Очень страшно, бродя по лесу, встретиться с медведем. И не просто встретиться, а обнаружить его на расстоянии вытянутой руки. Почувствовать его запах, заглянуть в его свирепые глаза, увидеть его клыки и когти. Осознать, что спастись уже не получится и что жить тебе осталось в лучшем случае считанные секунды…

Дракон был раз в пять больше самого крупного медведя. Столкнувшись с ним на узкой лесной тропе, любой, даже совершенно безбашенный топтыгин без раздумий задал бы стрекача. И правильно сделал бы. Потому что одолеть такую бронированную зверюгу обычными когтями и зубами нечего и думать. Тут разве что какой-нибудь тираннозавр нужен, да и то ещё не факт, что он справится. До тираннозавра Степану было ещё расти и расти, и, тем не менее, дракона он совершенно не боялся. Стоял перед ним, смотрел снизу вверх, понимал, что по сравнению с этим чешуйчатым монстром он мозгляк-мозгляком, и всё равно не испытывал ни малейшего страха.

Так вот из-за чего жахнуло холодом, вот кто вчера ночью ломал кусты. Древняя сила что-то там в глубине земли взвесила, что-то прикинула и решила подарить ему настоящего дракона. Превратила маленького Дрэгу в огромного Змея Горыныча. Хорошо хоть не в трёхголового.

Даже глядя в драконьи глаза и видя в них своё причудливо искажённое отражение, Степан в реальность произошедшего верил с трудом. Не может быть! Такого просто не может быть! Получается, что это вот и есть моё самое заветное желание, чтобы у меня появился дракон? Но ведь я совершенно искренне просил совсем о другом. Я ведь от всей души высказал своё самое главное и обдуманное желание. А мне вместо этого зубастую годзиллу зачем-то подсунули. Подкузьмили, или точнее сказать, поддраконили.

Вот, оказывается, чего мне в глубине души хотелось. Древняя сила выполнила не то желание, которое я обдумал и высказал словами, а то, которое таилось в самой сокровенной глубине сердца. Неужели огромный и не слишком разумный дракон для меня дороже друзей? Получается, что дороже. И мне, наверное, сейчас должно быть очень стыдно из-за того, что я таким плохим другом оказался. Но мне почему-то совершенно не стыдно, вот ну ни капельки. Потому что — ДРАКОН!!! Потому что он настоящий, живой, стоит напротив, дышит, глаза щурит, и его можно потрогать. У кого ещё такое счастье в жизни бывало?.. Вот только что мне теперь с этим чудовищем делать прикажете? Я ведь на него просто посмотреть хотел, просто увидеть, как он летает или бегает, я совершенно не думал о том, чтобы владеть им, ухаживать за ним, отвечать за него… А этакой громадине даже приказать ничего нельзя, да и послушается ли он теперь меня? Представляю, сколько он жрёт. Кошмар! А если он людьми теперь питаться захочет? Это же вам не ольховый упырь, это динозавр самый настоящий. Ему в день полтонны мяса мало будет. И пасть у него — ого-го какая! Не то что руку — бревно запросто перекусит.

Немного робея (да и кто бы на его месте не заробел), Стёпка приблизился к дракону. Остановился перед ним, вдохнул терпкий запах, окинул взглядом широкую грудь, мощные лапы, гибкую шею. Дрэга бодаться больше не спешил, наблюдал за хозяином искоса, и в глазах его прыгали чертенята. Дракону было весело, дракону нравилось, что он в одночасье сделался вдруг таким большим, а хозяин остался прежним, и на него теперь можно смотреть сверху вниз, как на какую-нибудь незначительную букашку.

Очень осторожно подняв руку, Стёпка положил ладонь на драконье плечо. Довольно смелый жест с его стороны, потому что раньше он, например, даже лошадь в зоопарке решался гладить, только если был уверен, что она не куснёт и не лягнёт. А тут почти незнакомый — пусть даже это и Дрэга — дракон. Драконья чешуя оказалась тёплой, гладкой и очень приятной на ощупь. На туловище, особенно на груди, чешуйки были размером примерно с ладонь, на шее и голове — чуть помельче. Стёпка попробовал подцепить кончиками пальцев одну чешуйку, но у него ничего не получилось. Чешуйки прилегали друг к другу так плотно, что казались одним целым. Такую защиту не пробьёт, наверное, ни меч, ни копьё.

Дракон вдруг мягко повалился на бок и задрал все четыре лапы к небу, подставляя хозяину более светлое по сравнению со спиной брюхо. Почеши, мол, и там. Он, кажется, сам не сознавал до конца, насколько крупным, мягко говоря, стал по милости своего хозяина. Стёпка с испугом подумал, что произойдёт, если гномлинский шпион по старой памяти захочет завалиться к нему на колени. Такая туша раздавит в один миг. Даже мучиться не будешь. Всё равно что под танк попасть. Послушно скребя ногтями где-то в районе драконьих подмышек, он понимал, что толку в его почёсывании нет никакого, слишком уж крепкая чешуя защищала драконье тело. Дрэга, тем не менее, довольно похрюкивал и совсем по-кошачьи выпускал когти, тоже совсем не слабые. Такими схватишь человека — и всё, привет родным.

В конце концов Стёпке это издевательство надоело.

— Я тебе что, машина чесальная? — притворно рассердился он. — Если тебя блохи замучили, о камень вон почешись.

И едва успел отскочить, потому что дракон сразу же последовал совету и принялся чесать свои бока о грани поваленного камня. Чешуя с почти металлическим скрипом скоблила камень и даже искры при этом высекала. Да такую бронированную махину отбойным молотком только чесать, думал Стёпка, обходя Дрэгу со всех сторон.

Что и говорить, дракон был красив. В нём не угадывалось ничего динозаврского или крокодильского. Абсолютно никакой громоздкой неуклюжести и тяжеловесной неповоротливости. Упругие мощные лапы, гибкая шея без складок и безобразных обвислостей. Тело не пузатое и бесформенное, а вытянутое, поджарое, стремительное. А голова и в самом деле напоминала слегка сжатую по бокам голову породистого коня, только с небольшими рожками. Да пасть пошире. Да зубы острые. Да гривы нет и ушей. Хвост тоже красивый. В меру длинный, равномерно сужающийся, без шипов и прочих украшений, и очень… живой, если можно так сказать о хвосте. То обвивает ноги, то выпрямляется, то скользит, приминая траву. В схватке с противником, наверное, незаменимая вещь. Сложенные крылья плотно прижаты к телу, а чешуйки на них больше похожи на перья. Странный какой-то дракон получился — пернатый полуящер с грацией леопарда. И очень большой. Просто очень.

На дракона можно было смотреть долго. И чем дольше Стёпка его разглядывал, тем сильнее он ему нравился. Вообще всё в нём нравилось: и размер, и масть, и порода. Жаль, фотоаппарата нет собой. А то ведь не поверит никто, что он такое чудо природы видел и при этом не просто рядом стоял, но даже гладил его и разговаривал.

Дрэга тем временем вволю начесался, ловко крутнулся вокруг себя и склонился над хозяином, просительно уставясь своими огромными прищуренными гляделками. Несмотря на огромные размеры, не вызывало ни малейшего сомнения, что на самом деле он ещё очень молодой дракончик. Глаза у него были ярко-зелёные, с изумрудными просверками, а в глубине круглого (не змеиного!) чёрного зрачка пульсировали алые искорки. Стёпка долго завороженно всматривался в их мерцание, и ему казалось, что он видит перед собой целую вселенную, висящую в бесконечном пространстве. В этих глазам можно было запросто утонуть.

Дракону первому надоело пустое переглядывание, он шумно потянул воздух и лизнул Стёпкину руку горячим шершавым языком.

— А-а-а! — догадался Стёпка. — Подлый предатель жратеньки захотел? Проголодался?

Дрэга ещё раз лизнул его руку, потом хотел лизнуть лицо, но Стёпка благоразумно увернулся. Умываться он привык несколько по-другому.

