Древний Египет, время, отделенное от нас более чем четырьмя тысячами лет… Под палящим тропическим солнцем, утопая по щиколотку в раскаленном песке, Камее, начальник отряда копейщиков, вел своих людей краем Нубийской пустыни. Нубийские племена совершили набег на южноегипетские селения, и Камее получил приказ найти и разгромить один из отрядов врага. Весь день продолжалось преследование, и только к вечеру они увидели частокол нубийских копий за отдаленным барханом.
Заметив преследователей, нубийская ватага с криками ринулась на них. Впереди всех бежал богатырского сложения предводитель, размахивая тяжелой палицей. По деревянным, обитым шкурами щитам египтян забарабанили швыряемые нубийцами камни. Камее успел построить своих воинов в плотную боевую шеренгу, но очень скоро общая схватка разделилась на отдельные очаги рукопашного боя. Начальник отряда сражался рядом со своими копейщиками, от метких и сильных ударов его булавы с каменным навершнем — знаком воинского достоинства — упал уже не один захватчик. Вот только последнего мощного удара не выдержало древко старой булавы и сломалось. Камее бросился к валявшемуся на песке египетскому копью с медным наконечником, но чья-то огромная босая ступня наступила на древко и не позволила поднять оружие. Камее вскинул голову и увидел над собой вождя нубийцев.
Силач замахивался своей огромной палицей, а левой рукой пытался схватить Камеса, чтобы не дать тому увернуться от смертельного удара. Но Камее и не собирался бежать. Он крепко схватил за запястье протянутую к нему ручищу богатыря, повернувшись к нему спиной, забросил ее на свое плечо и резко наклонился. Ноги нубийца описали в воздухе широкую дугу, и он тяжело грохнулся о землю. Выпавшая из руки дубина отлетела в сторону.
В этот момент, когда Камесу уже казалось, что он спасен, другой нубиец сзади схватил его, крепко прижав руки к бокам. Но начальника копейщиков, даже безоружного, не так-то просто было захватить в плен. Он умело зацепил своей ногой ногу нападавшего и опрокинул его навзничь. Однако на помощь товарищу уже бросился еще один нубийский воин. Уж очень заманчиво было взять в плен вражеского начальника, и мускулистый нубиец, наскочив на Камеса спереди, как клещами ухватил его за руки повыше локтей. Камее сразу почувствовал мощь хватки врага и не стал вырываться. Наоборот, он поддался напору нападавшего, быстро сел на песок, а затем повалился на спину, упершись в то же время ногами в живот нубийца, и, использовав его же собственный натиск, с силой перебросил через голову. Мгновенно вскочил на ноги и наконец смог поднять с песка то самое спасительное копье…
Вы, конечно, вправе спросить: а насколько достоверна нарисованная выше картина? Стычки древних египтян со своими южными соседями — нубийцами — были самым обычным явлением на протяжении многих столетий, но имена начальников отдельных египетских отрядов и иные сведения о них до нас, разумеется, не дошли. Так что мне пришлось просто вообразить себе такого человека, но вот все приемы, которые использует в опасной схватке мой Камее, абсолютно достоверны и являются именно теми, какие действительно знали в Древнем Египте.
Дело в том, что у египетского селения Бени-Гассан археологи раскопали гробницу, относящуюся к третьему тысячелетию до нашей эры. Настенная живопись гробницы воспроизводила батальные сцены и, кроме того, донесла до нас более трехсот различных изображений борющейся пары: египтянина и чернокожего атлета. И тот и другой проделывают самые различные приемы, которые и сейчас можно встретить в различных видах борьбы и самозащиты. Эти изображения позволили ученым сделать вывод, что борьба с применением ударов и болевых приемов являлась составной частью боевого искусства Древнего Египта. И именно этой настенной живописью руководствовался я, давая описание приемов, использованных Камесом в бою с нубийцами.
А теперь давайте пересечем Средиземное море и перенесемся на два тысячелетия ближе к нашему времени так, чтобы из Древнего Египта попасть в античную Грецию VI века до нашей эры…
Среди беломраморных статуй и колонн афинского гимнасия, посвященного Аполлону Ликийскому, идут два человека. Один из них, крепкий еще старик в белом хитоне, мудрый греческий законодатель Салон. Другой явно, как выражались греки, варвар, в рубахе из овечьей шкуры, на поясе у него короткий скифский меч — акинак. Это скиф Анахарсис, проделавший далекое и опасное путешествие, чтобы узнать и понять обычаи просвещенных эллинов, познать их законы.
