Высшими органами государственной власти СССР, согласно статьям 108 и 119 Конституции СССР 1977 г., являлись Верховный Совет СССР и Президиум Верховного Совета СССР.

Такая модель высшей власти СССР сохранялась до декабря 1988 г, когда была проведена кардинальная политическая реформа, главным результатом которой стало учреждение нового института государственной власти – Съезда народных депутатов СССР.

Проводимая реформа официально обосновывалась острой необходимостью в очередной раз «оживить советы». И по мысли законодателя учреждение Съезда, на котором будут представлены все слои советского общества, будет в полной мере отвечать поставленной задаче и будет являться ярким свидетельством демократизации СССР.

Однако это было официально. А для определения того, была ли данная реформа объективно необходима, причём именно в том исполнении, в каком она была совершена, целесообразно рассмотреть существовавшую структуру высших органов государственной власти СССР до декабря 1988 г.

 

1. Структура высших органов государственной власти СССР до учреждения Съезда народных депутатов СССР

К 1985 г., когда начинался период кардинальных перемен, в Советском Союзе сложилась достаточно продуманная и органично выстроенная система высших органов государственной власти и управления. Как уже упоминалось, головным элементом данной системы являлся Верховный Совет СССР, рожденный как институт власти ещё в 1936 г. с принятием «сталинской» Конституции. В промежутках между сессиями Верховного Совета СССР функции высшего органа государственной власти в стране выполнял его Президиум.

Для того чтобы определить причины, по которым был учреждён Верховный Совет СССР, а также роль, которая ему отводилась, рассмотрим историческую обстановку в момент его появления, а также его последующую эволюцию.

Для Советского Союза 1936 год представлял собой год завершения коренной конституционной и политической реформы, проводившейся по инициативе И. В. Сталина и окончившейся принятием новой союзной конституции.

В современных научных исследованиях однозначно доказано, что принятие новой Конституции СССР было вызвано двумя основными причинами.

Во-первых, существовала сложная международная обстановка, которая с каждым днем все яснее давала понять неизбежность надвигающейся мировой войны, а потому советский политический строй нужно было хотя бы внешне приблизить к западному. Как справедливо отмечают исследователи, «в Европе формировался новый очаг агрессии – гитлеровская Германия. И руководство СССР прекрасно осознавало, что в случае вооруженного конфликта с ней поддержка капиталистических стран будет на стороне того государства, чья позиция будет для них более выгодна и безопасна». Поэтому внутриполитические изменения, по выражению Сталина, должны были выступить в качестве «орудия, бьющего по международному фашизму». Понимая обреченность идеи мировой революции, И. В. Сталин хотел разрушить в сознании мирового сообщества представление об СССР как о разжигателе мировой революции, как о строителе нового мира. А для этого необходимо было ликвидировать соответствующие революционные атрибуты, в том числе закрепленные в действовавшей на тот момент Конституции СССР 1924 г. («государства мира раскололись на два лагеря: лагерь капитализма и лагерь социализма», «империалистические зверства», «капиталистическое окружение», «Мировая Советская Социалистическая Республика» и т. д.), и продемонстрировать сближение советского политического устройства с западным.

Интересно, что при обсуждении проекта новой союзной Конституции И. В. Сталин боролся даже с прежней фразеологией, последовательно выправляя на «буржуазный» манер статьи, написанные в «воинственном», революционном стиле. Так, на совещании у Сталина 17, 18 и 19 апреля 1936 г. в представленном Яковлевым, Стецким и Талем проекте, помимо прочего, содержались следующие статьи:

«…в Союзе ССР уничтожено деление на классы. В Союзе ССР нет эксплуатации человека человеком, нет паразитических классов, наживающихся на труде рабочих и крестьян. Советское общество состоит из свободных тружеников города и деревни – рабочих, крестьян (Вариант: служащих), интеллигенции. Все они являются равноправными строителями социализма.

…В Союзе ССР осуществляется принцип социализма: от каждого по способности – каждому по его труду.

В Союзе ССР труд из зазорного и тяжелого бремени, каким он считался и считается при капитализме, превратился в дело чести, дело славы, дело доблести и геройства…».

По предложению Сталина все эти статьи были исключены, кроме указания на принцип распределения («от каждого по способности – каждому по его труду»).

Наименование раздела Конституции «Выборы в Советы» по предложению Сталина было изменено на более привычное для западного обывателя – «Избирательная система».

В статье, посвящённой политической основе СССР, из первоначального варианта были исключены слова «Советы рабочих и крестьянских депутатов». Думается, также не без ведома Сталина.

Та же участь постигла упоминание «религиозных предрассудков», «свободы пропаганды материалистического мировоззрения» (последнее не было упомянуто в проекте, вынесенном на всенародное обсуждение). А положение о недопущении «преподавания в школах каких бы то ни было религиозных учений» было заменено более нейтральным «в целях обеспечения за трудящимися действительной свободы совести церковь отделена от государства и школа от церкви»…

Таким образом, намеченная реформа проводилась с целью слома политических стереотипов у западного мира в отношении СССР.

Во-вторых, новая союзная Конституция должна была стать средством борьбы с местной «партократией», допускавшей в регионах произвол и все ещё жившей по законам революционного и военного времени. По замыслу И. В. Сталина, те политические деятели, которые не хотели считаться с тем фактом, что военное время уже прошло и давно наступила мирная жизнь, ставящая новые стратегические задачи, должны были уступить свое место новому поколению политических лидеров. Для этой цели, согласно новой Конституции СССР, вводились всеобщие, прямые, равные и тайные выборы. То есть впервые в истории нашей страны при И. В. Сталине непосредственно населению давалась возможность напрямую и тайно избирать депутатов, что, по словам И. В. Сталина, должно было послужить «хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти».

Как видно, причинами конституционной реформы 1936 г. в СССР было желание мирно сменить политическую «элиту на местах», а также сблизить политическую систему СССР с западной.

Однако, очевидно, что достичь этого при сохранении прежней структуры высших органов государственной власти, заключавшейся не в разделении, а в соединении законодательной, исполнительной и распорядительной власти, было вряд ли возможно.

Выступая на Пленуме ЦК ВКП (б) в июне 1936 г., И. В. Сталин говорил: «По Конституции 1924 г. в СССР могут законодательствовать по крайней мере 4 основных органа: Съезд Советов СССР, ЦИК СССР, Президиум ЦИК СССР и Совнарком Союза ССР. Конституционная комиссия считает, что такое положение не благоприятствует стабильности законов и создает путаницу у населения. Необходимо иметь один-единственный государственный орган, имеющий право законодательствовать. Необходимо установить размежевку между этим органом и органами гос. управления. Полновластный орган, имеющий право законодательствовать, можно было бы назвать Верховным Советом СССР».

Представляют интерес сохранившиеся в документах И. В. Сталина записи, позволяющие определить роль, которая отводилась новому органу в системе высшей государственной власти СССР. Сделаны эти записи, как видно, задолго до вышеприведенного выступления на Пленуме: «Съездов не будет… Президиум – толкователь законов. Законодатель – сессия (парламент)… Исполком не годится, съездов уже нет. “Совет депутатов трудящихся”. 2 палаты “Верховное законодательное собрание”…В конституции дать общие основы. То, что есть – есть…».

Определеннее выражался В. М. Молотов, выступая на VII Съезде Советов СССР: «Советы были и остаются основой нашего строя, но то, что было лучшего в парламентаризме, а именно прямые, равные и закрытые выборы представителей в органы государственного управления при всеобщем участии всех трудящихся, как этого требует советская конституция, должны быть полностью проведены в Советском Союзе. Мы получаем дальнейшее развитие советской системы в виде соединения непосредственно выбранных местных советов с непосредственными же выборами своего рода советских парламентов в республиках и общесоветского Союзного парламента».

Таким образом, союзному Верховному Совету, по сути, отводилась роль парламента. А если учитывать, что новая Конституция сделала Совет народных комиссаров СССР самостоятельным органом (по Конституции СССР 1924 г. СНК СССР являлся исполнительным и распорядительным органом ЦИК СССР (ст. 37)), а также учитывая то, что Президиуму Верховного Совета СССР отводилась роль «коллегиального президента», справедливо утверждать, что «в Конституции СССР 1936 г. впервые… получила некоторое отражение идея разделения властей». За это Сталин был «заклеймен» как современниками за предательство и возврат «к системе буржуазной демократии», так и политическими потомками за «отход от ленинской концепции народного представительства» и «перенесение на структуру высших органов государственной власти формально парламентской схемы».

Однако какими бы ни были идеологические предпочтения и политическая целесообразность, новая система высших органов государственной власти была создана, и Верховный Совет СССР занял в ней центральное место.

Теперь рассмотрим правовой статус Президиума Верховного Совета СССР в системе высших органов государственной власти согласно Конституции СССР 1936 г.

Данный орган принципиально отличался от своего прообраза, существовавшего по Конституции СССР 1924 г., – Президиума ЦИК. Конституция СССР 1924 г. строилась на ленинском постулате «соединения властей», поэтому в период между сессиями ЦИК СССР его Президиум являлся высшим законодательным, исполнительным и распорядительным органом власти СССР (ст. 29 Конституции). И. В. Сталин, как уже отмечалось, категорически возражал против «распыления» законодательных функций, поэтому, оставляя их в новой Конституции исключительно за Верховным Советом СССР, отводил Президиуму роль «коллективного президента».

При подготовке новой союзной конституции в 1962–1977 гг. такой подход справедливо критиковался, поскольку, во-первых, не наделив Президиум Верховного Совета СССР статусом высшего органа государственной власти СССР, законодатель оставлял страну примерно на 300 дней в году без законодательного органа, так как сессии Верховного Совета СССР созывались два раза в год (ст. 46 Конституции) и с учётом того, что депутаты не порывали с производственной деятельностью, были непродолжительны; во-вторых, не имея в достаточном объёме соответствующей правовой регламентации, организующую роль Президиум по отношению к Верховному Совету в части подготовки повестки дня, организационного обслуживания сессий и прочего осуществлял как бы в неофициальном порядке. При этом имелось определенное противопоставление председателей палат Президиуму: поскольку последнему отводилась роль главы государства, например, представлять Верховный Совет СССР при приеме иностранных парламентских делегаций приходилось председателям палат, хотя в период между сессиями Верховного Совета делать это они, разумеется, не могли.

В этой связи, «неполноценность» Президиума Верховного Совета СССР пришлось начать «выправлять» самой государственной жизни. В 1938 г. законодатель расширил компетенцию Президиума правом «объявлять в отдельных местностях или по всему СССР военное положение в интересах обороны СССР или обеспечения общественного порядка и государственной безопасности»; в 1947 г. – правом «учреждать ордена и медали СССР и устанавливать почетные звания СССР», а также «устанавливать воинские звания, дипломатические ранги и иные специальные звания».

История показала, что закреплённая союзной Конституцией роль Президиума Верховного Совета СССР не была номинальной. Так, в различные периоды именно Президиумом Верховного Совета СССР были приняты такие важнейшие нормативные акты, как Указ от 26.06.1940 г. «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений», Указ от 22.06.1941 г. «О военном положении», Указ от 26.06.1941 г. «О режиме рабочего времени рабочих и служащих в военное время», Постановление Президиума Верховного Совета Союза ССР, Центрального Комитета ВКП (б) и Совета Народных Комиссаров СССР от 30.06.1941 г. «Об образовании Государственного Комитета Обороны», Указ от 06.07.1941 г. «Об ответственности за распространение в военное время ложных слухов, возбуждающих тревогу среди населения», Указ от 04.09. 1945 г. «Об упразднении Государственного комитета обороны», Указ от 26.05.1947 г. «Об отмене смертной казни», Указ от 12.01.1950 г. «О применении смертной казни к изменникам Родины, шпионам, подрывникам-диверсантам» и т. д.

Как видно, огромный массив важнейших нормативных правовых актов принимался именно Президиумом Верховного Совета СССР (разумеется, с последующим утверждением Верховным Советом СССР).

С принятием Конституции СССР 1977 г. правовое положение Верховного Совета СССР и его Президиума заметно упрочилось.

Ст. 108 Конституции 1977 г. провозгласила: «Высшим органом государственной власти СССР является Верховный Совет СССР. Верховный Совет СССР правомочен решать все вопросы, отнесённые… к ведению Союза ССР». Сохраняя преемственность модели государственной власти, созданной Конституцией 1936 г., новая Конституция сохранила за Верховным Советом СССР статус высшего органа государственной власти СССР. Однако при этом ст. 108, по справедливому замечанию исследователей, значительно расширила права Верховного Совета СССР по сравнению с аналогичной статьей Конституции 1936 г. «Если в соответствии со ст. 31 прежней Конституции Верховный Совет мог осуществлять все права, присвоенные СССР, поскольку они не входили в силу Конституции в компетенцию подотчётных Верховному Совету органов СССР: Президиума Верховного Совета, Совета Министров и министерств, то ныне, согласно ст. 108 Конституции СССР 1977 года, Верховный Совет СССР правомочен решать все вопросы, отнесённые Конституцией СССР к ведению Союза». Это является важным нововведением, поскольку по Конституции 1936 года следовало, что если вопрос отнесён, например, к ведению Совета Народных Комиссаров СССР (Совета Министров СССР), то Верховный Совет СССР не мог его рассмотреть. Однако буквальное толкование не совпадало с замыслом законодателя и существовавшей практикой. «Уточнённая» норма стала отвечать реальным потребностям высшего органа государственной власти. Это одно из нововведений, в достаточной мере демонстрирующее юридически возросшую роль Верховного Совета СССР и возвращающее к ленинским принципам организации власти, покончив с «буржуазным» разделением властей.

При создании Конституции СССР 1977 г были учтены ошибки прежней конструкции власти в части правового положения Президиума Верховного Совета СССР. В этой связи в одном из последних проектов нового основного закона в ст. 119, предусматривающей, что «Президиум Верховного Совета СССР – постоянно действующий орган Верховного Совета СССР, подотчётный ему во всей своей деятельности», специально были добавлены слова: «и осуществляющий в пределах, предусмотренных Конституцией, функции высшего органа государственной власти СССР».

Конституция СССР 1977 г. установила, что перечень полномочий Президиума, предусмотренный ст. 121, является открытым, что также было специально добавлено во время «генеральной» правки проекта Конституции СССР.

Кроме того, новая союзная Конституция закрепила за Президиумом Верховного Совета СССР такую важную функцию как конституционный контроль.

Таким образом, Конституция СССР 1977 г., действовавшая на момент начала перестройки, восприняла существовавшую ранее конструкцию высших органов государственной власти СССР и при этом заметно повысила правовой статус Верховного Совета СССР и его Президиума, наделив их колоссальной властью и покончив с «элементами разделения властей». Воспользовались они этой властью или нет в условиях монополии КПСС – это уже другой вопрос. Но остается фактом то, что существовавшая модель высшей государственной власти СССР просуществовала более полувека – с 1936 по 1988 гг., – и именно в роли высших органов государственной власти Верховный Совет СССР и его Президиум предстали к декабрю 1988 г.

 

2. Политика «гласности» как подготовка к учреждению Съезда народных депутатов СССР

Учреждение Съезда народных депутатов СССР не было предсказуемой реформой, скорее, наоборот, её проведение вызвало массу вопросов: почему учреждается новый высший орган государственной власти? Стихийных митингов с требованием учреждения Съезда в стране не проходило, члены Политбюро такие требования на заседаниях не выдвигали.

Также непонятно: если главной целью реформы было «оживление советов», то почему новый институт власти был учрежден не в 1985 г., сразу после прихода к власти М. С. Горбачёва, а лишь 1 декабря 1988 г. – в период, когда в стране уже бушевал Нагорно-карабахский конфликт, когда Эстонская ССР, хотя и робко, но все-таки заявила о своем суверенитете и верховенстве республиканского законодательства над союзным, когда в стране удлинялись очереди за товарами первой необходимости и т. д.? Казалось бы, в такой ответственный исторический момент необходимо было принимать жесткие меры по восстановлению порядка в стране, привлечению к ответственности лиц, разжигающих межнациональную рознь, формированию серьезной команды из высокопрофессиональных экономистов для решения проблемы дефицита. Однако М. С. Горбачёв делает совершенно неожиданный и не поддающийся логике шаг – в период нарастания социального недовольства и зарождающегося кризиса в межнациональных отношениях он заявляет о необходимости проведения кардинальной политической реформы и учреждении Съезда народных депутатов СССР.

На самом деле ничего нелогичного в этом шаге генсека нет.

С приходом М. С. Горбачёва к власти перед ним стояли серьезные задачи: введение в СССР частной собственности, то есть по существу реставрация капитализма, слом однопартийной системы, роспуск КПСС, децентрализация СССР и, как следствие, признание государственной независимости союзных республик. Естественно, вставал принципиальный вопрос: как решить эти смелые задачи и, главное, кто их будет решать? Сам Генеральный секретарь? Опасно, можно и «головы не сносить». КПСС? Конечно, нет, раз этого не будет делать Генеральный секретарь – двигатель партии, – значит, не будет делать и сама партия. Верховный Совет СССР? Тоже нет, этот орган был декоративным – он лишь легализовывал партийные решения, следовательно, раз инициативы не будет от КПСС, ничего не предпримет и сам Верховный Совет СССР. Оставался только один вариант – создать принципиально новый орган, который был бы массивным по численности и куда вошла бы элита советского диссидентства. Однако вставал вопрос, когда учреждать данный орган. Если это сделать сразу после прихода к власти М. С. Горбачева, в 1985 г., то новый орган по своей пассивности и безжизненности мало бы чем отличался от уже существующего высшего органа – Верховного Совета СССР, – поскольку всё бы шло по давно заложенной «традиции». Следовательно, перед учреждением Съезда народных депутатов СССР надо было провести подготовительную работу с массовым сознанием. И такая политика начала проводиться и вошла в историю под названием «гласность».

Официально потребность и целесообразность гласности объяснялась необходимостью откровенно заявлять обо всех достижениях и обо всех проблемах советского общества, о его пороках и трагедиях. В СССР теперь не должно было быть «белых пятен» ни в его истории, ни в его действительности. Однако, как известно, до 1985 г. достижения в СССР и так не особо скрывались, даже, наоборот, часто преувеличивались. Поэтому ради них «гласность» проводить не было необходимости. Следовательно, совершенно очевидно, что истинной целью гласности являлось очернение советского строя, советского образа жизни и советской истории.

Именно «благодаря» гласности советские люди узнали о «десятках миллионов» расстрелянных и патологической кровожадности Сталина, о расстреле людей в Новочеркасске при Н. С. Хрущёве, о «застое» при Л. И. Брежневе. Голодомор на Украине в конце 20-х – начале 30-х гг., секретный протокол к пакту Молотова – Риббентропа, расстрел поляков под Катынью, расстрел верхушки главнокомандования Красной армии, вымысел подвига Зои Космодемьянской, несостоятельность Г. К. Жукова как полководца, фальсификация «Ленинградского дела» и «Дела врачей», испытание ядерного оружия на советских солдатах – вот лишь некоторые «плоды» гласности. Людей открыто подводили к мысли: хватит ругать советскую власть «на кухне», делайте это открыто! Неслучайно, когда Нина Андреева, пользуясь правом гласности, написала свою известную статью «Не могу поступаться принципами», в которой всего лишь заявила о том, что нельзя всё в истории оценивать однобоко: до 1985 г. весь советский опыт оценивали исключительно положительно, после – отрицательно («здравый смысл решительно протестует против одноцветной окраски противоречивых событий»), её сразу же подвергли жесточайшей критике, статью объявили «манифестом антиперестроечных сил», а само имя Нины Андреевой стало нарицательным.

Удивительно, но по поводу всего лишь статьи, выразившей всего лишь чьё-то мнение, тем более в эпоху гласности, было даже специально созвано заседание Политбюро ЦК КПСС, которое обсуждало статью целых 2 дня (!), хотя заседания Политбюро всегда были однодневными. Вот что об этом пишет один из участников тех заседаний, в то время член Политбюро ЦК КПСС Е. К. Лигачёв: «…Внезапно было созвано незапланированное заседание Политбюро, причем не в Кремле, а непосредственно на Старой площади. На это заседание был вынесен один-единственный вопрос: обсуждение письма Нины Андреевой.

Здесь я должен отметить, что заседания Политбюро всегда проходили у нас в очень раскованном стиле. Шел непринужденный обмен мнениями, и даже в случаях разногласий общая атмосфера не нарушалась, оставалась демократичной, свободной. Мы действительно обсуждали вопросы, а не “выносили решения” под диктовку Генерального секретаря. Однако в этот раз все было иначе. Обстановка установилась очень напряженная, нервная, я бы даже сказал, гнетущая. Это было непривычно, неожиданно…

С таким настроением и начали обсуждение. Однако сразу же стало ясно, что впервые за все годы перестройки на заседании Политбюро вдруг возобладал не рассудительный, а совсем другой – расправный стиль. Тон задал Яковлев, который в крайне резких выражениях обрушился на письмо Нины Андреевой и газету “Советская Россия”. Здесь-то и были пущены в ход обороты – “манифест антиперестроечных сил”, “сопротивление перестройке”, “силы торможения”, в общем, весь тот набор ярлыков, которым затем принялась манипулировать радикальная пресса…».

Тем не менее, по словам Е. К. Лигачёва, Политбюро не поддержало настроение Горбачёва, Яковлева и примкнувшего к ним Медведева.

«В обсуждении статьи Нины Андреевой он (генсек. – Д. Л.), я бы сказал, однозначно выступил на стороне Яковлева, выражая недовольство по отношению к тем членам Политбюро, которые высказались более примирительно…

Итак, Горбачёв буквально “ломал” тех, кто недостаточно чётко, по его мнению, осуждал письмо Нины Андреевой».

Как уже упоминалось, заседание Политбюро в нарушение установившейся традиции одним днём не закончилось.

«…То необычное заседание Политбюро длилось не один день, а два дня, причём по 6–7 часов ежедневно. Нетрудно представить накал подспудно бушевавших на нем страстей».

Серьёзно пострадала и сама редакция «Советской России»: «На следующее же утро после заседания Политбюро в редакцию газеты “Советская Россия” внезапно нагрянула из ЦК КПСС комиссия, которая принялась изучать подлинник письма Нины Андреевой, всю технологию его подготовки к печати, тщательно допрашивала на этот счет сотрудников редакции. Кстати, само появление комиссии было обставлено в “лучших” традициях прошлого. Главному редактору позвонили из ЦК, предупредив о намерении направить в редакцию проверяющих. Но едва он успел положить трубку телефона, как эти проверяющие уже вошли к нему в кабинет. Оказывается, они уже ждали в приемной. Этот “классический” прием 30-х годов преследовал цель не дать “замести следы”, как говорится, “схватить с поличным”».

И далее: «”Советской России” категорически запретили публиковать письма в поддержку Андреевой, заставив дать почти только осуждающую почту. Таким образом, от общественности грубо скрыли истинную картину читательского мнения, вопреки истине принялись навязывать мысль о единодушном осуждении статьи».

Как видно, по стране полным ходом шёл «разгул» гласности, в период которой всё, что шло вразрез официальному мнению М. С. Горбачёва и А. Н. Яковлева, даже специально обсуждалось и осуждалось на Политбюро, а в редакции газет в случае необходимости проводились внезапные проверки и запрещалось публиковать письма в поддержку позиции автора. Гласность не для того была дана, чтобы защищать советский строй!

