1

Утром Саша Исин прибил комара-альбиноса. Может быть, второго такого в целом мире нету — надо ж смотреть…

Настроение испортилось, но Исин решил не сдаваться: «Черт с ним с комаром, я же не энтомолог», —    возникла разумная мысль.

«Завтра праздник, — вспомнил вдруг Исин, — но успеть нужно сегодня: мать, жена, Елена, дочка — три букета и шоколадка. Тестя тоже надо поздравить».

Тестю он всегда дарил большую чашку, которая обязательно разбивалась до следующего праздника.

К вечеру должна была вернуться жена, и, хотя ее не было больше недели, Исину казалась, что она уехала лишь вчера, а день отъезда и день приезда в данном случае вообще не считаются…

— Спасибо, — сказала Елена. — За гвоздики спасибо…

— Все наладится, — сказал Исин. — Я начал работать, это хорошая работа: приличный заработок, много свободного времени… Я ведь понимаю, что существуют вещи и помимо цветов — всякие там украшения, одежда, мебель…

— Мне ничего не нужно. Мне непонятно, почему у тебя нет свободного времени даже когда ты не работаешь?

«Трудно объяснить», — подумал он.

— К тестю нужно заскочить, и к маме, и жена приезжает.

— Скачи.

— Завтра я уезжаю, — с порога сообщил Исин, — в командировку.

— Посмотри на рисунок, Яныч, ручная работа. Такой красоты у тебя отродясь не было.

— Разве сейчас чашки! — пожаловался Яныч. — В руках рассыпаются.

— Не одолжишь?.. — спросил Саша. — Завтра я уезжаю — по делам…

«Приятно тратиться не тратясь, — подумал он, — но Яныча надолго не хватит, совсем старик».

У мамы Саша не задержался. Выложил продукты на стол, букет нарциссов поставил в вазочку.

— Завтра уезжаю, — сообщил он. — Это связано с новой работой.

— Ты же заплатил, Сашенька, — сказала мама. — Возьми, тут немного…

— Не стоит.

— Возьми, тебе же надо. И мне приятно, что я могу еще что-то дать.

— Хорошо, — не стал спорить Исин, — спасибо.

«Если разбрасывать камни и сразу же их подбирать, — подумал он, — можно собрать неплохой урожай».

— Шоколад мне вреден, — заявила Анюта, разрывая обертку, — я от него полнею.

— Все равно, с наступающим, — сказал Исин. — Как дела в школе?

— Как всегда.

Дверца холодильника хлопнула, затем еще раз.

— Нету ничего, — раздалось из кухни.

— Полный холодильник, — не согласился Саша, — нужно разогреть.

— Я всего этого не ем, — сообщила дочь, появившись в комнате снова.

— Ну а что же ты ешь? Чего бы тебе хотелось?

— Мне необходимо специальное питание, у меня переходный возраст. Видишь, прыщ на подбородке?

«В самом деле — толстеет», — подумал он.

— Папа, а что такое вагинальный секс?

— Что? — не пожелал расслышать Саша.

— Ну что такое оральный и анальный — понятно. А что такое — вагинальный?

— Если это анекдот, — сказал Исин, — то теперь я его знаю.

На вокзал он пришел вовремя и тюльпаны купил заранее, номер перрона выяснил, номер вагона знал.

Поезд прибыл, начали выходить пассажиры.

«Катя… — соображал Исин. — Нет, не Катя. А вот и Катя… Опять — нет… Что же это? Что со мною творится? — он испугался — и вдруг успокоился: — Ну не Катя, так почти Катя».

Исину стало смешно. Когда появилась наконец жена, он улыбался.

— Не могу я уезжать надолго, — сказала Катя. — Всю неделю скучала, была сама не своя. Я должна видеть тебя ежедневно.

«Почему ежедневно? — подумал Исин. — Как же так получилось, что я стал ее, и ее, и ее?.. Почему стал вещью — собственностью?»

— А работа как же? — спросил он. — Жить-то на что?

— Без командировок будет хуже, — согласилась она. — Но ты же собирался начать. Значит, я смогу чаще бывать дома.

