Спустившись к морю за Французским бульваром, Алексей пляжем дошел до скальной грядки, откуда был виден голубой церковный купол женского монастыря. Здесь он свернул и по обрыву поднялся к дому Резничука.

В чертополохе под стеной, выложенной известняком, стоял Микоша. Он поманил Алексея пальцем:

— Приехал?

— Приехал.

— Живой?

— А то!

— Долго ж ты мотался! Хозяин уже думал, что зацапали. — Хозяином Микоша называл Шаворского.

— Что ты тут стоишь? — спросил Алексей.

— Так… для порядка. — Микоша вытянул шею и поверх кустов оглядел берег. — Тут такое было! — сказал он доверительно. — Ты же Битюга знал?

— Ну?

— Так уже нема Битюга! На Новобазарную грянула чека, и пять человек как корова языком! — Микоша сплюнул на стену. — Битюг это же мне был первый кореш! А Сильвочку ты знал?

— Какую Сильвочку?

— Мадам Галкину?

— Ну-ну?

— И ее накрыли! Всех! Кто-то стукнул, это уже как факт! Ой, знать бы кто!…

— Кошмар! — сокрушенно промолвил Алексей,

Все произошло в его отсутствие. Две известные ему явки — у Резничука и Баташова — были еще не тронуты. Судя по откровенным излияниям Микоши, его не подозревали.

— Кошмар, — согласился Микоша. —Они еще поплачутся за Битюга, я тебя уверяю!

— А что?

Микоша снова оглядел берег и, придвигая к Алексею обезьянье свое лицо, зашептал:

— Сегодня они будут иметь хорошего петуха, и чтоб я сдох, если им это понравится!

— Где?

— На элеваторе, в порту! Хочешь пойти?

Алексей махнул рукой:

— Мне бы твои заботы!

Пусть большевикам будут мои заботы! Чтоб им так жилось, как я сейчас живу! Чтоб им так дышалось!… Не хочешь идти? Зря. Собирается приличная компания. Фейерверк сделаем на всю Одессу!

— Там видно будет, — сказал Алексей. — Ну, полно балабонить. Сам здесь?

— Тут.

— Подсади-ка меня…»

Микоша подставил плечо. Алексей вскарабкался на стену, перелез через забор и пошел к домику Резничука.

«Элеватор… — думал он. — Я вам покажу элеватор!…»

Шаворский встретил его на пороге, втащил в комнату, усадил на обитый синим штофом диванчик, который Резничук позаимствовал, должно быть, из графского дома.

— Ну что, как съездили?

— Нормально, — сказал Алексей. — У Нечипоренко был, обо всем договорился.

— Он приедет?

— Тринадцатого будет в Нерубайском. Пароль назначил старый: веревка на поясе и сапожные головки.

— Пришлось уламывать?

— Нет, легко согласился.

— Я же говорил! — Шаворский удовлетворенно потер руки. — С этим возни не будет. Машинку довезли?

— Довез. Благодарность вам. А возня все-таки будет, — сказал Алексей.

Он принялся стаскивать сапог. Достал вложенную под стельку бумагу.

— Что это?

— От полковника Рахубы!

— От Рахубы?! — Шаворский взял бумагу, осторожно развернул слипшиеся листки. — Как она к вам попала? Когда получили?

Алексей рассказал о поездке Цигалькова в Бендеры, о встрече с ним в Бычках.

— Имейте в виду, — предупредил он, — Нечипоренко ничего о том не знает.

— Почему?

— Это ваша связная Галина наладила с Цигальковым отношения помимо атамана.

— Зачем?

Сдерживая улыбку, Алексей сказал:

— Есаул, понимаете ли, врезался в нее по маковку, и она, не будь дура, выкачала из него подробнейшие данные о Нечипоренко и об офицерском подполье в Парканах, о котором я вам еще доложу. Ну, а Цигальков почему-то не хотел, чтобы Нечипоренко знал об его связях с Галиной…

— Понимаю… — Шаворский удивленно оттопырил губу. — Ну и девица, доложу я вам! Никак не могу заставить себя относиться к ней серьезно. А ведь стоит! Честное слово, стоит!

— Ого! — сказал Алексей. — Характер еще тот!

Шаворский засмеялся:

— На себе испытали? Да-а… Глядите-ка, пожалуй, действительно лучше, если мы будем знать о Нечипоренко больше, чем он предполагает. Способная, способная девчонка!… Так что же пишет Рахуба?

