка могла сама разгадать нашу хитрость, но то, как тог да на нас посмотрел Кирюк, не оставляло сомнений – был донос.

В общем, Кирюк слышал всю нашу беседу и понял, что мы решили смотаться со съемок.

– А тебе-то что? – Лешку всегда трясло, когда Кирюк лез в наши дела.

– Да мне-то ничего, меньше народу – больше кислороду, – Кирюк сложил руки на груди.

– Ну и целуйся со своей Яночкой, если тебе так нравится. Счастливо оставаться, – помахал рукой Лешка, и мы продолжили свой путь.

По шоссе на огромной скорости мчались машины. Мы немного поспорили, в какую нам сторону, и большинством голосов (Лешка, как баран, уперся, что нам направо, а мы с Машей не сомневались, что Москва находится слева от нас. Лёлик сохранял нейтралитет и беспечно тащился за нами на поводке, повиливая хвостом) решили перейти на другую сторону шоссе. Пошел дождь, а мы все стояли с поднятыми руками, постоянно отпрыгивая, чтобы нас не облили грязью с ног до головы. Ни одна машина еще не остановилась, чтобы подхватить нас. Действительно, кому охота пускать в чистый салон троих промокших детей и грязную дворняжку?

На противоположной стороне со свистом затормозил микроавтобус с надписью «Мосфильм» и яростно засигналил. Из него выпрыгнула Татьяна и, рискуя жизнью, бросилась к нам.

– Ребят, ну вы чего… ну зачем вы так… ну вы же умнее, – стриженая никак не могла отдышаться. – Я вас умоляю, давайте не будем обижаться, я вас ищу уже целый час… Хорошо Валера сказал, что вы домой собрались… Никого не предупредили… Ну не подводите вы меня!

Мы молчали. Вообще-то энтузиазм путешествовать автостопом в нас давно иссяк, но решить, оставаться или все же уезжать, должна была Маша. Она знала, что мы ждем от нее решения, и, выдержав паузу, махнула рукой:

– Ладно, пошли. Только скажите своей Яне, что если она будет хамить, ей придется самой и прыгать из окна, и драться с бандитами.

– Она не будет. – Таня готова была пообещать нам все, что угодно, лишь бы мы верну лись, и мы не стали вынуждать ее перед нами унижаться. Мы запрыгнули в автобус. Там было тепло и немного накурено.

– Москва, между прочим, там, – не поворачиваясь, водитель махнул рукой в сторону, противоположную той, куда мы собирались ехать. Лешка выразительно посмотрел на нас с Машей. Мы хихикнули: действительно, как было бы смешно, если бы нам все-таки удалось поймать попутку…

 

Глава 11

Лёлик оказался совсем не безобидной собакой

Внутри особняка, куда нас привела Татьяна, было очень красиво. На первом этаже располагалась большая гостиная. Диван и кресла нежного сливочного цвета стояли полукругом, обращенные к камину. На низком стеклянном столике были навалены журналы с полуголыми девушками на обложках. В одном из кресел сидел режиссер с ноутбуком на коленях и что-то напряженно читал. Рядом с ним расположился знакомый нам по кастингу Петрович, он рассматривал какие-то списки. Везде сновали парни и девушки в рваных джинсах, синих комбинезонах и разноцветных толстовках. Ни Яны, ни Кирюка видно не было.

– Переодеть и просушить! Собаку помыть! – скомандовала Татьяна стоящему напротив Игорьку и растворилась в толпе снующих повсюду людей.

– Идите за мной, – мотнул головой Игорек. – Собаку давайте сюда… Фу, какая грязная… Она хоть у вас не кусается?

Игорек схватился за поводок. Я только открыл рот сказать, что Лёлик вообще не умеет кусаться, что он скорее зацелует до смерти, чем позволит себе цапнуть человека.

Однажды мы с Лёликом возвращались с прогулки. Было не поздно, часов восемь вечера, но уже успело стемнеть. В подъезде как назло не горел свет. Я на ощупь стал подниматься по ступенькам и услышал слева под лестницей какие-то всхлипы. Такие звуки обычно издают в кино девушки, которым бандиты зажимают рот рукой. Лёлик прислушался, потом зарычал и уже с бешеным лаем кинулся под лестницу. «Фу, Лёлик, фу!» – заорал я, испугавшись, что под лестницей может прятаться кошка. Конечно, Лёлик ее не съест, но котенка напугать до полусмерти может. Вместо кошки из-под лестницы выскочил парень небольшого роста и в черной куртке. Он хотел выбежать на улицу, но Лёлик перекрыл ему дорогу, и парню ничего не оставалось, как броситься вверх по лестнице. Лёлик с лаем понесся за ним. Я уже собирался пуститься следом, как из темноты показалась Людочка. Она всхлипнула, поправила волосы и, отряхивая коротенькое пальто, выругалась. Я сделал вид, что не слышал, я вообще не знаю, как себя вести, когда девушки при мне ругаются. Особенно такие красивые, как Людочка…

Вместе с Людочкой мы поднялись на четвертый этаж – дальше был тупик. Лёлик загнал парня с ногами на подоконник и охранял, время от времени подлаивая.

– Убери собаку, – процедил сквозь зубы парень.

– Жалко, что она тебе одно место не откусила, – насмешливо сказала Людочка и прикурила длинную черную сигарету, – будешь в следующий раз знать, как меня в подъезде караулить.

Парень, не обращая на нее внимание, напал на меня:

– Чего пялишься, псину свою чертову убери!

Я взял Лёлика за ошейник. Парень спрыгнул с подоконника. И вдруг Лёлик рванулся и вырвался у меня из рук. Парень не успел снова занять оборону, как Лёлик настиг его, высоко подпрыгнул и… лизнул прямо в нос.

Людочка звонко рассмеялась. Она явно была знакома с этим парнем, и он не представлял для нее никакой угрозы. Поэтому я взял Лёлика за ошейник и стал спускаться по лестнице на наш этаж.

– Пашок, спасибо, что не струсил, – крикнула нам вдогонку Людочка. – Лёлик, с меня причитается!

После этого случая я окончательно убедился в том, что Лёлик напрочь лишен природной агрессии, и перестал ходить с ним на дрессировочную площадку.

Но на этот раз я ошибся. Стоило Игорьку взяться за поводок, как Лёлик ощерился, обнажив два ряда внушительных белоснежных зубов. Особенно впечатляли два мощных верхних клыка.

– Какого черта! – отскочил Игорек. – Она еще и злобная, да она тут всех перекусает! Мой ее сама, а я пошел, мне еще реквизит выгрузить надо.

Игорек убежал, а мы снова остались стоять посреди огромной гостиной шикарного особняка, чувствуя себя здесь инородным телом.

Вдруг все вокруг как будто замерло. Движение приостановилось, и все устремили свои взгляды в нашу сторону. Некоторые работники смотрели на нас с любопытством и каким-то подобострастным восторгом. Я покраснел, но тут же увидел, что вся эта тусовка уставилась куда-то за нашими спинами. Я оглянулся: в дверях стоял высокий мужчина в черном замшевом пиджаке и вельветовых брюках. Из-за его спины выглядывал здоровенный парень в кожаной куртке и синих джинсах. Вид у парня был довольно грозный.

– Здравствуйте, Владимир Викторович, рады видеть вас. Хотите кофе? – я не заметил, как режиссер мгновенно вскочил, бросив журнал на столик, и приблизился к нам.

– Всем привет и вольно, – махнул рукой в сторону застывшей в разных позах тусовки незнакомец и подал руку Ивану Ильичу. – Здравствуйте, от кофе не откажусь. Покрепче и без сахара.

Незнакомец бросил на нас взгляд, который скользнул по нам с Лешкой, едва коснувшись, и остановился на Маше.

– Это она?

– Да, может быть, сходства и не хватает, но зато фактура примерно та же – фигура, походка… По крайней мере со спины не отличишь. И собачка ваша очень фактурная, глазища просто человеческие…

– Собачка? – незнакомец уставился на грязного и мокрого Лёлика, который, раскрыв до отказа свою крокодилью пасть, обрамленную редкими волосиками, китайской бородкой, как называл их папа, смачно зевнул. Но, похоже, незнакомец думал совсем о другом. – А где Яна?

– В гримерной. Проходите на второй этаж. Игорь, где тебя носит! Проводи Владимира Викторовича в гримерную и кофе ему приготовь. Без сахара.

Высокий гость вместе с телохранителем, который не проронил ни слова, прошел за Игорьком на второй этаж.

Иван Ильич, казалось, только сейчас заметил, что мы стоим, как неприкаянные, посреди всего этого хаоса и никому нет до нас дела.

– Дуйте на второй этаж, вторая дверь направо. Только не перепутайте, там вас приведут в порядок, и быстро вниз.

 

Глава 12

Как Лёлик чуть не стал цвета молочного шоколада

Это была гримерная с зеркалом и кучей набросанных друг на друга маек, толстовок, джинсов и всяких женских тряпок, названия которых я не знаю. Толстая гримерша с черным маникюром велела Маше помыть голову, а сама стала кудахтать вокруг Лёлика, называя его чумазым поросенком и причитая, что не знает, что с ним делать.

– Ну Ваня дает… Такое чучело! Придется перекрашивать. В какой цвет, не сказал?

По всей видимости, Ваней она назвала Ивана Ильича. Я подумал, что это плохая идея – перекрашивать Лёлика. Во-первых, собакам это вредно. Когда я был маленький, у меня была черепаха. Не помню, почему я решил ее перекрасить, наверное, настроение у меня было в стиле радуги, но моя черепаха стала такой красивой – глаз не оторвать. Каждый сектор ее панциря был окрашен в яркий цвет. А чтобы краска не облезала, я сверху закрепил ее маминым лаком для ногтей. Получилось красиво. Но на третий день моя черепаха умерла. Оказывается, в черепашьем панцире есть мелкие поры, которые не видны невооруженным глазом и которые помогают черепахе дышать. Через эти поры краска попала в организм и закупорила их. Я так тогда переживал! Поэтому твердо решил, что Лёлик будет сниматься таким, каким родился, бежеватым, с пятном на попе.

– Не надо его перекрашивать, Иван Ильич сказал просто помыть. У вас есть собачий шампунь? – нахально произнес я.

– У меня превосходный французский шампунь. Даже жалко его на это чудо переводить, – гримерша задумчиво посмотрела на Лёлика, прикладывая к нему образцы краски для волос. – Но я бы все-таки покрасила его в цвет молочного шоколада. Ладно, пошли!

Пока Маша за ширмой мыла голову, гримерша потащила Лёлика в ванную. Я был очень удивлен, но Лёлик не имел ничего против этой тетки, так бесцеремонно с ним обращавшейся. Нам она кивнула на кучу одежды:

– Давайте снимайте свое барахло и на девайте вон из той стопки.

Мы переоделись в свободные штаны с множеством карманов и толстовки. Лешка выбрал себе красную, а я предпочел синюю. Маша уже сушила голову феном, как из ванной показалась гримерша с чистеньким б лагоухающим шампунем Лёликом. На спине у него было полотенце, и морда при этом была озорная и довольная. Я сразу смекнул, чем так быстро купила его гримерша – в кармане ее передника можно было различить овальный силуэт сушки «челночок». Минут пятнадцать гримерша возилась с Машиной гривой, пытаясь уложить ее крупными колечками, подобно Яниным. Наконец ей это удалось, и Маша, смеясь, повернулась к нам. У нас с Лехой челюсть так и отвисла – ну вылитая Яна!

 

Глава 13

Мы скучаем

Внизу, случайно услышав разговор двух девушек, устанавливающих осветительные лампы, мы узнали последние новости. Оказывается, высокий незнакомец – не кто иной, как Янин папа, тот самый Денисов, которого так все боялись, потому что он был продюсером нашего фильма и платил здесь за все. Сама Яна восседала на стуле с высокой спинкой за огромным столом, покрытым скатертью, перекатывая красное яблоко из одной руки в другую. На нее были нацелены софиты и камера на колесиках, сопровождаемая опера тором. «Ну, прямо как в кино», – подумал было я, и улыбнулся своим мыслям: это действительно было кино.

В этот день мы с Лешкой скучали без дела. Только один раз камера скользнула по нам, когда снимали эпизод, где уличные ребята приходят в гости к Веронике (так зовут по фильму Янину героиню) и их выгоняет охрана. Мы с Лешкой в этом эпизоде не проронили ни слова, за то у Кирюка была полноценная роль, и камера была постоянно нацелена на него, то приближаясь, то медленно отъезжая назад. Часа в четыре, когда мы все, включая Лёлика, устали и проголодались, нас позвали обедать.

Мы сидели на просторной кухне и за обе щеки уплетали магазинные кот леты с порошковым пюре из пластиковых тарелок. Лёлику дали три котлеты, нам – по две. Напротив сидели Яна с Кирюком. Нас Яна игнорировала, обращаясь исключительно к Кирюку и называя его Валериком (фу, какая гадость!). Валерка, напротив, надменно скривив рот, поглядывал на нас. Мы же делали вид, что нам все по фигу – договорились же не реагировать, что бы ни происходило. Но все-таки наше терпение лопнуло.

