1

Белоснежный Абсолют Чистоты встречает непривычной холодностью, чужеродной отстраненностью, разнося по телу трепетные мурашки и заставляя леденеть кровь от страха. Жесткий свет белоснежного города никогда не располагал к теплу и уюту, внушая лишь ужас и животный страх перед мощью Силы, пропитавшей каждый сантиметр, каждую мелкую деталь, вырезанную сплошным изгибом из цельного куска мрамора. Место, которое, по сути, является оплотом добра, справедливости и вселенского счастья, на самом деле сквозит пафосом и черствостью, источая пары жестокости, тщательно скрытыми за маской великодушия. Фабрика Душ живет по собственным законам, показывая очередной жалостливый спектакль для отвода глаз, но мало кто знает, что на самом деле происходит за тяжелыми стенами Зала Советов, как легко и играючи решаются судьбы миров и людских душ, кому не повезло попасть сюда!

Время повторяется бесконечным кругом Ада, рано или поздно возвращаясь на исходную точку, сколько бы ни отмотал километров по дороге между жизнью и смертью, оно приведет к логическому финалу. Они думали, что однажды смогут разорвать этот круг, вырваться из череды проклятия, взлетев выше облаков, думали, что смогли искупить грехи, получив второй шанс… Наивные! Боги жестоки, они не прощают ошибок.

Вот и сейчас все вернулось к тому, с чего началось их искупление. Три друга, три соратника, три души, сплетенные единым желанием свободы, стоят, понурив головы в центре белоснежного зала. Повторение — одно из самых страшных наказаний, хотя с другой стороны — знаешь чего ожидать, только вот привыкнуть, никак не получается. Они чувствуют себя кусками грязи в этом белоснежном Абсолюте, нежеланными пятнами на празднике жизни, пропитанном злобой и отчуждением. Нежеланные, лишние, им никогда не подняться до призрачных высот, никогда не взлететь птицами в небеса, никогда не стать свободными. Еще одна Вечность в Аду — вот, что им уготовано судьбой. Все знают, но продолжают играть немыслимый спектакль, не имеющий аналогов цинизма, с одной лишь разницей — тысячу лет назад Боги дарили надежду, теперь же отнимают, медленно и жестоко отдирая пластырь от раны.

— Не понимаю, как можно было провалить такое простое задание?! — кипит злостью темноволосый мужчина, сидя во главе стола, нервно сжимая и разжимая кулак. От взгляда холодных синих глаз, пышущих яростью, хочется провалиться под землю. — Вам была поручена простая слежка, ничего больше! Всего лишь наблюдение! — единственное, на что способна Эльвира, понуро опустить голову в гробовом молчании, признавая вину. — Как вы посмели вмешаться в нити Судеб?! Отвечайте, жалкие букашки! — яростно выкрикнул он. Вечные стены Фабрики завибрировали, как от легкого толчка землетрясения. Волна могильного холода прокатилась метелью по белоснежному залу, сдувая последние крупицы лоска очарования этого места.

— Мы думали… — начал было Грегори, но поймав испуганный взгляд Эльвиры, мгновенно замолчал, пряча чуть не вырвавшиеся мысли в глубины разума. Помедлил минуту и добавил под испытующим взглядом синих глаз. — Мы думали, так будет правильней.… Не позволить злу вернуться, ради спасения миров и Великой Фабрики, — гордо говорит он.

— Вам приказано было думать?! — вспылила женщина с огненно-рыжими волосами, порываясь вскочить из-за стола, накинувшись на несчастных, но была остановлена положенной на плечо рукой сидящего рядом мужчины с пронзительно черными глазами. — Вы хоть знаете, что наделали, глупые ублюдки!

— Не стоит судить их строго… — самодовольно протягивает мужчина, убирая руку с плеча рыжей, удостоверившись, что та успокоилась. — Старались, как могли. Налана слишком хитра и умна, чтобы тягаться с ней. — брезгливо выплевывает он, приглаживая рукой каштановые волосы. — Я говорил, что у нее есть план, вы не стали верить, значит, умываю руки.

— Стоило замаячить настоящей опасности, как ты уползаешь в свою нору, Нолан, подлый трус! — выкрикивает молодой парень, тряхнув копной светло — пшеничных волос, решительно сверкая глазами. — Не было у нее никакого плана, чертов параноик! Дарен, подтверди! Налана изменилась!

— Молчать! — рявкает мужчина с глазами цвета льда. — Ведете себя, как базарные курицы! И это великие Боги, властители судеб, готовые вцепиться друг другу в глотку? — брезгливо фыркает он, обводя присутствующих за столом морозным взглядом. — Эльвира… — уже мягче обращается он к стоящей перед ним девушке, в голосе чувствуется тепло и участие, но Эл знает, что все это показное, наигранное, не более чем желание получить нужные сведения. — Расскажи мне все, как командир группы. Что случилось с Наланой в Лимбе? — голос чарует исходящей от него силой, пленит властью и теплом, которым хочется безраздельно отдаться и раствориться. С большим трудом Эльвира находит силы противостоять ему, не говоря всей правды, и тихо отвечает, еще больше потупив глаза.

— Ваша милость, мы делали все возможное, все, что в наших силах, сохраняя Налану в ее иллюзии. Видимо, этого было недостаточно.… После возвращения с Фабрики ее психическое здоровье понесло большой урон… — спокойно говорит Эльвира, ощущая кожей шесть пар презрительных глаз, готовых превратить ее в кучку пепла незамедлительно.

— Говори проще! — выкрикнула Лирана, перекинув волосы на другое плечо.

— Она помнила Фабрику, она помнила вас… Начала вспоминать Войну… — отвечает Эльвира, стараясь смотреть только на Дарена, игнорируя тяжелые взгляды остальных. — Таблетки, которые прописали Налане, должны были притормозить процесс, не дать ей окончательно осознать происходящее, но видимо, что-то пошло не так, — отвечает Эльвира.

— И вы ни разу не вмешивались в решения Лимба? Ни разу не пытались повернуть карты нужной мастью? — тихим голосом спрашивает бледная черноволосая женщина.

— Думаю, Эльвира говорит правду, Лукреция, — мягко отвечает на ее вопрос Дарен. — Ей нет смысла врать нам, это не в их интересах. Если что-то утаено, хуже будет им. Правда всегда выползает наружу, подобно ядовитой змее, а разозленная змея может больно укусить. Или есть нечто, что мы должны знать, Эльвира?

— Нет, она сделала все сама. — говорит Эл после пяти секунд напряженного молчания. — Я уверена.

— Хорошо… Действительно, сделали все возможное.… Но вы вернетесь на прежнее место, пока Совет не решит, как поступить с вами, — с теплой улыбкой говорит Дарен. — Свободны! — всколыхнувшееся в ногах сине-голубое пламя закрывает собой три фигуры, склонивших головы в низком поклоне, растворяя их в пространстве, не оставляя на белоснежном полу ни намека на их пребывание.

— Ты позвал нас для этого? — с усмешкой спрашивает Нолан, разглядывая пустое место. — Думал, расправа будет круче! Стоит ли отвлекать нас на такие мелочи, — обводит он руками присутствующих— как три глупые души?

— Стоит! — безапелляционно заявляет Дарен. — Хотел напомнить вам, Боги, что расплата за проступки находит каждого, рано или поздно, так, в назидание…

— Так это был показательный процесс? — с усмешкой спрашивает Лирана. — Мог бы их хоть шмальнуть чем-нибудь зловещим! — за веселым смехом в зеленых глазах читается неприкрытый страх. Дарен не привык бросать слова на ветер. — К чему это представление? — продолжает храбриться она.

— К тому, моя импульсивная Лирана, что Пророчеству суждено сбыться, Великая Война не окончена. Это лишь очередная петля времени, которая однажды должна завязаться узлом. И только от нас зависит, на чьей стороне окажется перевес, — спокойно говорит Дарен, наблюдая за реакцией Богов.

— Твои речи богохульство! — восклицает Никола, стуча кулаком по столу. — Вот, кто предатель! Это он помогал им в прошлый раз! Если Создатель узнает, тебе не будет пощады! — на несколько секунд в ослепляющей белизне воцарилась тишина, не прерываемая даже скрежетом ветра, Фабрика Душ погрузилась в молчание.

— Мой дорогой друг! — мило говорит Дарен, широко улыбаясь белоснежными зубами. — То, что ты смог выстроить подобие разрушенной мозаики, еще не говорит о том, что ты прав. Я не призываю созывать знамена и поднимать армии, не призываю пускать в бой самое страшное из возможных оружий! Ни в коем случае! Прошу только об одном— не принимать поспешных действий. Однажды мы совершили ошибку, обошедшуюся слишком дорого. — властно говорит Дарен, замечая, как затухает пламя войны в глазах Богов, сменяясь раскаянием. — Мы поступили подло и эгоистично! И чем же мы отличаемся от них? — брезгливо указывает он рукой на место, где несколько минут назад стояли друзья. — Чем мы лучше, если посмеем вмешаться!

Боги молчат, не зная, что ответить на такую откровенную провокацию. Дарен прав, нельзя вмешиваться в земные дела, но как можно устоять, когда на карту поставлено будущее всей Вселенной. Плевать на Создателя, на остальные миры! Если будет новая Война, пострадают все. Никому не выбраться из жестокой мясорубки, Война скосит всех, как коса колосья пшеницы, жестоко и беспощадно. А на какой исход можно будет надеяться, если вернулось ЗЛО? Если мир может рухнуть в любой момент, а существование каждого зависит только от глупой девчонки со светлыми волосами! Сидеть задницей на готовой рвануть бомбе врагу не пожелаешь, но таковы нити Судьбы, как говорится, чему быть, того не миновать, можно лишь отсрочить.… А на сколько? Еще на тысячу лет? Жить в вечном ожидании конца? Нет, баста! Дарен не согласен на такие условия!

— Хочу вынести на голосование единственный вопрос, и вы уже знаете ответ на него, — ухмыляется он, подразумевая некий смысл. — Не трогать Налану! — властно говорит он. — Пусть жизнь идет своим чередом! Поднимите руки, кто за!

— За! — раздался нестройный дружный хор голосов после мгновений сомнения, и шесть рук стремительно взлетело вверх, повинуясь единому порыву. Честность, искренность, взаимопонимание — вот они, правила Фабрики Душ среди Богов. На прочих смертных ее законы не действуют, они не берутся в расчет, их мнения не спрашивают, творя собственные деяния и законы. — За! — подтвердили Боги, нехотя подняв руки вверх, но двое схитрили, скрестив за спиной пальцы, тем самым отрекаясь от принесенного обещания, тем самым руша прежние обеты. Кто же победит, добро или зло, пытаясь завладеть душой Наланы, притянуть на свою сторону.

Какая к чертям Война? Она перестала иметь значение, когда перевернулся мир, когда свершился самый страшный из грехов— ПРЕДАТЕЛЬСТВО! В тот момент день стал ночью, а ночь светом, рухнули идеалы, ценности, растворились основы добра и зла. С тех пор каждый за себя, и каждый хочет выжить!

— ЗА! — Громко повторили Боги в третий раз. Дарен удовлетворенно кивнул, тяжело вздыхая. Он видел эти лица много лет назад, видел огонь в глазах, и видел последствия, к которым все это привело.

— Да будет так, во имя Совета и Создателя! — проговорил он, растворяясь нежно-синим дымом.

 

2

Меня окружает полнейшая темнота, ни крупинки света не проникает в густой мрак. Чувствую, что глаза открыты, но какой в них толк, если ничего не видно. Что произошло, я ослепла? Только не это! Лучше бы переломала руки и ноги, сиганув с той проклятой крыши, только бы не лишиться зрения. Боли в теле нет, но это еще не показатель, что все в порядке. Наощупь ощупываю и обстукиваю себя, неуклюже шевелясь, словно пытаюсь станцевать лежа на спине. Наверняка забавное зрелище наблюдают обитающие здесь мошки и плесень. Невольно в голову пришла мысль, а может ли плесень думать? Хрипло усмехнулась такому повороту, испугавшись звука собственного голоса, отразившегося эхом от пустоты, теряющемся в темноте, и возвращающимся резким громким эхом, словно короткий смешок за долю секунды обогнул земной шар.

Я могла бы и дальше развлекаться с эхом, лежа в темноте на холодном камне — уверена, что это камень; чувствую холод и сырость сквозь тонкую одежду; воздух непривычно влажный, тяжелый, да и с потолка изредка капают крупные капли на лицо, — но нужно встать, попытаться подняться, пусть и в сплошной темноте. Так хоть буду уверена, что тело действительно в порядке и нет переломов. Не хватало для полного счастья умереть в неизвестном месте из-за сломанной ноги в кромешной темноте. Та еще перспективка!

Осторожно сажусь, выпячивая руки вперед, дабы не наткнуться головой на неожиданность, переворачиваюсь на бок и аккуратно встаю, щупая руками пол. Ни верха, ни низа, ни границ, сплошная черная пелена повисла в окружающем мире. Голова немного закружилась от смены положения, а к горлу подступил легкий позыв тошноты, но перебарываю накатившее желание, переключившись на оценивание ситуации.

Руки целы, ноги на месте, спина в порядке, немного ломит от холодного камня и падения с крыши, но это поправимо. Голова пока пуста, но в ней зарождаются потоки мыслей и бесконечные вопросы, значит, не все так страшно, как показалось в начале. Единственное, что беспокоит— отсутствие зрения, думаю, этот вопрос тоже решится самостоятельно, нужно только выбраться из темноты или найти людей. Делаю пару осторожных шагов, натыкаясь носом на каменную стену, почувствовав губами холодные капли. Следующая попытка тоже оказалась неудачной. Только не говорите, что я заперта в каменном мешке, клетке без выхода! А может это Ад и я действительно умерла? Отныне обречена на вечное существование в заточении между камней? О, Создатель, подай знак!

— Эй! — громко кричу я, морщась от звука собственного голоса. — Здесь есть кто-нибудь? — испуганно кричу в темноту. Выждав минуту, осторожно добавляю. — Голос, ты здесь? Помоги! Помоги мне… — молю, прислоняясь лицом и ладонями к каменной стене, нисколько не заботясь о мелких, впивающихся в кожу камушках и зазубринах. Проходит минута, а может быть Вечность, в темноте время течет по-другому, прежде чем получаю ответ из глубин темноты. Это Голос, он больше не в голове! Может, переселился в темноту, стал ее частью…

— Льстит, что ты просишь помощи, Налана… — гнусаво протягивает он, явно забавляясь ситуацией. — Но, может, перестанешь называть меня Голосом? — И тут мир наполнился обжигающим ярким светом, настолько сильным, что пришлось зажмурить глаза, дабы они не сгорели в отсветах пламени. Кажется, я закричала, но крик растворился в пространстве, не достигнув барабанных перепонок. Чувствую, как тело обмякает на пол, кричащее и зажмуривающееся, будто сейчас взорвется мозг ядерной бомбой, а затем все исчезло. Прошла боль, нестерпимо яркий свет превратился в манящий, а беззвучный крик стал визгом раненого животного, от которого разболелась голова и я немедленно захлопнула рот, ощущая в горле его остатки.

Осторожно, убрав руки от лица, вглядываюсь в окружающее помещение. Большая круглая пещера, со стен которой свисают покрывала теней, высокие мрачные своды, отражающие эхо, и камень, повсюду темный камень, с тонкими каплями влаги на гранях, расползающихся густой паутиной. Сыро, промозгло и холодно, но все спасает яркий свет разожженного в центре зала костра, светящегося сине-голубым пламенем. Таким теплым и живым, что хочется погрузиться в него, будто пламя дарует ответы на все вопросы, несет безграничное счастье и спасение. Такое родное и нужное! Вот он — свет Истины!

Осторожно встаю на ноги, двигаясь в сторону едва горящего костерка, словно под гипнозом, не помня себя от заполняющего счастья, охватившего каждый мускул. Протягиваю руку, желая прикоснуться к волшебному синему огню, горящему без дров из самого камня, и тут за запястье хватает черная тень, не замеченная ранее, прячущаяся в голубоватых отблесках. Тень приближается, вырисовывая образ человека, мужчины. Черная дымка, обвившая запястье, превращается в стальные пальцы, а сам мужчина медленно выступает из темноты, будто разбивая ее за собой, словно хрупкое стекло.

— На твоем месте я бы не стал этого делать, — жестко говорит он, отпуская мою руку. — Огонь Силы неустойчив, да и ты не в лучшем состоянии, Налана. — говорит он голосом… Голоса! Невозможно, он ожил, он существует! Мысли отчаянно путаются в голове, запертыми в клетке мотыльками, рвущимися на свет. Понимаю, что это лишь временный шок, приглядываюсь к мужчине, и, проклятье! узнаю в нем того человека, стоящего рядом после аварии! Когда я видела, как мое тело безбожно выкорчевывают из дорогой итальянской консервной банки, в которую превратилась машина. Тот самый, он!

— Меня зовут Люцион, Налана. — с усмешкой повторил он уже знакомые слова. — Эй! — звонко щелкает пальцами перед носом, привлекая внимание. Видимо, я отключилась на долю секунды. — Ты слышишь?

— Это ты! Ты и есть Голос?! — выкрикиваю я, отмирая от охватившего оцепенения.

— Отчасти, Нал. Голос лишь проекция, — видимо на моем изумленном лице отразилась немыслимая буря рвущихся ураганом вопросов, поэтому Люцион коротко добавил, не обращая внимания на мое смущение. — Сейчас твоя задача меня выслушать, очень внимательно. И самое главное — запомнить каждое слово. От этого зависит очень многое!

— Кто ты такой? Где я оказалась? — скороговоркой выпаливаю я.

— Сказано же, помолчи! — с усмешкой протягивает он, устремляя на меня взгляд серых глаз. Ловлю себя на мысли, что любуюсь им. Высокая стройная фигура. Через тонкую черную ткань одежды проступают мускулы и кубики пресса, длинные светлые волосы спадают до плеч, обрамляя красивое лицо, словно рама картину. Он идеален, и я хочу его. Такого сильного, властного, жесткого, уверенного, хочу вдыхать его аромат, зарыться пальцами в мягкие волосы, гладить упругую светлую кожу. Хочу, чтобы он был моим, от кончиков волос до кончиков пальцев, невольно представляю, как таю под прикосновение сильных умелых рук, извиваясь от легкого касания пахнущих медом волос к гладкой нежной коже, и… Жесткий шлепок по лицу вывел из мира фантазий, щеку обожгло болью испепеляющего огня, возвращая на грешную землю.

— Я не это имел в виду, Налана! — твердо говорит он, убирая из глаз тонкий налет интимности, превращая их в стальные бездушные сваи. Кажется, он прочел мои мысли. — Возьми себя в руки, у нас мало времени!

— О чем ты? — тихо спрашиваю я, сгоняя с себя остатки эротического оцепенения, пытаясь подключить мозг к работе. — Ты Люцион, ведь так? Тебя я видела в тот день, возле машины?

—Сколько ж у тебя вопросов, Налана! — недовольно протягивает он, закатывая глаза. — Ничуть не изменилась! — усмехается он, тряхнув светлыми волосами.

— Не понимаю тебя… — тихо говорю я, пытаясь уловить эмоции стальных глазах.

— А я тебя! — злобно отвечает он. — Что в слове молчать непонятно? — глаза цвета дождя источают молнии, наполненные злобой и, возможно сочувствием. Смешанная грань эмоций, но от этого стало горько на душе, и я предпочла промолчать, отдав ему право голоса. Если быть честной, ничего не знаю об этом месте, а Люцион единственный, кто может дать ответы. Поэтому подавив в жаждущем вспышке нутре гордость, брызжущей огненной лавой, покорно опускаю голову, приготовившись слушать и внимать.

— Прости, Налана. Не стоило говорить так с тобой, но по- другому не возможно. — мягко говорит Люцион, сверкая в темноте своими волосами цвета самого Солнца. — Постарайся выслушать меня молча, если будут вопросы, непременно отвечу, в зависимости от времени. Давай, начну историю с самого начала, того, что помнишь ты, то, что сможешь понять.… Не буду повторять дважды, Налана, постарайся запомнить, — повторяет он.

— То, что ты видела вокруг, не более чем сказка. Выстроенный мир, где смешиваются желания и фантазии, нереальная фантазия, созданная из образов и переживаний. Это лишь сон, живой, яркий, насыщенный, всего лишь сон… Ты не жила до этого момента, лишь существовала в замкнутом круге сознания. Теперь ты открыла глаза в реальность, Налана. Теперь ты видишь Истину!

— Не понимаю, о чем ты… — тихо говорю я.

— И не следует. Просто слушай. Когда-то была Война, и нет ей сравнения по жестокости ни с одной войной, которую знало человечество, ибо она была на Фабрике Душ. Реки крови лились неконтролируемым потоком, повсюду полыхали волны смерти. Пролилось много крови, смерть стояла за плечами, но нам удалось справиться— не победить, а выиграть. — берет он короткую паузу. — К сожалению, судьба оказалась жестока, ты угодила в Лимб, Налана.

— Интересно, как? — спрашиваю я.

— Была Война, и было предательство. Много душ оказалось погублено, утоплено в реках крови. То, что было, в прошлом, Налана. Твоя задача сейчас— выбраться из тьмы. — видимо Люцион уловил мой непонимающий взгляд, поэтому продолжил объяснения. — Огонь, который ты видишь— указывает он рукой на синее пламя. — это Сила, Сила Фабрики, держащая время и пространство, сохраняющая нам жизнь. Ты жива, пока горит огонь, пока они верят в тебя, в нас…

—О чем ты? — испуганно спрашиваю я, чувствуя, как дрожь захватывает тело.

— Ты, правда, не помнишь, Налана? — изумляется он, выгнув бровь. Пламя полыхнуло яркой вспышкой, словно в ответ на слова.

— А что я должна помнить? — спрашиваю, невольно зажмурившись.

— Не важно, Нал. Сейчас, ты должна выйти отсюда, сбежать из темноты. Ты должна действовать, узнать Истину!

— Разве я не узнала ее, разве не открыла глаза? — обеспокоенно спрашиваю я.

— Это лишь верхушка айсберга, Налана. Свет будет после темноты. Выбирайся из пещеры, и постарайся не умереть. Ты должна вспомнить, здесь я ничем не смогу помочь, — со вздохом говорит он.

— Постой, ты можешь объяснить нормально? Что мне надо вспомнить? Что делать, когда выберусь? — спрашиваю я, чувствуя, как накатывает волна ужаса. — О нет! Только не говори, что оставишь меня здесь! Одну! — голос звонко отскакивает от стен громким эхом.

— Так нужно. Скоро сама все поймешь. Отправляйся в город, машина даст ответы. Я помогу, Налана, чем смогу, а теперь прости, они могут засечь, — с этими словами он растворился в темноте, оставив меня в полном одиночестве. Только небесный свет синего пламени освещает пространство. Показалось, или костер стал немного больше, будто не угасал, а сильнее разгорался. Сев возле него, начала размышлять вслух, пытаясь согреться. Темнота угнетает, но тишина, с изредка доносящимся плеском капель, тяжелым прессом давит на разум.

— Во что же я теперь вляпалась? — тихо спрашиваю синие языки пламени. — По крайней мере, это не Ад, и я жива. Хотя с уверенностью сказать нельзя… Незнакомое место, кромешная тьма, не знаю, где выход и нет ни спичек, ни фонаря! Класс, Налана! Везет тебе на приключения! — невольно обшариваю карманы Эльвириной куртки, так удачно подвернувшейся под руку— пачка жвачки, какой-то клочок бумаги, сигареты и зажигалка, на мое счастье Эл так и не смогла бросить курить. — Не все так плохо… — усмехнувшись, говорю я, закуривая. — Зато у моего трупа будет свежее дыхание. Не помешал бы фонарик… — нервно верчу в руках дешевую зажигалку, единственный источник света, который останется, стоит только покинуть зал с костром. И тут чувствую, как правый карман неожиданно потяжелел, что-то длинное и вытянутое появилось в нем. Готова поклясться, что еще секунду назад ничего не было! И тут, бац, стоило лишь подумать!

Осторожно вытаскиваю предмет из кармана, разглядывая в свете пламени маленький карманный фонарик. Удивленно кручу в руках, проверяя работу и прочность, словно боясь, что такой нужный предмет оказался лишь плодом воображения. Но нет, настоящий, в рабочем состоянии. Касаюсь рукой другого кармана, чувствуя там нечто маленькое и холодное. Это место е перестает удивлять— складной нож с выкидным лезвием. Осторожно проверяю пальцем— острое, гладкое, блестящее, могу разобрать слабый силуэт отражения.

— Спасибо, неведомая Сила! — повеселев, говорю я. — Еще бы, какой-нибудь еды и было бы чудесно! — не несколько секунд замираю в ожидании, оглядываясь по сторонам, но больше ничего не появляется ни в карманах, ни на холодном голом полу. — Ну, не страшно. Теперь пора выбираться отсюда, — светом от фонаря нахожу темный проход, довольно широкий, в нем спокойно сможет проехать легковой автомобиль, и очень осторожно ступаю в поглощающую темноту, оставляя позади волшебный костер, который, как показалось, стал еще больше. А может это лишь игра бликов и темноты… — Приключения начинаются, Налана! — бодро сказала себе я, скрываясь в туннеле.

 

3

О, Создатель, как же хочется есть! Не знаю, сколько брожу по этому подземелью, освещенному жалким светом фонаря, и пару раз всполохами зажигалки. Время тянется бесконечно в темноте, а в пустой темноте еще и пугающе, давяще. Приходится идти медленно и осторожно, чтобы не оступиться, тщательно следить за тем, куда ставлю ногу. Камни влажные и скользкие, повсюду невидимые острые углы и опасности. Одно неверное движение, и с легкостью можно пробить головы о скрытый выступ, или сломать ногу. Я одна тут, Люцион растаял, как дым, никто не найдет, никто не поможет, хоть глотку до хрипоты сорви, останусь лежать пластом. Не ради этого я сделала то, что сделала, поставив все на карту. Нужно выбраться любым способом!

Устав, делаю небольшой привал, усевшись на устойчивый выступ, в который раз мысленно поблагодарив Эльвиру за оставленные сапоги. Конечно, размер не мой, и каблуки не лучшая вещь для скалолазания, но без них было бы еще хуже. Так хоть не обдираю ноги об острые камни. В животе бурчит от голода, не помню, когда ела в последний раз. Если чашку кофе считать за еду, то прошло два или три дня.

Воды хватает, я наткнулась на подземный ручей и сейчас иду вслед за ним, рассудив, что вода в любом случае найдет путь на поверхность. Леденящая зубы до дрожи, чистая, свежая— она и питье, и импровизированный душ, и замена пище. Жаль, что набрать некуда, не подвернулось ни одной фляги или банки. Но итак, грех жаловаться. Скоро выберусь на поверхность в удивительный чудесный новый мир, наверняка полный изобилия, бескрайних зеленых лугов и водопадов. Утешаю себя только этой мыслью, уносясь далеко прочь от голодного живота, и успевшей осточертеть темноты.

Сколько же брожу по пещерам? Сутки, двое, трое? Не знаю.… За это время я спала два раза, когда совсем выбивалась из сил. Первый раз, когда длинный туннель превратился в узкий лаз, постепенно сужаясь, я проспала несколько часов сидя, прислонившись спиной к каменной стене. Видно свернула не в ту сторону из широкого прохода, идя наобум, потому как бесконечные повороты стремительно сменяли друг друга. Вначале пыталась запомнить дорогу от синего пламени, пытаясь составить в голове подобие карты, но на десятом повороте, преодолевая очередной спуск, сбилась, доверившись судьбе.

Я стала считать дни периодами сна, так легче понимать происходящее, без грамма солнечного света, когда единственная надежда- луч фонарика. Не знаю, сколько спала во второй день, выйдя к реке, но проснулась от жуткого холода. Ни дуновения ветерка, ни солнечного лучика не пробивается сквозь густую тьму. Опасаюсь, что заблудилась, ходя кругами по одному месту. Этот ручей может тянуться бесконечно… Может, снова поспать, так хоть голод меньше сосет под ложечкой. Нет, пока есть силы, нужно двигаться, от беспокойного сна на сыром камне точно пользы не будет.

Вновь иду вперед вдоль одиноко бегущего ручейка. Откуда и как давно текут его воды, где берут истоки и куда впадают? Наверняка в бескрайнее море, или в тихое лесное озеро, а может, превращаются в полноводную реку, орошающую поля и дающую жизнь целому городу? Кто знает, что повидали его воды на своем веку? Люцион сказал, была Война. Как только выберусь, нужно поподробнее разузнать историю этого места.

И тут, впервые за долгие три дня, лица коснулся слабый порыв ветра, словно легкое перышко нежно долетело до кожи, а впереди забрезжил тонкий лучик света, ослепительно белого, яркого. Убедившись, что это не отблеск фонаря, стремительно несусь на свет, не боясь упасть и что-нибудь повредить. Радостный возглас громко вырывается из груди. Вот он- выход, спасение от бесконечной темноты. Хватаюсь пальцами за стены, не чувствуя боли обдираю кожу. Сейчас все не важно! Я почти выбралась, у цели, близко, еще немного и…

Долгожданный свет болезненно режет глаза, привыкшие к темноте. Невольно закрываю лицо руками, громко смеясь от счастья. Ручеек, ты вывел меня. Никогда не думала, что возможно так радоваться солнцу и свету, и легкому ветру. Здравствуй, волшебный мир, зеленые леса и поля! Я справилась, я смогла!

Падаю на колени, не прекращая смеяться от счастья, еще не в силах открыть глаза. Вожу рукой по земле в поисках травы, но пальцы пропускают через себя лишь песок, подобно ситу. Возможно, это пляж, одно из райских мест с красивых картинок. Тогда почему не слышен плеск волн, не чувствуется соли на губах? Сколько же мыслей пробежало в голове за эти короткие мгновения, когда глаза привыкли к яркому свету, распахиваясь, округляясь, как две планеты, вылезая из орбит настолько, что казалось, лопнут.

Продолжаю стоять на коленях, пораженно оглядываясь вокруг, смех застрял в горле вместе с дыханием тугим комком, будто время остановилось. Шок, тело превратилось в статую, загналось в ступор от увиденного. Как же я ошибалась, рисуя в мечтах прекрасные картины райских садов, волшебных мест и чудес природы! Здесь ничего нет, кроме безжизненной пустыни, насколько хватает глаз. Иссушенная земля под палящим солнцем похожа на растрескавшийся кирпич, укрытый могильным саваном песка грязно-желтого цвета. Даже ручей остался позади, уносясь в темноту пещер, словно не желая видеть иссушенную землю.

Осторожно встав на ноги, замечаю позади невысокий свод пещеры, уходящий глубоко под землю. Темные камни раскалены на солнце, как обжигающая сковородка, отбрасывая одинокую короткую тень. И больше ничего вокруг, ни деревьев, ни строений, ни руин, словно это место когда-то давно выжгли дотла, стерев с лица земли.

— Это не может быть правдой! — мотая головой, бормочу я, продолжая осматриваться болванчиком, до конца не веря в происходящее. Паника цепкими руками сжимает горло, забирая воздух. Может, я действительно умерла, обреченная теперь скитаться Вечность по пустыне без воды и пищи. — Есть кто-нибудь? Люцион, появись! Скажи, что это шутка! — обреченно выкрикиваю в пустоту песков. — Что теперь делать? — устало спрашиваю себя, привалившись к горячему камню.

Первая мысль была вернуться в пещеру, найти тот костерок и попробовать связаться с Люционом. Быстро отметаю абсурдность этой идеи. Во-первых, не смогу найти, батарейки фонаря почти на нуле, без света не продержусь и дня. Во- вторых, там нет пищи, ни один жалкий зверек не встретился на пути. И в -третьих, он сам сказал выбираться. Проклятие! Боюсь представить, что меня ждет- голодная смерть от теплового удара, или сожрет какая-нибудь тварь. Вряд ли набреду на тропический оазис с порхающими бабочками. Грустно усмехаюсь этой мысли, смесь злости и жалости к себе наваливается тяжелым грузом на плечи. Зачем я решила открыть глаза? Ни за что бы, ни пошла на ту крышу, зная, что ожидает такое! Сидела бы в Лимбе, пила бы таблетки и писала бы книги, нет же, захотелось Истины! Сама виновата, глупая Налана, теперь нет пути назад, либо умрешь здесь, либо выберешься, третьего не дано, как та лягушка из сказки про молоко, утони или борись.

И тут взгляд падает на камушек, прижимающий к земле нечто белое, напоминающее кусок бумаги. Осторожно поднимаю, вновь удивляясь. Записка, короткое письмо, написанное тонким почерком с огромным количеством завитков, похожим на древние рукописи. Бумага свежая, не успела пожелтеть от времени, значит, пролежала не долго. Уверена, что только один человек мог это оставить.

«Привет Налана!» — вчитываюсь в прыгающие буквы, написанные обычной шариковой ручкой. — «Прости, что пришлось оставить тебя, так мало объяснив, того требовали обстоятельства. Видишь ли, Боги Фабрики давно охотятся за мной. Я итак сильно рискнул, появившись перед тобой. Теперь они знают, что я здесь, но сейчас не это главное. Уверен, у тебя много вопросов. Отвечу только на главные. Ты не умерла и не в Аду, конец есть у всего, даже у этой пустыни, можешь мне поверить. Этот мир называется Севар, истинный мир, подлинный мир. Остальное узнаешь по ходу. Сейчас твоя задача — отправиться в Город. Я буду помогать по мере возможностей, но будь очень осторожна, пока не поймешь, не осознаешь. Того, что ты выбралась из Лимба недостаточно, ты должна окончательно открыть глаза. Убедилась, что это не простое место?» — улавливаю намек на появившиеся из ниоткуда фонарь и нож. — «Тот кто просит, всегда получает. Верь в свои силы.

П. С. Иди в любую сторону, Сила подскажет дорогу. И еще, Налана, реально то, во что веришь».

— Реально то, во что веришь… — повторяю последнюю фразу письма, в животе вновь противно заурчало голодным зверем. — Вряд ли жареные ребрышки появятся от того, что буду их представлять, — хмыкаю я, пряча записку в карман куртки. — Сам бы так попробовал, — бормоча, поднимаюсь на ноги. Больше нечего делать, кроме как идти вперед, сквозь жар песка и палящего солнца, навстречу неизвестности, что я и делаю.

 

4

Эта пустыня хуже всего, что может привидеться в самом страшном кошмаре, наверное, так чувствует себя угорь, варящийся в собственном соку. Ноги проваливаются в проклятый песок, мешая двигаться, утопая в нем, как в болоте. Палящее Солнце над головой будто раскаливается все сильнее, почувствовав в безжалостных лучах новую жертву, первую за долгие годы. В пещерах не обнаружилось следа пребывания людей, хотя могла и не заметить в кромешной темноте, но не думаю, чтобы еще какой-нибудь отчаянный дурак решился бы пересечь пустыню. Только я, потому как нечего терять.

Прошлый мир остался в другой жизни, в другом измерении или на круге Ада, от бесконечной жары мысли начинают путаться. Возвращаться некуда, в темноте лежит только смерть. Хотя и на солнцепеке не лучше, если не найду еду и воду превращусь в иссушенную креветку. Зато здесь есть свет Солнца, есть куда стремиться- в таинственный Город. В любом случае, надежда умирает последней, даже когда шансов нет, до конца будешь надеяться на чудо, что случится нечто волшебное и спасет тебя. Появились же в моем кармане фонарь и нож!

Песок забился в сапоги, противно царапая голую истерзанную кожу. Пыталась пойти босиком, но быстро пожалела об этом, земля под ногами раскалена до предела. Чувствую мозоли и разливающееся в ступнях тепло от прикосновения к грубой коже обуви, в страхе понимаю, что дело обстоит не лучшим образом. Наверняка раны на пальцах и пятках стерлись до мяса, все усугубляет песок, вызывая жжение. Всю жизнь страдала от проблемы с обувью, вот и теперь мучаюсь.

