— Слушай, тебе в любви не повезёт, прости, дорогой… — пышущий как печка оптимизмом джигит Муха вовремя отдёрнул руку, чтобы по привычке не похлопать по плечу нового приятеля. — И её куртку выиграл у меня! Эй, давай ты девушку на моей машине повезёшь в Москву завтра? Коньяк мой Лёша запретил тебе пить, а я хороший привёз. С собой возьмёшь.
— Спасибо, Муха, — здоровой правой Михаил ударил по его ладони. — но нам рисковать нельзя, Ленинградское шоссе встанет, мы опоздаем. Шлем ты у меня уже выиграл, поставил бы и второй… Но он с дыркой.
— Кто такой дырке расстроится, скажи? Боевой шлем, дороже продам, — рассмеялся дагестанец. — давай на кон. Тебе совсем нельзя выпить?
— Совсем! — грозный, как туча, Попович уже навис над игроками. — Им вставать в три ночи, людям надо поспать хотя бы несколько часов. Михаил, ты срочную где служил? Помню, пошли мы один раз в боевое охранение…
Мужские разговоры об армейской службе одинаковы во всех частях великой и необъятной матушки-России. Если верно то, что человеческая память склеивается из эмоций, от подъёма до отбоя их складывается столько, что никакой корпоративной этике и солидарности не сравниться с дружбой, превращающей недорослей в молодых мужчин, спаянных одной задачей. Им самим нужны эти два года, чтобы начать иначе видеть мир и ценить жизнь, научиться завоёвывать и выносить, любить и огорчаться. Чтобы повзрослеть.
— Хороший парень. Ты смотри, это… Ну, сама понимаешь. — пешком от Баррикадной улицы до железнодорожного вокзала Твери — всего километр. Сажая гостей в поезд на рассвете, ровно в четыре утра в субботу, Алексей был готов бросить всё и поехать с ними боевым охранением. Бывалые, умные и ловкие, новый друг Миша и одноклассница Ленка, разумеется, справятся со всеми трудностями и умоют физиономии стратегическому противнику. Но у них силы, очевидно, не беспредельны. Что за сверхзадача ждёт их впереди? Пограничник не из недоверия, просто автоматически глянул удостоверения, вынутые из внутренних карманов разодранных кожаных курток. Офицеры. Он и она. А по телевизору передают какой-то сюрреализм про начавшиеся погромы в ректоратах высшей школы, про призывы блокировать Старую площадь с требованиями огласить византийское завещание. Пограничнику было ясно, что они ему вряд ли что-то внятное расскажут. Из вежливости намекнут, да и уведут в сторону. Значит, надо просто делать то, о чём просят. Сердце не на месте отпускать их… Но придётся. Михаил ранен, заметно осунулся, но во время утренней перевязки воспаления раны заметно не было. Всё-таки молодец Ленка, что сделала эту кашу из чёрной брюквы со свеклой, на свежем шве несколько минут подержала кусок сырого мяса, какой потом сама же и зажарила. Такие фокусы на грани ведовства в ординатурах XXI века не проходят. Вообще, она удивительная. Женщин этой породы возраст не меняет. Когда их ровесницы истязают себя диетами и пластикой, этим всё нипочём, застревают в тридцатилетием цветении жасмина. Жаль, наступает момент, когда невзгоды и переживания сжигают их, как свечи. Красивая была бы пара с этим спецназовцем. Всё-таки интересно, кого они перебили на автозаправке? Пятна от пороха у Ленки на пальцах он заметил сразу. Хоть бы перчатки надевала, миссис Смит. Ленку, донельзя вымотанную, удалось разбудить только после того, как он проорал ей на ухо: «Фаворская, на сцену!». Моментально сложившись пополам, как на пружине, бедняжка ещё минуту тёрла глаза, да и за чашкой кофе у неё ещё было лицо крепко спящего человека. Обещала вернуться погостить. Как получится.
— Ну, давай… Мотоцикл свой заберёшь, когда сможешь. — десантник и пограничник обменялись крепким рукопожатием, обнялись. — Береги её…
— Спасибо тебе за всё, Алексей. Не сомневайся. Её — сберегу.
Проходя мимо ограды древнего монастыря, они чуть притормозили, не в силах отвести взгляд от игры розовых рассветных лучей на кресте собора Воскресения. Лена запустила руку в карман джинсов, вынула завёрнутую в носовой платок пулю со скрюченным о кость кончиком, сунула её под нос своему напарнику, а потом с размаху зашвырнула на освещённую рассветом землю. Может быть, какая-нибудь монахиня и подберёт, пересаживая пионы. Объяснений о загадочном ритуале Михаил от ведуньи не дождался.
Огромный серый медведь с седой мордой встал на задние лапы во всё небо. Грозовая туча на востоке Тверской области проливалась дождём. Двое пассажиров в новеньких куртках из тонкой турецкой кожи расположились в полупустом вагоне. Мужчина сел к окну и моментально уснул. Руку нянчила чёрная перевязь. Платиновая блондинка в бейсболке с надписью «FBR», что всего лишь обозначало «Футбольный клуб Барселона» опустила голову ему на плечо и закрыла глаза. Ей было о чём подумать в течение почти трёх часов пути от главной соперницы средневековой Москвы до её же Ленинградского вокзала. Монотонно успокаивающе стучат колёса. В её рюкзаке — сухой паек, вручённый тверским купцом Поповичем, перевязочные материалы, таблетки. Стук колёс успокаивает, ритм отсчитывает биение сердца. Россия-матушка, вот она где, не в гранитных пешеходных зонах мегаполисов, не напоказ. Она собирает вишню и чинит качели во дворе, гладит по голове захворавшее дитя и выгребает солому из коровника. Низенькие домики с тремя окошками по стене, обращённой к улице. Троица у лица. Чёткий почерк ёлок, пенные валы в голубом небе стекаются, сливаются в объятиях, обещая полив огородам.
