Группа, возглавляемая Илларионовым, отбыла на рассвете. Алексей выехал днем. В кармане у него лежали назначение в армию на должность штабного писаря и бумага из херсонского госпиталя, где он якобы «проходил лечение по поводу возвратного тифа».

Старый, сочащийся паром и дымом пассажирский пароход «Петр», совершавший регулярные рейсы между Херсоном и Алешками, отходил в три часа пополудни. На двух его палубах в страшной тесноте сидели беженцы с мешками и корзинами. Мужчин было немного. Больше - женщины, измученные и озлобленные. Молчаливые дети равнодушно смотрели на проплывающие берега.

«Петр» шлепал колесами мимо высохших за лето плавней, мимо ивовых зарослей и буйно разросшихся камышей. Белые цапли степенно перелетали через пароход, опускались возле берега и, поджимая одну ногу, неподвижно застывали на обводьях.

Через час в излучине днепровского рукава - он назывался рекой Конкой - показались красные пристанские крыши, дебаркадер и рядом с ним песчаный спуск к воде. Алешки.

Занимая всю реку, «Петр» неуклюже развернулся и подвалил к дебаркадеру. Началась высадка. Минуя проверявших билеты матросов, Алексей спрыгнул на бревенчатый пирс и вместе с толпой вышел в город.

В детстве он часто бывал здесь у тетки, умершей в начале революции. Городок напоминал большое село: белые, крытые соломой мазанки, баштаны, сады, огороды, сбегавшие к реке, тихие травянистые улицы, где свободно паслась скотина. Сейчас и в помине не было той безмятежной тишины, которой когда-то славились Алешки. На улицах обозы, тачанки, коновязи. Не выветриваясь, стоит смешанный запах навоза, дегтя и пекущегося в домах хлеба для армии. Всюду красноармейцы, матросы; то и дело, улюлюкая, проносятся верховые - ординарцы.

Алексей явился в штаб.

Оформление на должность писаря отняло немного времени. Полный, насмешливый начальник штаба Саковнин, прочитав записку Брокмана, сказал:

- Сегодня приходил один из ваших, Илларионов, предупреждал, что приедете. Ну что ж, писарь из вас, как я понимаю, неважный. Будете состоять при мне. Можете отлучаться не докладывая. Понадобится что - обращайтесь…

Алексей откозырял и пошел искать Королеву.

Королева жила в похилившейся хатенке на самой окраине городка, вблизи песчаных дюн (за Алешками начиналась обширная степь, сухая и безводная, как пустыня). При доме был небольшой садик с огородом, засаженным главным образом картошкой. У калитки - собачья будка. Лохматый черномордый кобель бросился под ноги Алексею.

Алексей остановился, ожидая, что на собачий лай кто-нибудь покажется…

Через минуту вышла девушка в косынке, желтом сарафане и белой рубахе с засученными рукавами, сердито крикнула:

- Зачем собаку дразнишь! Кого надо?

- Королева здесь живет?

- Фомка, на место! - Девушка загнала пса в будку и ногой загородила вход, не давая ему выскочить.

- Иди в избу, - сказала она Алексею, глядя на него строгими светлыми глазами.

Наклонившись в дверях, Алексей вошел в тесную хату с большой русской печью и до блеска промытыми оконцами. Здесь было очень чисто пахло сушеными травами. Возле окна сидела пожилая женщина в серой кофте, с темным лицом, покрытым мелким кружевом добродушных морщин. Она что-то растирала в глиняной миске.

- Здравствуйте, - сказал Алексей.

- Садись, садись, - закивала женщина, - ничего…

- Она глухая, - сказала девушка, входя в комнату, - ты с нею погромче.

- Кто здесь Королева?

- Обе мы Королевы, а что надо?

Стараясь скрыть удивление (не таким рисовался ему подпольный работник ЧК!), Алексей сказал:

- Величко тебе привет передает.

- Ты Михалев?

- Я.

- Мне Илларионов говорил.

«Уже успела повидать!» - все больше удивляясь, подумал Алексей.

- Документ у тебя есть?

- Вот он…

Она прочитала его госпитальную бумагу, придирчиво всматриваясь в подписи врачей, хотя - Алексей знал - все они были сделаны рукой Вёличко. Вернув бумагу, девушка улыбнулась, и ему сразу стало понятно, что ее строгость, и резкие интонации в голосе, и независимая манера держаться - все это напускное, что ей свойственно улыбаться, быстро и много говорить, бурно выражать радость и неудовольствие. На вид ей можно было дать лет восемнадцать, а то и меньше. У нее была крепкая фигурка, миловидное лицо с ямочкой на правой щеке, рот маленький - верхняя губа тоненькая, нижняя пухлая. А глаза уже не казались строгими и удивляли своей величиной - они были почти круглыми.