После обеда мы с Лешкой и Лёликом бездельничали. Зато Маша вкалывала за пятерых. Она прыгала с лестницы, ведущей на второй этаж вниз. Туда, куда она должна была приземлиться, установили батут, и мы тих о завидовали Маше, уже раз восьмой подпрыгивающей на упругой сетке. Снимали ее сзади и немного в профиль, чтобы никто не заметил подмены. Яна наблюдала за этой сценой хмуро, постоянно комментируя происходящее вслух:

– А пусть она так не машет руками, ну ведь это ужасно! Все ведь будут думать, что это я. Ужас, какая неуклюжая… А волосы сзади какие… редкие. Ну разве это на меня похоже? – она картинно взмахивала руками, хватаясь за голову.

– Зато ты не можешь, как она, – не стерпел Лешка.

– Для этого большого ума не на до, – огрызнулась Яна.

– Иметь такого папашу тоже большого ума не надо.

– Заткнулся бы ты, актер второго плана, – Яна хмыкнула, иронически глянула в нашу сторону, картинно положила ноги на столик и скрестила руки на груди.

– Не обращай внимание на этих неудачников. – Кирюк подсел к Яне. – Пойдем, погуляем. Дождь кончился, я тебе покажу один трюк, никто из них на своих рыночных досках сделать его не сможет – ноу-хау!

Состроив козьи морды в нашу с Лехой сторону, Янка с Кирюком удалились. Проводив процессию взглядом, мы снова переключились на Машу. Вот ведь не скажешь – девчонка, а каксмело прыгает с трехметровой высоты! Ну и что, что там, внизу, батут. Далеко не каждая сможет так.

 

Глава 14

Оказывается, далеко не все любят собак

– Ребят, вы Яну не видели? – у Татьяны был озабоченный вид.

– Они гулять пошли с Кирюком, – ответил Лешка.

– Как гулять… ее режиссер ищет, – ахнула стриженая и побежала в сторону выхода.

Сверху доносился крик. Похоже, Иван Ильич рвал и метал. Мне стало смешно – все шишки снова доставались Игорьку. Вскоре он быстро сбежал по лестнице вниз и кинулся вслед за стриженой. Маша, раскрасневшаяся и немного запыхавшаяся, подбежала к нам.

– Ну, как?

– Здорово, Маш! Ну, прямо как Янка.

Наверное, я сморозил что-то не то, потому что Машины глаза сразу сузились, а улыбка бесследно исчезла.

– Нет, ты лучше… вернее, она так бы не смогла, – промямлил я.

– Понятно, – протянула Маша, пересела на соседний диван, взяла со столика журнал и уставилась в него с чересчур повышенным интересом.

Ну вот, обиделась… Никогда не замечал я за Машей такого. Это потому, что я ее с Янкой сравнил. А зачем я это сделал? Пора признаться самому себе – несмотря на всю Янкину стервозность и те гадости, которые она отпускала в наш адрес, она мне нравилась. Даже мурашки бежали по спине, когда я о ней думал. Во ведь попал! И что делать теперь с Машей… Ведь Маша мне тоже всегда очень нравилась. Однажды я слышал, как папа сказал маме: «Двух женщин любить нельзя». Не знаю, по какому поводу это было сказано – папа с мамой о чем-то спорили в соседней комнате, – но эта фраза почему-то врезалась в мою память и вот сейчас, когда я думал о Маше и Яне, всплыла.

Входная дверь распахнулась, и на пороге гостиной появились с недовольным лицом Яна, Татьяна, Игорек и Кирюк.

– Яночка, бегом наверх, Иван Ильич тебя ждет. – Татьяна подтолкнула Янку к лестнице и, не выслушав ее возражения, крикнула нам: – Ребята, готовьте собаку – сейчас снимать ее будем!

По сценарию Лёлик был приблудившейся дворняжкой, которую Вероника привела домой. Но злая гувернантка, нанятая для того, чтобы учить Веронику иностранным языкам, требует, чтобы она выбросила собаку на у лицу. Вероника не хочет расставаться с собакой.

Первая сцена далась Лёлику легко. В ней Янка отрезала кусок колбасы и протягивала ее Лёлику. Оголодавшая собака должна была жадно ее проглотить. Лёлик справился с ролью на ура. А в качестве бонуса подпрыгнул и лизнул Янку в нос. И если бы не Янка, то сцена вышла бы отличной.

Но Яна все испортила – она завизжала и отпрянула назад, стоило Лёлику встать на нее лапами. Пришлось снимать еще один дубль. Лёлик с аппетитом принял из Янкиных рук еще один кусок колбасы, и его убрали из кадра, чтобы он не мог снова блеснуть импровизацией. Но во второй сцене Янка должна была обнимать Лёлика за шею и произносить монолог о том, как она одинока и что единственный, кто ее понимает, это он, Лёлик. И тут Янка закатила такую истерику, каких я еще не видел. Она всхлипывала, топала ногой и кричала, что ни за что не будет обниматься с этой грязной дворняжкой.

Лёлик стоял растерянный, с опущенным хвостом. Вся съемочная группа пыталась успокоить, а потом уговорить Яну обнять Лёлика за шею. Все тщетно.

– Ничего не понимаю, мне сказали, что это ваша собака, – пожал плечами Иван Ильич и многозначительно посмотрел на Татьяну. Татьяна отвела взгляд.

– Терпеть не могу собак. Мне папа после съемок обезьянку обещал подарить. – Яна уже не кричала, а говорила таким тоном, как будто она королева, а мы тут все ей прислуживаем.

Иван Ильич еще немного поуговаривал Яну, потом не выдержал и принял решение:

– Давайте сюда дублершу!

Через пять минут Маша уже обнимала за шею Лёлика, и он с благодарностью смотрел ей в глаза. Я был поражен – вот не думал, что Маша такая актриса, по ее правой щеке катилась настоящая, искренняя, живая слеза! Один ноль в пользу Маши.

Пока снимали эпизод прощания Маши с Лёликом, никто не обращал внимания на стоящую в стороне Яну. А выражение ее лица не предвещало ничего хорошего.

 

Глава 15

Неужели все красивые девчонки такие стервы?

Наконец рабочий день подошел к концу, за окнами давным-давно стемнело, и мы почувствовали, что актерская доля не такая уж легкая. Поэтому, как только объявили погрузку, мы первыми впрыгнули в микроавтобус надписью «Мосфильм» и растянулись на последних сиденьях. Маша больше не злилась на меня и прибывала в отличном распоряжении духа. Мы весело болтали и смеялись, вспоминая эпизод с Лёликом. Недалеко от нашего автобуса, у кромки леса, стоял черный джип с тонированными стеклами.

– Наверное, за Янкой, – кивнул в его сторону Лешка.

Однако, не дождавшись юной звезды, джип завел мотор и через пару минут исчез в неизвестном направлении. Мы тут же забыли о нем.

Обратная дорога прошла без происшествий. Яны в автобусе не было, за ней приехал на «бумере» отец. Мы дремали и проснулись только, когда водитель громко крикнул:

– Эй, там, на галерке, вам куда?

Вот это сервис! Нас развезли по домам и велели явиться на следующий день к «Мосфильму», как и сегодня, в десять часов утра.

За ужином я взахлеб рассказывал родителям о съемках. Папу интересовала наша безопасность, не подвергают ли нас на площадке излишнему риску, какие инструкции дает нам режиссер и что мы делаем в свободное от съемок время. Маму интересовало, как играл ее хвостатый любимец, что давали на обед и особенно был ли на съемках Александр Поплавский, сериальная звезда, от которой, мы с папой никак не могли понять, почему, все женщины сходили с ума.

В нашем фильме знаменитый актер играл роль отца Вероники. Но так как по сценарию отец героини был все время занят на переговорах, дома он бывал крайне редко, а следовательно, ему и нечего было делать на съемочной площадке. Мама была очень разочарована, но я ей поклялся, что как только Александр Поплавский появится, я тут же возьму у него автограф.

Перед сном я решил проверить свою почту и, загрузив комп, на ткнулся на очень интересный факт в ленте новостей. Это был репортаж со съемочной площадки фильма «Горячие доски». В нем говорилось о том, что утвержденная на главную роль дочка известного кинопродюсера и бизнесмена Владимира Денисова Яна Денисова впала в депрессию из-за травли, устроенной ее дублершей, которая всеми правдами и неправдами пытается превзойти ранимую и тонкую дочку кинопродюсера. Дальше там были такие слова: «Внешне похожая как две капли воды на ту, кого она дублирует, провинциальная выскочка напрасно на что-то рассчитывает. Чтобы сниматься в кино, нужно не только (как считают многие) иметь обеспеченного папу, но и самой хоть что-то из себя представлять». Вот Янка дает, ведь это она все подстроила. Это Маша-то – провинциальная выскочка! Я щелкнул по клавише и выключил комп. И почему красивые девчонки такие злые?

 

Глава 16

Мы показываем класс, но опасаемся за Машу

Слава Богу, Маша не читала новостную ленту, потому что на следующее утро пребывала в отличном расположении духа и даже, здороваясь с Кирюком, назвала его по имени. В автобусе с надписью «Мосфильм» пахло яблоками – водитель принес их целую корзину и угостил всех, даже Лёлику предложил одно, так, ради смеха. Впрочем, ничего смешного– если бы яблоко было разрезано на дольки, а серединки были бы тщательно вычищены, Лёлик бы с удовольствием за компанию съел пару скибочек. Но, нюхнув спелую антоновку, Лёлик зевнул и отвернулся.

Всю дорогу до места натурных съемок мы грызли яблоки и бездумно пялились в окно.

– Ребята, вы мне нужны, – не успели мы выйти из автобуса, как к нам подбежала Татьяна. – Пошли скорей!

У меня развязался шнурок на кроссовках, и я отстал. Присев на корточки, я спешил завязать шнурок, стараясь не упустить из виду Машу с Лешкой, которые энергично удалялись за Татьяной куда-то в сторону пустыря. Мой взгляд упал на черный джип, который стоял у кромки леса – точно на том же месте, что и вчера. «Интересно, кто на нем приезжает?» – мельком подумал я и, догоняя процессию, тут же о джипе забыл.

Сегодня был наш с Лешкой день. Вместе с Кирюком и еще одним парнем, которого мы видели вчера мельком, мы изображали тех ребят, на которых из окна своего особняка смотрит Вероника. Ивана Ильича не было, он, как объяснила Татьяна, работал «на первой камере», нас же снимала вторая. «Так быстрее идет процесс», – прокомментировала Татьяна. Вместо Ивана Ильича съемкой командовал Сергей, второй режиссер. И он к нашему удовольствию предоставил нам полную свободу:

– Катайтесь так, как будто здесь нет ни меня, ни камеры. Вы можете болтать друг с другом, показывать друг другу разные трюки, можете просто кататься в свое удовольствие. Главное – расслабьтесь и не смотрите в камеру.

Соскучившись по настоящему делу, мы с удовольствием стали следовать инструкции режиссера, и нам было совершенно некогда смотреть в камеру, потому что трюки, которые нам хотелось показать, требовали максимальной сосредоточенности. Лёлика, чтобы он нам не мешал, привязали за ошейник к дереву, и он, недовольный, наблюдал за происходящим, время от времени вскакивая и мотая хвостом. Машу же увели в дом гримироваться.

Мы с Лешкой были на подъеме – у нас все получалось, и мы не опозорились. Особенно, когда ушел Кирюк. Его позвал за чем-то Игорек, а Сергей не возражал – мы с Лешкой и Максом (так звали нового парня) катались куда лучше Кирюка, и молодой режиссер это оценил, отпустив Валерку без всякого сожаленья. Сергей явно был доволен съемкой, потому что, когда раздалась реплика «Стоп! Снято», он улыбнулся и крикнул в нашу сторону:

– Молодцы, ребята!

Потом про нас забыли, и мы с Лешкой, отвязав Лёлика, решили немного прогуляться. Погода была замечательная. Осеннее солнце золотило кромки леса, пахло опавшими листьями и яблоками. Лёлик обнаружил мышиную нору и, радостно фыркая, ковырялся в земле, изображая из себя норную ищейку. Мы бурно обсуждали проделанные перед камерой трюки, а потом просто болтали ни о чем. Я рассказал Лешке про то, что прочитал вчера в новостях. Он задумался:

– Я где-то слышал, как одна американская актриса плеснула другой в лицо кислотой, чтобы та не могла больше сниматься. От кислоты на лице образуются ужасные шрамы. Сначала она расстроилась, а потом сделала пластическую операцию и стала еще красивее.

– И чего?

– По-моему, она потом вышла замуж за режиссера, а ту, которая плеснула в нее кислотой, посадили в тюрьму.

– Ты думаешь, Янка способна на такое?

– Вряд ли. Где она возьмёт кислоту? Но все равно, Янка Машке вчерашних съемок не простит. Видел, как она на нее смотрела!

– При чем здесь Маша? Ей сказали, она и снималась. А Янка в следующий раз будет умнее, если хочет сниматься в кино.

– Сам подумай, – Лешка постучал себя по голове, – Машка отнимает у Янки роль. Какая разница, кто чего сказал! Янке все по фигу.

– Ладно, Лех, давай не будем накручивать. Те твои актрисы были взрослые тетки, а девчонки обычно максимум на что способны – это обозвать друг друга дурами. И давай закончим про это, а то Машке там наверняка от наших разговоров икается.