И как назло в этой проклятой пустоши нет ни намека на воду, а Солнце с каждым часом палит еще сильнее, выгоняя из тела пот бурным соленым водопадом, заливая глаза и нос, оседая на губах и стекая ручьем по спине. Обмотав голову Эльвириной курткой, безвольно плетусь уже несколько часов, да кому нужны эти часы, время потеряло значения, став изменяться границами звучащих песен в голове, которые пытаюсь вспомнить, или сводится до монотонного счета шагов. Раз- два-три- четыре. Раз- два-три- четыре…

Обмотать голову кожаной курткой была не лучшая идея, понимаю это через пару сбившихся в голове мелодий, застрявших где-то на середине. От нее еще жарче, и начинает не хватать воздуха, но и нести в руках не выход— они безвольно болтаются плетьми вдоль туловища. А снимать майку на такой жаре не очень предусмотрительно. Возможно, здесь была ядерная война, и повсюду пары радиации. Моментально превращусь в вареного рака, в лучшем случае, поэтому повязываю ставшую тяжелой кожу на талии. Радует только то, что светлые волосы не так сильно притягивают Солнце, значит, продержусь немного дольше, невольно усмехаюсь этой мысли, выдав короткий жалкий смешок осипшим голосом. О чем я думаю?! Надо о чем-то, иначе сойду с ума от жары.

Мысли путаются, ноги начинают заплетаться в тягучих песках, хватая их словно смертоносные плети все сильнее с каждым шагом, будто пустыня удерживает меня, мешает, как думающий организм. Словно бы в этом песке живет некий древний разум, Бог песка, не желающий, чтобы покорили его творение. А может у меня тепловой удар и бред, а тело бредет на автомате. Здесь возможно все! Реально то, во что веришь. Сейчас бы не помешало чудо, хоть крошечное…

Замечаю что-то впереди, блестящее в слепящих отсветах, черный камень, кажущийся крошечным вдалеке. Ноги невольно ускоряют шаг, пару раз падаю лицом в песок, заплетаясь, похожая на перевернутого на спину краба. Но поднимаюсь, продолжая двигаться быстрее. Мир сузился до приближающегося черного камня, отбрасывающего неясную тень. «Только не окажись миражом, только не окажись миражом!» — бьется в голове мысль, когда подбегаю к одиноко стоящему валуну в царстве песка. Жадно охватываю его бегающим взглядом, и несмело касаюсь темной стороны. Хвала небесам, настоящий!

Прижимаюсь разгоряченным телом к каменной прохладе, отдыхая в его спасительной тени. Как хорошо, долгожданный отдых, можно немного отдохнуть от солнцепека и двигаться дальше. Тень достаточно длинная, чтобы полностью поглотить меня, поэтому осторожно вытягиваю уставшие от долгой ходьбы ноги, приваливаясь к нему спиной, и закрыв глаза, моментально проваливаюсь в сон.

Проснулась я через несколько часов, когда последние лучи Солнца лениво скрывались за горизонтом, освещая песок в нежно сиреневый цвет, переливаясь на небе розоватым переливом с короткими золотыми всполохами разбрызганными красками. Яркий диск солнца скрывается за горизонтом в считанные мгновения, погружая мир в полумрак, а небо в вышине уже начинает приобретать насыщенный темный оттенок, еще контрастирую с остатками сиреневого света возле земли. Закат в пустыне красивое зрелище, стремительный и яркий, благословенный час прохлады на границе лютого холода. Скоро наступит морозная ночь, такая же смертоносная, как жара. Раз не изжарилась днем, то замерзну теперь… Пустыня решила окончательно меня доконать.

Чувствую, что начинаю немного дрожать, как же резко сменилась температура. Голова оправилась после жаркого дня, и от холода понимаю, что ужасно хочу есть, слыша громовое бурчание в животе. Натягиваю куртку, пытаясь согреться, вновь продолжая путь. Все же меня больше привлекает холод, чем жара, легче двигаться, когда нет адского фонаря солнца. На резко почерневшем небе появились первые звезды, крупными ягодами свисающие над головой. Яркие, большие, такие знакомые… «Может, это последние звезды, которые вижу в жизни…» — посетила печальная мысль. Невольно залюбовалась их далеким светом, теперь не кажущимся надменным ледяным сиянием, как в другой жизни, кажется бывшей годы назад. Сейчас они словно даруют поддержку, надежду. «Мы верим в тебя, Налана.» — говорят они с далекого небосклона.

— Помогите, укажите путь, — чуть слышно прошептала я, не сводя глаз с неба. И тут одна звезда начала падать, казалось, совсем рядом коснувшись земли, или сгорев в атмосфере. — Это знак? — спрашиваю пустоту, проследив взглядом направление, и не дожидаясь ответа, отправилась в ту сторону, немного взяв вправо. — Реально то, во что веришь. Так отчего бы не верить в знаки… — сказала сама себе, кутаясь от начинающего подниматься ветра, треплющего волосы на манер медузы Горгоны, к тому же ветер дует в спину, немного упрощая путь, подталкивая к цели. Еще один знак! Пока неплохо.

Идти пришлось недалеко. Через пару сотен метров глаза замечают вырисовывающийся из темноты силуэт, напоминающий то ли грот, то ли пещеру. Откуда он взялся посреди пустыни, мираж? Вряд ли, до слуха доносится мерный шум воды. Подхожу ближе, освещая путь слабеющим светом фонаря, и застываю с открытым ртом, зайдя в оказавшуюся сквозной пещеру. Окруженный высокими скалистыми камнями посреди пустыни вырос настоящий оазис. Темные силуэты пальм, спускающийся из ниоткуда водопад и убежище от ветра в виде каменных стен, кажутся нереальными. Может, я сошла с ума от жары, или это прекрасный сон?

Немного поколебавшись с жадностью, припадаю к холодной воде, стекающей с камней в небольшое озерцо. Пью и не могу напиться, настолько вкусной кажется вода. Найдя на земле упавшие плоды, утолила мучивший голод, кажется, это манго и бананы, но голод настолько силен, что даже не замечаю вкуса и разницы, проглатывая жадные куски на манер утки. Наконец, утолив жажду и голод устраиваюсь в пещере, где ждет очередной сюрприз, стоящий в дальнем углу и поэтому вначале не замеченный.

На тележке взгромоздилась пирамида консервных банок, не меньше десятка. Там же нашлись спички, компас, немного дров и кое-какая одежда. Не стала разбирать в темноте, чем одарила меня судьба, на скорую руку развела костерок из сухих веток, и только осветив пещеру, поддалась любопытству.

Скажи мне кто-нибудь еще месяц назад, что такие простые вещи могут оказаться сокровищем, громко бы рассмеялась в лицо. Обычный плед, теплая куртка, тонкий шарф, который можно повязать на голову, две фляги для воды, и дюжина консервированного мяса стали моим спасением. Там же я нашла сложенный листок бумаги, на котором уже знакомым витиеватым почерком выведено несколько фраз:

«Неужели ты думала, что я бросил тебя? Не посмел бы, Налан! Этот оазис подарок тебе, но волшебство не продлится долго, так что не надейся здесь поселиться. Набирайся сил, а завтра вновь выдвигайся в путь. Я и дальше буду помогать тебе, но чем дальше будешь отходить от Источника Силы, тем слабее будет мое влияние. Поэтому расходуй продукты с умом. Ты уже ближе, чем думаешь».

С улыбкой складываю записку к первой в карман. Ох, Люцион, кто же ты такой, раз смог сотворить это место? И что за таинственный Источник Силы? Должно быть он имел ввиду странный синий огонь в пещере. Нужно набраться терпения, и все узнаю, тайное всегда становится явным. Кем бы ты ни был, спасибо тебе! С этими мыслями сильней укутываюсь в плед под завывания ветра, и проваливаюсь в сон.

 

5

Впервые за долгие дни я радовалась пробуждению. С попаданием сюда жизнь превратилась в бесконечный кошмар долгой дороги, темнота сменилась жарой, а сейчас появилась настоящая надежда, уверенность, что пустыню можно преодолеть, пусть с помощью Источника или магии, однажды наступит конец проклятым пескам.

Быстро умывшись и позавтракав, собрала в тележку консервы и фрукты, наполнила фляги водой, спички и остальные пожитки распихала по карманам куртки и джинсов. Забавно, только сейчас, стоя по колено в прохладной воде и любуясь чудесным зеленым оазисом под голубыми небесами, вспомнила, как ужасно болели ноги. Не стала проверять ночью раны, отключившись от усталости, но сейчас любопытство взяло верх. Выйдя из воды, осмотрела ступни, найдя вместо кровоточащих или покрытых коркой ран чуть красноватую кожицу, цвета мякоти недозрелого грейпфрута. Скорее всего, раны действительно были, но за ночь успели полностью затянуться.

— Это действительно волшебное место! Севар… — медленно проговорила я, смакуя название странного мира на языке, будто осторожно пробуя на ощупь колючую розу. От размышлений оторвал невольный взгляд, брошенный поверх торчавших пальм, листья на них начали желтеть и засыхать, словно чуждая осень или засуха за доли секунды накрыла тропический рай. — Жаль, чудеса не вечны, — грустно протягиваю я, наблюдая, как упавший с громким плеском тяжелый листок медленно плывет по озерцу.

Натянув сапоги, я продолжила путь, покидая оазис без сожалений. Видно заканчивается сила волшебства, и скоро он увянет, превратившись в лысые скалы с иссохшими остатками чуда, спасшего меня ночью. Похоже на убыстренную человеческую жизнь в масштабе суток, развитую в импровизированном роднике. Рождение, старость и смерть. Не хотелось смотреть, как погибает оазис, поэтому, не оборачиваясь, двинулась вперед.

После хорошего сна и еды настроение заметно улучшилось, Солнце стало не таким обжигающим фонарем со смертоносными лучами, даже жара кажется терпимой. Поверить не могу, еще вчера думала, что умру здесь, сейчас же даже намека нет на такую глупую мысль. Уверена, обязательно подвернется камень, в тени которого можно будет отдохнуть, найдется несколько сухих веток для костра, чтобы разогреть банку консервов. Люцион не позаботился о приборах, поэтому придется есть руками, но и это не катастрофа. Что-нибудь появится в следующей пещере. В крайнем случае, можно накалывать на нож особенно сочные куски.… Или…

— Что-то я размечталась! — усмехаясь мыслям, говорю в тишину. — Еще вчера мечтала о глотке воды, а теперь недовольна отсутствием ложки, — проговорила я, осторожно вспарывая ножом разогретую консервную банку, сидя в тени подвернувшегося валуна. — Интересно получается, вчера думала, что пески непроходимы, а Солнце обязательно изжарит кожу, как уголек. Сегодня это чувство не такое сильное, и путешествие чуть приятнее. Может, это лишь самовнушение или его слова и вправду что-то значат… — тихо размышляю, пережевывая мясо вместе с фруктами.

Мысли прервал донесшийся вдалеке вой, похожий на волчий, к нему присоединился еще один. Прекрасно, я здесь не одна. Не такие уж эти пески необитаемы, раз по ним бегают животные. Интересно посмотреть на обитателей пустоши, но чувство самосохранения сильнее, поэтому быстро собираю пожитки, закопав в песке пустую банку, дабы не навести местных на свой след, и быстро двигаюсь вперед.

Солнце скрылось за горизонтом, ознаменовав окончание второго дня, и уже привычно следуя за упавшей звездой, нахожу новый оазис среди темноты. Уже не такой большой и плодоносный, да и озерцо поменьше, и пещера слегка продувается, но Люцион предупреждал, что Сила будет угасать. Значит, я дальше отошла от Источника, становлюсь на шаг ближе к Городу. Душу переполняют смутные чувства страха и радостного предвкушения. Что же будет на окраине таинственного Города, вновь пустошь, или придется довольствоваться камнем и звездным небом вместо оазиса? Хочется скорее добраться до людей, до цивилизации. Хоть с кем-нибудь поговорить, слишком долго я была одна, общаясь с песочными барханами.

В этот раз в небольшом оазисе я нашла погнутую старую ложку и кусок мыла. Можно привести себя в относительный порядок, смотрясь в воду, как в зеркало, смывая с кожи липкий пот и налипшую за долгую дорогу пыль, а утром вновь отправиться в путь.

Ночью вой раздавался еще пару раз, уже ближе и громче, усиленный отголоском пещеры. Какие твари населяют эти пески, вряд ли простые койоты или шакалы, наверняка ужасные мутанты, жертвы Войны и времени. Стараюсь не думать об этом, но воображение, усиленное страхом и темнотой подсовывает жуткие картинки уродцев с тремя головами, помеси таракана, крысы и какой-нибудь сказочной твари из древних легенд. Кое-как отогнав кошмары, удалось заснуть.

Третий день не отличался от предыдущего, только банок с провизией и фруктов заметно поубавилось. С одной стороны катить тележку по пескам стало значительно легче, с другой навязчивой мухой не покидает мысль— а что же дальше, когда кончится еда? Хотя, четыре дня как-то продержалась на воде.… Не лучший вариант, видимо придется туже затянуть пояс. Уныло оглядев в ночном свете костра пять оставшихся банок, решаю съедать по одной в день, медленно растягивая содержимое. Первое правило любой диеты- мало, но часто. В условиях голода сработает тот же принцип.

От Люциона больше не было помощи, кроме пещеры с оазисом, теперь даже на треть не походящим по обилию зелени, как в первый день. Три чахлые пальмы с бананами и одна кокосовая, постучав по которой пару раз тяжелым камнем, мне удалось сбить спелый орех, пролетевший в сантиметре от головы. Но я не отчаиваюсь, все прекрасно, пока есть вода.

За эти дни практически голодной жизни я научилась радоваться малому, искренне ценить то, что имею. Возможно, это очередное испытание, типа проверки на вшивость? Достойна ли я «открыть глаза»? Открой глаза, открой глаза! Должно быть, то, что не вижу, лежит на поверхности торчащим бревном. Сижу, придумываю сложные объяснения, как первобытный человек грому и молнии, а все, наверное, так просто. Но пока не получается составить логическую цепочку, писательское воображение уводит в дебри размышлений, отдаленно даже не придя к конкретной версии. Миллион версий роятся в голове взводом диких пчел, впадающих из крайности в крайность, начиная от воздействия на сознание до кошмарного сна.

Было бы какое-нибудь подтверждение реальности, кроме записки на клочке бумаги! Лимб тоже был реален.… Чувствуя, что могу зайти еще дальше, вгоняя себя в очередное состояние неверия всему и вся, засыпаю третьей пустынной ночью. На счастье воя не было, ненадолго подарив ночные часы спокойствия. Когда же я получу ответы на вопросы?!

Размеренная прогулка по бесконечному пляжу, как иногда я называла пустыню, стараясь отвлечься от грустных мыслей, вспомнив один из рассказов Бредберри, закончилась в середине четвертого дня. Совершив уже привычный завтрак и ополовинив мясную банку, монотонно взбираюсь на высокий золотистый бархан в лучах полуденного светила, приготовившись к очередному скучному дню. Песок, песок, песок!… В волосах, на лице, в сапогах, сплошной песок, в какую сторону ни глянь, песок, сменяющий оттенок от падения лучей, ставший золотистым, но ничуть не изменившийся.

Но сегодняшний день преподнесёт кардинальные изменения. В груди затрепетало от волнения, когда я с легкой поклажей забралась на песчаный холм, оглядывая окрестности. Подо мной распростерлась на удивление ровное плато, простирающееся далеко вперед, испещренное отдаленными черными точками, словно покинутый пчелами улей пустыми проходами. Казалось точки уходят далеко вглубь земли еще одной системой туннелей, или кратеров, настолько черной казалась пустота в распластавшихся по земле глазницах.

Пустые глаза голодных демонов, смотрящих из Ада, одновременно притягивают и отталкивают. В голове впервые за долгое время вновь возник Голос-—«Обойди.» — тихо прошептал он. Послушаться бы, обойти бы по вершине бархана опасное место, но любопытство, как говорится, сгубило кошку. Слишком заманчивы и притягательны кажутся с высоты далекие черные озера, скрывая в себе сотни тайн. Поэтому начинаю осторожно спускаться с песчаной горы, придерживая легкую тележку.

Ветер подталкивает вперед, и спустилась довольно легко, застыв на границе равнины. Ближайшее озеро находится в сотне метров впереди, следующее светится крошечной точкой, отбрасывая солнечные блики, на довольно приличном расстоянии. С высоты в общей сложности я насчитала около пяти озер, но рядом находятся не больше двух. Возможно, это какая-то долина, только отчего в них черная вода? Заражение, плесень, радиация, инопланетный вирус?

Ответ пришел слишком поздно, когда в задумчивости ноги приблизили меня почти к самому краю озера, с плескающимися в переменном ветре глянцево- черными волнами. На бархане ветер дул в спину, унося прочь неприятный маслянистый бензиновый запах. А сейчас, изменив направление, доносит до носа удушающую вонь пролитого топлива. Огромные озера нефти распластались в долине, поднимая в воздух удушающие пары. Сколь же здесь баррелей? Какова их глубина, если довольно приличные волны поднимаются на отражающейся поверхности? И почему она разлита в пустыне, никчемная, никому не нужная? Может, человечество давно вымерло, раз никому не нужно черное золото?

Приглядевшись, замечаю гнилые каркасы труб, торчащих посреди озера, проржавевшие от влаги и времени, превратившиеся в труху, едва держащиеся под порывами ветра. Казалось, они рассыплются от одного легчайшего прикосновения. Ни намеков на технику, ни руин, только одинокие трубы посреди бескрайнего черного моря, обломки погибшей цивилизации. Сколько же должно пройти лет, если мир превратился в это? Жуткое, печальное зрелище…

Немного пройдясь по кромке озера, решаю обойти эту долину смерти, идти напрямик нет ни малейшего желания, а тем более подниматься на высокий бархан. Поэтому разворачиваясь, собираюсь идти параллельно плато. Только намерениям не суждено было сбыться. Стоило мне повернуться спиной к нефтяному разливу, как внезапное чувство опасности парализовало тело. Я почувствовала, как по позвоночнику пронесся ледяной холод, не смотря на жару и удушающие испарения.

За спиной кто-то есть, чувствую кожей. Медленно осторожно поворачиваю голову, застывая в немом шоке. В десяти метрах от меня к черной кромке прислонило морду огромное чудовище, жадно лакая маслянистую жидкость. Оно пока меня не заметило, слишком увлечено процессом водопоя. Инстинкты трубят, что нужно уносить ноги, но не могу оторвать от твари взгляд.

Огромная темно-зеленая ящерица не меньше трех метров в длину с тяжелым мощным хвостом, но таково лишь тело, а вот голова.… Не пойму, что не так с головой, явно, не звериная морда, скрытая в черной жиже. Перевожу взгляд на задние конечности монстра, потому как передние наполовину скрыты в нефти, и едва сдерживаю крик ужаса. Вместо лап у него человеческие руки, покрытые до локтя плотной чешуей, а после грубой белой кожей, на манер слоновьей. Длинные мозолистые пальцы перебирают песок, словно роя яму. Хвост толстым шлангом распластался на песке, делая тварь еще внушительней.

Внезапно тварь поднимает на меня голову, оторвавшись от своего занятия, и делает несколько шагов вперед. В жизни не видела ничего отвратительней. Передние руки- лапы до локтя испачканы в черной нефти, песок прилипает к ним мокрым пластом, мощное тело кажется нереальным из-за грязно-зеленого цвета шкуры, резко контрастирующей на золотом песке, а с человеческой головы на половину заросшей чешуей, на меня взирает маленький блин бледного лица.

Тварь идет на меня, не отрывая пристального заинтересованного взгляда, а я все так же продолжаю стоять, не в силах пошевелиться от страха. Ноги превратились в тяжелые каменные опоры, вросли в землю, и на мгновение я представила себя остовом трубы, торчащим из нефтяного озера, таким же древним и разваливающимся. Черная жижа перепачкала губы и подбородок мутанта, повиснув тонкими струйками на манер соплей, оставляя перед собой густые маленькие капли на песке. Оно приближается ближе, и горький маслянистый запах топлива становится невыносим, он лишает последнего кислорода, ударяя в голову удушливыми парами. То ли вонь доносится от нефти, то ли от твари, не могу понять, но чувствую, что дышать становится нечем и инстинктивно делаю шаг назад.

Оно застыло с интересом, наблюдая за моими движениями, когда ноги, наконец, начали двигаться. В пронзительных круглых голубых глазах читается нечто, напоминающее интеллект, приправленный бешеным коктейлем из чувств — злости, гнева, отчаяния. На мгновение показалось, что оно узнало меня, потому и не стало сразу нападать. Тварь облизнула губы узким длинным раздвоенным языком, тяжело втянула воздух широкими ноздрями, и посмотрела мне прямо в глаза, выжидая.

«Будет играть, как кошка с мышкой», — пронеслась в голове первая мысль. Однако чувства подсказывали, что я глубоко ошибаюсь. Как- будто оно чего-то хочет от меня, ждет действий, словно с надеждой. Не зная, что делать, осторожно выставляю руки вперед, в располагающем жесте, и, улыбаясь, произношу натянутым милым голосом, сама не знаю, почему.

— Привет малыш! Я не обижу тебя! Ты можешь говорить? — глупый вопрос. Тварь склонила голову набок, в голубых глазах вспыхнул яростный огонек. — Надеюсь, ты не будешь меня есть, малыш! Я не вкусная, кожа да кости, — шире растягиваю рот в улыбке, но голос начинает предательски дрожать от подкатывающей паники. — Сейчас просто уйду, хорошо? — осторожно пячусь назад, пока мутант стоит неподвижно. — Лучше, если ты здесь один… — показалось, или тварь улыбнулась бесцветными губами, открывая кончики гнилых острых зубов.

Смотря несколько секунд, как добыча медленно ускользает, мутант по-волчьи закидывает голову к небу, разражаясь громким трубным воем, от близости которого чуть не разорвало барабанные перепонки. Вот, что я слышала ночью, это их завывания оглашают пустошь дружным хором. Означает только одно, дела мои плохи.

«Что встала? Беги!!!» — прогремел в голове возвратившийся Голос, и ноги поддавшись приказу, устремились прочь. Пальцы до боли впились в ручку красной тележки, с диким звоном несущейся позади. Стоило бы отпустить и облегчить бег, но сознание не действует, отключившись, а рука словно превратилась в иссохшую ветку дерева. Не понимаю, что происходит, окружающее превратилось в размытые образы, звуки притупились. В голове пустота, сплошной вакуум. Нужно бежать, только бежать!

Знаю, что они гонятся, чувствую зловонную едкую вонь, исходящую от тварей, двигающихся легко и бесшумно по песчаным барханам. Боковым зрением улавливаю длинную тень в нескольких метрах от меня, они близко, совсем близко. Чернильных озер уже не видно по сторонам, вокруг вновь сплошная пустыня. Они загнали меня, куда? Силы на последнем пределе, дыхание начинает сбиваться, а перед глазами пляшут точки, да еще закололо в боку, лучше не придумаешь!

Невольно оборачиваю голову назад, и попадаю в оживший кошмар. Их сотни за спиной, может быть тысячи огромного живого моря оскалившихся пастей и сверкающих безумным голодом глаз. Темная слюна стекает со звериных зубов, капая тварям под ноги. Песок превратился в черный, скрытый их мощными тенями. Казалось, даже небо потемнело от их ярости. Из дьявольской черноты несется армия огромных бешеных существ, воющих, каркающих, смеющихся на миллион голосов. Паника усиливается мощной волной, но силы достигают предела, понимаю, что больше не выжму ни шага. Ох, не стоило на них смотреть!

Внезапно нога зацепляется за торчащую из земли корягу, и с громким криком я падаю на землю, выставляя вперед руки. Больно ударяюсь лицом и грудью, чувствуя во рту металлический привкус крови, только сейчас замечая, что под ногами более-менее твердая земля, песка стало гораздо меньше. Рывком переворачиваюсь на спину, заметив, как одна из тварей в прыжке бросается на меня, выставляя вперед когтистые пальцы с почерневшими загнутыми ногтями, открывая на обозрение белое брюхо. Происходящее напоминает замедленную съемку, на эти несколько мгновений время остановилось.

Не помня как, откатываюсь в сторону, пытаясь встать, но чувствую, как острые зубы впиваются в лодыжку, насквозь прокусывая сапог. По ноге разливается тепло, и очередной дикий крик вырывается из осипшего горла, крик страха и отчаяния. Тварь притягивает меня руками к себе, подминая, наваливаясь на плечи, вцепляясь до крови острыми когтями так, что руки оказались прижаты к туловищу. Зловонная пасть в миллиметре от голой шеи. Вот и все, это конец!

Когда опасность пересекает допустимый предел, срабатывает инстинкт выживания, на карту поставлена собственная жизнь, и спастись хочется любым способом. Плохо помню, что происходило дальше, все заволокла мутная белоснежная пелена. Каким-то образом складной ножик оказался в кармане джинсов, и правая рука смогла его вытащить, всадив твари в горло. Черная вязкая кровь залила лицо, монстр яростно закричал от боли, ослабевая хватку на мгновение, которого хватает, чтобы выбраться из цепких лап. Пытаюсь встать на ноги, но тут же падаю, потому, как правая лодыжка истекает кровью, отдавая в голову огненные болезненные всполохи.

Ползу назад, не разбирая дороги, не обращая внимания на впивающиеся в тело острые камни. Краем глаза вижу, как первый урод падает замертво, в отдалении десятка метров, и его ближайшие сородичи приступают к пиршеству, отрывая острыми зубами огромные куски. На меня же движется очередной монстр, втыкаю ему лезвие в глаз, вынимая с чавкающим звуком удаляемого глазного яблока. Этот оказался настойчив, не желает отпускать меня, впиваясь в плечо зубами.

Начинаю терять сознание от боли, свет меркнет, застилаясь пеленой, и последнее, что доносится до слуха— приглушенный звук выстрела в наступившей темноте.

 

1

«Не знаю, где нахожусь, странное непонятное место, знакомое и одновременно пугающее, как давно забытый кошмар. Раздается приглушенный писк машин, стрекотание работающих механизмов, повсюду мерцает ослепляющий радужный свет бликами красок, в котором я парю над землей, вернее над железным полом. Все размыто, ничего не понимаю, только чувствую, как пальцы стучат по кнопкам. Отчего-то это, кажется, так важно и жизненно необходимо, словно судьба целого мира зависит от их нажатия.

—Нужно быстрее, еще быстрее! — доносится собственный окутанный паутиной ужаса голос. Чудовищный страх тяжелым облаком витает в воздухе, лишая кислорода, и вот поднимаюсь еще выше над землей, теперь с трудом дотягиваясь пальцами до заветных сверкающих кнопок, отдаляющихся с каждой секундой. — Нет, пожалуйста, нет! — глухо срывается с языка.

— Они близко, Налана! — доносится уже знакомый Голос в пределах головы, но так отчетливо, будто стоит над ухом. Медленно оборачиваюсь и вижу застывшие черные силуэты, источающие злобу и ненависть. Они пришли убить меня, убить навсегда без права на второй шанс. Паника проникает в сознание, опускаясь под трепещущее сердце приливной волной. Что-то движется, что-то работает, нужно только немного времени, совсем немного и все будет хорошо. Я должна успеть, еще есть шанс! Буря отчаяния и злости смешались в душе, руки трясутся от страха, но тут раздается тихий щелчок и губы растягиваются в победоносной усмешке. После чего проваливаюсь в яркую вспышку синего света, растворяясь в ней, становясь эфемерным облаком, самой невесомостью, взлетая все выше, выше и выше. И тут нечеловеческая боль окутывает существо, пронзая острыми иглами каждый атом, каждую клеточку души. Пытаюсь крикнуть, но голоса нет, от меня не осталось ничего, кроме синего света, превратившегося из манящего лучика в дьявольский костер, раскаленный добела. Душа горит, силясь вырваться, и тут свет становится настолько ярким, а боль так сильно захватывает сознание, сводя с ума, что я.… Открываю глаза».

Далекий тихий стон доносится с другой планеты, чувствую тяжесть, придавливающую к земле, сквозь полуприкрытые веки мерцают тени, слышны отрывочные звуки. Что происходит, где нахожусь, отчего свет такой неровный, доходит до глаз прерывистой линией? Пытаюсь повернуть голову, и чугунная тяжесть накрывает череп прочным котлом, словно каской. Вновь доносится инопланетный стон, уже громче. Понимаю, что это мой. Пытаюсь шевельнуть рукой, на месте которой утыканная огненными булавками подушка. Значит, жива… Хвала Создателю! Чуть шире приоткрыв глаза, вижу парящие в пространстве тени, слышны голоса, отдающиеся приглушенным эхом.

— Живая… нашли в пустыне… — доносятся обрывки фраз. — Кто…

«Снова улетаю в пространстве, сбрасывая тяжесть, снова приглушенная реальность, но голоса стали отчетливей слышны, может потому, что рядом, совсем близко. Сотни криков пронзают снежную белизну, рыки животных смешаны с человеческими. Огромное войско стоящих на ногах животных, вооруженных до зубов оружием, атакует белоснежный Дворец, сминает золотые ворота, громит кувалдами радужные фонтаны, античные дома, превращает в прах колонны. Гремит гром, трясется земля, звезды вспыхивают огнем, а небеса со скоростью бешено вращающегося калейдоскопа сменяют цвет, становясь то синими, то зелеными, то черными, то безумным смешением красок.

Животные действуют яростно, не ведая пощады, убивают и умирают, потому что дан приказ, которого нельзя ослушаться. Знаю, что будут биться до конца во славу своих Богов. Кто их Боги? Почему я вижу все это? Почему нахожусь в самой гуще событий? Не знаю, или не хочу знать, не хочу видеть этого, но не могу отвести глаз!

Алая кровь потоками струится по белоснежному полу, окропляет облака, проливается на руины, когда-то бывшие дворцами. Оторванные лапы и головы несчастных существ закрывают собой землю, кишки высятся на пиках золотых воротах… Фабрики Душ! О, Создатель, это Фабрика Душ! Знаю, кто эти полу-звери, но не могу вспомнить Нужно вспомнить, нужно понять.… Как же много смерти вокруг, как же жалко их! Но вот кадр повторяется, они бегут снова, сминая под собой трупы погибших, выдавливая кишки тяжелыми сапогами, лопающиеся со щелкающим звуком. И снова смерть в кровавом море, повторяющаяся много раз. Это Война, Война, где только один победитель».

С трудом поднимаю тяжелые веки, боль стала меньше, но голова по- прежнему гудит, а руку обдает огненным жаром.

— Пить… — тихо говорю я пересохшими губами. Сидящая рядом тень медленно и осторожно подносит ко рту стакан воды, холодной и чистой, приподнимая ломящую от боли голову. С трудом делаю несколько жадных глотков, устало откидываясь назад.

— Ты помнишь свое имя? — заботливо спрашивает тень мягким голосом. — Помнишь, что произошло?

— На…ла…нала…на… Налана… — с трудом выговариваю я. — Там… много… — не способна сейчас на целые фразы, каменный язык едва ворочается. — Где…

— В безопасности, — отвечает тень, предугадывая вопрос, а я вновь проваливаюсь в темноту.

«Нет размытых образов, мир стал отчетливо ярким, краски неестественно насыщены, дома нереально приближены. Чувствую себя песчинкой в каменном океане пустого знакомого города. На широком проспекте покинутые машины, разбитые витрины в магазинах ухмыляются злобным стеклянным оскалом. Медленно иду по опустевшей улице, заглядывая в темные окна домов, беззастенчиво разглядывающих меня бездонными, наполненными чернотой глазами, скрывающим смерть. Дома внезапно отдаляются на значительное расстояние, превращая асфальтированный проспект в подобие бурлящей реки, затягивающей ноги зыбучими песками. Отчего так страшно? Страх пронзает молнией от макушки до кончиков пальцев на ногах, и чем дальше пытаюсь идти, тем сильнее увязают ноги, словно в болотной трясине.

Но боюсь не того, что застряну в расплавленной серой дороге, а монстра, замеченного краем глаза в одном из осколков витрин — огромного приближающегося ящера с человеческим лицом, голодным животным оскалом и уставшими глазами. Стою и не могу пошевелиться, не могу выбраться. Мутант медленно приближается, не сводя с меня взгляда, что-то шипит, но не понимаю, что. Похоже на змеиное шипение с редкими человеческими нотками. Невольно прислушиваюсь, и чуть не впадаю в истерику.

— Это ты виновата! Ты сделала нас такими! — шипит монстр совсем близко, чуть ли не касаясь оскалившимся ртом моей шеи. Выглядывающие из окон сородичи вторят ему, повторяя нестройным хором, выползают из канализационных люков, спускаются с крыш, цепляясь длинными человеческими руками, окружая со всех сторон. — Виновата.… Заслужила… — шипят они на разный манер. Голоса похожи на шелест кружащих по ветру листьев, злых и отчаянных, не желающих парить по воле переменчивого ветра.

—Нет, это не так.… Это не правда… — тихо выдавливаю из себя, понимая, насколько жалко и неубедительно это звучит.

Когда они подходят слишком близко, настолько, что чувствуется удушающий запах бензина, земля затвердела под ногами. И я бегу, бегу, что есть мочи, охваченная паническим ужасом. Монстры несутся следом, отставая лишь на шаг, кричащие, злые. Перепрыгивают ловко с одной невысокой крыши на другую, зубы сверкают за спиной, норовясь укусить. С трудом уворачиваюсь и резко падаю, но не на землю, а в темноту, в то время как знакомый город разбивается на множество зеркальных осколков. Лечу в темноте, крича целую Вечность, а когда крик становится невыносимым, резко открываю глаза».

 

2

Первое, что бросается в глаза— тяжелые неотесанные доски, нависающие над головой. На короткое мгновение показалось, что это гроб, и меня заколотили заживо, настолько близко они касались лица, но, не увидев преград по бокам, успокаиваюсь, в то время как доски медленно отъезжают вверх. Пытаюсь приподнять голову, однако та кружится, как после бешеной карусели, а к горлу сразу подкатывает тошнота. В рвотном позыве выплевываю на пол едкую слизь, бессильно откидываясь на подушку.

Стоп! Подушка? Откуда в пустыне подушка, кровать, деревянный потолок и пол, если только… Конечно! Мысли начинают проясняться, складываясь в логическую картину из догадок и смутных воспоминаний. Должно быть меня нашли люди! Хвала Создателю, люди, цивилизация! Я справилась, добралась до Города! Радостно усмехаюсь пересохшим горлом, почувствовав резкую боль в правом плече, пронзившую руку острой бритвой до самого запястья. Перевожу взгляд на источник боли и вижу плотную повязку, идущую от плеча до груди под рубашкой. Картина последних событий медленно начинает восстанавливаться в памяти, собираясь осколками мозаики. Сложно, с трудом, сюжет начинает проясняться— пустыня, ящероподобные твари с человеческими лицами, пьющие черную нефть, бег и…

Внезапно дверь в конце комнаты осторожно открывается, пропуская внутрь темный силуэт. Узнаю в нем тень, сидевшую рядом в короткие пробуждения, видимо это она ухаживала за мной все это время. Тень постояла немного возле двери в нерешительности, видимо, оглядывая меня. Оценив состояние, она собралась уходить, но я успела окликнуть тихим болезненным стоном.

— Постой… — почти шепотом произнесла я. Тень медленно развернулась, выходя на свет и подходя ко мне, оказавшись в полумраке вовсе не тенью, а невысокой молодой девушкой с длинными черными волосами. Она с нескрываемым интересом посмотрела на меня, осторожно присаживаясь на стул рядом. В движениях сквозит какая-то скованность, неуверенность, чувствуется, что она опасается загадочной пришелицы. — Это ты ухаживала за мной? — отчего-то задаю вопрос, на который интуитивно знаю ответ, но нужно же как-то начать разговор, а голова сейчас с трудом может выдавать логичные фразы. Та коротко кивнула в ответ. — Спасибо, — с улыбкой говорю я. Как тебя зовут?

— Лара, — мелодично отвечает девушка, внимательно оглядывая меня.

— А я… — она не дала договорить, неожиданно резко перебив.

— Я знаю, кто ты, — отрывисто говорит она. — Раны у тебя серьезные, но скоро заживут. Больше всего пострадала нога, если до конца жизни будешь хромать, считай, тебе крупно повезло. Не каждый может выжить после встречи с кановарами, тем более уйти целым, — монотонно говорит она, не давая вставить ни слова, выстраивая вокруг себя невидимый барьер отрешенности. Медленно поднявшись, она подходит к окну, отдергивая плотные грязного цвета шторы, пропуская внутрь солнечный свет. Я невольно зажмурилась от ярких лучей, но Лара не обратила на это внимание, продолжая равнодушно бубнить. — Если тебе интересно, ты спала почти трое суток, изредка приходя в себя. Жар удалось сбить, но не уверена, что яд полностью вышел из организма. Продержишься еще какое-то время- будешь жить.

