Ханна

16 марта, пятница, 14 часов 17 минут

– Пусть идет сегодня снег, дождь или град. Ты сегодня счастлив и ужасно рад. Сегодня день рожденья празднуем мы твой. Все твои друзья сегодня здесь с тобой [56]Куплет из знаменитой немецкой детской песни ко дню рождения, автор Рольф Цуковски.
. А теперь прочь с кровати, и немедленно!

– Что случилось? – Растерянная Ханна выбралась из-под одеяла и пыталась сфокусировать слезящиеся от яркого дневного света глаза. – И к чему вообще весь этот шум?

– Пошевеливайся! – повторила Лиза, которая стояла прямо возле кровати Ханны и с вызовом улыбалась.

– Лиза, пожалуйста, исчезни! – капризным тоном произнесла Ханна, схватила одеяло и снова накрылась с головой.

– Мне очень жаль, – раздался теперь приглушенный голос подруги. – Но я так не поступлю ни при каких обстоятельствах!

– Уходи прочь! – негодовала Ханна, крича сквозь одеяло, и непроизвольно задрыгала ногами. – И лучше всего оставь здесь свой ключ!

– Не-е-ет! – весело воскликнула Лиза.

Спустя секунду она рванула одеяло, и Ханна осталась без своего защитного кокона.

– Прекрати! – крикнула она подруге и села на кровати.

Это было ошибкой: в голове сразу возникли стакатто боли. Движение оказалось слишком резким.

– Похмелье? – поинтересовалась Лиза, кивая в сторону пустой винной бутылки у изножья кровати.

– Еще какое! – вздохнула Ханна и почесала голову.

– Это все из-за того, что кто-то отмечает свой день рождения в одиночестве. Да еще и тридцатый! – Она наклонилась вперед, состроив хитрую мину. – От этого случаются несчастья. И головные боли.

– О праздновании не может быть и речи, – простонала Ханна и приложила руку ко лбу. – Вчера вечером напилась до потери сознания.

– Ты бы себя слышала вчера!

– А мы разве созванивались? – испуганно взглянула на нее Ханна.

Лиза кивнула:

– Да, созванивались. Даже трижды.

– Правда?

– Да, правда.

– Этого я вообще не помню, – сказала Ханна и почувствовала, как щеки от стыда заливаются краской.

– Да ничего, – попыталась успокоить ее Лиза. – Ты все равно талдычила то же самое, что и последние несколько недель. Ну конечно, надо признаться, что язык при этом у тебя сильно заплетался.

– И о чем же я говорила?

– Что ты не знаешь, как дальше жить без Симона, что все бессмысленно. Что он эгоистичный засранец, потому что наложил на себя руки, не спросив тебя. И все в таком духе.

– Вот дерьмо! – Ханна громко вздохнула и повалилась на кровать. – А я так надеялась, что мне все это снится и теперь я наконец проснулась.

Лиза присела на край кровати и взяла ее за руку.

– Мне очень жаль, моя дорогая, но это реальность.

– Дерьмо! – повторила Ханна.

У нее на глаза стали наворачиваться слезы. Так происходило каждое утро после смерти Симона. Ханна просыпалась по ночам, оцепеневшая и растерянная после жуткого сна, а потом медленно приходила в себя. В душе у нее расползались чудовищное отчаяние и чувство безнадежности, грудную клетку будто стягивал железный обруч, так что невозможно было дышать. Это продолжалось весь следующий день, до тех пор пока Ханна, совершенно изможденная, не ложилась в постель поздно ночью.

Вот уже два месяца так было каждый день, и лучше ей не становилось. Если время действительно лечит все раны, то в случае Ханны это происходило в таком темпе, что она уже не надеялась ощутить хоть какие-то улучшения при жизни. Напротив, чем больше времени проходило с момента смерти Симона, тем глубже она проваливалась в эту черную яму скорби и злости, тем ужаснее становились кошмары, преследовавшие ее.

Она хотела как можно быстрее возвратиться в «Шумную компанию», чтобы ее мрачные мысли развеялись и она вернулась к повседневной жизни. Но ее замысел провалился уже спустя десять минут после начала работы. На Ханну накатила такая паника, что у нее земля ушла из-под ног.

Она стояла посреди галдящих детей и не могла даже пошевелиться или заговорить. Она была в шоке, в оцепенении, и не могла мыслить ясно, а в голове вертелось: «Нам всем придется когда-нибудь умереть. И эти дети тоже когда-нибудь умрут, эти маленькие, милые и невинные дети когда-нибудь тоже будут мертвы. И их дети тоже, и дети их детей… И все это бессмысленно, бессмысленно, бессмысленно! Мы живем лишь ради того, чтобы встретиться со смертью, и каждый день приближает нас к концу».

Мать Ханны Сибилла забрала ее, ревущую и дрожащую, домой, уложила дочь в постель и вызвала врача, который диагностировал посттравматическое стрессовое расстройство и прописал полнейший покой. Ханна придерживалась этого совета, даже более чем: она полностью отгородилась от мира. Теперь она выходила из квартиры (если вообще выходила), только если речь шла о доставке пиццы или же о походе в ближайший супермаркет, где Ханна покупала все самое необходимое. Она желала остаться наедине со своим горем.

Вчерашний вечер, конечно, выдался особенно ужасным, ведь вместо того, чтобы отпраздновать с Симоном ее круглую дату, она выла, сидя на кровати, бессмысленно переключала каналы телевизора и сама опустошила бутылку вина.

Только когда Лиза села возле нее, Ханна смогла смутно припомнить телефонные разговоры с подругой: как Лиза напрашивалась в гости и сладкоречиво пыталась убедить ее, что это хорошая идея. Ханна была категорически против и заявила, что в свой день рождения никого не желает видеть. Но теперь обнаружилось, что Лиза все это пропустила мимо ушей.