Значение гласности для перестройки М. С. Горбачёв оценил очень просто: без гласности перестройка погибнет. И это было чистой правдой. Невозможно проводить перестройку, не доказав «дефектность» существующего строя.

Однако такой однобокий вариант гласности очень многим в стране не нравился. Уже на XIX партконференции делегатами отмечалось, что «идёт огромная критическая волна на всех и вся в прошлом, и мало дельных предложений по дню сегодняшнему, по существующим экономическим проблемам, по нашим перспективам и будущему», отмечалось, что теперь в прессе «подвергается сомнению всё: мораль, мужество, любовь, искусство, талант, семья, великие революционные идеи, гений Ленина, Октябрьская революция, Великая Отечественная война…», что «произносимые вслух слова “Отечество”, “Родина”, “патриотизм” вызывают в ответ некое змееподобное шипение, исполненное готовности нападения и укуса…».

Таким образом, оценивая значение гласности в истории нашей страны, следует признать, что гласность выступила инструментом разложения советского общества.

Когда стало ясно, что советское общество, постоянно занимаясь самобичеванием, уже «дозрело», а до следующего съезда КПСС (1990/1991 г.) М. С. Горбачёв мог уже политически (а возможно, и не только) не дожить, когда срок полномочий избранных в 1984 г. народных депутатов истекал, в 1988 г. в спешном порядке стала продвигаться идея «оживления советов», «возвращения к ленинским традициям» и необходимости учреждения нового органа – Съезда народных депутатов СССР. Причём для претворения в жизнь данной идеи была даже созвана всесоюзная XIX партийная конференция, хотя практика созыва партийных конференций не такая уж распространённая: последняя Всесоюзная партконференция состоялась 15–20 февраля 1941 г., то есть почти за полвека (!) до 1988 г., и была посвящена идущей II Мировой войне. Теперь же партконференция была созвана для поддержания идеи учреждения Съезда народных депутатов СССР.

Однако мало было просто учредить Съезд. Для того чтобы вновь созданный орган в полной мере «заработал», а не стал подобием безжизненного Верховного Совета СССР, надо было впустить на Съезд народных депутатов СССР наиболее либерально настроенных лиц, антисоветчиков, диссидентов. В чьей среде их было больше всего? В среде рабочих, крестьян, врачей, учителей, которые знают, «почём фунт лиха»? Разумеется, нет. Больше всего антигосударственно настроенных личностей всегда было и есть в среде интеллигенции, особенно среди научной и творческой элиты. Именно эти люди живут оторванными от реальности представлениями – идеями «правового государства», «гражданского общества», «естественных прав человека» и т. д. – идеями, которые ласкают слух, но претворить в жизнь которые абсолютно невозможно из-за их неопределённости, абстрактности и идеализированности. В любом государстве во все времена будут нарушения прав человека, произвол, несправедливость, поэтому про любое государство можно сказать, что в нём нарушаются «естественные права человека», что это государство ещё не «правовое», его надо перестроить: разрушить до основания нынешнее и создать новое, лучшее, прекрасное. Получится ли на деле создать это новое, ручаться никто никогда не берется, а вот разрушить эти идеи помогают блестяще. Так было с Францией в период Французской революции, так стало и с Советским Союзом в период перестройки.

Примером таких абстрактных и идеализированных представлений является выступление депутата Ю. Н. Афанасьева на заседании Межрегиональной депутатской группы 22 июля 1989 г. На вопрос о том, какой он видит платформу МДГ, какой он видит стратегическую цель «перестройки», он заявил: «…Мы должны ликвидировать ту систему и тот строй, который зовётся у нас социализмом и который является марксистско-ленинским, но который не даёт нашему народу жить нормально, и заменить его на саморазвивающуюся общественную систему». То есть попытаться создать что-то новое, идеальное и непременно сломать уже существующее.

Для того чтобы интеллигенция смогла разрушить Советский Союз, её надо было впустить во власть. Именно для этого при учреждении Съезда народных депутатов СССР в Конституции СССР была специально прописана квота для общественных организаций, которые избирали своих представителей на Съезд: «С целью обеспечения представительства общественных организаций по нормам, установленным законами Союза ССР, союзных и автономных республик одна треть народных депутатов СССР, народных депутатов союзных и автономных республик избирается от общественных организаций (выделено мной. – Д. Л.) – Коммунистической партии Советского Союза, профессиональных союзов, кооперативных организаций, Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи, объединений женщин, ветеранов войны и труда, научных работников, творческих союзов и других организаций, созданных в установленном законом порядке и имеющих общесоюзные или республиканские органы» (ст. 95 Конституции СССР в ред. от 01.12.1988). Поразительно, но почти вся пятая колонна, почти вся будущая Межрегиональная депутатская группа была избрана на Съезд именно по квоте от общественных организаций. Собственно, даже при объявлении Г. Х. Поповым на I Съезде народных депутатов СССР о формировании Межрегиональной депутатской группы было сказано, что она формируется из «группы региональных московских депутатов от научных организаций, от творческих союзов».

Анатолий Собчак впоследствии признавал: «…Горбачёв и его интеллектуальная команда поставили аппарат в необычные, нерегламентированные советской традицией условия. Выборы от общественных организаций и Академии наук СССР, деление страны на территориальные и национально-территориальные избирательные округа – это давало множество возможностей. Известные всей стране люди – Андрей Сахаров, Дмитрий Лихачёв, Алесь Адамович, Егор Яковлев, Гавриил Попов и многие другие – попали в парламент лишь благодаря такой недемократичности избирательной системы (выделено мной. – Д. Л.). Силы аппарата оказались отвлечёнными на организацию пресловутых окружных собраний. Здесь аппаратчики были бдительны, и через “сито” многие из демократов не прошли. Но ведь в общественных организациях окружных собраний не было».

С глубоким прискорбием приходится признать, что СССР разрушили академики и доктора наук. Достаточно назвать лишь некоторых из них: академики А. Д. Сахаров, А. Н. Яковлев, Т. И. Заславская, Л. И. Абалкин, Г. А. Арбатов, В. Н. Кудрявцев, С. С. Аверинцев, А. А. Акаев, Ж. И. Алфёров, Ю. Н. Афанасьев, Ш. А. Амонашвили и другие; доктора юридических наук А. А. Собчак, С. С. Алексеев, доктора экономических наук Г. Х. Попов, Т. И. Заславская и другие. Неслучайно один из депутатов на I Съезде народных депутатов СССР с иронией заметил: «Ознакомившись со списком кандидатов в Верховный Совет Союза ССР, я подумал: наша страна состоит из одних интеллектуалов, ученых, академиков, профессоров. Так почему же мы, шахтеры, до сих пор не выпускаем лопату из рук?.. И не надо считать рабочий класс серой массой, которая не может постоять за себя. Интересы шахтеров, интересы рабочего не будет отстаивать профессор, а будет отстаивать именно рабочий». О том, что в результате выборов «оказались забаллотированными представители рабочего класса и колхозного крестьянства. Это в известной мере деформировало социальный состав народных депутатов СССР» – отмечали и другие депутаты. Также констатировалось: «Общеизвестно, что в состав народных депутатов СССР избрано в 2,5 раза меньше рабочих и колхозников, чем их было в Верховном Совете одиннадцатого созыва».

Наличие квоты для общественных организаций вызывало недовольство и насмешки даже у представителей МДГ. К примеру, А. А. Собчак заявил, что выборы депутатов от общественных организаций подрывают «главный принцип избирательного права, существующий во всем мире: один человек – один голос».

Таким образом, учреждению Съезда народных депутатов СССР предшествовала тщательно спланированная политика «гласности», главная цель которой стала подготовка общественного сознания к необходимости слома существующего общественно-экономического строя в стране. Когда же цель была достигнута и промедление в учреждении Съезда народных депутатов СССР могло стоить политической целостности М. С. Горбачёву и его «перестройке», новый высший орган государственный власти СССР был спешно учрежден. Таким годом стал 1988 год.

 

3. Официальное обоснование проводимой реформы

Следует признать, что реформа по «оживлению советов» была давно назревшей. Десятилетиями существовавшие в деятельности советов парадность и церемониальность, инертность и формализм практически обезличили эти органы, сделали их безжизненными, превратили в придаток власти, реально находящейся в руках КПСС. В этой связи вопрос о чётком разграничении государственных органов и партийных стоял на повестке дня достаточно давно. Поэтому начатая в стране политическая реформа была встречена с энтузиазмом и воодушевлением, получив широкую поддержку населения.

Основные черты предстоящей реформы были намечены XIX Всесоюзной конференцией КПСС, проходившей с 28 июня по 1 июля 1988 г. в Москве. Резолюция «О демократизации советского общества и реформе политической системы» указывала, что «решающее направление реформы политической системы – обеспечение полновластия Советов народных депутатов как основы социалистической государственности и самоуправления в нашей стране». Выступая на данной конференции, Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачёв говорил о необходимости «значительно расширить представительство трудящихся в высшем эшелоне государственной власти». Для этого, по мнению выступавшего, необходимо, чтобы помимо 1500 депутатов, избираемых от территориальных и национальных округов, «примерно ещё 750 депутатов избирались бы на съездах или на пленумах центральных органов партийных, профсоюзных, кооперативных, молодежных, женских, ветеранских, научных, творческих и других организаций… Вместе взятые, все эти депутаты, избираемые сроком на пять лет, составили бы новый орган государственной власти – Съезд народных депутатов СССР. Он собирался бы на свои заседания раз в год, решая самые важные конституционные, политические и социально-экономические вопросы жизни страны. Для обсуждения и решения всех вопросов законодательного, распорядительного и контрольного характера, направления работы подотчетных органов и нижестоящих Советов Съезд народных депутатов избирал бы из своего состава сравнительно небольшой по численности (скажем, 400–450 человек) Верховный Совет СССР, состоящий их двух палат. Это был бы постоянно работающий высший орган власти, подотчетный Съезду народных депутатов…».

Таковы были официально заявленные цели намеченной реформы и средства её проведения.

После XIX конференции КПСС работа по претворению реформы в жизнь была продолжена на Пленумах ЦК КПСС – июльском, сентябрьском и ноябрьском. В частности, в соответствии с решением июльского Пленума ЦК КПСС, была создана комиссия «для подготовки предложений, связанных с осуществлением реформы политической системы советского общества». Председателем комиссии стал М. С. Горбачёв.

После подготовки проектов соответствующих законов, проводивших в жизнь намеченную реформу, было проведено общенародное обсуждение. В результате в одной только Украинской ССР в Президиум республиканского Верховного Совета поступило «свыше 106 тысяч откликов, более семи тысяч поправок, уточнений, дополнений к статьям проектов Законов СССР “Об изменениях и дополнениях Конституции (Основного Закона) СССР” и “О выборах народных депутатов СССР”», а на уровне Союза ССР число замечаний и предложений к законопроектам реформы превысило 300 тысяч.

На внеочередной сессии Верховного Совета СССР, которая принимала судьбоносные для страны решения о проведении политической реформы, главный докладчик – Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. С. Горбачёв – официально о мотивах реформы заявлял следующее: «Особенность… нынешнего момента состоит в том, что дальнейшее наше развитие все больше упирается в несоответствие политических институтов. Мы это чувствуем на каждом шагу…

Истинное содержание и предназначение деятельности Советов во многом выхолащивалось, из органов народовластия они превращались, по сути дела, в звенья командно-бюрократической системы. Решительно покончить с таким положением вещей, вдохнуть в Советы новую жизнь – вот главная задача осуществляемой нами сейчас реформы».

Что же официально предлагалось сделать?

«Верховенство представительной системы, ее целостность и единство значительно укрепляются благодаря введению такого важного элемента, как Съезды народных депутатов, на общесоюзном и республиканском уровнях. Это новшество продиктовано прежде всего задачей исключить злоупотребления властью на верхних этажах государственного здания – задачей, которую в состоянии решить только орган, представляющий все социальные слои и оттенки общественного мнения, пользующийся непререкаемым авторитетом высшего общенародного форума.

Съезды народных депутатов, таким образом, возрождают в новых условиях традицию Съездов Советов, они призваны гарантировать то, что Ленин называл полным демократизмом центра. С ними непосредственно связана реализация другой принципиальной особенности Советов. Я имею в виду их двойную природу как одновременно государственных органов и массовых организаций населения».

Таким образом, главными целями данной реформы, официально заявлявшимися и на XIX партконференции, и на заседании Верховного Совета СССР, были попытки «вдохнуть в Советы новую жизнь» и «исключить злоупотребления властью на верхних этажах государственного здания».

 

4. Правовой статус Съезда народных депутатов СССР

Правовой статус Съезда народных депутатов СССР был определён Законом СССР от 01.12.1988 № 9853-XI «Об изменениях и дополнениях Конституции (Основного Закона) СССР».

На основании принятого закона произошли существенные изменения в структуре высших органов государственной власти СССР, связанные прежде всего с созданием нового института государственной власти – Съезда народных депутатов СССР – и изменением роли Верховного Совета СССР.

Новая редакция ст. 108 Конституции СССР установила, что «высшим органом государственной власти СССР является Съезд народных депутатов СССР», а Верховный Совет является «постоянно действующим законодательным, распорядительным и контрольным органом государственной власти СССР» (ст. 111 Конституции СССР). Теперь во всех статьях Конституции, где говорится о высшей государственной власти в Советском Союзе, Верховный Совет СССР следует за Съездом народных депутатов СССР. То есть была создана система «Съезд – Совет», внешне схожая с той, которая функционировала до 1936 г., но все-таки имеющая принципиальные отличия.

Конституция закрепила, что «Съезды народных депутатов избирают Верховные Советы и Председателей Верховных Советов» (ст. 91). При этом Верховный Совет СССР избирается исключительно Съездом народных депутатов СССР из числа народных депутатов СССР и ежегодно обновляется на 1/5. В своей деятельности Верховный Совет подотчётен Съезду народных депутатов, а законы и постановления, принятые им, не могут противоречить актам Съезда народных депутатов СССР. Наконец, последнему принадлежит право отмены актов Верховного Совета СССР.

Следует отметить, что в законопроекте, опубликованном в «Правде», было установлено, что Верховный Совет СССР, помимо прочего, «рассматривает наиболее важные вопросы национальных и межнациональных отношений» (п. 10, ст. 113). В принятом законе данное положение уже не содержалось. Также п. 12 ст. 108 проекта, провозглашавший право Съезда народных депутатов СССР «отменять законодательные акты, принятые Верховным Советом СССР, высшими органами государственной власти союзных и автономных республик, в случае их несоответствия Конституции СССР» в принятом законе «трансформировался» в безусловное право «отмены актов, принятых Верховным Советом СССР».

Таким образом, исходя из анализа полномочий Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР, можно сделать вывод, что Верховный Совет СССР потерял статус «высшего органа государственной власти СССР» и переместился на «второй план», теперь являясь «верховным» лишь по названию.

Кроме того, во вновь построенной системе наблюдается необоснованное «размывание» полномочий между Съездом народных депутатов и Верховным Советом – даже М. С. Горбачёв признавал, что «разграничение функций Съезда и Верховного Совета СССР… вопрос непростой».

Даже сами депутаты не имели чёткого представления о критерии разграничения компетенции между Съездом народных депутатов и Верховным Советом СССР. К примеру, депутат О. Т. Богомолов, выступая на I Съезде народных депутатов СССР, прямо заявил: «Я хотел бы сказать о том, что нам сложно сделать сегодня выбор, не уяснив, какое будет распределение функций между Съездом народных депутатов и Верховным Советом, а также не внеся достаточную ясность в характер деятельности Верховного Совета и тех депутатов, которые не войдут в Верховный Совет». Аналогичные выступления были и у других депутатов. Депутат Клоков прислал в Президиум Съезда записку, которая, как представляется, наиболее точно отражает объективное непонимание учрежденной в стране системы высших органов власти, при которой существует съезд – высший орган и совет, продолжающийся именоваться «Верховным»: «Что мы хотим создать? Практически два Верховных Совета – Съезд и Совет – или действительно рабочий орган народных депутатов? Должен быть Президиум Съезда народных депутатов и никаких Верховных – и две сессии Съезда».

Депутат Ф. М. Бурлацкий также предложил «дать поручение Верховному Совету СССР рассмотреть вопрос о конкретном распределении функций между Съездом народных депутатов СССР, Верховным Советом СССР, Председателем Верховного Совета СССР и Правительством СССР».

Искусственность созданной системы «Съезд – Верховный Совет» привела даже к необходимости создания конституционной комиссии, которая, как заявлял на I Съезде народных депутатов СССР А. И. Лукьянов, «тщательно рассмотрит ещё раз все вопросы соотношения полномочий Съезда народных депутатов и Верховного Совета СССР… Эти вопросы требуют тщательной отработки, быстро их решить нельзя».

Кроме того, непродуманность созданной системы приводила на Съезде к некоторым «неудобным» ситуациям. Так, на I Съезде народных депутатов СССР после длительного обсуждения и серьезной критики кандидатуры А. И. Лукьянова он всё же был избран Первым заместителем Председателя Верховного Совета СССР (то есть М. С. Горбачёва), но проблема заключалась в том, что депутатом в Верховный Совет СССР А. И. Лукьянова никто не избирал (в этой связи приходится задуматься: а таким ли уж первым оказался Владимир Путин, решив возглавить партию «Единая Россия», не являясь её членом?..). Выйти из сложившейся ситуации М. С. Горбачёв решил в свойственной ему манере, прервав обсуждение этого вопроса и сделав вид, что всё законно.

В итоге громоздкость и искусственность Съезда народных депутатов привела к тому, что уже на II Съезде народных депутатов СССР была принята поправка к Конституции СССР, которая освобождала республики от необходимости учреждения данного института. Исключение составила только РСФСР, и объяснялось это «огромными размерами и сложным национально-государственным устройством этой республики».

На III Съезде народных депутатов СССР депутаты вновь возвращались к вопросу полноценности существующей структуры высших органов государственной власти СССР: «…Нужны ли одновременно Съезд и Верховный Совет? На мой взгляд, громоздкость нашего Съезда лишь затрудняет работу. Представьте себе – 2250 депутатов, ведь это и экономически невыгодно, идут огромные расходы народных денег».

Неповоротливость и неэффективность работы Съезда как института государственной власти прекрасно понимало и руководство СССР. Именно поэтому, когда реформы, направленные на реставрацию капитализма в СССР, нужно было проводить как можно скорее, А. И. Лукьянов заявил, что было бы целесообразным, если бы данные «неотложные» законы вводились в действие немедленно, по принятию их Верховным Советом СССР, не дожидаясь их одобрения последующим Съездом.

Конституционная поправка от 01.12.1988 существенно изменила структуру и порядок работы высших органов государственной власти СССР.

В первую очередь следует отметить то, что Верховный Совет СССР превратился в постоянно действующий орган, сессии которого строго определены – весенняя и осенняя. Ст. 112 Конституции СССР устанавливала приблизительную продолжительность сессии – 3–4 месяца.

Кроме того, Конституция СССР упразднила должности: Председателя Президиума Верховного Совета СССР, Первого Заместителя и заместителей Председателя Президиума Верховного Совета СССР, секретаря, членов Президиума Верховного Совета СССР. Таким образом, был начат планомерный процесс ликвидации Президиума Верховного Совета СССР как высшего органа государственной власти СССР, действующего в промежутках между сессиями Верховного Совета СССР.

Изменился и правовой статус Президиума Верховного Совета СССР.

Часть его полномочий (чуть менее половины) была передана непосредственно Верховному Совету СССР, а именно:

– назначать выборы в Верховный Совет СССР;

– давать толкования законов СССР;

– ратифицировать и денонсировать международные договоры СССР;

– отменять постановления и распоряжения Совета Министров СССР и Советов Министров союзных республик в случае несоответствия их закону;

– устанавливать воинские звания, дипломатические ранги и иные специальные звания;

– учреждать ордена и медали СССР;

– издавать общесоюзные акты об амнистии;

– образовывать Совет Обороны СССР и утверждать его состав;

– назначать и сменять высшее командование Вооружённых Сил СССР.

Если обратиться к выделяемым в научной литературе четырём «ипостасям» Президиума Верховного Совета (высший орган государственной власти; орган, выполняющий некоторые функции главы государства; орган конституционного контроля; организатор работы Верховного Совета), то можно прийти к выводу, что «первой» составляющей – выполнение функций высшего органа государственной власти – Президиум Верховного Совета СССР лишился. А учитывая то, что законом от 01.12.1988 был создан Комитет конституционного надзора СССР и сфера конституционной юстиции постепенно переходила к новому органу, а также учитывая то, что главой государства, в сущности, теперь являлся Председатель Верховного Совета СССР, можно сделать вывод, что законодатель решил оставить Президиуму Верховного Совета СССР лишь организационные функции.

Следует отметить и другую сторону проведенной реформы – это создание основы для учреждения поста Президента СССР.

Выступая на XIX конференции КПСС и говоря об основных положениях намеченной реформы, М. С. Горбачёв особо отмечал в своем докладе необходимость повышения правового статуса главы Верховного Совета СССР: «В условиях общего повышения роли представительных органов Председатель Верховного Совета СССР должен быть наделен достаточно широкими государственными полномочиями. Он мог бы, в частности, осуществлять общее руководство подготовкой законов и важнейших социально-экономических программ, решать ключевые вопросы внешней политики, обороноспособности и безопасности страны, возглавлять Совет Обороны, вносить предложения о кандидатуре Председателя Совета Министров СССР, а также выполнять ряд других обязанностей, традиционных для такого поста в государстве».

В этой связи новая редакция статьи 120 союзной Конституции излагалась следующим образом: «Председатель Верховного Совета СССР является высшим должностным лицом Советского государства и представляет Союз Советских Социалистических Республик внутри страны и в международных отношениях».

При этом в проекте данного закона была предпринята попытка сделать должность Председателя Верховного Совета СССР в значительной степени независимой от собственно Верховного Совета СССР. В частности, это выразилось в том, что проект не содержал права Верховного Совета СССР отменять указы и постановления Президиума Верховного Совета СССР и распоряжения Председателя Верховного Совета СССР. В тексте закона данный пробел был в полной мере восполнен (п. 18, ст. 113), и право отмены у Верховного Совета СССР всё же появилось.

Председатель Верховного Совета СССР в соответствии со ст. 110 Конституции наделялся полномочием «вести заседания Съезда народных депутатов СССР», то есть Съезд народных депутатов СССР, избирая Председателя Верховного Совета СССР, тем самым избирал и своего председателя. Получается, что, в сущности, глава государства возглавляет оба высших представительных органа государственной власти СССР – Съезд народных депутатов СССР и Верховный Совет СССР.

Примечательно, что даже конституционные нормы, посвященные правовому статусу Председателя Верховного Совета СССР, были помещены законодателем в статьи – 120, 121, – ранее «принадлежавшие» Президиуму Верховного Совета СССР – «коллективному» главе государства.

Подводя итог сказанному, следует отметить, что повышение правового статуса главы Верховного Совета СССР шло вразрез с официально провозглашенной целью «оживить советы», поскольку «оживить» коллективные органы управления путем укрепления юридического положения конкретной должности, причем «единоличной», – это нонсенс. Противоречило это и юридической конструкции, заложенной в Конституции СССР 1924 г., на которую ссылались при проведении рассматриваемой реформы. Не очень, видимо, получилось и разграничить функции партийных и государственных органов, поскольку должность Председателя Верховного Совета СССР занял руководитель партии – Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачёв.