— Лара, это Город? Я добралась? — нарушаю ее монотонную речь, успев устать от бесстрастного тона. Она вскакивает настолько резко, словно ошпаренная кипятком, заставив опешить и невольно отшатнуться. Я уставилась на нее расширившимися глазами, не понимая, что же так могло напугать ее в двух коротких фразах.

— Есть тебе сегодня не желательно, оставлю только воду. А теперь извини, мне пора, — бросает она, направляясь к двери.

— Лара, постой! — вскрикнула я, не зная, откуда взялись силы. — Ответь хоть на один вопрос! — Она застыла в дверях, не глядя в мою сторону, и очень медленно, практически по слогам произнесла.

— Если хочешь выжить, лучше не говори о Городе, возможно, тебя пощадят. Там сплошное зло, — сказав это, она удалилась, осторожно прикрыв за собой дверь, оставив меня в полном одиночестве наедине с сотней вопросов.

— Если тут все такие разговорчивые, сойду с ума от скуки. — с горькой усмешкой говорю себе, разбавляя гнетущую тишину. Пока ясно одно— это не Город, возможно, глухое поселение отшельников, скрытых от цивилизации в непроходимой пустыне. Не могу знать этого наверняка, но внезапно обострившееся шестое чувство подсказывает, что процентов на семьдесят догадки верны.

Пока в мозгу хороводом копошатся мысли, глаза изучающе рассматривают комнату. Деревянная коробка из грубых неотесанных досок довольно просторного помещения. Хотя, так может казаться из-за практически полного отсутствия мебели, кроме узкой кровати, колченогого стула и огромного уродливого шкафа-монстра, который наверняка выбрал бы в качестве жилья Буггимен. Рядом с кроватью уродливое подобие тумбы, на которой, к удивлению, чистый, хоть и потрепанный временем, возвышается графин с водой.

С трудом справляясь левой рукой, наливаю немного прозрачной жидкости в стакан, жадно выпивая, чувствуя, как влага приятно увлажняет пересохшее горло. Заметно полегчало, а полежав еще несколько минут, понимаю, что силы понемногу возвращаются в тело, как прорвавшая бобровую плотину река.

Сна ни в одном глазу, а делать решительно нечего. От изучения зазубрин потолка начинает рябить в глазах, да и вид деревянных досок начинает тяготить, как плохое кино, досматриваешь до конца, потому как надеешься хоть на что-то интересное, а в результате зря потраченное время. Здесь же бесконечно тянущееся мгновение липкой лентой, хуже может быть только бессонница.

Делать решительно нечего, но как-то надо убить время, поэтому погружаюсь в размышления, как всегда это делала в прошлой жизни. Забавно, как быстро она отошла на второй план, теперь, все, что происходило до крыши небоскреба кажется незначительным, не имеющем цели.… А может, я сама ее не видела, живя иллюзиями. Ведь в последнее время на первом месте стояло только одно- выживание, сначала пещеры, затем пустыня, теперь это странное место, не Город, населенный людьми. Последняя фраза Лары насторожила, заставила пробежать по позвоночнику легкий озноб. Конечно, она могла и пошутить, но с таким серьезным тоном навряд ли. Значит, здесь тоже придется не сладко. Придется применить всю фантазию и красноречие, дабы убедить этих людей…

Мысль прерывает тяжелый громкий зевок, сон накатывает неожиданно, и не замечая как, медленно отключаюсь, не смотря на яркий дневной свет.

«Оказавшись в бесконечном темном лабиринте, бегу, не разбирая дороги. Неужели вновь попала в пещеры? Нет, ровные гладкие туннели нависают сводчатыми арками, кажущимися угрожающе тяжелыми, едва держащимися на неустойчивых опорах. Коридоры, повороты, вплоть до бесконечности, из которой нет выхода. И чем дальше бегу, тем сильнее ужас сжимает сердце, грозя разорвать на мелкие куски, вырвать из груди одним резким движением. Выскочи на меня какая-нибудь тварь из темноты, скончалась бы на месте. Не знаю, сколько бегу здесь, время не имеет значения, смысл остался только в бесконечно тяжелой тьме, не имеющей ни конца, ни начала. Словно тьма была всегда, древняя и вечная, задолго до создания всего сущего.

«Где же выход! Где же выход?» — испуганно бьется в голове, когда оказываюсь на подземной развилке. Налево манит небесно-голубой свет, гипнотический и чарующий, направо- покой и стабильность, болото размеренной жизни. Не знаю, что выбрать, оба пути кажутся правильными, но, по-моему, рецепту, желательно смешать их вместе. Здесь же предлагается крайность—все или ничего. Нужно сделать выбор, пути назад нет, от этого еще страшнее, ужасно чувство возможной ошибки. Не пойму, почему так страшно, жутко пугающе. Все или ничего! Все или ничего! Не знаю, что делать!»

Резкий толчок выводит из беспокойного сна, ставшего кошмаром. Резко дернувшись, открываю глаза, видя перед собой Лару, осторожно трясущую меня за плечо.

— Проснись, Налана, проснись! — обеспокоенно шепчет она, стараясь скрыть охвативший ее страх. Сделав тяжелый выдох, прихожу в норму с некоторым усилием, ужас по-прежнему держит когтистыми лапами, не отпуская только что пережитый кошмар, но стараюсь скрыть эмоции, видя искренне перепуганное лицо девушки. Только сейчас замечаю, что у нее темно-синие глаза, похожие на перезревшие сливы, налитые соком. Не смотря на темноту вокруг, ее глаза отчетливо выделяются, напоминая что-то знакомое, будто ставшие на мгновение светом волшебного пламени. — Эй, ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает она.

— Плохой сон… — честно отвечаю я, чувствуя неимоверную опустошенность.

— Ты кричала, когда я зашла, потому и разбудила, — отвечает Лара, проверяя рукой жар, как заботливая медсестра. — Слов не разобрала, но ты ворочалась на кровати, как взбесившийся уж. — Несколько секунд промедления, а затем тихий отрешенный голос, резанувший по нервам. — Если тебе ничего не нужно, то я пойду, уже поздно. — Лара собралась уходить, но мои пальцы крепко впились в ее запястье бульдожьей хваткой из цепкого капкана, притягивая к себе.

— Чтобы выбраться, тебе придется сломать мне руку, — уверенно говорю я, чувствуя ослабевающую решимость девушки под стальными пальцами. — Поговори со мной, прошу! — несколько секунд Лара в задумчивости смотрела на охватившую запястье кисть, прикидывая варианты дальнейших действий, словно взвешивая на весах Фемиды за и против. Осторожно, убирая мои цепкие пальцы от своей кожи, произнесла усталым голосом:

— Что тебя интересует, Налана Лукко? — сказала она, усаживаясь на стул рядом и поправляя длинную юбку в пол.

— Все! — требовательно сказала я, готовясь ухватить ее в любой момент и призвать к ответам. Проследив мой взгляд, Лара невольно усмехнулась.

— Не бойся, не убегу. Но раз ты настаиваешь сама… что ж, задавай вопросы, иначе рассказ может занять очень много времени.

 

3

— Почему ты не хочешь говорить со мной? Ведешь себя так, будто воды в рот набрала? — с ходу начинаю нападки. Понимаю, что это не лучший способ завести беседу, но жизненно нужно выплеснуть накопившееся раздражение.

— Нельзя говорить с посланцами из других миров, пока старейшины не будут уверены в их безопасности, в отношении нас, — отвечает Лара, словно выговаривая заученный текст. — Они могут быть опасны. Особенно опасны светловолосые дьяволицы, называющие себя именем Богини, появляющиеся раз в поколение, — как бы невзначай отводит она глаза. Но замечаю, что в синих сливах притаилась давящая печаль, ищущая выхода. Возможно, мне нельзя говорить с ней, не зная правил их маленького общества, думаю, нельзя даже задавать вопросов. А Лара решила сжалиться надо мной, только, чтобы удовлетворить свою жажду знаний и Истины. Она не хочет мне зла, но хочет плату взамен информации. Что ж, честный обмен.

— Что за Богиня, Лара? Кто она? Как ее имя? — спрашиваю я с толикой надежды.

— У тебя много вопросов, Налана Лукко. На многие ты знаешь ответы.

— Тоже самое сказала бы про тебя. — лукаво улыбаюсь я, прищурив глаза, наблюдая, как бледные щеки Лары залились пунцовым румянцем. В точку! Угадала! — Давай заключим сделку, соглашение, квипрокво. — ловлю ее непонимающий взгляд, и быстро разъясняю. — Услуга за услугу, рассказываем друг другу правду, полную правду. — Несколько мгновений прошли в тягостной тишине, прежде чем Лара соизволила ответить.

— С одним условием— это останется между нами. — взволнованно сказала она.

— Разумеется, — заверяю я, чувствуя, что рыбка попалась на крючок. Не думаю, что мой рассказ будет иметь такое большое значение, как ее, но нужно сохранять поддержание интриги, не показывая козырного туза до последнего хода. В конце концов, я писательница, завлекание читателя моя прямая работа. Была когда-то…

Отогнав из головы непрошеные мысли, переключаюсь на сидящую рядом девушку, отчего-то до смерти испуганную. — Лара, можешь мне верить. Надеюсь, что и я могу сказать то же самое о тебе, — ловлю ее испуганный затравленный взгляд, но не отвожу глаз. — А теперь расскажи об этом месте. Что происходит здесь? Я хочу знать все.

— Что тебе это даст, Налана Лукко? Правда, слишком тяжела, чтобы в нее верить. Особенно, таким, как ты. Если не возражаешь, начну рассказ с легенд нашего мира, с древних сказаний, чудом сохранившихся до наших дней. Не знаю, как по-другому ответить на твои возможные вопросы, но если ты.… Не важно.… На дворе ночь, никто не будет мешать, так что приготовься слушать, это займет какое-то время.

— Я люблю истории, — говорю с дружелюбной улыбкой.

— Не знаю, как описать эту… — хмыкает она. — Скажешь, когда услышишь до конца. Знаешь, как называется этот мир?

— Севар? — отвечаю, стараясь придать голосу безразличия. — Знаю, что здесь была Война.

— Война не то слово, которое под это подходит, — резко отвечает Лара, грустно улыбнувшись. — Случился Апокалипсис, а все это было очень давно… — приготовившись слушать, подтягиваюсь ближе к ней, и Лара монотонно начинает.

 

4

—Свое имя ты сказала во сне, в полубреду произнесла некое подобие звуков. Однако я сразу поняла, кто ты такая, — она взяла длинную паузу, засмотревшись на бриллианты повисших звезд в черном мареве, но быстро продолжила.

— Около тысячи лет назад была Война, страшнее которой не видел свет. Алый гриб пламени всполыхнул на горизонте яркой вспышкой, разнося за собой убивающую ударную волну такой силы, что города превратились в пыль, древние леса всколыхнули зажженной свечкой, а небеса покраснели от пролитой крови. Люди умирали мгновенно, волна срывала кожу, разносила кровь по ветру, выдергивая внутренности из скелетов, превращенных в пепел. Жизнь погибла в Севаре, реки перестали бить ключом, деревья исчезли с лица земли, превратившись в труху… Жизнь остановилась, взрыв уничтожил все, оставив безжизненную пустыню на месте цветущего оазиса.

Когда-то давно, Севар был полон жизни, полон чудес и волшебства. Это был идеальный мир, которым правили мудрые справедливые Боги. С каждым днем, они улучшали жизни людей, совершенствовали мир, творили новые чудеса и законы. Раньше, Севар был лучшим миром из всего спектра Фабрики Душ— в него стремились попасть, в нем мечтали жить. Среди самых либеральных законов, идеальной совместимости человеческих технологий и природы. Этот мир был элитой, заоблачной и недоступной простым смертным. Не очень понимаю, что это значит.… Наподобие самой Фабрики, как говорят старейшины. А потом случилась Война…

—Кого с кем, Лара? Почему случилась Война? — спрашиваю ее, воспользовавшись небольшой паузой.

— Неизвестно.… Говорят, Боги воевали между собой, но это было так давно, что покрылось пылью времен. Мало что сохранилось о том времени, лишь истории, передаваемые из поколения в поколение, древние легенды, ставшие сказками. Говорят, Боги могли изменять мир по своему желанию, достаточно было щелкнуть пальцами, и пустыни становились садами, а реки превращались в горы, и наоборот. Они были всемогущи… — тонкая печальная улыбка коснулась Лариных губ.

— Были святыми и какали золотом… — тихо выговариваю я, с долей сарказма. — Что же случилось с вашими Богами? Если они всемогущи, то, как допустили саму Войну? — уже громче говорю я.

— Перебивать не вежливо, Налана. — беззлобно отвечает Лара, сделав вид, или действительно не заметив моей иронии, устроившись поудобнее на колченогом стуле. Тяжелый задумчивый взгляд устремлен на нависшие, будто нарисованные звезды в черном небе, словно она специально избегает моего взгляда. При тусклом свете Луны Лара похожа на застывшую фарфоровую куклу с нарисованными эмоциями и отрешенным взглядом. — Война была наказанием Богов за нашу недостаточную веру. Люди настолько привыкли, что всемогущие Боги исправляют ошибки, делая за них правильный выбор, что перестали верить, считая, будто все происходит само по себе. Наши предки забыли, кому обязаны существованием на этой земле. За это их постигла кара в виде Адского гриба, несущего смерть.

Но не все погибли в тот момент, когда Боги обрушили на человечество свою кару. Некоторые успели скрыться в древних пещерах, защищенных тоннами земли, не пропускающими смертоносные лучи. Они пробыли под землей сотни лет, передавая знания потомкам. Мы обязаны им всем, что имеем.

— Хочешь сказать, ваши предки жили в пещерах? — невольно переспрашиваю я, не смотря на то, что работа головы понемногу восстановилась. — Если ты говоришь о пещерах в центре этого ада, то я была в них. Ни следа цивилизации.

— Время—вода, Налана Лукко, легкое, почти невесомое. Ощущается только, если капля дождя упадет на нос, — хмыкает она. — Они жили там сотни лет, не заботясь о прошлом, настоящем и будущем, одним бесконечным днем. Знания терялись, пересказываясь сотни раз и превращаясь в легенды. В результате было забыто больше половины, остались только необходимые для выживания. Когда наши предки вышли из-под земли, мир был пустыней, безмолвной пустошью сатанинского пекла. Многие знания забылись, но то, что удалось сохранить, до сих пор спасает нам жизнь.

— Расскажи о Богах! Почему вы боитесь меня? — спрашиваю я. — Откуда ты знаешь мое имя? — практически шипя, произношу я, чувствуя, как неудержимо подкатывает страх. Отрицание на бледном лице, ставшем маской при лунном свете. — Лара, прошу тебя! Мне нужно знать все!

— Твоя очередь, Налана Лукко. Квипрокво, не забыла? Рассказывай свою историю, — девчонка умнее, чем я думала. Возможно, это жажда знаний, а возможно, она знает больше, чем рассказала и хочет выудить информацию, только о чем— об иллюзорном мире? Склоняюсь ко второму варианту, он кажется одновременно глупым и разумным, иногда ответы на самые сложные вопросы оказываются самыми шизофреническими, бредом, не имеющим смысла, но в тоже время не чурающимся логики.

— И о чем же мне рассказать? — надменно спрашиваю я. Не хотела придавать голосу такой тон, но так неосознанно получилось.

— О себе. Обо всем. — копирует она мои интонации, отдающие наигранным сарказмом, скрывающим дикий страх. В ее мелодичном голосе нет эмоций, чисто исследовательский интерес охотника, поймавшего животное из Красной Книги. Чувствую себя лабораторной крысой с вколотым смертельным вирусом, да вот сделать ничего не могу. Здесь она хозяйка, нужно принимать чужие правила игры.

— Хорошо, — с неприязнью отвечаю я. — Что рассказать?

— Все, от начала до конца. Как ты попала сюда, откуда такое имя, как ты узнала о Войне?… — говорит Лара, напуская на себя туман самодоволия. Чувствую, что это показное, наигранное жесткими обстоятельствами, но она не может по-другому, отчего-то не может пойти против системы, хоть и знает ответы на многие вопросы. Решаю не раздражать ее лишний раз, и в кои-то веки честно ответить на поставленный вопрос. Лгать в данный момент не в моих интересах.

— Вряд ли моя история покажется занимательной. Из меня очень плохой рассказчик, но вполне внятный писатель, — усмехаюсь я, откидываясь на подушку, заметив ее непонимающий взгляд.

— Кто такой писатель? — непонимающе спрашивает она, сверля меня пронзительно-любопытным взглядом темных глаз. — Тот, кто записывает прошлое? Передает древние знания?

—Не совсем… — скупо усмехаюсь я. — Лара, не знаю, что может быть правдиво в моих словах, но и вселять лишнюю надежду нет желания. Писатель— это человек, для которого оживают фантазии, живущий в мире иллюзий. Для него мираж в пустыне кажется реальнее настоящих переживаний, — неожиданно говорю я с грустным вздохом, чувствуя, что проваливаюсь в кроличью нору обид и переживаний. Всегда спокойная, уверенная в себе Налана Лукко несется со скоростью локомотива к точке невозврата.

— Прекрати заговаривать мне зубы, — холодно говорит она. — Рассказывай свою историю. Кто ты такая? — отступать некуда, девчонка прижала меня к стенке. Не то, чтобы я держала рассказ о себе под большим секретом, но и открывать первому встречному сокровенные тайны нет желания. Секунду поразмыслив, коротко отвечаю.

— Хорошо. Приготовься слушать, расскажу тебе правду, по крайней мере ту, что знаю. — и я рассказала все— о пещерах, о пустыне, о волшебном синем свете и появляющихся из ниоткуда оазисах. Рассказала о том, как вышла на чудовищных монстров, благо за время рассказа мысли начали структурироваться в голове, образуя единую цепь связных событий. Начала было рассказывать о прошлой жизни в Лимбе, но заметив расширившиеся от немого ужаса глаза Лары, быстро свела тему на нет. Единственное, о чем я решила умолчать- появление Люциона и голоса в голове. Не думаю, что это хороший признак даже для столь глухого места.

Надо отдать Ларе должное, она слушала внимательно, ни разу не перебивая и понимающе кивая в нужных местах. Не знаю, вникала ли она в смысл моего повествования, но выговорившись, я почувствовала себя значительно лучше, словно тяжелый груз, наконец, упал с хрупких плеч. Оказывается, всего-то и надо было излить накопившееся в душе живому человеку, а не песчаным холмам, успевшим намозолить глаза. По окончании моего рассказа, Лара надолго задумалась в повисшей тишине, не проронив ни слова, лишь разглядывая меня изучающим взглядом, словно ища подвоха.

— Какая же ты лгунья, Налана! — неожиданно говорит она, поднимаясь с места. — Так удачно все скомпоновала, придумав лаконичную историю. Тебе самой не стыдно за этот вымысел? — осуждающе спрашивает она, уперев руки в бока.

— О чем ты говоришь? Это чистая правда! — искренне возмущаюсь я, чувствуя нарастающее негодование.

— Послушай, мне плевать, за какие грехи тебя сослали в Севар, плевать, что ты сделала в прошлой жизни. Если не хочешь говорить, это твое право, но так откровенно лгать… — осуждающе качает она головой, походя в свете Луны на оживший манекен. — Налана, если это, конечно, твое настоящее имя— презрительно хмыкает она. — В этом мире жизнь зависит не от твоих слов, а от действий. Взяв имя и историю Богини, ты не станешь ей, даже если будешь искренне верить.

— Лучше ты послушай меня! — начинаю кипятится я. — Ты просила правды- вот она! Что не устраивает? Постой-ка… — мысли отошли на задний план под накалом эмоций, но теперь логическая цепочка понемногу выстраивается. — Что значит имя Богини? Расскажи о Богах, Лара, пожалуйста… — прошу я.

— К чему теперь притворяться, когда я раскрыла твой замысел? Каждый знает историю о Богах, — протягивает она, возвращаясь на место. — Либо ты настолько глупа, либо очень умело притворяешься…. Только зачем?

— Я же все рассказала. Отчего ты не веришь? — в груди возникает мимолетное чувство дежа вю. Становится стыдно от того, что я также вела себя с друзьями, пусть мои действия и были оправданы, со стороны это смотрится чудовищно пугающе.

— Потому как Налана запрещенное имя! — угрожающе шипит она. — Никто не смеет называться именем Богини вот уже тысячу лет, с тех пор, как случилась Великая Война и небеса окрасились кровью. — ее бледное лицо превратилось в подобие застывшей посмертной маски, лишенной чувств и эмоций, а возможно их место занял трепещущий ужас, потому, как голос Лары стал немного срываться, приобретя трепетные нотки, будто она говорит о великой тайне мироздания. — Ты, правда, не знаешь? — неожиданно спрашивает она, скрывая страх. Я отрицательно мотнула головой, в то время как Лара дернулась, словно получив небольшой разряд электрическим током, продолжив.

— Налана- это имя Богини, создавшей наш мир на заре времен. Когда-то давно она создала Севар из пустого пространства, создала людей и города, моря и океаны, посадила тропические леса и развила технологии. Все это она проделала со своим мужем, но его имя стерто из истории, как предателя.

— Как его звали? — спрашиваю я, чувствуя знакомый трепет в груди, словно слышу забытую с детства сказку.

— Не все ли тебе равно? Раз ты так хорошо осведомлена об истории Богини, наверняка знаешь остальное, — презрительно хмыкает Лара. — Так вот, Богиня создала наш мир, сделав его идеальным. До Войны наши предки жили в мире и согласии, общались с другими мирами спектра, даже освоили космос. Одним словом, жизнь напоминала вечный праздник, Богиня всегда исправляла ошибки, помогала людям.

— Хочешь сказать, отвечала на все молитвы? — невольно усмехаюсь я. — Высшие силы, хочу выиграть миллион в лотерею! Подскажите мне выигрышный код! — издаю хриплый смех. — А затем отвечает голос с небес, так?

— Зря иронизируешь, — беззлобно отвечает Лара с грустной улыбкой. — Она приходила тогда, когда была действительно нужна. Устраняла засуху пожары, чинила технологии и развивала города. Богиня помогала, если вера была достаточно сильна, но все изменилось после Войны.

— Ты уже раз пять упомянула о Войне, но так и не сказала, в чем был ее смысл. Какова цель, ради которой приносились такие жертвы?

— Никто не знает, это древняя легенда, покрытая паутиной времени. Однажды, на Фабрике Душ случилась Война Богов, причины не знает никто, это стерто из истории. Только после этого, Севар превратился в Ад, Налана проиграла, и мир стал пеплом, осевшим на землю после огромного пожарища. Из Рая, он превратился в кару небес, а все потому, что наши предки не верили в силу Богини. Когда уцелевшие люди вышли из пещер, где жили долгие поколения, влача во тьме жалкое существование, не видя дневного света, они прокляли имена Богов, допустивших Смерть.

— Не понимаю, как вы можете одновременно ненавидеть своих Богов и поклоняться им? — задаю логичны вопрос, ощущая противоречие.

— Я не говорила, что мы ненавидим их. Наше поколение научилось жить в этом мире со всеми его тяготами и невзгодами. Однажды было пророчество, в тот момент, когда свершился самый страшный грех, а небо стало цвета крови, на землю спустился Бог, и сказал, что светловолосые демоны, принимающие облик Богини, должны умереть.

— Вы совсем двинулись? Какие в жопу демоны? — неожиданно выкрикиваю я, чувствуя, как страх поглощает сознание.

—Те, кто приходит из пустоши раз в поколение. Раз в двадцать пять лет дьявол атакует наши сердца, парализует души лживыми образами Богини, которые нужно искоренять, словно корень сорняка. Ты одна из них, одна из приходящих, тех, что несут ересь и ложные истины. Если хочешь жить, отрекись от своих слов, ото лжи и этого имени, иначе тебя постигнет незавидная судьба остальных, — безразлично говорит она. От этого холодного тона мурашки пробегают по коже, страх захватывает сознание ледяной волной, сковывая чувства и делая голос приглушённее.

— Мне двадцать пять, — тихо говорю я, чувствуя, как собственный голос глухо отдается в голове. — Хочешь сказать, что этих приходящих было много? И каждая была похожа на меня? — паника поражает голосовые связки, превращая звуки в тихое хрипение. Мысли вновь улетают в высотную даль, оставляя на месте себя пустой вакуум.

— Не на тебя, а на Богиню. Ее описания передаются испокон веков — светлые волосы, голубые глаза… Вот уже тысячу лет дьявол искушает нас, но ни одна из них не является истинной Наланой. Согласно пророчеству, когда Богиня вновь спустится в Севар, жизнь возродится под единым цветом неба, вместо пустыни зацветут зеленые луга, сады появятся на месте иссушенной пустоши и наш мир наберет прежнее могущество! — фанатично говорит она. Даже при неярком лунном свете видно, как заворожено блестят ее глаза при этих словах, чувствуется, что Лара искренне верит в это, впитавшееся с молоком матери.

—Что стало с ложными Богинями? — спрашиваю я, зная ответ. Но лучше один раз услышать горькую правду, чем мучиться сомнениями.

—Их убивают, — холодно говорит она, медленно поднимаясь со стула. Видимо, на этом разговор окончен. — Я рассказала тебе это потому, что ты мне нравишься, не хочу, чтобы ты умерла. Что-то в тебе есть такое, неописуемое… Возможно, внутренняя сила, пусть ты и не Богиня. В тебе есть свет, — сказав это, она вышла из комнаты, оставив меня наедине с мыслями.

Лежа на кровати в изменчивом свете крупных звезд, я тяжело перевариваю информацию, как кусок жирного мяса, наглухо застрявший где-то в кишках, вызывающий неприятную тяжесть. Что же получается, глупая деревушка с чокнутыми жителями среди непроходимых песков, убивающих посланцев из внешнего мира, похожих на их Богиню. Словно я попала в Таинственный лес, лучше просто не придумать. Наверняка, Лара рассказала далеко не все, только основное, но и этого достаточно, чтобы напугаться до трясучки в подмышках. Скорее всего, это какой-то культ, верящий в древних Богов, но отчего-то не сходятся концы с концами. Лару испугало мое имя, а правдиво рассказанная история привела в бешенство. Почему она считает, что я лгу, и что же это за Богиня Налана, чье имя под запретом? Как же много вопросов, на которые нет ответов!

Знаю только одно, оставшись здесь, получу огромные неприятности, а возможно, расстанусь с жизнью, как и все прошлые. При этой мысли по телу пробежала волна дрожи, а к горлу подкатила тошнота, когда отрубленные головы, насаженные на деревянные пики, всплыли в сознании. Одинаковые лица, одинаковые светлые волосы, ставшие грязной тряпкой, и закатившиеся пустые глаза, смотрящие во мрак на облепленных жирными мухами лицах, залезающими в ноздри, открытые рты, обосновавшиеся на пожелтевших бельмах глаз. Падальщики, трупные мухи, спутники смерти и разложения, не вызывающие ничего кроме отвращения жужжанием маленьких крыльев, перебиранием тонких ножек и слизыванием трупного сока гадкими хоботками. Не хочу так, не хочу, чтобы мою голову поставили на главной площади на всеобщее обозрение, и чтобы мухи ползали по моему лицу, как по лицам остальных ложных Богинь, убитых за долгую тысячу лет в этом сумасшедшем оплоте чертовых фанатиков. Выход только один…

 

5

Бежать! Куда глядят глаза! Плевать на отсутствие воды и пищи, плевать на адскую жару и убивающий холод, они перестали иметь значение. Сейчас стоит только одна цель — выжить, любым путем. Здесь я погибну, как пить дать! Придерутся к словам, внешности, найдут несостыковки в истории, мало ли что! Придумать сказку за пару часов— раз плюнуть, этим я зарабатывала на жизнь неплохие деньги, но что я знаю об этом мире? Ноль, история рассыплется как карточный домик после второго вопроса. Проклятье! Только думала, что добралась, что все испытания остались позади, как судьба подбрасывает новый клубок гремучих змей. Словно пещер и пустыни было не достаточно, как будто по мне прогоняют бешеный тест-драйв, желая испытать на прочность по всем мыслимым параметрам. Безумие, сплошное безумие!

Осторожно поднимаюсь с кровати, все еще чувствую небольшую тошноту и головокружение, правая лодыжка туго перевязана бинтом, и от резкого движения чувствую растекающееся по ней тепло. Замечательно, кровь, видимо до конца незажившая рана открылась, те твари меня здорово покусали. Возвратившись на кровать, осторожно снимаю перепачканный бинт, не зная благодарить или проклинать Высшие Силы за отсутствие света. Черная кровь в лунном свете обильно вытекает из раны, пачкая белье, оставляя капли на деревянном полу, стекая по коже тонкой горячей струйкой.

«Инфекция! Зараза! Кровопотеря!» — отчаянно бьется в голове панический рой мыслей. У меня ни лекарств, ни антибиотиков, нет даже обычной перекиси, чтобы продезинфицировать рану. Голова идет кругом от накатившего страха, непонимания, что делать дальше. Пытаюсь успокоить себя аутотренингом, выходит не очень, но дает хоть какой-то эффект, всяко лучше, чем сидеть в тишине.

— Все в порядке, Налана. Все в порядке! — нервно бубню я, отрывая от простыни здоровенный кусок, заматывая им ногу. — Все могло быть хуже. Это обычная ранка, небольшая царапина, хорошо, что целы кости и нет переломов, ведь я стою на ногах, а это так— маленькая протечка…Сейчас все будет в порядке… Надо только немножко потерпеть. — затягиваю туже на ране импровизированный бинт, стиснув зубы до скрипа, еще немного и они начнут оседать белоснежной пылью во рту, но я терплю что есть мочи. Удивительно, но проговаривание боли помогло, а может так подействовало тихое шебуршание собственного голоса, но через десять минут, утерев выступившую испарину со лба, я смогла встать на ноги, не опасаясь оставлять за собой кровавых следов. Боль по-прежнему пронзает ногу адским огнем, но теперь он стал терпимее.

Немного хромаю, подходя к уродливому шкафу, открывая тяжелые створки, но это ничто по сравнению с вероятным будущим. Стараюсь, чтобы несмазанные пружины не скрипели, однако их звук слишком отчетливо пронзает тишину, резанув по слуху противным визгом. Радуясь, что никого нет поблизости, и тому, что одна в этой проклятой комнате, быстро вытаскиваю из шкафа рваные джинсы, постиранную от черной крови майку, легкую куртку шоколадного цвета и неудобно большие сапоги со следами острых зубов. На удачу, все мои вещи казались здесь, видимо, местные думали, что раны настолько серьезны, и я не смогу передвигаться еще пару недель, дурачье! — про себя хмыкаю я, вспомнив Гомера Симпсона в одноименном мультике. Здесь же нашелся складной нож, который молниеносно засовываю в карман куртки, и полупустая пачка крепких сигарет с зажигалкой— все мои маленькие сокровища. Превратившаяся от жары в клейкую массу жвачка, прилипает к пальцам, но не хочу оставлять лишних следов, поэтому засовываю ее в карман, ничуть не заботясь о дорогой подкладке. Нет дела до излишеств, когда на кону жизнь.

Быстро одевшись и повязав на волосы шарф, дабы скрыть их отсвечивающую белизну, осторожно крадясь, выхожу из дома. Не то, чтобы волосы отсвечивали люминесцентными лампами, как дешевые забегаловки на окраинах мегаполиса, но предосторожность не повредит. Нужно быть незаметной, слиться с темнотой, стать с ней единым целым, если хочу выбраться, но стоило выйти на улицу, понимаю, что это будет не так просто.

Выйдя на улицу с трудом подавляя тяжелый вздох, застрявший в горле тугим комком, словно изжеванная жвачка. Хочется плакать от жалости к себе и всепоглощающего дьявольского страха, но не могу позволить себе такой роскоши. Нужно быть сильной, нужно держаться до последнего вздоха, не сдамся, пока дышу и чувствую ритм сердца, выбивающего барабанную дробь. Как бы ни было страшно, как бы ни пугало это место и сколько бы загадок не таило, нет другого выхода. Все или ничего, жизнь или смерть, есть лишь два варианта развития событий.

Отчего-то задумываюсь об этом, вглядываясь в непроглядную ночную тьму, скрывающую тяжелые дома и вековые деревья, оплетающие их руками-паутинами, тонкими пугающими ветками, царапающими оконное стекло. Это не сон, не Лимб, не один из многочисленных кошмаров, это правда, настоящая правда. Настоящий холодный воздух, обжигающий дыхание, настоящий мороз, пробирающийся по коже под тонким слоем одежды, настоящий густой пар, поднимающийся в темное небо едва уловимой дымкой. Это не сон, не вымысел и не иллюзия. Не знаю, чем была моя жизнь до этого момента, но чувствую, что все грани времен, переплетенные в нашей Вселенной, заключились в этом моменте, когда светловолосая кукла испуганно смотрит затравленными глазами на дикий новый мир.

Это реальность, и если умру здесь, это будет навсегда. Не будет вторых шансов, не будет золотой лестницы, пронзающей границы космоса, не будет Фабрики Душ, не будет ничего… Обжигающая синяя вспышка и пустота- конец Наланы Лукко! Горячий пепел, бесславный конец на задворках мироздания, вот, во что превращусь. Мои книги не увидят свет, мои слова не будут написаны и люди не прочтут их, если умру, то ничего не оставлю после себя, сольюсь с этой безжизненной пустыней, став безмолвным пеплом…

Нет! Не хочу! Не хочу раствориться в этом сумасшедшем мире с безумными правилами и законами, подчиняясь исчезнувшему тысячу лет назад существу. Не хочу стать частью сгинувшей в небытие истории, не хочу быть символами на песке, хочу быть настоящей, живой на сто процентов! Я не легенда, я не аналог почти забытой Богини древней пустыни, я живая, настоящая! Я дышу, у меня бьется сердце, и я не хочу умирать! Как же не хочу этого!

Мысли не желают склеиваться в голове, подобно осколкам разбитого зеркала, видишь сотню граней отражения, но никогда не получишь нормальную картинку, видя лишь искаженную уродливую иллюзию. Что, если моя душа такая же, что, если это кара Господня? Взглянуть на себя с другой стороны? А в чем я виновата? Никому за жизнь не делала зла.… Не скажу, что была идеальной, но и смертных грехов не совершала! Отчего тогда так страшно? Почему дрожу, как осиновый лист на холодном ветру?

Не знаю, что делаю. Ноги отчаянно несут вперед, а пальцы сжимают холодную рукоятку ножа в кармане куртки, дающую некую уверенность. Он уже спас меня в пустыне, авось вновь повезет… Мысли, мысли, мысли.… Как же их много в поглощающей черноте, выхватывающей однотипные дома и крючковатые деревья, заурядно сменяющие друг друга. Дома без границ и силуэтов, не имеющие ни стен, ни опор, ни тени в бесконечной мгле. Тьма на фоне тьмы, глубока, пугающая и бесконечная, как пустые глаза мертвеца. Ветки, охватывающие деревянные крыши сухими стальными пальцами, цепко сжимающими, как изголодавшийся по страсти любовник. Они не отпустят, будут скрести мертвыми ветками по стеклу, будут пугать в полночь кошмарными звуками, сводящими с ума. Они придут за мной. Однажды захватят в плен и тогда…

Бегу сломя голову сквозь темноту. Тени домов, тени деревьев оживают, соединяясь в пугающем танце, становясь единым целым— беспроглядной тьмой. Ожившие дома и деревья из кошмаров, не имеющие тени, бездонные окна-колодцы и темнота. Лишь абрисы показывающихся фигур, кошмары в безграничном пространстве, ожившие пугающие тени, как карандашные наброски, серые кошмары на фоне темноты.

Бегу, не зная дороги, тьма наступает на пятки зубастым монстром, кошмары становятся реальностью, а границы сознания стираются с каждым шагом. Темнота, дома, деревья, и вот я не помню свою жизнь, правда смешалась с галлюциногенной реальностью, переплетясь со сном.

Война, страх! Животные, деревья, так не должно быть! Это жестоко, неправильно, они умирают во славу Богов! Почему мне так больно? Почему темнота заполняет скрытые отголоски души, и почему чувствую себя такой дрянью, словно по голову запачкалась в несмываемой грязи. Как же больно, страдает каждая клеточка души от нахлынувших неясных образов, появляющихся в голове давно забытыми воспоминаниями, вытащенными из древнего сундука памяти.

