Оставим пока наших героев собираться с мыслями и силами во время вынужденного перерыва на «нелётную погоду» и посмотрим трезвым взором на то, чего им удалось добиться за такое непродолжительное время. Контора за чёрными прутьями и дворик меж стен аптечного здания и «Расстрельного дома», действительно, соседствуют с оживлённой торговой улицей. Оттуда вываливается офисный планктон и ремонтники, туда можно просунуть даже объектив фотокамеры. Возможно ли технически восстановить знаменитую часовню целителя? В отличие от Сухаревой башни, очевидно, можно. Если чуть потеснятся интересы филиала известного немецкого банка, поступятся его обитатели своим покоем. Перегородить стройкой пересечение Садового кольца и Проспекта Мира, превращая эту зону в очередной автомобильный ад — кому от этого будет хорошо? А от воссоздания крупной часовни — кому от этого будет плохо? Между тем, только ли благим смыслом принимаются решения столичными властями второй половины «десятых» годов XXI века?
В свою очередь, сравнивая средневековую Москву со столицей Иудеи, особенно «смиряться с погрешностями» не придётся. Они очень похожи. Уже с конца XV века Никольская улица была плотно застроена многочисленными торговыми рядами, церквями и монастырскими постройками. Отступали в её глубину усадьбы знати с огородами при них. Интересна с познавательной точки зрения картина Васнецова «На крестце в Китай-городе», где как раз изображён перекрёсток у монастыря Николы старого. В целом место было бойкое, торговое, пёстрое. Тут, по описанию самого Васнецова, была самая настоящая «восточная» экзотика вперемешку с русской эклектикой: погреба в Гостином дворе имели склады с фряжскими (итальянскими) винами, продаваемыми на вынос в глиняных и медных кувшинах и кружках. Здесь отпевали покойников, божедомы приносили в корзинках детеи-подкидышеи, проходили толпы скоморохов с сопелями, домрами и гудками. Склонялись головы и спины перед проносимой чудотворной иконой. Словоохотливые весёлые бабёнки с бирюзовыми колечками во рту зазывали гостей в притоны и таверны, гремели цепями колодники, выведенные для сбора подаяния, кричали юродивые, и раздавалась песня калек перехожих. Смерть, любовь, рождение, стоны и смех, драма и комедия — всё завязалось неразрывным непонятным узлом и живёт вместе как проявление своеобразного уклада средневекового народного города». Чем вам не Иерусалим? Пересмотрите любопытства ради фильм «Царствие небесное» режиссёра Риддли Скотта с Орландо Блумом, увидите всё сами…
Эй, как там, на барже? Не с помощью летающей видеокамеры, силой одного лишь воображения увидим, как на широченном тротуаре у каменных клумб в устье Никольской улицы собралась группа человек в пятнадцать. С закатанным в пластик удостоверением на груди и с планшетом в руке их с уверенными повадками опытного гида опекал, как овечек в отаре, средних лет красивый мужчина с лицом пернатого хищника. Возле него, всегда по левую руку находилась симпатичная дама в светлых брючках из тончайшей шерсти, какие надевают, как правило, на ответственные мероприятия, на которых приходится подолгу занимать сидячее положение в президиуме. На государственном экзамене в комиссии, например. Прочая публика…
Ох!.. Прочая публика в этой экскурсионной группе выглядела бы как бродячие комедианты, если бы на самом деле ими не являлась. Поленившись приводить себя в приличный вид, труппа театральной компании режиссёра Сергея Алдонина явилась как есть на культурное мероприятие, специально организованное для них доброй ведьмой кулис Леночкой Кочетовой. После репетиции и перед вечерним спектаклем. В промежутке между ними, проще говоря. Частично оставив костюмы, зато без грима. Задача, поставленная мастером, была предельно проста. Внимательно слушать экскурсию и делать вид, что очень интересно. А ещё не валять дурака. А ещё реквизитор выдал им три разноцветных зонта. Синий зонтик — с изображением кота Бегемота из Булгаковского театра-музея. Аленький — как следы пролетарской революции. Жёлтенький. В мелкий белый цветочек. Зерном роли исполнителей ролей держателей зонтов было быстро запускать под них Ленку и ходить за ней, как на поводке, куда бы её ни понесло с её вращающейся рамкой и ещё какой-то детской игрушкой вроде калейдоскопа. Выдержать такой идиотизм могли только профессиональные актёры под руководством остроумного опытного режиссёра. А вот и он сам, маэстро Сергей Алдонин. Бровь черна, сломана посередине. Угольником. По форме напоминает масонский символ-инструмент. Её, то есть себе, то есть месси-ру Воланду, он зачем-то нарисовал заранее. Ведь вечером, после обещанного Ленкой ланча, их дикая экскурсия отправится играть именно «Мастера и Маргарита». Расставил мизансцену. Запретил труппе хихикать друг над другом и над собой.
Самая большая ответственность и нагрузка ляжет на Кирилла Солёнова — будущего кота Бегемота. Им вдвоём под большим красным зонтом уютнее всего. Тем более, что котяра умён и ласков. Ленка заметно устала, хорошо бы её ободрить. Милая парочка под низко надвинутым зонтом. Мужские ноги в укороченных брюках. Надо бы сказать этому шутнику, чтоб отстегнул хвост.
Директор театра, мечтательный и добродушный, поэт-поэт-поэт. Ещё б ему не стать поэтом, в таком-то удивительном месте. Где фантасмагория как заботливая уборщица, является всякий раз, чтобы убрать у всех завсегдатаев плохое настроение. Романтичный, убаюкивающий даже улыбкой. Николай Голубев, почувствовав нестерпимый укол любопытства, не утерпел, бросив все дела. И приехал на чудь, задуманную давней приятельницей.
В машину, которую вела его муза, любимая женщина и бизнес-леди по совместительству, Наталия Склярова, втиснулись ещё четверо. Взахлёб, еле успевая переключать режимы дворников и реагировать на паническую езду прочих автомобилистов, перепуганных ветхозаветным ливнем, Наташа дала краткую справку попутчикам о том, на какую именно прогулку их позвали. Священная улица Китай-города, там ведь остановки крестного пути были размечены ещё при Иоанне III, наша Леночка передачу об этом писала! Да, передачу… Или нет, статью? Да, не важно. Доктор наук ведёт экскурсию.
Ксюша Кожина, самый ловкий, самый трепетно-обидчивый, словно птичка-щегол, самый очаровательный из всех театральных администраторов. И самый администратор из всех очарований театра. Строга к нравственному вандализму в виде жвачки и трелей телефонов, болтовне юных недорослей и собственной строгости. Крошечная, лёгкая. Может быть, она обманывает нас, отправляясь к полуночи домой выгуливать любимого пса? А на самом деле сворачивается калачиком где-то в топком бархате кулис и ворожит успех.
Наташа, черноволосая красавица, в алом жакете с плиссированными манжетами, уже одной её позитивной энергии могло бы хватит, чтобы вихри информационной атаки сплелись бы в соломенную косу компьютерного червя там, откуда прибыли. Увы, милая душа, не могу я тебе сказать правду.
Лене, правда, стало немного легче, когда она увидела родные до боли лица. Как же хочется обнять вас всех, расцеловаться, как обычно, когда уже после поклона и аплодисментов вы выкуриваете по последней сигаретке на узкой секретной лестнице, ведущей от гримёрок на улицу. Ещё успеем?
Только Тимуру сегодня не повезло. Рослый, плечистый. Как и в первом действии «Ромео и Джульетты», будешь с высоты оглядывать всю группу, а своим атлетическим видом и насупленными бровями отпугивать чужаков. К тебе под зонт вряд ли кто поместится, если есть иные цели, кроме объятий.
Ну что, пошли, благословясь? Гладко, как в домашние тапочки, Дима Уманский скользнул в привычное воплощение. И начал свой рассказ.
— Никольская улица Китай-города стала такой не сразу. Изначально её называли священной из-за большого количества церквей. Есть версии, что и не только. Впервые Никольская обитель упоминается в летописи в 1390 году, там селились греческие монахи, в том числе, согласно преданию, находил временное пристанище и доверенный Зои Палеолог киликийский пират Петр.
Позднее Иоанн Грозный, уже в XVI веке, пожаловал рядышком земли афонскому Хиландарскому монастырю «со всеми потребными хоромами», сообщает доцент РГГУ Сергей Шокарев, «это дало историкам основание полагать, что именно тогда монастырь перешёл под влияние, а затем и под управлением греков». Конечно, юридически это произошло при Иване IV, первый царь всея Руси вообще любил порядок в вопросах правомочности. Фактически же убегавшие от смуты греки искали и находили убежище именно здесь значительно ранее. Ранее парой веков.
И снова то же самое. Живейший интерес к рассказу проявил тот, кому в обыкновение — глубокое отношение ко всему значимому. Иоргос, Гоша. Двое братьев Караяннидисы, знали бы вы, насколько логично ваше присутствие на происходящем. Греческая братия монастыря Николы старого, братья Лихуды и вы, двое греков? Что ж, возможно, сегодня и сейчас язык древней Эллады нашим «полевым командирам» не придётся выдёргивать из словарей. Кстати.