«Собирался, но не для того…», — подумал Исин и сказал:

— Да, конечно…

— Спасибо за цветы, — сказала Катя, — люблю тюльпаны.

Вечером Анюта попросила денег:

— Папа, нужно подписаться на журнал. Если подпишутся десять человек, то классу подарят мяч.

— Денег нет, — сказал Исин.

— Из-за тебя я подведу весь класс.

Анюта заплакала.

— Дать бы тебе по заднице, чтобы не зря плакала, — разозлился он. — Иди к себе, там и реви.

Она ушла к себе.

— Но почему должна подписываться именно ты, если в классе сорок человек? — крикнул вослед Саша.

Ответа не было.

— Сколько?

Анюта вернулась в гостиную.

— Спасибо, папочка.

— Завтра я уезжаю, — сообщил он жене и дочке, — в командировку.

— Ну-ну, — сказала Анюта.

— Так ведь праздник, — сказала Катя. — Кто работает в праздник?

— Ты же сама хотела чаще бывать дома! А жрать что? Я мужчина — должен зарабатывать.

— Ну и ну, — сказала Анюта.

— В принципе, нам хватало… — сказала Катя.

— Ясно, — возмутился Исин. — Ты теперь на все готова, лишь бы меня из дому не выпустить.

 

2

«Вот что значит нетипичное самоубийство, — размышлял не впервые Саша. — Уехать далеко, документы уничтожить, забраться в какую-нибудь глушь, куда годами никто не суется, и разгрызть свою ампулу. Никаких записок. Известно, что уехал, а насколько — никто не знает. Куда? В командировку. А где он работал? То-то и оно — никаких концов. А уезжать надо в праздничный день, чтобы хоть дату запомнили…».

Саша думал, поезд шел…

Через день, в чужом городе, Исин постучал в незнакомую дверь, за которой, судя по табличке, проживал Григорий Запеканский.

— Почему мы не видимся? — спросил Запеканский. — Что с нами произошло?

— Всего лишь вся жизнь, — ответил Исин.

— Значит, помочь решил армейскому другу? Получил письмо и сразу приехал? Что там у тебя: семья, работа?

— В основном семья…

— Мне твоя помощь позарез нужна, — сказал Запеканский, — я-то совсем один: родителей уже нет, а жены и детей никогда не было.

— Знаю, — сказал Исин, — читал и перечитывал: здесь тебя ничто не держит, и поэтому ты едешь за границу. И, как я теперь понимаю, ты именно сваливаешь — то есть насовсем…

— Надеюсь, что так, — заключил Гриша и пожелал: — Ну, будем здоровы!

— План у нас такой, — объяснял он. — Ты берешь мои вещи и сегодня же едешь в столицу. Сдашь их в камеру хранения в аэропорту, купишь палатку, продукты — и вперед, на озера. Разобьешь лагерь (место я отмечу на карте) — и жди меня в гости. Мы отдохнем несколько дней на природе, а затем — на электричку и в аэропорт. Ты получишь крупную сумму в конверте — семье подспорье — и вернешься домой, а я полечу туда, где меня всю жизнь будет мучить ностальгия.

— У меня в самом деле семья, — согласился Саша, — и приехал я, конечно, чтобы подзаработать. Но тебе зачем вся эта конспирация?

— Имеешь право знать в общих чертах, — сказал Гриша. — Я тут дельце замутил, чтобы голым не ехать, а если кое-кто поймет, что я сматываюсь, то все сорвется. Мне даже с маленьким чемоданчиком нельзя на улице показываться — городок-то крохотный… Так что покручусь, сколько нервы выдержат, а потом пойду за хлебушком и… прощай. Не появись ты сегодня — я бы сам справился: оставил бы все и залег в столице до отлета. Но совсем без багажа лететь — привлекать внимание. Кроме того, есть кое-какие реликвии — бросить жалко.

— А искать не будут? — поинтересовался Саша. — Могут ведь и там найти?

