Самолёт, окончательно погасив скорость, останавливается.

Вот и Булун, который теперь должен стать мне местом постоянного проживания. Прощаюсь с экипажем самолета. Жму протянутые руки этих замечательных парней, которые уже столько раз меня выручали. На вопросы, когда обратно, мычу что-то невразумительное.

– Александр Николаевич! Елизов!

Благодаря провидение, что могу уйти от этих неудобных вопросов, оборачиваюсь на зов. По бетонке ко мне спешит какой-то человек и приветственно машет рукой. Узнаю Васю Зайчикова, которого пользовал во время своего предыдущего визита.

– Здравствуйте, Александр Николаевич!

– Здравствуйте, Василий Петрович!

– Надолго к нам?

Сразу не могу ответить, но что-то отвечать надо.

– Пока не выгоните! – отшучиваюсь я.

– Что, надолго? – всё-таки уточняет он.

– Надолго! – решительно отвечаю я.

– Вот и здорово! Вас тут любят! – и сразу: – А когда приём начнете?

– А что, есть проблемы?

– Да у жены там…

Понимаю, что он деликатно не хочет меня сейчас грузить.

– Думаю, что, может, уже послезавтра… Если Кирилл Сергеевич позволит.

– Понятно. Вы как собираетесь добираться? Вас сегодня не встречают?

– Вы первый, кто узнал, что я приехал, – улыбаюсь я.

– Я на машине! Едем?

– Ага, поехали. Можно будет меня прямо к больнице?

– Сразу же в дом родной? – Зайчиков подхватывает одну из моих сумок.

С двумя сумками вваливаюсь в кабинет Кирилла Сергеевича. Я знаю, что он остаётся в больнице допоздна.

– Саша?

От удивления у него очки съезжают на кончик носа.

– Здравствуйте, Кирилл Сергеевич! Принимайте!

– Здравствуй, Сашенька! – он горячо меня обнимает и похлопывает по спине. – Ты надолго?

Молча смотрю на него, будто боюсь ответить.

– Навсегда, Кирилл Сергеевич…

Его лицо вытягивается.

– Не понял тебя…

– Я решил работать здесь.

– А учёба?

Кирилл Сергеевич явно растерян.

– Вы же меня на сессии будете отпускать?

– Это конечно… Но, Саша, я что-то тебя не пойму.

– Кирилл Сергеевич! Я, может, и сам многого не понимаю… – и вздыхаю. – Можно, потом вам всё расскажу?

– Можно, конечно… Ладно. Пошли домой. Антошка, наверное, заждался. Там мне всё и расскажешь, – решает он, а потом, внимательно посмотрев на меня ещё раз, добавляет: – Что-то твой вид мне не нравится. Тебе сначала надо отдохнуть с дороги.

– Кирилл Сергеевич, может, я здесь где-нибудь переночую? Чего я вас стеснять буду. Там, глядишь, потом комнату сниму…

– Что за глупости? – в голосе доктора звучит откровенное негодование. – Ещё чего придумал! У меня будешь жить! Или тебе со стариком неуютно будет?

– Что вы, Кирилл Сергеевич! Мне как-то неудобно…

– Неудобно – сам знаешь что делать на потолке. Пошли!

В квартире Кирилла Сергеевича сидим за столом и ужинаем. Антошка, встретивший меня достаточно любезно, расположился на моих коленях.

Я потихоньку всё уже рассказал. Про Ваньку, про Дашу, Серёжку. Теперь молчу и жду вердикта. Кирилл Сергеевич долго и грустно смотрит на меня. Молчит… Как будто что-то для себя решает.

– Знаешь что… Давай-ка ложись ты спать. Хочу с тобой поговорить обстоятельно, по-отцовски, если позволишь. Но сейчас тебе надо отдохнуть.

– Завтра во сколько подъём?

– В шесть, как обычно. Только это для меня. Ты завтра отдыхай. Сходи к Дмитрию, к Андрею… Короче, проведи день для себя. Это я тебе как врач говорю. Плохой у тебя вид. Не нравится мне это. Замотанный ты какой-то…

– Я хочу на работу, – возражаю я. – Если честно, то мне настолько сейчас погано, что для меня лучше всего загрузиться по самую макушку. Не отказывайте мне, пожалуйста…

– Ну что ж… Тогда вместе встаём в половине седьмого.

Дорогой мой Кирилл Сергеевич… Я понимаю, что он хочет дать мне лишние полчаса поспать.

Вытягиваюсь на уже знакомом мне диване и зарываюсь носом в подушку. Да-а… лохматой Ванькиной башки мне не хватает… Что ж, пора отвыкать!

* * *

– Вот, Николай, принимай на работу! – Кирилл Сергеевич подталкивает меня к своему заму.

– Саша? Ты чего это? Опять на месяц? Или задержишься?

Николай Фёдорович очень тепло жмёт мне руку. Я всегда чувствовал его симпатию ко мне.

– Он пока поработает у нас. Опыта наберётся, – отвечает за меня главврач. – Это я предложил ему поработать у нас, пока тут кадровый голод. Саша любезно согласился.

Кирилл Сергеевич так лихо отмазывает меня от всяких вопросов, что мне остаётся только молчать и кивать.

– Молодец, Саша! Спасибо тебе, – зам снова жмёт мою руку. – Ты у нас всё знаешь, тебя люди знают, поэтому вводного инструктажа не будет. Кабинет для вечернего приёма тебе выделять?

– Обязательно. Тем более что я уже пообещал начать с завтрашнего дня.

– Значит, кабинет у тебя будет тот же. Табличка у нас сохранилась, – Николай Фёдорович улыбается.

Вечер. Устраиваюсь в знакомом мне кабинете. Мы его делим со здешним неврологом.

Собственно говоря, я ведь через Зайчикова объявил, что начну приём завтра. Может, сегодня не стоит тут сидеть? Однако снова внутреннее чувство подсказывает мне, что уходить не надо, что я понадоблюсь. Вот чёрт! Именно здесь, в Булуне, я почему-то очень остро начинаю ощущать, когда становлюсь нужным.

Вообще-то контингент здесь разношёрстный – начиная от жителей самого Булуна, продолжая военными из воинской части, находящейся здесь же, и заканчивая жителями достаточно дальних поселений, добирающихся в единственную больницу самыми разными способами.

Ну вот… Дверь кабинета приоткрывается, и в образовавшуюся щель просовывается голова пожилой женщины. Конечно, я узнал её! Это та самая женщина из местной церкви, которая продавала мне свечи.

– Заходите, заходите! – приглашаю я, не прерывая обустройства кабинета.

– Здравствуйте, Александр Николаевич, – неуверенно говорит она. – Извините, я, наверно, не вовремя. Вы с завтрашнего дня принимаете…

– Ничего, ничего. Что у вас случилось? Простите, я забыл, как вас звать-величать?

– Анна Степановна я. Не у меня… У внучки моей. Мы, может, лучше завтра её привезём?

Слово «привезём» меня сразу настораживает.

– А что с внучкой?

– Да у неё с ногой… Неделю назад наложили повязку, а она совсем на ногу наступить не может. Даже по дому не ходит почти… Нога раздулась и посинела…

– А кто накладывал повязку?

– Да молодой такой… Пётр Иванович, кажется.

О Петькином отношении к больным я давно осведомлён, как, впрочем, и о его знаниях. Это при том, что Кирилл Сергеевич всё-таки пытается сделать из него врача.

Начинаю складывать в медицинскую сумку всё, что может в таком случае пригодиться.

– Сейчас, Анна Степановна, вместе пойдём.

– Да что вы! Мы завтра…

– Мы сейчас идём к вам смотреть вашу внучку, – выговариваю я с металлом в голосе и набрасываю на плечо ремень сумки. – Идёмте!

Дом Анны Степановны находится в секторе частной застройки. Долго петляем по улочкам, и наконец – вот он. Такой старенький, но бодренький домишко. Видно, что хозяева внимательно следят за его самочувствием.

– Заходите, Александр Николаевич! – приглашает хозяйка, входя первой.

После сеней начинается достаточно большая гостиная со старым диваном, на котором перед телевизором сидит скорее всего отец внучки. Ему, наверное, где-то сорок с небольшим.

– Здравствуйте! – я протягиваю ему руку.

– Ой… Здравствуйте, доктор, – почему-то смущается он, обтирает об себя ладонь и подает мне. – Виктор я…

– Ну, где больная? – спрашиваю я, садясь на предложенный старый стул.

– Сейчас… – он скрывается.

Через некоторое время, поддерживаемая Виктором, подскакивая на одной ноге, появляется весьма миловидная девушка лет до двадцати. Может, девятнадцать… Надо сказать, не очень правильные черты лица, представляющие собой смесь европейских и северных, собранные вместе, делают её достаточно привлекательной, а отсутствие пышнотелости привлекательности ещё и добавляет. Это я уже как мужик отмечаю.

– Вас как зовут? – задаю я вопрос, чтобы можно было общаться в процессе осмотра.

– Таня…

Внимательно смотрит на меня, будто изучает.

– Так, Таня, давайте я осмотрю вас прямо тут, на диване. Усаживайте её.

Виктор бережно усаживает мою пациентку передо мной на диван. Сняв повязку, непроизвольно тихонько матерюсь. Это ж надо! Я вижу вывих голеностопа, а они на невправленный вывих наложили давящую повязку!

– Таня, а рентген вам делали?

– Нет. Он только всё шутил! – с готовностью отвечает она, а я продолжаю осторожно ощупывать сустав. Собственно, благодаря своим способностям, я всё и так вижу.

– Так… Таня, вам придётся немного потерпеть. Будет больно. Надо вправить ваш сустав. Не сразу… Я сейчас чуть-чуть с вашей ногой поработаю…

Я, приговаривая, стараюсь произвести энергетическую накачку. Работаю не спеша, но чувствую Танино напряжение.

– Таня, давайте сразу с вами договоримся: вы меня не боитесь, – я улыбаюсь ей. – Если мне придётся сделать вам больно, я вас перед этим предупрежу. Хорошо?

– Только чего вас бояться… У вас руки добрые, – уверенно и очень спокойно говорит она, но не расслабляется.

Наконец руки сами занимают правильное положение.

– Вот… Сейчас будет немножко больно… – предупреждаю я.

«Господи, помоги мне!» – проносится в голове.

– Ай! – вскрикивает Таня и таращится на меня своими карими глазами.

– Всё… Ваш сустав на месте, – приговариваю я и начинаю бинтовать. – Не передумали, что у меня руки добрые?

– Так это ж добрая боль! – она улыбается.

Конечно, надо бы в гипс… Но тут сейчас его нету.

– Так, Таня, слушайте меня внимательно. Я на сутки вам только чуть-чуть зафиксировал, чтобы нога отдохнула. Завтра я снова положу вам повязку уже поплотнее. На ногу ни в коем случае не пытаться вставать. Только на весу! Все слышали?

– Ага… – почти хором отвечают бабушка и отец.

– Я приду завтра вечером после приёма.

– Тогда я вас у больницы встречу, – вызывается Виктор.

– Сам доберусь.

– Нет. Место у нас неспокойное. И сейчас провожу, – он начинает лазать по карманам и протягивает тысячу. – Доктор, вот…

– Деньги уберите… Я – государственный врач.

– Вы малохольный врач! Это все знают, – сурово говорит Анна Степановна. – Но за здравие в церкви я вас помяну. Это вы как хотите.

– Это можно, – соглашаюсь я. – И ещё попросите, чтобы у меня всегда лечение получалось, чтоб не ошибаться, как этот вот из больницы.

Домой, естественно, возвращаюсь поздно.

– Саша! Ну где тебя носило? Я уже беспокоиться стал, – встречает меня Кирилл Сергеевич, но, увидев на моём плече медицинскую сумку, меняет тон. – Что, уже на вызов ходил?

Коротко рассказываю про Таню, но главного виновника не упоминаю.

– Саша, а кто из наших так отличился? – старый доктор буквально сверлит меня взглядом.

– Извините, Кирилл Сергеевич… Не скажу. Я сам разберусь. Можно?

– Саша! Ты неправ! Я всё-таки главврач! Я должен знать!

– Кирилл Сергеевич! Ну в первый и в последний раз! Ну пожалуйста…

– Ладно… Уговорил, – ворчит он, и в этот момент звонит телефон.

Кирилл Сергеевич быстро берёт трубку, и я понимаю, что в этой квартире часто раздаются неожиданные звонки.

– Слушаю! Ваня! Здравствуй, Ваня! Рад тебя слышать! Как у тебя дела? Молодец! Ты молодец! Я очень рад, что ты собрался поступать, и желаю тебе только успеха! Саша? Он здесь. Рядом. Только что с вызова пришёл. Жить будет у меня… Конечно, можно! На! – и передаёт мне трубку.

– Спасибо… Привет, Ванюха!

Приветствие у меня выходит каким-то сдавленным голосом.

– Здравствуй, Сашка, – тоже запинаясь, откликается – Ванька.

Кирилл Сергеевич деликатно скрывается в соседней комнате.

– Ну как у вас там, в Питере, дела?

– Сашка… Зачем ты это сделал? – тихо и укоризненно спрашивает Ванька.

– Вань… Я же всё тебе написал в письме. Я очень хочу, чтобы у тебя получилось! Пойми, я готов за это отдать всё!

– Сашка… Дорогой ты мой… Родной ты мой… Единственный мой человек! Не надо было этого делать. Ты же нас всех тут просто бросил! – последние слова Ванька почти выкрикивает. – Бросил! Сначала привязал нас всех к себе, а потом бросил! Нам всем тебя уже сейчас не хватает… Сашка! Серёжке тоже тебя не хватает! Ему нужен папа!

– Прямо скажем, не хватает меня не всем. А у Серёжки есть папа. Это теперь – ты! Конечно, мне очень жаль, что его первых шагов я не увижу. Ну что делать! Так жизнь складывается. И, Ванюха, ещё раз тебе говорю: я очень хочу, чтобы ты был счастлив с женщиной, которую любишь…

– А я тебе уже говорил, что своё счастье на твоём – несчастье строить не собираюсь. Тем более я уверен, что для Даши ты единственный мужчина. Понял?

– На сессию приеду – поговорим, – бурчу я, игнорируя вопрос.

– Ты смотри, а то я вспомню прошлое и пойду во все тяжкие! – Ванька вдруг смеётся.

– Тогда я приеду и всю харю тебе побью! – облегчённо подхватываю я.

– Сам подставлю – только приезжай!

– В любом случае это будет в сессию.

– Мы все будем тебя ждать, Сашка. Очень ждать! Ты понял? Очень ждать!

Долго слушаю короткие гудки в трубке, бессмысленно держа её у уха. Сам не знаю, что со мной творится. То, что сказал Ванька, заставляет меня сомневаться. Сомневаться в том, что он сказал, и в правильности своего решения… Короче, сомневаться во всём! Что ж… Время покажет!

– Что, что-нибудь случилось? – Кирилл Сергеевич, незаметно вошедший в комнату, кладёт мне руку на плечо.

– Он уверен, что Даша меня любит, – бормочу я.

– Честно говоря, я с самого начала, после твоего рассказа, в этом не сомневался. Думаю, что ты поступил неправильно. Поспешил ты с отъездом, Сашенька.

– Решение мною принято. Отступать поздно, да и не в моих принципах.

– А исправлять свои ошибки – в твоих принципах? – строго спрашивает он, глядя мне прямо в глаза.

– Я готов исправить ошибку, если буду убеждён, что это действительно ошибка. Пока у меня такой уверенности нет.

– Короче, Ваня тебя не убедил, – Кирилл Сергеевич тихо вздыхает. – Жаль…

– Ну а с Ванькой что будет? – неожиданно сам для себя задаю я вопрос вроде не в тему.

– Я знаю, как Ваня относится к тебе. Я знаю, как ты к нему относишься. Поверь мне, Ваня уже взрослый и умный человек и в отличие от тебя не такой упёртый. Он наверняка способен во благо давать задний ход. Да, ему будет тяжело. Да, он будет страдать, но, поверь, такие однолюбы, как я, редко встречаются на свете. Он найдёт своё счастье в другом месте.

– Кстати, о моей упёртости… Согласитесь, что она очень часто даёт свои плоды.

– Согласен! Только это совсем разные случаи. Упёртость как упорство в достижении цели – это совсем не то, что упёртость как упрямство, при котором не хотят замечать очевидное.

– Да, но для меня всё, что сказал Ванька, совсем не очевидно. Я должен разобраться.

– Вот и разберись! Только сначала ты должен разобраться в самом себе, – Кирилл Сергеевич выговаривает эти слова с необычной для себя жёсткостью, действительно по-отцовски. – Ладно. Пошли ужинать. Остыло всё уже, наверно…

Насчёт того, что надо разобраться в себе, это он правильно сказал. Только разобраться в себе самом гораздо труднее, чем это посоветовать.

На кухне Кирилл Сергеевич ставит греться ужин, а я, не зная, как в этой ситуации себя вести, просто сажусь к столу.

– Кирилл Сергеевич, давайте с завтрашнего дня я буду по кухне… – предлагаю я, хотя в этот момент ещё не представляю, как успею совместить вечерний приём и готовку еды на ужин.

– У тебя получится разорваться? – хозяин, будто прочитав мои мысли, усмехается.

– Попробую, – бурчу я, поскольку мне элементарно стыдно, что старый человек меня обслуживает.

– Это успеется… Хочешь водки? – вдруг спрашивает он, опять словно прочитав мои мысли.

– Сегодня хочу.

* * *

На обязательной утренней летучке Кирилл Сергеевич, как обычно, раздаёт рекомендации по особо трудным случаям. В его правилах знать по возможности обо всех больных.

– Ну вроде всё… – заканчивает он и вдруг спохватывается: – Чуть не забыл! Николай, сегодня тебе ассистировать будет доктор Елизов.

– Кирилл Сергеевич… – начинаю я.

Он не даёт мне закончить.

– Саша! Это не обсуждается. Прости меня, но будет так. Я лучше знаю.

Послушно замолкаю. Я не могу себе позволить спорить с бесконечно уважаемым мною человеком.

После обхода захожу в кабинет главного врача.

– Кирилл Сергеевич… Я же боюсь людей резать, – говорю я виновато.

– А я знаю это! – он спокойно улыбается. – Поэтому будешь ассистировать Николаю, пока не перестанешь бояться во благо резать живого человека. А Николай – хирург с золотыми руками. Есть чему поучиться.

– Ладно… – чешу в затылке. – Буду учиться…

Я, конечно, всё понимаю. Кирилл Сергеевич решил взяться за меня всерьёз, но как мне неуютно от мысли о предстоящей операции!

В ординаторской застаю одного Петьку. Этот сучок сидит за столом и читает какую-то ерунду! Подхожу и беру его за ухо.

– Ой! Сашка! Больно ведь! – вопит он.

– Сейчас ебло начищу, и будет ещё больнее, – я наклоняюсь к нему и ласково спрашиваю: – Ты, сучок, пользовал во время своего дежурства девчонку с голеностопом?

– Ну я! Отпусти же!

– Тогда расскажи, где тебя, засранца, научили на невправленный вывих класть давящую повязку? На это есть рентген, если своих мозгов не хватает, зайчик… – наконец отпускаю его ухо.

– Что, вправду вывих? – ошалело спрашивает он. – Я думал, растяжение…

– Конечно, вывих! Я вчера на дому вправлял.

– Шеф мне ничего не сказал…

– Потому что я тебя закладывать не стал. Но знай, Петруха, ещё один такой случай, и морду расквашу. Понял? – и для достоверности сую ему под нос кулак.

– Ну ладно… Понял я. С кем не бывает…

– Главное, чтоб с тобой не было, зайчик! – и выхожу из ординаторской.

Накладываю на Танину ногу повязку. Спасибо молодому организму, за сутки ситуация с её ногой улучшилась. Хоть ненамного, но всё же стало лучше. Я опять долго энергетически обрабатывал травмированный голеностоп, стараясь ускорить заживляющие процессы.

– Значит так, Таня. Ходить по-прежнему нельзя. Либо только на костылях. Костыли есть?

Вопрос адресован уже Виктору.

– Найдём. Может, у соседей у кого-нибудь есть.

– Ладно, если не найдёте, скажите мне, я попробую из больницы принести.

– Александр Николаевич! – почти возмущённо говорит Анна Степановна. – Вы прямо как нянька! Мы что, сами не можем?

– Короче, если не найдёте, то я помогу, – отрезаю я.

Меня смущает то, что во время второго моего визита Таня не сводит с меня своих карих глаз. Будто гипнотизирует! Мне это даже слегка мешает, когда я воздействую полем. Иногда мы с ней перебрасываемся какими-то словами. Она при этом улыбается.

– Александр Николаевич, давайте с нами за стол, – приглашает Виктор.

– Спасибо вам, но меня Кирилл Сергеевич ждёт. Волнуется, наверно.

Вру я, конечно! Я предупредил, что буду поздно от больной, но по обстановке в доме мне совершенно ясно, что достаток здесь более чем скромный, и мне неудобно соглашаться.

– Ну тогда я вас пойду проводить!

– Может, я сам?

– Нет уж! Бережёного Бог бережёт!

Идем с Виктором по пустой улочке. Навстречу движется компания слегка подвыпивших мужиков.

– Ну вот… Я же говорил, что у нас неспокойно. Такие парни могут и накостылять! – тихонько говорит мне Виктор.

Сближаемся с компанией.

– Если что, я остаюсь, а вы – давайте ходу, – полушёпотом инструктирует он.

– Что-то я этого здесь в первый раз вижу! – громогласно вещает один из мужиков. – Что это ещё за кадр?

Понимаю, что ситуация принимает дурной оборот. И вдруг…

– Александр Николаевич! А я думал, что врут бабы… Мужики, это же наш замечательный доктор. Это – свой! Здравствуйте!

Один из компании, протянув руку, идёт ко мне. Узнаю своего бывшего пациента. Ему я тоже в экстренном порядке ногу вправлял.

Здороваемся.

– Мужики, познакомьтесь! Это тот самый доктор Елизов! Я же вам рассказывал, как он меня поднял.

Остальные подходят, уже улыбаясь, и протягивают руки.

– Ну как ваша нога?

– Вашими трудами, Александр Николаевич! – мой бывший пациент разводит руками. – А что в наших краях?

– Да вот, лечу на дому.

– Танька, что ли, твоя?

– Угу… – Виктор кивает. Он, как видно, рад, что всё обошлось.

– Правильно, что провожаешь! – басит кто-то из компании. – А то у нас тут народ такой: сначала навешает, а потом будет разбираться. Ну а вы теперь можете ходить здесь спокойно. Мы всем скажем. Если кто… Ну сам понимаешь!

От улыбки говорящего становится спокойно и уютно.

– Виктор, тогда вы возвращайтесь, – предлагаю я, – я тут уже сам…

– Давай, давай! Мы проводим, – галдят мужики.

Двигаемся дальше уже компанией.

– А можно спросить? – подаёт голос один из сопровождающих.

– Конечно!

– А Андрюху… Ну Беспалого! Тоже вы поднимали?

– Я… Мы потом с ним даже перезванивались, когда я был в Питере.

– Ух, сила… – уважительно оценивает интересующийся. – Я помню, как приходил, а он лежал. А теперь – бегает!

– Что, действительно бегает? – уточняю я.

– Ещё как!

– Вот я завтра ему побегаю. Я же сказал, что год минимум беречься!

– Ой, бля… Заложил я, значит…

Вся компания весело смеётся.

– А про нашего упыря тоже правда?

Понимаю, что они имеют в виду главу администрации.

– Тоже правда, мужики, – я покаянно вздыхаю. – Вывел он меня.

– Так и надо ему! – оценивает мой «подвиг» бывший пациент. – Совсем оскотинился, сука.

Не могу заснуть. Прямо как в Питере! Вспоминаю тихий и укоризненный Ванькин голос и сразу вижу его глаза… Похоже, они всегда со мной. Впрочем, как и сам Ванька.

Ванька… Любимый мой братишка… Для него я, наверное, могу всё! Но как же мне без него тяжело! Как ему не хватает моего плеча, так и мне не хватает его лохматой башки. Это что-то такое… Что же? Связующая нить? Нет… Наверное, будто он – это я, и наоборот. Ну ладно… Пусть у него всё будет так, как он хочет. Я ведь тоже хочу этого!

* * *

Жизнь вошла в колею.

Кирилл Сергеевич, как всегда, сдержал своё слово. Я уже на пяти операциях ассистировал Николаю Фёдоровичу. Пообвыкся, кажется. Он всё пугает, что скоро мы поменяемся ролями. Я, наверно, никогда так не смогу. Да и надо ли мне это? Ежедневно пациенты приходят по вечерам. Даже на диагностику приходят. Да и врачи поликлиники сами стали ко мне направлять. Привыкают…

Лето здесь почти не гостит. Но мне как-то этого даже и не надо. Тем более что я каждую свободную минуту штудирую разные книги по медицине, которых у Кирилла Сергеевича уйма.

Он, когда я готовлю на кухне, даже иногда похваливает. Спасибо Ваньке. Что-то не звонит он…

Таня, моя пациентка, уже стала ходить с палкой. А ведь две недели прошло! Во время моей работы с ней всё таращится на меня. Так забавно! Я там бываю через день. Теперь эта компания мужиков меня встречает и провожает. Хорошие парни!

Пользую Таню. Мы с ней во время процедуры теперь всегда беседуем. Бойкая такая девица. Я уже знаю, что ей действительно девятнадцать лет, что местную школу она закончила с медалью и что хотела на медицинский, но не сложилось. Надо сказать, во время моей работы она задаёт мне очень много вопросов. Причём вопросов не праздных. Видно, девчонка действительно интересуется, и не просто интересуется, но уже кое-что почитала.

– Александр Николаевич, а вот, говорят, вы лечите руками… Это как?

– Понимаешь… Вот ты что чувствуешь, когда я массирую тебе ногу?

– Руки горячие у вас…

– Понятно. Только они у меня обыкновенные, такие же, как у тебя или у кого другого. Дело в энергии. Моей человеческой энергии, которую я умею передавать другому человеку.

– Это, наверное, чтобы кровь быстрее бегала? – догадывается Таня.

– Конечно! Ты молодец, сразу сообразила. Ведь наш организм зачастую способен любую болезнь преодолеть сам. Ему надо только помочь. Вот я своей энергией и помогаю. Ну а когда нужно серьёзное вмешательство – приходится вмешиваться. Вот так!

Обращаю внимание на откровенно восхищённый Танин взгляд. И мне, надо сказать, это приятно.

Сегодня, видимо, мой завершающий визит сюда.

– Ну вот, Таня… Нога у тебя теперь в порядке. Врач тебе больше не нужен, – я улыбаюсь в её карие глаза.

– Жаль… Я уже так привыкла к вам, – она тихонько вздыхает и снова таращится карими глазами.

Не знаю, что ответить. Честно говоря, я тоже привык к ней за эти недели.

– Александр Николаевич! Сегодня вы ужинаете у нас, – строго говорит Анна Степановна. – А то как-то всё не по-людски получается.

– Сдаюсь! – я улыбаюсь. – Сегодня готов у вас поужинать.

За столом распиваем выставленную Виктором бутылку водки под весьма неплохую закуску.

– Александр Николаевич, можно вас спросить? – неожиданно робко начинает Анна Степановна.

– Спрашивайте…

– А вы в церковь часто заходите? Я только один раз тогда вас и видела.

– Хожу тогда, когда чувствую, что это нужно сделать.

Она долго молча смотрит на меня, будто оценивает.

– Батюшка про вас спрашивал. Очень он хочет поговорить с вами.

– Хорошо, я как-нибудь зайду.

Я издали видел отца Михаила, местного батюшку. Человек в годах. Мне показалось, что у него ясные, бесконечно голубые глаза. Не знаю, может, вблизи не так? Но, как мне кажется, ясные глаза – символ душевной чистоты.

– Он просил, чтоб вы не мешкали. Мы сегодня с ним говорили.

– Хорошо, я завтра с утра приду к нему.

– Утром он служить будет. Лучше к одиннадцати приходите.

* * *

В полумраке церкви сразу иду к прилавку со свечами и иконками.

– Здравствуйте, Анна Степановна. Я пришёл… – докладываю я.

– Сейчас я его позову.

Вблизи впечатление от батюшки подтвердило моё наблюдение. На меня смотрят ясные голубые, просто излучающие покой глаза отца Михаила.

Пожимаю протянутую мне руку.

– Здравствуйте, Александр Николаевич. Простите, что я вас оторвал от ваших праведных дел. Моё дело очень срочное и не терпит отлагательства. Возможно, речь даже идёт о жизни и смерти.

– Больной?

– Да. Только… В общем, пойдёмте, побеседуем.

Он приводит меня в какую-то комнатку с простым столом. На стене небольшой образ, кажется, Николай-чудотворец…

– Садитесь, пожалуйста, – приглашает батюшка и сам садится напротив.

Опять долго и, я бы сказал, изучающе смотрит на меня.

– Понимаете, Александр Николаевич… Вы тут у нас, в Булуне, человек уже известный… Я бы даже сказал – популярный. Прихожане молитвы за ваше здравие заказывают, блаженным называют…

– Это, наверно, лишнее… Делаю, что могу, – буркаю я.

Странно, но перед этим человеком я испытываю некоторую скованность. Сам от себя такого не ожидал. Даже его совершенно светская речь не может меня расслабить.

– Мне трудно вас просить, – продолжает отец Михаил, – но мой человеческий долг и долг моего статуса предписывают мне это сделать.

– Конечно! Скажите, куда надо идти, и я готов.

– Вы, наверное, уже поняли, что в наших краях живут разные люди. Есть и отверженные обществом. И их тут достаточно…

– Вы имеете в виду бывших заключённых?

– И не только бывших… Я, по своему долгу, привечаю всех страждущих. Они это знают и смело идут ко мне в храм, не боясь кары. Даже беглые… Я не вправе заявлять властям и никогда этого не сделаю. Это как тайна исповеди. Вас это не удивляет?

– Нет. Я разделяю вашу точку зрения, отец Михаил. И сам бы сделал то же самое. Я уже понял, что надо спасать одного из беглых. Верно?

Мягкая улыбка отца Михаила служит мне знаком согласия.

– Я не случайно обратился к вам, Александр Николаевич. Мне говорили, что, разговаривая с вами, можно сказать меньше половины, а остальное вы понимаете сами. Вы поможете страждущему без любой огласки?

– Безусловно. Можете не сомневаться. Что там у него?

– Что-то страшное с ногой. По словам его друзей, всё там нарывает после того, как его собака порвала.

– Понятно… А как я к нему попаду?

– После восьми вечера придёт человек, который вас отведёт к нему. Только, вы понимаете…

– Я всё понимаю.

И снова мягкая улыбка.

– Тогда я вас благословляю.

Встаю, и отец Михаил крестит меня.

– Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа… Пошли вам Господь удачу!

– Отец Михаил… Я же вроде и не совсем верующий, кажется… – бормочу я.

– А вот сие вам неведомо! Вы, когда лечите, наверное, обращаетесь к Господу?

Молча киваю.

– Вот видите, а говорите – неверующий… Поверьте, Александр Николаевич, по-настоящему верующий совсем не тот, кто приходит ко мне на каждую службу и стоит со свечкою. Настоящий верующий приходит в храм тогда, когда он не может не прийти сюда. Когда ему нужна помощь в делах его праведных. Погодите…

Он снимает со стены образ и ещё раз крестит меня.

Стараясь настроиться на предстоящую процедуру, а точнее, пытаясь фактически заглянуть в будущее, собираю свою сумку. Подозреваю, что там гнойный абсцесс. Поэтому беру даже скальпель и другие хирургические инструменты. Кирилла Сергеевича я уже предупредил, что буду очень поздно, поскольку иду на вызов, и чтобы он меня не ждал.

Личность, к которой меня подвёл отец Михаил, симпатии у меня не вызвала. Хотя мне трудно представить в себе симпатию к беглому уголовнику.

– Этот, что ли? – пренебрежительно осведомляется личность.

– Да. Это Александр Николаевич, доктор, – кивает батюшка.

– Ну пойдём, Николаич! Только…

– Я всё знаю, – прерываю я его, поскольку совсем не хочу слушать угрозы.

– Ну, Бог с вами… – напутствует отец Михаил, и мне непонятно, кого – только меня или нас обоих.

В голове проносится смешная заметка – вот оно, церковное двусмыслие!

Насколько я ориентируюсь в Булуне, мы продвигаемся к самой окраине, в сторону брошенных частных домов, которые здесь после тотального отъезда на Большую землю – не редкость. Идём молча. Говорить с таким провожатым мне явно не о чем, да и идёт он впереди.

Спотыкаюсь и чуть не падаю на его спину.

– Ну, ты! Аккуратнее копытами перебирай! – слышу я окрик и останавливаюсь.

Провожатый поворачивается ко мне лицом.

– Ну, что стал? Шевели копытами, я сказал!

Я понимаю, что он чувствует себя хозяином положения. Я для него никто и звать меня никак. Явный комплекс «шестёрки», человека, который лишь в таких ситуациях чувствует себя значимым звеном. Только в храме, в присутствии отца Михаила, которого они наверняка уважают, это мурло держалось в рамках хоть каких-то приличий.

– Слушай… Заткни-ка ты свой язык в жопу! Понял? – рявкаю я, понимая, что пора обозначать свой статус. – Не зли меня!

Сказать, что мой провожатый обалдел, – значит, ничего не сказать.

– Ты что, крутой, что ли? – подходит он ко мне.

Вместе с ним ко мне подходит ужасная вонь, которая от него исходит. В свете незашедшего полярного солнца вижу глаза. Рыжие какие-то, мутные. И ненавидящие. Странно… За что ему меня ненавидеть? А ведь это мой ровесник… Я это чувствую.

– Крутой… А что?

– Ты думаешь, что если Хрипатый велел мне тебя привести, то я тебе морду не набью? – зло спрашивает он, дыша смрадом мне в лицо.

– Не набьёшь, – глядя ему в глаза, я улыбаюсь от внезапно возникшей мысли. – Обосрёшься! Понял? Обосрёшься!

– Да ты… – начинает мужик и осекается. – Да я…

При этом он будто прислушивается к себе!

– Погоди, бля… – и бросается в сторону, расстёгивая – штаны.

Меня начинает тихо трясти от смеха.

– Ты там давай побыстрее! А пока гадишь, подумай о том, почему это с тобой произошло.

Клиент помалкивает – он занят делом.

Опроставшийся по дороге, мой провожатый, теперь уже молча, подводит меня к какой-то полуразрушенной хибаре. Дом явно брошен давно. Цела осталась только половина. Провожатый с трудом открывает перекошенную дверь, сначала входит сам, я вхожу за ним.

– Хрипатый! Я его привёл.

В нос мне ударяет всё та же вонь. Похоже, населяющие строение существа скоро престанут быть людьми.

Осматриваюсь.

В дальнем углу на каком-то топчане, скорее всего оставшемся от прежних хозяев, лежит, по всей видимости, мой клиент. В углу за столом при свете керосиновой лампы трое в драных ватниках шлёпают об стол картами. Понятно, что им света не хватает, – окно такое грязное, что едва пропускает солнечные лучи.

Делаю несколько шагов к топчану и слышу окрик:

– Эй! Куда намылился! Разрешал кто?

Поворачиваюсь и спокойно смотрю на играющую компанию. Я их почему-то совсем не боюсь. Спокоен полностью! И я должен им показать, кто хозяин положения, по крайней мере сейчас, хотя понимаю, что главный здесь – мой клиент.

– Что-что? Спросите вон у своего… – я показываю на провожатого. – Расскажет… А пока – помалкивайте.

Повисает тишина, в которой я слышу какое-то бормотание. Значит, рассказывает…

Подхожу к топчану и сажусь на край.

– Здорово! Как тебя зовут? – обращаюсь я к лежащему.

– Вован… – хрипит он. – А ты, что ли, Елизов?

– Да, я – Елизов Саша. Так вот, Вова, давай я тебя осмотрю. Штанину сам поднимешь? Или помочь?

Пытаюсь определить возраст пациента. Похоже, нет ещё сорока.

– Помоги, Саша… – как-то странно произносит он, я бы сказал – с иронией. Ну ясно – тут у них у всех одни клички…

Осторожно поднимаю штанину на больной ноге. Определить, какая из двух больная, несложно, он старается держать её на весу, упираясь пяткой.

– Чёрт! Темно… – ругаюсь я и приказываю: – Эй! Лампу сюда!

– Что, не слышали? – хрипит Вован или, как они его называют, Хрипатый.

Один из играющих приносит лампу.

– Так держи! – снова приказным тоном говорю я.

Держит.

Мне уже понятно, что собачьи зубы рванули икру сзади и там теперь абсцесс. Только пока Вован лежит на спине, я ничего толком не увижу и ничего не сделаю.

– Давай-ка ложиться на живот, – обращаюсь я к нему. – Сам перевернёшься?

– Попробую…

Всё равно опять приходится ему помогать.

Аж присвистнул от увиденного. Раздутая до глянцевой кожи икра тёмно-бордового цвета с многими белыми язвами. Точно как звёздное небо! Осторожно ощупываю…

– Больно, бля!.. – вопит Вован.

Короче, ясно! Надо всё чистить. Пока не стало ещё страшнее. Один раз я что-то похожее видел у Николая Фёдоровича на операционном столе, когда ему ассистировал. Здесь же придётся делать всё самому. Хорошо, что я внимательно смотрел тогда за его руками! Не зря я взял с собой хирургические инструменты!

– Значит, так, Вова… Придётся тебя резать и всё чистить.

– Говорили же, что ты… на расстоянии…

– Угу! – соглашаюсь я. – И режу тоже на расстоянии.

Кто-то в углу фыркает. Поворачиваю голову, и все стихают.

– Понимаешь, Вова, если я сейчас тебя не почищу, то, может, завтра или послезавтра мне придётся приходить сюда уже с ножовкой. Ты понял? Поэтому давай спасать твою ногу. Она тебе ещё пригодится.

– Конечно… Бля… Попал…

– Лежи так. Я буду готовить операцию.

Встаю и подхожу к столу.

– Мужики, нужна горячая вода и чистые тряпки. Побольше только.

– Где же мы их тебе возьмём? – ворчит кто-то. – Видишь, как живём?

– Воду хотя бы согрейте!

– Это можно…

Смотрю на говорящего. Ого! Распухший красный глаз привлекает моё внимание. Он его ещё и трёт всё время!

– Лампу сюда!

На этот раз приказ выполняется мгновенно. Даже табуретку освободили, чтобы я сел.

Вытираю руки принесённым спиртом. Чёрт… Его я мало принёс! Может не хватить на операцию…

Начинаю заворачивать веки и смотреть опухший глаз.

Ну точно! То ли соринка, то ли щепочка…

Вспоминаю, как в армии вынул такую же языком.

Уф-ф… Удалось с первого раза. Сплёвываю. Только бы ничего здесь не подхватить. Господи, пронеси…

– Ну вот, – говорю я удовлетворённо, – могли бы и сами сделать.

Компания молчит, уставившись на меня.

– Чай есть?

– Чифирь… – отвечает кто-то.

– Разведи четверть кружки водой до полной, – даю я следующее указание, а сам отрываю кусок бинта вместо марли.

– Вот… – на стол рядом со мной ставится кружка.

Сначала делаю несколько движений руками, убирая грязную энергию воспаления, потом макаю бинт в заварку и прикладываю к глазу.

– Вот… Рукой придерживай. Полчаса. Станет высыхать – опять макай. Понял?

– Угу… Чешется…

– Будешь чесать – привяжу руки. Понял?

– Понял…

Чайник на печке вроде закипает.

– Тряпки где? – спрашиваю я уже послушных братков.

– Вот… Всё, что есть.

Да… Эти тряпки смердят ещё хуже, чем окружающие.

– Понятно. Ну что ж…

У меня просто нет другого выхода. На мне чистая рубашка. Только сегодня надел. Это всё же лучше, чем принесённое тряпьё. Хоть инструмент можно разложить…

Компания обалдело смотрит, как я стаскиваю с себя свитер, а затем и рубашку.

– Ты чего, доктор? – недоумённо спрашивает один из них.

– Мне нужна чистая тряпка!

– Тебе что, и рубашки не жалко?

– Нога пациента дороже, – отрезаю я, и тут понимаю, что меня сейчас зауважали…

– Слышь! – говорит один другому. – Подбрось в печку. Доктор замёрзнет.

Приятно…

Вроде всё готово. Только с анестезией проблема… Была не была! Попробую гипнозом. Присаживаюсь на корточки около лица Вована.

– Слушай меня внимательно, Вова! Смотри мне в глаза. Я сейчас буду резать и чистить твою ногу, а тебе не будет больно. Ты ничего чувствовать не будешь, – говорю я медленно, глядя ему прямо в глаза. – Ничего чувствовать не будешь! Можешь даже поспать… Спи…

В избе стоит тишина… Глаза пациента медленно закрываются.