– Я думаю, что самое время тебе встать, принять душ и выйти со мной на улицу, – сказала Лиза очень мягко, но при этом решительно. – Твои родители тоже так считают, если тебе это интересно. Сибилла согласилась отработать в «Шумной компании» дополнительную смену, поэтому у меня сейчас куча свободного времени.

– Я не хочу на улицу!

– Конечно ты хочешь! Солнце светит, день чудесный.

– День вообще не может быть чудесным, – упрямо возразила Ханна и недовольно взглянула на Лизу. – Кроме того, врач сказал, что мне необходим абсолютный покой.

– Может, и так, – отозвалась подруга. – Но я не думаю, что он имел в виду, что ты должна запереться дома и… – подруга наклонилась и достала из-под кровати две картонных коробки от пиццы, – …и питаться подобной гадостью.

Лиза открыла одну из коробок и скривилась при виде засохших остатков пиццы.

– Я так не делаю!

Ханна подпрыгнула и выхватила коробки у Лизы из рук. Когда в нос ударил запах испорченной колбасы, ее даже передернуло. Недолго думая она швырнула коробки к пустой бутылке из-под вина.

– Послушай, зайка, – льстиво продолжала Лиза. – Поднимись и прими душ. Ты пахнешь не лучше этой старой пиццы. Я подожду, пока ты закончишь, а потом мы выйдем на улицу.

– Но я на самом деле не хочу.

– Мне все равно.

– Ты же не можешь меня принудить.

– Могу, – сказала Лиза. – Очень даже могу.

– И как же ты это сделаешь?

– А очень просто. Я буду сидеть здесь до тех пор, пока ты со мной не пойдешь, – объяснила подруга.

– Ну, тогда успеха! – воскликнула Ханна и попыталась схватить одеяло, но Лиза оказалась проворнее: она подхватила его и бросила на пол.

– И я буду петь! – добавила она, откашлялась и затянула: – Пусть идет сегодня снег, дождь или град!

– Пожалуйста, Лиза! – взмолилась Ханна.

Но подруга не смутилась, а продолжала выводить дальше:

– Ты сегодня счастлив и ужасно рад!

– Прекрати! – потребовала Ханна и заткнула уши.

– Сегодня день рожденья празднуем мы твой…

– Лиза, пожалуйста! Не мучь меня еще больше!

Лиза тут же замолчала, у нее был виноватый вид.

– Мне очень жаль, я этого не хотела.

– Ладно, – сказала Ханна и, к своему удивлению, заметила, что сама старается не хихикать. Но так легко она не собиралась сдаваться. – Знаешь, я на самом деле не хочу, чтоб меня веселили. Я ведь еще в трауре.

– Я тебя понимаю. Но двух месяцев круглосуточного траура вполне достаточно, по-моему.

– Недаром ведь говорят о годе траура.

– Это верно, – согласилась Лиза. – Правда, не все запираются в квартире на целый год.

– Любой может запереться при желании.

– Неправда! И речь идет не только о тебе.

– Вот как?

– Именно так, – заверила ее Лиза. – Это время, когда ты должна подумать о других. О своих родителях, например. Они, между прочим, страшно переживают. И я тоже.

– Но теперь ты видишь, что со мной все хорошо, – предприняла Ханна последнюю жалкую попытку заставить подругу уйти.

– Хорошо? – Лиза рассмеялась. – Ты только что произнесла «хорошо»? – Она обвела руками комнату: – Ты торчишь в загаженной комнате, где пахнет хуже, чем в клетке у пумы. И выглядишь так, словно провела полгода в темноте и одиночестве. – Она энергично помотала головой. – Мне очень жаль, но «хорошо» выглядит совсем по-другому.

– Ну, я все-таки еще жива, – ворчливо возразила Ханна.

– Я бы сказала, ты не живешь, а прозябаешь. И мне так жаль…

– Ты повторяешься.

– Что?

– Ну, что тебе жаль, ты это уже пятый раз говоришь.

– Итак, – Лиза ухмыльнулась, – в этом вонючем существе, что сейчас сидит передо мной, осталась все же малая толика от прежней Ханны! Ее трудно разглядеть под толстой коркой грязи, но где-то в глубине она есть.

– Ха-ха!

– Точно.

Лиза встала.

– В общем, сгребай свои похмельные потроха с кровати, – она погрозила пальцем, – иначе я снова затяну песню.

– Но как же год траура…

– Можешь просто одеться в черное, – задушила в зародыше очередное возражение подруги Лиза.

– Хорошо, – вздохнула Ханна. – Я вижу, что у меня нет шанса от тебя отделаться.

– Именно так, – подтвердила подруга.

– И куда же ты меня хочешь потащить? – поинтересовалась Ханна, собираясь подняться с кровати.

– Тебе бы стоило это знать.

– Я понятия не имею, о чем ты.

– Ты же сама кое-что запланировала на сегодня, – напомнила ей Лиза. – Мы отправимся в «Маленькое кафе» и поедим пирогов.

Ханна замерла.

– Думаю, это не очень хорошая идея.

– Почему нет?

– Потому что… потому что я… – У нее снова на глаза навернулись слезы. – Потому что я это планировала для нас с Симоном, это ведь наше любимое кафе. И потому что…

– Это не имеет значения, – наседала Лиза. – Самое время выгнать демонов из твоей головы. Поэтому будет как раз правильно, если мы отправимся в это кафе вдвоем!

– Ты и правда так считаешь? – Ханна слышала, что ее голос звучит, как у маленькой плаксивой девочки.

– Конечно!

– Мы могли бы пойти в другое место.

– Могли бы, – согласилась Лиза. – Но не пойдем.