Впрочем, наверное, Лешка в чем-то прав. В прошлом году к нам в класс пришла новенькая, Настя Чуйкова. Училась она неважно, вроде меня, но зато шевелюра у нее была не хуже лошадиной гривы: длинные блестящие каштановые волосы Настя никогда не собирала в хвост, и я, сидя за ней, наискосок любовался этим водопадом.

Настя почему-то не заладила с Сашкой Орловой и Галькой Гавриловой, которые, как близняшки, ходили все время вместе и даже одевались как-то похоже. Так вот, однажды перед новогодней дискотекой Сашка с Галькой прицепили Насте к волосам жвачку. Она не заметила сразу, и жвачка спутала волосы так, что пришлось выстригать целую прядь. Потом Настя подстриглась, и девчонки от нее отстали. А мне, между прочим, новая стриженая Настя даже больше нравилась. Я тогда рассказал про девчонок папе, а он сказал, что женщины часто склонны к ревности и поэтому могут совершать необдуманные поступки. В общем, от Янки всего можно было ожидать.

Мы пересекли двор и вошли в дом. Съемка шла на втором этаже, и поэтому внизу было шумно и накурено. На диване перед камином развалился Игорек с двумя девицами в рабочих комбинезонах с многочисленными карманами. Игорёк что-то рассказывал, бурно жестикулируя, а девицы громко смеялись. Мы хотели подняться на второй этаж, чтобы поглазеть на съемки, но лестницу нам перегородила Татьяна.

– Ребят, туда сейчас нельзя, очень тихая съемка – монолог героини у окна. Кстати, а где Маша? Она нам скоро понадобится. И Лёсика, – Татьяна вечно путала имя Лёлика, – надо привести в порядок – вон он какой у вас чумазый.

Вид у Лёлика действительно был комичный. Его маленькая бородка была вымазана в грязи, а коричневый пятак сверху был покрыт темной корочкой засохшей земли.

– Мы думали, Маша здесь. Когда мы пошли сниматься, она вроде направлялась в дом.

– Да? – задумчиво пожала плечами Татьяна. – Ладно, ждите здесь, я сейчас Лёсику гримершу пришлю.

Татьяна убежала, а мы с Лех ой призадумались. Куда могла подеваться Маша? С момента нашего приезда на съемочную площадку прошло часа три – не меньше. Я достал мобильник и нажал вызов номер семь, на нем у меня находилась Маша. Я долго ждал ответа, но Маша не брала телефон. Вообще-то я человек не нервный, но сейчас мое сердце вдруг застучало значительно сильнее, чем обычно. Странное предчувствие подкралось к самому горлу.

– Может, она обиделась и поехала домой? – предположил Лешка.

– Не похоже, не Машкин это стиль– обижаться на пустом месте. – Мне стало не по себе. – Пошли, посмотрим во дворе, может, она там цветочки нюхает. Ты же ее знаешь, Машка обожает всякую ботанику.

Но ни во дворе, ни за домом Маши не было.

 

Глава 17

Таинственный зов о помощи

На чердаке стоял полумрак. Маленькое окошко под самым потолком слабо освещало тесную комнату, заваленную всякой рухлядью. Машины глаза стали немного привыкать к темноте, хотя в этом заточении она уже провела довольно много времени – часа два, не меньше. Этого было вполне достаточно, чтобы замерзнуть и прийти в полное отчаянье.

«Ну какая же я дура, – ругала себя Маша. – Ну зачем я полезла в этот старый дом. Теперь буду сидеть здесь неизвестно сколько. Меня небось уже ищут… Иван Ильич говорил, что хочет попробовать меня в каком-то длинном сложном эпизоде… А я тут…»

Все произошло как-то само собой: когда ребята ушли на съемки на плацу, Татьяна отвела Машу к гримерше. Перед зеркалом на соседнем кресле сидела Яна, уже готовая к съемке. На ней было шелковое платье персикового цвета и лаковые туфельки более темного оттенка. Маша такие наряды не носила, она вообще терпеть не могла всякие девчачьи причиндалы. В простых джинсах и толстовках она чувствовала себя человеком. По праздникам, когда мама уговаривала Машу «порадовать бабушку», то есть надеть соответствующую ее полу одежду, Маша, стиснув зубы, из уважения к бабушке все застолье проводила в юбке и кофточке с оборками. И гости, старые друзья родителей и родственники, и мамины подруги, все, как один, ее нахваливали: «Да как же тебе идет эта кофточка! Всегда так одевайся!» Маша вежливо говорила «спасибо», хотя подозревала, что между мамой и подругами был заговор и их комплементы обильно удобрены мамой, мечтающей в свое время иметь девочку для того, чтобы наряжать ее в платьица и вязать на голове банты. Разряженная во все эти красоты, Маша чувствовала себя фарфоровой куклой, и ей даже казалось, что она на время теряет свой острый интеллект и становится глупой, как пробка. В общем, папины мужественные гены оказались сильнее, и, наверное, если бы в летчики-испытатели принимали девушек, Маша была бы в их числе.

И тем не менее Маша на секунду залюбовалась Яной в нежном шелковом платье, с длинными ресницами и колечками белокурых волос, спадающих на плечи.

– Привет!

В ответ на Машино приветствие Яна резко поднялась и, не глядя на Машу, обратилась к гримерше:

– Тетя Надя, посмотрите, у меня все нормально? А то меня уже ждут.

Толстая гримерша критически оглядела Яну с ног до головы, взяла баллончик с лаком и обильно побрызгала на белокурые колечки.

– Все, давай, особенно там башкой не тряси, – у гримерши был низкий прокуренный голос, и Маша заметила, что уже второй раз от нее пахло спиртным.

– Давай, залазь в кресло, твоя очередь, – кивнула она Маше и взяла расческу.

Через полчаса Маша вышла из гримерки в точно таком же персиковом платье, как у Яны. Ее прямые, как солома, волосы были завиты крутыми кольцами, затвердевшими от лака, и Маша про себя подумала: «Не хватало еще стать такой же стервозиной!» На съемочной площадке уже горели софиты. Маша встала в сторонке и стала наблюдать, как Яна прихорашивается у окна. Перед ней стоял Иван Ильич и тоже задумчиво смотрел на Машу.

– Не уходи далеко, может быть, тебе снова придется ее подменить, – не поворачиваясь, очень тихо проговорил Иван Ильичи громко обратился к стоящей у окна Яне: – Яночка, давай еще разок со слов «Я тоже хочу быть с ними…»

Но Яна молчала.

– Что опять такое, Яночка? – в голосе Ивана Ильича, как он ни старался быть ласковым, проскальзывали раздраженные нотки.

– Пусть она уйдет! – Янка ткнула указательным пальцем в Машину сторону.

Иван Ильич вздохнул и повернулся к Маше:

– Ладно, пойди пока погуляй, я тебя позову, – он подмигнул ей одним глазом, чтобы никто, кроме Маши, не заметил этого жеста, и сразу отвернулся.

Маша спустилась вниз, накинула на платье куртку и вышла на у лицу. Особняк был огорожен красивым решетчатым забором только спереди. С другой же стороны забора не было. Видимо, он там был раньше, но сгнил и обвалился. На соседнем участке стояла ветхая избушка – заброшенный дом с выбитыми на первом этаже стеклами.

Маша поежилась – мрачная избушка смотрелась неуютно по сравнению с чистеньким ухоженным особняком, где проходили съемки. Она обошла особняк еще раз, собирая оранжево-красные кленовые листья, которые здесь были повсюду – около заброшенного дома рос старый клен, а ветер сдувал с него листья прямо на соседний участок. Прошло минут сорок, и Маша решила пойти посмотреть, как снимают скейтеров. Но ее остановил звук, доносящийся из заброшенного дома.

Кричал котенок. Не мяукал, а именно кричал. Да так пронзительно жалобно, что Маша, не раздумывая, перемахнула через сгнившие доски бывшего забора и приблизилась к старому дому, изнутри которого и раздавался зов о помощи. Котенок кричал громко, его плач был отчаянно сдавленным, и Маша решила, что его придавило какой-нибудь балкой. И тогда Маша переступила порог заброшенного дома.

 

Глава 18

Оптимизм не помогает

– Пойдем, спросим, может быть, они ее видели, – Лешка кивнул в сторону черного джипа, по-прежнему стоявшего у кромки леса. Сквозь щель приспущенного тонированного стекла у водительского места можно было увидеть, что в джипе кто-то сидит.

Но как только мы направились к машине, стекло подняли, заработал мотор, и джип, рванув с места, удалился в направлении шоссе.

– Фигня какая-то, – задумчиво произнес Лешка.

– Может, это бандиты? – предположил я.

– Да ну конечно, мечтай… Скорее всего, это из охраны этого спонсора, как его, ну который Янкин папаша…

– Денисова.

– Ну да. У них, наверное, задание тут шпионить, чтобы не дай бог Яночку никто не обидел. Ладно, пошли обратно, может, Машка уже вернулась давно, а мы тут, как дураки, по полям носимся.

Лешка из всей нашей компании всегда отличался оптимизмом. Что бы ни происходило, он всегда говорил, что все будет хорошо, и, как ни странно, все так и происходило.

Например, прошлой зимой у нас был лыжный кросс на добровольно-принудительном основании. То есть, сначала сказали, кто хочет, а потом добавили, что кто не хочет, не получит зачет по лыжам. И вышло, что все хотят, даже те, кто на самом деле не хотят. Потому что дураков отрабатывать этот кросс наедине с училкой среди нас нет.

Бежать надо было три километра. Снег только что выпал, и лыжня, проходившая по нашему парку, была еще не укатанной. Я вообще терпеть не могу лыжи, а тут еще бегай на время. Мы с Лешкой стартовали почти в самом начале и после первого круга решили пересидеть. Сошли с лыжни в месте, где нас ниоткуда не было видно, и присели в сугроб. Холодно нам не было – теплые комбинезоны от мороза защищали, а сугроб был таким мягким, к тому же пошел снег и все вокруг стало как в Новый год.

Постепенно нас с Лехой разморило и потянуло на лирику. В общем, мы прошляпили всю гонку и не пришли на финиш не только вовремя, а не пришли вообще. Когда же мы выбрались из лесу, нас уже искали с собаками. К то-то из пенсионеров, прогуливающихся по парку, сказал, что видел двух мальчиков, которых вел за собой мужчина в черной куртке. Все тут же решили, что нас похитил маньяк, и вызвали милицию. Когда все раскрылось, я жутко нервничал, что нам достанется за то, что мы сошли с трассы. А Лешка тог да сказал: «Да брось ты, неужели у взрослых своих проблем нет, чтобы о нас думать. Вот увидишь, завтра уже все про нас забудут». Я, конечно, полночи не спал. Но Лешка оказался прав – про нас и не вспомнили. А физручке даже досталось от руководства за то, что она трассу не так организовала – типа дети пропадают.

Вот такой Леха непробиваемый оптимист. И, несмотря на то, что я все равно волновался, Лешка всегда заряжал меня своим спокойствием.

Но Маша не возвращалась, и никто ее не видел. Мы подсчитали: с момента обнаружения пропажи прошло часа полтора. Съемки шли не меньше двух часов, плюс еще полчаса-час, пока мы гуляли. В общем, Маши не было уже четыре часа, и лично меня это очень тревожило. Даже Лешка начал волноваться. Мы пытались позвать на помощь кого-нибудь из взрослых, но съемки на втором этаже еще не закончились, и все, включая Татьяну, от нас отмахивались, как от назойливых мух.

 

Глава 19

В ловушке

Деревянный пол заскрипел под Машинными ногами, прямо как в фильмах ужасов, и Маша почувствовала, как у нее по спине побежали мурашки – неудачное сравнение. На минуту притихший котенок снова жалобно запищал где-то наверху, и Маше некогда стало бояться. Она смело шагнула в густую темную сырость старого дома. Глаза никак не хотели привыкать к темноте, и Маша на ощупь продвигалась все дальше, туда, откуда доносился жалобный крик о помощи. Наконец ее руки нащупали что-то, напоминающее перила, и двигаться стало намного легче.

Крик котенка стал громче и явственней. Теперь было понятно, что он доносится откуда-то сверху. Перила постепенно становились выше, и наконец Маша споткнулась о ступеньку – начиналась лестница. Жуткий, угрожающе зловещий скрип старого дерева… Когда же кончатся эти ступеньки… восьмая… девятая… одиннадцатая… Внезапный оглушительный треск… Последняя ступенька ушла из-под Машиных ног и рухнула в кромешную тьму. Маша взмахнула руками, как бы стараясь поймать густую мглу, и почувствовала, что повисла над пропастью, ухватившись за гладкую поверхность перил. Несколько секунд, пока Маша висела на руках, показались ей вечностью.

Придя в себя от шока, она поняла, что еще немного – и руки ослабнут, не выдержат, и она полетит в эту темноту. Собрав все оставшиеся силы, Маша обвила ногами перила и стала медленно подтягиваться по ним вверх, перебирая руками. Перила угрожающе скрипели, но вариантов не было – только вверх.