— Не отсюда ли пришла идея в отношении назначения всей улицы? — продолжил гид. — Нынешние корпуса «Николы старого», выходящие на улицу, созданы в «византийском» стиле в 1893–1902 годах русскими немцами Буссе и Кайзером. Это-дань традиции. Здание как бы поглотило старую Константино-Еленинскую церковь и часовню святителя Николая, чья усечённая расхитителями архитектуры колокольня выглядит как парковая ротонда или балкончик для разведения голубей и нежностей. И начался упадок монастыря задолго до антицерковных гонений: в начале века XX древняя славная обитель была обитаема только архимандритом и шестью братьями, которые большую часть времени посвящали не молитвам, но коммерции и гостиничному делу. Между тем, именно отсюда ещё в средние века шли более возвышенные инициативы. Ведь Синодальная типография, нынешнее здание Историко-архивного института рельефным на фасаде гербом Государева печатного двора конца XVI века с изображением льва и единорога возникнет куда позднее. Впритык к Никольскому монастырю находился печатный двор, где в марте 1564 года первопечатник Иван Фёдоров с помощником Метиславцем напечатали первую датированную русскую книгу «Апостол». Средоточие мудрости, книжных знаний, наук и благочиния в византийском понимании. Тут с момента гибели надежды как-то вернуть Иерусалим и Византию селились эллинские священники, кому не нашлось места на перенаселённой святой горе Афон в северо-восточной части Эгейского моря на полуострове Халкидики. Но связи они поддерживали самые плотные…
Оставим пёструю группу в несусветных солнцезащитных очках и шляпах, длиннополых пальто и клетчатых штанах слушать экскурсовода и заглянем в микроавтобус, где Рита внимательно читает курсовую работу своей однокашницы, с кем судьба свела так неожиданно и драматично. Что её так притягивает — бог весть, но, очевидно, дело не только в стиле и слоге.
«Никола Старый — не только одна из визуальных доминант улицы. Это ещё и краеугольный камень идеи второго Иерусалима. Никольская улица от ворот до башни с монастырём примерно посередине. Пятая точка маршрута Via dolorosa, ровно половина до условной границы Храма Гроба Господня. Да ещё и цифру «пять» в европейской тайнописи использовали для обозначения «богородичного» смысла. Пищи для размышления — хоть отбавляй. От древних построек монастыря практически ничего не сохранилось, разве что есть сермяга безликий скверик сбоку от перехода на площадь Революции археологам снова перекопать. Собор в 1935 году был взорван, советские конторы ранее, а нынче всякие лавки сидят по периметру. Возможно, и не подозревая, что меж каких-нибудь кирпичей таится научная сенсация, спрятанная в последний момент греческим монахом, вынужденным эвакуироваться в начале XX века так же, как его предшественники бежали от сельджуков за 500 лет до того. Как бы там ни было, сохранившиеся корпуса монастыря, дом 11–13, снабжены табличкой «охраняется государством». Какая бы номинальная она ни была, чай, плазу всё-таки новую тут не построят, хороня последнюю надежду разгадать тайну священной улицы Москвы. К сведению филэллинов, именно отсюда, с этой точки, пришла на Русь мода пить кофе. В своём «Обозрении Москвы» архивист позапрошлого века А. Ф. Мстиславский пишет: «первый кофейный дом e XVIII веке был открыт неподалёку от Греческого монастыря на левой руке, по дороге к Кремлю, в узком переулке… Сыны эллинов собирались там и вкушали блюда им привычные, пили гретое вино, кофе и курили табак».
— Рита, посмотри и послушай, ты понимаешь, о чём они говорят? — командир протянул толстушке массивный полевой бинокль и собственными руками напялил профессиональные наушники, подсоединённые через ноутбук Эмика к «пушке», длинному высокочувствительному микрофону.
— Мы что, уже и за своими следим? — удивилась она, прижимая к ушам подушки звукоизоляции, — Ленка разговаривает с артистом. По-гречески. Фа ифела на пинуме… Отвернулась. Сказала, что хочет эллинского кофе, очень сладкого. То, что только что выпила, было… асхима та. Не понимаю. Да они просто треплются! Что-то про начало. Меню обсуждают, что ли?
Полковник внимательно посмотрел на женщину. По шее пошли алые пятна. Неужели врёт или скрывает что-то? Только этого сейчас не хватало.
Солнышко, солнышко. В разрыве кувыркающихся туч его появление казалось чудом. И заблестело всё вокруг — позолота куполов, ещё мокрые скамейки и людские улыбки. Товарищ разведчик? Как и все мужчины, ты не видишь дальше собственного носа. Милая простодушная женщина до ужаса застенчива, ей просто неудобно признаться, что по служебной надобности ей приходится чаще иметь дело со сводками земельного учёта Екатерины II, нежели с переводами Эсхила и Аристофана. Дай ей успокоиться, немного отдышаться. Ведь самое запутанное, пенно-фальшивое, с переливами истин и смыслов в этой истории ещё впереди. И тогда будет важен каждый штык.
Оставим их ненадолго и позволим себе пофантазировать. Так же, как в далёком 1990 году это делала студентка четвёртого курса РГГУ, отличница и спортсменка Лена Кочетова. Нестандартное мышление и азарт научного поиска гнали её вперёд по февральской метели пуще казачьей плётки. Вот ей и пришло в голову довериться тому, что сыщики называют нюхом, охотники — чутьём, а психологи — ассоциативным бессознательным. Получилось так, что она угадала. Ведь женщины анализируют чувства. А дело было так.
Событие, связанное со следующим пунктом Крестного пути Иисуса, в священных текстах не зафиксировано, однако присутствует в фольклоре. Да и как, люди добрые, могло быть иначе? Заплаканная, задыхающаяся, с израненными от бега босыми ногами, Мать наконец-то нагнала жестокую процессию. И увидела, как глаза её сына заливает сукровица ран на лбу от тернового венца, как дрожат его колени, и кривится нестерпимо мукой рот. Она обогнала всех, отчаяние придавало силы, она побежала, оглядываясь, впереди мучителей, чтобы взглядом и благословением подбодрить своё дитя. Дева Мария, где ты? Лена шла вдоль Никольской, ища хотя бы какое-нибудь знамение справа по ходу… Но ведь упоминания нет в евангелиях? Взгляд будущей журналистки упал на затянутое маскировочной сеткой здание слева. Чёрные ворота казались запертыми, но она толкнула чугунные прутья. Тихий скрип, створка подалась. Пешеходы мимо двигались к Красной площади, словно не замечая маневр, приняв девушку за… работницу тамошней реконструкции Шереметьевского подворья, что ли? Казалось, самая обычная подворотня, двор с будкой охранника. И… Вот оно. Можно было не сомневаться, что четвёртая точка есть. Ведь московские храмы все сплошь являются каменными наследниками более древних и уже обветшавших деревянных. Маленькая, уютная, на землях усадьбы господ Салтыковых во дворе Чижевского подворья стоит церковка Успения Божьей Матери, отстроенная в таком виде в 1691 году. Когда-то она была открыта со стороны улицы, а возле нее находилось небольшое кладбище. Поразительно, но тоже факт: в Иерусалиме место отмечено армянской церковью Богоматери Великомученицы с барельефом над входом. Здесь же, на русской священной улице, прямо на маскировочной сетке красовалась вывеска ресторана армянской и европейской кухни. Словно древние знания рвались из-под спуда суеты мегаполиса, ввинчиваясь даже в идеи полудикого бизнеса 90-х.
Вот именно в эту самую церковь и надо было попасть прямо сейчас. Причём вовнутрь. О чём говорили Лена и артист Георгий? Куда уж разобрать по губам тот сценарий, что они пытались слепить как наглую импровизацию. Пустят погулять по храму в неурочное время обычных мирян? Закатайте-ка губы обратно. А православного грека, у кого вроде бы как тут похоронена любимая тётушка Мавра, а через полтора часа улетать домой в Метеоры? В отсутствие дирижёра джазовый музыкант играет не по нотам. Зато как!
— Да где ж этот долгополый, как там его? Да и чтоб его… А, вот он!
Задыхаясь от несвойственной его сану быстрой ходьбы, пришёл отец Гермоген из ближайшего монастыря. И моментально попал в лапы Михаила. Чуть в стороне от основной группы, спецназовец сначала пытался ему что-то объяснить, потом вдолбить. Священник, белый от ужаса, отрицательно качал головой и прижимал свободную руку к сердцу в знак искренности. Другую ему, похоже, придётся ампутировать: хватка у его собеседника была мёртвой.
— Слушай, твоё преподобие, — стиснув локоть несчастного иеромонаха, разведчик толкал его вверх по коротенькой лесенке храма, после внутри него к алтарной части. — Плевал я на благословения, на все ваши церемонии. Звони хоть святейшему, хоть ключнику Петру. Она не должна останавливаться ни на минуту. Ты понимаешь, чем дело может кончиться из-за вашей торговли?
Препирательства завершились, как только заявления сторон выслушал старенький благообразный настоятель. Женщину в нижнюю часть, в алтарь? Это было неслыханно, неприемлемо, просто вероотступнически. Даже если речь идёт о доказательстве теологической гипотезы русской Via dolorosa.
— Как тебя зовут, сын мой? — вдруг спросил настоятель, почувствовав, что этот вопрос был задан не им самим, а будто бы его губами спросил кто-то невидимый, всезнающий, светлый и милосердный.
— Михаил! — сурово ответил пришедший и выпустил иеромонаха.
И свершилось. Солнечный луч, скомкав надоедливую пенную тучу, рванулся вниз на землю и растёкся, радостно целуя позолоту рамы, к образу в алтарной части. Прочертив туманную дорожку от храмового окошка к лику и доспехам того, чей меч был соткан из священного огня. Поражённый ясным знаком провидения, настоятель и монах перекрестились. За спиной военного разведчика, глядя прямо в глаза служителям церкви, стоял Архистратиг сил бесплотных и небесных, свидетель божественной славы. Архангел Михаил.