— Ну и чем же я тебя кормить буду? — растерянно спросил он. — Нет, мне, конечно, ничего не жалко, но ты теперь такой большой…

Он вытащил из котомки погрызенный вчера самим же Дрэгой кусок пирога и протянул его дракону:

— Будешь?

Пирог мгновенно исчез во внушающей уважение пасти. Разохотившийся дракон жаждуще косился на развязанную котомку.

— Так, — протянул Стёпка. — Эти огрызки тебе — только облизнуться. Если бы я знал, я бы заодно заказал для тебя телегу с великанскими пирогами… Слушай, Дрэга, а ты разговаривать по-человечески случайно не умеешь? Признавайся сразу, я ничего тебе не сделаю, честное слово.

Дракон ещё раз лизнул руку. Не умеет. Или не хочет выдавать страшную гномлинскую тайну. Хотя, скорее всего, — действительно не умеет.

— Жаль, — искренне сказал Стёпка. — Тогда вот что, приятель. Я тебя накормить ничем не могу. Ты же видишь, каким ты стал. Так что тебе придётся самому себе пропитание добывать. Уразумел? Иди травку, что ли, пощипи… пощипай… в общем, попасись вон там на лугу. Может тебе кустики понравятся какие-нибудь…

Но дракон с такой обидой замотал головой, что сразу стало понятно: кустики он есть не собирается, да и правильно, он же не корова какая-нибудь жвачная. Настоящий дракон не может быть травоядным, настоящий дракон — это хищник, ему добычу подавай, свежее мясо, и побольше.

— Ну, тогда не знаю… В лесу поймай кого-ни… Оленя поймай или кабана. Зубы-то у тебя вон какие. Значит, ты и в самом деле не травоядный. И даже не парнокопытный. Это я про траву просто так сказал. Только ты это… Ты на людей не вздумай охотиться. Ни на гоблинов, ни на вурдалаков, ни даже на весичей. Хватит с меня уже людоедов, ты понял?

Но Дрэга с такой укоризной посмотрел ему в глаза, что Стёпке стало немного стыдно за свои нехорошие предположения. Но он же должен был убедиться. Ведь он теперь за этого дракона отвечает. И если дракон окажется виновен, например, в гибели человека, то спрашивать в первую очередь будут с кого? Понятно, что с хозяина. (И вот какой в связи с этим возникает вопрос: а согласен ли признавать Степана хозяином этот новый, ставший очень большим Дрэга?)

— Ладно, я пошутил, — сказал Стёпка, не выдержав укоризненного взгляда. — Что, уже и пошутить нельзя? Понял я уже, что ты не людоедский дракон. Не сердись. Лучше в самом деле кабана поймай или оленя. Тебе как раз и хватит.

Последние слова он договаривал уже в пустоту. Дракон воспринял его слова как приказ и, кажется, в самом деле отправился на охоту. Скорость, с которой он это проделал, впечатляла. Только что стояла рядом огромная зверюга и вдруг словно в воздухе растворилась — лишь кусты качнулись, да в берёзовой роще заполошно захлопала крыльями какая-то потревоженная птица. И сколько бы Стёпка ни вертел головой, сколько бы ни всматривался в кромку леса, разглядеть совсем не маленькую драконью тушу он так и не сумел. Многократно увеличившись в объёме, Дрэга своих способностей к маскировке отнюдь не потерял.

Вернулся дракон минут примерно через пятнадцать. Стёпка о точном времени почти совершенно забыл и каждый день для него теперь делился на утро, полдень, вечер и ночь. Сейчас было где-то часов семь или восемь утра. Уже и солнце показалось из-за леса. Ночная прохлада отступила в низины, наступающий день обещал быть жарким. Стёпка убрал плащ в котомку, разложил на камне нехитрый завтрак: половинку рыбного пирога и бутылочку с морсом. Тут Дрэга и объявился. Вынырнул из кустов беззвучным призраком, не хрустнув ни единой веточкой, даже непонятно, как он ухитрялся это проделывать при таких размерах. Из драконьей пасти безвольно свешивалось пятнистое тело довольно крупного оленя со свёрнутой шеей.

— Ну, здорово, — с облегчением сказал Стёпка. — Значит, сумеешь себя прокормить. А то я уже слегка переживать начал. Думал, мало ли…

Оленя, конечно, было жалко, но тут уж ничего не поделаешь: драконы «тоже хочут жить». Уронив добычу на землю, Дрэга примерился, сверкнули белым его пугающие зубы… Стёпка не был особенно брезглив, но всё же счёл за лучшее отвернуться. Не слишком приятное занятие — смотреть, как у тебя на глазах пожирают оленя, который совсем недавно был живым и вполне себе мирно бегал по лесу. Стёпка и дома-то не любил присутствовать при том, как дедушка, например, рубит головы курицам, или как забивают осенью свиней. Мясо ел без внутреннего содрогания, но смотреть не любил. И сейчас не слишком хотел разглядывать не самый аппетитный процесс разгрызания оленьей туши.

За его спиной туго загудел воздух, напахнуло сухим жаром, донёсся характерный запах палёной шерсти. Оглянувшийся Стёпка испытал очередное — уже которое за нынешнее утро! — удивление. Дрэга тоже не любил сырое мясо и вовсе не собирался уподобляться хищным животным, которые, кровавя морды, жадно отрывают от добычи куски ещё дымящейся плоти. Дракон, оказывается, был огнедышащим! Точнее говоря, жаропышащим. Причём жар, который он выдыхал, имел явно магическое происхождение, а пронзительный запах свершившихся заклинаний Стёпка помнил очень хорошо, ещё со времён памятного разговора с Серафианом, когда чародей грозился применить к незаконному демону какой-то Истинный Пламень. Тогда встреча с этим неуютным заклинанием, к счастью, не состоялась, зато теперь Степан наблюдал что-то очень похожее. После короткого аккуратного выдоха на оленьей туше почти моментально обгорела шерсть, а после второго — она зарумянилась манящей поджаристой корочкой. Так быстро мясо не приготовить даже на сильном костре. А дракону хватило нескольких секунд. Перевернув оленя, он завершил недолгий процесс жарки, а затем с видом опытного повара ещё и проткнул в двух местах острым когтем, проверяя хорошо ли пропеклось.

— Где ты этому научился, Дрэга? — удивленно спросил Стёпка. — Или ты, когда был маленьким, лягушек так себе поджаривал?

Дракон, не обращая внимания на его вопросы, устроился поудобнее и принялся старательно и со вкусом поглощать оленину, хрустеть косточками, облизываться, даже, паразит такой, причмокивать. Кончилось тем, что Стёпка не удержался, отхватил своим всеразрезальным ножом от ляжки хороший кусок мяса, посолил его, впился зубами и… И только тут до него дошло, что он, возможно, здорово рисковал, покусившись на драконью добычу в то самое время, когда тот её грыз. Не всякая собака, например, хозяина к своей миске подпустит, обязательно предупреждающе зарычит, а то и укусить попытается, решив, что у неё обед отбирают. А Дрэга даже глазом не повёл, наоборот ещё и голову отклонил, чтобы Стёпке удобнее было мясо отрезать. И о чём это говорит? А о том, что дракон — это всё-таки существо разумное, соображающее, и умеющее держать себя в лапах. Друг, в общем, самый настоящий. Хоть и предатель.

— Спасибо тебе, Дрэга, — совершенно искренне сказал Стёпка, прожевав первый обжигающий кусок. — Ты настоящий друг. Правда-правда.

Вместо ответа дракон вытянул шею и самым наглым образом слизнул со Стёпкиного мяса всю соль.

— Ты не только друг, ты ещё и гад, — возмутился Стёпка. — Соль я тебе и так бы дал, а мне теперь обслюнявленное мясо есть прикажешь?

В общем, неплохо подкрепились. А от оленя остались буквально рожки да ножки. И глядя на дракона, нетрудно было догадаться, что он легко мог умять по крайней мере ещё двух таких оленей. Если не трёх.