— Шушера, шпана, мелочевка — хулиганье… — успокоил скорее себя, чем Исина, Запеканский. — У них извилины под линейку. Все разработки мои… Им и в голову не придет, что я за границей…

— Что же ты от всех скрываешь, а мне доверил? А если я уже не тот Саша Исин?

— Все мы не те, — сказал Запеканский. — А ты издалека, здесь тебя не знают, и вместе нас никто не видел. Приехал — уехал… Это же нормальная сделка — платная дружеская услуга. Если бы я вообще ни с кем не делился, то как бы все оформил? Так что ты не один в курсе…

— За удачу! — предложил Исин. — Все гораздо проще, чем я думал.

Они сидели у костра на берегу озера.

— Обидно даже. Где еще такая красота?

— А давай поменяемся, — предложил Саша. — Я вместо тебя за рубеж, а ты к моим… Там полный набор — будут тебя и любить, и лелеять. Они даже разницы не заметят — было бы кого пасти.

— Смешно, — сказал Запеканский. — А ведь мы похожи: подстричь тебя и очки надеть — вылитый я.

— Последняя, — сказал Исин, откупоривая бутылку, — давай стакан.

— За то, чтоб встретиться с Ренатой, — предложил Гриша.

— Красивая девушка?

— Понятия не имею, — сказал Запеканский Гриша, — но она — это следующий этап.

— Ты выпил без меня, — сострил Исин.

Гриша не ответил.

— Таких, как ты, навалом, — сказал Исин, — больше, чем комаров.

Ответа не последовало.

— Странно, — удивился Саша, — я тебе хамлю, а ты молчишь.

Тишина в ответ.

— Вот такой у нас план, — сказал Саша. — Ты тут полежи, а я соберусь пока. Мне, понимаешь ли, на электричку пора, а затем в аэропорт — самолет ждать не будет.

 

3

За дальнейшими своими действиями и поступками он наблюдал отстраненно: то есть физический Саша Исин едет в город, стрижется коротко в парикмахерской, потом — в аэропорт, проходит таможню, паспортный контроль (в чужих очках и с чужим паспортом), поднимается по трапу в самолет, а сознание его витает рядом и с интересом смотрит этот приключенческий фильм.

Нечто подобное уже случалось с ним в армии, в самом начале, когда сержанты в учебной части после отбоя избивали ногами молодых солдат по своему выбору за какие-то невнятные провинности. И тогда Сашино тело лежало в умывальне на цементном полу, практически не ощущая боли, и, скорее из принципа, прикрывало руками живот, почки, еще кое-что, а сознание наблюдало за процессом со стороны, интеллигентно возмущаясь этим варварским зрелищем.

Первая отчетливая мысль пришла Саше в голову, когда он был уже в самолете: «Вот те на, мимолетная шутка-экспромт, возникшая у костра, когда я предложил Грише поменяться жизнями, реализовалась практически. И ни сомнений никаких, ни страха, что разоблачат, не возникло. Собственно, и сейчас страха нет: куда там иностранным пограничникам до наших дотошных.

А может быть, дело в том, что не Запеканский, а Саша Исин лежит возле озера — погиб при попытке к бегству от собственной судьбы?»

Самолет тем временем выруливал на взлетную полосу.

«Нет, — решил Саша, — я — это я, но в роли Запеканского. Хорошо, что мы в самом деле похожи, тем более в очках, которые совершенно мне не идут и ему никогда не шли».

Самолет набирал высоту.

«Хорошо, — размышлял Исин, — когда жертва охотно идет навстречу и даже планирует преступление: никто не в обиде. Хорошо, что не пришлось подкрадываться с дубинкой в руке. Это только в кино бывает: бац по голове тяжелым предметом, и клиент мертв или жив — по выбору бьющего. Хорошо, что ампула не подвела, хотя были сомнения, — а так вроде и непричастен совсем…»

Самолет летел на положенной высоте и с положенной скоростью.