Да-да, вот оно… Почерк. Появление Гришки, её старого товарища по журналистским командировкам, представило программу поиска открывалки, как назвал ключ Мишка, совершенно в ином свете. Как если бы в кукольном театре сдёрнули кулису, закрывающую артистов-людей. Или драматическую сцену залил бы кровавый свет софита, превращая её в нечто инфернальное.
«Ты всегда отличишь мой репортаж», — вспомнила она его фразу на прощание. Запоминается последнее, так нас учил ещё Штирлиц.
МОЛΩN ЛАВЕ. Приди и возьми. Лена вспомнила свою первую автобусную туристическую поездку по Элладе. На обратном пути из Аттики, ближе к середине маршрута Афины-Салоники была сделана краткая остановка. Гид-болгарин, нещадно путая падежи, рассказывал о трёхстах спартанцах, занявших узкое ущелье и павших смертью храбрых ввиду превосходящих сил противника. Историку Лене было понятно, что сравнение их подвига с героизмом, скажем, русских штрафных батальонов, тем более со стойкостью полностью вырубленного Большого полка на Куликовом поле, как минимум, некорректно. В России, что по подсчётам историка Ключевского, за 124 года формирования своего геополитического ядра выдержала более 160 внешних агрессий, отчаянное сопротивление было естественным. В отличие от западноевропейских игр, где война была забавой благородного сословия, на Русь шёл людоедский восток. Тот, что жил по законам степи, вырезая всех от мала до велика, дабы не оставить мстителя. Отсюда и ханы поверх горы черепов, и горечь строк летописи: «и множество мёртвых лежаша, и град позжён». Европе весь этот ад и не снился. Факт, что Фридрих Барбаросса разрушил Майнц значит лишь то, что он снёс стены города и отменил прежние вольности жителей. Так что Куликово поле? Князь Дмитрий сошёл с коня и отдал своё знамя простому ратнику, чтобы лапотное ополчение с рогатинами, монахи-воины Пересвет и Ослябя видели: живой или мёртвый, князь рядом и бьётся с татарской конницей. Так что разъезд Дубосеково? Истребители танков знали, что позади Москва. И что немец не пощадит никого. Это у нас в крови.
А что же Фермопилы? Триста спартанцев умели драться, это была их судьба и выбор, они были профессионалами. Гордый ответ царя Леонида Ксерксу ещё несколько столетий обеспечивал спартанцам трудоустройство в качестве лучших воинов Европы. Личной охраной они служили фараонам Египта вплоть до завоевания востока Александром Македонским. И всё же… Мы почему-то сравниваем подвиг трёхсот древнегреческих спецназовцев с защитниками русской земли, каждый из которых — бывший… Из той, мирной жизни бывший студент, хирург, слесарь, пахарь, журналистка, артист. Не с пелёнок готовившие себя в танкисты, лётчики, разведчики. Без ежедневных тренировок рукопашного и ножевого боя. От сохи и станка, от кульмана и кухонной плиты. Сразу. В бой. Насмерть. А иначе никак. Есть Родина. И есть такая судьба — быть русским. МОЛΩN ЛАВЕ? Приди и возьми? В России говорят иначе. Ещё со времён Александра Невского. Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет. На том стоит и будет стоять русская земля.
— Ты чего, Лен? — спецназовец разлепил красные от усталости веки, его напарница дёрнулась, словно внутри сработала какая-то пружина. — Бука приснился, которого ты на заправке завалила? Ты о чём там хихикаешь?
— Зелёною весной, под старою сосной… Якина надо на кол посадить. Как поймают. Это — первое дело.
— Чего? Какого ещё Якина… Не помню.
— Иван Васильевич меняет профессию. Мы сегодня в Ростов великий поедем. А Якин боярыню обидел, чемоданы перепутал. Там Гайдай снимал комедию по Булгакову, в ростовском кремле. Но я имела ввиду жену Лёшки.
— Не надо на кол. Сучка не захочет… Знаешь, есть такие бабы. Бросила твоего одноклассника, считай, ему повезло. Пусть другие мучаются. Лучше ты глазки закрой и подумай о чём-нибудь приятном. О завтраке, например.
— Ты, Миша, тоже поспи пока, — ответила она. — Просто мысль пришла в голову неожиданная. Спи, поговорим перед Москвой, пока тихо, народа нет.
Закрыв глаза, бывшая журналистка вспомнила, как много лет назад за пару дней до отъезда сообщила своему боевому товарищу, корреспонденту НТВ, о планах на отпуск. Военкор Гришка вздохнул, мечтательно улыбнулся и велел ей передать привет царю Леониду. И вот она уже фотографируется на фоне длинного белого барельефа, изображающего лютую схватку с тучами персидских шершней, с которыми доблестно рубятся мускулистые атлеты. А над этой иконографией стоит обнажённый бронзовый красавец с поднятым копьём, в гривастом эллинском шлеме и со щитом с буквой «лямбда». Роняя сладкие слюни, все дамы из автобуса рассматривали особые детали античной мужской мощи, снимая статую со всех ракурсов. А Лена в это время просто позвонила в Москву с мобильного и… передала Гришке привет от царя. Как такое можно было забыть? МОЛΩN ЛАВЕ, девочки. Приди и возьми. Это вы ему сказали, спартанскому богатырю? Ведь придёт ночью, как командор. И про то, что получится из «возьми», страшно даже подумать. Автобус уехал.
Приятное воспоминание вызвало улыбку на её губах. Волшебно! Часть пути, пройденная поисковой группой по Никольской улице, фактически для кого-то напоказ играла в индейцев. Артистическая массовка. Кстати, она там тоже была. Аппарат, собранный уж точно не Леонардо да Винчи, показал до ворот в Кремль реверанс в пользу родившейся в спартанском полисе Мистре византийской принцессе. Было это или нет в подлинной духовной грамоте, уже не так важно. Учитель истории и кинодраматург, Гришка и дядя Гоща сочинили всё так, что у изголодавшейся и одичавшей в одиночестве Лены не возникло сомнений в подлинности происходящего. Впрочем, её простодушие можно отнести к состоянию аффекта. Однако надо помнить главное — слова честного Мишки, что сейчас устало спит, откинув затылок на подголовник. Подлинное в этой схеме — ключ и само сакральное сокровище Кремля. Оно, скорее всего, уже обнаружено. Только не заводится. Без открывалки — никак.