Вновь созданный пост Председателя Верховного Совета СССР в значительной мере напоминал существующий во многих странах пост Президента страны.

Следует отметить, что идея введения поста Президента СССР активно обсуждалась на высшем государственном уровне, о чём открыто говорилось на XIX конференции КПСС. Причём официально Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев выступил с резкой критикой идеи учреждения поста Президента СССР. В частности, он заявил следующее: «Комиссия обсуждала это предложение, и мы пришли к тому мнению, которое зафиксировано в резолюции, а именно: нам негоже отказываться от того, что рождено самой практикой нашей революционной борьбы. Советы рождены творчеством самого народа, связаны с именем Ленина… Нет сомнения в том, что форма Советов позволяет по-настоящему реализовать потенциал социалистической демократии. Поэтому отказываться от советской формы, мы считаем, принципиально не следует. Это первое.

Второе. Нам кажется, что президентская форма правления в условиях нашего многонационального государства неприемлема и не вполне демократична, поскольку слишком большая власть сосредоточивается в руках одного человека. Нам лучше иметь Верховный Совет, который будет формироваться так, как мы задумали, – съездом Советов, где будут представлены все нации и народности, все общественные слои. Там будет решаться и вопрос о Председателе Верховного Совета».

Как видно, вопрос об учреждении поста единоличного главы государства обсуждался и формально был отвергнут, поскольку тем самым приводил к смене формы правления – «отказу от советской формы» и концентрации колоссальной власти в одних руках, что было неприемлемо. Однако на практике все оказалось иначе, и наделение значительной властью Председателя Верховного Совета СССР означало завуалированный шаг на пути к президентской республике.

Таким образом, хотя на словах реформа имела цель «вдохнуть жизнь» в Советы, «оживить их», на деле же одним из её итогов стало конституционно-правовое «взращивание» института президентства в СССР.

 

5. Ход выборов народных депутатов СССР

Интересно проходили и сами выборы народных депутатов в 1989 г.: КПСС сделала всё, чтобы их проиграть и чтобы среди народных избранников оказалось как можно больше антикоммунистов.

Пожалуй, лучше всего это можно выразить словами Е. К. Лигачёва: «Если раньше партия до мелочей опекала выборный процесс, то теперь, при переходе к альтернативным выборам она… почти полностью устранилась от участия в политической борьбе. Это было поразительно! Во всех странах развитой демократии именно в предвыборный период, когда нарастает острота, накал борьбы, происходит резкая активизация партийных структур.

У нас же случилось наоборот!

Из ЦК одна за другой шли на места директивы: не вмешиваться, не вмешиваться! Соблюдайте дистанцию! Во многих партийных комитетах воцарилась растерянность, там видели, что среди кандидатов в депутаты объявилась много недостойного люду, даже бывшие уголовники, отсидевшие срок за тяжкие преступления, вплоть до убийств. А уж что касается крикунов и демагогов, строивших свои предвыборные программы исключительно на антисоветизме и антикоммунизме, то таких и вовсе непомерно много. Казалось бы, в этих условиях надо шире развернуть партийную пропаганду, агитировать за своих кандидатов и разоблачать беспочвенность, нереальность популистских обещаний.

Но ЦК воздерживался от политических ориентировок, партийные органы на местах оказались обезоруженными. Это была новая ситуация: впервые из центра не поступало четких указаний, как надо действовать. И это “впервые” пришлось именно на этап предвыборной борьбы, когда решался вопрос о власти!.. Причем невмешательство партии в выборы кое-кто преподносил чуть ли не как выражение демократии».

Под «кое-кто», очевидно, подразумевается сам М. С. Горбачёв.

Таким образом, выборы народных депутатов в 1989 г. были организованы так, чтобы будущий Съезд народных депутатов СССР оказался максимально оппозиционным по отношению к КПСС.

 

6. Сущность Съезда народных депутатов СССР

а) Съезд народных депутатов СССР как механизм передачи власти национал-предателям.

Термин «национал-предатели» укоренился в общественном сознании в течение последних нескольких лет. Упоминал его и Президент РФ В. В. Путин, обращаясь к Федеральному Собранию РФ с внеочередным посланием 18 марта 2014 г. Однако, разумеется, само «национал-предательство» существовало с незапамятных времён, но, пожалуй, самым «пышным цветом» оно расцвело в период перестройки в СССР.

Как уже отмечалось, учреждение Съезда народных депутатов СССР было осуществлено именно в то время, когда в советском обществе окончательно сформировались и неприкрыто функционировали антисоветские силы. Именно в этот период их допустили к управлению государством для легализации наиболее радикальных решений в экономической, политической сферах и сфере государственного единства СССР. И механизмом передачи власти «пятой колонне» как раз и выступил Съезд народных депутатов СССР.

Антисоветизм вел себя настолько организованно, уверенно и неприкрыто, что на Съезде даже была создана, по существу, собственная фракция – Межрегиональная депутатская группа. Численность её была внушительной – более 350 депутатов. Именно данная фракция дала дорогу в большую политику таким известным лицам, как Б. Н. Ельцин, Г. Э. Бурбулис, А. А. Собчак, Г. Х. Попов, Т. И. Заславская и многим другим. Результаты их деятельности для страны всем хорошо известны.

Уже с самого начала работы I Съезда народных депутатов СССР представители МДГ начали действовать очень напористо, пойдя «в наступление»: сразу после объявления Назарбаевым Н. А. повестки дня Съезда на трибуну вышел будущий сопредседатель МДГ академик Сахаров и предложил, во-первых, сразу же принять «декрет о власти», по которому принятие законов и назначение высших должностных лиц СССР относилось бы к исключительному ведению Съезда народных депутатов СССР, и, во-вторых, избирать Председателя Верховного Совета СССР только после его выступления, оглашения программы и обсуждения кандидатуры; вслед за ним выступил член МДГ Г. Х. Попов с предложением провести альтернативные выборы в Верховный Совет СССР; позднее другой член МДГ – депутат Оболенский А. М. – предложил свою кандидатуру на пост Председателя Верховного Совета СССР, депутат Бурбулис Г. Э. – кандидатуру Ельцина Б. Н., тем самым пытаясь создать альтернативу М. С. Горбачёву на данный пост. Далее члены МДГ – академики Заславская Т. И. и Сахаров А. Д. – предложили запретить «закон о митингах», чтобы не мешать их проведению в период заседаний Съезда, и обвинили министра внутренних дел Бакатина В. В. в том, что милиция использовала силу в пресечении попыток митингующих пройти к Кремлю. Причём Сахаров, пытаясь представить органы внутренних дел в более зловещем и античеловечном виде, решил добавить немного сентиментальности в свое выступление: «Мне вчера позвонила девочка с этого митинга – она плакала, потому что люди были окружены милицией». Почему какая-то девочка стала звонить не кому-то, а ни больше ни меньше сразу академику и каким образом она это сделала, находясь в окружении и не имея мобильного телефона, так и осталось загадкой. Тем не менее на Съезде был продолжен начатый в СМИ процесс дискредитации правоохранительных органов с целью их деморализации и приведения в состояние полной неспособности защитить СССР перед его готовящимся сломом.

Далее член МДГ, депутат Афанасьев Ю. Н., призвал не «вести себя благостно», а «изменить решительным образом положение дел в стране», повесив на депутатов ярлык «агрессивно-послушного большинства», а Верховный Совет СССР, который, по мнению Афанасьева Ю. Н., не был готов так стремительно все ломать в стране, как ему того хотелось бы, назвал «сталинско-брежневским». Другой член МДГ – депутат Адамович А. М. – пошёл ещё дальше, назвав управление в СССР «административно-приказным дебилом», призвав приравнять раскулачивание к политическим репрессиям и через референдум отказаться от колхозов и совхозов, а вместо этого закрепить в Конституции СССР право аренды земли.

Истинных своих целей Межрегиональная депутатская группа никогда и не скрывала, заявляя, что она стремится к демонтажу «трёх китов»: «имперской сущности СССР как централистского, унитарного государства; государственного социализма с нерыночной экономикой и партийной монополии». Раздражала Межрегиональную группу и имевшаяся территориальная целостность СССР: «Мы Прибалтику сначала оккупировали, а потом её аннексировали».

Созданная фракция действовала очень слаженно, организованно и спаянно. Когда стало ясно, что один из идеологов и лидеров МДГ – Б. Н. Ельцин – не был избран в состав Совета Национальностей Верховного Совета СССР, член МДГ депутат Казанник А. И. решил уступить ему своё место в составе Совета Национальностей. Причём Казанник А. И., понимая, что задуманное может осуществиться не так, как надо, и свою кандидатуру он снимет, а Ельцина даже повторно могут не избрать, поставил Съезду условие, что он снимает свою кандидатуру только в случае, если Съезд включит Ельцина в состав Совета Национальностей без голосования. Член МДГ Собчак А. А. даже попытался это юридически обосновать, заявив, что, в соответствии с мировой практикой, в случае выбытия какого-то кандидата его место автоматически занимает следующий кандидат, набравший максимальное количество голосов. Полагаю, что с этим тезисом трудно согласиться, поскольку указанная процедура действует при пропорциональной системе голосования в отношении политических партий, идущих на выборы в виде партийного списка, и действует именно в отношении кандидатов, а не избранных депутатов. А Верховный Совет СССР уже был избран. Следовательно, если какой-то из депутатов слагает с себя полномочия, должны проводиться довыборы с новым выдвижением кандидатов и голосованием за них.

В этой связи, понимая, что условия Казанника А. И. к Съезду неприемлемы, а обоснование Собчака А. А. небесспорно, МДГ потребовало, чтобы Съезд специально принял решение, что в случае сложения Казанником А. И. полномочий депутата Ельцин автоматически занимает освободившееся место без переголосования, и только потом Казанник А. И. сложит свои полномочия. И Съезд народных депутатов СССР такое решение принял. Оценивая поступок Казанника А. И., некоторые депутаты справедливо заявили, что избирателям теперь следовало бы подумать, голосовать ли впредь за таких «избранников», которые с легкостью отказываются от своих прав.

Тем не менее, как видно, организованности Межрегиональной депутатской группы можно только позавидовать. Эта группа выступила как настоящий таран, бьющий напролом по политической системе СССР.

Следует отметить, что Председатель Верховного Совета СССР М. С. Горбачёв не только не пресекал фракционную подрывную деятельность МДГ, но и, наоборот, всячески её стимулировал, «опекал» и поддерживал. К примеру, когда один из депутатов Съезда потребовал от Т. И. Заславской «извиниться перед московской милицией за свое некорректное выступление», М. С. Горбачёв сразу же встал на её защиту, заявив: «Думаю, до этого не дошло здесь. Она поставила вопрос, мы обсудили и сняли эту проблему… Не будем драматизировать каждый вопрос, товарищи. Я думаю, это полезно: обменялись мнениями, одно учли, другое отклонили и пошли дальше».

В другой раз, когда выступал член МДГ Ю. Н. Афанасьев и, не стесняясь в выражениях, назвал Верховный Совет СССР «сталинско-брежневским», а всех депутатов «агрессивно-послушным большинством», депутаты в зале зашумели, но их сразу же «приструнил» М. С. Горбачёв, заявив, что «серьезный разговор идёт». Сразу же после этого он дал слово другому члену МДГ – Г. Х. Попову, – который официально и объявил о создании межрегиональной группы и призвал депутатов к ней присоединиться. К чести одного из депутатов – В. Н. Степанова, – сразу же выступившего после Г. Х. Попова, следует сказать, что он категорически осудил это предложение: «То, что вы сегодня предложили Съезду создать фракцию, – это безумие. Опомнитесь, что вы собираетесь делать. Надо накормить народ, надо оздоровить экономику! Вы же пока вносите разброд в работу Съезда и отвлекаете его от насущных проблем». Однако и тут вмешался М. С. Горбачёв, «остудив» вполне справедливый пыл В. Н. Степанова: «Я думаю, давайте не будем торопиться в связи с тем, что сказал товарищ Афанасьев. Поднял проблему и уж особенно оформил её, выводя на раскол Съезда, на фракции товарищ Попов. Вещь серьёзная. Не будем упрощать. Об этом надо нам поговорить, потому что это критический момент в работе нашего Съезда. Товарищи знают, что они делают. У них в заготовках, наверное, много ещё вариантов будет, но мы должны разобраться. Я не думаю, что мы должны всё отбросить: и то, что сказал товарищ Афанасьев, и то, что сказал Попов. Нет. Я не думаю так (выделено мной. – Д. Л.)…». Хотя в обилии слов генсека смысл, как это часто бывало, утонул, но тем не менее было ясно, что отбрасывать всё то, что предложили Ю. Н. Афанасьев и Г. Х. Попов, он не собирался.

Когда после повальной критики призыва Г. Х. Попова создать фракцию последнему для оправдания было дано слово, Попов стал отказываться от своих слов, утверждая, что, видимо, всем показалось и никакую фракцию он создать не предлагал. Разумеется, после такого маневрирования депутаты возмутились, поднялся шум в зале. Но и здесь М. С. Горбачёв призвал: «Товарищи! Давайте послушаем всё-таки, это важно». Но и после выступления Попова, как ни странно, опять слово получил член МДГ – А. Д. Сахаров…

Далее на обвинения некоторых депутатов о скрытой поддержке Горбачёвым МДГ генсек заявил: «Но я не просил товарища Афанасьева подготовиться, отложив сон, и товарища Попова бросить все и подготовить свои речи. Этого я не просил, инициативы не проявлял. Они выступали по своей инициативе. Но я считаю, раз они подняли проблемы, мой долг был обратиться к вам. Потому что мы не могли просто так, утвердив протоколы, разойтись, оставив это всё, не поняв и не обменявшись мнениями. Мне казалось, это было бы ошибкой… Не жалею об этом, не жалею, товарищи…». То, что генсек решил обсудить проблемы, поднятые депутатами, это, конечно, правильно и ничего предосудительного в этом нет, непонятно только то, почему он всегда заострял проблемы, затронутые именно депутатами из МДГ, а не остальными выступавшими.

Кроме того, М. С. Горбачёв чаще всего давал возможность выступить именно представителям МДГ. О привилегированном положении, которое М. С. Горбачёв создавал вокруг МДГ, и об ущемлении прав других народных избранников говорили и сами депутаты. Депутат Мамедов М. Г. прямо заявил: «Я хочу выразить категорическое несогласие с товарищами, которые выступили первыми по итогам голосования. Это товарищи Афанасьев и Попов. Я думаю, все согласны с тем, что они и вот ещё несколько человек выступают, им постоянно предоставляют слово. Очень много депутатов, которые хотели бы попросить слово, но они их опережают и тень на плетень наводят». По этому же поводу с недовольством на III Съезде народных депутатов СССР выступил даже глава советского правительства Н. И. Рыжков: «Я, Михаил Сергеевич, вас не понимаю тоже. Почему именно товарищу Собчаку вы всё время даёте слово? Почему мы даём ему возможность плевать в каждого человека?».

Проявлял повышенное внимание к членам МДГ в бытность своего председательства на Съезде и А. И. Лукьянов, за что и получил замечание от одного из депутатов: «Анатолий Иванович, я хочу вас предупредить о том, что у нас опять получается какая-то дискриминация депутатов: кого вы знаете – тому предоставляете микрофон, кого не знаете – не даёте слова. Я уже почти 15 минут стою здесь».

Следует отметить, что М. С. Горбачёв не только вступался за членов МДГ, но и направлял Съезд в русло обсуждения именно их выступлений, «раскручивал» их весьма радикальные предложения: «Но вот возникла ситуация после выступления товарища Афанасьева, и мы должны её разрешить. Затем пойдут другие выступления». То есть Съезд занимался не рассмотрением законопроектов или докладов руководства страны о положении дел в СССР и в мире, а обсуждал выступления двух депутатов, вносивших раскол в Съезд и заражавших всех вирусом антисоветизма. Даже после того, как депутаты перешли к другим темам и провели выборы в Верховный Совет СССР, обсудили вопрос о предоставлении мест в Верховном Совете СССР от Нагорно-Карабахской автономной области, М. С. Горбачёв предложил вернуться к обсуждению выступлений Афанасьева и Попова: «Товарищи, мы должны обдумать такой вопрос. Мы приостановили обмен мнениями в связи с выступлением товарища Афанасьева, в развитие которого, так я понял, выступали товарищи Попов и Адамович, поскольку они выступали с развернутыми, так сказать, подготовленными, продуманными предложениями. И я считаю, что те темы, которые они затронули, настолько серьёзны, что мы должны вернуться к ним и хотя бы одно заседание им посвятить…».

Также поддержку со стороны М. С. Горбачёва получила уже упоминавшаяся ранее идея МДГ об автоматическом, без голосования, прохождении Б. Н. Ельцина в Совет Национальностей Верховного Совета СССР. Хотя, очевидно, что эта идея несостоятельна не только юридически, но даже логически. Однако в итоге Б. Н. Ельцин поднимался по политической лестнице, причём не без активной помощи М. С. Горбачёва.

Таким образом, можно сделать вывод, что Межрегиональная депутатская группа действовала очень организованно и спаянно, при этом постоянно получая покровительство и поддержку от руководства Съезда народных депутатов СССР и лично от М. С. Горбачёва.

В отношении организации деятельности Межрегиональной депутатской группы следует обратить внимание на ещё один факт. Ошибочно думать, что заседания Межрегиональной депутатской группы проходили где-то в подполье либо у кого-то на квартире. Как это ни удивительно, но МДГ заседала в Кремле.

Уже на своём заседании 22 июля 1989 г. МДГ стала обсуждать, какое помещение для заседаний ей выбрать. Дом политпросвещения был отвергнут, поскольку он «хорош всем, кроме одного: это недостаточно солидно для межрегиональной группы» (Заславский П. П.). И далее Г. Х. Попов, не мудрствуя лукаво, и вовсе прямо заявил: «Я не вижу никаких оснований, почему мы не можем собраться в Кремле… Мы… настаиваем на праве депутатов собираться тогда, когда удобно и где удобно. И в частности, мы говорим: в Кремле достаточно помещений. В Кремле есть Дворец съездов, старый зал, где заседал Верховный Совет. Поэтому, мне думается, нужно направить очень резкую, короткую телеграмму (М. С. Горбачёву с требованием предоставления одного из залов Кремля для собраний. – Д. Л.)… Если нам откажут по этой телеграмме, тогда мы сделаем соответствующее заявление для печати и прессы о том, что нам не дали помещение, и будем решать, где нам собираться». Причём далее Г. Х. Попов заявил, что помещение готов был предоставить факультет журналистики Московского Университета, находящийся рядом с Красной площадью, также может предоставить помещение Союз научных и инженерных обществ, дом учёных. Однако, как видно, группа рыночников и антисоветчиков работала открыто и, более того, считала ниже своего достоинства собираться где-то, кроме Кремля. Ради «выбивания» зала в Кремле они были готовы пойти на манипулирование угрозой скандала в печати и тем самым, безусловно, заработать дополнительные политические очки и показать на деле косность «системы».

Интересно отметить, что на М. С. Горбачёва надежды были не напрасны, и он, видимо, уже неоднократно членов МДГ выручал, поскольку, когда один из депутатов предложил обратиться не к Горбачёву, а к Лукьянову, Г. Х. Попов ответил: «С Лукьяновым надо прекратить переговоры, переговоров велось достаточно. Теперь надо вести переговоры с Председателем, потому что потом будет сказано, почему вы не пришли ко мне и не сказали (выделено мной. – Д. Л.)».

Деятельность МДГ подчинялась и служила исключительно западным интересам, а не интересам демократии вообще, как официально провозглашалось. К примеру, депутат Адамович А. М. заявил: «В витринах западных магазинов – товары. А в наших неплохо бы вешать портреты министров: в мясном – министра сельского хозяйства, в обувном – легкой промышленности и так далее». То есть, по представлениям господина Адамовича, товары были только в «западных» магазинах: ни в СССР, ни в «азиатских», ни в «латиноамериканских», ни в других магазинах их не было. И такое же заведомо ложное представление внушалось большинству народных депутатов СССР.

Интересно отметить, что на самом I Съезде открыто заявлялось о том, что в США уже знали, что на Съезде выступит объединенная оппозиционная фракция. Генеральный директор ТАСС Л. П. Кравченко заявил: «Для меня не было неожиданным выступление ни товарища Афанасьева, ни товарища Попова. Случилось так, что я совсем недавно был в Соединённых Штатах Америки и уже там вынужден был вести дискуссию по поводу того, выступит ли на этом Съезде объединённая оппозиционная фракция в составе примерно 350–400 человек. В США почему-то сумели подсчитать её заранее».

Поэтому, исходя из того, «чьи» интересы отстаивала МДГ, исходя из того, что на Западе уже знали о выступлении «оппозиции», не остается никаких сомнений, что Межрегиональная депутатская группа служила целиком и полностью западным интересам и в первую очередь интересам США.

Однако далеко не все депутаты поддерживали идеи и фракционную деятельность МДГ. Многие из них ее категорически осуждали, говоря, что фракционность ведёт к расколу Съезда и уводит его от решения насущных государственных проблем. Неслучайно при избрании Верховного Совета СССР подавляющее большинство депутатов от МДГ в его состав не вошли, получив больше голосов «против», чем «за».

Результаты голосования в Совет Союза Верховного Совета СССР. РСФСР, г. Москва

Как видно, из 19 кандидатов в депутаты в Совет Союза Верховного Совета СССР, выдвинутых от МДГ, были избраны только лишь 4, а 15 кандидатов не прошли.

В свою очередь, в соответствии со ст. 111 Конституции СССР, в Совет Национальностей Верховного Совета СССР от союзной республики избиралось 11 депутатов. От РСФСР было выдвинуто 12 кандидатов, то есть на 1 больше, чем было предусмотрено квотой. И в результате голосования единственным, кто не был избран, то есть 12-м, лишним, кандидатом оказался Б. Н. Ельцин – член МДГ.

Теперь становится понятным, почему для Межрегиональной депутатской группы Верховный Совет СССР оказался «сталинско-брежневским».

Надо отметить, что члены МДГ, несмотря на все свои заявления о приверженности демократии, в реальности никакими демократами никогда не являлись, поскольку один из главных «законов» демократии – подчинение меньшинства большинству – ими всячески нарушался. Так, большинство членов МДГ не были избраны в Верховный Совет СССР, наиболее активные, например Заславская Т. И., Станкевич С. Б., Попов Г. Х., Крайко А. Н., получили больше голосов «против», чем «за» («против» Заславской Т. И. проголосовало почти в 3 раза больше, чем «за»). Казалось бы, надо прислушаться к мнению большинства, сделать выводы. Но нет! Члены МДГ вели себя так, что это не они не правы, это не правы народные депутаты СССР, что они избрали «сталинско-брежневский» Верховный Совет, что это – победа партаппарата! Это настроение очень хорошо передал депутат Мешалкин Е. Н.: «Они оказались в меньшинстве, и это их никак не может удовлетворить. Они думали, что, как на митингах в Лужниках, они смогут нас всех поднять и немедленно смести всё, что им мешает встать во главе Съезда… Явно видна неудовлетворенность тем, что они оказались в меньшинстве. И они хотят организовать фракцию, рассчитывая, что фракционная работа, в которой они искушены, позволит захватить большинство на Съезде… Я не меньше, чем вы, озабочен ситуацией в стране. Но вот те, кто кричит о плохой работе, не дали никаких конструктивных предложений, не говорят о том, как исправить дело, мы слышим только, что у них должна быть свобода».