Стёпка же был сыт и всем почти доволен. И на душе у него было легко и спокойно. Он совершенно не стыдился того, что так быстро примирился с неправильным исполнением желания. Хотел спасти друзей, а получил дракона и кучу положительных эмоций. Ну и что? На его месте Ванька, наверное, ещё бы и не так радовался. В конце концов, он же не собирается бросать Смаклу в беде, да и Ванеса тоже искать не прекратит. Может быть, даже ещё и быстрее сумеет их найти, с драконом-то.

Ещё вчера он испытывал тоску и полное бессилие. Не знал, на что решиться, что делать дальше, куда идти и у кого просить помощи. Ещё вчера неизбежное путешествие в Великую Весь представлялось ему чем-то вроде наказания, сегодня же, глядя на дробящего последние кости Дрэгу, он испытывал вполне понятную уверенность в том, что всё будет хорошо. Ведь он теперь снова не один. А с таким другом (по-настоящему огромным!) можно отправляться хоть к чёрту на рога. От такого друга любой чёрт сам убежит куда подальше.

— Ты меня не бросишь? — спросил Стёпка, подойдя к лежащему дракону и обняв его за шею. — Не улетишь опять к своим гномам? Мне без тебя будет плохо.

Дрэга оглянулся, пихнул его головой в бок, не улечу, мол, хозяин, не бойся, ну куда я без тебя, вернее, ты без меня? И опять захрустел костями.

— Как был ты проглотом, так и остался, — сказал Стёпка. — Бедные олени. Мне их жалко. Ты в следующий раз лучше какого-нибудь кабана поймай. В кабанах мяса больше.

Пора было собираться, хотя, честно говоря, собирать-то было почти и нечего. Стёпка завязал котомку, посмотрел по сторонам, оглядел напоследок разорённый магами холм. Зря они старались, только испортили впустую хорошее место. Приличные люди на подобное бы не решились. Им бы даже в голову не пришло. А эти…

— Ну что, Дрэга, — сказал он. — Пора нам отправляться. Ты как, не против?

Дракон задумчиво посмотрел на Стёпку, потом часто подышал, высунув язык, как дышат собаки, когда им очень жарко.

— Пить хочешь? — догадался Стёпка. — А нечего было мою соль слизывать… Ладно, вон там где-то неподалёку озеро есть. Сходи попей, я тебя подожду.

Передвигался дракон красиво. Его тело буквально струилось меж кустов и деревьев, обтекая преграды и почти не тревожа листву. Каким-то образом тёмная почти до черноты его чешуя на расстоянии практически полностью сливалась с окружающей средой. Как у хамелеона. Если не знаешь, куда смотреть, то ничего и не увидишь. Даже на просторном лугу, где негде было укрыться, взгляд не цеплялся за него, как за что-то чужеродное. Дракон был частью тайги и чувствовал себя в ней как дома.

* * *

Когда на дороге показались три всадника, Стёпка поначалу не встревожился. Ну, едет кто-то в сторону Усть-Лишая — да и пусть себе, обычное дело. Он и сам недавно так же ехал, только не верхом, а в повозке.

Когда же всадники свернули с дороги и направили коней прямо к холму, он слегка напрягся. Мало ли кто это может быть. А вдруг это те самые маги, что похозяйничали здесь? А вдруг это они теперь едут сюда с проверкой? Он их не боялся, но понимал, что если это и в самом деле маги, то разойтись с ними мирно не получится.

Но это оказались не маги. Ещё издали он разглядел, что к нему приближаются обычные таёжные мужички. Лошадки у них были неказистые, седла тоже такие, на каких ни один уважающий себя маг не поедет, да и по одежде угадывалось, что к обеспеченным весичам эти всадники никакого отношения не имеют.

Стёпка поначалу подумал, что они, наверное, решили поклониться священным камням. Объяснять придётся, подумалось мельком, как бы ещё и не обвиноватили… И тут он узнал едущего первым гоблина. Им оказался Стышла, тот самый попутчик, что провожал его до развилки. Одежда у него была приметная — кожаная куртка с ядовито-жёлтой шнуровкой и чёрные штаны навыпуск. Что его заставило вернуться с полдороги? Он же, кажется, в Протору направлялся… Впрочем, какая разница? Мало ли какие у него здесь дела. Может, забыл чего.

Всадники подъехали ближе, остановились, негромко переговорили, потом спешились и направились к холму, ведя лошадей за собой. Шагали они неторопливо, уверенно, видимо, уже не раз на этом холме бывали.

— Тута он! — довольно объявил Стышла, разглядев за кустами сидящего на камне Степана. — Я же чуял, что он так скоро не уйдёт! Здрав будь, э-э-э… малой!

— И вы здравствуйте, — Стёпка спрыгнул на землю и отряхнул замаравшиеся штаны. — В Усть-Лишай возвращаетесь?

— В Лишай? — оглянулся на своих спутников Стышла. — Не… Мы это… Мы по другой надобности… А чегой-то здеся всё изворошено? — удивлённо уставился он на раскиданные камни. — Энто кто таковскую разруху учинил? Не ты ли? — спросил и криво улыбнулся, мол, ясень пень, тебе этакое не содеять, а я всего лишь шутю.

— Маги это весские здесь постарались, — сказал Стёпка. — Приехали из Усть-Лишая и… повалили. Зачем-то.

— Вот же как оно, — протянул Стышла. — Эвон что учудили, маги-то. Ну а ты, малой, отыскал ли чего хотел?

— Отыскал, — ответил Стёпка. Он смотрел на спутников Стышлы и они ему совсем не нравились. Один был угрюмый лохматый тайгарь поразительно зверской наружности, в драной безрукавке на голое тело, руки в шрамах, на поясе дубина, утыканная шипами, глаза злые, выражение лица такое, словно весь мир ненавидит — вылитый душегуб с большой дороги. Второй был немногим лучше. Вернее, намного хуже. Вурдалак с широким бугристым лицом, с длинными усами, на серую многажды штопанную рубаху накинута видавшая виды пластинчатая кольчуга, а портки такие, словно он их полгода не снимал — засаленные и в частых прорехах. Из оружия на поясе только два устрашающих ножа. Странные у Стышли оказались попутчики. Или помощники. Или, что вернее, подельники. Стёпка посмотрел на лицо гоблина, и лицо это не понравилось ему ещё больше. И одет Стышла был поприличнее, и ухожен, и чист, но лицо уж больно неприятное, и в глазах отчётливо различается неприкрытая злоба, уверенная такая злоба лёгкого на подлость человека.

— Цвет папорника, говоришь, отыскать велели, — Стышла несуетливо оглядывал вершину холма. Его спутники, привязав коней к берёзке, подошли и встали по сторонам. Пахло от них не слишком приятно: дымом костра, навозом и давно не мытыми телами. Стёпка поморщился и отступил на пару шагов. Он уже сообразил, что ничего хорошего от этих неароматных… посетителей ждать не приходится. — А ведь не растёт здеся папорник-то. А, малой? Не растёт. Сбрехал ты мне давеча, ой, сбрехал. Так я говорю, други?

Други мрачно закивали лохматыми головами, надвигаясь с двух сторон. Стёпка сунул руку в карман, сжал рукоятку ножа, но тем пока и ограничился, в надежде, что до драки, может быть, ещё и не дойдёт. Стышла дрогнул поначалу, тоже схватился за нож, но увидев, что отрок ничего опасного с его точки зрения не сделал, слегка расслабился.

— Так что же ты взаправду здеся искал? — с нажимом спросил он, уставясь на Стёпку своими неприятными глазами. — Токмо не бреши более, что тебя маги сюда послали. Ведомо нам, что это за место. Ведомо, что тута в былые года владетельные люди прихоранивали. И знаешь, что нам думается? Думается нам, что вызнал ты чтой-то важное и пришёл сюда не из пустого интересу. Верно я рассудил?

— Верно, — не стал отпираться Стёпка. Немытая троица, конечно, пугала его, но не так чтобы слишком, а Стышла пока этого ещё не понял и говорил напористо, нагло, стремясь застращать робкого отрока.