«Жаль, что я этих денег не нашел. Кроме документов, билетов и моего гонорара в конверте, ничего существенного у него не было. И в чемодане ерунда: альбомы с семейными фотографиями, одежда… Но никто и не рассчитывал на большие деньги, а минимум валюты для начала мне необходим. Тем более, гонорар я отработал, разве что не доставил Гришу в аэропорт. Будем считать, что разница ушла на приобретение ампулы, то есть на того же Гришу».

Полет продолжался.

«Значит, как обещал Запеканский, грядет ностальгия — размышлял Саша. — Что ж, нормальное чувство, вроде неразделенной любви. Кстати, до этого дело дойдет не скоро: как всякого нелегала, меня ожидают проблемы посущественней, чем тоска по родине».

Самолет заходил на посадку.

Паспортный контроль, получение багажа, таможня… Все прошло без приключений, а таможни Исин не заметил: миновал вслед за другими какое-то помещение, где несколько человек в форме без интереса посматривали на проходящих.

«Надо будет чемодан проверить, — решил Исин, — на предмет существования двойного дна или какой другой хитрости… Где-то же должны быть эти деньги…»

В зале для встречающих было многолюдно, некоторые держали в руках плакаты. Один из них — с надписью «Григорий Запеканский» моментально привлек внимание Исина. Он обошел девушку, державшую плакат, и застыл в стороне, присматриваясь… Симпатичная, лет двадцати пяти, дамская сумочка висит на плече, а в руке еще одна сумка.

За те полчаса, что Исин следил за девушкой, к ней никто не обращался, она же внимательно наблюдала за прибывающими.

«Если это неизвестная Грише Рената, за встречу с которой он осушил свой последний стакан, то вот они — деньги».

Не было бы у нее второй сумки, он ни на что не решился бы, но сейчас надел очки, которые спрятал после прохождения паспортного контроля, и подошел.

— Здравствуйте, — рискнул он. — Вы Рената?

— Да, — ответила девушка.

— Вы, наверно, меня ждете? — осторожно спросил Исин.

— Если вы Запеканский…

— Разумеется…

— Среднего роста, худой, в очках, волосы светлые, коротко подстриженные, возраст тридцать — тридцать пять, — перечислила она приметы. — Все сходится. А теперь покажите паспорт.

Исин как в омут нырнул.

— Смотрите.

Девушка безразличным взглядом скользнула по фотографии и прочитала фамилию вслух:

— Запеканский.

— Все в порядке? — спросил Исин.

— Да, вот ваши деньги.

Он взял сумку.

— Папа передал, что с вами было приятно работать…

— А где папа? — поинтересовался Исин.

Она посмотрела удивленно.

— То есть я хотел сказать: передайте папе, что, если что-нибудь еще подвернется, ему сообщат.

 

4

— А куда теперь? — спросил Саша. — Где тут лучшая гостиница?

— А вы уверены, что вам нужна лучшая?

— Ну не худшая же…

— Я подвезу, — предложила Рената.

Всю дорогу Исин пытался смотреть поверх ненавистных очков — он впервые был за границей и не мог сдержать любопытства.

Прибыли в центр.

— «Хилтон» устроит?

— Где тут самый дорогой ресторан? — спросил Саша.

— Здесь они все дорогие.

— Рената, — попросил Исин, — пообедайте со мной, расскажите про местные нравы… Я совсем ничего не знаю. По сторонам гляжу — глаза разбегаются.

— Ваши очки ни на что не годятся, — сказала Рената, — вы то щуритесь, то поверх глядите. Может быть, вам для начала очки сменить?

— Верно, — сказал Исин. — Откуда там у нас хорошие очки. Я их лучше вообще сниму. А потом, может быть, куплю контактные линзы.

— Ладно, — сказала Рената, — я с вами пообедаю, но лишь потому, что папе это не понравилось бы.

— Почему бы не понравилось? — спросил Исин.

— Вы когда уезжаете? Чем вы занимаетесь там у себя, кроме продажи по случаю антиквариата? Где вы взяли эти вещи? Папа говорит, что это не наше дело, но мне интересно. Вы женаты?