Вызывало у многих депутатов недовольство и поведение А. Д. Сахарова, которого А. А. Собчак сравнивал и ставил в один ряд с Сергием Радонежским и Серафимом Саровским. Однако, несмотря на свою «святость», академик Сахаров посчитал возможным в интервью канадской газете «Оттава ситизен» заявить, что советские солдаты в Афганистане якобы расстреливали своих же солдат, попавших в окружение, чтобы те не сдались в плен. Показательным являются слова депутата-учительницы средней школы Казаковой Т. Д., обращённые к Сахарову: «Товарищ академик! Вы своим одним поступком перечеркнули всю свою деятельность. Вы принесли оскорбление всей армии, всему народу, всем нашим павшим, которые отдали свою жизнь. И я высказываю всеобщее презрение вам. Стыдно должно быть!».

Раздосадованные результатами выборов в Верховный Совет СССР сторонники МДГ даже требовали проведения поименного голосования при принятии каждого решения, что, безусловно, дало бы возможность более эффективно манипулировать народными депутатами СССР.

Межрегиональная депутатская группа стремилась уничтожить социализм, КПСС, государственный механизм СССР. Особенное раздражение у группы вызывали силовые структуры, которые они пытались представить олицетворением террора и маниакальной кровожадности: «Этот комитет (КГБ. – Д. Л.) осуществляет всеохватный контроль над обществом, над каждым в отдельности… Горе, стон, муку сеяла эта служба на родной земле. В недрах этого здания мучили и пытали людей, как правило лучших, гордость и цвет наших народов… КГБ – это не служба, а настоящая подпольная империя, которая ещё не выдала свои тайны, разве только раскрытые могилы… В Верховном Совете предполагается Комитет по обороне и государственной безопасности. Надо полагать, по деятельности МВД и КГБ (МВД тоже оставило не лучший след в нашей истории)…».

Как видно, мечтой советских «демократов» была полная ликвидация всех силовых структур, и эта мечта понятна, поскольку оказаться на скамье подсудимых за измену Родине вряд ли кому-то из них хотелось.

Таким образом, взгляды и поведение членов МДГ, а также их сторонников явно свидетельствуют, что власть в стране переходила к национал-предателям. И Съезд народных депутатов СССР выступил средством для этого.

б) Съезд народных депутатов СССР как управляемый хаос.

Для того чтобы поставленные руководством страны цели по уничтожению СССР и его общественного строя были достигнуты, допустить пятую колонну к власти было мало, надо было ещё создать условия для её функционирования. И главным из этих условий явилось создание неорганизованности, стихийности и митинговости на Съезде при одновременном жёстком контролировании ситуации, что порождало явление управляемого хаоса.

Съезд – это всего лишь инструмент, под «демократической» завесой которого шло разрушение СССР. Ни о каком реальном участии депутатов в решении важных государственных вопросов речь не шла в принципе. По признанию самих депутатов, до Съезда они не получили ни повестку дня, ни каких-либо ещё документов, позволяющих им качественно подготовиться к работе – все материалы они получали только в день заседания, хотя в соответствии с принятым впоследствии временным, а затем и постоянным регламентом все материалы должны были быть предоставлены депутатам за две недели. Даже сам М. С. Горбачёв признавал, что к открытию I Съезда не было «готовых документов» о функционировании Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. То есть депутатов просто использовали: Съездом «дирижировали», направляли его часто неподготовленное мнение в нужное русло, а иногда просто брали изматыванием с целью получить нужное голосование.

Следует отметить ещё одну интересную деталь, подтверждающую факт дирижирования Съездом, разыгрывания грандиозного политического спектакля. Согласно Конституции СССР, после избрания лица Президентом СССР его полномочия как народного депутата прекращаются (ст. 127.1 Конституции СССР в ред. от 14.03.1990). Именно поэтому, став Президентом СССР, М. С. Горбачёв на III Съезде народных депутатов СССР был освобождён от обязанностей народного депутата и, следовательно, от обязанностей Председателя Верховного Совета СССР. В этой связи участвовать в руководстве Съезда он уже не мог. Однако после открытия очередного IV Съезда народных депутатов СССР было заявлено, что «многие народные депутаты СССР вносили предложение пригласить в Президиум Съезда Президента СССР… Просим поддержать данное предложение и пригласить в Президиум Съезда М. С. Горбачёва». Для чего в Президиум органа было приглашено лицо, не являющееся членом данного органа? Ответ очевиден – для реального руководства над этим органом, для контроля за «развитием ситуации».

Более того, один из депутатов на I Съезде сделал достаточно интересное признание: «Бедный дом политпросвещения на Трубной площади, – а он на пять недель в самом деле стал Домом и полит-, и просвещения! Там собирались люди, которых знала вся страна. Они ночью ковали, так сказать, недопустимые вещи – концепцию и программу этого Съезда! (выделено мной. – Д. Л.).

Неудобно впутывать руководство (нам же с ним жить), но должен доложить по секрету, что с нами там заседал и Лев Николаевич Зайков, первый московский секретарь, и даже Анатолий Иванович Лукьянов». Были предварительные встречи руководства КПСС и с народными депутатами, на которых обсуждались вопросы, выносимые на Съезд народных депутатов СССР.

То есть руководство страны тщательно готовилось к Съезду, но сам Съезд сознательно превращало в неорганизованную толпу, которой было проще управлять.

Неорганизованность Съезда иногда даже приводила к курьезам. К примеру, от имени известного врача Касьяна Н. А. в Президиум Съезда была подана записка, что он якобы готов бесплатно принимать нуждающихся в ортопедической помощи депутатов. В результате после приема в день 200 «больных» Касьян А. Н. обратился к Съезду с заявлением, что он такой записки не писал.

Съезд народных депутатов учреждался под лозунгом передачи всей власти советам и углубления демократии – привлечения широких слоев населения к управлению государством. В реальности Съезд превратился в инструмент разрушения государства. А все слова о демократии оставались только лишь словами – на Съезде даже не соблюдался принцип альтернативности выборов: М. С. Горбачёв и А. И. Лукьянов избирались на должности Председателя Верховного Совета СССР и Первого заместителя Председателя Верховного Совета СССР, соответственно, безальтернативно, что вызвало негативную реакцию у многих депутатов. Особенно много претензий было высказано к кандидатуре А. И. Лукьянова – многим она показалась не такой уж и безальтернативной. Причём избрание А. И. Лукьянова было не только безальтернативным, но и происходило путём открытого голосования. Полагаю, что если бы в Конституции СССР не было бы прямой записи, что Председатель Верховного Совета СССР избирается тайно (ст. 120), то и в этом случае он избирался бы открытым голосованием, а предсказать результаты такого голосования не так уж и сложно.

Безальтернативным было и избрание в декабре 1990 г. вице-президента СССР, что вызвало недоумение у депутатов, особенно если учесть, что сама кандидатура вице-президента – Г. И. Янаева – оказалась для всех неожиданностью. Депутатам даже отказали в перерыве, чтобы осмыслить и обсудить предложенную кандидатуру. Поэтому неслучайно в результате тайного голосования кандидатура Г. И. Янаева не была поддержана на пост Вице-президента СССР. Однако М. С. Горбачёв вновь внёс кандидатуру Г. И. Янаева на данный пост. И только со второго раза, после давления на Съезд, Г. И. Янаев был избран Вице-президентом СССР.

Таким образом, Г. И. Янаева Президент СССР буквально протащил на вновь созданную должность. И этот факт подтверждает ещё раз очевидную истину, что Съезд всего лишь инструмент, который использовали для своих нужд М. С. Горбачёв и его команда.

Антидемократичность и управляемость в работе Съезда также проявилась в порядке избрания Председателя Верховного Совета СССР. По логике, сначала избирается сам орган, а только затем его председатель, причём желательно из нескольких кандидатов, выступивших со своей программой. Однако с избранием М. С. Горбачёва было иначе. На повестку для I Съезда народных депутатов СССР сразу же после вопроса об избрании мандатной комиссии был поставлен вопрос об избрании Председателя Верховного Совета СССР и лишь затем вопрос об избрании самого Верховного Совета СССР. То есть сначала избирался Председатель органа, который ещё не существует, и только потом сам орган. Кроме того, никакой программы М. С. Горбачёв не представил – его кандидатуру обсуждали по имеющимся «заслугам». Полагаю, что Горбачёв и не сомневался в том, что его изберут главой Верховного Совета СССР. Его уверенность проявилась уже в том, что он ещё до своего избрания начал вести Съезд народных депутатов СССР, хотя по Конституции СССР это мог делать только Председатель ЦИК СССР (абз. 5, ст. 110). Чтобы исправить эту неудобную ситуацию, по предложению депутата К. Д. Лубенченко Съезд «подтвердил голосованием» право Горбачёва вести заседания. Впрочем, и это грубо нарушало Конституцию СССР, поскольку она такого права Съезду не предоставляла.

Следует отметить ещё одну особенность Съезда, проявившуюся во время его функционирования, – это некомпетентность депутатов в управлении государством. К примеру, Председателя Верховного Совета СССР почему-то упорно называли «президентом» (а его Первого заместителя – А. И. Лукьянова – «вице-президентом»), хотя эта должность будет учреждена только лишь через 2 года – в марте 1990 г. Тем не менее десятки раз из уст разных депутатов звучало обращение к Горбачёву – «президент». Возможно, для неискушенных в политической и юридической сфере депутатов должность «президент» понималась как лицо, возглавляющее «президиум». Однако, удивительно, но всеобщей иллюзии, что в СССР уже существует институт президента, поддался и доктор юридических наук, вице-президент Академии наук СССР академик Кудрявцев В. Н., который, подшучивая над А. И. Лукьяновым, что тот давно не был в отпуске, заявил: «И по-моему, Анатолий Иванович, если я не ошибаюсь, вы нарушаете трудовое законодательство самым грубым образом, потому что в отпуске вы не были, наверное, с 1985 года. Но это недостатки работы президента, президент (выделено мной. – Д. Л.) должен отпускать своих заместителей в отпуск».

Позволяли себе своеволие и другие учёные-юристы. Известный правовед С. С. Алексеев почему-то заявил, что все четыре советские конституции – «это не украшение нашего общества. В основном это были политико-декларативные документы». И если Конституция РСФСР 1918 г. и Конституция СССР 1924 г. ещё сыграли какую-то роль в конституировании нашего государства, то Конституции СССР 1936 и 1977 г. имели «декларативный характер», представляли из себя «фарс» и «ложь», и выступавший даже предложил принять некую «настоящую юридическую Конституцию». Освобождённые от научной ответственности подобные заявления крупных учёных не могли добавить уважения ни им, ни Съезду в целом.

Разумеется, депутаты Съезда мало отличались по профессиональному уровню от депутатов Верховного Совета СССР, существовавшего ранее. И там, и там депутатский корпус не представлял из себя закалённых политическим опытом народных избранников. Но в прежней системе высшей государственной власти народные депутаты только лишь легализовывали решения КПСС, а потому их функция сводилась к «статистической», только лишь к голосованию «за». А вот само руководство КПСС, которое, собственно, и принимало важные государственные решения, в политической неопытности уже заподозрить трудно. Но народные депутаты, принимавшие решения на Съезде, себя полностью дистанцировали от партии и принимали решения самостоятельно, что и вызывало непрофессионализм, неорганизованность и стихийность.

«Масла в огонь» добавил С. С. Алексеев, который призвал «как бы навалиться законодательно разом, издать систему законов, изменить отношения собственности…».

Особая опасность заключалась в том, что депутаты в любой момент могли по своему внезапно возникшему желанию или по сформированной тенденциозности изменить Конституцию СССР. Это, в принципе, и стало одной из причин, по которой к концу 1991 г. на Конституции СССР 1977 г. в её первоначальной редакции не осталось «живого места». Об опасности такого хода событий предупреждали некоторые депутаты, в частности депутат Писаренко В. А.: «Хорошо, что мы максималисты. Нам быстрее хочется все сделать, нам быстрее хочется показать плоды нашей работы… Конечно, Съезд может изменить любое положение Конституции: что-то добавить, что-то изменить, дополнить. Но, товарищи, мы должны подумать о гарантиях, которые мы даём нашим людям. Если каждый год – два съезда, десять съездов за пять лет, то мы можем так наизменять Конституцию, что потом народ скажет: “А во что же нам верить?..”».

Некоторые «горячие головы», не удовлетворяясь правом изменять Конституцию СССР, и вовсе предложили наделить Съезд народных депутатов СССР правом распределять государственный бюджет, искренне полагая, что вся власть действительно находится у Съезда и что такое решение руководство страны позволит принять.

Однако политические иллюзии и идеализм постепенно стали проходить. Теперь сами депутаты стали призывать Съезд заниматься не просто повальной критикой, а вносить конкретные предложения и принимать конкретные решения, поскольку «люди хотят видеть своих депутатов не только критикующими все и вся, но и активно работающими…».

Однако чаще всего дальше призывов дело не шло.

О степени ответственности и профессионализма депутатов вполне можно судить по следующему факту. На IV Съезде народных депутатов СССР (декабрь 1990 г.) в Президиум Съезда поступила записка следующего содержания: «Уважаемые члены Президиума, к вам обращаются приглашенные и гости, присутствующие на Съезде. С чувством горечи и разочарования мы отмечаем, что в то время, когда решаются важнейшие, судьбоносные вопросы, добрая половина народных избранников совершенно не работает – читает газеты, бродит в курилке либо дремлет в удобных креслах. Идёт уже четвертый Съезд, и пора бы научиться депутатам эффективно работать во время заседаний, более ответственно относиться к своему долгу».

Этого-то и добивалось руководство страны, организуя «управляемый хаос»: дать юридически огромную власть людям, к ней неподготовленным, и затем, использовав их, добиться принятия нужных решений, выдав их за «глас народа».

Члены МДГ понимали, что Съезд народных депутатов СССР при принятии решений чувствовал независимость от КПСС, но при этом сам Съезд оставался органом, большинство членов которого некомпетентно и неопытно как в политике, так и в юриспруденции, а значит, внушаемо и управляемо. Управляемый хаос, эта «мутная вода», – отличное и необходимое условие для деятельности антигосударственников. В этой связи Съезд, внушительный по численности, недалекий по компетентности и «митинговый» по организованности станет прекрасным средством для принятия нужных для межрегиональной группы решений. Провести такие решения через более компактный и регулярно собирающийся (а значит, более политически опытный) Верховный Совет СССР будет намного труднее. Кроме того, члены МДГ прекрасно понимали, что при избрании Съездом Верховного Совета СССР многие члены МДГ в Верховный Совет СССР не попадут. Следовательно, именно Съезд, а не Верховный Совет СССР станет полем битвы за разрушение СССР. Неслучайно, как только открылся I Съезд народных депутатов СССР, академик А. Д. Сахаров сразу же внёс предложение принять декрет, по которому исключительным правом по принятию законов и назначению на высшие должности в государстве наделялся бы Съезд народных депутатов СССР. Соответственно, Верховный Совет СССР этих полномочий бы не имел.

Подводя итог сказанному, следует сделать вывод, что Съезд народных депутатов СССР функционировал в условиях управляемого хаоса – специально организованной стихийности, митинговости и непрофессионализма, что являлось необходимым фактором для успешной деятельности по разрушению СССР.

в) Съезд народных депутатов СССР как средство отстранения от власти КПСС.

Лозунг «Вся власть Советам!» в 1988 г. был вновь выдвинут не из-за большой любви к советам, а с целью противопоставить советы Коммунистической партии Советского Союза. Неслучайно В. И. Рыжков отмечает, что «группа (МДГ. – Д. Л.) выдвинула лозунг “Вся власть Советам!”, с тем чтобы подорвать гегемонию КПСС, а впоследствии объявила Советы прибежищем партократов и в октябре 1993 года ликвидировала их вообще».

На заседании МДГ уже летом 1989 г. открыто заявлялось о необходимости «ликвидации (КПСС. – Д. Л.) или лишения партии властных функций, то есть полная передача власти Советам». Говорилось о том, что партия в начале перестройки дала ей толчок, теперь же она становится её главным тормозом.

Ещё на XIX партконференции М. С. Горбачёв говорил, что главная цель политической реформы – сделать перестройку необратимой, что «если мы не реформируем политическую систему, все наши начинания, все масштабные дела будут тормозиться». А этого генсек смог бы добиться, только передав власть от КПСС избираемому законодательному органу страны, а затем и самому, заняв пост единоличного главы государства, независимого от партии. Далее генсек категорично заключил: «… Если политическая система останется неподвижной, без изменений, то мы не справимся с задачами перестройки».

Поэтому создание нового высшего органа государственной власти при сохранении Верховного Совета СССР, повышение правового статуса Председателя Верховного Совета СССР и должны были помочь справиться с задачами перестройки, поскольку вели в конечном счете к передаче управления государством от общественной организации, каковой была КПСС, государственным органам власти. Причём об этом говорилось и на официальном уровне.

Для того чтобы власть от партии могла быть передана советам, необходимо, чтобы последние были бы в этом конкурентно заинтересованы. В этой связи создается массивный депутатский корпус (численность Съезда народных депутатов СССР составляла 2250 депутатов) и, кроме того, создается такая модель высшей государственной власти СССР, в которой сосуществуют два органа – Съезд народных депутатов СССР и Верховный Совет СССР, – которые должны были научиться «делить власть» между собой, а для КПСС, очевидно, здесь места уже не находилось.

Теперь руководством страны всячески давалось понять: Съезд народных депутатов СССР – это не Съезд КПСС. Анатолий Собчак вспоминал, как ещё до Съезда народных депутатов СССР руководство КПСС встречалось в Большом Кремлёвском Дворце с народными депутатами, причём, как отмечает автор: «Самым важным, что прозвучало на этой встрече, были слова Горбачёва о том, что руководство партии не собирается давать депутатам-коммунистам каких-либо указаний или оказывать давление на них с позиций партийной дисциплины». То есть на встрече прямо было дано понять, что Съезд – это не партия, Съезд – вместо партии, и именно Съезду, а не КПСС теперь будет принадлежать реальная власть в стране.

Учредив новый институт государственной власти, можно было не опасаться внутрипартийного переворота, а значит, не опасаться и за судьбу перестройки. То есть лишение КПСС власти и было заветной гарантией необратимости перестройки. Однако сами делегаты XIX конференции КПСС, дававшей «зеленый свет» реформе по учреждению Съезда народных депутатов СССР, этой истинной цели конференции не увидели, а начали в выступлениях говорить об экономических проблемах, о преодолении дефицита в стране и т. д. Однако цель-то конференции была иной – реформировать политическую систему, а не решать экономические проблемы. Резолюции, посвященные экономике, на конференцию даже не выносились! А те резолюции, которые конференция обсуждала и приняла, были посвящены совершенно другим вопросам – вопросам углубления перестройки, «демократизации советского общества и реформе политической системы», «борьбе с бюрократизмом», «межнациональным отношениям», «гласности», «правовой реформе». Но главным вопросом для М. С. Горбачёва была именно реформа политической системы СССР, а до экономики страны руководству СССР особого дела не было. Неслучайно, закрывая конференцию, Горбачёв заявил: «В центре внимания конференции был вопрос о роли партии как политического авангарда». Однако, как уже упоминалось, именно этого выступавшие и не поняли, а по привычке (преимущественно партийные работники) продолжали говорить о необходимости «дальнейшего усиления руководящей роли нашей партии», о том, что «центральный вопрос – о необходимости руководящей и организующей роли партии в новых условиях – ни у кого из нас не вызывает сомнений», о том, что «партия не собирается и никогда не отдаст никому роль политического авангарда – это аксиома», о том, что «…решительно комсомол отвергает любые попытки навязать идею многопартийности как обязательное условие социалистического плюрализма, поставить под сомнение способность КПСС выполнять роль авангарда в нашем обществе».

Одним из главных шагов на пути отстранения КПСС от власти стало заявление руководства страны о необходимости чёткого разделения функций партии и государства: решение экономических, социальных, государственных вопросов должно осуществляться только через советы, и партия свою политику должна проводить только через советы.

Однако с отлучением партии от руководства страной и с передачей последнего в руки советов возникало одно неудобство – сам М. С. Горбачёв, будучи лишь Генеральным секретарем партии и не занимая никакого государственного поста, тем самым лишался власти. Для решения этой проблемы было предложено «рекомендовать на посты председателей Советов, как правило, первых секретарей соответствующих партийных комитетов». На первый взгляд, идея кажется абсурдной – тем самым девальвировалась вся суть предложений: с одной стороны, партия вроде бы отлучалась от управления страной, но, с другой стороны, одновременно она эту власть из своих рук не выпускала, продолжая «подминать» под себя советы. Но это лишь на первый взгляд, поскольку в реальности у КПСС власть всё-таки начали отбирать, сохраняя её лишь за высшим руководством страны, и прежде всего лично за М. С. Горбачёвым. А будучи руководителем Верховного Совета СССР, он по должности становился и председательствующим на Съездах народных депутатов СССР, что позволило режиссировать Съездами и добиваться нужных решений. То есть теперь, для того чтобы укрепить свою власть, ему не надо было укреплять КПСС. Цель была достигнута.

Именно поэтому на XIX партконференции Горбачёв рьяно защищал идею совмещения постов, ультимативно заявив, что, «если бы делегаты конференции настаивали на том, чтобы не принимать это предложение (о совмещении руководящих постов в партии и советах. – Д. Л.), я бы без такого пункта не мог бы голосовать за данную резолюцию. Потому что я убеждён: реформа не пойдет без решения этого вопроса».

Одновременно, лоббируя идею совмещения руководящих постов в партии и в советах, М. С. Горбачёв в конце 1988 г. «освободил» для себя заветный пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР, отправив на пенсию своего благодетеля А. А. Громыко – человека, которому М. С. Горбачёв был обязан должностью Генерального секретаря ЦК КПСС.

Вместе с тем, переведя на данный исторический момент центр власти из КПСС в советы, М. С. Горбачёву было жизненно необходимо сохранить контроль за КПСС. Именно поэтому на I Съезде народных депутатов СССР недвусмысленно говорилось, что при избрании М. С. Горбачёва Председателем Верховного Совета СССР ему ни в коем случае нельзя оставлять должность Генерального секретаря ЦК КПСС, потому что «нам, как никогда, необходима перестройка в партии. Именно с Михаилом Сергеевичем Горбачевым, – говорил депутат Вобликов В. А., – я связываю надежды на то, что отношения внутри партийного аппарата изменятся к лучшему, тем самым мы пойдем вперед». Другой депутат говорил ещё откровеннее: «Когда он от этого (контроля за КПСС. – Д. Л.) отстранится, мощная партийная бюрократия, которая имеет у нас громадную власть, единственную реальную власть в стране, его быстро сомнет и нас с вами разгонит». То есть депутаты понимали, что, если Горбачёв оставит должность Генерального секретаря ЦК КПСС и эту должность займет кто-то ещё, КПСС (или, как выражались депутаты, стараясь заретушировать истину, – «аппарат») останется у власти.

