Сколь ненавистно имя всем богам твое, Подагра, дочь Коцита, сколько слез в тебе. В глубинах черных Ада родила тебя Эриния Мегера и вскормила там [5] Своею грудью; после молоко, как яд, Жестокому младенцу Алекто дала. О самый гнусный демон, кто дерзнул тебя Явить на свет? Погибель ты приносишь нам. Ведь если кара людям за злодейства их [10] И после смерти с ними, ни к чему тогда Терзаем Тантал жаждой; Иксион страдать Не должен, век вращаясь с колесом своим; Не должен камень тяжкий поднимать Сизиф; Но всех виновных надо наказать одним: [15] Пусть их суставы крутит злая боль твоя, Недуг терзает тело; мой удел — страдать. От пальцев рук до пальцев на ногах во мне Разлилась желчи горечь, гноем все полно! Как стеснено дыханье! Все пути его [20] Закрыты, и мученья оттого сильней. Из самых недр телесных рвется, плоть губя, Пылая вихрем жара, огневая боль; Как будто кратер Этны до краев в огне, Иль это Сицилийский меж морей пролив [25] Стремительно несется в свистопляске волн, Крутя водовороты средь камней и скал. О ты, конец болезни, недоступный нам! Сколь глупы мы, лелея о тебе мечту: Напрасная надежда обольщает нас.

[30] На Диндиме край Кибелы Где фригийцы крик священный В честь тебя, о нежный Аттис, Издают. И, подражая Песням Фригии, на Тмоле [35] Шумно праднуют лидийцы. А под звуки тамбуринов В критском ритме громко «эван!» Восклицают Корибанты. И трубы могучий голос [40] Раздается в честь Ареса, Неудержного в сраженьях. Ну, а мы тебе, Подагра, Посвященные, приносим — Лишь весна придет — стенанья [45] В дни, когда травой зеленой Все луга покрылись пышно И под ласковым Зефиром Зеленеют все деревья. О своем несчастном браке [50] Плачет ласточка; 500 а ночью По лесам несутся стоны — Жребий Итиса печальный Там оплакивает Прокна.

Увы, от бед спаситель, палка мне в удел — [55] Нога досталась третья. Поддержи меня И по пути прямому мне направь шаги, Чтоб на земле оставить мог я твердый след. Воспрянь, несчастный, с ложа подними свои Больные члены, бросив темный угол свой. [60] Гони от глаз ночную бездну мрака прочь, И, выйдя к свету солнца, полной грудью ты Дыши и, наслаждаясь, чистый воздух пей. Пять дней прибавить надо к десяти другим, Как я вдали от солнца чахну день за днем; [65] Во тьме на жестком ложе исстрадался весь. Но бодрость и веселье не утратил я И вот стремлюсь направить к двери робкий шаг, А тело, сил лишившись, неподвластно мне. Воспрянь же духом, зная: коль подагрик вдруг [70] Захочет прогуляться, да не хватит сил, То это означает: он уже мертвец. А ну-ка! А это кто плетется? Палки в двух руках, На голове венок из бузины надет? 501 [75] Какому богу буйный хоровод они Ведут? Уж не тебя ли славят, Феб-Пеан? Но нет, ведь лавр дельфийский не венчает их. Не в честь ли Вакха звучный здесь поется гимн? Но нет отличья Вакха — на кудрях плюща. [80] Так кто же вы, о гости, что явились к нам? Всю правду нам откройте, возвестив ее. Друзья, какой богине вы поете гимн?

А ты-то сам откуда, вопросивший нас? И палка и походка выдают тебя: [85] Богини необорной миста видим мы.

Так, значит, я достоин той богини сам?

Афродиту, богиню Киприйскую, Ту, что с высей эфира спустилась к нам В блеске дивной своей красоты, вскормил [90] Сам Нерей среди пены и волн морских. А там, где начало берет Океан, Олимпийского Зевса супругу, Белорукую Геру — богиню Вскормила Фетида грудью своей. [95] А Кронид, величавый из всех богов, Из бессмертной своей головы родил Деву с сердцем, не знающим страха, Ту, что любит сраженья, — Афину. А наша благая богиня на свет [100] Первой старцем Офионом рождена Средь объятий веселых и ласковых. Даже злой прекратился тогда хаос, Засверкала заря, и явилось к нам В лучезарном сиянии солнце. [105] Объявилась тогда и Подагры мощь Ведь как только на свет появилась ты И мойра Клото приняла тебя, Засмеялись от радости небеса, И эфир зазвучал, отвечая им. [110] А тебя на обильной своей груди Преисполненный счастья, вскормил Плутон.

А что за тайны мисты узнают ее?

Не льем мы кровь, 502 железом не казним себя, И косы из свободных не плетем волос, [115] И не сечем бичами мы своих же спин, Сырое мясо бычье мы не станем есть; Но лишь весной роскошно расцветут цветы И дрозд зальется звонкий в молодых ветвях, Тогда у посвященных все суставы их, [120] Подкравшись тайно, злая пронизает боль Ступни, колена, пятки, бедра, голени, Лопатки, плечи, руки и запястья рук Она терзает, жжет, кусает, ест, палит, Пока богиня муки не велит унять.