— Во-от. А я об чём толковал? — оглянулся гоблин на своих спутников ещё раз. Те, оживившись, кивнули, признавая правоту предводителя. — Нусь так поведаешь нам, что ты тут вышнырял? Добром поведаешь ли?

— Добром? — Стёпка сделал вид, что задумался. — А если я добром не захочу?

— Тогды не обессудь, — развёл руками Стышла. — Добром не пожелаешь, силой принудим. Думашь, я не домыслил, чего ради ты сюда на ночь глядя пожаловал? Не иначе Старуха тебе про богатства прихороненные выболтала, вот ты и надумал в одиночку-то всё себе прибрать. Да уж не обессудь, не судьба тебе прибытком разжиться. Отберём мы у тебя всё, как есть отберём. Ну, сам посуди, на кой малому отроку богатство? Что ты с ним, неразума, делать будешь? Пряников медовых на рынке прикупишь? Портки себе новые, да наряды мамке своей? А мы… Мы имя с умом распорядимся. По справедливости. Токмо без тебя. Уж не обессудь.

Стёпке стало противно. Он Стышлу этого не так уж долго знал, но все же не ожидал от него подобной подлости. Вот ведь надо же, замыслил недоброе, мозгами пораскинул, дружков подговорил, приехал отрока грабить. Сволочь какая, а ещё гоблин.

— Ну, хоть немножко-то мне оставите? — сказал он, стараясь сделать голос жалобным. — А то пряников мне шибко охота.

— Живым останешься — того тебе и хватит, — жестко и равнодушно сказал Стышла, глядя на Стёпку уже как на покойника. — Жизнь молодая, она любого пряника слаще.

Не оставят в живых, понял Стёпка. Они с самого начала задумали всё у меня отобрать, а потом прирезать. Им живые свидетели ни к чему.

— Да ведь не отпустите вы меня, — сказал он.

Вурдалак жутко ухмыльнулся, показав сломанный клык, почесал бороду, вытянул из ножен грубый, тронутый ржавчиной тесак.

— Малец-то умён не по годам, — прохрипел он. — Верно ты, Стышла, рассудил, тайную ухоронку токмо такой и сподобен отыскать.

Стышла прищурился на Стёпку, обдумал что-то, кивнул:

— Чего таить, прав ты, малой. Но ты не бойся, помрёшь без муки. Душа твоя на небо легко улетит. За Старухой вослед.

— Ага, — кивнул в ответ и Стёпка. — Вы меня не больно зарежете. Ну, спасибо вам за такую заботу. А то я уже испугаться успел.

Угадав в его ответе откровенную насмешку, Стышла зло оскалился, отчего лицо его, и без того малосимпатичное, сделалось и вовсе отталкивающим:

— А могём ведь и не сразу. Могём ведь и так содеять, что ты до вечера смертную муку терпеть будешь, криком изойдёшь. Кожу с живого снимем, — зашипел он, наклонясь, — глаза выдавим, персты поотрубаем!

Стёпка, хоть и крепко на себя надеялся, и то слегка испугался. Повеяло от сбросившего притворство гоблина чем-то по-настоящему жутким и беспредельным, почти людоедским. И подумалось, что, скорее всего, не впервые занимается эта угрюмая троица таким вот разбоем на дороге. Как пить дать имеются на их счету и ограбленные, и убитые, и замученные.

— Лучше зараз признавайся, что ты здеся отыскал. Говори немедля, нам ждать несподволь.

— Ладно, — сказал Стёпка. — Ваша взяла. Покажу, что я здесь нашёл. Всё покажу. Только вы ведь мне не поверите.

— Ты покажь сначала, а мы уж сами обмозгуем, верить али не верить. Ежели энто руками пощупать можно, любой поверит.

— Боюсь, что щупать это руками вы и сами не захотите, — сказал Стёпка, глядя за спину Стышле. Там по буйному разноцветью луга неторопливо возвращался с водопоя дракон. — Не захотите щупать, говорю. Побоитеся.

Разбойники с ухмылками переглянулись, а вурдалак даже хохотнул. Наверное, им трудно было себе представить такое сокровище, которое они побоялись бы потрогать своими заскорузлыми ручищами.

У Дрэги хватило ума не налетать на нежданных гостей со всей дури, а аккуратно подойти почти вплотную и проделать это совершенно беззвучно. Разбойничьи лошади, как ни странно, не обратили на него никакого внимания, даже не покосились в его сторону. Привыкшие, видимо, встречать в тайге маленьких дракончиков, они решили, что и этот великан из той же оперы.

— Мы не из пужливых, — сказал Стышла, не догадываясь о приближающемся сюрпризе. — Уж как-нибудь пощупаем. Показывай, что ты тута откопал. Где оно?

— Да вон, — показал Стёпка. — За вашими спинами как раз стоит.

Все трое одновременно повернулись, хватаясь на всякий случай за оружие. Разбойная жизнь приучила их к тому, что в тайге за спинами обычно ничего хорошего не бывает. Так оно и вышло. Ничего хорошего для них там и не обнаружилось.

Стёпка не ожидал, что ласковый и безобидный (как ему представлялось) дракон может выглядеть столь устрашающе. Дрэга, каким-то образом догадавшись, что нежданные гости заявились не с самыми мирными намерениями, показал себя во всей своей боевой драконьей красе. Он вздыбил крылья, встопорщил чешую, отчего весь сделался похожим на ощетинившегося угловатого динозавра — куда только делась вкрадчивая плавность движений, — распахнул во всю ширь пасть с потрясающими клыками, и глаза его загорелись зелёным дьявольским огнём. Постояв так несколько долгих секунд, он изогнул шею, и от его жаркого выдоха трава перед разбойной троицей увяла, поникла и, моментально выгорев, разлетелась облачком невесомого пепла. И даже земля в том месте почернела и запеклась.

Разбойники онемели. Их можно было понять. Только что стояли все из себя непомерно крутые и всемогущие и вдруг в одно мгновение превратились чуть ли не в драконий завтрак, состоящий из первого, второго и третьего. Нависшая над их испуганными организмами чудовищная зубасто-шипастая зверюга, казалось, выбирала, с кого начать. Бедные душегубы не осмеливались даже рукой шевельнуть. Убегать было поздно, да и убежишь разве от такой страхожутины? Настигнет враз и пожрёт не подавимшись. Понесла же нелёгкая к энтим проклятым камням! Неспроста их недобрым словом все таёжные колдуны поминают.

— Ну что, господа душегубы, кто первый щупать будет? — спросил Стёпка, с улыбкой глядя на комичные фигуры застывших подельников.

Стышла, враз потерявший весь свой гонор, гулко сглотнул, нервно оглянулся на Стёпку и осторожно — чтобы не нервировать кошмарного ящера — опустился на колени. — Не губи, Стеслав! Демоны попутали, не губи!

Во как его проняло, даже имя вспомнил! Двое других на колени падать не поспешили, но Стёпка видел, что перепуганы они основательно. У вурдалака аж тесак из руки выпал.

— Да вы не бойтеся, — сказал Стёпка. — Дракон вас не больно зажарит. Вы даже почуять ничего не успеете.

Дрэга в подтверждение ещё раз поджёг перед собой траву и раскатисто рыкнул. Далёкое эхо отозвалось протяжным гулом, зафыркали и попятились перепуганные лошади, вздрогнул всем телом Стышла, тайгарь, не проронивший до сей поры ни единого слова, звучно икнул.

Смотреть на побледневшие разбойничьи рожи было приятно, но ещё приятнее было бы их вовсе не видеть.

— Бросай оружие, — приказал Стёпка. — Ножи, дубины… Кольчуги тоже снимайте. Да поживее! Дрэга, покажи зубки.

Дракон с готовностью показал. Разбойники сноровисто избавились от оружия и доспехов. Стёпка кивнул, и дракон тотчас превратил разбойничье снаряжение в груду спёкшегося и ни на что уже не годного металла. От магического жара оплавились даже лезвия ножей.

— А теперь валите отсюда, и побыстрее, — велел Стёпка. — Уезжайте, говорю, пока я добрый.