Внезапно она почувствовала затылком что-то твердое. Покрепче обхватив ногами перила, она высвободила правую руку, провела ею по деревянной поверхности и нащупала что-то вроде откидного люка, ведущего на чердак. У хватившись за его край, она одним рывком подтянулась и очутилась на чердаке. Минуты две Маша лежала на животе, не в силах отдышаться. Потом она потихоньку поднялась на ноги и стала вглядываться в темноту.

Было очень тихо. Такой тишины Маша еще не слышала – ни один звук не проникал в это странное место. И тут Маша вспомнила, зачем полезла в этот старый дом. Котенок! Почему он замолчал? Может быть, его убила рухнувшая лестница? И тут до Машиного сознания дошла любопытная мысль:

«Как же я теперь спущусь вниз?» Маша попыталась достать до крохотного окошка, чтобы позвать на помощь, но оно было слишком высоко над полом. Даже встав на валявшийся в углу ящик, она не могла дотянуться до спасительного окна. И тут она снова услышала «мяу».

Котенок был совсем маленьким, наверное, ему не было и месяца. Из-за полумрака Маша рассмотреть его не могла, но на ощупь он был очень худым и мелко дрожал. Он тыкался в Машину подмышку, и было ясно, что он очень давно ничего не ел. «Бедненький, потерялся, есть, наверное, хочешь». – Маша гладила котенка, и он постепенно перестал дрожать и замурлыкал. Стало не так одиноко и тоскливо – ведь Маша была уже не одна.

 

Глава 20

Нас не принимают всерьез

– Ребят, ну что там у вас? Ну вы прямо как дети… Не видите, съемка идет! – Татьяна с легким раздражением взяла нас за плечи, развернула и, слегка подталкивая, вывела из зоны софитов и декораций.

– Человек пропал… Маша. Она была здесь, а потом исчезла. – Лешка говорил быстро, взволнованно, я даже удивился: обычно он всегда сохранял спокойствие, даже когда дрался.

– Так, давайте без паники. Погода хорошая, наверняка пошла прогуляться. Вчера Игорек в сосновом пролеске вот такой белый нашел, – Татьяна развела руками, чтобы показать, какой. – Я вам лучше задание дам – Иван Ильич хочет переснять эпизод с Лёсиком… то есть, Лёликом. Ну, помните, когда Вероника приводит его домой. Он у вас слишком чистенький и пушистенький, а должен быть грязным, несчастным и голодным. Так что берите его под мышку, и пусть поскачет в траве, репейники понацепляет. Полчаса вам хватит. А потом тащите его в гримерку. Надежда его подработает и сразу на площадку. Задание ясно?

– Ясно, – понуро ответили мы.

– Глаза разуй, блин, смотри, куда прешь! – невысокий парень в синей футболке и желтой бейсболке кинулся на меня коршуном. Я и не заметил, как подцепил кроссовкой какой-то серый проводок, тянущийся вдоль плинтуса.

– Извините, я нечаянно…

– Нечаянно, – передразнил парень. – Ты мне чуть всю систему не зарубил. Ла дно, проходите, чего вылупились.

Терпеть не могу, когда на меня орут. Особенно когда просто так. Почему-то многие взрослые не позволяют себе орать друг на друга, но если перед ними ребенок, мальчишка нашего возраста, тут можно дать себе волю. Именно поэтому я не люблю ходить в магазин. «Чего тебе?» – по-другому продавцы ко мне сроду не обращались. Да с таким выражением, будто я у них личные продукты выпрашиваю. А если вдруг ошибешься с деньгами, опозорят с ног до головы: «Вас что, в школе не учат, сколько будет три плюс пять?» И так далее, пока я не скроюсь за дверями. Именно поэтому парень в синей футболке мне сразу не понравился: зачем так орать, у меня со слухом все в порядке. Тем более что ничего не случилось.

Мы послушно и практически молча прогулялись вдоль скошенного поля. Никаких репейников вокруг не было, только кое-где торчали потемневшие колоски нескошенной пшеницы. Или ржи, точно не знаю. Вот Маша сейчас дала бы полную характеристику этим представителям зерновых культур и порассуждала бы еще о преимуществах озимых сортов перед яровыми. Маша – настоящая энциклопедия ботаники в самом хорошем смысле этого слова. Маша… Хотя Татьяна и не разделяет наших опасений, с ней, похоже, что-то приключилось. Но что делать, ни я, ни Лешка не имели никакого представления. И мы решили еще немного подождать. Действительно, вдруг Маша и вправду решила прогуляться…

Пока мы понуро брели по дорожке, Лёлик усердно выполнял задание Татьяны – портил красоту, наведенную гримершей. Пять минут назад его вполне можно было принять за респектабельного пса – жителя мегаполиса с хорошими манерами и уравновешенным характером. Теперь от этого имиджа не осталось и следа. Лёлик носился по полю, то и дело с азартом бросаясь на ловлю каких-то подземных жителей – мышей или кротов. Вообще-то Лёлику еще ни разу в жизни не удалось поймать кого-то крупнее майского жука, но охотничьи гены явно не давали ему покоя. Лёлику нравился сам процесс норной охоты, а результат по большому счету его не интересовал. Поэтому грызунам можно было особенно не беспокоиться. Стоило мыши, расстроенной причиненной Лёликом разрухой, выскочить из норы, как Лёлик, проводив ее удивленным взглядом, бросался доделывать свое дело. Как только голова полностью погружалась в разрытую яму, Лёлик терял интерес к объекту и переходил на новый. Понятно, что вид у Лёлика после пятнадцати минут полевых работ перестал быть гламурным и стал таким, каким он должен был быть по сценарию: как выразилась Татьяна, Лёлик «ухрюкался» от ушей до кончика хвоста.

Обогнув поле, мы повернули обратно.

– Смотри, чей-то они зашевелились, – Лешка кивнул в сторону особняка. Вероятно, съемка закончилась, потому что из дверей повалил народ.

– Перекур. Пошли скорее. Может быть, Машка уже там.

 

Глава 21

Я теряю терпение

На крыльце Татьяна с Иваном Ильичом о чем-то тихо спорили. Татьяна курила, и было видно, что она нервничает. Иван Ильич бурно жестикулировал, но голоса не повышал, поэтому невозможно было понять, о чем идет разговор. Погода была великолепная: дождь давно закончился, пахло опавшими листьями, грибами, костром и почему-то шашлыками. Съемочная группа разбрелась по саду. Было видно, что все устали.

Рядом с беседкой на качелях сидела Яна и, слегка отталкиваясь ногами от земли, покачивалась. Рядом стоял Валерка Кирюк и что-то говорил ей, заискивающе улыбаясь. Янка время от времени хихикала, прикрывая розовый ротик ладошкой. Маши нигде не было.

Мы подошли к сладкой парочке.

– А где Маша? – Меньше всего мне хотелось поддерживать сейчас светскую беседу, поэтому, вероятно, я был грубоват.

– А я почем знаю? – даже не повернув голову в нашу сторону, ответил Кирюк. – Я ей в охранники не нанимался.

– Вижу, к кому ты нанимался, – я не хотел, само вырвалось.

Кирюк повернулся в нашу с Лешкой сторону и уперся руками в бока, приняв воинственную позу.

– А пошли бы вы! – Кирюк запнулся и глянул в Янкину сторону. – Вы уже тут всех достали со своей Машей. Ни кожи, ни рожи, а строит из себя супер-стар. – Кирюк снова глянул в Янкину сторону, чтобы посмотреть, оценила ли она его театрально преувеличенную речь. Но Янка смотрела вдаль, монотонно покачиваясь на качелях, и делала вид, что ничего не слышит.

Леха потянул меня за рукав:

– Все с ними ясно, пошли отсюда.

Но я завелся не на шутку. Сам не пойму, почему меня так задело это «ни кожи, ни рожи». Дико хотелось навалять Кирюку прямо сейчас, от всей души. Аж дыхание перехватило. Я непроизвольно сжал кулаки, и Кирюк, видимо, испугался.

– Только попробуй, я так тебя загримирую, что родная мать не узнает!

И я не выдержал. Понимаю, это было моей ошибкой, но я размахнулся и… врезался кулаком в Кирюка. Не умею и не могу бить людей по лицу. Даже врагов. Поэтому мои удары всегда идут в плечо или грудь неприятеля и получаются какими-то бутафорно-киношными. Но Кирюк заорал так, будто я по меньшей мере вспорол ему живот, и кинулся на меня с кулаками. Мы свалились на землю, плотно сцепившись руками и ногами. Лешка прыгнул сверху, пытаясь нас разодрать. Правда, это была медвежья услуга, потому что вместо того, чтобы оттаскивать Кирюка, он стал меня тащить на себя, лишив таким образом силы удара и предоставив Кирюку возможность лупить меня без всякого риска схлопотать в ответ. Лёлик, не зная, что ему делать, кого кусать и вообще кусать ли, носился вокруг нас и бешено лаял. Потом нас растащили. Игорек и еще какие-то работники в комбинезонах.

– Значит так, шпана, – Игорек был злой и, похоже, не шутил. – Еще один такой раунд, и вас здесь не будет. Я уж об этом позабочусь. А сейчас быстро пошли в автобус и чтоб сидели там тише воды, ниже травы. Я ясно сказал?

Он подтолкнул нас в сторону автобуса, уже подогнанного к забору.

Мы с Лешкой молча забрались на заднее сиденье. Кирюк все еще нас побаивался и залез в кабину водителя.

Прошло минут двадцать, а мы все молчали, как будто заколдованные. Первым очухался Лешка.

– Смотри, – кивнул он в сторону особняка.

Картина напоминала потревоженный муравейник. Люди шныряли туда-сюда, как будто что-то искали. Игорек стоял на крыльце и нервно открывал рот. Нам было не слышно, что он кричит, но чувствовалось, что произошло нечто из ряда вон выходящее. «Маша!» – вспыхнуло у меня в голове, и мы, не сговариваясь, одновременно вскочили и выпрыгнули из автобуса.

 

Глава 22

Исчезновение Яны вызывает переполох

– Вы должны вспомнить во всех подробностях, куда она пошла! – Лицо Татьяны было бледным, глаза блестели.

Разговор шел не о Маше, а о Яне. Да, Янка тоже бесследно исчезла. В последний раз ее видели на качелях. Но после нашей драки с Кирюком она пропала. Мы пытались объяснить Татьяне и высокому парню в огромных ботинках, напоминающих армейские, как выяснилось – Янкиному охраннику: и где он раньше был, – что Маша пропала еще раньше, часа на четыре раньше Яны, но, похоже, Машина судьба никого здесь не интересовала. Еще бы, Янка была дочкой самого Денисова. Великого Денисова – продюсера, олигарха и спонсора всей съемочной компании.

А кем была Маша… Действительно, кем для меня была Маша? Она была настоящей! Она никогда не ныла и не жаловалась, она всегда, в любой ситуации оставалась на высоте, она была смелой, честной и решительной. И еще она была… красивой. Так я думаю сейчас, когда Маши нет с нами и где она, никто не знает…

– Паша, Леша, – Татьяна впервые обратилась к нам по именам, – вы понимаете, как это серьезно! Если мы не найдем Яну в течение пятнадцати минут, тут начнется такое! – Татьяна на секунду задумалась. – А Маша когда исчезла?

Ну наконец-то дошло!

– Часа три назад, может быть, больше, – ответил Лешка, потому что я явно тупил. – Когда еще съемка только начиналась.

– Я должен поставить в известность Владимира Викторовича, – охранник достал телефон.

– Да погодите, может быть, она где-то здесь. – Татьяна буквально повисла на рукаве парня. – Это всегда успеется. Не стоит беспокоить Денисова раньше времени.

– Думаете, мне очень хочется ему звонить? Да вы даже себе не представляете, что мне будет! Не усмотрел… прозевал… Эх! – охранник махнул рукой и стал набирать номер.

– Владимир Викторович, Яна пропала!

 

Глава 23

Привидение старого дома

Наверное, Маша заснула, потому что когда она вздрогнула от какого-то шума, ей на пару секунд показалось, что она дома, лежит в кровати и мама гладит ее по щеке. Как бы ей хотелось, чтобы сон стал явью! Котенок прижимался к Машиному лицу и тихонько дышал меховым брюшком в ее щеку. Но Маша отчетливо слышала голоса, доносившиеся с первого этажа старого дома.

– Давай ее в подвал. Рот, рот ей держи, а то визжать начнет, – этот мужской, довольно молодой голос Маша никогда раньше не слышала. – Осторожно, ты, дурак, задушишь девчонку, из нас обоих гуляш мясной сделают, с подливкой.

– С какой подливкой? – второй голос звучал сдавленно и глухо, видно, человек тащил большую тяжесть.

– Надеюсь, ни с какой…. Эй, ты, принцесса на горошине, прекрати ногами дрыгать! А то ща как дам!

Маша тихонько встала и медленно, чтобы не шуметь, на цыпочках подошла к люку в на дежде увидеть, кто эти двое и о какой девчонке идет речь. Но трухлявая доска издала протяжный треск, и Машина нога больно защемилась в полу. От испуга и боли Маша вскрикнула, тут же зажав себе рот двумя руками. Несколько секунд было тихо, Маша от напряжения вспотела и тревожно вслушивалась в тишину.