— Можно по порядку? — попросил Саша. — Средства, как вы знаете, у меня есть, так что я тут поживу какое-то время. Там у себя я в данный момент ничем не занимаюсь, поскольку нахожусь здесь. И ничего я не украл, и ни к какому криминальному бизнесу отношения не имею. Что же касается последнего вопроса, то Григорий Запеканский не женат и никогда женат не был.

— Деньги ваши когда-нибудь кончатся, — предупредила девушка, — но если найти дешевое жилье и не есть в ресторанах, то их может хватить надолго. Лично я снимаю небольшую комнату и готовлю себе сама.

— А папа ничего не дает?

— Он платит мне за то, что я работаю в его магазине. Но спрос на антиквариат упал, и магазин наш не на лучшей улице…

— Если вопросы кончились, — сказал Исин, — то пойдемте обедать.

— Вопросы не кончились, но поговорим в ресторане.

— Мне только кофе без кофеина, — сказала она, — я на диете.

Исин, который всегда чувствовал себя в ресторанах неуютно, здесь почему-то расслабился — заказал разного и ел с удовольствием. Ему нравились еда, обстановка, девушка и несколько пачек денежных купюр, которые он, вернув Ренате сумку, переложил в карман.

— Знаете, — заявила она, — а ведь я ношу контактные линзы.

— Они вас совершенно не портят, — заверил ее Саша.

— А раньше я носила очки.

— И очки вам наверняка шли, не то что мне…

— Но на переносице у меня всегда были пятна, а когда я перестала носить очки, пятна эти сошли не сразу, я бы даже сказала, что много времени прошло, пока они исчезли.

— Короче, Рената, — спросил догадливый Исин, несмотря на то, что догадываться не хотелось, — к чему этот разговор?

— К тому, что вы не очень похожи на фотографию в паспорте, а без очков, в которых ничего не видите, — тем более…

— Господи, — сказал Исин, — я пересек две границы, и никому подобное в голову не пришло. А что до носа, то у кого-то есть пятна, а у кого-то нет. У меня, например, хорошая кожа, жена завидует…

— Вот и жена появилась, — сказала Рената. — Я не пограничник, которого устраивает формальное, причем довольно-таки приблизительное сходство. И папа мой вам для чего-то понадобился, а ведь был уговор, что сделка разовая, и больше вы друг друга не увидите.

— Почему же вы отдали деньги? Почему сидите здесь, а не позвали до сих пор полицейского?

— А что бы вы сделали, если бы не получили денег? Кроме того, должна же я понять, кто приехал по папину душу?

— И, кроме того, — опять догадался Исин, — вам не хочется объяснять полиции, за что мне заплатил ваш уважаемый папа.

— Я вообще коллекционеров не люблю — все они чокнутые, — сказала Рената. — А папа старый уже, у него чашки из рук валятся, он поехал туда — в какую-то глушь, связался с бандитами и вернулся совершенно счастливый, потому что привез эти вещи. Но он мой папа, и поэтому мы договоримся без полиции.

— Вы смелая, — сказал Исин, — но и расчетливая: тут людно, да и, в случае чего, я теряю больше, чем ваш папа, его-то, наверное, в тюрьму не посадят. Но прежде чем согласиться на что-либо, я расскажу вам о Запеканском.

 

5

— Вся история началась лет пятнадцать тому назад, когда меня призвали в армию, и попал я на Дальний Восток — в учебную часть.

Курсантов с Запада там было не много, поэтому мы с Гришей считались земляками, хотя между нашими городами не менее тысячи километров.

Примерно через месяц, когда я почти привык к армейскому быту, то есть к холоду по ночам в казарме, к жалкой пище, ко сну через сутки по четыре часа за ночь, к бегу по пять километров каждое утро, к обращениям вроде «воин, скотина, сволочь, ублюдок…» и так далее — по нисходящей, со мною произошло несчастье. Я по ошибке обул утром чужие сапоги и во время зарядки до крови стер ноги.

Раны там заживали плохо — только через полтора-два месяца они перестали гноиться, — а лекарств почти не было…

Я стал чужаком — перешел в категорию ублюдков в квадрате, потому что отстал от стаи. Я плелся за строем, не ходил в караулы, но меня и мне подобных вовсю использовали на работах, где не нужно быстро передвигаться.