Смущённая, испуганная, чуть осунувшаяся, не снимая с головы синий кашемировый палантин, через несколько минут в сопровождении настоятеля из подземного помещения храма Успения вышла Елена. Устало передала в руки своего «тарана» золотой цилиндр и рамку, присела на скамью у входа. Неужели странный средневековый прибор вытягивает из человека силы? Не долго думая, напарник вывел её из церкви и запустил под красный зонтик. Пусть немного отдохнёт. Что там у нас на очереди? Самое важное, вопреки всякой логике, оказывается далеко не самым недоступным.
Ведь нам надо ловить виртуальных привидений, правда? Розовых мух и откормленных лягушат в модной компьютерной игре. А мало нынче на улице прохожих, что останавливаются, как вкопанные, зацепив бесплатный WI-FI? И выкачивают из этой общедоступной возможности максимум полезного. Ни чем не выделяясь из толпы офисного планктона, решившего проветриться в средине трудодня, Михаил уселся на скамеечку и вынул из кармана пачку отпечатанных на машинке листков бумаги. Ничего подозрительного. Рядом главное здание Историкоархивного института. Мало он похож на доцента, но за великовозрастного студента, пожалуй, может. Ломоносов таким был, и учился, кстати, в этих же подвалах в Славяно-греко-латинской академии.
Он нашёл подчёркнутый заголовок пятой остановки Страстного пути. Обратим и мы внимание на главный перекрёсток Священной улицы, где ещё в студенческие годы Лены стояла знаменитая советская сосисочная. Откуда одинаково близко до станций сразу трёх линий метро. На пересечение улицы Никольской с переулком, ведущим к другому лучу Китай-города, Ильинке.
«Евангелие от Луки 23.26. «И когда повели Его, то, захватив некоего Симеона Киринеянина, шедшего с поля, возложили на него крест, чтобы нёс за Иисусом». Евангелие от Марка добавляет к этому лишь, что у помощника на Крестном пути были дети — Александр и Руфь.
«Всякий «вертухай», охранник или надсмотрщик в глубинах своей души стыдится своей неприятной службы, если совсем уж не переродился в зверя, поэтому на их лицах написана презрительная усталость, за которой прячется застенчивость и, частично, раскаяние. Такой типчик, застывший в бронзе, сидит и при входе в дорогущий торговый ларь с несколькими этажами тряпок за неприличные деньги. Случайно ли? Чуть ещё пройти — поворот на Богоявленский переулок. Зеркальное отражение иерусалимского перекрёстка с улицей El Wad. Согласно преданию, там солдаты римской охраны, кому надоело печься на жарком солнце месяца ниссана, поняли, что подгонять изнурённого пытками Иисуса бесполезно. Так можно и казнь не довести дологического конца — он умрёт по дороге от перегрева и острой сердечной недостаточности. Процессия не шла, а просто тащилась, так что появлялся риск «дождаться» мятежников и учеников проповедника, которые попытаются его отбить. Мать-то уже прибежала! Поэтому из толпы был выдернут крепкий с виду мужчина крестьянского облика, на кого в нетерпящем возражений порядке переложили крест осуждённого. Когда это произошло, едва державшийся на ногах Христос опёрся правой рукой о стену ближайшего здания. В Иерусалиме камень с пятном, напоминающем окровавленную ладонь, заключена в специальную рамочку и почитается как святыня. Пятый пункт маршрута. Для священной улицы средневековой Москвы, пожалуй, наиболее значительный. Потому, что с него всё началось. К сожалению, после многочисленных перестроек древнейшие стены монастыря Николы Старого мы не увидим, наверняка, какая-никакая отметка с дланью там была оформлена в почитание библейского события. Греческий Никольский монастырь, как мы помним, был средоточием жизни духовной ещё до возведения кремлёвских стен. Смысл же скрытый «пятого пункта» может состоять вот в чём. Греческие монахи как бы обращались к Царю небесному: «Господи, вот, посмотри. Там, где крест твой подхватил Симеон, мы тебя ждём, изгнанные из палестин, но дело твоё несущие исправно. Знание православное преумножающие в прежде диких русских землях под покровом святого Николая Чудотворца».
— Леночка, пойдём со мной. Кажется, нам нужно свернуть во двор, — забрав из рук трека Георгия синий зонтик, Михаил взял агента Гречанку за талию и увлёк через открытые ворота с автомобильным знаком «кирпич» в крошечный квадратный скверик с двумя скамейками. — Ты как, держишься?
Лена послушно, уже почти безразлично взяла рамку и обошла его слева направо, постепенно сужая круги. Кажется, этот способ доведён ею чуть ли не до автоматизма. Ближе к восточной стороне пустого пространства рамка дёрнулась и пошла вертеться. Тепло, тепло, горячо. Сектор приз на барабане. Со щелчком повернулся пятый круг калейдоскопа. Заалело контурное кольцо в линзе горного хрусталя. Золотым хризолитовым цветом, едва заметным при дневном свете, прорисовался новый образ. Перед этим был стул с короной. Трон? Теперь появился внутренний круг с латинской V посередине.
Приблизив объектив старенькой японской камеры к окуляру, он сделал снимок, второй и перевёл рычажок «пятого» уровня в исходное положение. Если прав технический эксперт в том, что Леонардо насыпал в прибор очень опасные порошки, пожалуй, надо бы убедиться в обратном с помощью всем известного счётчика Гейгера. Не хватало ещё облучиться!
— Давай подождём немного, — предложил разведчик, засунув цилиндр от Леонардо в широкий карман куртки вместе с медной пружинкой от дедули из Строгино, — отец Ермоген придёт за нами сюда. В своей собственной обители он быстрее договорится о вездеходе, чем в предыдущем храме.
— Шестая остановка, — устало улыбнулась Лена, борясь с желанием тихо опустить голову на широкое плечо мужчины и закрыть глаза, — Вероника…
— Потерпи. Не бросать же на середине, — неожиданно для себя самого проговорил военный разведчик, — никто не говорил, что будет легко.
— Но никто и не предупреждал, что будет так трудно, — отозвалась она.
— Приказы не обсуждают, коллега. Даже если боевому офицеру приказ дан бегать по улицам и искать религиозные символы.
— Вот и я думаю, на кой чёрт именно тебя во всё это впрягли?
Лена быстро взглянула на своего сопровождающего. Очень быстро. Да так, что ему и без усвоенного на уроках психологии стало ясно — проверяет реакцию. Женское любопытство, поиск зеркального отклика на собственные впечатления от происходящего? Да, наверное… Или не только? Одним из важнейших уроков тактики, какие не учат за партой, но получают вместе с практическими шишками и ссадинами была наука детских дворовых драк: недооценить противника — опасно, переоценивать — расточительно. Только кто тут противник, где система распознавания «свой-чужой»? Похоже, не в частности, а в целом надо взять на вооружение момент истины от генерала Александрова. Кого подозреваете? Да всех… Эта мысль пришла в голову обоим одновременно. Только выводы они сделали разные.
Ну как, читатель, дадим этим двоим отдохнуть? Пусть ангелы укроют их своими крыльями, пусть стихнет городской шум и затуманятся зоркие глаза недремлющих недругов. Не видно пока конца этому долгому дню, что перевернёт судьбы и сдвинет камни забвения с того, что казалось навсегда погребённым под спудом времени. Итак, это случилось в один из жарких дней весеннего месяца ниссана чуть менее двух тысяч лет тому назад.
Милосердие, жалость, добросердечие. Во все времена эти качества никто не подвергал сомнению — они самые лучшие, это добродетели. Не побоявшись окрика строгих правил старших женщин, молодая горожанка Вероника, едва накинув на голову по обычаю покрывной платок, выбегает на шум печальной уличной процессии. Не плюнула она под ноги осуждённому преступнику, как приличествовало бы порядочной иудейке, послушной власти Каифы. Не видящий перед собой ничего, шатаясь, Иисус поравнялся с нею. С горьким вздохом сдёрнула с себя Вероника дорогой платок, окунула его в холодную воду кувшина, что несла для кухонных нужд, подбежала к страстотерпцу и отёрла с глаз и лба его кровь и пот, смешанные с уличной пылью. Печаль и благодарность засветились в глазах Иисуса, шевельнулись в неслышных словах признательности разбитые губы, нежный успокаивающий свет проник в самое её сердце. Лицо Спасителя запечатлелось портретом на куске ткани, что из ценной шёлковой стала неоценимым сокровищем христианства. Так появился Спас Нерукотворный, то есть созданный не рукоделием людским, а силой божественной. Он и по сей день, уже хранимый в Соборе Святого Петра в католическом Риме, творит чудеса. Чуткую отзывчивую женщину церковь причислила к лику святых, а порог её дома — тоже пункт маршрута через Старый город Иерусалим к Голгофе. На месте события есть часовня, и в её стену вмурован кусок колонны, предположительно, сохранившаяся часть портика жилища Вероники.
Из всех прочих совпадений «вех», иллюстрирующих эпизоды Нового завета это, — наиболее очевидно на израильской улице и на современной Никольской улице в Москве. Оно же натолкнуло ещё студентку Елену Кочетову и поддержавшего её профессора-архивиста на мысль о наличии «программы» повторения маршрута Скорбного пути в Китай-городе. Будете прогуливаться по одной из самых многолюдных пешеходных зон в столице, обратите внимание. Заперты святые ворота Заиконоспасского монастыря, но лик Спасителя смотрит на нас с выходящей на улицу колокольни, да и колонны там есть. Целых две.
— Товарищ капитан, просыпайся!.. — ей показалось, или напарник тихо, как дуновение ветерка, поцеловал сморённую Лену в висок? — Знаешь, друг мой, ты мне не нравишься. Хрен знает, какое излучение даёт эта штуковина, но силы она из тебя точно вытягивает. Может быть, я подхвачу знамя?