А вот вторая часть никак не поддаётся расшифровке. Пять последних символов. Девять пальцев. Камень, могильный крест Петра, римские ключи, четырёхугольная крепость с колоколом и надписью Иоанн. Луна, единорог. Эти элементы есть в тексте официальной духовной грамоты княгини. В той, что была обнаружена и прочитана специалистами при раскопках в Кремле. София, как и прочие жёны и дочери властителей московских, обрела покой в Воскресенском монастыре. Лишь позднее саркофаг с её прахом перенесли в Архангельский собор Кремля. Всё!.. Не отвлекаться.
Закрыв глаза, Лена увидела перед собой гамак в цветущем яблоневом саду, мягкую бархатную подушку, что подсовывала ей под голову бабушка. Лет до четырнадцати девочка жестоко страдала от весеннего поллиноза, до отёка слизистой не выносила свадебный переполох майских берёз. Отпаивая её квасом, единственным средством, снижавшим неадекватную реакцию иммунной системы, близкие давали ей возможность гулять по ночам, когда пыльца не летела, и отсыпаться днём, не снимая медицинской марли с лица.
— Спи, моя хорошая… — голос бабушки певуч, но слова она произносит чётко, приучая ребёнка к хорошей дикции, — расскажу тебе одну историю. В стародавние времена прабабушка твоей прабабушки была совсем маленькой девочкой. И её прабабушка рассказала ей о царевне с далёкого юга, которую звали Зоя. Была у царевны Зои заветная вещица. И вот полюбил её русский князь Иван. Они никогда не встречались. Но один человек привёз князю в Москву портрет Зои, и тот сразу влюбился по уши. Князь был красив, умён и очень смел. Зоя тоже полюбила его. Вот бы им пожениться. Однако враги, узнав о будущей свадьбе, не захотели, чтобы волшебная вещь, что защищала всю землю от огненных стрел, уехала из Рима. Долго злились враги, мешали Зое. Но она поменяла свою волшебную вещицу на такую же, самую простую. Правильная была из белого золота, а Зоя положила на её место серебро. Ну а как поженились они с князем, родились у них двенадцать детей. Враги Зои стали ей грозить, что заколдуют их, но она не испугалась. Враги князя Ивана стали нападать на Русь, но он прогнал их всех. Но вот стала Зоя совсем уже старенькой. И пора ей отправляться на небеса. А волшебную вещь нельзя отдавать в мужские руки больше, чем от цветения яблонь до сбора урожая, таков зарок. Тогда Зоя позвала к себе младшую дочь и продиктовала ей письмо к князю. Чтобы он письмо прочёл и ничего не забыл. И были в том письме такие слова. Как закроются очи мои, прости и благослови меня, муж и государь мой. Ключ помести в храм древний, избранный местом долгой молитвы нашей. И лунный свет пусть хранит полуденный путь туда. Моли там Господа о душе моей на спас второй. Ушла княгиня Зоя на небеса, муж её Иван всё в точности исполнил. Много воды с той поры утекло. Однако же и по сей день вещь волшебная хранит Русь матушку. А как берёт её в руки правнучка княгини Зои, все беды отступают от земли нашей». Малютка Лена спокойно засыпает, и сыплются на красную подушку лепестки цветущей яблони. С белоснежного облака в голубом небе смотрит на свою далёкую правнучку великая княгиня Московская София Палеолог.
— Осторожно, двери закрываются, следующая станция — Сенеж, — сквозь дрёму в сознание врывался шум уплотняющегося пассажиропотока. С утра в субботу находится кто-то, кого в столицу из пригорода призывают дела.
— Ленка, Леночка, просыпайся!.. — её виска коснулось горячее дыхание и нежный, такой застенчивый толчок губами, — как тебя ещё разбудить? Рота подъём не действует. А, вспомнил. Фаворская, на сцену!
Ей пришлось подчиниться. Правила игры. Иначе бы он понял, что ей не хочется прерывать это неповторимое мгновение.
В голливудской версии по великому эпосу Гомера — курган ошибок. На землю Трои первым спрыгнул не Бред Питт, а был брошен щит Одиссея, ведь заклятье обещало погибель тому, кто первым ступит на берег. Но всё же один эпизод даже она, историк, смотрела с удовольствием. «Боги завидуют нам, потому, что мы смертны. У нас всё острее и ярче. Мы больше никогда не окажемся здесь, ты никогда не будешь так прелестна, как сейчас». Серые, как море Балтики, строгие глаза мужчины, видевшего смерть. Сейчас его взгляд гладил её лицо, платиновую прядь, выбившуюся из-под бейсболки с футбольной символикой, загорелый лоб, пушистые ресницы и красиво очерченные губы. Не косметикой, нет, на косметику у его спутницы просто не было времени. Поэтому так волнительно хорош облик удивительной женщины, с которой его свела судьба.
— Нас после перестрелки могли просчитать, — сказал разведчик, — не вся королевская рать, но получить шприцем в бедро в толкотне не хочется. Так что надо бы выйти раньше и не спускаться в метро. Выйдем в Останкино. За две остановки до конечной. Там, вроде бы, до ВДНХ маршрутка ходит.
— Миша, ты гений!.. Мы заодно провернём ещё одно важное дело, — она глянула на стену вагона, где красовался значок бесплатного WI-FI, и взяла в руки смартфон, — сейчас напишу коллеге из телеящика, закажет нам пропуск в Останкино, там умоемся и кофе с бутербродом съедим.
— Лен, ты уверена, что нам это надо? — усомнился Михаил — засветишь нас. Увидит кто-нибудь из тех, кто работает на Филатова. Из администрации.