Салон и Анахарсис пришли в гимнасий в тот момент, когда его ученики готовились к атлетическим упражнениям. Раздевшись донага и весело переговариваясь, эти мускулистые статные парни начали растираться оливковым маслом.
Потом руководитель разделил их на три группы, одна из них направилась в помещение, на полу которой изумленный скиф увидел толстый слой жидко замешенной глины. Однако юноши отнюдь не собирались лепить из нее остродонные сосуды — амфоры. Нет, они занялись делом, менее всего подходящим для этого места: разбившись на пары, стали бороться. Начинали схватку они, низко наклонившись и даже упершись головой о голову. («Бодаются совсем как бараны», — подумал скиф, но мы с вами сразу бы вспомнили, что видели нечто подобное и на современном борцовском ковре.) Схватки протекали скоротечно: один из борцов сделал подножку, другой подхватил соперника под коленки и опрокинул в жидкую грязь. Тот попытался подняться, однако победитель навалился на него и снова опрокинул. Неудачник, барахтаясь в глине, всеми силами старался освободиться, но партнер крепко обхватил его талию обеими ногами и, захватив шею в локтевой сгиб, начал душить. А после этого соперники как ни в чем не бывало поднялись на ноги и снова вступили в единоборство.
Другая группа юношей занималась тем же самым, во дворе уже не на жидкой глине, а на чистом сухом песке, которым они обильно посыпали свои обнаженные тела перед тем, как вступить в борьбу.
Но совсем уж удивительные вещи делали парни и третьей группе. Тоже разбившись на пары, они вступили в беспощадный рукопашный бой. Слышались лишь горячее дыхание бойцов и звуки ударов руками и ногами. От точного удара кулаком в челюсть на лице одного из юных бойцов кровь перемешалась с песком.
«Сейчас бедняге придется выплюнуть десяток выбитых зубов», — сочувственно подумал Анахарсис, но юноша по-прежнему уверенно продолжал бой и, подпрыгнув, ответил партнеру точным ударом ноги в живот. А в стороне паренек, которому не хватило пары, высоко подпрыгивал и наносил удары ногой в воздух.
И опять, наверное, мы с вами подивились бы, сравнив такие удары с приемами каратэ, но простодушный скиф уже не выдержал и взволнованно спросил у Салона:
Эти несчастные юноши, наверное, безумны? Ведь я видел сам, как по-дружески помогали они друг другу умащивать тела маслом, а потом вдруг ни с того ни с сего начали терзать друг друга, валяясь, словно свиньи, в грязи и не жалея истраченного масла. Или колошматить на песке, где надзиратель, вместо того чтобы разнять их, громко восхваляет каждый удачный удар. Зачем позорят они свою стать и красоту?!
— Нет, это не безумцы, и действительно бьются они не со зла, — улыбнулся Салон. — Ты сильный и ловкий человек и, я думаю, если подольше побудешь в Греции, то и сам станешь одним из таких испачканных глиной и песком, настолько приятным и полезным покажется тебе это занятие.
— Ну нет, если кто-нибудь посмел бы поступить так со мной, он тотчас бы убедился, что я не зря опоясан акинаком! — горячо возразил скиф, но Салон продолжал:
— Они умащивают тело маслом, потому что это полезно для кожи. Борются в жидкой глине, так как от этого тело делается скользким и держать соперника очень трудно. Это дает навык особенно сильно и умело схватывать. Песок же, наоборот, делает тело сухим и позволяет держать партнера более прочно, так что очень трудно вырваться. Это научит юношей освобождаться от самых крепких захватов. Еще они учатся падать, не причиняя себе вреда, легко подниматься на ноги и легко переносить, когда их сжимают руками, гнут и душат, а также сами учатся бросать противника.
Панкратион же, так мы называем кулачный бой, в котором разрешены удары ногами и захваты, дает навык наносить сильные и точные удары, а также терпеливо переносить их. Мы обучаем юношей самому трудному, чтобы потом им было легко.
Конечно же, вступив в рукопашный бой с врагами, привычный скорее вырвется и сделает подножку или, оказавшись под врагом, скорее сумеет встать на ноги.
Я думаю, ты понимаешь, Анахарсис, насколько хорош будет в доспехах и с оружием тот, кто даже нагой способен внушить ужас противнику.
Кроме того, благодаря этим упражнениям наши юноши здоровы и очень выносливы в трудах. Более всего мы стараемся, чтобы наши граждане были прекрасны душой и сильны телом, ибо именно такие люди хорошо живут вместе и во время войны спасают государство, охраняют его свободу и счастье.