Наконец она снова услышала голоса.

– Чего там?

– Не знаю.

– Так пойди посмотри.

Раздались скрипучие шаги, и по потолку Машиного убежища побежали разводы света, исходящего, вероятно, из карманного фонарика.

– Тут люк в потолке. Но лестницы нет, обрушилась, похоже.

– Вот в углу стремянка, смотри. Залазь наверх, надо проверить, может, там бомж какой-нибудь живет, все нам испортит.

– Ага, бомж… А как этот бомж, по-твоему, попадает на второй этаж, на крыльях что ли летает?

– Послушай, деньги небось пополам делить будем. А ты пока, кроме как под ногами путаться, ничего не сделал. Давай, подними свою задницу, чтобы все было чисто!

Маша с ужасом почувствовала, что к ней на чердак кто-то лезет. Она выдернула ногу из щели, прыгнула в угол и сжалась в комочек.

Свет фонаря ударил ей в глаза, ослепив полностью, и тут же раздался вскрик. Человек как будто испугался чего-то и бросился назад. По грохоту было похоже, что он кубарем скатился вниз.

– Там… там… там, – Маша слышала прерывистый задыхающийся голос упавшего с чердака. – Там… оборотень… привидение…

– Ты что, мухоморов объелся? Говорил же я тебе, грибы лучше в супермаркетах покупать, так нет: «Пойдем в лес, там белых полно…» – голос говорящего стал пискляво-противным. – Чего ты там увидел?

– Там она… девчонка… такая же точно, один в один. В розовом платье с золотыми кудрями. А глаза как у вампирши, светятся. Жуть, как страшно! Слушай, Макс, пойдем-ка отсюда, а? А девчонку папашке ее подкинем, просто так, бесплатно. Ну, давай, пока не поздно…

– Нет, вы на него только посмотрите! А может, там Баба Яга с Лешим и Кощей Бессмертный заседание проводят? Ну и ну! С кем я связался – детский сад, младшая группа…

– Ты полегче давай. Не веришь, сам полезай да погляди. А я тут побуду.

– А ты думал, я испугаюсь? Давай сюда лестницу!

Маша слышала, как кто-то снова лезет к ней на чердак. И снова в лицо ударил луч света, и снова полностью лишил Машу зрения.

Но на этот раз никто не закричал и не выключил фонарь. Напротив, луч стал шарить по Маше сверху вниз, и по скрипу половиц Маша поняла, что к ней приближаются. Она зажмурилась и приготовилась к чем-то страшному.

– Та-а-а-а-к…Ты кто такая? – голос был скорее удивленный, чем угрожающий. – А ну-ка вылезай!

Сильная рука схватила Машу за плечо и буквально выволокла на середину чердака.

– Спускайся давай! – Маша почувствовала толчок в спину. – Побыстрее, тебе говорят!

Через пять минут Маша сидела на полу, облокотившись спиной о деревянную стену, рядом с ней сидела Янка. У нее были связаны руки, а во рту торчала какая-то тряпка. Свет проникал в выломленное окошко, и Маша рассмотрела бандитов: это были парни со съемочной площадки, Маша их видела там. На них были синие рабочие комбинезоны, и они выглядели совсем не страшными.

– Как твое имя и фамилия? – обратился тот, который, как решила Маша, был начальником и которого второй называл Максом.

– Галицкая Мария, – Маша не видела причин, чтобы не отвечать.

– Фу, слава богу, не ошиблись. Значит, денисовская – вот та, – второй бандит кивнул в сторону связанной Янки.

В этот момент Янка что-то промычала и попыталась выплюнуть изо рта тряпку.

– Вытащи кляп, она орать уже не будет, – велел Макс. – А если только пикнет… Слышь меня, розовый бант, папашка твой у своей дочурки одного пальчика не досчитается.

Второй бандит вытащил кляп у Янки изо рта. Она закашлялась, что-то бормоча.

– Теперь твоя очередь. Скажи, как тебя зовут и как твоя фамилия.

То ли от страха, то ли из-за тряпки, долгое время торчащей во рту, Янка не могла произнести ни слова, только трясла головой и мычала. Бандит похлопал ее по спине:

– Ну, скажи: «Я – Яна Денисова», и мы от тебя отстанем. Ненадолго…

Янка снова затрясла головой и прохрипела:

– Нет… это она… это не я… отпустите меня… я – это не она… это все она, – Янка тряслась, и понять, что она бормочет, было на самом деле трудно.

– Так, двойняшки-промокашки, сестрички-истерички, если сейчас не признаетесь, кто из вас Яна Денисова, обеим укоротим сперва ваши прически, потом и языки, – с угрозой в голосе произнес главный из бандитов. – Итак, – снова обратился он к Яне. – Как тебя зовут?

Янка гордо подняла голову, как пленный партизан перед расстрелом, и совершенно спокойным голосом твердо произнесла:

– Маша.

Маша вздрогнула: такой подлости она не ожидала даже от своего врага и уставилась на Яну.

– Что ты врешь?!

– Я не вру, я – Маша Галицкая, а эта, – Янка кивнула в сторону Маши, – Яна Денисова.

Маша молча смотрела на Яну, не веря всему тому, что происходит. А Янка нагло уставилась на нее с какой-то победной усмешкой на лице.

Главный из бандитов почесал затылок:

– М-да… Придется вам обоим тут сидеть.

– Обеим, – механически поправила его Маша.

– Та-а-а-ак… – протянул первый. – Народ пошел мелкий, пузатый, школу прогуливает, а все туда же, старших учить, – возмутился второй. – Ишь, грамотная какая!

– Дурак ты, Костян, – задумчиво произнес первый. – Похоже, денисовская – эта. – Он ткнул пальцем в Машину сторону. – Обычная девчонка не посмеет взрослых поправлять. А детишкам олигархов с детства все позволено. Но пока мы точно этого не узнаем, придется держать здесь обоих… обеих…тьфу! Давай, вяжи им руки, и – в подвал, пусть посидят там часиков пять. Ночью сами нам расскажут, кто из них кто.

 

Глава 24

Очень несчастная и одинокая Яна

Подвал, куда бандиты спустили Машу и Яну, был сырой и холодный. Но не это больше всего пугало Машу. Здесь была такая темень, как говорится, хоть глаз выколи. Маша широко раскрыла глаза, пытаясь хоть что-то увидеть, но темень была настолько плотная, что Маше казалось, будто она ослепла. Скрученные сзади руки уже начинали ныть, хотя с момента, когда бандиты связали девочек, прошло не больше пятнадцати минут. Но еще больше темноты и боли в запястьях Машу нервировали Янины подвывания. С момента, когда над головами девочек захлопнулась крышка подвала и что-то тяжелое глухо стукнуло сверху, замуровав девочек в темном подземелье, Яна не прекращала жалобно скулить.

– Слезами горю не поможешь, – кивнула Маша в сторону, откуда доносились всхлипывания.

От этих слов плач только усилился, и Маша решила не обращать внимания на Яну и сосредоточиться на главной цели – освободить руки от режущих веревок. Она встала, сделала несколько шагов, споткнулась обо что-то и чуть не разбила себе лоб.

И тут Машу осенило: бандиты не додумались вставить им в рот кляпы, а значит, у них обеих есть отличное природное оружие – зубы. Для животных зубы – незаменимый инструмент, если надо добыть еду, построить себе жилище или освободиться из силков. Человек, в принципе, то же животное, только избалованное цивилизацией. Что-то типа домашнего кота, который не хочет ловить мышей, потому что его и так неплохо кормят.

Эти мысли мгновенно пронеслись в Машиной голове, заставив ее забыть о Янкином подлом поступке.

– Послушай, Ян, надо перегрызть веревки!

– Как? – всхлипывания прекратились.

– Зубами. Давай-ка, иди сюда, где ты? – Маша стала продвигаться в сторону, откуда раздалось это «как».

– Я попробую перекусить твои веревки, а потом ты развяжешь руки мне. Поняла? Встань, так мне будет удобно. И не шевелись.

Маша стояла на коленях и, захватив передними зубами веревку на Янкиных руках, пыталась ее перекусить. Веревка была тонкой и, похоже, размокала во рту. Прошло не больше двух минут, как веревка поддалась и соскользнула с рук Яны.

– Теперь развязывай мне, – Маша протянула руки в темноту.

Яна на ощупь молча стала распутывать узел. Вскоре и Машины руки были свободны. Обессиленные, но воспрянувшие духом девочки сползли на пол. Они молчали, но уже не враждебно, и обе в душе были рады, что рядом кто-то есть. Первой подала голос Яна.

– Прости меня… пожалуйста, – она снова всхлипнула. – Я не хотела тебя подставлять, правда. Само как-то все получилось.

– Знаешь, если честно, я не очень понимаю, как тебя вообще терпят, – сухо ответила Маша. – У нас в классе тебе бы давно бойкот объявили. У тебя вообще друзья есть?

– Нет.

– Как? Совсем-совсем? Неужели никого из класса?

– Нет у меня никого, чего пристала! Я вообще в школу не хожу!

– Как это? У нас в стране обязательное среднее образование, твои родители нарушают закон…

– А вот так! Ко мне учителя сами приходят. Домой. Достали! Особенно математичка! – Яна всхлипнула.

Маше стало жаль Яну, и она решительно сменила тему.

– Вот только не начинай. Последнее дело – сейчас реветь. Надо подумать, что нам делать. Кстати, ты не знаешь, зачем им понадобилось тебя… нас красть?

– Они денег хотят от моего отца. Так все бандиты поступают: крадут детей, а потом выкуп требуют. Мой папа очень богатый, он заплатит! Так что лучше сидеть тихо и ждать. Он скоро приедет, и нас отпустят.

– Эх, мама, наверное, уже всех обзвонила, волнуется. У меня мама, как говорят психологи, тревожная личность. А твоя мама где?

– А у меня нет мамы. – Яна произнесла эти слова так, что у Маши по спине побежали мурашки.

– А что с ней случилось?

– Она умерла, когда я была совсем маленькой. В автомобильной аварии погибла. Сразу насмерть.

Мне два года было, я ее совсем не помню… С тех пор у меня только няня. Вернее, няни. Они меняются каждые три месяца, папа их увольняет.

– За что?

– Я так хочу. Они мне не нравятся. Они злые. Нет, скорее равнодушные какие-то, холодные, как рыбы, их только деньги интересуют. У меня и подруг нет – не люблю, когда хвастаются нарядами и все такое. Мне папа может купить все…. У меня есть пони. Но, знаешь, лучше иметь одну маму, чем все это, все, что у меня есть.

Яна говорила не останавливаясь, ее будто прорвало, и Маша почувствовала, что эта девочка, красивая и богатая, невероятно несчастна и одинока. Вот, оказывается, почему Яна тог да в автобусе разрыдалась, и характер такой противный у нее от одиночества. Так часто бывает: человек вредничает, потому что ему самому плохо. А если у тебя нет мамы, это хуже всего на свете. Маша обняла Яну за плечи и прижала к себе.

– Хочешь, будем дружить? Мне все эти наряды вообще по фигу, и хвастунов терпеть не могу! Хочешь?

– Хочу, – прошептала Яна.

 

Глава 25

Лёлик берет след

– Владимир Викторович, вы только не волнуйтесь, мы сейчас выясним, с какого номера был звонок, и засечем их в два счета. Считайте, что ваша дочка уже здесь! Но для этого, пожалуйста, вспомните, может быть, у вас есть враги… или кто-то в последнее время вами был недоволен? – Милиционер был спокоен, чего нельзя было сказать о Денисове: у него нервно подергивался глаз.

С тех пор, как стало известно об этом звонке, съемочная площадка превратилась в милицейский штаб. Неизвестный позвонил Денисову два часа назад и сообщил гнусавым голосом, что его дочь похищена и что если к утру он не выложит миллион, ее ждет мучительная смерть.

Мы с Лешкой спрятались за огромным диваном, стоящим на первом этаже гостиной, и все слышали. Когда началась вся эта катавасия, нас вместе с другими ребятами хотели отправить на автобусе домой, но мы потихоньку выскользнули из автобуса в самый последний момент. Битый час мы пытались объяснить милиционеру, что пропала не только Яна, но и Маша, но нас по-прежнему никто не слушал, все говорили только о Денисове и его дочери. Мы решили отсидеться за диваном, чтобы нас не отправили домой – понятное дело, что без Маши мы вернуться не мог ли. Итак, мы сидели за диваном и размышляли, куда мог ла исчезнуть Маша. Лёлик давно похрапывал рядом, уставший за день и обалдевший от такого количества свежего воздуха: для городской собаки провести день за городом – роскошь.

– Жаль, что Лёлик – не ищейка, – вздохнул Лешка. – Говорят, немецкие овчарки чуют человека за километр.

– У Лёльки от личный нюх, – обиделся я за друга, – просто перед ним надо поставить задачу. А мы и сами не знаем, что делать и где искать.

– Послушай, а давай попробуем. Может быть, сработает? Я смотрел передачу про то, как люди, которые любят друг друга, чувствуют на расстоянии, если что-то случилось. Это называется интуиция.

– Фигня все это, если бы так было, мы бы уже знали, где Маша и что с ней случилось.

