Как сладкую песню, люблю я Кавказ!

Она замолкла, всплеснула руками и только тихо повторяла: "Кавказ, Кавказ!"

Мало-помалу утомление взяло свое - все прилегли по кроватям, дортуар погрузился в полную тишину. Окно давно было закрыто, но белая ночь глядела сквозь стекла и мягким светом ложилась на белокурые и темные головки, ласкала своим бледным лучом и, казалось, шептала им: "Спите, дети, спите, бедные дети, своим последним беззаботным сном!"

***

На другое утро, с девяти часов, дортуар наполнился маменьками, родственницами, портнихами, горничными. Все суетились и толкались. Девочки преобразились: в высоких прическах, в белых пышных платьях с голубыми поясами они казались выше, стройнее.

В десять часов началась обедня, выпускные стояли впереди всех, а за ними родные и родственники, приехавшие за девочками. После молебна отец Адриан вышел из алтаря, стал перед аналоем и обратился к девочкам.

- Белый цвет, - начал он, - есть символ невинности. Институт выпускает вас из стен своих невинными душою и телом. Да почиет на вас благословение Божие, и да не сотрет с вас жизнь невинности, наложенной на вас институтом…

Девочки плакали… Речь кончилась, стали выходить из церкви. Когда Надя Франк проходила уже церковные двери и здоровалась с Андрюшей, то услышала сзади себя:

- А вы-таки плакали? - Она радостно обернулась: рядом с ней стоял Евгений Михайлович, сдержавший свое слово и приехавший к ее выпуску.

- А цветы засушили? - весело спросила она его. Вместо ответа молодой человек просунул пальцы за борт сюртука и между двумя пуговицами осторожно потянул синюю ленточку.

- Цветы здесь,- сказал он.

Надя покраснела, засмеялась и пошла за подругами.

Снова весь институт собрался в актовом зале. Maman сказала небольшую речь, ту же, которую говорила каждый год. Затем все девочки по очереди подходили благодарить ее и целовали руку. Потом сказал свою речь Минаев, затем все классы, кроме второго (ныне первого), ушли, и девочки снова разбились группами. Теперь шло сердечное прощание с классными дамами, с любимыми учителями, просьбы о фотографических карточках. Прощаясь с остающимися подругами, записывали адреса. Давали клятвы писать, не забывать.

Наконец шляпы надеты. Последние объятия и поцелуи кончены. Девочки двинулись в сопровождении родственников в швейцарскую; надеты пальто, накидки. Карета за каретой подъезжает к крыльцу, и девочки разъезжаются по домам.

- Прощайте, Шкот, прощайте, моя королева, - шепчет Франк своей подруге, и девочки в первый раз обнимаются и горячо целуют друг друга.

- Прощай, Люда, не плачь, не плачь! - обращается Надя к пепиньерке.

- Не плачьте, Люда, - слышит девушка с другой стороны, и слезы ее высыхают, глаза сияют, и она весело говорит:

- Я и не плачу, m-r Andre!

- Прощайте, Надежда Александровна, желаю вам счастья, - говорит Евгений Михайлович, подсаживая в карету Надю Франк.

- Счастливо оставаться! - говорит Яков, захлопывая дверцы последней кареты и кладя в карман последнюю полученную трехрублевку.

Двери швейцарской захлопываются, и тридцать благовоспитанных девиц навсегда покидают свой родной институт.

This file was created

with BookDesigner program

[email protected]

18.06.2008