Вот моя квартира, вот мой дом родной… Захлопываю за собой входную дверь, будто хочу ею отгородиться от всего того, что уже случилось. Бросаю вещи прямо на пол. Включаю Ванькину музыку, точнее, реквием Верди… Падаю спиной на тахту и плачу на протяжении всего звучания. Размазываю слёзы по щекам и чувствую элементарное сиротство.

Однако – всё! Я же сильный человек! Да! Я – сильный человек! Надо собраться! Я должен начать новую жизнь! Весь свой душевный непокой я должен преодолеть своей занятостью. Я буду работать так же, как в Булуне! Я буду учиться дальше! Я пойду в больницу Медицинской академии к Воронову!

«А в личном?» – скрипит голосок из глубины сознания.

– Что-нибудь придумаю! Я действительно придумаю! Я всё выброшу из головы!

«И Ваньку?» – скрипит тот же голос.

Не знаю, что ответить… Я опять потерял человека. Теперь уже – совсем родного мне человека. Анализируя свою предыдущую жизнь, понимаю, что во взаимоотношениях с Ванькой было что-то очень существенное, как я думал, для нас обоих. Оказалось, не для обоих. Честно признаюсь, сам не знаю, как с этим справлюсь.

В своей маленькой комнате мебель я переставил. Ванькину подушку забросил на антресоль. Наши две рюмки опять спрятал очень далеко. Ванькин аудиоцентр убрал в стенной шкаф, а себе купил наконец-то свой. Его записи переписал, чтобы иметь свои. Буду давить воспоминания.

Всё! Прошлое забыто! Я должен иметь всё своё!

Теперь, чтобы не сойти с ума, надо работать, работать и ещё раз работать! Завтра же пойду в больницу академии!

– Юрий Степанович! – совсем немолодой мужчина в белом халате протягивает мне руку. – А вы – Саша, вернее, Александр Николаевич Елизов. Верно?

– Да, это я…

– Кирилл Сергеевич мне про вас говорил. И написал очень подробно и в превосходных степенях. Вам повезло. У него добиться похвалы – задача трудная.

– Простите… Я не добивался специально. Само как-то получилось… Когда с Ваней работал.

– Про Ваню он отдельно написал. Там был архисложный случай. Но ему показалось, что вы – именно тот человек, который справится. Надо сказать, у Кирилла Сергеевича глаз – алмаз. Практически он не ошибается никогда. Жаль, что сидит в этом Булуне. Давно бы здесь профессором стал! Короче, Саша, давайте, я буду вас звать так, когда мы тет-а-тет. Пойдёмте, вы мне покажете, на что способны.

– Так сразу? – осторожничаю я.

– А чего ждать? Идёмте!

Входим в палату.

– Будьте добры, встаньте, – просит Юрий Степанович одного из больных.

Тот медленно встаёт.

– Александр Николаевич, осмотрите его, пожалуйста, и скажите, что вы нашли.

Смущаясь, подхожу и провожу руками вдоль тела стоящего пациента, естественно, его не касаясь.

В области шеи, а потом между лопатками пальцы начинает крючить. Очень сильно крючит. Дальше вроде ничего. Провожу ещё… Всё повторяется. Но теперь пальцы на шее как будто что-то колет. Поворачиваю его к себе лицом. Смотрю… Ловлю себя на том, что в области желудка вижу тёмное пятно. Желудок… Интересно, что там? Вожу рукой там. Какие-то странные ощущения. Пытаюсь понять… Точно. Пальцы крючит. Может, и здесь язва? Похоже, что так… Ну как у Дмитрия Павловича в Булуне.

– Ну что? – как-то нетерпеливо спрашивает Юрий Сергеевич.

– Видимо, остеохондроз шейного и грудного отделов позвоночника. Шейные позвонки скорее всего с шипами, если это можно так назвать. Всё сильно зажато. Думаю, что боли очень сильные.

– Конечно уж, – хмыкает пациент. – Ночей не сплю! Голову по полчаса устраиваю!

– И, видимо, язва. Наверное, желудка… Мне так кажется. Или двенадцатиперстной кишки… Скорее, желудка.

Последнее вызывает у Юрия Степановича откровенное удивление. Конечно! Ведь отделение неврологическое, желудки тут не лечат! Не больница в Булуне, где лечат в одном месте всё и сразу.

– Ты лучше скажи, как эту язву вывести! Специалисты, – ворчит больной. – Что она есть, я уже сам два года знаю.

– Подумать надо, – неуверенно говорю я, – А пока с алкоголем надо прекратить.

– А откуда ты знаешь? – несколько удивлённо вырывается у него.

– Знаю! Даже вижу.

А я действительно вижу!

– Подумать… про язву… – пациент вздыхает и ложится на кровать.

– Спасибо, – благодарит его Юрий Степанович. – Пойдёмте, Александр Николаевич.

В кабинете заведующего отделением сажусь на диван и жду вердикта. Юрий Степанович садится напротив меня и долго молча рассматривает.

– Ну что? – не выдерживая его молчания, спрашиваю я.

– Да, – улыбается он, – Кирилл Сергеевич опять прав. С вами, Саша, и рентгена не надо. Сказали вы всё правильно. Правда, про язву я действительно не знал, не мой профиль. Вы сказали, что подумаете, как его лечить. Верно?

– Сказал…

– Вот и подумайте! Завтра обсудим, коллега, – и он протягивает мне руку. – Значит, завтра жду. В шесть. Устроит?

– Я приду, – говорю я уверенно, ведь уже понял – моя жизнь круто меняется!

С утра думаю, как я буду работать с моим первым здесь пациентом. Вроде какой-то опыт я уже наработал, но слова Кирилла Сергеевича о вечном сомнении в правильности выбранного метода не дают мне покоя.

– Шеф! Ты сегодня опять не в своей тарелке! – ворчит Димка, заметив, что я долго пялюсь на рычаг подвески и ничего с ним не делаю. – Отойди! Сам разберусь. И вообще, философствовать о смысле жизни брательника лучше над движком в соседнем боксе. Вали!

Послушно иду в соседний бокс.

Парням я рассказал про разрыв с Ванькой. То, что можно было. Они меня, похоже, поняли. Не знаю, может, зря я стал своим личным трясти? Но мне так не хватает человека рядом! А к Даше меня что-то не пускает…

В шесть вечера вхожу в ординаторскую отделения. Юрий Степанович уже меня ждёт.

– Здравствуйте, Саша! Ну как? Придумали?

– Так, кое-что… Думаю, что надо несколькими сеансами массажа позвонки разогреть, а потом осторожно начать их разрабатывать, то есть двигать. Это чтобы если не убрать совсем, то по крайней мере уменьшить защемлённости. Их ведь у него много. Вообще-то мне в Булуне уже приходилось такое делать. Про язву, правда, я ещё не придумал. Хотя с язвой у меня там тоже был опыт.

– Времени впереди много – придумаете, – Юрий Степанович похлопывает меня по плечу. – А про вашу работу по вправлению позвонков Кирилл мне расписал в красках. Уверен – сможете.

– А рентген больного можно посмотреть?

– Конечно! Вот он…

Беру снимок и смотрю на свет, как я делал у Кирилла Сергеевича.

– Саша! Есть же специальное приспособление! Дайте снимок.

Юрий Степанович цепляет снимок на светящуюся поверхность специального фонаря.

– Вот…

Долго смотрю. Многое мне знакомо. Убеждаюсь, что не ошибся.

– Ну вроде ясно…

– Тогда вот вам ваш халат. Идите и работайте! Свой стол в ординаторской у вас тоже будет. Но попозже, когда войдёте в штат.

– Ну здравствуй, путешественник!

Илья Анатольевич впускает меня в квартиру.

– Здравствуйте! Вот, приехал…

– Вижу. Пойдём в кабинет.

В этой комнате он, как обычно, располагается в своём кресле, а я сажусь на диван.

– Ну рассказывай! Уверен, что тебе есть чем похвастать, – Мастер по-доброму усмехается.

Не знаю, чем хвастаться. Тем, что Ваньку потерял?

Понемногу рассказываю про свою работу в больнице в Булуне, потом – как стал работать в больнице Медицинской академии.

– То есть ты собрался идти в медицину, – задумчиво говорит Илья Анатольевич. – Что ж… Одобряю! Может быть, это и есть то, что у тебя будет получаться лучше, чем у других. Только постарайся получить ещё и медицинское образование.

– Я в общем-то уже созрел для этого.

– Большому кораблю – большое плаванье. Желаю тебе успехов, Саша. И всё-таки не забывай меня, старика. Нам с тобой очень бы стоило ещё позаниматься. Ты должен всё время отдавать себе отчёт в том, что стоишь только в самом начале познания огромной науки, если хочешь, о запредельном. Я бы даже сказал, что это вообще целая философия. То, чему я тебя успел научить за наши с тобой встречи, это ещё самые азы, да и то не все. Конечно, ты очень многое пробуешь сам, возможно, даже развивая знания в этой области, но многих фундаментальных вещей ещё не знаешь. Согласись, открывать то, что уже кем-то открыто, – напрасная трата времени. Учти, пожалуйста, то, что я сейчас сказал. И помни: есть некий старик Кох, который может тебе пригодиться. Короче – надо учиться дальше!

– А можно? – осторожно спрашиваю я, поскольку наши регулярные занятия давно уже прекратились.

– Обижаешь! Было бы у тебя время с твоими наполеоновскими планами.

– Я буду учиться! По выходным… Можно?

– Конечно же, можно! Я сам очень хочу, чтобы ты продолжил.

…Летаю от своего автосервиса в больницу. Короче, всё как в Булуне.

Мой пациент терпеливо сносит мою работу. Иногда кряхтит. Уже прошла неделя, а он мне похвастался, что стал спать хорошо, потому что болей почти нет. Чёрт его знает! Может, от моей работы, может, от физиотерапии…

Сегодня пятнадцатое августа. Ванькин день рождения… Сегодня ему двадцать один… Дома, перед ужином, ставлю на стол бутылку водки. Достаю одну из наших рюмок и пью за его здоровье. Напрягаюсь, думая о нём. Мне почему-то кажется, что только так я могу его поздравить. Пусть у него будет всё хорошо! Он, конечно, повзрослеет и всё поймёт сам. Зачем я буду судить молодого пацана!

А вот я… Пойму ли я? Хотя тоже – хорош! Вернулся, а так и не позвонил Даше. Стыдно приходить к ней после такого долгого перерыва.

С постоянным теперь одиночеством я уже почти свыкся. Стимулирует к работе! А когда отвлекаюсь от неё, родимой, внутри тошно. Может, в церковь сходить? Говорят, полегчает…

В церкви полумрак, лики святых угодников кажутся какими-то строгими, а глаза пронзительными. Будто все они стремятся заглянуть мне в самую душу.

Не зная, к какой иконе надо идти со своей свечкой, которую я купил при входе, останавливаюсь почти в центре. Пространство храма божьего странно воздействует на меня. Я буквально физически ощущаю, как что-то во мне устремляется ввысь. Может, мое сознание?

– Господи! Прости мне мои грехи! Будь милостив, прости… Научи меня, грешного, как жить дальше. Помоги мне в делах моих праведных. Помоги научиться освобождать людей от страданий.

Я шевелю губами, повторяя свои просьбы ещё и ещё. Потом делаю несколько шагов вперёд и останавливаюсь у иконы Божьей матери с младенцем. Зажигаю свечу, ставлю… Поднимаю глаза к её лику, чтобы перекреститься, и вздрагиваю. Вместо лика Божьей матери я вижу лицо… Даши. Холодок пробегает по спине. Неловко крещусь и поспешно ухожу.

Что это может быть?

…Стою у могил Ванькиной бабушки и нашего с ним отца.

Я не мог сюда не приехать. Понял, что должен в первую очередь положить цветы от Ваньки. Сам я отца не помню. Мне было полтора года, когда он ушёл. Не знаю уж, кто из них был в этом виноват, но мать не говорила о нём плохо. Да и не уйди он от нас, не было бы Ваньки на свете… Короче, пусть земля им всем будет пухом!

– Саша, – завотделением приглашает меня в свой кабинет.

– Да, Юрий Степанович!

– Скажите, вы собираетесь получать медицинское образование?

– Я думал об этом. Хотел бы. Только на вечернем мне учиться будет невозможно так как я работаю вечерами здесь. А днём зарабатываю на жизнь в своём автосервисе…

– У вас свой автосервис? – удивляется он.

– Да. После смерти матери я продал нашу «двушку», выкроил деньги и открыл своё дело. У меня двое рабочих, да и сам я тоже гайки кручу. Свою машину я собрал практически из автохлама. Я ведь инженер-механик. Так что если у вас будут проблемы с вашим автомобилем – готов сделать всё хорошо и бесплатно.

– Ну ладно… К этому мы, возможно, ещё вернёмся, – Юрий Степанович задумчиво смотрит на меня. – Проблемы действительно есть, а пока поговорим про вас.

– Готов…

– Судя по вашим способностям, вы умеете учиться, а главное, учитесь легко.

– Свой институт я закончил за четыре года вместо шести. Сдавал очень многое экстерном.

– Это замечательно! Именно такой вариант я и хотел вам предложить. Согласны?

– Конечно! О какой специализации пойдёт речь? Можно, для начала врач общей практики?

– Ого! Только для начала!

– А там посмотрим. Может, потом ещё на что-то решусь, – улыбаюсь я. – Время покажет!

– Вот и отлично! Только сначала я хочу вас познакомить с нашим ректором. Не испугаетесь? – он улыбается мне в ответ.

– Постараюсь…

– По правде говоря, это он хочет с вами познакомиться.

– Сергей Петрович, я привёл того молодого человека, о котором тебе говорил. Кирилл его очень рекомендует!

– Здравствуйте, Александр Николаевич.

Тоже седой, тоже очень сухощавый, но в отличие от Кирилла Сергеевича уже с большой залысиной, человек крепко жмёт мне руку.

– Здравствуйте, Сергей Петрович…

– Кстати, Юра, мне Кирилл о нём тоже написал. Правда, официально рекомендуя, через канцелярию, – бросив взгляд на Юрия Степановича, ректор посмеивается и, уже обращаясь ко мне, шутливо замечает: – Так что, молодой человек, вся подноготная ваша нам подробно известна от нашего агента в Булуне!

– Ну спасибо Кириллу Сергеевичу. Он мне как отец стал.

– Замечательный человек! – тихо произносит ректор. – Ну а вами мы просто обязаны заняться! И заняться всерьёз!

– Я готов! Хоть с сегодняшнего дня!

Возможно, это звучит пылко, поэтому оба пожилых врача от души и по-доброму смеются.

– Рвётся в бой! Я же говорил! – Юрий Степанович кладёт руку мне на плечо.

– Саша… Можно, вас я так буду называть? – между тем продолжает ректор. – Что вы скажете об этом?

Он подаёт мне программу обучения студентов по курсу «Врач общей практики». Пробегаю её глазами. Ох-х… Спасибо Кириллу Сергеевичу! Почти треть из указанных предметов я уже изучал самостоятельно или в Булуне под его руководством!

– Знаете… Кирилл Сергеевич, когда рекомендовал мне литературу, наверное, исходил из этой программы, – бормочу я и, взяв карандаш, начинаю отмечать предметы. – Вот это, это, это… И это! Короче, вот эти помеченные предметы я уже проходил самостоятельно или с ним. Наверное, через месяц я смогу уже что-то из них сдать.

– Да… – видимо, слегка опешив, произносит Сергей Петрович. – Продолжаю удивляться. Ай да Кирилл! Ну что ж! Пишите заявление с просьбой принять у вас вступительные экзамены на заочный факультет нашей академии. Думаю, школьный курс биологии и другую ерунду вы за две недели повторите и сможете сдать.

– Попробую… Да вообще-то – конечно, успею! – решаюсь я.

– Ну и принесите ваш инженерный диплом, обязательно с вкладышем. Наверное, кое-что из ваших прежних стараний мы сумеем вам перезачесть.

– Спасибо! Обязательно!

– Юра, – теперь он обращается уже к завотделением, – ты помогай, если что.

– Ну конечно! Саша, может, вам эти две недели не ходить в больницу?

– Нет! У меня уже есть больные, которые мне верят, – поспешно отвечаю я и замечаю, что при этом оба доктора переглядываются. – Я не имею права обмануть их надежды.

– Да, Юра… – ректор вздыхает. – А мы с тобой всю дорогу лоботрясов всяких учим, учим… Всё пытаемся их врачами сделать, ответственность им привить… Саша, вы ко мне заходите, не стесняйтесь! Вот мой мобильный. Мне бы было очень интересно с вами ещё поговорить на темы ваших позвоночных успехов. Договорились?

– Конечно, Сергей Петрович! Обязательно!

– Ну ладно, Сергей, мы пойдём…

– Да! Чуть не забыл! После поступления вы сразу пишите на моё имя заявление о сдаче экстерном. Юра, ты подскажешь.

– Безусловно!

Выходим.

* * *

Едва выдался свободный вечер, сразу стало как-то мерзопакостно на душе.

Вспоминаю Лену и Павла. Когда я их видел в последний раз? Почти перед отлётом в Булун. Они тогда, такие весёлые и счастливые, приезжали к нам на работу. Димка теперь часто общается со своим командиром. А весёлые и счастливые потому, что они вместе даже тогда, когда порознь.

Напрашиваться к ним в гости и там выплакивать Лене свою беду? Вообще-то это как-то недостойно. Чего опять людей грузить?

А Даша? Это ведь совсем другое! Она же сказала, что она у меня есть. Но не буду же я ей всё рассказывать, как когда-то Лене в электричке. Да и стоит ли выговариваться кому бы то ни было? Я взрослею, жизнь меня учит сдержанности, умению преодолевать всё самому. И спасибо ей за это!

Нет! Всё-таки я должен позвонить Даше. Набираю номер телефона.

– Привет…

– Ой, здравствуй, Саша! Очень рада тебя слышать! Ты давно приехал?

Не могу ей врать. И будто ныряю в холодную воду.

– Даш… Врать тебе не могу… Почти два месяца назад… – и жду приговора.

– Ох, Сашка… – она вздыхает. – Как тебе не стыдно… А ведь я беспокоилась.

– Прости. Мне было очень плохо… Мы с Ванькой сильно поссорились. Короче, он остался там…

– Ты сильно переживаешь? – с явным сочувствием спрашивает она.

– Сейчас уже меньше… Я остался один. Понимаешь… В том своём состоянии я не мог приползти к тебе за сочувствием.

– Это понятно… Только ты забыл, что я у тебя всё-таки есть и с удовольствием встречусь с тобой в любом твоем состоянии.

Молчим, каждый в свою трубку. Первой нарушает молчание Даша.

– Судя по тому, что ты позвонил…

– Да. Теперь я хотел бы встретиться, – перебиваю я её.

– Понимаешь, – после некоторой заминки отвечает она, – в моей жизни произошли… очень большие перемены…

– Ты вышла замуж? – снова перебиваю я.

Очевидно, это звучит с сильным беспокойством, потому что, я это чувствую, Даша улыбается.

– Нет, Саша. Замуж я не вышла и, чтобы сразу решить твои сомнения, то и нового мужчину не завела. Но теперь я тоже очень нужна одному человеку и поэтому у меня совсем нет времени. Ты это должен понять.

– Мне это понятно, но не понятно, что это за человек. Что-нибудь с отцом?

– Папа – как всегда… Он сейчас на работе в вечер. Его гастрит, конечно, обострился. Пьёт ведь…

Опять повисает пауза. Я понимаю, что она чего-то недоговаривает. Становится тревожно, и я решаюсь.

– Даш… Можно, я к тебе сейчас приеду?

– Сейчас? – удивлённо переспрашивает Даша.

– Сейчас.

– Я не знаю…

– Короче, я выезжаю, – уже в третий раз перебиваю я её.

Действительно, я созрел до мысли, что хочу её увидеть. Мой расчёт прост – она, если я приеду, не сможет меня не пустить, тем более отца нет дома.

– Ну ладно… – будто выдавливает она.

Даша живёт достаточно далеко от меня. Хорошо, что сейчас уже половина десятого вечера и ежедневные питерские пробки пошли на убыль. Так что больше еду, чем стою.

Пытаюсь разобраться в своей голове и ловлю себя на том, что в висках стучит: «Новая жизнь, новая жизнь…» Можно подумать, что по железной дороге еду, так хорошо это легло бы на стук колёс поезда! Я должен снова стать жёстким, упругим, готовым к любым неожиданностям. Все сопли должны остаться в прошлом! Ванька, который теперь уже не мой, – это перевёрнутая страница моей жизни. И вместе с переворотом этой страницы в забытьё должно уйти и всё хорошее, и всё плохое, что было с ним связано.

«А ведь хорошего-то было куда больше», – снова просыпается скрипучий голос из глубины сознания.

– Больше, меньше… Теперь это уже неважно! Всё прошло!

«А что для тебя важно?» – не унимается голос.

– Для меня важно настоящее и будущее! – я старательно затыкаю треклятый голос.

«Но ведь без прошлого и того, что воспитано там, нет будущего. А Ванька, сам того не желая, много хорошего в тебе воспитал».

– Вот и буду стараться быть не хуже…

Слава богу, доехал.

Дверь на мой звонок распахивается сразу, будто Даша ждала около неё. Стою и не знаю, что сказать, как сейчас себя вести. И опять вспоминаю Ваньку! Так же я стоял перед ним тогда, у его дома, в самом начале…

– Вот… Я приехал…

Господи! Это и тогда звучало так же!

– Сашка! Милый! – Даша берёт меня за плечи, сама прижимается ко мне и тихонечко, шёпотом. – А я тебя ждала…

Тоже прижимаю её к себе, но это какое-то отчаяние с моей стороны. Я же за неё цепляюсь так же, как раньше Ванька за меня!

– Ладно, пошли на кухню, – решает наконец Даша.

Мне всё равно, послушно иду за ней.

– Кофе будешь?

– Ага… С удовольствием.

Под её суету с кофе начинаю рассказывать про Булун, про Ваньку, про эти два месяца со дня возвращения.

– Значит, ты снова учишься, – со странным выражением говорит Даша, наливая мне кофе.

В её фразе есть и грусть, и уважение. Но чего-то нет, а чего, я пока ещё не понял.

– Да, я учусь, – подтверждаю я. – И знаешь, мне это очень интересно.

Я хочу ещё что-то сказать, но в комнате рядом с кухней вдруг начинает плакать… ребёнок!

– Ну вот… Разбудили, – бормочет Даша, вскакивает и бежит в комнату.

Невольно я тоже встаю и иду за ней.

Вид Даши, укачивающей на руках маленький свёрток, обливает меня холодным душем. Не это ли я видел тогда в церкви? Предсказание? Да, это было предсказание мне о том, какой я увижу Дашу.

Она осторожно кладёт ребёнка в кроватку, берёт меня за руку и тянет на кухню.

– Вот… Пришлось тебя познакомить с Сергеем Александровичем, – улыбается она. – Вернее, это он захотел, чтобы ты с ним познакомился.

– Не понял… – ошарашенно бормочу я.

– Это твой сын, Сашенька… Сергей Александрович. Помнишь, я тебя сюда зазвала?

Машинально киваю.

– Я очень хотела ребёнка от тебя, и только от тебя. И я рада, что родился именно мальчик.

– Дашка, – выдыхаю я, вскакиваю, становлюсь перед ней на колени и прижимаю к себе. – Дашка… Прости меня…

– Не за что, Саша, – спокойно говорит она. – Мне не за что тебя прощать. Я всё сделала своими собственными руками, очень благодарна тебе за всё.

При этом она очень ласково приглаживает мои волосы и целует… в макушку.

– Я хочу, чтобы мы были вместе, – шёпотом признаюсь я.

После обретения сына, моего Серёжки, я словно по-новому взглянул на мир. Даже Ванька будто откуда-то издали помахал мне рукой в знак прощания. Что ж… Он мужик. Он всегда мне говорил об этом. А мужик не только принимает решения, но и умеет нести за них ответственность. А что до его свободы – это слишком трудное состояние. Это состояние нужно не только выстрадать, но ещё и выдержать. Неужели для меня открывается новая жизнь?

– Дорогой мой Сашенька, – прерывает поток моих мыслей Даша, – это, к нашему взаимному сожалению, невозможно. Папа после рождения Серёжи видеть тебя не хочет. Он – человек, воспитанный в старых правилах, и считает, что у нас всё не по-людски. Папу, как ты понимаешь, я не брошу. Кроме того, я тоже, как и ты, сильный человек, привыкший всё решать самостоятельно и за себя, и за других. В этом я отдаю себе полный отчёт. Кроме того, я ещё человек жёсткий и практичный. Ты представляешь, какая у нас будет вулканическая жизнь и чем она закончится? Ты же не позволишь мне что-то решать за тебя! И правильно! А у меня это в крови. Так что давай оставим всё, как оно есть.

– Дашка… Но ведь у Серёжи должен быть отец! – пытаюсь возражать я.

Теперь мы сидим на противоположных сторонах кухонного столика, как высокие договаривающиеся стороны. Я держу Дашины руки в своих.

– А у него и будет отец. Ты же будешь нас навещать?

– Ну конечно, буду! Только навещать – это одно, а жить рядом с отцом – другое.

– Повторяю, давай оставим всё как есть… Сашка… ты должен понять, что для блага Серёжи, меня и тебя… Да-да! И для твоего блага! Поверь, всё должно остаться вот так. Пока, по крайней мере.

Я ощутил, что Дашина уверенность слегка поколеблена, и это вселило в меня надежду на будущее.

– Понимаешь, Сашенька, – продолжает она, – я прекрасно осознаю, что ты совершенно незаурядный человек. Я не льщу тебе. Твои успехи в медицине, а я знаю только их, совершенно очевидно об этом говорят. Ты сейчас начал учиться снова. Это трудно. Очень трудно! Я ведь вынуждена была приостановить свою учебу на вечернем после рождения Серёжи. А тебе знания по медицине и диплом необходимы для твоего будущего. А я в него очень верю.

Тут она улыбается такой милой, ласковой улыбкой.

– Саша… Выучись. У тебя же днём работа, вечером больница, ночью учёба… А где же нам с Серёжей найти хоть какое-то свободное время у нашего папы?

Возразить мне нечего.

– Ну ты хоть деньги брать будешь? – с надеждой спрашиваю я.

– Если будешь давать, то я буду брать. Честно говоря, мы сейчас живём только на одну папину маленькую зарплату да пособие, которое тоже очень маленькое.

– Слушай, а кем он работает?

– Он хороший инженер-радиотехник, но сейчас работает ночным, а иногда и дневным и вечерним сторожем.

– Понятно… Короче!

Вытаскиваю из куртки кошелёк и вытряхиваю его содержимое на кухонный стол.

В кошельке оказалось около пяти тысяч.

– Так. Тысячу я оставляю себе на бензин и еду, а остальное забирай.

– Спасибо, Саша. Я хоть за квартиру смогу заплатить и за свет, – очень просто признаётся Даша.

– Но это же не последние! Через несколько дней я тебе ещё привезу!

– Саша, ты, кажется, любишь слова «не парься»? Так вот – не парься! Я совершенно уверена в твоей порядочности и знаю, что ты нас не бросишь. И попусту тебя напрягать не хочу.

– Дашка, – я начинаю её ласково тискать, – я даже ничего обещать не буду. Ты сама всё сказала.

– Ох, Сашенька… Как бы я хотела… Ладно!

– Чего бы ты хотела?

– Я бы хотела, чтоб ты остался. Только… папа должен скоро прийти. Так что…

– Ладно, я поехал тогда, – бормочу я и встаю.

– Саша… Ты прости меня, – Даша утыкается мне носом в грудь. – Я говорила с тобой очень сурово… Но поверь, я тебя люблю. Мне никого другого не надо.

У порога мы долго целуемся.

– Ну иди… Не хватало, чтоб вы встретились.

Я понимаю, что речь идёт об отце, и выскакиваю из квартиры.

* * *

Я – студент-заочник Медицинской академии! Сдал все вступительные экзамены на «отлично»! Сам себе удивляюсь. Сразу же написал под диктовку Юрия Степановича заявление о сдаче предметов экстерном. И уже три сдал! Даша радуется вместе со мной. Она требует, чтобы после каждого экзамена я ей докладывал. Даже зачётку ей привозил! Ну и деньги, конечно. Димке с Лёшкой я похвастал, что стал папой. Поздравляли. Даже на работе безобразие устроили, да так, что свою машину я потом загнал в бокс, а сам на маршрутке до дома добирался.

Думаю ли о Ваньке? Врать-то кому? Конечно, думаю. Может, не так часто и подолгу, как раньше, но не могу я его выбросить из головы, да и не хочу! Он мне младший братишка, о котором я должен заботиться и думать. Хотя моя тахта для меня всё равно слишком широка теперь.

Из Булуна пришли вести. Звонил Андрей. Ванька живет со Светой. Работать пристроился в больницу к Кириллу Сергеевичу, санитаром. Только, как сказал Андрей, в глазах огня нет. Понурый он, говорит, какой-то.

Пришло письмо от Кирилла Сергеевича в ответ на мой ему доклад о моих делах.

«Дорогой Саша!

Был очень рад получить от тебя письмо вообще, а такое – в особенности. Бесконечно рад твоим успехам. Поздравляю тебя с поступлением в мой родной институт, теперь академию. Держись за Юру и Сергея. Они порядочные и душевные люди и хорошие врачи». И так далее…

Потом про Ваньку:

«Ваню я взял к себе в больницу санитаром, а то эта женщина скоро его загрызёт совсем. Он мне поплакался про их отношения. Она ведь гораздо старше его!

Работает он хорошо. Старается даже чему-то учиться, но хватка, к сожалению, пока не твоя, а может, ему надо больше внимания. Иногда вспоминает тебя. Говорит, что очень тебя обидел, и кается».

Чувствовал я, что ему будет плохо со Светой! Эх, Ванька, Ванька… Глупенький ты мой…

Хожу по магазину и выбираю для Серёжки транспорт, точнее, коляску. Делаю это с таким удовольствием! Даша сама, конечно, мне её не заказывала, но я знаю, что коляски у Серёжки пока ещё нет. Сегодня я должен прийти к ним и хочу сразу же и подарок доставить.

Вот… Кажется, эта… Должна быть удобной и маме, и сыну… Пару погремушек ещё туда кинем! Для развлекухи.

Поехали… к кассе.

Затаскиваю в Дашину квартиру коляску.

– Вот! Серёжкин личный транспорт!

На Дашином лице радостное удивление.

– Ой, Сашка! Ты сам догадался! А я всё боялась просить. Теперь хоть на улицу выходить сможем. А то всё на балконе да на балконе… Спасибо тебе!

Даша обнимает меня и целует. А мне так приятно, что я оказался полезным!

– Ты знаешь… – хитренько произносит она. – А из тебя со временем может получиться неплохой папашка. Но ты не расслабляйся! Это только – со временем!

– Я постараюсь…

* * *

– Слушай, шеф! – Димка сбивчиво говорит в трубку. – Можно, я завтра на работу не приду? У меня с мелким что-то совсем плохо. В садике, понимаешь, простудили… Температура зашкаливает.

– Какая температура? – спрашиваю я, понимая, что говорю, как врач.

– Тридцать девять и шесть. А что?

– Очень много. Жаропонижающее давали?

– Не можем никак его заставить.

– А укол?

– А укол сделать сами не можем.

– Дышит как?

– Тяжело дышит.

– «Скорую» вызывали?

– «Неотложку». А те сказали, что все на выезде и что завтра придёт участковый врач.

Понимаю, что от меня сейчас зависит очень многое, а может быть, даже и жизнь пятилетнего мальчика.

– Сейчас я приеду. По дороге зайду в аптеку и возьму всё для укола. А ты свою там подготовь. Куда ехать? Я ведь у тебя ещё не был на новой квартире.

Димка быстро объясняет. Дело в том, что он только полгода как разменял свою коммуналку.

Поднимаюсь по лестнице на четвёртый этаж. Звоню.

– Привет. Извини, что тебя всполошили, – бурчит Димка.

Димка мне ближе, чем Лёха, и он знает про мои медицинские устремления.

– Твоя в курсе? – вместо приветствия спрашиваю я.

– Да, я её уболтал.

– Где ванная?

Димка показывает, и я, скинув кроссовки, иду мыть руки.

В сумке у меня сейчас есть всё, что необходимо, – и жаропонижающее, и спирт, и шприцы. Даже фонендоскоп, а проще трубку, я взял с собой. Спасибо Кириллу Сергеевичу, что подарил в Булуне свой.

– Как зовут твоего мелкого?

– Вовка.

– Пошли!

Димкина жена Катя сидит рядом с мальчишкой.

– Здорово, – здороваюсь я с ней, зная, что она меня за что-то недолюбливает. – Разреши-ка мне тут присесть…

Катя молча уступает мне своё место возле Вовки.

– Ну привет, Вовка-морковка, – улыбаюсь я пацану.

– Привет… – он вдруг тоже улыбается мне.

– Он улыбнулся! – тихо произносит Катя за моей спиной. – А ведь даже глаз не открывал…

– Ты, Вовка, лежи спокойно, а я тебя немножко посмотрю. Хорошо? – спрашиваю я его.

– Хорошо… А это не больно?

– Нет, конечно! Я только руками немного повожу над тобой…

Я специально не хочу сначала слушать его, чтобы голова не сбивала рук. По мере своей практики я стал понимать, что сначала руки, а потом уже всё остальное от традиционной медицины. Пальцы крючит как раз над лёгкими, да и дышит парень уж очень тяжело. И вижу я тёмное пятно именно в этом месте. Точнее, где-то справа… И на горле…

Достаю трубку.

– Давай я послушаю, что там у тебя внутри. Можно? – спрашиваю я, заглядывая в детские глаза.

– Давай…

Осторожно сажаю мальчишку. Долго слушаю. Действительно, справа хрипы. Особенно со спины слышно.

– Давай горлышко посмотрим?

– Давай… Ты не будешь мне ложку совать?

– Не буду.

– Честно?

– Честно-честно! Если хорошо рот откроешь, – и обращаясь к Димке, прошу: – Фонарь какой-нибудь дай.

Приносит.

– Открой рот…

Вовка старательно открывает рот. Свечу туда фонарем…

– Ну всё. Закрывай. Ну, кто тут у нас сосульки ел? – я хитро улыбаюсь.

– Я не ел… Только одну. Пососал немножко…

– Вот у тебя горло и заболело. Верно?

– Ага… – сокрушённо соглашается он.

– Пойдёмте на кухню, – зову я родителей.

Послушно идут.

– Ну что… Воспаление лёгких справа плюс ангина… Вот вам и температура. И поэтому он не хочет глотать таблетки. Больно.

– А что делать? – Катя смотрит мне в глаза.

– Сейчас я сделаю ему жаропонижающее, а потом будет видно… – и начинаю готовить укол.

– Ну ты даёшь, шеф… – восхищённо говорит Димка, наблюдая, как я справляюсь с ампулой и шприцем.

– В Булуне Вера Петровна научила, спасибо ей.

– Ты что, и уколы там делал?

– Ага! Все пять недель, что был там.

– Некому было? – не унимается Димка.

– Больные просили. Говорили, совсем не больно делаю, – объясняю я не без гордости. – Пошли.

В комнате сажусь на край кровати.

– Так, Вовка… Врать не буду – укол тебе сделать придётся. Ты не бойся, это будет не больно.

– Неправда. Укол – всегда больно… – Вовка вздыхает.

– Спорим, что будет не больно?

– А на что? – по-деловому интересуется он.

– Ну если будет больно, я тебе подарю маленький бинокль. Который приближает.

– Не обманешь?

– Дядя Саша никогда не обманывает, – Димка приходит мне на помощь.

– Ладно… Согласен…

– А ты, если не будет больно, пообещаешь, что больше сосулек сосать и есть снег не будешь. Хорошо?

– Согласен… – Вовка опять вздыхает и сам ложится на – живот.

Мажу спиртом и резко колю. Вовка лежит совсем тихо, будто сосредоточившись на ощущениях. Выдергиваю иглу и опять мажу спиртом.

– А укол? – спрашивает он.

– Что теперь ты обещал сделать? – смеюсь я и показываю ему пустой шприц.

– Не буду есть снег и сосать сосульки, – улыбается он.

– Ладно, – решаю я, – а бинокль я тебе всё-таки подарю. За смелость!

Мне так хочется сделать ему приятное и тем самым добавить хорошего настроения.

– Спасибо… А когда?

– Когда выздоровеешь! Папа тебе его привезёт.

– Долго ждать, – Вовка снова вздыхает.

– А может, и не долго! Катя, заверни его в одеяло. Я поношу его на руках.

На лице у неё удивление, но она подчиняется беспрекословно.

Эта идея родилась у меня только что. Я понял, что мне помогают! Если я буду носить мальчика на руках, то втяну его в своё здоровое поле и с болезнью мы будем бороться вместе. Беру Вовку на руки и, покачивая, начинаю носить по комнате.

– Дядь Саша… Ты меня, как маленького, носишь, – шёпотом говорит Вовка, но рукой за шею обнимает.

– Не как маленького, а как больного… Давай вместе говорить и думать: болезнь, уйди… уйди… уйди…

– Давай…

Хожу с Вовкой на руках, и мы вместе шепчем… Родители стоят тут же и пялятся на меня. Делаю им головой знак – пошли вон!

Уходят… Вовка уже спит у меня на руках, а я всё хожу и буквально молюсь об исцелении. Уже час хожу с Вовкой на руках. Хоть я мужик и сильный, но даже у меня руки уже отваливаются.

– Саша, – шёпотом зовет меня Димка, – давай я его поношу.

– Не мешай. Я его не просто ношу. Я лечу его своим полем. Иди отсюда.

Я действительно не могу сейчас прекратить это действо, поскольку понимаю, что должен почувствовать, когда я могу положить мальчика на кровать. А я пока этого не чувствую. Вовка стал дышать гораздо лучше… Касаюсь губами его лба. Да и температура спала. Даже вспотел слегка.

– Родители… – тихо зову я.

Приходят оба.

– Катя, переодень… И измерь температуру. Димк… Сделай мне кофе…

– Давно уже собирался, – улыбается он. – Пошли.

Жадно глотаю горячий кофе.

– Сашка… Если всё обойдётся – я твой должник!

– Иди ты! Я хоть и не давал клятву Гиппократа, но больного оставить не могу. Вот сейчас попью и снова поношу его.

– Может, спать? Ты вообще оставайся! Куда ты в три часа ночи поедешь?

– Ладно. Ты, пожалуй, прав. Хорошо… Я к Вовке.

Возвращаюсь в комнату. Беру снова Вовку на руки. Опять ношу его, меряя комнату из конца в конец. Сколько времени там? Полчетвёртого…

Наконец что-то будто отпускает меня. Вовка сладко спит у меня на руках и дышит спокойно. Осторожно укладываю его на кровать. Беру трубку, слушаю…

– Ну что? – нетерпеливо спрашивает Катя сзади меня.

– Неплохо… Сама не видишь?

– Боюсь поверить, – устало признаётся она.

В первый раз вижу, чтобы она в моём присутствии улыбнулась.

– Саша, иди… Я тебе постелил.

– Угу… Только завтра перед работой я должен ему сделать ещё один укол жаропонижающего.

– Ладно, ладно… Иди, ложись.

Утро. Подхожу и, стараясь не разбудить Вовку, начинаю его слушать.

– Ну? – шёпотом спрашивает Димка из-за моей спины.

– Всё гораздо лучше. Слышишь? Он почти нормально дышит.

Прямо спящему, делаю Вовке укол.

– Идём, Катя завтрак сделала, – тянет меня Димка.

На кухне даю инструктаж родителям.

– Я вечером приеду. Только за биноклем для Вовки к себе заеду. Главное, чтобы он всё время лежал. И освежайте комнату регулярно, но осторожно. Сидите рядом с ним, чтобы в это время он не раскрывался.

Очередной раз завёз Даше деньги.

– Сашка, так ты ещё и педиатр? – она весело удивляется, выслушав мой рассказ про Димкиного Вовку. – Надо будет взять на заметку!

– Бери-бери! Не дай бог, Серёжка заболеет, так вы меня вместе с твоим папашей не сможете выставить, пока я его на ноги не поставлю.

– Вот поэтому и действительно – не дай бог! А то потом всяких разборок не оберёшься. Но ты, Сашенька, молодец. Ты так его и носил три часа?

– Конечно. Я же парень здоровый.

– То есть ты хочешь сказать, что Серёжку тебе можно доверять?

Не пойму, она иронизирует или говорит серьёзно.

– Ну не знаю… Если на руки, то мне даже страшно. Такие нежные косточки, и я со своими лапами…

Надо видеть в этот момент Дашкину улыбку! Встаёт, подходит и садится мне на колени.

– Горе ты мое… И счастье… Одновременно!

Держу её в руках, но думаю о другом.

– Слушай… Мне действительно надо по педиатрии что-нибудь почитать. У них же, кажется, процессы немного по-другому протекают. Мало ли что!

– Господи! Он и тут про свою медицину! – Даша прижимает мою голову к груди. – Сашка… Ну когда ты станешь нормальным?

– Сказать?

– Ну скажи, скажи…

– Никогда… Тебя это устраивает?

– С трудом, – она смеётся и целует меня.

* * *

Десять вечера. Метёт… Ранняя зима в этом году. И снег, и мороз… И сосульки. А ещё ведь только середина ноября. Тяжело ехать. Давно пора было резину сменить на зимнюю, так со своей занятостью до сих пор не собрался. Еду домой из больницы. Прохожие, особенно те, кто тоже ещё не поменял осенние шмотки на зимние, сгорбившись, поспешают кто куда. Еду тихонько, осторожничаю по такому снегу на своей летней обуви.

Странную фигуру проехал. Очень похожа на Ванькину. Только куртка совсем непохожа. Да и паренёк-то мне показался совсем неустойчивым. Непохоже на Ваньку. Тот много не употребляет. Да и откуда в Питере быть Ваньке? Он ведь сейчас в Булуне. Горшки в больнице выносит. Программист хренов…

Что-то в последнее время совсем пусто и тоскливо в квартире. Домой приходить не хочется. Да, собственно, я сюда прихожу только ночевать. Работы выше крыши. Днем на автостанции работаю с больными машинами. Вечером в больнице работаю с больными людьми. Учусь я либо на работе, в свободное время, либо езжу в читальный зал академии. Там достаточно уютно. Время проходит как-то незаметно, и это проще. С Дашей я вижусь раз в неделю. А так… Дома я остаюсь совсем один.

