Если с сакрализованным все довольно ясно, то сакральное выступает той реальностью, которая постоянно от нас ускользает, при этом оставаясь важной для нашего бытия и развития. Сакральное всегда является к нам в конкретных образах и деяниях (именно к сакральному применим глагол «деяние» в отличие от обыденного «действие»), но все они – лишь акты проявления этой особой реальности. Каждый сам может стать носителем сакрального для другого, или других, если сможет донести этим другим некое новое для них послание. То есть сакрально то, что сложнее обыденного. И эта сложность может быть воспринята (эффект нуминозного опыта) и иметь дидактические последствия, ощущаемые как экстатический эффект встречи с новым (озарение).
Выше говорилось уже, что мифологическое сознание не приемлет идеи небытия, зато ему органически присуще понятие сверхбытия. Там, где нет смерти, идеи абсолютного конца, все прошлое, настоящее и будущее может встречаться в какой-то абсолютной реальности, во всеохватывающей сфере сакрального как полноты действительного и возможного. В каждом акте встречи этой сверхреальности с нашим миром «здесь» происходит выбор – случается нечто, реализующее один из множества вероятных сценариев.
Идее сакрального в языке современной науки наиболее отчетливо соответствуют термины «виртуальное» (как возможное, моделируемое) и «свобода». В статье Е. Гомозовой «Сакральное и виртуальные корни сознания» указывается на общее свойство сакрального и виртуального восстанавливать утрачиваемую благодаря работе сознания (трансцендированию) целостность реальности. Это как раз и есть процесс перетекания хаоса в порядок, совершаемый фактически непрерывно внутри сознания. И хотя всякий объект и явление содержат в себе сакральную суть, единящую ее с другими объектами реальности в некий клубок незримых связей, мы выделяем как сакральные, «отмеченные» лишь некоторые факты и акты. Здесь мы подходим к понятию свободы.
Как было сказано, существуют «нижний» и «верхний» хаос, отличающиеся по степени организации, сложности. К «нижнему» хаосу условно относится прошлое, познанное, а к «верхнему» – будущее и неизвестное. Именно вызовы неизвестного мы воспринимаем как сакральные. А поскольку степень организации, уровень знаний в любой сфере индивидуален для каждого, то и границы хаоса-космоса также будут субъективны. Что определяет эту степень сложности и организации? Свобода. Можно понимать свободу как пустоту и как полноту возможного. Пустота в данном случае – пространство/время выбора. Акт выбора знаменует реализацию свободы и часто означает, что дальнейший путь определен и свобода до следующего акта выбора «исчезает». Видеть свободу – значит видеть как можно больше «пустоты», а в случае с мифологическим восприятием – полноты открывающихся возможностей выбора.
Поскольку акт свободы всегда является выходом за пределы прежней реальности, он воспринимается экстатически. И основные качества сакрального, которые мы выделили, символизируют одну и ту же идею: «выход за пределы», что выражается через полиморфизм и полисемантизм, избыточность форм и смыслов (как, впрочем, и избыточность в виде власти, богатства, силы – различных выражений потенциальности; из идеи изобилия вытекает творчество, рождение/создание нового). Полисемантизм и полиморфизм являются образными отображениями экстаза, а значит и свободы. Свобода выступает «топливом» любого движения и развития, будь то прогресс культуры, или эволюция. Много свободы воспринимается как хаос, поскольку изобилие возможностей нарушает нормальное протекание процессов бытия; в такой ситуации время выпрямляется (а для мифического сознание оно было циклично) и будущее становится тревожным и неизвестным.
Как правило, акт встречи с сакральным переживается как вторжение иной воли (одержимость как противоположность экстаза). Но такова суть лишь случайных встреч со свободой, которая в традиционных обществах была табуирована. Ей отводилась ритуальная роль (выражение «благой хаос сатурналий» ярко указывает на возрождение свободы в ритуале), как вести себя со свободой знали лишь специалисты, «религиозные формуляторы» – шаманы, жрецы. Таким образом, для профанного большинства акт встречи со свободой был возможен либо в рамках ритуалов (и здесь переживания были экстатическими), либо как случайная встреча с неизвестным, тревожным – тут переживание выглядело как одержимость. Для «окультуривания» вызова сверхбытия необходимо было участие тех, кто ведает – ведунов, знахарей, шаманов, чей опыт делал их более свободными.
Встречу со свободой, открывающей нам новый простор, мы можем переживать как чудо. Через чудо проявляет себя и сакральное. И сакральное, и свобода есть то, что нельзя просто иметь. Ими не владеют, их реализуют. Зато можно владеть сакрализованным, то есть приобретенным благодаря свободе – новым знаниям, предметам, которые нужно расценивать как подарки сверхбытия. Но как сакральное, так и свобода требуют жертв на свой алтарь.