Было ли это на самом деле, или страх заполнил разум, вызывая неясные видения? А может, что-то было подмешано в воде или меня опоили галлюциногенами, не давая сбежать. Этот вариант кажется более правдоподобным, однако обострившаяся за последние дни интуиция, подсказывает, что я вновь ошибаюсь. Что-то есть знакомое в этих видениях странных людей-животных на небесном поле брани, словно я действительно была среди них, когда-то давно…

Ладно, разберусь с этим позже, сейчас нужно выбраться из проклятого городишки. Хорошо бы найти какой-нибудь транспорт, машину на ходу, если повезет, хотя с моей-то удачей, навряд ли. Что-то опять размечталась, приди в себя, Налана! Нефть разлита по пустыне бездонными озерами, или они делают бензин из воздуха? Конечно, могут быть альтернативные источники топлива, но об этом нужно было думать раньше, а не тогда, когда город медленно, но верно остается позади, поглощаемый темнотой.

Сколько я прошла? Не думаю, что много, городок оказался крошечным, с парочкой широких улиц и расставленными вдоль них однотипными домами, хотя в такой темноте все равно не отличить одно здание от другого. Укушенная нога здорово разболелась, горит не только лодыжка, жар доходит до самого бедра. Нужно найти какую-нибудь длинную палку с рассветом, используя ее как опору, иначе долго не протяну. Вдобавок, закололо в правом боку, от чрезмерных спонтанных усилий, а к горлу вновь подкатила тошнота. Бессильно приваливаюсь к большому холодному камню, удачно подвернувшемуся на пути, и тихо выговариваю себе за импульсивность, приведшую к столь спонтанному бегству.

— Проклятие! Как же пить хочется.… Это было умно, Налана, просто гениально. Ночь, пустыня, ни стакана воды и ни куска пищи, кроме превратившуюся в дрянь жвачки. Не додумалась даже захватить фонарик, а Люцион вряд ли поможет, осталось только сесть и помереть! — грустно усмехаюсь я.

Утешает то, что не слышно воя тварей. Как там она назвала их, кановары, кажется, чудное слово, но красивое. Нужно записать в мысленный блокнот, возможно, использую однажды, выбравшись из этого жуткого места. Интересно, они скоро заметят, что меня нет, пошлют ли погоню или доверят мою смерть пустыне и жажде, двум безжалостным убийцам.

И тут мне словно врезали в поддых тяжелой кувалдой. Что, если Лара соврала, напугав меня до чертиков? Девчонка явно нездорово говорила о древней Богине, так фанатично блестели ее глаза даже в полной темноте, подражая свету звезд, что стало невольно жутко от этого тяжелого взгляда. Возможно, она сумасшедшая, ведь кроме нее людей я не видела, даже не уверена, живет ли кто-нибудь еще в этом городе. Если бы жители хотели убить меня, то зачем спасать и лечить, к чему такая забота о будущем трупе? Что-то не сходится… Может весь ее рассказ был жестокой шуткой, знала, что никуда не убегу, вот и решила нагнать страха на путешественницу? Вероятно, но вновь линия логики не желает выстраиваться, проходя песком сквозь пальцы. К чему устраивать допрос с пристрастием, выпытывать имя и неведомую правду? Узнать бы побольше об этом месте.

Конечно, я могла совершить страшную глупость, убежав, но нечто подсказывает, что решение было верным. Вдобавок это странное видение отрубленных голов на пиках, в разной степени разложения, с гадкими жужжащими мухами, таит в себе ужас. Мухи, мухи, откуда мухи? Только сейчас вспоминаю, что не видела ни одного насекомого за долгие дни, не считая пещерных гадов, противных слепых пауков, ни здесь, ни в построенных Люционом оазисах, словно они впали в вечную спячку. Интересный факт, по всем закона природы, где есть хоть малейшая растительность, обязательно найдется пара назойливых букашек. Здесь же тишина, при наличие деревьев, ни одна крылатая тварь не летает в воздухе. Что случилось с этим миром, если даже мошкаре нет места?

Задумавшись над этим, поднимаю голову к небу, намереваясь посмотреть на звезды, но, как ни странно, ни одной не видно. На горизонте небо понемногу начинает светлеть, однако местами остается еще ночная тьма. Ни Луны, ни пробегающих по небу туч, которые могут сокрыть небесные светила, не наблюдается. Только голое черное небо. Как странно, ясно видела их из окна деревянного домишки, не могут же они так резко пропасть за несколько часов, словно закрытые плотной тканью, или высыпаться только на отдельных кусках неба. Еще одна непостижимая загадка.

Солнце резко выныривает из-за горизонта, прогоняя ночную тьму и прохладу, озаряя мир первыми несмелыми лучами золотых всполохов, переходящий в красноватый и сиреневый, даря долгожданное тепло, вскоре превратившемся в удушающую жару, которая отчего-то перестала нагонять апатию. Только сейчас я заметила в небольшом удалении горный хребет, возвышающийся острыми пиками на фоне рассвета. Не скажу со стопроцентной уверенностью, был ли он здесь раньше, пару часов назад. Я настолько устала, убегая из города, что могла попросту не заметить слившиеся с ночью чернильные горы, похожие на обожженные головешки с покатыми склонами, тянущиеся вдаль. Как вообще сумела так далеко пройти при такой-то видимости?

Что ж, самое время осмотреть рану, тем более, что после небольшого отдыха нога перестала болеть, а холодный камень подействовал на манер обезболивающего. По крайней мере, не мешает сменить повязку, придется воспользоваться куском майки, потому как я не додумалась наделать бинтов из простыни, в ход пойдет одежда. Нищебродам выбирать не приходится, но сама виновата, следует быть запасливее и думать на три шага вперед, ничего нельзя предугадать заранее.

Осторожно вытащив ногу из сапога, медленно снимаю тугую повязку, готовясь к худшему, но искренне желая, чтобы от раны не осталось ни следа, словно бы она рассосалась за ночь, оставив легкое напоминание в виде новой кожи. Как же, чудесные исцеления возможны только в сказках, да в фантастических романах! Повезло, если не занесла инфекцию. Однако стянув до конца повязку, застываю с широко открытым ртом и выпученными от шока глазами, смотря на ногу, как на починку космического шаттла во дворе. На месте укуса ничего нет, ни следа кровоточащей раны. Вместо нее приветливо сияет новая розовеющая кожа, вокруг изогнутого в улыбке шрама, протянувшегося по лодыжке тонкой белой ниткой.

— Я набрела на волшебный камень! — искренне радуюсь я, громко крикнув, неверяще гладя рукой затянувшуюся рану, от которой осталось небольшое напоминание. — Может, ты все болезни излечиваешь? — бодро спрашиваю у черного валуна, начинающего медленно нагреваться на солнце.

Затем память возвращается к переходу через пустыню, тогда на ногах тоже были мозоли, странным образом проходящие на утро. Помню боль, совершенно не похожую на галлюцинацию, и как грубая кожа терлась о вспотевшие ноги, разливая в особенно чувствительных местах жидкий огонь. Такое не придумать и не подделать, сейчас произошло тоже самое— чудо самоисцеления. Вряд ли это очередной подарок Люциона, что-то необъяснимое случилось за эти несколько часов. Я так желала, чтобы все было хорошо, искренне верила и вот…

Только сейчас замечаю, что боли в плече нет. Когда она исчезла, кажется до побега. Так торопилась удрать, что забыла о плече! Быстро скинув куртку, сдергиваю с груди еще одну повязку, осматривая, насколько хватает изгиба шеи. Как и ожидалось, раны нет, даже покраснение исчезло. Интересно, остался ли шрам, жаль не посмотреть на спину.

Всколыхнувшая теплой волной в гуди детская радость не знает границ. Я здорова, полна сил и энергии, ни следа полученных ранений. Поистине, Севар волшебное место! Интересно, а всем ли он помогает так, как мне? Внезапно в голове всплыли слова Лары, и картинка медленно начинает складываться в голове в невероятный фантастический рассказ, который никак не может быть правдой.

— Налана— имя их Богини, исчезнувшей тысячу лет назад, и я пробыла в Лимбе столько же, если верить Лиане и Люциону. Кто-то же держал меня там, повторяя раз за разом правдоподобный сон… Фабрика Душ, Боги, странные видения и непокидающее чувство дежа вю. Да, ладно! Не может быть! — усмехаюсь пришедшей в голову мысли, на удивление логичной. — Я Богиня Севара?

Конечно, в своих книгах писатель царь и Бог для персонажей, играющий с легкостью уличного жонглера их судьбами. Только писатель решает жить герою или умереть, что случится в следующий момент, сколько невзгод выпадет на вымышленного человека. Пару раз я задумывалась над этим во время работы, но никогда не придавала особого значения, набирая текст на клавиатуре, приходя к выводу, что все же от меня ничего не зависит. Ведь никогда не знаю, как повернется та или иная судьба до последнего момента, история сама решает по какому руслу течь, изменяя первоначальные задумки. Возможно, это относится к книгам в каком-то смысле, но в масштабах целого мира…

Хотя, Богиня Севара звучит привлекательно, заманчиво, словно ароматный цветок для пчелы. И, если догадка верна, то на что я способна, кроме мгновенного исцеления? Что вообще делают Боги? Не болтают же целыми днями ногами, свесившись с облаков. Жаль, Люциона нет, он ответил бы на многие вопросы.

Размышления прерывает громкое приближающееся тарахтение, напоминающее кошачье фырканье, усиленное рупором. Вглядевшись в сторону исходящего звука, замечаю стремительно приближающуюся черную точку, похожую на увеличивающегося в размерах жука. Шум древнего как свет мотора разносится далеко впереди подъезжающей машины. Погоня или поисковый отряд, друзья или враги? Жаль, не обладаю телепатией. В любом случае, нужно выяснить.

Спрятавшись за камнем, на котором провела остаток ночи, инстинктивно сжимаю в кармане складной нож, готовясь напасть в случае опасности. Благо валун достаточно большой, скрывает меня полностью от подъезжающей машины- большущего старого пикапа с прицепом, на каком ездят фермеры в американских фильмах, покрытого местами ржавчиной и коростой, с облупившейся по бокам красной краской и немного треснутым лобовым стеклом.

Пикап легко лавирует по песку, останавливаясь метрах в десяти от моего убежища. Мотор последний раз плюется, замолкая. Только сейчас замечаю, что в прицепе притаились шестеро довольно грозного вида парней в широкополых ковбойских шляпах, таких же сапогах и разноцветных клетчатых рубашках. Оглядываясь по сторонам, мужчины спрыгивают на землю, что-то тихо обсуждая между собой, еще двое остались в кабине. Как ни напрягаю слух, не могу разобрать ни слова, отметив, что у них нет оружия, по крайней мере, ни дробовиков, ни винтовок. У одного на поясе болтается веревка, но это пока весь их заметный арсенал. Может и есть по паре ножей в сапогах, да пистолеты под рубашками, но они пока не собираются их обнажать.

Что они забыли в этой глухомани? Охотятся на полу-ящера? К чему тогда веревка? И тут до меня доходит- они пришли за мной, хотят вернуть назад, и думаю живой. Страх накатывает очередной горячей волной, проходя парадом мурашек по коже. Влипла! Влипла! Я влипла по самые уши, как муха на липкой ленте! Вместо того чтобы прохлаждаться на камне, надо было бежать с первыми рассветными лучами, карабкаться на горы, да что угодно. Не представляю, как от них уйти. Солнце еще не до конца встало, оставляя приглушенную полутень, но это ненадолго, через несколько минут полностью рассветет, и я буду, как на ладони. Скоро они обогнут камень, и тогда захлопнется крышка гроба.

Шестеро мужчин против девицы посреди пустыни, двое в кабине, страшно представить, что может случиться, и нет желания узнавать. Секс с толпой грязных, пахнущих потом незнакомцев, привлекателен только в фантазиях, а наяву вызывает ужас. Кричи не кричи, никто не поможет. Что ж, буду отбиваться до последнего, хотя, может, у них и нет таких намерений. Однако, эти несколько дней в пустыне преподали ценный урок- нужно быть готовой к любому повороту. Что делать, что делать? Думай, Налана, шевели мозгами!

Они пока меня не заметили, нужно перебраться ближе к скалам и найти надежное укрытие, дождаться, пока они уйдут и.… Угнать машину! Точно! Нестись прочь со всех ног! Осторожно, пригибаясь низко к земле, словно ящерица, медленно движусь в сторону гор, стараясь держаться тени камня, молясь, чтобы их разговор не заканчивался. Удается двигаться бесшумно по песку, пятясь назад, стараясь держать их в поле зрения. И тут удача повернулась ко мне лицом, пройдя пару метров, нога натыкается на небольшой камень, видимо, скатившийся со склона. Выждав момент, когда они начинают рассредоточиваться, со всей силы зашвыриваю его как можно дальше. С глухим стуком он ударяется о склон, вызвав небольшой обвал.

Получилось, мужчины кинулись на звук посыпавшихся камней, но двое по-прежнему в машине, как же выманить их? Удача снова на моей стороне, сегодня явно счастливый день. Неожиданно замечаю краем глаза небольшую пещеру, скрытую в тени. На счастье, пещера оказалась совсем рядом со мной, и осторожно перебираюсь в нее, стараясь не издавать ни звука. Не смотря на миниатюрный размер, я едва поместилась, сжимаясь до размеров комка. Пещера оказалась хорошим укрытием, темное нутро скалы с обширным обзором и достаточным количеством небольших камней. Можно использовать их, кидая в стороны, как гранаты, оставив нож на крайний случай. Пока решаю выждать время, однажды же они выйдут из машины, невозможно просидеть весь день в душной консервной банке, а в салоне вряд ли есть климат-контроль.

Нужно дождаться, когда они заскучают, потеряют бдительность, и тогда нанести решающий удар. Шанс выпал через полтора часа, когда один из охотников вышел из кабины, и стал что-то деловито рассматривать в моторе под дряхлой крышей капота. Прицеливаюсь, отправляя зажатый в кулаке камень прямиком ему в голову. Толи помогло само провидение, толи машина стоит под удобным углом обстрела, но камень угодил точно в цель, хоть я раньше не отличалась особой меткостью. Мужчина с коротким вскриком повалился лицом на мотор, ковбойская шляпа слетела с головы, а железная крышка с грохотом накрыла сверху, сделав похожим на зажатую в пасти железного монстра марионетку.

Тем временем, я подобралась ближе, притаившись за уже знакомым валуном, наблюдая, как второй ковбой в спешке выбирается из кабины, помогая пострадавшему товарищу, оказавшемуся без сознания. Еще бы, меткий выстрел—невольно улыбаюсь, жутко довольная первой маленькой победе, и очередной камень отправляется в сторону машины, пролетев в паре сантиметров от головы второго, задевая край шляпы. Не наклонись он в последний момент, все могло закончиться тихо и быстро, однако история выбрала другое русло, идя по незапланированному сюжету.

Оставив бессознательное тело на земле, он медленно двинулся в сторону, откуда прилетел камень, прямиком ко мне. Чувствую приближающиеся шаги, но боюсь высунуться и проверить, крепче вжимаясь в камень, оглядывая небольшой арсенал снарядов, сложенный в куртку. Выбираю тот, что потяжелее, крепко сжимаю в руке, сделав медленный вдох и выдох, успокаивая сердце от бьющегося адреналина. Нельзя совершить ошибку.

Он рядом, совсем близко, начинаю ощущать противный запах его дыхания из смеси гнили и дешевого пива. Сейчас заглянет за валун и… Дальше действовала автоматически, не особенно понимая, как резко удалось вскочить на ноги с нечеловеческой скоростью, опуская камень прямо на покрытый потом лоб. Мужчина не успел ничего сделать, даже испугаться, падая на валун морской звездой, с тонкой вытекающей струйкой крови из головы. Под шляпой не видно, глубока ли рана, надеюсь, я не сильно приложила этих двоих. Только убийства в чужом мире не хватало для полноты картины. Проверила у развалившегося морской звездой пульс, и успокоилась, почувствовав ровное биение, жить будет, максимум, промучается пару дней головной болью.

Осторожно оглядевшись по сторонам в поисках остальных и никого не заметив, быстро добегаю до пикапа, чувствуя дрожь в коленках, потому как зажатому в пасти капота не так повезло—камень угодил прямиком в висок, вызвав мгновенную смерть. Видит Бог, я не хотела этого, теперь уже ничего нельзя поделать.

Залезаю в пахнущую перегаром и затхлым сигаретным дымом кабину, успевшую нагреться в солнечных лучах. В салоне царит невыносимая духота, не смотря на открытые окна, но не это самое страшное— чертова колымага не заводится. Сколько бы я не поворачивала в замке ключ зажигания, единственное, что смогла добиться- плюющееся короткое фырканье. Видать, она уже дышала на ладан, когда они добрались сюда, а парень пытался починить, или что-то исправить. Проклятье! Кончилась моя удача. Попробовав еще несколько попыток завести мотор, оставляю это бессмысленное занятие. Выбираюсь из кабины, несколько мгновений осматривая мотор, пытаясь прикинуть, за какую из этих хреновин стоит потянуть, чтобы услышать рычащий звук заводимого двигателя, но тут вижу застрявший в механизмах камень. Видимо, он доконал старую развалюху.

Не знаю, в какую из частей мотора угодил мой меткий бросок, никогда не была сильна в автомобилях, а их устройством интересовалась еще меньше. Как-то раз, Макс пытался мне объяснить, как все устроено под капотом, но после трех минут нить повествования плавно покинула сознание, выхватывая лишь отдельные слова, будто он говорил на другом языке. Как же сейчас жалею, что не вникала в его слова, починить пикап своими силами не удастся. Остается только осмотреть машину, в поисках чего-нибудь ценного.

В кузове нашлись бутылки с водой и несколько сэндвичей с непонятным мясом, которые я съела меньше, чем за минуту, настолько силен был голод, запивая все это нагретой на солнце водой. Стараясь отогнать мысли от погибшего по чистой случайности парня, пытаюсь решить, в какую сторону отправиться. За полтора часа охотники могли пройти приличное расстояние, а могли и вернуться назад, карауля меня из засады, как я тех парней. В любом случае, нужно двигаться, оставаться здесь опасно, они могут вернуться в любую минуту, и не уверена, что будут в самом приятном расположении духа, увидев, что я сделала с их приятелями.

Радует только то, что быстро они не смогут починить машину, на это потребуется время, а я в то время уже буду далеко отсюда. Взяв бутылку воды и еще раз обшарив салон, надеясь заметить хоть какое-нибудь более весомое оружие, чем складной ножик, которое могло закатиться под сиденье или заваляться в бардачке среди хлама и мусора. Неожиданно рука обнаруживает холодную стальную рукоятку пистолета. Уверена, что когда проверяла в первый раз, его там не было- еще один сюрприз от Севара.

— Уже лучше… — тихо говорю себе, передергивая затвор предохранителя, пряча пистолет за поясом джинсов. Больше ничего ценного в кабине не оказалось, поэтому едва засунув бутылку в карман куртки, бегу прочь от злосчастной машины в противоположную сторону, стараясь держаться гор.

 

6

— Что будем делать, капитан? — тихо спрашивает Сэм, прячась за уступом, наблюдая, как светловолосая девица черепахой крадется в сторону скалы, скрываясь в темноте небольшой пещеры.

— Ждать, хочу посмотреть, что она затеяла, — отвечает капитан, не сводя глаз с темноты, за которой скрылась пришелица. — Думаю, хочет угнать машину, но так просто это не выйдет, нужно знать, как справиться с мотором. Это займет какое-то время, даст нам шанс.

— Почему не взять ее сейчас, Дрейк? Она считает, мы все ушли по ложному следу. Сейчас идеальный момент, — недовольно шипит Сэм, худой парнишка с взъерошенными рыжими волосами.

— Нужно узнать, на что она способна. Если та самая, мы получим достойную плату. Ты же знаешь, какое значение Боги имеют для нашего мира, — спокойно отвечает Дрейк, бросив в Сэма уничтожающий взгляд.

— Неужели, ты веришь в сказки, что однажды Боги спустятся с небес, и закончат этот кошмар, вернув величие нашему миру? — усмехается он. — Брось, они оставили нас много лет назад. Отчего же спустя тысячу лет им возвращаться в эту дыру?

— Ты бы еще во все горло крикнул! — осуждающе шипит Дрейк, влепив парню подзатыльник. — Она может услышать, в горах звуки молниеносно разносятся.

— Говоришь так, словно у нее собачий слух, чего ж летать она не умеет? — хмыкает Сэм. — Дедуля Мор говорит, что нашел ее в пустоши на границе города, на нее напала дюжина тварей. И, знаешь, Дрейк, кровь у нее не лучше нашей, такая же красная. Будь она той, кем ты считаешь, твари бы не тронули ее. Давай, просто пристрелим, и дело с концом. Нет у меня желания мотаться за ней по горам да пустыне!

— Тронешь ее, лично отвезу тебя в Долину озер. Ее никто не убьет, пока не узнаем, кто она на самом деле, — холодно говорит Дрейк.

— Признайся, запал на эту девицу? Зад у нее ничего, зачетный, а сиськи маловаты, не то, что у Кэтти. И потом, Богиня должна быть неземной красоты! В этой нет ничего особенного, кожа да кости.

— Сэм, для тебя красота измеряется в обхвате сисек и жопы, чем толще, тем лучше. Твоя Кэтти размером с тот валун! — настала очередь Дрейка смеяться, указывая из укрытия на огромный камень, за которым пряталась девица. — Не скажу, что она писаная красотка.

— Зато у меня регулярный секс, а не суходрочка в темноте под одеялом.

— Тихо, что-то происходит… — притаившись, говорит Дрейк, проигнорировав его нахальный подкол. Мужчины видят, как первый камень полетел в вышедшего проверить мотор Бреда, как второй чуть не прошиб черепушку Ларри, и как с кошачьей ловкостью переместившаяся к камню девушка вырубила здоровяка одним мощным ударом. «Ловко!» — отметил про себя Дрейк, немного восхитившись ее смелости. Побеждает не самый сильный, а самый наглый и хитрый. Видать у очередной приходящей этих качеств с избытком.

— Теперь не пора нападать? — спрашивает Сэм. — Она уже вырубила двоих!

— Пошли ближе, но носа не высовывай, — осторожно мужчины спустились со своего наблюдательного пункта, пристроившись в небольшой расщелине между камнями за одним из выступов. Чтобы заметить их, нужно обойти склон с другой стороны, а девушка занята более важными вещами. До уха доносятся едва различимые ругательства, когда после длительных усилий мотор так и не завелся.

— Давай сейчас! — громко шепчет Сэм, уже приготовившись наброситься на нее из укрытия, но Дрейк резко перехватывает его за рукав рубашки, возвращая на позицию, чувствуя, что должно произойти нечто интересное.

— Разве в кузове была еда и вода? — изумленно спрашивает Дрейк, глядя во все глаза на жующую бутерброд блондинку, опасливо глядящую по сторонам.

— Может, обронил кто-нибудь из наших. — резонно говорит Сэм, получая от капитана насмешливый взгляд.

— Хлеб и мясо? Пшеница не всходила уже тридцать лет, мы можем позволить это только по праздникам.

— Могла и принести с собой, ты слишком подозрителен.

— У тебя на все есть ответ? Смотри… — девушка еще раз осмотрев кабину, вытащила на свет пистолет и тщательно осмотрела его, проверяя настоящий ли. По движениям видно, что оружие для нее в новинку, но действует она весьма уверенно. — Разве, у парней оружие было оружие?

— Может, кто-то решил прихватить, не сказав тебе… — находится Сэм, уже мало веря в собственные объяснения. Происходящее странно, необъяснимо, нет ответов, как там оказался ствол и еда с водой. — Давай уже схватим ее, насмотрелись!

— Почему она уходит, оставив машину? — с интересом спрашивает Дрейк, когда спина Наланы начала быстро нестись прочь. — И не сильно она на калеку смахивает… Лара говорила, что раны серьезные.

— Да ты посмотри, что она натворила! Вырубила двоих наших, а мы дали ей уйти! — впадает в ярость Сэм, выскакивая из укрытия, и стрелой несясь к пикапу. Быстро осмотрев мотор с застрявшим в нем камнем, делает неутешительный вывод — Еще и сломала машину, сучка! Пробила мотор чертовым камнем! — с силой швыряя булыжник в даль, выкрикивает он. Дрейк не обращает на его агрессивные выпады внимание, осматривая раненных. Если с Ларри все будет в порядке через пару недель, рана на лбу выглядит серьезно, то Бред…

— Это не самое страшное… — сухо говорит капитан, поднимаясь от тела. — Бред мертв, мне жаль, дружище. — Дрейк протянул руку, чтобы дружески похлопать Сэма по плечу, но тот лишь нервно отмахнулся.

— Скажи, что ты шутишь… — с мгновенно помертвевшим лицом произнес он, опускаясь на колени рядом с телом. — Братишка…

—Думаю, это вышло случайно. Камень попал в висок и… — пытается успокоить друга Дрейк.

— Ты еще защищаешь эту суку?! — яростно ревет Сэм, кидаясь с кулаками на Дрейка. — Будь она хоть трижды Богиней, она поплатится!

— Разберемся с этим, когда найдем ее, — спокойно отвечает Дрейк, стараясь не выдать своего волнения. Ситуация приобретает неожиданный поворот, он и подумать не мог, отправляясь на охоту, что случится не что иное, как чудо. На галлюцинацию это не похоже, да и где бы она достала такой ценный в Севаре хлеб, на тысячи километров ни одного поселения, а земля давно мертва и безжизненна. Дрейк издает особый громкий свист, сунув в рот два пальца. Звук разносится далеко в горах, на большие расстояния, и меньше чем через минуту получает такой же ответ.

— Какого черта? Мы возвращаемся? — недовольно спрашивает Сэм, узнав условный сигнал.

— Нет, идем за ней. Она движется в сторону Запретной дороги, вернем ее назад и зададим вопросы. Если она действительно Богиня, пусть совершит чуда, если же нет, справедливый суд решит ее судьбу. Мы не дикари, чтобы вершить самоуправство, — жестко говорит Дрейк, поправляя ковбойскую шляпу.

— Как бы ты не поплатился за свою доброту, капитан, — презрительно сплевывает на горячий песок Сэм, но не решается спорить.

Минут через сорок на склонах черных гор показались остальные члены отряда. Оказав Ларри первую помощь, промыв рану водой и перевязав— единственное, чем они могли помочь, потому как немногий запас лекарств городка вскрывается только в экстренных случаях, а носить на обычную охоту столь ценный груз, как антибиотики никому не придет в голову. Затем Дрейк отдал команды, с которыми все согласились, рассредоточились по скалам и быстрым темпом двинулись за беглянкой.

 

7

Я иду уже несколько часов, прячась от полуденного солнца в прохладной тени гор. Сегодня путешествие даже нравится, не нужно судорожно искать тень, изнывая от жары и жажды, а ощущение, что чудесным образом затянулись раны, заставляет крылья вырастать за спиной. Только вот случайное убийство того парня портит картину, я правда не хотела, так уж распорядилась судьба. Он не сделал мне ничего плохого, глупое стечение обстоятельств.… Пытаюсь отогнать грустные мысли, абстрагироваться от происходящего, и представить, как живут эти люди, что приехали за мной.

Зачем я им понадобилась? Наверняка цель выше, чем животные потребности. Чувствую, что им что-то нужно, может, хотят использовать меня для какого-то безумного ритуала, типа сыгранной на кишках жертвенного барашка песне дождя, или того хуже, принести Богам кровавую жертву с выдиранием еще бьющегося сердца. Как представлю все те ужасы, которые незаметно наполняют голову, так чувствую, что все меньше и меньше хочу знать об этом странном месте.

Немного замедляю шаг, уже достаточно далеко оторвавшись от возможных преследователей, и сейчас просто медленно плетусь, куда глядят глаза, рассматривая небесно-голубое небо. Как странно, на небе ни единого облачка не проплыло за последние часы, хотя в пустыне тоже бывают облака.… Сначала отсутствие звезд, теперь вот тучи исчезли. А были ли они раньше, когда я только покинула пещеры, и в прошлые дни? Звезды точно были, но как ни стараюсь, не могу вспомнить.

Внезапно из мыслей вывел глухой шум падающих камней за спиной. Резко оборачиваюсь, готовясь выхватить спрятанный за поясом пистолет в любую секунду, осматривая внимательным взглядом скалы, но ничего не замечаю.

— Должно быть, небольшой обвал, — тихо говорю себе, чувствуя нарастающее в животе чувство непонятной тревоги, но продолжаю путь, теперь крепко сжимая пистолет в правой руке. И тут вспоминаю, что в пустыне кроме людей водятся опасности и пострашнее— те жуткие полу-ящеры, кановары.

Поэтому вдвое обостряю внимательность. И тут замечаю проскользнувшую по склону длинную тень. При ярком свете солнца сложно различить обладателя, а тратить патроны, стреляя по камням весьма глупая затея. Остается только ждать, покажется ли ее обладатель. И тут замечаю еще одну тень, не знаю другую, или туже самую. Кем бы они ни были, их уже двое.

— Неприятности снова начинаются, а все так хорошо шло… — говорю, чувствуя нотки испуга в голосе, сильнее приглядываясь к камням, щурясь от яркого солнца. И тут раздался вой, гулкий, протяжный вой волка на Луну. Только воет не волк, даже не животное, это тварь притаилась за камнями. Коленки затряслись от страха, а желудок сжался до размеров наперстка, когда вспомнились ужасные твари, гонящие меня по песку на своих сильных руках среди темноты. Что отпугнуло их тогда, когда сознание отключилось? Звук выстрела, но, сколько их было, не знаю точно. Могу бестолку выпустить всю обойму в воздух, и все равно буду ими съедена. Город далеко, людей нет и помощи ждать неоткуда.

Значит, буду драться, пристрелю парочку, а там дам деру, как скаковая лошадь. Надеюсь только на то, что они уйдут, оставив меня в покое, накинувшись на труп своего товарища. Это поможет выиграть время. Спрятавшись за небольшой уступ, направляю взгляд в сторону, откуда доносился звук, но теперь завывание идет от каждой горы, от каждого камня, словно вой отскакивает от них резиновым мячиком. Паника становится сильнее, заполняя голову белесым туманом, руки крепче сжимают рукоятку пистолета, дающего небольшой заряд уверенности. О нет! Забыла проверить, сколько патронов в обойме! Дура, какая же дура! Понадеялась на дар Богов, а пушка могла принадлежать и тем парням. Пуля может быть всего одна, или магазин вовсе может оказаться пуст.… Проверить бы сейчас, но не могу расцепить руки, боясь отвести глаз от гор даже на минуту, опасность может накинуться в любой момент.

Понимаю, что нельзя бежать, на открытой местности добычу проще поймать, а так есть небольшая защита в виде гор. Если побегу, придется отойти на несколько метров от каменной стены, выйдя в пустыню, и тварь кинется на меня сверху, в полете, прижимая дьявольски сильными руками к земле. Уже проходила, больше не хочется. Остается только один выход, надеяться, что они уйдут, сидеть и тихо ждать. Только чувство опасности не покидает, разгораясь огнем с каждой секундой.

Не знаю, сколько просидела за этим уступом, всматриваясь в камни, медленно сжигая нервные клетки накатившим страхом. Но когда из-за большого камня на мгновение показалась человеческая голова, рука сама знала, что делать, резко спуская палец со спускового курка. Оглушительный гром прокатился по горам, заложив уши. Отдача так сильно вернулась в плечо, что показалось, будто рука превратилась в сухую ветку, нещадно треплемую порывом ветра. Голова твари дернулась, откинувшись назад, и брызги алой крови оросили камни.

— Хватай ее! — услышала я яростный вопль, сквозь гул в ушах и начинающую заволакивать глаза дымку беспамятства. На удивление он подействовал отрезвляюще. Разве твари могут говорить? Они только воют, возможно, рычат, гонясь за мной, ревели на сотни голосов сотнями интонаций, но не говорили.

— Люди… — едва шевеля губами, выскакиваю из своего убежища, выстреливая в панике еще пару раз по мелькающим за камнями теням. Мимо, пули скрылись в воздухе, не достигнув целей. Что ж, восемь минус три, значит охотников, осталось пятеро, а патронов… не знаю. Сейчас не до этого, нужно бежать, снова бежать, не разбирая дороги.

Опять страх, опять паника, животный испуг загнанного зверя. Не хочу, чтобы меня догнали! Их шаги все ближе, голоса все громче, камни градом сыплются со склона, оглашая их приближение, в то время как ноги несут меня прочь вдоль гор. Это не твари, с людьми можно справиться, если постараться. Хотя, в данный момент не знаю, что хуже, ведь людей не обдурить. Наверняка найдется какой-нибудь умник, прошаренный следопыт-охотник, который с легкостью разгадает мои приемы, а учитывая, что опыт в подобных вещах у меня сложился только на основе просмотренных в другой жизни фильмов, остается надеяться только на удачу.

Выпускаю наугад еще две пули, одна вызвала небольшой обвал, а вот вторая явно кому-то насолила, потому, как до меня донесся сдавленный крик, вперемешку с забористым матом. Стреляю еще, еще и еще, пятясь от гор, в попытке прицеливаться, и как назло, все проходят мимо, по крайней мере, криков больше не раздавалось. Палец продолжает жать на курок, но выстрелов не слышно, оружие без патронов превратилось в бесполезную железку, которой можно разве только огреть по голове.

Откинув пистолет в сторону, выхватываю из кармана складной нож, крепко сжимая его в руке. Острое стальное лезвие блестит в отражающихся лучах миллионом солнечных зайчиков, ослепляя, когда я случайно повернула руку под неправильным углом. Всего мгновение, но этого хватило, чтобы передо мной возникли пятеро внушительного вида мужчин, спустившихся со скал. Даже в небольшом отдалении они кажутся крупными гигантами, хотя это может быть следствием страха и разыгравшейся фантазии.

— Сдавайся! И Мы не причиним тебе вреда, — наигранно по-доброму говорит один из них, видно, самый смелый, потому как медленно и верно приближается ко мне, не сбавляя шага, пока продолжаю, не глядя пятиться назад с зажатым в кулаке ножом, осторожно заводя руку за спину, надеясь, что он не заметил.

— И не подумаю! — дерзко отвечаю ему. — Я Налана, Богиня Севара! Как ты смеешь говорить со мной в подобном тоне! — несу я, сама не зная, что. Следовало бы промолчать, но язык отказывается подчиняться, с легкостью выбрасывая слова. Пару часов назад не верила, что такое возможно, а теперь прикрываюсь чужой личиной. Какая из меня к черту Богиня, если даже от этих отморозков не в состоянии удрать?

— Тогда, яви нам чудо, Создательница! — глумливо закатывает он глаза к небу, раскинув вверх руки. — Порази громом неверных! — смеется он, откидывая кивком головы выбившуюся из-под шляпы рыжую прядку. Трое дружков подхватывают глумливый смех, и только один остается серьезен, внимательно наблюдая за сценой пристальным взглядом, находясь чуть в отдалении.

—Прекратили хохот! — властно прикрикивает на парней серьезный тип, и те вмиг замолкли. Теперь понятно, кто тут главный. Тень шляпы скрывает лицо, но пронзительные голубые глаза отчетливо проступают на мужественных чертах. — Сэм, отойди от нее, — холодно говорит он парню.

—Дрейк, я не сделаю ей ничего плохого. Пусть только явит чудо! — с издевкой протягивает парень, продолжая наступать. — Если она действительно Бо… — на короткий момент он отводит от меня глаза, смотря на своего командира. Этого мгновения хватило, чтобы сделать резкий выпад в сторону рыжего, вонзив острие ему в бедро. Парень протяжно заверещал отвратительным тонким голоском, похожим на поросячий визг. Резко оттолкнул меня, ударяя по лицу так, что я не смогла удержаться на ногах, падая спиной на землю, в то время, как нож, так и остался торчать у него в ноге. Как назло, я отбросила пистолет за ненадобностью, и теперь оказалась полностью безоружна перед нависшим надо мной верзилой.

— Ах ты тварь! — взревел он, вытаскивая из ноги окровавленный нож, намереваясь броситься в мою сторону, но неожиданно раздавшийся выстрел выбил оружие из его пальцев. Парень тихо взвизгнул, но поднимать нож не решился, недоумевающе смотря на своего предводителя с дымящимся револьвером в руках.

— Тебе неясен приказ, Сэм, или стало плохо с памятью? — жестко спросил он отступающего назад парня, который заметно прихрамывает, держась за рану.