— Не будем рисковать, — она тряхнула головой и быстро переплела свою французскую косичку, напоминавшую хвост какой-то туземной птицы, — мне кажется, у меня просто эмоциональный переизбыток случился. Нормальная реакция психики, так что не волнуйся! Полёт нормальный. Контролирую.
На силу увернувшись от обожания нищенки в длинном балахоне и кроссовках в подворотне прохода с Никольской, к ним спешил отец Ермоген. Даже не приближаясь, сделал знак рукой следовать за ним и припустил в обратном направлении к метрополии своего служения. Проще говоря, ко входу в монастырь, прячущемуся за вполне мирской дверцей в стене. Там, за ней, находилась крутая лестница на колокольню с площадками на четырёх этажах. Многократно во время своего вынужденного творческого простоя Лена ходила туда в гости на исторические чтения «Встречи на Никольской» с постоянным ведущим профессором Фроловым. Итальянские династии в Крыму, придание подмосковной Верее статуса исторического поселения, документальное наследие маршала Нея о русском походе, проблематика восстановления объектов нарышкинского барокко… Да мало ли? В комнату размером со школьный класс по настоянию «брата эконома» пускали всех, кто знал о священнодействии этих камерных занятий. Увлечённые историей своих предков коренные москвичи, отставные преподаватели и, частично, замкнувшаяся в себе обездоленная интеллигенция… Запылённые сединой, пожилые, с клюками и термосами ввиду особого медицинского режима питания. Чтения, чтения, выступления. Почётные грамоты, получение коих продлевало кому-то из них жизнь. Лене бы посидеть там дольше, послушать и запомнить. Но она убегала, как студентка с последней лекции, вовсе не из-за того, что очень хотелось успеть домой к программе «Время» или поймать за воротник вальс предновогодних снежинок. Там, в монастыре под гулким благовестом, среди поклонников старины, слишком сильно пахло старостью. Человеческой. Жадной. Ревнивой, больной, измученной. Поэтому живой энергичной женщине там было просто не место. Как голубке среди воронья, сказал великий Шекспир о Джульетте? Не до такой степени, но похоже.
Быстрым шагом, не останавливаясь, «брат эконом» вёл их к своему настоятелю, который, ввиду особых обстоятельств, счёл богоугодным лично сопроводить необычных гостей. Сомнение у него вызывало в первую голову допущение особы женского пола в братский корпус как нарушение устава.
— Самая древняя часть монастыря где, собор? — перебил его Михаил, — полагаю, если оттуда убрать временно посторонних, искушения не будет.
Будучи духовным лицом вполне адекватным, без отшельнического уклона, настоятель счёл предложение разумным и велел повесить на двери табличку «храм закрыт на уборку». Лена, наряженная братом привратником в три юбки, прикрывшие срам всей её джинсы, старалась вообще рта тут не открывать. Оставив позади лавочку с медами и пирожками, процессия вошла в помещение, ещё четверть века назад бывшее её, Лены, alma mater. Рамка, цилиндр, зажигалка на всякий случай. В опустевшем помещении хватало света от мерцавших у икон свечей. И снова она пошла по периметру, сужая круги, передав свои «скипетр и державу» мужчинам только один раз, когда потребовалось войти внутрь алтарной части. Впрочем, это было излишне. У древнего инженера, надо думать, были свои соображения на этот счёт. Путь к сакральному знанию не должен был прерваться из сословных условностей. Возле иконы Матроны Московской прибор в восьмой раз замигал и подарил очередную «эврика» иероглифического послания. Есть!..
— Миша, Миша… Это что ещё такое? Кажется, арабская вязь. Причём на фоне крылатого быка, — она всматривалась в чуть мерцающее зеленоватое изображение мужского профиля в высоком головном уборе, мелких кольцах завитой бороды, с крупными раздвоенными копытами. Чуть ниже светилась арабеска.
— Неужели есть что-то, чего ты не знаешь? — весело сказал разведчик, наводя прицел камеры, — кажется, похож на чёрта… Во копыта какие! Прости меня, Господи. В святом месте помянул.
— Перестань, а? Я знаю, что ничего не знаю. Про это хрен знает что. Арабская письменность появилась после хиджры в 622 году, ворота богини Иштар в Берлинском музее — несколько раньше.
— По-моему, подпись дублирует изображение как титр. А написано тут — Иран. Зуб даю… Честно, я знаю арабский. По работе.
Первый раз за всё время напарники ударили по рукам. Зачёт!
— Странницы мы, пришли на собачку говорящую посмотреть… — на пороге обители Всемилостивого Спаса на Никольском крестце, что за рядом иконным, показалась закутанное по самые глаза в куски разной ткани пугало, отвесившее поклон осанистому священнику с пудовым крестом на животе.
— Ну и шуточки у тебя! Во-о… Истинно говорю, мая четвёртого дня 1925 года земля налетит на небесную ось. Эти кошки! Мы их душили-душили, душили-душили… Тут какой-то жирный котяра мочится. Мяу!..
Труппа театральной компании Сергея Алдонина радостно подхватила гнусавый напев. Уникальное мальчишеское «мяу» Изнаура Орцуева имело мало общего с системой Станиславского. Но Меркуцио в его исполнении во время злой перепалки перед смертельной стычкой с Тибальдом был бы не так едко задирист в реплике про девять жизней кошачьего царя, не ввинти он эту звонкую деталь. Мяу!.. Кошка, что мирно направлялась к трапезной по скату монастырской крыши, испуганно остановилась и прыснула внутрь двора. А согбенная богомолка выпуталась, наконец-то, из своих покровов и вернула их брату привратнику. Режиссёр Сергей Алдонин поднял угловатую бровь и всерьёз задумался о постановке в своём театре «Собачьего сердца».
Дождавшись, пока его беспокойные слушатели закончат возню и отоварятся монастырскими пирожками на «казённые деньги», экскурсовод Дмитрий Уманский отпустил руку невесты, пролистал текст на планшете и продолжил прерванный рассказ.
— Обитель Всемилостивого Спаса за иконным рядом, иначе — на Песках — была основана в 1600 году Борисом Годуновым. Более ранние сведения не дошли, но историки считают, что монахи тут селились компактно ещё во времена Дмитрия Донского. Перепись 1626 года упоминает каменный собор, святые ворота и деревянную церковь, с 1664 года здесь жил-поживал, предсказал рождение звезды Петра Великого и был похоронен выдающийся философ, богослов, поэт и астролог Симеон Полоцкий. Монастырь, что мы сейчас посещаем, — один из самых знаменитых всего российского государства с его Славяно-греко-латинской академией, основанной в 1685 году учёными братьями из Эллады. Лихудами, чей памятник, подаренный Москве недавно Грецией, стоит в Богоявленском переулке…
Лена вздохнула, взяв под руку под жёлтым зонтиком своего доброго знакомца Николая Голубева. Рядом с романтиками так легко мечтать или вспоминать светлые моменты ушедшего беззаботного юного времени. Вот здесь же по этой лестнице под крышей она ходила на лекции профессора Басовской по истории средневековой Европы. А ещё первокурсницей глухой зимней порой досиживала семинары по истории КПСС у замечательного лектора, бывшего беспризорника Виктора Борисовича Киора. И буквально чувствовала чей-то свинцовый взгляд в спину из двухметровой сводчатой стены. Первый набор первого высшего учебного заведения средневековой России состоял всего из тридцати душ, постигали они пиитику, логику, диалектику… А мы диалектический, прости, Господи, материализм. Там преподавание велось на греческом и латыни. А нам в конце 80-х годов XX века пришлось разбираться в беспросветной идеологической бессмыслице. Но ведь выжили! Забывали, сдавая, учились приспосабливаться и играть.
— В XVII веке, когда понятно уже стало — духовный центр христианства в Иерусалиме не вернуть, — объяснял своей группе доктор наук, — в Москву потянулись просвещённые греки. Помимо прочих обязанностей у монахов монастыря была ещё и забота собирать по всему городу богопротивные «волшебные тетради» с записями всяческой обывательской чепухи типа гадания на воске и менее безобидные еретические сочинения…
А что изменилось с тех пор, как Иисус Христос попытался выгнать из храма торговцев? Мир велик и стар, но привычки его — замена счастью. И сейчас милая монастырская лавочка бойко торгует освещёнными веточкам вербы и качественным мёдом, а по лестнице с толстенными «бочками» колоннами крыльца сбегают студенты архивного факультета РГГУ, где Лену, её друзей и врагов, союзников и конкурентов приучили копаться в истории. Ну и что, что выходящие на улицу корпуса строил архитектор Зарудный в XVIII веке одновременно с Меншиковой башней? Ведь он знал, что делает, и что должен сказать деталями внешнего декора, повторяя облик прошлого.
Июбрь. Мелкий дождик снова заморосил, с энтузиазмом подтверждая прозвище, данное людьми первому летнему месяцу в ответ на неприятную погоду. Какая-то парочка гостей столицы с цепкими взглядами попыталась было приклеиться к процессии, но бдительность Тимура сработала как надо. Вежливого человека времён начала Великой Отечественной войны ему уже приходилось играть — в спектакле по пьесе Булата Окуджавы «Будь здоров, школяр». Всего десятка полтора метров — и вот она, седьмая остановка.
Пофантазируем, пока, закрытая со всех сторон спинами друзей и их зонтами, Лена следит за подвижностью медной «лозы»?
Ершалаим. 1984 года тому назад. Сделаем поправку — весенний месяц ниссан оказался жарче русского июбря с его тропическими ливнями, и тем, что в социальных сетях называли «грибным снегом».