– Так, мужики! Двое держат. Один за ноги, другой за жопу. Это чтобы он случайно не дёрнулся. Ты, – указываю я на ближайшего, – держишь лампу, как я скажу. А ты стоишь рядом вот с этим бинтом и вытираешь мне лицо, когда я скажу. Понятно?

Вытирающим пот назначаю своего провожатого.

– Чего непонятного, – бурчит один из новоявленных ассистентов. – Сделаем.

– По местам! Давайте, мужики…

Начинаю резать и чистить. Вынимаю гнойные стержни. Мне светят, вытирают пот. Периодически матерюсь… И никто не знает, что я делаю это первый раз в жизни. И не узнает. Как говорил Кирилл Сергеевич? Когда решение принято – твёрдо иди к его осуществлению!

Так… Всё… Ставлю дренажи и делаю лёгкую повязку, в основном чтобы местная антисанитария по возможности не попала в раны.

– Вроде закончили… – я перевожу дыхание. – Вова! Вова…

Спит себе спокойно! Опять присаживаюсь у его лица, трясу за плечо.

Открывает глаза.

– Что, хорошо поспал? – я улыбаюсь и щёлкаю пальцами. – Болит?

– Немного… Нештяг поспал… Первый раз за две недели, – хриплым голосом отвечает Вован. – А то всё болело… Ты резать-то когда будешь?

– Я уже всё убрал, – насмешливо объявляю я.

– Врёшь… – он недоверчиво смотрит на меня.

– Хрипатый, не сомневайся! – мужики ржут. – Все помогали.

– Так, водка есть? – спрашиваю хозяев.

– А то!

– Ему полстакана, – я показываю на Вована. – Ну и мне тоже.

– Доктор, с дорогой душой! – тот, который с глазом, подносит мне полстакана водки. – Ну ты…

Чокаюсь с пациентом, и мы пьём. Потом всё убираю в сумку. И изгаженную рубашку тоже. Не хватало, чтобы её здесь кто-то нашёл.

– Бинты не снимать! Завтра сам поменяю. Сейчас мне пора.

– Слышь, доктор, а ты не замёрзнешь? – спрашивает тот, который мне светил. – Рубашку-то ты…

– Вот поэтому и выпил. Ну до завтра!

– Пацаны, кто-нибудь проводите доктора. Да сумку нести помогите! – командует Вован. – Устал человек! Может, ещё выпьешь на дорожку?

– Не откажусь.

Повторяем.

– Ну счастливо! – прощается Вован.

Остальные тоже галдят вслед.

На улице после вони в избе свежесть пьянит. Именно свежесть, а не выпитая водка.

– Доктор, давай свой чемодан!

Отдаю и иду налегке. Действительно, устал я что-то…

* * *

Кирилл Сергеевич открывает мне дверь квартиры. Антошка рядом.

– Сашенька… Что это ты? – вырывается у него при виде моего состояния, ведь двести грамм водки на голодный желудок…

Правда, я стою крепко, только наверняка глаза смотрят в разные стороны. Обращаю внимание, как Антошка смотрит на меня – поглядывает то на меня, то на хозяина, будто хочет сказать: «Ну что, хозяин, как тебе это нравится?». Кот явно не одобряет пьянки.

– Ой, Кирилл Сергеевич… Вы простите меня. Сейчас все расскажу… – и вваливаюсь в квартиру.

После мытья под душем (хорошо, что горячая вода сегодня есть!), рассказав всё Кириллу Сергеевичу, сижу и ужинаю. Вернее, это скорее похоже на запоздалую закуску.

Сам Кирилл Сергеевич сидит напротив меня и только внимательно смотрит.

– Вы меня простите… – не выдерживаю я его взгляда.

– Прощать-то тебя не за что, Сашенька. Я просто запоздало боюсь за тебя. С такой публикой всякое могло случиться. Но я не осуждаю отца Михаила. Человек, даже если он преступник, всё равно тот биологический организм, который мы с тобой призваны спасать. Помнишь, в твой прошлый приезд мы даже поспорили на эту тему. В общем, ты – молодец! А всё-таки не зря я тебя ставил ассистировать к Николаю! – при этом он очень ласково мне улыбается.

У меня от его похвалы уже в который раз будто крылья вырастают.

– А ты действительно его обезболил гипнозом? – вдруг спрашивает старый доктор.

– Угу… – дожёвывая ужин, я киваю. – Пришлось рискнуть. Он даже заснул.

– И часто ты это практикуешь с пациентами?

– Не-а! В основном по необходимости. Как сегодня. Или как тогда… с этим…

– Понятно… В общем – это правильно. Не стоит из главного калибра по мелочам… Ладно, Сашенька, ты закончил ужин?

– Ага, спасибо!

– Ну тогда – спать!

– Сейчас, только посуду за собой помою…

– Я сказал – спать! Тебе отдохнуть надо. Посуду я сам помою. Не впервой…

Иду в комнату. Ох… Кирилл Сергеевич даже мне постель застелил… Дела… Блаженно вытягиваюсь. Эх, где там мой Ванька… Не хватает мне его!

После вечернего приёма самостоятельно пробираюсь к своему пациенту. Что-то мне это напоминает… А! В «Острове сокровищ» судовой врач тоже ходил лечить пиратов. Забавно…

– Доктор! Погоди… За тобой не угнаться, – раздается сзади знакомый голос.

Оборачиваюсь. Мой вчерашний провожатый!

– Здорово, Николаич. Меня Хрипатый послал, – докладывает он.

Дальше идём вместе, но молча.

В знакомой избе, похоже, сегодня даже меньше воняет! Неужели освежили?

– Здравствуйте.

– Привет, доктор, – отвечает один за всех, тот, который с глазом.

– Ну как глаз? Покажи!

Сажусь рядом, смотрю. Глаз заметно лучше.

– Чешешь?

– Ты же обещал руки привязать, – ухмыляется он.

– И привязал бы… Не сомневайся! – подтверждаю я.

– Я понял, потому и не чесал! С тобой не пошутишь…

– Завтра, наверное, будет совсем всё хорошо. Надо ещё чаем… На, держи бинт!

– Спасибо.

Сажусь на топчан к Вовану.

– Здорово. Ну как ты сегодня?

– Здорово… Даже спал… – бурчит он.

– Вот и хорошо. Давай-ка я тебе повязку сменю. Мужики! Посветите кто-нибудь.

Один из братвы светит, а я пользую Вована. Он иногда ойкает, матерится, но терпит. Для ускорения процессов заживления применяю ещё и энерготерапию.

– Слышь, Саша, – подаёт голос Вован, – ты, говорят, из Питера?

– Угу…

– Земляк, значит… А где… Ой, бля!.. Где живёшь?

– Жил на Петроградке… Потом в Шувалово…

– А сейчас?

– Сейчас я тут живу.

– А чо уехал?

– Жизнь заставила, Вова…

Не буду же я всё ему объяснять!

– Жизнь… она… заставляет… – он вздыхает. – Я на Моховой жил… В огромной коммуналке.

– Ну вот, – удовлетворённо говорю я, собирая инструмент.

– Ну и руки у тебя… – бормочет Вован.

– Это тебе показалось, Вова. Они обычные, Я же ещё тебя и по-другому лечил. Чтобы всё быстрее заросло.

– Так, как про тебя рассказывают?

– Угу!

– Спасибо, Саша… – хрипло произносит Вован. – Я твой должник.

– Не бери в голову.

– Нет… Это правда. Жаль отплатить не могу…

– Ладно тебе… Всё хорошо. Хочешь, сейчас ещё часов восемь поспишь?

– Это как во время операции? Мужики рассказали, как ты меня усыпил, – Вован растягивает губы в улыбке.

– Точно. Ну, ты хочешь? А через восемь часов сам проснёшься. Это тебе даже полезно будет.

– Ладно… Давай, усыпляй! – разрешает он.

– Смотри мне в глаза. Ты сейчас заснёшь и будешь спать восемь часов… – тихо и медленно говорю я, глядя ему прямо в глаза. – Болеть у тебя ничего не будет… Будешь спокойно спать… Ну спи!

Глаза Вована закрываются, и он засыпает.

– Во даёшь, – обалдело произносит мужик, держащий – лампу.

– Ну ладно. Мне пора.

Я встаю и беру свою сумку.

– Пошли. Сумку давай! Я понесу, – мой провожатый поднимается.

* * *

Заканчиваю вечерний приём. Выхожу в коридор проводить последнего пациента. Около кабинета стоят два парня. От них прямо так и тянет неуверенностью и смущением. Чувствую это хорошо.

– Что у вас, парни? Случилось чего?

– Извините, Александр Николаевич… – один из них делает ко мне шаг. – Можно с вами поговорить?

– Ну заходите! Правда, я на сегодня уже приём закончил.

– Да мы не на приём… – парни мнутся, но в кабинет заходят.

– Тогда что у вас случилось? Помощь нужна? – угадываю я. – Садитесь!

– Ага! Помощь! – радостно соглашаются они.

– Давайте, выкладывайте!

– Александр Николаевич… Мы вот… хотели… тренажёрный зал открыть… – всё так же неуверенно произносит тот, который посмелее.

– Дело хорошее. Я бы и сам позанимался. Только я-то тут… – я пока не понимаю, хотя уже предполагаю, какая будет просьба.

– Ну нам этот… глава администрации… В общем, он нам отказал. Мы хотели там в одном подвале…

– То есть вы хотите, чтобы я к нему сходил? – догадываюсь я.

– Ага! – парни с облегчением кивают.

– А оборудование? Сами тренажёры? Это-то откуда?

– Да мы договоримся! В порту, в мастерских… Или ещё где…

– А какие тренажёры вы хотите? В Питере я долго ходил в такой зал и могу посоветовать, – предлагаю я.

– Правда? – радуется один из парней. – Давайте мы вам покажем? И подвал, и то, что у нас уже есть.

– Хорошо. Обязательно посмотрю, когда у меня будет время с вами встретиться. Сами понимаете… Работа!

Листаю свой поминальник, сделанный из обычной толстой тетради.

– Ну давайте… послезавтра…

Осмотр предполагаемого помещения и имеющихся возможностей меня впечатлил безысходностью. Короче – начать и кончить. Правда, парни оказались заводными и многое готовы делать сами.

Даже визит к главе администрации обошёлся без неожиданностей. Как он демонстрировал мне своё расположение! Подписал все бумаги, два раза звонил и давал поручения! Как он мне улыбался! А в конце попросил приглядывать за молодёжью, которая будет посещать новый спортзал. Во какое доверие! И всё это по единственной причине… Смешно! Короче, пришлось его пригласить на открытие. Теперь вечерами дома как профессионал-механик рисую эскизы для изготовления тренажёров. Кирилл Сергеевич одобрительно посмеивается и говорит, что даже от медицины надо иногда отдыхать.

Кабинет у меня теперь другой, но зато постоянный и на одного. То есть я могу здесь вести приём и днём, если, конечно, свободен от дел больничных. Благодарен я за это Николаю Фёдоровичу, который сам решил, что так будет лучше, и уговорил Кирилла Сергеевича. До этого Кирилл Сергеевич как-то по-свойски считал, что я могу обойтись совместным владением с местным неврологом. Честно говоря, и я тоже так считал, не желая кого-то теснить, но Николай Фёдорович развил бурную деятельность. Сегодня, пока нет никого, пытаюсь привести своё теперешнее обиталище в порядок.

Стук в дверь.

– Войдите!

Входит… Таня.

– Здравствуй, Таня. Что-нибудь случилось?

– Здравствуйте, Александр Николаевич! – она смущённо улыбается. – А посмотрите мне ногу ещё, пожалуйста… Боюсь наступать…

Господи! Ну не знает она, с кем разговаривает! Я же прекрасно вижу, что с ногой у неё всё в порядке. Просто… она пришла ко мне! Да и взгляд у неё простовато-хитренький.

– Ну ладно, – уступаю я. – Садись!

Снова ощупываю её худенькую ногу.

– Так больно?

– Нет…

– А так?

– Не-а!

– Ну и в чём же дело? – я поднимаю на неё глаза.

– Возьмите меня к себе на работу! – бухает она.

Повисает пауза. Я обалдело молчу. Уж очень неожиданно!

– Ну я не знаю… Надо с Кириллом Сергеевичем поговорить, – оставляю я себе возможность отступления.

Вообще-то Николай Фёдорович как-то сказал, что мне на моих вечерних приёмах хорошо бы иметь при себе медсестру. Да я и сам об этом думал, поскольку моя работа начала обрастать всякими дополнительными занятиями, в том числе и формальными, то есть записью принимаемых больных и прочей лабудой. Естественно, делать всё самому – это тратить время впустую. Но предложение этой девочки… Посёлок маленький, сплетни всякие пойдут…

– Я всё могу делать! – прерывает ход моих мыслей Таня. – И полы мыть… Халат вам постираю… Вот, в кабинете порядок наведу…

– Ну работа медсестры не только в этом заключается, – строго объясняю я.

– Я буду учиться! – с жаром говорит она. – Я же на медицинский собираюсь! Я же говорила вам…

– Ну ладно, – сдаюсь я, – поговорю.

Мне действительно не найти другого варианта, потому что все медсёстры заняты днём либо на приёмах в поликлинике, либо в больнице. Так что на вечер практически никого нет, кроме двух дежурных сестёр в больнице.

За ужином рассказываю Кириллу Сергеевичу о неожиданном предложении своей бывшей пациентки.

– Это, наверное, неплохо, – одобряет он.

– Только вот вдруг эта девочка влюбится в меня как в начальника, а может, и уже влюбилась. Посёлок маленький. Сплетни пойдут…

– Ну, я тебе скажу, это и немудрено предположить. Парень ты видный! – Кирилл Сергеевич смеётся. – А насчёт сплетен – это, Сашенька, зависит от тебя, от твоего поведения. Ты меня понимаешь?

– Понимаю, – я киваю. – Только мне не хватало ещё думать над каждым словом и поступком…

– Как-то мне Ваня рассказывал, как его брат ему сказал, что думать вообще полезно. Не помнишь?

– Помню. Только это было по другому случаю.

– Знаешь, если внимательно посмотреть, то все случаи в конечном итоге одинаковы. Согласен?

– Возможно…

* * *

А парни-то оказались деловые!

Прошла всего неделя, а они уже и порядок в подвале навели. Подвал вообще-то даже не подвал, а почти первый этаж. Здесь вообще подвалов нет – вечная мерзлота! Хорошо, что в помещении проходит теплотрасса, поэтому тепло. Парни и побелку сделали, и двери отремонтировали. Даже для переодевания крючков набили и скамейки поставили. Молодцы! Появилась и старая штанга с блинами различного веса. Подозреваю, что из воинской части позаимствовали. Теперь ждём первых тренажёров по моим эскизам. Как ребята договаривались с мастерами, я не знаю, и вообще – это мне знать не положено. Теперь они просят меня составить комплексы упражнений. Придётся озадачиться.

Вован, слегка переваливаясь и припадая на больную ногу, ходит по избе.

– Ну что, как ты? – спрашиваю я его, наблюдая за этим действом, сидя на топчане.

– Нормально, – хрипит он. – Отвык только…

– Ничего, это дело наживное.

– Точно.

– Я ещё через два дня зайду. Посмотрю, как у тебя дела.

– Валяй… Рады будем… Если не уйдём…

Ох, ничего себе! Может, случайно сказано? Вроде непохоже…

– Ладно… Мне пора бежать. Извини… Больные ждут.

– Бывай. Руки не даю. Не хочу, чтобы ты сомневался… – бурчит он.

– А я дам руку! – неожиданно для себя говорю я и протягиваю руку.

Лапа Вована поглощает мою ладонь.

– Счастливо тебе, земляк… Эх, Сашка… Сказал бы… – ох, не зря его прозвали Хрипатый. – Нам бы с тобой за жизнь поговорить! Ладно… Может, свидимся ещё…

– Может быть… Вы тут, если будете уходить, уберите следы моего лечения. Хорошо?

– Не учи учёных, – Вован ухмыляется. – Будь счастлив, доктор.

Захожу в церковь. Хочу доложить отцу Михаилу о проделанной работе.

– Александр Николаевич! – тихонько окликает меня Анна Степановна из-за своего прилавочка.

Подхожу.

– Здравствуйте!

– Здравствуйте, Александр Николаевич! К вам моя Танька приходила?

– Да, была. Просила взять её медсестрой для обучения.

– Я тоже вас прошу… Возьмите! Она хоть и беспутная, но давно медициной бредит. Врачом, говорит, хочу стать! Возьмите! Ведь без дела слоняется. Честно скажу, раньше одни парни на уме были, а после вашего лечения всё больше дома сидит, за книжками.

– Так я-то что… Это как Кирилл Сергеевич решит.

– Ну так и вы слово своё замолвите, Александр Николаевич!

– Ладно! – решаю я. – Замолвлю.

Не ожидал я такой атаки. Придётся соглашаться.

– Анна Степановна, а отец Михаил где?

– Сейчас позову, а вы тут присмотрите…

Уходит. Возвращается почти сразу с отцом Михаилом.

– Здравствуйте, Александр Николаевич! – он протягивает мне руку.

– Здравствуйте, отец Михаил. Хочу вам доложить об исполнении вашего… пожелания. – я сдерживаю улыбку. – Больной активно идёт на поправку. Уже ходит.

– Бог вас не забудет, Александр Николаевич.

– Знаете… Мы даже с ним обменялись рукопожатием, – признаюсь я. – Как вы думаете, это плохо? Вдруг он – убийца?

– Сие мне неведомо… Только, сами подумайте, каждый раз, протягивая и пожимая руку другому, незнакомому человеку, мы не знаем, какие у него помыслы и какие за ним грехи. Верно?

– Верно… Но тут – осуждённый человек, более того – беглый! А это значит, срок у него большой. А большой срок просто так не дают.

– И это верно. Только протянутая рука есть символ доверия. А доверие способно спасти любую душу. Церковь тоже протягивает руку любому заблудшему и тем самым многих спасает. Подумайте об этом, Александр Николаевич, если у вас всё ещё остаются сомнения.

– Сдаюсь… Похоже, сомнений уже нет.

– Вот и хорошо. Спаси вас Господь! – и отец Михаил крестит меня.

На знакомой мне окраине Булуна был пожар. Рассказали, что сгорел брошенный дом. Значит, к моему пациенту можно не ходить. Мужики убрали все следы.

Сидим с Кириллом Сергеевичем и ужинаем.

Звонит телефон, Кирилл Сергеевич берёт трубку.

– Слушаю! Здравствуй, Ваня! Да ты что? Ну я тебя поздравляю! И верю в тебя! Сможешь. Ты всё обязательно сможешь! Угу… Даю. Саша, Ваня тебя…

Беру трубку.

– Ванюха, привет! Ты небось хвастаешься, что поступил?

– Ага! Сашка, я действительно поступил! Я так рад! Ну поздравляй меня скорее! – он весело смеётся.

– Конечно, поздравляю! А уж я-то как рад за тебя! Я вообще об этом мечтал. Жаль, что ты далеко, а то бы затискал от радости.

– Ага… Все кости мне бы на радостях переломал.

– Конечно! Ладно, как там у вас остальные дела? Как Даша с Серёжкой?

– Ничего, всё нормально, даже очень хорошо… Только я сейчас думаю, как перестроить свой распорядок, чтобы успевать всё. Сам понимаешь, теперь столько времени проводить с ними я уже не смогу. Надо же будет в университет по вечерам ходить! Да и к Сергею Александровичу с Юрой я должен ездить. Вернее, я не должен! Я хочу туда ездить! Ты меня, конечно, понимаешь.

– Конечно, Ванюха. Трудно тебе будет…

– Ничего! У меня же есть учитель, с которого я беру пример! Знаешь, ты не поверишь – этот человек умеет всё успевать. Вот и я тоже учусь понемногу.

– Не подлизывайся…

– Сашка… Знал бы ты, как я по тебе скучаю…

– Не поверишь, – я хмыкаю, избрав ту же форму, – но я тоже…

* * *

Теперь у меня есть медсестра. Таню всё-таки взяли в штат больницы и прикрепили ко мне. Пусть она пока ничего не умеет, но её будут учить прямо во время работы. А что делать? Кадровый голод реален. Учиться нужно на ходу. Я, по крайней мере, стараюсь делать именно так. Правда, Кирилл Сергеевич сказал, что в Булун, в больницу, возвращаются два врача, уехавшие на Большую землю, но не нашедшие себя там. Это здорово, что они смогут облегчить нам нагрузку.

А насчёт Тани… Если честно, то не могу нарадоваться её старательности. Конечно, всё сначала началось с элементарной уборки в кабинете, потом пошли документы, до которых руки у меня не доходили, а теперь она потихоньку осваивает настоящие обязанности медсестры под руководством Веры Петровны. Уже накладывает повязки, когда это требуется. Вера Петровна учит её всяким другим премудростям своего дела. Татьяна – хваткая девица. Ловит всё на лету. Надо сказать, мне нравятся её увлечённость и терпение. Думаю, выучится – станет хорошим медиком. Теперь, когда я работаю с пациентом, она всегда стоит рядом и очень внимательно следит за моими действиями. Иногда ловлю её взгляд на себе. Смотрит она очень странно – и внимательно, и как-то грустно. Только бы не влюбилась! Что мне тогда делать?

Скоро возьму её с собой на сутки, то есть на дежурство. А то у меня постоянной сестры нет, и приходится дежурить всё время с разными.

– Ну, как помощница? – спрашивает за ужином Кирилл Сергеевич.

– Знаете, она очень старательная. Быстро учится. Хватает на лету!

– Да… Мне Вера Петровна тоже говорила.

– Кирилл Сергеевич, а может, Таню летом отправим учиться в Питер в академию?

– Можно… Только до лета ещё дожить надо, – хмурится он.

Я по-своему понимаю его слова. Мне что-то не нравится, что он стал чаще принимать свои лекарства, а от осмотра всё время отказывается, как мы с Николаем Фёдоровичем его ни уговариваем.

Мы с Таней первый раз вместе заступили на сутки.

Уже ночь. Два часа. Я сижу в ординаторской, а она на посту второго этажа. Вторая медсестра, Людмила Ивановна, дежурит на посту первого этажа. Я сам на этом настоял, поскольку ординаторская тоже на втором и, если что случится, смогу быть рядом.

Просматриваю истории болезни, снимки…

Уже четыре месяца я здесь. Холода и вьюги в полный рост. Октябрь! Это не наш питерский мокрый климат! Здесь уже бывает к двадцати мороза. Спасибо Кириллу Сергеевичу – экипировал меня для местной зимы. Когда почти два года назад я приехал сюда за Ванькой, то чуть-чуть зацепил местную зиму. Хорошо, что тогда Дмитрий Иванович одеждой выручил!

– Александр Николаевич! – Таня вбегает в ординаторскую. – Пойдёмте в двенадцатую! Там женщине плохо! Давление высокое…

Да… Давление у больной подскочило серьёзно… Двести сорок верхнее. Это я определил своим методом, а Таня ещё раз проверила тонометром. Быстро посылаю её за необходимым препаратом, а сам начинаю свою терапию. Давление понижать я умею, только не такое высокое…

– Александр Николаевич, – Таня явно растеряна, – такого уже нет… Кончился…

– Понял… – и с двойным усердием продолжаю.

В таком случае мне придётся много трудиться. Может, что и получится… Таня стоит, как всегда, рядом. Уф… Даже устал…

– Таня, померяй давление.

Пока меряет, сажусь на край кровати.

– Сто восемьдесят на сто, – докладывает она.

– Уже лучше, чем было. Сейчас сделаем укол… – Посылаю её за следующим препаратом.

– Александр Николаевич, – тихонько говорит больная, – вы не беспокойтесь. Мне уже лучше. Сто восемьдесят на сто у меня часто дома бывает.

– Знаете, – я беру пациентку за руку, одновременно щупая пульс, – если вы мне верите как врачу, то давайте условимся, что я буду решать, что лучше, а что хуже. Договорились? Не обижайтесь…

– Договорились…

– Вот и хорошо. Сейчас ещё укол вам сделаю, и будет всё в порядке.

– Александр Николаевич… Вот…

На металлическом подносике Таня принесла шприц и ампулу. Проверяю на всякий случай. Всё правильно. То самое, что нужно.

– Набери пока…

Смотрю, как она уже достаточно сноровисто готовит укол.

– Укол мне сделать? – спрашивает она.

– Нет, давай я сам.

Не потому, что ей не доверяю, Вера Петровна её уже хорошо научила, только сейчас я хочу, чтобы больная не испытала стресса от боли. Что я колю не больно, в больнице уже знают все.

– Повернитесь, пожалуйста, – прошу я женщину.

Делаю укол. Ввожу медленно, потому что знаю, что он болезненный.

– Ну вот… Теперь всё. Не больно?

– Нет, доктор, спасибо…

– А теперь – спать!

Я не гипнотизирую её. Сейчас это опасно. А что, если опять давление подскочит, а она будет спать и не сможет позвать на помощь?

– Александр Николаевич, – окликает меня Таня, когда я прохожу мимо поста. – Кофе хотите? Чайник вскипел.

– С удовольствием! Давай попьём.

– У меня ещё пирожки есть, – хвастается помощница.

– Бабушка пекла?

– Я сама! – обиженно заявляет она. – Попробуйте!

Пирожки действительно отличные. Мы с Таней сидим у её стола на посту и пьём кофе с пирожками.

– Александр Николаевич, а почему вы не дали мне сделать укол?

– Понимаешь, Таня… В общем, я делаю уколы гарантированно безболезненно. Сама знаешь. Сейчас для нашей пациентки главное, чтобы не было стресса. А боль – это стресс. Вот я и не стал рисковать. Ты не обиделась?

– Нет, что вы! Но я ведь тоже стараюсь, чтобы больно не было…

– Не сомневаюсь, только ты же понимаешь, у меня рука уже опытная. Правильно?

– Но я научусь! Честное слово!

– Конечно, научишься! Ты те две книги, что я тебе дал, читаешь?

Я действительно предложил Тане почитать медицинскую литературу с азов. Начал с обычной анатомии. Я тоже с этого начинал.

– Конечно! Первую уже заканчиваю.

Говоря всё это, Таня так восторженно смотрит на меня своими карими глазами! Всё-таки симпатичная девчонка! На какой-то момент встречаемся взглядами… Ох-х… Держись, Елизов!

– Александр Николаевич, а почему вас некоторые называют ненастоящим врачом?

Хороший вопрос. А не значит ли это, что у меня здесь появились такие же доброжелатели, как и в академии?

– Понимаешь, Таня, у меня пока нет диплома. Я же ещё студент! А так я – инженер-механик. Если хочешь, то я – автослесарь! – смеюсь я.

– Не-ет, – тянет она и произносит так же восторженно: – Вы врач! Вы, наверно, самый лучший врач! И красивый мужчина! Вами увлечься можно.

– Самых лучших врачей не бывает, Таня. Разве что Кирилл Сергеевич.

– А для меня – вы самый лучший… врач, – даже с некоторым вызовом говорит она, и я снова нарываюсь на её прямой взгляд в упор.

– Ладно, Таня, – бормочу я, – пойду-ка я покурю…

Стоя на лестнице у приоткрытой форточки, курю и думаю. Мне предельно ясно: то, чего я опасался, случилось. Эта девочка в меня влюбилась. Так же ясно и то, что она даже не намерена этого скрывать от меня. А чего ей скрывать, если она, как говорит Анна Степановна, беспутная.

Может, то, что она в меня влюбилась, и не так плохо? Если я решил начать в Булуне новую жизнь, порвав с прежней, питерской, то я – свободный мужчина! Даже могу жениться! А уж если не жениться…

А как быть с тем, что, по словам Ваньки, Даша меня любит? Ловлю себя на мысли о том, что про самого Ваньку я в данный момент не думаю. Похоже, здесь я уже всё для себя решил. Решил, что Ванька был, есть и будет моим дорогим, родным и самым тёплым человеком, перед которым я не побоюсь быть нагим душой, которого я никогда не дам в обиду и за которого перегрызу глотку любому. Но у него должна быть своя жизнь. И я этому поспособствовал, уехав из Питера. И у меня тоже должна быть своя жизнь здесь, в Булуне, в том месте, которое я сам избрал для своего проживания.

А Таня… Бог с ней, с Таней! Девчонки – влюбчивая публика. Сегодня одного, завтра другого…

Возвращаюсь на пост. Таня сидит и читает.

– Что читаешь? – спрашиваю я, садясь рядом.

Она молча показывает обложку. «Анатомия человека»…

– Молодец. Это правильно. Если возникнут вопросы, то я готов ответить. Договорились?

Её улыбка служит ответом.

– Ладно. Схожу на первый этаж. А ты тут присматривай.

Просыпаюсь в ординаторской от того, что кто-то меня гладит по волосам. Поднимаю голову. Таня отдёргивает руку.

– Простите, Александр Николаевич… – бормочет она и неожиданно краснеет.

– Ничего, – я смущённо покашливаю. – Только плохо, что я заснул прямо в ординаторской за столом. Это – как на посту заснуть. Не для этого мы дежурим здесь.

Потом мне становится жалко Таню, которая впервые на сутках.

– Таня, а вот ты, пожалуй, пойди, поспи часок, я подежурю на посту. Идёт?

– Нет. Не идёт! – она трясёт головой. – Мы не для этого дежурим здесь.

– Да нет… Я серьёзно. Ляг и отдохни. До утра ещё три часа! Ты же, небось, с непривычки устала.

– Ну и что! Я лучше почитаю ещё.

– Ну смотри. Моё дело предложить…

– А моё – отказаться! – и снова озорная улыбка.

* * *

Иду на вечерний приём. Интересно, придёт ли Таня? Я ей вообще-то дал день отдыха после суток. Так полагается. Сам я этого не соблюдаю, поскольку больные не могут ждать.

Открываю дверь в свой кабинет…

– Добрый вечер, Александр Николаевич! – приветствует меня Таня. – Чайник уже согрелся. Хотите, я вам кофе сделаю?

– Хочу. Только зачем ты пришла? Я ведь тебе сказал, что ты можешь отдыхать.

– Медсестра должна делить со своим врачом все трудности! – весело отвечает она и начинает делать мне кофе.

– Спасибо… Это приятно, – признаюсь я, потому что такая преданность мне действительно приятна.

В это время раздаётся стук в дверь. Так… Попил я, кажется, кофе…

– Войдите!

Началось…

…Последний на сегодня пациент закрыл за собой дверь. Последний, потому что уже четверть восьмого вечера, а у меня приём номинально до семи. Это уже все знают, да и на дверях кабинета Таня такое объявление сделала.

– Устали, Александр Николаевич? – почему-то спрашивает она, ставя передо мной кружку с кофе.

– Немножко… Всё-таки после суток тяжеловато.

– А я вот – нет! – весело говорит она. – Мне даже очень нравится, когда у нас много людей. Когда я вам помогаю, то чувствую себя нужной…

Делаю для себя заметку, что эта девочка, не знаю, сознательно или нет, но тоже умеет говорить двусмысленностями. Нужной для дела или нужной мне как человеку? Стараюсь второго смысла не замечать.

– А тебе где интереснее – в больнице или здесь, на приёме? – зачем-то задаю я вопрос.

– С вами, конечно, интереснее! – достаточно пылко отвечает Таня и тихонько добавляет: – Мне вообще с вами… очень хорошо…

Понятно…

– Саша! Зайди ко мне, пожалуйста, – зовёт меня Кирилл Сергеевич, приоткрыв дверь кабинета.

Захожу. В кабинете сидят двое – женщина средних лет и молодой парень с палкой. Судя по одежде, явно не местные.

– Здравствуйте…

– Вот и доктор Елизов, – представляет меня главврач и, увидев моё непонимание, поясняет: – Люди с Большой земли к тебе приехали. Искали…

Моё недоумение от этого только растёт.

– Так что же у вас случилось, что в такую даль? – задаю вопрос женщине, которая, как я сразу понял, является матерью парня.

– Коленька, встань, покажись доктору, – просит она.

Парень с трудом, опираясь на палку, встаёт и делает несколько шагов. Шагами это назвать трудно, потому что правую ногу он сильно подволакивает.

– Понятно…

– Саша, ты пригласи в свой кабинет, а то я сейчас Петю сюда уже позвал, – как бы оправдываясь, говорит Кирилл Сергеевич.

– Конечно! Пойдёмте со мной.

В коридоре прошу медсестру найти и позвать ко мне Таню. Она тут же появляется.

– Таня, отведи, пожалуйста, вот этого молодого человека на снимок поясничного отдела позвоночника, а потом с ним и со снимком – в кабинет.

– Ага! Сейчас! – и, обращаясь к парню: – Пойдёмте!

Смотрю вслед. Похоже, я уже знаю, в чём там дело.

– Заходите, – приглашаю я мать. – Садитесь и рассказывайте.

Из рассказа я узнаю, что приехали они аж из Тамбова, что Коля, её сын, получил травму при падении около года назад. Хождения по местным врачам ничего не дали, все рекомендовали найти костоправа. Обратиться ко мне им посоветовал один из моих бывших пациентов, который теперь живет в Тамбове.

– Александр Николаевич, вот… – Таня протягивает мне снимок.

– Погоди, я сначала руками, – ворчу я и обращаюсь к парню: – Раздевайся и ложись на кушетку.

Осторожно вожу руками… Да! Абсолютно точно! Я даже определил выскочивший позвонок.

Пробую больную ногу на ощущения, водя по ней иглой от шприца.

– Больно?

– Нет…

– А здесь?

– Нет…

Пробую выше.

– Больно… немножко…

– Понятно… Таня, дай теперь снимок.

Изучаю снимок. Да. Я определил правильно. Снимок это подтверждает.

– Ну что, – бодро говорю я. – Будем вправлять.

Опять пальцы ищут нужные точки. Главное, не мешать им. Сами найдут…

– Коля… Сейчас будет немного больно… – предупреждаю я.

«Господи, помоги…» – проносится в голове, и…

– Ой!

– Отлично! Таня, проверь чувствительность в ноге иголочкой, – и сажусь на стул.

Таня, тихонько покалывая иголочкой, спрашивает Колю про ощущения.

– Чувствую… Чувствую…

Отлично!

– Так, Коля… Давай, вставай!

Коля хочет взять в руку палку.

– Нет-нет, Коля, оставь палку! Сам вставай! Смелее! Я буду стоять рядом, если что – помогу.

Коля осторожно встаёт… Я держу руки наготове. Встал!

– Вот видишь? Сам встал… Молодец!

– Коленька! – бросается к нему мать.

Она его так тискает, что мне приходится её остановить.

– Простите… Давайте усадим Колю. Ему пока надо быть осторожным. Коля, садись.

Обращаю внимание на Таню. Как она на меня смотрит! С какой-то смесью восхищения и страха. Так забавно!

– Коля, когда выйдешь на улицу, палка тебе понадобится. Иди очень осторожно, чтобы никаких падений. Дома больше сидеть, а лучше – лежать, – и обращаюсь к его маме: – Вы надолго здесь?

– Через два дня улетаем. Спасибо вам, доктор!

Она начинает рыться в сумке.

Принудительно закрываю её сумочку.

– Оставьте… Оставьте деньги себе. Они вам пригодятся. Вы в государственной больнице получили государственную помощь. Всё понятно?

Она стоит с растерянным видом. Не поняла.

– Я помог вам бесплатно. Помните: осторожность и только осторожность. Завтра вечером ко мне на массаж. Всё. До свиданья.

Несколько раз недоверчиво оглянувшись, они уходят.

– Ты что на меня так смотрела? – оборачиваюсь я к Тане.

– Вы действительно шаман, – полушёпотом произносит она. – У меня дедушка был шаманом. Вы тоже… Правильно вас так называют.

– Я – врач, – устало говорю я. – А почему же ты не обратила внимание на то, как я понизил давление на дежурстве?

– Я видела, только…

Она продолжает смотреть на меня с тем же страхом.

– Ты что, стала меня бояться? – я хмурюсь. – Неужели если шаман, то я страшный?

– Нет, – она мотает головой, – нет… Шаманы – это необычные люди. Они не всегда говорят правду, а иногда и не говорят… ничего. Но они всё знают!

– Ой, Танюша… Не знаю, как поступают шаманы, но то, что делаю я, – просто лечение энергетикой. Это всё долгий разговор, и если будет интересно, могу потом тебе многое рассказать. Только сейчас я очень устал. Сделай мне кофе, пожалуйста…

– Я сейчас! – теперь с восторгом вскрикивает она и кидается к чайнику. Может, потому, что я её назвал Танюшей?

Кирилл Сергеевич после моего рассказа усмехается.

– Вот видишь! Молва о тебе начинает расползаться. Ты о больных подумай… Ну как им сюда, в глухомань, добираться? Если бы ты был в Питере, то туда им проще.

– Кирилл Сергеевич! Опять вы за своё!

– Не за своё, а за твоё! За твоё предназначение, за твоё будущее, за твоё счастье! – строго внушает он. – Нечего тебе здесь делать! Загниёшь только… Вообще ты должен понять, что с твоим даром ты сам себе не принадлежишь! Ты нужен больным. – Понял?

Он берёт сигарету и хочет прикурить.

– А вот курить с вашим сердцем…

– Знаю! – прерывает он меня. – Не учи учёного! Моё здоровье – что хочу, то с ним и делаю.

– А вот и не так! Вы с вашими знаниями и опытом, с тем уважением, которое к вам питают, нужны больным. Вы тоже сами себе не принадлежите. Правильно я говорю?

– Поймал… – он усмехается, но сигарету кладёт на место. – Ладно, давай иди к больным…

Конечно, я понимаю, что, когда уйду, он сразу закурит. Но не могу же я всё время сидеть в его кабинете!

* * *

Заканчиваем вечерний приём. Что-то многовато сегодня народу было, уже почти восемь вечера. В больнице, кроме нас с Таней, главного врача и дежурящих сутки, никого больше нет.

Таня достаточно умело массирует пациента с шейным остеохондрозом уже по моему методу. У девочки явно есть способности к энергетике. Может, это гены деда-шамана говорят?

Стук в дверь.

Когда у меня в кабинете пациент, я никого не впускаю, поэтому выхожу сам.

– Саша! Александр Николаевич! – Ко мне бросается знакомый парень с метеостанции, на которой работал Ванька.

– Привет, Саша, – я протягиваю ему руку, ведь мы с моим тёзкой познакомились, ещё когда я приезжал за Ванькой.

– Слава Богу, хоть кого-то застал!

– Что случилось?

– Николай Николаевич со стремянки упал. Похоже, ногу сломал…

Николай Николаевич – это их самый главный метеоролог. Нет времени разбираться, зачем грузного мужика под пятьдесят понесло на ту стремянку.

– Давай его сюда!

– Да не можем мы его привезти! Орёт благим и не благим матом. Кровь…

– Что кровь? Открытый перелом, что ли?

– Угу…

– Транспорт есть?

– Есть! Наш снегоход-вездеход. На два места… кроме меня… Ваня на нём со мной сюда, в Булун, ездил…

– Хорошо. Сейчас соберусь, и едем. Подожди здесь.

Захожу в кабинет.

– Таня, мне надо ехать на станцию. Там открытый перелом. Сейчас сумку подготовлю и поеду, а ты заканчивай тут.

Таня сосредоточенно кивает и продолжает массаж.

Быстро собираю всё, что может понадобиться, вплоть до гипса. Чёрт! Сумка мала… Одновременно вспоминаю, как мы с Николаем Фёдоровичем делали операцию с похожим случаем. Но там оперировал он, а тут мне придётся это делать самому. Ну, помоги мне, Господь!

Танин пациент одевается.

– Спасибо, Александр Николаевич, успехов вам! Спасибо, Таня!

Когда он скрывается за дверью, Таня подходит ко мне.

– Александр Николаевич, возьмите меня с собой… – и так просительно заглядывает мне в глаза.

– Таня, я поеду один.

– Но ведь там вам нужно операцию делать! Как вы один?

– Не в первый раз… – ворчливо говорю я, вспоминая Вована и его братков.

– Александр Николаевич, возьмите…

– Таня, я сказал – нет! Ты пойдёшь домой!

– Александр Николаевич! Вы как хотите, а я еду с вами! – неожиданно резко говорит Таня. – Пурга надвигается, а вы собираетесь один. Вы же наших мест не знаете!

– Таня! Во-первых, меня привезут и увезут. С комфортом поеду! Во-вторых… А… Ладно… – я машу рукой. – Сдаюсь…

Она довольно улыбается.

– Александр Николаевич, раз мы вдвоём, то я ещё одну сумку возьму.

– Ладно, бери. Сама знаешь, что надо.