— Прости, Дрейк, — угрюмо бормочет он, смотря под ноги озлобленным взглядом койота. Неожиданно Дрейк протягивает мне руку, помогая подняться на ноги.

— Советую тебе пойти с нами, Налана. И что б без глупостей! — жестко говорит он, на мгновение притянув меня к себе, всматриваясь в лицо пронзительными голубыми глазами. Медленно киваю ему в ответ.

 

8

Шли медленно, в тишине и полном молчании, говорить решительно не хотелось, не смотря на то, что у Дрейка за последние несколько часов скопилось не меньше сотни вопросов к этой странной девице, идущей рядом. Молчит и она, задумчиво разглядывая Черные горы, не решаясь нарушить тишину, стараясь не смотреть на парней. На что она надеялась, убегая из города, и откуда вообще появилась? — на эти вопросы сможет ответить только она, но сейчас не лучшее время начинать светскую беседу.

Невольно Дрейк поймал себя на мысли, что откровенно разглядывает девушку. Заметила ли она его косые взгляды, демонстративно игнорируя, или действительно так погружена в свои мысли, разглядывая пески? Дрейк не знает, но для надежности отводит глаза. Не хватало, чтоб она подумала, будто он запал на нее, как уже высказался хромающий под руку с Карлом Сэм. Да и самому Дрейку не стоит к ней привязываться в любом случае- будь она Богиней или обманщицей, ему ничего не светит.

А посмотреть, действительно, есть на что. Среднего роста, доходя Дрейку до половины головы, считающемуся самым высоким мужчиной в городе. Стройная фигура, изможденная долгой дорогой и болезнью, еще сохранила формы. Повязанный на голове шарф сбился, вися за спиной сброшенной змеиной кожей, открывая взгляду густую копну золотистых волос. А небесно-голубые глаза сверкают как звезды, на красивом, хоть и изможденном лице. Красивая, напоминает древнюю фарфоровую статуэтку, какие иногда приносят искатели, уходящие далеко в пустошь на места древних руин, где когда-то жили люди, такая же хрупкая, но только на вид. Дрейк еще долго не забудет тот звериный яростный взгляд, с каким она кинулась на Сэма. В недрах голубых глаз полыхал огонь настоящей Силы, какого Дрейк не видел ни у кого за всю жизнь. Верила ли она в слова, которые говорила? Возможно, отчасти, в голосе переплетались уверенность и сомнения, но это только укрепило капитана в своих подозрениях. Эта девушка, кем бы она ни была, не так проста, как кажется.

— Нужен привал! — раздался впереди голос Карла, чуть ли не волоком тащившего раненного Сэма, побледневшего до могильного цвета полотна. Парень едва шел, а дыхание становилось тяжелым и прерывистым.

— Не вздумай бежать, — коротко сказал ей Дрейк, подходя к сползающему на землю парню, нога которого распухла до размеров колонны, раздув воздушным шаром свободную до этого брючину. — Как инфекция могла так быстро разнестись из-за обычного ранения? — озабоченно спрашивает Дрейк, щупая горячий лоб Сэма.

— Не знаю.… Это не зараженный район. Так действует только яд кановаров. — осторожно говорит Карл.

—Если только… — задумчиво протягивает Дрейк. — Налана, твой нож был чем-то пропитан? — спрашивает он, обращаясь к молча наблюдающей за сценой девушке.

— Не думаю… — тихо отвечает она, во взгляде читается недоумение. Она не понимает, что происходит.

— Она врет! — выдает из-за ее спины Рассел. — Наверняка, у нее есть противоядие! Иначе не стояла бы сейчас здесь целой и невредимой. Приняла его перед тем, как отправиться сюда! Нужно выбить из нее правду, мы итак потеряли троих!

— Никто никого не тронет, — сурово говорит Дрейк, поднимаясь на ноги и подходя вплотную к девушке. — Налана сама все расскажет, ведь так? — обращается он к ней, заглядывая в синеву глаз.

— Называя ее этим именем, ты гневишь Богов! Наши проклятия продлятся вечно, — испуганно лопочет стоящий позади Пит, но Дрейк игнорирует его слова.

— Налана, ты расскажешь? — твердо спрашивает ее Дрейк, но в голосе не чувствуется угрозы.

—Только тебе, — отвечает она, пронзая его глазами. Дрейк молча кивает, уводя ее чуть в сторону гор от остальных, усаживаясь на нагретых солнцем камнях.

 

9

— Почему ты решила поговорить отдельно? — спрашивает он, снимая шляпу, открыв красивое мужественное лицо и скрытые густые каштановые волосы.

— Потому, что ты мне веришь. — неожиданно говорю я. — Знаю, это звучит глупо в сложившейся ситуации…

— Налана, расскажи правду. Если парни не получат ответа, то даже револьвер не сможет их сдержать. Ты не доберешься живой до города, — чувствую, что он лжет, решив запугать меня, но вида не подаю.

— Хорошо. Это мой нож, которым я отбивалась от тех тварей в пустыне, перед тем, как кто-то из ваших пришел на помощь. Одного смогла убить, а второго только ранить. Когда я нашла его в шкафу, он был чист. — непонимающе перевожу взгляд на обступивших рыжего парней. — Не понимаю, как это могло…

— Могло, — резко обрывает Дрейк, серьезно глядя на меня. — Кровь кановаров токсична, попадание в организм вызывает долгую мучительную агонию, и в итоге смерть. Она пропитывает любые предметы, делая их негодными, особенно ножи… — вытаскивает Дрейк из кармана складное лезвие, презрительно глядя на него.

— Тогда зачем ты подобрал? — спрашиваю, пытаясь вспомнить этот момент, но в голову ничего не приходит. Видимо, движение было настолько искрометным, что ускользнуло от внимания.

— Как видишь, мы не в том месте, чтобы разбрасываться столь ценными предметами. Даже не думай, не верну, — в моих глазах недовольная жадность, когда он осторожно убрал нож в карман. — Слишком грозное оружие. Без лечения одна маленькая царапина может привезти к смерти, не сразу конечно, но я не могу так рисковать. Зато теперь все складывается…

— Что будет с этим парнем? — спрашиваю я.

— Ты же знаешь ответ, — говорит он, всматриваясь мне в глаза, словно что-то ища в них, что-то скрытое, потаенное. В стыдливом молчании отвожу глаза, разглядывая камни, потому как видеть ту сцену становится невыносимым.

— Я не знала, что так будет, не хотела ничьей смерти. — отвечаю я. — Ничего нельзя сделать?

— Не здесь, ему осталось несколько часов, лихорадка уже прогрессирует. Не уверен, что даже в городе ему смогут помочь. Почти никто не выживает от яда кановаров, если ранена конечность, то есть шанс избавиться от зараженного места— отрубить, не дав яду распространиться. А вот, если в торс… — грустно говорит Дрейк. — Меня вот, что интересует, как ты выжила после таких укусов, Налана? И есть ли у тебя противоядие? — с надеждой спрашивает он.

— Я, правда, не знаю, — честно отвечаю я, размышляя над его словами. Дрейк долго молчал, испытующе глядя на меня, словно пытался прочесть мысли по выражению лица. Затем поднялся на ноги, и сухо произнеся:

— Жди здесь, я скоро вернусь. — направился в сторону сгрудившихся над парнем мужчин.

Я с интересом и скорбью наблюдаю за происходящим. Отсюда не разобрать слов разговора, но можно догадаться по гневным жестам остальных в мою сторону. Успокоив мужчин, Дрейк присел возле парня, напоминая священника, отпускающего грехи умирающему, что-то прошептал над ним в наступившей тишине, думаю, какую-то древнюю молитву. А затем оглушительно громкий выстрел прокатился по пескам, усиливаясь в горах эхом. Тело парня дернулось и обмякло брошенной куклой, Дрейк прикрыл широкополой шляпой лицо мертвеца, в то время как другие почтили его память молчанием. После всех церемоний, мужчина направился ко мне.

— Идем, скоро закат и стоит поторопиться, если не хотим заночевать здесь, — холодно говорит он.

— Вы даже не похороните его? — изумленно спрашиваю я, поднимаясь. — Так и оставите здесь?

— Чем ты предлагаешь вырыть могилу, руками? — неожиданно вспылил он, но быстро совладал с эмоциями, скрывая злость и горе. — Кановары позаботятся об этом, сегодня ночью твари попируют. А на твоем месте я бы лучше молчал, Налана. Теперь идем, — холодно говорит он.

Когда мы подошли к остальным мужчинам, в их глазах читалась неприкрытая ненависть. Чувствую, как они хотят моей смерти, желательно кровавой и долгой, но в тоже время от них исходит едва уловимый запах страха. Ото всех, кроме Дрейка, в котором чувствуется сила, если бы не он, меня бы растерзали на куски, не став слушать оправданий. И в голову приходит мысль, что мне дико повезло встретить именно его в этом прогнившем мире.

— Карл, — обращается он к мужчине в серой рубашке. — Отправляйся к Ларри, проверь его. Если сможешь, почини пикап и отвези его в город. Думаю, он очнулся. Не справишься за час, отправляйтесь пешком, до темноты успеете добраться до границы, а мы пойдем другой дорогой.

— Как скажешь, капитан. — отвечает Карл, моментально умчавшись вдоль горного хребта.

— Идите вперед, ребят, — говорит Дрейк двоим оставшимся, не сводя с меня глаз, указывая рукой на пустошь. — Пойдем в обход.

— Но так дольше, капитан. К тому же сзади должен быть замыкающий. Твари могут выскочить из засады, — испуганно говорит паренек с мышиными глазами и непонятного грязного цвета волосами, кажется Пит.

— Не сегодня, да и торопиться нам некуда, — отвечает Дрейк. — До темноты пройдем, сколько успеем, затем разобьем лагерь. Что-то подсказывает, что ночь сегодня будет теплой, — задумчиво глядит он на меня.

Пит насупился, но спорить не стал. Интересно, почему никто не решается вступать в баталии с Дрейком? Да, серьезный, да, жесткий, чем-то суровый и ощущается в его пронзительных глазах какой-то животный магнетизм, но почему они так беспрекословно его слушаются? Не спорю, он меткий стрелок. Возможно, в одиночку положил пару сотен пустынных тварей, заслужив уважение по гроб жизни, ли какая- нибудь шишка в этом маленьком городке? Нужно бы расспросить поподробнее…

Через некоторое время двое мужчин удалились на приличное расстояние, настолько, чтобы не слышать нашего разговора. Создалось ощущение, что нахожусь на свидании, лениво гуляя с парнем и его друзьями, тактично оставившими голубков. Только вот безжизненная пустыня портит едва навеявший романтический настрой. Никто не знает, о чем говорить, поэтому спрашиваю первое, что приходит в голову.

— Как же тот парень, которого я подстрелила? С ним все будет в порядке?

— Это всего лишь пуля, а не отравленный нож, и она прошло навылет, так что жить будет, — отвечает он.

— Могу узнать, кто это? — спрашиваю с искренним интересом. — Не заметила, чтобы кто-то из вас хромал.

— Это я. — с коротким смешком отвечает Дрейк, видя мое искреннее удивление. — Чего так глаза вытаращила? У меня высокий болевой порог, способность переносить боль, мне это как укол. Рану перевязал там же, в горах, так что жить буду, — отвечает он.

— Извини… — только и могу сказать я, и вновь повисает затянувшееся молчание. — А почему мы пошли длинной дорогой? Неужели, чтобы провести экскурсию по пескам? — спрашиваю я.

— И да, и нет. Хотел поговорить с тобой, другого шанса может не предвидеться, — задумчиво отвечает он. — А теперь не знаю, с чего начать…

— К чему нужно было спасать меня, если в любом случае хотите убить, приведя в свой город? Почему не оставить грязную работу пустыне и живущим в ней тварям? — с вызовом спрашиваю я. Дрейк долго молчал, а потом произнес, задумчиво пихнув ногой мелкий камень.

— Существует древнее пророчество, гласящее, что когда истинная Богиня появится в Севаре, пустошь станет зелеными лугами, ядовитые воды очистятся, вновь превратясь в чистые моря…

— И небеса станут одного цвета, — перебиваю его. — Все это я уже слышала от Лары. Не понимаю, при чем тут я?

— Вначале дослушай, а потом перебивай, — строгим тоном говорит Дрейк. — Когда-то давно в Севаре была война. Небо озарялось огненными грибами, освещая ночь, словно солнце яркими вспышками. Огромные города превратились в безжизненную пустыню, где сотни лет не росла трава, не было жизни. Дьявольский огонь превратил наш мир в обугленную головешку. Реки пересохли, животные вымерли, уничтожены даже растения, ничто не уцелело в пламени. Огонь был такой силы, что плавились даже камни. На сотни лет Севар вымер, став безжизненной пустыней. Те немногие люди, которым посчастливилось выжить в Апокалипсисе, прятались глубоко под землей, в непроходимых пещерах долгие годы, ожидая, когда понизится радиоактивный фон. Не знаю, что это, но знаю, что это очень опасно, словно ожившая смерть.

— У вас была ядерная война? — с ужасом спрашиваю я, подтверждая свои догадки.

— Да, но не она причина того, что ты видишь перед собой, — кивает он на иссушенную землю, распростертую до горизонта. — Все дело в отсутствии Богов, земля не может возродиться, не может ожить без них. Перед началом войны Боги покинули Севар, оставили нас за наши грехи.

—Так, с кем вы воевали Дрейк? Сами с собой? — С интересом спрашиваю я, чувствуя, что немного приподнимаю завесу тайны.

— Севар ни с кем не воевал, был миролюбивым процветающим миром. Оружие, поразившее нас, пришло извне.

— Послушай, я перестаю что-либо понимать… — недоуменно говорю я. — Если у вас была ядерная война, значит, были и ракеты, несущие этот Адский огонь. По одному щелчку пальцев ничего не может случиться, — пытаюсь рассуждать логически. — Видимо, что-то пошло не так и все ракеты разом взлетели, должно быть сбой системы…

— Никто не знает правды, Налана. — твердо говорит он. — Слишком давно все произошло, успев порасти сотнями слоев пыли. В древних легендах сказано, что эта радиация пришла извне, из другого мира, потому как Боги оставили нас без защиты. Будь они здесь, исправили бы этот ужас, возродили бы Севар. — хотела возразить ему, но Дрейк сухо перебил. — Дослушай! Примерно шестьсот лет назад выжившие покинули укрытия, впервые ступив на землю. Как могли, они сохранили древние знания, передавая их из уст в уста, как и легенды о Богах, лелея надежду, что однажды они вернутся, простят нас и подарят новую жизнь. Тогда же Богиня появилась в первый раз. Она пришла со стороны больших Городов, там, где поселилась вечная смерть. Похожая на призрака, полупрозрачная, она сказала, что мы еще не готовы к полному Возрождению, но дала нам воду и пищу, рассказав, как выращивать неприхотливые растения, научила строить дома.… А еще она сказала, что однажды вернется, неизвестно, когда, но это произойдет. До нее будут приходить многие ложные Богини, с таким же именем и внешностью, и мы не должны верить им, если не хотим бесконечного ада.

— Дай угадаю, эти ложные Богини приходят каждые двадцать пять лет? — спрашиваю я.

— Да, и все со стороны пустоши. Они доходили до Невара— нашего города, рассказывали небывалые истории, но ни одна из них не была настоящей. Никто не смог возродить наш мир, — отвечает Дрейк.

— И, что вы с ними делаете? — спрашиваю, внутренне сжимаясь, потому как догадываюсь об ответе.

— Это решает суд. Тебя тоже будут судить, когда доберемся. Лично я не видел ни одной лже- Богини, но ты.… В тебе что-то есть, и все чудеса, которые происходили.… И Лара верит тебе! — с непонятным воодушевлением говорит Дрейк, смотря мне прямо в глаза.

— Мне так не показалось, — хмыкаю я. — Твоя Лара назвала меня лгуньей! — парирую в ответ, вспомнив девицу с фанатично-сверкающим взглядом, невольно передернувшись. — Велела рассказать какую-то истину!

— Она так думала, пока ты не сбежала. Ты первая, кто выжил от ран. Если приходящих кусали, конец всегда один, они держались дольше, чем мы, но неизбежно умирали. Богиня не может умереть в своем же мире, — с детской уверенностью говорит он.

— А как вы проверяли остальных? — с тревогой спрашиваю я.

—Это дело старейшин, они занимаются приходящими. — отвечает он. — Налана, ты та, о ком я думаю? — в пронзительных голубых глазах читается лучик надежды.

— Дрейк, послушай… — устало говорю я.

— Пришли, — доносится издалека писклявый противный голос.

Догнав ушедших вперед мужчин, к моему удивлению мы оказались не на границе городка Невара, а возле полуразрушенного каменного сарая с прохудившейся крышей и хлипкой деревянной дверью.

— Заночуем здесь, солнце садится и дальше в темноте идти опасно, а на рассвете двинемся в город. Пит, позаботься об ужине, Рассел, разожги костер, — командует Дрейк, усаживаясь на землю, и я следую его примеру, садясь рядом на еще горячий песок.

Мужчины без разговоров скрылись в маленьком сарайчике, через минуту вынеся из него пару банок консервов и вязанку дров, занявшись приготовлениями. Пока они разжигали огонь, выкладывая в небольшой котелок странное на вид мясо, Дрейк сказал, объясняя:

— Это наш склад, так сказать место ночевки на случай, если кто-то из охотников не успевает добраться до города. Есть все необходимое, запас еды, воды, даже кое-какие лекарства, — поясняет он.

— Ты, что, разговариваешь с ней? — недовольно бурчит Рассел, укладывая дрова домиком. — Приходящей ни к чему знать о нашем мире.

— Позволь мне самому решать это, — твердо говорит Дрейк таким тоном, что мужчина мгновенно замолкает, лишь кинув на меня злобный взгляд, и продолжает свое дело. Второй молча суетится над котелком, стараясь не смотреть в нашу сторону.

— Строго ты с ними, — шепотом говорю Дрейку так, чтобы другие не услышали. — Давно хочу спросить, чем заслужил такую раболепную покорность? Ты великий воин, Дрейк?

— Нет, все проще, — также заговорщицки тихо отвечает он. — Мои предки многие поколения были приближены к Богам еще до войны. Когда все началось, именно они спрятали людей в пещеры, сохранили многие знания и поддерживали нашу веру.

— Значит, ты типа правителя? Всем заправляешь?

— В Неваре нет правителей, но к моему мнению прислушиваются, — с усмешкой отвечает он.

Больше мы не говорили, молча ужиная в закатных лучах уходящего солнца, озаряющего горизонт яркими всполохами. Пит и Рассел кидали на меня неодобрительные взгляды, чуть ли не заглядывая в рот, но при Дрейке не решались на колкие выпады. Когда спустилась беззвездная темная ночь, настало время отходить ко сну. Дрейк предложил мне укрыться от холода с остальными, первым вступив на ночное дежурство, но я отказалась. Не хотелось оставаться наедине с этими парнями в одном помещении за закрытыми дверями, даже помня приказ их командира не причинять мне вреда. Поэтому мы остались вдвоем возле догорающего костра, в который Дрейк то и дело подбрасывает сухие поленья. Ночь, на удивление выдалась теплая, и даже сидя на холодной песке не опасаюсь простудиться. Тишина и спокойствие окутали умирающий мир, которую нарушает лишь треск догорающего костра.

— Не замерзла? — заботливо спрашивает он, нарушая повисшее молчание. — Могу принести одеяло со склада. — Эти болваны вечно все себе захапают.

— Все в порядке. Как ты и говорил, ночь сегодня теплая, — отвечаю, разглядывая его суровое красивое лицо в огненных бликах. — Дрейк, ответь на вопрос— отчего на небе нет звезд? — спрашиваю я, задрав голову к непривычной бездонной черноте. — Так во всем мире, или только местами?

— Как можно скрыть звезды местами? — смеется он. — Их не видно уже сотни лет. Говорят, что когда Богиня пришла в первый раз, она закрыла от Севара звезды, разделив небо на две части. Наши предки, поднявшиеся из глубин, первые и последние, кто в живую видел звезды. — грустно отвечает он. — Часто лежу и представляю, а какие они на самом деле? Рассказывали, что это яркие огни в небе, далекие и никогда не гаснущие.… Эх, увидеть бы хоть глазком перед смертью… — мечтательно протягивает он с закрытыми глазами.

— Зачем она так сделала? — изумленно спрашиваю я.

— Чтобы защитить Севар, не допустить новой войны. Все это легенды, Налана, может, и не было никогда никаких звезд, может все это детские сказки, а там, в небе, всегда была пустота…

— Я видела… — тихо говорю ему.

— Что? — равнодушно спрашивает Дрейк.

—Звезды, вчера ночью. Они светили над городом, перед тем, как сбежать, а потом указывали мне путь…

— Врешь! — резко подскакивает Дрейк из удобного лежачего положения, одним прыжком подскакивая ко мне, и больно хватая за руку. — Лучше не смейся надо мной, Налана! — злобно шипит он, походя в отблесках костра на ожившего демона.

— Это правда! — шипя разъяренной кошкой, отвечаю ему. — А когда подошла к горам, они пропали, словно плотной тканью завесили небеса. Да сам посмотри! — указываю рукой вверх на едва заметную яркую точку.

—Чтобы ты ударила меня по голове и сбежала?! Нет уж, я не такой дурак! — свистящий шепот становится злобным, напоминая завывания ветра, а пронзительные глаза полыхают яростью не хуже языков костра.

— Если бы хотела сбежать, давно бы это сделала! — жестко отвечаю ему, чувствуя, как в груди поднимается раздражение. — Посмотри! Посмотри же!

Недоверчиво Дрейк поднял глаза к небу, продолжая вцепляться в мою руку, но чувствую, как с каждой секундой хватка становится слабее, по мере того, как его глаза широко распахиваются. Раскрыв рот от благоговейного удивления, он смотрит, как в черноте небес зажигаются огромные бриллианты звезд, вечно не гаснущие фонари, близкие и далекие. Присмотревшись, замечаю, как в небе вырисовываются незнакомые созвездия, ни на что не похожие, вижу, как падают несколько звезд, скрываясь за горизонтом черноты. Но все это, не идет ни в какое сравнение со счастливой улыбкой Дрейка, растянувшейся от уха до уха, и детской радостью, с которой он впервые в жизни встретил настоящее чудо.

Мужчина стоит, запрокинув голову, несколько минут, не в силах отвести от неба глаз, пока не начинает болеть шея и кружиться голова. Затем переводит на меня недоуменный взгляд, полный трепета, и одними губами спрашивает.

— Кто ты такая? — столько непередаваемых эмоций в одном этом взгляде, от неверия до трепета. Чувствую, что если ничего не отвечу, он либо упадет передо мной на колени, либо застрелит на месте за насланное видение.

— Налана. — спокойно отвечаю я, не убирая руку из ставшего мягким прикосновением захвата. — Меня зовут Налана. Большего не знаю…

— Расскажи мне все, Налана. Расскажи свою историю.

И я говорила под мерное потрескивание костра в ярком сиянии звезд, скрывшихся примерно через час, оставив после себя чернеющую ткань неба. Но Дрейк уже потерял к ним интерес, не заметив, как исчезли небесные светила, сосредоточив все внимание на рассказе. Рассказала все, от начала до конца.… Об аварии, о Фабрике Душ, о таинственном изменении окружающего мира и непрекращающемся Голосе, наставляющем на истинный путь. О том, как открыла глаза…

Надо признать, более внимательного слушателя не было за всю мою жизнь. Не смотря на то, что рассказчик из меня никудышный, иногда не могу связать устно пару простых предложений, оставляя эту функцию бумаге, Дрейк слушал с открытым ртом, ни разу не перебив и не задав вопроса. Только видела, как все больше расширяются его глаза, как вспыхивает в них ни с чем несравнимый огонь торжества и радости.

Когда поток слов иссяк, спустя несколько часов, я почувствовала, что безмерно хочу спать, о чем и сказала Дрейку, издав громкий зевок. Он понимающе кивнул, ни в силах произнести ни слова, но чувствуется, что у него миллион вопросов. Молча растолкав своих товарищей, занявших вахту у костра на остаток ночи, капитан проводил меня в сарай, соорудив из старых одеял импровизированное ложе, и молча удалился, осторожно прикрыв за собой дверь.

— Не ожидала, что рассказ ТАК подействует… — тихо говорю сама себе, невольно усмехнувшись, и моментально проваливаюсь в глубокий сон без сновидений.

 

10

Утро встретило меня ясными лучами полуденного солнца, нещадно пробивающими закрытые веки. На короткое мгновения, забыв, где нахожусь, мысленно ругаю Макса за незакрытые шторы, и за то, что солнце потревожило сон. Но стоило открыть глаза, как картинки жестокой действительности вытеснили воспоминания. Продуваемый всеми ветрами сарайчик с дырявой крышей и холодной каменной кладкой вернул к реальности. Не смотря на то, что проснулась я не в теплой кровати, а на двух полу гнилых покрывалах с тонким ароматом плесени, сон давно не был таким крепким и глубоким. На холодных камнях в продуваемых пещерах особо не поваляешься, да и постоянное напряжение не давало расслабиться, некстати подсовывая завывающие голоса в ночи. Удивительно, но сегодня впервые за долгие ночи я действительно отключилась без чувств. Может, это следствие усталости, провести без сна больше суток не каждому под силу, а возможно подействовало то, что наконец-то смогла излить душу, рассказать все Дрейку и сбросить камень с плеч.

Решив долго не залеживаться на гнилых покрывалах, — как странно, теперь совсем не волнуют такие мелочи, собираюсь выйти из сарая, толкнув тщедушную дверь, но в последний момент приваливаюсь к ней ухом, услышав приглушенные голоса. Трое мужчин в пол голоса что-то обсуждают, по интонациям можно догадаться, что они взволнованы.

— Это еще ничего не означает, — сухо говорит Рассел трубным басом. За короткое время я научилась различать их голоса. — Ты не старейшина, чтобы так уверенно рассуждать, Дрейк, — понимаю, что обсуждают меня. — Мы слишком молоды, чтобы помнить приходящих, но говорят, что в эти времена всегда случаются необъяснимые вещи. — рассудительно говорит он.

— А, если Дрейк прав? — вставляет тонкий испуганный голосок, напоминающий писк. — Если она действительно… — последнее слово Пит побоялся произнести вслух.

— Богиня? — хмыкает Рассел. — Еще вчера ты был уверен в обратном!

— Никто не знает, как она выглядит… — неуверенно говорит парень.

— И появится ли, когда-нибудь. — отвечает Рассел. — Дрейк, то, что ты видел, могло быть обманом. Надо же такое выдумать? Звезды! Стоило тебе заговорить, как они тут же появились! Эта девица, колдунья, очаровала тебя, и надеется, что ты поможешь ей сбежать, или уничтожить всех нас. Мы не знаем, какие у нее цели.

— Рас, я видел то, что видел. Нельзя отметать все варианты! — отвечает Дрейк. — Я редко ошибаюсь в людях, и в ней… что-то есть.… Это сложно объяснить.… Неужели, ты не заметил там, в пустыне?

—Нет! — резче, чем следовало, отвечает Рассел. — Всего лишь чокнутая девица, криво стреляющая по камням.

— На счет кривизны, я бы поспорил. Видели, как она уложила Дэна одним выстрелом? — робко вставляет Пит.

— Говорю же вам, звезды были настоящими, они исчезли, пока вы крепко спали. Я в жизни не видел такой красоты. Налана необычная… — восклицает Дрейк.

Устав слушать их перепалку, намеренно резко открываю дверь, возвещая о своем присутствии. Разговор тут же замолк, но к удивлению, сегодня остальные двое охотников не бросали на меня испепеляющих взглядов. Кто знает, во сколько они встали, и сколько успели обсудить, пока я видела седьмой сон? Но чувствуется, что рассказ Дрейка не оставил их равнодушными. Мужчины смотрят, скорее с выжидательным интересом, чем с ненавистью, словно на диковинную зверюшку, которая с минуты на минуту расправит крылышки и взлетит в воздух, при этом выкакав золотое яичко.

— Доброе утро, — тихо говорю я, садясь на песок возле недавно потушенного кострища ближе к Дрейку.

— Доброе, будешь завтракать? Мы оставили тебе немного, — неожиданно спокойно говорит Рассел, протягивая мне миску с кусками теплого мяса в густой подливе. Не знаю, что это, главное— съедобно и весьма неплохо. За последние дни вкусовые рецепторы перестали капризничать. — Как думаешь, они починили пикап? — непринужденно обращается он к Дрейку, чтобы чем-то заполнить образовавшуюся паузу, но в воздухе чувствуется повисшее густое напряжение.

— Надеюсь, — задумчиво отвечает он, потерев подбородок. — Без колес будет совсем туго, на себе много не унесешь…

— Кстати, откуда у вас автомобиль? Да еще и на ходу? — осторожно спрашиваю я.

— Иногда древние руины преподносят подарки, — миролюбиво отвечает Рассел. — Его нашли на границе пустоши, лет сорок или пятьдесят назад. Хотя, сокровища разбросаны по всей пустыне, нужно только знать, где искать.

— Ты закончила, Налана? — спрашивает Дрейк, бросив взгляд на пустую миску в моих руках, на что отвечаю утвердительным кивком. — Хорошо, тогда пора выдвигаться. Невар всего в паре часов пути.

Мы вновь двинулись вперед под палящим солнцем, медленно оставляя за спинами убогий сарайчик, неумолимо приближая меня к неизвестности. Как и вчера, Рассел с Питом отошли от нас на небольшое расстояние, позволив разговору мирно течь. На этот раз пришел мой черед задавать вопросы.

— Дрейк, ты упоминал о Богах, но как я поняла, поклоняетесь вы только одной Богине, Налане? Кто тогда остальные? — с нескрываемым любопытством спрашиваю я.

— Ночью ты ответила на все свои вопросы, — задумчиво говорит он, но поймав мой непонимающий взгляд, продолжает. — Налана была первой, с самого сотворения мира, вернее, она создала наш мир. Создала землю, по которой ходим, воздух, которым дышим, и небо над головой. Есть и второй, но он редко появлялся в Севаре, его культ не так велик, а Сила не была такой обширной и нерушимой. Легенды говорят, он носит имя Дьявола. Я не очень разбираюсь в древней истории, если интересуешься, спроси у Лары, когда прибудем. Она мастак в этом…

Тихо хмыкаю про себя, стараясь скрыть разочарованную улыбку. Однако в голове и без рассказа Дрейка понемногу складывается определенная картина. Люцион… — искаженное имя Дьявола. Получается, он Бог Севара на пару с этой таинственной Наланой. А может, со мной? Тогда, отчего он не помогал своему миру, оставил разлагаться, словно выброшенный в жару кусок мяса? Возможно, он и есть Дьявол, а все это очередной адский круг? Нет, стоит заканчивать с размышлениями, они могут увести в глухие дебри, затмив собой истину. Поэтому перевожу разговор к другому интересующему вопросу.

—Как же вы жили все эти годы? Сначала в пещерах, четыре сотни лет, не видя дневного света, без растений и мяса. Затем на иссушенной радиацией и войной земле, где условия не лучше? За счет чего вы выживали?

— С нами была вера! — многозначительно отвечает он. — Пока хоть один житель Севара искренне верит в Богов, мир будет стоять, держась из последних сил. В детстве я тоже задавался этим вопросом… — тонко улыбается он, слегка приподняв уголки губ. Отмечаю, как улыбка преображает его суровое лицо. — На самом деле, как говорят старейшины, в пещерах было не так уж плохо. Пещеры только первый уровень подземных недр, протянувшихся на десятки километров вглубь, под землей. Первые лет триста были маленькие искусственные солнца, дающие холодный свет, были запасы продуктов и семена, которые люди выращивали под этими солнцами. Воздух с поверхности фильтровался в специальных вытяжках, проходя многоступенчатую очистку, как уголь, которым мы очищаем питьевую воду. А воду они брали из подземных источников, протекающих там же. Были и свиньи, которых разводили для пищи. Их потомки и сейчас обеспечивают нас мясом. Были даже древние технологии, оставленные со времен Богов. А потом, постепенно все стало ломаться, выходить из строя. Искусственные солнца гасли, и некому было их заменить. Завалы обрушивали туннели, отрезая части подземных пещер. Воздушные фильтры приходили в негодность… — задумчиво протянул он.

— Видишь ли, Налана, время самый страшный враг, оно не знает пощады. Людей становилось все меньше и меньше, последние годы превратились в кошмар. А затем, когда надежды практически не осталось, уровень радиации спал, и мы вышли на поверхность.

— И как же вы узнали о том, что земля безопасна? — спрашиваю я, не находя пока в рассказе Дрейка неточностей. Все кажется логичным и простым до безобразия.

— Нам был знак. Древний огонь Силы всполыхнул ярким пламенем, означая, что наши беды кончены.

— По мне они только начались, — саркастично выдаю я.

— Согласен. Под землей не было опасностей, кановаров. Угрозу представляли только люди, — ухмыляется он. — А получив знак, мы вышли на поверхность. С божественной помощью мы заселили безопасные участки, построили дома и посадили растения, — в голове всплывают пугающие тени крючковатых деревьев, опутывающих дома руками-ветками, и невольно холод пробежал по позвоночнику. — А после мы ждали ее возвращения, и ждем до сих пор.

— А вы не пробовали сами изменить мир, без Богини? — говорю я, чувствуя, как в груди поднимается раздражение от пассивности этих людей. — Удобрить почву, запустить технологии, машины, старые заводы? Ведь в вас сохранились остатки знаний, почему не развивали их, не придумали что-то новое? Шестьсот лет… Легко можно пару цивилизаций построить!

— Не все так просто. Многие знания утеряны, исковерканы или забыты. Древние машины превратились в пыль, ржавые бесполезные скелеты былого величия. Мы смогли сохранить только то, что необходимо для жизни без излишеств. И потом, если что и осталось от древних технологий, то только в Городе, но ни один храбрец не отважится туда сунуться.

— Точно! — слишком громко восклицаю я, так, что шедшие впереди Пит и Рассел недоуменно обернулись. — Дрейк, мне нужно в Город! Ты знаешь, где он находится?

— Примерно… — опешивает он. — Постой, для чего?

— Там скрыты ответы. Возможно, в Городе есть знания, которые помогут починить ваш мир! — с детским восторгом говорю я, глядя, как на глазах суровеет лицо Дрейка, превращаясь в посмертную маску.

— Никто никогда не возвращался оттуда. Именно по городам были нанесены самые сильные удары, а то, что осталось, непригодно для жизни. Там живет Смерть, Налана, чудовища, страшнее кановаров. — стальным неумолимым голосом отвечает он.

— Не ты ли говорил, что призрачная Богиня пришла со стороны Городов? — выкручиваюсь я. Спасибо Высшим Силам за природную внимательность.

— Богине не страшны твари! — с детским упрямством отвечает он.

— Как ты не понимаешь, мне нужно попасть туда! — чувствуя вокруг него непробиваемую стену, отчаянно восклицаю я.

— Это ты не понимаешь! Город находится в тысячах километров отсюда, там нет ни пищи, ни людей, ни жизни. Без машины тебе не добраться, тем более в одиночку. Либо сдохнешь по дороге, либо загрызут кановары. И кто знает, какие еще опасности таит пустошь? Не уверен, что ящеры самое страшное! — яростно говорит он, сверкая пронзительными глазами. — Вдобавок, это не тебе решать, Налана. Мы пришли.

 

1

С невысокого песчаного холма, на котором мы остановились, небольшой городок Невар, возможно последний оплот человечества в поглощенном хаосом мире, открывается как на ладони. По всей видимости, мы сделали большой круг, потому как подошли к городу с другой стороны. Не припоминаю, чтобы во время бегства попадались холмы. Но это даже к лучшему, теперь можно полностью увидеть город, вернее деревеньку, которую и городом-то назвать язык не повернется.

На ровном плато, с двух сторон окруженном песчаными холмами, а двумя другими уходящими в пустошь, раскинулось несколько десятков черных домов, построенных из смеси дерева и камня, с покатыми крышами, покрытыми грязного цвета железом. Несколько улиц и перекрестков, накатанных годами дорог, соединяют участки отгороженных домов, подобно венам. В отдалении высится нечто похожее на водонапорную башню и вспаханное, но незасеянное огромное поле, на котором жухлыми пучками догнивает трава. Издалека доносится поросячий визг, а слабый ветерок приносит едкий запах навоза. Огромные вековые деревья не кажутся пугающими осьминогами при свете дня, но производят жуткое впечатление едва зеленеющей, золотисто-коричневой листвой, рваными пучками оплетающей ветви. А я то все гадала, привиделось мне это или нет? Деревья все же настоящие, вон, даже листва имеется.