– Нет, не фигня. Мы с тобой Машу не любим. Ну, то есть, не любим, как любят обычно. Н у, ты понимаешь… Мы просто любим ее по-дружески… – У Лешки почему-то покраснели щеки и уши, но он продолжал излагать свою мысль: – А Лёлик – собака, он Машу обожает, у собак интуиция сильнее развита, чем у людей. Плюс нюх. Так что и задачу перед ним ставить не надо, сам все поймет, надо только найти какую-нибудь Машину вещь и дать ему понюхать. След он, конечно, не возьмет – тут народу столько, все следы затоптали, но, по крайней мере, догадается, чего мы от него хотим.

Я помолчал. Лёлик никогда не отличался способностями служебной собаки. Безусловно, он был невероятно умен, даже слишком. И если бы мы попросили его найти спрятанную сардельку-шпикачку, он бы выполнил задание на «пять». Не так давно мама потеряла серебряную ложечку, подаренную мне бабушкой на «первый зуб». Это такой праздник, когда у ребенка начинают резаться зубы. Так вот, мама перевернула весь дом, но ложки нигде не было. В это время Лёлик решил проверить содержимое мусорного ведра. Он это делает регулярно, хотя маме не нравится, когда он роется в помойке. Она начинает ругаться и спрашивает Лёлика: «Тебя что, не кормят?»

Лёлик же придерживается другой точки зрения, считая, что настоящая собака не должна брезговать ничем, даже объедками. Тем более в мусорном ведре можно найти деликатесы, которые никогда не положат в собачью миску. Например, кожу от сала, картофельные шкварки или засохшую горбушку копченой колбасы. Мама искала ложку по ящикам, а Лёлик как раз инспектировал помойку. И вдруг что-то со звоном упало на пол. Мама обернулась и увидела, что ложка выпала из ведра. Мама случайно смахнула ее в мусор с оберткой от масла. Лёлик же решил, что обертка еще может быть полезна – на ней осталось масло – и вытянул ее зубами. А вместе с ней и ложку. Не знаю, была ли это случайность или Лёлик хотел помочь маме, но у нас дома после этого случая Лёлику приписываются интеллектуальные способности, не свойственные обычной собаке. В общем, кто его знает…

– Ладно, давай попробуем. Только надо раздобыть какую-нибудь Машину вещь. – Лешка меня окончательно убедил.

– Когда она пропала, на ней было розовое платье. Переодевалась Маша в гримерке. Значит, ее вещи и сейчас там. Надо пробраться наверх.

Я растолкал недовольного Лёлика, и мы втроем на четвереньках (Лёлику это особого труда не составило) прокрались за диваном к лестнице, ведущей наверх. Народу везде было много, и мы растворились в толпе снующих работников съемочной площадки, которые демонтировали оборудование, охранников Денисова и еще каких-то людей, появившихся в доме после пропажи Яны и Маши.

Мы постучались, но за дверью стояла тишина. На съемочной площадке двери не запирались, даже в туалете. Гримерши в комнате не было, но по стоявшему столбом сигаретному дыму было понятно, что тётя Надя только что вышла. У стены стояла банкетка, заваленная барахлом.

– Ты помнишь, в чем она была? – спросил я Лешку.

– В джинсах… и кофта, кажется, синяя… или голубоватая.

– Во всяком случае, не розовая. Единственная девчонка, которую розовое не прикалывает.

– Вот, смотри, похоже, Машкина. – Лешка вытащил из груды набросанной одежды синюю толстовку с карманами на молнии. – Погоди, тут в кармане что-то есть…

Это был Машин мобильник. На дисплее высветились восемнадцать неотвеченных вызовов. Вероятно, это родители разыскивали Машу. Лешка положил телефон в карман.

– Ладно, это потом. Давай Лёлику, пусть понюхает толстовку.

Я взял Лёлика за ошейник, поднес вещь к его морде и строго сказал: «Нюхай!» Лёлик закрутил головой, пытаясь освободиться.

– Да не так! Ты ж ему нос за тыкаешь, так не только нюхать невозможно, так дышать перестанешь, – Лешка взял толстовку, присел на корточки и протянул ее Лёлику, как будто спрашивая, нравится она ему или нет: «Маша! Лёлик, след! Ищи!»

Лёлик понюхал кофту. Она пропахла табаком, но сквозь этот запах он почувствовал нежный запах Машиных духов. Лёлик терпеть не мог всякий парфюм. Особенно не переносил, когда он попадал на его шерсть. Однажды к нам приехала мамина старая подруга Танька, надушенная с ног до головы. Танька, как и все мамины подруги, обожала Лёлика и долго обнималась с ним в коридоре. Потом они с мамой пошли гулять в парк, захватив с собой Лёлика. Лёлик шел по улице и чувствовал на себе косые взгляды знакомых собак. Не удивительно, стараниями Таньки от него несло, как от на душенной болонки – собачья шерсть отлично впитывает запахи. И не отмылся бы Лёлик от такого позора, если бы при вх оде в парк в кустах ему не подвернулась протухшая рыбья голова. Недолго думая, Лёлик повалился на спину и стал тщательно втирать рыбу в шерсть. Рыбий запах оказался сильнее Танькиных духов, и Лёлик продолжил прогулку довольный и счастливый. Потом, конечно, Лёлику досталось, и по приходе домой его выстирали с шампунем. Но шампунь был «нейтральный» и особо не вонял, так что Лёлик остался доволен собой, несмотря на незапланированную стирку: целых два часа, пока они гуляли в парке, встречные собаки смотрели на него с уважением и завистью.

Но Машины духи отвращения у Лёлика не вызывали. Наоборот, он отметил, что давно не видел Машу. А когда Лешка произнес ее имя, он сразу понял, что от него требуется. Лёлик неторопливо обошел гримерку, принюхиваясь то к воздуху, то к вещам, набросанным на кушетке. Но Машей нигде не пахло. Тогда Лёлик пошел к двери, бросились за ним.

К черту конспирацию, ведь мы шли за нашей ищейкой, которая, похоже, взяла след!

Лёлик шмыгнул на лестницу и подсек парня в синей спецовке и желтой бейсболке, который тянул по ступенькам тонкий кабель. Это был тот самый парень, который накричал на нас в прошлый раз. Получив удар Лёликиным упитанным боком в колено, парень попятился и чуть не упал.

– Вам что, не понятно было! А ну валите отсюда, пока целы, – лицо парня перекосила злая гримаса.

Мы уже хотели последовать его совету, но Лёлик почему-то остановился и стал тщательно обнюхивать штаны парня. Лёликин хвост слегка покачивался из стороны в сторону, но чем дольше он это нюхал, тем амплитуда движений хвоста становилась больше, а махи чаще. Мы пристыли и смотрели на Лёлика во все глаза. Вид у него был очень деловой. Вдруг Лёлик перестал обнюхивать штаны парня, поднял голову и посмотрел ему в глаза. А потом так тихонько, предупреждающе зарычал, обнажив свои беленькие и очень внушительные зубы.

– Э-э-э… Уберите собаку! – испугался парень.

Я взял Лёлика за ошейник, но он стал вырываться и продолжал рычать.

– Что здесь происходит? Почему детей не отправили в Москву? Татьяна! – Иван Ильич поднимался по лестнице и стал громко звать Татьяну, не обращая на нас внимания, как будто мы были не живые люди, а какое-то оборудование, которое забыли увезти со съемочной площадки в Москву. Но Татьяны нигде не было видно и, чертыхнувшись, режиссер скрылся наверху.

И тут Лешка совершил непростительную ошибку.

– Где Маша? – спросил он у парня, глядя ему прямо в глаза.

– Маша? Какая Маша? Не знаю я никакой Маши, и вообще, я сказал, валите, пока целы, – парень замахнулся на нас локтем, как будто хотел ударить.

– Нет, вы знаете, где Маша. – Лешка стал бледным как мел и не отводил глаз, вперившись ими в лицо парню. Лешка всегда, когда волновался, становился очень упрямым. – Лёлик вас узнал. А Лёлик никогда не ошибается!

– А пошли вы оба…

Парень не договорил, потому что я схватил Лешку за рукав, а Лёлика покрепче за ошейник, и потащил обоих вниз. Мы нырнули за спинку нашего дивана-убежища и перевели дух.

– Нет, ты видел, как он извивался! Как уж на сковородке! Это он! Точно, я чувствую! – Лешка был возбужден и говорил слишком громко.

– Погоди, так нельзя, ты чуть все не испортил. Если это не он, то сейчас нас найдут и вышлют в Москву. Если же он… нас все равно вышлют, если не хуже… Теперь он знает, что мы знаем, и попытается от нас избавиться…

Я еще хотел что-то сказать, но кто-то плюхнулся на диван, и мы замолчали, потому что спинка, отделяющая нас от сидевших, была тонкой и звукопроницаемой. Их было двое, и одним из них, мы узнали по голосу, был парень, с которым мы только что столкнулись на лестнице.

 

Глава 26

Бандиты раскрывают свои планы

– Ты что ж это, Костян, делаешь! – зашипел незнакомый голос. – Чуть операцию не завалил. На детей кидаешься. Это вместо того, чтобы быть незаметным, как я тебе велел!

– Ты не ори на меня! Нас запалили. Они знают, что девчонки у нас. Надо сматываться, – это был голос того самого, которого Лёлик опознал на лестнице.

Мы с Лешкой прижались ушами к спинке, стараясь не пропустить ни одного слова. Лёлик тоже прислушивался, его уши слегка шевелились. И тут – о ужас! – Лёлик тихонько начал рычать. Это было совсем тихое, незаметное рычание, почти что легкая вибрация, но я знал, что если сейчас Лёлика не одернуть, это бульканье перерастет в громкий грозный рык, и нас обнаружат и, возможно даже, убьют, и мы уже точно ничего не услышим. Я схватил Лёлика за морду двумя руками и сжал ему пасть. Лёлик, тряхнув головой, освободил морду и обиженно замолчал, громко плюхнувшись на пол. Двое на диване, похоже, ничего не заметили.

– Так… Ночи дожидаться опасно. Надо срочно перетащить девчонку в машину. Мальчишек припугнуть, чтоб дар речи потеряли. Собаку – вообще убрать! Задание понятно? – голос говорящего был твердый и начальственный.

– Ну ты, Макс, раскомандывался! Во-первых, мы даже не знаем, которая из них Денисова. И даже если, допустим, мы попробуем перетащить в машину обеих, то нас сразу засветят – народу кругом полно, одних ментов рота. Во-вторых, чем мальчишек можно припугнуть, чтобы они заткнулись? Двойкой в четверти? – Костян захихикал. – А про собаку я вообще молчу. Как ее убрать? Куда?

– М-да, – Макс задумался, – надо что-то придумать, чтобы ментов отвлечь, пока девчонок в машину перетаскивать будем. Давай, Костян, шевели мозгой, ты ж у нас пироман. Сооруди взрывчик, чтобы все тут разметало. Шуму чтобы побольше, дыма… только без особых жертв.

– Я не пироман, а пиротехник, – обиделся Костян. – Это большая разница. Пироманы – это психи, которые любят все взрывать и поджигать. А я устраиваю профессиональные взрывы. И мне за это хорошо платят!

– Ты намекаешь, что за то, что ты операцию чуть не завалил, тебе дополнительные бабки положены?

– Не намекаю, а заявляю официально. Ты сам ничего не продумал. С сопливыми девчонками не смог справиться! А на меня все вешаешь! В общем так: восемьдесят процентов или я выхожу из игры!

– Т-а-а-а-а-а-к! Забастовка, значит? Я звоню шефу. – Мы услышали, как за спинкой дивана набирают номер на мобильном.

– Ладно, не мути. Ну, погорячился, с каждым бывает. Я один хороший взрывчик знаю. Раскурочит тут все, шуму наделает, да еще и пеплом все засыплет.

– О’кей. – Макс щелкнул мобильником-раскладушкой. – Ты все готовь, а я за девчонками. За две минуты дашь мне знать. Как грохнет, я их перетащу, а ты беги к машине. Все, разбежались!

Диван чуть скрипнул, и мы поняли, что бандиты встали.

Лешка со стоном сполз на пол. У нас обоих от услышанного кружилась голова. С полминуты мы размышляли.

– Может, к Денисову подойдем? – предложил я.

– Поздно. – Лешка был спокоен, чего не сказать обо мне. – Надо действовать. Я беру на себя пиротехника. Ты с Лёликом следи за этим… Костяном, он тебя выведет на Машу. Янка, похоже, тоже где-то здесь спрятана. Все, пошли!.

Лешка выглянул из-за дивана и решительно поднялся:

– Они ушли. Быстрее, упустим!

 

Глава 27

Я прыгаю на капот, а Лешка становится героем

Сквозь толпу курящих людей, среди которых мелькали милицейские фуражки, мы с Лёликом стали пробираться к выходу из особняка. Я уже не прятался, потому что никто и так не обращал на нас никакого внимания, будто мы шли под мантией-невидимкой.