– Конечно, знаю! Вы же меня учите! – весело приговаривает Таня, и первое, что она ссыпает в сумку, – недоеденные пирожки.

Иду в кабинет Кирилла Сергеевича.

– Кирилл Сергеевич, меня скоро не ждите. Мы с Таней едем на станцию. Там открытый перелом. Сюда привезти они не смогли.

– Саша, в том, что ты справишься, я не сомневаюсь. Только учти, по трансляции передали, что надвигается пурга. Будь осторожен. Если что, то лучше оставайся там.

– Я понял. Как-нибудь можно сообщить отцу, что Таня едет со мной?

– Сообщу. Это хорошо, что она с тобой едет. Местная всё-таки.

Снегоход оказывается штукой не очень удобной. Это некая конструкция, где водитель сидит всё-таки слева, справа же находится какой-то кожух, скорее всего что-то дополнительное в соответствии с климатом, а сзади два места для пассажиров. Хорошо, что тепло. Двигается это сооружение не очень шустро. Мне как достаточно опытному механику сразу видно, что это самоделка, по всей видимости, на базе обычного «козла», только колёса огромные.

– Саша, сколько времени добираться? – спрашиваю я, перекрикивая шум движка.

– Полчаса! Скоро будем! «Антилопа гну» – машина-зверь!

Скоро, да не очень. Едем уже двадцать пять минут. Да уж… «Антилопа гну», ужасная не только по виду, как и само животное, но и по характеристикам. Это мне уже стало понятно.

– Тань! – в свою очередь перекрикивает движок Сашка. – Ты давно в больнице?

– Не очень! А что? – в ответ кричит она.

– Не скучно тебе там? Лучше бы опять у нас работала!

– Мне там интереснее! – кричит Таня, улыбаясь, и поглядывает на меня.

Нога Николая Николаевича представляет собой ужасное зрелище. Обе берцовые правой ноги! Малая торчит, слегка прорвав кожу. Как я всё это буду приводить в порядок – не представляю. Но – глаза боятся, а руки делают! Как там Юрий Степанович в академии говорил? «С вами, Саша, никакого рентгена не нужно…»

Когда я очень осторожно ощупываю, пациент орёт от боли. Обезболивать медикаментозно в такой ситуации…

– Николай Николаевич… Посмотрите мне в глаза, – прошу я.

Поднимает на меня глаза.

– Вам сейчас совсем не будет больно. Вы правую ногу перестанете чувствовать на счёт три. И всего, что я с ней буду делать, вы не почувствуете, – говорю медленно, глядя ему прямо в зрачки покрасневших от слёз и крика глаз. – Раз… два… три! – и щёлкаю пальцами.

Сам себе не веря, начинаю трогать ногу. Больной молчит!

– Что вы чувствуете? – на всякий случай спрашиваю я.

– Ничего… – растерянно говорит он и… улыбается!

Ну слава Богу! Получилось. Краем глаза отслеживаю Танину отвисшую челюсть. Приступаем. Господи, помоги мне исцелить страждущего!

…Всё! Поставил на место, как мог. Только по своим ощущениям. С гипсом промахнулись. Мало взяли. Не хватило чуть-чуть…

– Так… Надо ехать в больницу! – говорю я Сергею Ивановичу, начальнику станции. Проверим рентгеном мою работу и добавим гипс.

– У нас только два места в «Антилопе гну», – извиняющимся тоном произносит он.

– Ничего! Я справа на этом вашем кожухе поеду, а Николай Николаевич и Таня сзади.

– А я на кожух ещё и ватник брошу, чтоб снизу не так поджаривало, – весело заявляет Саша. – Поехали! Надо до пурги успеть!

Ну до пурги, по закону всемирного озорства, мы, конечно, не успели. Она уже бушует за сваренными из железных листов стенками «Антилопы». Снегоход едва ползёт… Перегружен.

Поглядываю в маленькое оконце. Еле узнаю окраину Булуна, куда я ходил к Вовану.

– Хватило бы топлива… – бормочет Саша, а машина, надсадно воя, штурмует только что нанесённый снег.

– Саша! Останови машину. Я пойду пешком, – говорю я. – Поверь дипломированному инженеру-механику – не доедем.

По всей видимости, Саша уже и сам это чувствует, поэтому и останавливает машину.

– Александр Николаевич! Я вас одного не отпущу! Я с вами! – и Таня, обвешанная нашими сумками, с ватником в руках, тоже выпрыгивает в снег вслед за мной.

– Таня! Назад в машину! – командую я, – Сам доберусь!

– Сашка, езжай! – в свою очередь командует Таня, и снегоход трогается.

– Ну что ты наделала! – перекрикиваю я пургу.

– Вы не местный. Не дойдёте! Пошли! – кричит Таня.

Кое-как продвигаемся. Хорошо, что Таня захватила из машины ватник, на котором я сидел! Моя одежда сегодня не рассчитана на хождение в пургу. А вообще – хорошо, что ветер в спину.

Снег становится всё глубже. От его густоты силуэты заброшенных домов едва видны. И ветер усиливается.

– Александр Николаевич! – снова кричит мне Таня. – Надо переждать! Идёмте к домам!

Сворачиваем. Кое-как добираемся до ближайшего. Хорошо, что брошенные дома почти все не заперты! Закрывая за нами дверь, ветер вталкивает нас с Таней в дом. Завывание сразу становится тише.

– Ну вот… – удовлетворённо произносит Таня и достаёт фонарик.

Оказывается, всё не так уж плохо! Дом, конечно, брошен, но видно, что хозяева уехали только этим летом. Даже ещё есть запас дров! Ого! И уголь есть!

Хочу затопить печку, но Таня меня отодвигает в сторону.

– Вы не знаете, как у нас топят! – заявляет она и принимается за дело сама. – Светите!

Послушно свечу. Хотя и не понимаю, чем может отличаться топка печей в Питере и на севере. Огонь не хочет разгораться. Видно, сильный ветер поначалу мешает тяге. Вот… Вроде пошло дело…

– Пойдёмте искать, что прежние хозяева нам тут оставили! – весело говорит Таня, и мы начинаем исследовать дом.

Первое, что находим, – кастрюли.

– Ну вот… Горячая вода будет! А пирожки у нас есть! Идёмте!

Приоткрыв входную дверь, Таня нагребает в кастрюлю снега и несёт его на печку. По всему видно, что наше приключение ей нравится.

– А вот и керосиновая лампа! Ищем керосин! – слышу я голос Тани из соседней комнаты. – Нас ведь должны искать. Найдут по светлому окну.

Керосин тоже находится.

– Александр Николаевич, давайте все двери в комнаты закроем. Всё равно весь дом не протопить. Хоть бы здесь, на кухне, потеплело… И вот этот топчан давайте перенесём на кухню к печке!

Переносим топчан с матрацем.

– Ты, похоже, собираешься здесь жить до весны, – иронично замечаю я.

– Пурга у нас – дело долгое… – Таня подходит ко мне и заботливо застёгивает верхнюю пуговицу моего ватника. – Надо готовиться ко всему. Давайте посмотрим, есть ли что из продуктов.

Из продуктов находим рис и манку.

– Ну вот! Будем с кашей! – весело заявляет Таня, берёт ещё одну кастрюлю и идёт за снегом.

От её постоянного «ну вот» веет каким-то спокойствием и надёжностью. Не могу сказать, что я растерян из-за случившегося, но когда Таня взяла на себя лидерство в нашей ситуации, мне стало спокойней. Действительно, она – человек, привыкший к местным капризам природы. Меня беспокоит только, что утром в больнице, не обнаружив меня и узнав от Сашки, что мы с Таней вышли, Кирилл Сергеевич будет волноваться. Что же делать?

– А здесь, хоть и мороз, но уже теплее! – объявляет Таня, входя на кухню.

Не знаю, теплее ли, чем на улице, но у меня зуб на зуб не попадает.

– Да вы совсем замёрзли! – Таня обращает внимание на мое состояние.

– Холодновато… – признаюсь я.

– Сейчас и чай будет! Я заварку нашла. Правда, старая!

Заварка действительно старая. Это грузинский чай второго сорта. То есть ещё советский! Какой-никакой, но всё-таки – чай.

Жизнь стала веселее. Едим Танины пирожки с несладким чаем. Да и в кухне заметно потеплело. По крайней мере, вокруг печки начал оттаивать потолок и на маленьком окне стали появляться узоры.

– Так, Александр Николаевич! Сейчас вы ляжете отдыхать, – командует Таня, снимая развешанное над печкой найденное тряпьё, бывшее когда-то одеялами, и укладывая его на топчан. – У вас была тяжёлая операция, вы устали… Давайте, ложитесь!

– А ты?

– Северная женщина должна поддерживать огонь в очаге, – спокойно и жёстко объявляет она. – Ложитесь!

Подхожу к топчану и начинаю стаскивать унты. Это спасибо Кириллу Сергеевичу!

– Только, Александр Николаевич, не ложитесь в одежде! Раздевайтесь полностью, иначе замёрзнете.

– Как полностью? – не понимаю я. – Догола, что ли?

– Можно и догола, – спокойно уточняет Таня. – Главное, чтобы не в одежде! Я потом приду к вам и буду собой греть. Вместе нам тепло будет.

Я слегка вздрагиваю от предчувствия. Но топчан один, а я действительно устал. Таня говорит эти слова спокойно и уверенно, я бы даже сказал, с чувством некоторого превосходства. Стаскиваю с себя одежду. Остаюсь в одних трусах и ныряю под нагревшиеся одеяла. Тёпленько… Не то чтобы очень, но действительно теплее, чем в моих шмотках.

– Одежду заберите под одеяло. Выстудится… – следует очередное указание.

Послушно исполняю… От усталости и хоть какого-то тепла глаза начинают слипаться…

…Открываю глаза. Просыпаюсь постепенно.

В тусклом свете керосиновой лампы с сильно прикрученным фитилём и отблесках огня из щелей в печной дверце первое, что я вижу, – это голову Тани рядом со своей. Лица не вижу, но чувствую её дыхание и… её тело… Я чувствую её груди, живот, ноги… Совсем голая… Крепко прижавшись ко мне, она тихонько дышит, и я не могу понять, спит она или нет… Делать нечего – тоже обнимаю её и прижимаю к себе.

– Вам тепло? – сразу же шёпотом звучит вопрос.

– Очень… – признаюсь я.

– И мне… Ну спите дальше…

– Сейчас в печку подброшу, – бормочу я, желая выйти из создавшегося положения.

– Не надо. Там много угля… Я уже уголь положила. Не уходите… от меня… Мне будет холодно… – шепчет она, и я опять чувствую её дыхание на своём лице.

– Ладно… Не уйду… Спи…

– Поцелуйте меня, – шелестят её губы. – Если… не стесняетесь…

– Стесняюсь, – буркаю я, не зная, что делать в такой щекотливой ситуации.

– А вот Сашка, шофёр с «Антилопы», не стеснялся… – шепчет она. – Он на второй день меня… завалил…

От такого признания у меня перехватывает дух. И здесь всё то же!

– Поцелуйте…

Найти её губы совсем нетрудно… Таня глубоко вздыхает.

– Вы так ласково… А вообще мужики грубые…

Понятно… У неё есть опыт.

– Спи, Танюшка… – шепчу я и ещё раз её целую.

– Я хочу вас… согреть… – так же шёпотом отвечает она, опрокидывается на спину и… тянет меня на себя!

Я давно не имел секса. Я нормальный, здоровый мужик, а тут… В общем, тут всё, как с Дашей на даче… Ну да бог с ней, с Дашей! Я же начал здесь новую жизнь. Отпускаю тормоза!..

От этой полярной девчонки я не ожидал такой страсти! Едва успел всё правильно закончить, то есть чтобы не было последствий. Лежу на Тане и слушаю наши с ней сердца. Её губы захватывают мои…

– Я не знала, что так можно… – шепчет она и снова меня целует.

– Как так?

– Так ласково… – и вдруг вопрос: – У вас в Питере жена есть?

– Нет… Но есть маленький сын, – честно признаюсь я.

Молчим. И снова её губы…

– Танюшка, давай я печку посмотрю, а потом будем спать.

– Нет… Это у нас обязанность женщины, – и, ничего на себя не надевая, встаёт.

В имеющемся тусклом свете я с удовольствием рассматриваю её фигурку. Это хорошо, что она её взяла от европейской составляющей…

– Ну вот… – и Таня лезет ко мне под наш ворох тряпья, которое было когда-то одеялами.

Обнимаю её и прижимаю к себе.

– Спи, Танюшка… – целую. То, что произошло, теперь нас связывает.

Опять просыпаюсь. Ветер завывает по-прежнему. Тани рядом нет. Она чем-то занята у печки. Собираюсь встать.

– Лежите, Александр Николаевич! Я сейчас вам каши принесу, – подхватывается она, видя, что я сел на топчане.

– Ладно! Не могу же я всё время лежать и спать!

Одеваясь, оцениваю мудрость предложения забрать одежду под одеяло. Несмотря на то что печка уже топится часов десять, в помещении, в котором мы находимся, хоть и образовался плюс, но очень небольшой. Одеваюсь и обращаю внимание, каким взглядом на меня смотрит Таня. Всё-таки мужскому самолюбию восхищённый женский взгляд льстит.

Едим варёный с солью рис. Съедобно.

– Таня, ты давай сейчас ложись и поспи, а я буду дежурить. Если нас будут искать, то будут ездить по той дороге, где нас высадили. Поэтому надо сидеть и слушать.

Обращаю внимание на слегка грустный её взгляд.

– Ты чего?

– Александр Николаевич, разве можно что-то услышать в таком вое? Такая пурга будет ещё сутки или двое. Потом стихнет. Ложитесь лучше и вы.

– Ты хочешь, чтобы я лёг рядом? – спрашиваю я, подходя к ней вплотную и глядя прямо в глаза.

– Угу, – кивает она. – Всё равно никого пока не будет…

И молча начинает раздеваться. Подбрасываю угля в печку и следую её примеру. Лежим, тесно прижавшись друг к другу. Не выдерживаю и целую её губы…

– Согрейте… меня, – шепчет она и, снова опрокидываясь на спину, тянет меня на себя…

Просыпаюсь… Мы лежим, так же прижавшись друг к другу. Маленькое тело Тани вжимается в меня, чем-то напоминая – Ваньку. Смешно сравнивать… Неужели она меня… любит? Да вряд ли! Только сейчас понимаю, что ветер стих. Это значит, нас должны начать искать!

– Танюшка, просыпайся! Пурга кончилась, – бужу я её.

Рука притягивает мою голову к себе, и Таня долго меня целует.

– Всё кончается… – шепчет она. – Жалко…

– Танюшка моя… – опять нахожу губы.

Встаём, не стыдясь наготы. Я прижимаю Таню к себе, и мы стоим…

– Ладно… Голыми холодно, – шепчу я ей на ухо, и мы начинаем одеваться.

Ещё даже не полностью одевшись, отчётливо слышу шум машины. Молодцы. Быстро они собрались! Набрасываю ватник и бегу к двери, выхватив из печки головешку для сигнализации.

* * *

В больницу приезжаем на Сашкиной «Антилопе» в девять вечера.

Ого! И Кирилл Сергеевич, и Николай Фёдорович, и Виктор, отец Тани, нас ждут.

– Ребята! – Кирилл Сергеевич бросается к нам. – Слава богу! Как мы тут волновались!

Он обнимает Таню, меня… Честно говоря, мне очень совестно, что из-за нас было столько волнений.

– Кирилл Сергеевич, со мной была Таня, а она специалист по выживанию в полярных условиях, – я улыбаюсь.

– Знаешь, я согласен, – старый доктор поворачивается ко мне. – Ты удивишься, но единственным спокойным человеком среди нас был вот… Виктор. Он сразу сказал, что дочка у него нигде не пропадёт.

– Это точно! – соглашаюсь я. – Если бы не Таня – всё! Кранты!

– Да ладно! – Таня смущается, но видно, что похвала ей приятна. – Папа, я сейчас сумки разложу, и пойдем.

Виктор молча кивает и садится.

– Ладно, а что с Николаем Николаевичем? Как он? Там вообще как всё совместилось? – наверное, достаточно нервно интересуюсь я, поскольку этот вопрос меня волновал с самого выезда со станции.

– Смотрите, Кирилл Сергеевич, как он волнуется! – поддразнивает замглавврача. – Не волнуйся. Идём, посмотришь снимок.

Заходим к нему в кабинет.

– На!

Смотрю. Сам удивляюсь. Всё совмещено точно. Уф-ф…

– И с точки зрения хирургии всё отлично! Молодец, ученик! – Николай Фёдорович хлопает меня по плечу. – Скоро доверю аппендициты резать!

– Только не это!

– Будешь, будешь! Не сопротивляйся.

– В какой он палате?

– В девятой.

В девятой палате Николай Николаевич мирно почитывает газетку.

– Здравствуйте! – приветствую я его.

– Александр Николаевич! Ну слава богу! А я-то винил себя, что так получилось.

– Всё в порядке! Не волнуйтесь. Как нога?

– Спасибо вам… Вы знаете, все сказали, что всё точно совмещено. Как вы это – и без снимка?

– Просто я очень старался не ошибиться. Ну ладно, Николай Николаевич, пойду разбирать наши сумки. Спокойной ночи…

В моём кабинете Таня уже разбирает содержимое наших сумок. Когда я вхожу, она оборачивается и грустно смотрит на меня. Подхожу и беру её за плечи.

– Ну что случилось?

Она как-то съёживается, прижимается щекой к моему плечу и так и стоит.

– Ну что случилось? – повторяю я вопрос.

– Там… я была счастлива… – она поднимает голову и отвечает мне шёпотом. – Вы там были только мой…

– Я и здесь буду твоим, – тоже шёпотом отвечаю я.

В ответ она отрицательно качает головой.

– Почему? – вырывается у меня.

– Вы не можете быть моим…

– Почему?

– Не можете… – она вздыхает и вжимается в моё плечо.

Домой с Кириллом Сергеевичем добираемся пешком. Таня с Виктором ушли раньше нас. Наконец заходим в тёплую квартиру. Усталость сразу начинает валить меня в сон.

– Саша, тебе надо помыться под горячим душем, выпить и сразу спать, – мягко говорит Кирилл Сергеевич. – А насчёт твоей работы… я другого от тебя и не ждал. Ты обязан был так сделать! Я имею в виду сломанную ногу. Понял? Обязан! А то, что тебе Николай дифирамбы пел, – это потому, что он тебя ещё не знает. А я тебя знаю. Если бы ты сделал хуже – это был бы твой позор. Ну и мой тоже, как твоего учителя.

Действительно, после похвал от Николая Фёдоровича я даже взлетел, а тут меня приземлили. То, что я сделал, по моим возможностям, оказывается, совсем рядовая работа, а отнюдь не выдающееся достижение. И это правильно! Раньше без снимков обходились…

– Спасибо, Кирилл Сергеевич! Спасибо за очередной урок, – я подхожу к нему, обнимаю и признаюсь: – Честно говоря, я было взлетел… А вы меня вернули на грешную землю. Спасибо.

– Я понял, что ты взлетел, Сашенька. Потому это тебе и сказал. Ты же сам понимаешь, что чем больше тебе даёт Бог, тем больше твои пациенты вправе от тебя потребовать.

– Согласен… Вы меня простите за ваши волнения, Кирилл Сергеевич!

– А чего прощать? – спокойно возражает он. – Это тоже рядовая, штатная ситуация. И то, что ты вышел из машины, было совершенно правильным решением врача во благо пациента. Так что тоже нос не надо задирать, – он ласково улыбается. – Теперь давай в душ, водки и спать! Не хватало, чтобы ты сам у меня заболел.

После всего произошедшего с нами в брошенной избе я стал с Таней немного другим. Хочется быть помягче, поласковее с ней. Всё это так напоминает мне наши первые дни с Ванькой!

Ванька… Что-то не звонит он, да и я весь в делах и тоже не звоню. Как там Серёжка, Даша? Всё ли у них хорошо?

– Александр Николаевич, повязки сняли, пойдёте смотреть? – сестра из процедурного выводит меня из состояния задумчивости.

– Да! Конечно!

Надо работать! У меня же здесь новая жизнь началась…

Курю в форточку. Раз новая жизнь, то, может, жениться на Тане? Всё верно! Сделать ей предложение и жениться! Будет у меня своя семья, дети…

– Александр Николаевич, – Таня трогает меня за руку, – пора приём начинать. Там уже пришли…

– Да-да… Иду…

Сегодня пациентов было всего двое. Сидим с Таней в кабинете и пьём кофе. Она так ласково на меня поглядывает, угощая своими пирожками!

– Знаешь, Танюшка, – тихо говорю я, – в той избе мне было с тобой так хорошо… Может, мне ни с одной женщиной так ещё не было…

– Знаю… Только и вы там были совсем другим.

– Каким?

– Ласковым… Добрым очень… – и вдруг улыбается. – Даже послушным!

– Я бы ещё раз туда вернулся… – бормочу я, сосредоточенно глядя в сторону.

Очередной раз ловлю себя на мысли, что мне очень хочется тепла и уюта, такого… Да-да! Такого, какой был у нас с Ванькой в нашей маленькой квартирке на одиннадцатом этаже. Этим уютом и этой лаской там была пропитана атмосфера. Я не могу без этого! Я тоскую по этому состоянию! И если это невозможно теперь там, то я хочу, чтобы это было здесь!

– Александр Николаевич! Александр Николаевич! – видно, уже не в первый раз окликает меня Таня.

– Да, Танюшка…

– Вы почти пятнадцать минут не отвечали, молчали и смотрели в одну точку…

– Извини меня, пожалуйста. Давай собираться домой…

* * *

– Александр Николаевич, а что вы завтра собираетесь делать?

Вопрос Тани застаёт меня врасплох.

Сегодня пятница, и мы уже закончили вечерний приём. Был только один пациент, и то с мнимой болезнью. Пришлось его долго разубеждать в надуманных опасениях. Таня уже навела порядок в кабинете после прошедшей недели, так у нас теперь заведено ею же самой, и собирается одеваться. Задав свой вопрос, она почему-то напряжённо смотрит на меня.

– Да я не знаю… – мямлю я, потому что уже догадался, что она хочет предложить.

Вот чёрт бы побрал мой дар!

– Давайте завтра сходим… в тот дом? – тихонько предлагает Таня, подходит ко мне и заглядывает мне в глаза.

Какое-то время мы смотрим друг на друга, а потом я, взяв её за плечи, притягиваю к себе и… наши губы встречаются.

– Давай… сходим… – шёпотом проговариваю я, не отпуская её.

К своему стыду, в этот момент я думаю о том, что Кирилл Сергеевич в субботу уходит на сутки (он для себя исключения не делает) и я смогу избежать возможных вопросов.

Бушевавшая четыре дня назад пурга принесла Булуну чистое полярное небо с яркими звёздами и достаточно глубокий снег. Хороший здесь мороз. Сухой. Дышится легко. Не то что у нас, в сыром Питере. По знакомой дороге, ведущей к метеостанции, мы идём уже полчаса. Не потому, что это далеко, – просто снег глубокий… По крайней мере, мне идти тяжело с непривычки. Слава богу, наше приключение не стало чьим-либо достоянием, полярная ночь всё-таки в такой ситуации нам на руку.

Дом ещё сохранил остатки того тепла. Хорошо здесь, на севере, строят частные дома! Не дома – термосы!

Таня сразу начинает заниматься печкой. Меня она к ней опять не подпустила. Я же с керосиновой лампой слоняюсь по пустому жилищу. При этом ловлю себя на мысли о том, что прикидываю, как можно было бы здесь расположиться и жить. Одно плохо – от центра посёлка далековато, трудно будет до работы добираться.

Таня очень тихо подходит сзади и берёт меня за руку.

– Пойдёмте к печке. Там уже теплее стало.

Возвращаемся в кухню. От чугунной поверхности, под которой смачно потрескивает горящий уголь, уже тянет теплом. Над ней на веревке развешаны два бывших одеяла, которые укрывали нас тогда. Боже мой! Хоть пока и не совсем тепло, но как всё-таки здесь пахнет домом! Не могу сказать, что в квартире Кирилла Сергеевича я не чувствую себя дома. Там тоже достаточно уютно (один Антошка сколько уюта создаёт!), но всё равно – это другое! Здесь мы с Таней вдвоём…

Смотрю на огонь в щелях печной дверцы… Как это всё мне напоминает Дашину дачу! Но это в прошлом… Пусть они будут счастливы! Таня стоит рядом. Протянув руку, тяну её к себе, усаживаю на колени, прижимаю и укладываю голову на плечо.

А ведь так же у меня на плече лежала Ванькина голова… Ох-х… Ну не отпускают меня эти воспоминания! Против своего желания я постоянно возвращаюсь мыслями в ту свою жизнь.

– Александр Николаевич, вам тут хорошо?

Согласно киваю, хотя мыслями…

– Мне тоже… – шепчет Таня мне в ухо, и поэтому я крепче прижимаю её к себе.

Так, обнявшись, мы сидим долго, пока она не встаёт с моих коленей, не начинает снимать прогревшиеся остатки одеял и укладывать их на топчан. Едва уложив одеяла, Таня начинает раздеваться. Она спокойно снимает вещь за вещью, не глядя на меня. Она знает, что делает! Так, наверное, раздеваются в своей спальне замужние женщины после десяти лет семейной жизни. Как зачарованный, смотрю на её плавные неспешные движения. Процесс настолько целомудренный, что это даже отдалённо не напоминает мне стриптиз.

Обнажившись полностью, Таня залезает под одеяла и только тут смотрит на меня. Понимаю – настала моя очередь. Тоже вылезаю из своих шмоток. Правда, делаю это несколько поспешно, поскольку всё-таки холодно. Наконец лезу к Тане под одеяло. Вот оно, её тело… Я его чувствую кожей и прижимаю к себе. Танины руки и губы скользят по лицу… Отвечаю…

– Согрейте меня… – шелестят её губы.

Стук наших сердец и учащённое дыхание… Всё…

– Люблю… – шепчет Таня, проводя ладонью по моей щеке.

Это звучит для меня совершенно неожиданно.

– Танюшка, давай поженимся, – тихо говорю я.

– Я не могу…

– Почему? – удивляюсь я.

– Я грешная… А вы – шаман…

– Почему ты говоришь, что грешная?

– Из-за Сашки… И других… – тихонько произносит она.

– Да при чём тут твой Сашка? При чём другие?

– При том… И Сашка совсем не мой…

Некоторое время молчим.

– Я знаю, что про меня болтают, – торопливо говорит она. – Только это всё было! Я сперва работала у них на станции…

Почему-то я продолжаю молчать, хотя понимаю, что сейчас начнётся исповедь, но она мне совсем не интересна. Таня это понимает по-своему.

– Когда я там стала работать, Сашка ко мне сразу пристал…

– Танюш… Не надо про это, – начинаю протестовать я.

– Нет, надо! Я хочу, чтобы вы всё знали, – тихо, но твёрдо произносит она. – Я была сразу после школы… В школе у меня тоже был парень… И у нас всё с ним было… А тут, на станции, взрослый мужчина… Он так меня уговаривал. И я… согласилась. Мне ещё в школе понравилось… А он стал почти каждый день… приходить. Потом… я ушла оттуда… Был ещё Гриша из порта… Потом его друг…

Слушаю эту бесхитростную историю и думаю о том, что и здесь, на Крайнем Севере, почти всё то же, как и у нас, в «цивилизованном» Питере.

– Видите как… – Таня замолкает. Она, очевидно, ждёт моей реакции на исповедь.

Прижимаю Таню к себе и ласково целую.

– Танюшка! Какое это имеет значение? Маленькая моя мышка… – шепчу я ей на ухо.

– А вы всё-таки… шаман, – бормочет она. – Я это сразу поняла, когда вы к нам пришли…

– Ну и что? Какая разница, шаман я или нет?

– Не-ет… Шамана все должны слушаться, – очень убёжденно говорит Таня.

– А если даже я и шаман?

– Когда я вас первый раз увидела, я будто услышала, что вы приказали мне быть вашей… Только вашей…

Совсем она мне мозги задурила! Видимо, в голове у этой девочки какая-то смесь понятий нынешнего времени и взглядов её северных пращуров по линии матери. Виктор-то – мужик вполне европейского обличья.

– Таня, а где твоя мама? – осторожно спрашиваю я.

– Мамы давно уже нет, – спокойно отвечает она таким тоном, что я понимаю бессмысленность дальнейших расспросов.

– Почему ты говоришь, что я тебе приказал быть моей? – не могу успокоиться я.

– Не знаю… Только я так услышала.

– А ты говорила, что в этом доме я становлюсь послушным?

– А в этом доме вы не шаман. Вы обычный… Добрый… – и она прижимается ко мне. – Здесь мне с вами… спокойно.

– А там? – хотя я не до конца понимаю сам, что имел в виду под словом «там».

– Не знаю… Вы сильный. Наверное, сильнее всех. Я вас немножко боюсь…

– Ничего себе! Боишься! А как ты меня одного на станцию не пустила? – я улыбаюсь.

– Так было надо… Ведь медсестра должна делить со своим доктором все трудности. Даже если он шаман… – она тихонько посмеивается.

– Танюшка… Ну давай поженимся! – повторяю я. – Ты же говоришь, что меня любишь! А раз я – шаман, то я приказываю тебе стать моей женой.

Последнее я говорю с улыбкой. Таня замолкает и только снова вжимается в меня лицом. Я тоже молчу, не желая торопить её с ответом.

– Очень люблю… – и она начинает говорить снова. – Только… вам нельзя жениться на мне…

– Танюша! А почему ты не хочешь быть моей женой? – не удерживаюсь я от вопроса.

– Вам нельзя быть моим мужем… – упёрто отвечает она всё то же.

– Но почему?

– Вы любите другую женщину. Вы языком приказываете мне быть женой, а сердцем…

– Откуда ты знаешь? – машинально брякаю я, тем самым признавая справедливость её слов.

– Чувствую…

Опять молчим.

– Танюша! Ты сказала правду. Я действительно люблю другую женщину. Мать моего сына Серёжи. Зачем тогда я тебе нужен, вот такой, какой я есть?

– Нужны… Очень… Я вас люблю… такого. Мама, когда уходила, она всё мне сказала.

– А что она сказала? – зачем-то интересуюсь я.

– Она сказала, что у меня будет мальчик от шамана. Ещё сказала, что у меня не будет мужа.

– Это давно было?

– Меньше десяти лет назад. Она, когда готовилась уйти, позвала меня и сказала, что приедет великий шаман, что я его полюблю и что у меня будет от него маленький… А шаман уедет туда, откуда приехал. Мама тоже многое умела, как и дед. Люди ходили к ней, только она не любила этим заниматься. Болела после всегда…

Молчу, поражённый её словами. Значит, тут не всё так просто! Стоп! Ведь я пока не собираюсь отсюда уезжать!

– Танюша, но ведь я хочу здесь жить!

– Нет… Вы уедете. Вы сами проверьте! Вы же можете, но только почему-то не хотите…

Чёрт возьми! У меня несколько раз получалось заглядывать в будущее, но я боюсь это делать! Неужели она права?

– Ой, Танюшка… Ты меня совсем запутала…

Не знаю, что с печкой, но нам с Танюшкой тепло друг от друга и… так хорошо!

– Я хочу… вас согреть, – опять шелестят её губы, и она снова тянет меня на себя. – Я буду здесь… вашей женой… как бы…

Воскресенье, вечер. Только что вернулся со срочного вызова. Не Кириллу же Сергеевичу идти после суток! Подустал немного…

Думая всё о том же, о чём думал на обратном пути из нашего с Таней дома, сижу на диване и пытаюсь читать очередной учебник. Антошка лежит рядом, привалившись к бедру. Уже начало декабря, а в конце января мне лететь в Питер на сессию. Но то ли потому, что такие мысли мне очень мешают, то ли потому, что уже очень поздно и я очень устал сегодня, но наука впрок не идёт.

Звонок телефона.

Я стараюсь не подходить, если Кирилл Сергеевич не попросит.

– Саша, возьми трубку! Я тут курю на кухне, – кричит он.

Встаю, подхожу к тумбочке и беру трубку.

– Слушаю…

– Сашка! Здравствуй, Сашка!

– Ванюха! – радостно восклицаю я. – Ну как вы там все?

Этот вопрос у меня дежурный.

– У нас всё нормально. Даже очень хорошо! Серёжка уже сам по десять шагов может сделать, а держась за палец совсем хорошо идёт. Дашу я нагрузил твоей бухгалтерией. Она же, когда на экономическом училась, ещё бухгалтерила! Сам я старюсь не пропускать занятий в университете. Правда, иногда приходится. То к Даше надо съездить, то с Юрой позаниматься… Ну и всё – прочее…

– Вот про прочее давай поподробнее, – ядовито требую я.

– Нет, Саш… Давай лучше о тебе. Мы с Дашей всё выяснили. Она любит тебя. Да, Саша, она любит тебя! Она и ребёнка хотела от тебя, потому что любит! Она – прекрасный человек, а ты этого не понял. Ты же не понял, что она, обидевшись, кусала тебя специально. И говорила поперёк тоже специально. А ты не понял! И наврал мне, когда сказал, что ты её не любишь. Я это уже тогда понял. Ты нужен ей! Не я! Ей нужен ты! А тебе нужна она. Я это точно знаю.

Во мне просыпается мальчик-наоборот.

– Знаешь, а я тут вообще-то жениться собрался, – говорю я, имитируя зевоту.

Повисает пауза.

– Знаешь, братец, – каким-то шипящим голосом говорит Ванька, – я вот ближайшим бортом с теми летунами прилечу и набью тебе морду! Жениться он собрался! А у меня ты спросил? Я всё-таки – твой брат! Я не позволю тебе Серёжку сделать безотцовщиной! Понял?

Вижу, что Ванька расходился не на шутку.

– Ладно, Ванюха, я пошутил… – даю задний ход.

– Дурак ты, братец, и шутки у тебя дурацкие! Хотя, впрочем, я почти и не поверил. Серьёзно, Сашка, она любит только тебя. Я за это отвечаю. Она сама мне это сказала. Ты должен вернуться. Ты ей это должен!

– А ты как же? – задаю я неуместный вопрос.

– Сашка… – в Ванькином голосе звучит укоризна. – У меня же есть хороший учитель – ты! Ты меня научил не бояться обломов в жизни. Я проживу! Я пока обязательно закончу университет. Потом что-то прояснится. Сашенька, родной ты мой, возвращайся…

– Ладно… – устало и неожиданно хрипло говорю я. – В январе увидимся и поговорим.

– Странный у тебя тон, Сашка! Ты, наверное, очень устал сегодня?

– Есть немного… Только что с вызова пришёл. Ванюха, ты не представляешь, как я рад тебя слышать. Я тут часто тебя вспоминаю… Нашу жизнь вспоминаю… Ладно. В январе поговорим.

– Сашка, ты отдыхай… Я тоже о тебе очень часто вспоминаю. Мне тебя всё равно не хватает. Давай, ложись спать! Счастливо!

– Счастливо, Ванюха! Обнимаю и целую тебя в ухо…

Беру сигарету и иду на кухню к Кириллу Сергеевичу.

– Ванька сказал, что Даша меня любит… – признаюсь я в ответ на его вопросительный взгляд. – Она, якобы, сама ему это сказала…

– Вот видишь!

– Пока ничего не вижу. У меня в голове всё плывет от этих новостей. Кирилл Сергеевич, дорогой! Я уже настроился на другую жизнь!

– А ты задай себе вопрос – имел ли ты на это право? – строго вопрошает он. – Только сделай это завтра. А сейчас иди-ка ты спать. Вид у тебя опять совсем измождённый.

Послушно иду стелить постель. Насчёт моего вида всё точно. Сам заметил. Пора вспомнить про солнечный пляж и текущую сверху энергию.

* * *

Да… За меня взялись. Я теперь практически на каждой операции ассистирую Николаю Фёдоровичу. Иногда он приказывает мне что-то сделать самому, а сам стоит рядом и наблюдает. Начинаю входить во вкус.

Таня тихой маленькой мышкой суетится около меня на вечерних приёмах. Пожалуй, в чём-то Кирилл Сергеевич прав, неделю назад экипаж Ил-76, таскающий меня сюда и отсюда, привозил ещё одного пациента. Какой-то родственник Серёги, второго пилота. Пришлось потрудиться… Серёга на меня даже, кажется, обиделся, потому что я, как всегда, не взял у него денег. Я отшутился, сказав, что налетал с ними на большую сумму.

…Вертолёт прилетел ещё час назад, а мне об этом сообщили только что. Конечно, на это была веская причина, поскольку я десять минут как вышел из операционной, где получал очередной урок у Николая Фёдоровича.

– Александр Николаевич, я уже всё собрала! – докладывает Таня, а сама аж светится!

– Ты чего такая праздничная? – спрашиваю я.

– Ну мы же с вами летим!

– Я, положим, лечу, а ты?

– Я тоже! Я уже с Кириллом Сергеевичем договорилась! – и она немножко показывает мне язык.

– Понятно… Опять обошли со всех сторон, – ворчу я.

– Ну Александр Николаевич… Почему вы всегда против того, чтоб я с вами ездила на дальние вызовы?

– Потому что там может случиться всякое…

– У нас с вами всякое уже было… – тихонько, как ни в чём ни бывало, говорит она и невинно улыбается.

– Ладно, давай одевайся, а я к Кириллу Сергеевичу зайду.

– Кирилл Сергеевич, – с порога его кабинета сразу обращаюсь я. – Таня уже, как я смотрю, с вами всё решила!

– Решила, Сашенька, решила! – он усмехается. – Тебе хоть сказали, что там тебя ждёт?

– Нет… Но на всякий случай мы взяли по полной программе.

– Там, судя по тому, что мне рассказали, гнойный абсцесс. Больной категорически отказывается ехать в больницу. Олени, видите ли, у него! Николая я не посылаю, он здесь нужен. Операция завтра. А у тебя такие опыты уже были. Ты сможешь.

– Тогда зачем мне там Таня? – не понимаю я.

– А общаться с якутами ты как собираешься? На пальцах? А Таня язык знает.

– Понятно, – понуро соглашаюсь я. – А кто будет ассистировать Николаю Фёдоровичу?

– Петю поставлю. Пусть тоже учится.

– Думаете, научится? – скептически спрашиваю я. – Мне кажется, ему специальность неинтересна.

– Не будь к Пете слишком строгим, – укоризненно замечает Кирилл Сергеевич. – Он ещё молод. Да и надежда умирает последней!

– Ничего себе – молод! Он всего на три года моложе меня! – не выдерживаю я.

– Саша! Успокойся. Сделаем из него специалиста. Сделаем!

«Дон Кихот», – вспоминаю я слова Юрия Степановича.

Старый Ми-8 дрожит мелкой дрожью, но вперёд продвигается. Надо сказать, после операции я ещё не совсем пришёл в себя и очень хочется спать.

– Александр Николаевич, вы хоть немножко поспите, – уговаривает Таня, которая прекрасно видит, как у меня периодически падают веки.

А меня и уговаривать особо не надо…

И вот Таня аккуратно трясёт меня, пытаясь разбудить. Открываю глаза. Моя голова на её плече. Хорошо я заснул…

Из относительного тепла брюха вертолёта вываливаемся в холодную темноту. Нас встречают какие-то люди с фонарями. Сразу обращаю внимание на то, как лихо Таня начинает с ними говорить на непонятном мне языке.

– Александр Николаевич! Пойдёмте! – командует она, для пущей уверенности берёт меня за руку и тянет к какой-то постройке сомнительного вида.

Да-а… Обалденный гнойник, да ещё и в паху…

– Ну что, Танюша, будем оперировать, – говорю я. – Готовь инструмент и анестезию.

– Угу! – весело принимает она указание к исполнению.

Продолжаю осматривать больного. Бедняга… И ведь ходил!

– Александр Николаевич… – видно, что Таня растеряна.

– Что, Танюша?

– Я новокаин… Коробка пустая…

– Ну ты даёшь…

– Простите…

– И что теперь мне делать?

– А вы как тогда…

– Я же языка-то не знаю!

Очевидно, что наше беспокойство передаётся больному и его жене.

– Ладно… – решаю я. – Попробую…

Что-то мне подсказывает, что есть выход, и, кажется, я знаю, какой.

«Господи, помоги!» – машинально про себя говорю я и кладу ладонь на лоб пациента. Я представляю, что он засыпает, и через свою руку внушаю ему желание заснуть. Даже вспоминаю мелодию детской колыбельной. При этом внимательно смотрю за его реакцией… Глаза его закрываются, он глубоко вздыхает… И засыпает! Удача! Благодарю тебя, Господи!

– Можно начинать, – говорю я Тане, поворачиваясь к ней, и вижу вытаращенные глаза.

