В другом конце города, в нарядной, застланной персидскими коврами комнате, за письменным столом из палисандрового дерева, сидел невысокий старик. На нем был жандармский мундир и эполеты с золотым зигзагом. Он смотрел на собеседника и, картавя, мямлил:
- Не знаю, догогой… О чем же вы пгосите?
Перед ним, по другую сторону стола, сидел Федор Евграфович Титов. Он только что сюда пришел.
Федор Евграфович рассудил так: если нельзя партию выиграть, следует ее не проиграть. Как тут получится - ничью? Ну, усмехался он по дороге к генералу, не совсем, стало быть, вничью. И Сережка не таким уж оказался простаком. Во всяком случае, баловаться с бомбой позволять не надо: всем может головы снести. А тем же ходом он сумеет и проучить изобретателя за дерзость.
Грустно и преданно глядя, Титов продолжал свою речь.
- Не одно мое, но много верноподданных сердец тревожатся… Смутьяны притаились, злобствуя. Иначе этакого замысла не объяснить.
- Не знаю… - мямлил генерал.
- Почище бунта! Не мытьем, так катаньем. Расчет коварный. Все, кто по праву и справедливости имеют богатство и власть, все, что в поте лица трудятся над своей землей, - все с сумой за подаянием пойдут. Хозяйства запустеют. - Титов перешел на трагический шепот. - Заколеблются основы всей империи! Пошатнется - страшно вымолвить - престол!
Генерал, как бы размышляя, щурился. Титов круто переменил тон:
- Да взять бы и вас, ваше превосходительство. На чем стоит доходность ваших земель и поместий? Мужики, так думаю, продают хлеб, вносят за землю арендную плату. Управляющие имениями тоже продают хлеб… Кстати, - спросил он еще более любезно и словно вовсе на другую тему, - почем нынче продали?
- По-газному. По девяносто копеек, по гублю.
- Ну вот! - Титов с удовлетворением кивнул. - А вообразите - Лисицын этот… с товарищами… торговать станет мукой по копейке пуд? Да многие тысячи пудов на рынок вывезет. Или хотя бы по пять копеек. Кто тогда купит хлеб у ваших мужиков? Кому продадут управляющие урожай имений ваших? Не допусти же бог несчастья, - Федор Евграфович истово перекрестился, - но вы тогда, ваше превосходительство, нищим станете!
«И - прочь с доски! - подумал он. - А не воюй! Против кого осмелился? Ишь ты!..»
Когда Титов ушел, генерал протянул руку к кнопке звонка. Тотчас явился офицер, звякнул шпорами, остановился в трех шагах от стола.
- Вот, Агсений Каглович, - заговорил, точно закаркал, его превосходительство. - Я пгямо вами недоволен. От постогонних людей узнаю. Антигосудагственная деятельность…
Спустя два дня с Егором Егорычем случилось небывалое: с самого утра ему встретились давно забытые приятели, обрадовались встрече и настояли, чтобы вместе зайти в трактир. Там потчевали неумеренно. Обычно строгий и трезвый, Егор Егорыч напился до потери благопристойности, до буйства и скандала. Как на грех, пришли городовые и увели его, пьяного и упирающегося, для протрезвления в участок. В участке продержали до следующего утра.