Снова поворот, и снова ноги уже не держат Иисуса. Толпа теснит, здесь улица вливается с перекрёстка в суету и толкотню базарной Suk Khan ez Zeit. Это место в Иерусалиме отмечено остатком колонны, а рядом располагается францисканская часовня. Выходя из городских кварталов, Христос больно споткнулся о порог Судных врат, через которые осуждённых выводили на казнь. У этого последнего рубежа приговорённому в последний раз читали формулировку обвинения, после чего обжаловать уже никто ничего не мог, как и внести залоговую выкупную сумму. Современный путеводитель для приезжающих в Израиль поясняет, что «в результате раскопок археологи обнаружили плиты порога Судных врат, которые были перенесены под кров принадлежащего России Александровского подворья поблизости».
Что же мы видим в том месте, которое должно синхронизироваться с нашей московской топографией? Да прежде всего совпадение характера места. Как и в предыдущие разы, Христос споткнулся… на перекрёстке. Налево бежит Ветошный переулок… Вот уж, казалось бы. Неужели тут продавали старую поношенную одежду и всякую бывшую в употреблении домашнюю утварь? Это практически у стен самого Кремля, в соседстве с «богатыми» торговыми рядами, чей профиль товарообмена сохранился в топонимике — Хрустальный, Золотой, Рыбный переулки? Ничуть не бывало. Вероятно, более подходит трактовка слова «ветхий» в смысле старинный, древний. Как Ветхий завет. Ткань, продаваемая в этом торговом ряду, шла для укрепления грунта на иконах. В руководстве XVII века для изготовления священных ликов говорится: «прежде иконы выклеити деку да поволочи ветошью тонкою, да погладити каменем». Бойкое, торговое место, по нарастающей идёт вовлечение в путы законов золотого тельца.
Дмитрий Уманский ласково улыбается женщине, что держит его под руку, а над его планшетом пытается удержать тяжёлый тройной зонт. А жаль, что Валя так и не выбралась в театр на Большой Садовой, куда Ленка звала её не раз на спектакли и просто «подышать мистикой». Жаль, но объяснимо. Вузовская каторга похлеще многих: курочка по зёрнышку, лектор по часам, да с разными дисциплинами, да с зевающей студенческой аудиторией, что просыпается лишь для того, чтобы покрасоваться друг перед другом, задавая «старшему поколению» мудрёные каверзные вопросы не по существу. А ещё приходится мотаться от Октябрьской до Химок и обратно. И отчётность, и отчётность, и отчётность… Учебный план — как псалтырь. Хочется изменить что-то в лучшую сторону, сместить акценты и осовременить тематику. Нет! Программа включена в ГОСТ, а ректоры — порода толстокожая. Носороги, и те менее упрямы и консервативны. Первокурсники пишут челобитные, прося пригласить им с мастер-классами практиков, но чиновнику на троне ректора их «мы ждём перемен» хуже горькой редьки… А что станут говорить в МГУ, в министерстве, в надзоре, в печати, в академических кругах? И пусть курс преподавания давно одряхлел и протух, пусть будущих журналистов учат «избегать наводки на микрофон от лентопротяжного механизма», а будущие инженеры-светотехники в МЭИ обязаны сдавать произведения чертёжного искусства с его величества кульмана. Пусть всё остаётся как есть. И пусть молодые специалисты получают знания не благодаря, а вопреки парадигме высшей школы. Жаль, жаль, что у Вали, рабыни вузовской «зелёной лампы», так и не нашлось толики времени выбраться с подругой в её театр.
— Путеводитель «Москва и окрестности» 1896 года называл начало Никольской улицы, одной из главных улиц Китай-города, «Сити города Москвы, — рассказывал, между тем, спутник её жизни, свидетель её тревог, — здесь идёт «как бы постоянная ярмарка, громадные трактиры города с утра до 5 часов вечера полны посетителями. Здесь за стаканом чая весьма часто на слово делаются громадные дела и затеваются миллионные предприятия». Что же тут теперь? Да вот он, ГУМ. Верхние торговые ряды, построенные как дань «русской моде» на излёте века XIX, были такими всегда — сытыми, безразмерными, крикливыми, меховыми и узорчатыми, чеканными и пряными, кутерьмой востока и запада.
Горластая тётка с мегафоном, зазывая в автобус проехать по «самым достопримечательным местам», едва не заглушила его рассказ. Пришлось отойти чуть ближе к витринам ГУМа. Контролировать «периметр», чтобы к группе не присоединились те, кто хочет выглядеть как турист, стало легче.
— Посмотрите налево и вперёд. Мы с вами выходим к Казанскому собору иконы Божьей Матери. Видный с любой точки площади потому, что к нему ведут ступени, яркий и праздничный, с шатровой колокольней и одноглавым храмом под шлемом купола, он стоит ровно там, где в 1630 годах смыкалась Красная площадь с собственно Никольской улицей. То есть здесь «угадывались» ворота, буде они кому-нибудь могли понадобиться? Лобное место всё-таки находится в другой стороне, но вовсе неслучайно. Зачитываемые оттуда царские указы не должны были восприниматься как не подлежащее оспариванию осуждение на страдание и смерть. Как бы там ни было, веха есть. Это собор, куда после событий 1612 года была перенесена спасаемая мучеником Гермогеном икона Казанской божьей матери, обретённая им ещё в бытность до патриаршества…
«Иисус споткнулся, Иисус споткнулся. Где же? — соображала Лена. — Вольно разгуляться на смычке улицы и площади не получится ни у паломника, кому надо подняться по ступеням к козырьку над входом в церковь, ни обычному мирянину с фотокамерой или пакетом с покупками. Тяжёлые гранитные «ограничители» для автомобилей, чуть зазеваешься, могут одарить внушительной шишкой…»
Тут было о чём подумать. Как жаль, что её курсовая работа теперь — на веки вечные «для служебного пользования», причём не только из-за клейма сочинения на метафизическую тему. Ведь там было и то, до чего пропаганда официального вещания, руководимая преданными хирургами и кулинарами, самостоятельно додуматься не в состоянии. Например, факт малоизвестный, но дающий почву для философии. Плиты Судных врат, находящиеся на Святой земле в Иерусалиме, принадлежат России. Ни кому-то ещё, кто вопит на весь мир об исключительности нации. Святой Руси, что никогда не нападала первой, берегла мир до последнего и «бралась за топор с тяжким вздохом, зато с чистой совестью». Суд по Божьей справедливости? В нашей он воле, за нас Бог заступается, потому что мы войн не хотим. С чего начали на священной Никольской улице, тем и заканчиваем. А плиты те священные в Александровском подворье хранятся. Александровский же сад — вот он, за ближайшим поворотом от Кремлёвского проезда. И там почётный караул сменяется у вечного огня могилы неизвестного солдата. По ниточке, по намёку, по крошечной детали и впечатлению. Но всё сходится.
— Всё, сошлось, смотри… — прошептала Лена, покрутившись нижней ступеньке собора. Только что «туристку из святого Пловдива» в виде очень большого исключения настоятель храма в сопровождении отца Ермогена провёл по подвальному помещению с отреставрированными надгробиями. Там, у крошечной иконки святого Спиридона, алое кольцо бросило на её лицо зловещий кровавый блик и зажглось в центре круга новым символом, не менее тревожным. Менять в левой руке «лозу» на «мыльницу» она уже наловчилась без посторонней помощи. Михаил с ней не ходил потому, что настырная любознательность парочки «англичан» начинала его серьёзно беспокоить. Да когда же всему этому марафону конец? — Ну что, ушли?
— Ушли, как только я заговорил с ними о втором ребёнке герцогини Кентской, видать, не в теме. И на англичане вовсе. Хочешь избавиться от топтуна, не стреляй и не беги. От наружного наблюдения отделываются вежливо и без пыли. Хватай за полу и приставай с разговорами.
— Классно, я запомню. Есть новое изображение. На Красной площади точек осталось всего полторы. То есть пора царапаться в деревянные ворота.
Михаил понял, о чём она ведёт речь. И бегом через ворота Иверской часовни рванул к «провалу» музея археологии. Там была явка полковника.
Снова оставшись одна, Лена позволила себе психологический трюк «дайвинга». Ухожу в себя и закрываю все двери, веду диалог исключительно с собственной памятью и интуицией. Кстати, что нам дадут история, её опыт и священные тексты? Из кармана она извлекла ту самую шпаргалку, что они подготовили вместе с Ритой ещё полтора часа назад в автобусе. Рукописи не горят? Зато книги полыхали в кострах за милую душу. Во времена третьего рейха в костры летели Гёте и прочих ясновидцев. 10 мая 1933 года на берлинской площади Опернпляц состоялась кошмарная Action wider den undeutschen Geist, были сожжены десятки тысяч книг преследуемых авторов. Были ли в этом отношении национал-социалисты пионерами? Да ни в коем случае. В 221 году до нашей эры начал жечь «вредную информацию на бумажных носителях» китайский император Цинь Ши Хуан, а учёных он велел живыми закопать в землю. Католическая церковь жгла иудейский талмуд, а ещё раньше в 680 году шестой вселенский собор принял своё 63-е правило как «душеспасительную» норму. «Повести о мучениках, врагами истины лживо составленные, дабы обесславить Христовых мучеников и слышащих привести к неверию, повелеваем не обнародовать в церквях, но предавать оные огню. Приемлющих же оные или внимающие оным, как будто истинным, анафематствуем». Одновременно с тем, как Иоанн III обносил Москву поясом кремлёвских стен с ласточкиными хвостами, на родине его архитекторов в просвещённой Флоренции с 1494 года Савонарола собрал по притонам и окраинам лихих «пацанов», что врывались в знатные дома как «полиция нравов». Следили за исполнением десяти заповедей, отбирали духи и игральные кости, а светские книги и флейты затем летели в «костёр тщеславия». И бежало знание подальше от власти, которой не нужно.
