— Джек, — сказала Виолета брату на следующее утро, — я опять хочу просить тебя об одолжении.

— С радостью, Ви, готов всё исполнить. Кстати, скажи, что твой бедный палец? Неужели так болит, что ты не можешь ехать на бал? А там, должно быть, будет славный ужин!

— Ну, это, право, меня мало соблазняет. Прошу тебя, Джек, спроси здешнего всезнающего немца, который час в римских монастырях назначен для приёма посетителей, я бы хотела осмотреть некоторые места; думаю, что мы могли бы начать с Via Carmi, спроси Муррея, что он знает по этому вопросу.

Немедленно призванный тевтонец дал на этот раз весьма неудовлетворительный ответ. Пожав плечами и оскалив свои белые зубы, он объявил, что ничего не смыслит в делах религии — и касательно монастырей и их обитателей не может ровно ничего сообщить.

— Я надеюсь, однако, вы читаете свою Библию? — спросил его довольно строго Джек.

— Простите меня, сударь, я не желаю рассердить вас, но предпочитаю не отвечать на этот вопрос. Вам, барышня, позволю себе посоветовать взять экипаж и ехать прямо в монастырь, там и сообщат вам о часах приёма.

— Отец мой дома?

— Нет, барышня, он выехал.

— В таком случае, Джек, нам остаётся самим справиться с этим вопросом. Прошу тебя, будь готов поскорее.

Виолете не потребовалось много времени на туалет, через пять минут она уже появилась в чёрной фетровой шляпе и в простом длинном пальто, похожем на мужской ульстер: синий шёлковый шарф, служивший перевязью для её больной руки, составлял оригинальный контраст с её тёмным костюмом. И так как при этом она носила короткие волосы, то Джек, увидя её, невольно воскликнул:

— О, Ви, ты совсем похожа на мальчика, теперь тебя все примут за мужчину!

— Не говори таких пустяков, — перебила она его, покраснев, однако, от сказанного, — едем скорее!

Пока экипаж катился по незнакомым им кварталам, мимо еврейских антикварных лавок и других магазинов, Виолета старалась убедить самое себя в благоразумии своего поступка. «Я обязана дать ему знать о себе, так как я обещала. Мы, Грентлеи, держим своё слово, чего бы оно нам ни стоило, в силу этого и я должна поступить именно так».

В сущности же она сама смутно чувствовала, что все эти объяснения могли быть допущены только с большою натяжкою.

Войдя в ворота монастыря, Виолета дала привратнику франк. Теперь её сердце было полно тревожного и радостного ожидания — снова увидеть брата Поликарпа.

— Джек, — сказала она, — соберись со всею твоей вежливостью и спроси, когда посетители могут входить в монастырь?

Молодой ирландец, открывший им дверь, казалось, был очень удивлён желанием англичан видеть монастырь.

— Уверяю вас, — сказал он, — что строение наше так ново, что в нём решительно нет ничего достопримечательного, но прошу, войдите, если вам угодно. Вот здесь вы можете пройти по коридору и прочитать имена всех братьев, написанные на их дверях, затем мы осмотрим с вами часовню, это лучшее, что мы имеем, а стоящие там новые хоругви в честь Пресвятой Богородицы и св. Августина великолепны!

— Два английских джентльмена, желающие осмотреть монастырь, брат Френсис, — сказал он, проходя мимо, монаху, сажавшему во дворе деревья.

Брат Френсис посмотрел пристально на джентльмена с синей повязкой и затем, как бы сконфузившись, снова уставил глаза в землю.

— Да, сэр, у нас здесь во всём употребляется белая краска, — отвечал проводник, на вырвавшееся по этому поводу восклицание Виолеты.

— О, смотри, — закричал Джек, — ведь это имя знакомо нам, не правда ли, Ви?

Имя, на которое указывал пальцем мальчик, было — «брат Поликарп», написанное на белой двери большими чёрными буквами.

Лицо Виолеты вспыхнуло, она уже минут пять тому назад прочла это имя, но, к счастью, простодушный ирландец не заметил её смущения.