Вот почему, Анахарсис, я прежде всего привел тебя в гимнасий…
И снова должен сказать тебе, мой читатель, что эта сцена в афинском гимнасии отнюдь не выдумана мною, а взята в точности из произведения известного античного писателя Лукиана «Анахарсис, или Об упражнении тела», в котором именно так описаны изучавшиеся юношами приемы.
И как бы мы ни переключали машину времени, путешествуя по древнему миру, везде встретим боевые атлетические единоборства. Вавилон оставил нам высеченные на камне барельефы кулачных бойцов и борющихся атлетов. На острове Крит кулачный бой существовал еще ранее, чем в Древней Греции, и кулачные бойцы там тоже принимали стойку, похожую на положение воина в бою: левая рука, словно щит, разрушала атаки соперника, а правая наносила удары. Наскальные изображения в Тассили донесли до нас упражнения древних африканских племен, среди которых также практиковались и борьба, и кулачный бой даже в своеобразных перчатках.
Так было везде, и если бы мы не только пересекли Средиземное море, но еще переплыли океан, то убедились бы, что одни туземцы Океании устраивали празднества, непременной частью которых являлась борьба, а другие состязались в кулачном бою. Что еще не вышедшие из рамок родового общества аборигены Австралии признавали мужчиной лишь того юношу, который наряду с иными полезными навыками овладевал и искусством борьбы. А ряд приемов Союза ирокезских племен был настолько хорош, что американские переселенцы стали использовать их в своей разновидности вольной борьбы, вывезенной из Англии…
Ну а что же дала в этой области средневековая Европа? Пожалуй, лучше всего на этот вопрос ответит такой пример. Когда в Германии в конце прошлого века решили выпустить руководство по самозащите без. оружия, то пришли к выводам совершенно необычным и породившим единственный в своем роде случай во всей мировой книгоиздательской практике. Наиболее эффективные, многочисленные и разнообразные приемы были обнаружены в средневековой книге. И вот в Берлине в 1887. году в качестве наиболее современного и практичного пособия по самозащите «на пользу и благо всем германским турнерам» (то есть гимнастам) выпускается без каких-либо изменений и даже без комментариев книга старого немецкого мастера борьбы и самозащиты Фабиана фон Ауэрсвальда «Искусство борьбы. Восемьдесят пять приемов», впервые увидевшая свет еще в 1539 году и давным-давно превратившаяся в антикварную редкость.
Каким это ни покажется невероятным, но выпуск, этой «новинки» трехсотпятидесятилетней давности стал, безусловно, прогрессивным явлением для развития искусства самозащиты. Ведь бокс предлагал только технику ударов и одну-две подножки; французская борьба уже приобрела условно-спортивный характер и обладала не очень большой прикладной, ценностью. А с японскими приемами Европа, в то время еще не была знакома. Да стоит и сказать справедливости ради, что старик Фабиан по качеству и разнообразию приемов не только не уступал японцам, но, пожалуй, даже порой превосходил их.
Когда основоположник европейского дзюдо японский преподаватель Г. Коизуми ознакомился с работами Ауэрсвальда и других средневековых европейских гроссмейстеров борьбы, он не без удивления констатировал в своей книге: «В XVI веке в Европе знали джиу-джит-су». Для японского дзюдоиста любой прием самозащиты воспринимался только как джиу-джитсу и ничего более, но то, что он видел на гравюрных листах старинных книг, не только не являлось знаменитым японским «утонченным искусством ловкости», но и вообще не имело с ним никакой связи. Европейцы в те годы не знали, да и не могли ничего знать о японских боевых системах, так как даже о самой Японии если и имели, то самое туманное представление.
Лет шестьдесят назад по этому поводу вспыхнула даже горячая дискуссия. Некий доктор Фогт в средневековых книгах и манускриптах Мюнхенской библиотеки отыскал сотни изображений боевых приемов. Обнародовав их, доктор со всей ученой компетентностью доказывал не только полную самостоятельность и независимость европейских систем самозащиты, но и их приоритет по сравнению с японской.
Не знаю, право, была ли нужда в таких доказательствах. Когда вспоминаешь не слишком счастливую, полную войн и различных стычек историю средневековой Европы, то достаточно ясно, что никак не могли европейцы сидеть и ждать, когда привезут им из неведомой Страны восходящего солнца столь необходимые во всех этих жестоких передрягах приемы самозащиты.
Мы знаем, что в средние века практиковались тур-пиры вооруженных и облаченных в латы рыцарей, но существовали еще и не менее популярные борцовские турниры, которые в основном являлись полем деятельности горожан, простонародья. Правда, приемы на этих состязаниях были нередко жесткими, такими, что сегодня их ни в коем случае не допустили бы на борцовском ковре, а отнесли бы к боевым приемам самозащиты. Таких действенных приемов немало было разработано и бережно сохранялось мастерами как ценное наследие.
