Сивым дождём на мои виски                         падает седина, И страшная сила пройденных дней                               лишает меня сна. И горечь, и жалость, и ветер ночей,                                 холодный, как рыбья кровь, Осенним свинцом наливают зрачок,                               ломают тугую бровь. Но несгибаема ярость моя,                        живущая столько лет. «Ты утомилась?» —                 я говорю.                        Она отвечает: «Нет!» Именем песни,            предсмертным стихом,                              которого не обойти, Я заклинаю её стоять                 всегда на моём пути. О, никогда, никогда не забыть                           мне этих колючих ресниц, Глаз расширенных и косых,                       как у летящих птиц! Я слышу твой голос —                   голос ветров,                              высокий и горловой, Дребезг манерок,               клёкот штыков,                           ливни над головой. Много я лгал, мало любил,                        сердце не уберёг, Легкое счастье пленяло меня                         и лёгкая пыль дорог. Но холод руки твоей не оторву                           и слову не изменю. Неси мою жизнь,              а когда умру —                           тело предай огню. Светловолосая, с горестным ртом, —                               мир обступил меня, Сдвоенной молнией падает день,                         плечи мои креня, Словно в полёте,              резок и твёрд                         воздух моей страны. Ночью,     покоя не принося,                 дымные снятся сны. Кожаный шлем надевает герой,                         древний мороз звенит. Слава и смерть — две родные сестры                                 смотрят в седой зенит. Юноши строятся,              трубы кипят                       плавленым серебром Возле могил          и возле людей,                      имя которых — гром. Ты приходила меня ласкать,                         сумрак входил с тобой, Шорох и шум приносила ты,                        листьев ночной прибой. Грузовики сотрясали дом,                       выл, задыхаясь мотор, Дул в окно,         и шуршала во тьме                       кромка холщовых штор. Смуглые груди твои,                 как холмы                        над обнажённой рекой. Юность моя — ярость моя —                       ты ведь была такой! Видишь — опять мои дни коротки,                         ночи идут без сна, Медные бронхи гудят в груди                          под рёбрами бегуна. Так опускаться, как падал я, —                           не пожелаю врагу. Но силу твою и слово твоё                      трепетно берегу, Пусть для героев               и для бойцов                      кинется с губ моих Радость моя,           горе моё —                    жёсткий и грубый стих. Нет, не любил я цветов,                      нет, — я не любил цветов, Знаю на картах, среди широт                          лёгкую розу ветров. Листик кленовый — ладонь твоя.                            Влажен и ал и чист Этот осенний, немолодой,                      сорванный ветром лист.

[Русская и советская поэзия для студентов-иностранцев. А.К.Демидова, И.А. Рудакова. Москва, изд-во "Высшая школа", 1969.]