Пока мы прятались за диваном, наступили густые сумерки. К тому же моросил дождь, и от этого казалось еще темнее. После прокуренного помещения было приятно вдыхать сырой прохладный воздух, вкусно пахнущий осенними листьями, грибами и мокрой землей. Я стал вглядываться в темнеющую даль, но ничего разобрать было нельзя, только лес чернел густой массой метрах в ста от дома. И вдруг я заметил тонкий луч света, идущий с соседнего участка. Луч плясал сверху вниз и справа налево, как будто кто-то подавал сигнал. Внезапно с противоположной стороны вспыхнули фары, посигналили несколько раз и погасли. Я различил силуэт джипа, стоявшего у кромки леса. Кто-то подавал сигнал сидящим в машине, и я был уверен, интуиция мне подсказывала, эти люди, кем бы они ни были, имели прямое отношение к исчезновению Маши и Яны.

Мы обошли дом и приблизились к забору соседнего участка, откуда по моим расчетам подавали сигнал фонариком. Лёлик слегка потянул, намекая на то, чтобы я его отпустил, но я крепко держал его за ошейник, и он смирился. За сгнившим забором черной горой на фоне синего неба высился старый, покосившийся деревенский дом с зловещими дырками разбитых окон.

Вид у дома был заброшенный. Справа от меня в заборе было выломано несколько досок, и мы с Лёликом легко пролезли на соседний участок. Засохшая мокрая крапива доходила мне до плеч и даже лезла в лицо, но я не решался выбраться на дорожку, ведущую к крыльцу. Я отпустил Лёлика, и он, сопя и фыркая, проложил мне дорогу. Дверь скрипнула, и я замер от страха. Но внутри было тихо, и я стал пробираться вглубь. И тут я увидел свет фонаря. Он исходил откуда-то снизу, из-под пола. В тот самый миг я услышал Машин голос:

– Отпустите меня!

И тут же Янкин писк:

– Ай! Не надо, мне больно!

– А ну заткнулись, малявки. – Это был Костян. – Значит, так: кто еще хоть раз пикнет, прирежу на месте. Вот, видали?

Раздался испуганный возглас. Машин или Янкин, понять было трудно, но, похоже, Костян проиллюстрировал свои угрозы, показав пленницам нож или заточку.

Лёлик тихонько зарычал. Я схватил его обеими руками за морду:

– Лёличек, тихо, тихо, – зашептал я, вкладывая в каждое слово столько убедительности, сколько мог. – Это очень важно… понимаешь!

Лёлик все понял. Он перестал вырываться, замолк, и я разжал руки.

– А ну давайте, пошевеливайтесь, – голос Костяна звучал прерывисто злобно. – Если не будете голосить, останетесь живыми. А теперь лезьте наверх. Э… кто это вам руки развязал? Ну-ка, давайте их сюда!

Я лег на живот прямо у лестницы, за которой находился открытый люк в подвал, и через пару минут в жидком свете фонаря увидел Яну, вылезающую на поверхность. За ней появилась Маша. Руки у обеих были связаны, и, вылезая, Маша чуть не упала.

Я не знал, что делать, и плана у меня не было никакого, но что-то внутри меня сработало, и, резко вскочив, я изо всех сил прыгнул на крышку люка, захлопнув ее над головой Костяна.

Наступила кромешная темнота, Яна взвизгнула, а из подвала раздался уже приглушенный и невнятный крик, сопровождаемый сильными ударами в деревянную крышку люка:

– Немедленно откройте, соплячки! Обеим горло перережу! Слышите, пигалицы, убью!

– Кто здесь? – не обращая внимания на угрозы Костяна и судорожные всхлипывания Янки, спросила Маша и тут же была сбита с ног восторженным Лёликом.

– Это я. Давайте завалим крышку, а то он может вылезти, – обниматься и целоваться было некогда, хотя я почувствовал, что девчонки готовы броситься нам с Лёликом на шеи. Впрочем, Лёлик их опередил и уже облизал с ног до головы и Машу, и Яну.

– Да ты нам руки-то развяжи, – засмеялась Маша.

Пока я ковырялся с веревками, Костян продолжал барабанить в крышку люка, грязно ругаясь и угрожая нам всем расправой.

Мы сдвинули на люк огромный шкаф, стоявший у входа, и крики стали еще глуше.

– Пошли! – скомандовал я, и мы стали продвигаться к выходу.

На улице стало совсем темно и очень холодно, но мы ничего не чувствовали: впереди был свет, люди, спасение. Впрочем, мы все трое находились в легкой эйфории и чувствовали себя в полной безопасности.

И вдруг нас ослепил яркий белый свет. Он был такой силы, что чуть не сбил нас с ног. Я инстинктивно присел на корточки и закрыл лицо руками. Буквально в двух метрах от нас работал мотор и пахло выхлопным газом. В ту же секунду раздался хлопок: кто-то стукнул дверью машины, и перед нами вырос здоровенный парень. В свете фар он казался великаном. Ни слова не говоря, он схватил за шиворот Машу и Яну и уволок их в темноту. Снова хлопнула дверца, мотор заревел, и машина стала подавать назад. Я вскочил и, не соображая, что делаю, бросился на капот. Вообще-то я неспортивный, через «козла» на «физре» прыгаю на троечку. Но сейчас какая-то сила заставила меня взлететь на высокий капот джипа. Лёлик бешено лаял и скакал вокруг. Машина, разворачиваясь, сделала сильный рывок, пытаясь меня сбросить, но я двумя руками вцепился в щетки стеклоочистителя. Меня мотало из стороны в сторону, но я держался намертво. Вдруг машина резко остановилась, и парень выпрыгнул на землю. В руках у него блестел пистолет. На меня никто еще не нацеливал оружие, поэтому я не знал, как на самом деле это страшно.

– А ну пошел вон, щенок! – процедил парень и щелкнул затвором.

У меня от страха разжались руки, и я рухнул в мокрую траву.

Но не успел бандит впрыгнуть в свой джип – а это был тот самый джип, который второй день дежурил у кромки леса, я сразу понял, что это он, – как раздался бешеный крик. Парень скакал на одной ноге, пытаясь сбросить Лёлика, мертвой хваткой впившегося в его правую ногу. Прогремел выстрел и мое сердце остановилось: Лёлик!

Я был в шоке и поэтому не помню точно, что было дальше. Помню только, что откуда ни возьмись появилось множество огней, это были милиционеры и просто люди со съемочной площадки с мощными фонарями, направленными на джип.

Сверкнули наручники, и вот уже парень лежит животом на капоте с выкрученными наза д руками. Сознание полностью вернулось ко мне, только когда я услышал заливистый победный лай: Лёлик жив!

Дверь машины открыли, и Маша с Яной выпрыгнули с заднего сиденья.

– Папа!

– Яночка, доченька, ты в порядке? – Денисов схватил Машу и поднял ее над головой.

– Да отпустите же меня, я не ваша дочь! – Денисов в темноте перепутал Яну с Машей. Не мудрено, что бандиты не могли их отличить. Сейчас, в темноте, с измазанными глиной лицами, в одинаковых ободранных платьях девочки казались абсолютными близняшками.

– Ой, извини, пожалуйста, – Денисов бережно поставил Машу на землю и обнял Яну. Янка всхлипывала, размазывая грязь по лицу.

– Там, в доме, еще один бандит, – вот уже в третий раз повторял я, теребя за рукав милиционера, на погонах которого было больше всего звезд. Наконец до него дошло, и он, оглядев меня с головы до ног, начал допрос:

– Фамилия?

– Воронин.

– Имя?

– Павел. Послушайте, там, в доме, еще один бандит! В погребе. Мы на него шкаф поставили.

– На кого? На бандита?

– Да нет же, – я был в отчаянии от тупости человека в погонах, не сознавая, что, возможно, сам от волнения несу какую-то ахинею. – На люк. Он в погребе, а мы на люк шкаф поставили. Тяжелый.

Наконец дошло! Милиционер, уже не обращая на меня внимания, раздавал распоряжения другим людям в форме и без, и они забегали, засуетились у входа в заброшенный дом, мелькая своими фонарями.

И тут меня дернуло: я же не сказал самого главного! Я снова повис на рукаве у милиционера с погонами в звездах:

– Там еще есть один, – я махнул рукой в сторону особняка. – Он монтер, он – главный! Его Максом зовут. Лешка его должен был обезвредить…

Лешка… С тех пор, как мы расстались, прошло, наверное, не больше часа, но мне казалось, что это была вечность. Надо скорее бежать в дом, Лешке на подмогу, вдруг этот Макс его поймал и сейчас убьет…

Я поискал глазами Машу. Ее допрашивал другой милиционер, и она давала показания спокойно и четко, как будто отвечала у доски.

– Эй, парень, что у тебя там еще за бандит? – теперь уже милиционер в звездах сам взял меня за плечо.

– Скорее, надо спешить, – произнес я одними губами и бросился к дырке в заборе.

Я уже почти пролез в нее, разодрав о ржавый гвоздь толстовку, как грянул взрыв. Грохот был такой сильный, что земля немного всколыхнулась, задребезжали осыпающиеся стекла особняка, и из окон повалил черный дым.

Лешка не успел. Не смог. Он наверняка сделал все, что было в его силах, и не смог. Изо всех ног я бросился к дому.

Из вышибленных дверей валил черный дым, и выбегали люди, засыпанные пеплом. Все они сильно кашляли и держались за голову, прижав ладони к ушам. Вероятно, взрыв сильно их оглушил. На крыльце показалась Татьяна. Оказавшись на улице, она упала на колени и стала громко откашливаться. Я глубоко вздохнул, потом поднял край толстовки и натянул его себе на лицо. Так делают спасатели, когда им надо проникнуть в задымленное знание, я видел по телевизору.

– Стой, ты куда! – Татьяна схватила меня за руку.

Я вырвался и скрылся в дымном проеме.

Весь первый этаж был окутан дымом, который тут же стал разъедать глаза. Я старался не дышать глубоко, но все равно хотелось кашлять. Дым на глазах оседал, и я увидел, что комнату завалило черными хлопьями пепла. Я начал продвигаться к лестнице, шагая осторожно, чтобы не поднять ядовитые хлопья снова в воздух. И тут я увидел Лешку…

Он лежал на полу рядом с раскуроченной осветительной аппаратурой лицом вверх. Глаза его были закрыты, руки и ноги раскиданы в стороны. Его правая щека была в крови. Что-то сжалось у меня в горле, а к груди подступило такое отчаянье, будто это не Лешка лежал сейчас передо мной, а я сам.

Такого я никогда не испытывал. Не знаю, от дыма ли или от горя, но слезы ливнем хлыну ли у меня из глаз. Я рыдал громко, не стесняясь неизвестно откуда взявшихся людей. Они что-то говорили, светили Лешке в глаза крошечным фонариком, приподняв его безжизненные веки. Потом у меня в ушах долго звучала сирена «скорой помощи». Лешку положили на носилки и унесли. А я все сидел на полу и ревел. Никогда не думал, что это так больно – потерять самого близкого на свете друга.

Из оцепенения меня вывел Лёлик, ворвавшийся в особняк и вызвавший вихрь пепла. Беспрерывно чихая, Лёлик тыкался сопливым грязным носом мне в ухо, что-то требуя от меня. Я потрепал его по голове и снова разрыдался. Лёлик растерянно вилял хвостом – он не знал, что только что здесь лежал Лешка. Погибший в неравной схватке с бандитом.

Я встал и побрел к выходу. В дверях я столкнулся с Максом. Двое милиционеров вели его в наручниках к машине с решетками на окнах. Туда же на моих глазах погрузили Костяна и парня из джипа. Еще были слышны звуки сирены «скорой помощи», увозящей Лешкино безжизненное тело.

Я присел на крыльцо. Казалось, все, что происходит вокруг, – это не реальность, а какой-то тупой, бездарный, отвратительный фильм. Рядом села Маша, и мы вместе стали молчать. Она переоделась в свои джинсы, которые, несмотря на взрыв, совсем не пострадали. На ее коленях свернулся неизвестно откуда взявшийся полосатый котенок. Лёлик лежал рядом и неодобрительно следил за Машиной рукой, механически гладившей худые ребрышки.

– А ваш друг – смелый парень, – произнес молодой милиционер, закуривая. – Обезвредил самый сильный заряд. Если бы не он, дом бы разорвало на мелкие кусочки. Знаете, сколько бы людей погибло? Не меньше двадцати! Тот, что рванул, – это не взрыв, а так, детская игрушка, петарда. В помещении она дыму дает и пепла гору. Вашему другу удалось в последний момент загасить более серьезную штуку. Он бросил ее в ведро с водой, не побоялся с уже горящим фитилем в руки взять. Смелый парень. Оклемается, мы ему обязательно медаль вручим. За отвагу.

Меня как будто током дернуло.

– Он что, жив?

– Конечно, жив! Так, траванулся слегка угарным газом, но врачи говорят, жить будет.

– Это точно? К уда его повезли? – я не верил своим ушам.

– В Склиф, институт Склифосовского. Это больница такая в центре Москвы. Самая лучшая. Думаю, через пару дней навестите своего героя.

Силы вернулись ко мне, я вскочил, Маша тоже. Мы крепко обнялись. Лёлик присоединился к нам, высоко подпрыгивая и стараясь поочередно лизать меня и Машу в губы и в нос.

 

Глава 28

Мы вычисляем главаря

В автобусе мы были одни, вся съемочная группа давно уехала на предыдущем. Мы расположились по-царски, и Маша во всех подробностях рассказала мне и про бандитов, и про Яну, и про котенка.