Книги, знание, мысль, даже преподаватели, ставящие целью научить студентов думать… Во все века находились мускулы у власти, стремящиеся превратить народ лишь в мускулистое стадо. Почитающие опасной ересью всё то, что не вписывается в официальную пропаганду. 5 мая 1998 года по распоряжению уральского епископа Никона во дворе епархиального училища были сожжены книги известных православных богословов XX века. В обезумевшем Киеве жгли Ленина и русских поэтов серебряного века. В обманутой экономическими свободами России — учебники по политэкономии социализма. Того социализма, который сажал с конфискацией имущества экономных предпринимателей, засовывавших в колбасу туалетную бумагу, а мясо отправлявших на колхозные рынки. Мы нынче с инфляцией боремся, да? Но любой грамотный экономист докажет на пальцах: будь покупательная способность населения выше, тема не возникла бы вовсе. Как её не было в те времена, когда инженер получал сто двадцать рублей, а главный конструктор завода — около пятисот. Спросите, сколько платят в государственной газовой или нефтяной компании «в наш экономически свободный век» председателю совета директоров? Начальнику над офисным планктоном, что продаёт национальное достояние через трубопровод? И сколько получает без учёта налогов преподаватель главного вуза страны, что мечется как мать-синица за червячками и крошками по нескольким мизерным ставкам, лишь бы суметь прокормить детей… Разница — порядки. Да, таковы уж порядки… Так чем лучше нынешняя власть бухгалтеров того самого китайского императора, которого сверг, к слову, неграмотный плебс?
Народ рад хлебу, народу нравятся зрелища. Свита на улицах Москвы отлавливает «довольных» и сажает на скамеечку в пешеходной зоне, чтобы проходящий мимо градоначальник мог спросить об их настроении. С утра до ночи федеральные каналы мусолят один и тот же ланч из трёх блюд: Трамп, Украина, сирийское урегулирование. Propaganda — слово латинское. Понятие о некоем комплексе представлений, идей и воззрений, предназначенных для кормёжки масс. Но, как и любая еда, грубая однообразная пропаганда может надоесть, начать вызывать отрыжку. В начале девяностых мы выстраивались в километровые очереди за гамбургерами. В новинку, демократия, отрытое окно в неведомый и прекрасный западный мир! Однако изломанные судьбы тех лет быстро показали: на полисахаридах и чипсах легко заработать язву. Зато гречневая каша очень полезна! Наша, патриотичная, одобренная для государственных средств массовой информации идеологической диетой. Всё бы хорошо, только диетологи психологию не изучали, они вышли в люди по иному признаку. Учёных закопать живыми в землю. А когда народ начнёт тошнить от гречки с молоком на завтрак и с хлебом в обед, мы успеем уйти на наши государственные пенсии и воспользоваться «золотым парашютом».
Так как на счёт реанимации наших стареньких, ещё в клеточку тетрадок с лекциями по политической экономии? И не только, и не только. Вот, прямо сейчас бывшая студентка-отличница Елена Кочетова читает свою собственную шпаргалку, сделанную по старой рукописи о священном пути, сокращённую до конспекта размером в один тетрадный лист. Планшет с интернетом хакеры стратегического противника моментально отследят, ну а оборот квитанции за установку приборов учёта воды в квартире, исписанный жутким почерком, какой положен врачу-терапевту… Да никто не поймает!
Лена тряхнула головой. Хорошие мастер-классы проводили они с её подругой Валентиной. Будущие журналисты ловили каждое слово. Вопрос ведущего: кто и что должен нести массам? Ответ: кто — порядочный, много знающий профессионал, что — разнообразный, грамотно приготовленный набор информации и публицистических жанров, как — своевременно и в меру потребности. Жаль, учебную программу ректор так и не подписала. Ведь над ней есть образовательный надзор. И стоит ли лезть на рожон, если мэтрам нынешней пропаганды не нужна конкуренция. Может быть, создать свою школу журналистики? Мы с Валей обязательно это обсудим. Только чуть позже. Сначала надо выпутаться из авантюры, в которую голод заставил её ввязаться. Да не только голод, скажем уж честно. Репортёрский инстинкт. Лена тряхнула головой. Итак, что же там, за поворотом сюжетной линии?
Идём к восьмой остановке. Сначала — к первоисточнику. Евангелие от Луки 23.27–28. «И шло за Ним великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нём. Иисус же, обратившись к ним, сказал: дщери Иерусалимские! Не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и детях ваших, ибо приходят дни, в которые скажут: блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие! Тогда начнут говорить горам: падите на нас! И холмам: накройте нас! Ибо с зеленеющим деревом это сделают, то с сухим что будет?».
Мрачные трактовки теологов и апокалиптические версии современных любителей нагнетать ужасы оставим на их совести и их службе. Возьмём на вооружение только две вещи: Иерусалим, и правда, подвергся неисчислимым бедствиям уже через скорое время из-за постоянных конфликтов между саддукеями и фарисеями, вспыхивают и восстания против Рима, а в 70 году император Тит разрушает столицу Иудеи и Второй храм. Что же нашей традиции, здесь не стоит искать зловещий смысл в самом названии «Красная площадь», где восьмая точка находится чуть левее Исторического музея.
Золотой цилиндр — во внутренний карман куртки, рамка в правой руке едва колеблется, описывая дугу максимум в 30 градусов. Значит, медленно шаг за шагом идём вперёд к Никольской башне и слушаем рассказ гида.
— Граф Алексей Уваров в середине позапрошлого века был обласкан сразу двумя императорами последовательно, был красив и богат. Увлечения имел два — археологию и прелестницу невесту благороднейших кровей — Прасковью Сергеевну Щербатову, далёкую правнучку самого Рюрика. С её характера и внешности была списана героиня романа Льва Толстого «Анна Каренина» очаровательная и ранимая Китти Щербатова. В 1859 она становится графиней Уваровой, и вот уже молодые супруги, беседуя о заветном, гуляют по Красной площади, рассматривают издали собор Василия Блаженного. Вот, послушайте, как описывает весьма занятный эпизод автор мистических рассказов о Москве Елена Коровина. Цитирую. «И вдруг глыба взвивающегося вверх огромного дома заслонила весь вид, да и не дом это был вовсе, то ли замок, то ли дворец с двумя башнями наверху, львами и единорогами на крыше». Это увидел Алексей. А его юная жена с ужасом смотрела под ноги: «у подножия невесть откуда взявшегося здания алела кровь, и пятно всё разливалось…». Может быть, романтизма ради, эту историю супруги выдумали. Но факты остаются фактами: в 1883 году на том месте состоялось открытие Императорского исторического музея, «на крыше которого навсегда лёг российский снег, а на башнях поселились золотые львы и фантастические единороги». Символизм тут вот какой: в русской традиции львы всегда означали власть реальную, а единороги — мечту. Этот фантастический зверь, как полагали в древности, «подобен есть коню, страшен и непобедим, промеж ушию имать рог велик». Через несколько лет граф умер. А в 1917 Красная площадь стала кровавой — матрос и пролетарий «пускали в расход» бывших эксплуататоров. Прочтите табличку на фасаде — здесь состоялось первое боевое столкновение революционных солдат с юнкерами. Прошедшие войну матёрые головорезы избили мальчишек, что остались верны присяге. Кровь здесь лилась в прямом смысле этого слова, уничтожали целые семьи… Плачьте безутешно, бегите в иные земли, дочери Иерусалимские? Аристократы и бежали.
Лена внимательно осмотрелась по сторонам. В античном Иерусалиме и в средневековой Москве это место было людным торжищем. В Иудее место, где были произнесены слова в адрес женского населения города, который будет скоро разрушен, находится часовня святого Харлампия, а на стене — камень с латинским крестом и надписью «Nika». То есть победа? О, связь времён, тончайшие энергетические нити потаённого знания, заставляющие людей необъяснимо следовать неким силовым линиям, поступать так или иначе. На фотографии 1910 года, что демонстрирует экскурсии Дмитрий, видно — ещё до переноса к ГУМу и собору Василия Блаженного именно тут в 1818 году установили памятник «Гражданину Минину и князю Пожарскому благодарная Россия». Князь, что держится за меч, облачён в античные одежды. А купеческий староста показывает рукой на запад, туда, откуда шла напасть польской оккупации.
— Разумеется, имелось в виду не только управление землями, но и задача, что принял в качестве расплаты за помощь в захвате престола самозванец, и за противодействие чему был насмерть заморён голодом в Чудовом монастыре патриарх Гермоген 17 февраля 1612 года, — рассказывает гид — По «благословению» Римского папы посланцы Речи Посполитой должны были истребить на Руси веру православную, ортодоксальную византийскую, и привить латинскую, то есть католичество. «Что вы мне угрожаете? — так он отвечал на высокомерные приказы своим жадным до власти гонителям, незваным и беззаконным гостям родной земли. — Боюсь одного бога. Если все вы, литовские люди, пойдёте из Московского государства, я благословлю русское ополчение идти от Москвы, если же останетесь здесь, я благословлю всех стоять против вас и помереть за православную веру».