[125] Выходит, я один из посвященных сам, Коль мне известны тайны? Пусть грядет сюда Богиня благосклонно. Я и мисты все Во славу ей затянем посвященных песнь.

Умолкни, эфир, и безветренным стань, [130] И каждый подагрик смиренным пребудь. Гляди! Полюбившая ложе грядет Богиня, на палку рукой опершись. Кротчайшая, здравствуй! Из многих богов Одна ты служителям милость даришь. [135] С ликующим взором нам благость яви И всем избавленье от болей даруй В прекрасные эти весенние дни.

Из смертных кто на свете не знаком со мной, Подагрой? Все страданья здесь подвластны мне. [140] Мне воскуряют ладан — не смиряюсь я; Ни крови жертв горячей не смягчить меня, Ни посвященьям разным, что висят всегда В святилищах. Бессильны и лекарства все Пеана — он же лечит в небесах богов. [145] Бессилен сам Асклепий, мудрый Феба сын. Ведь с той поры, как только род людской возник, Напрасно все дерзают свергнуть власть мою. Лекарствами, коварно составляя их, Свое искусство каждый испытал на мне: 503 [150] Трут подорожник эти, растирают плющ, А те — латука листья, портулак берут. Те — подорожник водный и порей, а те Крапиву трут морскую, живокость; одни Как средство чечевицу из болот несут [155] И пастернак, и натр, и листья персика Готовят. Мак, гранаты, белену и лук, И девясил, и ладан с чемерицею, Колламфоком и сено грецкое с вином, Орешки кипариса и ячмень в муке, [160] Лягушек семя, мрамор и капустный лист, Помет козы, а также человечий кал, Берут Ассийский камень и муку бобов, Жаб варят, землероек, ящериц, котов, Свиней, козлооленей, лягушат и лис. [165] Какой металл не призван на меня людьми? Каких деревьев слезы? Сок не взят какой? От всех животных кости, жилы, кожа, жир, Их мозг и кровь, моча их, молоко и кал, — Все взято. И четыре зелья пьют зараз [170] Одни, другие — восемь, большинство же — семь! Один священным средством гонит прочь болезнь, Заклятья произносит нараспев другой, И новым вздором тешит иудей себя. Иной лечиться вздумал ласточки гнездом. [175] Один совет даю им: пусть рыдают все. На тех, кто хочет этим испытать меня, Еще грозней привыкла я идти войной. А к тем, кто зла не мыслит, не враждебен мне, Я сердцем благосклонна и мягка душой, [180] На самом деле, мисты у меня тотчас Научатся прекрасно говорить; из них Изящной речью сможет усладить любой. С улыбкой одобренья все глядят, когда Он, на руках несомый, в бани держит путь. [185] Ведь Ата, что шагает на ступнях своих Нежнейших, — и об этом говорит Гомер, 504 — По головам у смертных — это я сама, Хоть и зовусь Подагрой: я ведь ног болезнь. 505 Но веселей, кто в тайны посвящен мои! [190] Богине необорной начинайте гимн

Твое сердце, о дева, со сталью сравним. Необорная духом богиня, внемли Песнопеньям служителей смертных своих! Велика твоя сила, богатство ты чтишь. 506 [195] Даже молния Зевса страшится тебя, И трепещут морские валы пред тобой, И дрожит сам подземный владыка Аид. Как ты рада повязкам, над ложем склонясь; Ты терзаешь лодыжки, бежать не даешь; [200] Чуть касаясь земли, жжешь ты пятки огнем. Пестик страшен тебе, ты в бессонницу жжешь Пятки; кожей сухою суставы стянув, Гнуть и крючить колени ты рада.

Ты вовремя приходишь, госпожа, сюда. [205] Внемли мне: не пустые я скажу слова, Но за словами дело поспешит вослед. Едва-едва шагая, как велела ты, По городам прошел я, обыскал дома — Узнать хотел, найдутся ль, кто не чтит тебя. [210] И вот, что я увидел: беззаботны те, Кто поражен рукою, госпожа, твоей. И лишь два этих мужа, обнаглев душой, Внушали всем народам и клялися в том, Что нет священной силы у тебя совсем. [215] Они хотят из жизни прочь изгнать тебя. Вот почему, сковав их, я пришел к тебе На пятый день, всего два стадия пройдя.

Да ты летел на крыльях, быстрый вестник мой! Какой земли теснины ты прошел в пути? [220] Все расскажи подробно: знать хочу скорей.

По лестнице спустился деревянной я; Дрожали пять ступеней под ногой моей. Потом ступил на землю — хорошо ее Утрамбовали палки — и побрел по ней. [225] Пройдя такой дорогой на больных ногах, Я на другую вышел, а на ней кругом Ковер каменьев острых — не ступить никак. Затем, попав на гладкий и на ровный путь, Я по пути такому поспешил, но тут [230] Больная вдруг лодыжка стала в грязь назад Меня тянуть; пока я шел дорогой так, Ступня отвисла. Влажный тек по членам пот, Уже иссякли силы… Тут открылся мне Не безопасный этот, но широкий путь. [235] Туда, сюда повозки все снуют: они Стремят, торопят, гонят и велят бежать. И я, взбодрив немедля свой усталый шаг, Сошел на край дороги, перейдя ее. Повозки, обгоняя, мчались мимо вдаль, [240] А я — твой мист, и быстро я бежать не мог.