На одном из принесенных Алексеем листков был шифрованный текст, на другом — «перевод». «Депеша» была адресована ему лично.

«Двадцатого сего месяца в Одессу прибудет особый уполномоченный «Союза освобождения России» полковник Максимов. Встретить в ночь на указанное число на Большом Фонтане. Необходимо к приезду Максимова собрать руководителей повстанческих отрядов, действующих в губернии и близ нее. Руководство «Союза» возлагает исполнение на В. М. Ш. Задача: разработка стратегического плана захвата губернии в связи с наступлением сводной группы из Румынии. Готовность принять Максимова немедленно подтвердить по тому же каналу связи. Подчеркиваю особую важность изложенного. Рахуба».

Шаворский вскочил.

— Да что они там, белены объелись! — бледнея до желтизны, закричал он. — Шутка сказать: всех атаманов! Да когда же я успею это сделать? Черт бы их всех побрал! Им хорошо планы строить под румынским крылышком! А об оружии они подумали?!

— Кстати, — словно только сейчас вспомнив, сказал Алексей. — Цигальков передал на словах, что оружие для нас приготовлено.

— Да? Что же вы молчали! Сколько оружия? Когда переправят?

— Чего не знаю, того не знаю. Сказано только: приготовлено, а сколько, когда — о том разговора не было, — и, видя, что у Шаворского снова потемнело лицо, добавил: — Может, его с Максимовым привезут? На той же фелюге…

— Может, может, — раздраженно покривился Шаворский. — Может, да, может, нет! Организаторы!… Но что же все-таки делать? Атаманов придется собирать…

Он долго ходил по комнате, грыз губу, шевелил носом и наконец сказал:

— Задали ведь работенку! Думаете, легко уговорить их кинуть обжитые места и собраться? Как бы не так! К каждому нужен особый подход, они с капризами…

— Съедутся! — заметил Алексей. — Дело-то общее.

— Общее… — Шаворский что-то усиленно соображал. — Ладно, черт с ними, соберу! Пусть господа за кордоном убедятся, что мы и в наших условиях способны сделать больше, чем они, что у нас тут не говорильня, а дело…

— Что же передать Рахубе?

— Как вы будете передавать?

— Пошлю Золотаренко в Тирасполь к Галине. Там ей Цигальков кого-нибудь отрядит из своих людей.

— Пишите так: Максимова встретим, руководителей повстанческих отрядов соберем. И напомните относительно денег и оружия.

— Есть! — сказал Алексей. — Между прочим, я Микошу встретил, как сюда шел. Он звал на дело, элеватор какой-то…

Шаворский нахмурился:

— Да?

— Так я подумал: зачем сейчас чекистов дразнить? Они шум поднимут на всю Одессу, виновных будут искать, а мы Максимова ждем. Как бы не навредить.

Шаворский зло скособочил рот:

— А так, вы думаете, они нас не ищут? Не догадываются, что мы есть на свете?… Должен, кстати, предупредить: на Новобазарную ходить нельзя.

— Почему?

— Явка провалилась!…

Было похоже, что Алексея это известие ошеломило.

— То-то и оно! — дернулся Шаворский. — Они про нас знают, никуда от этого не денешься. Так пусть думают, что наша деятельность ограничивается отдельными диверсиями, ну и… экспроприациями. Если мы не подожжем сегодня элеватор, наши отношения с большевиками не улучшатся, а на том элеваторе собрана добрая половина всего городского запаса хлеба! Вы понимаете, что это значит? За нехватку продовольствия в Одессе будут судить большевиков, а не нас. Общественное мнение— глупая вещь, а уж слухи-то мы организуем!…

Шаворский бегал по комнате. Лицо его сводило судорогой. Сцепленные за спиной пальцы побелели.

Он остановился перед Алексеем:

— А почему бы вам действительно не принять участие?

— Что надо делать?

— В общем, не такое уж сложное дело. Там все подготовлено. Пожар начнется без вашей помощи, надо только не дать его погасить.

Алексей почесал голову под фуражкой.

— Чего ж, я не прочь…

— Тогда докладывайте, что вы узнали о Нечипоренко, и ступайте писать шифровку Рахубе. Микоша за вами зайдет…

Вечером Алексей собирался побывать у Пашки Синесвитенко. Хотел взглянуть, как живет мальчонка, подумать, куда пристроить своего осиротевшего друга до отъезда в Херсон: он уже твердо решил, что возьмет Пашку с собой…

Теперь все эти намерения приходилось отложить до более удобного случая.