Лена снова ушла в свои размышления. Победа, победа… Памятник вождям освободительного восстания в 1612 году был перемещён. Однако симметрично тому же парадному входу в Исторический музей, отбрасывая блики торжества над недругами, возведён памятник Георгию Жукову. Маршалу Победы. Победа!.. Вот оно, совпадение с остановкой «для беседы с благочестивой женщиной» на Via dolorosa. Медная проволока в руках Лены завертелась с увеличивающейся скоростью, алым светом загорелся контур внутри линзы. И там же внутри выступили кровавые буквы, словно в знак подтверждения истины — несмотря на плач, стон и бедствия Россия победит. Всего несколько букв. Древнегреческий? Знание этого языка обязательно для просвещённого человека в XV веке. Не для бояр, власти, князей и богатых воров. Для учёных, для благородного сословия в изначальном смысле слова.
— Йоргос, — она осторожно тронула за локоть своего приятеля-артиста, слушавшего гида так, словно на утро сведения лекции на пленэр надо было бы сдавать на государственном экзамене, — подскажи, как переводится… Я боюсь ошибиться, мне нужно точно. Ev apxh hvo…
— Ин архи ино… Лоуос. В начале было слово, — шёпотом сказал грек.
— Евангелие от Иоанна ЕЕ Книга бытия, кажется, — добавил его брат.
Потом оба просвещённых грека отвернулись от подруги и стали как ни в чём не бывало слушать экскурсовода. Ведь им же было велено не обращать внимания на фокусы Ленки! А кто знает эту чудачку, что она изображает на этот раз. Наверняка какой-то новый телевизионный эксперимент. Но гид, по знаку инициатора всего этого похода, подвёл их к Никольской башне, развел в стороны руки и завёл финальный монолог.
— Валечка, дорогая! Дим, ты просто сам Аристотель в садах атлета Академа. Деньги вот… Позвоню тебе на счёт частной школы журналистики на будущей неделе, ладно? Есть кое-какие соображения. Полагаю, предметы ваши — антикризисный пиар, семиотика, медиа-планирование — то, что надо.
— Спасибо вам, ребята, очень выручили!.. — Лена поочерёдно прощалась с друзьями-артистами, кому-то подставляя щёку, кого-то хлопая по плечу, — с меня, как и обещано, поляна!
— Да перестань ты, в самом деле! Такое удовольствие нам доставила.
— Уговор дороже денег, Наташа! Тут котлета денег, контора платит.
— Да нам некогда, надо в театр возвращаться. Перекусим там в буфете.
— Тогда так, — вмешался мессир Алдонин, — в любой назначенный тобой день после спектакля организуем междусобойчик на авансцене. На всю твою котлету. Через пару недель едем на гастроли, а потом сообщи Наташе.
— Спасибо, родные мои! Спасибо… Пусть это будет «Ромео и Джульетта». В начале сентября, ладно? До свидания, удачных гастролей. А на прощание, можно? Изнаур, без твоего мяу мне плакать хочется.
— Шшш…Мья-у!
Настоящий джигит никогда не откажет, если просит женщина. С ветки кремлёвской липы с истерическим криком слетела пара галок. Встрепенулся одетый в штатское парень с военной выправкой, что прогуливался вдоль «туалетной» стены в Кремлёвском проезде.
У каждого момента жизни своя правда. Поступая так или иначе, мы делаем выбор, помещённые в предлагаемые судьбой обстоятельства. Думая в этот момент, что поступаем наилучшим образом. Порой даже — единственно возможным. Так даже сломанные часы дважды в сутки показывают точное время. После мы поймём, что ошиблись. Но часы жизни уже уйдут вперёд. Нет человека, что стремился бы сознательно сделать хуже всем и себе. Кайфа заботился о сохранении существующего порядка, и ради спокойствия своего народа выбрал наименьший из вызовов стабильности — попросил помиловать Варавву. Одним из главных лозунгов самого кровавого режима в истории был всё тот же ordnung. Ради процветания одной нации. Даже законченные преступники не объяснят свой поступок чистым злом. А между тем, лучше Шекспира не скажешь — благими намерениями выстлан путь в ад. Меркуцио, произнося эти слова, уже был смертельно ранен из-под руки Ромео. А всего за несколько реплик до того на сцене яростным издевательским вызовом звучит «мяу» Изнаура Орцуева… Соблазнительного, застенчивого, милого. Опасного, как чеченский кинжал. Комедианты, трагики. Печальные, громкие, дурашливые, нежные. Искренние, поскольку притворяться — ваше ремесло. Отзывчивые, чуткие, умеющие забинтовать шуткой язвы душевной боли. Стойкие оловянные солдатики сцены. Верные, легкомысленные. Добрые. Как и все, кто сам многое испытал. Кто плачет под маской и смеётся, сняв её.
Знаете ли вы театр так, как люблю его я?.. До свидания, родные.
Быстрым шагом к напарнице приблизился Михаил, сопровождаемый одним лишь полковником Дубровиным. Тот нацепил на себя широкополую ковбойскую шляпу, и чуть ли не с марша поцеловал Лену в щёку, шепнул:
— Быстро поменяй в фотокамере карту памяти на другую. И не снимай больше ничего, поняла? — ей в ладонь упала пластинка накопителя на тридцать два гигабайта.
— Лен, а почему в начале сентября? — неожиданно спросил напарник.
Его взгляд, кажется, готов был обшарить ей карманы. Ага, сейчас!
Всё, всё… Все уже изрядно утомлены этим историческим марафоном. Ещё немного, и золотой ключик у нас в кармане. Кто это сказал? Буратино или его конкуренты? Даже не думайте, случайная мысль постучала в голову, никого не застала и ушла. В Иерусалиме дорога петляет в плотной застройке. Здесь, стало быть, где-то и надо искать место, где измученный Иисус снова оступился. Помните, мы уже сделали вывод, условные места падений искать надо где-то на пересечении переулков? По Никольской улице мы подошли вплотную к Никольской башне Кремля. В средние века Красная площадь была, фактически, торговой улицей, так что обе две пешие «артерии» пересекались и смешивались людской суетой. Сейчас же направо уходит Кремлёвский проезд в сторону Александровского сада и усмирённой речки Неглинки. В израильском варианте место третьего падения Христа обозначено колонной у входа в эфиопский монастырь, отсюда осуждённый на распятие увидел Голгофу. А что увидим мы? Смотрите внимательно. Никольская башня Кремля. Стройная, как свечка. Со Святителем Николаем над вратами, в одной руке — поднятый меч, в другой — храм. Город, им охраняемый. Голгофа, Храм Гроба Господня, уже за этими воротами. Это Кремль, это Боровицкий холм. И колонна изображена на башне. Сразу две колонны коринфского ордера. Почему две? Да потому, что престольный град Москва — это священный Иерусалим номер два. Дубликат. Улучшенная копия, созданная потом, что иначе невозможно спасти Рим и мир. Итак, дальше начинается самое главное. За крепостной стеной — самая охраняемая святыня, и надвратная икона нам прямо об этом сообщает.
Невиданное, неслыханное событие. В тяжёлых дубовых воротах башни открылась небольшая калитка, куда даже Лене пришлось проходить, склонив голову. Рослые сопровождающие сложились чуть ли не пополам. Дубровин придержал рукой шляпу. Створка захлопнулась за ними с гулким стоном. В свете фонарика Лена снова пошла по привычному ястребиному маршруту, сужая охотничьи круги. Примерно на десять часов рамка вспомнила, что ей надо иногда становиться пропеллером. Девятая точка. Алый круг. И слово на латыни — victoribus. Но почему это всё надо держать в голове, почему? Что случилось, Саша, хоть знак какой подай.
Полковник, разведчик-нелегал словно прочёл её мысли. Подмигнул, дескать, всё под контролем. Изображения искусник из МВТУ восстановит, а сейчас важно просто дойти до конца лабиринта.
— Товарищи, без сопровождения нельзя. Пять минут, — сказал им офицер ФСО. — сейчас заканчивается развод конного караула.
— Покурить и оправиться, — командир повернулся к своей группе. — Лен?
— Чего? Прошу прощения… Я, товарищ командир.
— Ой, да я вас умоляю. Расскажи нам пока, что это всё значит. Вообще, сами символы… — он приложил палец ко рту, — типа продолжение экскурсии.
— Да, ты же всё пропустил? Тогда слушай. Постараюсь коротко, суть. Via Dolorosa, буквально — путь Скорби — улица в старом городе Иерусалима, по которой, согласно разработанной в XIII веке монахами-францисканцами концепции, пролегал путь Иисуса Христа от места ареста в Гефсиманском саду до места распятия, находящегося сейчас на территории Храма Гроба Господня. Непосредственно на ней находятся девять из четырнадцати канонизированных остановок Крестного пути. Где что-то происходило, процессия останавливалась, эти эпизоды зафиксированы в евангелиях. В Иерусалиме на этих «точках» поставлены часовни и церкви. Последние пять остановок — на территории Храма, то есть горы Голгофы. Пройти по этому маршруту в Израиле мечтают миллионы христиан. Великий московский князь Иоанн III по совету своей супруги Софии Палеолог при помощи монахов из греческого монастыря, ради духовного укрепления авторитета своего престола и привлечения религиозного туризма этот маршрут решил воспроизвести тут, на Никольской и далее внутри стен Кремля.
— Вопросы можно? Это только наше изобретение или ещё попытки повторить были? Смысл вообще есть, кроме торговли иконами и свечками?
— Конечно. Суть и духовная сторона традиции — дать возможность верующему человеку почувствовать и хотя бы в воображении пережить то, что выпало на долю Иисуса Христа. Попытки для привлечения денег паломников организовать «скорбный путь» местными силами известны в европейской традиции. В Португалии в городке Guimaraes в ниши на узких улочках помещены соответствующие скульптурные инсталляции, а для пущего эффекта суеверного ужаса в аттракционе свет в них включается непредсказуемо. Это вызывает у наивных туристов чуть ли не мистический восторг. Но не об этом речь. Даже в нашем католическом соборе на Большой Лубянке есть 14 таких «миниатюр».