И нет ничего удивительного в том, что в числе первых печатных книг оказалось руководство под названием «Борьба», которое стало самой первой спортивной книгой в мире. Его еще в 1511 году напечатал в собственной типографии в городе Ландегут (Нижняя Бавария) некий Ганс Вурм. Он правильно рассчитал, что спрос на такую книгу будет немалый. Вслед за этой первой книгой увидела свет уже знакомая нам работа Фабиана фон Ауэрсвальда, выпущенная в университетском городе Виттенберге, с отлично гравированным портретом автора на фронтисписе и с множеством гравированных же иллюстраций, изображающих исполняемые им приемы.
Затем страсбургский преподаватель фехтования Иохим Мейер опубликовал толстенный том «Подробное описание благородного искусства фехтования», на страницах которого можно было видеть почтенных средневековых бородачей, с хитроумными уловками выкручивающих руки своих противников, дабы отнять у них кинжал, нож, даггу или повергнуть наземь в безоружном единоборстве.
Словно стараясь превзойти своего страсбургского коллегу, почти одновременно с ним на суд читателей представил свою работу итальянец Сальватор Фабрис, глава фехтовального ордена Семи сердец, владевший не только всеми тонкостями боя на шпагах, но и многими замысловатыми приемами самозащиты без оружия.
Наконец в 1674 году прославленный голландский мастер борьбы Николас Петтер выпустил в Амстердаме руководство с многозначительным названием «Искусный борец». Эта интереснейшая книга стала заключительным аккордом в средневековом искусстве самозащиты. После этого оно явно пошло на убыль, стало забываться.
Но, конечно, самой интересной работой в этом блестящем параде средневековых знатоков борьбы стала обширная рукопись, найденная почти двести лет назад в одной из старинных монастырских библиотек профессором Вроцлавского университета Иоганном Бюшин-гом. Ни мало ни много — целых сто двадцать рисунков, изображающих приемы борьбы, и восемьдесят, воспроизводящих технику фехтования, содержалось в этой рукописи. Этот факт, сам по себе достаточно любопытный, приобрел особое значение, когда ученые установили, что не только искусно выполненные иллюстрации, но и сам текст рукописи сделан рукой великого немецкого художника Альбрехта Дюрера. Великолепные работы Дюрера, на которых с большим знанием дела изображались самого различного рода доспехи и оружие, были известны давно. Теперь можно было утверждать, что художник отлично разбирался и в тонкостях использования «невидимого оружия» — приемов самозащиты, изображенных им с полным пониманием всех их особенностей.
Глубина познаний Дюрера давала все основания предполагать, что художник не был пусть очень знающим, но всего лишь теоретиком в этой области. И действительно, сейчас уже есть сведения, что сильные руки художника умели не только держать кисть или карандаш, но могли еще и искусно проделать самый хитроумный прием. Оказалось, что Альбрехт участвовал в турнирах борцов и даже выходил из них победителем.
Когда император так называемой Священной Римской империи Максимилиан I увидел, насколько искусен художник в борцовском поединке, он предложил Дюреру запечатлеть на бумаге все тонкости фехтовального и безоружного единоборства. И Дюрер выполнил этот немалый труд, создав в 1512 году обширную рукопись и собственноручно проиллюстрировав ее. А после этого рукопись три столетия пролежала в безвестности на библиотечных полках. Едва ли это было случайностью, ведь наиболее действенные приемы боя должны были составлять тогда своего рода военную тайну, и хранили их в секрете.
Ничего удивительного в этом, конечно, не было. Уж очень существенную роль играли они в то время. Даже сейчас, в современной цивилизованной и вполне безопасной жизни конца XX века, боевые приемы все еще не утратили своего прикладного значения. В беспокойной же древности и столь же неспокойном средневековье они вообще являлись насущно важным боевым средством наравне с оружием. Приемы широко использовались не только в безоружных единоборствах, но и в схватках вооруженных противников, где фехтовальные атаки активно дополнялись ударами ноги, подножками, а левая невооруженная рука проводила сковывающие захваты и обезоруживание. Но, конечно же, особое значение приемы приобретали там, где безоружный противопоставлял их вооруженному противнику. Здесь они выступали в качестве единственного средства, спасающего жизнь человека, который попал, казалось бы, в совершенно безнадежное положение.
