Йонатан

4 января, четверг, 11 часов 16 минут

Йонатан Н. Гриф уже надел спортивный костюм и сел на пуфик в коридоре, собираясь зашнуровать кроссовки и отправиться на пробежку вокруг Альстера – пусть и позднюю, – как вдруг застыл.

Правильно ли это? Стоит ли вести себя после вчерашнего вечера как прежде? Неужели он, как промокший пес, хорошенько отряхнется и как ни в чем не бывало поспешит дальше по проторенной дорожке, словно и не мчался несколько секунд назад за соблазнительной костью, которая в итоге оказалась всего лишь дурацкой палочкой?

Именно так ощущал себя Йонатан. Он был разочарован, чувствовал себя обманутым. И вместе с тем он испытывал некую смесь стыда и вины: ему казалось, что он причастен к «срыву» Леопольда. Йонатан очень переживал за сохранность своих ценностей и своей жизни, а ему следовало ограничить Лео свободный доступ к запасам спиртного. Он задавал себе вопрос: не спровоцировало ли бездомного это обилие вин и крепких напитков? Не лучше ли было бы для Леопольда, если бы Йонатан вообще не пустил его в свой дом, оставил бы сидеть в контейнере для макулатуры? Йонатан успокаивал себя тем, что никак не мог предположить, чем закончится их встреча.

Он вздохнул. Он так красиво все себе представлял, так ярко, так живо. Они с Леопольдом в этакой мужской общаге. Нищеброд и издатель – у его отца глаза на лоб полезли бы! Конечно же, это могло случиться лишь в одно из коротких просветлений отца, если бы Йонатан вообще рассказал ему о новом друге.

Ха! «Странная парочка» высшего сорта – вот материал, по которому пишут романы! Правда, такой роман никогда бы в «Грифсон и Букс» не вышел, но это все же роман.

Йонатан вытянул ноги и мечтательно уставился в пространство. Прокручивал еще раз в голове вчерашний вечер и ночь. То, о чем говорили они с Леопольдом, – откровенный разговор двоих мужчин. И две записи, которые Йонатан в опьянении сделал мимоходом, уже лежа в кровати. Да, черт побери, он чувствовал себя виноватым и плохим. Только что же теперь делать? Стоит ли отправиться на поиски Леопольда, чтобы найти его и снова привести домой? И, если понадобится, применить силу?

Но Йонатан по натуре своей не был ни лекарем, ни опекуном беспризорников. Эта задача была ему не по плечу. Кроме того, Гамбург – очень большой город, и вероятность встретить еще раз конкретного бродягу практически равнялась нулю. Значит, ему нужно просто забыть нового «друга», завязать шнурки на «найках» и снова следовать своему обычному распорядку?

Нет, в этом не было ничего правильного.

Йонатан Н. Гриф решительно стянул кроссовки и в одних носках отправился в кабинет. Альстер до завтра никуда не денется. По крайней мере сегодня он последует совету Леопольда и возьмется за ежедневник.

Йонатан удобно уселся в кресле, прочел запись на странице 4 января и расхохотался.

Жизнь слишком коротка, чтобы заниматься делами, которые не приносят тебе удовольствия.

Составь сегодня два списка.

В один занеси все, что тебя радует. А в другой – то, что ты делаешь, хотя это и не доставляет тебе удовольствия.

Во втором списке сразу по очереди вычеркни все – живи по первому списку! Исключительно! Запиши также, что доставило бы тебе радость, и сделай это! И ПРЯМО СЕГОДНЯ! Не важно, насколько безумно это звучит. Сделай одну вещь из первого списка НЕМЕДЛЕННО!

Ну, это был вызов! «Не от мира сего», – так подумал об этом Йонатан. Кто смог бы устроить собственную жизнь по настроению и делать исключительно то, что доставляет удовольствие? Никто бы так не смог, разве что кто-нибудь из привилегированных особ. Или из тех людей, которые доживают свой век: им совершенно все равно, на что они станут транжирить оставшееся время.

Всем остальным придется поддерживать деловые традиции и заниматься какой-либо деятельностью, которая обеспечит их существование. И если это работа на конвейере, где собирают шариковые ручки, то так тому и быть. И безразлично, доставляет это удовольствие или нет.

С другой стороны, что снова заставило думать Йонатана о других людях? Его положение как раз и было привилегированным, и он мог поступать так, как хочется. Это Лео очень точно подметил. Кто, если не он, мог позволить себе роскошь небольшой игры воображения?

Йонатан Н. Гриф взял шариковую ручку. Итак, чего бы ему хотелось? К чему лежала душа?

Он еще не успел закончить выписывать букву «б», начальную букву слова «бег», как вдруг остановился.

Йонатан, конечно, бегал каждый день, но, когда хотел записать это, задумался, действительно ли ему это нравится.

Он никогда еще не ставил перед собой этот вопрос, у него никогда даже идеи такой не возникало. Почему, собственно? Спорт – это здоровье, и это знает каждый. Ежедневные пробежки – это такая же необходимость, как чистка зубов, и в этом не приходится сомневаться. Или все же приходится?

Йонатан задумчиво грыз кончик ручки, пытаясь разобраться в ситуации с бегом. Доставлял ли тот ему радость?