— Как говорил нам отец Ермоген, в смысле метафизическом Иисуса как бы приглашали в Святую Русь, заменившую собой поруганные святыни Ближнего Востока. Отправиться в Иерусалим решиться могли немногие из правящего класса, да и опасно это было. Для простого же люда дойти до Никольских ворот по Владимирской дороге было проще и дешевле.
— Господа офицеры, нам ещё крупно повезло, что хоть какие-то вехи на поверхности земли найти можно. Ещё до большевиков, в XVIII веке силами историческое достоинство России пытались истребить силой академических немцев. Их «командировка» на восток была под эгидой католических и лютеранских попов — православие надо загнать в лапотные сени. Дескать, или езжайте в европейские «священные центры», в Рим и Сантьяго-де-Кампостелла, или сидите дома.
— Здравствуйте! Будем вас сопровождать. — к троим гостям подошли ещё двое сотрудников в штатском — рыжий и блондин. — К сожалению, на объектах нельзя громко разговаривать. Поэтому максимально пояснения лучше дать… Пока идём к Соборной площади.
Лена с усилием сглотнула, приводя связки в рабочее состояние, и стала вещать уже тем самым чуть высокомерным тоном популярного гида, что не далее как полчаса назад по-актёрски «срисовала» у Дмитрия У майского:
— От башни с реставрированным Николаем Чудотворцем проведите мысленную черту вдоль стены арсенала, она приведёт вас на Соборную площадь Кремля. Архангельский собор, Успенский… Вот он, задуманный Иваном Великим Храм Гроба Господня уже не на Голгофе, а на Боровицком холме Москвы. На том самом месте, что задолго до прихода христианства считался не только стратегически выгодным оборонительным оплотом, но и местом силы. Где-то тут мы и найдём последние «вехи» пяти остановок скорбного пути и места воскрешения Иисуса Христа, куда он непременно, как верили наши предки, захочет наведаться. Кое-что намечено самими кремлёвскими соборами и топонимикой.
— И она ещё жаловалась, что без работы сидит, — пробурчал Михаил, — да тебе только начать, от желающих отбоя не будет!
— Знаю-знаю… Каково это отвечать на заумные речи интеллектуала из Задрищенска, искать туалет для тётки из колхоза Красный лапоть и драться локтями за клиентуру, если сутенёром моим какая-нибудь не фирма станет. Так вам рассказывать, или нет?
— Пять точек, говоришь, осталось? Ты нам перечисли их там и тут, в смысле в Иерусалиме и в Москве, объясни кратко, что и почему. А на точках уже просто будем фиксировать оптику. Если я правильно понял мадам Зою, изъятие её приданого возможно лишь в ночь полнолуния. Хрен знает, с чем эта метафизика физически связана, но нарушать порядок не стоит.
— Ordnung uber alles! Ordnung und arbeiten…Ordnung muss sein, — проворчала экскурсовод, — у вас есть распечатка моей курсовой работы. Если вслух прикажете, javol mein General. Проведём мысленно черту от башни по этой асфальтовой дорожке вдоль Арсенала. Десятая остановка — снятие одежд. На входе в Храм Гроба Господня находится часовня Разоблачения предел Деления Риз, где с Иисуса сорвали одежду перед распятием. Ещё в советское время был детективный сериал, основанный на реальных делах, об ограблении Патриаршей ризницы Московского Кремля, помните?
— А здесь — церковь Ризоположения, — уточнил рыжий из комендатуры, — заходим? Не беспокойтесь, тут не требуется разрешения РПЦ. Всё под нами.
— Зайдём, конечно. Во все пять подряд. Но сначала — теория.
— Одиннадцатая остановка израильской Via dolorosa — прибивание к кресту. Храме Гроба Господня это место обозначает алтарь с изображением распятия. В Москве, как я предполагаю, это Успенский собор. Построили его по настоянию Софии Палеолог первым из всех. Это — главный храм русского государства, где веками проходили венчания на царство и коронации всех российских государей. Смысл такой: если в римско-католической традиции заместителем Иисуса на земле является папа римский, в России первой после своего сына считалась осиротевшая Богородица. У неё даже имение своё есть — Дивеево в Нижегородской области. А как была она «забрана» в теле на небо прямо из гроба, ответственность, стало быть, на русском помазаннике и на патриархе. Эти оба «берут на себя крест» блюсти державу и мирЪ.
Взяв у сопровождающих схему Кремля, какая и возле билетных касс имеется, двое разведчиков под журчание речи своей «направляющей» что-то начали вычерчивать фломастером. Замысел их был понятен: загогулина от Охотного ряда и перескакивания с одной стороны Никольской улицы — на противоположную тоже могли иметь значение. Геометрия, история, физика.
— Двенадцатой остановкой считается смерть на Кресте. В Иерусалиме место, где заточенное бревно креста воткнули в сухую землю горы, отмечено серебряным диском под алтарём. Там же можно прикоснуться к вершине Голгофы. В кремлёвских подземельях, полагаю, специальное место для таких манипуляций, было сохранено даже в суровые времена воинствующего атеизма. Ведь Сталин учился в семинарии и к таким вещам относился бережно. Место, где особо можно было к священному месту прикоснуться, не было общедоступно. Благовещенский собор — «семейная» церковь русских государей с древнейшими фресками и высоким русским иконостасом.
— Принято. Давай дальше…
— Да, есть там такая серебристая штуковина. На поднос похожа, — тихо подсказал блондин, задумчиво потирая подбородок. — Интересно-то как!
— Тринадцатая остановка. Снятие с креста… Тут уж, позвольте, вслух прочитаю, не могу же я всё помнить наизусть! В Иерусалимском Храме место, где лежало тело Иисуса, обозначено алтарём по римской модели. За исключением отрекшегося от «священного долга» управления государством полу-датчанина полу-немца Николая II, все российские самодержцы правили пожизненно. Поэтому слагали с себя обязанности «блюсти державу» только в гробу. Архангельский собор является местом погребения всех великих московских князей, есть здесь и саркофаг Софии Фоминичны.
Лена вынуждена докладывать практически телеграфно. Тем же, кому её исследование покажется любопытным, не лишними будут ещё несколько деталей. Чем мы не злоупотребляли на предыдущих этапах исследования. В Храме Гроба Господня возле алтаря за бронированным стеклом находится бесценная статуя Скорбящей Девы из старинного дерева. Чуть ли не до самых её скрещенных рук доходит слой… сверкающих украшений и золота, пожертвованных паломниками. Впрочем, для нас такая манера не экзотична: в любом популярном храме блестящих бусинок, цепочек, колец обручальных и цепочек венчальных великое множество. Образ Богоматери снабжён надписью «Stabat mater dolorosa», то есть «тут стояла скорбящая мать». Как мы помним из Евангелий, тело казнённого Иисуса перед его захоронением было омыто и натёрто благовониями перед захоронением. Это сделали Иосиф, «человек добрый и правдивый из Аримафеи, ожидавший Царствия Небесного» (евангелие от Луки 23–50) и Никодим на камне миропомазания, также можно прочитать в евангелиях. Обо всех печальных манипуляциях подробно рассказывают священники во время служб на Страстной неделе, можно прочитать и в Новом завете.
— Лен, не отвлекайся! Последняя осталась, четырнадцатая?
— Есть, не отвлекаться, товарищ полковник. Это место видели все после обеда по телевизору по субботам на Страстной неделе. Положение во гроб. Кувуклия. Евангелие от Луки: Иосиф «пришёл к Пилату и просил тела Иисусова. И, сняв его, обвил плащаницею и положил его в гробе, высеченном в скале, где ещё никто не был положен». Римские легионеры закатили вход в эту пещеру огромным камнем. Через двое суток жены-мироносицы «нашли камень отваленным от гроба». Посмотрите внимательно на Царь-колокол!
— Точно! Вот бы не догадался, правда, похоже. Что оставили нарочно?
— Полагаю, что — да, хотя сделано это было значительно позже. В 1737 году во время пожара от него отвалился кусок весом в 11,5 тонн. Приставили треугольный неподъёмный фрагмент, прислонив его к Царю. Вышло прямо инсталляция-вывеска с намёком. Пещера, отваленный камень. Колокольня Ивана Великого, заложенная в 1505 году после кончины Ивана III, по очертаниям напоминает кувуклию, где в Храме гроба господня рождается благодатный огонь. А церковь под ней освящена во имя святого Иоанна Лествичника, византийского теолога и философа, автора дидактического трактата «Лестница, ведущая к небесам». Колокольня высотой в 81 метр — «маяк», на её верхнем крестце написано «Царь славы». Всё! Думаю, можно предположить, что сведения о реликвии под церковью последний Рюрикович царь Шуйский мог намеренно засекретить, чтобы не передавать следующей династии.
— Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Матвей, нагорная проповедь, — осенив себя крестом, рассказчица умокла и вступила в пространство первой из церквей, держа в руках уже тёплую её теплом ручку крутящейся рамки.
И повторилось всё. Оживший цилиндр, изображение в алом круге. А в измученном сознании миражом, почти воспоминанием плыла фантазия — «двое мужей в одеждах блистающих», плачущая Мария Магдалина. И Тот, кого она первоначально приняла за садовника.
— Царь-колокол… Двести тонн, — Михаил тем временем нашёл мужскую тему, — сработан русскими мастерами братьями Моториными. Вот ведь. А можно, наверное, даже при Екатерине второй, или при ком там? Приставить, приварить как-то. Даже с их технологиями. Ну, не смог бы звонить. Но жил бы по выслуге, комиссованный по ранению.