Разбойники не заставили себя уговаривать и дружно рванули к лошадям. Стёпка не удержался, крикнул вслед:

— А я в Проторе всем про вас расскажу! Слышишь, Стышла? И на постоялом дворе, и троллям, и верховному магу Краесвету. Так что вы туда лучше не возвращайтесь. Для вас там теперь жизни не будет. Слово демона.

Стышла ничего не ответил, только сгорбился сильнее, а звероподобный вурдалак перед тем как вскарабкаться в седло, полоснул по Степану коротким ненавидящим взглядом. Стёпку это ничуть не обеспокоило. Пусть хоть зубами скрипят, хоть ругаются на чём свет стоит — сила сегодня не на их стороне. Он смотрел вслед разбойникам и удивлялся сам себе. Его только что чуть не убили, ему угрожали страшными муками отвратные бандитские рожи, а он даже не испугался. Руки не трясутся, сердце не колотится, настроение не испорчено. То ли привык уже ко всем и всяческим гадам, что с завидным постоянством попадаются на его пути, то ли сделался настолько крутым и непобедимым, что ему теперь сам чёрт не брат. Скорее всего — привык, потому что никакой особой крутости в себе он не находил. Если бы не дракон, не гузгай и не эклитана, сидел бы сейчас неустрашимый демон тихой мышкой в кустах и молился о том, чтобы злые дяди с большой дороги его не обнаружили.

Когда неудачливые душегубы-грабители, уже торопливо пылили по дороге в сторону Усть-Лишая, всё ещё старательно пыжащийся Дрэга принял менее героическую позу, сложил крылья и перестал топорщить чешую, вследствие чего заметно уменьшился в размерах и вновь превратился в гладкого, лоснящегося, вполне мирного зверя почти домашней породы.

— А ты, оказывается, неслабо умеешь пугать, — признал Стёпка, затаптывая всё ещё тлеющую кое-где под ногами траву. — Так растопырился, что даже у меня мурашки побежали. Спасибо, что помог. А то бы драться с ними пришлось.

Вместо ответа дракон попытался облизать его с ног до головы, но был вовремя остановлен и пристыжен.

— Лизаться будешь с драконихами, — нарочито строго сказал ему Стёпка. — А человеков облизывать нельзя. Они невкусные. И от слюней твоих мне отмываться не хочется. И вообще — ты же не мопс какой-нибудь занюханный, ты дракон! А дракон — это звучит гордо! Уяснил?

Дрэга уяснил и на облизывание больше не покушался. Он вообще оказался понятливым драконом, можно даже сказать — умным. Недаром же его гномлины в шпионы определили, а такое важное дело кому попало не доверят. Узнать бы ещё, каким образом он свои донесения передавал, не умея разговаривать по-человечьи.

А вообще получается, что не совсем уж бесполезное желание исполнила древняя сила. С таким внушительным — и внушающим ужас — спутником можно запросто отправляться не то что в Великую Весь, где живут всё-таки не самые чужие люди, а даже, наверное, и во вражеский Оркланд. Против полнобронированного жаропышащего дракона ни одному оркимагу не устоять. Теперь Стёпка был почти стопроцентно уверен в том, что не только отыщет гоблина, но и без особого труда вырвет его из рук Чародейной палаты. А маги потом его же ещё и благодарить будут за то, что он не позволил дракону их всех испепелить.

* * *

В какой стороне искать Великую Весь? Примерное направление Стёпка знал. Иди на запад и будет тебе счастье. При этом его не слишком напрягало, что придётся преодолеть многие и многие вёрсты. Понятно, что рано или поздно, так или иначе, но он туда доберётся. Смущало другое — то, что нужно именно идти. Пешком. Ноги уже заранее гудели.

И ещё дракон. Что с ним прикажете делать? Вести это зубастое чудовище за собой на верёвочке, время от времени отпуская его в тайгу на охоту? Ха! Очень весело будет выглядеть со стороны.

Вот если бы оседлать его… Разве это не круто — ехать верхом на драконе, подобно тому, как в древней Индии ездили на слонах всякие там раджи, мягко покачиваясь и поглядывая сверху вниз на всех встречных-поперечных? Только как подступиться с таким предложением к Дрэге, Стёпка не знал. Опасался, честно говоря. Дракон всё же, а не какая-нибудь смирная и привыкшая к седлу деревенская коняшка. Так ведь и те могут лягнуть. И, опять же, вскарабкаться на него, если он, конечно, позволит, будет довольно сложно. Совершенно не за что ухватиться. Не по хвосту же лезть в самом деле. Хотя, честно говоря, мелькнула такая мысль, когда Стёпка в раздумьях наворачивал круги вокруг безмятежно лежащего зверя.

Жужжали над лугом пчёлы, зеленела трава, солнечные блики играли на чешуе… Время уходило. Надо было на что-то решаться.

Вот тут-то Дрэга, словно догадавшись о терзающих хозяина сомнениях, без понуканий и намёков сам предложил себя в качестве ездового дракона. Выставил левое крыло так, что получилась почти ступенька, и спину выгнул: забирайся, мол, хозяин, на меня смелее.

— Ага, — сказал Стёпка, отступая от дракона на пару шагов. — Так ты ещё и мысли читать умеешь?

С безмятежной морды дракона можно было писать портрет под названием «Просто я догадливый такой».

— Ладно, — сказал Стёпка, — Но если что — я не виноват. Ты сам напросился.

Дракон терпеливо ждал. Стёпка помялся, потом осторожно потрогал крыло подошвой кроссовки. Крыло оказалось достаточно твёрдым и совершенно не скользким. Тогда, убедившись, что не сделает дракону больно, он встал на крыло обеими ногами и не очень ловко вскарабкался на широкую спину. Поёрзал, подвинулся поближе к шее, осмотрелся, перевёл дух. Всё-таки не каждый день приходится усаживаться верхом на дракона. Сидеть оказалось неожиданно удобно и достаточно мягко, как будто это место было нарочно устроено для наездников. Потом он вспомнил, что гномлины как раз на таких вот драконах и летают, только на маленьких и с сёдлами. А на Дрэге прекрасно сиделось и без седла. Ноги не просто безвольно свисали вниз, а упирались как раз в основания передних лап, так что при желании можно было даже привстать. Вот только руки… Держаться было не за что. По идее здесь бы совсем не помешали поводья, но поводьев, понятно, не имелось (откуда бы им взяться?), да и вообще с трудом представлялось, что свободолюбивый дракон позволит себя взнуздать. Ему, небось, ещё у гномлинов тесная упряжь до смерти надоела.

Дрэга привстал, оглянулся на хозяина. «Готов?» — словно бы спросил он.

— Готов, — вздохнул Стёпка и легонько пихнул пятками в драконьи бока, словно пришпоривая. — Поехали уже.

Оказалось, что ни к чему он не готов. Оказалось, что он просто не догадывался о всех возможностях дракона.

Странно, но он даже и мысли не допускал, что Дрэга, позволив, а вернее, заставив его усесться себе на спину, вдруг взлетит. Он полагал, что они сейчас двинутся вниз по склону холма, потом по полю, по дороге, и дракон будет плавно бежать неторопливой рысью, а иногда и галопом, а Стёпка будет покачиваться на его спине и посматривать по сторонам, и это будет здорово и весело. Лучше даже, чем со Старухой.

Но за его спиной вдруг шумно распахнулись крылья, дракон оттолкнулся всеми лапами от земли и сразу, без разбега и подготовки взмыл в воздух.

У Степана от неожиданности сердце ухнуло в живот. Ойкнув, он повалился на дракона, обхватил его руками и ногами и заорал:

— Ты что, сдурел? Ты куда?..