Над полем боя стоял тогда, по выражению летописца, «треск от ломления копий»; копья ломались в самом буквальном смысле этого слова. В изнурительно долгих сечах тупились и переламывались клинки мечей и сабель, оставляя вдруг бойцов безоружными… А на пустынной ночной дороге перед одиноким путником возникали вдруг темные силуэты вооруженных грабителей… И всякий раз на помощь безоружному приходили надежные приемы: броски, удары, выкручивания рук. Приемы эти разрабатывались годами, а потом передавались из поколения в поколение как грозное и секретное «невидимое оружие», способное выручить в самую трудную минуту.
И конечно же, приемы самозащиты точно так же, как и борьбы, не были изобретены каким-то одним, якобы особенно одаренным в этой области народом, они существовали в любой стране и в любую эпоху.
Возьмите, например, такой известный прием, как бросок захватом двух ног, с техникой которого вы сможете ознакомиться в рамках наших заочных уроков самбо. Даже вкратце представив себе почтенную родословную этого простого, но достаточно эффективного броска, вы убедитесь не только в его глубочайшей древности, но и достаточно широкой интернациональной популярности. Впервые появляется он на уже известной нам египетской настенной живописи в гробнице Бени-Гассана, то есть еще в третьем тысячелетии до нашей эры. Но это, разумеется, всего лишь первая фиксация приема, родился он намного ранее этого времени.
Читая приведенное выше описание упражнений юных учеников древнеафинского гимнасия, вы, конечно, заметили, что и они были хорошо знакомы с броском захватом двух ног.
А вот уже римский писатель Апулей (II век нашей эры) описывает схватку на большой дороге, когда верзила — римский легионер пытается ограбить крестья-нина-огородника, и тот, видя, что никакие увещевания не помогают, вынужден вступить в схватку с вооруженным солдатом: «…сделав вид словно для того, чтобы вызвать сострадание, что он хочет коснуться его (солдата. — М. Л.) коленей, он приседает, нагибается, схватывает за обе ноги, поднимает их высоко вверх — и солдат с грохотом шлепается наземь. И тотчас хозяин мой принимается колотить его по лицу, по рукам, по бокам, работая кулаками и локтями…»
На средневековых рыцарских гербах можно видеть самые различные образцы оружия того времени, но наряду с ними вы найдете и изображение нашего старого знакомца — тот известный с древности прием, который теперь по достоинству занял место в одном ряду с арбалетами, копьями, мечами. На геральдическом щите герба два закованных в латы воина. Один из них замахнулся мечом на второго — безоружного. Но тот не спасовал в минуту смертельной опасности и, наклонившись, готовится опрокинуть противника на спину, захватив его ноги. На гербе лишь начальная фаза приема, но можно уверенно утверждать, что безоружный воин успешно провел бросок и остался живым. Иначе не попало бы изображение приема на его герб, напоминавший потомкам о смелости и боевом мастерстве их пращура.
А вот тот же самый прием в русском исполнении. Излюбленный герой наших былин — славный богатырь Илья Муромец схватывается с Идолищем Поганым, символизировавшим самые темные, страшные силы, веками предававшие Русь разорению и пожарам:
Нетрудно представить, что осталось от Идолища после этого богатырского «трапанья»…
Если просмотреть технические арсеналы самых различных международных и национальных видов борьбы, там непременно обнаружится все тот же древний прием нередко в самых различных вариациях. В персидской, турецкой, азербайджанской, в вольной борьбе и дзюдо и, разумеется, в интернациональной борьбе самбо. Кто же у кого его заимствовал? Никто и ни у кого! Простой и надежный бросок рождала самостоятельная практика самых различных народов и в разные эпохи.
Так продолжалось до тех пор, пока жизнь требовала этого. На смену средневековью шло иное время. И вместо прежних воинов, искусных в индивидуальном воинском мастерстве, мы уже видим плотные шеренги вымуштрованных солдат, сильных не каждый по одиночке, а именно в совместном действии всей массой. Развивалась военная техника, в первую очередь огнестрельное оружие, а вместе с тем падало значение приемов самозащиты. Это столь важное прежде искусство явно увядает и постепенно сходит на нет. Уже в прошлом веке оно оказывается прочно забытым в Европе.
Что же касается Японии, то она заметно отставала в экономическом развитии от европейских стран. И в конце прошлого века, когда джиу-джитсу начинает привлекать восторженное внимание европейцев, в Стране восходящего солнца еще ощутимо сказывается феодальное «наследство». Вот как раз среди этих остатков средневековья и оказались приемы самозащиты, которые в Европе уже давно успели умереть, быть может, незаслуженной, но вполне естественной смертью.