Как-то раз, ночью, когда рота была в наряде, мне, Запеканскому и еще нескольким курсантам поручили чистить картошку. Потом всех, кроме нас с Гришей, забрали куда-то — и мы остались вдвоем, а картошки нужно было начистить на шестьсот человек…

Запеканский начал ныть: говорил, что болен и не может работать, что ему нужно отлежаться. Мне показалось, что он не врет, и я оттащил его с глаз долой. Он даже идти сам не мог, так ему было плохо.

Гриша спал, а я работал один — старался сделать побольше, хотя и у меня слипались глаза от усталости. Потом пришел дежурный по кухне — сержант. Картошки было недостаточно. Он спросил: «А где второй?». Я начал юлить — выгораживать Запеканского. Если б его нашли, да еще спящим, его бы прибили. Разумеется, я схлопотал несколько зуботычин за халатное отношение к работе, но, в общем, пронесло: зуботычины в учебной части — дело ежедневное и привычное.

Гриша потом благодарил меня — клялся, что теперь я ему вместо брата… Судя по всему, у него уже ничего не болело. Для меня же, гонимого инвалида, любая дружба была счастьем. Но назавтра он вместе с десятком других курсантов, объединившихся по законам стаи, начал меня травить, и это продолжалось до тех пор, пока я не выздоровел, да и потом не сразу закончилось…

Затем мы стали сержантами и разъехались по объектам. Я служил в отдельном взводе — всего тринадцать человек. Все, кроме офицера, были нацменами, многие вообще не понимали по-русски, но я прожил там полтора года безвыездно, только офицеры менялись и вместо демобилизованных солдат приходили новые.

Разумеется, жизнь как-то наладилась, а за месяц до конца службы в наш взвод попал Запеканский. Стаи для него тут не было, и он сразу решил, что мы большие друзья, потому что земляки и учились вместе на сержантов. Я его не отталкивал, так как мыслями был уже дома и не хотел эксцессов, да и противно было уподобляться… А вскоре служба закончилась.

Про Запеканского я и думать забыл, а недавно, спустя столько лет, получил письмо на мамин адрес: Гриша снова просил о помощи. Кроме того, он предложил за услугу деньги. А положение у меня аховое: работы нет и не предвидится, всем должен, включая родную мать и тестя-старика. Даже любовнице, с которой давно бы уже следовало порвать, и той должен… У дочери переходный возраст — покупок требует, обижается… Живем на зарплату жены. То есть состояние нервозное — пограничное. А тут еще Запеканский: «Приезжай, друг!»

И я поехал — не заработать, а себе доказать, что способен на поступок.

А там, когда мы оказались вдвоем и вдалеке от цивилизации, я подсунул ему снотворное, сильное — двадцать четыре часа гарантии — и уложил спать в палатке: пусть проспит что-нибудь важное.

Но мысль прилететь сюда возникла, когда я шарил в его карманах — деньги искал. У меня даже на обратный проезд не было… Я гонорар за услугу невыполненную хотел забрать — не скрою. А когда нашел паспорт и билеты, то как под гипнозом…

Кстати, Запеканский до сих пор спит — времени-то меньше суток прошло.

— История дурацкая, — сказала Рената, — но меня она устраивает. Боюсь, что с настоящим Запеканским было бы сложнее найти общий язык. А вы в самом деле собираетесь остаться?

— Нет, конечно, — сказал Исин. — Фантазировал себе что-то в самолете и потом… Но еще когда билеты и паспорт у Гриши тащил — понимал, что ничего не выйдет. Не смогу я прятаться, жить здесь нелегально… И Запеканским быть гадко, хотя и Сашей Исиным быть — маленькое удовольствие.

— Вот и познакомились, — сказала Рената.

— Что вам от меня нужно? — спросил он. — Только учтите, что через неделю я улечу.

— Отдайте мне деньги, а Запеканскому верните товар. Придумайте что-нибудь такое, чтобы он сюда не заявился. Мы ему даже заплатим что-то вроде неустойки, и вас отблагодарим — подарки купите…

— А как же папина мания?