Удержаться ему не удалось, он тут же сполз набок и сорвался вниз. Хорошо, что дракон успел ухватить неудачливого наездника лапами почти у самой земли, а то не миновать бы беды. В лучшем случае Стёпка отделался бы переломами. В худшем — свернул бы шею. А так он упал достаточно мягко, ничего, к счастью, не отбил, перепугался только и локоть слегка ушиб. Дракон тут же опустился рядом и принялся обнюхивать барахтающегося в траве хозяина. Встав на ноги, Степка едва удержался от того, чтобы не обругать бестолкового дракона, который… Впрочем, бестолковым на этот раз оказался вовсе не дракон, а он сам. Поэтому от ругани и упрёков вовремя удержался. Ему было и смешно и стыдно. Удачным получился первый полёт, ничего не скажешь. Хорошо, что никто не видел, как отважный и непобедимый демон спикировал носом в кочку.

— А предупредить не судьба? — сердито спросил он у дракона, отряхиваясь и подбирая сползшую с плеча котомку. — Да ладно, не подлизывайся, помню я, что ты говорить не умеешь. Но всё равно…

Что всё равно, он и сам не смог бы объяснить.

Уже совсем другим взглядом посмотрел он на хвостатого и крылатого друга, который с виноватым видом топтался рядом и пытался незаметно лизнуть его в макушку. Вот почему, скажите на милость, вполне неглупому демону даже в голову не пришло, что на таком драконе можно летать? Зная о том, что гномлины на дракончиках именно летают, от Дрэги он как раз ничего такого не ожидал. Во-первых, дракон был слишком большой, а его сложенные по бокам крылья, наоборот, казались слишком для него маленькими. Во-вторых, дракон сам невольно обманул Степана, отправившись на водопой на своих двоих… э-э-э… на своих четырёх лапах. Вот и возникло твёрдое убеждение, что полёты и перелёты — это для кого-то другого. Абсолютно неверное убеждение, как только что неожиданно и весьма драматично выяснилось.

Нет, наверное, человека, который не летал во сне хотя бы один раз. Ощущения фантастические, забыть это невозможно. А теперь Степану представилась потрясающая возможность полетать наяву. Пусть не самостоятельно, пусть на драконе — так это же ещё круче! Полететь в небе. Высоко над землёй. Выше всех. Быстрее всех. Дальше всех. Огромность предстоящего счастья вскипала в крови щекотными пузырьками и разрывала грудь. Нет, это просто праздник какой-то в самом деле! Он сейчас по-настоящему поднимется на драконе в небо и будет смотреть сверху вниз на леса и реки, он помчится навстречу ветру, задевая руками облака и охватывая взглядом весь мир до самого края… Это было так… невероятно, так грандиозно, что у него снова захватило дух, только уже не от внезапного взлёта, а от не менее внезапной радости. Всё-таки правильное желание Змиевы зубья выполнили, очень правильное. И ничего они не ошиблись, потому что с таким драконом намного проще и быстрее и Смаклу получится спасти, и Ванеса отыскать. Летайте, как говорится, драконами таёжных авиалиний!

— Значит, ты умеешь летать, — протянул Стёпка. — А показать можешь? Я посмотреть хочу, как это со стороны выглядит.

Испугался он вдруг, что дракон не летает, а просто очень далеко прыгает, помогая себя крыльями. И если это так, то сидеть на нём будет не слишком весело, потому такие прыжки из человека могут всю душу вытрясти и обязательно укачает при этом до тошноты. Стоит ли тогда вообще напрягаться?

Дрэгу не пришлось просить дважды. Сильные лапы легко бросили тело в воздух, хлопнули крылья, кончик хвоста, задев берёзку, сбил с ветки пару листьев.

Стёпка во все глаза смотрел на уносящегося вдаль дракона. Всё-таки летит. По-настоящему. Так же, как летал, будучи маленькой гномлинской лошадкой. Нарушая, между прочим, все известные Степану законы физики. Если этим дурацким законам верить, то такое огромное создание вообще не имело никакого права держаться в воздухе. В самом крайнем случае ему было позволено после длительного разбега, сопровождаемого суматошным хлопаньем крыльев, пролететь невысоко над землёй сотню-другую шагов. А он даже крыльями почти не машет. Такое впечатление, что они нужны ему только для маневрирования. Само собой, без магии тут не обошлось. И это хорошо, даже просто здорово.

В считанные секунды домчавшись до дороги, Дрэга заложил крутой вираж, торжествующе курлыкнул и ринулся обратно. Несколько секунд — и он уже рядом. Лапы одновременно коснулись земли, порывом взметнувшегося воздуха Степана едва не сбило с ног. Дракон, красуясь, сложил крылья и вопросительно изогнул шею: «Ну как? Тебе понравилось?»

— Обалдеть, — сказал Стёпка, с некоторым неудовольствием отмечая, что налетающая драконья туша его слегка испугала. Ведь если бы дракон чуть-чуть промахнулся и не сумел вовремя затормозить, последствия оказались бы плачевными. — Уговорил. Только я больше не упаду.

Во второй раз на дракона он забрался уже увереннее, даже слегка загордился своей сноровкой: почти как у опытного наездника получилось. А потом начались напряги. Первое падение сыграло с ним злую шутку, он теперь боялся упасть ещё раз. Поэтому, как только дракон присел перед прыжком, Стёпка лёг ему на спину и крепко обхватил руками за шею. Со стороны это смотрелось, наверное, не слишком героически, зато гарантировало, что он не свалится в первую же минуту.

Взлёт прошёл нормально. Дрэга, чувствуя неуверенность хозяина, летел на небольшой высоте, вровень с верхушками сосен и летел осторожно, без рывков и крутых виражей. И всё равно было неуютно и страшновато, хотелось закрыть глаза и ничего не видеть. Не волновала Стёпку сейчас ни раскинувшаяся до горизонта ширь, ни бескрайние манящие просторы, ни чистейшая белизна облаков, — робко поглядывая на проносящиеся внизу рощи, поляны и холмы, он думал только о том, чтобы удержаться на драконьей спине.

А ему ведь раньше представлялось, что летать на драконе — это ужасно весело и очень легко. Оседлал — и помчался куда душе угодно, хоть за горы, хоть за моря. Ему представлялось, что в поднебесной вышине он будет, раскинув по сторонам руки, хохотать от восторга (так всегда делают те, кто впервые летит) и посматривать с высоты на всех ползающих по скучной земной поверхности. И что?.. Хохотать ему не хотелось совершенно, руки раскидывать он просто боялся, восторга тоже пока никакого не ощущалось. В общем, было ужасно и совсем не весело. С глубоким прискорбием Стёпке пришлось признаться себе, что он самый настоящий трус. Ему такая удивительная возможность подвернулась, ему древние силы такой фантастический подарок сделали, а он лежит, тупо уткнувшись носом в чешую, и едва-едва справляется с приступом высотобоязни.

Полёт продолжался от силы минут десять, а ему уже захотелось на землю. Ноги предательски ослабли, руки затекли, сосущая пустота в животе расползлась почти до сердца. Нужна была передышка. Нужно было примириться с собственной трусостью и неспособностью стать крутым драконьим наездником. Стёпка был растерян и огорчён. Красивого и героического парения под небесами не получилось. Стремительного пикирования с крутыми разворотами и захватывающими дух воздушными горками не получилось тоже. Волшебный праздник не состоялся. Выходит, правильно говорят, что рождённый ползать летать не может.

Осторожно повернув голову, он посмотрел вниз. Дракон летел по извилистому распадку. Проплыли склоны сопок, остались за спиной иссечённые трещинами скалы. Впереди сверкнул весёлыми бликами каменистый ручей, и призывно зазеленели покрытые невысокой травой берега.

«Давай здесь остановимся» — хотел сказать Стёпка, но горло отказалось ему повиноваться и вместо нормальной человеческой речи издало какой-то невнятный скрип. Тогда он машинально похлопал по драконьей шее — и умный Дрэга тут же пошёл на посадку. Приземлился он красиво и очень аккуратно, впрочем, измученный страхом наездник этого совершенно не заметил. Безвольным кулем свалившись с драконьей спины, он уселся на первую попавшуюся кочку и с облегчением вытянул ноги. Настроение у него было что называется не фонтан. Совсем недавно он радовался тому, что полетит, теперь же он с несравнимо большей радостью ощущал под ногами надёжную землю. А на зелёную травку смотрел с таким умилением, словно в роду у него были сплошь жвачные и парнокопытные.