Я понимаю Кирилла Сергеевича, который махнул из Питера, чтобы не окунаться каждый день в воспоминания. Ведь моя квартира пропитана воспоминаниями о Ваньке! Не случайно я сделал попытку сойтись с Дашей на одной жилплощади. Я очень хотел убить воспоминания! Но она мне очень деликатно в этом отказала. Что ж! Это её право, и этот отказ, конечно, не повлияет на моё к ней отношение.

Как только у меня начинаются воспоминания, сразу приходят мысли всякие, и тогда я задаю себе вопрос: хочу ли я возврата нашей общей с Ванькой жизни? Хочу! И после Дашиного отказа я с особой остротой понял, что он мне нужен! А если совсем честно, я это понял уже через месяц после того, как он остался в Булуне. Мне нужен этот человек. Единственный родной мне человек на этой земле. Мой братишка… Но не могу же я препятствовать ему в попытке стать нормальным мужиком. Пусть он обретёт новую жизнь! А я, как сильный человек, уж как-нибудь разберусь. Тем более теперь у меня есть Серёжка.

Опять вечер.

– Сашка! Привет!

Голос Андрея из Булуна в трубке слышен прекрасно. Вот она, спутниковая связь!

– Здорово, Андрюха! Как дела?

– Отлично! Отлично, доктор мой дорогой!

Судя по всему, он уже принял.

– Значит, ходишь нормально?

– Как раньше! Ну, до этого случая. Но слушай… Я про твоего братана. Он тут месяц из запоя не вылезал, после того как его Светка выгнала. Она же, блядь ёбаная, его практически голым на улицу выставила из-за своего нового мужика. Ну Ваня стал жить у Кирилла в больнице. Ты знаешь, он там санитаром… Потом запил по-чёрному. Кирилл тебе не сообщал, потому что сам в отпуск подался в Крым. Он же лет пять в отпуске не был, еле выгнали! Так вот… Ваня пил, пил, а три дня назад пропал! Нету его тут! Правда, говорят, его видели на аэродроме, когда Ил-76 прилетал, ну который вас с ним привозил. Ты бы поискал… Кирилл вернулся и тоже волнуется!

– Ох, Андрюха… Ну и новости! С ума можно сойти… Ну спасибо тебе! Буду искать! Прямо сейчас же попробую найти тех летунов, ну а дальше – как карта ляжет. Бывай!

– Счастливо тебе! Сообщи нам, если найдёшь. Волнуемся из-за него, засранца!

Половина двенадцатого ночи. Не дожидаясь разговора с экипажем, ездил на квартиру к Ваньке. Там его нет. Дверь закрыта, окна тёмные. По телику идёт какая-то фигня… Спать пора ложиться. Если усну, конечно. Завтра поеду искать летунов.

Иду на кухню покурить. Что же с Ванькой? Душа не на месте. В последнее время, когда курю, всё смотрю с высоты своего одиннадцатого этажа на наш двор с детской площадкой. Вот и сейчас… Снег метёт… Уже который день.

Ох… На детской площадке, на скамейке, полулежит какой-то мужик. В свете фонаря, да ещё и снег белый, я вижу его достаточно хорошо. Да он, кажется, ещё и пьёт! Точно! Прямо из горла. Во кретин! Упал на скамейку… Бутылка упала… Рука висит. Значит, заснул… А градусов-то сколько? Ох, ничего себе! Минус пятнадцать! Он же замёрзнет! Помрёт ведь, бедолага… Если я хоть немного врач, то должен вмешаться и не допустить этого! Надеваю куртку, ботинки…

Снег хрустит под ногами. Вот и скамейка. Ужас…

Ванька! Лежит в нелепой позе на скамейке, в какой-то старой, совсем лёгкой куртке. Рядом пустая бутылка из-под водки. Без шапки… А не в этой ли куртке я видел тогда паренька с нетвёрдой походкой?

Приседаю рядом на корточки. Трясу его… Жив ли? Да он без сознания! Хватаю снег, тру ему лицо, бью по щекам…

– М-м…

Замычал… Слава богу, очнулся! Хватаю его в охапку. Ох, ну и вонища! Да он, похоже, ещё и обложился! Ладно! Дома разберусь!

Чёртов лифт… Еле ползёт… Всё. Приехали!

Затаскиваю Ваньку в квартиру и сразу же в ванную. Пока набирается вода, стаскиваю с него одежду. Точно! Обложился по полной программе. Ладно, это всё постираем. Но потом. Опускаю Ваньку в ванну.

– М-м… Не н-надо больше… Не хочу-у… – мычит он, не открывая глаз.

– А мне похую – хочешь ты или не хочешь, – машинально говорю я, и он приоткрывает глаза…

– Сашка… – выдыхает Ванька, узнав меня, и сразу его голова падает на плечо. Всё остальное происходит молча. Обмываю его душем, как я это делал, когда он лежал. Вытираю ему его шевелюру, всего…

– Хватайся, поехали в кровать!

Забрасывает мне руку на шею. Подхватываю и несу. Блин! Кровать-то не постелена! Придерживая одной рукой Ваньку, другой срываю покрывало с тахты, отбрасываю одеяло… Укладываю и накрываю. Похоже, у него неслабая температура.

– М-м… Зачем…

– Заткнись!

Нахожу в аптечке градусник. Сую Ваньке под мышку. Вожу руками… Ох, как крючит! Оиньки… Как раз в районе лёгких! Очень похоже на то, как тогда с маленьким Вовкой. Ого! Тридцать девять и пять! Беда… Да и дышит он как-то судорожно… Хватаю медицинскую трубку. Спасибо Кириллу Сергеевичу, второй раз она меня выручает. Слушаю Ванькино дыхание трубкой. Сплошной хрип! Неужели воспаление? Ладно. Где-то у меня было жаропонижающее.

Пытаюсь скормить Ваньке лошадиную дозу. Сердце у него здоровое – выдержит! Главное сейчас – сбить температуру. Он ещё и сопротивляется!

– Ну-ка, быстро рот открыл!

– Не н-надо…

– Сейчас как уделаю, так сразу узнаешь – надо или не надо. Рот открыл!

Ссыпаю в рот Ваньке три растолчённые таблетки аспирина. Кажется, это всё-таки аспирин…

– На, запей!

Жадно глотает воду, вцепившись в стакан. Хорошо… Будет чем потеть.

– Всё! Спать! Если что – зови. Я на кухне или в ванной.

Закрывает глаза. И у него текут слёзы…

– Я сказал – спать, а не рыдать! Идиот… хуев…

В ванной начинаю разбираться с Ванькиными шмотками. Всё в стиралку!

Что это в кармане куртки? Ага… Паспорт… Запечатанный конверт… Ещё какая-то бумажка… Ключи… Одни… Вторые… Наверное, ещё и от его квартиры. Замываю Ванькины трусы и штаны. Теперь всё в стиралку!

Прихожу на кухню, предварительно заглянув к Ваньке в комнату и убедившись, что он спит. Закуриваю и разворачиваю бумажку. Гм… «Того, кто меня найдёт, прошу доставить письмо по адресу…» Дальше вижу свой адрес. Ясно. Что ж, письмо нашло адресата… Что значит – «меня найдёт»? Неужели он опять…

Вскрываю конверт.

«Дорогой мой, любимый, единственный, Сашенька!

Был и есть – твой Ванюха».

Я не прошу меня простить. Вряд ли это возможно после того, что произошло. Только прошу не вспоминать про меня плохо.

Я совсем запутался в своей жизни. И в результате остался совсем один. Знаю, что очень виноват перед тобой, что поступил, как последняя сволочь и скотина. Поверь, я всё осознал и сейчас свершаю над собой свой собственный суд. Я всё рассчитал! Всё бабушкино снотворное, а поверх бутылка водки. Это сработает.

И всё-таки прости меня за всё! Я ещё раз повторю, что ты был для меня единственным близким, родным мне человеком, а я этого не смог, не сумел оценить.

Прощай! Прошу, похорони меня рядом с бабушкой и родителями.

Вскакиваю. Его же надо спасать! Срочно! Желудок надо промыть!

Дежурная в «Скорой», слава богу, озадачилась, когда я ей сказал про снотворное и водку.

– Сейчас есть только врач без бригады. Бригада занята с другим врачом. Поможете ей?

– Да, конечно, помогу! – рявкаю я в трубку.

– Тогда прямо сейчас выезжает! Ждите.

Трясу Ваньку.

– Подъём! Подъём!

Опять трясу. Поливаю его холодной водой.

– М-м… – хоть замычал…

Бегу на кухню, хватаю кастрюлю, наливаю воду прямо из-под крана, добавляю кипятка, оставшегося после чая, чтобы была тёплой. Беру чашку и несу всё в комнату.

– Ваня, Ванька! Подъём!

Снова заставляю его замычать, усаживаю на кровати и подношу чашку с водой к губам.

– Пей! Пей, я сказал!

Сжимает губы, засранец! Зажимаю ему нос. Ага! Открыл-таки рот! Заставляю его пить. Так… Одна чашка… Теперь вторая…

Звонок в дверь. Бегу открывать. Входит врач «Скорой помощи».

– Я уже две чашки ему споил.

– Мало! – говорит пожилая женщина-врач и, отодвигая меня, идёт к Ваньке.

Совместными усилиями заливаем в него, наверно, литра два.

– Несите тазик, – следует команда.

Бегу!

Наклоняем Ваньку, врач что-то суёт ему в глотку. Блюёт… Кажется, успели…

– Повторяем! – снова командует она.

Всё снова… Ох-х… Ещё раз… Теперь ещё…

– Теперь клизму надо сделать! – снова командует врачиха и открывает свой саквояж.

Тащу Ваньку в туалет после клизмы. Сидит, качается… Придерживаю его.

– Кажется, всё… – устало говорит врач. – Кстати, у него температура.

– Да, тридцать девять и пять. У него воспаление лёгких.

– Откуда вы знаете?

– Я тоже кое-что могу…

Тем не менее она прослушивает Ваньку.

– Да, воспаление… Ну что? Везём в больницу?

– Может, сейчас не надо, после…

– Пожалуй, вы правы… А вы что, врач?

– Немножко… Работаю в больнице академии, в неврологии… У вас жаропонижающее для инъекции есть?

– Есть. Что, хотите ввести?

– Я дал ему жаропонижающее, перед тем как узнал про попытку суицида.

– Понятно…

Она достаёт ампулу и шприц.

– Дайте, я сам.

Заправляю шприц, слегка поворачиваю Ваньку и делаю укол.

– Да вы – профессионал! – улыбается врачиха. – К нам пойти на работу не хотите?

– У меня там больные… Они меня ждут и поэтому не поймут.

– Ваша правда. Ещё оставить?

– Да, пожалуйста…

Даёт мне две ампулы и два шприца.

– Доктор, что вы посоветуете для него из антибиотиков после всех этих процедур? – решаюсь спросить я.

Она пишет рецепт.

– Возьмите. Колоть будете сами?

– Конечно.

– Ну, от души желаю вам успеха! Вот мой телефон. Позвоните мне, пожалуйста, как у вас дела. Договорились? Хотя дайте мне номер вашего телефона. Я сама вам буду звонить. У вас и так времени не будет.

– Спасибо за отсутствие формализма, – улыбнуться явно не получается. Устал и переволновался. – Записывайте… Только почему всё это так?

– Знаете… Я почувствовала в вас своего. Может, вы ещё не всё знаете, но подход у вас совершенно профессиональный. И спасибо вам за это. Меня зовут Анастасия Ивановна, а вас?

– Просто Саша…

– До свидания, Саша!

Она крепко пожимает мне руку.

Закрываю за ней дверь.

– Сашка… – вдруг подаёт голос Ванька.

– Чего тебе? Спи давай!

– Зачем ты это всё сделал? Зачем? – у него снова слёзы. – Ты же прочитал моё письмо!

– Тебя, идиота, не спросил! А не спросил потому, что ты был такой, что спрашивать было некого. Понял? Спи!

– Ладно… – безвольно соглашается он.

Стелю себе на кресле. Подушку беру Ванькину с антресоли. Ох-х… Этот знакомый запах его волос, сохранившийся на подушке…

Чёрт! Надо позвонить Андрею. Люди там тоже беспокоятся. Встаю, иду к телефону.

– Алло! Андрюха! Это Саша из Питера.

– Ну что там? – нетерпеливо перебивает он меня.

– Почти всё в порядке. Ванька у меня. Он только сильно простудился и заработал воспаление лёгких.

– Ну раз у тебя, то мы тут его искать прекращаем. Спасибо, что сразу позвонил, а то тут народ всполошился. Ну пока! Пойду, сообщу…

– Ага. Пока…

Захожу в комнату. Ванька спит. Прислушиваюсь к его дыханию. Очень тяжёлое… Беда… Ладно. Надо ложиться спать. На работу позвоню завтра. Парни справятся. Ваньку же оставлять одного ни в коем случае нельзя. Да и в аптеку с утра бежать надо.

Ох-х… Что-то устал я сегодня… Кресло придвигаю поближе к Ваньке. Надо его слушать, чтоб не проспать чего-нибудь.

* * *

Утро. Звоню в свой автосервис. Трубку берёт Лёшка.

– Лёх… Я сегодня не смогу прийти. Ванька вернулся из Булуна с сильнейшим воспалением лёгких. Оставить его одного пока не могу, очень высокая температура.

– Понял, шеф. Только ты смотри, не умори его своей энергетикой, – он по-доброму смеётся. – Может, лучше в больницу?

– Думаю, что в больнице его в таком состоянии скорее уморят.

– Ну смотри, тебе виднее…

Бегу в аптеку. Конечно, не выспался, потому что целую ночь вскакивал, прислушиваясь, как Ванька дышит.

В аптеке с утра очередь из пенсионеров. Раздражает… А с другой стороны – люди пришли за лекарствами. Они стары, уже плохо соображают, и это не значит, что им можно хамить, как это делает молодая фармацевт. Это я себя успокаиваю, поскольку, конечно, волнуюсь, ведь Ванька хоть и спит, но остался дома один. Без шмоток, которые я так и забыл вынуть из стиралки, он, конечно, никуда не денется, но его состояние…

Наконец до меня доходит очередь. На мою просьбу, а я прошу много жаропонижающего и выписанного антибиотика, а также одноразовых шприцев, фармацевт, строя мне глазки, ядовито замечает:

– Молодой человек, не много ли? Ведь это не наркота!

– Девонька, ты не хами, а давай то, что тебя просят, да побыстрее! – рявкаю я, потеряв терпение.

Так… Теперь магазин. Надо Ваньке сварить куриный бульон, чтобы попил.

Куру потрошить я так у него и не научился, поэтому придётся брать окорочка и срезать с них жир…

Вваливаюсь в квартиру. Заглядываю в комнату. Ванька полусидит на кровати. Глаза бешеные! Как-то странно блестят. Весь раскраснелся… Одеяло сброшено.

– Сашка, а где мои лыжи? – беспокойно спрашивает он.

– Какие лыжи? – не понимаю пока я.

– Ну те… Те! Мы же их потеряли!

Понятно… У него бред, и бред-то нехороший… Видно, что сильный жар. А вообще-то бред когда-нибудь бывает хорошим? Что-то я совсем…

– Да, Вань… Не потеряли мы их. Я их в стенной шкаф убрал. Ложись… Ложись…

Осторожно его укладываю и снова накрываю.

– Бабушке скажи, что я не приду на обед… – бормочет Ванька, но укладывается.

– Скажу обязательно! Ложись…

Плохи дела… Дыхание у него по-прежнему хриплое и тяжёлое. Грудь ходуном ходит.

Я стараюсь быть спокойным, говорю ласково. Главное, чтобы он успокоился. Быстро иду на кухню, набираю в шприц жаропонижающее, во второй – антибиотик.

– Вань… Чуть повернись…

Поворачивается. Делаю укол.

– Вот так… Теперь в другую сторону…

Делаю второй укол.

– Вот, теперь всё будет хорошо…

Только после этого щупаю Ванькин лоб, потом пульс, сую ему градусник под мышку, а сам иду на кухню. В голове почему-то стоит цифра сорок. Наваждение какое-то…

Так… Бульон поставил… Можно покурить. Затягиваюсь… Чёрт! Надо посмотреть Ванькину температуру. Ох, ничего себе! Сорок и одна десятая. Обалденная температура… И я, кажется, её увидел! Похоже, пора начинать применять свои способности. Но как? Так же, как и в случае с язвой? А может, как с Димкиным сыном? А-а, чем чёрт не шутит!

Нет, всё-таки нужно проконсультироваться с Кириллом Сергеевичем. А почему не с Юрием Степановичем? Нет. Он – невропатолог. И сказал, что язва – не его профиль. А Кирилл Сергеевич может всё.

Беру телефон. Сейчас по булунскому времени его дома нет. Он в больнице. Набираю больницу, его кабинет. Спасибо нынешней технике!

– Слушаю.

– Здравствуйте, Кирилл Сергеевич!

– Саша! Рад слышать тебя. Что там с Ваней?

– Сильное воспаление лёгких. Температура сорок и одна.

– Понятно… – глухо произносит Кирилл Сергеевич. – Расскажи, что делаешь.

Даю ему полный отчёт о всех своих действиях, исключая, конечно, Ванькину попытку суицида.

– В целом, правильно. Не думал ты, что можешь попробовать и сам себя использовать?

– Думал. Только сначала решил с вами проконсультироваться.

– Спасибо. Считаю, что любое воспаление тебе должно покориться. Ты вон какую язву практически ликвидировал! Только здесь, видимо, надо воздействовать не точечно, а как-то по-другому. Но это уже твоя епархия, и я не могу тебе подсказать. Извини, придётся думать самому, как в случае с его позвонком.

– Понял. Вот сижу на кухне, варю ему бульон и думаю.

– Вот и хорошо. Потом мне расскажешь.

– Обязательно.

Кладу трубку и подхожу к Ваньке.

Кажется, уснул. Щупаю лоб. Температура упала… Сколько там? Вижу тридцать девять и три… Быстро действует инъекция!

Возвращаюсь на кухню.

Всё-таки лучше использовать тот же метод, что и с Димкиным сыном, то есть втянуть его в своё здоровое поле. Ведь где-то я читал, что деревенские знахари иногда так поступали, то есть прижимали больного к себе…

Трясу Ваньку за плечо.

– Просыпайся… Надо поесть. Я бульон сварил.

Усаживаю его в подушки. Так и не вспотел… Плохо… Всё равно хрипит при дыхании. И по-прежнему дышит очень тяжело. А чего я хотел? Чтоб так, от одного укола, и сразу?

Приношу чашку с бульоном. Ванька, поглядывая на меня, хлебает бульон. Взгляд у него совсем потухший.

– Опять из-за меня корячишься? – он криво усмехается. – Незачем всё это… Лишнее…

Мне вдруг становится ясно, что Ванька совсем не борется с болезнью! Сейчас он мне не союзник, а скорее противник. И первое, что надо мне сделать, это преодолеть его нежелание жить. Надо убрать его стресс! Успокоить его.

– Ты давай лучше пей. Конечно, это не водка, но зато, наверно, съедобно.

– Пожалуй… – и хлебает дальше.

– Ещё принести?

– Если не в лом…

– В лом, конечно, но придётся принести, – я хмыкаю.

Каким-то чувством понимаю, что такая манера разговора сейчас лучше для его психики.

Приношу. Пьёт. Вот… Опорожнил вторую чашку.

– Ох… Хватит… Спасибо…

– Тогда давай ложиться.

– Нет. Я сперва в сортир.

Помогаю ему встать. Идём. Укладываемся обратно. Кладу ему руку на лоб. Ого! Тридцать девять! Уже лучше, но надо проверить. Где там градусник?

– На, поставь, – и иду на кухню готовить уколы.

– Мне немножко холодно стало… – виновато бормочет Ванька, когда я возвращаюсь со шприцами.

– Это хорошо. Я тебя сейчас согрею, только уколы сделаю. Повернись немного.

Оди-ин…

– На другую сторону.

Второ-ой…

– Ну всё! Двигайся! – и начинаю раздеваться.

– Ты чего? Спать будешь?

– С тобой поспишь, пожалуй, – ворчу я. – Давай, двигайся! Собой греть тебя буду.

Сколько там набежало градусов? Всё так же, тридцать девять и одна… Ложусь к Ваньке под одеяло и прижимаю его к себе. Жаль, это не маленький Вовка – проще было бы.

Ох-х… Как мне этого не хватало! Да, вот так прижимать его к себе…

– Можно, я тебя обниму? – шепчет он мне, как всегда, в ухо.

– Нужно!

Обнимает и сам тоже старается прижаться.

– Тепло?

– Угу… Саш…

– Чего?

– Прости меня, если сможешь… Я сам себя осудил за своё скотство и неблагодарность.

– Иди в задницу! Во-первых, я не могу тебя не простить, ведь ты – мой единственный родной человек на свете, и я тебя очень люблю, – так же шёпотом, как и Ванька, говорю я. – И во-вторых, осудил-то ты не себя, а нас обоих. Мы же братья!

– И всё-таки… – Ванька начинает шмыгать носом. – После всего, что было, у меня язык не поворачивается сказать тебе, как я тебя люблю…

– Ладно… Потом скажешь, если захочешь… А пока заткнись и спи.

– Хорошо бы… А мысли куда деть? – он хлюпает.

– Тебе сказать, куда их деть, или сам догадаешься? Заткни их в то место, которым ты думаешь.

– Сашка… Я люблю тебя, братишку моего дорогого… Не могу понять, как я так смог поступить с тобой… Как это вообще получилось?!

– Со мной… А с другими, значит, можно?

– О-ох… Мне так стыдно… Наваждение было какое-то…

– Ты заткнёшься или нет? – не выдерживаю я. – Ты мне мешаешь тебя лечить! Именно лечить моим здоровым полем!

Ванька неожиданно глубоко вздыхает и закашливается. Вот ещё… Приподнимаю его, чтобы прокашлялся. Но хорошо, хоть кашлять стал. Это уже хороший признак. Может, ещё и пропотеет… Укладываю его назад.

– Ну спи…

Большой больной ребёнок!

Мозги свои включаю на всю катушку. Опять молюсь. «Болезнь, уйди… Воспаление, прекратись…» Представляю, что моё сильное поле поглощает Ваньку и разрушает воспаление, которое я вижу как большое тёмное пятно на представляемом Ванькином силуэте. Как я убиваю это пятно! А оно не убивается… Правда, Ванькино дыхание вроде стало получше. Сколько времени прошло? Полчаса… Надо ещё. Только что-то я устал сильно… И глаза слипаются…

Просыпаюсь от телефонного звонка. Чёрт возьми! Я уснул! Идиот безмозглый! Это вместо целенаправленного воздействия! Ванька спит. Дышит получше. Встаю и топаю на кухню к телефону.

– Саша, здравствуйте! Это Анастасия Ивановна. Ну как у вас дела?

– Здравствуйте, Анастасия Ивановна. Температуру немного сбил. Сейчас тридцать девять.

– Да, это лучше, но особенно жаропонижающим не увлекайтесь. Лучше два-три раза в сутки. И антибиотик – по схеме.

– Спасибо! Я его бульоном покормил.

– Вот это хорошо, что бульоном. Ему сейчас лучше жидкое давать. Ладно, воюйте! Я ещё позвоню позже.

– Спасибо, Анастасия Ивановна! До свидания.

Возвращаюсь и ложусь к Ваньке.

Снова. «Болезнь, уйди… Воспаление, прекратись…» и так далее. Уже три часа мы с ним так лежим. Рукой проверяю температуру. Тридцать восемь и пять… Неплохо. Осторожно встаю, теплее укутываю Ваньку, одеваюсь и иду на кухню. Быстро набираю номер Даши. Сегодня я должен был приехать к ней и привезти матпомощь.

– Даша, привет!

– Здравствуй, Саша!

– Слушай… У меня опять всё не слава Богу… Ванька вернулся из Булуна с сильнейшим воспалением лёгких и очень высокой температурой. Температура около сорока и бред всякий. Я пока не могу его оставить одного. Сегодня даже на работу не ходил.

– Саша… Я всё понимаю и тогда тебя сегодня не жду. Приезжай, когда сможешь. Не волнуйся, мы проживём. Тебя мне только жалко. Мы все на тебе висим, а ты из сил выбиваешься.

– Слушай, прекрати! Тоже мне – Ванька номер два! Тоже всё переживает обо мне. Выдюжу! Не волнуйтесь!

– То, что ты выдюжишь, я понимаю, но всё равно тебя жалко.

– Ладно… Я постараюсь приехать к вам послезавтра. Хорошо?

– Сашка, ты же знаешь, я тебя рада видеть в любое время и независимо от того, с чем ты приезжаешь ко мне. Ты хоть это-то понимаешь?

– Конечно, понимаю, и поэтому мне так неудобно…

В комнате слышу шевеление.

– Саш… – тихонько зовёт меня Ванька.

– Иду.

Подхожу к нему. Взгляд вроде нормальный. Румянец есть небольшой, но дышит гораздо легче. Что так повлияло – антибиотик или моя работа, я не знаю.

– Чего хотел?

– Сядь рядом… – просит он.

Сажусь.

– Саш… А ты… Мы с тобой… Ты… сможешь быть таким, как раньше?

Хороший вопрос. Я и сам себе на него ответить не могу! Надо выкручиваться.

– У тебя что, снова бред? Идиот… Я тебя люблю, очень – люблю!

– Наклонись…

Наклоняюсь. Две руки охватывают мою шею, а щека прижимается к моей…

– Так… Не подлизывайся. Всё равно уколы тебе я сделаю.

– Не прокатило… – Ванька деланно вздыхает и опять закашливается.

Приподнимаю его за плечи. Прокашлялся. Укладываю. Ухожу на кухню готовить укол.

– Так. Повернись ко мне тем местом, где у тебя мозги! – командую я.

Ванька фыркает, но переворачивается на живот. Делаю укол.

– Ну, скоро ты? – нетерпеливо вдруг спрашивает он. – Замучился ждать!

– Да я уже сделал тебе оба укола!

– Правда? А я и не почувствовал… Верно в Булуне говорили, что у тебя рука лёгкая. Можно переворачиваться?

– Можно. Сейчас кормить тебя буду.

– Кормить? – вдруг радостно переспрашивает Ванька.

– Кормить, кормить.

– Знаешь, я действительно идиот, – он говорит задумчиво и даже очень серьёзно, только глаза хитро поблескивают. – Зачем нужно было зря тратить столько снотворного, водку… Просто дать тебе неделю-другую готовить – и цель достигнута! Вот и могилка моя… Ты бульон-то солил? Повар!

Сразу успокаиваюсь – раз подкалывает, значит, дела не так уж плохи. Но всё-таки что стало причиной достаточно быстрого улучшения?

Однако бульон действительно бессолый…

* * *

Юрий Степанович, которому я позвонил, чтобы отпроситься на вечер из больницы, выговаривает мне:

– Вы, Саша, меня удивили. Я считаю неправильным, если буду узнавать о ваших проблемах через Булун или вообще через Дальний Восток. Почему вы сразу не позвонили? Я ведь тоже врач, как-никак!

– Юрий Степанович, вы меня простите… Я не думал, что вы сможете найти время…

– Он, видите ли, не думал! – кипятится завотделением. – Давайте ваш адрес. Я должен сам осмотреть вашего больного брата. Вы его слушали?

– Конечно. Хрипы, тяжёлое дыхание… Теперь кашель начался…

– Короче, давайте адрес! Я глубоко уважаю и люблю Кирилла, но считаю его неисправимым романтиком. Да и по телефону не лечат. Слушаю вас. Давайте адрес!

Диктую адрес.

Юрий Степанович долго слушает Ванькину грудь. Простукивает… Вот этого я пока не умею.

– Что ж… Воспаление, конечно, есть. Серьёзное воспаление. Что там с температурой?

– Тридцать восемь, – рапортую я, предварительно положив руку на Ванькин лоб.

– Знаете, Саша, давайте без ваших штучек. Всё слишком серьёзно. Ставьте градусник!

Ставлю.

– Так… Антибиотик правильный… Жаропонижающее когда последний раз кололи?

– В два. С того времени температура держится на одном уровне.

– Ну это мы сейчас посмотрим… Давайте градусник.

Даю…

– Гм… Тридцать восемь и одна… – Юрий Степанович как-то странно смотрит на меня. – Ну, знаете… Так и с ума недолго…

Наконец-то улыбается. Я тоже.

– А кто уколы делал?

– Я сам.

– Он так делает, что можно не почувствовать! – встревает Ванька, который до сих пор молча водил взглядом от Юрия Степановича ко мне и обратно.

– Я и не знал, что вы колоть умеете, – честно признаётся завотделением.

– В Булуне научила меня медсестра Вера Петровна. Потрясающая сестра!

– Наверное, старой закалки?

– Это точно.

– Ну а что делали ещё?

– Своим полем лечил… Лёг рядом и прижал Ваньку к себе… Ну как знахари раньше делали!

– Знахарь вы эдакий! – Юрий Степанович усмехается. – Но, похоже, именно это и улучшило ситуацию. Двумя уколами антибиотика вряд ли можно было бы добиться такого улучшения. Чёрт возьми! А ведь Кирилл опять оказался прав! Так держать! Но если что – сразу звоните мне. Свой мобильный я вам оставил. Кстати, у вас когда мобильный появится?

– Да не заработал я пока на мобильный…

– Ладно, заработаете! Ну, счастливо, братья… Да! Сергею Петровичу я всё обязательно расскажу. Он следит за вашими успехами. Семь предметов, включая вступительные экзамены, на «отлично» за три месяца его порадовали.

Закрываю за ним дверь и возвращаюсь в комнату.

– Саш… А кто такой Сергей Петрович? – спрашивает Ванька.

– Ректор Медицинской академии, где я сейчас учусь.

– На врача?

– Угу… Кстати, надо будет позвонить и перенести экзамен.

– Зачем? Не успеваешь подготовиться из-за меня?

– Я готов, но тебя оставить не могу.

– Глупости. Не бойся, не помру. А кто такой Юрий Степанович?

– Профессор. Завотделением в больнице, где я вечерами работаю.

– Вот… Солидного человека побеспокоил, – Ванька виновато сопит.

– Ладно! Разберёмся. Тем более он сам захотел прийти. Пока надо что-нибудь на ужин сделать.

– Саш… Слушай, не парься. Приготовь какой-нибудь концентрат или полуфабрикат. Обойдёмся… А?

После ужина и уколов ложусь спать. Сегодня буду спать рядом с Ванькой, а дальше посмотрим…

– Двинься…

Двигается. Ложусь. И Ванька сразу кладёт мне голову на плечо.

– Саш…

– Чего?

– Поговори со мной немного… Если не сильно устал, конечно…

Понимаю, что он сам даёт мне возможность снять его стресс. Значит, многое будет зависеть от меня, от того, что я сейчас скажу. Но мне именно сейчас так не хочется вести душеспасительные беседы! Устал я!

– Вань, ты думаешь, что в данный момент это актуально?

– Думаю, да… Саш… Я понимаю, что ты после всего… не сможешь общаться со мной, как раньше, но… и я не могу, когда… ты установил отношения «врач – пациент»!

– А какие же отношения могут быть с тобой сейчас, когда ты очень серьёзно болен? Врач, а я в данный момент – врач, не должен сюсюкать с больным, если хочет его быстро вылечить. Вспомни, как лечился твой позвоночник, сначала – больно, а потом пошло облегчение. Так и здесь.

– Саш… Но сейчас от тебя исходит не ласка, как тогда, а какая-то сухая прохлада…

Ого! Чует кошка… А с другой стороны… Ну и пусть, что он виноват! Но это же моё! Этому самому «моему» сейчас плохо. И ему поэтому так нужна моя ласка. А я чего? Обиделся, видите ли… Не стыдно?

– Вань, ну это издержки твоего теперешнего состояния, – опять пытаюсь выкрутиться я.

– Нет, Саша… Это издержки другого… – бормочет он и отворачивается.

– Так… Ну всё… Я с тобой! И буду с тобой… – обнимаю Ваньку, прижимаю к себе. – Спи! А я лечить тебя буду… Тебе тепло?

– С тобой – да. Без тебя – холодно… – вторит мне Ванька двусмыслицей.

Уверен, что его попытка суицида была во многом спровоцирована алкоголем. А сейчас он окончательно протрезвел. Даже, кажется, голова стала работать нормально.

Похоже, успокоившийся Ванька заснул. Ну, слава богу! Надеюсь, теперь с его болезнью мы будем бороться вместе. Вон как сладко посапывает! Даже хрипов особых в его дыхании я сейчас не слышу. Надо было его прослушать перед сном. Ладно! Чего тут руками всплёскивать – раньше думать надо было. Теперь уж только завтра. Однако надо ещё его своим полем полечить. Обнимаю Ваньку и начинаю свои заклинания «Болезнь, уйди… Воспаление, прекратись…» Кажется, на Ванькином фантоме, который я создаю своим воображением, тёмное пятно существенно уменьшилось.

* * *

Среди ночи просыпаюсь. Наверное, мысли всякие, которые так и шастают в моей бедной голове, спать не дают.

Осторожно встаю, подтыкаю под Ваньку одеяло, чтобы ему без меня холодно не стало, и иду на кухню курить.

Ванька энергетически слаб. Не сейчас, а вообще. Эти его суицидальные порывы… Вообще-то они говорят в первую очередь о его нестабильной психике, подверженной влияниям всяческих воздействий извне. Типичный холерик! А не связана ли эта нестабильность именно с низкой энергетикой?

Действительно – человек, имеющий сильную энергетику, способен ею делиться, даже бессознательно, без какого-либо ущерба для себя. И это бессознательное «спонсирование» на том же бессознательном уровне даёт человеку ощущение силы, уверенности, если угодно – самодостаточности. Он уверен, что может преодолеть возникающие проблемы, а значит – спокойно смотрит в будущее. Энергетически слабый человек, попадая в поля более сильных энергетических центров, ощущает их воздействия, которые его собственное поле не способно гасить, и когда такие воздействия агрессивны, некомфортны для него, ему становится тревожно, а значит – неуютно. Если более сильное поле не является агрессивным, а, наоборот, располагает к своим воздействиям, энергетически слабый человек тянется к источнику силы, опять же бессознательно, стараясь что-то для себя «ухватить».

Сразу же встаёт вопрос – что первично, а что вторично? Что является определяющим – энергетика или физическое и психическое здоровье? Можно ли, «накачав» энергией человека, изменить его реакции, а следовательно, поведение? Можно ли вообще увеличить энергетику человека? Если можно, то до какого уровня? Сколько энергии, приобретённой со стороны, человек может удержать? Или он, как сосуд, вбирает в себя энергию, пока не заполнится его ёмкость? И вообще, что такое человеческая энергетика? От чего она зависит? Может, эта ёмкость у каждого своя? Данная от природы?

В общем – одни вопросы…

Сможет ли мне дать на них ответ Илья Анатольевич? Это ведь, наверное, из области той самой философии, о которой он говорил. Хотя я рассуждал сейчас скорее как инженер, а не как философ или лекарь.

И всё-таки Ванька со своей слабой энергетикой… Интересно, можно ли это поправить? Надо будет с ним поэкспериментировать. То есть измерить его поле в разных его физических и психических состояниях.

Уф-ф… Устал думать. Надо ложиться. Возвращаюсь в комнату и залезаю к Ваньке под одеяло.

– Сашка… Ты где был? – на мгновение проснувшись, бормочет он.

– Курил на кухне, – касаюсь губами его лба…

Тридцать семь и восемь… Сносно…

– Сашка мой… – сонно выговаривает Ванька и прижимается.

Это хорошо. Будем лечить дальше. Обнимаю его. «Болезнь, уйди… Болезнь, уйди…»

Утром, после уколов и Ванькиной кормёжки, звоню Юрию Степановичу и докладываю обстановку.

– Понял, Саша. То, что температура упала ниже тридцати восьми, – это хороший сигнал. Вы мерили рукой или градусником?

– Градусником, – я понимаю смысл вопроса и улыбаюсь. – Всё не верите моим методам?

– Стараюсь верить, но старая школа не даёт, – по-моему, он тоже улыбается. – Кстати, о методах. Ваш Синяев сегодня спал нормально. Я специально попросил дежурную сестру проверить.

Синяев – мой пациент, со спиной и шеей которого я сейчас работаю. И мне очень приятно слышать о нём хорошие новости.

– Сегодня вечером приеду и проведу ещё сеанс, – обещаю я.

– Ну, Саша… Тут я вам не начальник, – тихо говорит Юрий Степанович. – Но если действительно Ванино здоровье позволит, то ещё сеанс был бы кстати.

Когда я начал работать, на отделении меня встретили не скажу, что плохо, но и не скажу, что хорошо. Не всем понравились мои методы лечения. Многие называют их химерами, хотя и не могут отрицать результатов. По сути, в моей жизни после армии это первый большой коллектив, в котором мне приходится находиться. Поэтому я, видимо, оказался не готов ко всяким не очень приятным проявлениям жизни любого коллектива. Имею в виду всякие сплетни и слухи.

Приехал я в больницу специально, чтобы провести сеанс с Синяевым. Охранник на входе в хлам простужен. Глаза красные, нос распух… И дышит – о-ох!.. Показываю ему пропуск. Кивает.

– Давно? – спрашиваю я, имея в виду его состояние.

– Третий день… – хрипит он.

Что-то нисходит на меня.

– Ну-ка сядьте! – приказываю я, и он послушно садится.

Делаю разные движения, которые мне подсказывает интуиция, вернее – кто-то сверху. Грею полем. Вроде всю энергетическую дрянь убрал…

– Ну вот… Теперь полегчает, – говорю удовлетворённо и, видя его недоверчивый взгляд, добавляю: – Не сомневайтесь! Полегчает!

– Спасибо, – опять хрипит он.

Когда я могу кому-нибудь помочь, я испытываю настоящее удовлетворение, поэтому настроение повышается.

Захожу в ординаторскую.

– Здравствуйте!

– А… Храбрый прогульщик прибыл! – приветствует меня дежурный невролог, пышный мужик лет сорока, Борис Васильевич. – Ну привет!

Он внимательно смотрит на меня и делает заключение:

– Лицо вроде не помятое, глаза не красные, перегара нет. Что, так плохо погулял?

– Не понял…

– Нет, я понимаю – дело молодое! – Борис Васильевич хихикает и хлопает меня по плечу. – Ладно… Мы тут всё понимаем. У каждого по молодости загулы были.

– Да я был не в загуле…

– Ладно-ладно… Здесь все свои. Все всё понимают, – он масляно улыбается.

Я понимаю, что кто-то пустил сплетню и все её восприняли на «ура». Очевидно, следствие большой любви коллег.

– Ну ладно, я к Синяеву, – бросаю я, желая прекратить эту тему и абсолютно не желая оправдываться. Надеваю халат и выхожу из ординаторской.

– Молодец! – звучит мне вслед. – Грехи надо замаливать!

– Здравствуйте, Саша! – приветствует меня пожилая медсестра, тоже Вера, как и в Булуне, но Тимофеевна.

– Здравствуйте!

– У вас что-нибудь случилось?

Она смотрит на меня с явным сочувствием, поэтому, понимая, что Юрий Степанович, конечно, никому не докладывал про визит к нам с Ванькой, решаю ей объяснить.

– Вера Тимофеевна, у моего младшего брата очень сильное воспаление лёгких. Даже Юрий Степанович приезжал. Вот, два дня я… был при нём.

– Вот сволочи! – от души ругается она. – А Алсан про тебя чего только не наплёл!

Не знаю, понимает ли она, что только что с потрохами сдала мне одного из врачей, Альберта Александровича, которого все зовут сокращённо Алсан. Это большой вальяжный мужик с алыми, будто жирными, толстыми губами. У нас с ним сразу возникла взаимная антипатия. Терпеть не могу обсуждений всяких сальностей! А он, как я понял, – бабник-теоретик.

– Я уже знаю, – устало говорю я. – Да бог с ним! И Бог ему судья.

– А сюда вы чего пришли, раз брат у вас тяжёлый?

– Ну, во-первых, я его лечил и ему сейчас гораздо легче, а во-вторых, надо Синяеву лечение продолжить.

– Давайте я вам кофе или чай сделаю. Устали, небось, от ваших трудов? – заботливо предлагает Вера Тимофеевна.

– Ой, спасибо большое. Если можно, то кофе… Только я сначала к Синяеву.

Я понимаю, что ей хочется хоть как-нибудь сгладить пролившийся на меня негатив.

После сеанса с Синяевым сижу прямо на посту у Веры Тимофеевны и, обжигаясь, хлебаю кофе. Хоть и растворимый, но очень приятно.

– Вы не расстраивайтесь, Саша, – тихонько воркует Вера Тимофеевна, одновременно делая пометки о процедурах в историях болезни. – Люди всякие бывают. Хороших, конечно, больше… А сплетню пустить – это дело нехитрое и неумное. Ум человека определяется вовсе не полученным им образованием. В наше время образование получить тоже дело нехитрое. Ум человека в его душе, Саша. Поверьте мне, немолодой уже женщине. Всякого повидала.

Вот так! Взяла и подписала приговор Алсану. И правильно.

Выходя, вижу того охранника.

– Ну как? – спрашиваю его.

– Кажись, действительно полегчало. Спасибо.

– Завтра должно быть ещё лучше, – обещаю я.

Из больницы заезжаю к Даше.

– Привет, как вы тут с Серёжкой?

– Здравствуй, Саша. Да у нас всё нормально. А вот ты совсем осунулся, скоро совсем прозрачным станешь.

– Так тем лучше! Буду к вам приходить незаметно, и твой отец меня не увидит.

– Ладно, шутник… Хочешь на сына посмотреть?

– Конечно!

– Пойдём.

Отец Даши сегодня в вечер, и у меня есть возможность пообщаться с сыном. Держу его на руках и переживаю такие мгновения! Он чего-то гукает, трогает пальчиком выдающуюся часть моего лица, короче нос. Балдею…

– Ладно, нам спать пора. Не разгуливай его.

Послушно отдаю Серёжку в Дашины руки, и тут его личико сморщивается… Заплакал…

– Видишь – признал батьку!

Я смеюсь, а Даша делает мне знаки рукой, мол – сваливай!

– Ну ладно… Я пошёл… – шёпотом говорю я и двигаюсь к двери.

Обернувшись, ловлю Дашин взгляд. А в нём такая нежность!

Эх, жизнь моя беспутная!

Ванька меня встречает полусидя, глядя в экран телевизора.

– Привет! Извини, задержался…

– Привет! Ты не волнуйся, я слегка похулиганил… Короче, сам поел, – виновато признается он. – Там бульон оставался.

– Ты что, вставал с постели?

