В ночь на седьмое августа заговорили пушки, а с рассветом к левому днепровскому берегу ринулась флотилия баркасов, шаланд и черных искалеченных пароходиков, до отказа набитых войсками. Над Днепром скрестились невидимые снарядные трассы, распушилась шрапнель, и ветер понес к берегам пороховую гарь. Правобережная группа Красной Армии форсировала Днепр. К вечеру белых вышибли из Алешек и, развивая успех, двинулись на Большие Копани, громя левый фланг врангелевского генерала Драценко. В движение пришел весь каховский плацдарм. Херсон, отделенный Днепром от основного театра военных действий, оказался в тылу, но зато неизмеримо возросло значение Алешек, через которые шел поток войск и военных грузов.

Кроме всяких прочих дел, чекистам теперь приходилось в помощь Особому отделу работать с пленными, которых нагнали из-за Днепра великое множество. Надо было отобрать тех, кто попал к белым по недомыслию, кого мобилизовали насильно, угрозами или обманом. Затем с ними работали агитаторы.

За два дня до начала наступления Алексей с конным отрядом ЧОНа выехал в сельские районы. У Крамова в близлежащих селах была большая агентура. На ее ликвидацию ЧК послала два отряда. Со вторым отправился Воронько.

Отрядом, в который попал Алексей, командовал Филимонов, донской казак, кряжистый и весь точно наспех вырубленный из мореного дуба. Он был предприимчив и неутомим, как машина.

Больше месяца отряд мотался по селам и хуторам. Кое-кто из крамовцев был уже предупрежден и успел скрыться. Захватить удалось девятнадцать человек.

Каждого арестованного Алексей выспрашивал о Маркове. Да, говорили они, наезжал, привозил распоряжения от Крамова, долго не задерживался. Внешность описывали точно. Знали его как Крученого. И только один богатенький дьячок из Снегиревки сказал:

- Фамилие у них другое было. Я ихнего папашу знавал - сурьезный человек купеческого звания, Михаил Степанович Марков. Говорят, в Чека шлепнули. Сын в него пошел. Он вам папашу не простит, я думаю. Закваска у него лютая, купеческая.

- А где он сейчас?

- Э-э, кто ж знает! Он всю округу насквозь, изучил, что здесь, что за Днепром, каждую тропку, ровно волк какой. Бродит где-нибудь. А может, с Врангелем ушел. Только не думаю…

- Почему?

Дьячок хитро поморгал глазами:

- Зверь от берлоги далеко не бежит. У нас разные власти бывали: и Деникин, и Григорьев-атаман, и ваши приходили, и чужеземцы хозяйничали, а он все тут, при любых властях. То на свет, то в тень, а уходить не уходил ни разу. У него много уголков вокруг.

- Что за уголки?

- Вот того не знаю. Все слухами пользуюсь.

- А какие слухи?

- Болтают люди… Так ведь слух - что? Воздушная ткань. Пролетел - и нет его.

- Что же про него сейчас говорят?

- Разное… Все разве упомнишь! Память уже не та…

Дьячок начал путать. Больше от него ничего нельзя было добиться.

Несколько позже задержали мельника, который когда-то имел дела с Марковым-старшим. От него узнали, что, по некоторым сведениям, Марков-сын скрывается в Алешках или поблизости от них.

После всех этих допросов в представлении Алексея Марков начал вырастать в еще более значительную фигуру, чем ему казалось раньше. Было очевидно, что два года и для него не прошли даром. Он заматерел, превратился в опытного, испытанного врага, избравшего совершенно определенную область деятельности: подполье, шпионаж. При Крамове Марков проделывал самую трудную работу, связанную с постоянной опасностью, а сам все время оставался в тени. И Алексей не был склонен объяснять это простой осторожностью, вернее, не только ею. «Скромность» Маркова была для него свидетельством того, что Марков - враг по вдохновению, упорный и последовательный, не выбирающий средств и на все готовый…

Отряд Филимонова вернулся в Херсон в сентябре. На трех телегах везли арестованных, на четвертой - раненых бойцов. Филимонов тоже был ранен, но сесть на телегу не пожелал. В Херсоне его сняли с седла и на руках отнесли в госпиталь.

Алексей так устал, что по приезде лишь с большим трудом смог отчитаться перед Величко. Домой он не пошел, а лег в дежурке на лавке и как убитый проспал до следующего утра. Проснувшись, сходил в столовую и затем поднялся к себе.

Воронько еще не приезжал. В их комнате расположился Федя Фомин. Он допрашивал пленных. Кубанка его была надвинута на брови, что должно было придать суровое выражение его румяному лицу. На столе в боевой готовности лежал револьвер.

Трое пленных переминались с ноги на ногу возле двери, ожидая своей очереди, и с почтительным испугом разглядывали грозного чекиста; четвертый топтался перед столом. Это был невзрачный мужичонка в английской шинели, висевшей на нем, как на палке.

Увидев Алексея, Федя обеспокоился.

- Эге, приехал! - как-то уж слишком радостно закричал он. - Выполнил сложное боевое задание? Подавил местную контрреволюцию?

Пленные вытаращились на Алексея, решив, что перед ними очень важная шишка красного ЧК.