В этом месте они задержались надолго. Дрэга, как совершенно свободный и независимый дракон, никуда не торопился и ни к кому не спешил. Стоя в ручье всеми четырьмя лапами, он лакал холодную и очень вкусную (Стёпка тоже попробовал) воду. Затем, утолив жажду, он выбрался на берег, улёгся рядом со Степаном и беззаботно задрых, подставив солнечным лучам светлое брюхо и совершенно по-птичьи спрятав голову под крыло. Дракону хорошо, он летать умеет и высоты не боится. А что делать трусоватому демону, про которого почти все думают, что он непобедимый? Отказаться от мечты? Смириться с собственным малодушием и всю оставшуюся жизнь жалеть о том, что не сумел преодолеть постыдную слабость?

Закинув руки за голову, Стёпка лежал на траве и смотрел в небо. В небе плыли облака. Очень высоко. Отчётливо представив себя там, рядом с этими величавыми громадами, он содрогнулся. Кажется, в небо мне уже совершенно не хочется. Вот если бы за спиной вместо котомки оказался парашют… Или если бы на драконе было седло со стременами и поводьями… Интересно, а как долго гномлины учатся летать на дракончиках? Может быть, это у них в крови? Стёпка вздохнул. Выхода нет, надо учиться преодолевать себя. В конце концов, демон я или просто погулять вышел? Ванька бы меня уже десять раз высмеял. И улетел бы на драконе один. На экскурсию.

— Дрэга, подъём! — скомандовал он примерно через час, когда лежать без дела стало совсем невмоготу. — Хватит уже спать.

Разморённый жарким солнцем дракон, как говорится, и ухом не повёл, тем более что ушей как таковых у него не было. Зато имелись внушительные и очень ловкие лапы. Которыми он и сцапал хозяина, когда тот решил растолкать разоспавшегося летуна.

— Обниматься я тебе тоже запрещаю! — ругался Стёпка, безуспешно пытаясь освободиться от шуточных объятий. — Ты мне все рёбра переломаешь… Стоп! Погоди, не убирай лапу! Да не бойся, не съем я её.

Лежащая у него на коленях увесистая передняя конечность с полувыпущенными когтями, покрытая мелкой чешуёй и отливающая на солнце тёмной малахитовой зеленью, показалась Степану вдруг подозрительно знакомой. Где-то он видел уже почти такую же лапу с почти такими же когтями. Причём, совсем недавно. Только размерами поменьше… Бли-и-ин!

Всматриваясь сквозь увеличивающий кристалл в свою виртуальную «взаправдишнюю» руку, он отмечал несомненное сходство. Почти всё похоже: и чешуя, и цвет, и форма суставов… Только когти у Дрэги посимпатичнее — чистые, почти белоснежные и совсем не слоятся. Получается, что Стёпкин двойник из параллельного мира каким-то боком приходится родственником (или сородичем) дракону? И что из этого следует? А то, что гузгай должен и даже просто обязан обладать необходимыми для полётов навыками. Конечно, Стёпка не такими заковыристыми словами подумал, он для себя всё это проще выразил: надо просить гузгая о помощи. А то сидит внутри и в ус не дует. Лучше бы когти почистил, честное слово.

Правильный настрой удалось поймать не сразу. А когда знакомо ворохнулось что-то в груди, тут же встрепенулся и Дрэга. Он подобрался, подтянул лапы и уставился Степану в глаза удивительно серьёзным взглядом. Как будто обнаружил вдруг, что хозяин превратился в кого-то другого.

— Чего подпрыгнул? — спросил Стёпка. — Думаешь, только у тебя секреты есть? Давай, подставляй спину. Щас опять полетим… Если я не передумаю.

* * *

Третья попытка началась очень многообещающе. Направляемый гузгаем Стёпка в одно касание взлетел на спину, сел сразу правильно, как и должен сидеть настоящий драконий наездник, — и вот они вновь оторвались от земли. Дух, конечно, опять захватило, но ни о каком падении речи уже не шло. Стёпка сидел как влитой, утвердя ноги на подогнутых драконьих лапах и слегка сжимая его бока коленями, этого, как оказалось, было вполне достаточно. Вот тут-то бы ему и вскинуть победно руки и завопить на весь окрестный мир: «Люди, я лечу!!!»…

Всё испортил гузгай. Не зная, что такое разумная постепенность, он не желал «тише ехать» и поэтому сразу направил дракона вверх, повелительно пришпорив его пятками. Дрэга послушно пошёл по кругу, стремительно набирая высоту, и уже через минуту Стёпка закрыл глаза, через три минуты прошептал про себя «ой, мамочки», а через пять — отчаянно пожалел, что согласился на подобное безрассудство. Но отступать было поздно. Оставалось только держаться за дракона изо всех сил и молиться о том, чтобы это издевательство поскорее кончилось. Спина дракона уже не казалась достаточно надёжной опорой, она покачивалась, подёргивалась, с неё слишком легко можно было сорваться, потому что на ней не было никаких упоров и зацепов. Проклятущий гузгай, устроив подлянку, умыл свои немытые руки и теперь, наверно, подхихикивал, наблюдая за Стёпкиными страданиями. Довольно быстро они поднялись на невообразимую высоту, просто невообразимую, на километр, возможно, если не больше, а Дрэга без устали кружил и кружил, взлетая всё выше и выше. Стёпке стало холодно и он взмолился:

— Хватит, Дрэга, я же замёрзну. Хватит!

Подъём тут же прекратился. В животе что-то сладко оборвалось. Собрав всю свою волю в кулак, Стёпка открыл глаза, пугливо осмотрелся — и ахнул. Вокруг него, над ним, под ним, во все стороны простиралось бескрайнее, пронизанное солнечными лучами небо, украшенное тут и там белыми громадами облаков. И облака эти висели в воздухе совсем рядом, до некоторых можно было чуть ли не дотянуться рукой, а на некоторые Стёпка вообще смотрел сверху вниз. Страшно далёкая теперь поверхность земли превратилась в пёстрый, слегка размытый расстоянием зелёный ковёр, на котором кое-где выделялись более светлые пятна полей, отливала вдалеке серебром извилистая полоса реки с многочисленными рукавами и затонами, петляла дорога, превратившаяся в тоненькую жёлтую ниточку, и ещё много внизу было такого, на что Стёпкиного внимания пока просто не хватало. Огромный мир радостно раскинулся до почти неразличимого горизонта, и здесь, на этой потрясающей высоте, появилось ощущение, что нет уже никаких преград, что все расстояния сделались незначительными и даже смешными, и стоит только пожелать — очень быстро можно долететь до любого, пусть даже самого удалённого уголка, до каких-нибудь всеми забытых Махоньких Упырелл или до оркландского Горгулена. Или хотя бы до вон тех самых Закатных гор, силуэты которых с остатками снеговых шапок синеют под левым крылом дракона.

Вот теперь понятно стало, что это такое — увидеть землю с высоты птичьего, вернее, драконьего полёта. Это вам не скучная спутниковая карта родного посёлка в режиме онлайн за прошлый год, это умопомрачительный вид с совершенно умопомрачительного расстояния. До поверхности так далеко, что поневоле холодеют ноги, а сердце начинает колотиться как сумасшедшее. А высотобоязнь… она, конечно, никуда не исчезла, она просто превратилась в восторженный ужас. Или в ужасный восторг. Магический мир наконец-то соизволил повернуться к пришлому демону своей самой чарующей стороной. Опьянённый грандиозностью происходящего с ним чуда, Стёпка забыл обо всём на свете. Он летел! Он летел в небе на драконе! Почти как во сне! Даже круче, намного круче! Мечта сбылась и не обманула.

Впервые поднявшийся на такую высоту дракон тоже, судя по всему, испытывал нечто подобное. Раскинув крылья, он плыл вровень с облаками, огромный, могучий, непобедимый, и во всём Таёжном улусе не было никого, кто бы осмелился бросить ему вызов. Объявляя миру о своём появлении, он издал клокочущий громогласный вопль, и Стёпка в ответ тоже что-то закричал… Вот только руки в победном жесте вскидывать всё-таки поостерёгся.