Мой милый, не напрасен этот подвиг твой. Я за такое рвенье отплачу тебе Достойною наградой. Пусть награда та Тебе по сердцу будет: на три года я [245] Тебе дарую только небольшую боль. А вы, обитель скверны и враги богов, Кто вы такие, кем вы рождены на свет? Дерзнете ли с Подагрой состязаться? Сам Кронид с моею мощью совладать не смог. [250] Ответьте, негодяи! Я героев сонм Смирила также — знают мудрецы о том: Подарк — Приама звали: был подагрик он. И сам Ахилл скончался от болезни ног. 507 Беллерофонт-подагрик был неколебим. [255] Страдал Эдип подагрой, повелитель Фив; Средь Пелопидов мною болен был Плистен. Подагрик, сын Пеанта, 508 полководцем был; Другой Подарк — отважный фессалийцев вождь 509 — Страдал подагрой также, но, когда погиб [260] Протесилай в сраженье, — заметил его. Лаэрта сын, Итаки повелитель, был Сражен не шилом ската, а погублен мной. 510 Несчастные, про радость позабудьте вы! За все злодейства ваши вас мученья ждут!

[265] Сирийцы мы, а родом из Дамаска, нас И нищета и голод извели вконец; По морю и по суше наш удел блуждать. Но с нами здесь лекарство, дар отцовский, мазь. Больных страданья ею облегчаем мы.

[270] Скажи, а как готовят эту мазь твою.

Я посвящен и клятву дал молчать; к тому ж Отца последней воли не нарушу я: Лекарства мощь и силу утаить от всех; Оно свирепость может укротить твою.

[275] Проклятье вам! Погибель вас лихая ждет! Найдется ль где на свете мазь такая, чтоб Моей высокой власти положить конец? А ну-ка! Испытаем и тогда решим, Кто из двоих сильнее — вашей мази дар [280] Природный или схватки, что полны огня? Слетайтесь, злые муки, отовсюду! Вы Моих мистерий слуги, вы всегда со мной. Поближе подойдите. Ты подошвы ног До самых пальцев тотчас воспали огнем, [285] А ты вступи в лодыжки. Ты обильно лей В их бедра ядовитый и кровавый гной. А вы крутите пальцы на руках у них.

Мы все уже свершили, как велела ты. Они лежат, бедняги, и вопят вовсю: [290] Скрутил у них суставы смелый натиск наш.

Ну, гости, мы узнаем до конца сейчас, Годится ль ваше средство, если смазать им. Когда оно и вправду посильней меня — Уйду в земные недра и, покинув свет, [295] В глубокой Тартар скроюсь я, на дно его.

Вот я намазал мазью, но пылает жар.

Ой, ой! Я сил лишился, я погиб вконец! Жестокой болью каждый поражен сустав. И стрелы молний Зевса не грозней ее, [300] И волн ужасных моря не сильней напор, И в ураганном вихре силы нет такой. Не Кербер ли клыками тело рвет мое? Не яд ли то Ехидны разъедает плоть, Иль плащ, что ядом крови напитал кентавр? [305] Царица, сжалься, средство, как и все, мое Остановить не в силах твой победный бег; Во всем ты побеждаешь смертный род людской.

Утихомирьтесь, муки, и оставьте тех, Кто пожалел, что начал враждовать со мной, [310] И пусть узнает каждый: из богов лишь я Не поддаюсь лекарствам — я сильнее их.

Тщетно дерзнул Сальмоней состязаться с молнией Зевса, Вот и погиб, пораженный стрелою дымящейся бога. Марсий-сатир не на радость поспорил с Фебом, и ныне [315] Содрана кожа с него и звучит, на сосне колыхаясь. Вечную скорбь из-за спора в удел получила Ниоба, Мать плодовитая: горько рыдает она на Сипиле. Спорить с Тритонией дерзко решилась Арахна, но, прежний Облик утратив за это, теперь паутину свивает. [320] С гневом богов не сравнится людская отвага и дерзость, С Зевсовым гневом и с гневом Пифийца, Лето и Паллады. О всенародная наша Подагра, 511 отныне даруй нам Лишь нетяжелую боль и несильную — острой не надо; Легкую боль, без вреда и без мук, чтоб ходить не мешала. [325] Бедствий на свете не перечтешь, — Значит, привычка к несчастьям есть: Пусть же утешит она бедняг. Теперь, сотоварищи, кинув грусть, Забудьте про боль! [330] И если желанное не сбылось, Нежданному сбыться богиня даст. Пусть же любой из бедняг снесет Шутки и смех людей над собой: Такое ж и это творенье.