По существу, об этом же говорил и сам М. С. Горбачёв: «… Процесс разделения функций, осознание партией своей роли как политического авангарда общества и освобождение её от государственной, хозяйственной функций – этот процесс ещё только начинается. Тут важно понять, что без позиции партии, без того, чтобы, так сказать, опереться на партию (выделено мной. – Д. Л.), он будет идти плохо. Я об этом говорил и остаюсь убежденным – сегодня это необходимо. Деваться просто некуда».

Аналогично высказывался депутат Конев С. И.: «Сейчас фактически партаппарат безраздельно развивает власть в республиках, в областях и на местах. Пока мы не проведем демократические выборы, не устраним все те фактические дефекты и искажения, которые были на предшествующем этапе, он (М. С. Горбачёв. – Д. Л.) должен занимать этот пост (Генерального секретаря ЦК КПСС. – Д. Л.). Когда Советы явятся реальной властью на местах, я думаю, что Михаил Сергеевич и сам откажется от этого поста…».

Понимая, что только во главе с Горбачёвым Съезд сможет отстранить КПСС от власти, за Горбачёва голосовали при избрании Председателем Верховного Совета СССР. Именно с ним антисоветчики связывали надежды на разрушение КПСС и открытие пути к реставрации капитализма и расчленению СССР.

В необходимости передачи власти от КПСС советам убеждал депутат Велихов Е. П., вице-президент АН СССР, избранный на Съезд от КПСС (!): «Мы говорим о вопросе совмещения и разделения власти. О каких властях вы говорите? Сегодня же нет настоящей полноправной Советской власти! Вот когда мы передадим власть Советам, укрепим эту власть, тогда и будут стоять вопросы о партии в государстве, о совмещении и разделении. Сегодня стоит вопрос о передаче, давайте так и решать его (выделено мной. – Д. Л.)».

И пожалуй, наиболее прямолинейно выразился член МДГ депутат А. М. Адамович: «Высшая власть в стране должна принадлежать Съезду народных депутатов. Что это означает? Что она такое – власть народных депутатов, если мы хорошо знаем, что на самом деле она принадлежит партии, а точнее партаппарату и ведомствам? Если высшая власть в стране передаётся Съезду народных депутатов, неизбежно встанет вопрос о механизме контроля за всеми другими источниками власти. Да, да. Вопрос, который кое-кому пока кощунственным кажется, вопрос о народном контроле и над партийным аппаратом».

Откровенно о том, что КПСС должна быть отстранена от управления советами, говорил один из видных деятелей МДГ депутат А. М. Оболенский: «Я напомню, что в 1917 году одним из первых декретов Второго Съезда Советов был Декрет о власти. Я считаю, что сейчас на нашем Съезде этот вопрос тоже ключевой. “Вся власть Советам” – этот лозунг звучит в стране достаточно часто и всюду. И поднимался этот вопрос вольно или невольно уже и у нас. Первым предложил принять декрет академик Сахаров. Не приняли. Затем вопрос о власти возник, когда обсуждался вопрос, совмещать или не совмещать пост Генерального секретаря с постом Председателя Верховного Совета. Мы этот вопрос тогда принципиально не решили, хотя решили косвенно, избрав Михаила Сергеевича без всяких оговорок на пост Председателя Верховного Совета. Значит, высказались “за”. Но, по-моему, ошибочно считают те, кто полагает, что Михаил Сергеевич будет в Политбюро управлять партией. Политбюро – это коллегиальный орган, и почему вы не допускаете, что он там будет под контролем партаппарата?.. Кстати, я вчера получил коллективное письмо за 170 подписями на эту тему из города Апатиты с предложением поставить вопрос об отмене или кардинальном изменении статьи 6 Конституции, так как закреплённая там руководящая и направляющая роль КПСС как раз будет звучать как дополнительный аргумент в пользу подчинённости его решениям Политбюро. Надо соблюдать Конституцию…».

Как видно, речь уже заходила не только о передаче власти от КПСС к Съезду, но и о юридическом закреплении данного процесса путём изменения ст. 6 Конституции СССР 1977 г.

Настаивал на передаче власти от КПСС Съезду народных депутатов СССР и подчеркивал, что именно этот вопрос является ключевым и Б. Н. Ельцин: «На Съезде решается главный вопрос, от которого зависит будущее нашего общества. Это вопрос о власти, которая по праву должна принадлежать народу в лице его высшего законодательного органа, то есть Съезду народных депутатов.

На состоявшемся накануне Пленуме Центрального Комитета КПСС моё предложение о реальной как бы передаче, именно на этом первом Съезде, власти от партии Советам не получило поддержки». Далее Б. Н. Ельцин предложил принять закон о партии, определив «рамки компетенции и правомочности решений, принимаемых партийными органами».

Е. А. Евтушенко предложил изменить ст. 6 Конституции СССР, заменив «КПСС» «Советами народных депутатов СССР»: «Предлагаю также заменить текст статьи 6 на следующий: “Согласно историческому лозунгу большевиков: «Вся власть Советам», главной руководящей и направляющей силой советского общества являются Советы народных депутатов – равноправный союз партийных и беспартийных на основе идей социализма. Высшим органом власти является Съезд Советов”».

Как ранее неоднократно упоминалось, уже на Первом Съезде народных депутатов СССР известный антисоветчик академик А. Д. Сахаров выступил с предложением принять декрет о власти и тем самым подтвердить, что только Съезду, а не КПСС, принадлежит власть в стране. Съезд данный декрет не принял. Однако такой Декрет впоследствии принял Первый Съезд народных депутатов РСФСР. И в декрете, в частности, устанавливалось, что не только вся власть осуществляется в РСФСР народом непосредственно или через представительные органы, но и то, что совмещение должностей руководителей органов государственной власти с должностями в политических партиях не допускается. Безусловно, это противоречит праву людей на объединение и политическому многообразию, поэтому очевидно, что на этот шаг пошли, только стремясь лишить власти КПСС.

Кроме того, следует учитывать, что именно на I Съезде народных депутатов СССР впервые официально прозвучало предложение об изменении ст. 6 Конституции СССР и отмене монополии КПСС на власть. Как уже упоминалось, высказал её член Межрегиональной депутатской группы Оболенский А. М. Его предложение даже не стало предметом обсуждения, но не стало и предметом осуждения. Поэтому «процесс был запущен» и оставалось только лишь ждать.

В этой связи можно сделать вывод, что в 1988 г. борьба за отстранение КПСС от власти перешла в решающую стадию и одновременно была заложена законодательная основа для изменения ст. 6 Конституции СССР 1977 г. Однако если на I Съезде народных депутатов СССР делались лишь отдельные заявления по вопросу об изменении ст. 6 Конституции СССР 1977 г., то на II Съезде началась массированная атака на КПСС. Так, депутат Лауристин М. Й. предложила внести в повестку дня вопрос об изменении ст. 6 Конституции СССР 1977 г. Решительно требовал изменения ст. 6 и поэт Евтушенко Е. А., а также многие другие депутаты. М. С. Горбачёв, председательствовавший на заседании, это предложение поддержал: «А то, что назрело, надо решать, в том числе и о статье 6».

С целью отмены ст. 6 Конституции СССР на депутатов оказывалось сильное психологическое давление: заявлялось, что, согласно социологическим опросам, более 70 % респондентов выступило за отмену ст. 6 Конституции, говорилось, что при вынесении данного вопроса на рассмотрение Съезда в Верховном Совете при голосовании было получено большинство.

Особое раздражение вызвало у М. С. Горбачёва предложение одного из депутатов провести поимённое голосование о включении в повестку дня Съезда вопроса об отмене ст. 6 Конституции СССР. Понимая, что многие депутаты ещё связывают КПСС с Горбачёвым и, следовательно, побоятся голосовать «за» и поэтому вопрос будет решен отрицательно, М. С. Горбачёв вскричал: «Съезд сам решит, вы не навязывайте свою точку зрения Съезду. Вы внесли предложение, мы его рассмотрим». Как оказалось, опасения генсека были не напрасны: в результате поименного голосования Съезд высказался за сохранение конституционной монополии его «родной» партии и не включил данный вопрос в повестку дня.

Было отклонено и предложение о включении в повестку дня вопроса об исключении упоминания в ст. 7 Конституции СССР комсомола.

Помимо отстранения КПСС от власти, что на практике означало разрушение целой системы управления государством, на Съездах народных депутатов СССР шла откровенная дискредитация партии, а также разрушение «ореола власти» вокруг КПСС, насмехательство и глумление в отношении членов Центрального Комитета КПСС и членов Политбюро. Так, депутат А. И. Демидов заявил следующее: «Не совсем удачным считаю размещение депутатов в зале заседаний. С одной стороны, товарищи, очень хорошо, что со сцены Дворца съездов убрали наконец кресла для особых депутатов, членов Политбюро ЦК КПСС и других высокопоставленных товарищей. И теперь перед нами не разыгрывается ежедневно сцена “явления вождей народу”, сопровождаемая обязательными аплодисментами и вставанием, как это было ещё совсем недавно. С другой стороны, товарищи, плохо, что депутаты – члены Политбюро – всё-таки сидят обособленно. Тем самым вольно или невольно подчёркивается их особое положение на нашем Съезде». Абсолютно понятно желание депутатов приравнять себя к членам Политбюро (полагаю, что именно так это надо трактовать, а не наоборот), только вот высмеивание и фамильярность привели в конечном счете к тому, что «целились в коммунизм, а попали в Россию».

Удивительно, но на выпады против КПСС сами партийные работники никак не реагировали, что вызывало удивление у некоторых депутатов. Полагаю, что партийные работники не защищали партию, потому что её не защищал и сам генсек М. С. Горбачёв, а на партийную дисциплину гласность, видимо, не распространялась.

Подводя итог работе I Съезда народных депутатов СССР, Б. Н. Ельцин заявил: «Передача власти от партии Советам в лице съезда не состоялась. Не были внесены соответствующие поправки в Конституцию. Не был принят Закон о власти – Декрет о власти… Тем самым при подготовке и проведении съезда были повторены ошибки 19 партийной конференции, не позволившие начать перестройку в партии. Опять муссировались периферийные вопросы, а ядро политической и экономической системы осталось нетронутым».

Об истинной цели реформы декабря 1988 г. позднее высказался и сам М. С. Горбачёв. Разоткровенничавшись, в своих мемуарах он признал: «Если попытаться коротко охарактеризовать смысл политической реформы, как она была задумана и проведена, то можно сказать, что это передача власти из рук монопольно владевшей ею коммунистической партии в руки тех, кому она должна была принадлежать по Конституции, Советам (выделено мной. – Д. Л.), через свободные выборы народных депутатов. И вполне понятно, что успех или неудача реформы, особенно на ранних ее этапах, всецело зависели от отношения к ней самой КПСС, которая, по существу, должна была добровольно расстаться с собственной диктатурой. Это была дьявольски сложная политическая операция, болезненная и особенно тяжелая, можно сказать, со “смертельным исходом” для слоя партийной номенклатуры…». Согласился с этой позицией и Н. И. Рыжков, утверждая, что «…лозунг “Вся власть Советам!” … означал, в отличие от предреволюционной ситуации начала XX века, передачу власти из рук ЦК КПСС в руки Советов народных депутатов».

Таким образом, одной из главных целей введения института Съездов народных депутатов СССР была ликвидация ядра политической системы СССР – КПСС. То есть Съезд противопоставлялся партии и должен был на короткий исторический момент заменить последнюю в системе управления государством. А уже после ликвидации КПСС логически должна была последовать ликвидация самой советской системы. Так на практике и вышло.

г) Съезд народных депутатов СССР как инструмент реставрации капитализма в СССР.

Ещё на XIX партконференции академик Арбатов Г. А. призывал «добиться признания роли товарно-денежных отношений и рынка», заявляя, что «нам нужна конкуренция». То есть идея рынка, неизбежность его введения для преодоления проблемы дефицита в СССР внушалась советскому народу постепенно. Однако после «внушений» должны были последовать необходимые действия. Съезд народных депутатов СССР как раз и выступил необходимым инструментом для реставрации капитализма в СССР.

На заседаниях Межрегиональной депутатской группы – главного двигателя всех Съездов – открыто заявлялось, что «…мы должны ликвидировать ту систему и тот строй, который зовётся у нас социализмом и который является марксистско-ленинским (подчёркнуто мной. – Д. Л.), но который не даёт нашему народу жить нормально, и заменить его на саморазвивающуюся общественную систему».

Причём, как уже упоминалось, в унисон с межрегиональщиками всегда действовал и выступал М. С. Горбачёв. На I Съезде народных депутатов СССР он заявлял о необходимости радикальной экономической реформы, что на деле означало реставрацию капитализма в СССР: «Думаю, что мы ещё только берём ситуацию в руки. Берём, а она вырывается… Вот я думаю: мы подошли к этому этапу, мы будем делать то, что необходимо для экономической реформы. Мы должны подумать, как двигать дальше, на втором этапе, политическую реформу».

И затем вновь и вновь генсек повторял слова о необходимости «радикальной экономической реформы»: «Вытянуть экономику из трясины невозможно без радикальной экономической реформы, перевода всех хозяйственных звеньев на полный хозрасчет и самофинансирование, без широкого развития аренды и кооперации. Через реформу мы должны прийти к новой модели экономики». Как видно, радикальная экономическая реформа должна была привести от плановой к новой модели экономики, то есть рыночной, капиталистической. А для этого должна быть легализована частная собственность и соответствующие субъекты предпринимательской деятельности: «Жизнь убедительно показала, что экономическая реформа просто невозможна без радикального обновления отношений социалистической собственности, развития и сочетания её различных форм. Мы – за создание гибких и эффективных отношений по использованию общественного достояния, чтобы каждая форма собственности в живом соревновании, в справедливом состязании доказывала свою жизненную силу и право на существование. Единственное условие, которое нужно при этом поставить, – недопущение эксплуатации, отчуждения работника от средств производства.

С таким подходом к собственности неразрывно связано и другое решающее направление экономической реформы – становление полнокровного социалистического рынка. Разумеется, рынок не всесилен. Но другого, более эффективного и демократического механизма хозяйствования человечество не выработало. Без него социалистической плановой экономике не обойтись, товарищи. Это надо признать…

Главными действующими лицами в экономике должны стать предприятия, концерны, акционерные общества, кооперативы…».

О необходимости «умелого сочетания различных форм собственности, сочетания различных форм производственных отношений» заявлял и депутат от КПСС Чингиз Айтматов.

Безусловно, в приведённой выше речи генсека были «ритуальные», успокаивающие заверения о недопустимости эксплуатации человека и отчуждения человека от средств производства. Но эти заверения ровным счетом ничего не стоили, поскольку при «сочетании различных форм собственности», а значит, и частной собственности, и формировании «социалистического рынка» отчуждение от средств производства и эксплуатация человека человеком неминуемы. В этом и есть смысл капитализма, в этом, как известно, и есть различие между «частной» и «личной» собственностью. А как это называть: социалистический ли рынок или нет, «живое соревнование» и «справедливое состязание» или же просто «конкуренция» – уже неважно, поскольку объективные экономические процессы действуют вне зависимости от их названия.

Более того, заявлялось о необходимости включения СССР «в мировое хозяйство»: «Мы за включение советской экономики в мировое хозяйство на взаимовыгодных и равноправных основах, активное участие в формировании и соблюдении правил современного международного разделения труда, научного и технического обмена, торговли, за сотрудничество со всеми, кто готов к этому». Трудно понять, что имел в виду генсек, говоря о включении экономики СССР «в мировое хозяйство», поскольку СССР и так существовал не изолированно, а в сотрудничестве со всем миром – как с социалистическими странами, для чего ещё в 1949 г. был создан Совет Экономической Взаимопомощи, так и с капиталистическими странами, в том числе с США, чему сами западные страны всячески пытались воспрепятствовать (достаточно вспомнить пресловутую поправку «Джексона – Вэника»).

По всей видимости, М. С. Горбачёв хотел включить экономику СССР не в «мировое хозяйство», а в мировую капиталистическую систему, тем более что, по его мнению, «более эффективного и демократического механизма хозяйствования», чем рынок, человечество не выработало».

С сожалением приходится констатировать, что в том же 1989 г., в год проведения I Съезда народных депутатов СССР, действительно началось «шоковое» включение СССР в мировую капиталистическую экономику. 21.07.1989 Главным управлением Государственного таможенного контроля при Совете Министров СССР принимаются «Правила ввоза в СССР и вывоза за границу гражданами вещей, валюты и ценностей», по которым разрешалось гражданам СССР, иностранным гражданам и лицам без гражданства ввозить и вывозить из СССР вещи, валюту и ценности как для личных нужд, так и для последующей перепродажи (при условии уплаты таможенных пошлин):

«…под “гражданами” в настоящих Правилах понимаются все советские и иностранные граждане, а также лица без гражданства, въезжающие в СССР или выезжающие за границу с любой целью, как то: туризм, лечение, посещение родственников и друзей, исполнение служебных обязанностей, в том числе в дипломатических и консульских представительствах, международных организациях, учеба, стажировка, прохождение практики и т. д.

1. Граждане, следующие через государственную границу СССР, имеют право ввозить в СССР и вывозить за границу вещи, валюту и ценности, если эти предметы предназначены для личного пользования гражданина или членов его семьи и приобретены в стране временного пребывания на средства, ввезенные в СССР или вывезенные за границу в установленном порядке, полученные в установленном порядке в обмен на советскую или, соответственно, иностранную валюту либо на платежные документы в советской или иностранной валюте, а также полученные в качестве заработной платы, стипендии, гонорара, премии, приза и иных подобных выплат.

Предметами личного пользования граждан являются предметы, необходимые лично гражданину или члену его семьи и не предназначенные для отчуждения, а при временном пребывании также соответствующие цели поездки, ее продолжительности и сезону.

2. Предметы, предназначенные для обмена, продажи, формирования имущества кооператива, сдачи в аренду, использования в рамках индивидуальной трудовой деятельности и иной подобной деятельности, предполагающей получение доходов, могут быть ввезены в СССР при условии оплаты таможенной пошлиной (во всех случаях выделено мной. – Д. Л.)».

Таким образом, монополия внешней торговли государства, защищавшая внутренний рынок СССР со значительно более низкими ценами, чем за рубежом, была ликвидирована. В итоге с целью спекуляции на территорию СССР хлынуло огромное количество иностранцев, которые окончательно «вымыли» весь товар с прилавков советских магазинов.

О необходимости радикальной экономической реформы и отказа от социализма – «административно-командной системы» – на I Съезде заявляли и другие депутаты. В частности, депутат Конев С. И.: «Хочу сказать о наиболее существенном, что меня волнует. Считаю необходимым, чтобы наш форум сделал все уточнения и сдвинул с места решение радикальных экономических проблем, до конца сломал административно-командную систему. Само собой разумеется, что без решения политического вопроса сдвинуть это дело невозможно».

Кроме того, на I Съезде открыто говорилось о необходимости введения частной собственности на землю в СССР. Интересно отметить, что вносивший данное предложение депутат Белов В. И. был избран на Съезд от Коммунистической партии Советского Союза.

Выступая на заседании МДГ 29.07.1989, уже после закрытия I Съезда народных депутатов СССР, Б. Н. Ельцин так оценивал его работу: «Съезд не решил таких центральных задач экономической реформы, не выработал чрезвычайные меры выхода страны из тупика. Не были рассмотрены проблемы собственности, землепользования, аренды, налогообложения, регионального хозрасчёта, кооперации».

То есть одной из главных задач, которая возлагалась на институт Съездов народных депутатов СССР, была задача слома социалистической системы хозяйствования и перехода к капитализму. Причём капитализм представлялся в качестве единственно возможного варианта экономики, в качестве пути в рай, в мир изобилия и цивилизации. То есть тот образ светлого будущего, который раньше рисовали в отношении коммунизма, теперь с самоотверженным идеализмом стали перекладывать на капитализм. Капитализм представлялся как единственное средство спасения «захудалой» советской экономики. На Съезде делались высокопарные политиканские заявления, что при капитализме шахтёры станут хозяевами своих шахт, что они смогут свободно на рынке продавать всё то, что произведут сверх заказа, что будут свободно покупаться на заработанные деньги квартиры и не надо будет стоять десятилетиями в очереди. И для достижения этих благих целей нужно вводить рынок не постепенно, а сразу, одномоментно. И как всегда, отрезались пути к отступлению: «Никаких других вариантов здесь быть не может».

Причём манипуляция депутатами переходила все границы – один из главных рыночников, Г. Х. Попов, провоцировал депутатов на резкий переход к рынку путём задевания их самолюбия, заявляя, что «все, сидящие в этом зале, не дозрели до того, чтобы наконец обсудить… полный пакет экономических законов», что «всё-таки надо сказать народу правду. Съезд принял решение отложить главные изменения как минимум на год. Это реальность, от неё никуда не уйти. И дело народа решить, как ему жить дальше». То есть рынок обожествлялся, представлялся единственно верным выходом, «палочкой-выручалочкой», которая мгновенно спасёт народ от всех невзгод, но только непокорный и неразумный Съезд этого не хочет, и именно он виноват во всех бедах народа. Поэтому депутатам должно было стать стыдно, и они сразу должны были взять и принять все необходимые «экономические законы».

Следовательно, Съезд народных депутатов СССР выступил в качестве инструмента слома социализма и искусственного насаждения капитализма.

д) Съезд народных депутатов СССР как средство ликвидации советской системы.

Следует отметить ещё одну важную роль Съезда народных депутатов СССР – это роль ликвидатора советской системы – системы, которую сам же Съезд и возглавлял.

Уже на I Съезде народных депутатов СССР говорилось о необходимости создания «социалистического правового государства», что неизбежно влекло необходимость введения разделения властей, а следовательно, отказ от системы советов.

На III Съезде народных депутатов СССР депутат А. М. Оболенский предложил убрать в формулировке «советский конституционный строй» упоминание слова «советский».

На IV Съезде народных депутатов СССР другой член МДГ, депутат И. И. Заславский, открыто призвал осуществить демонтаж всего государственного механизма Союза ССР: «…Я полагаю, что самое разумное было бы включить в повестку дня процедуру постепенного демонтажа имеющихся структур власти, передачи власти тем органам, которые имеют на это легитимное право и демократически избраны. Прежде всего – парламентам республик и тем межреспубликанским органам, которые будут ими сформированы».

Кроме того, именно на Съезде народных депутатов СССР в марте 1990 г. был введён чуждый советской системе – системе коллективного управления – институт президентства в СССР.

Таким образом, сам Съезд народных депутатов СССР активно способствовал ликвидации советской системы в СССР.

е) Съезд народных депутатов как орудие разрушения государственного единства СССР.

Съезд народных депутатов СССР выступил инструментом разрушения государственной целостности СССР.

С трибуны Съезда звучали разные призывы, разные оценки, но представляется, что наиболее радикальным и опасным из них должна была быть дана оценка со стороны главы государства – сначала Председателя Верховного Совета СССР, а впоследствии Президента СССР. Однако, к сожалению, в большинстве случаев такой оценки не давалось. В частности, это относится к выступлениям, вносившим серьезные трещины в государственное единство СССР.