Не давая удивленному таким приемом Алексею ответить, Федя объяснил:

- Пришлось занять твой кабинет: у меня в комнате сейчас нельзя, там очень секретное одно дело… - И, повернувшись к пленным боком, усиленно заморгал ему левым глазом: помалкивай, мол.

Никакой комнаты, даже постоянного места у Феди не было, и он боялся, как бы Алексей нескромным замечанием не уронил его авторитета. Алексей это понял и промолчал.

Федя, надо заметить, высоко ценил его сдержанность, особенно после поимки сигнальщика: Алексей никому не сказал, что в ту ночь Федя упустил Крученого. А так как один шпион был все-таки пойман, то и честь этой операции делилась ими поровну.

Видя, что со стороны Алексея его авторитету не грозит никакой опасности, Федя уверенно продолжал допрос:

- Из каких будешь, Петр Киселев?

- По крестьянству мы, - гундосо отвечал пленный.

- Ты в нас стрелял?

Пленный, потупился.

- Говори, как на духу! Не бойся.

- Стрелял.

- Зачем стрелял?

- Приказали.

- Кто приказал?

- Взводный, кто…

Пронзительно глядя на него, Федя повысил голос:

- А ты знал, что стреляешь в Советскую власть, в твою же родную крестьянскую власть?

- Знал.

- Так зачем стрелял?

- Да приказали же!

- А ты понимаешь, - врастяжку спросил Федя, - что тебе за это следует?

Пленный посмотрел на носки ботинок, помялся и неуверенно проговорил:

- Расстрелять меня, потому, правда, не знал…

- А! - удовлетворенно усмехнулся Федя. - Понимаешь, что расстрелять за это мало! Ну так ступай. В другой раз разбирайся! Иди по коридору налево, последняя дверь, к товарищу Павликовичу. Он тебя определит куда надо…

Допросив подобным образом остальных пленных, Федя отпустил их и, сразу утратив солидность, бросился к Алексею:

- Здорово, Лешка! Приехал… Целый? - говорил он, ощупывая Алексея, точно не веря, что это на самом деле он, из плоти и крови.

- Ты что здесь наделал, чакист? - сказал Алексей, указывая на вороньковские книги, с которых была снята дерюжка.

- А что! Я только посмотрел.

- Погоди, приедет Воронько, он тебе пропишет ижицу!

Федя пренебрежительно свистнул:

- Сегодня не приедет, а завтра я - фьють, и ищи-свищи!

- Что такое?

- Уезжаю на ответственное задание! - торжественно объявил Федя.

- Куда?

- В Алешки. Целую группу посылают и меня тоже.

- Зачем?

- В Алешках контра расходилась. Наших из-за угла бьют. Одним словом, надо все разоблачить. Самых боевых ребят отобрали. Я, между прочим, не напрашивался, меня Величко назначил.

- Правда?

- Ну вот, стану я врать!

Алексей побежал к Величко.

- Верно, что в Алешки едет группа?

- Едет.

- Отпустите меня с ними, товарищ Величко!

- Там людей достаточно.

- Товарищ Величко, арестованный Серденко, мельник, показывает, что Крученый сейчас в Алешках. Прошу разрешить мне продолжить это дело.

Величко смял пальцами нижнюю губу, поду, мал.

- Пошли к Брокману, - сказал он.

Председатель ЧК встретил Алексея приветливо:

- А, путешественник! Зачем пожаловал?

- Просит послать его с группой Илларионова, - сказал Величко. - Узнал, что Крученый в Алешках.

Алексей доложил о показаниях мельника.

- Слухи не проверенные, - сказал он, - но все-таки… Я ведь один знаю его в лицо, товарищ Брокман.

- Мгм… Как ты думаешь? - спросил Брокман у Величко.

- Я так считаю: с Илларионовым мы его не пошлем. Подожди, подожди, - остановил он Алексея, - поедешь отдельно. Ты в Чека новый человек, еще не примелькался, это надо использовать. Сведем тебя с Королевой…

- С какой Королевой?

- Есть одна в Алешках. Жила там при белых, надежный человек. Будет связывать тебя с Илларионовым. Сам держись особняком: Алешки - маленький городок, в момент все будет известно. Илларионова я предупрежу. Теперь насчет обстановки. Крученого, конечно, поймать надо, но, смотри, не увлекайся, дело не только в нем. В Алешках штаб группы войск. Через город идут войска. Сейчас там самое место для шпионов. За последнее время они убили трех командиров и шесть красноармейцев. Скорее всего там шайка, и твой Крученый, если он в Алешках, не последняя, должно быть, спица в ихнем колесе. Я думаю, вот как надо действовать…

Величко изложил свой план. Брокман этот план одобрил.

- Перед отъездом зайди, напишу записку к начальнику штаба Саковнину, я его хорошо знаю, - сказал он. - Величко, подготовь ему документы по всей форме… - И улыбнувшись: - Фамилию изобрети самую красивую.

- Пусть едет под своей, - возразил Величко. - Он ведь здешний. Встретит знакомого - и все, провал.

- Тоже верно, - согласился Брокман. - Подумайте как следует над мелочами и не тяните. Завтра же отправь его…