Собственно, нет. Это было своего рода исполнение долга. А вот момент после бега был больше связан с удовольствием. Когда заканчивалась эта каторга, когда он переходил к упражнениям на растяжку и радовался, что спорт вновь победил внутреннего подлеца и соню, тут видны были результаты.

Он снова взялся за ручку и записал:

Мне доставляет удовольствие то, как я себя чувствую после бега и вообще занятий спортом.

Он беспомощно посмотрел на написанное. Что же это значило? Относится ли бег к тем вещам, которые должны были войти в «список удовольствий»? Нужно ли продолжать заниматься бегом? Или нет? Но о том, чтобы немедленно прекратить пробежки, и речи быть не могло!

Он понимал только одно: любой психолог, любой спортивный врач, даже популярный журнал о здоровье рекомендовали бег как средство от всего на свете. И при душевных расстройствах, и при физических ничто так не помогало, как игра в «человека-машину». Это ежедневно заправляет человека достаточной дозой воодушевления.

Конечно, если жалобы на здоровье вызваны поперечным миелитом, то тогда предписывались скорее «мысленные пробежки».

Поэтому спорт был и оставался обязанностью. И что? Теперь нужно срочно отправиться на пробежку вокруг Альстера? Честно сказать, Йонатан мог представить более увлекательное занятие, чем трусить по пустому городу ни свет ни заря, да еще под моросящим дождем. И еще при этом тебя раздражают собачьи кучи и отрывают от монотонного занятия велосипедисты-камикадзе.

Пресловутая «эйфория бегуна» – это состояние одержимости, о котором так много говорят и которое заставляет человека преодолевать без устали километр за километром. Сам Йонатан до сих пор никогда этого не испытывал, просто изо дня в день пересиливал себя.

Может, бег… это не совсем его вид спорта?

Теннис. Эта мысль возникла из ничего. В детстве Йонатан любил играть в теннис. Не так уж хорошо у него это получалось, в секции он не занимался, но они периодически играли с матерью в саду рядом с их особняком у Эльбы, перебрасывая мячики через натянутую бельевую веревку. Да, это ему нравилось, даже очень.

Правда, потом он перестал заниматься этим видом спорта: в семье Грифов играли в гольф. Отец с младых ногтей вдалбливал Йонатану, что самые выгодные сделки заключаются на площадке для игры в гольф. Это было чепухой. Йонатан так и не заключил ни одной сделки, когда на нем были клетчатые штаны и туфли с шипами. С одной стороны, причина этого была в том, что, когда отец заболел и Йонатан стал издателем, он с облегчением поставил короткую клюшку в угол. Гольф всегда казался ему ужасной скукотищей. С другой стороны, Йонатан вообще не занимался крупными сделками, для этого у него был Маркус Боде.

Боде. Было самое время связаться с коммерческим директором. Тот, наверное, уже давно ждал звонка.

Но сначала Йонатану хотелось проработать «список удовольствий», а телефонный разговор с Маркусом Боде о будущем издательства однозначно в такой список не попадал.

Тогда лучше теннис.

И он записал: Играть в теннис

Сразу под этим нацарапал: Петь. Йонатан об этом совершенно позабыл! Маленьким мальчиком он любил петь, особенно неаполитанские народные песни, которые заливисто распевала мать.

Да. Отец, разумеется, еще хуже относился к увлечению своего отпрыска пением, чем к перекидыванию через сетку желтого войлочного мячика. Поэтому амбиции Йонатана в отношении музыки исчезли вместе с уходом Софии. После ломки голоса Йонатан даже тайком, в душе, никогда не напевал.

Йонатан набрал побольше воздуха в легкие и затянул:

Guarda, guarda, stu giardino Siente, siesti scuranante… [39]

Он резко оборвал пение. Это звучало ужасно! Если он не перестанет, то соседская собака Дафна поднимет жуткий вой. Кроме того, Йонатан не помнил, что было дальше по тексту. Болезненный укол. Он ведь в детстве знал наизусть все слова песни «Torn a Surriento».

Утрачено, как и многое с той поры.

Он задумался. Значит, теннис и пение. Что еще? Йонатан барабанил ручкой по листку бумаги, потерявшись в раздумьях. Внутренне он подстегивал себя. Конечно, многое ему нравилось больше, чем то, что значилось в этих жалких двух пунктах!

Ничего.

Тогда нужно переходить к списку вещей, которые вообще не нравятся. Бег? Да? Нет? Да?

Зазвонил телефон.

На экране высветилось имя Маркуса Боде.

Совпадение? Или намек – да это же это ясно как божий день! – на вещи, которые он ненавидел? Йонатан ответил:

– Йонатан Гриф слушает.

– Здравствуйте, господин Гриф. Это Маркус Боде.

– Господин Боде! Как хорошо, что вы объявились! А я как раз хотел вам звонить!

– Вы уже все обдумали, появились кое-какие идеи?

– Ну конечно! – ответил Йонатан.

– Может, встретимся прямо сейчас в издательстве?

– Нет.

– Нет?

– Нет, – улыбаясь, подтвердил Йонатан. – Я тут действительно размышляю. Вот хочу вас спросить: скажите мне, дорогой друг, вы играете в теннис?

– Теннис?