— Тем лучше, что увидят. Солью телевизионщикам ложный след. И это не всё. Допустим, моя версия окажется подтверждённой или опровергнутой. Дальше как действовать будем с открывалкой в кармане? Помнишь, я тебе говорила про возможность выхода на первое лицо? К сожалению, ребята, что с ним летают в одном самолёте, далеко не всегда имеют доступ. И потом, всё опять окажется шито-крыто. Из рук в руки? Или через помощника? В России нет программы защиты свидетелей, которую мне посулил доктор Onde, так что запросто… Ни гречанки, ни индуса. Сейчас мы с тобой в безопасности по сравнению с тем, что может начаться, когда мы станем уже не нужны оба. Только напрямую и только в прямом эфире. Тот, к кому я обращусь сегодня за пропуском, клюнет на возможность засветить сенсационным вопросом на большой пресс-конференции свою очень скромную телекомпанию. Таким вопросом, на который вождь сам захочет ответить, увидев мой плакат.
— Погоди, большие пресс-конференции проходят раз в год! А ты нигде не работаешь официально, я имею ввиду средства массовой информации.
— В этом и есть фокус. Аккредитованной можно быть хоть от газеты «Красный лапоть», не имея с ними договора по трудовому кодексу. А пресс-конференция в свете последних событий соберётся гораздо раньше, поверь.
— Осторожно, двери закрываются, следующая станция — Химки, — снова проскрипел механический голос. Лена радостно выдохнула, увидев, что её коллега оказался в «смене» и выпишет пропуск обоим на семь утра. Тут же от него поступила и встречная просьба. В «свете последних событий» дать какую-нибудь наводку о средневековых делах, желательно, с детективным привкусом. Бывшей журналистке только того и надо было. Моментально, практически по памяти она настрочила сценарный план передачи о кремле в Нижнем Новгороде. Фортификационном сооружении, спроектированном и заложенном 1 сентября 1500 года, по слухам, при участии итальянского зодчего Петра Фрязина. Лена намеренно не стала опровергать летописные источники, упускавшие факт лицевого свода — к моменту начала стройки Солари уже обрёл вечный покой. Перепад высот между нижней и верхней частями составляет 80 метров, постройка воплотила в себя всё передовое, в том числе разработки современника строительства — великого Леонардо! О прицельном огне из ручного огнестрельного оружия можно спросить у любого военного, советовала она. И тут же списала из интернета цитату французского путешественника и писателя Астольфа де Кюстина, который в 1839 году счёл нижегородский кремль одним из самых красивых сооружений в России: «он стоит на горе, которая гораздо выше, чем холм Московского кремля. По гребню вьются белые стены над покрытыми зеленью дерев крутыми склонами, а ещё выше горят золотые главы, как маяк светящие путнику… Сильное впечатление, всегда неразлучное с русской национальной архитектурой, ещё усугубляется рельефом местности: в некоторых местах стены кремля положительно вырастают из отвесных скал». Далее хитрюга припомнила, что из Тайницкой башни шёл подземный ход к речке Почайне, но «вскрытое там во время реконструкции внутреннее пространство носило следы отправления языческих культов, что губернские власти не захотели оглашать». В качестве вишенки на торте она напомнила, кем был губернатор при бывшем мэре Москвы, и отполировала ядом по поводу того, что в городе на первобытном уровне до сих пор находится организация однодневных поездок по окрестностям. Включая речные круизы и поездки в четвёртый на земле придел Богородицы — местечко Дивеево. Всё!.. Осиновый кол отточен и вбит. Коллега обрадовался так, что молчал минут пять. Видимо, вызывал съёмочную группу и давал указания. А Лене уже даже хотелось, чтобы их в Останкино засекли. Стратегический противник сложит два и два, а у нас в запасе откажутся ещё так необходимые сутки на поиск «открывалки»
На платформу «Останкино» вышла симпатичная пара дачников: леди в футбольной бейсболке и крепкий мужчина, несущий за ней зонтик в сгибе левой руки. Взяв свою спутницу за талию, он что-то зашептал:
— Слушай, а пару вопросов всё-таки хотелось бы тебе задать. Не про историю и не про твои телевизионные шашни, можно?
— Валяй… — она ухмыльнулась и закусила губу, поняла, где ошиблась.
— Программа защиты свидетелей от доктора Onde… Это когда ты с ним успела пообщаться, я не заметил? Это первый вопрос. Держу, чтобы ты не сбежала, так что потерпи, пожалуйста. Не убегай от раненого конвоира.
— Хотела бы, уже сбежала, пока ты дрых. Не заметил он… Да уж куда нам до ваших звёзд на погонах, звёздам телеящиков! Пока ты пулю ловил, я со стойки у бара стянула. Так что теперь у меня два паспорта. Один красный с орлом двуглавым, второй — синий с орлом белоголовым. Сертификат на программу defense был в него вложен. Кучу бумаг с собой таскаю! Вот тебе!
Удар локтя ему по печени оказался довольно ощутим. Особенно после дагестанского коньяка, который давеча пришлось попробовать. Пришлось также выпустить подозреваемую в мелком воровстве поддельных паспортов и согнуться пополам, изображая потерю боеспособности.
— Миша, Миша, ты чего? — она бросилась к нему, глаза распахнулись, обдав голубой волной неподдельной тревоги. — Прости, я сильно, да?
— Избу на скаку остановит, в горящую лошадь войдёт. Кто у кого теперь телохранителем будет, а? — он выпрямился и теперь уже вежливо взял её под руку — Ещё пару вопросов, только не бей меня, ладно? Твой одноклассник постоянно называл тебя Фаворской. А по документам ты — Кочетова.
— Кочетовой я стала в двадцать пять лет. Фактически. На четыре года. А когда стала работать в эфире, менять бренд уже было нельзя. Слушателям о браках и разводах объяснять не принято. Давай следующий вопрос.
— Значит, Фаворская. Откуда Елена Фаворская о музее в Твери знала?
— В Тверской губернии у моего прадеда были владения. Приезжала туда уже во взрослом возрасте, заходила и в музей. Лёшке, кстати, мама моя совет дала отправиться в те края, даже познакомила с потомком денщика нашего. Тот в девяностые здорово разбогател, как ни удивительно, честным трудом.
— Значит, ты — аристократка древнего рода?..