Невар напоминает удивительную нарисованную картину за счет чистого голубого неба и золотистых песков вокруг, с отдалением чернеющими пиками скал, по воле волшебной палочки сошедшую в реальность. Немного пугающую, но в тоже время притягательную, словно бороздящую на грани жизни и смерти, застрявшую привидением посередине между двух миров. Отчего-то мне нравится это ощущение, чувствуется в этом городе что-то особенное, возможно, исходящая от него аура.… Эти люди продержались столько лет на одной только вере, основанной на древних легендах, смогли выжить вопреки царящему вокруг аду, сохранить подобие цивилизации. Пусть древней, убогой и непонятной, но они делают, что могут. На мгновение я даже восхитилась ими… Смешно, знай, что мне предстоит в тот момент, не разбрасывалась бы похвалой, как конфетами на Хэллоуин.

— Пойдем, думаю, все собрались, — тихо говорит неожиданно появившийся совсем близко Дрейк. Почувствовав его горячее дыхание рядом, по крови пронеслось неожиданное тепло. Хотелось, чтобы он не отходил ни на шаг, даря заботу и уверенность своим присутствием. Странные мысли роятся в голове. Неужели, он начинает мне нравиться? Сейчас не время об этом думать, нужно заботиться о предстоящей встрече с горожанами и Советом, которая, возможно решит мою судьбу. Что говорить, как себя вести не имею ни малейшего понятия. Не думаю, что они будут дружелюбно настроены, скорее всего, воспримут все мои слова в штыки. И что же делать? Рассказать правду? Да они меня на смех поднимут, как пить дать! Те парни не поверили Дрейку, не смотря на весь его авторитет, возомнили меня колдуньей! Рассмеялась бы в голос, если бы накатывающая тревога не начала приближаться к горлу недавно съеденным мясом.

— Все будет в порядке, Налана. — неожиданно тепло говорит Дрейк, протягивая мне руку и помогая спуститься с холма, с которого давно сбежали вниз Рассел и Пит. Вложив тонкую ладонь в его сухую мужественную руку с шершавыми мозолями, я покоряюсь судьбе. Вот он, последний шанс, когда можно сбежать, мы вдвоем на границе городка и ни единой живой души вокруг на сотни метров. Толкнуть его с этого холма ничего не стоит, даже не смотря на его габариты, сработает эффект внезапности, и выиграю несколько драгоценных минут. А потом бежать сломя голову в пустошь… Я легче, проворнее, да и подгоняющий страх придаст сил. Все это молниеносно прокручивается в голове за доли секунды яркими разрядами молний, каждая мысль, каждое действие. Но к собственному удивлению, поступаю совершенно по-другому, осторожно съезжая с песчаного холма, крепко вцепившись тонкими пальцами в ладонь Дрейка.

Пройдя еще несколько метров по ставшей твердой почве, мы оказались на главной улице Невара. В груди клокочет до боли знакомое ощущение пустого города — призрака, ставшего воспоминанием. Уже видела это во сне— похожие дороги, становящиеся зыбучим песком, похожие дома с пустыми черными глазницами окон, смотрящими из зловещей мертвой тишины. И тихий доносящийся шепот из глубины сознания: «Ты виновата.… Это ты виновата!». Пусть сменились декорации, суть никуда не делась, я оказалась наяву в ожившем кошмаре.

— Где все люди? — тихо спрашиваю Дрейка, крепче вцепляясь в его руку. Чувствую, как разносящийся в тишине голос звучит отдаленными колоколами.

— Наверное, в зале собраний. Не бойся, Налана, они не сделают тебе ничего плохого. Ты возродившаяся Богиня Севара! Готов поклясться чем угодно! — на удивление спокойно говорит Дрейк с некоторыми нотками радости.

— Не будь в этом так уверен… — робко отвечаю я, а в животе поднимается дурное предчувствие. Ох, не все оценят энтузиазм Дрейка, навряд ли поверят в волшебную историю, в которую сама-то до конца не верю, пытаясь разумом вычленить подвох.

Мы медленно продвигаемся вперед по главной улице к возвышающемуся над всем городом зданием, кажущемуся дворцом по сравнению с остальными однотипными домишками. По виду- трехэтажный дом, к неожиданности не имеющий окон, нечто наподобие купола украшает небольшой деревянный шпиль с маленькой фигуркой на конце. Пытаюсь присмотреться, но солнечный блики слепят глаза, превращая очертания в размытые пятна. К зданию ведет лестница из нескольких каменных ступеней, у которой заканчивается или начинается дорога, а вход охраняют тяжелые деревянные двери с железными кольцами вместо ручек.

Погрузившись в свои мысли, я и не заметила, как мы подошли вплотную к лестнице. Застыв перед каменной ступенькой, не решаясь сделать первый шаг, оборачиваюсь на безмолвный город. «Ты виновата! Ты сделала это с нами!» — кричат в унисон бездонные глаза-окна то ли наяву, то ли выбравшись из кошмарного сна, настолько громко, что невольно закрываю уши под обеспокоенный взгляд Дрейка.

— Ты в порядке? — озадаченно спрашивает он, проследив за моим движением внимательным взглядом. — Голова болит?

— Нет, то есть да… Я в порядке. — отвечаю ему с тонкой улыбкой, а в голове неожиданно закрутился вопрос— с чего бы это он спросил про голову? Раньше охотника так не интересовало мое здоровье.

— Если чувствуешь какие-то странности, Налана, лучше молчи об этом. В Неваре этого не любят, — тихо говорит он, словно опасаясь, что нас подслушивают. Затем успокаивающе сжимает мою руку, не дав вставить и слова, тянет меня вперед за собой по ступеням, одним движением распахивая тяжелые створчатые двери.

 

2

Зал собраний встретил непривычным холодным светом мерцающих электрических ламп, подвешенных над потолком на тонких проводах, мерно качнувшихся маятником от проникшего в помещение сквозняка. Внутри оказалось прохладно от каменных стен, не смотря на испепеляющую уличную жару, поэтому быстро накинула на плечи болтающуюся на поясе куртку, чувствуя, как мурашки побежали марафон по коже.

Надо отдать должное, Зал Собраний производит впечатление. Массивные каменные стены, призванные поддерживать определенную температуру, создают антураж древнего замка, ярко горящие над потолком лампы уныло напоминают о канувшей цивилизации. Невольно задаюсь вопросом, откуда у них свет? Наверняка исходит по воле Богов или остался от древних машин.… Но даже света ламп не хватает, чтобы полностью осветить мрачное помещение. Искусственных солнц, как их назвал Дрейк, хватает только на то, чтобы создать светотень в районе сидящих людей, делая их похожими на скрывающихся в темноте вампиров со сверкающими жаждой крови глазами.

Мы с Дрейком медленно проходим по широкому проходу мимо расставленных поперек скамей, на которых восковыми изваяниями застыли силуэты людей, кажущихся в полумраке устрашающими тенями. Десятки, сотни, тысячи, сколько здесь набилось и как плотно они сидят, затрудняюсь ответить. Как назло, большинство ламп висят прямо над проходом, освещая импровизированную процессию из двоих человек, наверное, чтобы все хорошо рассмотрели меня, — демоницу, явившуюся из пустоши.

Проходя как на ладони под бесконечным обстрелом взглядов, стараюсь держаться достойно, не опуская глаз и головы. Нельзя показывать этим людям, что я боюсь, нельзя показывать слабость, страх.… Даже в животном мире побеждает не всегда самый сильный самец, а самый настойчивый и дерзкий. Пусть я не Богиня, они еще не знают об этом. Дрейк поверил в чудо, если его слово что и значит в этом городе, сейчас самый лучший момент это доказать.

Мы медленно подошли к импровизированной сцене, напоминающей в тусклом полумраке огромный алтарь для жертвоприношений, неровный блик стоящих вокруг свечей усиливает это впечатление. Подойдя вплотную, оказываюсь перед самым центром сцены, застыв в немом молчании, неосознанно крепче сжав успокоительную ладонь Дрейка. Когда глаза привыкли к темноте, начинаю различать темные фигуры стоящих на сцене людей в широких балахонах с закрытыми капюшонами лицами. Семь фигур, семь теней расположились полукругом, походя на древних монахов- инквизиторов, судящих ведьму.

Чем они занимались до моего появления в этом зале всем городом? Проводили какой-то ритуал, объединяющий древнюю науку и магию? К чему такой контраст технологий и старины? Нужно отдать должное, контраст производит сильное впечатление, больше чем полумрак свечей или темнота. Падающий сверху свет создает впечатление Страшного Суда перед Создателем, принося одновременно гнет и надежду. Со стороны больше походит на языческий извращенный культ, чем на поклонение древнему Божеству, но на людей весь этот антураж действует гипнотически. Даже у меня невольно затряслись поджилки, когда одна из фигур вышла вперед, снимая с головы капюшон. Взгляду открылось сморщенное дряблое лицо старика, похожее на пересохшую черносливину при свете свечей. Клочки волос торчат на лысом черепе в разные стороны, а гнилые на половину разрушенные зубы походят на звериный оскал. Однако глаза оказались на удивление молодыми и яркими, полными жизни, святящиеся искрами в темноте. Сложно поверить, что они принадлежат дряхлому старику.

—Мы Совет Невара! — заговорил он протяжным хриплым голосом, напоминающем скрежет опавших листьев. — Избранные народом посланники гласа Богов! — пронеслось громовым эхом под высоким сводами. — Кто ты такая, чужестранка? Зачем пожаловала в наш мир?

Ловлю себя на мысли, что его голос действует чарующе, на короткий момент, заволакивая сознание пеленой, заставляя мысли растворяться в голове и говорить первое, что попадет в голову. Антураж, двойное освещение, эхо, монахи- все это призвано запугать пришельца, вызвать страх, лишив воли. Напоминает хорошо поставленный спектакль признанного режиссера, мастера своего дела. Помпезность в колоссальном размахе, а как со стороны смотрится… загляденье, и только! Реши я когда-нибудь снять фильм, взяла бы эту сцену на вооружение. Ухмыляюсь мыскам сапог, слегка опустив голову, чтобы старик не заметил, попутно скидывая с себя оцепенение, и ровно, отчетливо произношу:

— Мое имя Налана. — говорю я, чувствуя из ниоткуда взявшиеся силу и уверенность в голосе. По залу пронеслись взволнованные перешептывания, темные людские силуэты задвигались, мотая головами, словно качающиеся в лесу деревья. — Зачем я здесь? Пока толком не знаю.… Наверное, чтобы помочь этому миру.

— Что ты творишь? — притянул к себе Дрейк, тихо шипя в ухо под усилившийся гомон. — Никто не имеет права дерзить старейшинам, они слушать не станут!

— Думаю, у Богини есть привилегии, или ты разуверился? — в тон ему отвечаю я под недовольный взгляд мужчины.

— Молчать! — резко выкрикивает монах, затыкая начавшийся гомон толпы. Затем, заговорил уже спокойнее в глухой повисшей тишине под пристальным взглядом сотен горящих глаз. — И как же ты поможешь нам, Налана, спасительница миров? — спрашивает старик с явной усмешкой. — Уберешь ли ты болезни и мор, косящий наших людей, будто фишки домино? Исчезнут ли твари из пустыни и возродится ли хлеб на наших полях, лишенных жизни? — одобрительное эхо волной недовольства прокатилось по сидящим в темноте людям. Старичок умеет заводить толпу, видимо пользуясь среди жителей негласным авторитетом. Жаль, не вижу лиц, сидящих на скамьях людей, так покорно поддакивающих его словам. Интересно, о чем они думают, какие эмоции испытывают, когда, возможно, перед ними стоит долгожданное спасение, медленно но верно втаптывающееся в грязь?

Самое страшное в том, что действительно не знаю, что предложить этим людям. Бывалая кричащая бравада начинает медленно опадать, как листья с умирающего цветка. Отступать поздно, деваться некуда, потому как вихри пропасти задувают за пояс, подтягивая все ближе к краю. Если выбрала роль, нужно следовать ей до конца.

— Я не говорила, что могу помочь сию секунду, — холодно, но уверенно отвечаю я, вглядываясь в сморщенное черносливиной лицо. — Для этого потребуется время и ваша помощь.

— Приходящая, что оскверняет имя Богини, требует помощи у нас, простых смертных! — глумливо усмехается старик, растягивая тонкие губы в подобие усмешки, больше походящий на оскал, чем на улыбку. — И что же тебе требуется?

— Знания, информация! — четко говорю я. — Но, вначале, я хотела бы поговорить наедине с членами совета.

— Если есть, что сказать, говори сейчас. У нас нет секретов от наших сестер и братьев! — обведя рукой сидящие полутени людей, величественно изрекает он.

— Тогда, давайте поговорим о звездах, зажегшихся сегодня ночью впервые за долгие столетия. Или о ваших Богах, исчезнувших по неизвестной причине.… А, может, лучше поговорим о Пламени Силы, что горит среди камней в пустыне? — неожиданно выпалываю я, замечая, как от этих слов лицо старика непроизвольно вытянулось, превратившись в ошеломленную гримасу. Испуганный шепот прокатился по залу в темноте. «Легенды…» — доносится до уха. — «Она говорит о легендах! Не может быть…» — Вот, чем, стали ваши Боги- детскими сказками на ночь, легендами! — уверенно повторяю слова толпы. Какой смысл в именах, если вы сами перестали верить?

Старик бросил испуганно-взволнованный взгляд на стоящие за спиной фигуры, и только дождавшись едва заметного кивка голов, сухо произнес:

— Братья и сестры! — обращается он к людям, высоко поднимая руки вверх, словно в молитвенном жесте. — Совет выслушает приходящую, после чего огласит свое решение.

— Пусть говорит здесь, дедуля Мот! — раздается недовольный выкрик из зала

— Да! Пусть говорит! — поддерживает другой голос.

— Дети мои! Ее слова могут быть пропитаны ложью, и очернить сердца ваши, посеяв в них ложные надежды! Совет старейшин для того и существует, чтобы отделять зерна от плевел. Помните, что Севар жив до тех пор, пока с нами вера. Если ее слова запутают разум, заставив отвернуться от Истины, не будет для нас спасения! — выкрикивает он в мигом притихшем зале.

И тут меня словно громом поражает среди ясного неба. Как же была глупа, как же наивна, поверив в справедливый, хоть и незаконный суд. Эти люди не пойдут против призрачной веры из огромного чувства древнего страха, впитавшегося с молоком матери. Слова летели в пустоту, никто не выступил в мою защиту, даже Дрейк, стоящий рядом, мирно потупив голову. Это цирк, шоу, представление с заранее известным концом, повторяющееся на бис из раза в раз каждые двадцать пять лет. Вернувшись сюда, я совершила самую большую ошибку в стремительно ускользающей сквозь пальцы жизни.

— Следуйте за нами, — тихим шорохом опавших листьев проскрежетал дедуля Мот, скрываясь со своими товарищами в балахонах за кулисами импровизированной сцены, где пряталась крохотная дверца, едва заметная в темноте.

— Это хороший знак! — уверенно говорит Дрейк мне на ухо. — За последние три сотни лет никого из приходящих не удосуживали аудиенции! — шепчет он.

—Хоть знаешь значение этого слова капитан? — саркастично отвечаю ему.

— Так называют маленькую комнату, в которой ведут переговоры старейшины, — четко говорит он.

— Ну… В этом ты близок к истине. — устало протягиваю я, чувствуя, как начинают трястись колени. — А в остальном ошибаешься, это плохой знак, Дрейк…

 

3

Небольшая круглая комната, в которую мы прошли вслед за старейшинами, к удивлению оказалась довольно светлой, прочитывались даже зачатки уюта в виде нескольких древних картин на стенах и вязаном цветастом коврике на полу, так некстати оказавшихся в глухих каменных стенах, выделяющихся яркими пятнами. Старейшины уселись на колченогие стулья, стоящие полукругом в центре комнаты, а мы с Дрейком так и остались стоять, словно одинокие телеграфные столбы среди поля. Окна здесь отсутствуют, как и в остальном здании, зато с потолка свисает древняя хрустальная люстра на три свечи, закопченная слоем пыли.

От нечего делать принимаюсь разглядывать висящие на стенах полотна. На первый взгляд вроде бы ничего особенного, обычные пейзажи нарисованные рукой не слишком талантливого мастера, смахивающие больше на абстракцию, чем на классическое искусство. Но присмотревшись повнимательнее, чувствую, как глаза невольно расширяются от восторга и непонятного чувства узнавания. Центральная картина, казавшаяся чуть больше остальных, привлекла мое пристальное внимание.

Чернеющие на горизонте горы в лучах закатного алого солнца отбрасывают несмелую тень на лежащий у подножий город. Высокие башни небоскребов, шпили, упирающиеся в небо, переплетаются с вечнозелеными диковинными растениями, облюбовавшими стены зданий. Видимо, автор выбрал ракурс с высоты, потому как ни земли, ни людей на картине не видно, так сказать, вид сверху. Но это не портит ощущения исходящей от картины жизни, словно маленький момент времени застыл на полотне по желанию художника. На мгновение почудилось, что тень удлинилась в лучах закатного солнца, накрывая город темным одеялом, краски в небе стали ярче, уступая по насыщенности всей известной цветовой палитре, а в крошечных окнах небоскребов будто бы зажглись огни, и в одном из них на мгновение мелькнула фигура человека. Быстро проморгавшись, отгоняю непрошенное видение, не сводя затуманенных глаз с картины.

— Что это за место? — тихо спрашиваю, не зная точно к кому обращаюсь, то ли к сидящим в комнате людям, то ли к внутреннему голосу, так давно молчавшему. Тихое обсуждение на миг стихло, но я даже не обратила на это внимания, вглядываясь в мелкие детали полотна. Пролетела крошечная стайка птиц, шевельнулась крона деревьев, поменяв оттенок зеленого на более насыщенный, вот зажглось еще пару окон…

— Севар. — глухо отвечает незнакомый голос женщины, скрытой капюшоном. — Один из городов, каким он был до войны.

— Как красиво…Она словно живая… — восторженно говорю я. Старейшины быстро обменялись взглядами, смысл которых доступен только им, и незнакомый еще человек продолжил, снимая с головы черный как ночь капюшон.

— Мы собрались не для того, чтобы обсуждать красоты минувшего прошлого, — мягко говорит он, слегка дергая головой, думаю не специально, а вследствие старости, отчего электрические блики мерцают на его седых волосах, уложенных назад в аккуратную прическу. — Ты хотела поговорить, Налана. Совет Семи слушает тебя.

— Я задала свои вопросы, теперь дело за вами, — отвечаю я, глядя с упрямством на сидящих передо мной стариков, поочередно снимающих капюшоны.

— То, что ты носишь имя Богини, не позволяет тебе дерзить! — ядовито выплевывает Мот, сверля меня пронзительными глазами. — Еще одна приходящая, не более! На моем веку было трое таких, как ты. Ты четвертая! Все, будто близнецы, на одно лицо, и каждая оскверняла имя Богини своим непотребным ртом! — шипит он не хуже кобры. — И надо же, какую уловку придумали теперь- звезды! Да где это видано, чтобы сказки становились реальностью!

—Мот, мы безмерно уважаем тебя, но ты уже высказался, передай слово девушке, — мягко говорит седовласый, смотря прямо на меня, выдержав некоторую паузу. — Что же ты хочешь от нас, Налана? Информация? Мы не можем ее дать, только полузабытые легенды. Уверен, Дрейк многое прояснил тебе о нашем мире и нашей жизни.

— Неужели у вас нет ни книг, ни рукописей, абсолютно ничего? Понимаю, вы не хотите давать столь бесценные знания чужому человеку, но…

— Дело не в но… — мягко улыбаясь перебивает старик. — Знания, о которых ты говоришь, растворились в огне войны тысячу лет назад. Легенды— все, что мы имеем.

— Что ты с ней возишься, Амус? Одним своим нахождением здесь, она навлекает на нас кару небес! — яростно вставляет дедуля Мот. — Богиня отвернется от Севара навечно, если и дальше будем ее слушать.

— Она не лжет! — неожиданно говорит Дрейк, стоящий рядом со мной, дерзко вздернув голову так, что каштановая прядка прилипла на лоб, невольно заставив залюбоваться. — Я лично видел звезды! Они сияли, как в древних легендах, далекие вечные огни, словно Боги на миг приподняли завесу.

— Я тоже их видела, — говорит женщина, разъяснявшая мне суть картины, обращая на себя недоуменные взгляды остальных мужчин. — Прошлой ночью в бессонном часу, как обычно, я тщетно пыталась уснуть.… И каково же было мое удивление, когда подняв глаза к небесам, заметила яркие огоньки! — восторженно говорит она. — На секунду решила, что помутилась рассудком, потому как они быстро пропали, но глаза не обманешь. Это было по- настоящему!

— Ты слишком впечатлительна, Миранда. — сухо говорит дедуля Мот, приглаживая торчащие на лысой голове пучки волос, вновь переключая внимание плотоядных глаз на меня. — Так как ты поможешь нашему миру, Налана? В нем нет ни книг, ни знаний.… Так сможешь ли ты сотворить чудо? — нажимает он.

— Не стоит так сильно давить, Мот. Мы не знаем, какие таланты сокрыты в Налане. Вначале нужно выслушать ее историю, и лишь затем принимать решение, — говорит Амус. Остальные члены Совета поддержали его одобрительными кивками. — Налана, прошу, расскажи нам все, как ты попала в наш мир, и что с тобой приключилось, — заботливо говорит старик. — Мы должны знать все, чтобы как-то помочь тебе.

Переведя взгляд на Дрейка, нервно сжимающего ковбойскую шляпу в руках, замечаю его уверенный кивок и восторженно- выжидающее выражение глаз, толкающее вперед словно порыв ветра. Отчего-то не хочется еще раз рассказывать историю этим стариканам, тем более подсознательно зная, что меня ожидает незавидная участь, а все это лишь дешевый фарс. Но отчего-то он такой искренний, что поневоле проникаешься и начинаешь верить.… А возможно только хотеть верить, потому что устала от постоянной борьбы за жизнь за эти несколько дней и хочется передышки, на худой конец спокойного места, где можно подумать.

Еще раз взвесив все за и против под выжидательный взгляд Дрейка, коротко рассказываю старейшинам свою историю, опуская лишние детали и подробности. Их глаза округлились от изумления так же, как у Дрейка той звездной ночью, но не было слепого раболепия в глазах, лишь холодная мудрая выдержка, отточенная временем и многими подобными мне Наланами. Рассказав самое главное, я застыла в молчаливом ожидании, пока совет Невара обдумывал услышанное.

— На сегодня все, — коротко сказал дедуля Мот, поднимаясь со своего колченого стула. Придерживая полы развевающегося балахона он подошел ко мне, брезгливо вглядываясь в лицо через чур живыми глазами. — Лучше бы ты оказалась той самой, — холодно сказал он. — Собрание окончено, можете быть свободны! — проговорил он тоном лектора в нашу с Дрейком сторону. — Совет Старейшин вынесет решение завтра утром.

Дрейк почтительно поклонился старикам, чуть ли не касаясь лбом каменного пола. Последовав его примеру, я сухо склонила голову, не отрывая взгляд от холодных глаз Мота, в которых пропал запал прошлого очарования. В темных зрачках отчетливо читается страх и ненависть. Раздумывая, чего же больше боится старикан, меня или кары умерших Богов, мы с Дрейком покидаем комнату, быстро проходя путь назад по освещенному ледяным светом проходу, начинающему давить на плечи тяжким грузом. Взгляды людей, продолжающих сидеть впотьмах на скамьях, стали тяжелее и отчетливее, снова занося в голову мысли вины из того сна, ставшего видением. Если бы не рука Дрейка, крепко сжимающая мое запястье, расплавилась бы там, на месте, не сделав ни шага. И только оказавшись на улице, тяжело впуская в легкие горячий пустынный воздух, я вновь смогла дышать, устало опускаясь на холодные каменные ступени, обхватив голову руками.

— Все будет в порядке, Налана. — его успокаивающая ладонь приятной тяжестью ложится на плечо, заставляя сердце выравнивать ритм и забирая на себя все проблемы, тревоги и страхи. Действительно, почему я так испугалась кучки стариков? Наверное, неровное двойное освещение внесло свою лепту, ведь знаю в глубине души, что все будет в порядке в конечном итоге. Люцион не позволит, хотя с каждым проведенным здесь мгновением, начинаю сомневаться в его силе.

— О чем ты? — устало спрашиваю я, погружаясь в свои мысли, мечтая, наконец, остаться одной.

— О Совете! Твоему рассказу невозможно не поверить! — воодушевленно восклицает он.

— Не была бы так уверена… — грустно протягиваю я. — Скажи честно, если я не оправдаю ожиданий, что эти люди сделают со мной? Убьют?! — Дрейк поспешно отвел глаза, найдя нечто интересное в каменных плитах, и вновь ненавистная пауза молчания повисла в воздухе. — Понятно… — глухо говорю скорее себе, чем ему, встряхнув золотистые волосы.

— Не стоит так думать, Налана. Справедливость восторжествует, если Боги на твоей стороне, — отвечает он, а немного помолчав, добавляет, заметив мой удрученный вид. — Помнится, ты хотела услышать легенды о Богах.… Вставай! — тянет он меня за руку на себя, заставляя резко подняться на ноги, и на короткий момент я вновь оказываюсь в его объятиях. А Дрейк уже быстро сбегает по ступенькам, перенося ноги на песчаную дорогу, не давая опомниться, тяня за собой послушное непонимающее тело словно поклажу.

— Куда ты тянешь меня? — безуспешно пытаясь вырваться из его стальной хватки, верещу я, чувствуя, что рука превращается в безвольную тряпку.

— Лара многое знает о Богах и прошлом Севара. Если кто и может ответить на твои вопросы, то только она! — отвечает Дрейк, утаскивая меня вглубь города.

 

4

Тягостное молчание повисло после ухода Наланы в комнате Совета. Под одинокое свечение дарованных Богиней ламп, никогда еще они не чувствовали себя настолько одинокими и потерянными. Из-за рассказа из ниоткуда появившейся девицы может рухнуть мир, со своими порядками и устоями, с вечными не писаными законами. Тягостное чувство пустоты повисает внутри каждого, чувство неизбежности решения, которое заранее вынесли эти люди. Понимание, что они не могут пойти против устоявшейся поколениями системы, как бы ни прискорбно это не звучало, особенно, учитывая то, что эта приходящая отличается от других.

В ней нет пафоса, нет неоправданных ожиданий, будто она сканирует их мысли рентгеном, зная каждый следующий шаг, и в то же время, принимая свою судьбу как должное. Удивительная, таинственная, эта Налана оставляет больше вопросов, не отвечая ни на один из них. Но самое странное в ее рассказе оказалось то, что она искренна, не пытается завлечь или приукрасить, рассказывая лишь голые факты, давая каркас повествования. Она не пыталась понравиться Совету, не пыталась напугать или применить другие приемы. Она была собой, естественной и настоящей без масок и прикрас. Просто Налана, отличающаяся от многих, другая, лучшая…

Она не похожа на тех двух лже- Богинь, которых Амус успел повидать за свою долгую жизнь. В этой чувствуется Сила, небывалая мощь, давно забытая и утерянная, ставшая легендой. Девица права, они потеряли веру, превратившись в сборище фанатиков, слепо следующих забытой цели и не видящих окружающего мира.

— Она зло, пришедшее из преисподней, дабы пошатнуть нашу веру! — выкрикивает Мот, поднимаясь с места на ноги, отвлекая седоволосого мужчину от размышлений.

— Ты прав! — вторит голос, превратившийся в эхо.

— Ты не прав! — противоречит второй, и они сливаются в неистовый унисон звуков и интонаций. Амус пока не решается вступать в разговор, ожидая, чем закончится словесная перепалка, но это приводит к очередной ссоре, которую успокаивает Мот своим звенящим голосом.

— Вы забываетесь, это просто девчонка с красивым именем, которое ничего не значит в этом мире! — выдает он.

— Хочешь сказать, для тебя ничто имя Богини?! — обрывает его более молодой голос с едва заметной хрипотцой.

— Не переворачивай мои слова с ног на голову, Стен! — восклицает старик. — Единственное, что хочу донести до вас— сохранение веры, гарант выживания Севара! Неужели вы так легко готовы отказаться от прошлого в угоду дрянной шлюхи?!

— Давай признавать факты, Мот. Ее рассказ нечто! Нужно прожить в Севаре не одно поколение, чтобы так точно описать нашу историю, — уверенно говорит Амус.

— Вы глупцы, если не видите истины! Девка всего лишь переврала нашу историю, подделав под себя! Она не может быть истинной! — упрямо восклицает он.

— В ее словах правда, а в голосе нет лжи! — отвечает Миранда, тряхнув седой головой.

— Значит, ты согласна признать в ней Богиню и низко поклониться?! — саркастично выдает Мот. — В непонятной девке без роду и племени! Создатели покарают нас за это!

— А где они? Где наши Создатели, на которых ты так уповаешь? Сколько можно жить только за счет слепой веры? — восклицает она.

— Ты отвергаешь волю Богов, Миранда? — восклицает Мот.

— Лишь хочу сказать, что в ней есть Сила! Она особенная. Я видела столько же приходящих, сколько и ты за долгие годы, но ни в одной из них не чувствовалось такое! Что, если пора изменить наш мир, пора двигаться к будущему! Если она и есть спасение!

— Она лишь демон, возникший из самого Ада, несущий смерть! — восклицает старик. — Ее история ложь! Неужели вы готовы отречься от знаний, впитываемых с молоком матери?

— Признай, Мот, в ее словах есть истина. Вспомни древние легенды, это может быть она— воскресшая Богиня! В час, когда планеты сойдутся вряд, придет Истина, и небеса станут одного цвета, потому что Боги вернутся! — процитировал Амус древние слов. — Мы можем упустить шанс всей жизни одним неверным движением! Получишь ли ты благодарность от потомков за то, что обрек Севар на очередную тысячу лет Ада?

— Ничем не подтвержденные слова! Всего лишь легенда. Сказки не могут ожить за долю секунды. Звезды— это лишь ерунда, запутывающая сознание! Мы должны жить установленной жизнью, не взирая ни на что. Будь она Богиней, не позволила бы такого обращения с собой, мы стали бы пеплом! Значит, она всего лишь человек. Кровь красна, а под мышцами скрыты кости, лишь мясо и кости. Она не может быть Богиней! — выкрикивает Мот.

— А если мы преувеличиваем способности Богини? Если она похожа на нас, людей? Эти сказки могут быть правдой! — резко вставляет женский голос.

—Ты у нее заразилась этой дуростью, Миранда? — восклицает дедуля Мот. — Как можешь ты допустить, что Богиня может походить на простых смертных? Лживая шлюха запудрила тебе мозги своей сказкой!

— Признай, Мот! Скольких ты видел? Скольких отправил на смерть? Она может быть последним шансом! — восклицает женщина.

— Или проклятием! Мы не можем так рисковать. Отчего же ты не вступалась за других? Таких же Налан! — хрипло выдает старик.

— Чувствую, что она другая. Кара постигнет Севар, если причиним ей зло… Богиня вернулась к нам, чтобы спасти умирающий мир! Вспомни пророчество, вспомни древние слова. Неужели ты настолько глуп, Мот, чтобы не видеть очевидного!

— Я вижу лживую шлюху! Плевок в лицо нашей вере, не более! Блондинистые сучки сменяют себя каждое поколение, и ни одна из них, слышишь, ни одна, не принесла крупицы изменений! Столько лет без перемен! Так почему эта должна быть особенной? Из-за твоего предчувствия? — яростно выкрикивает Мот, заставляя Миранду потупить глаза. — Лживая девка всего лишь испытание нашей веры, как и многие до нее. Ты хочешь, чтобы я вспомнил пророчество? — усмехается старик. — Помню каждое слово, но еще я помню Истину! Помню слова, передаваемые из поколения в поколение— истинная Богиня изменит наш мир. По ее желанию возродятся моря и реки, пустошь сменится цветущими садами, а в небе исчезнет барьер, открыв нам истинные звезды!

— Возможно, ты прав… — неуверенно говорит Миранда. — Но она так искренна…

— Мы уважаем твое мнение, Мот, но может, нужно время? — вставляет Амус.

— Ты хочешь рискнуть своей жизнью и жизнью будущих поколений, доверившись лживому идолу? Лживой девке, оскверняющей имя Богини! Кто за то, чтобы поверить ей? — хрипло восклицает старик в повисшей тишине. — Кто за то, чтобы свершить Суд? — дряхлые морщинистые руки, покрытые тонкой пергаментной кожей, неуверенно поднялись в воздух, подтверждая приговор. Семь рук, семь голосов. Кто верит, а кто нет, уже не имеет значения, нужно думать о своей драгоценной шкуре, о дальнейшем выживании мира. В конце концов, будь она Богиней, изменила бы Севар до неузнаваемости в первые минуты своего пребывания, а не слонялась бы бесцельно без еды и воды по пустоши. Хоть вера Амуса и Миранды сильна, она ничто, против мнения большинства. Они подписали очередной смертный приговор очередной Налане.

Получив нужное, хоть и неуверенное решение Совета, Мот поспешно покинул комнату, не удостоив никого объяснениями. Импульсивный порыв, не имеющий оправданий и объяснений, но в данный момент старику плевать на чье-то мнение, плевать на чужие мысли и разговоры за спиной. Он должен совершить то, что делал уже три раза, а до него его предки из поколения в поколение все долгие годы. Он должен принести Истину.

Уверенно пересекая темный зал с пугающим двойным освещением, где соединились первобытность и технологии в неведомом сочетании, старик улыбался тонкими губами, невольно сжимая в кулак худые пальцы. Если бы кто-то мог видеть его в этот момент, отметил бы необычайное сходство с хищной геенной, растянувшей пасть подобно клоунской гримасе над только что убиенным трупом. Даже не взглянув на продолжающих сидеть людей, скрытых полумраком, старик уверенно прошел к противоположной стороне зала, скрываясь за узкой незаметной дверцей.

Тихо прикрыв ее за собой, Мот упал на колени в центре крошечной каменной каморки, жалкого подобия комнаты, где едва может поместиться человек. Даже в тюремной камере больше кубических метров, но старика не волнует это, как не волнуют больные колени, визжащие болью от столь грубого обращения. Низко склонив голову, касаясь лбом каменного пола, при этом причиняя себе невыносимую боль, Мот тихо произнес, глядя в каменный угол белесыми глазами. Туда, где из покон веков горит синее пламя, огонь Богов. Лучик надежды, согревающий Севар шестьсот долгих лет, вокруг которого выстроили город, новую жизнь после пещер, лучик, данный истинной Богиней. Старик не знает ее, помнит лишь описания и рассказы деда, который получил их от своих предков. Никто не знает лик Богини, никто не знает, когда она придет, дабы принести миру исцеление, но она жива, пока горит Огонь и живы люди Севара.

Шестьсот лет назад она сошла на землю, подарив надежду на будущее. Светловолосая дева неописуемой красоты, словно ангел, Богиня! Она подарила знания, подарила надежду, принеся божественный огонь. Ее восхваляют, о ней поют песни, превознося до небес и наделяя волшебной силой, какой она могла и не обладать. В нее верят! Верят те, кто сидит в убогом каменном зале, верят те, кто были до них и поверят те, кто будут после. Ибо пока жив слабый синий огонек, тлеющий среди камней, у Севара есть надежда.

— О, Богиня, дай мне ответ! — тихо говорит он, вжимаясь лбом в каменный пол так, что на тонкой коже остаются вмятины от кладки. — Того ли ты хочешь? Не ошиблись ли мы, отправив ее на смерть?

— Она всего лишь человек, — отвечает холодный голос из пламени. — Ничтожная кучка костей, жалкое подобие! Отчего ты засомневался в верности своих действий? Ты усомнился в моих словах? Видать, предки недостаточно объяснили тебе силу пламени!

— Нет! Нет, хозяйка! Как можно усомниться в Вас! — раболепно говорит он. — Создательница земли и неба, подарившая Севару свет, великая Богиня! Я верю, искренне верю! Просто она… Другие верят ей.