– Ну, Саш… Прости. Есть захотелось…

– Надавать бы тебе… – беззлобно ругаюсь я, понимая, что если бы не заезжал к Даше и Серёжке, то успел бы. – А вообще-то, если есть захотел, это тоже хороший признак.

Короче, я опять сам виноват.

– Ладно, дай свой лоб.

Наклоняюсь и касаюсь Ванькиного лба губами, чтобы проверить температуру.

Так… Похоже, тридцать семь и пять.

Ванька же обеими руками обнимает меня за шею и прижимает. Эта его ласка сразу же меня растапливает, и я позволяю ему немного себя удержать.

– Так. Во-первых, держи градусник. Во-вторых – уколы я не отменял пока, – тихонько говорю я.

– Слушаюсь, товарищ начальник, – шёпотом отвечает он и отпускает руки.

Готовлю уколы, поглядывая на часы. Пора вынимать градусник. Угу… Убеждаюсь, что губами измерил правильно – тридцать семь и пять.

– Сколько? – нетерпеливо спрашивает Ванька.

– Тридцать семь и пять. Давай, поворачивайся!

Делаю укол.

– Другим полушарием!

Ванька фыркает и поворачивается. Делаю второй укол.

– Саш… А ты послезавтра на экзамен пойдёшь? – следует осторожный вопрос.

– Чтобы ты опять болтался по квартире?

– Саш… Ну я не буду. Иди на экзамен, если готов, конечно.

– Ладно. Посмотрю на твоё самочувствие. Кашель-то как? Давай-ка я тебя послушаю.

– Кашля почти нет, – говорит Ванька и в этот момент закашливается.

Поднимаю его в сидячее положение и достаю трубку. Как раз со спины можно послушать.

Хрипы, конечно, есть, да и дыхание трудное… А чего я хотел? За два дня вылечить серьёзное воспаление лёгких? Слишком уверились в собственных силах, уважаемый Александр Николаевич!

– Ну как? – несколько выжидательно спрашивает Ванька, когда я его снова укладываю.

– Не очень здорово. Ты хоть на кухню шлялся одетым?

– В одеяло завернулся…

– Ладно… Чего уж теперь. Давай, спи! Я поем и тоже лягу.

Экзамен я всё-таки сдал. Тоже на «отлично». Ванька сейчас чувствует себя гораздо лучше. И дыхание вроде наладилось. Хрипов почти нет. Правда, по квартире ходить я ему пока не разрешаю. Слаб он ещё. Я даже на работе стал появляться. Но в больнице пока через день, с разрешения Юрия Степановича. Отношения у нас с Ванькой всё же какие-то странные. Не получается у меня вести себя с ним так же, как до нашего отъезда в Булун. Что-то или кто-то стал между нами.

А с другой стороны, чем я недоволен? Он правильно мне тогда сказал в Булуне – он теперь уже не тот влюблённый в меня мальчик. Этого мальчика, слава богу, уже больше нет. Есть мужчина! И с этим я не только обязан считаться, но и должен этому радоваться. А самое главное, я должен теперь выстраивать с ним новые, по-настоящему братские отношения.

* * *

Опять всё то же! Не могу спать! Завидую Ваньке. Сопит себе, положив мне голову на плечо. Осторожно перекладываю его на подушку, встаю и, как и прошлой ночью, подтыкаю под него одеяло. Опять иду на кухню курить.

Ванька… Действительно – большой ребёнок. Всё же не могу относиться к нему по-прежнему. Кто в этом виноват? Он? Я? Не знаю… И меня это мучает.

А что значит «по-прежнему»? Может, как раз этого сейчас и не надо? Ванька сейчас болезненно выходит на правильный путь. Я убежден, его «ориентация» не была естественной. Это было искусственно привнесено в его жизнь обстоятельствами внешнего мира. Например, одиночеством. Невостребованностью, что ли… А сейчас он мучительно и для себя, и для меня выздоравливает от своей «голубизны».

Да, я хочу возврата прежней нашей дружной жизни, наполненной добротой, заботой и лаской. Но теперь, в новых условиях, я тем более должен дать ему ласку старшего брата, любящего родного человека. И что же случилось со мной в этот момент? Обида, сидящая где-то далеко внутри?

Ведь ситуация достаточно проста. Я её уже прочувствовал и, кажется, понял, что и как надо делать. Вроде снова есть Ванька. Я с заботой и старанием выхаживаю его. Поставлю на ноги, конечно! Но меня всё время грызёт воспоминание о его бешеных и ненавидящих глазах там, в Булуне. Может, это был момент истины? Получается, я, страхуясь от возможного повторения такого потрясения, отодвинул Ваньку от себя подальше? И в этом я не просто не прав, я виноват! Он прав… «Врач – пациент»… Сухая прохлада… Бедный Ванька! Как ему, должно быть, тяжело это ощущать. Родное моё существо, которому я причиняю боль…

А Даша… Ей тоже из-за меня, наверно, не сладко… Милая моя, добрая Даша, которая меня любит и охраняет от себя самой, поскольку так тверда и самостоятельна. Она прекрасно понимает, что двум медведям… И тут она, наверное, права…

Что у меня в остатке? Да в общем-то – ничего! Болтаюсь, как… известное вещество в проруби. Остаётся работать, работать и работать!

«А исправлять ошибки?» – скрипит внутренний голос.

Раздаются шлёпающие шаги…

– Ты чего не спишь? – входит Ванька, закутанный в одеяло. – Уже три часа ночи!

– А ты чего встал? Я же тебе запретил вставать!

– За тобой пришёл! Пошли спать!

– Завтра я всё равно на работу не пойду, только в больницу вечером. Отосплюсь, – недовольно бурчу я. – И вообще, иди спать, а мне дай подумать и разобраться… во всём.

– Давай вместе…

– Чего вместе?

– Разбираться. Я же знаю, о чём ты думаешь! Я готов выслушать всё, что бы ты мне ни сказал. Я это заслужил… Но, Саш… Я не хочу, чтобы из-за меня ты ещё и не спал. Ты же уже четвёртую ночь здесь сидишь! Сам куришь и меня соблазняешь, – Ванька вымученно улыбается.

Повисает пауза, потому что я не готов к этому разговору, несмотря на то что действительно несколько ночей про всё это думаю. Он садится на табурет с другой стороны стола, распахивает свои глазищи, и… я опять тону. А взгляд такой грустный!

– Что ты на меня уставился? – не выдерживаю я. – И вообще, тебе лежать надо, а не по квартире болтаться. Пошли! Говорить можно и лёжа.

– А я думал, ты мне покурить разрешишь, – разочарованно произносит он.

– А вот… – и машу рукой. – Ладно…

– Приласкал… – хмыкает Ванька.

– Ну всё! Давай в кровать! Я сейчас иду.

Лежим рядом. Ванькина голова, как всегда, на моём плече.

– Вот так – другое дело, – улыбается он.

– Скажи лучше, что сам без моего плеча спать не можешь.

– Ну… и это тоже, – неохотно признаётся Ванька. – Но в Булуне я же как-то обходился?

– У тебя была другая подушка, – не подумав, бросаю я.

Повисает очередная пауза. Понимаю, что брякнул не то, и прижимаю его к себе.

– Ванюха, прости меня…

– Ладно… Проехали… – отвечает он глухим голосом. – Не стоило бы этого трогать.

– Прости… Но, как почти врач, я могу сначала сделать больно, чтобы потом не болело… – и задаю ключевой вопрос, который крутится у меня в голове: – Ты всё ещё её любишь?

– Да нет… Её… После всего… Мне очень стыдно. Сашка… Я очень люблю тебя, моего дорогого брата…

Молчим.

– Можно ещё вопрос?

– Можно.

– Тебе тогда было с ней хорошо?

– Сашка… Ты не обидишься? Хотя я понимаю, что на дураков не обижаются…

– Ты не дурак. Ты – идиот, если думаешь, что я могу всерьёз на тебя обижаться.

– Понял… – он сначала молчит, будто о чём-то думая, потом издаёт мучительный вздох. – Можно, тогда я тебе всё расскажу?

– Нужно!

– Тогда слушай. Ты же знаешь, кто я такой… Я не знал женщины… Когда Света мне говорила про свои чувства ко мне… Она говорила, что со мной поняла, что такое любовь, и что наконец у неё проснулось настоящее чувство. Она говорила, что хочет быть со мной и что, когда я полез за ней в эту трещину, это было добрым знаком для нас обоих. Много чего она говорила…

– И про меня говорила… – подсказываю я, потому что мне интересно проверить свою внезапно возникшую мысль.

– Да… И про тебя… Знаешь… Сначала она про тебя ничего не говорила. Но после того, как у нас всё произошло… Ну ты понимаешь… Это на второй день случилось. Она спросила меня, хорошо ли мне было с ней. Ты же понимаешь… Я – человек совсем неискушённый, не то что ты… Мне действительно было с ней очень хорошо. Прости, но в те минуты я вообще о тебе забыл. Я купался в новых для себя ощущениях. Я ей сказал об этом, не скрывая, что она у меня первая… Она меня, можно сказать, приголубила, пожалела, сказав, что такой сильный человек, как мой брат, наверняка меня подавляет. Она мне говорила, что, находясь под твоим влиянием, я не могу поступать самостоятельно. Она начала объяснять, что мне надо почувствовать себя мужчиной, совершать самостоятельные поступки, не оглядываясь на тебя. Сашка! Она меня так ласкала!.. У меня остатки мозгов отключились. Потом она предложила жить вместе. Сказала, что давно мечтала жить с таким мужчиной, как я… Она называла меня мужчиной!

Отмечаю, что моя мысль уже нашла своё подтверждение.

– Ты что-то хотел сказать? – видно, Ванька увидел моё выражение лица.

– Нет-нет! Продолжай.

– Понимаешь… Как ты говоришь, я повесил сопли. Она сумела заставить меня смотреть на всё, и в том числе на тебя, своими глазами. Возможно, я был ослеплён своей… Хочется сказать – любовью, но только потом, после, я понял, что это была минутная влюблённость неискушённого мальчика. Мы же с тобой когда-то говорили про любовь и влюблённость… Знаешь, она, отдавая тебе должное за моё выздоровление, тем не менее сумела выставить тебя таким монстром! А я, скотина, фактически в это поверил.

– Да… У тебя тогда, в квартире Дмитрия Ивановича, были такие ненавидящие глаза! До сих пор не могу забыть…

– Сашка… Ну не надо… Лучше избей меня до полусмерти! Я ведь помню каждое слово, которое тогда тебе сказал. Прости, но мне тогда хотелось сделать тебе побольнее.

– Тебе это удалось, – я хмыкаю и не удерживаюсь от подкола: – Другой бы на моём месте давно бы уже нашёл верёвку и крюк. Будь я послабее, это бы и сделал.

Очевидно, словесная пощечина оказалась слишком крепка. Ванька замолкает, и его голова на моём плече начинает вздрагивать.

Понимаю, что переборщил. Крепче его обнимаю, поворачиваюсь и целую в лоб.

– Ну Ванюха… Ну прости меня…

– Да ладно… – он откровенно всхлипывает. – Я сам не знаю, что со мной происходило тогда. Это был не я. Вернее, именно я стал монстром. Я же тебя предал!

– Ну а как вы расстались? – задаю я не очень честный вопрос, поскольку уже кое-что знаю.

– Всё банально. Где-то через два месяца нашей совместной жизни мы начали ссориться. Первый раз это произошло из-за Кольки. Это её сын. Такой классный парень! Ему три года. Мы с ним сразу поладили. Он так любил со мной играть! С работы приду, а я в больнице у Кирилла Сергеевича санитаром работал, за день набегаюсь, ноги гудят, а Колька мне уже свои игрушки тащит. Повожусь с ним – и всё как рукой снимет. Так вот, первый раз из-за Кольки поругались. Она его ударила, а я пожалел. Прижал его к себе, а её это взбесило. Потом ещё, ещё… Она всё настаивала, чтобы мы с ней ко мне в Питер переехали. А я, будто кто-то меня хранил, отказывался. И из-за этого были ссоры. Как-то раз она сказала, что я настоящая тряпка, что и в койке я тряпка тряпкой. Так и сказала… А потом появился Гена… И она мне велела, чтобы я забирал свои шмотки и катился…

– Понятно…

– Тебе понятно… Ты, Сашка, умный. А я – Ванька-дурак с куриными мозгами…

Господи! Да неужели я вбил в него этот комплекс?

– Не смей так говорить! Никакой ты не дурак. А если я и ругаю тебя, то любя.

– Ну объясни мне тогда, как могло так получиться?

– Объясню. Только сперва пойду на кухню покурю.

– Я с тобой!

Это опять звучит совсем по-детски, как тогда, когда он объявился и я его ударил.

– Во! Видел? – и скручиваю ему под нос фигу.

– Саш… Я даже согласен на два лишних укола, – Ванька грустно смеётся. И мне приятно, что он смеётся. Эти перепады настроения… Пацан! Совсем пацан!

– Ладно, чёрт с тобой! Только завернись в одеяло.

– Слушаюсь!

На кухне закуриваю. Ванька, шевеля ноздрями, старается вдохнуть дым от моей сигареты. Пусть. Главное, чтобы сам не курил, по крайней мере, пока не поправится.

– Саш… Ну объясни…

– Что ж тут объяснять… Так вот… Заколдовала она тебя!

– Издеваешься?

– Нисколько! Именно заколдовала! Она – обычная ведьма.

– Сашка, ты смеёшься надо мной!

– Ванюха, я говорю совершенно серьёзно. У нее очень сильное биополе, гораздо сильнее твоего. И она тебя подавила. Именно это в старину называлось колдовством или сглазом. Более того, она ещё и энергетически подпитывалась от тебя. Яркий пример энергетического вампиризма. А когда высосала почти всё, ты стал ей неинтересен. Тем более что использовать тебя в качестве средства передвижения в Питер у неё не получилось. Вот потому и потребовался следующий.

– Наверно, ты прав. По крайней мере в отношении средства передвижения.

– Понимаешь… Есть категория людей, которые всегда в поиске. В поиске слабых для их дальнейшего использования. Я это понял буквально с первой встречи с ней. Такие люди, и она тоже из их числа, сразу чувствуют того, кто сильнее их, и объявляют этому человеку негласную войну. И она мне её объявила. Полем боя стал ты…

– Так что получается, что она победила? Ну раз всё так…

– Получается, что так. Хотя если ей не удалось тебя использовать для переезда в Питер, то не совсем. Наверняка было так: сначала она подавила твою волю лаской, потом начался процесс внушения, поощрения… и так далее. В общем, её могло бы извинить только то, что большинство таких людей делают эти вещи неосознанно, это их стиль жизни. Все они, как правило, эгоцентрики, то есть искренне считают, что остальные должны жить только для них. Но в твоём случае она реально знала, что ей от тебя надо, и шла прямо к своей цели. А когда поняла, что не получилось, ты стал ей не нужен.

– Обалдеть, – бормочет Ванька. – Ты её видел два раза, а рассказал о ней так, будто знаешь всю свою жизнь. Ты, наверно, даже не понимаешь, насколько точно ты её охарактеризовал!

– Ванюха, это всё из курса психологии, который я прочёл чуть меньше года назад и сдал на пять баллов неделю назад. Перед твоим появлением.

– Сашка… Родной мой… Ты такую ношу с меня снял! – в Ванькином голосе звучит горечь. – Вернее, одну снял, а другую положил. Ты меня пытаешься оправдать… Зачем?

– А ты крылышками-то не больно маши. Я про тебя ещё не сказал, ну и про себя тоже.

– Я готов… – обречённо произносит он.

– Ты в этой ситуации, будучи тепличным растением, особенно в последний период своей жизни, человеком, которого я сам избаловал в своей теплице, распустил сопли, глядя на прелести ещё не познанной тобой женщины, и, ни о чём не думая, пошёл у неё на поводу… Как осёл за морковкой. Так ведь?

– Так… – Ванька съёживается внутри одеяла. – Именно так!

– А я, увлёкшись медициной, то есть тем, что мне интересно, напрочь тебя забросил. Тоже хорош… Забросил и не нашёл возможности попытаться вовремя тебя вытащить из ямы, куда Света тебя утянула. А когда спохватился, то стало практически поздно. Ты уже был в полной её власти, а точнее, в её энергетическом поле. Какое-то время оно у вас даже было одним, то есть общим. Вот так! Так что и моя вина в этом тоже есть, и она достаточно велика. Поэтому мы с тобой квиты! А сейчас – давай, пошли в кровать.

– Что бы я без тебя делал в этой жизни… – бормочет Ванька уже в кровати, ёрзая головой по моему плечу.

– Больше бы думал, – отрезаю я.

– Саш… А можно тебя спросить?

– Спрашивай.

– Скажи… Я тебя тогдашнего… ну прежнего совсем потерял?

Такая постановка вопроса ставит меня в тупик.

– Знаешь… Сейчас настала моя очередь рассказывать, а уж потом ты сам, вернее, мы вместе решим, прежний я или не прежний. Хорошо?

– Хорошо… – очень напряжённо выговаривает Ванька.

– Я начну с главного. Короче, у тебя есть племянник. Зовут его Серёжа. Ему полгода.

– У тебя появился сын!

Не могу не посмотреть на Ванькину реакцию. У него счастливое лицо!

– Сашка! Это же прекрасно! Знаешь, после того, как я повозился с маленьким Колькой, я понял, дети – это прекрасно!

– Ты это серьёзно говоришь?

Я реально опешил от Ванькиной реакции.

– Абсолютно! Ты удивишься, но я так этому рад! Меня всегда грызло, что из-за меня, из-за наших странных отношений, когда ты занимаешься только мной, у тебя, может быть, не будет семьи и детей, – смущённо говорит он и добавляет: – Я же отдаю себе отчёт в том, что моя реакция тогда, давно, на твою подругу в спортзале у тебя… отложилась в памяти.

Однако… Он сказал то, о чём я думал.

– Давай я продолжу. Всё случилось, когда ты был первый раз в Булуне. Само как-то. Почти случайно. Прости меня… Я тоже виноват. Ничего тебе не говорил, потому что не знал, как ты на всё это отреагируешь, действительно памятуя мою историю с Ниной. В общем, Даша родила, когда мы второй раз были в Булуне.

– Она тебя любит?

– Да. Но жить со мной не хочет. Говорит, мы с ней оба сильные люди, и дальше – про возможность вулканической жизни таких людей на одной площади.

– А ты её? – совсем напряжённо спрашивает Ванька.

– Если честно, то тоже – да. Только понимаешь… Ты мне снился, когда тебя не было рядом. Да и сейчас снишься. А её во сне я почти не видел. Может, раз-другой… Я тебе ответил?

Ванька сосредоточенно молчит, и я не знаю, как это толковать. И вдруг…

– Саш… Ты не жалеешь, что когда-то со мной связался? Только честно!

– Ты действительно идиот, Ванюха. Идиот с куриными мозгами, – сгребаю его в охапку. – Я много думал про наши отношения в свете последних событий. Понимаешь, Ванюха… У нас с тобой, если можно так сказать, всё на генетическом уровне. Это пуповина какая-то…

– Сашка… Я тебя всё равно очень люблю, – бормочет он. – Ты мне покажешь моего племянника?

– Обязательно. Пусть он тоже посмотрит на своего дядьку.

– Саш… А мы сейчас вместе? Это так?

– Это так. Мы вместе, и мы с тобой – семья.

– Помнишь, я тебе сказал, что ты мое всё?

– Ну помню.

– Я ещё раз это говорю, чтобы ты забыл про мои глаза там, в Булуне: ты мое всё! Больше у меня никого нет, да и вряд ли будет.

– И ты моё всё… Это правда. А будет или не будет… Жизнь долгая… А сейчас давай-ка, «мое всё», на горшок и спать! А я перекурю – и тоже.

* * *

Снова углубляюсь в литературу.

Читаю про воспаление лёгких. Если я колю Ваньке антибиотики, то надо ему подобрать витамины. Конечно, я могу проконсультироваться, но мне хочется сначала определиться самому, а уж потом проверить себя.

Сам себе хвастаюсь. Я правильно определил необходимые витамины. Анастасия Ивановна, которой я звонил, согласилась с моим выбором. Сейчас готовлю Ваньке очередную порцию уколов.

– Ты меня уже всего исколол, – ворчит он, подставляя нужные места.

– Что, больно, что ли?

– Да нет… Как я потом сидеть-то буду?

– Я же тебе грелку даю, чтоб там всё рассасывалось. Так что терпи. Ещё пара дней, и, наверное, всё закончится. Отвезу тебя…

– На кладбище? – перебивая меня, радостно спрашивает Ванька.

С тех пор, как ему стало легче, он не упускает возможности меня подколоть.

– Идиот! На рентген я собрался тебя везти. В свою академию.

Я действительно попросил Юрия Степановича договориться с пульмонологией насчёт рентгена и общего осмотра Ваньки специалистом.

– А, я понял! – Ванька сияет. – Таким путём ты хочешь проверить, есть ли у меня мозги. Давай. Просветили, а там – пусто! Во класс! И с меня взятки гладки!

– Иди ты!

– Извини… Не могу… Я в бессрочном отпуске и вообще сменил профессию, – он блаженно улыбается, понимая, что все его шутки сегодня проходят на «раз».

Махнув рукой, иду на кухню подогревать ужин.

Появляется Ванька, завёрнутый в одеяло.

– Саш, ну давай я чего-нибудь поделаю. Что ты всё сам да сам…

Он умильно опускает голову мне на плечо, и мне это приятно.

– Слушай, самое лучшее, что ты можешь сделать, – это лечь обратно в кровать.

– Саш… Я нормально себя чувствую. Ты же сам сказал, что хрипов не слышишь.

– Это я сказал. А надо, чтобы тебя посмотрел пульмонолог.

– Пульмо… кто?

– Пульмонолог. Это, если можно так сказать, лёгочник.

Видно, Ваньку сегодня так просто не унять. Стоит с заумно-хитрым видом.

– Понял. Значит, лор – это ушник, окулист – это глазник, пульмонолог – это лёгочник, гинеколог… Саш… А как гинеколог по-русски будет? – так невинно спрашивает он.

– Ты сам уйдёшь, или тебе дать пинка в твою исколотую жопу? – делаю к нему шаг.

– Ухожу, ухожу… – пятясь к двери, Ванька хихикает.

– Правильно делаешь, что пятишься, – мне уже самому стало весело. – А то смотри… Шприцы у меня здесь, на кухне.

– Всех жоп не переколешь! – гордо восклицает Ванька и скрывается в комнате.

Какое-то время всё спокойно.

– Саш… – раздаётся голос из комнаты.

– Ну чего тебе ещё?

– Я серьёзно. Тебе кто твою бухгалтерию сейчас делает?

– Угадай с трёх раз, – отзываюсь я.

– Тут и угадывать не надо. Давай-ка, неси всё мне. Займусь.

Это действительно отдушина. Если Ванька этим займётся, то у меня освободится время. А мне надо ещё очень много учить и сдавать.

– Согласен. Спасибо тебе, Ванюха! – кричу я из кухни, – Ты даже не представляешь, насколько ты меня выручишь.

– Представляю, – со вздохом говорит он. – Потому и предложил.

После нашего ночного разговора Ванька повеселел. Я это вижу и этому очень рад, потому что он потихоньку становится прежним.

Ваньку осматривают в пульмонологии больницы академии.

– Когда, говорите, у него началось воспаление? – спрашивает заведующий этим отделением, тоже профессор, просматривая заключение рентгенолога.

– Недели две назад.

– Как две недели назад? – озадаченно спрашивает он.

Ещё раз прикидываю. Да, точно, две недели и два дня.

– Ну две недели и два дня. А что?

– Странно… – бормочет завотделением, снова прослушивая Ваньку. – У него всё чисто… Ну-ка, подышите интенсивно.

Ванька дышит полной грудью.

– М-да… А куда вы обращались?

– Никуда. Всё сам, дома…

– Постойте… – он внимательно смотрит на меня. – Это что, вы тот самый… Александр Елизов? Ну мне говорили… И Сергей Петрович говорил как-то…

Вид у него такой озадаченный, что мне становится весело.

– Не знаю… Может, тот самый, – не могу подавить улыбку.

– Ну вы ещё у нас в академии на экстернате. Да?

– Да. Сдаю потихоньку.

Завотделением наконец улыбается и протягивает руку.

– Меня зовут Николай Васильевич. Поздравляю, коллега. Ваш больной – не больной. Но всё-таки эти методы… Я, конечно, наслышан, но – вызывают сомнения… И всё-таки поздравляю!

С удовольствием пожимаю его руку.

На всём пути к машине, да и в ней тоже, Ванька странно молчит и всё поглядывает на меня.

– Ну что ты смотришь? Скажи что-нибудь! – не выдерживаю я.

– Уважуха… – произносит Ванька.

– Переведи!

– Уважаю тебя, говорю! И в какой-то степени завидую.

– А ты почаще болей, так я на тебе и натренируюсь, – отшучиваюсь я.

– Нет, Сашка… Я завидую, потому что мне тоже очень хочется заниматься тем, что мне интересно.

– Чем же?

– Своей специальностью. Не зря же я учился! Только где работу найти?

– Так ты ищи! Теперь ты здоров и можешь этим заняться.

– Вот завтра и займусь! – решительно говорит Ванька.

– Одобряю. Только завтра мы с тобой одеваться поедем. Ты же опять раздетый у меня!

– Саш… Ну прекрати! Перехожу я эту зиму как-нибудь. Ты же мне уже столько накупил…

– Да уж… В Булуне теперь можно устраивать распродажу шмоток с личного плеча Ивана Серёгина. Только всё равно поедем. Тебе нельзя мёрзнуть.

– Понял… – и добавляет ехидно: – Настанет и мой час. Ты посмотри, как сам-то ходишь. Чуть ли не бомж. Устроюсь, заработаю и тоже буду тебя таскать за шмотками.

– А я не возражаю.

– Слушай, а давай сегодня отпразднуем?

– Давай… Что, так хочется? Честно говоря, про твой тамошний запой я наслышан.

– Ты не волнуйся, я не стал алкашом. Просто мне было очень плохо.

– А кто тебе сказал, что от водки становится лучше? – усмехаюсь я. – Как почти врач, могу сказать, что пьянка только усугубляет имеющееся состояние.

– Это я уже сам понял. Кстати, ты мне курить-то разрешишь, доктор?

– Разрешу… И выпить, и покурить. Так что, в магазин ехать?

– Ага!

* * *

Сидим с Ванькой на кухне и празднуем.

– Ну, давай за твоё возвращение, – я поднимаю рюмку. – Хоть запоздало, но отметим.

– Давай… – Ванька неуверенно кивает. – Только я сам до конца не понял, вернулся ли, а если вернулся, то куда и кем?

Это уже опять камень в мой огород.

– Ты имеешь в виду меня? – вдруг совершенно непроизвольно выскакивает у меня вопрос.

– Ой, Сашка… Знаешь, когда я болел, а ты, бедняга, пытался один поспеть по всем делам, оставляя меня одного, мне оставалось только лежать и думать. Думать о нас с тобой… Сашка! Ты заметил, что и ты, и я за это небольшое время стали совсем другими?

– Заметил… – я вздыхаю, потому что тоже всё время об этом думаю.

– Мы изменились, Саша… И наверное, к сожалению, возврата к прежнему состоянию быть не может!

– К какому прежнему? – не понимаю я.

– Саш… Понимаешь… Тогда, давно… ты окружил меня такой заботой, таким теплом, что действительно стал мне всеми утраченными родственниками в одном лице. Чисто подсознательно я, наверно, воспринимал тебя как любящую няньку, что ли… И поверь мне, в большей степени меня на ноги подняло твоё отношение ко мне… Да ты меня тогда упаковал в ласку и тепло. Я каждый момент чувствовал тебя рядом, даже если ты был где-то. А сейчас… Что-то сломалось… А может быть, это я сломал всё там, в Булуне…

Ванька говорит очень взвешенно и с нотками горечи. Видно, это у него в башке давно крутится.

– Ты хотел бы вернуться к этому состоянию? – осторожно спрашиваю я.

– Не знаю… – Ванька поднимает на меня глаза. – То состояние требовало от меня меньшего, чем нынешнее. Сейчас же всё по-взрослому. Но это и справедливо! Так и должно быть! Я изменился! И вместе с тем, Сашка, мне порой хочется прижаться к тебе и так стоять, стоять… Я так жажду твоего тепла!

Он произнёс именно слово «жажду»!

– Оно от тебя никуда не делось и не денется, хотя и я тоже изменился. Теперь есть Даша, есть мой сын… Может, тебя именно это смущает?

Задавая этот вопрос, я ощущаю в себе некоторый напряг.

– Как ты мог такое подумать? – теперь в голосе Ваньки звучит укоризна. – Я готов всем пожертвовать ради твоего душевного комфорта и покоя. Кто-кто, а ты это заслужил. Я в этом убеждён!

В моей голове полный раздрай. Сам не знаю, чего хочу в данный момент.

– Слушай, наливай, и поговорим по-трезвому, – тихо прошу я, пытаясь улыбнуться.

Ванька выглядит не лучше. Ясно, что все эти вопросы давно его грызут, а он не может найти на них ответы. А я тоже их не знаю.

Чокаемся и пьём. Какое-то время сидим молча.

– Саш, – нарушает это молчание Ванька, – я снова задам тебе тот же вопрос. Скажи мне честно, ты сможешь быть со мной прежним?

– Тебе это действительно необходимо? – отвечаю я вопросом на вопрос.

Он задумывается, и пауза длится долго. Понимаю, что это наверняка последние брызги его прошлой жизни. Я убеждён в необратимости произошедших с ним изменений!

– Я тебя очень люблю, братишка, – не дождавшись ответа, прекращаю я паузу, – как самого близкого мне человека. Это совсем не потому, что ты мой брат, а потому, что это – ты! Ты же сам сказал, что мы с тобой изменились. Это действительно так! И дело, как мне кажется, не в твоей выходке в Булуне. Свету можно даже поблагодарить. Она повернула тебя на правильные рельсы, открыв тебе практически новый мир. Согласен?

Он молча задумчиво кивает.

– Мы с тобой изменились. Давай принимать это как данность…

Ванька так грустно на меня смотрит…

– Ну и что мы будем теперь делать? – тихо задаёт он мучающий меня вопрос. Такой же вопрос я задал ему когда-то, на заре наших отношений.

– Жить дальше! Главное, чтобы ты знал, что действительно вернулся. Вернулся, потому что ты тоже… «моё всё». Ещё ты всегда должен знать, что я очень тебя люблю и никогда не позволю чему-нибудь плохому с тобой случиться. Это я тебе говорю как старший в тандеме.

– Понял, – он кивает. – Но и ты должен знать, что и я очень тебя люблю и никогда не позволю чему-нибудь плохому с тобой случиться. Это я тебе говорю как младший в тандеме. Тебе должно быть понятно, что я за тебя так же отвечаю, как и ты за меня, – Ванька делает паузу и продолжает, с улыбкой меняя тему: – А насчёт Даши… Короче, когда ты мне племянника покажешь?

– Как с Дашей договорюсь…

– Если честно, то я этого жду с нетерпением.

Какое-то время сидим молча. Тема вроде исчерпана. Надо это каждому из нас уложить в себе.

– Ты обратил внимание, что мясо сегодня совсем другое? – нарушает молчание Ванька, который, как водится в таких случаях, готовил стол.

– Не знаю… Мне очень нравится.

– На тебя только продукты переводить. По-моему, даже если тебя кормить каждый день одним и тем же, ты этого не заметишь.

Ложимся спать. Алкоголь слегка шумит в голове. А собственно, что мы с ним выпили? Какие-то три маленькие рюмочки…

Ванькина голова на своём законном месте, то есть на моём плече…

– Сашка мой, – бормочет он, и вдруг следует признание: – Знаешь, как мне сейчас хорошо? А ещё лучше будет, если ты меня поцелуешь… в лоб. Ты удивишься, но кроме тебя, меня в моей жизни… даже так… почти никто не целовал. В семье это как-то было не принято. Остальные… даже Светка… Да ладно…

– Готов целовать тебя перед сном, пока твоя жена не будет это делать вместо меня.

– Твоими бы устами… – начинает Ванька.

– Целоваться? – со смехом перебиваю я его и касаюсь губами его лба.

– Угу… – он ёрзает головой по моему плечу.

Теперь, когда Ванька пришёл в норму, я наконец могу спокойно заняться другими делами… А сам-то я понял, что сказал? У меня же этих дел прорва несчитанная! Только главное, как я думаю, это помочь Ваньке встать на ноги. Если он почувствует себя сколько-нибудь значимым в этой жизни, то сразу должна измениться его самооценка, а значит, возможно, и энергетика. Это я только сейчас сообразил.

Еду домой из академии. Мне пришлось снова составлять на работе рваный график, поскольку начались практические занятия по травматологии. Этому по книжкам не научишься и экстерном не сдашь. Интересная штука! Всё те же кости, которыми я на интуитивном уровне занимался. Разница в том, что теперь эти кости надо совмещать после перелома и ставить гипс. Ещё много всего прочего – и тоже интересного. Причём интересного настолько, что я упросил преподавателя задержаться со мной и закидал его разными вопросами. По-моему, это мужика не очень напрягло, а даже порадовало. Всё-таки заниматься тет-а-тет куда приятнее и полезнее, нежели в толпе.

Захожу в квартиру. На кухне что-то шкворчит – значит, Ванька снова там воцарился.

– Привет!

– Привет…

Лицо явно недовольное.

– Ну, чего у тебя? – интересуюсь я.

– Да опять непруха! – расстроенно говорит он. – Обошёл три фирмы, и везде вежливый отказ.

– Ладно, не расстраивайся. Образуется.

Идея, как всегда, приходит сама собой. Я ведь уже об этом думал!

– Слушай, Ванюха, а может, тебе начать в университет готовиться? Голова у тебя варит – надо высшее получать!

– С чего ты взял, что у меня голова варит? – сомневается он.

– Я видел, как тебе легко давались науки в колледже.

– Эх, Сашка… Дорогой ты мой, золотой ты мой… – он подходит и кладёт мне руки на плечи. – Я больше от тебя жертв не приму. Тем более после моих выходок. Стыдно мне! Понимаешь?

– Ну какие там жертвы… – я даже не знаю, что ему ответить.

– А такие! Ты хочешь сказать, что будешь, извини, въёбывать на пяти работах и тянуть взрослого обалдуя? Так?

– Ну почему на пяти… Живём же!

– А ты не забыл, что у тебя есть Даша и Серёжа? – насмешливо спрашивает Ванька и, прищурившись, заглядывает мне в глаза.

– На всех хватит, не волнуйся, – бурчу я.

– Нет, Сашка… Я буду учиться, но вечером. Днём я буду работать! Я найду работу!

– Давай я постараюсь тебе помочь? – сам для себя неожиданно предлагаю я, хотя ещё не представляю, как это сделать.

– Сашенька, это значительно труднее, чем ты думаешь. Разве что ты пустишь в ход свои запредельные способности, – с лёгкой ехидной улыбочкой заключает Ванька.

– Саша, – Юрий Степанович останавливает меня в коридоре. – Сергей Петрович хочет с вами встретиться и поговорить о ваших успехах.

– Да какие там успехи! – машу я рукой.

– Вы неправы. Если поставить опыт на двух пациентах, где одного оставить контрольным, то есть лечить его традиционно, а другого будете лечить вы, сроки и качество исцеления будут в вашу пользу. Я исподволь сравнивал.

– Юрий Степанович! Теперь я отвечаю вам как представитель точных наук, то есть как инженер. Опыт, о котором вы говорите, в любом случае будет, если хотите, нестрогим. Разные люди, разные организмы, разное течение болезни. Для большей строгости вам пришлось бы взять двух клонов.

– Знаете, Саша, вы рассуждаете, как учёный, – задумчиво говорит завотделением, – Может, поэтому мне с вами и интересно. Но всё-таки найдите время и позвоните ректору.

– Конечно, позвоню. Только неудобно как-то…

– Это его инициатива, поэтому ваша совесть должна быть спокойна.

А что я, собственно, сделал в этой больнице? Если честно признаться, то у Кирилла Сергеевича мне было даже интереснее, потому что там были разные случаи и обстановка была очень доброжелательная. А здесь… Конечно, здесь я тоже работаю увлечённо, и мне даже кажется, мои пациенты относятся ко мне очень тепло, но не могу понять, чего мне тут не хватает. За почти пять месяцев работы я только всерьёз попользовал шестерых. Остальные были как-то не так… Правда, результаты, наверное, неплохие. Даже тот самый охранник, которому я лечил простуду, долго жал мне руку и говорил, что практически сразу поправился. Но всё равно…

* * *

В кабинете Сергей Петрович предлагает сесть за отдельный стол.

– Это чтобы мы не разговаривали через ректорский стол, – поясняет он. – Садитесь, садитесь, Саша.

– Спасибо.

– Должен вам сказать, что я распорядился докладывать мне о ваших делах, – он улыбается. – Поэтому наслышан. Вы молодец! Во-первых – только на «отлично»! Это прекрасно. Мне даже рассказали, как вы мучили вопросами вашего преподавателя по травматологии.

– Извините… Мне было очень интересно.

– Так это же и хорошо! Ещё раз говорю, что если бы хотя бы половине наших студентов было интересно так, как вам, у нас были бы лучшие в мире врачи. Короче – так держать!

– Стараюсь…

– Кстати! На Николая Васильевича вы тоже произвели впечатление.

– В пульмонологии?

– Да? Не хотите поменять специализацию? – ректор хитро прищуривается.

Понимаю, что это пока шутка.

– Знаете, если я пациенту для лечения буду предлагать спать с собой в обнимку, то думаю, меня неправильно поймут.

Сначала смеёмся вместе, а потом Сергей Петрович становится серьёзным.

– А вот с этого места прошу поподробнее.

Рассказываю, как лечил Ваньку своим полем, лёжа с ним рядом. Рассказываю про маленького Вовку. Про свои умозаключения на эту тему.

– Слушайте, второй раз вы меня удивляете. А Ваня – это тот, о ком писал Кирилл?

– Да, это он, мой сводный брат по отцу.

– Ну и как он сейчас себя чувствует?

– По здоровью – нормально. Даже снова гантели стал таскать, а вот с его настроением – проблема. На работу парень устроиться не может.

– У него специальность есть?

– Да. Он колледж закончил. Программист. Хочет поступать в университет на вечерний. Думаю, из него толк выйдет впоследствии. Серьёзный парень.

– Серьёзный, говорите… А на работу устроиться не может. Ну и времена нынче! – ректор вздыхает и совершенно неожиданно бросает: – Слушайте, Саша, а давайте его к нам, в академию?

И видя мой непонимающий взгляд, объясняет:

– Мы сейчас начали создавать у себя корпоративную сеть, и ваш Ваня может пригодиться. Устроит это его? Зарплаты ведь у нас не ах…

– Конечно, устроит! Ему бы хоть зацепиться!

Меня охватывает радостный энтузиазм оттого, что есть возможность пристроить Ваньку. И не просто пристроить, а дать ему возможность поучаствовать в деле с самого начала. Я более чем уверен, что потом у него всё получится.

Может, я опять в будущее заглядываю? Ведь моя уверенность, как мне кажется, проистекает не от головы…

Влетаю в квартиру.

– Вань! Ванюха! У тебя есть работа!

– С чего это вдруг ты так решил? – недоверчиво спрашивает он из кухни.

– На! – я протягиваю ему листок бумаги, где ректор собственноручно написал, куда и к кому Ваньке надо завтра подойти в академии.

– Сашка… – он оторопело смотрит на бумагу. – Это – правда?

– Ты ещё мне скажи, что я тебя напариваю. Сам ректор написал! У них там корпоративная сеть создаётся. Так что ты сможешь с самого начала всё…

Коротко рассказываю Ваньке про встречу с ректором.

– Сашка… Спасибо, – и он меня обнимает. – Всё! Завтра с утра бегу туда!

Поднимает на меня глаза и так ехидненько заявляет:

– Теперь по очереди на кухне дежурить будем… А?

– Тебе же хуже, если я снова готовить буду! – в тон ему отвечаю я.

– А вот об этом я не подумал… Я же гурман! – смеётся Ванька.

Вместе с Дашей и Серёжкой гуляем на улице. Я качу коляску, а она держит меня под руку.

– Ой, Сашка… Хорошо-то как! – Даша прижимается к моему плечу.

– И мне очень хорошо, – признаюсь я.

– Ваня-то как? Устроился?

Мне приятно, что она проявляет интерес к Ваньке. Я о нём много рассказывал ей. Даже про его неудачный роман в Булуне.

– Да. Уже целых четыре дня работает. Аж светится весь! Вечерами там сидит. Ему сейчас всё в охотку. Истосковался.

– Я очень рада и за него, и за тебя. Ещё одну проблему тебе удалось разрулить.

– Дай бог, не последнюю, – совершенно искренне говорю я. – Без проблем жизнь пресна и тосклива.

– Я тоже так думаю, но большого количества проблем я тебе не желаю. Вообще займись наконец собой! Отощал, осунулся… Если ты мне своего братишку представишь, я ему накажу, чтоб за тобой лучше следил, – со своей замечательной улыбкой говорит Даша.

– Слушай, а ведь Ванька всё просит ему племянника показать, – вспоминаю я. – Разрешишь?

– Я не против. Как-нибудь заезжайте вместе. Заодно и познакомишь меня, – очень запросто соглашается она.

…Сегодня суббота, мой день дежурства по кухне. Ваньки не видно и не слышно. Вернее, слышно только, как клавиши компьютера щёлкают. Заглядываю в комнату. Ванькин затылок и слегка ссутулившаяся фигура…

– Ванюха, прекрати горбиться! – делаю я замечание.

– Отвали, не мешай… – слышу в ответ, и мне приятно.

Я балдею от вида работающего Ваньки. Он резко переменился. Энергия бьёт ключом. Таскает какую-то работу домой и сидит вечерами. Честно говоря, хотелось бы с ним хотя бы поговорить, но не хочу ему мешать. Парень ловит кайф от востребованности. Моя бухгалтерия аккуратно лежит стопочкой на том же столе, где он работает. Не хочу сбивать человека с ритма, поэтому подхожу и забираю документы, чтобы заняться самому.

– Так! А ну-ка положил на место! – тихо приказывает Ванька, не отрываясь от клавиатуры.

– Ванюха, у тебя же нет времени, – оправдываюсь я.

– А вот это уже я сам разберусь! Понял? Я сказал, что буду тебе в этом помогать – значит, буду. Давай, давай… Клади назад! – он сам берёт бумаги из моих рук и кладёт на место. – Кстати, обедать когда будем?