Не застав дома Золотаренко, Алексей помчался искать телефон.

Телефонов в Одессе было вообще немного, да и те находились в учреждениях, где вечно толпился народ. На Пушкинской Алексей заглянул в аптеку.

Тощий седой провизор с двумя парами очков на носу возился за стойкой, наклеивая сигнатурки на пузырьки с лекарствами. Его жена, усатая черноволосая женщина массивного телосложения, сидела за кассой. Покупателей в аптеке не было!

Подойдя к стойке, Алексей знаком показал аптекарю, что хочет поговорить с ним с глазу на глаз. Провизор издали отрицательно помахал рукой:

— Нету, нету.

— Чего нету?

— Разве я не знаю, что вам нужно! — И аптекарь сделал характерный жест кокаинистов: понюхал руку в том месте, где поднятый большой палец образует ложбинку, удобную для порошка.

— Да я не за тем. — Алексей перегнулся через стойку и спросил шепотом: — Телефон у вас есть?

Аптекарь сдвинул одну пару очков на кончик носа, другую вздел на лоб.

— Телефон? Зачем вам телефон?

Алексей понял: нынче не такие времена, чтобы за здорово живешь пускать в дом незнакомого человека.

— Я из чека, — сказал он.

— Что он хочет? — крикнула женщина из кассы.

— Человеку надо позвонить по телефону, — ответил аптекарь, суетливо сдвигая очки в прежнее положение.

— И что с того? Пусть идет на почтамт!

— Зачем ему идти на почтамт, если он может позвонить отсюда? — неуверенно возразил аптекарь.

— Я когда-нибудь умру от разрыва сердца! — решительно заявила женщина. — Ты готов пустить в дом каждого первого встречного. Здесь же не телефонная станция! Здесь торгуют лекарствами!

— Она меня будет учить, чем здесь торгуют, а чем не торгуют! — проворчал аптекарь и открыл дверцу стойки. — Идите же.

Деревянный, по форме и сам напоминавший домашнюю аптечку аппарат висел на стене в большой полутемной комнате, где пахло эфиром, валерьяной и карболкой, а на столах в беспорядке стояли фарфоровые кружки и штанглассы из синего толстого стекла.

Алексей завертел ручку телефона. Аптекарь потоптался у стола и, убедившись, что посетитель действительно вызвал ЧК, вышел из комнаты.

Голос дежурного был едва слышен. Он с трудом «пробивался сквозь треск и шипение мембраны.

Алексей вжимал губы в медный рожок микрофона, забранного тонкой проволочной сеткой:

— Передайте Инокентьеву или Оловянникову: в порту на элеваторе (предательство! Пусть примут меры! Сегодня ночью его собираются спалить… Вы поняли меня? Пожар, говорю! По-жар!… Ну да! Сегодня ночью! Там кто-то орудует. Пусть как следует обшарят весь элеватор… Элеватор пусть обшарят, говорю! И нужно усилить охрану! Все поняли?… Охрану усилить!…

— Кто передает? — донеслось издалека.

— Скажите, херсонец.

— Кто?

— Херсонец. Так и передайте, они поймут.

— Будет сделано… — прохрипело вдали.

Алексей повесил трубку на рычаг. Прислушался. Потом шагнул к двери и рывком отворил ее. За дверью стоял аптекарь. Вид у него был сконфуженный.

Алексей поманил его пальцем.

— Должен предупредить, — негромко сказал он, прикрывая дверь, — то, о чем я сейчас говорил, кроме нас с вами, не знает ни один посторонний человек. Если начнутся разговоры… Все понимаете?

У провизора лицо стало под цвет его халата.

— Что вы, что вы, товарищ комиссар! — замахал он руками. — Я же совсем не имел в виду… Просто, знаете, незнакомая личность, так я немножко боялся. Ай-яй-яй, какой ужас, какой ужас!…

— Я вас, кажется, предупредил? — нахмурился Алексей.

— Ради бога, не беспокойтесь! Все умрет в этой комнате!

— И жене своей скажите, если она слышала…

— Ничего она не слышала! А у меня прежде язык отсохнет, чем я доверю женщине такое дело! Ай-яй-яй…

— Вот именно! За телефон спасибо.

— Об чем речь! — закричал провизор. — Какое может быть спасибо! Заходите еще, когда нужно! Приходите запросто! Я всегда с большущим удовольствием!…

Он проводил Алексея к выходу мимо изумленной жены и долго кланялся, стоя на пороге.

Алексей поспешил свернуть за угол.