— Папина мания — это я. А я не желаю, чтобы он водился с бандитами, контрабандистами и еще черт знает с кем. И не можем мы позволить себе такие покупки. Если папа не вернет деньги, ему придется продать половину коллекции.

— Попытаюсь, — согласился Исин. — И, скорее всего, меня арестуют на таможне — не на вашей, к сожалению…

— А гостиницу я оплачу, но не «Хилтон», разумеется, — предложила Рената, — и через неделю отвезу вас в аэропорт.

 

6

«Если бы кто-нибудь сочинил эту историю, — думал Исин, — то закрутил бы все иначе.

Саша соблазняет внешне деловую, но, по сути, неискушенную Ренату, готовую поверить малоубедительному рассказу явного проходимца, и женится на ней, и тем самым легализуется, оставаясь для всех Григорием Запеканским, а затем, войдя в бизнес ее отца, налаживает контрабандную поставку дорогого антиквариата.

А отравленный, по мнению Исина, Гриша вдруг приходит в себя (кто знает, что подсунули недобросовестные продавцы вместо нужной ампулы?) и едет в Сашин город в надежде там его отыскать. В дальнейшем, чтобы быть в курсе дела, Запеканский знакомится с Сашиной семьей, с его родственниками и друзьями. Потом он женится на бывшей жене окончательно пропавшего без вести армейского друга (даже берет ее фамилию — Исин), удочеряет его дочь, сочувствует его матери и становится для нее самым близким человеком, дарит по праздникам подарки тестю и, возможно, заводит роман с бывшей Сашиной любовницей — вот конец всей истории.

А в действительности я прокололся сразу же, хорошо хоть в полицию не загремел, и теперь, когда меня на таможне поймают с этими побрякушками…»

На дальнейшее фантазии не хватило, только в голове замелькало слово «адвокат» и возникла мысль: «Как доказать, что ты не верблюд, если ты верблюд?».

Самолет заходил на посадку.

«Кончилась командировка, — думал Саша. — Всем подарки везу — никого не забыл. Ну а чашки такой у Яныча никогда не было: огромная, разноцветная, а главное — небьющаяся».

Исин прошел паспортный контроль, оставалась таможня…

— За мной, с вещами, — приказал таможенник.

— Зачем? — спросил Исин.

— Там объяснят.

Они шли по длинному коридору, затем — по другому…

Таможенник достал связку ключей и открыл дверь.

— Вот он, твой дружок, принимай.

— Предлагали ребята семью твою навестить, — сказал Гриша, — но я тебя знаю — раз билет на сегодня, то сегодня и прибудешь. Ты же недалекий. Это как у птиц: одна еще мух ловит, а другие уже на юг улетели.

— Я-то как раз улетел, — сказал Исин.

— Бывает, — согласился Запеканский. — Другой действовал бы наверняка: топором по башке, камень на шею — и в озеро. А ты подсыпал какой-то дряни, лишь бы руки не пачкать… Я, как видишь, очухался, что говорит о твоем непрофессионализме, правда, сутки пролежал в полном отрубе, и голова до сих пор гудит, но мы же люди свои — сочтемся… Вещи, деньги, документы, очки. Быстро!

— Здесь не мусорить, — предупредил таможенник. — Все на выход, вон в ту дверь.

— Выйдешь первым, — сказал Гриша, — и пойдешь по направлению к зеленым «Жигулям». Мы с ребятами будем сзади, а у них разговор короткий: шаг в сторону — побег. Вещи я сам донесу.

«Не понадобился адвокат, — подумал Исин, — да и денег на него теперь нет».

Исин шел по направлению к зеленым «Жигулям», когда услышал топот и крики. Он обернулся. Сзади, шагах в тридцати, на Гришу и его ребят навалились добры молодцы — по двое на каждого.

В тот же миг зеленые «Жигули» сорвались с места и помчались прочь, а за ними понеслась серая «Волга».

«Погоня, — подумал Исин. — Хорошо, что я в ней не участвую».