— Знаешь, как в советском анекдоте. Вы говорите по-английски? Yes, I do. А что толку? — вздохнула она, оглядываясь по сторонам. Отвлекаться на незапланированные встречи с коллегами лишнего времени не было. Ещё метров сто, и они свернут с улицы Дубовой Рощи к монорельсовой дороге и выйдут прямиком к главному входу в телецентр. — Кстати, мои предки были военными, типа сегодняшней федеральной службы охраны при государях.
— Нам это рассказывали в академии, — закивал напарник, — егеря?
— Лейб-гвардии егерский полк. Мой предок Константин Павлович ещё в чине поручика освобождал Шипку от турок. Турецкие пушки вертикально впаяны в ограду полкового храма в Санкт-Петербурге, собора Преображения Господня. Меня крестили тоже там… Сколько себя помню, даже пионеркой, в семье всегда отмечали Яблочный Спас. Дни рождения не так важны были. Только два раза не получилось — в девяносто первом я специально раньше из спортивного лагеря приехала яблоки собирать. И путч. В девяносто восьмом не поехала в командировку, собиралась к бабушке на дачу. И дефолт. Давай паспорт, нас уже ждут в кафе. Ты иди первый умывайся…
Штативы, микрофоны, сумки, кто-то несётся вслепую, прижав палец к уху — там переговорная жабра. Останкино даже в мирное время — муравейник и пчелиный улей одновременно. Экспонента напряжения в обществе на этой кухне превращается в пожар в бане, куда запихнули буйно помешанных. По лестнице вверх задом наперёд, потому что впереди идёт сопровождаемый министр, а на ступеньку ниже репортёра — так же одними ногами видит путь телеоператор, поскольку глаза и руки у него в камере. Артистам цирка и шоу пантомимы не снилась пластика корреспондента, ввинчивающего голову в беседу двух высокопоставленных лиц, когда руки на уровне ремня брюк ещё и стенографируют услышанное. Крик, стук дверей, цокот шпилек секретарш и скользящие спортивные тапки администраторов прямого эфира. Безумству храбрых спеть тут никто не сумеет, засмеют. Романтика ночных монтажей, вёрстка, опережающая поступление версий информационных агентств, люфт для новостных молний и молниеносные комментарии. Это телевидение. Там, где человек человеку друг, товарищ и ужин, нет места привязанностям. Лишь дружба или тайная зависть. Наркотик творческого беспокойства, что всех тут оказавшихся подсаживает на иглу адреналина под названием «эфир». Фразы, цитаты, погони, перестрелки… Всё на пару, всё в полутонах, безразмерно и безотчётно. Летучки слетают с воспалённого самолюбия, как чешуя с рыбы. Взгляд в коридоре, удачный сюжет — ты халиф на час. До следующего утра.
— Доброе утро, старый!.. Угораздило тебя спозаранку дежурить, или у главных редакторов уже суточные смены? — Лена расцеловалась с высоким худощавым брюнетом, у которого глаза казались спелыми сливами, явно от пары бессонных ночей. — Уж извини, что я тебя дёрнула? Как сценплан?
— Да ты что, мама дорогая! Уже в работе, собкора загрузили планами города и недовольством жителей, девчонки роют в видеотеке старые кадры с пролётками. Эксперт, которого ты посоветовала, согласился сразу. Сказал, давно собирался выступить с разгромным заявлением. Эта дама из гильдии туристических фирм обещала синхрон в обед. Ты нам день сделала!
— Сюжет на четыре минуты я вам сделала в prime-тайм, — засмеялась бывшая радиоведущая, и с удовольствием вцепилась в свежий рогалик, — есть ещё одно к тебе заманчивое предложение. На счёт прессухи…
Со стороны вестибюля раздался шум оживления. На прямой эфир в ток-шоу первого канала шло какое-то очень важное лицо. Молодцы в чёрных костюмах с оттопыренными боками держали периметр, перед охраняемым телом словно бежала волна пустоты, распугивая зазевавшихся. Перемещаясь к лифтам, большой начальник внезапно сбавил скорость и скосил глаза на пару посетителей кофейни Maks, где собирались телевизионщики. Веки зло сузились. Не более секунды он смотрел на миловидную блондинку в бейсболке и худого брюнета с пропуском на шее, потом двинулся дальше.
— Выпуски телекомпании «Заря» за сегодня и завтра мне на стол, — проговорил он и взялся за сотовый телефон, — доктор, подключайтесь, пора.
— А что тут Филатов делает? — совершенно спокойно спросила Лена у своего давнего коллеги, — вроде бы, образование и науку не он курирует.
— Да он за последние два дня о всякой доске гвоздь, — проворчал тот, — тут ведь философия новая пошла. Створаживание власти, слышала такое? Это теперь модный термин. Идеологический. Идиотский, это уж моё личное мнение. Смысл такой, что, мол, власть сама по себе, а народ для неё стадо. Кусок колбасы из туалетной бумаги и юморина из телеящика. Науку, знание под замок. Тупыми и необразованными легче управлять.
— А творог тут причём? — она встала из-за столика, видя, что Михаил уже направляется в их сторону. — Андрюх, у меня мало времени. Ты готов?
— На три месяца я бы тебя и в штат взял, — серьёзно ответил тот, — но оно тебе надо? Оформлю по 779-ой гражданского кодекса на оказание услуг. Это на всякий случай, чтобы во время аккредитации претензии исключить. Твоя редактура сюжета пойдёт в качестве обоснования приёма на работу. Денег не смогу много заплатить, пойми, своих сотрудников приходится сокращать или недокармливать. Как только появятся первые сведения о дате конференции, сразу напишу тебе в чат. Плакат напечатаем, какой скажешь. Типографию знаю, я там заказывал календари новогодние. Бейсболка у тебя классная!..
За окнами бурлящего Останкина разгорался тёплый солнечный день с сахарной ватой облаков на яркой сини неба, свистом стрижей, гудением мух. Пешеходы стягивали на крепчающем тепле ветровки и кофты, засучивали рукава. Через десять минут в автобус номер 311 по направлению к станции метро «ВДНХ» села девушка в тельняшке с коротким рукавом и пиратским чёрным платком на голове. За её плечами висел небольшой, плотно набитый походный рюкзачок. С передней площадки автобуса Михаил оценил хитрое выражение её лица: значит, уломала-таки главного редактора увести погоню за тридевять земель, а потом обеспечить ей вопрос вождю в прямом эфире.