Уже на I Съезде народных депутатов СССР депутаты от прибалтийских республик выступили с требованием децентрализации СССР и превращения его в конфедерацию. Например, Председатель Верховного Совета Латвийской ССР Горбунов А. В. настаивал на принятии комплекса мер, направленных на «развитие нашей федерации в интересах качественно нового политического и экономического суверенитета союзных республик». В чём же, по мнению выступавшего, должен был проявиться «качественно новый политический и экономический суверенитет союзных республик»? Во-первых, в «создании совершенно новой модели федерации» с помощью «решительной децентрализации Союза путём разграничения и перераспределения компетенций в пользу союзных республик, образовании эффективного правового механизма для согласования интересов Союза ССР и союзных республик». Понятно, что уже из этого предложения вытекает, что в «совершенно новой модели федерации» от собственно «федерации» совершенно ничего бы не осталось. Однако выступавший продолжил. По его мнению, союзные республики должны были иметь право ратификации Конституции, а также вносимых в неё поправок. Кроме того, республики должны были иметь право «свободно, без какого-либо внешнего давления определять свой внутренний и внешний политический курс», союзные республики должны «на своей территории сами осуществлять всю полноту государственной власти. При этом мы исходим из того, что союзные республики являются первичными, а федерация – производной. Только республики могут передать Союзу или вернуть себе те или иные полномочия, а не наоборот. Ибо республики создали Союз». В свою очередь, видный деятель Литовской ССР В. В. Ландсбергис заявил, что настоящий суверенитет республик будет соблюдаться только в том случае, когда союзный закон будет становиться обязательным для союзной республики только после его ратификации Верховным Советом союзной республики и регистрации в установленном порядке.

Как видно, прикрываясь статьёй 76 Конституции СССР 1977 г., предусматривающей, что союзная республика – это суверенное государство, республики стали выдвигать такие условия, которые на деле означали бы ликвидацию единого государства. Действительно, республики по союзной Конституции были суверенными, но суверенитет в рамках федерации не может быть безграничным, и именно в зависимости от степени суверенитета можно говорить о наличии федерации, конфедерации либо отдельных государств. Однако прибалтийские республики хотели получить полную государственную независимость, при этом заверяя, что они останутся в составе СССР.

Прибалтийские республики хотели получить и экономическую основу своего полного государственного суверенитета, заявив притязания на «собственность народа союзной республики на землю, её недра, воды, леса и другое имущество, каковое создаётся или находится на территории этой республики».

Интересно отметить, что если выступления неприбалтийских депутатов были всегда разрозненными и посвящались различным проблемам – в сфере промышленности, экологии, образования, медицины и т. д., – то депутаты из Латвийской ССР, Литовской ССР и Эстонской ССР всегда выступали единым фронтом, вернее тараном, бьющим по территориальной целостности СССР. По существу, в их выступлениях было только одно требование – полной государственной независимости своих республик, «возврат государственности». И это был 1989 год. Была ли какая-то реакция на эти выступления со стороны руководства СССР, находившегося в Президиуме Съезда? Нет, не было. Более того, уверенность, решительность и «монолитность» выступлений прибалтийских депутатов с требованием государственной независимости, а также молчание М. С. Горбачёва приводят к мысли о тщательной спланированности данных действий, об их согласованности с руководством СССР.

Кроме того, на I Съезде народных депутатов СССР прибалтийские республики настаивали на официальной (естественно, осуждающей) оценке пакта «Молотова – Риббентропа», что якобы послужило бы «не только повышению доверия и сплочению народов в рамках СССР», но и повысило бы «его авторитет в глазах международной общественности». В реальности же осуждение «пакта Молотова – Риббентропа» стало отправной точкой и поводом для выхода прибалтийских республик из состава СССР. И это прекрасно понимали сами депутаты из Прибалтики, к этому они шли. Неслучайно они откровенно заявляли, что недостаточно просто признать недействительным сам пакт: «Одной недействительности мало. Из этого вытекает многое…». А главное, что из этого вытекает – возможность оправдать Латвии, Литве и Эстонии свой выход из состава СССР.

Высокомерие, самоуверенность и безнаказанность депутатов из Прибалтики позволили даже им заявить, что они приехали на Съезд для сотрудничества и если в отношении трех республик будут звучать критические замечания, то они «могут сделать это сотрудничество невозможным». Как видно, депутаты из этих трех республик вели себя так, будто бы Латвия, Литва и Эстония уже вышли из состава СССР, и их депутаты присутствуют на Съезде лишь по своей доброй воле.

Заявлялось также, что, к примеру, «…в Литве условия её вступления в Союз ещё изучаются. Комиссия, занимающаяся изучением обстоятельств заключения договора Молотова – Риббентропа, ещё выясняет: было ли это вступление в Союз или это была оккупация»; говорилось, что «прибалтийские государства, их народы сейчас считают, что их статус в составе Союз ССР далеко не определён».

Как представляется, наиболее точно истинные намерения прибалтийских республик передал депутат от Эстонской ССР Яровой В. И.: «Постоянно проводится мысль о том, что вступление Эстонии в Советский Союз – это акт насилия, оккупация, принёсшая горе эстонскому народу, который сегодня мог бы жить лучше, чем соседняя Финляндия. Вот почему некоторые идеологи Народного фронта так упорно добиваются у Москвы признания как утративших силу с момента подписания пакта Молотова – Риббентропа от 23 августа 1939 года и секретных протоколов к нему. Нет, не ради восстановления исторической правды проявляется такая настойчивость, а с целью возврата республике состояния 1939 года. И если раньше об этом говорилось шёпотом, в уютных кафе, в тишине творческих мастерских, то теперь заявляется громогласно, так чтобы услышал весь мир».

Случайно это или нет, но вопрос об осуждении пакта Молотова – Риббентропа лоббировался очень активно, достаточно лишь сказать, что во время заседания Съезда дошло до того, что слово для выступления дали подряд 4 (!) депутатам из Прибалтики. И несмотря на немногочисленность своих республик, депутаты из Прибалтики выступали чаще всего.

Не скрывал свою заинтересованность в обсуждении ситуации, связанной с договором и якобы секретным протоколом к нему, и М. С. Горбачёв, который высказался за создание комиссии, изучившей бы данный вопрос.

Именно руководство СССР на I всесоюзном Съезде народных депутатов инициировало создание комиссии по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении 1939 г. – в конце заседания 2 июля 1989 г. слово взял председательствующий А. И. Лукьянов и заявил, что образование этой комиссии – это «поручение, которое депутаты дали Президиуму вместе с делегациями союзных республик». Хочется верить, что на каждое поручение депутатов Президиум реагировал так же оперативно и исполнительно.

В состав комиссии вошли в основном представители научной и творческой интеллигенции, а также партийные работники. Из 26 членов комиссии 12 оказались депутатами прибалтийских республик, 2 – Молдавской ССР, а возглавил комиссию А. Н. Яковлев, что, думается, тоже неслучайно, и всё это в совокупности, безусловно, предопределило результат её работы.

О роли руководства СССР в развитии ситуации в прибалтийских республиках опять же очень точно выразился депутат Яровой В. И.: «О том, как развиваются события в Прибалтике, хорошо известно в Центральном Комитете КПСС и в Президиуме Верховного Совета. Однако многочисленные обращения трудовых коллективов, первичных партийных организаций, отдельных граждан, выражающих тревогу и озабоченность будущим Эстонии, остаются без внимания. Создаётся впечатление, что спасение утопающих предоставлено самим утопающим».

Интересно отметить, что руководство прибалтийских республик прекрасно осознавало антиконституционность своих попыток вытолкнуть свои республики из состава СССР. Именно поэтому депутаты из данных республик категорически возражали против создания Комитета конституционного надзора СССР: «…На только что состоявшемся Пленуме ЦК КПСС шёл разговор о юридическом прецеденте, когда Верховный Совет СССР принимает законы, которые формально противоречат Конституции СССР и тем не менее действуют до созыва очередного Съезда народных депутатов. Это означает, что мы таким прецедентом пытаемся установить реальное противоречие между брежневской Конституцией 1977 года и перестроечными законами. Если мы отказываемся от такого прецедента, то это значит, что мы не продвинемся ни на шаг вперед. Но в случае создания Комитета конституционного надзора СССР, который должен будет отстаивать незыблемость Конституции СССР, которая устарела, мы наденем юридический намордник на политику перестройки». Таким образом, на пути уничтожения СССР Конституция превращалась в «юридический намордник», который нужно было решительно отбросить ради более прогрессивных «перестроечных законов».

На II Съезде народных депутатов СССР сформировавшаяся так называемая «Балтийская межреспубликанская депутатская группа» распространяла среди депутатов «обращение», в котором призывала «подтвердить специальным актом аннулирование – с момента нападения Германии на СССР – договора о ненападении от 23 августа 1939 года, договора о дружбе и границе между СССР и Германией от 28 сентября 1939 года, равно как и других советско-германских договорённостей 1939–1941 гг., и признать все секретные протоколы того времени юридически несостоятельными и недействительными с момента их подписания». Аналогичные документы (в виде сборника) были представлены народным депутатам со стороны Эстонской ССР.

Мечтала о выходе из состава СССР и Молдавия, депутат от которой заявил, что в СССР – конституция метрополии и что лучше бы, если отношения между республиками и центром строились на основе договоров, как это якобы «принято во всех неколониальных, цивилизованных странах».

Как видно, на пути разрушения СССР национал-сепаратисты готовы были отбросить всё, включая Конституцию СССР и Комитет конституционного надзора СССР.

На IV Съезде народных депутатов СССР Съезду предлагалось утвердить декларации о суверенитете республик, принятые в период с 1988 по 1990 гг.

На том же Съезде депутатом от Украинской ССР Петруком-Поником Г. М. было внесено предложение «денонсировать союзный договор 1922 года и признать преждевременным заключение нового Союзного Договора. Приостановить действие Конституции СССР и союзных законов…». Обосновывалось это предложение тем, что «ремонтировать разваливающуюся колониальную империю, этот союзный дом (то есть СССР. – Д. Л.), который находится в аварийном состоянии, не только бесперспективно, но и опасно».

Иногда можно встретить утверждение, что Съезд народных депутатов СССР, дескать, наоборот, пытался сохранить Союз, в связи с чем были даже приняты постановления Съезда о сохранении СССР и сохранении исторического названия: «Союз Советских Социалистических Республик».

Однако с этим утверждением трудно согласиться. Если верить стенографическому отчёту IV Съезда народных депутатов СССР, то предложение о сохранении Союза как единого государства было внесено не руководством СССР, а рядовым депутатом – профессором Курского медицинского института, заведующей кафедрой Н. Н. Прибыловой. Причём никакой реакции со стороны Президиума Съезда не последовало: вопрос на голосование поставлен не был. И только через несколько заседаний, 24 декабря 1990 г., когда в секретариат Съезда передали напоминание о предложении Прибыловой, оно было поставлено на голосование, и Съезд высказался за сохранение СССР.

Безусловно, на антисоюзных позициях стояла и печально известная Межрегиональная депутатская группа. А. А. Собчак отмечал, что уже на I Съезде народных депутатов СССР он собирался выступить с предложением о конфедерализации СССР, но слова ему не предоставили: «Я собирался выступить в прениях по докладу Горбачёва и сказать… о заключении нового Союзного договора на конфедеративных началах. Я хотел говорить о том, что наши республики действительно равны, только это равенство в бесправии, равенство в отсутствии подлинной независимости. А в будущем федеративном, или, скорее, конфедеративном устройстве должен действовать принцип “равные, но разные”».

Таким образом, видно, что на Съезде звучала масса призывов к децентрализации СССР, его «конфедерализации», звучали требования к признанию государственной независимости прибалтийских республик и Молдавии, к признанию деклараций о суверенитете всех союзных республик.

Каким же образом реагировал Съезд народных депутатов СССР на эти вызовы? К сожалению, не самым лучшим образом. Съезд поддавался лоббированию и принимал нужные акты. В частности, именно на Съезде народных депутатов СССР было принято постановление, осуждающее «пакт Молотова – Риббентропа» и так называемый «дополнительный секретный протокол» к нему, что дало «зеленый свет» выходу Прибалтики из состава СССР; именно Съезд народных депутатов СССР учредил институт президентства в СССР, что дало повод союзным республикам создать аналогичные посты, которые были независимы от «союзного центра» и явились движущей силой сепаратизма; именно на Съезде народных депутатов СССР было принято решение о проведении референдума по вопросу сохранения Союза ССР, что ясно показывало нерешительность центральной власти в сохранении целостности государства и потенциальное согласие на его расчленение.

Таким образом, Съезд народных депутатов выступил орудием по уничтожению СССР как государства, орудием по уничтожению его территориальной целостности.

ж) Съезд народных депутатов СССР как всесоюзная «трибуна» для антисоветской пропаганды.

Съезд народных депутатов СССР сыграл ещё одну негативную, можно сказать, зловещую роль в судьбе СССР. Заседания Съезда народных депутатов СССР транслировались на весь Союз, к ним было приковано внимание почти всех советских граждан, а потому Съезд народных депутатов СССР явился отличным плацдармом для антисоветской пропаганды. Причём «антисоветской» в широком смысле слова: как уже упоминалось, именно на Съезде звучали призывы и антисоветские, и антисоциалистические, и антисоюзные. К примеру, известный апологет рыночной экономики Г. Х. Попов заверял депутатов, а посредством прямой видеотрансляции и всех советских граждан, что именно частная собственность – это панацея от всех социальных и экономических невзгод; что без неё при социализме «каждый гражданин страны по-прежнему не может бесплатно получить свой кусок земли, хотя три четверти жителей страны – потомки тех, у кого землю отбирали. Как и раньше, гражданин не может получить свою долю государственной собственности, получить бесплатно… По-прежнему гражданин страны не может стать собственником квартиры…». Также, как уже упоминалось ранее, выступавший убеждал, что при капитализме шахтёры станут хозяевами своих шахт, что они смогут свободно на рынке продавать всё то, что произведут сверх заказа, что будут свободно покупаться на заработанные деньги квартиры и не надо будет стоять десятилетиями в очереди. То есть капитализм представлялся как путь к зажиточному обществу, где уже не будет ни дефицита, ни бесхозяйственности, ни нищеты.

Прямая видеотрансляция Съездов ещё больше разжигала межнациональные конфликты, поскольку разгоравшиеся на Съездах споры по национальным вопросам неизбежно проецировались на сознание враждующих народов. В этой связи академик Арбатов Г. А. при обсуждении на II Съезде народных депутатов СССР нагорно-карабахской проблемы справедливо отмечал: «…Мы видим, какие страсти здесь разгораются. Я представляю себе, что будет в обеих союзных республиках (Азербайджанской ССР и Армянской ССР. – Д. Л.) и в Нагорном Карабахе, когда всё это покажут по телевидению…».

Одновременно на Съездах народных депутатов предпринимаются попытки разрушения политических символов СССР. Уже на I Съезде вносится предложение о захоронении тела Ленина в земле. Затем это предложение многократно повторялось, и даже на последнем заседании Внеочередного Пятого Съезда народных депутатов СССР перед самым закрытием Съезда А. А. Собчак внёс предложение «достойно завершить… работу, приняв следующее решение: выполнить последнюю волю Владимира Ильича Ульянова (Ленина), захоронив его в соответствии с религиозными и национальными обычаями нашего народа и в соответствии с его завещанием со всеми подобающими почестями на Волконском кладбище в Ленинграде».

Подводя итог сказанному, следует отметить, что Съезды народных депутатов СССР выступали не только законодательным органом, принимавшим решения, ведшие в конечном счёте к разрушению СССР, но также стали отличным инструментом антисоветской пропаганды, с помощью которой советским гражданам насаждались чуждые им ценности.

 

7. Дальнейшая судьба Съезда народных депутатов СССР

Институт Съездов народных депутатов СССР прекрасно выполнял имевшиеся у руководства КПСС и СССР задачи – реставрации капитализма, отмены монополии КПСС на власть и отказа от советской системы. Однако в определённый момент Съезд начинает становиться тормозом на пути ещё более радикальных «преобразований» и в конечном счёте разрушения государства. Более того, Съезд становится настоящей угрозой для самих «архитекторов» перестройки.

Ещё на I Съезде народных депутатов СССР, как упоминалось выше, звучали «неудобные» для руководства страны признания о том, что ещё до открытия Съезда уже «ковалась концепция и программа этого Съезда». О том, что шла «подготовка» к Съезду и, в частности, встреча руководства КПСС и российского правительства с депутатами РСФСР, признаёт и А. А. Собчак.

Затем угроза для руководства страны и в первую очередь для М. С. Горбачёва нарастала всё больше и больше. На том же I Съезде народных депутатов СССР депутатом Власовым Ю. П. вносится предложение «о необходимости включения в нашу Конституцию статьи об импичменте, то есть лишении Председателя Верховного Совета полномочий как результате сокрытия правды от народа». Чем вызвано такое предложение депутата? Оно было вызвано поведением М. С. Горбачёва, который на многочисленные вопросы депутатов об его участии в принятии решений, приведших к трагедии в Тбилиси 9 апреля 1989 г., заявил, что он никаких решений не принимал и ничего не знал. Депутат Власов Ю. П. справедливо рассуждал: «Ни при каких обстоятельствах невозможно допустить, будто глава государства не знает всех обстоятельств дела. В противном случае какой же он глава государства? Также невозможно допустить, что об этом не знали и поныне не знают, не ведают члены Политбюро».

На III Съезде народных депутатов СССР уже проявилась повальная критика М. С. Горбачёва. И если первоначально звучали лишь отдельные критические замечания, то затем 10 депутатов практически один за другим выступили с резкой критикой Горбачёва и его перестройки. Депутаты отмечали, что «проводимая руководством страны политика под руководством Михаила Сергеевича Горбачёва в последнее время является ошибочной и опасной». Также заявлялось о необходимости ввести в Конституцию СССР положение о возможности смещения Президента СССР в случае ненадлежащего исполнения им своих обязанностей. Были и другие критические замечания, говорилось, что «той власти, которая была у товарища Горбачёва, вполне было достаточно, чтобы привести страну в более или менее нормальное состояние», отмечалось, что «пять лет перестройки под руководством этого человека (М. С. Горбачёва. – Д. Л.) практически дали очень мало результатов», что в его работе появляется волюнтаризм, например, при заявлении о сокращении Вооруженных Сил СССР на 500 тыс. человек или заявлении о том, что СССР готов к отсрочке на 100 лет возврата многомиллиардных задолженностей других стран, учитывая, что эти заявления не согласовывались с Верховным Советом СССР. Делались откровенные заявления о том, что дефицит в СССР был создан искусственно: «Ведь пустые полки у нас в магазинах не потому, что нет товара, а… потому, что кому-то это выгодно. Нужно было создать неуверенность в народе, тогда легче его вести туда, куда кому-то свысока хочется, а именно: от социализма к капитализму».

На III Съезде резко негативно оценивалась политика Горбачёва в сфере государственного единства СССР: «Некоторые наши республики проявляют активность в своём стремлении выйти из состава Союза. Это право каждого из них. Но если бы наше руководство располагало упреждающей информацией, своевременно и целенаправленно работало и находило компромиссные решения, устраивающие всех, то этого не было бы».

На IV Съезде народных депутатов СССР последовало выступление депутата С. З. Умалатовой, потребовавшей поставить в повестку дня Съезда вопрос об отставке М. С. Горбачёва.

Интересными являются результаты голосования, которое проводилось по данному вопросу поимённо. Казалось бы, за внесение в повестку дня вопроса о недоверии Президенту СССР должны были проголосовать и те, кого обычно относят к ортодоксальным коммунистам, к истинным патриотам, например Е. К. Лигачёв, Н. И. Рыжков, А. И. Лукьянов, и те, кто позиционировали себя противниками Горбачёва из-за его якобы нерешительности – Б. Н. Ельцин, Г. Х. Попов, А. Н. Яковлев и другие. Удивительно, но все они проголосовали против потенциальной отставки Горбачёва, не дав возможности даже включить этот вопрос в повестку дня! Полагаю, что данный факт красноречиво свидетельствует о том, что никаких «левых» и «правых» в высшем руководстве страны не существовало – была единая, спаянная команда, в которой было лишь распределение политических ролей.

На Внеочередном Пятом Съезде народных депутатов СССР, 3 сентября 1991 г., после так называемого «путча», Б. Н. Ельцин и вовсе заявил: «Да, сегодня мы вправе предъявить претензии Горбачёву. Подчеркиваю, претензии, но не счет… Я, например, лично верю сегодня Михаилу Сергеевичу Горбачеву значительно больше, чем даже три недели тому назад, до путча».

То есть в высшем руководстве страны и «левые», и «правые» поддерживали Горбачёва. Их устраивало то, что он делал, и то, к чему он подводил страну. Однако повальная критика в адрес Президента СССР всё же продолжалась. На Съездах, в основном из уст рабочих, стала звучать резкая критика проводимых в стране экономических реформ, в том числе политики в отношении кооперативов, в результате которой оказались: «…На одном полюсе – советские миллионеры, на другом – еле сводящие концы с концами работники. Кооперативы стали удобной формой легализации ворованных денег».

К открытию IV Съезда народных депутатов СССР (декабрь 1990 г.), когда страну уже захлестнули преступность, безнравственность, тотальный экономический дефицит, инфляция, разрушение целостности страны, Съезд, безусловно, стал представлять угрозу для целостности политического руководства СССР и прежде всего лично для М. С. Горбачёва. Именно поэтому, в отличие от предшествующих съездов, когда повестка дня обсуждалась долго и тщательно (иногда чересчур долго и тщательно), на IV Съезде председательствующий А. И. Лукьянов, по существу, повестку дня «спустил сверху», как определённую после «большой подготовительной работы в комиссиях и комитетах Верховного Совета, в депутатских группах». А. И. Лукьянов настаивал: «Я хочу ещё раз подчеркнуть, что предложения по повестке дня подробно обговаривались и согласовывались со всеми республиками, депутатскими группами, всесторонне обсуждались в Верховном Совете СССР». Как видно, страх, что в Кремлёвском дворце съездов собрался орган, пока ещё являющийся высшим в стране и могущим принять любое решение и по любому вопросу, заставлял всеми возможными средствами ограничивать повестку дня, сводя роль народных депутатов только лишь к статистам, к формальным «утверждателям» всего, что определено «свыше».

Однако «загнать» Съезд в определённые рамки не получилось. Сразу же после объявления повестки дня прозвучало упоминавшееся выше выступление С. З. Умалатовой с предложением включить в повестку дня вопрос об отставке М. С. Горбачёва. Затем выступил депутат Гниненко Ю. И., предложивший Съезду «дать оценку и высказать своё отношение к декларациям о независимости и суверенитете республик», а также дополнительно рассмотреть вопрос «о суверенитете Союза ССР и субъектов федерации».

В свою очередь, представитель депутатской группы «Союз» Ю. В. Блохин справедливо заявил, что в стране произошла подмена первоначально провозглашённых принципов и целей перестройки: «Первое. Вместо обновления союзного государства мы видим его развал, когда целый ряд республик открыто заявляет о своём выходе из Союза. Второе. Вместо экономической модернизации мы видим развал всех систем жизнеобеспечения, чему никто сегодня не противостоит. Третье. Вместо информационной свободы мы имеем монополию узкой, радикально настроенной группы журналистов и учёных, напрямую требующих развала СССР как необходимого шага для вхождения в мировую цивилизацию. Четвёртое. Вместо демократии мы видим в отдельных регионах процесс установления этнократических полуфашистских режимов… Пятое. Вместо становления здорового предпринимательства мы видим повсеместное внедрение мафиозных сил под лозунгом конверсии, легализацию теневой экономики. Шестое. Вместо политического плюрализма мы видим антикоммунистический угар, нередко преследования за убеждения. Седьмое. Вместо провозглашённого перестройкой консенсуса мы видим противостояние, движение к гражданской войне. Восьмое. Вместо политики невмешательства – перспектива втягивания нас в иракскую эпопею…».