— Так вы знаете нашего брата Поликарпа? Это замечательно способный человек; если вы хотите его видеть, он будет очень рад…

— Это? — обратился он к мальчику. — Это корабль, работа одного из наших братьев, который был матросом. Не угодно ли вам посмотреть его ближе.

— Корабли — это моя страсть, но только новой конструкции, а не ваши старинные железные чудовища.

— Войдите, — сказал брат Поликарп, и ирландец открыл к нему дверь.

— Брат Поликарп, вот два английских джентльмена, желающие вас видеть.

В эту минуту Виолета ненавидела себя, унижение её не имело границ, когда она увидела высокую фигуру брата Поликарпа, вскочившего со стула и глядевшего на неё широко открытыми изумлёнными глазами.

— Молодой джентльмен? — этот вопрос выражали вся его поза и тот жест, с которым он протянул к ней руку. — Что это за маскарад?

К счастью, Джек дал ей время объясниться, мальчик крикнул только короткое «Good morning» брату Поликарпу, бросил рассеянный взгляд на неинтересные подробности его комнаты и быстро направился в конец коридора к модели корабля, стоявшей там под стеклом; ирландец последовал за ним; брат Поликарп и Виолета остались одни.

— Уверяю вас, что это просто какое-то странное недоразумение, — прошептала она, подняв на него глаза.

— Слава Богу, — воскликнул молодой человек, и лицо его так просветлело, что сделалось снова прекрасным.

Но глаза его вновь омрачились, как только он заметил синий шёлковый шарф, поддерживавший её руку.

— Это только из предосторожности, — улыбнулась Виолета.

Успокоенный, он высказал ей всю радость по случаю этой неожиданной встречи.

— И неужели вы действительно можете жить и быть счастливы в этом печальном и пустынном месте? — спросила она.

С минуту он не был в силах ей отвечать и невольно сжал руки, вспоминая только что пережитое им. На лицо его снова набежала тень.

— Я - колеблющийся и никуда не годный человек, — я солгал бы, если б ответил вам, что теперь я здесь счастлив.

— Почему же именно теперь, а не прежде?

«Почему? Потому что теперь я узнал вас», — хотел он ответить, но удержался и промолвил:

— Я не могу этого сказать вам, — затем, вздохнув глубоко, он продолжал. — Можете ли вы обещать сохранить в сердце воспоминание обо мне, если даже мы никогда более не увидимся вновь? Мне кажется, что я могу вас просить об этом, хотя не смел бы настаивать на ответе.

— О, мне так тяжело, — сказала девушка, и тон, и голос её придали особый глубокий смысл этим простым словам. — Жизнь здесь мне кажется ужасной; скажите, не может ли вам помочь мой отец: он так добр и так опытен?

За один взгляд, которым сопровождались эти слова, всякий мог бы полюбить её, и, действительно, теперь жалость к брату Поликарпу наполняла всё её сердце.

— Боюсь, что кроме Бога и меня самого никто на свете не может помочь мне, — быль его печальный ответ.

Молодой человек в своей красной рясе представлял из себя в настоящую минуту тяжёлую картину.

Такое впечатление получил и Джек, который, наконец, вернулся в комнату и начал излагать свои критические замечания касательно корабля под стеклом.

Приход мальчика привёл в себя брата Поликарпа, и, собрав все свои силы, он предупредительно и любезно вступил в общий разговор.

Монастырский колокол пробил двенадцать, и он был принуждён проститься с посетителями.

— Брат Поликарп выглядит совсем особенным среди всей этой толпы торгашей и нищих, населяющих Via Carmi, — правда, Ви?

— Правда, — отвечала задумчиво Виолета.

— Я ужасно рад, что он подбил тебя своим мячом, без этого нам никогда не пришло бы в голову осмотреть это место.

— Ты страшный эгоист, Джек! — воскликнула сестра, но с такою улыбкой, которая показывала, что на этот раз сорвавшееся у него замечание не обидело её.