— В 1152 году, по свидетельству Никоновской летописи, — гид тура по Золотому кольцу взяла быка за рога сразу, как только автобус с туристами отъехал от гостиницы «Космос», — князь Юрий Долгорукий ликвидировал маленький укреплённый городок на северном берегу Плещеева озера, то есть Клещин, вокруг которого были возведены серьёзные для того времени валы. И перенёс город в устье реки Трубеж, назвав его наподобие южного. То есть Переславль. Чащи тут стояли непроходимые, поэтому название крепость его получила Залесский. Длина укреплений превышала московскую почти в пять раз, высота достигала 18 метров. «Град Переяславль от Клещина перенесе и созда больше старого и церковь в нем постави камену святого Спаса». На Красной площади мы с вами увидим однокупольный Спасо-Преображенский собор, старейший храм домонгольского периода в Северо-восточной Руси. В XII веке он был украшен дивно чудною фресковою росписью, узорный пол был выложен майоликовой плиткой жёлтого и зелёного цвета.
— Миша, — зашелестел у самого уха шёпот Лены, — помнишь пять вех, что мы получили уже внутри кремлёвских стен. Девять пальцев. Камень и могила Петра. Ключи. Четырёхугольник крепости. Надпись Иоанн. Миша! Я понимаю, что тебя за эти три дня от истории уже тошнит. Напрягись!
— Да, там ещё был колокол… — он почувствовал, что спутница натянута, как тетива лука, от неё бьёт статическое электричество, — и лунный серпик.
— Четыре стены. Византийский четырёхугольный храм. Раньше купол был не маковкой, а шлемовидный. И это не колокол, а груша… На яблочный Спас — праздник Преображения Господня — освящали плоды нового урожая. София Палеолог в духовной грамоте семье своей завещала. Ключ помести в храм древний, избранный местом долгой молитвы нашей. И лунный свет пусть хранит полуденный путь туда. Моли там Господа о душе моей на спас второй. Я эти слова с детства помню, от бабушки. Слушай дальше гида.
— В этом соборе был посвящён в игумены Сергий Радонежский, — глядя себе на колени в шпаргалку, экскурсовод даже не пыталась перевести тему на нечто, более актуальное по ходу движения, — собор неоднократно страдал от пожаров, но в целом сохранил своей первоначальный облик. Аскетичный с внешней стороны, он был богато изукрашен изнутри. К сожалению, в конце XIX века у местного церковного старосты не нашлось пятидесяти рублей для того, чтобы отправить в столицу на реставрацию обнаруженные фрески. Они были сняты мелкими кусками, уложены в ящики в беспорядке и укрыты в холодном сарае всё того же старосты. Когда же фресками заинтересовались, в мешках обнаружили лишь пыль… Название храма в честь Преображения, то есть явления божественного величия и славы Иисуса Христа перед тремя его ближайшими учениками, должно было символизировать идею высшего покровительства и могущества княжеской власти. В соборе были крещены Ярослав, отец Александра Невского. Здесь бывали Даниил Московский и Андрей Боголюбский, пел на всенощной непревзойдённый Фёдор Шаляпин. Сюда приезжали молиться Пётр Первый, Иван Грозный и Иван III с семьёй.
Они смотрели друг другу в глаза. Не отрываясь, не мигая, без слов. За мохнатым крупом крепкого вороного коня шлейфом серебрилась снежная пыль, в неё мороз превращал дыхание людей и животных. Звенели бойкие колокольчики, отлитые ростовскими мастерами. Снова вещая путь-дорога, накатанный русский снег. Священная земля, неприветливая, седая и строгая. Добрая, верная, готовая защищать и защищаться. Прощать, ничего не прося взамен. Может быть, русские женщины впитали её характер, уходя в землю поколение за поколением, давая жизнь новой жизни. Сумасбродная, лихая выпала доля её родному брату, что пытался торговать императорским венцом и реликвиями. Бедный Андрей. Совсем недавно похоронила великая княгиня единоутробного с нею самой наследника великой славы Константина, значит, только потомкам Софии предначертано сберечь и великую тайну, и право ею владеть. Сейчас, чувствуя тепло ладони любимого супруга, веря его слову, ей всё же было беспокойно. Всего лишь усыпальница удельных князей, всего-то высокие земляные валы. Сколько раз ордынцы отыскивали в лесах, разоряя и сжигая дотла этот город? Шесть раз. Ещё деды тех, кто нынче охраняет стену его, выводили плоты в Плещеево озеро, спасая старых, больных и увечных, укрывая от ярости степняков малых детушек и беззащитных жён. Без слов, с невысказанной печалью смотрела она на господина и супруга своего.
Вот и миновали возки княжеского поезда мыс, образованный слиянием речек Трубеж и Мурмаш. Строгий и стройный, о четырёх столбах, абсидах по три с каждой стороны, словно чудная белая свечка вырос из-за древ собор Спаса Преображения. Узкие бойницы по барабану дарили убранству внутри свет низкого зимнего солнца, а при опасности могли служить лучникам. Бой тяжёлой стрелы разит латника за двести шагов. Храм-крепость имеет и ход к реке в подземной галерее, чтобы уберечь княжескую семью и казну. Тонкой резьбы раковина входа богато украшена, а внутреннему убранству смог бы позавидовать даже Успенский собор в кремле московском, хлопотами её возведённый. София везла с собой в Переславль одного из учеников маэстро Солари, что погиб недавно, свалившись с колокольни. Как знать, справится ли искусство озёрных каменотёсов с той задачей, что занимала её мысли. Тот выбор, что сделал Иоанн в пользу места рождения Александра Невского, не был продиктован одной лишь угодой родовому обычаю. Связующее звено между Владимиро-Суздальской землёй, Ростовом Великим и городом, куда ещё Ярослав киевский пришёл осенить крестом язычников, поклонников медведя, Переславль Залесский и основан был Юрием Долгоруким. Так же, как и оберегаемая им Москва. Всего-то на пяток лет позднее. Говорят, где-то на белом известняке двойных стен начертаны имена убийц благоверного князя Андрея Боголюбского, а роспись храма — ветхий и новый заветы тем, кто отродясь не знал грамоты. Но случись напасть или пожар, что будет с сокровищем, этой молчаливой красе доверяемым?