– Александр Николаевич…

– Работаем! – одёргиваю я её, и мы начинаем.

…Приятно ощущать себя человеком, сделавшим дело. Мой пациент полусидит с раздвинутыми ногами и внимательно смотрит на меня. Пусть смотрит!

Гнойник в паху… Надо сказать, это вполне естественно, поскольку понятия о гигиене тут, на этой стоянке, либо отсутствуют вовсе, либо в зачаточном состоянии. А ведь на дворе уже двадцать первый век!

– Таня, переведи, пожалуйста. Надо лететь в больницу. Рана требует ежедневной обработки.

Она начинает бойко разговаривать с хозяином и его женой.

– Ну что? – интересуюсь я.

– Они говорят, что вы – великий шаман и вас надо слушать. Когда вернётся вертолёт, мужчина готов лететь в больницу.

– Опять шаман! Ладно… Лишь бы полетел…

Скоро сам поверю в то, что я – шаман.

Доставили в больницу этого бедолагу. Дав отчёт Кириллу Сергеевичу, разбираем с Таней сумки в нашем кабинете.

– Александр Николаевич… А вы всех можете так?

– Что могу? – не понимаю я.

– Ну загипнотизировать?

– Не знаю, Танюша. Я стараюсь этим пользоваться только тогда, когда других выходов у меня уже не остаётся. Понимаешь… Это слишком сильное средство, чтобы им пользоваться по пустякам.

При этом вспоминаю Илью Анатольевича. Спасибо ему огромное! Это он сумел научить меня, а главное, убедить в том, что любые способности представляют собой аванс, который надо реализовать с осторожностью и рассчитываться полной мерой. Истина вроде расхожая – чем больше человеку дано, тем больше с него спрашивается, но, как я уже успел увидеть за свою недолгую жизнь, далеко не все этот постулат воспринимают. А потом жалуются, что жизнь наказала! А ведь фактически это наказала даже не жизнь… Короче, Ему наверху видно всё!

– Александр Николаевич, кофе будете? – прерывает мои мысли Таня.

…Мы с Таней лежим под уже родными для нас лохмотьями. Родные они для нас потому, что мы с ней уже несколько раз посещали этот дом и между нашими визитами он не успевает совсем остыть. Я вижу, как Таня даже пытается тут, в кухне, единственном тёплом помещении, какой-то быт наладить.

И вообще от её тепла и ласки я пьянею… Про себя отмечаю, что Таня обладает каким-то особым природным чутьём, и я купаюсь в наслаждении. В данный момент я не помню ни о ком. Есть только любящая меня юная женщина, которая отдаёт мне себя.

* * *

Снова, по уже сложившейся привычке, курю ночью на кухне. И опять в башке полный раздрай. По сути, и я, и Таня ублажаем свою плоть. Только она делает это по большой любви, а я…

В то, что сказал мне Ванька про Дашу, не могу поверить. Ванька – человек восторженный и где-то наивный. Не думаю, что его оценка ситуации является объективной. Но ведь я собираюсь на Тане жениться! Я хочу, чтобы всё было правильно, по-людски. А она мне отказала… Её вполне устраивает такая жизнь. Да и её предрассудки… Правда, она сказала, что будет здесь как бы моей женой. Да и могу ли я жениться только по плотскому влечению? Ну и что мне делать? Кому задать такой вопрос? У кого попросить подсказки?

Ваньке про Таню я говорить боюсь. Убьёт. Даром, что слабее. Убьёт морально. Покаяться Кириллу Сергеевичу? Стыдно! Мне перед ним стыдно за то, чем я занимаюсь с Таней. Да и как он воспримет эту новость? Наверняка близко к своему больному сердцу. Этого допускать нельзя. Что же делать? Сам дурак, конечно!

После вечернего приёма забегаю в спортзал проверить, как там мои теперь уже подопечные.

Парни довольны. Вовсю качаются хотя и на достаточно примитивных, но новых тренажёрах.

– Как дела, мужики?

– Всё – класс, Александр Николаевич!

Странно. Хотя все они практически мои ровесники, тем не менее не могу их заставить называть меня по имени. Называют только по имени-отчеству.

– Сами-то заниматься будете, Александр Николаевич?

– Ну давайте… Часок позанимаюсь.

Всё-таки приятно давать нагрузку на мышцы! Так вот себя физически нагрузишь, и мысли всякие притупляются. Что только со мной завтра будет?

Вернулся домой. После неожиданных нагрузок тело какое-то не очень своё…

– Сашенька! Давай ужинать! – зовёт Кирилл Сергеевич с кухни.

Ну совсем как Ванька!

Звонок телефона.

– Саша, возьми трубку!

Беру.

– Слушаю…

– Здравствуй, Саша…

Перехватывает горло. Это… Даша.

– Здравствуй… Тебе Ванька телефон дал? – зачем-то спрашиваю я, хотя это и так очевидно.

В трубке тихий смех.

– Ты так обалдел от моего звонка, что задаёшь глупые вопросы. Ну конечно! Я его сама об этом попросила.

– Зачем? – вырывается у меня чисто случайно, и я об этом жалею.

Но кары не следует.

– Чтобы услышать твой голос, Саша… – грустно звучит из трубки.

Так же она говорила однажды в Питере.

– Ну как Серёжка? Наверное, уже шустрит? Ванюха мне говорил, что он ходит.

– Да… Он в папу пошёл. Живчик! Ты скажи, как у тебя дела?

– Работы много. И учусь. Книги читаю. Пациентов пользую. На операциях ассистирую. А ты как?

Повисает тишина.

– Жду…

Опять тишина. Она молчит, и я молчу.

– Жду, когда ты вернешься, Саша… – решает пояснить Даша. – Ваня тебе ведь, наверное, всё сказал…

– Сказал. Возвращаться, чтобы нам опять ссориться?

– Милые бранятся – только тешатся, Саша… Ты меня и мой характер уже хорошо узнал. Верно?

– Не знаю, может быть… – бурчу я в трубку.

– Так вот, такая женщина говорит тебе: я тебя люблю. Очень люблю. Несмотря на то, что мне трудно через некоторые вещи перешагнуть.

– Ты имеешь в виду отца?

– И это тоже, но в первую очередь – через себя…

– Понятно…

Мне действительно понятно, что слово «пока» ещё действует.

– А насчёт Вани… Понимаешь, Саша… Я вижу, как вы с ним относитесь друг к другу, с каким теплом и, я бы даже сказала, трепетом. Это достойно восхищения. Мне Ваня тоже стал очень дорог. Дорог как друг, как человек, на которого всегда можно положиться. Вы с ним ведь очень похожи. Не зря вы – братья. Но люблю я только тебя. Если хочешь, то ты – тот принц, которого я ждала всю свою жизнь. Я так спокойно говорю тебе про это, потому что уверена, что ты всё правильно поймёшь. Верно я думаю?

– Верно…

Я понимаю, что с моей стороны должен быть ответный монолог, но от избытка впечатлений и мыслей на него у меня сейчас нет сил.

– Понимаешь… – начинаю я.

– Ничего не говори, пожалуйста, – будто почувствовав мои трудности, прерывает меня Даша. – Давай сегодня ограничимся тем, что уже прозвучало. У вас в Булуне уже поздно, и тебе надо отдыхать. А я буду думать о тебе… Спокойной тебе ночи, Сашенька! Я тебя очень ласково целую…

Она вешает трубку, не дождавшись моего прощания.

Опять стою истуканом.

– Саша, если закончил, иди ужинать! – зовёт Кирилл Сергеевич.

– Иду… – захожу на кухню.

– Ваня звонил?

– Нет, Даша… Она сказала, что любит меня.

– Ладно. Садись, поешь.

Ужинаем молча. Я могу оценить высочайшую деликатность Кирилла Сергеевича, умеющего не задавать вопросов, когда этого не нужно.

Жую и думаю… Значит, Даша в такой же спокойной манере всё сказала и Ваньке. Так же спокойно, грустно и… тепло. Что он в это время чувствовал? Бедный… Только бы он опять не ощутил себя брошенным! Меня-то нет рядом!

Похоже, надо ему позвонить… Ладно. Завтра!

* * *

Ночь. Набираю свой питерский номер телефона.

Время я рассчитал так, что Ванька должен уже быть дома. Кирилл Сергеевич уже давно спит в своей комнате.

После четвёртого гудка раздаётся щелчок снятой трубки.

– Алло! – слышится Ванькин голос.

– Привет, Ванюха…

– Сашка! Здравствуй, мой родной!

В Ванькином голосе столько радости, что так и хочется его обнять. Жаль, руки коротки.

– Ну, как у вас дела?

– У нас всё нормально, даже очень хорошо, – слово в слово произносит он свою дежурную фразу и продолжает: – Даша, правда, иногда грустная и тогда начинает со мной говорить о тебе.

– Знаешь, она мне звонила.

– Я знал, что она будет звонить, поскольку по её просьбе дал твой телефон, вернее, телефон Кирилла Сергеевича. Не поссорились?

– Нет… Она сказала, что любит меня и, не дав мне ответить, сама попрощалась и повесила трубку.

– Ну это же прекрасно! Неужели ты не понял, какой шаг тебе навстречу она сделала? Она же перелезла через саму себя!

– Да, я это понимаю… Только вот про тебя всё время думаю.

– А что про меня думать? Сашка… Я ведь уже совсем взрослый мальчик. Я способен всё понять! Сашка, поверь мне, я не пропаду. Тем более у меня есть ты – даже тогда, когда ты далеко. Только вот твоего плеча мне не хватает…

Последняя Ванькина фраза звучит совсем грустно.

– Знаешь, Ванюха… Я почему-то чувствую себя перед тобой виноватым в этой ситуации.

– Тьфу! Большей чуши ты сказать не мог! Ты мне веришь?

– Верю. И всегда верил.

– Так вот, запомни: ты ни в чём не виноват! Это я тебе говорю. Сам говорю! Сашка, поверь ещё и в то, что я теперь уже сумею определиться в жизни. Я уже не тот мальчик, который был готов свести с ней счёты. И за это я буду тебе благодарен до гроба. Ты, возможно, и сам не понимаешь, что со мной сделал, нагрузив ответственностью. Ты же сам, конечно, знаешь, что такая ноша заставляет по-другому взглянуть на самого себя. И я взглянул! Я, оказывается, многое могу.

– Да, Ванюха… Глас не мальчика, но мужа! Горжусь тобой.

– Ладно, сейчас меня засмущаешь, – смеётся он.

– Чувствую, что и с Ильёй Анатольевичем ты продолжаешь заниматься?

– Точно. Каждую неделю встречаемся.

– И чему ты ещё научился?

– Могу похвастаться – у Даши головную боль снял.

– Да, я чувствую, твоя энергетика сильно возросла.

– Ладно, Сашка… Я ведь понимаю, что для того, чтобы мне позвонить, ты встал среди ночи. Так ведь?

– Ну с арифметикой у тебя всегда было в порядке.

– Так вот, доктор Елизов, давай-ка сегодня закончим, и ты ляжешь досматривать сны.

Мне ужасно нравится, когда Ванька говорит солидно. Даже улыбаюсь.

– Ладно, давай прощаться. Обнимаю тебя, Ванюха. Держись там… Приветы всем, кто меня знает.

– Конечно, передам. Спи давай! Тоже тебя обнимаю и целую, если ещё не противно.

– Сейчас как дам в нюх!

– Руки коротки, – со смехом отвечает Ванька, и в трубке идёт отбой.

Закуриваю…

Как он сказал? Груз ответственности за других изменил его и его жизнь… Я действительно горжусь Ванькой! Не знаю, какова моя доля в его перерождении, но мне очень приятно.

Раздаются шаги. Понятно. Я разбудил Кирилла Сергеевича. Действительно, он входит в своих семейных трусах и майке. За ним идёт недовольный Антошка. На кошачьей морде это читается явно.

– Извините, я вас разбудил, – бормочу я.

– Меня разбудила моя бессонница. Ты в Питер звонил?

– Да… Ваньке. Вот, сижу и обдумываю то, что он сказал.

– А что он сказал?

– Сказал, что та ответственность, которую я на него взвалил, сделала его другим человеком.

– А в этом нет ничего удивительного. Ваня совершил качественный скачок, резко почувствовал себя взрослым. Вспомни, как он полез в трещину спасать. Он тоже почувствовал ответственность за другого человека. Я давно тебе хотел сказать, что своей опекой старшего ты мешаешь Ване реализоваться как мужчине.

– Понимаю… – вздыхаю я.

– Надо не только понимать, но и делать выводы, Саша… Я собирался с тобой поговорить, как я сказал – по-отцовски, но, наблюдая со стороны за тем, как разворачиваются события в твоей личной жизни, понял, что эта самая жизнь сама тебя выводит на правильный путь.

– Вы считаете, что я двинул не в ту сторону?

– Двинул, Сашенька. Двинул! Твоё счастье, что тебе удалось окружить себя хорошими людьми. Они не дают тебе далеко продвинуться по неправильному пути, то есть до точки невозврата. Они остановили тебя и заставили подумать и поглубже покопать ситуацию.

– А тот разговор, который вы хотели со мной провести, должен был касаться этого?

– Да, Саша… Слава богу, он оказался не нужен. Ладно, приму корвалол и постараюсь заснуть. Чёрт возьми! Знаю ведь, что эта мятная водичка ни хрена не помогает, но всё равно принимаю!

Ох-х… Знал бы он, как далеко я двинул не в ту сторону!

* * *

Что-то мне Кирилл Сергеевич сегодня не нравится. Какой-то землистый цвет лица и явная одышка. Причём это я наблюдаю с самого утра. Как хорошо, что я ему не успел рассказать про свои похождения. На работе захожу к нему в кабинет, вижу его скособоченную посадку за столом и понимаю, что дело – дрянь.

– Кирилл Сергеевич! Может, надо прилечь? Давайте я вас послушаю?

– Саша… Ты иди… Не мешай мне работать. Вот лучше посмотри этот снимок. Ничего тебе не напоминает?

– Кирилл Сергеевич! Мне это напоминает, что вы мне зубы заговариваете. Давайте прямо тут, в кабинете, на диване вы полежите. Ну правда…

– Саша… Дорогой мой… Я очень ценю твою заботу. Только если мне суждено помереть, то я помру на бегу. Я так хочу! Понимаешь?

– Я готов уважать ваше желание, но думаю, что сейчас – не тот случай. Давайте… Надо полежать. И я вас послушаю.

– Тебе от этого станет спокойней? – саркастически осведомляется старый доктор. – Не думаю…

– Всё равно. Надо лечь, – упёрто настаиваю я.

– Ладно… Уговорил…

Он тяжело встаёт и делает несколько шагов к дивану. Помогаю ему на него опуститься. Слушая, как бьётся сердце, вспоминаю то, что я слышал у него во время инфаркта. Есть что-то похожее. Плохи дела.

– Ну что? – с улыбкой, но тоном экзаменатора задаёт – вопрос Кирилл Сергеевич.

– Похоже на предынфарктное состояние…

– Скорее всего, ты прав, Саша, – задумчиво говорит он. – Тот инфаркт, видимо, запустил накапливавшийся всей моей жизнью процесс… Ну это я так, анализирую…

– Тогда сначала снимем кардиограмму, а потом начинаем пить лекарства!

– Угу…

– И тут, на работе, вам придётся сделать паузу.

– Во! Видел? – и главврач скручивает мне фигу.

– Больной! Решать буду я, ваш врач! – я шутейно чуть повышаю голос.

– Нет, Сашенька… Без работы я совсем зачахну.

– Ладно, я пока пошёл за кардиографом и организовать вам капельницу, – я ретируюсь.

Захожу к заму главного врача.

– Николай Фёдорович. У Кирилла Сергеевича предынфарктное состояние. Только что его слушал, но и он мне сам это почти подтвердил. Сейчас уложил его в кабинете на диван, – докладываю я.

– Ну-ка, пойдём…

Входим в кабинет Кирилла Сергеевича.

Глаза прикрыты, грудь почти не поднимается.

– Явилась делегация… – ворчит он, открывая глаза. – Ну, где кардиограф, где капельница?

– Будет и кардиограф, будет и капельница, – обещает Николай Фёдорович. – А пока я тоже… хочу ознакомиться.

Он долго прослушивает своего начальника и хмурится.

– Ну дай и мне послушать, – ворчливо произносит Кирилл Сергеевич, забирая трубку.

Сосредоточенно слушает сам себя.

– Ну что, Саша… Подтверждаю твой диагноз. Этого мне только и не хватало… Тащите капельницу. Кардиографа, наверное, не надо. И так всё ясно. Сами знаете, что надо в таких случаях.

* * *

Кирилл Сергеевич настоял, чтобы его положили в палату.

Я его понимаю – всё-таки в родной больнице. Да и дома ему было бы скучно лежать одному, ещё и без присмотра с моей стороны, пока я на работе. Снова я таскаю ему в койку истории болезни и отчитываюсь в своих действиях. Короче – всё, как в прошлый раз. Нет, конечно, состояние у Кирилла Сергеевича сейчас не такое серьёзное, как тогда, но то, что его смогли всё-таки уговорить лечь в постель, – уже хорошо.

Сижу рядом с кроватью Кирилла Сергеевича. Ему в течение недели делали интенсивную терапию. Его самочувствие заметно улучшилось! Он сейчас только что изучал снимок лёгких Василия, штурмана моего знакомого экипажа Ил-76. Васька пришёл ко мне в больницу, чтобы проконсультироваться по своему бронхиту. Я, осматривая его, увидел маленькое тёмное пятно в его правом лёгком. Погнал на рентген. Теперь вот консультируюсь с Кириллом Сергеевичем.

– Саша, я тебя очень прошу, ещё раз осмотри Василия. Есть у меня подозрения… То самое тёмное пятнышко в лёгком, которое ты увидел своим зрением и о котором мне сейчас рассказал… А снимок пока ничего не показывает. Воспаления нет… Сам понимаешь, что это может быть.

– Кирилл Сергеевич, я боюсь… У меня уже был опыт с онкологией. Едва меня с того света вынули.

– Знаю! Юра мне писал, как ты вляпался. Только за одного битого двух небитых дают. Я не предлагаю тебе его лечить. Тебе по ощущениям надо чётко понять – это то или не то. Биопсию мы здесь сделать не можем. Поэтому вся надежда на тебя. Если это действительно онкология, то надо уговаривать его срочно в Питере обратиться в онкодиспансер. Здесь мы ему помочь не сможем. Даже Николай вряд ли возьмётся оперировать такой рак.

Видно, что Кирилла Сергеевича не на шутку беспокоит судьба Василия. А сам Васька после рентгена, пока я консультируюсь, покорно дожидается меня на первом этаже.

В моём кабинете ещё раз внимательно смотрю на Ваську. Действительно, пятнышко есть… Я вижу его! Начинаю водить руками и прислушиваюсь к своим ощущениям. Не очень сильно, но уже втягивает. Дело – дрянь…

– Вась… Сядь-ка, и давай поговорим.

– Слушай, Сашка, ты меня уже задолбал! Я ведь не за этим к тебе пришёл, – ворчит он и не садится.

– Ты садись, садись… – я его всё-таки усаживаю.

– Ну, чего ты там накопал? – с ухмылкой спрашивает Васька. – Жить-то буду?

– А вот об этом я и хочу с тобой поговорить. Дело-то не очень хорошее… Извини, но я совершенно уверен, что у тебя… онкология.

У Васьки обалдевший вид.

– Ты что… Шутишь, что ли?

Отрицательно качаю головой.

– Пока первая степень скорее всего, но думаю, что следующей ждать не стоит.

– Сашка… Ты что?

– Вась… Дело серьёзное. Как прилетишь в Питер – сразу в онкодиспансер! Бегом!

Васька смотрит на меня, не отрываясь. Неужели он не поверил?

– Вась… Если у тебя есть сомнения, то я готов тебе дать официальный документ. Нужен?

Молча кивает головой. Что-то всё равно меня тревожит… Как отнесутся к нашему заключению в питерском онкодиспансере? Может, позвонить Юрию Степановичу? Неудобно как-то…

Провожаю на аэродроме «свой» Ил-76.

– Саша! Привет! Про Ваську – правда?

– Правда, Коля! Ты, как его командир, проконтролируй… А то потом будет поздно. Если в онкодиспансере не станут заниматься – там ведь, пока третьей степени нет, не почешутся, то я Ваське дал телефон одного завотделением в больнице Медицинской академии и сам уже ему позвонил, что к нему придёт человек от меня. Ну, чтоб помог! Короче, парня надо спасать!

– Понял. Спасибо тебе…

Обнимаемся.

Мы с Кириллом Сергеевичем сидим вечером в его кабинете. Надо сказать, наш главный выглядит уже совсем неплохо. Скоро Новый год, и мне очень хочется, чтобы мы его встретили вместе дома, а не в больнице.

Звонит телефон, и Кирилл Сергеевич берёт трубку.

– Сергей? Здравствуй, дорогой! Ничего… Уже гораздо лучше. Это Саше спасибо, загнал меня на койку вовремя, а то ты же знаешь, как я люблю лечиться… Он здесь. Рядом. Сидим тут, обсуждаем всякое… Даю…

Когда он мне протягивает трубку, я наконец понимаю, что звонит сам ректор академии.

– Здравствуйте, Сергей Петрович!

– Здравствуйте, Саша! Сразу скажу: мы тут все находимся в состоянии шока. Ваш диагноз подтвердился. Вы правильно сделали, что дали телефон Юры. В районной онкологии вашего пациента, беднягу, конечно же, послали. Мы здесь провели полное обследование и сейчас готовим вашего протеже к операции, ну и к последующим процедурам.

– Спасибо, Сергей Петрович! Я очень рад, что удалось схватить всё в самом начале.

– Конечно! И это ваша заслуга, уважаемый доктор Елизов! – по всей видимости, на том конце провода ректор улыбается. Дело в том, что на заключении нашей больницы я подписался сам, своей фамилией.

– Сергей Петрович, смотрите – захвалите, – я, в свою очередь, тоже улыбаюсь. Чего греха таить, мне приятно!

– Ладно… Вовремя похвалить – в любом случае дело правильное. Вы сами-то как? Готовитесь к сессии?

– Обязательно! Штудирую вовсю! Кирилл Сергеевич контролирует и наставляет.

– В общем, ждём вас на сессию! Когда приедете, я хочу с вами встретиться. Договорились?

– Непременно! До свидания.

– До свидания, Саша. Успехов вам!

Кладу трубку и смотрю на наставника.

– Я понял, что ты поставил правильный диагноз.

– Угу… Только лучше бы я ошибся…

– Ну это уже из области эмоций, Сашенька. Главное, что успели вовремя, – он какое-то время молчит и только смотрит внимательно на меня. Наконец прерывает затянувшуюся паузу: – Что, и этого тебе мало?

– В смысле? – не понимаю я.

– В смысле твоего нахождения здесь. Пойми, упёртый ты человек, твоё место там! Там, где люди с проблемами здоровья смогут тебя свободно найти. А не так, как с тем мальчиком, ну и с другими случаями, которые уже были.

– А может, я собираюсь здесь открыть свою клинику? – провоцирую я. – И будут приезжать ко мне пациенты со всей страны, да столько их будет, что придётся вводить новые пассажирские рейсы из Москвы и Питера до Булуна. Потом, глядишь, и железную дорогу проложат! Построим корпуса для приёма, гостиницу! Развлекательный центр для сопровождающих, чтобы не скучали, пока идут процедуры. И будет здесь у нас Нью-Булун, ну по аналогии с Нью-Васюками. Как вам перспектива? А?

– Всегда ценил твой юмор, Сашенька. Только я совершенно серьёзно тебе советую всё-таки вернуться в Питер, хотя бы… со временем.

– Кирилл Сергеевич, дорогой вы мой! Давайте пока оставим эту тему. Ну пожалуйста…

* * *

Скоро Новый год… Где-то через неделю. Встречать его мы будем вместе с Кириллом Сергеевичем дома. Дежурить сутки на этот день выпало Петьке. Тот, конечно, посокрушался, но график у нас – штука незыблемая. Кирилл Сергеевич потихоньку прибрал уже бразды правления, хотя официально ещё на больничном. Выглядит достаточно прилично, но заниматься непосредственно функциями врача как такового мы ему пока не позволяем. Только консультируемся с ним по мере необходимости.

…Тридцать первое декабря. Вечер. Колдую на кухне в меру своих навыков, полученных от Ваньки. Очень хочется порадовать Кирилла Сергеевича приличным столом в эту новогоднюю ночь. Даже здесь, в Булуне, телефон сегодня разрывается.

– У нас сегодня будут гости, – говорит Кирилл Сергеевич, входя на кухню, – Дмитрий с Надеждой придут встретить.

Вообще-то, если бы у него со здоровьем всё было нормально, то мы бы пошли к ним. Уж очень долго они дружат.

– Постараюсь не ударить в грязь лицом, – шутливо заверяю я, но мне действительно не хочется опозориться.

Опять звонит телефон.

– Слушаю! – Хозяин снова берёт трубку. – Ваня! Здравствуй, мой дорогой! Спасибо! Я тоже тебя поздравляю с наступающим Новым годом! Учись хорошо в университете, будь умницей.

Видно, что Кириллу Сергеевичу приятно слышать Ваньку, и поэтому он шутливо сюсюкает.

– Саша? Он здесь. На кухне, готовит праздничный ужин. Угу… Даю! Саша, возьми трубку.

– Слушаю. Здорово, Ванюха!

– Здравствуй, здравствуй… Теперь, значит, ты Кирилла Сергеевича решил уморить своей стряпнёй! – знакомым прокурорским тоном резюмирует Ванька.

– Неправда твоя! Действую строго по рецептам великих кулинаров. Только так, как ты меня учил.

– Хорошо бы, чтобы ещё и выучил, – звучит ехидное замечание, и он продолжает: – В общем, мы тут все тебя поздравляем с наступающим Новым годом!

– Это кто такие «все»? – не понимаю я.

– Я, Даша и Серёжка. Меня пригласили встретить Новый год, и теперь мы все тут вместе, ну и звоним тебе. Вот…

– Ну вы молодцы. А к нам сейчас Дмитрий Иванович с Надеждой Михайловной придут.

– Понятно… Значит, завтра в новостях сообщат про массовое отравление в Булуне, – снова ёрничает Ванька.

– Вот приеду и шею тебе намылю, чтоб не издевался!

– Сашка! Любимый мой братишка! Только приезжай – и всё для тебя! Даже моя шея. Мы уже дни считаем до твоего приезда!

– Ваня! Ну дай же и мне поговорить! – слышу я рядом голос Даши. – Займи пока Серёжу.

– Всё! Мое свидание с тобой заканчивается! – кричит Ванька в трубку. – Меня уводят! Пока! Обнимаю тебя!

– Саша, здравствуй! – слышу я теперь в трубке голос Даши.

– Здравствуй, Даша! Я тебя поздравляю с наступающим!

– И я тебя… Я тебя очень жду. Жду, потому что… скучаю. Скучаю, потому что люблю…

– Дашка моя, – выдыхаю я и не могу больше ничего сказать.

Теперь мы молчим. Это, собственно, неудивительно, ведь главное уже сказано.

– Я приеду… Я скоро приеду! – зачем-то говорю я то, что уже известно.

– Сашенька… Мы все тебя ждём. Я хочу, чтобы ты знал: ты очень много для меня значишь. С наступающим тебя, Сашенька! Пусть в Новом году сбудется всё то, что ты сам себе запрограммируешь. До нашего свидания…

И опять гудки в трубке…

Сидим за столом вчетвером. Такая милая, семейная обстановка! По местному времени Новый год уже наступил, и мы его хорошо встретили.

Надо же! Даже мою стряпню похвалили! И не кто-нибудь, а Надежда Михайловна!

Опять звонит этот чёртов телефон!

– Саша, возьми трубку, – просит Кирилл Сергеевич.

– Да! Слушаю! – я беру трубку.

– Сашка! Срочно приходи сюда, – почти кричит Петька. – в приёмном тётке очень плохо. Час назад привезли. Уже всё перепробовали! Срочно! Кириллу не говори – занервничает. Жду!

И гудки…

Дела… А как Кириллу Сергеевичу не скажешь? Он же спросит, куда я намылился в такое время!

– Кирилл Сергеевич, я, пожалуй, схожу в больницу, посмотрю, всё ли там в порядке, – говорю я и начинаю быстро одеваться.

Он хмурится и внимательно на меня смотрит.

– Саша, врать ты плохо умеешь. Я понимаю, что мне за тобой не угнаться сейчас, поэтому, когда разберёшься, позвони мне.

Финт не удался.

До больницы бегу так быстро, как могу. В приёмном покое на кушетке женщина, рядом растерянный Петька, медсестра Галина Кузьминична и, видимо, муж этой женщины. Значит, «скорая», которых всего две на весь Булун, уже уехала.

Сбрасываю свой тулуп и подхожу к кушетке.

Лицо посиневшее, но дышит. Пульс еле прощупывается. Пытаюсь понять, что это может быть?

– Кардиограмму делали?

– Вот… – медсестра протягивает мне ленту.

– Похоже на обширный инфаркт, – шепчет мне в ухо – Петька.

На кардиограммах Кирилла Сергеевича, да и других тоже, я уже натренировался и поэтому сразу понимаю, что это действительно так.

– Не только похоже, – отрезаю я.

От больной серьёзно разит перегаром. Видно, они с мужем хорошо проводили старый год и сердце не выдержало.

– Петруха, трогать её пока нельзя. Готовьте капельницу, – я поворачиваюсь к сестре и начинаю писать составляющие препараты. – Вот. Только быстро!

– Бегу!

– Тебя же учили на кардиолога! – тихо и укоризненно говорю я Петьке.

– Саша… Я очень испугался… Я боюсь ошибиться.

– Ладно. Поставите пока капельницу, а я пойду позвоню.

– Шеф знает? – испуганно спрашивает Петька.

– А ты думаешь, он не догадался? – с иронией произношу я.

В кабинете главврача набираю номер квартиры.

– Слушаю тебя, Саша! – сразу говорит Кирилл Сергеевич, будто сидел рядом с телефоном.

– В общем, докладываю. Кардиограмма показала у пациентки обширный инфаркт. Сейчас ей поставили капельницу прямо в приёмном. Пока боимся трогать. Позже отправим в реанимацию.

Дальше я перечисляю назначения.

– В общем, всё правильно, за некоторым исключением, – выслушав меня, подводит итог Кирилл Сергеевич. – Записывай!

Теперь в обратную сторону следует список доступных в нашей больнице препаратов.

– Понял! Я, пожалуй, останусь здесь. Думаю, пригожусь. Чутьё подсказывает.

– А как там Петя?

– Старается держаться молодцом. Надеюсь, прорвёмся.

– Ну успеха вам, ребята. Звони, если что. Не стесняйся!

– Обязательно.

В приёмном Петька сидит около больной, буквально держа руку на её пульсе. Цвет лица пациентки слегка улучшился. Муж топчется рядом.

– Вы, пожалуйста, не уходите, – прошу я его. – После капельницы её надо будет отнести в реанимацию. Лифт у нас сегодня не работает.

– Конечно, погожу! – отзывается он. – Жить-то будет?

– Стараемся. Петруха, ну что там?

– Несколько лучше…

– Так. Вот то, что продиктовал Кирилл Сергеевич. Давай – ты здесь, а я, если привезут ещё кого-то, буду принимать. Лады?

Петька облегчённо вздыхает, и на его лице проступает абсолютно искренняя благодарность.

Только сейчас понимаю, что значит здесь новогодняя ночь для больницы и дежурного персонала. Народ расслабляется по полной, а значит, позволяет себе всё! Навыки по травматологии сегодня для меня оказались актуальными, как никогда. Уже пользовал двоих после праздничной поножовщины. Швы накладывал. Потом были и просто побитые… Сейчас сижу в кабинете главврача и курю. Отдыхаю. Странно, но после своих первых суток в больнице академии, когда я познакомился с Сергеем Александровичем, ощущаю в себе некоторую уверенность в том, что при надлежащем подходе к экстренным ситуациям их можно всё-таки преодолевать. Главное – найти этот надлежащий подход! Сегодня мне помог прошлый опыт с инфарктом Кирилла Сергеевича. Страшно говорить, но – спасибо ему и за эту науку. А вот Петька испугался. Кардиолог хренов…

А если бы был незнакомый мне случай? Но с Ванькой это было именно так! Собственно, с него началось моё увлечение медициной. Спасибо и Ваньке тоже! Я тогда преодолел сначала себя. Опять же спасибо Илье Анатольевичу за то, что сначала подвёл меня к необходимости этого преодоления, а потом и заставил. Да, Елизов, везёт тебе на хороших людей, учителей и на элементарные совпадения. Так! Ладно, надо посмотреть, как там Петька. Может, спит он там, в реанимации, куда уже переместили больную…

Реанимация здесь – это палата, напичканная тем оборудованием, которое сумел выбить или достать Кирилл Сергеевич. Осторожно открываю дверь. Петька сидит, как обычная сиделка, около нашей больной.

– Ну как дела, Петруха? – шёпотом спрашиваю я.

– Знаешь, боюсь поверить, но, кажется, застабилизировали. Спит она сейчас.

– Иди отдохни. Покури… Я посижу или Ларису попрошу.

– Нет, Сашка, не могу… Я, может, только сейчас что-то понял… От меня зависела её жизнь или смерть, а я…

– Что – ты?

– Я струсил принять решение. За тебя спрятался. Из меня врач, как… Понимаешь… Ты, тот, кто ещё учится, которого некоторые зовут недоучкой, фактически спас ей жизнь. А я?

– Ладно, прекрати! Мы работали вместе.

– Нет, Сашка… Кирилл, когда меня дрючит, прав!

– Дурак ты! Он верит в тебя. В то, что ты станешь настоящим врачом.

– Да я понимаю, что наличие диплома ещё ничего не значит… Сашка, вот объясни мне, как получается, что тебе многое удаётся. Вон, даже уже сам какие-то операции делаешь. А я…

– Знаешь, Петруха, сколько я книг уже прочитал? Не только учебников, чтобы сдать экзамены. Я их читаю в последнюю очередь. Мне Кирилл Сергеевич только успевает новые подсовывать. Понимаешь, мне это очень интересно! А ты что читаешь? Ты уж извини – муру всякую! Вон, моя Танька – и то со специальной литературой уже не расстаётся!

Петька грустно кивает.

– Может, тебе эта тема вообще неинтересна?

– Знаешь… С этого дня эта тема будет для меня главной. Обещаю тебе.

– Ты лучше себе это пообещай. Хочешь совет?

– Давай…

– Начни с литературы по своей специализации. Ты же в этом направлении обязан знать больше всех нас! Это мы к тебе за консультациями должны бегать!

– Да, Сашка, ты снова прав! – Петька вздыхает. – Думаешь, у меня получится?

– Куда ты денешься! Конечно, получится! Кирилл Сергеевич ведь верит в тебя!

– Ясно… – и он встаёт. – Можно, я всё-таки схожу покурю?

– Валяй!

Честно говоря, я не ожидал от Петьки, что он сразу начнет меняться. Но, наверное, новогодняя встряска была очень для него значима. От той пациентки он почти не отходит. Кирилл Сергеевич на него не нарадуется.

Сидим, ужинаем и обсуждаем текущие дела.

– Знаешь, Сашенька, – вдруг каким-то извиняющимся тоном говорит мне Кирилл Сергеевич, – ты извини меня, но теперь я буду Пете уделять внимания больше, чем тебе. После вашего новогоднего общения, а я уж не знаю, какие ты для него слова тогда нашёл, он очень изменился.

– Конечно, давайте Петьку воспитывайте! Ведь я уже многое могу и сам делать.

– Главное, что ты сам можешь учиться! Ну ты понимаешь, что если у тебя возникнут вопросы, то я всегда в твоём полном распоряжении.

– Да я и не сомневаюсь. Я вообще привык к самостоятельным занятиям.

– Ну вот и хорошо. Но всё-таки контролировать я тебя буду, – задумчиво усмехаясь, говорит Кирилл Сергеевич.

Около больницы меня ловит за руку муж Петькиной пациентки.

– Александр Николаевич, как она?

– Тяжело, но состояние улучшается. Вы поподробнее у Петра Ивановича спросите. Он её лечащий врач.

– Да я знаю. Только в Новый год, пока вы не прибежали…

– Ну он хотел посоветоваться. А так – он от неё почти не отходит. Очень старается!

– Ну и вы, пожалуйста, тоже… присмотрите…

– Обязательно!

– Спасибо вам…

Вот как можно себя по-разному зарекомендовать. Петьке теперь долго придётся авторитет зарабатывать.

* * *

Собираюсь в Питер. Процедура эта не быстрая, поскольку я знаю, что придётся отсутствовать достаточно долго. А это значит, пациентов на целый курс пока придётся не брать. Конечно, Таня уже многое умеет, но заменить меня в энергетических делах она, конечно же, не может. Узнав о моём предстоящем отъезде, она явно погрустнела.

– Александр Николаевич…

– Что, Танюша?

Карие глаза сильно подчеркивают её грусть.

– А почему вы на целый месяц уезжаете? Сессия ведь только две недели?

– Понимаешь, у меня в Питере много других дел, ведь я – собираюсь сдавать не только обязательные экзамены. Хочется успеть сдать как можно больше!

– Понимаю… – она тихонько вздыхает. – Только мне жаль, что вы уезжаете…

– Ох, Танюшка… Ну что мне с тобой делать? – и ласково обнимаю её.

– Всегда быть ласковым, – тихонько шепчет она и целует. – Я буду вас ждать…

Сумка собрана. Садимся с Кириллом Сергеевичем «на дорожку».

– Ну, Сашенька, ничего не забыл? – заботливо спрашивает он, поднимаясь со стула. – Все документы с собой? Литература?

– Всё взял…

Мне как-то боязно оставлять его одного. Хоть я эти больше чем полгода и был практически каждый день рядом, но мне отчётливо видно, как он сдал за это время.

– Кирилл Сергеевич! Держитесь! Я задерживаться не буду. Постараюсь как можно скорее вернуться.

– Не дури! Делай всё спокойно и как надо.

– Вот и сделаю так, как надо. Вернусь поскорее.

Обнимаю его. Ого! Даже Антошка пришёл прощаться. Трётся о мою ногу. Вот животина! Я уверен – он всё понимает!

На аэродроме сегодня проводов нет. Уж очень рано мы вылетаем. Да и все здесь уже поняли, что я – почти свой и уезжаю только на время.

– Здорово, лекарь! – говорит командир, обнимая меня. – Мужики! Сегодня у нас особо ценный груз! Доктор Елизов собственной персоной!

Парни подходят, и мы тепло здороваемся. Новый штурман тоже.

– Вы уж меня простите, я вас использую на всю катушку, – извиняюсь я.

– Все бы так, как ты… – Женька-бортинженер хлопает меня по плечу. – Я даже подумал, что мне тоже к тебе на обследование надо записаться. Не возражаешь?

– А чего возражать? Взлетим, и приходи. Посмотрю.

– Серьёзно, что ли?

– Я не шучу. Кстати, Коля, могу по дороге в Питер всех посмотреть.

– О! Командир! У нас будет в этот раз летающая клиника! – Женька, как всегда, зубоскалит.

– А что, я не возражаю, – кивает командир. – Только не все сразу! По очереди! Как в нормальных поликлиниках. Без очереди – значит, не по-настоящему!

Гудят турбины. Тянет в сон. Суперранний подъем даёт себя знать. Экипаж я уже осмотрел. Дал кое-какие советы. Страшного ничего не обнаружил.

Вот интересно… Лечу вроде домой, а чувство – будто в гости! Я где-то слышал, что север засасывает. Наверное, и меня он тоже засосал в свои объятия за эти больше чем полгода. Может, это и хорошо? Только что мне делать с моими? Не потащу же я семейство за Полярный круг! Да и Даша отца не бросит.

Господи! О чём я думаю!

Нанятая машина тормозит у парадной.

Сегодня суббота. Ванька должен быть дома. Вон, обе наши машины стоят. Значит, точно дома. Расплачиваюсь с водителем, забираю свою сумку и вхожу в такие знакомые мне двери… И лифт тот же, с теми же неприличными надписями на стенках. Сейчас я увижу Ваньку… Моего Ваньку!

Стоп! Меня поражает ощущение, что Ванька сейчас меня совсем не ждёт… Да! Я абсолютно точно понимаю, что он сейчас не один! Мой Ванька… не один! Он… с женщиной!

Открываются двери лифта. Вот и моя дверь. Что же мне делать? Я не только уважаю его положение в данный момент, я ужасно рад этому его положению! Всё-таки нажимаю кнопку звонка. Проходит немного времени, и дверь открывается. Передо мной Ванька в нашем халате.

– Сашка!

Ну вот… Прижимаю «моё всё» к себе.