— Если она настоящая, мир ждет изменения и пророчество свершится. Исчезнут война и горе, Севар станет прежним раем! — восклицает холодный женский голос.

— Что же делать нам, Богиня? — спрашивает старик.

— Ничего. Жизнь должна течь своим чередом. День неустанно сменяется днем, а год годом. Время лишь вода в бесконечном потоке Вселенной. Вы должны сделать то, что нужно, не оглядываясь на прошлое, как делали это сотни лет. Если она истинна, она придет ко мне, и ничто не сможет ее остановить.

 

5

Дом Лары ничем не отличается от многих других в Неваре, стоящий ближе к окраине города — дерево, смешанное с камнем, однотипная хибарка. Видимо в Неваре не любят выделяться из толпы. Потрепанная старая мебель в большой комнате была чуть лучше той, что видела я, очнувшись после сна, но все равно дышала на ладан, грозясь развалиться от неверного прикосновения. Мы с Дрейком расположились на старом диване с выцветшей обивкой в синий цветочек, пока хозяйка заваривала чай на газовой плите. Не смотря на убогость помещения, все выглядит весьма чисто и опрятно.

Протянув нам чашки с горячим напитком коричневатого оттенка, она уселась в кресло напротив нас. Я сделала небольшой глоток, дабы не обижать девушку, потому что и по виду, и по запаху эта бурда мало напоминает благородный напиток, отдавая привкусом сена.

— Интересный вкус, — говорю ей, несмело улыбаясь, отставляя чашку подальше на низкий столик.

— Чай очень дорог, Налана, поэтому приходится разбавлять, чем придется, в основном сушеными травами. Не волнуйся, они не опасны, в основном лечебные, — поспешно говорит она.

— Где же вы добываете все это? — с нескрываемым интересом спрашиваю я. — Вещи, мебель, чай.… Не заметила здесь ни одной фабрики или завода, не с неба же вам падает? — пытаюсь пошутить я, но заметив каменные выражения лиц Дрейка и Лары, быстро прячу улыбку.

— Иногда находим вещи в пустоши… — протягивает она. — Но в основном в сохранившихся городах древних. Говорят, там есть подземные склады, не тронутые огнем. Как это называется, Дрейк? — задумчиво прищурив глаза, обращается она к мужчине.

— Стратегический запас на случай войны непортящихся продуктов, — отвечает он. — Сахар, чай, консервы, их столько, что хватит на целую армию.

— И как не все не прогнило за шестьсот лет? — невольно тон вышел саркастичным, хоть и не хотела им язвить.

— Сила Богов. Они не дадут нам умереть с голоду, давая необходимое. — отвечает Лара, и замечаю, как в ее синих глазах промелькнул восторженный огонек.

— И как я сама не додумалась… — тихо бурчу себе под нос. — Видимо звезды к этому не относятся…

— Ты пришла поговорить не об этом, верно? — скорее утверждает девушка, рассматривая меня оценивающим взглядом. — Не больно тебя интересует наша убогая жизнь, и единственное, что тебе важно— выбраться отсюда. — неожиданно жестко говорит она, продолжая меня разглядывать. Стало неловко под пристальным взглядом и мысленно поблагодарила высшие силы, что не умею краснеть, иначе залилась бы краской, как спелый помидор, потому что девушка абсолютно права— я действительно мечтаю отсюда выбраться.

— Ты права, но лишь отчасти, Лара, — осторожно говорю я, взвешивая в голове каждое слово. Не хватало только невольно обидеть эту странную девицу. — Мне интересен ваш мир, особенно его история. Дрейк вкратце рассказал, но этого не достаточно.… Сможешь помочь мне?

— Постараюсь, — говорит она после нескольких секунд молчания. — Что ты хочешь знать?

— Что такое Синий Огонь, горящий без дров, посреди холодного каменного пола, где он в принципе не может быть? — спрашиваю я.

— Почему ты не сказала об этом раньше? — встревожено спрашивает она, округлив от удивления глаза, ставшие похожи на теннисные мячики. — Где ты видела его? — отмечаю, что лицо Дрейка тоже напряглось, а губы сжались в тонкую нитку.

— Возможно, я говорила, но вы пропустили мимо ушей, — чувствуя, что могла упустить нечто важное, сказала я, несмело улыбнувшись под выжидательными взглядами. — В пещере, первое, что я увидела, выбравшись из своего мира. Такой притягательный, манящий, в нем было что-то…

— Великое… — закончила за меня Лара. — Это Огонь Силы, мощь Севара. Его пламя подпитывает наша вера, и пока хоть один человек верит в древних Богов, Севар не угаснет, будет продолжать жить.

— Мне казалось, это образное выражение, — удивленно протягиваю я, вспоминая холодные блики притягательного света.

— В незапамятные времена Огонь Силы горел всюду по миру, Источник был в каждом городе. Мощь его пламени означает силу Создателей, их незыблемое величие и силу нашего мира. Севар процветал, пока небесное пламя ярко вздымалось в небеса, вечное, негаснущее, светя как маяк надежды. Его было видно с любой точки города, и люди знали, что Боги с ними, что помогут и исправят ошибки, если на то будет их воля. Никто никогда не видел Огня, но говорят, что где-то в Зале Собраний сохранился Источник. Вокруг него древние и построили Невар, тщательно оберегая остатки былой Силы, — отвечает она.

— Неудивительно, что Боги не спешат к вам возвращаться! — сердито фыркаю я, поражаясь слепой вере этих людей. — Огонь веры, который никто не видел, скрытый от людей за каменными стенами! Вместо того, чтобы поклоняться ему, прячете его ото всех. — понимаю, что поклонение огню звучит дико, чувствуется в этом что-то первобытное, но продолжаю говорить, надеясь найти на Лару рычаги воздействия. — Может то, что загнивает ваш мир, завит от этого слабого огонька. Если бы вы приносили ему дары, верили в него, может, и жизнь ваша стала бы налаживаться? Может этот Огонь живой? — делаю для себя неожиданное открытие.

— Древние пытались разжечь его, но это привело к последствиям, — перехватывает инициативу Дрейк. — Пустошь наступала на оставленные города, погребая их под тоннами песка, деревья вырождались, а земля трещала по швам. Долина черных озер, которую ты видела, образовалась после того, как древние в первый раз пытались разжечь Огонь. Не знаю, что и как они использовали, говорят— смесь науки и магии, но это привело к катастрофе. Человеческих усилий не хватает на то, чтобы разжечь его, мы можем лишь поддерживать.

— Когда Боги вернутся, Огонь вновь загорится, ярко полыхнув в небе, означая окончание наших бед! — восторженно говорит Лара. Вспоминаю, что уже слышала эти слова от Дрейка и мысленно усмехаюсь их наивности.

— Лара, что еще ты можешь рассказать о Богах? — спрашиваю я, переводя разговор на другую тему. — Какими они были, кроме… всемогущества?

—Они изменяли мир… — мечтательно протянула она, отхлебнув остывшего подобия чая. — Горы вырастали и исчезали по их желанию, в морях появлялась рыба, а на лугах животные…

— И светило солнце, и дул ветер, и птицы пели райские песни! Это я поняла! — немного грубо говорю я. — Что конкретно они делали, как помогали людям? Или просто сидели на облаке, свесив ноги?

— Ты слишком многого хочешь, Налана! — дерзко отвечает Лара. — Это было так давно, что никто и не помнит, что делали Боги! И к твоему сведению мисс, ищущая всему объяснение, выглядели они как люди, только жили дольше, тысячи лет, как говорят легенды. И не на облаке, а во Дворце, прекрасней которого нет ничего на свете.

—Лара, я не хотела тебя расстраивать, — говорю я, понимая, что допустила ошибку резким высказыванием.

— Может, ты не такая, как остальные, Налана, но ты ничего не знаешь о нашем мире! Как же легко критиковать со стороны нашу веру, ища подвохи и неточности! А что мы знаем о тебе, кроме сказки, что ты рассказала?

Неожиданно девушка вскакивает с места, резким порывом швыряя чашку с недопитым чаем в раковину. Посуда чудом не разбилась, оглушая пронесшимся металлическим грохотом, заставив подпрыгнуть на месте, а затем Лара безучастно застыла, повернувшись к нам спиной. Ее плечи слегка подрагивают в такт тяжелому дыханию, заставляя меня чувствовать себя безумно неловко. Отведя глаза к окну, начинаю через чур внимательно изучать скучный пейзаж, заметив, что золотой диск солнца медленно клонится к закату на безоблачном небе.

Если честно, никогда не была любительницей чужих истерик, и теряюсь в таких ситуациях, не зная, что делать. То ли успокаивать, то ли кинуться подальше со всех ног. Но такая резкая смена настроения Лары вносит некоторое напряжение, слишком много злости было в ее голосе на мой обычный, хоть и неприятный вопрос. Какой-то отчаянной агрессии, скрытой под нежеланием подвергать анализу древние легенды.

— Налана, не пугайся, все в порядке, — тихим шепотом говорит Дрейк, поднимаясь на ноги и подходя к девушке со спины, на что я сконфуженно улыбнулась. Он что-то говорил ей на ухо, успокаивал, а та лишь качала головой, соглашаясь с его словами. Через две минуты они вернулись в мою компанию, но той легкости, с которой тек разговор несколькими мгновениями раньше, уже не наблюдалось.

— Извини, Налана… иногда у меня бывают вспышки гнева, — сухо говорит она, обворожительно улыбаясь. — Но это не опасно, не бойся, я безобидна, как мышка, — отмечаю в голове, что не видела в Неваре ни мышек, ни церкви, но решаю предусмотрительно промолчать, опасаясь вызвать очередной ее припадок. — Так, о чем ты еще хотела узнать? — подливая в чашки чайной бурды, как ни в чем небывало спрашивает она. Странно, в ее глазах нет слез, и они не покраснели, хотя по движениям плеч можно сказать, что Лара расплакалась. Тогда, чем же была вызвана дрожь?

— В голове столько мыслей, что невольно путаюсь. Не знаешь, тут можно достать какой-нибудь транспорт или оружие? — молчаливый вопрос застыл в ее глазах, и быстро поясняю. — Хочу отправиться в Город. Думаю, там можно найти ответы, узнать больше о Севаре, о Богах…

— Ох, ты опять об этом! — недовольно восклицает Дрейк, демонстративно хватаясь за голову. — Там нет ничего, кроме смерти!

—А я думаю, Налана права… — задумчиво говорит Лара, глядя в окно как заходящие солнечные лучи переливаются золотом на километрах песка. — В городах есть ответы на многие вопросы. Раньше искатели часто находили ценности древних, книги, старинные предметы, большинством из которых никто не умеет пользоваться. В основном пластиковые книги с кнопками и экранами, но от этого не было прока, со временем они стали бесполезны, годились только в качестве подставок для чашек. — усмехается она. — Если что и осталось, это сокрыто далеко в недрах городов. Хотя не думаю, что ты сможешь найти там что-то, все, имеющее хоть какую-то ценность разграблено или уничтожено, — замолкает она на несколько секунд, затем ее лицо вспыхивает неожиданно открывшимся озарением, словно освещаясь от пришедшей в голову мысли. — Постой, ты говоришь о Городе? О столице Севара— обиталище Богов?

— Думаю, да… — несмело отвечаю я, скорчив на лице задумчивую гримасу. — У него есть название?

— Утеряно в веках. Говорят, Город назывался по имени Богини. Знаешь, Налана, многие уходили в Город на поиски только им ведомой истины, или сокровищ, или самих Богов, кто знает зачем, только никто никогда не возвращался, — понижает Лара голос до шепота, звучащего зловеще в ставшей густой тишине. — Вооруженные до зубов отряды мужчин уезжали в пустыню по Запретной дороге, а ночью слышались их отчаянные крики. А те немногие, кому удавалось добраться и вернуться на своих ногах, сходили с ума. Рассказывали жуткие вещи о тварях, чудовищах, населяющих опустевшие стены домов, о жутких подземных людях и о пугающем свете, высасывающем душу. Дрейк разве не говорил, там живет смерть.

— И как же они возвращались? — спрашиваю Лару, заметив краем глаза, что Дрейк отвел глаза. Показалось, что разговор ему не особо приятен, словно он намеренно старался не слушать размеренного голоса Лары.

— Они приходят, измученные жарой и жаждой, также, как и ты появилась в нашем городе, с одной только разницей— они приходят с другой стороны, и они не чужаки. Конечно, если по пути им не встретятся очередные твари или кановары. — говорит Лара, откидываясь на спинку кресла. — Но самое страшное не жара и жажда, измучившее тело, а пустые глаза, смотрящие в никуда, словно… жизнь исчезла из человека, забрав искру души и оставив только холод, — говорит она. Стало жутко от этого рассказа, а по телу пробежала волна мурашек, вызвав странные покалывания в районе живота— предвестники приближающейся тревоги. Но сосредоточиться на ощущениях не дал Дрейк, внезапно выскочивший из домишки, резко хлопнув дверью, при этом пробормотав что-то наподобие извинений себе под нос. Заметив мой ошеломленный взгляд, Лара продолжила:

— Дрейк не любит говорить о Городе, а это не моя история, чтобы ее рассказывать. Ты же понимаешь… — послав мне многозначительный взгляд говорит она. — Одно скажу точно, не знаю, какое чудо должно произойти, чтобы он туда отправился.

—Я не прошу никого ехать со мной. — поспешно отвечаю ей. — Только скажи, можно ли найти здесь транспорт и оружие?

— У Ларри есть старый пикап, но вряд ли он отдаст его тебе, а другого транспорта в Неваре нет, — перед глазами встал проржавевший почти до основания красный драндулет, оставшийся дымиться посреди пустыни, и в который раз прокляла свою удачливость. — Знаешь, Налана, иногда в пустоши встречаются сюрпризы, — загадочно говорит она, хитро улыбаясь. — Боги дают нам только то, что нужно. Главное верь в их справедливость и правильно попроси, — говорит девушка, поднимаясь с дивана и открывая входную дверь. Поняв намек, я хотела было удалиться, распрощавшись, но Лара опередила меня, скрывшись на крыльце за закрытой дверью.

Услышав приглушенные голоса, доносящиеся с улицы, невольно прислушиваюсь. Не очень прилично подслушивать чужие разговоры, но любопытство оказывается сильнее, тем более дверь достаточно тонка, а слух у меня достаточно остр.

—Что ты сказала ей? — доносится приглушенный деревом голос Дрейка, показавшийся отрешенным. Долгое молчание Лары в ответ и повторение вопроса. — Что сказала?

— Ничего… — очередные несколько секунд молчания. — Смотри… — не вижу их действий, но могу догадаться, что Лара что-то протянула Дрейку, что-то важное, потому что голос его приобрел отчетливые интонации испуга, скрываемые истеричным смешком.

— Что за бред, Лара?! Это чья-то глупая шутка? — возмущается он. — Где ты нашла это?

— Утром, за домом, это лежало под камнем… Дрейк, думаю нужно довериться судьбе! Что, если это наше предназначение?

Дальше слушать стало совсем неудобно, поэтому медленно выйдя на крыльцо, я слегка покашляла, заставив сидящих спиной людей резко обернуться. Замечаю, как Дрейк одним резким движением прячет клочок бумаги в карман, но не произношу ни слова, не желая вмешиваться в их таинственные дела. В чем бы ни заключалось предназначение Лары и Дрейка, дальше наши дороги пойдут разными путями, была я уверена на тот момент.

— Налана, я просто… — начал говорить он, но поспешно перебиваю его, поняв все без слов.

— Все в порядке. — улыбаюсь я. — Спасибо за чай, Лара, и за рассказ. Уже поздно, думаю, ваши старейшины вынесли свое решение. Проводишь меня, Дрейк? — тот кивает, поднимаясь с крыльца, и вместе мы удаляемся от дома Лары.

— Помни, что я сказала, Налана! — догоняют в спину ее слова. — Нужно верить в Богов, и ты все получишь, не больше и не меньше.

 

6

— Что будет теперь? — спрашиваю медленно идущего рядом мужчину в уже ставшей неизменной ковбойской шляпе, кутаясь от начинающего опускаться закатного холода в тонкую кожу куртки.

— Не понимаю… — выдавливает он, словно через силу.

— Они убьют меня, ведь так. Никто из этих старперов не поверил в мой рассказ. К чему медлить, Дрейк, если все известно заранее— пусти мне пулю в лоб и дело с концом. — грустно усмехаюсь я. — Одного не пойму, к чему было все мне рассказывать, отвечать на вопросы, проводить экскурс в историю Севара? Для чего это нужно? Какая-то извращенная пытка, чтобы подарить надежду на день, а затем отнять? Знаешь, это было бы жестоко…

— Жестоко то, что ты не понимаешь! — восклицает он, резко остановившись посреди пустынной дороги, больно хватая меня за запястье. — Почему ты не видишь? Почему до сих пор не поняла? Кичишься свои умом, считая нас отсталой деревенщиной, а сама не можешь сложить два и два!

— Так объясни! — высвободившись из его захвата, выкрикиваю ему в лицо.

— Не могу… — устало говорит он, опустив взгляд в землю. — Не могу, извини.

— За руку? — потирая запястье, спрашиваю я.

—За это тоже. Налана, послушай, я поверил тебе, и не из-за звезд, не из- за рассказа. Когда только увидел, то почувствовал.… Не знаю, как это объяснить, ты будешь смеяться.

— А ты попробуй…

— В тот день мы следили за тобой, сидели в засаде. Ты действовала так четко, слаженно, словно заранее планировала каждое движение, в тебе чувствовалась сила, уверенность, ты четко знала, что делаешь. И ты специально целилась в машину, — неожиданно говорит он.

— Я убила твоих друзей, не специально, но.… Не лучшее ощущение, знаешь ли.

— Они были плохими людьми, если уж мы говорим начистоту. Тебе не в чем винить себя. Ларри в порядке, видел его мельком на собрании с перебинтованной головой, если от этого тебе легче, — неожиданно он заглянул мне в глаза пронзительным выжидательным взглядом, слегка приобнимая за плечи. — Вызови звезды, Налана! Давай, как в пустыне, — тихим шепотом говорит он.

— Если думаешь, что я ваша вернувшаяся Богиня, то глубоко заблуждаешься. Звезды были совпадением, помнишь, говорила, что мне помогают! — за разговорами мы подошли прямо к дверям здания Совета, и сейчас стояли прямиком напротив. Дрейк неловко приблизился ко мне, и на мгновение показалось, что он хочет поцеловать, но вместо этого жадно прошептал на ухо, слегка касаясь мочки теплым дыханием.

— Тогда беги!

— Что? — отстраняясь, испуганно спрашиваю я, переставая понимать логику его действий.

— Теряешь время, быстрее! — продолжает громче шептать он, указывая рукой в направлении за высоким зданием. — Что же ты застыла?! — и как назло не могу сдвинуться с места, словно вросла ногами в землю, подобно корням дерева, не в силах пошевелиться, как бы ни старалась.

Секунды промедления, как много иногда они значат, ведь иногда от нескольких коротких мгновений зависит целая жизнь, и кто знает, как потечет история, промедли ты лишнее мгновение? Не задумывалась об этом до того момента, когда тяжелые деревянные двери с треском распахнулись, высыпая на стремительно чернеющую улицу жителей Невара. Словно хищники, готовые к атаке, они выстроились на каменном крыльце, сверкая холодными безжалостными глазами. На лицах мужчин и женщин, кажущихся в неярком освещении факелов в руках белесыми бельмами, читается хладнокровная решимость. Чувствую, что сегодня ночью они намерены выполнить задуманное, и выполнить хорошо.

Толпа немного расступается, образуя небольшой проход, по которому проходит дедуля Мот, ставший в свете огня еще больше походить на ожившую иссушенную черносливину с лихорадочно блестящими глазами. Указав на меня длинным костлявым пальцем, старик прокричал звонким голосом, врезавшимся гвоздем в ночную тишину.

— Схватить приходящую! Схватить лже- Богиню, как велели Создатели, как делали наши предки во искупление грехов наших, и как делаем мы! — проревел он. Наконец, после этого я отмерла, резко рванувшись с места, не разбирая дороги, а следом понеслась ревущая толпа.

Бегу без оглядки, слыша за спиной их яростные крики, чувствуя мерцающий жар факелов, становящийся все ближе, все пугающей, и на секунду кажется, что я вернулась в пустыню, убегаю от чудовищных кановаров- ящериц с человеческими головами и руками, а они нагоняют все быстрее, злее и отчаянней. Потому что толпа за спиной меньше всего походит на людей, они превратились в жестоких животных, монстров, жаждущих крови. Тени домов сменяют ветвистые тени деревьев, ставшие чернее ночи, ожившими демонами, выпущенными самим дьяволом мне в погоню, и до ужаса все походит на кошмарный сон. Ощущение дежа вю усиливается с каждой секундой, от нарастающего страха сбивается дыхание, и когда думаю, что конец этого кошмара будет не из лучших, неожиданно падаю в подвернувшуюся под ноги яму, болезненно ударяясь всем телом.

Приземлившись на что-то твердое и хрустящее, не сразу понимаю, что ревущая толпа пробежала мимо, всего в нескольких метрах рядом. И только, когда крики погони стали удаленным эхом, перевожу дыхание, тяжело выдыхая скопившийся в легких воздух. Предметы неприятно хрустят под коленями, впиваясь в ладони острыми осколками, когда я как можно тише и осторожнее переползаю дальше от края ямы, надеясь, что никто из отставших не услышит и не вернется проверить.

— Что же это за черт… — одними губами выговариваю я, испугавшись, насколько громко прозвучали слова в могильной тишине. Нащупав в кармане зажигалку, которой, видимо, местные не придали особого значения, обыскивая карманы куртки, робко чиркаю пальцем по кремню, моментально закусив ладонь от накатившего липкого ужаса, скрывая рвущийся наружу крик и крепче вжимаясь спиной в землистую стену.

В неясном свете крошечного пламени на меня уставились сотни человеческих черепов, смешанных с костями. Руки, ноги, остатки хребта и ребер, некоторые цельные, некоторые раздробленные, свалены в пугающей высоты кучу глубокой ямы, около десяти метров в диаметре, как выяснилось позже. Вот, откуда хруст— кости! Тысячи, миллионы костей сотен людей. Пустые черные глазницы угрожающе вглядываются в душу, пронзая холодом само существо, кажущиеся в темноте армией Апокалипсиса. Вот сейчас они поднимутся на костяные ноги и пойдут вершить Страшный Суд.

Закусив ладонь еще сильнее, чувствую во рту солоноватый привкус крови, но к удивлению боли нет, ее заменили шок и страх, зато немного прихожу в себя, составляя мысли в единую картину. Перебираясь еще немного вперед, вглядываюсь в кости, освещая их светом зажигалки, и чувствую, как холодный пот стекает по спине. В темноте все показались одинаковыми, но при ближайшем рассмотрении кое-где видны следы человеческих зубов, некоторые обожжены до состояния черных головешек, а многие превратились в пожелтевшую от времени труху.

Ужасная догадка пронзает сознание раскаленной иглой настолько сильно, что вновь захотелось кричать от ужаса, чтобы не сойти с ума. Кановары бы не оставили таких аккуратных следов, лично видела, как они разорвали сородича на части острыми как бритвы зубами, да и след на моей ноге мало напоминал человеческий укус, значит.… О, Создатель! Это делают они, эти люди! Съедают, съедают, съедают их! А вот кого- своих мертвых, или приходящих? По разной давности костей склоняюсь ко второму варианту, и мощная волна животного страха стрелой пронзает голову.

— Я попала в логово каннибалов, что может быть веселей! — тихо произношу я, пытаясь сдержать льющиеся из глаз слезы, чтобы хоть как-то отвлечься. — Чертов дурдом!

Вдоволь насмотревшись на варварски сваленные в кучу останки, осторожно вылезаю на другой стороне ямы, что потребовало больших усилий, потому как стенки оказались высотой с меня ростом, больше к метру семидесяти. С трудом подтянувшись на руках, даю себе небольшую передышку, чтобы выровнять дыхание, и, обернувшись назад, замечаю разбросанные по темноте факелы, обшаривающие город. Яркие вспышки огней мигают, словно светлячки в темноте, с той лишь разницей, что безобидные насекомые не собираются тебя убить. Присев на корточки, пригибаясь к земле как можно ниже, боясь, что даже блик тени может меня выдать, медленно двигаюсь гусиным шагом прочь от города. Забавно, но оказаться одной в пустыне сейчас пугает меньше всего. И вот, когда разум медленно начал радоваться удавшемуся побегу, за спиной переводится затвор пистолета, и незнакомый мужской голос жестко говорит.

— Встань и подними руки вверх! И не вздумай делать глупостей, приходящая, получишь пулю в руку. — приходится подчиниться, медленно поднимаясь и держа руки перед собой. К удивлению замечаю в темноте, что голова мужчины перемотана повязкой, а краешек выступает из-под шляпы, съехавшей на бок.

— Ларри… — узнаю в нем распластавшегося на камне морской звездой. — Не делай глупостей, — тихо говорю ему, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, хотя сама дрожу от страха.

— Глупость сделала ты, когда опорочила имя Богини! — яростно отвечает он. — Дедуля Мот все рассказал нам! Ты всего лишь самозванка, испытывающая на прочность нашу веру! — восклицает он. — А теперь заткнись и шагай!

— Ларри, ты же хороший человек! Я знаю, ты не хочешь убивать меня! Прошу, просто дай мне уйти. Скроюсь в пустыне, и никогда меня больше не увидите. Пожалуйста… — говорю я, чувствуя, как слезы вновь выступают на глазах, а к горлу подкатывает истеричный комок.

— Сказано же, замолкни! — выкрикивает он, тыча пистолетом мне в спину, но в голосе чувствуются первые нотки неуверенности, не каждый день слышишь мольбы о пощаде. — При всем желании, я не в праве отпустить тебя…

— Клянусь, Ларри, никто не узнает! Отпусти меня, прошу!

— Богиня покарает нас из-за моей слабости. Древняя воля должна свершиться, чтобы Севар продолжал жить, — сухо отвечает он. — Кровь приходящих смоет наши грехи, и однажды Богиня возродится.

— Не понимаешь, что ваши Боги мертвы? — истерично выкрикиваю я, медленно шагая в сторону сверкающего огнями Невара. — Они никогда не вернутся!

— Дедуле Моту было откровение—час спасения близок! Надеюсь, ты будешь последней.

Чем ближе мы приближаемся к городу, тем ближе заметен разожженный огромный костер на окраине Невара. Поднимающийся к чернильному небу густой дым, походит на грозовые облака. «Все было готово заранее…» — мелькнула в голове мысль, и надежда тает в душе снегом на ярком солнце, оставляя пустоту и обреченность. Мне не переспорить этого человека, как ни старайся. Слишком сильно затуманены его мозги страхом и уверенностью в собственной правоте. Они сожгут меня заживо, если не случится чуда и с неба не хлынет тропический ливень, туша костер. Теперь нечего терять, спасения ждать неоткуда, это конец.

Неожиданно из-за ближайшего холма медленно вырастает чья-то тень. Я уже приготовилась к худшему, когда узнала в приближающемся человеке Дрейка, размеренно вышагивающего по песку. В темноте его силуэт походит на призрака без лица, но я узнаю его по сапогам и шляпе, успевшей стать неизменной.

— Капитан, я поймал ее! — гордо говорит Ларри, решительней наставляя на меня пистолет. — Едва заметил, она вылезла из ямы на дальнем конце города.

— Хорошая работа, Ларри. — сухо говорит Дрейк ледяным тоном, и отчего-то чувствую на себе его проницательный взгляд. — Ты будешь вознагражден Богами за службу! — мужчина гордо зардевается, широко улыбнувшись, а затем Дрейк делает то, чего я от него меньше всего ожидала, но в тайне надеялась. — Что это там маячит? — с интересом спрашивает он, указывая рукой в сторону.

— Где? Ничего не вижу! — восклицает мужчина, на мгновение, отвернувшись, теряя бдительность, и тут же получает мощный удар по голове рукояткой пистолета, который сжимал за спиной Дрейк. В следующее мгновение он тихо опадает на землю, выпуская из рук оружие.

—Я думал, опоздал! — из сухого голос Дрейка превращается в тревожный. Неожиданно он притягивает меня к себе свободной рукой и жарко целует в губы, настолько крепко, что становится больно. Поцелуй длится не больше пары мгновений, но в нем чувствуется столько страсти, сколько едва поместится в вулкане. Резко оторвавшись от меня, он обеспокоенно спрашивает— Ты в порядке? — на что могу только торопливо кивнуть головой, как болванчик. Затем быстро подбирает пистолет Ларри, крепко хватает меня за руку, и без слов мы бежим прочь от города.

 

7

Прислонившись лбом практически вплотную к Всевидящему Зеркалу, она внимательно наблюдает за развернувшимся действом с неприкрытым интересом. Волшебное стекло, позволяющее заглянуть за любые границы реальности любого мира Спектра, преодолевая пространство и время— единственное утешение, оставшееся от волшебного мира Фабрики, все, что осталось от прошлой жизни, в которой она была великой и могущественной.

Заточение в тысячу лет никому не пойдет на пользу, даже ей- вечной Богине Севара, родного дома, собранного по крупицам из времени и желаний, в один момент ставшего тюрьмой, по вине собственной ошибки. Пусть, она внешне не изменилась за годы, проведенные в огромном мире, ставшем ненавистной клеткой— Боги не могут стареть или меняться, выбрав однажды один единственный образ- это ничуть не печалит ее. Но вот душа, она давно забыла это слово.

Богиня всегда была довольна своей внешностью, считая ее идеальной. Да и как можно усомниться в себе, когда тысячи лет на тебя взирают с обожанием, тебе поклоняются, тебе строят статуи, в твою честь называют города, ради тебя совершают отчаянные подвиги, тебе приносят жертвы, ищут милосердия и понимания у твоих ног, восхваляют твою красоту и могущество в песнях, тебе приносят клятвы вечной преданности, исполняя их с особым усердием. Когда по одному твоему слову готовы убить или умереть, не задавая вопросов, только потому, что так хочешь ты! Когда можешь дать или отобрать у человека все лишь по своему желанию одним щелчком пальцев, и люди в любом случае будут возносить тебе хвалы.… Как многое раньше она могла сделать, и на кого стала похожа теперь?

Грациозно поднявшись со своего Трона, она медленно подходит к огромному зеркалу, разглядывая собственное отражение холодными безжизненными глазами цвета пасмурного неба. Прекрасна до сих пор- светлые волосы с золотистым отливом обрамляют идеальный овал лица и тонкие черты, немного впалые щеки, отчего глаза и алые губы кажутся еще выразительнее, спадая по груди всегда идеально уложенными прядями. Повернувшись в профиль, она придирчиво оценила идеально-стройную фигуру без капли лишнего жира, но с привлекательными изгибами форм и тонкой талией. Полюбовалась длинными ногами, выставив их напоказ из разреза юбки в пол. И хоть кожа немного бледнее обычного оттенка, она скорее мерцающая тонким неповторимо-золотистым отливом, это не забирает у нее красоты, а наоборот, придает неповторимый шарм и очарование. О да, она прекрасна, и знает это. Всегда была такой с начала новой жизни, такой и останется до самого конца, пока не развалится Вселенная.

Проведя рукой по золотистым волосам, закручивая на тонкий длинный палец идеальную прядь, она вгляделась в глаза, ставшие из цвета пасмурного неба небесно-голубыми. «Всему виной освещение, или настроение…» — устало подумала она, улавливая грустные нотки в собственных мыслях, и отрывая пристальный взгляд от зеркала, возвращаясь на место к прерванному занятию лицезрения неудавшейся казни и дерзкого побега девицы.

— Интересно, какие у нее сейчас глаза? — с довольной улыбкой спрашивает она себя, видя, как девушка падает в костяную яму, с трудом сдерживая крики ужаса, и тут же отвечает на свой вопрос. — Наверное, темно-синие, почти черные, цвета морских глубин… — мечтательно протягивает она, упиваясь ее болью и страхом, но в тоже время, радуясь, что приходящей удалось уйти. Значит, надежда близко, долгожданный шанс уже стучится в дверь, нужно только не упустить, не прозевать. Сейчас все зависит от ее собственного терпения, скопившегося предостаточно за долгую тысячу лет. Теперь нельзя торопиться, нужно аккуратно выждать время и подвести добычу к цели.

Придирчиво осмотрев внешность девушки, она не смогла сдержать тягостного вздоха- слишком худая, слишком бледная, больше напоминающая забитую мышку в норке. Светлые волосы слиплись немытыми патлами, походя на половую тряпку, а под местами рваной одеждой скрываются синяки и ссадины. Но все это поправимо, главное, чтобы она осталась жива, выбравшись из этого Ада, а дальше все пойдет проще, гораздо проще.

Богиня с нескрываемой жаждой наблюдала, как девушка выбирается из ямы, как тяжело и устало дышит на ее краю, как тонкие ручейки слез стекают мокрыми дорожками по запачканным в пыли щекам, и наслаждалась, стараясь впитать каждую ее эмоцию, каждое чувство, увидеть цвет глаз в каждый момент, но темнота не позволяет этого. Как бы ни было могущественно Всевидящее Зеркало, оно не может видеть сквозь тьму. Да это и не важно сейчас, скоро она живьем вглядится в эти чарующие глаза, наполненные чувствами, эмоциями, желаниями, очень скоро…

Но нет, что-то не так! Чертов человечек мешает ей, угрожая допотопным оружием! А эта овца отчаянно пугается, выполняя его глупые приказы, следуя на убой! Мечты Богини рухнули в один миг, превратившись в горстку пепла. Неужели, столько лет ожиданий снова прошли впустую?

Закрыв глаза, она невольно издала отчаянный вздох, полный боли и одиночества. С таким вздохом огонь мечтаний превращается в жалкие искры, гаснущие на ветру при малейшем порыве. Растопырив длинные тонкие пальцы над Всевидящим Зеркалом, она медленно и осторожно проводит над поверхностью стекла. Пальцы зависают в нескольких миллиметрах, не касаясь, а рука движется так нежно и осторожно, что можно подумать, будто они гладят по шерсти опасного монстра.

Несколько мгновений спокойствия перед бурей, а затем очередное затишье на века, как же она боялась этого, как же ненавидела мгновения, когда очередные надежды катятся в тартарары. А сколько их было за эти годы, Богиня не сможет вспомнить, слишком мало пальцев на руках, чтобы загибать каждый раз, когда она вот также закрывала глаза. Нет, случались и исключения, доходящие до намеченной цели, но они не приносили пользы. После них оставалась только пустота и разочарование, образуя новый ледяной слой в душе с каждым разом, превращая ее в безжизненный айсберг. Сколько раз она безуспешно пыталась изменить историю, опираясь на помощь бывших друзей, сколько раз безуспешно вглядывалась в черты приходящих и тех, кто смог избежать страшной кары Невара, любезно подсунутых бывшими друзьями в качестве отмазки, и не находила в них ничего… ничего стоящего.

Но не сейчас, в данный момент ей действительно больно от собственного бессилия, оттого, что навечно заперта в золотой клетке, ставшей самым мучительным кругом Ада, оттого, что она видит, но не может изменить. Тонкое, прозрачное подобие слезинки скатилось по золотисто-бледной щеке, потерявшись в мареве холодного безжизненного света. Машинально она смахнула слезу, но не почувствовала влажности на пальцах, только накатившая боль в висках отдалась пронзительным эхом. Богиня плотнее сжала глаза, чтобы даже малейшая крупица света не проникала сквозь плотно закрытые веки, тверже сомкнула губы, чтобы ни единый стон не вырвался из горла, и медленно запустила пальцы в шелковистые волосы, дабы хоть как-то сдержать рвущееся наружу отчаяние.

И когда она уже приготовилась к самому худшему, в темноте затрепетал лучик надежды. Медленно поднимая веки, Богиня уставилась во всей красе на приближающуюся тень мужчины в ковбойской шляпе, и внизу живота затрепетали эмоции девчонки- страх, надежда, безумная смесь желания и непонятного для нее чувства дежа вю, будто что-то знакомое и одновременно забытое мощным ураганом ворвалось в память.

«Она растеряна, смущена и напугана, но в тоже время ей нравится эта ситуация тотального подчинения чужой воле», подумала она, когда наблюдала короткий почти целомудренный поцелуй. — «И в тоже время в ней Сила, в ней мощь, она мой последний шанс! Без надежды не выдержу ни дня в этом Аду!»