Фыркая, кони стали. У ноздрей седой бахромой замёрз иней, насечки упряжи замутнели жаром натруженных конских тел. Выбравшись из саней, из-под собольих покровов, великокняжеская чета склонилась в поклоне пред распахнутой дверью божьего храма. Здесь им предстоит молиться о чадах и отечестве. Молодой дружинник привлёк внимание византийской принцессы. Прямой нос, широкие плечи, задорный соломенный чуб выбивается из-под шапки, а глаза — словно осколок голубого неба.
— Кто таков? Почему не видела раньше его у тебя в свите?
— Фаворов… Мишка, — улыбнулся Иоанн и сделал юноше знак подойти ближе, — его предок ещё при Ярославе Мудром до Батыева нашествия ходил с рыцарями-крестоносцами в земли палестинские. Горные перевалы охранял. Отсюда и прозвище такое. От священной горы Фавор. Или речки Тавр. О сём не ведаю. Но парень смышлёный и справный. Ловкач. Любое пожелание твоё исполнит. За то и держу. У самого Холмского вытребовал для нужд моих.
— Никто чтобы не тревожил покой господина и княгини его! — дубовая дверь за московскими гостями плотно затворилась. С собою властительная чета взяли только искусного каменотёса, иконописца, дьячка и молодца с синими глазами, что занял место у входа, не пуская даже уездного князя. А тот, дабы угодить могущественным богомольцам, пошлёт в Фёдоровскую обитель за тамошним сладчайшим ароматным квасом, который, говорят, так нужен великой княгине для излечения от странной хвори — тяжкой простуды, нападающей на неё во всякую погоду во время свадебного переполоха берёз.
Спустя много лет, уже похоронив свою мудрую советчицу, любимую супругу, благородную наследницу Византии, великий князь Иван III уже «на восьмом тысячелетии от сотворения мира» отправится в паломничество по святым местам Руси. Перес лав ль Залесский, Ростов Великий, Ярославль. Из властителей московских он первым посетит Спас-Преображенский монастырь, где поклонится гробу святых чудотворцев, благоверных князей Фёдора, Константина и Давида. Но до того, исполняя духовную грамоту Софии, он будет, как и вместе с ней прежде, долго молиться в одиночестве в древнем храме близ Плещеева озера. Никто не посмеет нарушить глубокое молитвенное сосредоточение государя русского, и лишь верный дружинник заметит, как тот приложит искрящую гранями алмазных перстней ладонь к белоснежной стене, словно грея её о печку. А стена вроде сама уйдёт вглубь, или это игра тени и света от узких бойниц по верхнему барабану? Причудлив и зело поучителен был вид и рассказ картин на стене: святые угодники, свет христова учения и наказание грешников… Выйдя из придела, Иоанн трижды перекрестится и просветлеет лицом, словно исполнив великую службу, на него возложенную. И тронется поезд дальше по Владимирскому тракту.
— Мы с вами съезжаем с автотрассы М-8 и останавливаемся на двадцать минут. Вам хватит времени, чтобы осмотреть старейший храм византийской домонгольской архитектуры. Напоминаю, толщина его стен — от метра до полутора. Между внешней и внутренней стенами, составленными из блоков, вырезанных из белого известняка, засыпан полу-бутовый слой — из щебня и строительного мусора, залитых раствором. Это создало всей конструкции дополнительную прочность. — курящая гид откашлялась, она начинала терять голос, — храм был построен без подклета, с хорами. Остатки фресок, о них я вам рассказывала, не нашли денег отправить в столицу. Когда ими всё-таки заинтересовались, выяснилось, что содержимое мешков превратилось в пыль. Их и выкинули в Плещеево озеро. Первоначально тут была поясная икона апостола Симона, но её отправили в Исторический музей в Москву. Чтимый образ «Преображение» отвезли в 1923 году — в Третьяковскую галерею, эту икону приписывают Феофану Греку. А подлинный серебряный потир князя Юрия Долгорукого хранится в оружейной палате. В 30-е годы при изучении собора под полом были обнаружены интересные резные саркофаги.
— Иными словами, храм вычистили, как яичко, ничего не оставили. Как татары, даже хуже. Голые стены. Хорошо хоть баню не устроили, — ворчала просвещённая публика из экскурсионного автобуса, — тогда фотографируемся у памятника Александру Невскому и… Туалет тут где?
— Посмотрите… — гид всё ещё пыталась выполнить свои обязанности, — слева от памятника вы видите белый забор. Это фрагмент подлинной ограды Богородице-Сретенского Новодевичьего монастыря, основанного ещё в 1395 году, когда на Русь шёл хромой Тимур. Об этом я вам отдельно расскажу.
— Монашек не он разогнал? — пошутил балагур из группы, заслужив послушный смех. Автобус уже начал парковаться
— Нет, монастырь был ликвидирован при Екатерине II, его церкви были переведены в разряд приходских. Смотрите внимательно. На землях обители теперь маленький рынок. Вот он, сзади. Пройдётся по нему, налево увидите туалет. Вход тут платный, двадцать рублей. Через двадцать минут стартуем, пожалуйста, не опаздывайте! Иначе на такси будете нас догонять.
Из автобуса Лена выпрыгнула, как кошка из клетки. Пока дамы шли наперегонки мимо сувенирных развалов в очередь к обычному аттракциону за 20 рублей, у неё был такой вид, словно она напала на след. Скорость, с какой она припустила к белокаменному красавцу-собору, была такой, что у Михаила, пустившегося вдогонку, заныло раненое плечо. Хотя шёл он, вроде бы, ногами. Не окликать же её, в самом деле, как в известном фильме: «барышня, сжальтесь, мне приказано за вами следить, а сердце больное».