– Ванюха… Родной мой… Родной ты мой…

– Сашка… Наконец… Только… – бормочет он, не отпуская меня.

– Я готов сделать так, как ты скажешь, – шёпотом говорю я.

– Сашка… Я не один. Прости… Что делать?

– Я знаю, что ты не один. Забыл, с кем дело имеешь? Потому и говорю, что сделаю так, как ты скажешь.

– Сашка…

– Что «Сашка»? Командуй! Что мне делать?

– Ритка! Мой Сашка приехал! – вдруг громко произносит Ванька. – Заходи! Давай свою сумку!

Я понимаю всё. Мой Ванька иначе поступить не мог.

Вхожу в прихожую. Начинаю снимать с себя своё северное облачение. Дверь комнаты наконец открывается, и появляется девчонка. Очень миленькая, тонкая, под стать Ваньке.

– Здравствуйте… – робко здоровается она и внимательно смотрит на меня.

По её взгляду я понимаю, что ей про меня всё известно, и, видимо, это совсем не случайно. Такое говорит о многом в их отношениях. Похоже, Кирилл Сергеевич опять оказался прав насчёт однолюбства. Наверное, я тоже достаточно внимательно смотрю на Риту, и она, как и моя Даша, слегка румянится. Я пытаюсь понять, что от неё исходит. Нет ли для Ваньки опасности, как это было в Булуне. Конечно же, нет! Я чувствую исходящие от неё тепло, ласку, покой…

Понимаю, что и Ванька достаточно напряжённо наблюдает за ситуацией. Он… ждёт вердикта!

– Знаешь, Ванюха… Я не мог бы представить рядом с тобой другую девушку, – совершенно искренне говорю я, беру руку Риты и целую. – Это я тебе как старший… брат говорю!

Смущённая улыбка Риты, обращённая к Ваньке, означает для меня тоже многое. Как говорится – дай бог!

– Саш… Ты как… Какие у тебя планы на сейчас? – осторожно спрашивает он.

– Ой, ребята… Если честно, то хотелось бы сначала под душ, потом поесть, а потом немного поспать. А ещё потом хочу съездить к Даше и Серёжке. Вот примерно так.

– Ну что, накормим Александра Николаевича? – Ванька с улыбкой поворачивается к Рите.

– Я сейчас всё поставлю греться! – с готовностью говорит она и идёт на кухню.

– А ты давай-ка вылезай из нашего халата, – говорю я ему.

– Ну вот… Ритка! Слышишь? – со смехом притворно возмущается Ванька. – Я же говорил тебе! Не успел появиться, как уже раскомандовался! Халат, видишь ли, ему подавай! Может, он уже ко мне прирос? Ладно… Пошли, диктатор!

На кухне после душа поедаю обед. Интересно, кто это готовил – Ванька или Рита?

– Что, отвык от нормальной еды? – и я понимаю, что это готовил сам Ванька. Иначе бы так не сказал.

– Ничего, на Новый год я тоже не ударил в грязь лицом, – в таком же тоне отвечаю я.

– Ладно, хвастаться будешь потом. Я сейчас поеду Ритку отвезу, – он начинает одеваться.

– Эй! Погоди! Мне-то на какой машине ехать?

– На своей, конечно! Ключи висят на вешалке.

Дверь хлопает.

Деловой у меня братишка стал! Даже приятно!

* * *

Два часа для меня оказалось достаточно, чтобы выспаться. Набираю Дашин номер. Пальцы предательски трясутся.

– Алло! – раздаётся в трубке её голос.

– Я приехал… – с трудом произношу я.

– Сашка… Сашенька!

Короткий грудной смех, вырвавшийся у неё, сразу успокаивает меня.

– Я хочу приехать…

– Да! Прямо сейчас! Я очень жду…

Машина, от которой я уже успел отвыкнуть, пока ещё не является моим продолжением, как было прежде. Но поскольку опыт, как говорят, не пропьёшь, потихоньку всё становится на свои места. Дашу с коляской я вижу издали. Быстро паркуюсь, выскакиваю и бегу к ней.

– Сашка…

– Дашка моя…

И мы стоим, обнявшись, прижимая друг друга к себе.

– Знаешь… Ваня как-то сказал мне твои слова. Чтобы найти, надо сначала потерять… Мне кажется – я тебя нашла…

– Дашка…

– Я во многом была неправа… Ты прости меня…

– Я тоже был не лучше… – бормочу я.

– Мама…

Господи! Да это же Серёжка напоминает о себе.

– Серёженька! Наш папочка приехал! – Даша целует его и показывает на меня: – Это наш папа!

– Дядя… – произносит Серёжка, тоже показывая на меня.

– Это наш папа… Па-па…

Он молчит и внимательно смотрит на меня.

– Ну, иди ко мне… – протягиваю я к нему руки.

– Мама… – Серёжка тянется к Даше.

– Ладно… Привыкнет… – я вздыхаю.

– Конечно, – и Даша берёт Серёжку на руки.

– Вот теперь я вас обоих обниму. Сразу вместе.

Так приятно держать их в руках…

Вхожу в квартиру. Уже почти полночь. Как хорошо, что Дашин папаша был сегодня в вечернюю смену! Как было хорошо! И поговорили тоже…

На кухне стоят два прибора, две рюмки… Ванька готовился. Где же он сам? Спит! Устал, бедняга. Ясное дело, что после ночи с Ритой, а потом ещё дела всякие… Полулежит на нашей тахте.

Сажусь рядом.

– Ванюха, – трогаю его патлы, – Ванюха, я приехал…

– Сашка… – он открывает глаза, потом притягивает меня к себе. – Я так по тебе соскучился…

– Я тоже.

Какое-то время так и лежим, прижавшись щеками.

– Ладно! Давай вставать, – тихо говорит Ванька. – Даром, что ли, я стол готовил!

Сидим на кухне. Я с упоением смотрю в Ванькины глаза, которые всё время вспоминал.

– Давай, хозяин, наливай! – говорю я ему.

– Я не согласен. Я не совсем хозяин. Хозяин – ты. Поэтому – наливай!

Наливаю.

– Ну, за встречу! – я поднимаю «нашу» рюмку.

– За встречу…

Слегка закусив, интересуюсь:

– Как у тебя в университете?

– Один экзамен остался. Всё остальное сдал досрочно.

– Ну ты даёшь! Отлично!

– Так я теперь Ритке помогаю. Зачёт по математике сдать не может!

– Так вы вместе учитесь?

– Угу! Знаешь, она мне по характеру чем-то Дашу напоминает.

– Ванюха, извини за вопрос… Вы тут вместе живёте?

– Нет… Ты просто удачно попал.

– Понимаешь… Я боюсь что-нибудь ненароком сломать.

– Успокойся. У Ритки строгие родители. Они на выходные уехали, ну мы и решили…

– Значит, кайф я тебе всё-таки обломал… Прости меня!

– Иди ты в жопу! Я счастлив, что наконец тебя вижу. Кстати, Ритка это поняла. Ты ей понравился. Сказала, что у меня классный брат.

– Да не такой уж и классный… – я вздыхаю, погружаясь в свои мысли о себе, любимом.

Что, собственно, во мне «классного»? Влюбил в себя простую девчонку и сделал своей любовницей. А тут у меня любящая меня женщина и мой с ней сын…

– Ты чего задумался? – Ванька внимательно смотрит на меня.

– Можно тебя спросить?

– Всё, что угодно! Отвечу без утайки.

– Скажи… А как вы с Дашей объяснились?

– Не знаю, удивишься ли ты, но всё было предельно просто, – Ванька лишь на секунду погружается в себя. – После твоего бегства, а это было именно бегство, я, будучи совершенно потерянным, приехал к Даше и… показал ей твоё письмо. Ты прости меня за это…

– Ты правильно сделал. Прощать не за что.

– Ты знаешь… Она прочитала и… чуть не заплакала. Представляешь? Даша чуть не заплакала! Всё, между прочим, из-за тебя! А потом взяла себя в руки и очень спокойно мне сказала, что любит тебя и только тебя. Знаешь… Мне это было так приятно, что я её даже обнял. Ещё она сказала, что всю жизнь мечтала иметь такого брата, как я, и что если я твой брат, то и её тоже. Понял?

– А ты как этот отказ воспринял? – осторожно спрашиваю я.

– Я, в общем-то, был готов к нему. И если честно, то даже хотел его, чтобы ты мог исправить свою ошибку. А в том, что ты сделал в отношении Даши ошибку, я ни разу не усомнился. Сашка! Я ведь тоже могу сказать, что твоё счастье мне дороже всего на свете. Ты-то вообще хоть что-нибудь во всём этом понял?

– Понял… Ты, похоже, ещё и моим ангелом-хранителем стал…

– Стараюсь… – Ванька вздыхает и задумчиво продолжает: – А потом… Для меня жизнь почему-то изменилась. Помнишь, я тебе говорил, что у девчонок я успеха не имел?

– Помню, конечно!

– Так вот… Буквально через месяц после разговора с Дашей я совершенно случайно познакомился с одной девицей… и мы с ней вместе пробыли почти месяц. И, надо сказать, сексуальная история твоей тахты успешно продолжилась. Потом мне с ней стало скучно, я вспомнил твои увлечения той поры и прекратил встречи сам.

Ванька озорно смеётся над сказанным, и мне это очень приятно. Приятно, что всё исправилось в его жизни!

– С Риткой мы познакомились уже в университете. Не знаю почему, но она сразу мне Дашу напомнила. Месяц она избегала моих ухаживаний, а потом мы задружились на почве хорошей музыки. Сходили вместе на концерт. Ну и дальше пошло… Мне кажется, я её люблю…

– А можно сексуальный вопрос?

– Какой?

– Сексуальный! В этом плане у тебя всё хорошо?

– Сашка! Прекрасно! Всё-таки Светке из Булуна я благодарен… Кстати, не встречал её?

– Не приходилось.

– Вот так я и жил тут без тебя. Вроде всё доложил, – Ванька сверкает зубами и меняет тему: – Ладно, скажи, как вы с Дашей встретились?

– Да все отлично. Даже не знаю, как обратно поеду.

Я говорю сдавленно, потому что мысли всякие так и утюжат мозг.

– А что, Кирилл Сергеевич так плох?

– Знаешь, он очень сильно сдал после своего инфаркта. А месяц назад у него было опять предынфарктное состояние. Откачивали…

– Понятно… Ты ему действительно нужен, – заключает Ванька.

– Даша тоже так считает.

– Она спрашивала?

– Конечно!

– Тут меня постоянно все терроризировали вопросами, как ты там?

– Да я-то нормально там. Вы-то как здесь? Как Сергей Александрович и Юра?

– Вот завтра поедем к ним, сам увидишь. Не всё хорошо… В общем, увидишь сам. Да и скучают они по тебе. И чем ты им глянулся? – Ванька шутливо поднимает одну бровь.

– Ладно, а как твоя работа?

– Честно? Замечательно! Если бы не дела и Ритка, то не вылезал бы оттуда совсем. Да! Тут с Василием пришлось побегать. Юрий Степанович сказал, что ты отличный диагност.

– А как Василий сейчас?

– Его прооперировали. Сейчас на последующих процедурах.

– Химия, что ли?

– Угу. И лучи…

– Понятно.

– В пульмонологии этот профессор, который когда-то меня смотрел, сказал, что начинает верить в твои химеры, – усмехается Ванька.

– Знаешь… Я там, в Булуне, конечно пользовался этим, но резать людей приходилось тоже. Даже почти привык к традиционной медицине. Ладно, а как парни в боксах?

– Ох, Сашка… Мы с Дашей подумали, и я взял в аренду ещё один. И людей уже четверо.

– А почему с Дашей подумали? – не понимаю я.

– Так она у нас теперь не только бухгалтерит, но и экономикой ведает. А Дима – мастер. Рулит процессом.

– Да, Ванюха… Администратор ты, пожалуй, получше, чем я…

– Не знаю… Всё как-то само получается, – скромничает он.

Беседа течёт спокойно, и я начинаю засыпать.

– Саш… Да ты спишь почти! Давай в койку! – командует Ванька.

Послушно встаю и иду ложиться.

– Ну и кто из нас диктатор? – ехидно спрашиваю я, останавливаясь в дверях кухни.

– Иди, иди! Завтра разберёмся!

Уже на тахте Ванька ёрзает головой по моему плечу. Балдею…

– Знаешь, – шёпотом признаюсь я, зарываясь носом в его шевелюру, – я об этом так мечтал!

– Я тоже… – он обнимает меня. – Тебе удобно? Ты не отвык?

– Идиот…

Я прижимаю его к себе, и чувство такой нежности охватывает меня! Вот он, мой Ванька! Любимый мой братишка… Какой он теперь стал! Чем-то похож на меня в его возрасте. Уже двадцать два… Пять лет мы вместе.

– Ванюха…

– Ты чего не спишь? Спи, давай!

– Ванюха… Я открою тебе тайну…

– Господи… Ну какую ещё тайну? – сонно откликается он.

– Слышишь… Ты не поверишь… Я горжусь своим братом.

– Я тоже… очень горжусь своим братом, – Ванька ёрзает головой по моему плечу. – Ладно, моё всё, спи! Отдыхай…

* * *

Просыпаюсь от какого-то сопения в комнате. Открываю глаза. Ого! Ванька упражняется с моими гантелями!

– Ну ты даёшь… – сонным голосом констатирую я.

Оборачивается.

– Ну вот, снова я под неусыпным контролем! Спи! Отсыпайся!

– Идиот, – ворчу я. – Я любуюсь… Здорово у тебя получается.

– Понимаешь, в зал ходить времени нет, так вот я дома… Ты-то, небось, совсем отвык?

– Вот ещё! Могу похвастаться! Мы в Булуне тоже спортзал соорудили. Я иногда посещаю.

– То-то я смотрю, форм не потерял!

– Дело не в формах, Ванюха. Я стрессы таким образом сбрасываю.

Подъезжаем к знакомым воротам коттеджа Сергея Александровича.

За рулём моей машины сегодня Ванька. Сигналит. Выходит Михаил.

– Привет! – здоровается Ванька, а я выхожу из машины и протягиваю руку.

– Саша! Здорово!

Мне приятна искренняя радость Миши, и я с удовольствием жму его руку.

– Здорово! Рад тебя видеть.

– Что, докладывать? – спрашивает он. – Или хотите нагрянуть неожиданно?

– Лучше доложи, – подсказывает Ванька. – Хотя доктор нынче здесь, но не стоит рисковать здоровьем хозяев. Мало ли что от радости будет!

На крыльцо выходят все. Даже толстая Виктория. Объятия, поцелуи…

– Ну, Юра, как ты? – наконец могу я поинтересоваться здоровьем пациента.

– Отлично, Александр Николаевич! Ничего не болит! Даже бегаю, – радостно сообщает он.

– А вот этого я тебе ещё не разрешал. Это тебе ещё рано, – жестковато говорю я и смягчаю внушение шуткой. – Совсем отбился от рук без меня…

– Да нормально всё! Александр Николаевич, меня Ваня даже в академию на рентген возил. Папа, скажи!

– Да, Саша. Мы тут с Ваней без тебя похулиганили. Ваня меня познакомил с Юрием Степановичем, и он всё устроил.

– Ладно, вы молодцы, – я демонстративно меняю гнев на милость.

– Саша, как я рад тебя видеть! Как я рад… – всё повторяет Сергей Александрович. – Ну, давайте же в дом. Виктория…

– Виктория, Виктория… Что, я сама не понимаю, что надо делать? – ворчит Виктория и первая скрывается в доме.

– Ну пошли, пошли… Холодно ведь! – хозяин подталкивает нас вслед за ней.

Действительно холодно, хоть и не Булун. В доме всё по-прежнему. Проходим в гостиную.

– Ну садитесь, садитесь…

Мне так приятно смотреть на него – человек светится от радости.

– Ну ладно, мы с Юрой пойдём к нему, а вы тут общайтесь, – разрешает Ванька.

– Постойте. Юра, а ты в гимназию-то ходишь? – задаю я тревожащий меня вопрос.

– Когда как…

– Не понял.

– Иногда хожу, а иногда мы с Ваней занимаемся…

– Саш… Мы тут все вместе решили, что ему так лучше будет, – вступается Ванька. – Вот, Сергей Александрович скажет.

– Понимаешь, Саша… И Юра отвык, и от него отвыкли. Ладно, давайте идите, а мы тут вдвоём пошепчемся.

Юра с Ванькой скрываются.

– Что-то произошло? – не понимаю я.

– Нет. Только, видишь ли… Короче, Юрке стало скучно там. Он очень привык учиться с Ваней. Ты не можешь себе представить, какой у тебя замечательный брат. У него педагогический талант. Он сумел Юру заинтересовать учёбой. То есть сделал то, что не могли сделать многие люди многие годы. Мне кажется, им вместе интересно.

– Ну хорошо. Я понимаю, что в точных науках Ванька разбирается, а остальные?

– По-моему, они все науки вместе штудируют. Он какие-то книжки ему таскает, кстати – твои!.

– По математике, что ли? – переспрашиваю я. – Ванька начал готовиться действительно по моим пособиям. Не знаю… Может, это и хорошо, только ведь Юре нужно общение со сверстниками.

– Саша, а что такое его сверстники? Я посмотрел на них, и мне показалось, что им, кроме боевиков, порнухи и ужастиков, сейчас ничего не интересно. И это несмотря на то, что они учатся в приличной гимназии. Ты, наверное, удивишься, но там хорошие оценки можно купить, – Сергей Александрович вздыхает. – Всё покупается и продаётся…

– А Юра что, тоже покупает? – осторожно спрашиваю я.

– В том-то и дело, что Юрка там как белая ворона. Лихо сдает всё сам. Ну как ты в своей академии. Ты же понимаешь, какой ему за это почёт у одноклассников!

– Понимаю…

– Вот мы и решили – чего парня травмировать? И для дела лучше. Уж если отец недоучка, то пусть хоть сын профессором станет.

– Дай бог… Я очень рад, что Юру прорвало на науки.

Вообще-то вид Сергея Александровича меня тревожит. Похудел, осунулся… Лицо совсем нездорового оттенка.

– Сергей Александрович, что-то плоховато вы выглядите. Давно вас не видел, поэтому заметно.

– Устаю я, Саша, сильно… Партнёр оказался сволочью. Теперь всё сам…

Сколько я знаю Сергея Александровича, у нас ни разу не заходил разговор о его деятельности. Достаток виден, но без шика и блеска – значит, либо бизнесмен средней руки, либо очень скромный человек. Заметно, что пальцев не растопыривает. Мужик только со средним образованием, но есть какая-то внутренняя интеллигентность, даже породистость.

– Сергей Александрович, а какой у вас бизнес? Вы извините мне мой вопрос…

– Да что тут такого. Чем занимаются в нынешней России? Торговля! Имею несколько крупных магазинов, практически сеть, и штат управляющего офиса. Трудно везде успеть, Саша. А что такое бизнес? Хотя ты и сам тоже бизнесмен, только в малой форме, но всё-таки – что такое бизнес? Бизнес, Саша, – это велосипед! Пока крутишь педали – ты в седле и едешь. Перестал – чуть-чуть проехал и упал, ну или тебя попросту сожрали те, кто прежде называли себя твоими друзьями. Вот так!

Это всё говорится как-то устало, горько… Жаль его становится.

– Сергей Александрович, честно вам скажу, мне как почти врачу ваш вид совсем не нравится. Очень измождённый вид у вас. Так нельзя.

– Ну а что же делать?

– Во-первых, давайте я вас осмотрю как врач.

– Да брось ты, Саша! – вяло сопротивляется он.

– Нет уж! Встаньте, пожалуйста. Ну встаньте… Встаньте!

Встаёт. Внимательно осматриваю его «своим» энергетическим зрением. В общем, ничего особо плохого не нахожу. Ну печень немного… Поджелудочная…

– Сергей Александрович, вы что, в последнее время на алкоголь нажимали? – осторожно спрашиваю я.

Смотрит на меня с видом побитой собаки.

– Тебе и это видно?

– Видно… В том числе по вашей печени и поджелудочной. Садитесь.

– Что ещё скажешь хорошего? – грустно спрашивает он, садясь.

– Вы мне верите?

– Конечно, верю, Саша. А что?

– Вы сына своего любите?

– Странный вопрос… – недоумевает он. – Или ты хочешь сказать…

– Да, я хочу сказать, что вы ему нужны живым и здоровым. Или не согласны?

– Согласен, конечно!

– Я могу попробовать помочь вам преодолеть алкоголь. Нужно только ваше желание. Вы этого хотите?

– Что, совсем-совсем? – недоверчиво улыбаясь, спрашивает Сергей Александрович.

– Ну давайте норму установим. Три рюмки! Идёт? Четвёртая уже пойдёт назад. Это где-то… Пусть будет сто грамм! Согласны?

Молча недоверчиво смотрит на меня.

– Честно говорю, я такого ещё не делал ни с кем. Усыплял, обезболивал во время небольших операций – это было. А вот таких процедур ещё не было у меня. Короче, если не боитесь быть подопытным кроликом, соглашайтесь.

– Кроликом так кроликом… – ворчливо соглашается он.

– Хорошо. И ещё… Отдыхать надо. Спать нормально. А у вас бессонница. Верно?

– Опять верно…

– Это я тоже поправлю, но в комплексе с первой проблемой. Ещё… Юра что думает про всё это? Говорили с ним?

– Он со мной говорил. И Ваня тоже…

Только теперь я понимаю, что имел в виду Ванька, когда говорил, что не всё хорошо.

– Юре скажем про наш заговор? – задаю я провокационный вопрос.

– Знаешь… Последние годы нас с ним очень сблизили. Секретов у меня от него нет. Юра! Ваня! Идите сюда!

Вот это доверие! Уважаю…

Приходят оба сразу.

– Я хочу, чтобы вы знали, – спокойно объявляет Сергей Александрович. – Саша хочет меня вылечить от моего пьянства.

– Правда? – восторженно восклицает Юра. – Александр Николаевич, вы правда можете?

– Юра, я попробую… Надеюсь, получится.

– Будь спокоен, у него получится, – солидно заверяет Ванька.

– Короче, садитесь и молчите. Или сваливайте отсюда! Это вам на выбор.

Садятся на диван.

– Сергей Александрович, вы смотрите мне прямо в глаза, не отводя взгляда, – говорю я, садясь напротив него.

Вот… Поймал взгляд… «Господи, помоги мне сделать благое дело!»

– Сергей Александрович, – начинаю я тихо и внятно. – Дайте мне обе ваши руки…

Сам не знаю, зачем мне это понадобилось. Будто кто-то подсказал…

Его руки в моих. Я чувствую их тепло.

– Сергей Александрович… Ради Юры… Ради всех нас… Ради людей, которые вас любят и уважают… – далее я произношу слова медленно, чётко их разделяю. – Алкоголь… в любых… видах… общим… объёмом… более… ста… граммов… для вас… недопустим. Ваш организм… его принимать… не будет… У вас… начинается… новая… жизнь… Вы теперь… будете… хорошо… спать… ночью… Бессонница ваша… ушла… вместе… с желанием выпить… Всё, что я сказал… начинается с этого момента!

Последние слова я выделяю голосом, слегка встряхиваю его руки и отпускаю.

– Встаньте!

Послушно встает. Провожу обычную коррекцию его поля. Да… Ослабла энергетика. Ну вот…

– Всё! Садитесь!

Садится и удивлённо смотрит на меня.

– Такая лёгкость! Я Михаила сразу вспомнил. Помнишь, – тогда?

– Конечно, помню! А вы помните, что я говорил сейчас?

– А ты говорил? – удивляется он.

– Раз не помните – значит, всё хорошо.

А почему я это сказал? Сам не знаю. Так получилось…

– Александр Николаевич, а получится? – осторожно спрашивает Юра.

– Ужин покажет, – пожимаю я плечами. – Если после ста не пойдёт – значит, сработало.

Ванька только смотрит на меня во все глаза.

За ужином весело беседуем, попиваем хороший коньяк. Ванька не пьёт, поскольку сам сказал, что повезёт меня обратно. Я наливаю четвёртую рюмку Сергею Александровичу, стараясь на него не смотреть. Только сейчас обращаю внимание на повисшую тишину.

– Ну давайте! – и мы с ним чокаемся.

Осушаю свою рюмку, он осушает свою. Тишина…

– Я сейчас! – вскакивает Сергей Александрович и быстро уходит.

– Он чего? Не получилось? – беспокойно спрашивает Юра.

– Не беспокойся. Получилось. Папа в туалет травить побежал, – достаточно спокойно говорю я, хотя внутри всё ликует.

Слегка побледневший, появляется Сергей Александрович.

– Извините… – бормочет он. – Ну, Саша, спасибо.

– Серьёзно? – удивляюсь я. – Или всё вернем назад?

– Ни в коем случае! – он делает протестующий жест. – Вывернуло меня отлично. Больше не захочется, честное слово. Пусть всё так и останется!

– Да… Ты действительно шаман… – тихо произносит – Ванька.

– Кто? – не понимает Юра.

– Его на севере, в Булуне, шаманом называют, – поясняет Ванька и, обращаясь к Юре, говорит: – Это тебе не головную боль снимать!

– Ваня мне голову лечил! – гордо говорит Юра. – Классно у него получается.

– А когда-то он во всё это не верил, – я тычу пальцем в Ванькину сторону. – А теперь вот сам…

– Да ладно! – отмахивается Ванька. – После того, что я сегодня увидел… Увидел, как ты колдуешь…

– Ну я же не часто колдую! Кирилл Сергеевич говорит, что по воробьям из главного калибра не стоит. А этот случай – это серьёзно.

Приехали домой. Ванька какой-то молчаливый, только изредка бросает на меня взгляды.

– Ты чего как пришибленный?

– Сашка… А ты меня не гипнотизировал? – осторожно спрашивает он.

– Только один раз. Помнишь, когда я тут помирал, а ты всё сидел рядом и спать не хотел ложиться?

– Ну помню…

– Пришлось тебя загипнотизировать, чтобы ты поспал хоть немного.

– Теперь я понимаю, почему тогда всё проспал, – задумчиво произносит Ванька. – Саш… А ты на меня никак не воздействовал? Скажи честно!

– Абсолютно! Клянусь! – и сразу понимаю, почему он это спрашивает. – Это всё ты сам. Именно поэтому я тобой горжусь, Ванюха. Ты всё сделал только сам, без всякой моей помощи.

– Правда? – он распахивает свои глазищи.

– Правда. А вот ты меня загипнотизировал, – без проблеска улыбки я строго смотрю на него, – своими… очами. Уже пять лет хожу в гипнотическом состоянии, – и притягиваю Ваньку к себе.

– Да брось ты… – смущённо бормочет он в моё плечо. – Мне действительно порой трудно поверить, что что-то получается. Много лет было по-другому…

– Запомни! Мы эту страницу давно перевернули. Перевернули, и точка! И я этому очень рад.

* * *

На отделении в больнице академии сижу в кабинете Юрия Степановича. Уже всё рассказал. В ответ выслушал всё про Василия.

– Вы большое дело сделали, Саша! Мне это приятно. И я очень рад, что Кирилл организовал вам отличную практику по традиционной медицине. А насчёт хирургии – так это вообще прекрасно! Когда и что вы намерены сдавать?

– Я ещё не был в деканате. С утра сразу к вам.

– Не забудьте, что Сергей Петрович тоже хочет с вами встретиться. Позвоните ему, а я, с вашего позволения, вас заложу, – завотделением с усмешкой меряет меня взглядом. – Скажу, что вы уже приехали.

– Закладывайте, – великодушно разрешаю я.

– А вообще, Саша, я бы очень хотел, чтобы вы снова у нас работали, – Юрий Степанович вздыхает. – Однако понимаю, что это сейчас невозможно. Особенно после того, что вы рассказали про Кирилла.

Опять сплошная круговерть! Булун по загрузке моего времени и рядом не стоял. Хорошо, что удалось с лёту сдать сразу три экзамена. Теперь каждый день мотаюсь в академию на практику разного рода.

Лишний раз ощущаю благодарность Кириллу Сергеевичу за практическую науку. Бывает очень приятно, когда я чувствую, что моим преподавателям становится интересно со мной беседовать. Иногда я даже позволяю себе с ними спорить, и это мне прощается.

Время летит невозможно быстро. Утро – вечер, утро – вечер… А между этими понятиями тотальный дефицит часов и даже минут. Даша, к которой я теперь езжу через день, меня понимает и жалеет. Отдаю себе отчёт в том, что рядом с Ванькиным выросло ещё одно плечо, меня поддерживающее. Это – Дашино плечо. Странно, почему мы с ней не смогли найти общего языка раньше?

Звонок в дверь заставляет меня оторваться от книги.

– Саш! – кричит Ванька с кухни. – Открой, пожалуйста, дверь.

Открываю. На площадке пожилая женщина. Кажется, соседка снизу.

– Здравствуйте, – неуверенно здоровается она. – А Ваня… дома?

– Дома. Я сейчас позову. Ванюха! К тебе пришли!

Появляется Ванька в фартуке.

– Здравствуйте, тётя Таня! Опять голова?

– Ой, Ванечка… Так болит!

Я понимаю, что он ей уже снимал головную боль. Насколько я понимаю по своим ощущениям, у неё сейчас подскочило внутричерепное давление.

– Пойдёмте, – приглашает Ванька соседку в комнату, при этом он как-то опасливо поглядывает на меня.

– Не волнуйся, я мешать не буду, – спешу я его успокоить.

Сидя в кресле с учебником, я поглядываю на Ванькины действия… Вполне прилично работает! Хорошо он научился у Ильи Анатольевича. Видно, способности у него действительно есть… Молодец! Только у его пациентки я явственно вижу ещё и тёмное пятно в области желудка.

– Ванечка. Спасибо тебе большое! – она встаёт со стула.

– Подождите, пожалуйста, – останавливаю я её. – Простите, вас как зовут?

– Татьяна Петровна.

– Татьяна Петровна, постойте так ещё немного.

Она послушно застывает.

– Ванюха, попробуй вот здесь рукой, – я устанавливаю его руку против видимого мною тёмного пятна. – Чувствуешь?

Сам-то я даже сидя почувствовал.

– Ой… – оторопело произносит Ванька и смотрит на меня.

– Это, Ванюха, называется язва, скорее всего желудка… – и обращаясь к Татьяне Петровне, задаю вопрос: – Часто беспокоит?

– Очень… – вздыхает она и спохватывается: – А как вы… У меня действительно язва желудка.

– Свои секреты, – улыбаюсь я и продолжаю: – Ну что, Ванюха? По-соседски – вылечим?

– Не знаю, – бормочет он. – Это ты у нас специалист…

– Похоже, не только я… Значит, так, Татьяна Петровна. Я здесь буду ещё около месяца. Давайте приходите на процедуры. Думаю, недели за две мы справимся с вашей язвой.

Несколько недоверчиво посмотрев на меня, соседка кивает и уходит.

– Что, Ванюха, частную практику на дому открыл? – подкалываю я, когда за ней закрывается дверь.

– Сам удивляюсь, что так получилось. В первый раз мы в лифте встретились, и она сказала, что у неё болит голова и ей ничего не помогает. Я попробовал… – будто оправдываясь, говорит он.

– Брательничек… – я через стол треплю его вихры. – Очень за тебя рад. Молодец! Но соседке надо помочь. Недели за две хорошо бы справиться.

– А кто будет… помогать?

– Ну ты же открыл частную практику – тебе и карты в руки! – подтруниваю я.

– Сашка… Прекрати издеваться!

– А я не издеваюсь, – говорю я уже совсем серьёзно. – Научу, что делать, и будешь её пользовать.

– Да боюсь я!

– А ты не бойся, и всё получится. Я вон тоже человека резать поначалу боялся, а теперь почти спокойно.

Илья Анатольевич встречает меня радушно.

– Ну здравствуй… Здравствуй, гулёна! Рад тебя видеть.

Мы обнимаемся, и он ведёт меня в свой кабинет.

– Садись, Саша. Рассказывай! Правда, мне Ваня уже рассказал про твои воскресные чудеса с алкоголизмом, но я хочу услышать от тебя.

– Илья Анатольевич, никаких чудес. Там был не алкоголизм, а пока ещё бытовое пьянство. Не уверен, что с застарелым алкоголизмом я смогу справиться. Думаю, при нём все внутренние процессы уже изменены. Там всё сложнее и скорее всего нужны другие воздействия.

Он меня слушает внимательно, и я вдруг понимаю, что он меня слушает не как учитель ученика, а как равного!

– Ты действительно так считаешь?

– Уверен. Надо ещё подумать. Только думать я, как правило, начинаю тогда, когда уже надо действовать. В воскресенье было именно так. Вспомнил, как я гипнозом обезболил операцию, и решил попробовать.

– А ты и операцию обезболивал? – искренне удивляется Илья Анатольевич.

– Да. Пару раз. Там анестезии не всегда хватает.

– И оперировал сам?

– Иногда приходилось.

Мне почему-то не хочется хвастаться успехами в традиционной медицине.

– Скажите, а как вы Ваньку моего оцениваете? – задаю я осторожный вопрос.

– Понимаешь… – он задумывается. – Так сразу не ответишь. Есть очень неплохие способности… Это как голос. Одни проходят все курсы консерватории, а у других голос поставлен от природы. Первых надо терпеливо и умно учить. Вторые могут развиваться сами.

– Если я правильно понял, то в этом наше с Ванькой различие. Так?

– Примерно. Только у тебя… Как бы это сказать… Многократно шире охват! Это разница между талантом и способностями. Ты это, конечно, понял.

– Понял… Спасибо вам большое за его энергетику. Помните, я говорил, что у него она слаба?

– Я помню ещё и то, что ты задавал вопрос – что первично, а что вторично.

– Помню, конечно!

– Считай, что в лице Вани ответ перед тобой!

– Думаете, всё от головы? – ловлю я на лету его посыл.

– Объясняю тебе ещё раз, – с некоторой досадой говорит Илья Анатольевич. – Способности – от головы. Талант – от Бога. Теперь понял мою мысль?

Молча киваю, хотя до конца не могу со всем этим согласиться.

– Ваня, на которого ты взвалил столько ответственности, сильно изменился. Я это чувствую. И изменился энергетически. Окреп он! А мне осталось только занятиями по технике биоэнергетики проявить его врождённые способности. Он же твой брат!

– Вы не представляете, как я горжусь своим братом, – признаюсь я.

– Да, с братишкой тебе повезло. Он за тебя и в огонь, и в воду. Молодец! А занимается как! Честно говоря, ты по своему старанию в занятиях по сравнению с ним – обычный разгильдяй, – он с усмешкой машет рукой. – Правда, талантливый! Я не думаю, что кто-то смог бы так решить Ванину проблему. В тебе ещё есть и здоровый авантюризм.

– А как вы думаете, Ванька сможет в будущем лечить? Если захочет, конечно…

– Всё может быть. Если ещё и старший брат поможет… Научит…

– Научу, конечно! Был бы толк.

…Работаю с соседкой. Татьяна Петровна приходит уже на третий сеанс. Ванька, сидя в кресле, внимательно наблюдает.

– Ванюха, иди сюда. Вот… Ощути… Чувствуешь?

– Ага…

– Теперь постарайся это убрать… Угу… Ещё… Угу… Татьяна Петровна, вы меня извините, что я вас использую как учебное пособие.

– Ничего, ничего… Знаете, после ваших сеансов, Сашенька, так хорошо стало! Такая лёгкость, энергия И не тошнит…

– Ну вот и хорошо. Давай, Ванюха… Следующий раз будешь всё делать сам. Татьяна Петровна, вы не беспокойтесь, он обязательно сделает всё правильно. Он способный, – заканчиваю я с улыбкой.

Ванька кидает на меня яростный взгляд.

– Сашка! Ну что ты опять наделал? – укоризненно говорит Ванька, когда соседка уходит.

– А что я наделал? Тебя похвалил. Рекламу сделал… Трудись!

– Вот именно! Рекламу! Теперь же от бабушек отбоя не будет! Они же у парадной на лавочке небось всё уже обсудили.

– Не будешь справляться – посылай ко мне в Булун, – отшучиваюсь я и тут же получаю лёгкий пинок под зад.

– Иди лучше на кухню. Сегодня твоя очередь готовить.

* * *

– Саша… Ты знаешь… Что ты значишь для меня, я, наверно, поняла, только когда ты уехал…

Мы с Дашей лежим в обнимку на её кровати. Сегодня отец в ночную смену.

Я молчу в ответ на её фразу, хотя мог бы многое сказать. Сказать, с какими мыслями я уезжал. Сказать, чего мне это стоило. Сказать, как я желал Ванькиного счастья…

– Ты что молчишь?

– Думаю…

– О чём?

– О ком… О нас с тобой, о Серёжке, о Ваньке… О Кирилле Сергеевиче… В общем, обо всех тех, кого люблю.

– Скажи, ты действительно поверил тогда моим словам? Ну тем, которые тебя тогда возмутили.

– Да. Поверил. И испугался…

– Да, Елизов… – Даша вздыхает. – Психолог ты никакой… И с женщинами ты общаться так и не научился. Мы же в большинстве своём наоборотки! Главное – сказать поперёк. А ты купился…

– Даш, а как вы с Ванькой отношения выяснили? – задаю вопрос, ответ на который мне уже известен, но хочется послушать и другую сторону.

– Ваня – замечательный человек и брат. Не знаю, представляешь ли ты, как он тебя любит. Когда ты улетел, он приехал ко мне с твоим письмом. Хоть мне было и тяжело, но я сама ему сказала, что очень люблю тебя и тоскую по тебе. Знал бы ты, как он этому обрадовался! Так целомудренно меня обнял и поблагодарил за тебя. Я прямо растаяла от его преданности тебе. Саша, он – чудесный человек! Я очень рада, что судьба свела меня с ним.

– Что ты меня агитируешь за моего собственного братишку? – недоумеваю я. – Я очень его люблю и тоже готов за него глотку любому перегрызть. Тем более что он много настрадался в жизни, пока я его не нашёл. Знаешь, как я хочу, чтоб он был счастлив!

– А сам ты хочешь быть счастливым?

– Это от тебя зависит… – буркаю я.

– Хочешь честно? Если бы не папа, я бы взяла Серёжу и поехала бы к тебе в твой Булун.

– Ну и что бы ты там делала? Булун – не самое сладкое – место.

– Варила бы тебе обеды и ждала с твоих вызовов и операций. И была бы счастлива…

– Правда? – у меня перехватывает дыхание.

– Угу! – и она целует меня.

– Там лета почти не бывает…

– Дурашка ты мой, – так ласково произносит Даша. – Мне с тобой всегда тепло.

– Я люблю тебя, Дашка моя…

– И я тебя…

Ванька сегодня у Риты. Я дома один. Опять сижу и курю на кухне. Думу думаю. Только сейчас я понимаю, как тяжело работать на два фронта. И здесь, и там. Ведь нужен я тоже и здесь, и там. А Кириллу Сергеевичу я нужен чем дальше, тем больше. Когда я ему звонил последний раз, а я это делаю регулярно, его дыхание мне очень не понравилось. Эх, если бы его можно было перевезти сюда! Есть, конечно, одна мысль…

Щёлкает замок, и появляется Ванька.

– Привет! Тётя Таня приходила?

У Ваньки такое блаженное лицо, что любо-дорого посмотреть. Любуюсь!

– Контролируешь? – подсмеиваюсь я. – Конечно, приходила. И ещё одну соседку приводила, с простудой.

– Блин… Не квартира, а клиника какая-то, – фыркает Ванька. – Пора карточки заводить и регистратуру организовывать.

– Ну это уже по твоей части. Ты же у нас административный гений!

– Да ну тебя! – отмахивается он. – Кормить-то будешь?

– Давай, иди… Я тоже поем.

За ужином начинаю разговор, пытаясь прояснить для себя возможность варианта выхода из нынешнего положения. Надо что-то придумывать с Кириллом Сергеевичем. В смысле его возвращения в Питер.

– Слушай, Ванюха… Есть дело, – начинаю я осторожно.

– Сашка! Я тебя знаю уже сто лет, а ты всё какие-то церемонии разводишь. Говори прямо, чего ты хочешь?

– Да трудно мне это говорить…

– А ты говори!

– Скажи, как ты используешь свою квартиру? Ты вообще бываешь там?

– Да нет… Только приезжаю забрать из ящика квитанции. Тяжело мне там. Это моё прошлое, о котором вспоминать не хочется. А что? Выгнать меня хочешь? – начинает он язвить.

– Тебя, пожалуй, выгонишь… Это всё равно что выгонять тебя из нашего халата. Кстати! Давно мог бы уже ещё один купить.

– Ой, глупый ты, Сашка… Может, в твоё отсутствие мне в твоем халате уютнее. Ладно, короче! Почему про квартиру заговорил?