Трудно не согласиться с приведёнными доводами.

О том, что перестройка ничего не дала народу, а, наоборот, только забрала то, что было, отмечали и другие народные избранники.

Был блестяще «срежиссирован» и внеочередной пятый Съезд народных депутатов СССР. Он начал работу 02.09.1991 после так называемого «путча». И, вместо того чтобы объединить усилия депутатов по сохранению страны, её стабильности и безопасности, Съезду сразу же было показано его «место».

Нарушения Конституции СССР начались с определения лица, которое будет председательствовать на Съезде. Как известно, в соответствии со ст. 110 Конституции СССР, им должен быть Председатель Верховного Совета СССР, то есть А. И. Лукьянов. Однако А. И. Лукьянов был арестован. Вместо него председательствовать начал Председатель Совета Союза Верховного Совета СССР И. Д. Лаптев, который предложил Съезду назначить председательствующим М. С. Горбачева. Голосование по этому поводу не проводилось, И. Д. Лаптев лишь спросил, нет ли у депутатов возражений. Затем в нарушение ст. 13 Регламента без утверждения повестки дня было дано слово Н. А. Назарбаеву для зачтения «Заявления Президента СССР и высших руководителей союзных республик».

Кроме того, по существу, работа Съезда была властно ограничена: было заявлено, что Съезд должен завершить работу в течение 3 дней, на что Съезд дал своё согласие. И это при том, что, по утверждению многих выступавших депутатов, Советский Союз находился не на грани развала, а уже в процессе развала, и на его месте будет другое межгосударственное учреждение.

Попытался ограничить свободу мнений и М. С. Горбачёв, заявив, что «никакие демонстрации, демонстративные претензии, выкрики я воспринимать не буду». То есть любой депутат, который бы выразил несогласие с развалом СССР, с действиями высшего руководства СССР, «восприниматься не будет».

Далее при голосовании Закона об органах государственной власти и управления СССР в переходный период, когда предложение М. С. Горбачёва о том, чтобы в состав Совета Республик входили не только представители союзных республик, но и представители автономий, дважды не прошло. Президент СССР выразил своё крайнее раздражение, заявив, что «если мы не принимаем этот пункт, то дальше голосовать смысла нет. Просто мы тогда сделаем перерыв. И если договоримся о чём-то – продолжим, а не договоримся – тогда на этом Съезд завершит свою работу. Съезд, таким образом, не способен принимать решения…». Вот так, ни больше ни меньше. Или Съезд принимает то, что предложено М. С. Горбачёвым, или Съезд будет распущен. А распущен будет, потому что «не способен принимать решения», решения, «спущенные сверху».

Таким образом, это ещё раз подтверждает, что институт Съезда был нужен не для выяснения мнения народных избранников и законодательного претворения его в жизнь, а для легализации заранее подготовленных М. С. Горбачёвым и его командой решений с целью перекладывания ответственности с них на Съезд.

Председательствующим М. С. Горбачёвым были жестко пресечены все попытки внести изменения в обсуждаемый законопроект: «Прошу депутатов не становиться у микрофонов в связи с тем, что мы договорились: от микрофонов предложения не будут приниматься. Вы имели возможность передать их в комиссию». Данное заявление бывшего генсека также грубо нарушало Регламент Съезда народных депутатов, который в ст. 13 устанавливал, что «предложения и замечания к повестке дня и порядку работы Съезда передаются народными депутатами СССР в Секретариат Съезда или председательствующему на заседании в письменном виде либо излагаются ими в выступлениях на заседании Съезда (выделено мной. – Д. Л.)».

Предвидя, что все эти нарушения будут, открывший V Съезд народных депутатов СССР И. Д. Лаптев заявил, что Президиуму «придётся не раз отступать от привычных стереотипов проведения таких Съездов». «Привычными стереотипами», очевидно, следует считать положения Регламента Съезда народных депутатов СССР. Далее и сам М. С. Горбачёв откровенно заявил, что «я сейчас не обращаюсь к регламенту – у нас ситуация нерегламентная, нештатная, как говорят военные и космонавты».

Впоследствии в своих воспоминаниях Горбачёв заявил: «У Съезда появился шанс показать свою ответственность за судьбу страны. И если бы он не принял наше предложение, то продемонстрировал бы всему народу, что он мёртв». То есть «живой» взгляд из 2250 депутатов был только у недепутата М. С. Горбачёва.

На Съезде председатель Демократической партии России Н. И. Травкин заявил, что создаваемому «госсовету нужны полномочия и Съезд мог бы передать ему свои полномочия и самораспуститься. Одновременно, конечно, самораспускался бы и Верховный Совет сегодняшнего Союза ССР». Говорили об этом и другие депутаты.

Даже член МДГ депутат А. М. Оболенский жестко раскритиковал Президиум Съезда, заявив, что он внес «свой деструктивный вклад», предложив сформировать два неконституционных органа власти: Государственный Совет и Совет представителей. По словам Оболенского, председатели палат Верховного Совета СССР предали возглавляемые ими органы, поскольку Верховный Совет СССР сформулировал иную повестку дня для Съезда и принял массу постановлений, о которых никто из них на Съезде даже не вспомнил: «Напряжённый недельный труд верховного органа законодательной власти вместе с трудом подготовительной комиссии, образно говоря, выброшен на свалку…». По словам выступавшего, после срыва «путча» появилась реальная возможность для прорыва в экономического сфере, в сфере исполнительной власти путем формирования коалиционного правительства народного доверия, но вместо этого «руководство республик, готовых подписать Союзный Договор 18 августа, 26 августа начинает предпринимать шаги к окончательному демонтажу союзной власти». В заключении выступавший потребовал отставки Президента СССР М. С. Горбачёва, потребовал провести всенародные выборы Президента СССР, а до этого избрать нового Председателя Верховного Совета СССР и временно, на основании ст. 127.7 Конституции СССР наделить его полномочиями Президента СССР.

Предлагалось даже создать «ликвидационную комиссию Верховного Совета СССР для подготовки роспуска Верховного Совета и Съезда народных депутатов».

В итоге Внеочередной V Съезд народных депутатов СССР принял Закон СССР от 05.09.1991 «Об органах государственной власти и управления Союза ССР в переходный период». Данный закон, по существу, заменил Конституцию СССР и не упоминал институт Съездов народных депутатов СССР, что означало их ликвидацию.

Причём важно отметить, что сам Съезд за самоликвидацию не голосовал. Произошла преднамеренно ложная интерпретация результатов голосования по пункту законопроекта, содержащему упоминание института Съездов.

Дело в том, что в проекте закона, вынесенном на Съезд, содержалось положение: «Признать нецелесообразным проведение в переходный период очередных съездов народных депутатов СССР». То есть получалось, что сами Съезды сохранялись, но временно не должны были созываться до принятия соответствующего акта, регламентировавшего бы их дальнейшую судьбу. При этом на V Съезде было чётко заявлено, что это положение не исключает возможность созыва внеочередных съездов народных депутатов СССР. И когда по данному пункту законопроекта произошло на Съезде голосование, то оказалось, что депутаты высказались против, тем самым желая сохранить институт Съездов, причём очередных, и не ограничивать их созыв. Однако председательствующий М. С. Горбачёв истолковал данный результат голосования иначе, в выгодном ему свете: «Второй абзац, таким образом, отпадает вообще. Остается только первый абзац». То есть результат голосования был истолкован как необходимость исключения из Закона упоминания Съездов народных депутатов СССР вообще, то есть как их ликвидация.

В этой связи никакого роспуска Съездов народных депутатов СССР не было. Была лишь ложная интерпретация итогов голосования на внеочередном V Съезде народных депутатов СССР и исправление закона на нужный лад.

Таким образом, можно сделать вывод, что институт Съездов народных депутатов СССР сыграл деструктивную роль в судьбе СССР, причём депутатов просто использовали, направляя их деятельность в нужное русло. Когда же основные цели перестройки были достигнуты, институт Съездов был целенаправленно ликвидирован.

 

8. Итоги реформы

Каковы же результаты реформы по учреждению Съездов народных депутатов СССР? И были ли у данной реформы объективные причины?

По мнению С. А. Авакьяна, «Обращение к съездовской системе было не столько взглядом в прошлое… сколько стратегическим решением для нового времени. Следующие факторы были при этом определяющими.

Во-первых, в ходе перестройки и демократизации общества возникла потребность в энергичных людях, готовых решать новые задачи. К тому же политические и организаторские таланты многих как раз в это время и раскрылись. Довольно большой по численности Съезд, формировавшийся по нескольким каналам, как раз и позволял привлечь большую когорту новых деятелей к осуществлению актуальных функций власти.

Во-вторых, остро встала необходимость иметь постоянно действующий представительный орган государственной власти в более узком составе, т. е. заложить начала советского парламентаризма. Этой цели и должен был служить создаваемый Съездом из своей среды Верховный Совет СССР.

В-третьих, не следовало сбрасывать со счетов и то, что, умело пропустив депутатов через “сито” отбора и сформировав из наиболее “достойных” Верховный Совет как постоянно функционирующий орган, в меньшей мере ориентируясь на Съезд, заседающий, по Конституции, один раз в год, руководство правящей партии смогло бы решить двуединую задачу – показать свое расположение к демократическим реформам и иметь “управляемый” парламент».

Известный историк И. Я. Фроянов, оценивая рассматриваемую реформу, заключает: «С формальной или абстрактной точки зрения эти решения (об учреждении постоянно действующего Верховного Совета СССР и периодически созываемого Съезда народных депутатов СССР. – Д. Л.) могут показаться правильными. Но соотнесенные с конкретной исторической ситуацией в стране, они обнажают свою деструктивную взрывную сущность, направленную на медленный, ползучий государственный переворот. Партия в тот момент, как известно, являлась ядром советской государственности, а партийная организация – каркасом государственного здания. И вот конференция (XIX конференция КПСС. – Д. Л.) заявляет, что “решающее направление реформы политической системы” есть “обеспечение полновластия Советов народных депутатов как основы социалистической государственности и самоуправления”. Это означало курс на передел власти, ликвидацию властных функций КПСС. Но всякий передел власти неизбежно сопровождается ослаблением государственного организма, переходящего в политический хаос, способствующий активизации разрушительных элементов».

Свое непонимание цели введения института Съезда народных депутатов СССР высказывал и Н. И. Рыжков: «Я не очень понимал, зачем нужен Съезд народных депутатов. В своем докладе на конференции Генсек туманно объяснил его необходимость тем, что в этом новообразовании “будет сильно и прямо выражено общественное начало”. Очень хочется… добавить – “общественный конец”. Горбачёв попросту перефразировал ленинскую идею Съезда как “широкого народного собрания”, иными словами – некоего народного схода, на котором можно вольно наговориться. А все конкретные дела все равно станут решаться на заседаниях Верховного Совета. Так и вышло.

Малопонятным было и то, почему депутатов именно 2250 человек? Откуда такая странная “некруглая” цифра? Если уж “широкое народное собрание”, то логичнее – 5000, хотя бы потому, что в Кремлевском Дворце съездов, где намечалось проводить Съезд, именно столько мест…».

В целом, оценивая проведенную реформу, следует сказать, что поставленные благородные цели – «оживить советы» и исключить злоупотребление государственной властью – политическое руководство СССР посчитало возможным достичь путем учреждения нового органа государственной власти СССР – Съезда народных депутатов СССР. Однако каким образом Съезд народных депутатов мог справиться со своей задачей, так и осталось неясным, ведь орган численностью 2250 человек, работающих на непрофессиональной основе, не способен оперативно, гибко и эффективно выполнять законодательные функции в принципе. Представляется, что достаточным и действенным средством «оживления советов» и обновления руководящих кадров было бы введение выборов в советы на альтернативной основе.

Учреждение Съезда народных депутатов СССР при наличии Верховного Совета СССР хотя внешне и напоминало конструкцию высших органов государственной власти, существовавшую в СССР до 1936 г., но все-таки значительно от неё отличалась.

По Конституции СССР 1924 г. и Съезд Советов СССР, и ЦИК СССР назывались «верховными органами власти» (ст. 8); в промежутках между сессиями ЦИК СССР «высшим законодательным, исполнительным и распорядительным органов власти» СССР являлся Президиум ЦИК СССР (ст. 29). В свою очередь, учрежденный Съезд народных депутатов СССР назывался в качестве единственного высшего органа государственной власти СССР, тем самым Верховный Совет СССР перемещался на «второй план», а Президиум Верховного Совета СССР и вовсе начал превращаться в технический орган.

Также следует учитывать, что если Конституция СССР 1924 г. не разделяла компетенцию Съезда Советов СССР, ЦИК СССР и Президиума ЦИК СССР, лишь упоминая о «ведении Союза Советских Социалистических Республик в лице его верховных органов» (ст. 1), то конституционные изменения декабря 1988 г. предусматривали чёткое разграничение компетенции между Съездом народных депутатов СССР, Верховным Советом СССР, Президиумом Верховного Совета СССР и Председателем Верховного Совета СССР, причем критерий этого разграничения не устанавливался.

Отметим также, что, в отличие от Конституции СССР 1924 г., теперь для избрания высшего органа государственной власти СССР допускались общественные организации, что в условиях конца 1988 г. – начала 1989 г. означало привлечение к управлению государством значительной массы антисоветски и националистически настроенных сил.

Кроме того, создание постоянно действующего Верховного Совета СССР означало, по сути, превращение данного органа в парламент, то есть начинался процесс планомерного отхода от советской формы управления государством. Даже на официальном уровне Председателем Верховного Совета СССР М. С. Горбачевым заявлялось: «Та структура высших органов власти, которая сейчас у нас вводится, основана на стремлении органично сочетать нашу советскую традицию, рожденную социалистической революцией, с общепризнанным в мире опытом работы представительных органов».

Говорилось также, что при обсуждении реформы декабря 1988 г. высказывались мнения, что «в общем-то нам не надо копировать буржуазный парламент и иметь освобожденных депутатов. По мнению других, наоборот, новый Верховный Совет сможет выполнять свои широкие обязанности только при условии полного освобождения всех его членов от другой деятельности».

Также по Конституции СССР 1924 г. Председатель ЦИК СССР не именовался высшим должностным лицом Советского Союза и не наделялся функциями, присущими президенту, как это было с Председателем Верховного Совета СССР согласно реформе 01.12.1988.

Кроме того, и это главное, учреждение Съездов народных депутатов СССР, как было показано выше, имело конкретные деструктивные цели в виде отстранения от власти КПСС, передачи власти национал-предателям, реставрации в СССР капитализма, ликвидации советской системы и в конечном счете разрушения государственного единства СССР.

Таким образом, система «Съездов», действовавшая в СССР до 1936 г., принципиально отличалась от системы «Съездов», учреждённой 1 декабря 1988 г.

Стоит отметить, что, конечно, учреждение Съездов нельзя оценивать однобоко. С одной стороны, многие политические деятели, как и рядовые граждане, в учреждении Съезда народных депутатов СССР искренне видели процесс демократизации советской политической системы, привлечения общественности к непосредственному управлению государством. Именно поэтому реформа декабря 1988 г. была встречена триумфально, с энтузиазмом. Однако народ «переиграли», поскольку, с другой стороны, определенные круги в руководстве СССР в реальности видели в Съезде инструмент, который можно использовать в деструктивных целях, и результаты этого выдать в качестве «святой воли» народа. То есть народ поверил и «пошёл», но оказалось, что его в очередной раз «повели». Именно поэтому, после того как Съезд народных депутатов СССР так или иначе справился со всеми поставленными задачами, он превратился в препятствие на пути к окончательной ликвидации СССР, в связи с чем были предприняты все меры для упразднения данного высшего органа государственной власти. Уже в 1991 г. в учёной среде стали говорить о том, что созданная структура власти (правда, уже с институтом президентства) чрезвычайно сложна и надо принимать решительные меры: «Со всей очевидностью вытекает необходимость рационализации, упрощения существующей системы государственных органов Союза ССР. Первый шаг на этом пути сделан в проекте нового Союзного договора – предусмотрено упразднение Съезда народных депутатов СССР и образование нормального парламента».

Съезд народных депутатов СССР из «высшей формы демократии» теперь вдруг оказался «юридическим монстром… громоздким, неповоротливым, неприспособленным к законодательной деятельности». Народ подводили к мысли, что ликвидация Съездов народных депутатов СССР – это закономерный этап конституционной истории нашей страны.

Таким образом, Съезд народных депутатов СССР стал инструментом по разрушению СССР, который сначала умело использовали, а затем от него избавились.

 

1. Предпосылки учреждения поста Президента СССР

Прошло чуть более года после внесения изменений и дополнений в Конституцию СССР, как принимается новый Закон СССР – «Об учреждении поста Президента СССР и внесении изменений и дополнений в Конституцию (Основной Закон) СССР». Данный закон существенно изменил систему высших органов государственной власти в СССР, поскольку ввёл в Советском Союзе институт президентства. Подвергся реформированию и Верховный Совет СССР. Так начался новый этап на пути разрушения советской системы власти в нашей стране.

Идея введения института единоличного главы государства для истории конституционного законодательства СССР не нова. Как известно, вопрос об учреждении поста Президента СССР рассматривался при разработке Конституции СССР 1936 г.; в проекте Конституции СССР, разрабатываемой в начале 60-х гг., правовому статусу Президента СССР была посвящена отдельная глава; затем в очередной раз вопрос о введении поста Президента СССР обсуждался при разработке Конституции СССР 1977 г. Однако в итоге каждый раз законодатель отказывался от данной идеи. Причину этого можно раскрыть известными словами И. В. Сталина: «По системе нашей Конституции в СССР не должно быть единоличного президента, избираемого всем населением, наравне с Верховным Советом, и могущего противопоставлять себя Верховному Совету. Президент в СССР коллегиальный – это Президиум Верховного Совета, включая и председателя Президиума Верховного Совета, избираемого не всем населением, а Верховным Советом и подотчетным Верховному Совету. Опыт истории показывает, что такое построение верховных органов является наиболее демократическим, гарантирующим страну от нежелательных случайностей».

С приходом М. С. Горбачёва к власти вопрос о введении поста Президента СССР был вновь реанимирован.

А. И. Лукьянов вспоминает, что при подготовке материалов к апрельскому Пленуму ЦК КПСС 1985 г. («материалы к нему готовились в пригороде Москвы Волынском – рядом с бывшей ближней дачей И. В. Сталина») «день и ночь шли горячие споры, высказывались прямо противоположные точки зрения… Там, в частности, уже в те апрельские ночи 1985 года у нас были споры с А. Н. Яковлевым и о частной собственности на землю, и о введении многопартийности, и об отношениях к странам Восточной Европы. В одном из своих интервью “Литературной газете” в 1991 году Яковлев признал, что ещё весной в 1985 году он предлагал ввести в Советском Союзе двухпартийную систему».

Но споры, видимо, были и о введении поста Президента СССР.

В записке под названием «Императив политического развития», адресованной в декабре 1985 г. А. Н. Яковлевым М. С. Горбачеву, указывалось, что для реформирования советского общества, в частности, надо «принять следующую принципиальную схему руководства:

1. Верховная партийная и государственная власть осуществляется Президентом СССР.

Он же является Председателем Коммунистического Союза (Союза коммунистов) СССР; председателем Объединенного Политбюро партий, входящих в Коммунистический Союз; Председателем Совета Президентов Республик.

2. Президент избирается на 10 лет на основе прямого всенародного голосования из кандидатов, выдвинутых партиями, входящими в Союз коммунистов.

3. Союз Коммунистов состоит из двух партий: Социалистической и Народно-демократической. Всеобщие выборы – каждые 5 лет – сверху донизу. Союз коммунистов имеет общий (принципиальный) Устав, партии – более подробные Уставы.

4. Президент имеет двух вице-президентов:

по партии: председатель КПК (дисциплинарный и согласительный орган),

по государству: председатель Комитета Народного Контроля.

Президент имеет соответствующие рабочие аппараты (по партии и государству), в том числе группу советников по национальной безопасности.

5. Правительство возглавляется Генеральным секретарем партии, победившей на всенародных выборах.

6. Вопрос о работе и функциях Верховного Совета – особый, подлежит дополнительному продумыванию. Здесь может быть много вариантов, но это уже вопрос следствия, а не принципа…».

Как видно, ещё в относительно политически спокойном 1985 г. высказывалась идея введения поста Президента СССР, постов президентов союзных республик, установлении многопартийности, федерализации партии и конфедерализации СССР.

На официальном уровне вопрос о введении поста Президента СССР стали обсуждать на XIX Всесоюзной конференции КПСС летом 1988 г. На конференции М. С. Горбачёв в своем докладе отмечал: «Обсуждение выявило еще одну тему, которая активно дискутировалась, – о соотношении высших партийных и государственных постов, их месте в структуре верховной власти. В этой связи одни считают правильным вернуться к практике, которая существовала при В. И. Ленине, когда лидер партии был одновременно главой правительства. Другие говорят о нежелательности вообще совмещения партийных и государственных постов. Третьи высказываются за учреждение поста Президента СССР (выделено мной. – Д. Л.). Четвертые указывают на несоответствие концепции правового государства такого положения, когда Генеральный секретарь ЦК КПСС фактически выполняет роль высшего представителя страны. Высказывается и много других суждений».

На той же XIX партконференции М. С. Горбачёв официально резко отрицательно высказался о президентской форме правления: «Нам кажется, что президентская форма правления в условиях нашего многонационального государства неприемлема и не вполне демократична, поскольку слишком большая власть сосредотачивается в руках одного человека». Кроме того, всё на той же партконференции в 1988 г. вновь выдвигался лозунг «Вся власть советам!», а потому советы и коллективное управление боготворились. И это понятно: в тот исторический момент, в 1988 г., роль советов нужно было поднять с целью их противопоставления КПСС. Теперь же, в марте 1990 г., создавался пост главы государства под конкретного человека, М. С. Горбачёва, и ни на партию, ни на советы уже опираться не нужно было, а прежние лозунги стали преподносить в другом виде – С. С. Алексеев: «Думаю, и прошу понять меня правильно, я выступлю против некоторых сложившихся у нас идей – мы стали пленниками лозунга “Вся власть Советам!”. Этот лозунг хорошо работал, когда он действовал против Временного правительства. Он хорошо работает, когда мы говорим о партийных структурах. Но мы же интерпретировали этот лозунг так, что вся власть должна принадлежать исключительно коллегиальным органам… парламентская структура заводит порой в тупик, может блокировать любые решения, в том числе отсутствием кворума, выходами, неголосованием и рядом других уже проверенных в мире приёмов. Это не только наш печальный опыт, это мировой опыт».

По признанию самого М. С. Горбачёва, решение об учреждении поста Президента СССР «созрело ещё осенью 1989 года, но оно довольно долго обсуждалось по внутреннему кругу…».