Я понимаю, что попал… Это действительно мой брат. Те же гены. Он тоже умеет командовать, когда это нужно. С этим надо считаться. А вообще-то это здорово!

За обедом рассказываю Ваньке про наше гуляние с Серёжкой и про приглашение Даши.

– Ну как? Съездим?

– С удовольствием! Должен же я посмотреть, кого ты народил. Только без подарков я не поеду. Сначала надо и Даше, и Серёжке что-нибудь купить.

– Детям мороженое, бабе цветы? – цитирую я известный фильм.

– Серёжке мороженое, конечно, ещё рано, надо какую-нибудь погремушку. А Даше цветы – это обязательно.

Он так серьёзно об этом говорит, что мне становится смешно.

– Специалист, – я хмыкаю.

– Да уж… Не ты. Ты вот Даше давно цветы дарил?

– Честно говоря, не помню.

– Вот! – торжествует Ванька.

– Ну так что, завтра едем?

– Замётано! – применяет он моё словечко.

Даша гуляет с Серёжкой подальше от своих окон, чтобы отец не увидел нашей встречи. Он до сих пор меня видеть не хочет. Не знаю, как я буду выстраивать с ним отношения. А ведь надо!

Подходим. Она медленно катит коляску.

– Привет! – здороваюсь я.

– Здравствуйте, Даша… – осторожно здоровается и – Ванька.

– Ой, здравствуйте! – она улыбается и, увидев в его руках цветы, которые выбирал он сам, всплёскивает руками. – Спасибо… Да, Саша, этим вы с Ваней и отличаетесь.

Ее замечание звучит иронично, но без колкости, на которую она способна.

– Чем? – хочу уточнить я.

– Ваня сразу же о цветах подумал, а ты мне так ни разу цветов не подарил.

Ванька краснеет, а я даже не знаю, что сказать.

– Цветы мы вместе, – он пытается меня выгородить. – Тут вот Серёже ещё…

– Ну вот и отдай племяннику! Сам! – Даша смеётся.

Ванька протягивает ярко-красную погремушку Серёжке. Он долго и придирчиво её выбирал, всё мне объясняя про китайские вредные игрушки, которые дети суют в рот. Требовал сертификат…

Дальше происходит невероятное. Серёжка, отдав должное погремушке, улыбается и тянет обе ручонки к Ваньке!

– Он что? – оторопело оборачивается братишка к Даше.

– Он просит, чтобы ты взял его на руки. Я такого ещё не видела. Он улыбается!

Даша, видимо, тоже озадачена Серёжкиным поведением. У меня на руках Серёжка сидит спокойно, но сам не просится. А чтоб он улыбался, я вижу в первый раз.

– А можно?

– Давай, если ребёнок просит! – подсказываю я.

Ванька осторожно вынимает малыша из коляски и берёт на руки. Серёжка тут же начинает трогать за воротник новую Ванькину куртку, мочку его уха… а потом тычет пальчиком в Ванькин нос.

– Бы!.. Бы!.. – повторяет он при этом.

– Что бы это могло значить? – спрашиваю я Дашу.

– Думаю, что Ваня ему понравился куда больше, чем мы с тобой, – с улыбкой объясняет она. – А если человек ребёнку сразу понравился, то это ему лучшая характеристика.

Ванька, наверное, этого и не слышал, потому что вовсю занимается племянником. Даёт ему подержать свой палец, целует в нос… Короче, они довольны друг другом.

Едем обратно, домой. Ванька сосредоточенно молчит, сидя на правом сиденье.

– Ты чего погрустнел? – интересуюсь я.

– Классный у вас сын. Так бы всю жизнь и таскал его на руках, – тихо отвечает он. – Я даже Светиного Кольку вспомнил. Так мне приятно с детишками возиться!

– Так сделай своего.

– Сашка… Ты же всё знаешь! Когда ещё у меня кто-нибудь… случится… – Ванька грустно вздыхает. – Ну как я определю, что не ошибся?

– В смысле? – не понимаю я.

– Понимаешь… Вероятно, есть женщины, которые не созданы для семьи. Света, например. А Даша… Она же совсем другая.

– Откуда ты знаешь? Ты же её видел только час, да и то всё время с Серёжкой занимался. Кстати, ты точно ему очень понравился.

– Насчёт Даши я сразу всё понял. А Серёжка… Я уже его люблю, – признаётся Ванька. – Ты меня иногда бери с собой, если можно…

– А чего ж нельзя! Можем и вместе ездить.

– А знаешь, как мне хочется иметь сына или дочку, – грустно и мечтательно говорит он. – Чувствовать ручонку, которая держит твой палец. Держать за ручку, когда это дитё топает рядом. Знать, что когда ты придёшь с работы, на тебя влезут и будут играть с тобой в лошадки…

Теперь молчу я, ведь мне это тоже недоступно. Даша не хочет, чтобы мы жили вместе. Да и Ванька как же?

Да, разбередил братишка…

Сегодня наступит Новый год.

К Даше и Серёжке мы с Ванькой уже съездили и поздравили. Причём я был в роли пассажира. Ох и натерпелся! Правда, старался Ваньке не показывать своих впечатлений от его езды, чтобы не закомплексовать его на этом. Короче, подарили подарки, шампанское, а Ванька опять купил цветы. Дома позвонили Кириллу Сергеевичу в Булун и его тоже поздравили. Сейчас опять, как и год назад, трудимся на кухне. Командует, конечно, Ванька.

– Ты можешь резать мельче? Это же салат, а не суп! Ох, Сашка… Сколько тебя учить? Если бы ты так постигал свою медицину, то я тебя к больным на пушечный выстрел не подпустил бы! Ты – кухонный коновал! Понял?

– Согласен быть коновалом, но только на кухне. Так что – терпи!

Перед курантами поднимаем рюмки с водкой.

– Ну, Ванюха… Ещё один год прошёл. И снова… трудный.

– Да уж, – соглашается он. – Саш… Давай не будем вспоминать всё плохое, что было в этом году. Хорошо?

– Вообще-то я и не вспоминаю… Ну, давай!

Хрустальные рюмки приятно звенят.

– А вот когда шампанское из стекла будем пить, то звук будет, как у морских камушков под водой, – улыбается Ванька.

– А ты откуда знаешь?

– Родители меня возили в детстве. Пока живы были… Жаль, в этом году я так и не приезжал на кладбище.

– Я там был. От тебя цветы положил.

– Сашка… – выдыхает Ванька и замолкает, только смотрит на меня своими глазищами. Грудь у него ходит ходуном – вот-вот разрыдается.

Подхожу к нему и обнимаю.

– Всё. Всё хорошо. Хватит…

– Спасибо тебе…

– Ладно. Скоро куранты.

Открываю шампанское. Куранты…

– Ну, Ванюха, с Новым годом!

– С Новым годом, Сашка! Пусть в этом году Бог убережёт нас от потрясений!

– Точно. Не хотелось бы… повторений, – ворчливо говорю я, хотя и понимаю, что жизнь штука такая: никогда не знаешь, где она тебя с размаха припечатает к какой-нибудь стенке.

* * *

Работаю с пациентом. Что-то не то с ним. Вроде лечу ему позвоночник, но вижу тёмное пятно в районе лёгких. Оно совсем не такое, как я привык видеть при воспалениях всякого рода, и именно это пятно втягивает мои пальцы, мои руки… Чуть не всего меня самого. Да ещё и какой-то холод оттуда… Что это дело лёгочное, я понял по тому, как он дышит. Да и цвет лица его какой-то землистый.

Так я устаю после этого пациента! Сил никаких нет. Едва до дома доезжаю. Пытаюсь восстановиться, как я это делаю обычно, и не получается! Что-то тут не то. Даже страшновато. И интуитивных подсказок я никаких не ощущаю, кроме неосознанного страха. Ох, будто навалилось. Еле еду.

Как озарение… У него же рак! А может быть, удастся? О-ох… Будто по голове ударило. Скорее бы наш двор. Надо парковаться. Не могу. Иначе, чувствую, до дома не доберусь. Ага… Сигнализация… Что же так лифт ползёт… Такая тяжесть… И холод… Как ватный весь… Ноги подгибаются. Скорее бы… наш одиннадцатый этаж… О-ох…

Звоню в звонок. Ключи достать сил нет.

– Сашка!

Ваньку вижу как в тумане.

– Ваню… ха… О-ох-х… Плохо…

Пол летит на меня. Видно, Ванька меня всё-таки поймал…

– Сашка… Что с тобой? Скажи хоть слово!

Сказал бы, если б мог. Только язык будто примёрз. Ванька тянет меня в комнату. Проваливаюсь… Темнота… Душно!

Открываю глаза. Вижу Ваньку. Холодно…

– Сашка… Ну скажи что-нибудь… Я буду «Скорую» вызывать.

– Не надо… Холодно…

– Ты же не дышал почти совсем! Белый весь… Что с тобой? Ну скажи же!

– Плохо… мне… Очень…

Опять наваливается такая тяжесть! И себя я не чувствую.

– Плохо… Помираю я, похоже… Ухожу…

Свой шёпот слышу будто со стороны. Такой безразличный…

– А вот хуй тебе! – неожиданно зло выкрикивает Ванька. – Не отпущу! Ты меня спросил?! Не отпущу! Понял?

Он наваливает на меня всё, что можно. Открыв глаза, я вижу, что Ванька стоит в растерянности.

– Я сам буду тебя греть!

Ох-х… Лезет под все покрывающие меня шмотки ко мне. Так, прижал… Он тёплый. Действительно, стало теплее. Опять куда-то проваливаюсь. Темно… Ничего не вижу. Темно… Что же со мной? Как мне тяжко! И холодно… Надо соображать. О-ох… Думай, голова, думай… Ванька по-прежнему прижимается ко мне всем телом, и от него идёт тепло…

Неужели… Похоже, я заигрался с энергетикой. Это не совпадение… с этим больным… Там рак. Там мои руки так втягивало… И невозможно было накачать. Опять проваливаюсь… Стоп… Всё! Нет больше сил. Проваливаюсь… Пытаюсь открыть глаза. Всё плывёт…

– Сашка… Что я могу сделать? – Ванька заглядывает мне в глаза и вдруг решительно: – Я буду звонить Юрию Степановичу! Где его телефон?

– В книжке… – и опять проваливаюсь.

…Рука на лбу. Какие веки тяжёлые…

– Саша… Что с вами? Что чувствуете?

Кажется, это Юрий Степанович. Запах какого-то лекарства. Видимо, уколы…

– Холодно… Темно…

– Ваня, наполняйте все пластиковые бутылки, какие есть, горячей водой и обкладывайте его. Быстро! Пульса почти нет. Надо ещё адреналин колоть!

Теплее стало…

– Юрий Степанович… Коха надо сюда… – бормочу я. – Илью… Анатольевича… Коха… Телефон в книжке…

Опять проваливаюсь…

– Саша, ты меня слышишь? – звучит знакомый старческий голос.

– Да… – и опять проваливаюсь. Пытаюсь открыть глаза. Не могу…

– Да… Вот до чего себя довёл… – снова доносится до меня знакомый скрипучий голос. – А силища-то какая у него! И всё поле в дырах. Не уберёгся… Хорошо, я того отключил. Ведь так и вытягивал всё время…

Что-то странное со мной творится. Будто летаю… Теплее стало…

– Знаете, Юрий Степанович, он, не умея почти ничего, получил всего несколько уроков, а до многого дошёл сам. Но силища какая! Без подготовки всё… Вот и образовался ток к больному. Хвост целый!

Значит, при онкологии они тянут из лекаря… по этому хвосту… Уф-ф… Надо учесть. Может, и другие болезни?

– Он уже стольких на ноги поднял! – слышу голос Юрия Степановича…

– Поднял… А сам лёг! – снова скрипит голос Коха. – Эх, молодо-зелено…

– Ваня, давайте ему много пить. Сейчас у него будет жажда, – говорит Юрий Степанович. – Вон, губы какие сухие.

Опять пытаюсь открыть глаза и посмотреть, ведь мне уже легче стало.

Открываю… Туман… Какие-то силуэты.

– Смотрите, Илья Анатольевич! Глаза открыл! А ведь вы сказали, что поставили запрет! И даже порозовел слегка. А то вообще, как труп, был зелёный.

– Я же говорю – силища… Саша! Ты нас видишь?

– Почти… – шепчу я, пытаясь рассмотреть силуэты.

Юрий Степанович… и Илья Анатольевич… Руками водит…

– Здравствуйте… – шепчу я. – Спасибо…

– Одним «спасибом» не отделаешься, – ворчит Кох, продолжая водить руками. – Вторые сутки над тобой колдую. Да и все мы тут… Вон, Ваня всего четыре часа спал за всё это время. Всё твое роскошное поле в дырках! Выучиться, юноша, надо было сначала, а потом уже… Да ладно… Вот когда встанешь, придётся снова ко мне на уроки ездить. Чтобы по крайней мере знал, как защищаться, чтоб на себя не брать…

– Спасибо…

– Ну-ка, Саша, давайте я вас послушаю и пульс посмотрю…

Юрий Степанович садится на край тахты и начинает тыкать в меня фонендоскопом, потом щупает пульс.

Почему-то у меня в голове возникают две цифры – девять и пять…

– Девяносто пять… – шепчу я.

– Да… Девяносто пять, – несколько оторопело говорит Юрий Степанович. – А откуда… Ах да! Опять вы со своим…

– Я же говорю – силища! – с каким-то смаком произносит Кох. – Даже в таком состоянии…

– Ну сердце вроде пошло нормально. Правда, частит…

– Это от слабости, – комментирует Илья Анатольевич и обращается ко мне: – Так, Саша… Не надо мне сопротивляться. Это в твоих же интересах. Посмотри мне в глаза, и потом ты будешь спать крепко и хорошо.

Потом он оборачивается к Ваньке.

– Ваня, вы ложитесь или садитесь рядом, спать вам сегодня, наверное, опять не придётся. Надо наблюдать и слушать. Проснётся – дадите попить. Есть пока не давать! Даже если будет просить. Я сейчас поеду домой, отдохну, но завтра, а вернее, уже сегодня приеду опять. Юрий Степанович, вы меня отвезёте?

– Конечно, Илья Анатольевич!

– Саша, смотри сюда!

Смотрю на Коха и вижу тёмное пятно в левом подреберье.

– У вас что-то с поджелудочной? – тем же шёпотом спрашиваю я.

– Саша! Я пришёл сюда не на диагностику! – взрывается он. – И смотреть я просил мне в глаза, а не на меня! А про панкреатит я и сам знаю. Хотя то, что ты это даже сейчас видишь, конечно, прекрасно. Но у тебя не будет никакого будущего, если ты сам не будешь лечиться, в том числе и от своих глупостей! Ясно?

– Ясно… – я вздыхаю, пытаясь улыбнуться.

– Смотри мне в глаза. Ты лежишь на песчаном пляже… Светит яркое солнце, и ты чувствуешь, как его энергия вливается в тебя… Наполняет тебя…

Смотрю в глаза Коху. Веки тяжелеют…

– Ваня, от вас зависит всё! То, что он сейчас такой, не должно успокаивать. Всё может вернуться. Делайте всё, как я сказал. Традиционная медицина тут не поможет. В случае чего – мой телефон знаете…

Проваливаюсь, но совсем не так, как перед этим. Так хочется спать…

* * *

Просыпаюсь…

Ванькина голова рядом, вернее, перед глазами. Он сидит рядом на стуле. Два глаза внимательно смотрят на меня.

– Проснулся, – выдыхает Ванька и вскакивает. – Давай, попей…

Он приподнимает мою голову одной рукой, а другой подносит бокал с соком.

– Вот… Твой любимый…

Пить действительно хочется. Пью жадно.

– Сколько я спал?

– Всего пять часов. Сейчас почти десять утра.

– А почему ты не на работе?

– А ты не понял? Ты глупеешь прямо на глазах, – едко заявляет Ванька.

Мои губы сами растягиваются в улыбке.

– Наклонись, – прошу я, понимая, что наконец-то могу говорить почти нормально.

Он наклоняется.

– Ниже… Ещё ниже…

Обнимаю.

– Сашка… Я так за тебя испугался, – жалобно говорит Ванька, ложится рядом и тоже обнимает. – Боялся, что ты действительно умрёшь. Ты был зелёный! И губы синие…

– Куда же я от тебя денусь… – хмыкаю я. – Кто же, если не я, тебе скажет, что ты идиот?

– Никто… – и… Ванька целует меня в лоб. – Давай спи!

– Ты тоже.

– Фигушки тебе! Я следить за тобой буду, как Илья Анатольевич велел.

– Спи! Ничего со мной больше не случится.

– Заткнись и спи!

– Затыкаюсь… – я улыбаюсь. Мои прежние слова, сказанные во время Ванькиной болезни, ко мне же и вернулись.

Просыпаюсь. Вроде голова стала на место. И вижу отчётливее…

– Сашка… Хочешь пить? – Ванька наклоняется надо мной.

– Хочу встать.

Ловлю себя на том, что говорю совсем нормально.

– Фиг тебе! Зачем? – достаточно жёстко спрашивает – Ванька.

– А ты потом кровать сушить будешь? – ехидно отвечаю я вопросом и командую: – Давай, помоги…

– Ну ладно… А вообще могу надеть подгузник. Один ещё от меня остался.

– Иди ты… с подгузником, – беззлобно ругаюсь я и пытаюсь встать сам.

– На хуй с подгузником – это извращение, – догадывается Ванька о смысле недоговоренной фразы. – Давай, обопрись…

Ковыляю к сортиру.

– Ты давай сидя! – командует он.

– Обойдусь…

Держит меня.

Идём обратно. На кровать почти падаю. Да-а… Слабость страшная. Смотрю на Ваньку. Синие круги под глазами. Сколько же он не спит? Сутки? Двое? Больше!

– Тебе надо поспать, Ванюха…

– Ничего. Я засну, а ты тут коньки отбросишь… – ворчит он.

– Теперь уже не отброшу.

– Нет уж! Илья Анатольевич сказал – значит, нельзя, – отрезает Ванька.

Понятно. Добром, значит, не удастся. Придётся идти на хитрость. Вдруг получится? Как это Кох со мной сделал? В глаза смотреть… Но осторожно надо, чтоб не догадался.

– Ладно, – говорю я примирительно. – Давай рядом ляжем… Хоть полежишь.

Ванька послушно ложится рядом, и я поворачиваюсь к нему. Внимательно смотрю в Ванькины глаза.

– Родной мой, – шепчу я, стараясь не отпустить взгляда. – Спи, мой родной… Всё будет хорошо теперь. Спи спокойно. Спи, ну пожалуйста…

Ванькины глаза медленно закрываются. Вот и прекрасно! Получилось! Пусть отдохнёт.

А теперь можно заняться собой. Как это Кох там говорил… Песчаный пляж… Яркое солнце… Я лежу, и его энергия так и вливается в меня… Всё больше… Больше… Ох-х… Спать хочется…

Вытолкал Ваньку на работу.

Ну конечно, не вытолкал, я ведь лежу, а жёстко послал туда. Я понимаю, что у него неприятностей не будет, потому что через Юрия Степановича он сам передал своему начальнику про причину своего отсутствия. Да и дома Ванька много чего для работы делал.

Слабость обалденная! Всё тело ватное, а когда надо встать, то делаю это с большим трудом. Вот – лежу, накачиваю себя энергией и думаю. Ванька поехал на работу на моей машине. После того как он сам, один, без меня, привёз сюда Илью Анатольевича, у него появилась уверенность в себе. Возможно, это и хорошо, главное, чтобы не было самоуверенности. Да и вообще, не зря же он права получал!

Понимаю Ваньку, который во время болезни лежал и думал. Это так здорово, когда никуда не нужно торопиться. Мысли текут спокойно, без спешки…

Ванька… Как он испугался, бедняга, когда мне поплохело. На него было жалко смотреть. Испугался, что я его покину и… перейду в лучший из миров. Испугался, что останется один. Смешной…

Ведь в действительности, когда мы оплакиваем ушедших от нас дорогих нам людей, мы на самом деле оплакиваем не их, а самих себя. Нам жалко себя. Мы не думаем о том, что дорогим нам людям в том самом лучшем из миров будет наверняка лучше, чем в нашем неспокойном здешнем, наполненном превратностями судьбы, которые далеко не всегда положительны. Тогда, в первый момент, мы теряемся и не знаем, как нам жить без этих дорогих людей. То есть мы фактически оплакиваем своё внезапно наступившее сиротство. Это потому, что любой человек по сути своей – эгоист, в большей или меньшей мере. Так и Ванька… А как я могу его бросить? Как я могу бросить этого дорогого мне человека, моего брата, за жизнь и судьбу которого я принял на себя ответственность ещё тогда, давно, когда он действительно осиротел.

Ванька… Братишка мой… За эти годы я прикипел к нему, можно сказать… Спим мы с ним вместе, тесно прижавшись друг к другу. Нам достаточно обнимать друг друга во сне и чувствовать, что мы вместе. И я уже привык к этому «вместе»!

Если представить, что Ванька вдруг полюбит и женится? Женившись, он не сможет быть со мной. Тогда этого «вместе» уже не будет. Гм… Вот он, мой эгоизм… Хотя я знаю, что должен сделать для этого всё.

А я и Даша? По сути, наши с ней отношения явились одной из причин изменения и меня, и Ваньки. И он это не только признаёт, но даже поощряет. Слава богу! Он стал другим, нормальным. Это же прекрасно!

Я очень люблю своего братишку и понимаю, и без него я – уже не я! У нас – и это теперь абсолютно точно – совсем другой уровень отношений.

Щёлкает замок входной двери. Появляется Ванька.

– Что-то ты рано, – подаю я голос с тахты.

– А меня отпустили, Пришлось, правда, с собой взять ещё кое-какую работу, – оправдывается он. – Ну как ты?

– Слабость только… Если честно, только до сортира и обратно. На большее сил пока не хватает.

– Я тебе покажу – большее! – Ванька шутливо грозит мне кулаком. – Теперь ты у меня в руках. Понял? Теперь я командую.

– Командуй…

– Ну, сейчас я тебя кормить буду, а то, небось, уже проголодался.

Забавно так! Ванька освоился с ролью сиделки и, видимо, страшно этим гордится.

– Вань… Ванюха!

– Чего, Саш? – отзывается он из кухни.

– Слушай, давай я пообедаю с тобой на кухне?

– Ещё чего!

– Ну Ванюха… Я серьёзно…

– И я серьёзно.

– Ну тогда я сам пойду! Упаду – придётся тебе меня поднимать, – угрожаю я.

– Сашка… Ну прекрати!

Но уже поздно. Сажусь на тахте и начинаю вставать. Ноги, конечно, слушаются плохо, но если не торопиться…

Однако сил действительно нет. Ноги разъезжаются. В результате сползаю по стене коридора вниз, почти на пол.

– Ну что? Доигрался? – прокурорским тоном спрашивает Ванька сверху.

– Похоже на то…

– Давай подниматься, – Ванька приседает и суёт мне руки под мышки.

Общими усилиями встаём и, медленно перебирая ногами, двигаемся к тахте. Тут он меня усаживает.

– Саш… Ну, зачем это надо было делать? Ну ответь!

– Ну виноват, дяденька…

– Виноват… Сиди уж! Я тебе вместо стола табуретку подставлю.

– Наклонись… – прошу я.

Он наклоняется, и я обнимаю его за шею.

– Спасибо тебе, Ванюха. Мне так приятна твоя забота, – признаюсь я.

– То ли ещё будет! – он польщённо улыбается.

Пацан… Это я любя.

Ванька сидит и работает. Я, лёжа на тахте, наблюдаю. Судя по всему, работает он очень увлечённо. Молодец!

Глаза слипаются… В сон тянет. Значит, так и нужно. Буду спать.

Просыпаюсь. Ванька по-прежнему сидит и работает.

Сколько я спал? Два часа. Черт возьми! Сегодня я должен был поехать к Даше и Серёжке. Съездил… А деньги-то им нужны.

– Вань…

– Что, Саш? – поворачивается он ко мне.

– Слушай… Мог бы ты съездить к моим?

– К Даше и Серёже?

– Ну да… Деньги нужно отвезти. Ты как сегодня до работы доехал?

– Нормально. Только один раз забыл на четвёртую перейти. Так и ехал весь квартал на третьей. У светофора спохватился.

– Ничего… Придёт со временем. Так ты сможешь съездить?

– Конечно!

Ванька уехал к Даше. Хоть это сделаем…

Звонит телефон. Хорошо, Ванька его около меня оставил.

– Слушаю!

– Ну как ты, Саша? – звучит в трубке знакомый поскрипывающий голос Ильи Анатольевича.

– Слабость сильная. Ходить почти не могу.

– Ничего, через пару дней ты должен восстановиться. Следующий раз будешь знать, как к онкологическим соваться.

– Неужели это совсем бессмысленно? – задаю я интересующий меня вопрос.

– Практически. Мы при встрече с тобой об этом поговорим. Вот поднимешься – чтоб снова раз в неделю приходил ко мне. Понял?

– Понял, – со вздохом соглашаюсь я.

Опять звонок! Дорвались они там, что ли? Наверное, Юрий Степанович.

– Слушаю.

– Ну здравствуйте, Саша.

Точно – он!

– Здравствуйте, Юрий Степанович.

– Как самочувствие?

– Средней хреновости. Только до туалета добираюсь.

– Ну а сердце, пульс?

– Пульс семьдесят, сердце ровное, – докладываю я, прислушиваясь к собственным процессам.

– Ясно… А вашего пациента я выписал. Там действительно онкология четвертой степени. Вы, да и никто другой по нашей специальности ему помочь не сможет. У него все лёгкие поражены. Вот так! Делай выводы.

– Юрий Степанович, вы не знаете, там у Ваньки неприятностей из-за этих трёх дней не будет?

– Я специально связался с его начальником. Между прочим, без вас догадался, – добавляет он язвительно. – У Вани всё в полном порядке. Могу вас поздравить – о вашем брате все говорят только хорошо и очень хорошо. Мне сказали, что парень с мозгами и усердием. Вообще это, наверное, у вас фамильное.

Какое-то время после разговора перевариваю информацию. Короче, слава богу!

Опять звонок!

«Даша звонит…» – проносится в голове. Беру трубку. – Слушаю!

– Сашенька, здравствуй, – слышу я голос Даши и понимаю, что дважды предсказал себе абонента.

– Здравствуй, Даша! Ванька приезжал?

– Ну конечно! Опять с цветами… Объясни ему, что не надо тратиться на меня. Вам там самим не сладко.

– Ладно… Ну как вы там живёте?

– Да уж лучше, чем ты. Доигрался все-таки со своей энергетикой! Ваня мне всё рассказал, как тебя откачивали.

– Ничего… Вон, великие врачи себе чуму и оспу прививали.

– Он ещё шутит! – возмущается Даша. – Ты и за нас с Серёжей отвечаешь. Ты про это помни, пожалуйста, когда следующий раз экспериментировать захочешь.

– Ой… Ладно, не забуду. Ты всё-таки меня извини. Я постараюсь приехать через неделю. Думаю, что тогда уже поправлюсь.

– Ладно, давай поправляйся! Да, ещё хотела сказать тебе: у тебя отличный братишка. Ваня очень внимательный и добрый парень. И ещё очень заботливый.

– Это у нас семейное.

Ванька приезжает сияющий.

– Ой, Сашка! Ну Серёга такой классный мальчишка! Опять меня за нос трогал. Сказать что-то всё хочет! Я ему говорю, скажи – дядя, а он – то бы, то гы… За палец меня опять хватал!

Мне ужасно приятно, что Ваньке нравится мой сын. Эх, надо его женить. Вот отец золотой будет!

Хожу по квартире. Слабость ещё чувствуется, конечно… Хорошая у меня была встряска! Надо делать выводы.

Уф-ф… Устал. Надо лечь. Моя энергетика, конечно, восстанавливается, но как-то слишком медленно. Правда, сегодня ещё только четвёртый день после моего приключения. А ведь Ванька-то, как стал работать, у него и настроение поднялось, и энергетика ощутимо поднялась. Я это чувствую, вернее, осторожно, не привлекая его внимания, измерил его поле. Значит ли это, что от душевного состояния зависит и энергетика? Вот когда у человека хорошее настроение, то он говорит: «Летаю, как на крыльях». Мне, естественно, тоже знакомо это состояние. И ведь всё тогда удаётся!

Получается, что если человек стимулирует у себя хорошее настроение, то он стимулирует свою энергетику. А как стимулировать хорошее настроение? Понятно как. Хорошее настроение нам создают приятные для нас события…

А если они не происходят? Значит, надо их самим себе создавать! И вообще надо во всём искать позитив! В любом плохом есть что-то хорошее. Надо только найти это хорошее и на нём сконцентрироваться. То есть – «Улыбайтесь, господа!»

Но ведь тогда все станут обычными янки. Эти как раз скалятся всегда, но я что-то не слышал про их суперэнергетику.

Уф-ф… Устал я от этой смеси психологии с философией. Спать хочется… Надо приводить себя в порядок, пока не началась сессия. Хорош я буду в таком состоянии!

* * *

У меня началась настоящая сессия. Нет, я сейчас не сдаю экзамены. Я их сдаю в семестре. Сейчас я делаю практические задания. Например – режу трупы в анатомичке, разглядывая, что там у нас внутри. Любопытное занятие. Надо сказать, ни одна, даже очень хорошо иллюстрированная книга по анатомии не сможет сравниться с анатомическим театром. Правда, запашок… А ещё всякие химические опыты, которые теоретически не сделаешь. На каком я сейчас курсе – сам не знаю со своим экстернатом. Завис где-то между первым и четвёртым.

Возвращаясь домой, неизменно вижу Ванькин затылок. Смотрю я и радуюсь его увлечённости. Ещё и какую-то халтуру нашёл для поддержки штанов. В общем – молодец!

– Поздравь меня! – хвастаюсь я Даше. – После успешной сдачи зимней сессии я теперь уже студент третьего курса! То есть имею как бы неполное высшее медицинское образование.

– Поздравляю… – улыбается она. – А мы тоже можем похвастаться. Мы пытаемся встать в кроватке. Прошлый раз, когда тебя не было, Ваня дал Серёже подержаться за два пальца, он схватился и стал подтягиваться. Теперь вот старается встать, держась за кроватку.

– Обалдеть…

– Так что надо чаще сына видеть! – торжествует Даша, видя выражение моего лица. – А то так и пропустишь самое интересное!

– Дашка… Ну времени нет совсем.

– А вот у Вани оно находится. А он без машины и приезжает на маршрутке.

– Ну ты совсем меня застыдила…

– Сашка… Я не хотела тебя стыдить. Просто нам тоже хочется видеть своего папу… – и она ласково прижимается ко мне.

– Саша, вас можно попросить?

– Конечно, Юрий Степанович!

– Вы понимаете, из-за эпидемии гриппа в ночь с пятницы на субботу некому дежурить по отделению. Вы бы не могли?

– Я же ещё не врач… Но могу, конечно!

– Вот и хорошо. Я вас очень прошу. Ладно?

– Ну конечно, Юрий Степанович!

…Собираюсь на ночное дежурство.

– Ванюха, сегодня ты будешь ночевать один. Я дежурю в больнице, – сообщаю я Ванькиной спине.

– Да? Ладно… – и дальше что-то молотит по клавиатуре компьютера.

– Пока!

– Угу… – мычит Ванька, не отрываясь.

Вот так… Настолько увлечён, что наверняка даже не заметил, как я ушёл.

– Саша, вы не волнуйтесь, работы, думаю, будет не очень много. Если привезут кого-нибудь – надо будет осмотреть и принять. А так в основном всё бывает спокойно. У нас всё-таки неврология! В основном плановые прибывают, ну ещё инсультники… И то все днём.

Вера Тимофеевна относится ко мне как мать. Ей хорошо за пятьдесят, и работает она здесь, кажется, уже лет тридцать.

Я первый раз так поздно вечером на отделении. Днем бываю в палатах, делаю то, что нужно, по моим возможностям. А тут мне почему-то кажется, что надо обойти все палаты и посмотреть на всех больных.

Делаю самодеятельный обход. Стараюсь говорить с каждым и каждому желаю спокойной ночи. В одиннадцатой палате старушка просит что-нибудь от головной боли, говорит, что голова кружится и болит.

– Простите, вас как зовут?

– Наталья Григорьевна…

– Наталья Григорьевна, давайте мы постараемся обойтись без таблеток, – говорю я и кладу ей руку на лоб. – Сейчас голова болеть перестанет…

Почему я это сделал, я сам не очень понимаю. Пальцы крючит… Видно, давление у неё прыгнуло. Руки сами движутся. Чувствую, что оно понижается… Во-от… Ещё немного…

– Ну как? Легче стало?

– Да, доктор… Спасибо, – она улыбается мне с подушки.

– Ну так как насчёт таблетки?

– Знаете… Наверное, не надо.

– Вот и хорошо. Спокойной ночи вам…

Все остальные женщины в палате смотрят на меня, как на чумного.

– Спокойной вам всем ночи! Пусть вам снится только хорошее, – тихо говорю я и выхожу.

Кажется я сделал сам не знаю что… Но об этом мне говорил Илья Анатольевич. Неужели это получился сеанс коллективного гипноза?

Сижу в ординаторской и смотрю истории болезни наших пациентов.

Теперь, после того как я стал активно сдавать экзамены экстерном, Юрий Степанович выделил мне здесь стол. Беру в руки историю Селезнёва. Немолодой человек… Остеохондроз шейных позвонков. Есть рентген. Да… Защемление… Надо будет попробовать…

– Саш… Извини, я приехал…

Поднимаю глаза. Ванька!

– Ты чего? Я же сказал…

– Я подумал, что тебе надо будет что-то поесть. Вот, привёз… Там охранник хороший попался. Объяснил, что я твой брат. Тут вот бутерброды…

Вспоминаю. Не знаю, как его зовут, этого охранника, но простуду я ему когда-то вылечил. Какая-то огромная нежность к братишке вспыхивает во мне. И стыд. А я-то подумал, что он даже не заметил, как я ушёл.

– Ванюха… Спасибо! – обнимаю его за шею.

– Кто ещё о тебе позаботится, – бормочет он, как всегда, мне в плечо.

– Да уж… Давай-ка, ложись здесь на диване. Серьёзно! Я ещё посижу, почитаю.

– Хочешь, я подежурю, а ты поспишь? Что-то будет – я разбужу.

– Нет уж. Дежурство есть дежурство. Ложись. А я пройду, посмотрю… Халат надень на всякий случай.

Уже половина третьего!

– Саша, почему вы не спите? – удивляется Вера Тимофеевна.

– Хочу посмотреть, как у нас больные спят.

– Я уже забыла, когда у нас такое было, – удивляется она и тепло мне улыбается.

Прохожу по коридору, тихонько захожу в палаты. Вроде всё хорошо… Похоже, я их всех действительно загипнотизировал. Наверное, это не здорово. Но пусть люди сладко поспят.

Выхожу из палаты. Мне навстречу быстро идут Ванька в белом халате и ещё кто-то, тётка какая-то.

– Александр Николаевич! Ваша помощь нужна, – с места в карьер начинает тётка. – Я из приёмного. Там привезли мужчину… У него нога… А я только кардиолог. Мне сказали, что вы можете…

– Так есть же дежурный травматолог? – удивляюсь я.

– Да пьяный он! Не добудиться! – возмущённо шепчет тётка.

– Саш, ты же можешь… – встревает Ванька.

– Ладно, давайте посмотрю… – бормочу я, ещё не зная, смогу ли помочь. – Вера Тимофеевна, я в приёмный, надо посмотреть там пациента.

– Хорошо. Чаю согреть?

– Да, с удовольствием, когда вернусь.

Сбегаем по лестнице на первый этаж. Ванька бежит следом.

На каталке лежит мужик лет пятидесяти, с седым ёжиком на голове. Вид у него респектабельный. Нога… Она как-то неестественно вывернута в голеностопе. Только бы не перелом!

– Ну где же врачи? – достаточно громко возмущается он.

– Вот, я привела доктора.

– Этот юнец – доктор! Ещё не хватало! Пусть меня везут во Вредена! Ещё придумали! Я не кролик подопытный! Студент, небось?

Это уже относится ко мне.

– Рентген сделали? – спрашиваю я тётку, не обращая внимания на его слова.

– Да… Вот…

Она явно смущена и чувствует себя неудобно в этой ситуации. Смотрю снимок прямо на лампе в смотровой. Слава богу! Только вывих! Можно вправить.

– Так! Слушайте меня внимательно! – говорю я, глядя неожиданному пациенту прямо в глаза. – Перестаньте орать! У вас вывих, который я вам сейчас вправлю. Будет больно. Но зато потом всё будет хорошо. Ванюха, ложись ему на поясницу.

– Как? – не понимает он.

– На живот! Чтобы не дёргался!

– Понял… – и ложится правильно.

– Ребята, вы чего? Пусть завтра профессор…

Пальцы мои как-то сами нашли правильные места, и осталось только слегка дёрнуть.

– Уй! Бля! Ёб твою… О-ох…

– Молчать! Тихо! Ванюха, отпусти, – рявкаю я и продолжаю ощупывать сустав. Вроде всё стало на свои места. Мужик бестолково на меня таращится и молчит.

– Вези его на рентген. Надо проверить. А вы сопроводите.

Тётка кивает. Увозят. Сажусь в смотровой на кушетку. Вот и я пригодился на дежурстве…

Возвращаются.

– Александр Николаевич! Вот, посмотрите… – тётка протягивает мне снимок. – Кажется, всё в порядке…

Смотрю… Да. Стало на свои места.

– Вот и всё! – обращаюсь я к больному. – Теперь гипс и в – в палату!

– Как в палату? Мне надо домой! – неожиданно начинает он волноваться. – У меня там ребёнок один!

– Сколько лет ребёнку?

– Сыну шестнадцать.

– Ничего, он уже взрослый. А вам надо будет полежать, пока сустав не восстановится, – отрезаю я.

– Да не могу я тут… – и осекается. – Сын у меня… не ходит. А матери его уже два года, как нет. Мы с ним… одни…

Повисает тишина. У тётки-кардиолога квадратные глаза. Ванька смотрит на меня, не отрываясь. Будто гипнотизирует. Что же делать?

– Так… Вас как зовут?

– Сергей Александрович. Простите меня… Я был неправ… – неожиданно смущённо говорит он.

– Ничего, мы привыкли, – отвечает за меня тётка-кардиолог, продолжая вопросительно смотреть на меня.

Понимаю, что решение принимать мне.

– Значит, так, Сергей Александрович! Давайте я сейчас проведу терапию, какую могу. А завтра, когда моё дежурство закончится, мы с Ваней отвезём вас домой. Сыну сейчас позвоните. Хорошо?

– Ну ладно… Что уж делать… Свиту свою я отпустил.

Что за свита?

Сижу и работаю с суставом Сергея Александровича. Конечно, до конца я его восстановить не смогу, но чтобы без гипса, а лишь с давящей повязкой – можно попробовать.

– Вань, сходи к Вере Тимофеевне, скажи, что я в приёмном работаю. И будь там. Если что-то экстренное – прибегай за мной.

– Угу! – Ванька кивает и испаряется.

– Хороший у вас ассистент, – одобрительно бурчит мужик.

– Это не ассистент, это мой брат. Поесть мне на дежурство принёс, – объясняю я.

– Медик?

– Программист.

Работаю с суставом, и даже спать не хочется. Сергей Александрович иногда постанывает, но я стараюсь не причинять боли. Уф-ф… Даже устал. Но вроде получилось.

– Едем на рентген. Проверим.

Сам качу каталку в рентгенкабинет.

– Сашенька! Ты уже нас сегодня совсем затрахал! – смеётся рентгенолог Раиса Васильевна.

– Извините, надо! Давайте, укладываем.

Уложили. Раиса Васильевна достаточно мощная женщина, и вдвоём у нас хорошо получилось.

– А теперь – пошёл вон! А то твоё мужское достоинство пострадает и детей у тебя никогда не будет!

А у меня уже есть, так и хочется сказать в ответ.

– Ухожу, ухожу… – подыгрываю я ей.

Ждём с Сергеем Александровичем в коридоре нового снимка.

– Сашенька! Ты просто кудесник! – выскакивает Раиса Васильевна. – Сустав почти как новенький! Вам повезло, что вы к нему в руки попали! Благодарите!

Это она обращается к Сергею Александровичу.

– Ну вот… – посмотрев снимок, я удовлетворённо вздыхаю. – Спасибо, Раиса Васильевна!

Качу каталку обратно в смотровую. Если его поднять на отделение – его завтра не выпустят. Значит, надо оставлять здесь.

– Сергей Александрович, спать вам придётся тут. Если я подниму вас на отделение, то завтра вам не выбраться.

– Подчиняюсь, Александр Николаевич, – с готовностью соглашается он. – Готов спать на каталке.

– Вот и хорошо! – Решаю попробовать, как с Ванькой: – Смотрите мне в глаза. Вы будете спать до девяти утра. Потом я вас разбужу. Спите спокойно… Раз… Два… Три…

Глаза закрываются. Ну и хорошо…

В ординаторской Ванька посапывает, уткнувшись в руки, сидя за моим столом. Беру его на руки и отношу на диван.

– Сашка… Ложись сам… – бормочет он, но тут же засыпает.

Бутерброды так и не съели.

* * *

Подъезжаем к коттеджу. Сергей Александрович на заднем сиденье.

– Парни, открывайте! Это я! – командует он, открыв окно.

Въезжаем. Охранники подхватывают его на руки и несут в дом.

– Александр Николаевич и Ваня, давайте за мной! – зовёт хозяин.

Идем. Его сажают на роскошный кожаный диван.

– Садитесь, садитесь! Сейчас завтракать будем! – весело говорит Сергей Александрович и кричит: – Виктория! Готовь нам завтрак!

В дверях появляется дородная тётка, окидывает нас взглядом, видимо, считая количество персон.

– Сколько я вам должен? – задаёт вопрос мой пациент, глядя на меня и вынимая кошелёк.

– Нисколько. Просто будьте здоровы.

– Нет, так нельзя! Вы меня выручили в тяжелой ситуации! Я так не умею.

– Ерунда. Расскажите, если хотите, что с вашим сыном.

– Невесёлая история. Он хоккеем занимался. Упал на чужую клюшку спиной. Вот теперь лежит… Ноги отнялись. Кого я только к нему не приглашал!

– Сашка! Это же… – встревает опять Ванька.

– Я могу осмотреть вашего сына. Определённый опыт есть…

Сергей Александрович смотрит на меня обалдело.