– Помнишь, когда-то я тебе рассказывал про свой разговор с Кириллом Сергеевичем?

– Ты – гений! Точно! Вези его сюда, в Питер, и мы поселим его там! И всё у нас уляжется наконец.

Ванька словно на лету мою мысль поймал. Во братишка у меня!

– Ну, Ванюха, – встаю, подхожу к нему и целую в макушку. – Как гора с плеч…

– Дурак ты, Сашка! Неужели ты мог подумать, что я отвечу по-другому?

– Так всё-таки я глупый, гениальный или просто дурак? – иронизирую я. – Ты уж определись, а то за пять минут сразу целых три разных определения.

– Да ладно тебе! Это же будет так здорово!

– А если ты соберёшься жениться?

– Тогда я тебя выгоню туда, к Кириллу Сергеевичу, а мы с Риткой будем жить здесь, – запросто отвечает он. – Всё элементарно!

Ведь действительно – элементарно!

– Повезло мне с братишкой, как я погляжу! Спасибо тебе, Ванюха, за понимание.

– Странный ты какой-то сегодня. Столько глупостей за один вечер! – елейно произносит он. – Только ведь Кирилл Сергеевич без работы не сможет. Ты об этом подумал?

– Подумал. Завтра я иду на приём к ректору. Буду с ним про это говорить.

…Ректорский кабинет всегда мне казался каким-то неофициальным и очень уютным. Возможно, потому, что Сергей Петрович принимает меня всегда ласково. Я уже рассказал про свою жизнь в Булуне, про те случаи, с которыми мне приходилось сталкиваться. Даже про гипноз для обезболивания рассказал. Сергей Петрович слушал меня, не перебивая, только иногда что-то помечал в блокноте.

– Растёте вы, Саша… Мне очень нравится ваша увлечённость. А учитель у вас – каких мало, – говорит он задумчиво. – Вы наверняка не знаете, вам никто не рассказывал… Кирилл для нас с Юрой очень многое значит. Он самый старший из нас троих. Тогда ещё во Второй мед он пришёл из армии, а до службы уже успел закончить медучилище и был фельдшером. Мы же с Юрой поступили сразу после школы и поэтому смотрели на него снизу вверх. Знаете, как он нас натаскивал! Мы ему очень многим обязаны. Он уже тогда был учителем.

– Сергей Петрович! Насчёт учителя… Его бы сюда надо. Сперва подлечить, а потом… может, куда-нибудь работать…

Не знаю, как это у меня звучит, но ректор медленно встаёт и начинает ходить по кабинету. Мне снова неудобно при этом сидеть, и я тоже встаю.

– Мы с Юрой уже говорили про это, – глухо произносит он. – Взять его к нам в академию, даже на хорошую должность – не проблема. Да и с моими знакомствами в администрации города… Только жить-то он где будет? Сегодня это можно решить только через покупку квартиры. А вы же сами знаете, сколько сейчас стоит квартира!

– Это мы с Ванькой уже обсудили. Квартира есть. Нормальная, двухкомнатная.

Сергей Петрович резко останавливается, смотрит на меня и буквально хлопает глазами. Такое ощущение, что мои слова избавили его от тяжкой ноши.

– Саша… – он подходит ко мне и обнимает. – Саша! Вы не представляете, как я вам с Ваней благодарен! Если это возможно без особых для вас неудобств, то такой вариант прекрасен! А работу мы Кириллу найдём. С его широчайшим профилем, с его практикой его можно ставить куда угодно!

– Конечно, привыкнув быть главным врачом целой больницы, пусть и небольшой, он, возможно, ощутит некий дискомфорт… – осторожно предполагаю я.

– Согласен. Только в таких случаях без минусов, к сожалению, не бывает. Главное – уговорить его в Питер перебраться…

– Ну, когда вернусь в Булун, я потихоньку начну пропаганду, – я улыбаюсь. – Расскажу о нашем варианте. А там и вы, и Юрий Степанович позвоните ему и тоже…

– У вас уже целый план готов! – улыбается ректор.

– Честно говоря, я уже давно об этом думаю, – признаюсь я. – Хотя лично мне работать в Булуне даже интереснее. Разнообразнее как-то.

– Понимаю… Тем не менее давайте попробуем уговорить Кирилла. Вы с Юрой тоже поговорите, а потом и я. Хорошо?

– Конечно!

– Вы сколько ещё здесь быть собираетесь?

– Экзаменов и практики у меня недели на две.

– Судя по тому, что мне доложили о ваших заявках на экзамены, вы уже и за пятый курс сдавать собрались?

– Стараюсь… Очень хочу скорее перестать быть недоучкой, как меня называют некоторые доброжелатели.

– Не обращайте на них внимания. Это наверняка плохие врачи. Вот Николай Васильевич, заведующий пульмонологией, особенно после вашей диагностики онкологии, поёт вам дифирамбы. Хотя и сомневается всё-таки… Но он вас оценил. Профессор, между прочим! И Юра тоже. Так что, как сейчас говорят, не берите глупостей в голову. Вас ведь в Булуне уважают! Так мне Кирилл говорил, и у меня нет оснований в этом сомневаться. Всё остальное – от лукавого. А диплом с такими темпами, как у вас, – дело недолгое. Можете уже смело думать о теме. Руководителем вашего диплома могу быть даже я или Юра.

– Давайте сначала перевезём сюда Кирилла Сергеевича, остальное можно и потом.

– Согласен. Это, пожалуй, сейчас самое главное. Потом его надо будет ещё и подлечить. Здесь всё-таки медикаментозных возможностей больше.

– Ну как? Что сказал Сергей Петрович? – интересуется Ванька за ужином.

– Полное взаимопонимание. Он пообещал даже озадачиться хорошей работой для Кирилла Сергеевича.

– Отлично! Я с завтрашнего дня начну готовить квартиру. Там столько всего надо повыкидывать!

– Мы начнём! – поправляю его с ударением на слове «мы».

– Ты лучше экзамены сдавай. А там, чтобы всё подготовить, я ещё и Ритку припашу. Она сама помощь предложила.

– Я всё равно хочу принять в этом участие. Мне хочется сделать всё как можно более похожим на его квартиру в Булуне.

– Ты прав. Так ему будет легче сменить место обитания. Да! Ритка передавала тебе привет.

– Спасибо.

Звонок в дверь прерывает наш разговор. Иду открывать. На пороге женщина средних лет.

– Здравствуйте… А можно увидеть доктора? – неуверенно спрашивает она.

– Вам которого? – улыбаюсь я, думая, что опять с головной болью пришли. – Помоложе или постарше?

– Простите… Я, наверное, ошиблась… – она поворачивается, собираясь уходить.

– Постойте! Я ведь не шутил! Нас тут двое. Я и мой брат. Правда, работаю врачом только я.

– Простите, – совсем смущается она, – я думала…

– Ладно, что у вас случилось?

– Мама упала. А «неотложка» говорит, что с вывихом надо ехать в травму, а мы не можем сами…

– Сукины дети! – искренне возмущаюсь я. – Вы из нашего дома?

– Да, из соседней парадной…

– Ванюха! Подъём! Потом доедим. Пошли, может, надо будет помочь, – громко говорю я, не оборачиваясь.

– Да я уже тут, – бурчит он мне в самое ухо. Сзади стоял!

Осматриваю пожилую женщину. Слава богу, действительно только вывих.

– Обычный вывих голеностопа. Перелома нет. Сейчас я вправлю. А вам, – обращаюсь я к пациентке, – придётся потерпеть. Будет немного больно…

– Ой! – тихонько вскрикивает она, когда я ставлю сустав на место.

– Сейчас немного ещё поработаю с вашей ногой, чтобы всё быстрее восстановилось…

Тружусь минут пятнадцать. – Всё… Всё в порядке. Ванюха, давай бинт.

Вместо гипса накладываю плотную повязку. Обращаю внимание на то, как Ванька внимательно смотрит на мои действия.

– Не ходить. Если в туалет, то на костылях. Костыли есть?

– Найдём, – отвечает дочь пациентки.

– По возможности лежать. Я завтра к вам забегу.

– Спасибо, доктор…

– До свидания.

В лифте Ванька стоит в задумчивости.

– Ты чего?

– В Булуне Вера Петровна меня уколы делать учила…

– Ну и как?

– Старался… Укол сделать могу, только не уверен, что получается, как у тебя.

– Зачем тебе это? – не понимаю я.

– Сашка, ты не поверишь… Месяц назад, почти перед твоим приездом, ещё одна соседка попросила мужу укол от давления сделать…

– Сделал?

– Угу… Почему-то страшно было. Давно не колол.

– Судя по всему, практики у тебя будет скоро достаточно, – весело предполагаю я.

– Издеваешься?

– Не знаю. Но, похоже, слава о нас с тобой уже пошла.

Едва вернулись домой – зовёт телефон.

– Сашенька, здравствуй! Наконец до тебя дозвонился, – слегка поскрипывает в трубке голос Ильи Анатольевича.

– Здравствуйте, Илья Анатольевич! Рад вас слышать и жалею, что не могу к вам заехать.

– Сашенька, у меня к тебе дело.

– Я весь внимание. Готов помогать, если это надо.

– Надо, Сашенька. Помнишь, когда Ваня не ходил, я искал костоправа для него?

– Помню.

– Тогда я его не нашёл, а вот теперь нашёл.

– Не понимаю…

– Костоправ – это ты! Есть достаточно тяжёлый случай, и нужна твоя помощь.

– Вы же знаете, я никогда не отказываю. Что там такое?

– В нашей области есть такой посёлок, называется Чистые Озёра. Там у местного главы муниципалитета дочка расшиблась на горных лыжах. Случай, как мне кажется, такой же, как и у Вани.

– Так… Чистые Озёра – это километрах в сорока от города. У меня там хорошие знакомые живут.

– Так вот, там есть больница. Она даже считается районной, но ты же понимаешь, что такое сельская больница. Эту девочку туда привезли позавчера, сразу после падения. Мне позвонили друзья только сегодня.

– Значит, мы с вами туда поедем завтра, – решаю я.

– Я-то тебе там зачем? Я старый больной человек, который не любит дальних поездок. Тем более лично её отца я не знаю. Я могу сказать, чтобы его предупредили, что доктор Елизов приедет в такое-то время. Назначай время.

– Ладно… Скажите, что к девяти утра я буду в его кабинете. Администрацию, думаю, я быстро найду.

– Хорошо, так я и передам. Только ведь завтра – суббота. Администрация будет закрыта.

– Хорошо, пусть меня ждёт в девять около входа в больницу. Хоть я и бывал в Чистых Озёрах, но где там больница, не знаю. Всё равно – найду. Мне покажут наверняка. Как его зовут?

– Я не знаю, но узнаю сейчас же и тебе перезвоню.

Идёт отбой.

– Ну, Ванюха, составишь мне компанию в поездке в Чистые Озёра? Там случай такой же, как и у тебя был.

– А куда же я от тебя денусь? – хмыкает он. – Кто же тебе ещё ассистировать будет? Вспомни Юру!

– Замётано!

* * *

Больницу нахожу быстро. Здание очень похоже на больницу в Булуне. Наверное, типовой проект. Только надстроен ещё один этаж. И какая же она запущенная!

Около приёмного покоя нервно ходит мужик лет пятидесяти. Останавливаю машину.

– Здравствуйте! Вы – Скориков Александр Васильевич?

– Да, это я. Только, простите, я сегодня не могу с вами поговорить, я жду доктора для своей дочери. Приходите, пожалуйста, в понедельник в администрацию, – несколько виновато говорит он.

По его реакции делаю вывод, что местные жители наверняка привыкли к тому, что своего главу можно вот так запросто остановить прямо на улице. Это говорит в его пользу.

– Вы меня не поняли. Доктор Елизов – это я. Ещё раз здравствуйте, – протягиваю ему руку.

– Здравствуйте… – он разглядывает меня с некоторым недоверием.

– Трудно поверить? – я слегка улыбаюсь. – Что делать, если доктор Елизов так молод. Пойдемте?

– Да-да! – с готовностью соглашается он.

В палате, под присмотром дежурной медсестры, осматриваю больную. Всё как у Ваньки и как у Юры. Так же перестали чувствовать ноги. Девушка тоже откровенно меня разглядывает.

– Снимок дайте, пожалуйста, – прошу я сестру.

– Сейчас принесу.

Идёт время, а сестра не возвращается. Честно говоря, мне снимок совсем не нужен. Всё, что надо определить, я уже определил руками, но хочется всё-таки себя проверить, а сестры всё нет.

– Ну и порядочки у вас тут, – обращаюсь я к муниципальному начальнику.

– Да, – вздыхает он. – А что вы хотите? Главврачи здесь меняются чаще, чем тренеры в футбольной команде! Сейчас опять очередной исполняющий обязанности…

Время идёт, сестры нет.

– Так, Ванюха, давай работать. Мне и так всё ясно, – решаю я и обращаюсь к пациентке: – Вас Женей зовут?

– Да, – удивлённо произносит она, ведь в моём присутствии её по имени никто не называл. – А откуда вы знаете?

У меня в голове ясно прозвучало – Женя! Надо же! Угадал!

– Знаю. Даже знаю, что вам двадцать лет.

– Точно…

Скориков тоже удивлённо смотрит на меня.

– Так, Женя, сейчас я буду вправлять вам ваш позвонок, чтобы вы могли потом снова кататься на горных лыжах. Надеюсь, у нас с вами всё получится. Если в момент вправления вам станет больно – значит, всё получилось, если нет – значит, плохо. Понятно?

– Угу… – она кивает.

– Так, Ванюха, осторожно кладём её на живот.

Очень долго и тщательно разогреваю травмированный позвонок. Хоть травма и свежая, но всё равно. Трое соседок Жени по палате с интересом наблюдают. Я это, как обычно, чуть ли не кожей чувствую.

– Так, Ванюха, кладём на моё колено, как тогда Юру.

Ставлю ногу на кровать, и мы с Ванькой аккуратно пристраиваем девушку животом на моё бедро.

– Ванюха, руки здесь и здесь!

– Знаю, – бурчит он. – И на счёт три.

– Да… Раз… Два… Три!

– Ай! – вскрикивает Женя.

– Ф-фу… – облегчённо выдыхаю я. – Ванюха, осторожно кладём на спину.

Женя уже лежит на спине и улыбается.

– Ну как, доча? – отец наклоняется к ней, очень напоминая собой вопросительный знак.

– Папка… Кажется, я чувствую левую ногу…

– Ванюха, проверь чувствительность.

– Чем?

– Вон, ложкой. На тумбочке возьми!

Ванька водит черенком ложки по ногам Жени.

– Ой, щекотно! – она хихикает. – Папка! Щекотно!

– Ну и слава богу, – говорю я.

– Вот! Принесла! – появляется сестра со снимком.

Так и хочется предложить ей засунуть этот снимок себе в… Ладно!

– Спасибо, только я уже вправил позвонок, – говорю я сухо, но снимок беру.

Что ж… Всё действительно так!

– Ванюха, смотри! Твой случай!

– Угу… Только у меня он поглубже был провален.

– Да, у тебя было посложнее. Значит, так, – обращаюсь я к Жене и её отцу, – неделю лежать, не вставая. Потом осторожно встать и постоять на костылях. Не ходить, а только стоять! Дня через четыре после этого стояния можно начинать немножко ходить. Думаю, что в этой больнице ей делать больше нечего. В понедельник сделаете контрольный снимок и сразу домой!

– Доктор… Александр Николаевич… Вы, как мне сказали, сейчас работаете на севере, а здесь временно?

– Да. Через две недели я уезжаю, а что?

– Вы не сможете ещё раз через неделю Женю посмотреть?

– Вы со своим вопросом меня опередили. Я своих пациентов стараюсь вести до выздоровления. А если я не успеваю, то вот Иван Николаевич, мой брат, присмотрит. Верно?

– Можешь не сомневаться, присмотрю. Не первый раз, – как всегда, солидно соглашается Ванька.

– Завтра я ещё сюда подъеду и сделаю Жене небольшой восстановительный массаж.

– Ой, спасибо вам…

Во взгляде отца такая признательность! Выходим из больницы.

– Товарищи дорогие, не откажите. Поедемте ко мне, пообедаем! Соглашайтесь!

– Соглашаемся! – решаю я сразу, поскольку мне хочется обсудить с ним одну интересующую меня тему.

Дома у главы муниципалитета сидим за столом и обедаем. От водки мы с Ванькой, не сговариваясь, отказались. Хозяин и не настаивал.

– Александр Васильевич, а почему у вас в посёлке больница в таком состоянии?

– Ой, Александр Николаевич… Как говорится, не сыпьте соль на раны. Больница находится в ведении района, а не волости, где я работаю, и медперсонал туда набирает райздрав. Вот и результат. Хозяина настоящего нет. А почему вы спрашиваете?

– Знаете, я работаю на севере, в Булуне, в такой же больнице. Там уже двадцать лет один и тот же главврач и персонал вышколен на сто процентов.

– Нам бы такого… – хозяин вздыхает.

– Я почему задал свой вопрос… – я внимательно смотрю на Ваньку. – Этот замечательный доктор, если хотите, легенда посёлка Булун, может скоро переехать в Питер. Он вообще питерский житель. Возможно, его могла бы заинтересовать должность главврача вашей больницы…

Ванькины глаза готовы выскочить из орбит.

– Вы знаете, Александр Николаевич, это было бы прекрасно, только с жильём у нас не очень хорошо…

– Это решаемо. Кирилл Сергеевич Золотов – мой учитель, и если он согласится на вашу больницу, то и я, как его ученик, тоже готов работать здесь. Ну а жить мы будем в Питере. Только это пока ещё прожекты. У него могут быть предложения и в Медицинской академии. Там работают его друзья, которые занимают высокие должности. Короче, надо разговаривать с ним об этом.

– Сашка, это было бы действительно прекрасно. Ты же понимаешь, что Кирилл Сергеевич, как полный универсал, наверняка заинтересуется такой возможностью. Да и здешняя больница – почти копия его больницы. Я сразу заметил.

– Короче, Александр Васильевич, если высказанная мной возможность вам нравится, то, пожалуйста, попытайтесь выяснить, как можно будет этого уважаемого доктора пригласить в вашу больницу.

– Александр Николаевич, обязательно! Телефон свой вы мне оставите?

– Конечно! Да и до моего отъезда в Булун мы ещё не раз увидимся.

– Александр Николаевич, я понимаю, что такие услуги стоят очень дорого… – начинает он, но я прерываю.

– Если вы про оплату, то я работал бесплатно. Я государственный врач из государственной больницы. Так я всегда говорю в Булуне.

– За это его там малохольным доктором зовут, – закладывает меня Ванька.

Попрощавшись со Скориковым, выходим на улицу.

– А сейчас мы с тобой ещё заедем к Лене и Павлу на кофе, – говорю я, когда мы садимся в машину.

– Павел пару раз заезжал к Диме с мелким ремонтом. Тоже тебе приветы передавал.

– А ты их до меня так и не донёс, – ехидничаю я.

– Так нести было далеко очень! – мне в тон отвечает Ванька.

Сидим с Ванькой на кухне у Павла. Лены нет дома, она сегодня в городе на работе. Уже рассказали про причину нашего визита в Чистые Озера.

– Да… Не повезло Василичу, – вздыхает Павел.

– Скажи, а что за человек ваш Александр Васильевич?

– Он – пахарь! Пахарь, каких мало. Вот он у нас всего три года, а нашего посёлка просто не узнать. Такое впечатление, что мужик на работе и днём, и ночью. К нему абсолютно каждый может подойти на улице со своей проблемой. Чванства нет ни грамма. Его тут очень уважать стали. Если пообещал – в лепёшку разобьётся, но сделает!

– Ну что, Ванюха… Осталось уговорить Кирилла Сергеевича.

– Боюсь, это будет самым сложным.

– А кто такой Кирилл Сергеевич? – интересуется Павел.

– Да вот, хотим отличного доктора вам в главврачи вашей больницы пригласить. Он в Булуне двадцать лет главврачом работает. На него там молятся, – поясняю я.

– Знаешь, Саша, если бы это вам удалось, то, наверное, весь район вам был бы благодарен. Задолбала уже местная медицина. У нас больницу называют предпоследней остановкой перед кладбищем.

– Собственно, я так и подумал, посетив её сегодня. Пока медсестра ходила за снимком, мы уже успели позвонок поставить на место. Честно говоря, я к такому не привык.

– Знаешь, ты ничего нового мне не открыл. Сосед там лежал, так такого понарассказывал, что волосы дыбом.

– Значит, ты правильно сказал Александру Васильевичу, чтобы дочку в понедельник оттуда забирал, – вставляет слово Ванька.

* * *

В воскресенье вместе со Скориковым входим в приёмный покой больницы. Первое, что я там вижу, это сидящий очень бледный парень. Из правого рукава на кисть руки стекает кровь. Рядом с парнем сидит, похоже, его отец. Сразу становится понятно, что у парня открытый перелом правого плеча. Я это просто вижу! Также вижу, что у парня болевой шок. И странно, что больше в приёмном покое никого нет! Где персонал?

– Извините, Александр Васильевич, – поворачиваюсь к Скорикову, – я должен хотя бы спросить, занялись парнем или нет. У него открытый перелом.

– Откуда вы знаете?

– Вижу!

Подхожу к парню.

– Вами уже занялись?

– Оформляют в город в любую больницу. Здесь сегодня нет травматолога, – грустно объясняет отец. – А как мы туда будем добираться, не знаю.

– Погодите, а почему нет травматолога? Здесь же одновременно и районный травмпункт! По крайней мере, так у вас написано.

– У нас приходящий травматолог, – отвечает мне сзади какая-то женщина в белом халате. – А сегодня он не появился.

– А вы?

– Я терапевт. Это не мой профиль. Здесь открытый перелом, нужна операция.

– Знаю. Слушайте, я могу помочь.

– Это доктор Елизов, – встревает Скориков.

– Доктор Елизов? Александр Николаевич? – удивлённо вскидывается отец парня. – Вы же на севере, в Булуне работаете.

– Я на месяц приехал в Питер. А откуда вы меня знаете?

– Так Василий, у которого вы рак нашли, – мой двоюродный брат!

– Ну как он сейчас?

– Химию после операции проходит. Спасибо вам за брата!

– Привет передавайте. Скажите, чтобы скорее в экипаж возвращался. Там его ждут.

Тётка-терапевт непонимающе хлопает глазами, переводя взгляд с меня на Васькиного брата и обратно.

– Сегодня у вас хирургическая сестра есть? – спрашиваю я её.

– Есть…

– Я сделаю операцию.

– Вы не врач нашей больницы! – протестует она.

– Да! Но я – врач! – отрезаю я.

– А кто будет нести ответственность за ваши опыты? – не сдаётся она. – Я вас не знаю!

– Я буду нести ответственность, – отец парня встаёт и делает шаг к врачу-терапевту. – Я верю доктору Елизову и могу подписать любую бумагу. Больной – мой сын.

– Вам этого достаточно? – поворачиваюсь я к ней.

– Я не знаю… – неуверенно произносит она.

– А я знаю. Готовьте операционную и пациента к операции, – ловлю себя на том, что в голосе, как всегда в таких случаях, уже появились командные нотки. – И хирургическую сестру давайте сюда.

– Сейчас, – покорно произносит тётка-терапевт и уходит.

– А вот курткой придётся пожертвовать, – предупреждаю я отца. – Надо будет разрезать рукав.

– Конечно, Александр Николаевич! Если надо – разрежем!

– Александр Васильевич, извините, но это надо сделать раньше, чем массаж Жене.

– Я и не сомневаюсь. Мы подождём. Давайте вашу куртку, я здесь посижу.

Всё так запросто у него. Будто и не начальник.

Появляется хирургическая сестра. Это женщина средних лет с усталым лицом.

– Здравствуйте, – здороваюсь я с ней. – Будьте любезны, ваше имя и отчество.

– Здравствуйте. Меня зовут Клавдия Лаврентьевна.

Неудачное сочетание имени и отчества, отмечаю я про себя. Лав… и лав… Трудно произносится.

– Клавдия Лаврентьевна, вот этого молодого человека сейчас мы с вами будем оперировать.

– А вы…

Я понимаю, что она хочет сказать, и прерываю её.

– Готовьте операционную. Сейчас я обезболю, и возьмёте пациента.

– Что вы сделаете?

– Обезболю!

У всех присутствующих озадаченный вид.

– Укол принести? – недоумённо спрашивает сестра.

– Не надо! Отойдите и не мешайте.

Приседаю на корточки перед парнем.

– Очень больно?

Молча кивает головой.

– Тебя как зовут?

– Гена, – буквально выдавливает он.

– Слушай меня внимательно, Гена, и смотри мне прямо в глаза. Дай мне свою здоровую руку.

Нахожу его взгляд и беру его левую руку.

– Так вот, Гена… С этого… момента… у тебя… твоя… правая… больная… рука… не болит… Ты… её… совсем… не чувствуешь… как будто… её у тебя… нет. С этого момента! Раз, два, три! – и обозначаю этот момент пожатием.

Некоторая пауза…

– Ой… Я не чувствую руки… – оторопело произносит Гена. – И не болит совсем!

– Всё, – обращаюсь я к Клавдии Лаврентьевне. – Забирайте его в операционную и вынимайте из одежды. Куртку придется резать. Готовьте всё. Анестезию тоже на всякий случай. Гипноз – хорошо, но может быть всякое. И халат мне!

Поворачиваюсь к аудитории. Да… Публика в шоке. Особенно Скориков и тётка-терапевт.

– Я сейчас покурю и сразу приду в операционную.

Вынимаю сигарету и собираюсь в свитере выйти на улицу.

– Александр Николаевич! Курите здесь, – тихо говорит тётка-терапевт. – Там простудитесь…

Это для меня очень важно. Она меня оценила.

Пользую Гену в операционной.

Надо сказать, Клавдия Лаврентьевна – отличная хирургическая сестра. Все мои команды выполняет быстро и чётко, а порой даже и предугадывает их. Это говорит о большом опыте.

Накладываю шов.

– Шов могла бы и я наложить, – ворчливо замечает она. – Все-таки двадцать лет в операционной простояла.

– Ну извините… Не знал… Гипс кто у вас накладывает? Я, конечно, могу и сам…

– Ещё чего не хватало! – с тихим возмущением говорит она. – Вы свою работу уже прекрасно сделали, теперь дайте и нам себя показать.

– Насколько я хорошо сделал свою работу, покажет рентген. Он сегодня у вас работает?

– Нет, только по будням. Однако поверьте, я много чего видела. Вашу работу проверять рентгеном нет смысла.

– Ну спасибо…

– Это вам спасибо. Давно мне не было так приятно работать. Вы хоть и молоды, но это ни о чём не говорит. Короче, мы с ним идём на гипс.

– Погодите. Надо гипноз снять. Гена… – ловлю его взгляд. – Гипноз придётся снять. Будет снова больно, но не так сильно, как было. С этого момента ты снова чувствуешь свою правую руку. Раз, два, три!

Щёлкаю пальцами.

– Ну как? – интересуюсь я.

– Ноет… Ну так, тянет… Но ничего. Терпеть можно.

Выхожу из операционной и спускаюсь в приёмный покой.

– Всё в порядке, – отвечаю я на вопросительный взгляд отца Гены.

– Спасибо…

По сравнению с операцией массаж Жениной спины – лёгкая прогулка. Её соседки снова молча наблюдают за мной.

– Вот, Женя… На сегодня достаточно. Давайте я вам помогу перевернуться на спину, – помогаю. – Ещё раз повторяю – лежать! Только лежать! До свидания!

– Спасибо, Александр Николаевич.

Выходим с её отцом из палаты.

– Александр Николаевич! – бросается ко мне тётка-терапевт. – Там бабулю с переломом привезли… Может…

– А у меня что, есть другие варианты? – я с улыбкой пожимаю плечами. – Только давайте мне в помощницы Клавдию Лаврентьевну.

После третьего пациента, парня с разбитым лицом, устало сажусь на стул.

– Кофейку бы…

– Сейчас сделаем! – весело отзывается Клавдия Лаврентьевна. – И с бутербродами!

Ого! Она улыбаться стала!

– Александр Николаевич! Поверьте, я сделаю всё возможное, чтобы заполучить сюда вас и вашего учителя, – муниципальный начальник жмёт мне руку. – Смотрите, как они все сразу преобразились! Забегали!

Он, бедняга, всё это время находился тут, в больнице.

– Александр Николаевич, – ко мне подходит Светлана Сергеевна, тётка-терапевт, – вы что-то говорили про больную из палаты, где лежит Женя Скорикова. Ну, которая у окна лежит.

– Да, я сказал, что у этой женщины сильно запущенный гастрит. Так и до язвы недалеко.

– Она у нас лежит с воспалением лёгких…

– А что, гастрит лечить не надо?

– Надо, конечно, только она не жаловалась… А вы откуда это знаете?

– Вижу! Умею я так! Открытый перелом я увидел точно так же. И рак у брата Гениного отца тоже. Так что – верьте!

– Да я уже верю…

– А вот и кофе с бутербродами! – появляется Клавдия Лаврентьевна с подносиком. – Поешьте! Устали ведь!

– Спасибо.

– Сашка! Ну где ты был так долго? Уже десять вечера! Я уж думал, не случилось ли чего!

Ванька явно обеспокоен. Мой милый, заботливый Ванюха…

– Не поверишь… Провёл почти целое дежурство в той больнице в качестве врача-травматолога. И операция была, и всё такое прочее. Там, видишь ли, травмпункт, а травматолога нет. А больные косяком. Устал страшно!

– Ладно, работник… Давай сначала в душ, а потом за стол. Заждался я тебя. Сам, между прочим, тоже не ел ещё ничего!

Сидим с Ванькой за столом и ужинаем.

– А что, там такой плохой персонал? – интересуется он.

– Ну почему плохой? Вот хирургическая сестра – профессионал высшей пробы. Почти ничего говорить не надо – сама нужный инструмент в руку вложит. А есть и другие, те, которым всё по фиг.

– Короче, ты показал им, как надо работать, – Ванька, как обычно, ёрничает.

– Я очень старался. Главное, что почти всё время сам Скориков там находился и за всем наблюдал.

– Ты Сергею Петровичу про всё это расскажешь? Он ведь намерен Кирилла Сергеевича взять к себе в академию.

– Обязательно расскажу. Тут недомолвок быть не должно. Но всё равно – последнее слово будет за Кириллом Сергеевичем.

– Это точно. Только и это тоже зависит от тебя, от того, как ты ему это подашь.

* * *

В кабинете Сергея Петровича обсуждаем мою информацию про Чистоозёрскую больницу.

– Знаете, Саша, а ведь вы, наверное, правы. Кирилл привык быть хозяином и учителем. И если вы ему правильно всё преподнесёте, то его выбор будет в пользу Чистых Озёр. Там есть ещё один плюс – больница не в городе Ленинграде…

Я понимаю, почему он назвал город старым именем.

– Вы по поводу его утраты?

– Да, Саша. Вы не представляете, какая это была любовь. Они надышаться друг другом не могли. О такой любви слагают стихи и песни. Очень редко у кого так бывает… Именно поэтому наш город всё равно будет давить на него воспоминаниями. А тут – посёлок! Опять всё новое. И главное, чтобы вы были рядом с ним. Хотя, конечно, и у нас вы можете работать с пользой и для себя, и для больных.

Юрий Степанович выговаривает мне по телефону.

– Саша! Ну что вы там с Сергеем понапридумывали за моей спиной? Извольте, по старой дружбе, найти время заехать ко мне и всё рассказать. Я очень на это надеюсь.

– Юрий Степанович, вы меня, пожалуйста, простите. Просто известный вам Илья Анатольевич Кох подрядил меня помочь одной пациентке, и я познакомился с Чистоозёрской больницей. Приеду и всё вам расскажу.

– Надеюсь… – бурчит завотделением.

В кабинете Юрия Степановича сидим с ним и обсуждаем новости. Я уже всё ему рассказал и теперь только слушаю.

– Знаете, Саша, ваша идея в общем-то очень неплохая. Осталось дело за немногим – надо, чтобы Кирилл на это пошёл. И в любом случае его по приезде, если он состоится, надо пропустить через нашу кардиологию. Так что убеждайте этого упрямца, а мы с Сергеем поможем. Тоже будем его звонками долбить. Конечно, если его назначат главврачом этой больницы, а вы ему будете помогать, то ничего лучше такого варианта и ожидать не приходится. Хватило бы только у него сил. Ведь, как я понимаю, свой коллектив он воспитывал двадцать лет, а тут всё сначала. Но Кирилл – человек амбициозный.

– Я готов его возить каждый день на работу и обратно. Подумаешь – сорок километров! Может, и хороших специалистов найдём вместе. Верно?

– Вот тут – не знаю… Как ещё и преподаватель, могу сказать, что из молодых нынче хороших специалистов мало. Да и кто пойдёт на наши зарплаты! Все мы живём с дополнительных частных приёмов. Только вы один у нас как белая ворона. И то потому, что у вас есть свой бизнес по авторемонту.

– Да это уже почти Ванькин бизнес. Он уже там вовсю рулит. Кстати, тоже занялся биоэнергетикой. С Кохом занимается.

– Ну и как?

– Кое-что получается… Бабушки из нашего дома уже приходят.

– Бабушки, говорите? – Юрий Степанович посмеивается. – Ну пусть с бабушек начинает, а там сам определится. Хотя его начальник очень хвалит. Даже немного повысил.

– А Ванька мне ничего не сказал!

– Ваш Ваня – скромный человек. И вообще очень хороший парень.

И мне приятно слышать о нём эти слова.

Перед визитом к Жене Скориковой домой захожу в больницу посмотреть снимок руки Гены. Мне необходимо это сделать, чтобы быть спокойным за свою работу.

На первом этаже в приёмном покое меня безропотно пропускают. Поднимаюсь и захожу в палату к Гене.

– Ну здравствуй! – протягиваю ему левую руку.

– Здравствуйте! – он расплывается в улыбке.

– Как рука? Болит сильно?

Судя по перешёптыванию соседей Гены по палате, он уже им всё рассказал.

– Ну не очень сильно… Только тут врач ругался…

– Как ругался? – не понимаю я.

– Ну что вы мне операцию делали и что меня оставили в больнице.

Не успеваю что-либо сказать, как в палату входит крупный мужчина.

– Ах, вот вы где? Что вы здесь вообще делаете? – с порога громко задаёт он вопрос.

– Да вот пришёл навестить вчерашнего пациента и заодно посмотреть снимок. Делали?

– Он ещё и командует! – следует возмущённая реплика.

Я понимаю, что этот человек решил мне устроить публичную порку, но переводить разговор в скандал мне совсем не хочется.

– Простите… Я что-то сделал не так? – тихо спрашиваю я.

– Нет, какая наглость! Убирайтесь отсюда немедленно! У нас своих специалистов хватает, чтобы всякие приходящие тут ещё околачивались. Убирайтесь!

– Хорошо, я уйду, но очень вас прошу, покажите мне снимок. Я должен убедиться, что всё встало на место правильно.

– Я сейчас охрану позову!

– Объясните мне, пожалуйста, – прошу я так же тихо, – что я сделал не так?

– Да всё вы сделали так, Александр Николаевич! – выглядывает из-за плеча моего гонителя Клавдия Лаврентьевна. – Я снимок смотрела. Всё отлично!

– Клава, уйди отсюда. Я с тобой потом разберусь. Что вы сделали неправильно? Неправильно то, что вы вообще тут появились. У нашей больницы есть свой… статус.

– Да-да… Я уже наслышан, – говорю я, проходя мимо него, и обращаюсь к населению палаты: – До свиданья. Поправляйтесь!

– До свиданья, – нестройно отвечают мне вслед больные.

Ну слава богу! В скандал я не встрял. Мог бы, конечно, заставить его потерять голос, но чего свои способности на таких распылять!

– Вот такая у нас благодарность за профессионализм, – слышу я вслед голос Клавдии Лаврентьевны.

Странно, я как-то даже не чувствую себя обиженным. Оборачиваюсь.

– Клавдия Лаврентьевна, вы потерпите немного. Может, ещё вместе поработаем! Я серьёзно говорю.

Дома у Скорикова делаю Жене массаж спины.

– Что ж, завтра попробуем встать на костыли. Только завтра я попрошу Ваню к вам приехать и помочь. Я буду занят, – говорю я Скорикову.

– Я слышал, сегодня с вами в больнице по-свински обошёлся нынешний главврач. Вы меня извините, Александр Николаевич. Считайте, что это я недосмотрел.

– Александр Васильевич, да не берите в голову. Я на скандал не пошёл. С рукой у парня всё в порядке. Так чего же ещё нам с вами нужно? А то, что он меня выгнал, так это, как говорится, Бог ему судья.

– Да! Вы знаете, мне уже про доктора с севера в посёлке говорили, – улыбается он. – У нас это быстро….

– Так это везде. Только в Булуне меня называют доктором из Питера, а у вас – доктором с севера. Забавно. Честно говоря, мне чем дальше, тем больше хочется тут у вас работать.

– Александр Николаевич, а почему вот вы смогли мне помочь, а другие врачи… ну до вас, не смогли? – вдруг спрашивает Женя.

– Понимаете, Женя, позвонки ставить на место в общем не учат. Я до этого сам дошёл. Своими мозгами. Ваня, мой брат, которого вы видели, почти полгода не ходил с такой же травмой. Вот я и стал думать, как его на ноги поставить. Придумал… А потом стал учиться медицине.

– Так вы стали врачом?

– Не знаю, стал ли я врачом, но я всё время стараюсь думать и что-то искать в этой своей профессии.

– А почему вы говорите «в этой профессии»?

– Потому что у меня есть моя первая профессия. Я – инженер-механик. Раньше ремонтировал автомобили.

– Александр Николаевич, а я ведь тоже инженер-механик! – вступает отец Жени. – Вы что заканчивали?

– Военмех, а вы?

– Я тоже Военмех! Значит, мы с вами однокашники!

* * *

– Дашка… Выходи за меня замуж! – шепчу я, прижимая её к себе.

– Ну и как ты себе это представляешь? Муж на севере, а жена в Питере…

– А может, я всё-таки вернусь сюда с Кириллом Сергеевичем?

– Сашенька… Я обещаю тебе, что, когда ты вернёшься, мы с тобой тоже вернёмся к этому разговору. Ты же знаешь, у меня есть папа, который не хочет видеть тебя рядом со мной… – и хитренько добавляет: – А Ваню он обожает! И говорит – жаль только, что такой молодой, – она весело смеётся и целует меня.

Серёжка, которого Даша держит за ручку, пытается копать снег красной лопаткой.

– Ладно, папа… Нам пора домой, – тихо говорит Даша. – Ты когда уезжаешь?

– Где-то через неделю. Вот сдам ещё за первый семестр пятого курса и поеду, вернее, полечу.

– Знаешь… Я в церкви свечку поставлю, чтобы Кирилл Сергеевич согласился переехать в Питер. Я очень, очень хочу, чтобы ты был рядом. Пусть в этих Чистых Озёрах, но это ближе, чем твой Булун.

– Вот стану работать в Чистых Озёрах, сниму там квартиру и заберу тебя с Серёжкой к себе на свежий воздух. А Ванька с Ритой пусть в моей живут.

– А Рита – хорошая девочка?

– Видел один раз, и мне она понравилась. Именно такой я представлял Ванькину девушку. Хорошо бы, чтоб у них всё срослось…

– Я просила его меня с ней познакомить, так и не познакомил.

– Он ей сейчас помогает сессию сдать. Они заняты делом.

– Кстати, о делах. Ты не в обиде, что я помогаю Ване рулить твоим бизнесом?

– Конечно, нет! Тем более что это уже почти ваш бизнес. Вы же с него кормитесь!

– Ну что делать! Но я даже рада, что могу тоже заниматься делом. И за это очень благодарна Ване. Да! Я его тебе заложу…

– О, как интересно! – от Ваньки я почему-то сюрприза не ждал. – Ну и что же он натворил?

– Он тебе шмоток накупил разных. Говорит – не могу смотреть, как мой старший брат ходит чёрт знает в чём.

– Ну почему «чёрт знает в чём»? Вот эту куртку, например, мне Ванька подарил.

– Короче, там много. И штаны, и ботинки… Даже дорогие часы тебе купил! Вот как я его тебе сдала с потрохами, – Даша довольно смеётся.

– А ты-то откуда всё это знаешь? Небось, сама помогала? Признавайся!

– Не без этого… Костюм выходной тебе выбирала я сама. Хорошо, что у тебя фигура стандартная!

– И костюм выходной! Слушай, а куда мне в нём ходить? На дискотеку к белым медведям?

– В загс, например! Ты, Елизов, точно – малохольный доктор.

Возвращаюсь домой от Даши. Ого! На тахте разложены всякие шмотки, о которых мне говорила Даша.