12 февраля 1990 г. в Кремле под председательством М. С. Горбачёва прошло заседание Президиума Верховного Совета СССР. «Президиум Верховного Совета единодушно высказался за учреждение демократической президентской власти…». Для рассмотрения этих вопросов решили в ближайшее время созвать внеочередной Съезд народных депутатов СССР.

В итоге в марте 1990 г. на Внеочередном III Съезде народных депутатов СССР пост Президента СССР был учреждён.

В учёной среде высказывались различные объяснения причин учреждения поста Президента СССР. Так, некоторыми исследователями утверждалось, что введение поста Президента СССР связано с необходимостью осуществления координации работы высших звеньев государственной власти вместо отошедшей от управления государством КПСС, то есть для преодоления «вакуума власти». Кроме того, в обоснование авторы приводили тезис об «уязвимости в отдельных политических ситуациях Советов как представительных органов власти…». Другие исследователи видели главной причиной введения поста Президента СССР «объективный процесс переливания политической власти из системы партийных органов и организаций в систему государственных органов и организаций…». Не упускались из виду и сугубо субъективные причины проведения реформы, к которым, в частности, относили «личное, порою весьма слабо прикрытое стремление главного партийного функционера страны М. С. Горбачёва учредить этот привлекательный пост и стать первым в стране президентом», «паническую боязнь потерять власть». Говорилось о том, что: «Пост Генсека утратил былое влияние, а должность Председателя Верховного Совета СССР не очень-то позволяла развернуться. Пост Президента давал простор деятельности… Он помогал лидеру освободиться от опеки “родной” партии. Нацеленный на реформы лидер должен был каждый свой шаг сверять с Политбюро ЦК КПСС и при этом опасаться, что его не только свергнут с партийного поста, но и с должности Председателя Верховного Совета СССР». Ещё более откровенную оценку давали другие исследователи: «…Эта его (М. С. Горбачёва. – Д. Л.) отчаянная акция (введение поста Президента СССР. – Д. Л.) больше всего смахивала на легализованный переворот, на замаскированную узурпацию власти – как раз в тот самый момент, когда эта власть стала ускользать из его рук».

Как же официально обосновывалось введение незнакомого для страны Советов властного института?

На заседании Верховного Совета СССР академик В. Н. Кудрявцев говорил: «Я хотел бы высказать мотивы, которыми руководствовалась рабочая группа при подготовке законопроекта, и соображения по существу этого законопроекта.

Во-первых, это размежевание функций партии и государства…

Во-вторых, надо заметить, что был проведен, и в общем достаточно последовательно, принцип разделения властей… Но сейчас выясняется потребность в согласовании деятельности по крайней мере законодательных и исполнительных органов, в координации этих действий…

В-третьих, возникла настоятельная потребность в стабилизации обстановки и быстром разрешении чрезвычайных ситуаций, в чем бы они ни заключались. Существующие структуры для этого оказались неприспособленными».

В свою очередь, уже непосредственно на Внеочередном Третьем Съезде народных депутатов СССР А. И. Лукьянов так обосновывал необходимость учреждения нового властного института: «…Ход реформ, неоднозначные процессы, с которыми столкнулось общество, когда начатые преобразования пошли вглубь, в том числе сбои в реализации крупных мер, намеченных Съездом народных депутатов и Верховным Советом СССР, подвели нас к необходимости укрепления механизма исполнения законов и других государственных решений путем учреждения поста Президента страны…

…Имеющийся зарубежный и наш собственный опыт подтверждает: подобно тому как демократия немыслима без ответственности, так и самоуправление, децентрализация могут по-настоящему реализовать свой позитивный потенциал только при наличии сильной, если надо, оперативно действующей, интегрирующей и координирующей центральной власти…

Президент… становится прочным звеном, связывающим законодательную и исполнительную деятельность…

Советскому государству нужны и авторитетные законодательные органы, и сильный Президент [525]Каким образом «сильный Президент» может существовать в «советском государстве» выступающим разъяснено не было.
, и энергичное правительство, и независимый суд ».

Были и противники введения поста Президента СССР. Так, главный редактор еженедельника «Литературе Ши арта» из Молдавии Н. Дабижа (Чобану) высказывал опасения, что «концентрация огромной власти в руках одного человека опасна для демократизации нашего общества» и «перестройка захлебнется с президентством».

Свою оценку давал проводимой реформе Председатель Совета Министров СССР Н. И. Рыжков, говоря о «перераспределении власти»: «…Партийная власть уходит, а исполнительная власть по-настоящему еще не окрепла и не привыкла работать в новой системе. Следовательно, сегодня должна быть создана система, именно система управления государством. Эффективная система, с учетом тех изменений, которые произошли в последние годы».

Таким образом, все официальные обоснования можно свести к нескольким: во-первых, институт президентства вводился в связи с размежеванием функций партии и государства; во-вторых, в связи с необходимостью координации деятельности между различными ветвями власти и, наконец, в-третьих, в связи с необходимостью «твердой руки», которая наведёт в стране порядок и будет оперативно реагировать на различные вызовы в жизни страны. Однако данные обоснования вызывают больше вопросов, чем дают ответов.

В части размежевания государственных и партийных функций непонятно, как введение поста президента сможет решить данную проблему, ведь пост президента – государственный пост – занял человек, одновременно занимающий и главный партийный пост, поэтому идея разделения партийных и государственных функций опять не получила воплощения. Кроме того, изменение ст. 6 Конституции не означало, что страна осталась без руководства и произошло отделение партии от государства: во-первых, поскольку Генеральный секретарь ЦК КПСС был фактическим главой государства, а не юридическим; во-вторых, поскольку он был фактическим главой государства еще задолго до появления Конституции СССР 1977 г. и её «6 статьи» (в этом смысле трудно себе представить принципиальную разницу между, например, 1976 г. (когда действовала Конституция СССР 1936 г., не содержавшая «6 статьи») и 1978 г. (когда уже вступила в силу Конституция СССР 1977 г.)).

Также непонятно, почему при размежевании функций государства и партии понадобился отдельный единоличный орган, а не устроила должность Председателя Верховного Совета СССР, правовой статус которого к тому же был повышен в декабре 1988 г., ведь, как уже заявлялось, летом 1988 г. на XIX партконференции рассматривался вопрос введения поста Президента СССР и был отвергнут как антидемократический. Вместо этой должности дополнительные властные полномочия получил Председатель Верховного Совета СССР.

Ещё одна нестыковка в обосновании учреждения поста Президента СССР проявляется в том, что изменение ст. 6 Конституции СССР осуществлялась тем же законом, что и учреждение поста Президента СССР, поэтому назревшей потребности в занятии освободившегося места фактического главы государства просто не существовало. Кроме того, из анализа стенограммы Внеочередного Третьего Съезда народных депутатов СССР следует, что Съезд созывался именно для учреждения поста Президента СССР – это был первоочередной вопрос, а не для отмены ст. 6 Конституции – ст. 6 изменялась попутно, заодно. В повестку дня Съезда выносилось только три вопроса: о признании полномочий вновь избранных народных депутатов СССР, о внесении изменений и дополнений в Конституцию СССР, а также учреждении поста Президента СССР и избрании Президента СССР.

В пользу учреждения поста Президента СССР приводился довод о необходимости «координации деятельности между различными ветвями власти». Однако он не выдерживает критики с позиции исторического прецедента – многолетнего существования советской системы без должности Президента СССР, но не без отсутствия координации в системе власти.

Оценочный тезис о «твёрдой руке» применим скорее по отношению к конкретной исторической личности, нежели к должности. Данную позицию подтвердило и дальнейшее развитие событий: имея колоссальную власть, Президент СССР направил её в деструктивное русло, в результате чего СССР прекратил своё существование.

О назначении института президентства говорил в своём выступлении после избрания на эту высокую должность М. С. Горбачёв: «…Очевидна необходимость радикализации политики перестройки. Именно в этих целях прежде всего я использую полномочия Президента… Из других вопросов политической реформы перед Президентом, как мне представляется, стоит в первую очередь задача содействовать быстрейшему становлению всей обновленной структуры Советов как полновластных органов народного самоуправления… Как вообще я представляю себе роль Президента в системе органов государственной власти и управления? Прежде всего, важнейшая его задача – быть гарантом необратимости перестройки, твёрдо и неукоснительно вести дело к формированию правовой государственности самоуправляющегося социалистического общества… Одна из важнейших функций Президента и создаваемых при нем органов состоит… в консолидации политических течений и общественных движений… Президент должен быть гарантом стабильности общественного порядка, безопасности граждан и государства… Задача президентской власти – энергично противостоять уголовной преступности как в сфере посягательств на жизнь, имущество, достоинство и безопасность граждан, так и в сфере спекуляции, теневой экономики, которые приобрели нетерпимые масштабы».

Как видно, чёткого, вразумительного объяснения причин введения института президентства названо не было – универсальными обоснованиями типа: «содействие сплоченности», «пресечение нарушения закона», «борьба с преступностью» – можно обосновать проведение любой реформы, в том числе установление в стране монархии. Очевидно, что вразумительного обоснования и не могло быть, поскольку прошло чуть более года с момента, когда громогласно заявлялось о необходимости «оживления советов» – органов коллективного управления, – как вдруг оказалось, что страна не сможет более прожить без органа единоличного управления в высшем звене власти. Интересно, что ещё на II Съезде народных депутатов СССР в декабре 1989 г., то есть всего за 2,5 месяца до учреждения поста Президента СССР, категорически отрицалась возможность введения поста Президента СССР, поскольку «учреждение президентской власти… означало бы появление должностного лица, практически не зависящего от представительного органа, что противоречило бы самой идее полновластия Советов, единым принципам их построения и функционирования…», и вот, всего через 2,5 месяца противоречащий идее полновластия Советов орган был учреждён.

Таким образом, представляется, что никаких объективных предпосылок для введения поста Президента СССР не было.

Острую дискуссию на III Съезде народных депутатов вызвал вопрос о порядке избрания Президента СССР: на прямых всеобщих выборах или на Съезде. М. С. Горбачёв прекрасно понимал, что, если будут прямые выборы, вероятность того, что его изберут Президентом СССР, стремилась к нулю, поэтому, разумеется, он выступал за избрание первого Президента страны на Съезде народных депутатов СССР. Однако настроение депутатов было иное – очень уж намечаемое мероприятие контрастировало с заявлениями о демократии и о привлечении масс к управлению государством. На помощь Горбачёву пришли депутаты – представители творческой интеллигенции, избранные на Съезд как раз от общественных организаций: Залыгин С. П. и Лихачёв Д. С. Особенно запоминающимся оказалось выступление старейшего депутата Д. С. Лихачёва, который построил своё обоснование по давно проверенной формуле: «или так, или война», заявив, что «прямые выборы Президента фактически приведут к гражданской войне».

В итоге Съезд принял решение самому избрать первого Президента СССР, и в результате тайного голосования этот пост, естественно, занял М. С. Горбачёв.

 

2. Правовой статус Президента СССР

Новая редакция ст. 127 Конституции СССР установила, что «главой Советского государства – Союза Советских Социалистических Республик – является Президент СССР». Таким образом, впервые в истории нашей страны формально была введена должность «главы государства».

Важно отметить, что институт президента СССР не был создан одномоментно. Как уже упоминалось ранее, он начал складываться ещё с декабря 1988 г., когда Председатель Верховного Совета СССР получил обширные полномочия и на конституционном уровне был назван «высшим должностным лицом советского государства». Поэтому новый институт власти представлял собой компиляцию части полномочий Президиума Верховного Совета СССР и полномочий Председателя Верховного Совета СССР. В свою очередь, должность Председателя Верховного Совета СССР становилась сугубо технической.

От Президиума Верховного Совета СССР Президент получил большую часть полномочий, в том числе:

– принимать верительные и отзывные грамоты аккредитованных при нём дипломатических представителей иностранных государств;

– назначать и отзывать дипломатических представителей СССР в иностранных государствах и при международных организациях;

– присваивать высшие дипломатические ранги и иные специальные звания;

– присваивать высшие воинские звания;

– награждать орденами и медалями СССР, присваивать почётные звания СССР;

– решать вопросы принятия в гражданство СССР, выхода из него и лишения советского гражданства, предоставления убежища;

– осуществлять помилование;

– объявлять общую или частичную мобилизацию; объявлять состояние войны в случае военного нападения на СССР;

– вводить чрезвычайное или военное положение в отдельных местностях.

Таким образом, передав большую часть полномочий Президиума Верховного Совета СССР Президенту СССР, законодатель оставил Президиуму Верховного Совета СССР лишь организационные полномочия в виде «осуществления подготовки заседаний Съезда и сессий Верховного Совета СССР, координирования деятельности постоянных комиссий палат и комитетов Верховного Совета СССР, организации проведения всенародных обсуждений проектов законов СССР и других наиболее важных вопросов государственной жизни». Также Президиум Верховного Совета СССР обеспечивал «публикацию на языках союзных республик текстов законов СССР и других актов, принятых Съездом народных депутатов СССР, Верховным Советом СССР, его палатами, Президентом СССР».

Обосновывая необходимость введения поста Президента СССР, А. И. Лукьянов, делавший доклад на III Съезде народных депутатов, отмечал: «Он (Президиум Верховного Совета СССР. – Д. Л.) не будет теперь заниматься вопросами президентского характера, а сосредоточит своё внимание на организации работы Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР, то есть разграничение и передача полномочий идёт главным образом между Президиумом Верховного Совета СССР и Президентом».

Полномочиями Президента СССР также стали все полномочия, принадлежавшие ранее Председателю Верховного Совета СССР, а ст. 121 союзной Конституции, перечислявшая ранее полномочия Председателя Верховного Совета СССР, в прежней редакции была исключена за ненадобностью.

Вместе с тем, не останавливаясь на достигнутом, законодатель в сентябре 1990 г. наделил Президента СССР на период до 31 марта 1992 г. «правом оперативно издавать в соответствии с Конституцией СССР указы нормативного характера». На практике, согласно разъяснениям Комитета конституционного надзора СССР, это означало «право дополнять и изменять законы СССР, ранее принятые Верховным Советом СССР».

Таким образом, все яснее становилось, что высшим коллективным органам власти – Съезду народных депутатов СССР и Верховному Совету СССР – теперь отводилась второстепенная роль, а высшая власть в стране передавалась Президенту СССР.

 

3. Сущность института президентства в СССР

а) Институт президентства в СССР как гарантия «необратимости перестройки».

Как было отмечено выше, никаких объективных предпосылок для введения поста Президента СССР не было. Данный пост был учреждён по субъективным соображениям – из-за желания М. С. Горбачёва сохранить власть. Однако зачем ему во что бы то ни стало понадобилось сохранять власть, если он от неё с легкостью откажется в августе 1991 г., когда уйдёт с поста Генерального секретаря ЦК КПСС, и в декабре 1991 г., когда покинет пост Президента СССР? Думается, что ответ прост, и он был дан в приведённой ранее цитате М. С. Горбачёва: ему очень хотелось получить «гарантию необратимости перестройки» с целью её дальнейшей «радикализации», в том числе радикализации экономической реформы, иными словами, получить должность, лишиться которой стало бы намного сложнее, чем лишится должности генсека или главы Верховного Совета СССР.

А оппозиция в этом направлении нарастала с каждым днём. Становилось всё очевиднее, что если рассчитывать только на партию, то в любой момент политическую карьеру М. С. Горбачёва и судьбу его перестройки могут прервать очередной Пленум ЦК КПСС или партийный Съезд. А исторический опыт октября 1964 г. и современные на тот момент события в Китае, в результате которых за поддержку демонстрантов на площади Тяньаньмэнь Генеральный секретарь ЦК КПК Чжао Цзыян был лишён своей должности, помнили очень хорошо. Также никаких гарантий не давала должность Председателя Верховного Совета СССР. Партия же свою главную миссию по поддержке и активному продвижению политики перестройки на её начальном этапе выполнила, теперь же она становилась главной преградой на пути её «радикализации», поэтому нужен был новый, не зависящий от кого бы то ни было пост. В свою очередь, и КПСС – эту, по словам М. С. Горбачёва, «паршивую взбесившуюся собаку» – надо было не «отпускать с поводка», с одной стороны сохранив за М. С. Горбачёвым должность Генерального секретаря ЦК КПСС и, с другой стороны, вогнав КПСС в рамки обычной парламентской партии путём изменения ст. 6 Конституции СССР 1977 г. Поэтому реформа марта 1990 г. успешно справилась с поставленными задачами.

Сам Михаил Сергеевич не стеснялся давить на депутатов с целью заставить их поддержать проводимую реформу: «Я с теми, кто за перестройку, за успех перестройки в интересах всех советских людей и всех народов, я с теми, кто за введение президентского поста в нашей стране… (выделено мной. – Д. Л.)».

Следует отметить, что ни для кого из народных депутатов не было секретом, что должность Президента СССР учреждалась именно под М. С. Горбачёва, поскольку даже доклад на III Съезде народных депутатов СССР делал не Председатель Верховного Совета СССР М. С. Горбачёв, как это делалось прежде, а его заместитель – А. И. Лукьянов. Это и понятно: неудобно и самому рассказывать о реформе, и самому избираться на учреждаемый данной реформой пост.

Любыми путями М. С. Горбачёв препятствовал принятию поправок, так или иначе создающих риск его неизбрания на должность Президента СССР, в том числе поправки, по которым выборы Президента СССР становились бы обязательно альтернативными, а также поправки, устанавливающей возрастной предел в 65 лет для кандидатов на пост Президента СССР, понимая, что сам Михаил Сергеевич скоро приблизится к указанному возрасту. Не понравилась будущему главе государства и поправка о декларировании доходов Президента СССР.

Таким образом, одной из главных причин, которыми, на мой взгляд, руководствовался М. С. Горбачёв, проводя реформу по учреждению поста Президента СССР, стало желание получить на тот исторический момент гарантию его политической целостности и, как следствие, «гарантию необратимости перестройки».

б) Институт президентства в СССР как средство слома «партийной» системы управления СССР.

Институт президентства в СССР учреждался одновременно с отстранением КПСС от власти путём изменения ст. 6 Конституции СССР 1977 г. То есть президентство в СССР выступило средством слома «партийной» системы управления государством.

Правда, внешне КПСС всё-таки сохраняла свою власть путём избрания своего лидера на пост Президента СССР. Однако это было лишь внешне, поскольку к 1990 г. стало ясно, что то плачевное положение, в котором оказалась КПСС, возникло именно благодаря М. С. Горбачёву и его перестройке. Было понятно, что КПСС и Горбачёв – это не одно и то же. Поэтому он так легко и расстался с должностью генсека в августе 1991 г., при этом не только нисколько не защищая партию, а, наоборот, юридически «добивая» её, принимая указы, направленные на приостановление её деятельности и растаскивание партийного имущества.

Как уже анализировалось во 2 главе настоящего исследования, вопрос об изменении ст. 6 Конституции СССР был одним из важнейших вопросов на пути к ликвидации СССР, к нему тщательно готовились, его прорабатывали, но его решение было невозможно без создания поста Президента СССР, поскольку в противном случае М. С. Горбачёв, отстраняя от власти КПСС, отстранял бы от власти и себя как её формального лидера. Именно поэтому, как уже упоминалось, главным вопросом в повестке дня Внеочередного Третьего Съезда народных депутатов СССР стал вопрос об учреждении поста Президента СССР, а вопрос об изменении ст. 6 Конституции СССР решался попутно, заодно, как наконец возможный при данных обстоятельствах шаг. То есть, получив независимый от КПСС полновластный пост, генсек решил покончить и с «родной» партией.

Следовательно, учреждение поста Президента СССР сделало возможным отстранение от власти КПСС, а значит, и слом «партийной» системы управления государством с постепенной заменой её на единоличную систему.

в) Институт президентства в СССР как прецедент для союзных республик.

Одним из негативных последствий учреждения поста Президента в СССР явилось создание такого прецедента для союзных республик. Теперь и республики захотели создать аналогичные посты. Например, выступавший на III Съезде народных депутатов СССР Н. А. Назарбаев заявил: «Хочу подчеркнуть, что мы не мыслим себя вне рамок советской федерации… Однако в этих условиях президентская власть в стране должна приобрести несколько иной характер, учитывающий обязательное наличие такой же президентской власти в каждой республике. Дело здесь, естественно, не в слепом копировании общественных структур, не в подражательстве или не в желании с кем-то разделить полномочия, а в самой сути природы государственного суверенитета, в сути Конституции СССР, трактующей наш Союз как объединение суверенных советских социалистических государств… Создание института президентской власти в республиках позволило бы снять уже наметившиеся противоречия между идеей президентства и стремлением республик к расширению своей самостоятельности. В противном случае резкое усиление централизма трудно состыковать с тенденцией к расширению республиканского суверенитета (выделено мной. – Д. Л.)».

Таким образом, как только было заявлено об учреждении поста Президента СССР, союзные республики, руководствуясь положениями Конституции СССР 1977 г., устанавливающими, что союзная республика – это суверенное государство, сразу же заявили о намерении создать аналогичные посты президентов теперь уже у себя, на республиканском уровне. Кроме того, эта необходимость обосновывалась установлением реальной гарантии расширения прав союзных республик и защитой их от вмешательства союзного центра.

Неизбежность учреждения постов президентов союзных республик, которая возникает в связи с введением поста Президента СССР, отмечали и другие депутаты.

Понимало ли руководство СССР пагубность для государственного единства страны реформы по учреждению президентства в СССР? Конечно, понимало. Понимали и депутаты, некоторые из которых прямо заявляли: «При выборах Президента страны возникнет, наверное, необходимость избрания и президентов союзных республик… Не получится ли из нашей федерации конфедерация самостоятельных государств? И вообще, не слишком ли много у нас будет президентов?».

Если же оценивать проведенную реформу в стратегическом плане, то следует откровенно признать: реформа создала в союзных республиках высших должностных лиц, независимых от КПСС и от союзных госструктур, что неминуемо увеличивало децентрализацию СССР и в конечном счёте привело к разрушению его территориальной целостности. То есть союзные республики «сверху» наделялись всеми атрибутами полнокровной государственности и выталкивались из состава СССР.

Подводя итог анализу правового статуса Президента СССР, причин учреждения и сущности данного института, а также правового положения Верховного Совета СССР и Съезда народных депутатов СССР после принятия Закона СССР от 14.03.1990 «Об учреждении поста Президента СССР и внесении изменений и дополнений в Конституцию (Основной Закон) СССР», можно сделать следующие выводы:

Во-первых, в СССР окончательно оформился институт президентства, который начал складываться еще в декабре 1988 г. с провозглашения Председателя Верховного Совета СССР «высшим должностным лицом Советского государства» и передачи ему полномочий ранее принадлежавших «коллективному президенту» – Президиуму Верховного Совета СССР. Следовательно, тот правовой статус, который ранее закреплялся за главой Верховного Совета СССР, перешёл официально Президенту СССР, а должность Председателя Верховного Совета СССР стала технической;

Во-вторых, никаких объективных предпосылок для введения института президентства в СССР не было. Единственной причиной для таких кардинальных изменений стал субъективный фактор – желание Генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачева в целях «политической безопасности» получить высокую должность, не зависящую ни от партии, ни от советов. И эта должность давала немало возможностей для ведения антисоветской политики;

В-третьих, Президиум Верховного Совета СССР окончательно стал органом, имеющим лишь организационные полномочия.

Таким образом, введением института президентства в СССР правовой статус высших органов государственной власти СССР – Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР – был кардинально ухудшен.