– Понимаете… Два года назад я тоже не ходил. Ноги отнялись, когда меня спиной ударило. Вот, Саша меня, – Ванька улыбается, – отремонтировал…

– Александр Николаевич… Вы что, можете?

– Не знаю. Надо посмотреть. Снимки есть?

– Конечно! Виктория!

Тётка вплывает снова.

– Найди, пожалуйста, снимки Юры. Ну рентгены!

– Так сначала завтрак или снимки? – недовольно спрашивает она.

– Снимки, – отвечаю я.

Видимо, я говорю это так, что она беспрекословно идёт искать.

Рассматриваю снимки. Память у меня хорошая. Ну точь-в-точь, как у Ваньки! Такое же смещение и, конечно, такое же защемление.

– Ну, что скажете? – в голосе Сергея Александровича звучит нетерпение.

– Я попробую. Можно его осмотреть?

– Я бы вас отвёл, но…

– Костыли в доме есть?

– Да, есть… После жены…

– Так давайте на костылях. Вам тоже не надо расслабляться, – говорю я докторским голосом.

– Виктория! Где костыли?

– Ну сколько можно! Так вы завтрака вообще не дождётесь, – ворчит она, но костыли приносит.

– Ванюха, давай поможем.

Вдвоём ставим пациента на костыли и, страхуя, медленно идём по дому.

– Вот и мой Юра! – представляет нам Сергей Александрович парнишку в инвалидной коляске.

– Привет! – я протягиваю ему руку.

– Здравствуйте! – Улыбка у него совсем детская.

– Давай-ка я тебя осмотрю. Согласен?

– Зачем? Всё равно… Достали уже…

– Значит, так. Ты хочешь ходить? – строго спрашиваю я.

– Кто ж не хочет… Хочу…

– Значит, я тебя должен осмотреть. Вань, давай его положим на кровать.

Осторожно берём Юру и укладываем на кровать на живот.

– Штаны с него сними, – отдаю я распоряжение.

Ванька так же осторожно снимает с Юры штаны.

Ноги, конечно, уже синеватые… Всё, как у Ваньки! Ему-то я хоть массаж делал, а тут, видно, ничего.

– Вот, у тебя такие же были! – показываю я.

Отец грузно садится на стул. Он только молча смотрит.

– Что-нибудь чувствуешь? – спрашиваю я, трогая икры.

– Не-а! – почти весело отвечает Юра.

– А тут? – поднимаюсь я руками выше.

– Не-а!

Наконец мои руки доходят до провалившегося позвонка. О-ох, как пальцы крючит! Так и втягивает! Ясно, что после бессонной ночи тут делать нечего, но завтра…

– Штаны на место, – командую я, – и давай его снова посадим.

Теперь мы все вчетвером сидим.

– Значит, так… Первое! Ты должен верить, что ты будешь ходить. Ясно?

– Ясно… – чуть слышно отвечает Юра.

– Второе! Мои указания выполнять в точности! И без самодеятельности!

– А когда я смогу… ходить? – Вопрос звучит так неуместно!

– Ты будешь ходить! Это однозначно. Когда? Это зависит от нас с тобой. От того, как мы вместе будем работать.

– Юра, посмотри на меня! – и Ванька спокойно делает «пистолетик» на одной ноге. – Два года назад я, как ты сейчас, не чувствовал ног. Понял?

Парень заворожённо смотрит на Ваньку и кивает.

– Это сделал он, Александр Николаевич! – Ванька показывает на меня. – Так что ходить будешь!

– Вы завтракать сегодня будете наконец? – в дверях возникает Виктория.

– Пойдёмте! – Сергей Александрович с трудом встаёт на костыли. – Юра, ты завтракал?

– Да, папа! Ты потом ко мне придёшь?

– Конечно, сынок!

В гостиной садимся за стол.

– Александр Николаевич…

– Давайте просто Саша и на «ты», – прерываю я его. – Работа предстоит долгая, поэтому не надо церемоний.

– Ну хорошо. Всё-таки, сколько я тебе буду должен?

– Сергей Александрович, я не люблю и не хочу говорить о деньгах, – видимо, это у меня звучит резковато. – В своей жизни, я убеждён, надо помогать там, где это нужно. Здесь – это нужно!

– Саша, ты какое-то ископаемое! – сердито произносит отец Юры. – У нас сейчас, к сожалению, всё продается и всё покупается.

– Значит, не всё. Я от души хочу, чтобы Юра пошёл. Это – правда! И ещё. Важен не процесс, а результат! Можно, я поем?

– Конечно! Может, ребята, вы отдохнуть хотите? Так я это сейчас организую! Места много!

– Нет, спасибо, Сергей Александрович, мы с Ваней поедим и поедем домой. Мне вечером ещё в больницу надо заехать.

Я вру, но мне неудобно пользоваться его гостеприимством.

– Ну ладно… Но жаль.

То, что ему жаль, видно сразу. Мне кажется, он неплохой мужик.

– Сергей Александрович, мы с Ваней приедем к вам завтра, в воскресенье, где-нибудь к пяти. Хорошо?

– Конечно, как вам удобно!

Едем домой. Засыпаю! Ванька явно всё понимает и пытается меня разговорить.

– Знаешь, приятно, когда тебя везёт обыкновенный гений! – елейно произносит он.

– Будешь издеваться – обыкновенный гений поедет порожняком! – фыркаю я.

– Нет, Сашка, ты действительно гений, кудесник или ещё что-нибудь в таком же духе. Я, честно, перед тобой преклоняюсь.

– Ладно, прекрати меня восхвалять.

Паркуюсь во дворе с одной мечтой – скорее бы в койку!

Входим в квартиру.

– Всё, Ванюха! Я ложусь и отрубаюсь!

– Я сейчас тебе постелю! – с готовностью вызывается Ванька.

– Да ладно! Я сам.

– Знаешь, господин доктор, – Ванька ехидно ухмыляется, – я хоть и не медик, но сколько раз уже тебе говорил, что идиотизм наверняка распространяется воздушно-капельным путем.

– То есть?

– Ты идиот, Сашка… Это же так приятно – постелить постель брату, которого очень любишь и хочешь о нём заботиться, – грустно говорит он.

Мне становится стыдно.

– Ну Вань… Ну прости идиота! Я не сообразил. Прости…

– Ладно. Не парься. Давай ложись, – и Ванька подталкивает меня к только что расстеленной постели. – Ты спи, а я своей халтурой пока займусь.

– Лёг бы тоже, – бормочу я, устраиваясь под одеялом.

– Нет уж! Надо работать! Должен же я догонять великих!

– Я бы сейчас встал и дал бы тебе по шее, – бурчу я.

– Щаз! Да здравствует лень-матушка! – хихикает Ванька, уже роясь в своих бумагах.

* * *

Открываю глаза. Уже вечер.

Ванька сидит за столом перед компьютером в нашем халате, горит настольная лампа. Его кудлатая шевелюра так романтично выглядит! Любуюсь! Мой Ванька… Мой любимый братишка! От него таким домашним уютом веет! Это тот человек, который своим присутствием дал мне этот уют.

– Вань, – шёпотом зову я.

Оборачивается.

– Что, Саш?

– Иди сюда, – зову я снова шёпотом.

Встаёт, подходит.

– Сядь…

Садится. Протягиваю руку и тяну его к себе. Эти щекочущие волосы… Я чувствую в себе то, что чувствовал тогда, давно… И ничего с этим не могу поделать! Я признателен Свете из Булуна за то, что она в Ваньке разбудила мужчину. Но при всём этом мне порой так хочется его приласкать! Я так хочу возвратить ему то, что другие когда-то не дали?

– Ванюха… Родной мой…

Ванькина голова расположилась между моей головой и моим плечом так, что он привычно сопит мне в ухо. Молчим…

– Мне бы вот так лежать рядом с тобой, твоё дыхание слушать, – мечтательно шепчет Ванька, проводя ладонью по моей щеке. – Да чтоб ты был, наконец! Просто был!

Сгребаю его в охапку и отчаянно трусь щекой о его щёку.

– Кости поломаешь… Медведь…

– Ничего себе – медведь! Всего на пятнадцать кило тяжелее!

Действительно, Ванька весит пятьдесят семь, а я – семьдесят два.

– И вообще, будешь выступать – ухо откушу, – я ласково кусаю его за ухо.

– Погоди, я сейчас тебе горчицу с кухни принесу, – говорит Ванька совершенно серьёзно.

Фыркаю и целую его в лоб.

– Ванюха мой…

Сидим на кухне, ужинаем.

– Слушай… – Ванька распахивает глаза. – А если бы мы тогда… Ну когда ты меня выручал… Если бы мы не встретились?

– Честно говоря, мне страшно об этом подумать… – признаюсь я, потому что сам давно об этом думал.

– Знаешь… Наверное, это единственный случай, когда два брата наткнулись друг на друга…

– Вообще, всё это называется «его величество Случай»… Или Судьба. И никакая она не индейка! Уверен, что там у НЕГО всё расписано и разложено по полочкам.

– Саш… Неудобно спрашивать… Но мне очень хочется знать.

– Спрашивай!

– А как ты… Ну с чего вдруг… ты ко мне тогда так… изменился? Ну после раздевалки в спортзале. Приехал за мной…

– Знаешь, Ванюха… Я ведь тогда, на улице, сказал тебе чистую правду. Мне стало тебя ежедневно не хватать.

– Правда?

– Именно. Может, это был голос крови… Может, сверху меня наставляли…

– Прости, Саш, но наше кровное родство для меня всегда будет вторичным, – улыбается Ванька. – Я не знаю, как мне охарактеризовать… Ты мне и друг, и брат, и все родственники в одном лице, и наставник… Сколько есть примеров, когда родные братья друг другу никто. Мы же с тобой как бы сплелись… Мы родные ещё и по духу. Верно?

– Верно…

…Что-то с устатку мы слишком разоспались! Вчера долго сидели. Ванька над своими делами, а я над своей литературой.

– Ванюха, подъём! – командую я. – Уже два часа! Надо собираться и ехать к Юре.

– Всё, всё, всё… Сейчас встаю… – бормочет он и натягивает одеяло.

– Подъём! – я сдёргиваю с него одеяло.

– Изверг ты… – открывая глаза, Ванька улыбается. – Ты диктатор и деспот. Понял, кто ты?

– За что ж такие похвалы?

– Потому что сам не спишь и другим не даёшь. Я знаю! Ты из тех, кому плохо, когда другим хорошо!

– Сейчас будет хуже! Я за водой пошёл! – грозно обещаю я.

– Напугал ежа голым задом! Сам же в луже спать будешь! – Ванька ржёт в голос. – Ну ладно… Так и быть! Уступая многочисленным пожеланиям трудящихся…

* * *

Торможу у знакомых ворот. Выходит хмурый охранник.

– Куда?

– К Сергею Александровичу. Он ждёт нас.

– Ща разберёмся, кого это он ждёт, – и скрывается.

Наконец ворота открываются.

– Сергей Александрович ждёт вас, – докладывает уже не хмуро охранник.

Подъезжаю к крыльцу. Ого! Хозяин сам выходит встречать на костылях!

– Здравствуйте, Сергей Александрович! Ну как нога? – спрашиваю я.

– Вот, хожу чуть-чуть… Здравствуй, Саша, здравствуй, Ваня. Пойдёмте в дом. Сейчас поедим.

– Нет. Извините, Сергей Александрович, сперва дело. Сначала я посмотрю вашу ногу, потом мы пойдём к Юре, а потом уже ужин.

– Подчиняюсь, – кивает он.

Работаю с ногой хозяина прямо в его гостиной. Пациент только слегка морщится.

– Ничего. Немного поболит, но зато раньше ходить будете, – объясняю я между делом. – Наступаете слегка?

– Ну как ты велел – немного на пятку…

– Теперь на полную стопу можно, но слегка!

Ванька смотрит на мои действия, открыв рот.

– Вань, рот закрой, а то проглотишь! – шутливо одёргиваю я.

– Я обалдеваю, – признаётся он. – Первый раз такое вижу. Со мной ты работал, когда я на брюхе лежал. Да там и не так всё было.

– Да уж, было не так, – соглашаюсь я. – Всё, Сергей Александрович! На сегодня достаточно. Где у вас можно покурить?

– Да кури здесь! Вон пепельница!

Сажусь в кресло и закуриваю.

– Саша, а мне присутствовать можно будет, когда ты с Юрой будешь заниматься?

– Конечно! Секретов нет. Ванюха, а ты будешь помогать.

– Обязательно буду, только ты командуй.

– Скомандую. Можно ещё раз рентген посмотреть?

– Вон на столе лежит конверт, – показывает Сергей Александрович.

Хотя я неплохо запомнил с первого раза, но мне необходимо кое-что уточнить, и я смотрю долго. Ванька был тогда гораздо тоньше, чем Юра сейчас, поэтому, чтобы заставить позвонок выйти, придётся приложить немало усилий.

– Ладно! Пошли к Юре! – командую я, гася остаток сигареты.

Входим в Юрину комнату.

– Здравствуй, Юра, – я протягиваю ему руку.

– Здравствуйте, – тихо отвечает он с инвалидной коляски.

– Привет! – Ванька тоже протягивает руку.

– Привет! – Юра неожиданно ему улыбается.

Мне это приятно, так же как было приятно, когда Серёжка потянулся к Ваньке. Ясно, что парень здесь совсем один и любое общение для него – праздник.

– Значит, Юра, – начинаю я, садясь на его кровать, – сегодня мы попробуем поставить твой позвонок на место. Ты, наверное, знаешь, что он во время падения провалился и защемил нерв. Поэтому у тебя нет чувствительности в ногах и они не двигаются.

– Я понимаю, – он внимательно смотрит на меня.

– Я положу тебя животом себе на колено и буду работать. Мы все должны молить Бога, чтобы тебе стало больно. Да, да! Именно больно! Понимаешь, в момент, когда позвонок становится на место и отпускает нерв – наступает боль. Это признак того, что всё получилось. Понял?

– Угу… Понял.

– Твоя задача – сконцентрироваться на своих ощущениях, чтобы ты мог отвечать мне на вопросы, если я буду спрашивать.

– Хорошо, я постараюсь.

– Не постараюсь, а сделаю! Должно быть только так. Всё! Ванюха, начинаем.

Аккуратно берём Юру и укладываем на живот на кровать. Ванька снимает с него штаны и футболку.

Разуваюсь и ставлю ногу на кровать.

– Ну, Ванюха, давай положим его.

Очень осторожно укладываем тело животом мне на бедро. Ух ты-ы… Лунка даже невооруженным глазом видна в таком положении!

Начинаю работать. Метод у меня был продуман, ещё когда я Ваньку лечил. После разогрева специальным массажем вокруг нужно сделать резкое движение вверх с нажатием двух соседних позвонков, чтобы нужный вышел. Долго грею, щупаю, даже прислушиваюсь. Причём прислушиваюсь сам не знаю к чему, может, даже к себе. И ловлю себя на том, что, как и в тот раз, молюсь. Юра только посапывает, лёжа фактически головой вниз.

– Ванюха, руки сюда и сюда!

– Есть! – как-то по-военному отвечает он и кладёт руки.

– Будешь сильно нажимать. На счет три… Понял?

– Есть!

Пальцы опять будто сами выбирают нужные точки…

– Раз… Два… Три!

– Аух-х! – вскрикивает Юра и счастливо бормочет: – Мне было больно…

– Уф-ф… Вот и отлично! Ванюха, осторожно кладём его на спину. Только очень осторожно!

Как хрустальную вазу, кладём Юру на спину на кровать.

Сразу накатывает такая усталость! Так хочется спать… Даже ноги подкашиваются.

Делаю несколько шагов назад и опираюсь о стенку. По ней спиной сползаю в положение на корточках. Уф…

– Так, Юра, слушай меня. Неделю, а может быть, и больше, ты будешь обязан лежать на спине.

– Понятно…

– Вань… Возьми что-нибудь острое и проведи по ногам. По одной от паха до стопы, от ягодицы тоже до стопы, а потом по ступне. Потом то же с другой ногой. А ты, Юра, должен сказать, что ты чувствуешь. Понял?

– Ага, понял.

– Юр, что у тебя острое есть?

– Сейчас иголку принесу, – слышу я голос Виктории.

Значит, тоже смотрела! Как в театре… Глаза слипаются. Сил нет. Но я должен до конца узнать результат.

– Вот! Принесла!

– Только не коли, а просто проведи, – повторяю я на всякий случай.

– Понял я, понял… – бурчит Ванька.

– Щекотно! – заявляет Юра. – Немножко щекотно! Ой! Я чувствую! Папа, я чувствую! И здесь щекотно! Обалдеть!

– Теперь другую ногу! – приказываю я, понимая, что сейчас отрублюсь, но не могу, не закончив!

– Ой! И здесь щекотно! Папа, и вторая тоже!

Всё! Проваливаюсь…

Что-то покачивает меня… Меня несут!

– Отвалите, я сам… – пытаюсь сказать я. – Ну не мешок же я с картошкой!

– Саша… Ляжешь, поспишь, отдохнёшь…

Это Сергей Александрович говорит.

– Сашка, ты не сопротивляйся. Лучше поспи, – это – Ванька.

Открываю глаза. Ванька с охранником тащат меня к дивану. Укладывают. Опять проваливаюсь.

Открываю глаза. Полумрак. Только торшер в углу светит. Никого.

Встаю. Что-то, видно, много я себя потратил. Даже слабость… Похоже на то, как было после попытки лечения онкологии.

Надо сходить к Юре.

Нахожу его комнату. Лежит на спине. Что-то читает. Сажусь на край его ложа.

– Ну как?

– Классно! Даже попросил ноги накрыть одеялом. Замерзать стали! – он улыбается. – А вы как?

– Ничего… Устал. Но это пройдёт. Я что хочу тебе сказать… Ещё раз. Только на спине! Понимаешь – пока хрящики, которые между позвонками, не окрепли в правильном положении, а ведь они привыкли к неправильному, нужно очень беречься. Здесь всё зависит только от тебя. Я буду приходить каждый день и делать тебе массажи разные. И ног, и спины…

– А Ваня будет приходить? – вдруг спрашивает Юра.

– Будет, конечно! Может, не каждый раз, но будет. Может быть, он и один будет приходить делать тебе процедуры. Я ведь ещё и в больнице работаю, и там всякое может быть!

– Понимаю… Спасибо вам, Александр Николаевич! – Юра с жаром хватает мою руку. – Теперь я верю, что буду ходить!

– И в хоккей ещё поиграешь! Только, Юра, никакой самодеятельности! Никакого партизанства! Всё ещё может повернуться обратно. А этого нам с тобой не нужно. Верно?

– Я всё выполню!

– Вот и договорились. Скажи теперь, как до гостиной добраться?

– Направо по коридору.

– Ну, до завтра!

– Ага! До завтра! Александр Николаевич… А ведь я вам сначала не верил… Простите. Тут многих папа привозил…

– Ладно. Пока!

Подхожу к гостиной. Там явно что-то едят и даже пьют. Слышу, что Ванька уже захмелел. Это я по его голосу определяю.

– Знаете, Сергей Александрович, я на Сашку готов молиться. Это такой человечище!

Ничего себе признания! Я даже замедляю шаги.

– Да… Саша – волшебник! Я стольких приглашал, деньги платил, а он… Это действительно чудо! Я чувствую себя таким должником…

Всё! Хватит!

– Давайте закончим славословия, – прерываю я их достаточно резко. – Можно, я поем немного?

– Ой! Сашка пришёл! – Ванька расплывается в полупьяной улыбке.

– Сашенька, конечно! Садись! И вот… Есть хороший коньяк!

– Спасибо, Сергей Александрович, но я за рулём. Мне ещё этого пьяницу, – улыбаясь, показываю на Ваньку, – домой везти надо.

– Сашенька! Вас с Ваней отвезут!

– Но мне машина завтра нужна.

– Так кто-нибудь сядет за руль твоей машины и вас отвезёт. Я скомандую! Виктория!

Появляется Виктория.

– Ну как вы? Отдохнули? – спрашивает она, ласково улыбаясь мне.

– Да, спасибо.

– Виктория, позови сюда Михаила.

– Сейчас! – и сразу скрывается.

Надо сказать, после удачной процедуры с Юрой Виктория сразу очень изменилась. Несмотря на габариты – летает!

Входит один из охранников. Он достаточно молод, но постарше меня.

– Михаил, мы тут слегка отдохнём. Потом надо будет отвезти гостей на их машине. Вернёшься на такси. Я оплачу.

– Будет сделано, Сергей Александрович! – чётко отвечает он.

Смотрю ему в лицо и понимаю, что мне что-то мешает. Точно! Вокруг переносицы я вижу, именно вижу, тёмное пятно! Что же у нас там? Гайморова полость… Спасибо анатомии! Точно! В Булуне в больнице я работал с пациентом с гайморитом! Там всё обошлось за два сеанса.

– Что, гайморит? – спрашиваю я охранника.

– Откуда вы… знаете? – удивляется он.

– Я не знаю, я вижу! Сергей Александрович, можно я тут…

– Да, да! Конечно!

– Давай, садись! – командую я охраннику.

Он, недоумённо посмотрев на меня, садится на стул. Подношу ладонь к его лицу и… будто тысяча мелких гвоздей впиваются в нее! Начинаю словно выдергивать эти гвозди пучками и отбрасывать.

– Что чувствуешь?

– Голова слегка кружится… – признаётся охранник.

– Ничего… – и продолжаю.

Вот… Вроде всё. Останавливаю ладонь против его лица.

– Что сейчас чувствуешь?

– Очень тепло…

– Так и должно быть.

Ещё грею.

– Встань!

Встаёт. Провожу руками вокруг его поля. Нужной яйцеобразной формы нет… Сейчас будет! Стараюсь… Вроде получается.

– Ну всё. Готово.

– Такая лёгкость везде, – недоумённо произносит Миша. – Будто и на вахте не был! Спасибо!

– Завтра надо повторить. Думаю, твой гайморит на этом закончится.

– Спасибо.

Он удивлённо смотрит на меня.

– Вот, Михаил, ты и получил процедуру прямо на работе! – смеётся хозяин. – Ладно, давай иди. Саша, теперь-то ты можешь себе позволить выпить с пациентом?

– Теперь могу! Наливайте!

– Ваня! Да он, оказывается, живой человек! – Сергей Александрович наливает мне полную рюмку. – Давай, догоняй нас с Ваней! И закусывай, закусывай!

Коньяк действительно хороший. И ужин прекрасный.

– Саша, я снова возвращаюсь всё к той же теме. Ты сам себе цены не знаешь! Ты говорил, что важен не процесс, а результат. Результат есть, хоть и промежуточный, – у Юры начали чувствовать ноги. Даже замёрзли!

– Я знаю. Говорил с ним уже. Только вы правильно сказали, что результат пока – промежуточный!

– Саша, пойми меня правильно! Любой труд должен быть оплачен! Я видел, какой ты был после Юры. Так обессилел, что тебя несли! Я должен тебе заплатить за твой очень нелёгкий труд!

Понимаю, что Сергей Александрович – человек совестливый, но не могу я!

– Сергей Александрович, давайте вернёмся к этому разговору, когда Юра хотя бы встанет. Ладно? – пытаюсь я оттянуть неудобный для меня момент.

– Хорошо, ловлю тебя на слове! А в том, что Юра теперь встанет, после того что я сам видел, уже не сомневаюсь!

Машина подкатывает к нашей парадной. Ванька заснул на заднем диване.

– Михаил, спасибо! – я протягиваю ему руку. – Завтра, когда я снова приеду, сеанс повторим.

– Это вам спасибо!

– Тогда – тебе, а не вам. Ванюха, приехали! Просыпайся, алкоголик хренов!

– Ну вот… Уже раскричался… – заспанный Ванька улыбается и вылезает из машины.

– Саша… А вы…

– Ты!

– Ну ладно… Я прошу прощения… – видно, что Миша смущается, не может меня назвать на «ты» и старательно избегает прямого обращения. – У меня мама…

– Что с ней? – у меня возникает профессиональный интерес!

– Нога почти отнялась… Еле ходит по квартире…

– Сколько лет маме?

– Пятьдесят три.

– Рентген есть?

– Есть.

– Я посмотрю. Только, наверное, либо в субботу, либо в воскресенье. Вечерами я буду занят с Юрой.

– Конечно! Спасибо большое!

– Рано благодарить ещё.

Входим в квартиру.

– Сашка! – Ванька смотрит на меня восхищёнными глазами. – Ты действительно волшебник. Ты такое делаешь!..

– Иди в жопу… Ничего особенного. Мне почему-то всегда хочется помочь. Наверное, не зря всё же Кирилл Сергеевич уговорил меня пойти в медицинский…

– Да ты же доктор от Бога!

– Слушай… Я тебе сказал, куда тебе надо идти? – интересуюсь я устало. – Давай спать ложиться.

– По вашему приказанию, вашество, готов идти куда угодно! – Ванька пытается изобразить изящный поклон. – А пока я пошёл стелить постель.

Конечно, мне приятно, что всё пока получается. Но что-то меня тревожит… Почему я так устаю после этих процедур? Я ведь разбитый какой-то! Надо идти к Илье Анатольевичу. Он объяснит и научит.

– Саш! Всё, я постелил. Иди в душ и ложись.

– Слушай, я сегодня без душа. Ладно?

– Ну давай…

Как приятно наконец-то лечь! Блаженно вытягиваюсь… Море… Песок… Солнышко светит… и поливает, поливает меня энергией…

* * *

Ванька под моим руководством делает Юре массаж. Я один раз показал, теперь смотрю на процесс. Сергей Александрович сидит тут же на стуле. Ходит он уже прилично, но ещё с костылями.

– Ванюха, ты давай, не жалей ног. Чем сильнее ты будешь воздействовать, тем быстрее побежит кровь, а значит, тем быстрее пойдёт процесс восстановления. Понял?

– Понял… – пыхтит Ванька, утирая пот со лба приготовленным полотенцем.

– Юра, тебе как? Не очень больно?

– Александр Николаевич, я готов всё терпеть, лишь бы побыстрее встать.

– Я не спрашиваю тебя, что ты готов терпеть. Я спрашиваю – сильно ли больно.

– Нет… Не сильно. Даже приятно после того, как они ничего не чувствовали.

– Хорошо…

Ноги Юры уже приобрели розовый цвет. Это хорошо.

– Так… Ванюха, отдохни. Уступи место старшему.

– Уф… Действительно устал. И как ты можешь так вот…

– Практика! – я сажусь на его место, – Так, Юра… Сейчас будем разрабатывать суставы. Ты два года не двигал ногами, суставы обленились, значит, их надо тоже разработать.

– Ты мне этого не делал, – удивлённо вскидывается Ванька.

– Во-первых, ты не лежал два года, а во-вторых, я додумался до этого только в Булуне с Андреем. Смотри вот лучше!

Беру в руки Юрину ногу и осторожно начинаю сгибать в суставах. Сначала в колене… Потом в голеностопе… Ещё… Ещё…

– Ванюха, учти – здесь максимальная нежность и внимание. Юра, если будет больно – говори сразу. Здесь боли быть не должно.

– Понял! – хором говорят оба.

– Вот, Сергей Александрович, какие у меня прилежные ученики! – смеюсь я.

– Вижу… Со мной ты тоже так не работал.

– Так у вас всё другое было. Тоже нужна была максимальная нежность. Ну кроме момента вправления, конечно.

Сидим, ужинаем у Сергея Александровича. Хозяин настоял, а Виктория заявила, что никуда нас не отпустит, поскольку на нас приготовлено. Тётка меняется на глазах.

– Саша, а мне когда можно будет без костылей? – осторожно спрашивает Сергей Александрович.

– Дня через два. Не будем рисковать. Я же даже повязки вам не накладываю, чтоб кровь лучше циркулировала.

– Понял, – улыбается он, – а в больнице у тебя такая же работа?

– Там по-разному бывает. Кстати, мне в руки вы попали только потому, что травматолог напился. А то он бы вас пользовал. За мной кардиолог прибежала в неврологию.

– Значит, спасибо пьянице-травматологу! – хозяин весело смеётся, – Ведь если бы не он, у Юры ноги не стали бы чувствовать.

Я вижу, что он пребывает в определенной эйфории. Это накладывает на меня ещё большую ответственность.

Хлопает входная дверь.

– Привет, Ванюха! – кричу я из кухни.

– Ага! Привет, Саш!

– Сдал халтуру?

– Угу! Ты-то как себя чувствуешь? Не устал после Юры?

– Раз ужин готовлю – значит, хорошо. Давай, мой руки и иди есть.

Сегодня я к Юре ездил один, потому что Ванька сдавал свою халтуру.

– Когда я отучу тебя называть бесполезный перевод тобой продуктов приготовлением еды? – ехидничает Ванька и идёт в комнату.

Там шуршит какая-то бумага.

– Саш! Иди-ка сюда! – зовёт он меня.

Вхожу.

Ванька стоит в отличной кожаной куртке на меху. Помню, я как-то раз в магазине увидел такую и подумал, что это отличная вещь.

Молодец, что купил! Следующей зимой не будет мёрзнуть.

– Ну как? – Ванька ждёт моей оценки.

– Отлично! Ты молодец! Классная вещь! Только… Похоже, она чуть тебе великовата, но ничего – наденешь свитер под неё. Или плечи раскачаешь.

– Вот и прекрасно, – удовлетворённо заявляет он, вылезая из куртки. – Ну-ка надень!

Надеваю. Так уютно!

– Нравится?

– Ну конечно!..

– Вот и носи! Это я тебе купил. А то ходишь чёрт знает в чём! – с забавной гордостью говорит Ванька, застёгивая на мне молнию. – Я специально на размер больше купил!

– Вань… Ты что…

У меня нет слов. Стою как истукан.

– Сашка, не будь эгоистом! Когда ты мне дарил, я видел, как ты светился, – он улыбается. – Теперь я тоже хочу! Понял?

– Понял… Но… Ну Вань… Ну зачем… Я же и сам могу, – мямлю я, будучи не в силах сказать что-то ещё. – Спасибо… Я… Ну спасибо…

Притягиваю его к себе и опять зарываюсь носом в его русую гриву.

– Сашка, я так рад, что она тебе понравилась! Пусть тебе будет тепло, – он поднимает на меня глаза. – И вообще, кто же, кроме меня, о тебе позаботится!

Всё… Кажется, даже глаза помокрели, хотя он хитренько улыбается.

Так и стою, прижимая его к себе.

– Ладно… Кто-то обещал накормить труженика, – бурчит в меня Ванька. – Отпусти меня. И рюмки достань. Обмывать будем!

Сидим с Ванькой, обмываем и ужинаем.

– Саш… А тебе правда куртка понравилась?

– Очень! Я действительно о такой мечтал.

– Знаешь, я так рад! – Ванька действительно светится. – И правда, дарить гораздо приятнее, чем получать подарки. Как хорошо, что я это понял.

Последнее звучит задумчиво. Смотрю на него…

Не перестаю ему удивляться! Бывают такие моменты, о которых я, будучи старше, не задумывался.

– Ты знаешь… Не перестаю по-хорошему порой тебе удивляться, – признаюсь я, встречаясь с ним взглядом. – Все эти годы… Мы с тобой ведь три года вместе. И ни разу не поссорились по-настоящему! Это так здорово!

– Ага, – Ванька ехидно хмыкает. – А кто меня по морде бил? А? А кто тебя посылал?

– Ну прости меня… А по поводу Булуна мы с тобой разобрались.

– По морде – было правильно, это было тогда нужно, – соглашается он. – Я не в обиде нисколько. От тебя я могу вытерпеть всё, что угодно.

* * *

Я дома у охранника Михаила. Осматриваю его маму. Она, как и Надежда Михайловна в Булуне, лежит на животе, а я осторожно прохожусь по её позвоночнику руками. Снимок пока ещё не смотрел. Пока только ощущения. Случай очень похожий.

– Валентина Ивановна, вы давно, простите, на пятую точку падали?

– Это как? – не понимает она.

– На попу, мама, на попу! – подаёт голос из угла сын. – Помнишь, прошлой зимой? Ну когда ты от тёти Люды ехала.

– Ой, да… Падала, – подтверждает она. – Меня ещё тогда один мужчина домой привел.

– Я так и думал, – говорю я удовлетворённо. – Миша, дай мне снимок, пожалуйста.

На снимке ясно видно, что именно тот же позвонок, что и у Надежды Михайловны, сдвинут.

– Ну что, Валентина Ивановна, давайте попробуем ваш позвонок поставить на место.

– Давайте… – вздыхает она.

Долго готовлю нужное место. Главное, не спешить! Вот… Кажется, уже можно…

– Валентина Ивановна, приготовьтесь. Будет немножко больно, но это не страшно, это даже нужно, чтоб было больно.

Пальцы опять сами находят нужные места.

– Ай! – вскрикивает женщина и глубоко вздыхает.

– Миша, дай что-нибудь остренькое, ощущения проверить. Не бойтесь, колоть не буду.

Руками пока убеждаюсь, что позвонок встал на место.

Миша приносит обычное шило. Начинаю водить им по больной ноге.

– Ну как? Что чувствуете?

– Как вы водите…

– А если сравнить с тем, что было?

– Ой, сейчас, конечно, лучше. И боль ушла, и чувствую – лучше.

– Вот и хорошо. Пару сеансов массажа, и всё пройдет. Только пока постарайтесь поменьше ходить. Миша, на массаж приеду завтра после Юры.

– Понял. Спасибо тебе, Саша, – проникновенно говорит он.

– Доктор, а сколько мы вам должны? – робко спрашивает Валентина Ивановна.

– Чашку кофе с бутербродом. Есть хочется.

На кухне Михаил подходит ко мне вплотную.

– Ну скажи, сколько? Я же знаю, сколько стоят такие процедуры!

– Я уже сказал. Давай, наливай мне кофе. Я же почти ничего не делал! Может, и на кофе не заработал, – смеюсь я.

Сижу в машине и жду Ваньку. Он в квартире у Даши. Сегодня её отец дома, а надо передать ей подгузники для Серёжки и деньги. Короче, чтобы не раздражать папочку решили, что пойдёт Ванька. Сижу уже почти полчаса. Вообще, сколько можно там торчать!

Ванька выскакивает из парадной и прыгает в машину.

– Ох, Сашка, до чего Серёжка классный пацан! Так мы с ним поиграли! Ты извини, что долго ждать пришлось. Ну не мог же я повернуться и уйти, не потютюшкав его. Золото, а не мальчишка!

У меня просыпается чувство лёгкой досады, оттого что я не могу вот так же спокойно подняться в квартиру и поиграть со своим собственным сыном. Конечно, это хорошо видно на моём лице, потому что Ванька замолкает и кладёт мне руку на плечо.

– Саш… Не расстраивайся! Я тебя очень хорошо понимаю. Уж если я по Коле скучаю, то чего говорить о тебе. Как-нибудь образуется это… Поверь…

– Мне остаётся только верить.

Как-то горько у меня получилось.

– Саша! Давайте с вами немного поговорим о ваших делах, – Юрий Степанович приглашает меня в кабинет. – Садитесь.

Сажусь на диван и пытаюсь понять, о каких это моих делах он хочет со мной говорить.

– Вы у нас уже студент третьего курса, да и за третий курс уже успели кое-что сдать.

Киваю головой.

– Вы как-то умудрились так распределить своё время, что с утра даже на обходах бываете иногда.

Снова киваю головой.

– Живёте-то с Ваней на что? Раз вы больше здесь, то меньше там?

Опять киваю.

– Я задал вопрос – на что вы живёте? – сурово спрашивает Юрий Степанович.

– Ну Ваня стал зарабатывать… Мой автосервис кое-какой доход приносит…

Он неодобрительно качает головой.

– Вы у нас на полставки врача-практиканта?

Опять киваю.

– Пишите заявление о переводе на полную ставку. Это всё, что я пока могу для вас сделать. К сожалению, качество лечения на нашу зарплату не влияет. А вообще, господин Робин Гуд, с вашим талантом можно и зарабатывать на нём. Я не призываю вас обирать пациентов, назначая таксу, но ваши сеансы выходят за рамки оплачиваемых государством или страховкой услуг.

– Ну, во-первых, я ещё не до конца убеждён, что результат является следствием моего вмешательства в процесс, а не следствием физиотерапии. Во-вторых, если я стану принимать вознаграждения, то мои коллеги по отделению совсем меня съедят. Они и так смотрят на меня косо. А в-третьих, требовать со страждущих деньги – грех. Это моя точка зрения.

– Вы во всём правы, конечно, – задумчиво протягивает завотделением. – Только с волками жить – по-волчьи выть…

– И самому становиться волком, – практически перебивая его, подвожу я итог.

– Саша, в старину по тому, как выглядел врач, люди оценивали его квалификацию. Потому что, если врач одет хорошо, ездит в хорошем экипаже – значит, он богат, а это значит, что у него много пациентов, а это, в свою очередь, значит, что он хороший врач. Понятно?

Понимаю, что против такой логики возразить трудно, и – молчу.

– Я хоть немного поколебал вас в вашей убеждённости?

– Да… Но только немного. И на пациентов больницы это не распространяется. А других у меня пока нет.

– Надеюсь, они у вас появятся. От души вам этого желаю.

Вечером дома, как всегда, вижу Ванькин затылок и слышу щёлканье клавиш компьютера.

– Вань… Оторвись немного, пожалуйста.

– Что, Саш? – Ванька с явной неохотой оставляет свои занятия и оборачивается ко мне.

– Сегодня Степаныч говорил со мной о нашем материальном положении.

– О чём? – Ванькины брови ползут вверх.

– Ну о том, что я теряю в заработке из-за того, что стал больше времени проводить в больнице.

– А-а… Ну так он прав. Действительно, теряешь. Но ведь теперь я тоже зарабатываю! Так что проживём!

– А что ты сам про всё это думаешь?

– Сам? – Ванька разворачивается ко мне вместе со стулом. – Знаешь, Сашка, ты – бессребреник. Тебя не переделать. Да и не надо этого. Может, именно поэтому тот, кто на самом-самом верху, относится к тебе благосклонно. Ты вот смотри, сколько теперь развелось всяких разных так называемых целителей, всяких колдунов и прочих. Интересно бы узнать их статистику, если они, конечно, действительно лечат. Думаю, совсем не блестяще у них. А у тебя – сам вспомни! В Булуне только о тебе и разговоров было. И всё с благодарностью! Ты там, если говорить о медицине, только Кириллу Сергеевичу по популярности уступаешь. Это ли не показатель?

Он говорит очень рассудительно, и с ним трудно не согласиться. А может, жизнь меня искушает устами Сергея Александровича и Юрия Степановича?

– Понимаешь, Ванюха, Степаныч сказал, что хороший врач должен и жить хорошо. Сказал, что хороший внешний вид – это показатель успешности врача, а значит, показатель его квалификации.

– Ну тут он прав. Ты на себя посмотри. Ты когда наконец сменишь свои старые джинсы и прочее барахло? Меня одел, а сам? Поскольку ты в свои финансы меня не пускаешь, я сделал вывод, что ты всё истратил на меня, а сам остался ни с чем.

Я понимаю, что Ванька, может, подсознательно, сталкивает меня с неудобной темы на более простую.

– Нет, Вань… Я с тобой про возможности заработка на моих способностях.

– Ох, Сашка… Ну ты как клещами из меня вытягиваешь. Сказать честно?

– Конечно, честно! – внутренне сжимаюсь: мне так бы не хотелось, чтобы Ванька поддержал моих оппонентов.

– Согласен, что грех тянуть с больных. Но больные бывают разные. Есть очень состоятельные, как Сергей Александрович, а есть неимущие. В первом случае, я думаю, можно и взять. Причём столько, во сколько они сами оценят твои услуги, а во втором брать – преступление. Согласен? – и добавляет с невинной улыбкой: – А теперь обругай меня и скажи, что я – идиот.

– Ты – умница, Ванюха.

Я встаю, подхожу к нему и ласково треплю его лохмы.

– Вот тебе и пример. Я тоже кое-что заработал, – Ванька смеётся.

* * *

Юра уже довольно сильно толкает мою руку во время «велосипеда». Ванька и Сергей Александрович наблюдают за нашей работой.

– Ну как? – осторожно интересуется отец.

– Дня через два-три попробуем встать.

– Но это ни о чём не говорит, – с видом знатока встревает Ванька. – Я только на четвёртый раз встал.

– Да хоть на десятый! Лишь бы встал, – каким-то непередаваемым тоном говорит Сергей Александрович.

– Встанет! Мы с Юрой в этом уверены. Верно? – обращаюсь я к Юре.

– Обязательно! – раскрасневшийся от занятий Юра довольно блестит глазами. – Мечтаю хоть по дому и на костылях, но походить. А то такая скукотища!

– А что, тебе совсем нечем заняться? – спрашивает Ванька.

– Книги перечитал. Игры на компьютере надоели…

– А ты что, не учишься? – удивляется Ванька.

– Какой из него ученик… – вставляет слово отец.

– А это напрасно! – я поворачиваюсь к нему и, уловив в своём тоне жёсткость, смягчаю примером: – Ваня, пока лежал, а потом по квартире путешествовал, последний курс колледжа закончил.

– Пап… Я ведь тоже мог бы! – вскидывается Юра.

– Сынок, я подумаю… С ребятами посоветуюсь… – извиняющимся тоном реагирует отец.

Во время ужина, а нас с Ванькой всегда кормят после массажа, Сергей Александрович, обычно разговорчивый, больше молчит. Я уже понял причину и пытаюсь ввести разговор в конструктивное русло.

– Сергей Александрович, а если в Юриной школе взять задания, чтобы он мог заниматься? Ведь парень годы теряет!

– Эх, Саша, – вздыхает он, – Юрка-то даже когда в свою гимназию ходил, то особым рвением не отличался. Ему бы всё его хоккей! А сейчас, когда он столько пропустил… Я не смогу ему помочь. Ведь сам тоже с науками не дружил, едва школу вытянул, да и бизнес мой время жрёт, как крокодил. Всё ведь надо!

Действительно, вечерами, когда или я, или Ванька приезжаем работать с Юриными ногами, хозяина, как правило, нет дома, и возвращается он очень поздно.

– Ребята, мне вас, наверное, сам Господь Бог послал… Если я договорюсь, может, ты, Ваня, поможешь Юрке? – в тоне Сергея Александровича столько просьбы! – Если Сашу он побаивается, а это, Саша, именно так, то тебя, Ваня, он воспринимает как своего товарища.

– Я это заметил, – солидно соглашается Ванька. – Мне это очень приятно. Я готов! Давайте! Может, что у нас и выйдет.

– Знаешь, Ванюха, думаю, что это посложнее, чем поставить человека на ноги. Надо, чтобы он сам захотел!

– Это точно, – поддерживает отец.