Около входа в собор топтались со смартфонами и фотокамерами около десятка туристов, намереваясь изловчиться снять его на память изнутри без покупки билетов. Лена внезапно затормозила и повернулась к напарнику.
— Слушай меня! — её глаза горели, голос звенел — Теперь ты прикрывай меня. Заплати и отвлекай тётку разговорами, чтобы не засекла меня, ладно?
— Девушка, у нас вход платный! — служительница обречённо смотрела, как с охами и ахами туристка в залихватском пиратском платке задирает к куполу голову и наводит камеру на каменные арки, словно воспаряющие к небу. Стены собора, очищенные от не имеющих художественной ценности наслоений XIX века, казались прозрачными в своей хрустальной простоте. От тёмно-серого снизу, наверх, всё выше и выше, всё больше света. Узкие бойницы пропускали солнечные лучи, сплетающиеся с легчайшим туманом утра и кружением цветочной пыльцы в воздухе провинциального городка. Наискось вниз среди полуденного зноя лился серебряный лунный свет.
— О-ох, простите, здравствуйте!.. — над маленькой интеллигентной служительницей нависла тёмная добродушная туча, улыбчивый мужик с рукой на перевязи. Правой рукой он начал рыться в карманах, ища мелочь, и почему-то всё время оказывался у неё перед глазами. — Какой тут у вас на Плещеевом озере мы попробовали квасок! За всю жизнь не пробовал… Вы-то, небось, сами тоже делаете? Моя бабушка брала старый ржаной хлеб.
Сокрушительное обаяние, волнительный баритон. Как устоять? Не в силах оторвать глаза от пришельца из другого, весёлого и молодого мира, где вкусно, сытно и нос в табаке, хранительница музея полностью отдалась неге общения с мужчиной. Квас так квас… Да там ещё и пирожки вкусные можно купить с клюквой и капустой, монастырские, румяные. Фёдоровская женская обитель потчует гостей на славу. А в музее утюгов вы бывали? Китайцы эту домашнюю утварь изобрели две тысячи лет назад, чтобы вшей изводить. Под сводами древнего собора раздался оглушительный хохот… Ленка, ты как?
«Так, так… Что значит цифра девять? Фундамент сложен из крупного булыжника на извести, глубина до полутора метров, доходит до слоя твёрдой глины. По сравнению с домонгольским периодом задание вросло в землю на 90 сантиметров. То есть ниже отлива идут два ряда кладки. Значит, не девять, а семь. Раз, два… Надгробный камень, крест, Пётр. Храм шесть раз жгли и разоряли до того, как здесь появилась моя далёкая прабабушка. Значит, не в саркофагах, а в стене. Тени, тени!.. Поразительно. Вот они, лунные тени на стенах. Кресты. Корсунский, точно на седьмом уровне. Далее — крест святой Нины, византийский… Высечены в камнях. Остроумно. Убранство десять раз можно разграбить и осквернить. А камни — извёсткой побелить, склад сельхозинвентаря устроить. Кресты высечены. Даже стесать нельзя, это ведь не барельеф. Гемма, противоположность камее. Иерусалимский, коптский. Есть! Вот он, крест Святого Петра. Распятого вверх ногами на Ватиканском холме. София Фоминична! Помолись за меня там, на небесах обетованных».
Маленькая ладошка скользит по белому известняку стены древнего храма. Что же дальше? Сердце колотится так, что его удары слышнее звона самого большого колокола. Лена набрала воздуха в лёгкие и нажала на крест.
И свершилось чудо. С еле слышным шорохом камень повернулся на невидимом стержне. Камень, вынутый пятьсот лет назад вместе с соседями сверху и снизу, обтёсанный в форме полукруга, словно половинка луны. И за ним открылась ниша в стене. Кто-то её открывал уже, это заметно: на стенке внутренней что-то висело, приделанное к бронзовым кольцам. Ожерелье из драгоценных камней, мощевик, диски для корсунского креста, что были в XVII веке сработаны ростовскими мастерами и подарены Никольской обители? Как знать… Но в нише больше ничего нет. Её опустошили раньше.
Словно небо упало на голову. Столько сил, столько крови. Нервы, пот. Всё впустую. Сказка о единороге осталась в области преданий. Открывалку уже позаимствовали. В лучшем случае она, неузнанная, лежит где-нибудь в частной коллекции или в заштатном музее, в худшем — переплавлена на зубные коронки побывавшими тут в тридцатые годы археологами.
Чувствуя, что готова расплакаться от отчаяния или рассмеяться от горя, Лена протянула руку и, пытаясь интуитивно доказать самой себе искренность пережитого заблуждения, провела пальцами по пыли веков внизу ниши.
Что это… Это не просто обтёсанный камень. Это не камень вообще. Камень тёплый, а это… Её бросило в жар. Встав на цыпочки, упорная в силу природы и репортёрских привычек, Лена стёрла пыль сдёрнутым с головы платком. Бронзовая табличка? Нет… Это ковчежец. Сколько минут прошло? Мишка, похоже, доблестно заговаривает служительнице зубы. Прочие люди из туристической группы потянулись к сувенирным рядам. Согнув пальцы, как кошачьи когти, Лена подцепила ими край вложенного заподлицо в нишу небольшого ларчика. Вытащила… Получилось! Ну, а теперь что?
Несколько секунд она просто вертела находку в руках. Взять с собой? На что-то это всё-таки похоже, не может же быть, чтобы и от него надо ключ искать. На другой планете. Нажав большим пальцем на боковую короткую грань прямоугольника, она поняла, что ей сказочно повезло уже второй раз за пять минут. Ковчежец выдвинулся, как обычный школьный пенал…
Потревоженный камень древней кладки, нажатый с противоположной стороны, со стороны солнечного креста, с лёгким шуршанием встал на место. Когда Лена взяла напарника под руку, уже измученного беседой о полезных свойствах квасного сусла, он увидел в её сияющих глазах слово «победа».