– Как назовешь? – кивнул я на посапывающий комочек.

– Пока не знаю. Может быть, Барсиком, – отозвалась Маша.

– Очень оригинально! Назови его лучше Матрасиком, вон какой полосатый.

– Точно! Пусть будет Матрасик.

– Интересно, а что скажет Клавдий, когда ты явишься с этим малышом?

– Думаю, он не будет против. Лёлик же не был бы против, правда, Лёлик? – Маша нагнулась, и Лёлик невольно ткнулся уже слегка заспанным носом в меховой комок. И нельзя сказать, что на его морде нарисовался восторг.

Я же подумал, что Лёлик, пожалуй, был бы против. А Клавдий – не Лёлик, у него характер в сто раз хуже. Ох, не завидую я этому Матрасику! Впрочем, Маша никого в обиду не даст, так что волноваться нечего.

С проселочной дороги автобус свернул на шоссе, ведущее в Москву, и мы уже начали подремывать, как раздался незнакомый звонок. Где-то под сиденьем навязчиво играла попсовая мелодия. Чтобы добраться до телефона, мне пришлось встать на четвереньки и залезть под сиденье. Вероятно, мобильник выронил кто-то из съемочной группы. На экране высвечивала какая-то Оля. Но как только я собрался ответить, телефон замолк. Это был очень симпатичный и дорогой телефон. Я читал, что по тому, какой у человека мобильный телефон, можно узнать все о его характере. Я подумал, что хозяин телефона, должно быть, следит за модой, хорошо одевается и получает немалую зарплату. Маша будто прочитала мои мысли:

– А давай позвоним с него, узнаем номер. А по номеру можно найти и хозяина, если позвонить в его телефонную компанию.

– Точно!

Я набрал свой номер. Пошел гудок и в ту же самую секунду мой телефон заиграл мелодией из «Ну, погоди!» Эта музыка стояла у меня на «деловых контактах». Я достал свой телефон. На экране высветилось имя: «Игорек». Телефон принадлежал Игорьку.

– Надо порыться в его контактах, найти Татьяну или Ивана Ильича, – предложила Маша. – А там как-нибудь передадим телефон.

Татьян в контактах было целых три. Иванова, Сутулова и Певцова. Я подумал, что наша Татьяна вряд ли Иванова, как-то слишком просто для этой стриженой девушки в джинсах с дырками на коленях. Фамилия Сутулова мне просто не нравилась – что это за фамилия! Поэтому я решительно нажал на вызов Татьяны Певцовой. И не ошибся.

– Игорь, ну в чем дело? Что за свинство! Куда ты подевался? У нас целая серия ЧП, а ты смылся! Где ты есть вообще? – Татьяна кричала, не давая вставить мне слово.

– Татьяна, это не Игорь, это Паша. Воронин. Ну, тот, который с Лёликом… Мы в автобусе нашли телефон. Вот, звоним…

– А, Паша, – Татьяна сбавила тон. – Как вы вообще? Я звонила в больницу. Алексей пришел в себя, травм нет, но его положили под капельницу, кровь промывать. Родители к нему уже приехали. Сказали, завтра можно навестить. Вот в больнице и пересечемся. О’кей?

Татьяна дала отбой, а я от нечего делать пробежался по неотвеченным вызовам.

Оп-ля! Макс звонил четыре раза, Костян – шесть.

– Маш, гляди! – у меня от волнения перехватило дыхание.

– Дай-ка сюда, – Маша взяла телефон и открыла папку с «эсэмэсками».

Мы молча погрузились в чтение сообщений от Макса и Костяна.

«Девчонку взяли. Все идет по плану» – эсэмэсил Костян. «Щас будет взрыв. Уходи», – писал Макс. И еще одна – от Макса: «Мальчишки все знают. Будем их убирать». И как я сразу не додумался, ведь с самого начала был кто-то еще. Когда мы сидели за диваном, Макс грозился позвонить «шефу». И этим шефом оказался Игорек! Ну, конечно, вот он и смылся, когда почувствовал, что операция провалилась. А сейчас, возможно, уже в аэропорту садится на самолет, чтобы бежать в какую-нибудь африканскую страну – так все преступники поступают.

Маша порылась в кармане джинсов и извлекла оттуда визитку подполковника милиции Александра Петровича Кузьмина, вероятно, того самого, который допрашивал меня и Машу. Молодец Машка! В такой суете я бы тут же потерял эту визитку.

– Александр Петрович, это Галицкая Мария. – Машин голос был твердым, без грамма волнения, – Мы знаем, кто был главарем банды!

– Мы тоже знаем, – засмеялся милиционер. Чтобы я мог слушать разговор, Маша включила громкую связь. – Ну и кто это, по-вашему?

– Игорек!

– Игорь Николаевич Бегунов. Мы перехватили его телефонные разговоры. Мы уже объявили его в розыск и обязательно найдем. Телефон отдайте водителю. Это наш человек. Все, следователи, отдыхайте. До завтра. Завтра вам позвонят, надо уточнить кое-какие детали, – подполковник закончил разговор.

Мы отдали телефон водителю. Тоже мне, «наш человек», – засунул себе в уши наушники и напевает!

Еще немного поболтав о том, что Игорек с самого начала нам не понравился, мы за дремали и проснулись только когда водитель громко крикнул: «Эй, народ, приехали!»

Дома меня встретили, как героя. Оказывается, Татьяна позвонила нашим родителям и все им рассказала. Нас с Лёликом как следует постирали. Вернее, сперва вымыли Лёлика, а потом я долго откисал в ванне. Плотно поужинав, мы с Лёликом заснули как убитые.

 

Глава 29

Будет другое кино

В Лешкиной палате было очень чисто. В белых халатах, доходящих до колен, мы с Машей стояли в середине комнаты, не зная, как себя вести. Маша принесла в пластиковой бутылке домашний морс, а у меня в руках был пакет с мандаринами.

– Да живой я, смотрите! – Лешка откинул одеяло и продемонстрировал нам свои худые руки и ноги. – А где Лёка?

– В магазин с мамой пошел. Да его бы все равно в больницу не пустили, там, на входе, бабка злая, нас пускать не хотела, ее Татьяна уговорила. – Я был до безумия рад видеть Лешку.

Мы с Машей, перебивая друг друга, рассказали все, что произошло накануне. А Лешка, в свою очередь, поведал нам свою историю.

В то время, как я следил за Костяном, Лешка пробрался наверх и стал наблюдать за Максом. Макс достал две коробки, присоединил к одной шнур, другую просто раскрыл, что-то подкрутил в ней, залил из бутылки серую прозрачную жидкость, достал зажигалку и поджег длинный фитиль. Внезапно кто-то из съемочной группы его окликнул и, ругнувшись, Макс спустился вниз. Лешка, недолго думая, схватил большую коробку и вытряхнул ее содержимое в ведро с водой, приготовленное для одного эпизода. Фитиль с шипением погас. В это время вернулся Макс. Увидев Лешку, он сильно ударил его по лицу. Лешка упал, повредив скулу, и потерял сознание. Вероятно, в это время Макс и поджег ту петарду, которая раскурочила съемочную аппаратуру. Лешку взрыв не задел, он лежал на полу в стороне. Но от едкого дыма он не мог прийти в себя и, чуть очнувшись, снова потерял сознание.

– Как думаете, кино доснимать не будут? – Лешка сидел в кровати, и мы вместе поедали мандарины.

– Думаю, это будет зависеть от Яны, – сказала Маша.

– О, нет! Тогда все кончено. Папочка ее больше от себя не отпустит, – протянул Лешка.

– Не знаю, – Маша стала задумчивой, – Яна… она очень одинока, она даже в школу не ходит, и вообще… Она ни в чем не виновата.

– Удивительный ты человек, Машка, – пожал плечами Лешка. – Она тебя так, а ты…

– Мой папа говорит, что надо жалеть своих врагов. У них, скорее всего, было несчастное детство.

В палату вошла медсестра и наорала на нас, что мы обещали всего пять минут (мы ничего ей не обещали!), а сидим тут уже два часа (от силы – полчаса!), и нам пришлось уйти, пожелав Лешке поскорее выздоравливать.

Внизу мы столкнулись с Татьяной и Иваном Ильичом. Они тоже пришли навестить Лешку и ждали, когда мы с ним наговоримся. При нашем появлении они оба вскочили.

– Знаете что, я решил переснять фильм, – произнес Иван Ильич. – Мы изменим сценарий. Этот фильм будет про трех друзей и собаку, которые друг за друга готовы пожертвовать жизнью. Мне сегодня звонил Денисов и сказал, что хочет, чтобы этот фильм был о вас. А ты, – режиссер кивнул на Машу, – будешь играть главную роль. Так сказал Денисов. Так хочет его дочка Яна. Так что готовьтесь к съемкам.

Мы с Машей переглянулись и рассмеялись. Потом Маша сделалась серьезной, даже слегка нахмурилась.

– Мы много пропустили, нам надо заниматься, – сказала она строго.

Я дернул Машу сзади за кофту: ну вот кто ее за язык тянет! Тут вся жизнь впереди, а она про школу!

– Вот и от лично, съемки начнутся не раньше лета, так что время на уроки у вас есть, – засмеялся Иван Ильич.

Татьяна нас расцеловала, Иван Ильич пожал руки, и мы поехали по домам.

 

Глава 30

Нас ждут новые приключения!

– Воронин, что, опять ворон считаешь? – Елена Николаевна, как всегда, победоносно обвела взглядом класс. Класс тут же отозвался редким хихиканьем. – Грамотность населения падает на глазах. Садись, Денисова, «два»! Слово «коза» пишется через «о», выгравируй это себе на лбу! Воронин, к доске!

Я неохотно встал и поплелся к доске, подобно приговоренному к смерти, идущему на эшафот. Стоило нам прийти в школу, как выяснилось, что за последние две недели мы много пропустили. Но заставить себя заниматься я не мог. Каждый день мы навещали Лешку, и даже когда его выписали из больницы, не было дня, чтобы мне не позвонили из милиции: следствию было необходимо, чтобы я по минутам вспомнил все, что произошло в тот вечер. Дело дошло до того, что когда в очередной раз мне позвонили, папа взял трубку и довольно строго сказал: «Оставь те ребенка в покое!»

Машу тоже дергали довольно часто, но она как-то умудрилась нагнать упущенное и ответить по основным предметам на «пять». Но то ж ведь Маша!

Лешке тоже приходилось туго, но у него была справка, рекомендующая ослабленный режим, и его особо не трогали.

Валерку Кирюка перевели в другую школу, в математический класс, и с момента съемок мы его ни разу не видели.

Самым же главным событием было то, что Яна теперь училась в нашем классе. Думаю, ее Маша уговорила. Более того, Маша взяла шефство на д Яной и теперь, когда та схлопотала очередную пару, восприняла это как личное оскорбление, пробурчав на весь класс: «За одну козу двоек не ставят!» Елена Николаевна приподняла очки и уставилась на нее, забыв о том, что я стою с мелом в руке и с обреченностью жду задания.

– Галицкая, у тебя, вероятно, обострение звездной болезни. Думаешь, если ты в актрисы за делалась, можно учителю замечание делать? Встань, когда с учителем разговариваешь!

Маша молча встала.

– Запомни, Галицкая, здесь я решаю, за что ставить «два», а за что – «пять». Если ты хочешь стать актрисой, то должна понимать значение русского языка в этой профессии…

– Я не хочу стать актрисой, – Маша перебила русичку на полуслове.

– А кем ты хочешь стать, если не секрет?

– Летчиком-испытателем.

Все весело заржали.

– Так, садись, Галицкая, поговорим позже. И в присутствии твоих родителей.

Маша опустилась за парту. Яна, сидящая рядом, повернулась к ней и шепнула в ухо:

– Хочешь, я папе скажу, он ее уволит?

– Нет, не хочу.

– Почему?

– Потому что она права, – ответила Маша и уткнулась в учебник.

– Садись, Воронин, плох о, – скомандовала Елена Николаевна.

И хотя я еще не успел себя никак проявить, в принципе, она и в этом была права. «Сегодня же выучу все правила», – дал я себе зарок, возвращаясь на место.

И все-таки школьные будни тянулись не так уж и уныло. В школу приезжала съемочная группа с Центрального телевидения, брала у нас интервью. Лёлик тоже присутствовал на съемках, правда, вел себя так себе – чесался перед камерой и неприлично вываливал набок язык. А вечером в новостях нас показали на всю Россию, выставив такими героями, что во время просмотра я покраснел до кончиков ушей.

И еще нам с Лешкой от имени милиции вручили новые доски, старые погибли при взрыве. Мне досталась красная с китайским огненным драконом, Лешке – синяя с серебряным дельфином, выпрыгивающим из воды. Каждый день мы с Лешкой после уроков тренировались в парке и разучили такие трюки, какие до сих пор никто повторить не может. Иногда Маша с Яной приходили на нас посмотреть, поболтать и поиграть с Лёликом. В общем, жизнь била ключом.

И все-таки мы все ждали лета. Ведь летом мы снова будем сниматься в кино. А это означает, что нас ждут новые захватывающие приключения!