– Всё равно. Я буду заниматься с Юрой, – твёрдо обещает Ванька.

Сегодня третья попытка Юры встать на ноги.

– Так, Юра. Давай, слегка оттолкнись руками от кровати, а я тебя буду страховать, – говорю я, держа руки наготове.

Юра долго настраивает себя, сильно толкается…

– Ну… Ну… Давай… Давай…

Юра ловит руками воздух, но я его подхватываю. Главное, удержать его вертикально.

– Давай… Распрямляй ноги, как в «велосипеде», – тихо говорю я, стараясь не дать ему завалиться.

Юра старается. Немного ему помогаю и…

Он почти стоит, удерживаемый мной от падения.

– Отлично! Ты молодец! Теперь давай тихонько сядем.

Садиться я ему помогаю.

– Сынок! Ты молодец!

На глазах Сергея Александровича слёзы. Его можно понять. Он подскакивает, обнимает Юру, целует его.

– Сашенька! Спасибо тебе! Дорогой ты мой человечище!

Теперь он тискает меня.

– Ванечка! Ты тоже молодец! Спасибо тебе!

– Сергей Александрович! Мы пока ещё только подходим к середине пути, – пытаюсь я остудить его порывы.

– Но это тоже результат!

Скосив взгляд, замечаю в дверном проёме Викторию. И она тут!

– Сергей Александрович, завтра утром сможете без меня это с Юрой повторить? А я вечером приеду, и двинемся дальше.

– Папа… Давай завтра утром.

– Конечно, сынок! Ещё завтра я в твою гимназию съезжу. Ваня согласился позаниматься с тобой.

– Правда? – Юра расцветает.

– А я строгий учитель! – Ванька, шутя, супит брови.

– Я буду, буду стараться! – прекрасно поняв шутку, Юра сверкает белыми зубами…

* * *

– Ну и не надоела тебе такая жизнь? – с улыбкой спрашивает Даша. – Ваня здесь бывает чаще, чем ты.

Сегодня её отца нет дома, и я имею возможность повозиться с Серёжкой.

– Ой, Дашка… Так всё это трудно, – я вздыхаю, укладывая Серёжку в кроватку. – Не жизнь, а сплошная карусель какая-то…

– Я смотрю, ты и Ваню в эту карусель запустил, – замечает она. – Поберёг бы брата.

– Знаешь, я думаю, что Ванька такой жизнью доволен. Главное – он чувствует себя нужным, а поэтому – значимым. Видела бы ты, как он с Юрой занимается!

– Жалко мне вас… – Даша грустно вздыхает. – И если честно, я вам немножко завидую.

– Ну что делать, если братаны такие!

– Насчёт Юры я, честно говоря, не пойму. Ведь его отец – очень состоятельный человек, как ты говоришь. Мог бы для сына нанять репетиторов.

Меня даже передёргивает от её слов.

– Понимаешь, – я подхожу к ней, беру за плечи и заглядываю ей в глаза, – нанятый репетитор почтенных лет – это одно, а Ванька, в котором Юра души не чает, – совсем другое. А значит, и результаты совсем другие.

– Не знаю. У меня другое мнение. Воспитывать вас надо… – она опять вздыхает.

– А вот если бы мы жили вместе… – начинаю я.

– Только не это! – вдруг достаточно резко перебивает Даша. – Я бы с ума сошла с тобой и твоими делами. Ваню хоть не порти. Пусть парень живёт нормальной жизнью.

Просыпается непонятное раздражение, и меня начинает нести.

– А что для тебя нормальная жизнь? – не выдерживаю я. – Карманный муж, который ходит с записочкой в магазин и дома всегда на подхвате? Муж, за которого всё и всегда можно решить, а ему скомандовать, когда в душ, когда на дачу, когда ему можно на футбол, а когда на работу? Так?

Очевидно, это звучит достаточно резко, потому что глаза Даши начинают опасно блестеть.

– Вот поэтому мы с тобой и не будем жить вместе!

– Да я бы от такой жизни повесился через неделю. Мужик должен делать дело, а не держаться за юбку! Ну всё. Извини, мне пора. Дела ждут!

Я это говорю специально. Неожиданно нагрела меня сегодня моя Даша. Впервые за всё время нашего знакомства.

– Ну и иди!

За мной захлопывается дверь.

– Саш… Что-нибудь случилось? – осторожно спрашивает Ванька дома, видя, в каком состоянии я вернулся.

– Поссорились, – коротко отвечаю я.

– Да ты что? С Дашей?

У Ваньки изумлённый вид.

– Понимаешь… Я не могу и не хочу быть карманным мужиком, зависимым от взглядов своей жены. Я слишком самостоятельный и умный для этого. Я понимаю, что это нескромно, но это так.

– Саш, а ты никогда не думал, что по-житейски умный мужчина всё может устроить так, что жена будет довольна, искренне считая, будто он действует в струе её взглядов, а сам он будет делать то, что считает нужным?

Во завернул! И снова это же раздражение…

– Ты сам-то понял, что сказал? Философ доморощенный! А чуть что, так…

– А что – чуть что? Ты уж договаривай! – топорщится Ванька.

– Сам знаешь.

– Конечно же, не знаю. Я же идиот! – он горько хмыкает. – У нас только ты самый умный!

Похоже, и он обиделся. Что-то я сегодня разошёлся. Подхожу, беру его за плечи, прижимаю к себе.

– Прости, Ванюха! Я виноват… Не сердись, пожалуйста.

– Саш… Ты первый раз за всё время меня… попрекнул… – тихо произносит он, уткнувшись в меня. – Ты сам-то это понял? Я этого боялся больше всего на свете.

– Ванюха, прости… Я – скотина! Сам не знаю, что сегодня со мной. Хочешь, на колени встану?

– Нет, Сашка… Не надо…

Мы так и стоим, обнявшись и прижавшись друг к другу.

– Ладно… Я пойду работать, – тихо говорит Ванька.

Я его отпускаю, понимая, что инцидент отнюдь не исчерпан. Иду на кухню и закуриваю. Так погано! Ванька шебуршится в комнате.

– Саш! Я спать ложусь. Ты ложишься?

– Да. Сейчас…

Лезу к Ваньке под одеяло.

– Наконец-то… – он ворчливо приветствует меня и сразу начинает устраивать свою голову у меня на плече.

Какое-то время лежим молча.

– Ты спишь? – подаёт голос Ванька.

– Нет…

– Поговорим?

– Да, конечно! – с радостью соглашаюсь я.

– Саш, вот ты просил тебя простить… Помнишь, что ты мне сказал, когда я тебя просил меня простить?

– Помню.

– Считай, что я тебе это только что тоже сказал. Родной мой… – Ванька привстает на локте, пытаясь в темноте заглянуть мне в глаза. – Ты знаешь, как я тебя люблю… Не делай мне больно, пожалуйста.

– И всё-таки прости меня… – сгребаю его в охапку и утыкаюсь носом в его шевелюру.

– Давно уже простил. Я понимаю, что ты сегодня сам не свой. Саш… Понимаешь… Мальчик взрослеет, наблюдает жизнь, сам в ней участвует, книги хорошие читает… Может, что-нибудь из того, что я говорю, если не шучу, конечно, тебе пригодится? Подумай, кто тебе ещё так скажет, как я?

– Ой, Ванюха… Конечно же, никто!

– Вот… Я же никогда не хочу тебя обидеть. Сегодня я совершенно искренне хотел повернуть твою ситуацию другой стороной. Мне очень неприятно, что ты поссорился с Дашей. Мне кажется, она прекрасный человек и совсем не заслуживает плохих слов, а тем более плохого отношения. И вообще, если честно, она мне очень понравилась.

– Да я ничего такого ей не сказал. Мне только не понравилось, когда она сказала, что Юру могли бы учить нанятые репетиторы, а не ты. Она тебя пожалела, сказала, что я тебя порчу. Ну а я сказал, что не собираюсь держаться за её юбку, а буду поступать так, как сам считаю нужным.

– Всего-то… – грустно иронизирует Ванька. И я чувствую, что он моих слов не одобряет. – Саш… Насчет Юры – это, конечно, неправильно. Никаких репетиторов! Я же вижу, как он со мной общается! У парня нет друзей. Мне он чем-то меня в прошлом напоминает. Отец всё время занят, да и его возраст никогда не даст ему возможности до конца понять Юру.

Я затаиваю дыхание. Ванька будто подслушал мои мысли о Юре, которого мне очень жалко.

– В этом я с тобой согласен, – продолжает Ванька. – Но говорить Даше, что ты не собираешься держаться за её юбку, – это перебор явный.

– Ты не слышал всего. До этого я предложил ей опять жить вместе. Она сказала, что только не это.

– Понятно. Если следовать твоей теории, что во всём надо искать позитив, то позитивом для меня является то, что, значит, мы с тобой будем пока вместе, – грустно подытоживает Ванька. – А как же Серёжка?

– У знатоков нет ответа, – вздыхаю я.

– Ладно, Сашка. Давай спать. Утро вечера мудренее… Спи, Сашка! Пусть тебе приснится хороший сон. И отпусти меня из своих тисков. А впрочем, можешь не отпускать. Мне так уютнее.

Своей рассудительностью Ванька меня опять удивил. Действительно, мальчик повзрослел, а я и не заметил.

Обсуждаем с Ильёй Анатольевичем мои мысли об уровне энергетики у каждого человека.

– Видишь ли, Саша… Ты поставил очень сложные, я бы сказал – философские вопросы. Вопросы из разряда – что было раньше: яйцо или курица. Думаю, немногие давали себе труд об этом задуматься. Ты говоришь, что когда Ваня стал востребован, то у него всё, в том числе и поле, изменилось. Думаю, это и есть ключ к разгадке. Смотри – силой сознания мы можем себя наполнять энергией. Неважно, что это за энергия – солнца или космоса. По-разному называют, но суть одна. Здесь главное – что силой сознания! Когда Ваня почувствовал себя нужным, его сознание изменилось. Он обрёл себя так, как находят потерянную вещь. Он стал думать не только о своей жизни, но и об окружающих, то есть о тебе, о том мальчике… Он уже даёт тебе умные советы! Это говорит о том, что у него появилась сильная, стабильная энергетика. Вот тебе и ответ на твой вопрос. Вернее, один из ответов.

– Выходит, если я замкнусь в себе, уйду в пессимизм, то потеряю свою энергетику?

– Нет! Ты – это случай особый. Тебе это не грозит. Поверь мне. Да и не с твоим складом характера замыкаться в себе. Ты мне порой напоминаешь всадника, который нахлёстывает себя вместо лошади. Хотя, может, в этом тоже что-то есть…

* * *

Юра делает первые шаги с костылями. Я иду рядом с ним, готовый поддержать его, если вдруг начнет падать.

– Александр Николаевич! Я… хожу!

На лице Юры такое счастье!

– Ну это пока ещё не совсем ходьба, но скоро всё придёт в норму. Ты, главное, не выматывай себя. Организм должен привыкнуть.

– К чему? – удивляется Юра.

– К вертикальному положению. Вон сколько времени человек привыкал ходить на двух вместо четырёх! – шутейно объясняю я, обращаясь к истории.

– Ну вы скажете, – он смеётся и сразу же: – Пойдёмте до папы дойдём!

– Хорошо, пошли. Только осторожно. Если устанешь, сразу садимся на первый же стул.

– Замётано! – повторяет Юра моё, а теперь уже и Ванькино, любимое словечко.

Появление Юры на костылях в гостиной повергает Сергея Александровича в шок.

– Юрка! Сынок!

Он обнимает сына и поворачивается ко мне. Господи! Как он на меня смотрит!

Осторожно посадив Юру в одно из кресел, Сергей Александрович подходит ко мне.

– Сашенька! Дорогой ты мой! Как я тебе благодарен! – и мне тоже достаётся своя порция объятий.

Жаль, что Ваньки сегодня нет с нами. Он поехал к Даше с деньгами.

– Ну теперь ты уже не отвертишься, – шепчет Сергей Александрович мне на ухо.

– Вы о чём? – сперва я не понимаю.

– Всё о том же. Любой труд должен быть оплачен!

– Но это же ещё опять промежуточный результат, – я пытаюсь сопротивляться.

– Не-ет уж, – улыбается счастливый отец. – Сегодня ты так от меня не отвяжешься!

– Слушайте, давайте я пойду к себе, а вы тут разбирайтесь, – вмешивается Юра с кресла.

Он пытается встать, но кресло совсем низкое, и это ему не удаётся. Подхожу и помогаю. Он сам делает несколько шагов и прислоняется к стенке.

– Я знаю, о чём говорит папа, – заявляет Юра, глядя мне в глаза. – Вы отказываетесь от денег, а ведь сколько со мной мучаетесь! И вы, и Ваня. Это неправильно!

– Юра, ты ко мне как относишься? – спрашиваю я.

– Очень хорошо. И папа тоже!

– Вот видишь! И я к вам всем отношусь очень хорошо. Вы мне уже как родные стали! А всё насчёт денег… Даже нехорошо как-то, – заканчиваю я с укоризной в голосе.

– А подарок ты сможешь от нас с Юрой принять? – с улыбкой спрашивает Сергей Александрович.

– Ну подарок, наверное, смогу, – отвечаю я неуверенно.

– Вот я тебя и поймал! Юра, ну что? Вручаем?

– Конечно пап. Он сам в руки пошёл!

Понимаю, что где-то сделал оплошность, но ещё не понял, какую.

– Сашенька, мы тут с Юрой посоветовались и решили сделать тебе подарок. Честно говоря, Ваня нам тут немного подыграл.

– Что ещё? – в голову закрадываются опасения.

– На! Владей! И езди!

Мне вручаются паспорт и техталон. Смотрю: «Ауди»! Трёхлетка. С моей старушкой, конечно, не сравнить. Вид у меня, наверное, обалдевший.

– Саша, – Сергей Александрович обнимает меня за плечо, – эта машина была моей. Я её хотел продать, но мы с Юрой подумали и решили подарить тебе. Ты же сам сказал, что подарок примешь. Мы это предполагали. А Ваня помог с твоими документами, чтобы я смог всё оформить.

При этом он так невинно улыбается!

– То есть Ванька тоже с вами в сговоре?

– Да, мы его посвятили. Но он очень боится твоего гнева.

– Ладно, пусть не боится… – я вздыхаю. – Спасибо вам огромное! И тебе, Юра, спасибо…

– Вот сейчас обмоем! – радуется хозяин и сразу успокаивает: – Ничего, тебя потом отвезут. Михаила ты знаешь. Виктория! У нас сегодня праздник!

Вплывает Виктория, и, увидев Юру посреди комнаты на костылях, быстро подходит ко мне. Да… Жаркие у неё объятия и поцелуи… В обе щеки, троекратно!

– Александр Николаевич, вы меня проводите обратно? – приходит Юра мне на выручку.

– Уже иду!

Возвращаюсь, сопроводив Юру. В гостиной Виктория уже всё накрыла на две персоны.

– Ну садись, садись, Саша!

Сергей Александрович весь светится. Я понимаю его. После двух лет лежания сын не только встал, но даже потихоньку стал ходить.

За стол я в этом доме уже давно сажусь без смущения. Поэтому спокойно располагаюсь. Вообще здесь очень простая и семейная атмосфера. Когда я поделился своим наблюдением с Юрой, он сказал, что, когда была жива мама, всё было ещё лучше и веселее. Я понял, что обитатели стараются по возможности этот дух поддерживать.

– Понимаешь, Саша, – Сергей Александрович внимательно рассматривает рюмку с коньяком, – твоя совесть должна быть чиста.

– Не уверен…

– Скажи мне, сколько, по-твоему, стоит то счастье, которое здесь поселилось с того момента, как Юра ноги стал чувствовать? Сколько стоит та надежда, которую ты нам подарил? Сколько стоит сегодняшний выход Юры в гостиную? Это опять же впервые за два года!

– Но отношения… – пытаюсь возразить я.

– Не перебивай старших! – хозяин дома делает якобы строгое лицо. – Дальше! Ты знаешь, сколько я денег выбросил на тех специалистов, которые тут чмокали губами и говорили умные вещи, да только Юра от всего этого не встал? А я ведь им платил большие деньги! Скажу тебе больше. Мы с Юрой, а у нас был с ним совет, что с тобой делать, считаем, что мы тебе обязаны гораздо, гораздо больше! Ты же сам понимаешь, что есть вещи, которые нельзя купить.

Слушаю его и почему-то думаю о другом.

– Сергей Александрович, вы, наверное, в бизнесе – белая ворона? – перебиваю я его.

Он удивлённо смотрит на меня.

– Почему?

– Наверное, я привык к аморальным бизнесменам.

– Я, Саша, тебя во многом понимаю. Я тоже, как и ты, хочу спать спокойно, без мук совести. Я рад, что никого не убил, никого не пустил по миру. Вообще жить по-людски – это мое кредо. Думаю, с тобой мы счастливо нашли друг друга.

«Такие в бизнесе долго не живут», – проносится у меня в голове, и я, холодея от этой мысли, резко гоню её прочь. В этот момент я понимаю, что находят подтверждение все мои наблюдения за Сергеем Александровичем. Предельно ясно становится, что это одинокий человек, лишённый семейного тепла, имеющий в своей жизни только работу и сына, пока инвалида. Михаил мне говорил, что никаких гулянок и саун с девочками у него не бывает, хотя, будучи вдовцом, он мог бы себе это позволить.

Что же у нас здесь за жизнь такая, что так много одиноких людей! В Булуне всё по-другому. Там люди ближе сходятся и живут как-то кучнее…

– Привет, Ванюха! – кричу я, вваливаясь я в квартиру.

– Ой, какой ты красивый! – ржёт он, глядя на мой слегка трезвый вид.

– Твоими молитвами! Кто меня слил вместе с документами? А? – и хватаю его за ухо.

– Сашка… – произносит он, потупившись, явно слегка обалдев, а потом поднимает на меня взгляд: – А я и не раскаиваюсь! Ты должен получить за свой талант и труд! Понял?

– Иди сюда, чудо моё лохматое! – и притягиваю его к себе. – Обложили со всех сторон!

– Сашка… Ну мне так хотелось, чтобы ты ездил на достойной машине! И когда Сергей Александрович предложил, я сразу согласился помочь ему напарить с твоей принципиальностью! Вот так… Прощения поэтому не прошу.

Это всё Ванька проговаривает, как всегда, уткнувшись мне в плечо.

– Ладно… Проехали… – ворчу я, отпуская его, и докладываю: – Юра сам на костылях дошёл до гостиной. За это мы и пили.

– Класс! Обалдеть. В общем, поэтому ты и нажрался, – с улыбкой выносит приговор Ванька.

– Ага, – соглашаюсь я. – Родной ты мой…

Опять обнимаю Ваньку. Под действием выпитого мне захотелось его приголубить!

– Что, по пьянке человеком становишься? – ехидничает он, будто догадываясь о моих мыслях и тоже обнимая меня.

– Угу… Ох, Ванюха ты мой…

– И ты тоже мой… – тихонько вставляет он.

Так стоим…

– Ну ладно… Что там у Даши? Как она?

Мне очень хочется знать, говорила ли она Ваньке что-нибудь про нашу размолвку.

– Ничего, – слишком нейтрально отвечает он.

– Она про меня что-нибудь говорила? – конкретизирую я вопрос.

– Нет. Ни слова. Даже когда я спросил, что у вас произошло, она подчёркнуто не заметила этого вопроса.

– Вот как… Ну и ладно! Деньги возить будешь ты.

– Ты что, больше… – начинает Ванька.

– Да! Деньги возить будешь ты, – повторяю я.

– Слушай, ты завтра протрезвеешь, и всё будет по-другому.

– Не думаю. Давай я спать лягу.

Ловлю себя на том, что внутри разливается чувство потери. Но я виниться не пойду!

* * *

Поддерживаю Юру за талию, а он делает осторожные шаги.

– Сегодня мы с тобой выйдем на улицу.

– Там лестница. Мне пока ещё её не осилить.

– Постоим на крыльце.

Стоим с Юрой на крыльце. У него счастливая улыбка. Оба охранника выскочили из своего убежища и машут ему. Юра отвечает.

…Собираюсь выезжать из ворот от Сергея Александровича. Оба охранника подходят с моей стороны к машине.

– Саша, выйди, пожалуйста, на минутку, – просит Егор. Я его тоже пользовал по случаю простуды.

Выхожу.

– Держи пять! – он протягивает руку, – Спасибо тебе за Юрку. Хороший он мальчишка.

Пожимаю.

– И от меня спасибо, – Миша хлопает по моей ладони. – Вы с Иваном не бросайте их. Саныч, когда кто-то из вас приезжает, аж светлеет. Трудно ему…

– Куда ж мы денемся от вас, мужики? Помогать так помогать!

– И то верно, – соглашается Егор.

…Сдал очередной экзамен в академии. Сидим с Ванькой на кухне и отмечаем.

– Ох, молодец ты, Сашка, – задумчиво и даже с завистью говорит Ванька.

– Давай лучше о тебе поговорим, – прерываю я его. – Давно хочу тебя спросить: ты летом собираешься в университет поступать?

– Саш… Это же готовиться надо. А где время взять? Я ведь постоянно занят!

– Упорядочи своё время. Я же это сделал!

– Так то ж ты…

– Раз я смог, значит, и ты сможешь! Ты ж мой брат. Было бы желание! А оно у тебя есть?

– Хотелось бы… – неуверенно произносит он.

– «Хотелось бы» или «я хочу»?

– Хочу! Только ты пойми – работа, занятия с Юрой, Даша с Серёжкой… Ты же туда не ездишь уже почти месяц!

– И не поеду. По крайней мере, пока. А у меня? Больница, автосервис, экзамены, занятия и работа с Юрой. У меня побольше набирается!

– Так большому ж кораблю… – с лёгкой ехидцей подкалывает Ванька. – Только насчёт Даши ты неправ!

– Давай оставим эту тему. А ты всё-таки давай, начинай готовиться. Я тоже ещё не всё забыл, поэтому смогу помочь с точными науками.

– Ой, я смеюсь… – бросает он своё любимое выражение. – А я чем с Юрой занимаюсь?

– Так вот и отлично! Занимаясь с Юрой, заодно и готовься!

– Ох, не знаю…

– Знаешь что? Во! Видел? – я показываю Ваньке кулак. – Запомни, я не успокоюсь, пока ты не поступишь и не закончишь, понял? Это я тебе говорю, как «твое всё», ну и как старший брат, конечно.

– Это уже право сильного! – он деланно обижается.

– Вот именно! Кто сильный, тот и прав!

– Но только не в отношении Даши. Съел?

– Саша, вам надо будет ещё поизучать хирургию, – задумчиво говорит Юрий Степанович. – Это будет вам очень полезно во всех отношениях. Вообще-то это не только моё мнение. Сергей Петрович тоже так считает. Он даже уже преподавателя вам нашёл.

– Хирургию? Так рано? – недоумеваю я.

– Вы что, крови боитесь?

– Да нет… Трупы резал в анатомичке.

– Тем более. Давайте-ка со следующей недели начинайте. Согласны?

– Согласен, – протягиваю я.

Мне всегда казалось, что биоэнергетикой можно лечить почти всё. Вот только слово «почти» тут мешает.

А ведь действительно! Гнойный аппендицит биоэнергетикой не удалишь, да и прочие гадости тоже. Придётся постигать и эту науку.

Мы с Ванькой у Сергея Александровича и Юры. Только что ходили с Юрой вокруг дома, как когда-то с Ванькой. Теперь Юра попал в Ванькины руки, и они занимаются. А мы с Сергеем Александровичем беседуем в его кабинете.

Дверь открыта, и слышны громкие голоса из комнаты Юры.

– Ваня! Я тебе говорю, что ты неправ. Если это решать так, как ты предлагаешь, то мы потеряем часть решений, корней то есть…

– Ну почему потеряем? – упирается Ванька.

– Извините. Схожу, посмотрю, что там у них.

– Сходи, сходи. А то подерутся, – подсмеивается Сергей Александрович.

Захожу в Юрину комнату.

– Чего раскричались?

– Александр Николаевич! Вот, смотрите! – Юра показывает мне два решения уравнения. – Если делать так, то мы теряем часть корней.

Смотрю и начинаю вспоминать математику.

– Да что ты у него спрашиваешь! Он, кроме своих больших и малых берцовых, уже ничего не помнит! – поддразнивает – Ванька.

– Вот тебе! – я скручиваю ему фигу. – Помню! И похоже, Юра прав, господин учитель. Смотри…

Быстро решаю уравнение сам.

– Видишь? А так, как ты предлагаешь, действительно два корня теряются. И вообще, кто тут кого учит?

– Сдаюсь перед превосходящими силами противника! – Ванька поднимает вверх руки. – Вот начну готовиться к поступлению – будете меня вместе консультировать!

– Согласен! – Юра радостно улыбается, а потом грозит пальцем: – Только учти, я – строгий учитель!

– Слушай, Сашка… Есть вообще что-то такое, чего бы ты не знал?

Ванька задаёт вопрос в свойственной ему хитренькой манере.

– Есть. Хирургия. Вот Степаныч хочет, чтобы я её начал изучать тоже.

– Всё, Юра! Прощай! Больше мы не увидимся, – нарочито всхлипывает он. – Этот ужасный человек всё время тренируется на мне. Ты представляешь, Юра, что со мной будет, когда он начнёт изучать хирургию? Зарежет! И только для того, чтобы узнать, что у меня там внутри. Страшный человек!

Юра от души хохочет.

– По крайней мере, для того чтобы узнать, чего у тебя внутри нет, резать тебя вовсе не надо, – язвительно парирую я.

– Я же говорю, что он – страшный человек!

* * *

Ночной звонок телефона от неожиданности подбрасывает меня на кровати. Ванька тоже открывает глаза.

– Что случилось?

Смотрю на часы. Четыре утра…

– Спи, разберусь.

Иду к телефону, а сам понимаю, что звонит Андрей из Булуна. Уже в который раз! А собственно, чего тут хитрого. И по времени ясно, что это другой часовой пояс, кто ещё может в такое время звонить?

Беру трубку.

– Слушаю.

– Привет, Сашка! Это Андрей из Булуна.

– Здорово, я уже понял. Ну как там у вас?

– Я чего звоню… Плохо у нас. Сергеич с инфарктом слёг.

– Ни… чего себе… – вырывается у меня.

– Да, плохи дела. Инфаркт серьёзный, как говорят. Лежит в своей больнице.

Понимаю, что спрашивать про симптомы – дело бесполезное.

– А что случилось? Понервничал?

– Да… Он пошёл к нашему упырю… Ну начальник этого… не исполкома, а… как его… вспомнил, глава администрации! Пошёл насчёт ремонта водопровода в больнице. Поговорили… Там у него и случилось.

Это как надо было разговаривать, чтобы прямо в кабинете инфаркт. Дела…

– Понятно… – и неожиданно для себя решаю: – Так, Андрюха, я прилечу с первым же бортом.

– Честно говоря, я за этим и звоню. Нужен ты Сергеичу. Совсем грустный он.

– Я приеду, – повторяю я. – Только ты ему пока не говори.

– Ладно! Когда будешь вылетать, позвони.

– Замётано! Прости, а кот-то его как же?

– Мы с моей его кормим. Скучает Антошка. Тоже грустный.

Возвращаюсь в комнату.

– Что там с Кириллом Сергеевичем? – совсем не сонно спрашивает Ванька.

– Подслушивал?

– Просто слышал. Так что там?

– Лежит в своей больнице с инфарктом.

– Ты собираешься туда лететь?

– Конечно!

– Ты хочешь…

– Нет! – прерываю я Ваньку, заранее зная, что он намерен спросить. – Я не уверен, что сердце можно лечить таким способом. Тем не менее я сейчас ему нужен.

– А мы тут как? – осторожно спрашивает он.

Я понимаю, что он в основном интересуется, как мы будем обеспечивать Дашу с Серёжкой.

– Ну как… Сделаю на тебя генеральную доверенность. Димка будет рулить в боксах, а ты уж с деньгами как-нибудь сам разберёшься. Бухгалтерия ведь всё равно вся на тебе. Даше будешь отвозить. Ты ведь и сейчас отвозишь…

– Понятно. Ну а твоя учёба?

– Договорюсь со Степанычем. Они с Кириллом Сергеевичем друзья, поймёт. А с Юрой – ты всё продолжишь. Так что ты будешь полностью исполнять мои обязанности!

– Понятно. Саш… Ты действительно поезжай… Я тут справлюсь. Не волнуйся. Всё будет хорошо. Главное, Кирилла Сергеевича поднять.

С утра захожу в кабинет завотделением.

– Юрий Степанович! Беда… Кирилл Сергеевич с инфарктом слёг. Мне из Булуна утром позвонили.

– Допрыгался! Дон Кихот…

«А ведь действительно – Дон Кихот!» – проносится у меня в голове.

– В общем, Юрий Степанович, я должен туда лететь. Я ему нужен, – говорю я твёрдо, глядя завотделением прямо в глаза.

– Вы правы, Саша… – он вздыхает. – Жаль, что я не могу так же, как вы… Напишите все необходимые бумажки. Мы с Сергеем Петровичем остальное решим.

– Сдавать дальше я, конечно, буду, когда вернусь.

– Безусловно.

Отлично, что со знакомыми летунами связался. Берут меня, но через два дня. Приезжаю вечером в дом к Сергею Александровичу. Хозяин встречает меня в гостиной.

– Сергей Александрович. У меня для вас не очень хорошая новость и личная просьба.

– Ну, что у тебя случилось? – вижу, как он напрягается.

– Мне позвонили из Булуна. Мой учитель, а он мне ещё и как отец, слёг с инфарктом. Там, да и вообще у него, кроме меня, никого нет. Я должен ехать туда и попытаться поднять его на ноги.

Повисает пауза. Я вижу, что он расстроен. Даже не знаю, как это трактовать.

– Я понимаю тебя, Саша, – после молчания говорит Сергей Александрович. – Езжай. Мы тут справимся. И будем тебя ждать. Очень будем ждать!

Теперь всё становится ясным. Он за эти месяцы уже привык к нам с Ванькой и к общению с нами. Он перестал чувствовать себя одиноким, а тут…

– Да. Ваня, как обычно, будет приезжать к Юре и с ним заниматься, – пытаюсь я подсластить пилюлю.

– Это ладно. А что за личная просьба? – он поворачивается ко мне.

– Заранее прошу меня простить… Присмотрите за Ванькой, пожалуйста. Тревожусь я за него. Думаю, всё-таки у него пока ещё сквозняк в голове…

– Можно было бы не просить… Вроде давно уже не чужие, – ворчливо произносит он. – И вообще… Мне кажется, ты излишне строг к своему брату. Он – хороший парень. Но я, конечно, присмотрю. Езжай спокойно.

Раннее утро. Ванька везёт меня на самолёт. Свою старую «Ауди» я ему отдал. Получив постоянную практику, он стал ездить куда лучше! Еду и перебираю в голове дела. Всё ли я сделал. Вроде всё… Ох, блин… Илье Анатольевичу не позвонил!

– Ванюха. Я забыл позвонить Коху. Позвони ему. Ладно?

– Я могу и заехать к нему, – вызывается Ванька.

– Пожалуй, это даже лучше будет. Адрес ты знаешь?

– Да уж конечно! Возил его, когда ты концы отдавал, – усмехается Ванька.

* * *

На аэродроме в Булуне меня встречает Андрей.

После дружеских тисканий друг друга идём к его машине.

– А ты совсем нормально ходишь! – оцениваю я.

– Твоя же работа! – улыбается он и добавляет: – Мы с моей теперь тебя постоянно вспоминаем.

– Ладно… Как Кирилл Сергеевич?

– Не очень… Без работы затосковал, а ему, хоть он и в своей больнице лежит, даже… как их… истории болезней смотреть не дают. Я когда приходил, он жаловался.

– Обо мне что-нибудь говорил с ним?

– Ну ты же просил! Я выполнил.

Прямо со своей сумкой вхожу в больницу. Андрей меня сопровождает.

Первый, кто мне попадается, – молодой врач Пётр Иванович. Он приехал с Большой земли около двух лет назад и сразу попал в учение и воспитание к Кириллу Сергеевичу, который взялся за него и пытается сделать из него врача. Именно поэтому за глаза Петра Ивановича все стали звать Петькой, по аналогии с ординарцем Чапаева. Вообще, парень он неплохой, но даже я у него полета мысли и желания лечить не чувствую, хотя специализация у него нужная – кардиолог.

– Сашка! Приехал! Привет!

– Здорово! – я пожимаю ему руку. – Ну как Кирилл Сергеевич?

– Инфаркт, конечно, не обширный, но достаточно серьёзный. А ты что, к нему приехал?

– Угу… Будем выхаживать его, – дипломатично приглашаю я Петьку к процессу.

– А куда мы денемся! Выходим! – оптимистично и достаточно легкомысленно поддерживает он меня.

Вхожу в палату. Кирилл Сергеевич лежит в обычной общей палате с другими больными, а их ещё трое. Поражают его бледность и осунувшееся лицо.

– Саша? – тихо произносит он. – Ты что здесь?

– К вам приехал. Помогать выздоравливать буду.

Глаза Кирилла Сергеевича подозрительно влажнеют. В палате повисает тишина.

– Давно приехал?

– Только что. Вот, Андрей меня встретил, – и понимаю, что проговорился.

– А ты, значит, знал и ничего не сказал? – Кирилл Сергеевич хмурится.

– Прости, Сергеич. Мы решили, что так лучше… – оправдывающимся тоном произносит Андрей.

– Понятно… Ладно, Саша. Жить будешь у меня в квартире. Андрей, дай ему ключ. Заодно и за Антошкой посмотришь. Заскучал он, небось. Ну иди, устраивайся… Потом поговорим.

Вхожу в квартиру. Антошка сразу соскочил с дивана, подбежал ко мне и трётся об ноги. И поёт-то как! Беру его на руки. Ох, ничего себе! Одну лапу он кладёт мне на одно плечо, другую на другое и башку на плечо! Обнял!.. И всё поёт! Да… Совсем кот истосковался.

Глажу его, а он только прижимается. Совсем, как Ванька!

– Ну, Антон, пойдём, я тебя покормлю.

Несу его на себе на кухню, а там кладу в его блюдечко остатки питерской еды – Ванькины котлеты, которые он мне засунул в сумку, не обращая внимания на мои протесты.

– Ну всё, Антошка! Питайся, а я к твоему хозяину пошёл, – говорю я коту и закрываю за собой дверь.

– Ну, расскажи, Саша, как твои дела, как дела у Вани, – просит Кирилл Сергеевич, едва я сажусь на край его кровати.

Коротко рассказываю про все питерские новости, в том числе и про Юру.

– Ну это ты опять молодец, – одобрительно говорит он. – А насчёт хирургии – это тебя Юрий Степанович, друг мой хороший, очень верно направил. Жаль только, что из-за меня ты прервал обучение. К сожалению, не всё можно взять из книг. Многое приходится изучать на практике. Да, собственно, что я тебе говорю! Ты и сам уже это отлично понимаешь. Только сюда ты приехал напрасно. Я бы и сам выбрался.

– Во-первых, приехал и приехал. Во-вторых, вдвоём всё равно лучше. Работать-то у вас тут можно мне будет?

– Не можно, а нужно. Ты вот сходи и позови ко мне Николая.

Николай, а вернее, Николай Фёдорович – это заместитель главного врача, и на время болезни главного он рулит больницей.

– Николай Фёдорович, здравствуйте! – здороваюсь я, входя в его кабинет.

– А, Саша! Здравствуй! Когда приехал?

– Сегодня только.

– Ты молодец. А то Кирилл Сергеевич, хоть и бодрится, но всё равно грустный. Сейчас он повеселеет. Любит он тебя.

– Николай Фёдорович, он вас зовёт.

– Ну пошли, раз зовёт. Хоть и больной, но начальник и уважаемый человек.

Входим в палату к Кириллу Сергеевичу.

– Звали?

– Да. Коля… У нас ведь врачей не хватает. Верно?

– Не хватает, Кирилл Сергеевич. Что, Сашу взять? – догадывается зам.

– Под мою ответственность. Он всё равно уже на четвёртом курсе числится, – Кирилл Сергеевич, не моргнув глазом, прибавляет мне один курс. – Ты же сам знаешь, он многое умеет. Не горшки же ему опять выносить!

– Могу и горшки, – вставляю я слово.

– А тебя я не спрашиваю, – резковато обрывает меня Кирилл Сергеевич. – Ты в академии уже ведь на должности врача был у Юры?

– Ну да…

– Вот и здесь будешь врачом. Договорились? – уже обращается он к заму.

– Я согласен, Кирилл Сергеевич, только на время вашей болезни всё равно я за всё отвечаю. Но не возражаю. Это будет всем полезно.

– Когда можно начинать? – спрашиваю я.

– Считай, что ты уже начал, – поворачивается ко мне Николай Фёдорович. – Пойдём, я тебе передам кое-каких больных. Будешь их вести. Пошли, пошли… Кириллу Сергеевичу надо отдохнуть. И от тебя тоже.

Мягкая улыбка Николая Фёдоровича сглаживает сказанное.

* * *

Сразу после звонка будильника когтистая лапа цепляет меня за ногу. Антошка меня будит…

– Слышу, слышу… – бурчу я и встаю.

Антошка в примерной позе сидит около дивана, на котором я соорудил себе постель.

– Ну, Антон! Пошли завтракать!

Умываюсь и вспоминаю, что надо зайти к Дмитрию Ивановичу и Надежде Михайловне. Вечером обязательно зайду.

– Саша, послушай моё сердце, – просит с улыбкой Кирилл Сергеевич. – Я хочу, чтобы ты запомнил, как звучит сердце инфарктника.

– То есть использовать вас как учебное пособие? – я тоже улыбаюсь.

– Вот именно! Пользуйся случаем.

Долго слушаю. Я действительно стараюсь запомнить эти глухие удары.

– Ну что? Есть разница со здоровым сердцем? – тоном экзаменатора спрашивает Кирилл Сергеевич.

– Конечно, есть!

– Вот и запомни её. А сейчас – давай, иди работай!

Всё-таки работа в этой больнице отличается от работы в больнице академии. Отношения как-то проще и душевнее. Теплее, что ли… Как, впрочем, всё здесь, на Крайнем Севере.

Знакомясь с больными, ведение которых мне передал Николай Фёдорович, убеждаюсь, что за время, прошедшее с моего предыдущего периода, имя «доктора Елизова» обросло всякими небылицами. Обо мне думают чуть ли не как о некоем волшебнике, который всё может. А так ли это? Ох, как это трудно – быть на виду! Это ко многому обязывает. К очень многому!

…Звоню в дверь квартиры Дмитрия Ивановича и Надежды Михайловны.

– Ну вот… Наконец-то и до нас добрался, – Дмитрий Иванович обнимает меня. – Я же тебе говорил, что новости здесь распространяются быстро. Ты только вышел из самолёта, а мы уже знаем, что ты прилетел.

– Вы извините, что не к вам. Я у Кирилла Сергеевича. Там за котом смотреть нужно.

– Понимаю, понимаю… Мать! Саша пришёл!

– Сашенька! – и Надежда Михайловна тоже меня обнимает.

– Ну как ваша нога и поясница?

– Хорошо, Сашенька. Очень хорошо. Спасибо тебе, дорогой!

– Сашка! Что это такое! Мы врача не вызывали, – грохочет хозяин. – Давай быстро за стол! И всё-всё нам расскажи. Мы люди любопытные.

Опять всё рассказываю про нашу питерскую жизнь.

– А Ваня-то, Ваня какой молодец! Мы-то тут думали, что вообще пропал парнишка, – восхищается Надежда Михайловна.

– Да куда он денется, если рядом с ним наш Сашка! Он ему спуску не даст! – довольно басит Дмитрий Иванович.

Мы уже разгорячились от выпитого. Милая домашняя обстановка в этой семье, от которой я уже отвык… Отдыхаю душой. Мне так приятно, что меня называют «наш Сашка»!

Открываю дверь квартиры Кирилла Сергеевича. Антошка сидит у самой двери. Как он на меня посмотрел! Он меня осуждает.

– Ну Антон… Ну прости меня, – я поглаживаю его по большой голове. – Надо было с друзьями встретиться…

Нет… Его взгляд неумолим. Буду заглаживать оплошность кормёжкой. «Надо будет его как-нибудь в больницу к хозяину принести», – мелькает у меня мысль.

И ещё. Надо отзвониться Ваньке. Как там дела идут.

– Николай Фёдорович, а что там произошло у главы администрации с Кириллом Сергеевичем? Чего он туда ходил?

– Ну ты же знаешь, что у нас с водопроводом! Вот Кирилла пинали, пинали везде, и он собрал все отказы, написал заявление главе администрации, и мы вместе пошли к нему. А у нас тут такой мудак уже год сидит! Деньги гребёт, а ничего не делает. Всё запущено! Но по средам, а это уже весь посёлок знает, в бане с девочками чёрт знает что устраивает. Рожа у него – аж лоснится! Кирилл ему про больницу, а он ему так нагло: я, дескать, не болею, поэтому меня больница пока не волнует, она может подождать. Кирилл аж побелел. Плюнул и пошёл к двери. Только до двери не дошёл. Упал бы, если б я не подхватил. А этот ещё и говорит – мол, нечего здесь комедию разыгрывать, идите отсюда.

Был бы я собакой, у меня от бешенства на загривке шерсть бы вздыбилась.

– А где все документы?

– Да вот они, – Николай Фёдорович лезет к себе в стол.

– Дайте их мне. Я сам к нему схожу.

– Сходи, конечно… Но вряд ли у тебя что-нибудь получится.

Глава администрации лениво листает принесённые мной бумаги. Внешний вид в точности соответствует тому, как описал его Николай Фёдорович. Ему лет сорок, наверное.

– Ну и что ты мне принёс? – несколько брезгливо спрашивает он. – Ваш дед уже был у меня. Я ему всё сказал. А он тут комедию ломать начал.

Бешенство во мне нарастает со страшной силой.

– Он не ломал тут комедии. У него инфаркт после вашего разговора. Сейчас в больнице лежит.

– Вот видишь! – глава во всю глотку хохочет. – Так это он, значит, для себя старался, чтоб комфортнее лежать было!

Всё! Съезжаю с резьбы. С грохотом опускаю кулак на его стол.

– Ты чего, пацан? – прекратив смеяться и глядя на меня в упор, спрашивает столоначальник. – Забыл, где находишься?

Дальше всё происходит вроде бы вне зависимости от меня.