– Что это за выставка-продажа? – спрашиваю я Ваньку, делая вид, что ничего не знаю.

– Это всё тебе, братишка. Давай, примерять будем. Давай-давай, – торопит он. – Хочу посмотреть, как это всё на тебе будет выглядеть.

– Понял. Ладно… Иди сюда, лохмы поотрываю… – притягиваю его к себе, и мы на некоторое время замираем. – Ванюха мой…

– Да. Всегда твой и только твой… – снова бубнит он мне в плечо.

– А вот это неправильно. У тебя есть Рита…

– Это совсем другое. Ты должен это понять.

– Неужели ты думаешь, что я этого не понимаю?

– Ладно, давай меряй! Много разговариваем.

Фигура у меня действительно стандартная, поэтому буквально всё, что куплено, подошло отлично. Стою в костюме, а Ванька придирчиво осматривает меня со всех сторон.

– Да! Даша не ошиблась! Это она тебе костюм выбирала. Отлично сидит! Ещё повернись…

Поворачиваюсь.

– Ну хоть сейчас в загс! – Ванька щелчком якобы стряхивает с моего плеча пылинку.

Молчу. Понятно, что они уже всё обсудили. Вот и хорошо!

– Только костюм я тебе в Булун не дам. Жениться всё равно будешь здесь…

– Я смотрю, ты меня уже и женить собрался? – я хмыкаю.

– А то! Хватит тебе болтаться по всяким разным… в том числе и в Булуне, – ехидно замечает он. – А здесь ты будешь под нашим общим присмотром. Не загуляешь!

– Слушаюсь и повинуюсь!

Не мог же он пронюхать про мои булунские похождения…

– То-то же! Ну, пошли ужинать.

Поднимая «нашу» рюмку, Ванька долго смотрит на меня.

– Ты чего?

– Спасибо тебе, Сашка, за то, что я смог вот так вот… что-то для тебя сделать.

– Эх, Ванюха… Неужели тебе непонятно, что все эти наши пять лет ты только и делаешь, что что-то для меня делаешь. Ты же совершенно изменил мою жизнь! Разве нет? Благодаря кому я, можно сказать, нашёл себя и стал лечить людей? Не согласен?

– Тебя послушать, так… А-а, ладно! Короче: ты – мне, я – тебе…

– Вот это другое дело. С этим я согласен. За это мы с тобой и выпьем, – подытоживаю я.

Мы с Юрием Степановичем сидим в ректорском кабинете.

– Сначала, Саша, я вас поздравляю с успешным завершением вашего вояжа в Питер. Я поинтересовался, вам осталось сдать всего два предмета за пятый курс. Это отлично! Очень за вас рад.

– Спасибо, Сергей Петрович! Правда, у меня были более серьёзные планы. Эти два предмета я не пошёл сдавать, поскольку не был уверен, что сдам на «отлично».

– Вы по-хорошему амбициозны. А почему только на «отлично»?

– Чтобы не портить общей картины. Но всё равно, я хочу в июне подойти к диплому.

– Саша… А вы о диссертации в будущем не думали? – осторожно спрашивает Юрий Степанович.

– Да как-то ещё нет… – смущаюсь я. – А что?

– Думаю, тема могла бы быть по методам лечения биоэнергетикой.

– А ведь Юра прав! – поддерживает его ректор. – Можно начать эту тему с диплома, а потом её развить в диссертацию. Подумайте!

– Я, конечно, подумаю, но только всё-таки давайте с Кириллом Сергеевичем сначала…

– А вот теперь мы переходим к главному. То есть к тому, зачем я вас позвал, – ректор обводит нас долгим взглядом и переходит на председательский тон. – Ну что, граждане заговорщики, мне вчера звонил наш подопечный.

– Ну и как он? – наверное, слишком быстро спрашиваю я и, желая загладить бестактность, объясняю: – Когда мы с ним говорили, то мне его дыхание не понравилось.

– Нет, голос бодрый, и одышки я не услышал. Вы знаете, зачем он мне звонил? – ректор держит паузу. – Просил, чтобы я вам, Саша, объяснил, что в Булуне вы себя загубите. Сказал, что очень беспокоится за ваше будущее.

– Ну а вы?

– Ох… Простите, коллеги, я, кажется, погорячился… – Сергей Петрович внимательно смотрит на меня и виновато продолжает: – Я жахнул из главного калибра.

– Воображаю… – бормочет Юрий Степанович. – И ты ему сказал про переезд?

– Сказал… – Сергей Петрович обречённо кивает головой.

– Извини, Сергей, хоть ты и начальник, но ума у тебя, как говорится, палата! Ты же всё испортил!

– Да всё не так уж и плохо, – улыбается виновник. – Я ему сказал, что если ему дорого будущее его ученика, тем более такого упёртого, как вы, Саша, то ему стоит быть мудрее и поступить так, как нужно для блага этого ученика.

– Вы что, серьёзно так сказали? – оторопело спрашиваю я.

– Именно такими словами!

– Ну ты дал, Сергей… И что он?

Юрий Степанович впивается взглядом в ректора.

– Ну, он стал говорить, что если переезжать, то ему негде жить, а продать его булунскую квартиру невозможно, и всякую такую муть. А я ему сказал, что у вас, Саша, есть для него много интересных и толковых предложений, поскольку времени вы здесь даром не теряли.

– Уф-ф, – вырывается у меня. – Ну а он-то что?

– Сказал, что когда вы приедете, будет допрашивать вас с пристрастием. Так что готовьтесь. Почву я вам подготовил.

– А я уж думал, что ты дров наломал, – Юрий Степанович с облегчением переводит дух.

– Я хоть и ректор, но ещё думать не разучился, – Сергей Петрович хитро прищуривается. – Так что, Саша, все мы теперь с надеждой смотрим на вас. Уговаривайте! И обязательно держите нас с Юрой в курсе дел. Звоните. А мы отсюда тоже будем его потихоньку долбить. Вода, как известно, камень точит.

– Сергей Петрович! Ещё просьба есть. Можно ли с вашим влиянием связаться с областными медицинскими начальниками насчёт Чистоозёрской больницы? Может быть, их удастся заинтересовать новым главврачом?

– Вот ты чувствуешь, Юра, что мы, старая гвардия, ещё чего-то стоим! Саша, я уже был в Облздраве. Есть там у меня один канал… В общем, Чистоозёрская больница со своими проблемами и постоянными жалобами их уже, как нынче говорят, достала. Но решения, к сожалению, быстро не принимаются. Кириллом они заинтересовались. Я бы сказал – очень заинтересовались. Даже собираются сделать запрос в Якутск по его работе. Главное, чтобы тамошние начальники не нагадили. Ну что, если мы все обсудили, то разрешите считать заседание нашего тайного общества закрытым.

– Ванюха! Есть новости! – кричу я с порога квартиры.

– Вываливай! – отзывается он с кухни.

Наскоро «вываливаю».

– Вот это класс! – он расплывается от удовольствия. – Такая движуха вперед!

– Тебе помощь в обустройстве твоей квартиры нужна? Я почему-то думаю, что всё может решиться достаточно быстро.

Я действительно почему-то уверен в скором успехе. Правда, в будущее заглядывать боюсь.

– Справимся. Мы с Риткой уже кое-что сделали.

Звонок в дверь.

– Слушай, иди открывай сам, – отмахиваюсь я. – Опять наверно за какой-то помощью. Если так, то веди сюда.

Из кухни слышу какое-то шушуканье у двери.

– И Сашеньку тоже угостите. Пусть с собой на север возьмёт… Там ведь нету такого!

Услышав своё имя, выхожу в прихожую.

– Здравствуйте, Татьяна Петровна.

– Здравствуйте, Александр Николаевич.

В руках у Ваньки трёхлитровая банка с вареньем.

– Так… Ты, я вижу, уже взятками стал промышлять! – якобы сурово говорю я.

– Что вы, Александр Николаевич! Не ругайте Ваню. Я вам по-соседски… Малиновое варенье это. И вы с собой возьмите. От простуды ведь. А у вас там, на севере, холодно, – скороговоркой выкладывает она.

– Спасибо вам, Татьяна Петровна! Большое спасибо!

Соседка скрывается.

– Взяточник! – тихо и ехидно говорю я Ваньке на ухо.

– Да ну тебя! – бормочет он. – Вот и возьмёшь с собой всю банку.

– Нет уж! Поделим по-братски, – и видя его смущение, оправдываюсь: – Ванюха, я же шучу… Мне очень приятно, что мы с тобой вместе заработали эту банку варенья. Честно!

– Вот так с варенья и начинается растленье, – глубокомысленно заключает Ванька почти в рифму.

Сумка собрана. Прощаюсь с Ванькой.

– Ну, Ванюха… – жму его руку. – Бывай, братишка!

Какое-то время смотрим друг другу в глаза, а потом крепко обнимаемся.

Не знаю, сколько стоим, но мне не хочется его отпускать. Трусь, как кот, лицом о его шевелюру и молчу.

– Знаешь, Сашка, – шёпотом произносит он, – я даже благодарен тем парням, от которых ты меня тогда отбил. Если бы мы в тот момент не встретились, то не знаю, как бы сложилась моя жизнь. Ты действительно – моё всё…

– Но ведь у тебя теперь есть Рита!

– Нет… Только ты. Она очень хорошая девчонка, но только ты…

И мы продолжаем так стоять.

– А я всё думаю, что если бы не твои глаза тогда в раздевалке…

– Да ладно… Дались тебе мои глаза! Эх, Сашка! Как я хочу, чтоб вы скорее вернулись сюда вместе. Тогда тебе не нужно было бы уезжать… Мы с Дашей будем тебя очень ждать…

– Ну всё… А то я опоздаю на самолёт. Отпускай меня, – шепчу я ему в ухо.

– Да… Надо ехать.

* * *

Как всегда, я прямо с аэродрома еду в больницу. Хорошо, что организовалась попутная машина! Захожу в кабинет Кирилла Сергеевича.

Листает какую-то книгу, а потом поднимает на меня взгляд.

– Сашенька! Ну здравствуй, дорогой!

Он встаёт, и мы обнимаемся.

– Наслышан уже о твоих успехах. Ну и обо всём прочем тоже информирован, – он с лёгкой хитринкой поглядывает на меня.

– Ну, Кирилл Сергеевич… Я готов все темы обсуждать с вами вечером за ужином.

– У меня и коньяк армянский припасён для такого случая. Мне тут мой бывший пациент привёз. Так что, как видишь, я тоже не без греха, – он прижимает руку к сердцу. – Короче, давай иди домой и отдыхай.

– Кирилл Сергеевич, вертушка пришла… – входит Николай Фёдорович. – Саша! Здравствуй! Рад снова видеть тебя на работе.

– Он с завтрашнего дня на работе, а пока пусть отдыхает, – поправляет его главврач. – Кто у нас может лететь?

– Честно говоря, некому. Петя после суток и сейчас дома. Одни женщины.

– Значит, полечу я, – спокойно говорю я им. – Только вот переоденусь…

– Сашенька, ты прости, но тут выхода другого нет, – как бы извиняется Кирилл Сергеевич. – А то Николаю придётся, а у него, как всегда, операция.

– Николай Фёдорович, вы тогда скажите Тане, чтобы готовила всё необходимое, – прошу я зама. – Я быстро.

– Ты хоть чаю попей! Да поешь чего-нибудь. Ты же не знаешь, что там тебя ждёт и сколько времени придётся там находиться, – охлаждает он мой пыл и сразу выходит.

– Чаю мы тебе сейчас сообразим, – Кирилл Сергеевич начинает суетиться. – Ты скажи мне, чего это ты так приоделся?

– Это Ванька меня обрядил, – говорю я гордо. – Сказал, что не может видеть, как брат ходит чёрт знает в чём.

– Вообще, Ваня – большой молодец.

– Вы ещё не всё про него знаете. Вечером расскажу о его успехах. Я им просто горжусь!

– Ладно-ладно! Я насчёт чая, а ты иди в свой кабинет и переодевайся.

Захожу в кабинет. Таня суетливо собирает сумки.

– Привет, Танюша!

– Александр Николаевич! – она бросается меня обнимать, а потом и украдкой целует. – Я так соскучилась!

– Танюш… Ой… Совсем задушила! Дай я переоденусь.

Только сейчас она обращает внимание на мой вид.

– Ой… Какой вы стали…

– Это братишка меня приодел. Спасибо ему! Ладно, давай выйди, а я переоденусь.

– Можно подумать, что я вас без одежды не видела, – она тихонько смеётся, но выходит, стрельнув напоследок карими глазами.

В уже знакомом вертолёте трясёмся с Таней, сидя рядом. Летим в неизвестность, поскольку действительно совершенно нет сведений, что там за больной и вообще что с ним.

– Рассказывай, как ты тут без меня работала? – пытаюсь я перекричать шум двигателя – К поступлению готовилась?

– Вы уехали, и сразу нам с Петей пришлось всё время вот так вот по вызовам, – кричит она мне в ухо.

– Ну а что-нибудь читала?

– Конечно! Почти всё, что вы оставляли, прочитала. Много непонятного, правда.

– Это мы с тобой разберём вместе.

– Мы вместе будем только разбирать мои вопросы? – хитренько спрашивает она.

– Ой, Танюшка… Бедовая ты девчонка! – фыркаю я.

– А я действительно бедовая! – весело отвечает она.

Вертолёт садится.

– Александр Николаевич, мне тут надо ещё с почтой слетать. Я вернусь через два часа, – предупреждает меня Фёдор, лётчик, который нас всё время обслуживает.

– Хорошо! Мы справимся. Ждём!

До чего тут все жилища местного населения похожи! Как всегда, к нам бегут люди с фонарями и призывно машут руками. Похоже, что-то серьёзное стряслось.

Да уж… Серьёзнее не придумать. Женщина аж корчится от боли. И температура зашкаливает. Даже по внешним признакам у неё гнойный аппендицит. Да и своим зрением я это вижу. А вертолёт я опрометчиво отпустил…

Приходится принимать трудное решение. Я ассистировал Николаю Фёдоровичу при таких операциях неоднократно, но сам ещё не оперировал. Надо решаться и «резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонита», как было сказано в одном замечательном фильме.

– Так, Танюша, тут гнойный аппендицит. Придётся делать операцию здесь, иначе будет всё плохо. Скажи, что нужны чистые тряпки, и много. Только чистые! И много горячей воды. Анестезию не забыла, как тогда?

– Я специально проверила! – обиженно восклицает она.

– Молодец. Давай, переводи.

Таня начинает лопотать на местном.

– Да, ещё скажи, что света надо побольше.

– Я уже сказала. Сама догадалась! – она улыбается.

Обезболиваю всё-таки гипнозом. Укол делаю только один. Ну не знаю я, как больная переносит анестезию! Оперирую прямо на её лежбище. Господь, наверное, мне всё-таки помогает. Руки будто сами совершают нужные движения. Таня, подавая инструменты, почти не ошибается. Натаскалась! Молодец! Светят мне тремя фонарями. Света хватает, но хотелось бы, чтобы было ещё посветлее…

Ну вот. Теперь шов…

– Александр Николаевич, дайте я… – шёпотом предлагает Таня. – Меня уже научили…

– Нет, Танюша. Здесь темновато. Было бы светло – делала бы ты. Извини, не обижайся.

– Да я не обижаюсь… Только вы устали, я же вижу! Прямо с самолёта – и на операцию…

– Такова участь врача! – невесело замечаю я. – Ты ещё не раздумала?

– Никогда!

Выхожу на свежий воздух, а Таня тем временем объясняет пациентке, что надо лететь в больницу.

Снова захожу в жилище.

– Ну что?

– Они сказали, что если великий шаман так говорит, то надо слушаться.

– Опять всё то же! Опять я шаман! – тихо возмущаюсь я.

– Вы же опять пользовались гипнозом! – поддевает Таня. – Вот и получите народное уважение. Только вы ведь действительно шаман! Вас за глаза местное население только так и называет. Или не согласны?

– Я и сам уже не знаю, кто я, – демонстративно отмахиваюсь, но мне всё-таки чертовски приятно.

Проследили за выгрузкой больной из вертолёта и входим в здание больницы. Опять встречают нас Кирилл Сергеевич и Николай Фёдорович.

– Ну, Саша… Вот и пришлось тебе аппендицит вырезать! – глаза Николая Фёдоровича довольно блестят. – Я же тебя предупреждал! Уверен, что ты всё сделал отлично. Не страшно было?

– Знаете, я как-то про страх и забыл, – признаюсь я.

– Вот это и есть самое главное! – хирург поднимает вверх палец. – Это значит, желание помочь больному пересилило страх. Молодец! Думаю, теперь ты ещё и мой ученик.

– А я хочу ученика поругать, – спокойно говорит Кирилл Сергеевич. – Сам догадался за что, или подсказать?

– Да понял я, что нельзя было отпускать вертолёт, пока не осмотрю больную. Поздно, но понял…

– Это называется – самоуверенность, Сашенька. Такого себе позволять не должно!

Он делает ударение на первом слоге слова «должно», и от этого фраза становится более значимой.

– Понятно, Кирилл Сергеевич… Усвоил.

– Надеюсь. Теперь пошли домой. Антошка заждался. Придёшь, ляжешь спать, отдохнёшь, а все разговоры – завтра.

– Представляешь, Юра, Саша сам прооперировал аппендицит в сугубо полевых условиях. Только с самолёта приехал и сразу полетел на дальнее стойбище. А там пришлось резать. …Вот и я говорю – молодец! Ты понимаешь, какая у него хватка?

Я всё это слышу сквозь дрёму и понимаю, что Кирилл Сергеевич расхваливает меня Юрию Степановичу по телефону.

– Юра, об этом мы с ним поговорим завтра. Ему надо хорошо отдохнуть после всех событий. Да не сопротивляюсь я! Я готов его выслушать и обсудить все варианты. Да… Я понимаю, что он упёртый… И про будущее его я понимаю… Ладно, ты меня утомил. Завтра поговорим с Сашей и созвонимся.

Понятно… Тайное общество в действии.

* * *

По какой-то негласной договорённости мы с Кириллом Сергеевичем совершенно не трогаем тему нашего возможного перемещения. Идём на работу и говорим о чём угодно, кроме этого.

В больнице первый, кого мы встречаем, – Петька.

– Здравствуйте, Кирилл Сергеевич! Привет, Саша! Кирилл Сергеевич, я думаю, что прописанный Нечаевой комплекс недостаточен, – буквально с порога начинает он о делах. – Я там добавил… Ну в соответствии с нашими возможностями. Вы посмотрите?

– Петенька, я уверен, что если ты так считаешь, то, значит, так и нужно. Ты же – кардиолог! Я посмотрю, конечно! Но только из любопытства.

По лицу Кирилла Сергеевича видно, что Петькой он доволен. Ясно, что он посмотрит не только из любопытства, но старается воспитать в Петьке ответственность за принимаемые решения. Меня он так же воспитывал…

– Саша, я хотел бы с тобой поговорить, – обращается ко мне Петька.

– Конечно, давай! Я готов.

Петька ловит меня курящим у форточки. Тоже закуривает.

– Слушай… Тебя можно попросить?

– Что за церемонии! Выкладывай, чего нужно.

– Понимаешь, у меня есть вопросы, с которыми к шефу подходить я боюсь… Понимаю, что дипломированный врач такие вещи должен знать назубок, но я эти вещи когда-то по разгильдяйству недоучил. Поможешь?

– Знаешь, Петруха, я очень рад слышать от тебя то, что услышал. Ты можешь располагать мной и моим временем столько, сколько тебе надо. Обещаю. Всё, что знаю сам, я тебе расскажу и научу.

– Спасибо, Сашка, – и грустно продолжает: – Знаешь, сколько времени я потерял зря? Страшно подумать. А навёрстывать трудно.

– Петруха! Самое главное – ты это понимаешь. А значит, наверстаешь. Можешь не сомневаться.

– Ты понимаешь, Сашка… Вот твой вчерашний случай с аппендицитом опять мне многое про меня показал. Я подумал, что если бы пришлось лететь мне, то не знаю, что бы я смог там сделать. А это – жизнь той тётки.

– Поверь мне, Петруха, если бы ты осознал, что эта жизнь зависит от тебя и только от тебя, ты бы постарался сделать то же самое. Я не собираюсь тебе льстить, просто чувство ответственности сразу включает все скрытые силы человека. Я это знаю совершенно точно. На примере собственного брата. Знаешь, какой он теперь, после того как я все заботы оставил ему? Это теперь другой человек. Так и с тобой будет. Уверен! А на твои вопросы я готов ответить всё, что знаю сам, и тайно от Кирилла Сергеевича.

– Спасибо тебе, Сашка! Не думал, что ты меня так сможешь понять… Спасибо.

Не думал? Почему? Я вроде всегда…

– Ну как Петруха работает? – интересуюсь я вечером за ужином у Кирилла Сергеевича.

– Сашенька, ты представить себе не можешь! Совершенно другой человек стал! Мне даже иногда становится с ним интересно! В своей области он разбирается. Я это понял.

– Значит, новогодняя встряска на него хорошо подействовала. Мне тоже стало приятно с ним общаться. Я хорошо чувствую его заинтересованность.

– Ты уж Пете помогай, Сашенька, если он попросит.

– Конечно, помогу! Кирилл Сергеевич, а почему вы не спрашиваете, как я сессию сдал? – задаю я хитрый вопрос.

– А чего мне спрашивать, когда я всё сам знаю, – в тон мне отвечает он. – Ты же, как было сказано в том прекрасном фильме, под колпаком! – Кирилл Сергеевич лукаво смотрит на меня. – Ты лучше расскажи мне то, чего я не знаю.

– А чего вы не знаете? – включаю я дурака, надеясь услышать конкретный вопрос.

– Я не до конца знаю, что вы с Юрой и Сергеем придумали в отношении меня. Сергей мне прямо сказал, что ты мне всё подробно расскажешь, когда приедешь. Так что давай рассказывай!

– Ну, Кирилл Сергеевич… – странно, но я запинаюсь, потому что не знаю, как начать. – Понимаете…

– Ну что ты тянешь кота за… соответствующее место! – ворчливо подгоняет он меня, почёсывая приткнувшегося к нему Антошку. – Выкладывай, какие у вас там прожекты?

– Нам с вами надо возвращаться в Питер, – бухаю я опять, как будто бросаюсь в холодную воду. – Если вопрос в жилье, то он решён. Вопрос работы – тоже решаем.

Замолкаю. Повисает пауза…

Кирилл Сергеевич тянется за сигаретой, прикуривает.

– Ты понимаешь, что с этим посёлком у меня связано почти тридцать лет жизни? – грустно спрашивает он. – И с этой больницей… С этими людьми…

– Вас пугают возможные изменения?

– Знаешь, Сашенька… Я ведь не из пугливых! Я привык браться за любую работу и делать её для себя интересной. Чего греха таить, я уже имел с Сергеем, а потом и с Юрой телефонные беседы на эту тему. Признаюсь тебе, я уже и сам стал подумывать про переезд, когда ты сюда нагрянул. Ты знаешь, как я к тебе отношусь, Сашенька… Детей у меня нет. А ты мне стал вместо сына. Об этом мы с тобой уже говорили. Я горжусь таким сыном! Это правда! Кроме того, я ещё понимаю свою ответственность за твоё будущее…

Кирилл Сергеевич говорит медленно, будто взвешивая каждое слово, а я весь превратился в слух.

– Я прекрасно понимаю, что ты меня не оставишь одного. Это меня и пугает… Если ты останешься тут, то так же похоронишь своё будущее, как это сделал я. Не хочу этого! Ты должен не только закончить академию, но и идти дальше. У тебя огромный талант, и ещё – ты любишь свою новую профессию да и вообще трудиться. Мне это в тебе очень нравится. Только поэтому я готов обсуждать с вашей компанией варианты переезда и дальнейшей жизни.

Он замолкает и вопросительно смотрит на меня.

– Кирилл Сергеевич, жильё у вас будет. Мы с Ванькой готовы вам отдать Ванькину двухкомнатную квартиру, которая сейчас пустует. Вам с Антошкой там будет хорошо.

– А почему она пустует?

– Ванька сейчас живёт со мной в моей квартире, а жить в своей не может. Вы должны понять – старые воспоминания…

– А если он женится?

– Тогда буду проситься к вам на постой, – с невинным нахальством заявляю я.

– А если ты женишься? Ты ещё мне потом расскажешь, как у вас с Дашей!

– Обязательно расскажу! Только вы знайте: вас никто не потревожит. Я вам это обещаю.

– Ну предположим… А работа?

– Есть один прожект… Именно прожект! В посёлке Чистые Озёра есть районная больница. Один проект с нашей, только ещё один этаж надстроен. Там главные врачи меняются как перчатки, а больные проклинают и их, и саму больницу вместе с персоналом. В общем – беда. Если Сергей Петрович сможет использовать своё влияние, то вам могут предложить в Облздраве её возглавить. В этом случае я буду рад работать под вашим руководством в любой должности. Если это не получится, то остаётся вариант в самой академии. И в этом случае я тоже хочу работать с вами.

– Чистые Озёра далеко от города?

– Сорок километров. Буду вас каждый день возить на работу и с работы.

– Вариант с больницей мне кажется привлекательным, – задумчиво тянет Кирилл Сергеевич. – Хватило бы сил…

– Так я же буду рядом! Мы будем вместе! Там мировой глава муниципалитета! Я с ним познакомился, когда пользовал его дочку. У неё был Ванькин случай. А её отец – потрясающий человек. По-моему, он на работе, даже когда спит. Честно говоря, я уже обсудил с ним все возможности, и он обещал полную поддержку и помощь.

– Неужели такое бывает? Я уже отвык от помощи властей. Знаешь, я бы взялся… По крайней мере, мне это интересно. Я ведь в нашей больнице тоже с борьбы с бардаком начинал. Может, вспомнить молодость? – он с хитринкой смотрит на меня. – Но только – вместе!

– Кирилл Сергеевич, я же вам сразу сказал…

– Прости, Сашенька. Если раньше я рассчитывал только на себя, то теперь таких сил у меня уже нет. Ты это сам знаешь. Да и не был я готов к такому решительному повороту в своей судьбе. Я даже свыкся с мыслью, что меня закопают на здешнем кладбище.

– Кирилл Сергеевич, ещё раз повторяю – я с вами! И раз вы говорите, что я вам как сын, то я – ваша семья. Поэтому по-другому быть не может – только вместе!

– Хорошо, Сашенька. Я привык тебе верить. Кстати, Александр – это ведь защитник. Придётся тебе теперь всех защищать…

– Вы знаете, когда-то я Ваньке говорил то же самое… И стал для него семьёй!

– Да… Я помню, как он во сне тебя звал. Я подходил к нему ночью, когда был на сутках. А он всё бормотал: «Сашка мой…» Знаешь, я его тоже очень хочу увидеть. И твою Дашу, и твоего Серёжу… Кстати, а почему вы ещё не поженились?

– Её отец против. Он меня не любит. Не любит, потому что Серёжка родился вне брака.

– Старая закваска… Жаль…

– Да… Я ещё забыл сказать вам. Сергей Петрович уже был в Облздраве и там говорил про вас и Чистоозёрскую больницу. Там заинтересовались, сказали, что эта больница их уже достала, и собрались сделать о вас запрос в Якутск.

– Пусть делают. Там меня всё равно скорее всего не знают. С недвижимостью-то что будем делать? Я ведь квартиру приватизировал в соответствии с современными веяниями. Много за неё не дадут. Копейки! Кому здесь нужна квартира за деньги, когда их тут столько брошенных?

– Мне нужна.

– Тебе? Зачем?

– Простите, Кирилл Сергеевич, но раз в год я буду приезжать сюда и работать. Я не могу просто так бросить всех. Того же Петьку, Таню, моих пациентов… Мы в ответе за тех, кого приручили.

Он долгим взглядом смотрит на меня. Опять закуривает.

– Знаешь, сынок, – с какой-то удивительной теплотой выговаривает он, – ты меня снова порадовал. Это правильно… Это очень правильно! Одобряю. За квартирой здесь присмотрят. Сам знаешь, есть кому. Да и библиотеку мою не хочется оставлять на произвол судьбы.

– Вашу библиотеку мы обязательно возьмём с собой.

– Ты так хочешь?

– Да. Всю возьмём с собой.

– Ну можно и не всю. Если будешь приезжать, то тебе, может, что-то пригодится. И всё-таки хорошо бы, если бы получилось с той больницей… Ладно, Сашенька, пора спать. Что-то засиделись мы сегодня. В заключение давай договоримся: до момента наступления хоть какой-то определённости никого не травмировать. Ты вообще когда хотел сниматься с места?

– Пока ещё не думал.

– Ну вот… Если это всё-таки будет больница, то нам с тобой нужно иметь запас времени для организации перед зимой всяких ремонтов. Наверняка там они потребуются.

Ого! Вот он уже и заговорил по-хозяйски! Это здорово!

* * *

Утро. Собираюсь домой поспать после суток.

– Сашенька, зайди ко мне в кабинет, – просит Кирилл Сергеевич.

Захожу.

– Привет тебе от Даши! – улыбаясь, сообщает он.

– Звонила вчера?

– Да… И мы с ней почти пятнадцать минут проговорили.

– Правда? Ну и как там?

– Ну там всё более-менее. Правда, Серёжа слегка простудился. Даша спросила меня, что из старых средств можно дать ребёнку, поскольку во всякие новые она не очень верит да и аллергии боится. Я ей, конечно, всё продиктовал, хотя лечить по телефону… В общем, сам понимаешь. Ты, кстати, пользуясь своими способностями, мог бы и сам посмотреть, что с сыном. Ты же мне рассказывал про диагностику по фантому.

– Честно говоря, я об этом уже и подзабыл. Но попробую! А как вам вообще общение с Дашей?

– Она замечательная девушка! Мы с ней очень хорошо поговорили. Извинилась, спросила меня, как я себя чувствую…

– Тоже агитировала за переезд? – на всякий случай спрашиваю я, хотя уверен, что этого не было.

– Нет, что ты! Мы с ней об этом не говорили. Мы всё больше тебе кости перемывали. Я ей рассказал, как ты по приезде сразу, с корабля на бал, полетел человека резать, – Кирилл Сергеевич довольно посмеивается. – Вообще Даша со мной согласна, оценивая тебя. Страшно упёртый, говорит… Мне было приятно почувствовать, насколько она тебя любит. И я бы с удовольствием посмотрел на твоего сынишку…

Веду вечерний приём. Он у меня сегодня совмещён с сутками.

В поликлинике, работающей при больнице, другие врачи тоже принимают по вечерам. На их кабинетах висят таблички с их специализацией. Лор, окулист, хирург и прочее. На моём кабинете просто написано «Доктор Елизов», и всё. Вот и идут ко мне разные люди. Специалисты, конечно, на это реагируют тоже по-разному. Некоторые ревнуют. Стараюсь как-то выруливать. Подсознательно готовлюсь к аналогичной работе в Чистых Озёрах. Я почему-то уверен, что всё будет так, как мы хотим.

– Разрешите, Александр Николаевич? – входит молодой мужик с ободранной щекой.

– Заходите! Где это вас так угораздило?

– Да упал по пьянке… Вы извините, я понимаю, что с этим надо было к хирургу. Только, говорят, после вашего лечения всё быстрее проходит. Стыдно как-то так вот ходить… Да и невеста таким видеть не хочет.

– Ну давайте… Садитесь… Таня, сначала обработай рану.

– Сейчас, Александр Николаевич, я уже всё приготовила, – и обращаясь к пациенту: – Повернитесь, пожалуйста…

Он послушно поворачивается, и Таня начинает обработку. Между делом осматриваю его «своим» взглядом. Ого! Печень, похоже, затемнена…

– Я закончила, – докладывает Таня.

– Ложитесь на кушетку, – командую я ему. – Свитер поднимите, ну и всё остальное…

– Зачем? – интересуется он, но послушно ложится и поднимает одежду.

Осторожно прощупываю печень.

– Расслабьтесь! Не дуйте живот! – опять прощупываю… – Одевайтесь.

Удивлённо глядя на меня, он начинает приводить себя в порядок.

– Лицо-то я вам сделаю за два-три посещения. А вот надолго ли?

– Почему?

– Попиваете вы хорошо… Печень увеличена.

– Что, печёнка поэтому? – озадаченно спрашивает мой пациент. – То-то я чувствую, что как будто что-то мешает справа.

– Вам со всех сторон мешает пьянка, – достаточно резко говорю я.

– Бывает… – он вздыхает.

– Слишком часто бывает. Скорее всего, каждый день.

Молча кивает головой.

– Ладно, садитесь…

Начинаю работать энергетически. Да, и поле у него… Ох, всё из-за пьянки!

– Ну с этим всё. Завтра ещё раз приходите, а там посмотрим. Только с вашей пьянкой что делать?

– Да я и сам не рад! – признаётся пациент. – Невеста, боюсь, уже скоро выгонит…

– Ну а завязать?

– Не получается у меня! Сколько ни пробовал!

– Хотите, помогу завязать?

– А вы что, можете?

– Скорее всего – да! Потом не пожалеете?

– Нет! – мужик отрицательно мотает головой.

– Готовы?

– Готов! – он утвердительно кивает.

– Вас как зовут?

– Игорь.

– Игорь, дайте мне обе ваши руки и смотрите мне прямо в глаза, – беру его за руки, встречаюсь взглядом: – Игорь, с этого момента… вы… испытываете… отвращение… к любому алкоголю… – говорю я медленно, чётко произнося все слова. – Ваш организм… алкоголь… не принимает… Даже запах… алкоголя… вызывает… у вас… резкое… отторжение… Всё, что я сказал, начинает действовать… с этого… мгновения! Раз… Два… Три!

Слегка пожимаю и встряхиваю его руки, как тогда, с Сергеем Александровичем.

– Встаньте!

Встаёт. Провожу, как обычно, коррекцию его поля.

– Всё! Игорь, вы запомнили, что я вам говорил?

– Нет… Я не помню…

– Всё правильно! Таня, дай спирт!

Таня, снова глядя на меня со священным ужасом, подает мне пузырёк со спиртом.

– Ну-ка понюхайте!

Подношу открытый пузырёк к его носу. Он отшатывается и спешит к двери.

– Туалет направо! – кричу я ему вслед.

Дверь открыта. В кабинете повисает тишина.

– Шаман… – шёпотом произносит Таня. – Вы – точно шаман!

– Да, я – ужасный шаман.

Появляется Игорь.

– Работает… – бормочет он.

– Отменить или оставим так?

– Оставим так… пока… Спасибо, Александр Николаевич! Мне можно идти?

– Конечно! Завтра жду вас на процедуру. Придёте?

– Приду, – он наклоняет голову и выходит.

– Александр Николаевич, вы так каждого можете? – осторожно спрашивает Таня.

– Не знаю… Может быть. А что?

– Я вас люблю… – шепчет Таня, глядя мне прямо в глаза.

– Ну скажи ещё снова, что я шаман, – смеюсь я. – И вообще после всего ты могла бы называть меня и на «ты».

– Нет… – она зажмуривается и изо всех сил отрицательно трясёт головой. Потом подходит ко мне. – Вас нельзя на «ты»…

Как жарко она меня целует! Голова едет от этого! Забываю обо всём и обо всех.

– Танюшка… Прекрати, – шепчу я. – Иначе согрею тебя прямо здесь…

– Здесь нельзя… Это святое место, – так же шёпотом отвечает мне она. – Лучше я там… натоплю, и мы… там…

Опять курю в форточку. Таня уже дежурит на посту.

Что же я творю! У меня есть Даша, есть Серёжка… А я вот тут… так… Моя Дашка… Верная мне женщина… Ждущая меня женщина…

И Танюшка… Собственно, что нас с ней объединяет? С моей стороны – желание секса. А с её стороны? Она говорит, что любит меня. Думаю, это действительно так, это не влюблённость. Она знает всё про меня и тем не менее на всё согласна. Значит, это действительно любовь. А секс с любимым человеком…

А Даша? Дашка… У нас с ней всё так редко! Собственно, тут и обстоятельства, и я тоже виноват. А ведь мне это нужно! Мне это очень нужно! А тут Таня рядом… Она сама к этому стремится. И вообще, могу ли я всё с ней прекратить, то есть фактически ее бросить? Если это случится, то пойдёт она опять по рукам. А мы ответственны за тех, кого приручаем… Удобная всё-таки формулировка!

Значит, измена? Похоже… Только измена ли? Может, это всего лишь удовлетворение своих естественных потребностей? Мужчина полигамен… Или я сам себя оправдываю? Интересно, что бы сказал Ванька? Не думаю, что я ему признаюсь. В таких вопросах я боюсь его максимализма. Точно по морде надаёт. И будет, наверно, прав…

Захожу в ординаторскую и сажусь за свой стол.

Ну а когда я уеду? Надеюсь, это будет скоро. Что будет с Таней? Да, я буду сюда приезжать раз в год. Я так решил, значит, так и будет! Но это не значит, что… Даже подумать боюсь. А может, когда я надолго уеду, то всё само как-нибудь сойдёт на нет? Чисто естественным путём.

– Александр Николаевич! – быстро входя, громко говорит Таня. – Там в семнадцатой кровотечение после операции открылось.

– Пошли!

Утренняя летучка.

– Николай, что там по хирургии на сегодня?

– Киста. Я предлагаю поручить Саше…

– Николай Фёдорович! Да сколько мне можно людей резать! – машу я руками.

– Хорошая мысль, Коля, – задумчиво произносит Кирилл Сергеевич. – Так что, Саша, готовь больного и сам готовься.

Народ начинает зубоскалить. Надо сказать, относиться ко мне стали гораздо лучше.

– Ну Кирилл Сергеевич! Помилуйте!

– Не помилую! Оперировать будешь ты, а Николай Фёдорович тебе поможет.

– Вот это – дело! – соглашается тот. – Так что, Саша, не беспокойся, справимся.

– Тут уж другого выхода нет… – бурчу я под смешки коллег.

…Выходим с Николаем Фёдоровичем из операционной.

– Поздравляю! Саша, я рад, что по части хирургии у меня такой ученик. Всё сделано отлично.

– Так, Николай Фёдорович, я же каждый раз смотрю, как вы работаете, и учусь. Только не люблю я людей резать!

– Ну, твоими методами с кистой, как и с другими похожими вещами, не справиться. Тут уж, кроме скальпеля, – никаких вариантов.

– Понимаю… Только ещё я понимаю, что всё-таки нужна специализация.

– Но ты же врач общей практики! Вот и практикуй! – сурово замечает он.

– Лучше бы Петькой занялись, – ворчу я.

– А ты не волнуйся, пока тебя не было, Пётр уже мне помогал. Он сильно изменился. Мы с Кириллом Сергеевичем нарадоваться не можем.

* * *

У Тани явные способности к биоэнергетике. Пытаюсь их развивать. Во время вечерних приёмов, когда нет пациентов, учу её так же, как меня учил Илья Анатольевич. На лету ловит! Умница!

– Танюшка, у тебя наследственные способности. Когда, как ты говоришь, я уеду, ты будешь лечить вместо меня.

– Вместо вас нельзя, – жёстко возражает она. – Я совсем ничего не умею. Вот с нарывами у меня получается. Ну, как вы показывали. Массажи тоже… Уколы, перевязки… А вы ведь всё можете.

– Учиться тебе надо. Хочешь, я с твоей бабушкой поговорю?

– Не-а! – она отрицательно мотает головой. – Я сама. Только вот денег до Питера у нас нет. Я уже решила. В Якутск на заочный поеду поступать.

Честно говоря, если бы не знакомый экипаж, то и мне бы денег до Питера не хватило. Это же сначала до Якутска, потом до Москвы, а потом ещё и в Питер. А устраивать Таню к своим знакомым у меня наглости не хватит.

– Ты точно решила?

– Угу! Вы же знаете – я готовлюсь.

Она говорит это так решительно и жёстко, что я проникаюсь к её словам уважением.

– Умница, – и привлекаю её к себе.

Как она всегда ко мне прижимается! Вот сейчас – стоим и молчим…

– Саша, – Кирилл Сергеевич выглядит несколько растерянным, – мне только что звонили из Якутска.

– Не понял…

– Они получили запрос из Облздрава Ленинградской области. Значит, Сергей включил весь свой административный ресурс, – грустно улыбается главный.

– А что сказали?

– Спросили, как мне работается на моей должности. Я ответил, что вроде двадцать лет уже работаю. Знаешь… Первый раз за двадцать лет поинтересовались. И то потому, что был сделан запрос. Грустно как-то…

– Больше ничего не спрашивали?

– Ну почему… Спросили, как я смотрю на перевод в Ленобласть по запросу.

– А вы?