Прооравшись и выплеснув свои положительные эмоции, они, не сговариваясь, решили, что не плохо было бы спуститься поближе к земле. Чуть заметно шевельнув крыльями, дракон пошёл на снижение. Сначала плавно, а затем всё круче и круче. Встречным потоком воздуха трепало волосы, раздувало рубашку на спине и приятно холодило кожу. Было весело и почти не страшно. Как будто несёшься с высоченной горы на велике. Спуск не занял много времени. Они промчались над лесом, над полями, над озером, которое с высоты представлялось крохотной лужей, распугали птиц, пригнули траву и кусты, и плавно развернувшись, приземлились на уже знакомый и обжитый берег ручья. Стёпка сполз на землю, скинул котомку и сел, прислонясь спиной к тёплому чешуйчатому боку. Он был счастлив. Он всё-таки сумел перебороть свой страх. Он не трус… Но он всё же надеялся, что больше на такую безумную высоту они подниматься не станут. Разве только если очень приспичит.

В глубине драконьего тела гулко стучало сердце. Ду-дум, ду-дум! Дрэга повернул голову и уставился Стёпке в глаза. Как будто спрашивал: «Когда опять полетим, хозяин?»

— Скоро полетим, — успокоил его Стёпка. — Очень скоро. И очень далеко.

И от этого «далеко» его вновь пронзила обжигающая нереальность предстоящего ему счастья. Вспомнив сегодняшний глупый сон, он с усмешкой повторил вполголоса накрепко запавшую в память фразу: «В этом мире нет драконам места». Как же нет, когда вот он самый настоящий дракон лежит у него за спиной…

Что-то звонко лопнуло, резкий порыв горячего воздуха пронёсся над головой, Стёпка лишился опоры и повалился на спину, неловко задирая ноги. Он здорово перепугался, ему показалось, что рядом с ним взорвался горшок с громобоем. Бабахнуло и в самом деле отменно. Даже какие-то ошмётки во все стороны полетели, — к счастью, не от одежды, а просто разбросало труху и мох. Стоя на четвереньках, он очумело потряс головой и огляделся. Дракон куда-то исчез, оставив после себя примятую траву, в ушах ещё звенело, потревоженный ручей уносил прочь сорванные взрывом листья. Что это было? Такое впечатление, словно в самом деле бомбой шарахнули. И куда делся дракон? Неужели сбежал? Такой большой, а драпанул, словно заяц. Даже хозяина бросил. Но не улетел, это точно, потому что в небе его не видно. Только перепуганные ласточки туда-сюда носятся.

— Дрэга! Ты где? Выходи, всё уже кончилось.

Выпорхнувший из травы дракончик сверкнул на солнце крыльями и радостно закружился над его головой. Маленький, не больше сороки. В таких случаях обычно говорят, что невозможно поверить своим глазам. Глазам Стёпка верил — вот же он, дракончик, попробуй не поверь! Но почему?! С какого перепугу Дрэга опять сделался гномлинской лошадкой? Неужели подарок оказался таким… одноразовым? Полетал на нём разок в вышине, поорал от восторга, хлебнул немного счастья — и всё, довольно с тебя? Верить в такую подлянку не хотелось, смысла в таком подарке не было никакого. И Стёпка, подставляя дракончику руку, подумал, что, наверное, какой-нибудь подкравшийся маг или колдун с помощью заклинания вернул Дрэге прежний вид. Из вредности или просто от страха. А что? Вон как взорвалось. Очень похоже на сильное превращальное заклинание. Потом он сообразил, что откуда бы здесь, на берегу, где даже спрятаться негде, взяться магам или колдунам. Да и зачем? Потом он вспомнил, что хлопнуло как раз после того, как он произнёс те самые услышанные во сне слова…

«В этом мире нет драконам места».

Та-ак. Неспроста, получается, тот сон приснился. Древняя сила выполнила его желание и научила заклинанию, с помощью которого можно снова сделать дракона маленьким. Типа инструкция по применению. Здорово, конечно, кто спорит. Только вот… Стёпка посмотрел в высокое небо, и его продрало страхом до самых печёнок. А если бы я произнёс эти слова там, в вышине? Это я бы с такой высоты шмякнулся. В лепёшку бы точно расшибся. А потом превратился бы в зомби, который и в живых остаться уже не может и умереть не способен, потому что «не весь». (Мне нужно в Весь, но я не весь). Предупреждать надо, между прочим, когда такие заклинания во сне передаёте, рассердился он, мне же просто повезло, что я не брякнул эти слова, когда под облаками летал! А ведь мог.

Что-то там ещё ему говорил тот приснившийся безликий собеседник. Что-то важное. Мол, а обратное ты уже сам знаешь. Обратное, это значит, чтобы дракона снова большим сделать. И откуда интересно я его знаю? Во сне мне точно ничего такого не говорили. А если не во сне — то когда? И кто? Попробуем размышлять логически. Чтобы сделать дракона большим, нужно сказать какое-то заклинание. А какое? Да понятно же, что заклинание увеличения. А кто, интересно знать, мог научить Стёпку увеличивающему заклинанию? Да Смакла же и научил. Увеличильное заклинание. Стёпка напряг память. Помнится, что звучало оно как-то очень заковыристо. Там ещё «аки-паки» какие-то были… И заклинание тут же всплыло в его голове.

Он посадил Дрэгу на кочку и громко произнёс:

— Преумножься многажды сущностным прибавлением аки велю!

Потом показал на притихшего дракончика пальцем и потребовал: — Содейся!

И ничего не содеялось.

Поразмыслив, Стёпка повторил, но уже медленнее и про себя, и пальцы (персты) требуемой щепотью старательно сложил.

И на этот раз содеялось.

Жахнуло, хрустнуло, ударило по ушам, и сделалось так холодно, что не успевший отпрыгнуть Стёпка моментально замёрз, даже одежда его покрылась инеем. И вся трава тоже моментально побелела, как будто в один миг наступила зима. А вода у берега ощетинилась острыми льдинками, которые, впрочем, сразу принялись таять.

Сияющий Стёпка пытался согреть дыханием прихваченные холодом ладони, а сделавшийся вновь огромным Дрэга тут же умчался в лес. На покрытой снегом траве остались только тёмные следы его лап. Он довольно быстро вернулся и приволок здоровенную тушу дикой свиньи. Дракон жарил себе свинину, а Стёпка, перебравшись в более сухое и тёплое место, лежал на траве и лениво размышлял о чудесах и заклинаниях. Когда из ничего вдруг появляется такая здоровая туша, на это уходит столько энергии и тепла, что всё вокруг сразу замерзает. А самому дракону срочно требуется подкрепиться, чтобы восстановить силы. Всё-таки кое-какие законы физики в этом мире работали правильно.

А вообще — это круто! С таким уменьшающимся и увеличивающимся драконом очень удобно путешествовать. Понадобилось, например, в город зайти или в село — говоришь уменьшительное заклинание. И никто не пугается. А когда надо куда-нибудь долететь — увеличиваешь, ждёшь, пока дракон подкрепится, и лети себе в своё удовольствие. Только не съест ли он хозяина, если не сумеет вовремя поймать ещё одну свинью или оленя? Стёпка посмотрел на увлечённо подкрепляющегося дракона, на его ехидную морду и всякие нехорошие мысли со спокойной душой отбросил. Не съест. Глупо такое даже предполагать.

Потом Дрэга валялся рядом на траве, требовал, чтобы его чесали палкой и тут, и там, и ещё под шеей, и, разморённый и расслабившийся, незаметно уснул. Дракон шумно посапывал, изредка подёргивая хвостом, а Стёпка, вновь обретший уверенность в себе и в завтрашнем дне, просто наслаждался летним теплом и приятным ничегонеделанием. Почти полдня прошло в делах и заботах. Столько времени потеряно. Но ведь не зря. Теперь он точно знал, что может нагнать весичей, которые увозят Смаклу. Даже если они уже добрались до границы Великой Веси.