– Слушай, ты, упырь… И смотри на меня! – каким-то свистящим голосом, который сам у себя не узнаю, говорю я, глядя ему прямо в глаза. – Я – доктор Елизов. Ты говорил, что здоров и тебе больница не нужна. Так вот, с этого момента ты не здоров, ты болен, ты – импотент! Больше у тебя никогда ни на кого не встанет. Понял? Сегодня как раз твоя среда с девочками и ты сможешь в этом убедиться. Свободен!

Глава администрации так и остаётся сидеть, обалдело хлопая на меня глазами, а я встаю, собираю бумаги и направляюсь к двери.

– Эй… Погоди… Подождите! – слышу позади обеспокоенный голос, но, не остановившись, выхожу и плотно прикрываю за собой дверь.

На улице подставляю лицо ветру, чтобы немного прийти в себя и успокоиться. Я не знаю, получится или нет, но этого упыря надо наказать хотя бы так.

– Господи, прости мою душу грешную, вынужден был наказать… – шепчу я про себя.

Потом всё-таки решаю зайти в местную церквуху и поставить свечку.

В церкви подхожу к служительнице, которая продаёт свечи, заказываю сорокоуст для Кирилла Сергеевича. Пожилая служительница долго, внимательно смотрит на меня.

– Доктор, вы меня не узнаёте? – вдруг спрашивает она. – Я была у вас на приёме в прошлый ваш приезд.

Смотрю на неё и действительно узнаю.

– У вас с ногой были проблемы…

– Да. Спасибо вам, сейчас всё хорошо. А вы тоже в церковь захаживаете?

– Хочу грех замолить, – решаю признаться я ей. – Сейчас вашего главу администрации… загипнотизировал.

– За благие дела Господь не накажет… – она тихо улыбается и, протягивая мне свечку, учит: – Поставьте в центре.

Послушно иду, останавливаюсь и начинаю молиться. Да! Я начинаю молить Бога, но не о своём прощении, а о здоровье Кирилла Сергеевича, Ваньки, Даши с Серёжкой, о здоровье всех дорогих мне людей. Снова чувствую, как моё сознание как бы взлетает вверх, и мне становится так легко!

Ночью набираю Питер с домашнего телефона Кирилла Сергеевича.

– Ванюха, привет! Ну как вы там?

– Привет! Мы нормально, а как Кирилл Сергеевич?

– Пока плоховат, но надеюсь, скоро будет лучше.

– А ты как?

– Работаю в больнице врачом. Вчера уже опять люди ко мне приходили вечером. Кто с чем.

– Да, тебя там все прославляют. А я по тебе скучаю…

Тон у Ваньки становится грустным.

– Знаешь, Ванюха… Я тоже по тебе очень скучаю. Ты даже не представляешь как.

– Мы тебя все любим и желаем тебе успехов. Приезжай скорее. Ладно?

Это уже совсем по-детски.

– Сам понимаешь, не от меня зависит.

– Понимаю…

Запыхавшаяся Вера Петровна входит в палату, где я работаю с пациентом.

– Сашенька… Ой! Александр Николаевич, там глава администрации приехал. Вас ищет.

– Пусть подождёт. Закончу сеанс – приду в ординаторскую.

Продолжаю спокойно работать с больным, вернее, с больной.

– Александр Николаевич… Вы бы сходили… Я подожду.

– Нет! Ждать будет он, – отрезаю я.

После сеанса спускаюсь на первый этаж. Глава администрации шагами меряет приёмный покой. Рядом с ним Николай Фёдорович.

– Вы меня искали? – как ни в чем ни бывало, спрашиваю я.

– Да… Здравствуйте!

Не замечаю протянутую руку. Я уже не сомневаюсь, что всё случилось, как я говорил. Иначе бы он не прибежал.

– Я вас слушаю.

– Александр Николаевич… Я приехал извиниться. И попросить вас…

Он замолкает, но я знаю, о чём он хочет меня просить.

– Во-первых, вы сейчас пойдёте и извинитесь перед Кириллом Сергеевичем, которого вы уложили на больничную койку. Во-вторых, вы организуете ремонт, о котором он вас просил. Причём срочно. Даже в операционную вода почти не поступает! После всего этого приходите на процедуру. Обещаю.

– Я готов… извиниться…

По его лицу я вижу, что он с большим удовольствием порвал бы меня в клочки, но, увы, я ему нужен.

Приношу халат.

– Пойдёмте!

– Саша, ты что с ним сделал? – осторожно спрашивает Николай Фёдорович, когда глава уезжает за ремонтной бригадой.

– Ничего особенного. Просто сделал его импотентом.

– Да ты что? – он округляет глаза. – То-то он стал таким шёлковым, – и начинает хохотать.

А люди вечерами идут и идут. Действительно, кто с чем. Хорошо что хоть не с глазами и ушами! В активе у меня уже три острых гастрита, несколько гайморитов, ожоги… За это отдельное спасибо моему бывшему пациенту Кислову. Всем рассвистел! Приходили с остеохондрозом. Тут, конечно, всё через рентген. Каждую свободную минуту прихожу в палату к Кириллу Сергеевичу.

– Я почему сам попросился в больницу, хотя дома было бы комфортнее, конечно, – потому что тут мне веселее. Даже вроде бы и при деле, вот… консультирую! – он мягко улыбается. – Правда, я понимаю, что самые трудные случаи мне не докладывают.

– Ну, Кирилл Сергеевич, трудные случаи от вас не уйдут. А пока надо вам себя в норму привести.

– Ты сказал «себя в норму привести»… То есть ты тоже считаешь, что больной в большой степени лечит себя сам?

– Ну конечно! Это же психология! Подключение сознанием внутренних ресурсов.

Он как-то задумчиво смотрит на меня.

– Вы что, не согласны?

– Я-то согласен полностью… – так же задумчиво говорит он. – О тебе думаю… Какой ты путь за полтора года проделал.

– То есть, значит, теперь со мной есть о чём поговорить?

– Вроде того… Так вы, молодёжь, говорите?

– Антон! Да встаю я уже! Встаю! – это снова когтистая лапа залезла под одеяло. По утрам кот сопровождает меня везде. От сортира через умывальник на кухню, где мы с ним едим каждый в своём углу. Сегодня у меня есть желание реализовать одну идею. Сумку для этого я вечером в хозяйстве Кирилла Сергеевича нашёл. Завтрак я уже закончил. Допиваю кофе.

– Антон, хочешь к хозяину?

Не знаю, понял он меня или нет, но потёрся о мою ногу.

– Предположим, что хочешь…

Сначала одеваюсь сам, потом приношу сумку с уже постеленной подстилкой для кота.

– Ну, Антошка… Давай!

Взяв его под микитки, усаживаю в сумку. Кот не сопротивляется!

По улице несу сумку с котом на руках, как ребёнка. Голова Антошки торчит из неё и щекочет мне щёку усами. Заходим в больницу и сразу встречаем Николая Фёдоровича.

– А это ещё что? – он удивлённо показывает на кота.

– Это называется кототерапия! Кирилл Сергеевич обрадуется.

Захожу в палату. У Кирилла Сергеевича глаза чуть не выскакивают из орбит, когда он видит сидящего в сумке Антошку.

– Начинаем кототерапию! – повторяю я понравившийся мне термин, достаю Антошку из сумки и ставлю всеми четырьмя прямо на кровать.

Кот деловито обходит хозяина по кровати вокруг. Тычется носом ему в лицо, что-то муркает и ложится у Кирилла Сергеевича под мышкой слева.

– Ну вот… Лечение началось, – удовлетворённо говорю я.

– Саша… Спасибо тебе! – и у него снова влажнеют глаза.

Вечером прихожу в палату к главному.

– Ну, Антон, давай, домой пошли!

По выражению морды кота можно сразу сказать, что эта идея его совершенно не греет. Лежит, прижавшись к левому боку хозяина, и посматривает на меня совершенно безразлично.

– Антошка… Давай… – тихо произносит Кирилл Сергеевич. – Пора домой.

И – чудо! Кот поднимается на лапы, делает верблюда и идёт ко мне. Мне понятно, что за столько лет совместной жизни человек и кот научились друг друга понимать с полуслова. Осторожно упаковываю Антошку в сумку.

Утром, после завтрака, кот сразу идёт к сумке. Неужели он всё понял? Хочу проверить и открываю сумку. Ого! Сам туда запрыгнул! Ну значит – точно, всё понял.

Прогуливаемся с Кириллом Сергеевичем по больничному коридору. Сегодня он в первый раз встал с постели. Мы с ним перед этим долго советовались, смотрели вместе с Николаем Фёдоровичем кардиограмму. Решение было совместным. Сейчас Кирилл Сергеевич осторожно ступает, держа меня под руку. Антошка следует за хозяином, как маленькая собачка.

– Ну как вы? Не тяжело? – осторожно спрашиваю я.

– Ничего, Сашенька. Будет трудно, я скажу. А вот ты лучше мне скажи, зачем ты так нашу власть обидел? – он тихо смеётся. – Мне только вчера Николай всё рассказал.

– Ну а что же ещё с ним делать? Зато вон, видите, как бригада спешит. Я ведь сказал, что проверять буду каждый кран лично. И только после этого сниму своё, если так можно выразиться, заклятье.

– Это плохой путь, Сашенька… – доктор вздыхает, сразу становясь серьёзным. – Мы, врачи, не имеем право причинять вреда даже тем людям, которые нам неприятны.

– А я ещё не врач! – и несколько нахально ухмыляюсь.

– Это неправда! – жёстко протестует он. – Ты уже настоящий врач! Иначе бы к тебе люди по вечерам не ходили. Они верят тебе!

– То есть вы мой шаг в отношении этого упыря не одобряете?

– Ну, упырь или не упырь, но всё равно – это человек!

– А что вы понимаете под этим словом, Кирилл Сергеевич? Похоже, только биологическую субстанцию.

Он аж останавливается, поворачивается ко мне и долго смотрит в глаза.

– Да! Биологическую субстанцию, как ты мудрёно выразился. Живой организм из плоти и крови. Я понимаю, что ты в данном случае вкладываешь в слово «человек» другой смысл. Но это смысл моральный, философский, если хочешь… Это всё можно, но за пределами медицины. Мы, врачи, имеем дело с живым организмом, функции которого мы должны привести в порядок, обеспечив таким образом улучшение качества его жизни. Ты меня понял?

– Понял… – я вздыхаю и перехожу в наступление: – А как быть с качеством жизни других живых организмов, которое из-за неработающего по вине конкретного живого организма водопровода невозможно улучшить?

– Ишь как выкрутился! – Кирилл Сергеевич улыбается. – Но пойми, так мы придём к известному тезису Ницше. Ты его знаешь – «Цель оправдывает средства».

– А может, и оправдывает?

– Хорошо, а как быть с Достоевским? Я про слезу ребёнка для счастья всего мира.

Молчу, думая, как ему возразить.

– Ладно… Что-то я слегка устал. Пошли, Сашенька, обратно. Я тебе признаюсь, мне с тобой очень интересно. Готов дискуссию продолжить потом, в другой раз.

В палате помогаю ему лечь на койку. Антошка сразу же туда вспрыгивает и занимает своё привычное место слева.

* * *

– Сашка! – почти восторженно кричит Ванька в трубку. – Представляешь! Серёга уже пытается ходить по кроватке! Так что приезжай скорее, а то всё самое интересное пропустишь.

Ощущаю в себе некую боль, оттого что не могу этого видеть сам.

– А мы с Кириллом Сергеевичем уже прогуливаемся по больнице. Так что и у меня есть чем похвастаться, – докладываю я. – А вообще как дела?

– Ну с Юрой мы занимаемся три раза в неделю. Он уже довольно прилично ходит. Но пока за ограду не выходил. Я же три дня у него, а остальное время у Даши. Даже тут один с Серёжкой оставался, когда ей нужно было отлучиться. У нас с ним полный контакт.

– А как на работе?

– Выходим на финишную прямую. Да! Я начал готовиться к поступлению.

– Отлично! Рад за тебя.

– Но всё-таки когда ты вернёшься? Ты уже ведь целый месяц там!

– Ну Ванюха… Как Кирилл Сергеевич окончательно поправится, переедет домой и сможет сам себя обслуживать, так и вернусь.

– Димка с Лёшкой передают тебе приветы. Даже Димкин Вовка тоже передаёт дяде Саше привет!

– Ну спасибо. Да! Ванюха, а ты у Ильи Анатольевича был?

– Не только был, но даже бываю, – звучит с определённой гордостью.

– Это как?

– Ну ты же, наверное, говорил с ним про меня?

– Вообще было дело.

– И про мою энергетику тоже говорил?

– Тоже…

– Ну вот он и решил со мной чуть-чуть позаниматься, – торжествующе заканчивает Ванька.

– Думаешь, тебе это надо?

– Время покажет! Я же ведь твой брат!

Я в гостях у Андрея. Сидим, пьём водку. Маша тоже с нами за столом. После успешного лечения она со мной крайне приветлива. Настроение у меня почему-то после звонка Ваньке совсем поганое. Рассказал за столом про Дашу и нашу с ней размолвку. Про маленького Серёжку.

– Чтоб баба вертела мужиком! – фыркает Андрей. – Дожили…

– Я тоже не понимаю, – задумчиво говорит Маша. – Вроде есть умный мужик, которого она любит, есть от него сын… Живи с этим мужиком и радуйся!

– Но Даша привыкла всё решать и за себя, и за других, а значит, и за мужа.

– Во делать нечего! – не понимает Маша. – Ты выходишь замуж! Значит, находишься за мужем, как за каменной стеной! Тем более за таким мужиком, как ты, Саша.

– Так что, вы так больше и не виделись? – осторожно спрашивает Андрей.

– Нет… Деньги ей привозит Ванька. С Серёжкой там играет…

Видно, это так тоскливо звучит, что Маша вздыхает и гладит меня по руке.

– Ох, Сашенька… Жаль мне вас, городских. Вечно у вас какие-то заморочки на ровном месте. Вот у нас с Андрейкой – он меня кулаком, я его сковородкой, и всё нормально. Живём и любим. Верно, Андрейка?

– Угу… – соглашается тот, а я при этом вспоминаю Лену и Павла – вот счастливая семья!

– Саша, ты уже получил какие-нибудь навыки по части хирургии? – осторожно спрашивает меня Кирилл Сергеевич.

– Ну какие-то… – говорю я неуверенно, вспоминая занятия в академии.

– Короче, живого человека резать не боишься?

– В смысле крови – не боюсь, но в смысле вмешательства – страшновато.

– Понятно. В общем, надо сегодня поассистировать Николаю. Операция простая – аппендицит… Я, как ты понимаешь, ещё не в состоянии. С Николаем мы уже всё обговорили.

Моё сердце проваливается прямо в желудок. И отказаться нельзя, и элементарно боюсь.

…Выходим с Николаем Фёдоровичем из операционной.

– Шов, Саша, ты сделал очень хороший. Да и во время операции держался молодцом. Считай, что на следующую операцию, а мы будем удалять грыжу, я тебя назначаю своим ассистентом. А сейчас пойдём!

Он приводит меня в кабинет Кирилла Сергеевича, достаёт бутылку водки и стакан. Наливает полстакана.

– Пей! Кирилл Сергеевич велел после операции тебе дать это лекарство.

Да… Это именно то, что мне сейчас нужно.

Хожу по больнице и проверяю работу ремонтной бригады. У нас своеобразная комиссия. Кроме меня ещё ходят Николай Фёдорович, бригадир и сам глава администрации, который в положительном результате наверняка заинтересован больше других. Проверяем всё. Каждый кран горячей и холодной воды. Я прекрасно понимаю, что сдают, конечно, только мне, и стараюсь спокойно указывать на недостатки, если они есть, и вежливо прошу их устранить по возможности на месте.

Наконец процедура приёмки готовой работы заканчивается, и я, видя вопрошаюший взгляд главы, приглашаю его в кабинет Кирилла Сергеевича. Он послушно идёт за мной.

– Садитесь, – я киваю ему на стул. Сам сажусь напротив. Понимаю, что при всей простоте снятия я должен всё обставить солидно.

– Смотрите на меня!

Он послушно поднимает на меня свои слегка навыкате глаза.

– Внимание на меня! С этого момента вы совершенно здоровы, – печатаю я, чётко выговаривая слова и, не отрываясь, глядя ему прямо в глаза. – Ваша мужская сила к вам вернулась.

И делаю щелчок пальцами. Мне кажется, что должен быть какой-то звук, как отбивка.

– Всё, – уже обычным тоном говорю я, молясь про себя, чтобы действительно «заклятье» ушло. – Можете быть свободны. Если будут проблемы – обращайтесь.

Первым встаю и иду к двери.

– Спасибо… Спасибо, доктор, – как-то очень неприятно лебезя, произносит глава администрации, поспешая за мной. – Если у вас что-нибудь… Прямо ко мне! Без стеснения.

– Спасибо, я учту.

Сразу после завершения комиссии и сеанса «снятия заклятия» прихожу к Кириллу Сергеевичу в палату. Главный лежит, просматривая истории болезни некоторых особо тяжёлых пациентов. Он сам, Николай Фёдорович и я своеобразным консилиумом решили, что ему уже можно потихоньку втягиваться в работу. Это чтобы не скучал. Антошка лежит на своём, теперь уже законном месте, слева. Я так и ношу его каждое утро в больницу, а каждый вечер обратно.

– Докладываю! – сажусь рядом. – Всё работает. Проверил лично. Заклятие снял тоже лично. Пусть продолжает свой беспутный образ жизни.

– Ну слава богу! – Кирилл Сергеевич улыбается. – Теперь моя совесть будет спокойна.

– Вы-то тут при чём?

– Да я догадываюсь, почему ты так там разошёлся…

– В общем, не без этого, – признаюсь я.

– Ладно. Вот, посмотри – интересный случай.

Он берёт из стопки одну из историй и протягивает мне. Я понимаю, что меня он действительно считает коллегой, и мне это приятно.

Забавно, но теперь со мной здороваются везде. В магазине, на улице… Честно говоря, приятно. Входим в больницу – я и Антошка в сумке. Я раздеваюсь, надеваю халат и иду в палату к Кириллу Сергеевичу.

– А он с раннего утра ушёл… – мямлит мне его сосед.

– Куда ушёл?!

– Не знаю.

Чувство беспокойства охватывает меня сразу. Куда он мог подеваться? Скорее всего, поиски надо начинать с кабинета. Сбегаю вниз, распахиваю дверь кабинета… Точно! Сидит, как ни в чем не бывало, за своим рабочим столом, читает какую-то бумагу и… курит!

– Кирилл Сергеевич! Это называется хулиганством… – только и могу сказать я. – Ещё и курите.

– Ну, как любит говорить один мой ученик, во-первых – доброе утро! А во-вторых, я чувствую себя вполне прилично…

– И поэтому хотите ухудшения, – не даю я ему закончить фразу.

– Сашенька, не пыхти! Всё в порядке.

– Вы знаете, что делают с больными, которые нарушают больничный режим?

– Знаю. Их выгоняют домой, – он улыбается. – Вот вы с Николаем и выгоняйте меня поскорее, чтобы я вышел на работу.

– Щаз! Кирилл Сергеевич, – я устало сажусь на стул напротив его стола, – ну пожалуйста… Давайте в палату… Пожалуйста… Нужные вам документы я принесу. Да и Антошка ждёт.

Торчащая из сумки кошачья голова водит глазами от хозяина ко мне и обратно.

– Ну ладно… Уговорил, – главврач вздыхает. – Тогда вот это принеси мне, пожалуйста.

– Конечно, – и беру стопку документов.

– Ну, Антошка! Пошли!

Кирилл Сергеевич хочет взять сумку с котом.

– Ещё чего! Я сам принесу. Тяжёлый ведь!

– Ну ладно, ладно… – Кирилл Сергеевич опять вздыхает и, перед тем как скрыться за дверью, оборачивается: – Саша… Будет время, давай с тобой поговорим. Хорошо?

– Конечно, Кирилл Сергеевич! Давайте вечером.

– Замечательно! Только давай здесь, в моём кабинете. Не хочу мешать соседям.

Я понимаю, что он хочет сделать разговор конфиденциальным.

Вечером в кабинете Кирилла Сергеевича располагаюсь на его диване, а сам за своим столом.

– Много народу сегодня было? – как-то очень обыденно спрашивает он.

– Четыре человека. Двое на плановый массаж, один с фурункулёзом, а ещё один с обычной простудой. Сказал, что иначе в море не выпустят.

– Устаёшь?

– Нет… Даже свежее себя чувствую после каждого сеанса. Удовольствие испытываю!

– Понимаешь, Саша… Ты только правильно меня пойми. Ты здесь уже больше чем полтора месяца. Мне очень приятно, что мы можем работать вместе. Ведь понятно, что когда ты приходишь ко мне за консультацией – это именно совместная работа, даже если я пока болен. Я бы хотел с тобой работать и дальше!

– Ну так мы же и работаем… – осторожно встреваю я, хотя ловлю себя на том, что уже знаю, что он мне скажет дальше. – Вы хотите сказать, что мне надо возвращаться в Питер?

– Да, Сашенька! Я понимаю, что с тобой просто так не поговоришь, ты всё знаешь наперёд… – он почему-то виновато улыбается. – Но цель моей беседы с тобой – убедить тебя вернуться.

– А чем я здесь-то плох? – вырывается у меня.

– Ну вот… Похоже, ты обиделся… – сокрушённо произносит Кирилл Сергеевич. – Пойми, это нужно в первую и единственную очередь тебе! Ты можешь ещё успеть сдать какие-то экзамены до начала июля, сделать практические работы.

– Я здесь приобретаю больше опыта и знаний, чем там.

– Возможно! Но там ты должен получить диплом.

– Кирилл Сергеевич! Когда ко мне приходит больной, он не спрашивает у меня диплом. Ему нужны мои знания, умение и опыт!

– А вот за границей первое, что у тебя спросили бы, – какой у тебя диплом.

– Ну я за границу не собираюсь. Мне и здесь хорошо.

– А я и не посылаю тебя туда. Но при нынешней жизни скоро без бумажки пукнуть будет нельзя.

– Ну это смотря как пукать… Может и рулона не хватить.

Мы, посмотрев друг на друга, оба начинаем хохотать.

– Я не имел в виду диарею, – сквозь смех говорит Кирилл Сергеевич.

Он встаёт из-за стола, подходит ко мне и обнимает за плечо.

– Сашенька… Сынок… прости меня, что я так…

– Нет-нет! Мне это очень приятно. Честное слово! – и я тоже обнимаю его.

– Мне было очень приятно, когда ты приехал сюда, к моей постели. Поверь… Но сейчас настало время тебе вернуться. Это, я повторяю, нужно для тебя! Я бы очень хотел, чтобы ты получил диплом врача. Ты должен его получить! Ты должен это своим будущим пациентам.

– Понял, – говорю я тихо. – В таком случае, у меня тут остались дела где-то на неделю, дней на десять…

– Вот сделаешь эти дела – и в Питер! С Юрой мы уже всё про тебя обговорили. Он тебя ждёт, и должность твоя в больнице тоже ждёт. Пожаловался он на тебя.

– На что? – не понимаю я.

– Рассказал про ваш с ним спор насчет морально-этических моментов оплаты труда врача.

– Да, мы тогда с ним поспорили.

– Значит, ты и там споришь.

– Спорю. Я везде спорю, где имею свою, отличную от общепринятой точку зрения.

– Это правильно. Только иметь свою точку зрения уж больно хлопотно.

– Но вы же сам такой!

– Ну так то ж я! – Кирилл Сергеевич смеётся и тут же морщится. – видно просыпается боль в груди, – У меня уже жизнь прожита. А у тебя она только начинается. Но быть ершистым, я считаю, правильно!

* * *

Заканчиваю дела в Булуне. Улетаю через четыре дня. Будет тот же знакомый борт. Кирилл Сергеевич теперь живёт дома. Антошка всем доволен и меня больше не будит вслед за будильником. Своих пациентов буду вести до последнего дня пребывания. Новых уже брать не буду. Очень хочу увидеть Ваньку. Я так по нему скучаю! Как он там со всеми делами справляется? Хоть и верю, что у него всё в порядке, но беспокоюсь – брат ведь.

– Здравствуйте, Александр Николаевич! – вежливо здоровается со мной мужик лет пятидесяти, когда я утром иду на работу.

– Здравствуйте! – и протягиваю ему руку, – Ну как ваш ожог?

Он пришёл ко мне со второй степенью. Вылил на ногу кипяток.

– Всё отлично! Спасибо вам и от меня, и от семьи.

– Да не за что! Главное, будьте здоровы!

Я собираюсь идти дальше, но он меня снова окликает.

– Александр Николаевич!

Оборачиваюсь.

– Александр Николаевич, – мужик снова подходит ко мне, – почему вы с меня денег не взяли?

Такой же вопрос я уже слышал в свой прошлый приезд, но отвечать так же не хочется.

– Я ведь ни с кого денег не беру.

– Но почему? Вы же работаете, это ваша работа, ваш труд!

– За свой труд в больнице я получаю зарплату.

– Но я же в больницу к вам пришёл не в рабочее время!

– Ну и что?

– Простите, Александр Николаевич… Я с вами не согласен. В посёлке про вас очень много говорят, хвалят очень! Бабки свечи за ваше здравие в церкви ставят… Но все считают вас… юродивым, что ли… Или блаженным… И только потому, что вы лечите бесплатно.

– Ну, положим, юродивый – это почти святой, а я далеко не святой, – улыбаюсь я, – но считаю, что брать деньги за помощь – грех. Я всем стараюсь помочь. Мне это очень приятно делать.

– Но жить-то на что-то надо! – не унимается мой бывший пациент.

– Пока хватает.

– Глядя на то, как вы одеты, не скажешь… – ворчливо говорит он. – Вы и у себя в Питере так одеваетесь?

– А какая разница? На званые вечера я там не хожу. Времени нет.

– Бог вам судья! Но поверьте… Ваши больные не обиделись бы на вас, если бы им надо было вам платить. Люди так говорят! Меньше уважать бы не стали, но зато стали бы вас больше понимать. А то некоторые, кто посволочнее, говорят, что вы здесь свои питерские грехи замаливаете. Я так не думаю, но вы тоже подумайте.

Мне становится неприятно от его последних слов. Неужели отсутствие у меня меркантильности можно истолковать именно так? А может, всяк своим аршином мерит?

Последний вечер провожу с Кириллом Сергеевичем. Вчера был у Дмитрия Ивановича и Надежды Михайловны. А позавчера у Андрея. В общем, всех обошёл, чтобы попрощаться.

Сидим с Кириллом Сергеевичем за столом. Он даже себе позволил немного коньяка.

Беседа какая-то грустная получается.

– Скучать я по тебе, Саша, буду, – вздыхает он.

– Я тоже, – признаюсь я. – Очень привязался я к вам…

– И я к тебе… Ты мне звони, пожалуйста. Призывать тебя учиться не надо, ты сам это прекрасно делаешь. Мне Юра сказал, что только на «отлично» идёшь.

– Стараюсь… Времени только мало.

Какое-то время молчим. Наконец я решаюсь задать вопрос, который меня давно мучает.

– Кирилл Сергеевич, вы тут сколько лет живёте?

– Чуть меньше тридцати…

– И всё это время вы один?

– Видишь ли… После моей Кати… – он делает длительную паузу, видимо, окунаясь в тяжёлые воспоминания. – После моей Кати мне не встретилась женщина, хоть чуть-чуть похожая на неё. Вот и доживаю свой век с Антошкой…

– А в Питер вернуться не хотелось бы? Юрий Степанович и Сергей Петрович часто вас вспоминают. Хотели бы, чтобы вы с ними работали.

– Видишь ли… Питер и Катя остались где-то там… Очень далеко, – глухо говорит он. – И если мне снится Питер, то мне снится Катя, если снится Катя, то снится Питер… Да и куда я туда поеду?..

Проводы и на этот раз не получились тихими. Опять толпа бывших больных на аэродроме. Пришли и хорошо знакомые мне люди, и мои бывшие пациенты. Кирилл Сергеевич, конечно, остался по моей просьбе дома. Мы с ним обнялись в передней, и он меня даже перекрестил.

Всё-таки душевный здесь народ! Тёплый очень. Как хорошо, что цивилизация в худших своих проявлениях сюда ещё не дошла! Мне дарят замечательные северные поделки, продуктов напихали в дорогу, будто я не на самолёте лечу, а на поезде трюхаю через всю страну. Опять объятия, поцелуи…

– Сашка! Хватит прощаться! – кричит бортмеханик Женя. – Смотри, без тебя улетим!

Подхватываю сумку, пакет с подарками и спешу к трапу Ил-76. Мне долго машут вслед.

Самолёт катится по рулёжке…

* * *

Звоню в дверь… Да! Я звоню в свою же дверь. Сегодня суббота, Ванька должен быть дома. Мне почему-то хочется, так же как и после нашей первой ночёвки, чтобы он мне открыл.

Открывается дверь… Ванька! Мой Ванька! Застывает на пороге.

– Ванюха… – вырывается у меня совершенно непроизвольно.

Я бросаю сумку, пакет, делаю какие-то шаги и прижимаю его к себе.

– Ванюха мой… Хороший мой… – бормочу я и чувствую, как у меня сбивается дыхание.

– Сашка… – выдыхает он мне в ухо и повисает на мне. Повисает на мне, поджимая ноги.

Так стою, держа Ваньку на себе и чувствуя частые удары его сердца.

– Сашка! Наконец-то… – шепчет он.

Так и заношу его на себе в квартиру.

– Ладно… Слезай…

– Устал держать мою тушку? – он становится на пол.

– Всю жизнь бы так тебя держал… – признаюсь я и снова его обнимаю. Родной мой братишка!

– Ладно… – я его отпускаю. – Надо занести шмотки.

Ванька выскакивает из квартиры, хватает брошенные мной вещи и заносит в переднюю.

– Так! Сашка, я в магазин. Праздновать твоё возвращение будем! А ты вот что, давай-ка в душ после дороги.

– Слушаюсь, товарищ командир! – шутливо козыряю.

Сидим с Ванькой на нашей кухне за столом. Он наливает – коньяк в наши рюмки, поднимает свою…

– Ну, Сашка! С приездом! Я ужасно рад!

Чокаемся, пьём… Потом поднимаем друг на друга глаза и…

– Ну рассказывай! – говорим мы вместе почти хором.

Какое-то время обалдело смотрим опять друг на друга и начинаем безудержно хохотать.

– Да, – сквозь смех произносит Ванька, – точно – братья…

– Ладно, давай я первый…

Стараюсь поподробнее рассказывать про свою поездку, про наших друзей, но где-то в подсознании чувствую, что Ванька ждёт от меня ещё одной интересующей его информации.

– Про Свету могу тебе сказать, что не видел её ни разу, но много наслышан. Надо что-нибудь добавить?

Ванька вскидывает на меня свои бесподобные глаза. Они влажные…

– Ты что, до сих пор её любишь? – не выдерживаю я.

– Нет! И это абсолютно честно. Мне до крика жалко Кольку. Ты даже не представляешь, как часто я его вспоминаю. Такой замечательный мальчишка! Прямо бы усыновил!

– С практической точки зрения сначала надо лишить родительских прав Свету.

– Да я понимаю, что это всё несбыточные мечты, – Ванька вздыхает. – Да и… Ладно. Теперь мой отчёт.

– Ну почему отчёт?

– Ты же меня оставил тут, можно сказать, за себя, а значит, за старшего.

– Ладно тебе…

Ванька подробно рассказывает про дела автосервиса, про занятия с Юрой, про свою подготовку. Надо сказать, они с Юрой неплохо спелись, и, как я понял, занятия по ряду наук плавно – перетекли в Ванькину подготовку. Только про Дашу с Серёжкой он пока ничего не сказал.

– Ну а как там Даша и Серёжка? – не выдерживаю я.

– Нормально, – как-то странно говорит Ванька. – Удивляюсь, что ты про них спросил.

– Как это? – не понимаю я.

– Сашка! Ты с порога должен был задать вопрос про них! Ты хоть это-то понимаешь?

– С порога у меня был ты. Или уже забыл?

– Ну я… Но потом должен был сразу спросить. Это же твоя семья!

– К сожалению, это не моя семья, – отрезаю я. – Вот скажи, Даша про меня во время моего отсутствия спрашивала?

Ванька вдруг замыкается и молчит.

– Вот то-то и оно… Сам знаю, что она про меня не спрашивала. Не такой она человек. Ладно, а как Серёжка? Хоть по кроватке-то ходит?

– Перебирает ручонками по решётке и переступает. Так забавно! «Мама» говорит…

– А «папа» говорит? – зачем-то спрашиваю я.

– А кого ему звать папой? – горько спрашивает Ванька, глядя мне прямо в глаза. – Ты об этом подумал? Сашка мой родной, мой дорогой… Ну как ты не поймёшь, что тебе надо приехать к Даше и наладить отношения. Ведь ваша размолвка произошла из-за ерунды, на ровном месте! Сделай первым шаг навстречу! Она же такая женщина! Такая!..

– Да пойми ты! Такой, какой я есть, я ей не нужен!

– Мне кажется, ты ошибаешься, – тихо и даже грустно возражает он мне. – А может, она ждёт от тебя именно этого. Что она от тебя видела, кроме материальной помощи? Ну скажи!

– Ну а что ты будешь делать, если мы с Дашей будем вместе? Что с тобой-то будет? – пытаюсь я изменить тему.

– Может, тоже женюсь… Единственное, за что я могу быть благодарен Свете, так за то, что понял: я могу быть нормальным мужчиной.

– Но пойми, я очень о тебе беспокоюсь.

– А чего обо мне беспокоиться? Я уже достаточно взрослый мальчик! – Ванька невесело смеётся. – Поэтому могу сам о себе подумать… Мы же с тобой всё равно будем общаться? Если я к тебе приду с какой-то проблемой, ты же мне не откажешь?

– Ты – идиот! Сам-то понял, что сказал? Я тебе откажу… Совсем уже…

– Вот видишь! – с лёгким торжеством говорит Ванька, однако я в его тоне по-прежнему улавливаю некие тревожащие меня нотки. Что же это такое?

– Ладно… Устал я говорить на эти темы, – достаточно резко говорю я. – Расскажи-ка лучше, чем вы с Ильёй Анатольевичем занимаетесь?

– Ой, Сашка… Многим! Мне даже кажется, что он в твоё отсутствие с удовольствием переключился на меня.

– Ну а всё-таки?

– Сначала он мне сказал, что громко думаю.

– И у меня было такое.

– Ты знаешь, он спокойно читал мои мысли! Я даже испугался. В общем, он научил меня закрываться. Так что теперь у меня в голове не больно-то покопаешься!

Колкость просится на язык, но я сдерживаюсь.

– Дальше он поднял мою энергетику.

– Это я тоже почувствовал.

– Почему «тоже»?

– Потому что ты стараешься от меня закрыться, это я сразу понял.

Вторым планом у меня возникла мысль о том, что, раз Ванька закрывается, значит, это не случайно.

– Короче, ты доволен?

– Сашка! Это так здорово! – восторженно выпаливает он. – Оказывается, это интересно! Правда, он мне сразу сказал, что до тебя мне – как до Марса. Что есть техника, которой можно научить, а есть талант, который от Бога.

– Ладно… Давай спать!

Я откровенно лукавлю. Мне хочется, чтобы Ванька заснул, чтобы самому посидеть и подумать.

Ванькина голова у меня на плече.

– Сашка… Как я этого ждал… – тихо произносит он, ёрзая своей шевелюрой по моему плечу.

– Ну спи… – шепчу я. – Спи…

Ванька спит и опять улыбается во сне. Как я люблю на это смотреть! Праздник души! Осторожно перекладываю его голову на подушку, подтыкаю под него одеяло и иду на кухню.

Уже вторая сигарета… Я копаюсь в собственных ощущениях, препарирую их с одной целью – понять, что меня встревожило, несмотря на взаимную радость от встречи с Ванькой. Уже который раз я нахожу нового для себя Ваньку. Эти два месяца, на которые я свалил на него все свои дела, не прошли для него даром. Он очень повзрослел…

А с Дашей? Часто ли я её вспоминал в Булуне? Вспоминал… Но вспоминал вместе с Серёжкой. Боже, как мне хочется его увидеть! А её? Тоже хочется… Очень хочется!

Конечно, Ванька наверняка окружил её заботой, на которую я скорее всего не способен. Ведь единственный человек, о котором я до сих пор заботился, – это Ванька. Я, наверное, чувствуя его слабость, старался дать ему всё то, чего у него не хватало в его жизни. А Даша – человек сильный и самодостаточный… В общем, как я…

А как он говорил про нее!..

Господи… Да ведь он же любит её! Ну как я сразу не понял этого!

Мысли начинают носиться в голове, будоража воспоминания. Ну конечно! Он влюбился в неё практически сразу. Только такой самовлюблённый индюк, как я, не смог этого тогда заметить. И он уговаривает меня идти к ней и мириться! Смешной… Он снова хочет принести себя в жертву. Вот… А я считаю его слабым…

– Ну и что ты опять тут сидишь? – Ванька стоит в дверном проёме кухни и укоризненно смотрит на меня. – По твоим глазам я вижу, что спрашивать меня ты ни о чём не собираешься.

– Ванюха… Чего спрашивать, когда я уже сам всё знаю…

– Ничего ты не знаешь! – он садится рядом. – Я один раз тебя предал, но больше этого не будет никогда. Да, я люблю Дашу… Но поверь, я не позволю ни одной женщине заставить меня тебя предать, даже любимой женщине!

– Идиот ты, Ванюха, – и я крепко прижимаю его к себе. – Знал бы ты, как я хочу, чтоб ты был счастлив!

– Сашка! Своего счастья на чужом горе, тем более – на горе дорогого, любимого человека, на твоём горе, Сашенька, не построишь!

Прижимаю к плечу его кудлатую башку.

– Ванюха-Ванюха… Неужели ты мог подумать, что я приму от тебя жертву? Ты уже однажды это пытался сделать… Идиот ты мой родной! Да за твоё счастье я дам себя на куски порезать! Ты даже не представляешь, как я рад, что у тебя, может быть, появится своя, хорошая семья. Я же буду смотреть на тебя и твою жену и только радоваться!

– Сашка… – он стонет. – Да не рви ты мне сердце! Я же чувствую себя подлецом! Я посмел влюбиться в твою женщину!

– А кто сказал, что она моя? Она? Не могла она такого сказать!

– А она и не говорила. Но от этого она не перестала быть твоей. Это ты, по сути дела, сам её оттолкнул!

Теперь Ванька говорит жёстко и отрывисто. В его тоне одно осуждение.

– Ванюха, но что же делать? Научи!

– Я тебе уже сказал – иди к ней! Я знаю, ты найдёшь, что ей сказать.

– А ты?

– Буду смотреть на вас и радоваться, как ты сказал. Пойми! Я никогда не буду счастлив, если буду знать, что обошёл тебя. А именно так и получается!

Башка едет от всего этого.

– Я не знаю, – произношу я каким-то незнакомым себе голосом. – Тебя я тоже не могу оставить. Уверен, тебе будет плохо. Я не имею права тебя оставить одного!

Глажу его по плечу.

– Сашка… Ну придумай же что-нибудь!

– Шведская тройка… – бурчу я и хмыкаю.

Ванька отшатывается от меня, вскакивает и смотрит чужим взглядом.

– Вот сейчас как дам по наглой морде! – зло бросает он и смотрит мне прямо в глаза. Теперь я уже не тону в них. Они страшные!

– Прости! Идиотская шутка… – покаянно говорю я.

– Ну и шутки у тебя, братец… – холодно произносит он.

– Ванюха! Ну прости меня! Действительно, страшную вещь сморозил…

– Ладно… Проехали… – он смотрит мне в глаза, как будто хочет пронзить насквозь, потом прижимает меня к себе. – Это у тебя от безысходности, я понимаю…

Стоим, обнявшись, и молчим.

– Сашка… Я не знаю, что нам с тобой делать потом, но сначала ты должен пойти и наладить отношения.

– Это приказ? – снова пытаюсь я ёрничать.

– Это огромная просьба к тебе, к человеку, который мне бесконечно дорог. И вообще… Я согласен исполнять роль Тургенева при Полине Виардо.

– Никому бы не пожелал роли живущего рядом с предметом своей любви воздыхателя при живом муже, – вздыхаю я, и мне кажется – с какими-то переливами в горле.

– А ты хоть её любишь? – вдруг задаёт Ванька ключевой вопрос.

– Ванюха… Ты же в самое больное место… Люблю! Но и ты для меня – всё!

– Блин… В общем, всё понятно. Каков вопрос, таков ответ. Ты для меня тоже всё…

– Ладно… Слушай, моё всё, пошли спать. Утро вечера мудренее. Завтра надо мне начать заниматься делами.

– Не бойся. Я ничего такого страшного не наворотил. Кстати, в больнице Юрий Степанович оформил тебе свой счёт. Он сказал, что ректор посоветовал. Там так и написано: «Доктор Елизов – отпуск». Ты – доктор! Понял!

* * *

– О! Привет, шеф! – здоровается со мной Димка. – Заждались мы тут тебя.

– Что, мой братишка вас достал?

– Что ты! Он отличный парень. Деловой! Финансовые условия нам создал, извини уж, лучше, чем ты. Вон, на углах ещё и рекламу развесил.

– Что, подействовало?

– Клиентов побольше стало. Простоев нет.

– Покурить некогда… – шутливо ворчит Лёха. – Потогонная капиталистическая система.

– Ну а заработки?

– Лучше, естественно! – Димка смеётся. – Делили-то на двоих, а не на троих. Шучу, конечно! А если серьёзно – конечно, лучше. Больше работы – больше денег. Вон, ещё кое-какой инструмент прикупили.

– То есть Ванькину деятельность одобряете?

– Не вопрос, – соглашается Лёха. – Ты его не ругай. Всё хорошо.

Подозревал я, что у Ваньки есть административно-хозяйственная жилка. Молодец… Да и парни молодцы, конечно!

Вхожу в ординаторскую нашего отделения.

– Здравствуйте!

– Наш гастролёр прибыл! – приветствует меня Алсан, словно причмокивая своими блестящими губами. – Вы надолго к нам, господин Елизов?

Ох, как хочется съездить по этой лоснящейся роже!

– Пока не надоест, – достаточно резко отвечаю я.

– Альберт, не приставай к папиному любимцу! Видишь, они не в настроении! – активно поддерживает Алсана Борис Васильевич.

Не знаю, что бы я сказал, но в этот момент входит Юрий Степанович. Это его здесь за глаза называют папой.

– А! Саша! Здравствуйте! Рад, что вы вернулись. Пойдёмте ко мне, расскажете про Кирилла.