- Здравствуй, - сказала она и протянула руку, - Маруся. Вспомнили-таки обо мне! А то ведь с тех пор как белых прогнали, сижу здесь, будто никому не нужна. Я и в райком комсомола писала, и Величко, и Адамчуку, а они отвечают: сиди и все!… Ты надолго? По какому делу?

Алексей оглянулся на женщину, которая, не обращая на них внимания, продолжала тереть деревянным пестом в глиняной миске.

- Она не слышит, - отмахнулась Маруся. - Это моя тетя, папина сестра. Она лекарка, травами лечит. У нее голова… При ней все можно говорить.

Алексей рассказал, зачем приехал. У Маруси разгорелись щеки. Она всплеснула руками:

- Ой, верно! Здесь нечисто, в Алешках. После белых столько дряни пооставалось - беда! Офицерики разные, кулачье. Их можно хоть сейчас взять. Хочешь, проведу? - она вскочила и, готовая к немедленным действиям, стала оправлять косынку на голове.

- Подожди, Маруся, - остановил ее Алексей. - Тебе Илларионов говорил, что положено делать?

- Поймешь этого Илларионова! Не то тебе помогать, не то ему…

- По указанию Величко, будешь при мне для связи. Сразу договоримся: приказы выполнять точно и без споров, обстановка сложная!

На миг в ее глазах сверкнули строптивые огоньки, но сразу погасли.

- Ладно, - сказала она, - со мной хлопот не будет!

- Кто-нибудь знает в городе, что ты была в подполье?

- Никто!

- Ты ведь и при белых тут жила?

- Да.

- А что делала?

- Разве Величко тебе не говорил?

- Нет.

- Совсем-таки ничего?

- Совсем.

Ему показалось, что Марусю это огорчило.

- Хватало дела, можешь быть спокоен! - сказала она и сдвинула тоненькие брови. - Мы с Аней Гольдман всю разведку вели…

Алексей посмотрел на нее с недоверием. Он и раньше знал, что из занятых белыми Алешек все время поступают сведения о врангелевских войсках, но он никогда не мог бы предположить, что исходят они от такой хрупкой на вид девушки, почти ребенка.

- У нас связным был дядя Фрол Селемчук, он рыбачит на Конке, - рассказывала Маруся. - Чуть не через ночь ездил в Херсон., а он старик, шестьдесят три ему… Мы здесь такое затевали!… Я ходила к ним в штаб на работу наниматься, только не получилось. Один офицеришка - мокрогубый такой, зубы гнилые - сильно приставал. Думала, живая не уйду.

Алексей открывал в девушке все новые и новые черты. Он заметил две, точно бритвой проведенные, морщинки на стыке бровей, - когда Маруся хмурилась, они придавали упрямое, недоброе выражение ее лицу. Иногда она большим пальцем заправляла под косынку выбивавшуюся возле уха русую кудряшку, это было нервное движение, в котором угадывалась привычка постоянно быть настороже.

- А где сейчас… Аня? - спросил Алексей.

- Аню поймали, - потемнев глазами, ответила Маруся. - Тот гнилозубый, - Кароев его фамилия, - солдатам ее отдал на потеху, а после ее повесили за косу. Она одна про меня знала и не выдала. Нас с нею вместе в Чека направил горком комсомола.

- Кароев? - переспросил Алексей. Это был контрразведчик, который завербовал Соловых…

- Замучили Аню… - Маруся собрала складки на носу, дернула подбородком. - Сама виновата! Со мной, небось, они такого не сделали бы!

- А чем ты лучше?

- Не лучше. - Девушка пошарила пальцами по сарафанной лямке и из вшитого в нее карманчика выдавила серебряный комок, сделанный из фольги.

- Вот, - сказала она, - знаешь, что это такое? Самый сильный на свете яд, мне один врач объяснил. Называется ци-ян. Верно, китайский: в тринадцатой армии были ребята из китайцев, так у них имена похожие. Сунешь такую штуку в рот, зубами - р-раз, и сразу смерть. В момент убивает! В Херсоне добыла, когда аптеку конфисковали. Я Аньке говорила: возьми, пригодится, у меня еще есть. А она говорит: не надо, все равно не решусь. Мeq \o (у;ґ)ку принять решилась, а ци-ян нет…

- Слушай, Маруся, - сказал Алексей, - здесь был раньше телеграфист Соловых.

- Был такой, - подтвердила Маруся, засовывая пакетик на прежнее место, - он при белых пропал.

- Ты знаешь, где он жил?

- Нет.

- Дам тебе адрес. У него должны быть родственники. Постарайся узнать, что им известно о нем, как их имена и вообще обо всем семействе. С соседями поговори. Только осторожно, чтобы потом не болтали: вот, мол, являлись, выспрашивали.

- Понятно.

- Завтра утром найди меня в штабе. Если будут приставать, кто да зачем, ну, скажи, что знакомая… или там невеста, неважно.

- Ладно. - Маруся поправила кудряшку возле уха. - Сделаю.