– Ответил, что положительно. Сказал, что мне уже трудно в таком климате по состоянию здоровья и по возрасту, поскольку пенсионерам с севера лучше уезжать южнее. Потом спросили, есть ли у меня кандидат на замену. Я предложил Николая. Ну они его так же не знают, как и меня.

– И что теперь будет?

– Что будет, что будет, – ворчит Кирилл Сергеевич. – Собираются прислать к нам кого-то для решения вопроса на месте.

– А когда ждать высокого гостя?

– Может, недели через две. Собираться нам с тобой пора, Сашенька…

– Кирилл Сергеевич, вам всё это тяжело?

Вместо ответа он молча кивает головой.

– Понимаешь, Сашенька… Когда мы с тобой говорили тогда, дома, я рассматривал всё это мероприятие всё-таки абстрактно, в какой-то степени как прожект…

– Кирилл Сергеевич, дорогой, – обнимаю его. – Я же сказал вам тогда, что я с вами. Я всегда буду с вами!

– В тебе я и не сомневаюсь. Дай Бог мне ещё сил! Скажи, а та больница действительно такая ужасная?

– Если честно, то – да.

– Тем лучше! Будет интересно.

Стою в церкви перед образами. Как я молю Всевышнего о здравии Кирилла Сергеевича! Я не прошу простить мне мои грехи, я не прошу помощи. Я молюсь, как умею, о здравии своего… практически названного отца и, конечно же, учителя. Я боюсь заглядывать в будущее, хотя мне так хочется это сделать! Всё-таки будущего лучше не знать. Только тогда оно будет будущим, а не ожидаемым…

– Александр Николаевич! – тихонько окликает меня Анна Степановна из-за своего прилавочка.

– Здравствуйте!

– Здравствуйте, Александр Николаевич. Всё хочу вам спасибо за Таньку сказать. Вы думаете, у неё получится?

Я понимаю, что Таня уже с ней поговорила.

– Обязательно получится! У неё большие способности.

– А как же она будет без вас?

– Не понял…

– Понимаете… Танькина мать, шаманова дочка, перед своим уходом напророчила ей, что Танька полюбит великого шамана. Ещё она сказала, что у Таньки будет сын от этого шамана. Шаман потом должен уехать туда, откуда приехал. Великим шаманом местные называют вас…

Молчу, не зная, что сказать. Анна Степановна тоже молчит. Её взгляд спокойный, но только очень усталый.

– Вы же знаете, что Танька вас любит. Правда?

В церкви надо говорить правду.

– Знаю…

– Александр Николаевич! Не бросайте Таньку. Опять же по рукам пойдёт! С тех пор как она с вами, она стала совсем другой! Бога буду молить, Александр Николаевич…

Во взгляде этой пожилой женщины читается такая просьба! Не могу не сказать…

– Анна Степановна! Говорю только вам. Да. Скоро я уеду. Но я всё равно буду сюда раз в год, а может, и чаще приезжать. Обязательно! И Таню я не брошу. Поверьте… Но вы пока о моём отъезде не говорите никому. Договорились?

– Рот на замок закрою! Не сомневайтесь. А без вас она сможет там работать?

– Она будет там работать! Я обещаю. Таня уже многое может делать сама. Она за эти полгода очень многому научилась. Только побаивается пока. Но это пройдёт. Поверьте! Я буду с ней, даже когда меня здесь не будет. И обязательно буду сюда приезжать.

Выхожу из церкви. Как она сказала… пока она с вами… Неужели Таня ей всё про нас рассказала? Но не буду же я у неё об этом спрашивать!

Да, Елизов… Натворил ты! Виноват по полной программе! А с другой стороны, в чём моя вина? По сути дела, наставил девчонку на путь истинный. Возможно, обретёт себя в медицине. А каким способом я это сделал – дело двадцать пятое! Главное – результат.

Вот он, самый натуральный цинизм! И всё для того, чтобы оправдать свою мужскую потребность. А оправдание-то выстраивается! Особенно если у Танюшки всё получится с учёбой. Я уж ей в этом тем более помогу!

– Александр Николаевич, – Таня заглядывает мне в глаза, – я там… натопила… Хотите, мы сегодня вечером?.. Будто на вызов…

– Хочу… – шёпотом признаюсь я ей.

Господи! Теперь мы уже и работой будем прикрываться! Стыд-то какой!

Эх, природа-мать… твою…

Лежим под почти родными лохмотьями. Таня прижимается ко мне и гладит, гладит…

– Я скоро уеду, Танюшка…

Говорю это виноватым голосом, потому что после разговора с Анной Степановной всё равно чувствую в себе вину.

– Я же говорила… Я знала, что так и будет…

Она не плачет. Шёпот звучит как-то отрешённо.

– Танюшка, я буду сюда приезжать. Хоть раз в год, но буду! На целый месяц приезжать буду.

– Правда?

Вопрос звучит с надеждой.

– Обязательно! Я тебе обещаю.

– Я буду вас ждать… Я вас всегда буду ждать! – шепчет Таня. – Мне никого, кроме вас, не надо…

Она снова гладит и целует меня, а я наслаждаюсь её прикосновениями и сгораю от стыда. Что мне делать? Танюшка вошла в мою жизнь без всякого спроса и заняла в ней какое-то своё особое место. Она не может и не хочет соперничать с Дашей, о которой знает. Она ни на что не претендует, но я не могу её оттолкнуть!

– Танюшка моя… – шепчу я и много-много раз целую.

Чувствуя наш с Кириллом Сергеевичем скорый отъезд, я буквально в поте лица обучаю Таню некоторым своим премудростям. Ясно: всё, что сейчас доступно мне, она вряд ли сможет когда-нибудь сделать, но, давая ей азы биоэнергетики, я пытаюсь подготовить её к самостоятельной работе в простых случаях. Остальное, если будет думать, сможет открыть для себя сама. А если ещё и на врача выучится, то тем более! Её энергетика сейчас где-то на уровне нынешнего Ваньки. С той только разницей, что это её собственное поле, а не полученное с помощью Мастера. Хорошо бы ещё научить её мыслить творчески…

Не могу пожаловаться на свою ученицу. С каким-то бешеным рвением она вытягивает из меня знания. Вчера узнал, что дома она, оказывается, всё скрупулёзно записывает в толстую тетрадь. Она мне её показала. Даже рисунки есть! Ничего не утаивая из профессиональных секретов, я рассказал Тане практически обо всех своих интересных случаях, в том числе и о лечении Ваньки от воспаления лёгких. И ведь всё она записала!

Теперь приём мы ведём в полном смысле вдвоём, поскольку у Тани теперь есть и свои пациенты. Это, как правило, больные с простудами, ожогами и небольшими воспалениями.

Кирилл Сергеевич весьма благосклонно смотрит на наши занятия.

Потихоньку собираем вещи в квартире. Уговорил Кирилла Сергеевича всякое тряпьё не брать. То есть постельное и тому подобное. В Питере купим. Только одежду! Да и то всё надо обновлять. Книги частично берём с собой. Некоторые он заставил меня оставить, поскольку они мне могут пригодиться при моих визитах. Удивительно, как трогательно он думает о моих поездках сюда!

Антошка – всегда непременный участник наших дел. Либо сидит и наблюдает, либо лезет в коробки, и его приходится из них доставать.

Вроде всё движется в правильном направлении. Единственное, что меня беспокоит, – как наша компания перенесёт самолёт. Я имею в виду Кирилла Сергеевича, который не очень хорошо себя чувствует, и Антошку, который ещё ни разу не пользовался никаким транспортом, кроме разве что меня в этом качестве, когда я его таскал в больницу.

* * *

Высокий гость из Якутска оказался невысоким спокойным мужичком якутской внешности, с признаками пристрастия к алкоголю на лице.

– Здравствуйте! Афанасий Никанорович Васильев, – представляется он и, оглядев всех тех, кто в этот момент находится в ординаторской, безошибочно подходит к Кириллу Сергеевичу с протянутой для приветствия рукой.

– Здравствуйте, Кирилл Сергеевич.

– Здравствуйте!

Следует рукопожатие.

– Кирилл Сергеевич, давайте сначала побеседуем в вашем кабинете, а потом я бы хотел посмотреть вашу больницу.

– Конечно! Прошу вас…

Они уходят, а все присутствующие, переглянувшись, идут заниматься своими делами. Я тоже.

Вера Петровна находит меня в палате.

– Саша! Кирилл Сергеевич просит тебя зайти к нему.

– Спасибо, сейчас закончу процедуру и приду.

– Неудобно… Там ведь этот… – тихонько говорит Вера Петровна.

– Неудобно бросать на полдороге, – отмахиваюсь я и слышу подозрительное хихиканье женщин, лежащих в палате.

Прекрасно понимаю, почему они смеются.

– Да ну тебя! – медсестра тоже смеётся и машет рукой.

– Так, продолжаем! – строго обращаюсь я к пациентке.

Постучав, вхожу в кабинет главврача.

– Вот, Афанасий Никанорович, рекомендую вам – доктор Елизов Александр Николаевич. Это мой ученик, которым я горжусь.

– Здравствуйте, Александр Николаевич, – высокий гость протягивает мне руку.

– Здравствуйте!

– Честно говоря, до Якутска докатилась молва, – он тепло улыбается. – О вас просто чудеса рассказывают!

– Какие там чудеса! Делаю, что могу.

– Судя по рассказам, можете многое… – Васильев внимательно смотрит на меня, а потом с улыбкой переключается на Кирилла Сергеевича. – И такого специалиста вы тоже хотите у нас забрать…

– Александр Николаевич приехал сюда, если так можно выразиться, по велению сердца, а не по разнарядке.

Понимаю, что всё основное уже сказано, и встреваю.

– Афанасий Никанорович, я уезжаю не навсегда. Квартира Кирилла Сергеевича здесь остаётся, и я буду сюда наведываться для такой же работы, как и сейчас. Да и моя ученица тут остаётся.

– Вы так молоды, а у вас уже есть ученица? – удивляется Васильев.

– Если хотите, я вас познакомлю. У неё в этом направлении большие способности. Скажу вам по секрету, она внучка шамана, может быть, и способности отсюда. Образования пока нет, но поступать в медицинский она собирается у вас в Якутске. Хотелось бы вашего содействия в этом вопросе, – беру я быка за рога.

– Больно скорый у вас будет помощник на новом месте, – он смеётся, и лучики морщинок расходятся от его азиатских глаз. – А насчёт содействия – поможем. Я дам вашей ученице свои координаты, и когда она соберётся в Якутск, пусть со мной свяжется.

– Отлично! Я вам очень благодарен. И ещё… Афанасий Никанорович, хотел бы вам предложить кое-какую помощь. Если хотите, можно потом пройти в мой кабинет.

– Любопытно… Что-то со здоровьем?

– Да. Всё скажу в кабинете.

Васильев обходит больницу вместе с Кириллом Сергеевичем и Николаем Фёдоровичем. Персонал, который отвык от подобных инспекций, перешёптывается вслед.

У меня какое-то тягостное ощущение, и, похоже, оно передаётся другим. Я уверен, что все точки над «и» уже расставлены, ведь не случайно Николай Фёдорович тоже сопровождает Васильева. Наверняка уже был разговор на троих. Точно! Был разговор! Проходя мимо меня, он так грустно посмотрел в мою сторону… Честно говоря, я и к нему тоже достаточно привязался за всё время, которое работаю здесь. Хороший мужик! Чёрт возьми! Даже чувствую за собой вину. А виноват я в том, что фактически разрушаю нашим с Кириллом Сергеевичем отъездом такой хорошо устоявшийся здесь, привычный и очень милый уклад, сформировавшийся за долгие годы. Сейчас всем этим людям придётся что-то менять в своей работе и, может быть, даже жизни. Но что делать? Ясно, что Кирилла Сергеевича надо убирать отсюда на Большую землю, где и климат другой, и он сможет пройти курс лечения в солидной клинике с большими возможностями и с новыми технологиями, что в конечном итоге продлит ему жизнь. Конечно, это я себя оправдываю, но в любом случае этот старый доктор уже сделал здесь столько хорошего, что элементарно заслужил триумфальный возврат в родные места. А то, что его возврат будет триумфальным, я не сомневаюсь. Мы ему это обеспечим!

– Я в вашем распоряжении, Александр Николаевич, – говорит Васильев, подходя ко мне.

– Спасибо. Пойдёмте.

Входим в мой кабинет.

– Я обратил внимание на таблички на дверях. На вашей всё просто: «Доктор Елизов». Говорит о многом.

Он явно доволен своим наблюдением.

– Да Бог с ней, с табличкой! Давайте о вас поговорим, – мягко прерываю я его.

– Ну и что в моём организме вам не нравится?

– Печень. Цирроз вам грозит.

– Вы уверены?

– Полностью.

– М-да… – на лице Афанасия Никаноровича проступает озадаченность. – И что, по-вашему, надо делать?

– Как бы вам это сказать… Бороться со злоупотреблениями. Вы знаете, о чём я говорю.

– Вы и это определяете…

– А чего тут определять… Мне это видно. Если хотите, я могу попытаться вам с этим помочь.

– Вы серьёзно?

– Абсолютно. Уже проверено. Работает. Обычный гипноз. Можно сделать либо полное неприятие, либо неприятие сверх обозначенного объёма. Ваш выбор.

– И заманчиво, и страшновато.

– А чего вы боитесь? Неужели вам не надоело всё время находиться в поисках спиртного?

– Вы что, и это видите? – горько спрашивает Васильев. – Хотя…

– Решайтесь! Если не понравится, во время одного из моих визитов сюда вы можете всё вернуть назад. Это делается просто.

Повисает пауза. Пациент думает.

– А вы знаете… Я вот с утра ещё ничего не принял, и чувствую дискомфорт, – вдруг произносит он.

– По-вашему, о чём это говорит? – осторожно интересуюсь я.

– Я понимаю… Это ненормально. Только, вы знаете, часто испытываемые стрессы заставляют! А потом не остановиться…

– А вчера у вас тоже был стресс?

Он молчит.

Внимательно смотрю на него и вдруг вижу будто каким-то боковым зрением, как мой пациент выходит из какого-то здания с ещё одним мужиком. Потом они идут по незнакомой мне улице и заходят, видимо, в кафе…

– Скажите, а походы в кафе после рабочего дня у вас традиционны?

Теперь он смотрит на меня с ужасом.

– Вы и это… – он сникает. – Ну да…

– Простите… Я думаю, что мнение вашего напарника по этим посещениям не может для вас являться определяющим. Решать вам самому. Только не было бы потом поздно. Да и не могу я проводить такие процедуры насильно. Должна быть добрая воля самого пациента.

– Вы правы. Только я… видно, ещё не готов… – мямлит он.

– В таком случае, простите, что отнял у вас время, – я встаю, давая понять, что неудобный для него разговор окончен.

– Да-да, конечно, – он поспешно поднимается. – Александр Николаевич, вот моя визитка. И, если можно, дайте мне ваши координаты в Питере.

– Пожалуйста, – пишу ему номер своего телефона. – Мобильным пока не обзавёлся.

Тягостное впечатление оставил у меня разговор с Васильевым. Мне пока редко приходилось общаться с алкоголиками. Неужели у них существует точка невозврата? Именно та жизнь, когда уже необходимо находиться в подогретом состоянии, и сознание это оправдывает, потому что ему там, в этом иллюзорном мире, комфортно.

Это страшно…

Мои коллеги понуро выслушивают извещение Афанасия Никаноровича о желании Кирилла Сергеевича покинуть свой пост в связи с переездом на Большую землю. Я тоже не в своей тарелке. Но что делать! Так надо. Николай Фёдорович будет назначен главным врачом, но он, кажется, вовсе этому не рад. Я бы даже сказал, очень не рад. Кирилл Сергеевич тоже сидит как-то съёжившись. Ловлю на себе Танин взгляд. Очень грустный взгляд, но не осуждающий. И на том спасибо. Ловлю Петькин взгляд. Он осуждает. Знал бы я, что всё будет так грустно… А собственно, чего я ждал? Тридцать лет они все были вместе!

– Дорогие мои товарищи, – начинает своё выступление Кирилл Сергеевич. – Именно – мои товарищи… Мне очень трудно после стольких лет оставлять вас, но вы же сами знаете, что главная причина – это моё здоровье. Честно говоря, хочется ещё немного пожить… – он как-то вымученно улыбается, и глаза персонала теплеют! Ну должны же они были после всего понять, что тут ему прямой и скорый путь на местное кладбище. А ведь возраст-то небольшой, всего шестьдесят четыре.

Дома за ужином подводим итоги.

– Ну что, Сашенька… Где-нибудь через месяц – в путь! – совершенно обыденным тоном заявляет Кирилл Сергеевич. – Васильев попросил меня руководить до моего отъезда. Думаю, это неверно. Николай должен войти в роль. Ну это мы с ним сами решим.

– Вы ему сказали, что я буду приезжать сюда?

– Нет. Ты сам с ним поговори. Так, я думаю, будет лучше.

– Обязательно! И знаете… Я тут ещё подумал, что в академии попрошу меня устроить на расширенный курс хирургии.

– Ты ли это говоришь? – Кирилл Сергеевич насмешливо всплёскивает руками. – Ты же не любишь людей резать.

– Не люблю, но я понял, что это направление я должен узнать как можно глубже.

Он внимательно и задумчиво смотрит на меня, потом закуривает.

– Быстро ты, я бы сказал, матереешь, Сашенька. Мне это очень приятно. Главное, тебя не надо за уши тащить. Странно, но ты опередил меня. Именно это я хотел тебе посоветовать.

* * *

Утро. Только что мы с Кириллом Сергеевичем пришли на работу.

– Николай Фёдорович! – окликаю я будущего главного.

– Здравствуй, Саша, – грустно здоровается он в ответ.

– Вы так расстроены вчерашним?

– Очень. Мы с Кириллом Сергеевичем слишком много пудов соли съели… Жаль… Но я понимаю, что для него уехать жизненно необходимо. Только я не думал, что это случится так скоро. Да и с тобой прощаться мне тоже не хочется. К тебе я тоже прикипел.

– Николай Фёдорович! Кирилл Сергеевич свою квартиру здесь оставляет за собой. Если вы мне позволите, я бы хотел приезжать сюда для работы у вас в больнице. Раз или два раза в год. Вы не будете против?

Его взгляд заметно теплеет.

– Саша, я буду этому очень рад. Запомни – мы тебя всегда будем ждать.

– Я буду приезжать, – повторяю я. – Мне будет не хватать всего этого… Даже вот… полярной ночи…

– И тебя севера затянули, – улыбается он.

Молча киваю головой.

– Больше всего – люди, – тихо говорю я.

Петьку нахожу в приёмном покое. Что-то изучает.

– Идём, поговорим… – беру его за руку.

– Пошли… – как-то вяло выговаривает он и идёт за мной.

На лестнице закуриваем.

– Петруха, ты не обижайся… – начинаю я.

– А на что мне обижаться? Я понимаю, что ему надо на Большую землю. Если честно, то мне себя жалко…

– То есть? – спрашиваю я, хотя уже знаю, что он скажет.

– Ты понимаешь, я только-только начал… хоть кем-то становиться. А это ведь всё он! Он! И как я теперь?

– Это не только он, но ещё и ты сам! – достаточно резко прерываю я этот плач по себе, любимому. – Если бы у тебя тогда мозги не стали на место, то никакой поводырь, даже такой замечательный, как Кирилл Сергеевич, тебе бы не помог. Вспомни, сколько до этого момента он с тобой бился?

Петька молчит и сосредоточенно сосёт сигарету.

– Скажешь, я неправ? – продолжаю я наступление.

– Прав… – он вздыхает. – Только я так привык к нему. Всегда можно проконсультироваться…

– Слушай, Петруха! Хватит ныть! Ты уже прекрасно сам принимаешь решения! Сам!

– Но я всегда рядом с собой чувствую его. Да и консультации мне всё равно нужны.

– С Николаем Фёдоровичем тоже можно консультироваться. Он тоже замечательный специалист. А вообще-то я уже для себя понял, что консультироваться надо с книжками. Посуди сам: ты получаешь консультации из разных источников, но решение-то ты принимаешь сам! Ты принимаешь решение и делаешь назначение. Если ты при этом думаешь, что есть кто-то, кто тебя в случае чего поправит, то имей в виду, возможен вариант, когда из-за твоей ошибки такого случая может не представиться. Только от твоего решения зависят здоровье и жизнь пациента! Поверь, Петруха, я это уже проходил неоднократно. Да тот же аппендицит в полевых условиях в день моего приезда. Ещё раз тебе говорю: наша работа – принимать решения здесь и сейчас! Это – зона твоей ответственности, а не тех, кто тебя консультирует или страхует. Согласен?

– Да, Сашка… Опять ты прав, – задумчиво произносит Петька. – Слушай, а может быть, я слишком молодой ещё для того, чтобы лечить?

– Не говори ерунду. Откуда же появляются такие врачи, как Кирилл Сергеевич и Николай Фёдорович? Ты допускаешь, что они тоже когда-то были молодыми? Кстати, я тоже ещё не динозавр. Короче, выкидывай все глупости из башки и спокойно работай. Тем более что в отсутствие Кирилла Сергеевича ты остаёшься здесь главным по делам сердечным.

– Ты представляешь, какая это ноша? – грустно спрашивает он.

– Понимаю, что это не аппендициты резать и ноги вправлять, но на то ты и врач-кардиолог!

– Да я тут уже стал на все руки от скуки…

– Так это же прекрасно! Знаешь, Петруха, когда я работал в больнице Медицинской академии в неврологии, мне было даже немного скучно. Всё одно и то же! За редким исключением. А тут – простор для практики! Всё для тебя! Сегодня – аппендицит, завтра – позвоночник. Утром – инфаркт, вечером – перелом. Ну и так далее… А наши полёты в дальние стойбища? Такого насмотришься!

– Сашка, у тебя аж глаза блестят! – Петька наконец смеётся, – Наверное, тебе жалко уезжать?

– Очень. Именно поэтому я раз или два раза в год буду к вам сюда приезжать для поднятия квалификации.

– Ты что, серьёзно?

– Абсолютно! Я уже с Николаем Фёдоровичем договорился. Так что никуда от вас я не денусь, и вам от меня не избавиться! – хлопаю Петьку по плечу.

– Ты знаешь… Я рад, – признаётся он. – Хочешь не хочешь, но после Нового года мне с тобой как-то спокойнее.

– Ну вот… Здравствуй, жопа, – Новый год! Опять за своё! Всё! Проехали! Иди, работай! И я тоже пойду.

На вечернем приёме Таня сосредоточена и молчалива. Смотрю, как она работает с пациентом. Всё же приятно. Спокойно, уверенно и внимательно. Молодец! Это её пациент. Он со своим ожогом здесь уже третий раз.

– Александр Николаевич, смотреть будете? – спрашивает она, закончив.

– Да, я посмотрю.

Положительные сдвиги мне видны сразу. Всё-таки при энергетической обработке процессы действительно идут значительно быстрее. Может, именно это избрать темой диплома? Надо же! Я уже об этом думаю… Странно и смешно. Мне ещё целый курс.

– Таня, всё нормально. Думаю, ещё пара сеансов, и всё – пройдёт.

– Скажите, Александр Николаевич, а правда, что вы назад в Питер уезжаете? – осторожно интересуется пациент.

– Да. Это правда. Только вы не волнуйтесь и передайте другим. Я обязательно буду сюда приезжать раз или два в год, и всё будет так же, как и сейчас. Я обещаю.

– Извините… А вы будете только здесь принимать или и в больнице работать тоже? – не успокаивается мужчина.

– Всё, как и сейчас. И в больнице тоже, – несколько нетерпеливо и даже жёстко повторяю я.

– Вы меня ещё раз извините, Александр Николаевич, – понимает он мою интонацию, – просто по посёлку уже слухи – пошли…

Понимаю, что не надо было этой жёсткости. Но мне обидно, почему же про Кирилла Сергеевича он не спрашивает! Ведь главврач заслужил их опасений по поводу своего отъезда куда больше, чем я!

– Послушайте… Мы уезжаем вместе с Кириллом Сергеевичем. Он болен. Здесь ему оставаться нельзя. Умрёт! А я еду вместе с ним, потому что, кроме меня, у него никого больше нет. Один он совсем. Понимаете? Но я буду приезжать сюда и работать здесь так же, как работаю сейчас.

Вопросительно смотрю на мужика. Понял ли он наконец?

– Жаль… Очень жаль… – он вздыхает. – Но раз по-другому нельзя…

Дверь за ним закрывается. У меня остаётся какое-то неприятное чувство. Мне почему-то кажется, что тех, кто отсюда уезжает на Большую землю, здесь считают предателями.

* * *

Трубку в Питере никто не снимает. Я сегодня дома один, поскольку Кирилл Сергеевич остался на сутки. Как мы его ни уговаривали…

Чёрт возьми! Номера телефона в Ванькиной квартире я не знаю, а он, наверное, там.

В общем, озадачил меня Кирилл Сергеевич! Пенсию-то дают по месту регистрации! А как и где мы будем его прописывать, мы совсем не подумали.

Придётся звонить Юрию Степановичу.

– Да! – раздаётся в трубке.

– Здравствуйте, Юрий Степанович!

– А-а! Саша! Здравствуйте! Сто лет жить будете! Только сегодня с Сергеем вас и Кирилла вспоминали. Как у вас дела?

– Всё входит в завершающую стадию. Недели через три будем вылетать. Всё зависит от моего знакомого экипажа.

– Отлично! Ждём с нетерпением! Мы с Сергеем уже готовы определить его в нашу кардиологию. Это первое, что надо сделать. Как он, сильно переживает? Может, я его сам спрошу?

– Позвать его не могу – он остался на сутки. Не смогли его убедить! Так что можете звонить в больницу. Но пока у меня просьба есть.

– Слушаю внимательно.

– Я не могу дозвониться до Ваньки. Надо в Питере решить вопрос с пропиской. Ведь пенсию по месту прописки дают. Надо, чтобы он там узнал про возможность регистрации.

– Понял. Поручение принял, – Юрий Степанович видимо усмехается. – Ваню разыщу и всё передам. Он вам позвонит. А мы тут с Сергеем вам тему диплома придумали.

– Какую?

– Ускорение процессов заживления методами биоэнергетического воздействия. Примерно так.

Фыркаю в трубку.

– Вам не понравилась тема?

– Нет, я не поэтому. Два дня назад я именно о такой теме подумал. Честно!

– Вот видите! Значит, не только у дураков мысли сходятся, – замечает он. – То есть вы тоже к этому пришли! Ну что, утверждаем?

– Утверждаем.

– Мы ещё подумали тут… Надо понять, может ли Кох быть вашим руководителем.

– Он не медик.

– Знаю. Но мы всё равно подумаем.

Я сегодня в приёмном покое. Приняли больного с острым аппендицитом. Захожу в кабинет Кирилла Сергеевича. Он с Николаем Фёдоровичем листает какие-то бумаги. Помня его слова о том, что заму надо войти в роль, соответственно обращаюсь:

– Николай Фёдорович, там гнойный аппендицит. Кто будет резать?

– Ты. Петра возьми с собой для практики, – следует незамедлительный ответ.

– Николай Фёдорович, может, лучше вы? Да и Петьке полезнее будет посмотреть…

– Саша, давай, не будем спорить! – твёрдо отвечает будущий главный.

Надо видеть лицо Кирилла Сергеевича в этот момент! Глаза смеются, на губах тоже хитрая усмешка. И молчит… Понимаю, что спорить сейчас не нужно. Теперь Кирилл Сергеевич воспитывает будущего главного врача, предоставляя ему право руководить и принимать решения.

После операции выходим с Петькой покурить.

– Слушай… У тебя так лихо получается!

– Жизнь заставит, и у тебя получится, – я раскуриваю сигарету.

– Под жизнью ты сейчас имеешь в виду Николая Фёдоровича? – подкалывает Петька.

– И это тоже, – соглашаюсь я. – Тебе всё было понятно?

– Старался… Я ведь и к нему с вопросами приставал. Кое-что взял почитать…

– Ну и как?

– Знаешь, Сашка, даже интересно стало. Только… Я бы с удовольствием посмотрел операцию на сердце…

– Для этого сначала надо гнойники всякие порезать вволю. Согласен?

– Согласен…

В моем кабинете пьём с Таней кофе перед приёмом.

– Александр Николаевич, я сегодня хорошо работала на операции? – осторожно спрашивает она.

– Всё было отлично, Танюшка.

– А почему вы меня не похвалили? – она прямо светится.

– Ты у меня умница и мастерица, – я притягиваю её к себе и целую в лоб. – Только ты часто слышала, чтоб Кирилл Сергеевич меня хвалил?

– Нет… Кажется, вообще не слышала.

– Вот видишь! Наша обязанность – делать всё хорошо, и даже отлично. И за это не надо ждать похвал. Вот так!

– А я вас всегда хвалю! – и, сделав паузу, добавляет: – И вам это, хотя вы и не признаетесь, нужно. Ведь доброе слово и кошке приятно! Так ведь говорится?

– Что сказать… Всё правильно. Мне приятно, когда меня хвалят, хотя я и не кошка, а скорее – кот.

Какое-то время молчим.

– Александр Николаевич, – Таня поднимает на меня глаза, – а до вашего отъезда… мы ещё… пойдём?

В её глазах такое! Только сейчас я понял, что в них есть даже что-то цыганское, даром что на «северном» фоне.

Молча смотрю в них… и так же молча киваю.

Знакомый топчан… И знакомые лохмотья… Мы с Танюшкой лежим, обнявшись и прижавшись друг к другу.

– Ты что наделала? – шёпотом спрашиваю я. – Зачем?

– Я хотела оставить кусочек вас себе…

В самый ответственный момент она, обняв меня ногами, не позволила сделать то, что я делал всегда.

– А что будет дальше? Тебе же надо учиться!

– А я и буду учиться… Не бойтесь! Сегодня, кажется, не тот день…

При этом Таня тихонько вздыхает. Ласково-ласково её целую…

– Я буду очень ждать, когда вы приедете…

– Танюшка… А если я женюсь? Ты же сама… знаешь.

– А я буду у вас… здесь… Здесь вы… немножко мой.

Она меня исступлённо целует. Как в последний раз!

– Танюшка, ну что ты…

– Я вас люблю… Люблю…

– Ты не жалеешь, что тогда мне отказала? Ведь тогда мы могли бы пожениться…

Опять поцелуи…

– Вы всё равно не были бы моим. Даже если бы мы поженились. У вас есть сын. А на чужом горе… – это звучит спокойно и убеждённо. – Я не хочу зла вашей… жене. Это всё равно, что желать зла вам…

– Даша мне не жена ещё, – машинально замечаю я и с ужасом понимаю, что впервые назвал Тане её имя. Всякое может быть… Внучка шамана всё-таки…

– Она будет вашей женой. Я знаю. Ну почему вы не хотите смотреть дальше? Вы же это можете. Я ведь вам всегда говорю!

– Могу, наверно, – и меняю тему: – Ну а ты? Ты как же будешь?

– Я буду… Я читала про войну. Тогда были военные жёны… Те, которые были только там… Я тоже… Я буду… только здесь.

Она водит пальцем по моему лицу, губам.

– Танюшка… Не могу я разорваться. Ты тоже для меня… очень много значишь, – бормочу я.

– Я это знаю, – очень просто говорит она, и я чувствую её щёку на своей.

Она мне часто чем-то неуловимо напоминает Ваньку. Может, своей покорностью… Самоотдачей…

* * *

Отъезд уже совсем скоро. Захожу в церковь проститься с отцом Михаилом.

– Здравствуйте, Александр Николаевич! – радушно приветствует он меня, когда его позвала Анна Степановна.

– Здравствуйте, отец Михаил. Вот, пришёл попрощаться…

– Да, я слышал, – в его голосе звучит грусть. – Жаль… Но что делать! Уважаемому Кириллу Сергеевичу вы очень нужны. Я это понимаю. Бог даст, поймут и другие. Правда, таких, кто не понимает, совсем немного.

– Но, отец Михаил, я ведь буду сюда приезжать. Я не могу вот так всё бросить. Прирос я здесь…

– Понимаю, – он говорит задумчиво и смотрит на меня будто заново изучает. – Это благое дело, Александр Николаевич. Люди вам уже благодарны, а будете приезжать – будут благодарны вдвойне. Пойдёмте…

Ведёт меня опять в ту комнатку, в которой мы с ним беседовали тогда.

– Александр Николаевич, вы мне как-то сказали, что вы неверующий.

– Да, отец Михаил. Такое я говорил. А вы мне тогда сказали, что сие мне неведомо, – повторяю я его слова.

– Эти слова я могу вам повторить ещё раз. Я не знаю, крещёный вы или нет, но думаю, что это сейчас особого значения не имеет. Мои коллеги говорят, что лечение вашими методами богопротивно. Поверьте, я не разделяю этого мнения. Если люди вашими стараниями выздоравливают, а я знаю, что в некоторых случаях вам удавалось даже предотвращать оперативное вмешательство, то вы делаете богоугодное дело и Господь вам помогает.

– Благодарю вас за добрые слова, отец Михаил. Если честно, то я очень часто перед началом лечения чего-то серьёзного обращаюсь за помощью к нему.

– Вот видите! А говорите, что вы неверующий. Я хочу сделать вам подарок, – он достаёт образок и подаёт мне. – Вот, возьмите. Это Николай-чудотворец. Пусть он вас хранит и помогает в ваших праведных делах.

– Спасибо, отец Михаил! Спасибо…

От нахлынувшей благодарности я не могу ничего больше сказать.

Отец Михаил, видимо, правильно понимает меня.

– Благословляю вас, сын мой, на дела ваши праведные. Пошли вам Господь успеха в вашем нелёгком труде на благо страждущих. Пошли вам Господь здоровья и сил, чтобы могли вы нести свой крест. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа… Аминь…

Он троекратно крестит меня образом и отдаёт его мне.

– Отец Михаил, а можно вас попросить об одной услуге?

– Конечно!

– Можно ли отслужить… за здравие Кирилла Сергеевича Золотова?

– Ваша заявка уже в третьей сотне, Александр Николаевич, – улыбается он. – Обязательно отслужим.

Выхожу из церкви. Как это прекрасно! Моя заявка уже в третьей сотне! Значит, людям не всё равно, значит, люди всё понимают и не осуждают.

Всё собрано. Вещи стоят в большой комнате, готовые к транспортировке. Документы готовы. С экипажем я договорился. До чего хорошие люди!

Сегодня Кирилл Сергеевич будет прощаться с коллективом больницы, потом будет прощальное застолье у Дмитрия Ивановича с Надеждой Михайловной. Решили делать там, поскольку, если делать у нас, то убраться уже времени не будет. А завтра – в путь! На крыло…

Ох, только бы Кирилл Сергеевич это всё выдержал! Я представляю, что у него сейчас творится внутри, если даже мне не по себе.

– Ну как вы, Кирилл Сергеевич? – захожу в комнату, где он, стоя у своего письменного стола, просматривает какие-то бумаги. Видимо, свои записи.

Он поднимает на меня взгляд. Молча смотрим друг на друга.

– Понятно… – тихо говорю я, подхожу к нему и мягко обнимаю его за плечо.

– Тяжело, конечно, Сашенька… Но я стараюсь держаться молодцом.

Да уж… Если бы так… Зайдя со спины, чтобы он не видел, осторожно манипулируя, стараюсь поправить его энергетику. Понимаю, что, к сожалению, имею дело с непростым случаем. Хорошо, что мой пациент увлёкся своими делами. Ну вот… Похоже, стало получше. Кирилл Сергеевич глубоко вздыхает и поворачивается.

– Ну что? Закончил свои пассы? – улыбаясь одними глазами, спрашивает он.

Понимая, что раскрыт, делаю ещё несколько движений с особым энергетическим старанием.

– Теперь закончил.

– Признаюсь, стало получше. Даже лёгкость странная появилась. Спасибо. Ты, Сашенька, наверное, прав. Мне сейчас это нужно, чтобы всё выдержать…

В больнице, в ординаторской, Кирилл Сергеевич обходит своих сотрудников и прощается с каждым за руку. Глаза его предательски блестят. И это вполне естественно. Я тоже прощаюсь. С Николаем Фёдоровичем и Петькой обнимаемся. С Верой Петровной даже троекратно целуемся. С Таней только чмок в щёчку.

– Ну ладно, – тихо произносит Кирилл Сергеевич. – Я всегда всех вас буду помнить. Вы даже не представляете, как я вам благодарен за то, что вы со мной здесь работали. И мне всегда будет вас не хватать… А Саше я завидую: он-то ещё не раз сюда к вам приедет…

Я всегда удивлялся его способности сказать мало, но самое главное. Вот и сейчас сказано именно так.

Ой… А это что ещё за нежданчик? Входит глава местной администрации.

– Здравствуйте, – здоровается он, оглядывая всех в помещении.

Публика здоровается в ответ.

– Прошу минутку внимания, – обращается ко всем глава и достаёт какой-то предмет из портфеля. – Дорогой Кирилл Сергеевич! Наш муниципальный совет за ваш тридцатилетний труд присваивает вам звание «Почётный гражданин посёлка Булун» и награждает вас нашей почётной грамотой! Спасибо вам за всё, что вы сделали для нашего посёлка.

Собравшиеся аплодируют. Кирилл Сергеевич принимает почётную грамоту, как это теперь принято, в новомодной деревянной рамочке.

– Спасибо… Спасибо… Очень тронут, – смущённо бормочет он. – Честно говоря, это первая моя награда…

При этих словах у меня внутри всё сжимается. Такой врач! Столько сделал! И его не оценили. Хотя кто не оценил? Власти? Ну что ж… Власти у нас оценивают только тех, кто к ним поближе. Тех, кто подальше, им не видно. А раз не видно, то нет и повода. Так вот у нас…

– Счастливого вам пути! – глава администрации растягивает губы в улыбке. – Успехов вам! А вас, Александр Николаевич, будем ждать к нам снова.

Значит, до него донесли всю информацию. Вот и хорошо.

– Я обязательно буду к вам приезжать, – повторяю я обещание и сегодня пожимаю его протянутую руку.

– Ещё раз счастливого вам пути и до свидания! Извините – дела! – и он скрывается.

Молчим и переглядываемся. Однако… Неожиданно.

– Ладно… – тихо произносит Кирилл Сергеевич, прерывая затянувшуюся паузу. – Схожу в палаты… Надо тоже попрощаться. Николай, пойдём со мной.

Я с ними не иду. Мне тяжело наблюдать эту процедуру. Господи! Помоги ему всё это пережить!

В квартире Дмитрия Ивановича застолье. Здесь все, кто наиболее близок Кириллу Сергеевичу. Теснимся все за одним столом, как тогда, когда мы приехали сюда с Ванькой. Только настроение другое.

– Так! Беру бразды правления в свои руки! – Кирилл Сергеевич встаёт. – У нас сегодня совсем не панихида. Может быть, это, наоборот, – моё второе рождение. Нас с Сашей впереди ждёт трудная, но интересная работа. Вы знаете, я люблю такую работу. Поэтому давайте-ка все нас поздравляйте! И ещё. Надеюсь, современными средствами, которые тут пока недоступны, мне здоровье на Большой земле поправят и я смогу прилететь к вам в гости. Понятно?

За столом начинается оживление. За нас поднимают рюмки, желают успехов в дальнейшей деятельности… Кажется, пронесло.

Вот и аэродром.

Вещи сложены в приличную стопку. Большинство, конечно, книги. Антошка сидит в знакомой ему сумке, в которой я его таскал в больницу. Кот на удивление спокойно воспринял посадку в сумку и всё дальнейшее. Я даже смог нести его в этой сумке на руках, перед собой, потому что остальные вещи сразу же разошлись по рукам провожающих. Сейчас его усатая башка торчит из сумки рядом с моей щекой.

– Граждане пассажиры! – кричит бортинженер Женька. – Прошу вас и ваши вещи занять места в нашем брюхе! – Женька вечно как начнёт…

– Саша! Давайте грузитесь! – слышу я голос Николая. – Пора уже.

Дружно затаскиваем все сумки, чемоданы и коробки в Ил-76.

Последние объятья и поцелуи… Почему-то вспоминаю Таню. Конечно же, её здесь нет! Мы с ней попрощались в нашем кабинете позавчера. Она смотрела на меня сухими глазами, а я читал в них боль. Эх, Танюшка…

Самолёт начинает разбег.

В нарушение всего, хотя наше пребывание на борту уже нарушение, нам с Кириллом Сергеевичем Николай разрешил посмотреть на Булун из штурманской кабины.

Всё…

Земля тает внизу, и уже ничего не видно.

– Ладно, Сашенька… Пошли к вещам, – тихо зовёт Кирилл Сергеевич. – Антошка заждался…

В брюхе самолёта выпускаю Антошку на свободу. Пусть походит немного. Лететь долго.