Выхожу вслед за ним из ординаторской, но не удерживаюсь и оглядываюсь на шутников. Рожи постные.

В кабинете завотделением подробно рассказываю про Кирилла Сергеевича, про события в Булуне. Юрий Степанович внимательно слушает, изредка задавая уточняющие вопросы, в основном на медицинскую тему.

– Вот, собственно, и всё… – заканчиваю я.

– Слушайте, а вы действительно этого главу администрации?.. – с явным интересом вдруг спрашивает он.

– Заложил меня Кирилл Сергеевич, – фыркаю я. – Да, было дело. Зато весь водопровод в больнице отремонтировали. Но я выговор от него всё равно схлопотал.

– Вы, конечно, дали жару… – тоже посмеиваясь, оценивает Юрий Степанович, и совсем для меня неожиданно: – А знаете, я в отличие от высокоморального Кирилла думаю, что в том случае вы поступили совершенно правильно. Наверно, в той ситуации по-другому было нельзя. Только не увлекайтесь гипнозом, можно перейти границы дозволенного. И ещё я рад, что вам доверили ассистировать при операциях. Значит, не зря был начальный курс хирургии! А самому бы не хотелось попробовать?

– Страшно, – признаюсь я. – Кирилл Сергеевич научил сомневаться до принятия решения.

– Это правильно, но не значит, что надо бояться. А насчёт кототерапии – это вы отлично придумали! Одобряю.

– Так это обычная психология! Ему нужно было создать домашний уют. А кот для этого – первое дело.

– Опять же вы правы. Ладно. Какие теперь у вас планы?

– Хочу сдать три предмета и перейти на следующий курс. Я там старался успевать заниматься, да и Кирилл Сергеевич, когда я к нему в палату приходил, мне всякие тренинги устраивал.

Юрий Степанович почему-то долгим взглядом смотрит на меня и молчит.

– Ну, предположим, вы такими темпами через год сможете закончить. А дальше?

– Время покажет… – и меняю тему: – Я про Кирилла Сергеевича опять… Похоже, ему там с каждым годом всё труднее. Возраст, болезни… А он всё на ногах. Из семьи – только кот.

– Знаю я всё это, – тихо произносит Юрий Степанович. – Только посудите сами: он почти двадцать из тех тридцати лет, что живёт там, – главный врач единственной больницы. Для Булуна он – человек-легенда. А тут? Рядовой врач в больнице? Да и где ему жить? В наше рыночное время так трудно получить жильё приезжему человеку. Это раньше через райком, обком можно было выхлопотать комнату, а то и квартиру. А теперь? Только деньги! А в нашем Питере – деньги немалые. Короче – одни проблемы. Но вы правы, если так дальше у него со здоровьем пойдёт, то ему надо сюда. Ладно! Потом ещё об этом поговорим. Может, и на троих, с Сергеем Петровичем. Вам, кстати, надо будет ему тоже отчитаться. Он очень интересовался.

– Я позвоню ему. А сейчас – какие будут указания? Кого принимать?

Вечером на Ванькиной машине, вернее, на бывшей моей старенькой «Ауди», подъезжаем к воротам дома Сергея Александровича. Ванька сигналит. Выходит Егор. Меня он не видит, потому что я сижу на пассажирском месте, и здоровается только с – Ванькой.

– Здорово! Все дома! – улыбаясь, докладывает он.

– Ты посмотри, какой у меня пассажир! – Ванька кивает в мою сторону.

Егор наклоняется и заглядывает в машину.

– Саша! Приехал!

Приходится выходить из машины. Тут же появляется и Миша.

– Здорово! Наконец-то! – приговаривает он.

– Ну, как мама? – интересуюсь я.

– Очень хорошо. Всё тебя вспоминает. В церкви за тебя свечку поставила.

– Ну спасибо…

Входим в дом. Ванька идёт впереди. Юра – первый, кто нам попадается.

– Ваня, здравствуй!

У него такая радостная улыбка! И тут он замечает меня.

– Александр Николаевич! Папа! Александр Николаевич приехал!

Короче, опять объятия. Так приятно, когда тебе рады!

– Ну всё! Сегодня у нас праздник! Виктория! – кричит Сергей Александрович, не отпуская меня. – У нас торжественный ужин! Саша вернулся!

Появляется улыбающаяся Виктория и тоже чмокает меня в щёку. Просто можно растаять…

– Ну-ка, Юра, покажись, как ты ходишь? – спрашиваю я.

– Две недели тому назад мы отменили палку, – солидно докладывает Ванька.

– Пройдись, пройдись… – прошу я Юру.

Довольно прилично идёт.

– Дай-ка я посмотрю твою спину.

Он поворачивается, и я пальцами провожу по позвоночнику. Позвонок прощупывается нормально.

– Очень хорошо! – одобряю я. – Молодец! Только, Ванюха, ты следи за нагрузками, а то Юра может перестараться.

– Да уж слежу, – так же солидно отрезает Ванька.

– А как с занятиями? – интересуюсь я.

– К кому вопрос? – спрашивает Ванька, – Мы оба занимаемся!

– Значит, к обоим!

Переглядываются, Ванька слегка кивает и… хором:

– Отлично, товарищ начальник!

Сидим за столом. Господи, какие же они все мне родные! Даже толстая Виктория! И ещё мне очень приятно, что сейчас в этом доме ощущается счастье.

– Саша, а ты там, в Булуне, тоже врачом в больнице был? – интересуется Сергей Александрович.

– Да, был. Даже несколько раз приходилось ассистировать при операциях. Так что, Ванюха, не бойся, на тебе экспериментировать пока не буду.

– Юра, он даёт мне напоследок ещё пожить, – шутливо апеллирует к нему Ванька, – поэтому пока не прощаюсь.

Смеёмся. Душевно здесь, тепло… Сергей Александрович поднимает рюмку.

– Саша. Наш Сашенька, хотя для тебя, Юра, он всегда будет только Александром Николаевичем, – он строго смотрит в сторону сына. – Мы все очень рады твоему возвращению. Мы по тебе очень скучали. Поверь, нам давно неважно – доктор ты или механик. Ты – дорогой нам человек. За тебя!

Не знаю, куда глаза девать от таких слов. После них хочется в лепёшку разбиться для этих людей!

– Сергей Александрович, он засмущался! – Ванька, кивая на меня, хлопает в ладоши. – Нет, Сашка, мы действительно тебя часто вспоминали и скучали. За тебя!

– Ладно, совсем уже вогнали в краску, – бурчу я и чокаюсь с ними.

– Саша, это – правда! – выпив, продолжает хозяин дома. – Даже мои ребята всё время про тебя вспоминали. А они – люди суровые. Так что ты давай почаще нас навещай. Дела – делами, а добрые друзья всегда тебе рады.

– Ну спасибо… – бормочу я и отвожу взгляд, потому что от всех этих слов даже слёзы навернулись на глаза.

– А я за десятый класс сдал! – хвастается Юра. – С сентября нормально пойду в гимназию.

– Отлично. А Ваню к университету подготовил?

– Да он сам тут над учебниками сидит. Подгонять не приходится.

– Ох, Ванюха! Смотри – проверю! Ты же убедился, что я ещё не всё забыл.

– Проверяй, не боюсь. Я уже и документы подал.

– Да, Ваня тут в твоё отсутствие развил бурную деятельность. Тебя старался во всём заменить, – поддакивает Сергей Александрович. – Вот через два месяца будем за него кулаки держать.

– Будем! Обязательно будем! Ты уж, Ванюха, давай… А ты, Юра, наметил, куда после гимназии пойдешь?

– А мы с Ваней решили, что я вслед за ним туда же. На программирование!

Отдыхаю душой. Так всё хорошо, по-доброму!

Эх, если бы мои личные проблемы решались так легко…

* * *

Снова Ванька застаёт меня курящим среди ночи на кухне.

– Ну что – опять? – неодобрительно интересуется он, застывая в дверном проёме.

– Ванюха, иди спать…

– А ты будешь до утра прокуривать квартиру?

– А ты сам её не прокуриваешь? – язвительно спрашиваю я.

– Не в таких количествах и не по ночам. Ну что опять случилось? – он садится напротив меня.

– Всё то же. Пытаюсь разобраться в себе.

– О-о, Сашка… Тогда тебе одной пачки мало будет, – несколько насмешливо проговаривает он. – Ты сам-то понял, что сказал?

– Не понимал бы, не говорил…

– Доктор Елизов, тебя пора тащить к мозгоправу, – Ванька качает головой и сам закуривает.

– Что, теперь прокуривать будем в две трубы?

– А что с тобой делать? – он зевает. – Сам не спишь и другим не даёшь. Давай, вываливай! Поработаю мозгоправом.

– А что вываливать? Я всё про то же. Про нашу ситуацию…

– По-моему, она предельно ясна. Ты завтра едешь к Даше и миришься с ней, а там всё упростится.

– Во! Видел? – я скручиваю фигу перед его носом.

– Хорошо… Тогда мы завтра вместе едем, если ты один боишься, – опять ехидненько произносит Ванька.

– Тебе ещё раз показать? С одного раза не запомнил?

– Сашка. Ты понимаешь, что своим самоедством ты эту ситуацию загоняешь в угол?

– Она давно уже там. Ты что, не заметил?

С ума сойти! О чём я думаю? Неужели я стану поперёк дороги Ваньке, для которого, по сути дела, я и живу эти последние годы? И хотя мы с ним уже всё обсудили прошлой ночью, я, кажется, сейчас прихожу к выводу, что действительно надо ехать к Даше. Ехать не ради себя, а ради него.

– Ладно. Уговорил, – выдыхаю я. – Завтра я съезжу к Даше.

Говоря это, я внимательно смотрю на Ваньку.

М-да… На его лице такое счастье! Он рад моему решению! Он приносит себя в жертву.

А вот хрен тебе! Не позволю! Постараюсь сделать всё правильно. И вообще… Как скажу – так и будет!

Еду знакомым маршрутом к Даше. Что я ей скажу? Честно говоря, меня это волнует даже больше, чем то, как она меня встретит. Для себя я уже решил всё. Я это сделаю для Ваньки. Кто же ещё, как не я, устроит его судьбу? Я ответственный за него. Это я ему обещал тогда, давно, сказав, что с той самой поры буду для него всеми его родственниками в одном своём лице. Настало время выполнять обещание по одному большому счёту.

«А сам-то ты как?» – как всегда, не вовремя выползает откуда-то изнутри скрипучий голос.

– Перебьюсь…

«А сынок-то твой? Папой ведь он будет звать не тебя…» – скрипит голос дальше.

– Кого бы он папой ни звал, ему в любящей и дружной семье будет лучше, чем при выяснении отношений между папой и мамой на тему, кто главнее.

«Но через десять, двадцать лет ты будешь из-за угла подглядывать за ним, стараясь, чтобы он тебя не увидел… Как тебе это?»

Наконец приехал… Слава богу! Издали вижу Дашу с коляской. Выхожу из машины. Подхожу… Серёжка спит и сладко посапывает.

– Привет… – здороваюсь я, сам удивляясь своему голосу в этот момент.

– Здравствуй… А что, Ваня заболел?

– Нет, здоров. Просто он попросил меня съездить… сюда…

– Как же это ты, такой самостоятельный, повёлся на эту – просьбу?

Я понимаю, что её язвительность продиктована нашим последним разговором, и не обращаю внимания. Стараюсь говорить спокойно.

– Видишь ли… Мы с Ванькой после моего возвращения долго говорили. О тебе много говорили… Он любит тебя, Даша. Очень любит!

– Я знаю это. Он мне не говорил о любви, но я это чувствую… Ваня – очень хороший, и я очень привязалась к нему за это время.

Всё это она говорит совершенно спокойно. Я бы даже сказал, как-то безразлично. И смотрит куда угодно, только не на меня.

Понимаю, что между нами стоит отрыжка нашего последнего разговора.

– Я рад, что ты к нему привязалась. Он действительно очень хороший человек! И я, как старший брат, никогда не встану у него на пути. Я очень хочу, чтобы он был счастлив.

В этот момент она наконец поднимает на меня глаза. Взгляд спокойный, удивлённый и, я бы сказал, жёсткий.

– Ты что, приехал его сватать?

– Да.

Повисает пауза, в течение которой мы смотрим друг другу в глаза.

– Елизов, ты меня в очередной раз удивил.

– Поясни.

– Ты хочешь сказать, что приносишь себя в жертву?

– Именно так. Для меня Ванькино счастье гораздо важнее моего собственного. Он его заслужил.

– А ты сам?

– Речь сейчас не обо мне, – я изо всех сил ухожу от ответа.

– Нет уж, давай о тебе тоже.

– Хорошо. Тогда не только обо мне, но и о нас. Одна очень умная женщина, с семьёй которой я познакомился достаточно давно, преподала мне урок любви двух человек. Такой любви, когда ради неё человеку прощается всё. И прекрасно, когда это с обеих сторон. Тогда ради своей любви оба перестраиваются, изменяются. Мы с тобой так не можем. Значит, и не любим. Мы можем быть друзьями, но ты права, когда говоришь, что наша совместная жизнь будет что-нибудь типа скрытой тлеющей войны. Что это за жизнь? Что будет видеть наш сын?

– Смотри-ка! Заговорил почти моими словами! – Даша невесело усмехается. – И вообще, почему это ты берёшься решать всё за всех? В данном случае за троих! Ваня-то, наверное, и не знает, как ты тут его сватаешь!

– Конечно, не знает! Я надеюсь, и ты ему не скажешь о нашем разговоре.

– Я в этом не уверена. Ваня имеет право знать, на какие жертвы идёт его старший брат ради него.

– Запомни! Ванька ничего знать не должен!

– Это что, приказ? – ядовито спрашивает она.

– Да!

– Ну вот… Дожили! Он мне уже приказывает, – с тихим возмущением говорит Даша.

– Только относительно этого разговора и Ваньки.

– Скажи, а почему ты считаешь, что всегда действуешь во благо? И вообще, бывает ли всеобщее благо?

– Я не говорю о всеобщем благе. Я сам выбрал проигравшую сторону. Проигравшая сторона – это я!

– Опять вернулись к жертвоприношению… – Даша снова невесело усмехается. – Ты-то сам что делать будешь?

– Скорее всего, переберусь в Булун к Кириллу Сергеевичу. Тем более ему нужна помощь.

– А твоя учёба? Твой талант?

– Учёбу я смогу продолжать, приезжая сюда сдавать сессии, а талант, если он есть, найдёт применение и там. Там тоже люди нуждаются в лечении. Знаешь, сколько там у меня пациентов бывает?

– То есть собираешься похоронить себя там заживо? – как-то с вызовом спрашивает Даша.

Второй раз мне не нравится её оценка. В первый раз это было тогда, когда она удивилась, что Юре не наняли репетитора.

– Помощь одинокому человеку, который относится ко мне, как к сыну, не значит хоронить себя заживо, – жёстко возражаю я.

– Да, Саша… Ты неисправим, как видно… Ты не хочешь понять, что такие доброхоты, как ты, готовые по первому крику куда-то бежать, портят окружающих людей. Люди перестают быть самостоятельными, решать свои проблемы самостоятельно или обращаться к другим, к профессионалам, которые получают за это зарплату и должны помогать решать эти проблемы.

Даша говорит это совершенно безапелляционно, с жёстким осознанием собственной правоты. Это даже в её взгляде читается. Наверное, так говорили комиссары в Гражданскую.

– То есть ты считаешь, что я не должен был лечить больного мальчишку, а предложить родителям дождаться профессиональной неотложки? Ты считаешь, что помогать другому мальчишке-инвалиду должны не друзья, а профессиональные репетиторы? Ты считаешь, что Ваньку надо было сдать в приют, чтобы там за ним ходили профессиональные няньки? Ну и так далее… Это так?

– Почти так… Наверное… кроме Вани…

– Тогда я действительно неисправим. И горжусь этим! Не надо ставить недостижимых целей.

– Да, Саша… С тобой жить наверняка хлопотно и беспокойно. А я хочу покоя. Нормальной семьи, наконец! В моей почти двадцативосьмилетней жизни всегда были одни хлопоты. Я устала. Я хочу сама планировать, что будет завтра и через неделю, а не подпрыгивать каждый раз от очередной неожиданности. С тобой это будет именно так. Пойми! Мой муж должен находиться рядом со мной, а не где-то…

Она сказала, что муж должен находиться рядом с ней. Именно так сказала. Не она рядом с мужем, а он рядом с ней! Это жизненная философия.

– Скажи, ты не пожалела, что Серёжка у тебя от меня?

– Ни разу. И не пожалею! Но я выращу его нормальным человеком.

– У нас с тобой разные понятия о человеческой нормальности. Мне бы не хотелось, чтобы мой сын вырос равнодушным.

– О равнодушии у нас с тобой тоже разные понятия, – парирует она. – Саша, давай не продолжать этой дискуссии.

– Согласен. Чего зря время терять!

– И о времени. Тебе его всегда не хватает. И на нас с Серёжей в том числе.

Тут мне нечего возразить, и я молчу в ответ. Серёжка продолжает мирно посапывать в коляске, не догадываясь о том, что в этот момент происходит.

– Хорошо он спит… – говорю я в основном своим мыслям. – Ладно… Вроде почти всё выяснили…

Снова повисает пауза.

– Насчёт финансовой помощи – всё останется, как есть, – почему-то констатирую я.

– Я не меркантильна… – суховато бросает Даша и будто спохватывается. – Хорошо, а пока ты ещё не сбежал на свои севера, ты хоть будешь приходить к сыну?

– Буду. Только всё-таки что насчёт Ваньки?

– Я отвечу тебе так же, как и тогда, когда ты увидел Серёжу в первый раз. Давай пока оставим всё, как есть.

Я понимаю, что сейчас слово «пока» относится к Ваньке.

– Но тебе он хоть немного нравится? – не унимаюсь я.

– Саша, давай не будем говорить об этом хотя бы сейчас!

Еду домой.

«Ну что? Всё выяснил?» – снова скрипит тот же голос.

– Выяснил…

«И не страшно тебе за Ваньку?»

– Уже страшно…

«Расскажешь ему подробности дискуссии? Или пожалеешь его?»

– Пока не знаю.

«А в Булуне ты тоже не нашёл ни сил, ни времени… Хочешь того же результата?»

– Не хочу. Только он мне опять не поверит.

«И опять попадёт впросак!» – почти торжествует голос.

– Он уже опытный человек… – вяло сопротивляюсь я.

«Где ты нашёл этот опыт? Посмотри на него!» – издевается голос.

Ну вот и парадная! Приехал. Вхожу в квартиру.

– Привет! – здоровается Ванька из кухни.

– Привет…

– Ты что? – Ванька выходит в прихожую с вилкой в руке. – Вы… не помирились…

Он внимательно смотрит мне в глаза. Я спокойно выдерживаю его взгляд. Так, как он смотрит на меня, смотрят только очень любящие люди.

– Понимаешь, Ванюха, – я подхожу к нему, обнимаю и утыкаюсь лицом в его плечо. – Мы и не ссорились… Но иногда мне кажется, лучше бы поссорились… Извини… Я очень устал от этого разговора. Лягу спать. Есть не буду.

Просыпаюсь от прикосновения руки к своему лбу. Открываю глаза. Ванька внимательно смотрит на меня.

– Ты чего? – спрашиваю я, пытаясь прийти в себя после тяжёлого сна.

– А ты чего? Вертелся, стонал… Тебе плохо?

– Мне плохо… Только не со здоровьем… Ты спи…

Вылезаю из-под одеяла и иду на кухню курить.

– Сашка! Давай рассказывай, что случилось? – задаёт вопрос Ванька, заходя следом за мной. – Опять нашла коса на камень?

– И да, и нет… Прости меня. Я боюсь с тобой говорить обо всём этом.

– Саш… Но если не со мной, так с кем же ты ещё сможешь поговорить, чтобы тебя захотели понять?

Я вижу, что Ванька совершенно искренне хочет мне помочь. Бедный… Или всё-таки попытаться ему всё объяснить? Ведь не глупый же он!

– Ванюха… Только обещай мне постараться меня правильно понять…

– Не понимаю, зачем такая подготовка?

– Видишь ли, я помню наш неудавшийся разговор с тобой в Булуне…

– Ах вот ты опять о чём… – и я чувствую, как он напрягся.

– Слушай… Если честно, то я поехал к Даше, чтобы уладить в первую очередь твои дела…

– Ты что… меня сватал? – Ванька округляет глаза.

Надо же! То же самое слово!

– Да.

– Но мы так не договаривались! Ты опять всё сделал по своему разумению! – он явно возмущён.

– Извини…

– Сашка, ну что ты делаешь!

Ванька хватает своей рукой мою руку и несильно бьёт ею по столу. Молчу.

– Ванюха… После этого сватовства… В общем, Даша чувствовала, что ты её любишь. Да и любая женщина почувствует любовь. А после этого сватовства мы с ней выяснили наши отношения. Знаешь… Мы настолько разные люди! Короче, я ей не подхожу, и она мне тоже. Мы с ней слишком по-разному смотрим на жизнь. И ещё… После этого разговора… В общем, я стал за тебя бояться. Прости!

– Почему бояться? – он недоумённо смотрит на меня.

– Понимаешь, когда человек говорит, что с Юрой должны были заниматься профессиональные репетиторы, а не друзья, муж должен находиться рядом, а не бегать и всем помогать, и так далее… С моей точки зрения – это человеческое равнодушие. Я так не могу! И не хочу!

– Ты в ней разочаровался…

– Не знаю. Но я испугался за тебя.

– Сашка… – Ванька вздыхает и некоторое время молчит. – Я даже не знаю, что тебе сказать. Мы с Дашей, к сожалению, таких разговоров не вели. Всё про детишек больше…

Я вижу, что он задумался. Это хорошо. Пусть подумает!

– Вань, поверь, я начал с того, что твоё счастье для меня важнее всего. Я это сказал ей. И это действительно так.

– Глупый, глупый ты, мой Сашка…

Ванька встаёт, обходит стол, садится рядом. Он обнимает меня и привычно кладёт голову мне на плечо. Мы опять сидим с ним так же, как в ту первую нашу ночь в этой квартире.

– Ну и что теперь? – осторожно задаёт вопрос Ванька.

– Не знаю… Один ты у меня остался, – бормочу я.

– Сашка… Запомни… Я всегда с тобой. Был, есть и буду…

– Спасибо. Только с тобой-то что будет?

– Пусть будет, что будет! Главное, чтобы мы с тобой были вместе. Верно?

– Верно, да не очень, Ванюха… Мне трудно это говорить… Может быть, я переберусь в Булун, к Кириллу Сергеевичу…

– Ты хочешь и меня бросить? – несколько встревоженно спрашивает Ванька.

– Не говори так! Как я могу тебя бросить? Ты сам-то понял, что сказал?

– Тогда в твоих словах нет логики. То я у тебя один, то ты собираешься уезжать. Ты-то хоть понимаешь, что это нелогично?

– Понимаю, – я еле слышно скребу пальцами по столу. – Да и куда я от тебя денусь? На кого я тебя оставлю?

– Я вообще-то не маленький уже…

– Это точно…

– Ладно, доктор Елизов! Пошли-ка спать.

– Пошли… Твоей только башки на моём плече мне и не хватало, – смеюсь я. – Когда женишься, что я буду делать?

– Моих детей нянчить, – не задумываясь, брякает Ванька. – У меня их будет много, поэтому один не справлюсь.

Пытаюсь понять, что происходит. Что делать в этой ситуации? Что делать мне, я вроде слегка представляю. А что делать с Ванькой? Понадеяться, что он сам во всём разберётся? Так разберётся ли? Не могу я бросить на произвол судьбы этого бесконечно дорогого мне человека!

* * *

– Шеф! Ты что-то опять не в себе, – Димка смотрит на меня внимательно и строго. – Чего у тебя там? Случилось что?

Надо сказать, после случая с маленьким Вовкой мы с ним очень сблизились.

– Долго рассказывать. Просто хочется нажраться.

– С этим проблем нет. Только ты уверен, что это тебе поможет? Ты уже два дня приходишь чернее тучи. Ты и в больнице такой?

– Да нет… Там я не имею права быть таким. Там напяливаешь на лицо маску, щёлкаешь хлыстом, говоришь «Ап!» и идёшь… лечить. И знаешь… Когда начинаешь общаться с больным, то всё своё как-то отходит на третий план. А здесь, среди своих, я могу расслабиться.

– Слушай, приезжай сегодня к нам! – предлагает Димка. – Нажраться не позволю, но посидим, поболтаем…

– А давай! – решаю я.

Ванька уехал к Даше, а я сижу у Димки на кухне.

Всё я уже рассказал. Слушатели – это Димка с Катей.

– Саша, тебе ещё чего-нибудь положить? – участливо спрашивает Катя. Видимо, после случая с Вовкой она сильно ко мне переменилась.

– Нет, спасибо.

– Дядь Саша! Ты такой маленький! – это вошедший к нам Вовка смотрит на меня в бывший мой бинокль наоборот.

– Иди ко мне, – зову я его, и он сразу взбирается ко мне на колени. – Машинка-то ездит?

Я ему вместе с биноклем подарил модельку «Ауди».

– Поломалась… – он сокрушённо сопит.

– А что, папа не может починить? – я поднимаю глаза на Димку.

– Такое уже не починить, – отмахивается он. – Восстановлению не подлежит.

– Ладно, Вовка. Я тебе новую с папой передам. Хорошо?

– Только – красную! – деловито заказывает он.

– Ладно, будет тебе красная, – соглашаюсь я.

– Вова, иди-ка ты спать! – командует Катя и добавляет: – И я пойду, пожалуй…

– Давай, Вовка… Времени уже много. Тебе завтра тоже, как и нам, на работу, только в садик.

– Да… – он вздыхает и слезает с моих колен. – До свидания, дядь Саша!

– Спокойной ночи! – целую его в макушку и подытоживаю, когда они с Катей уходят: – Вот и будет мой Серёжка сидеть на коленях у кого-нибудь другого.

– Знаешь, Сашка, это во многом зависит от тебя, – помолчав, говорит Димка. – Даже если ты не будешь с Дашей, то можно найти варианты, когда сын будет с тобой, хотя бы иногда. Тем более если у неё с Иваном, может быть, сладится.

– С Ванькой? Да она же его пришьёт к своему подолу! И кончится романтик Ванюха! А потом с тоски ещё и запьёт… У него это быстро.

– Не знаю, что тебе сказать. Твой Ванька баб, видно, ещё толком не видел и поэтому готов влюбиться в каждую встречную. Кстати, идея! Познакомь его с какой-нибудь!

– Для этого надо самому сначала познакомиться, – мне становится смешно. – Я уже забыл, как это делается.

– Ну тогда сам почаще езди к Даше. Чтобы он от неё отдохнул. Ты же ведь, небось, сгрузил на него все эти заботы и доволен. Вот и получи теперь.

– Похоже, ты прав, Димыч…

* * *

Ванька встречает меня в дверях квартиры после моего визита к Димке.

– Сашка… Мне кажется, ты неправ относительно Даши.

– Не знаю… Может быть, тебе виднее.

– Давай сегодня поговорим на эту тему? – просит он.

– А мы что-то ещё не выяснили?

Наверное, это звучит резковато, потому что Ванька хмурится.

– Саш… Ну давай ты не будешь как ёж? Ладно? Или тебе эта тема неприятна?

– Она для меня тяжела.

– Ладно. Давай, после того как ты спокойно попьёшь чая, мы всё-таки с тобой поговорим? Только не отказывайся, пожалуйста. Ладно?

– Ладно.

Мы с Ванькой сидим на кухне друг против друга. Это не конфронтация. Так проще беседовать, глядя друг другу в глаза. Да и что нам с ним делить? Я ведь прекрасно понимаю, что он думает про моё счастье так же, как и я про его.

– Что ты мне хотел рассказать? – задаю я вопрос, который висел в воздухе, ведь поговорить Ванька собрался после визита к Даше, а значит, они в этой новой ситуации что-то там обсуждали.

– Знаешь, Саш… Мне кажется, ты неправильно всё понимаешь.

– Что именно?

– Ну в отношении Даши. Она не такая, как ты её вдруг себе представил. Прости, твой максимализм сыграл с тобой злую шутку. Она совсем не равнодушный человек. Ты не понял, что она устала быть без тебя. А с другой стороны, она тебя элементарно побаивается.

Ванька говорит это, глядя мне прямо в глаза, и я сейчас опять не тону в них. Они снова меня осуждают!

– Это она тебе сказала?

– Нет. Это я понял в течение нашего с ней разговора. Она действительно очень устала и хочет покоя. Покоя такого, как она это понимает. А это, в её представлении, тогда, когда мужчина рядом.

– Мужчина, который будет играть по её правилам, – замечаю я. – Даша – жёсткий человек. И вообще, почему ты вдруг решил, что она меня побаивается?

– Ты – диктатор. Бархатный временами, но диктатор! Даже в отношении меня. Я-то к этому уже привык и знаю, как с тобой надо себя вести, знаю, как ты ко мне относишься. Мы ведь столько с тобой пережили! А Даша… Мне кажется, она относится к тебе совсем не так, как тебе кажется. Не будет она пытаться тебя строить!

– А я этого и не боюсь. Тем более что это невозможно.

Понимаю, что это прозвучало достаточно самодовольно.

– Вот, Даша запомнила твою фразу про то, что любящие друг друга перестраиваются. Она несколько раз это повторила: тот, кто любит, изменится ради любимого.

– Но ты разве не понял, что сама-то она меняться не собирается?

– Сашка… Ну почему ты вбил это себе в голову?

– А сам-то ты готов перестроиться ради Даши? Ты же её любишь – ты готов сидеть, привязанный к её юбке? – задаю я важный и для меня вопрос.

– Честно?

– Конечно! Мы же с тобой по-другому не говорим.

– Готов, Сашка… Я, конечно, не думаю, что всё так жёстко, как ты себе представляешь. И ещё… Думаю, я бы смог мягко что-то изменить, – и вдруг спохватывается: – Да при чём тут я? Не обо мне же разговор! Мы вообще-то собрались говорить о тебе.

– Так получается, что всё время говорим про нас всех.

– Сашка, ты мне прямо скажи, ты любишь Дашу? – Ванькины глаза сверлят меня двумя буравчиками.

От неожиданности вопроса я теряюсь. Мысли летят со скоростью света. Таких духовно близких отношений, как с Ванькой, я скорее всего с Дашей не смогу добиться. А если я так думаю, значит, мне этого хочется. А раз хочется… А Ванька? От того, что я сейчас скажу, очень многое зависит. Если я скажу правду, то он покорно отойдёт в сторону… и будет страдать. Ему надо дать его шанс! Я обязан. Конечно, Дашу не сравнить со Светой из Булуна. Даша никогда не поступит с ним так, как та. Надо дать ему шанс! Запоминаются только собственные уроки, а не те умные слова, которые нам говорят умные люди со стороны.

– Думаю, что уже нет! – отвечаю я неправду, глядя прямо ему в глаза.

– Жаль… – он абсолютно искренне вздыхает. – Сашка… Пожалуйста… Ну не спеши ты с принятием решений! Если, конечно, ты сейчас сказал мне правду.

– Ладно. Иди спать. Мне надо подумать…

– Я понимаю и поэтому сегодня оставлю тебя наедине с твоими мыслями, – Ванька грустно улыбается.

Сижу и курю одну сигарету за другой.

Уже час сижу.

Мне до конца ясно, что третий лишний – действительно я! Это значит, что пора уходить на второй план.

Правильность решения уехать в Булун у меня уже не вызывает сомнений. Только надо всё подготовить для того, чтобы здесь, в Питере, дела шли правильно. Но надо поторапливаться.

Я у ректора. Сергей Петрович сам вызвал меня к себе. И это хорошо, поскольку я очень хотел серьёзно посоветоваться с ним. Он долго слушал мой пространный рассказ про Кирилла Сергеевича, про мою работу в больнице там, в Булуне.

– Не перестаю удивляться вам, Саша… – задумчиво проговаривает он, встаёт и начинает ходить туда и обратно по кабинету.

Мне становится неудобно, и я тоже встаю.

– Сидите, сидите! Это у меня такая привычка, – он жестом усаживает меня и вдруг, совсем неожиданно, спрашивает: – Вам, наверное, скучновато в нашей больнице?

Обалдеваю от вопроса. Точно попал в мои мысли.

– Ну… – начинаю я мямлить, боясь сказать что-нибудь не то. – Иногда бывает…

– Саша, что вы церемонитесь? Я же всё прекрасно понимаю. И Юра говорил, что вы оттуда приехали совсем другим. Он сказал, что вы приехали настоящим врачом. Да-да! Именно так и сказал.

– Ну, это спасибо Кириллу Сергеевичу. Он столько со мной беседовал… Даже когда лежал, специально меня вызывал.

– Наверное, поэтому вы и сессию за две недели проскочили, – смеётся ректор. – Прямо хоть к Кириллу на практику студентов отправляй! Я шучу, конечно. Дело не в нём, а в вас!

– Ну это как сказать, – пытаюсь я протестовать.

– Юра мне говорил, что у вас в коллективе отношения не очень? – вдруг интересуется он.

– Когда как, – коротко отвечаю я.

– Я понимаю, – мягко соглашается Сергей Петрович. – Правильно, что стараетесь не обращать внимания. В нашем ремесле есть много случайных людей, и это – настоящая трагедия. Юра говорил, что хотя некоторые коллеги вас за глаза и называют недоучкой, многие больные просят его, чтоб их вели именно вы. Вы это знаете?

– Знаю… И каждый раз испытываю чувство неудобства.

– Что делать! Люди хотят, чтобы их лечили хорошо. Кстати, Кирилл мне описал, как вас обычно провожают из Булуна. Благодаря вам мы теперь с ним опять переписываемся. Люди просто так не пойдут провожать.

– Там очень хорошие люди. Тёплые очень! Хотя вокруг и холодно. Я туда с удовольствием бы уехал работать.

– Догадываюсь, – ректор задумывается. – Вам там интереснее. На улице, наверно, при встрече здороваются…

– Здороваются. Даже советов просят. Так приятно!

– В маленьких городках всё это проще… Душевнее… Да! Чуть не забыл. Хотел у вас спросить: а здесь у вас сейчас помимо больницы практика есть? Имею в виду ваши способности.

– Сейчас нет… Учусь.

– Я понимаю… Вам времени не хватает.

– Сергей Петрович, – решаюсь я на сложную тему, – можно вам скользкий вопрос задать?

– Скользкий? Можно.

Я бухаю в лоб:

– Если я перееду в Булун к Кириллу Сергеевичу, вы меня не выгоните?

Он озадаченно смотрит на меня. Потом смотрит грустно.

– Сергей Петрович… Кириллу Сергеевичу нужна помощь. Особенно после инфаркта. Он совсем один. А ко мне он как к сыну… – пытаюсь я объяснить официальную суть ситуации. – На сессии я буду приезжать сюда и сдавать. Честно говоря, я с Юрием Степановичем об этом ещё не говорил.

Ректор ходит из конца в конец своего кабинета и молчит. Тишина стоит гнетущая. Я же боюсь её нарушить. Наконец он садится напротив меня. Очень внимательно смотрит мне в глаза.

– Скажите, Саша, а вы не боитесь за ваше будущее?

Сразу вспоминаю Дашу и её «похоронишь себя заживо».

– Будущее тем и хорошо, что оно будущее и его никто не может знать, – стараюсь я в очередной раз уйти от неприятной для меня темы.

– Почему? Вы-то как раз, наверное, и можете, – усмехается ректор. – Но речь не об этом. Конечно, никто вас из академии не выгонит. Студент-заочник может проживать в любом регионе. Кирилл для вас всегда будет отличной школой. И я понимаю ваше желание стать его опорой. Однако только здесь вы можете иметь постоянную практику, заработок, доступ ко всяким новинкам в нашей области. Да тот же Интернет, наконец! Когда он ещё дойдёт до северных районов! Короче, вы хорошо подумали?

– Хорошо! – я утвердительно киваю. – Я же буду сюда приезжать на сессии. Брат здесь остаётся. Кстати, к нему претензий нет?

– Что вы! Его начальник нарадоваться не может! Так что за Ивана вам отдельное спасибо. Хороший кадр. Я думаю, с перспективой…

Он некоторое время молчит.

– Понимаете, Саша, вы меня к себе очень расположили, да и не только меня. Вот Юра тоже на вас не нахвалится. Жаль будет, если вы нас покинете. Жаль! Но ваш благородный порыв мне понятен. Будьте спокойны, помните, что здесь мы с Юрой всегда будем вам рады. И за Ивана не беспокойтесь. Он у вас правильный человек.

Сказанное ректором про благородный порыв заставляет меня внутренне покраснеть. Получается, что я маскирую попытку разрулить здешние трудности спекуляцией на положении Кирилла Сергеевича. Стыдно…

…Подъезжаю к Дашиному дому. Она, как обычно, гуляет с Серёжкой.

– Привет!

– Здравствуй, – коротко здоровается она и бросает с усмешкой: – Что-то ты зачастил…

– Тебя это не устраивает? – я внутренне напрягаюсь.

– Ну почему…

Мне вдруг кажется, что она ждала не меня. А может, мне это только кажется? Может, я уже зациклился на Ваньке?

– Извини! Если тебя это не устраивает…

– Я этого не говорила, – сухо роняет Даша. – Я не привыкла тебя часто видеть.

Действительно, частым общением я её никогда не баловал.

– Хорошо, что ты сам рассказал Ване про наш разговор.

– Да, я изменил своё мнение. Ванька должен знать. Мне бы хотелось, чтобы ты не разочаровала его. Он…

– Ты говоришь так, как будто прощаешься, – прерывает меня она. – Ты что, уже всё решил? Едешь?

– Да. Практически решил. Вопрос времени. Насколько быстро я подготовлю дела к своему отсутствию.

– Ты, я понимаю, неплохо знаешь классическую литературу. Тебе ничего наша ситуация не напоминает? – усмехаясь, спрашивает Даша.

– Ты имеешь в виду «Живой труп»?

– Угу!

– Всё зависит не только от тех целей, которые ты перед собой ставишь, но и от путей их достижения, – достаточно жёстко объясняю я.

– И при этом, как правило, бывает наплевать на мнение всех окружающих, – с едкой иронией в том же тоне произносит Даша. – Что ж… Шаги, достойные великих! Горжусь знакомством!

– Напрасно иронизируешь. У меня нет выбора.

– А ты хорошо искал?

– Надеюсь, что да. Ладно, заболтался я. Жаль, Серёжка спит… Очень хочется взять его на руки. А как он пойдёт, я, похоже, не смогу увидеть… Жаль…

* * *

– Сергей Александрович… Я приехал к вам, чтобы поговорить…

Он напрягается. Это видно. Мы сидим в гостиной вдвоём. Ванька у Даши, а Юра у себя занимается.

– Мне кажется, ты меня хочешь чем-то огорчить, – Сергей Александрович слабо улыбается. – Выкладывай, что у тебя стряслось?

Достаточно подробно, но, правда, с некоторыми купюрами рассказываю о своей ситуации. Про Ваньку, Дашу, сына… Про свой грядущий отъезд. Он внимательно меня слушает, только смотрит как-то растерянно. Наконец я заканчиваю.

– Ты меня не огорчил, Саша, – задумчиво произносит он. – Ты меня расстроил…

– Сергей Александрович, поймите… Ванькино счастье для меня дороже. Я очень хочу, чтобы он был счастлив!

– А ты уверен, что он будет счастлив, зная, что ты для этого уехал на севера? Ты же ему дорог не меньше, чем он тебе.

Практически то же говорил мне Ванька, но только другими словами. Молчу. Ну нечего мне сказать! Просто нечего!

– Видишь? – мягко допытывается Сергей Александрович.

– Вижу… Но всё равно мне лучше пока уехать. Может, они разберутся. Надо же, как говорят шахматисты, упростить позицию.

– Не знаю, Саша. Решать, конечно, тебе одному. За Ваню не беспокойся. Чем могу – помогу.

– Спасибо вам! Я же буду приезжать на сессии! Ещё увидимся. Ваньке пока не говорите. Я лучше ему напишу. Меньше разговоров будет.

– Очень надеюсь скоро тебя увидеть. Вот ты опять уедешь, а мне от этого грустно…

На прощание обнимаемся.

Ванька уехал к Даше. Сегодня последний вечер перед моим вылетом в Булун, и он об этом не знает.

Беру лист бумаги.

«Дорогой мой, родной мой Ванюха!

Очень крепко тебя обнимаю и так же крепко тебя целую – всегда твой Сашка».

Я уже в самолёте. Лечу в Булун.

Прости меня за то, что фактически утаил от тебя свой отъезд. Не хотелось долгих проводов и всяких разговоров. Я принял решение, которое, на мой взгляд, должно быть наиболее удачным для всех нас. Жаль только, что не увижу, как Серёжка сделает свои первые шаги. Ну ничего! Ты это посмотришь за меня.

Все распоряжения я сделал. Димка всё знает, и работать вы с ним будете так же, как и раньше. Доверенность у тебя есть.

Опять не доложился Илье Анатольевичу. Сделай это за меня и продолжай заниматься с ним, если он, конечно, не возражает. Штука полезная! Ему я ещё и сам напишу.

Беспокоюсь за Сергея Александровича и Юру. Крутые, но беззащитные они… Полагаюсь только на тебя.

И вообще, как ты тогда сказал, оставляю тебя за старшего.

Я хочу, чтобы ты знал! Более дорогого и близкого человека, чем ты, у меня в этой жизни не было, нет, и вряд ли будет. Но я как старший в тандеме и старший твой брат ответственен за твою судьбу и хочу своим отъездом помочь тебе её устроить.

Мне тебя всегда будет очень не хватать, и придётся жить воспоминаниями от одного приезда на сессию до другого. Так что, надеюсь, через полгода увидимся.

Свой адрес тебе сообщу либо по телефону, либо письмом.

Береги Дашу и Серёжку. Будь им ангелом-хранителем.

Письмо я оставлю на столе на кухне. Обычно Ванька уходит на работу раньше меня, и всё должно получиться.

Уже знакомая команда летунов меня встретила, как родного. Хорошие они ребята! Главное, лишних вопросов никогда не задают.

Вот теперь с двумя своими сумками (а раньше была одна!) сижу в брюхе Ил-76 и слушаю, как турбины набирают обороты.

Всё! Прошлая жизнь кончилась! Надо выстраивать новую…

Господи… Да что же мне так погано! Будто что-то важное потерял… Сую руку в одну из сумок и достаю маленькую водки. Чёртова крышка не хочет откручиваться! Ну вот… Наконец… Из горла так из горла! Начинаю…