И тут она посмотрела в глаза мужчины, черного силуэта на фоне бездвижных песков, ее глазами. Глазами цвета ярко-синего неба, глазами цвета желания с тонкой прячущейся голубой лентой в районе радужки. И отчаянный дикий крик захватил ее, когда мужчина притронулся к руке приходящей, утаскивая ее за собой в неизведанные пески. Богиня почувствовала его эмоции, его отчаянную несвойственную нежность, его попытку заставить любить. Только один человек прикасался к ней так, только один человек мог касаться ее так непринужденно и нежно, в тоже время, осыпая фейерверком искр, и только этого человека ОНА любила. И он мертв уже тысячу лет. Тот, ради которого она потеряла все, мертв, иначе вернулся бы за ней, как Дрейк за Наланой. Богиня осталась одна…

В неожиданно накатившей волне ярости она бросила в стоящее напротив зеркало тяжелый бронзовый подсвечник. Он отлетел в сторону в миллиметре от ее виска, причем Богиня даже не поморщилась, продолжая сидеть на своем импровизированном Троне, сжимая двумя пальцами ноющие виски. Она заплакала бы, если бы могла, она бы заревела, если бы остались силы, она бы возненавидела, если бы осталась часть души, не тронутая равнодушным льдом. Как же она завидует Налане в этот момент, одновременно проклиная за то, что он любит ее. Она почувствовала эту мимолетную страстную искру, пробежавшую от кончиков пальцев ног до макушки так отчетливо, что перед глазами побелело от накатившей ярости.

— Он вернулся, вернулся…! — завопила она, вскакивая с места. — Так не должно было быть! — Богиня хотела схватить Всевидящее Зеркало, швырнуть о стену, как разбила предыдущее, но рука замерла в миллиметре от стекла. Мысли начали приходить к логическому порядку, успокаиваясь. К тому же она не смогла бы его разбить, как бы ни старалась. Да и дальнейшие события ее мало волнуют. Богиня потеряла всякий интерес к происходящему с девчонкой, нервно нарезая круги вокруг Трона. Хруст стекла под каблуками успокаивает, сливаясь с чередой мыслей, незаметно превращающихся в тихие слова.

— Какая разница, что он вернулся, это еще ничего не значит! Между ними ничего нет, всего лишь влечение.… Это не может быть лю… — замолкает она на полуслоге, резко остановившись перед разбитым стеклом, на раме которого осталось несколько осколков с ее пляшущим отражением. Давно забытое слово застряло в горле горьким комком, проглоченным с гримасой раздражения. — Это может мне помешать, помешать, помешать…

— Богиня… — послышался за дверью тихий мужской голос после несмелого стука. — У вас все в порядке? — озабоченно спросил мужчина, протискиваясь через тонкую щелку скособоченных тяжелых дверей внутрь просторного темного зала.

— Не знаю, Маркус… — тряхнув копной золотых волос, сказала она, задирая голову к бесконечному потолку, своды которого настолько высоки, что в темноте можно представить, будто над головой небо, а не бетон и камни, укрытые сотнями тонн тяжелого одеяла земли. — Мне… мне не по себе… — тихо говорит она, продолжая стоять с закрытыми глазами, высоко задрав голову.

Его завораживает созерцание выделяющейся на черном фоне светло-золотой фигуры, сверкающей, как невиданная никогда звезда, единственная на черном небе и самая яркая. Она недостижима и притягательна, холодна и недоступна, и Маркусу никогда не приблизиться к ней на тысячную километра, как бы близко он не был. Чтобы ни делал ради нее, ему никогда не почувствовать ее тепло, не пропустить через пальцы шелк волос, не заключить тонкое тело в объятия. Она образ, недоступная мечта, Богиня, сверкающая одинокой звездой в умершем мире. Он еще несколько мгновений жадно впитывал чарующий образ, прежде чем понял, что на него вплотную смотрят холодные глаза цвета льда.

— Ты со мной так много лет, Маркус… — протягивает она мелодичным нежным голосом, впервые на его памяти. И он отдал бы все непрожитые годы, лишь бы несколько минут послушать этот тон, потому как обычно ее слова сводятся до рамок сухих приказов. — Скажи, что ты чувствуешь? Ко мне…

— Если вы прикажете, я вырву сердце из собственной груди! — с жаром восклицает он.

—Знаю… — равнодушно бросает она, подойдя вплотную к мужчине, и его кровь начинает с утроенной силой течь по венам. — Но хочу услышать не это, — усмехается она, далее чеканя каждое слово. — Что. Ты. Чувствуешь. Смотря. На. Меня? — на секунды мужчина замирает без движения, словно его тело парализовало, а разум отключился от накатившего шока. Впервые Богиня проявила интерес к его чувствам, пусть и в такой замысловатой форме, не смотря на всю простоту.

— Вы же знаете… — отводит он взгляд от пронзительных глаз, а она отступает на несколько шагов к Трону, стоящему посреди черноты. Если бы Маркус хоть немного был знаком с представлениями древних о Рае и Аде, то сравнил бы светловолосое диво со спустившимся на землю Сатаной. Но к счастью или, к сожалению, он видит лишь ожившую звезду, горящую маяком в темноте.

— Я хочу услышать, — требует властный голос без капли былой нежности. Она знает о его чувствах, но заставляет произнести то, в чем Маркус не может признаться даже самому себе, всякий раз гоня от себя недостойные мысли, скрывая их у самого сердца. Ей недостаточно банального «люблю и служу», она хочет вытащить самое сокровенное на свет, разбередить никогда не зараставшую рану длинным алым ногтем, сковырнуть все барьеры, открывая трепещущую плоть. Кому другому он пустил бы пулю между глаз за подобный вопрос, заданный таким тоном, но только не ей. Перед Богиней суровый Маркус размягчается, как губка, смотря на свое совершенство доверчивыми безропотными глазами ягненка. — Мне повторить, Маркус? — вывел из задумчивости властный голос.

— Простите, Богиня, я задумался, как ответить на ваш вопрос, — к этому времени светловолосая дива вальяжно устроилась на Троне, словно парящем в воздухе, выжидательно глядя на него. — Не знаю, как начать… — усмехается он в гробовой тишине мертвого зала, и это кажется до боли пугающим, зловещим. Однако на лице мужчины не дрогнул ни один мускул, и он продолжает говорить заупокойным голосом, будто читая литургию. — Когда я увидел вас в первый раз, мне тогда было пять, вы проходили по поселению, впервые явили себя миру за долгие годы молчания.

Люди высыпались на улицы, бросив все дела, лишь бы мельком увидеть вас, хоть одним глазком узреть надежду в вашем облике. А вы шли, такая невозмутимая, спокойная. Вы не шли, вы плыли, будто облака, о которых я слышал лишь в легендах. Золотые волосы, шлейф черного платья под ногами! — восторженно говорит Маркус, не заметив, как Богиня опустила грустный взгляд на ненавистную шелковую ткань, опутывающую стройные ноги. — А люди бросали вам под ноги щепотки бесценного риса, но вы не обращали на это внимания… Просто шли вперед и вперед.

Ткань развевалась, волосы сверкали в свете мертвых солнц, но я был загипнотизирован только вашими глазами— бездонными и глубокими, меняющими цвет в зависимости от того, куда направлен взгляд. — нежно улыбается он воспоминаниям. — И я спросил мать, кто это? А она ответила— это наша Богиня, давшая жизнь, свет и тепло, давшая пищу и защиту, и мы должны поклоняться ей, пока можем дышать. — Богиня глухо усмехнулась от такой сентиментальной речи, желая оборвать зарвавшегося слугу, но неожиданно для себя ей стал интересен ход рассказа.

А потом вы посмотрели прямо мне в глаза, мимолетно, на секунду. Возможно, и сами не помните, но тот момент стал переломным в моей жизни. Я утонул в их голубизне, навсегда и безвозвратно. И когда наши глаза встретились в этой миллисекунде, я влюбился в вас, и захотел, чтобы вы были только моей.

Вы хотите знать, что я чувствую, смотря на вас изо дня в день, лелея несбыточные мечты о том, чтобы хоть раз прикоснуться к вам, понимая, что этому не бывать? Засыпать каждую ночь, лелея надежду, что утром случится нечто хорошее, и вы, вы… — тяжело вздыхает он, едва сдерживая подступившие слезы. Как же многого она просит… — Я бы все отдал, лишь бы хоть на миг почувствовать ваше живое тепло, перевернул бы землю, ради вашей улыбки, и залил бы землю кровью по вашему слову! — восклицает он.

— А ты бы вернулся за мной, Маркус? Вернулся бы, зная, что тебя ожидают тысячи лет страданий и боли, настолько невыносимой, что ты пожалеешь о своем существовании. Ты бы вернулся за мной? Не нужно помпезных фраз, либо я, либо полное прощение… Что выберешь?

— Рай без вас покажется Адом. Плевать, что бы было, я бы вернулся! — отвечает он.

—Тот парень тоже вернулся за приходящей. Как думаешь, что он чувствует?

— Не знаю, Богиня, — отвечает Маркус после секундного колебания. — Возможно, любовь.

— Возможно… — протягивает она, используя локоть как подставку для головы. — А он не вернулся, он не вернулся.… Как думаешь, Люцион любил меня? Хотя не важно, не отвечай! — сухо бросает она, и в душе Маркуса начинается настоящая буря эмоций- от злости и обиды до всепоглощающей нежности. Столько оттенков читается в ее голосе при звуках ненавистного Маркусу имени, что злость невольно накатывает ледяной волной. — Я ничего не чувствую, не знаю, как это, любить… Я забыла, да?

— Вам это ни к чему, любить должны вас! — отвечает он. — Хотите отдать приказ? Убить их? — карие глаза Маркуса смотрят с раболепным желанием действий, но к удивлению Богиня произносит совершенно другие слова.

— Нет, — холодно говорит Богиня, перекинув золотые волосы на другое плечо. — Они должны добраться ко мне, и если сила любви настолько нерушима, как ты говоришь, меня ждет интересное зрелище!

Она издала несколько коротких смешков, глядя на подавленного мужчину, а затем залилась безумным хохотом, сводящим гортань и легкие, затрудняющим дыхание, но таким важным и необходимым в этот момент, что остальной мир потерял краски. Она смеялась так отчаянно и неистово, настолько живо, что невольно вслушиваешься в этот размеренный хохот, а потом и вовсе присоединяешься, заражаясь накатившей эмоцией безудержного счастья. Смех Богини подобен звукам музыки, неслышной чарующей мелодии, захватывающей каждую клеточку тела.

И как бы Маркусу не было обидно от последних слов недостижимой мечты, он смеется, отчаянно и заливисто вместе с ней, словно в последний раз в жизни, заражаясь ее смехом. Но в этом смехе нет тепла, нет веселья, лишь отчаянная безумная жажда скрывается за веселыми нотками. Холод проникает в душу, но он не в силах остановиться, продолжая заливисто хохотать до боли в горле, до слез в глазах, пока, наконец, Богиня не остановилась, позволяя ему перевести дыхание.

— Если действительно сильны твои чувства, ты приведешь приходящую ко мне. — на что он безропотно согласился кивком головы.

 

1

Не знаю, сколько мы бежали по непроглядной темноте, пока мерцающие светлячками огни Невара не скрылись из виду, не знаю, как Дрейк находил дорогу, умудряясь не споткнуться, одновременно удерживая меня в равновесии, потому как по ощущениям под ногами постоянно попадались рытвины и камни, и встретившись с чем-то из них в темноте легко можно попрощаться с ногами, или памятью, потому как столкновение с землей будет не из приятных. Я опомнилась только тогда, когда поняла, что засасывающий песок под ногами сменился чем-то твердым, землей, дорогой?

— Стой! — резко крикнула я, дергая на себя руку мужчины, заставляя того остановиться. — Куда мы бежим, Дрейк? — с трудом спрашиваю я, радуясь короткой передышке, чтобы восстановить дыхание, потому как он тянул меня с бешеной скоростью, намереваясь оторвать руку, если отстану хоть на миг.

— К ответам, Налана. Давай, поднажми, осталось немного, — ободряет он, тяня меня вперед, но вырываю руку из его цепкого захвата, бессильно опускаясь на холодную землю.

— Сначала объясни, иначе с места не сдвинусь, — холодно говорю я, восстанавливая дыхание. Пот градом стекает со лба, превращая волосы в мокрый комок, тонкая майка прилипла к спине второй кожей, и только сейчас я поняла, насколько же замерзла, невольно покрываясь мурашками.

— Почему тебе вечно нужны объяснения? — недовольно спрашивает Дрейк, натягивая шляпу плотнее на голову. — Отчего просто не довериться Судьбе? Я только что спас тебя от жестокой расправы, этого мало, чтобы верить мне? — не вижу его лица, лишь темный силуэт фигуры на черном небе, но готова поклясться, что Дрейк готов испепелить меня на месте праведным гневом, смешанным с непониманием. На секунду это показалось очень знакомым, давно забытым и практически стертым из воспоминаний, но решаю не зацикливаться на чувстве дежа вю.

— Немало, и я благодарна тебе, очень благодарна, но и слепо за тобой следовать не стану. Я сама творю свою судьбу! — отвечаю ему, в тайне опасаясь, как бы он не бросил меня посреди пустыни из-за накатившего каприза. Несколько мгновений Дрейк молчал, лишь порывистые завывания ветра были слышны в тишине, а затем галантно протянул руку, помогая подняться.

— Это мне больше нравится… — тихо говорит он, ставя меня на ноги и готова поспорить, что он искренне доволен такому ответу, широко улыбаясь. — Хорошо, расскажу, но мы не должны стоять на месте. Вперед, Налана! — переплетает он наши пальцы, грубость с нежностью, утягивая вперед за собой, и невольно тянусь за ним, чувствуя, что тело желает большего, чем короткие прикосновения. Наверное, всему виной всплеск адреналина, или темнота действует одуряющее, потому как обычно мои эмоции находятся под строгим контролем. — Может быть погоня, поэтому останавливаться нельзя, пока не прибудем на место, — коротко бросает он. — Мы едем в Город, Налана.

— В Город? — глупо переспрашиваю я, не веря собственным ушам. — Но Лара сказала, что транспорта нет, и почему так внезапно?

— Если что-то не нравится, могу вернуть тебя назад, — саркастично говорит он, без доли злости.

— Все устраивает! — поспешно выдаю я, ругая себя за то, сколько страха промелькнуло в голосе на шуточную угрозу Дрейка. Он бросил свою жизнь ради меня, привычный уклад, друзей, рискнул всем.… Вряд ли он вернет меня назад. — Продолжай… — тихо говорю я.

— Утром, Лара нашла кое-что… Записку под камнем. В общем, сама сейчас увидишь… — несмело говорит он, и остаток пути мы проделываем в тягостной тишине предвкушения. Уже не бежав, просто быстро идя по непривычно твердой почве, я не решалась задать ему ни одного вопроса, молча держа мозолистую руку.

Не знаю, сколько прошло времени, оно потеряло значение, слившись до состояния бесконечной окружающей черноты. Минута или час, не важно, мы просто идем вперед, отмеряя шагами бесконечность. Две темных фигуры, плывущих в темноте между землей и небом, среди заполнившего пространства незримого моря. «Раз- два- три- четыре… Раз- два- три- четыре…» — отдается ритм в мозгу, пока медленно считаю уводящие в темноту шаги от нечего делать, глубже погружаясь в мысли. Почему Дрейк так поступил? Почему вернулся за мной, рискуя всем? Он сказал, что поверил, и ночь в пустыне лучшее тому доказательство. Только вот чему он поверил, моему рассказу, походящему на сказку, или тому, что я ожившая неведомым образом Богиня? Не знаю, что думать…

Внезапно размышления прервал вырвавшийся из темноты мощный обжигающий свет, заставляя рукой прикрыть глаза. Два огромных фонаря ослепляют нас, источают пронзительный свет. На мгновение показалось, что это глаза восставшего огнедышащего дракона, и вслед моим мыслям послышался громкий яростный рев. Холодный страх парализовал тело, лишая возможности двигаться, а ноги приросли к земле. За короткую секунду, вспыхнувшую в голове яркой оглушающей вспышкой, я успела сотню раз проклясть всех, кого удалось вспомнить, и в частности этот мир.

— Потуши фары! — крикнул Дрейк неведомому существу, и свет мгновенно потух, оставляя нас в темноте. «Фары? Что за чертовщина?» — стремительно проносится в голове, когда перед глазами проявляется темный знакомый силуэт, словно негатив на свету.

— Что за херня, Дрейк? — испуганно вскрикиваю я, перестав контролировать эмоции, разглядывая темный абрис до боли знакомого очертания. — Не может быть… — тихо выдаю я, вслушиваясь в притихший шум мотора, когда мы почти вплотную подходим к затаившемуся дракону. — Не может быть… — еще раз говорю я, протирая кулаками глаза.

Если бы сказали, что это сон, смешавший в себе радость и кошмар, поверить бы было намного проще, чем в то, что творится на самом деле. В полной темноте передо мной стоит автомобиль, от которого несмело отходит тонкая женская фигура, а у меня захватывает дыхание.

— Это и есть сюрприз, Налана… — осторожно говорит Дрейк, сверля мою спину внимательным взглядом, словно опасаясь того, что я могу выкинуть нечто неожиданное. — Нашли его здесь, сегодня, на границе Запретной Дороги.

— Что? — машинально спрашиваю я, нежно проводя рукой по тонкому, блестящему даже в темноте ночи металлу, наслаждаясь плавными изгибами корпуса, всматриваясь в узкие фары. В ночи все кошки черны, как гласит старая пословица, но знаю, что эта машина красного цвета, алого цвета крови, потому что только на такую я и была согласна когда-то, в другой жизни. — Что ты говоришь? — зачарованно спрашиваю я, любовно ловя короткий блик света в стальных дисках, не слыша его слов. Настолько погружена в состояние шокированной амебы между сном и реальностью, что происходящее отходит на второй план. Есть только ощущение холодного металла под ладонью и странное чувство правильности происходящего, граничащее на периферии страха.

Это моя Машина! Как такое может быть, чтобы кроваво-алый «Феррари», превратившийся в консервную банку в другом мире, стоял сейчас посреди пустоши выжженной войной земли? Целый и новый, без единой вмятины или царапины, с призывно зовущими фарами и урчащим довольной кошкой мотором. Это выходит за грани понимания.

— А может, все это действительно сон, и я давно сошла с ума, а Санна сдала меня куда следует? Я же помню, как умерла, бросившись с крыши, помню, как открыла глаза! Что, если мне все мерещится? — тихо спрашиваю пустоту, чувствуя, как увлажнились глаза.

— Перестань немедленно! — крепкие руки сильно сжимают плечи, тряхнув меня пару раз, откидывая голову как у безжизненного манекена, грозя оторвать в любой момент. — Чего это удумала, Нала? — яростно шипит Дрейк. — Это реальность, настоящее! И ты представить не можешь, как мы с Ларой рискуем, помогая тебе! Сон по –твоему? Это тоже сон? — ревет он, и вспышка боли обжигает щеку, выбивая искры из глаз. «Как он посмел меня ударить, мерзавец?» — пышу яростным негодованием, одновременно понимая, что звонкая пощечина помогла, была жизненно необходима, чтобы я вновь не загналась в свои мысли. Искры высыпали из глаз, возвращая к реальности плывущее происходящее. Некая обида на Дрейка есть, но она ничто по сравнению с накатывающим страхом. — Надеюсь, ты умеешь водить? — задает он логичный вопрос, полностью возвращая меня в реальность.

— Да.… Да, умею… — тихо говорю я, мгновенно отрываясь от притягательного капота, усаживаясь в салон на водительское место. Шок до сих пор не отпускает, движения рук происходят на автомате, когда опускаю зеркало заднего вида, поворачиваю ключ в зажигании, вслушиваясь в мерное, ставшее незаметным гудение мотора, такое родное и болезненно знакомое, что душа невольно сжимается до размеров крохотного мячика, грозясь вырваться из груди. Провожу рукой по нежной коже сидения нежно-кремового цвета, вдыхая ноздрями едва уловимый аромат натуральной кожи, терпкий и дерзкий. Впиваюсь ногтями в руль, обхватывая его твердой хваткой, оставляя глубокие следы на мягкой коже. Вглядываюсь в индикатор километров и топлива, отмечая, что топливный бак забит под завязку, а затем взгляд переходит на приборную панель, и что-то отчаянно знакомое прокатывает по сердцу острым скальпелем. Одновременно с этим в бесконечной ночной тишине раздается чудовищный вой умирающего младенца, дикий и отчаянный, выводящий из мимолетного помутнения.

— Ты поедешь или нет? — отчаянно ревет с пассажирского сидения Лара, со страха впиваясь в мое короткими ногтями. Не заметила, как и когда они сели в машину, да это и не важно. В голове нет мыслей, только машинальные движения, отработанные до автоматизма, но не забытые. Дрейк сидит рядом, жадно ловя взглядом каждое мое движение, выжидая.

— А куда же ехать? Машина не проедет по пескам! — испуганно говорю я, слыша все приближающийся вопль тварей.

— Впереди Запретная Дорога, верь в силу Богов, Налана. — спокойно отвечает Дрейк. Поддавшись его ровному голосу, выжимаю правой ногой газ, и машина уносится в черноту.

 

2

Рассветное солнце яркими лучами пронзает ночную тьму, унося прочь страхи и сомнения. Отчего-то на душе становится спокойно, когда алые лучи касаются золотистого песка, освещая безжизненное море разрушенных городов и рухнувшей цивилизации. Небо медленно озаряется радужной палитрой, а у меня в голове напрочь отсутствуют мысли. Нужно подумать о столько многом, принять решение, но мозг отчаянно не желает работать, переведя все внимание на встающий алый диск солнца по правую руку.

Широкая дорога, когда-то бывшая скоростным шоссе, как я думаю, едва проглядывается среди завалившего ее слоя песка, но все же удается различить тонкие контуры проступающего асфальта. Едва уловимая песчаная лента, по которой стремительно несется алая капля крови, оставляя за собой двухполосный след шин, тонкий след присутствия, который смоет накатившей волной через несколько часов, обновляя девственную пустоту нетронутой природы.

Какая к чертям природа? В пустыне, которую знаю я, есть растения, иссушенные жаждой кактусы, есть животные, те же стервятники или ящерицы, есть звезды, в конце концов! А что есть здесь? Иссушенные жаром камни, медленно плавящиеся на выжженной тысячу лет назад земле, жуткие твари, не люди и не звери— чудовищные мутанты, отчего-то смотревшие на меня выжидательными глазами, пока не захотели откусить ногу. А еще есть люди, дикие и заброшенные, медленно загнивающие среди слепой веры в древних Богов, настолько фанатичной, что не видят окружающего мира, не желают мыслить и действовать. Такое чувство, что я провалилась в один из своих кошмаров, как Алиса в кроличью нору, увязнув по самые уши, и выбраться, не представляется возможным.

Вопросы, вопросы, вопросы, на которые нет ответов. И сейчас, как ни странно, первостепенным всплывает тот, отчего я безропотно села в машину, возникшую по мановению волшебной палочки из другого мира, найденную в пустыне? Почему я доверилась этим людям, почему они поверили мне? Резко нажав на тормоза, останавливаю машину с диким визгом скрипящих по асфальту шин. Резкий рывок вперед заставил голову дернуться, впечатываясь затылком в мягкое сидение, и высыпая искры из глаз. Не успей я вовремя выставить вперед руки, хорошенько приложилась бы к рулю головой, но ремень безопасности сделал свое дело, резко впившись в грудь, перехватывая дыхание.

— Какого черта? — резко вздрагивает рядом Дрейк, сбрасывая остатки сна. — Что случилось? — вскрикивает он, тяня руку к пистолету на поясе и нервно оглядываясь по сторонам.

—Ааай! — донесся протяжный вопль с заднего сидения, видимо, Лара обо что-то ударилась, не пристегнутая ремнем. — Налана, все в порядке? — обеспокоенно спрашивает она, отражаясь в зеркале заднего вида. Испуганные синие глаза смотрят с надеждой и вниманием, ожидая ответа, будто я могу решить все проблемы одним щелчком пальцев.

— Нет, не в порядке! — говорю я, с трудом сдерживая пылающие в груди эмоции. Желание просто наорать на кого-нибудь настолько велико, что по рукам пробегает нервная дрожь. Раньше был Макс, сносящий все мои выходки и нежно успокаивая после очередного приступа, были друзья, умело переводящие все в шутку, не пугающиеся стеклянных глаз и загробного голос, была Санна, переводящая мысли на свои проблемы. Теперь же я осталась одна, совершенно одна в пустом заброшенном мире с миллионом вопросов в голове. Не знаю, что делать.… Для начала, нужно получить ответы, правдивые ответы, чем и собираюсь заняться. — Я хочу поговорить… — выдаю я, холодно переводя глаза с Дрейка на Лару, застывшую за спиной неживой статуей.

— Говори, мы слушаем, — отвечает Дрейк, не изменившись в лице, и только глаза выдают некоторую тревогу.

— Не так! — выкрикиваю я, пугаясь собственного голоса и звенящих в нем угрожающих ноток, вновь сдерживая молниеносный порыв придушить первое попавшееся существо. И откуда только всплывают эти мысли? Беспричинной агрессии не было лет с двенадцати… — Я хочу ответов!

— На что же? — устало закатывая глаза, спрашивает Дрейк, и что-то в этом коротком жесте показалось знакомым, настолько, что по телу пробежала очередная волна дрожи.

— На вопросы! — говорю я, чувствуя, как ярость понемногу уступает место банальной усталости. — Во-первых, откуда взялась машина. Во-вторых, почему вы помогли мне? — при этих словах взгляд машинально перешел на Лару, сжавшуюся в комочек на пассажирском сидение. И, в-третьих, хочу знать все о вашей глупой вере, и чертовщине, происходящей в Неваре. Чьи кости были в яме?

Лучшего места для разговора по душам сложно придумать- пустынная дорога, затерянная в песках, на которой остановилась красивая итальянская машина, ставшая засохшей капелькой крови среди безграничного песка. И три человека застрявшие в аквариуме стекол, смешавшись с кожаными сидениями. За закрытыми окнами завывают порывы ветра, а восходящее солнце неистово слепит глаза. Не хватает только голодного крика грифов для полноты картины, обрисовывающей Долину Смерти, но этого не случится, потому как машина загерметизирована от внешних звуков, создавая внутри абсолютный вакуум.

— Она заслуживает ответов, Дрейк, — холодно говорит Лара, продолжая сверлить меня глазами через зеркало заднего вида.

— Которых мы не знаем, Лара! — резко вскрикивает Дрейк, откидываясь на сидение. — Или не хотим говорить… — тише добавляет он, видимо забыв о моем присутствие.

—Эй! Вообще-то я здесь! — напоминаю о своем присутствии, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно, но в тоже время, чувствуя себя не в своей тарелке, будто лишней в замысловатом разговоре. И словно поймав мой взволнованный взгляд, Дрейк начинает.

— На что же тебе ответить в первую очередь, Налана.… Даже не знаю.… Давай начну по порядку. Кости, которые ты видела в яме, действительно кости приходящих. Раз в двадцать пять лет Совет выносит вердикт, свершая очередную казнь очередной лже- Богини. Казни отличаются жестокостью и кровавостью. Рассказывать подробности? — сухо спрашивает Дрейк, на что коротко мотаю головой, не желая слушать очередной кошмар. — Во-вторых, машина появилась сама из ниоткуда, возникла среди песков до верху забитая провизией. В записке, которую нашла Лара, говорилось место, где найти ее и что нужно делать, чтобы завести. К твоему удивлению мы способны отличить шум мотора от криков чудовища! — зло выпаливает Дрейк, отворачиваясь в сторону взошедшего солнца.

— А как же третий вопрос? — с интересом спрашиваю я. — Почему вы помогаете мне? На первые два ты ответил сухо и неполно, но готова простить это, если ответишь честно сейчас. Почему?

Парень с девушкой несмело переглянулись, встречаясь глазами в узком зеркале заднего вида. На мгновение показалось, что они обмениваются мыслями, образуя между собой телепатическую связь, а затем Лара тихо произнесла, встряхнув темными волосами.

— Ты последняя надежда, Налана. Только ты можешь спасти нас! — говорит она.

— Не понимаю, о чем ты? — невольно усмехаюсь я, выдавая короткий смешок. — Можешь говорить понятней, а не очередными пафосными речами?

— Спасти нас из этой пустыни, — резко вставляет Дрейк, бросив через зеркало заднего вида многозначительный взгляд на помрачневшую девушку. — Только ты умеешь водить.

—Вы двое что-то явно темните! — недовольно говорю я, замечая их короткие переглядывания. — Говорите правду, иначе с месте не сдвинусь. — демонстративно вытаскиваю ключ зажигания из умолкшего мотора, складывая руки на груди в обиженной позе.

— Дрейк, скажи уже, — устало протягивает Лара. — У нас не должно быть тайн друг от друга, — мужчина с тяжелым вздохом вытягивает из кармана смятый листок бумаги, сложенный в несколько раз, местами запачкавшийся в пыли.

— Прочти, — коротко говорит он, когда я разворачиваю бумагу, больше похожую на изжеванную салфетку.

— Спасибо, сама бы не догадалась, — отвечаю ему, бросив едкий взгляд, и тут же раскрывая рот от удивления, пристально вглядываясь в успевшие стать знакомыми буквы, написанные витиеватым почерком. Чернила в кармане начали стираться, а бумага больше походит на туалетную, но разобрать слова все же можно. — Где вы это взяли? — только и могу произнести отрешенным и одновременно испуганным тоном, жадно вглядываясь в почерк Люциона.

— Лежала на заднем дворе моего дома, придавленная камнем, — отвечает Лара. — Именно из-за нее я и поверила, только древние могли писать прописью. Я изучала древние книги и…

— Помолчи, — обрывает ее Дрейк, вглядываясь в мое застывшее лицо. — Налана, все в порядке? — обеспокоенно спрашивает он, в то время как мой слух полностью отключился от открывшегося шока.

Медленно вчитываясь в записку, чувствую, как глаза вылезают из орбит, а пальцы крепче сжимают клочок бумаги. Разум понимает, что нужно оторваться, хоть что-нибудь ответить взволнованным друзьям, но пальцы напрочь отказываются выпускать записку, а бегающие перед глазами буквы не желают складываться в слова. Смысл написанного доходит до меня не с первого раза, словно до жирафа, а когда доходит, то накатившей злости нет предела. Бесконечной восьмеркой она крутится по телу, ища выхода, и не найдя, застывает в районе висков тупой болью.

В записке говорилось следующее. Под коротким описанием расположения спрятанной в песках машины, идут странные слова. «Открыв глаза ты узреешь, услышав — поймешь. Мир вокруг возродится, когда себя ты найдешь. Доверься божественной воле, ведущей тебя сквозь Судьбу. И знай, не в твоей роли мешать действу сему. Когда небеса возродятся, откроешь ты глаза, и тихо удивишься насколько была ты права», — странные непонятные стихи, в которых скорее всего зашифрован тайный смысл еще пол беды, далее идет текст, который окончательно вгоняет меня в ступор. Поражаюсь, как только все это смогло уместиться на маленьком листочке!

«Хотите ли вы спасти свои жизни, мои верные подданные? Хотите возродить свой мир? Думаю да. Но для этого нужно помочь приходящей, лишь она сможет воскресить Севар из могилы. Она прошла долгий путь очищения, и многое предстоит в ее жизни, но так предначертано Судьбой, и вам предстоит пройти этот путь вместе с ней до самого конца в искупления грехов и Возрождения! Она еще слепа, она еще глуха, она еще не может подобрать нужные слова. Она глупа в своей невежественности, но она ваш единственный шанс. Вы- дети пустынь, узрите свет в конце тропы, и да поможет вам Фабрика Душ.»

— Хотите сказать, что поверили мне, только прочитав этот бред? — тихо спрашиваю я, еще больше сминая исстрадавшийся листок, намереваясь разорвать его на мелкие клочки, но рука действует независимо от мозга, опуская его в карман потрепанных рваных джинсов. — Здесь даже нет подписи.

— Была, — указывает Дрейк пальцем на жирную кляксу растекшихся чернил, в которой едва угадываются очертания букв. — Это записка от Люциона, нашего Бога. И мы должны помогать тебе, — мягко кладет он руку на мою ладонь, успокаивая. И в этом жесте столько нежности, что злость откатывается назад резиновым мячиком. Лара недовольно сверкнула на нас глазами, быстро отведя взгляд в сторону взошедшего солнца, коротко фыркнув.

— Теперь я хоть знаю, что он действительно существует, этот Люцион. А то в пустыне боялась, что он плод моего воображения, — коротко усмехнувшись, говорю я. — И все же, записка.… Разве она не вызывает вопросов?

— По мне все логично, — резко говорит Лара, напоминая о себе, заставляя наши руки резко отдернуться друг от друга. — Ты спасешь наш мир, Налана, хоть пока сама не понимаешь этого. А теперь давайте позавтракаем, у меня в животе со вчерашнего дня и крошки не было.

— Согласен! Ты поддержишь? — весело спрашивает Дрейк, высвобождаясь из ремня безопасности.

—Постой, Дрейк! — неожиданно хватая его за руку говорю я, поворачивая голову к оторопевшему мужчине. — А что со стишком? В чем его смысл, вы поняли?

— Не бери в голову, это просто слова, — отвечает он, машинально поглаживая карман джинсов, в котором притаился второй лист послания, коротко, но точно отвечающий на все вопросы. Лист, который он не имеет права показывать, пока не придет подходящий час. — Пойдем завтракать, или ужинать, как тебе больше нравится?

— С некоторого времени меня не волнует название вещей, ценю только их содержание, — с улыбкой отвечаю я, выходя из машины, и Дрейк следует моему примеру.

 

3

Холодное консервированное мясо оказалось на удивление вкусным, возможно из-за недавней опасности вкусовые рецепторы обострились, желая урвать от жизни каждое мгновение, а может потому, что не ела больше суток. Да какая разница, не хочу об этом думать, тем более, когда сытый желудок заурчал довольным котом вместо разгневанного зверя, мысли отошли на второй план. Как же давно я не позволяла себе расслабиться, просто вот так посидеть и мирно поесть, ни о чем не думая. Накалывая тонкой оловянной вилкой внушительный кусок мяса прямо из консервной банки, чувствуя, как нелюбимая с детства подлива заполняет жиром рот, я чувствую абсолютное спокойствие и умиротворенность, сидя по-турецки посреди широкой призрачной дороги исчезнувшего мира, занесенной песком.

Уверена, что мы первые люди за тысячу лет, которые вот так спокойно прохлаждаются на скоростном шоссе, поедая мясо из жестяных банок и наслаждаясь бескрайней пустотой раскинувшейся пустыни. Ни звука вокруг, даже вой ветра скрылся за показывающиеся вдалеке холмы, охваченные золотистым сиянием солнечных лучей.

«Наверное, мы первые люди в истории этого мира, вот так просто сидящие на дороге!» — отчего-то подумала я, откладывая в сторону пустую консервную банку, и расхохоталась собственной мысли. Лара с Дрейком недоуменно посмотрели на меня, но решили промолчать, давая эмоциям шанс выплеснуться.

— Сейчас сигарету бы… — отсмеявшись, говорю я хриплым голосом. — И все было бы идеально.

— Налана, нужно лишь… — говорит Лара, но я резко обрываю ее.

— Попросить Высшие Силы! Ваших проклятых Богов, от которых не дождешься ответов! — выпаливаю я, перебирая рукой золотистые волосы, превратившиеся в сальную паклю. — Я вот тут поразмыслила над посланием, и знаете, к чему пришла? Люцион знал, что так будет, этот сучий сын все спланировал.

— Не могу представить большего бреда, — холодно говорит Дрейк, отставляя на песок опустевшую банку. — Тебе солнце макушку напекло?

— Из его записки одно слово врезалось в голову. Очиститься, значит искупить грехи. Может пещеры и пустыня как раз, и были тем очищением, обновлением? Вы не представляете, насколько я изменилась в Севаре. Пару месяцев назад я бы брезгливо отбросила консервы, которые сейчас с аппетитом ем… Я была успешной писательницей, пусть не великой, но мои рукописи покупали за сотни тысяч! Машину, которую вы видите за моей спиной, я купила на деньги от первой книги. Может для вас это ничего и не значит, но на такую сумму можно безбедно жить десяток лет! А мой красивый дом, он просто исчез, растворился в иллюзиях сна, как и прежняя жизнь, семья, друзья… — грустно говорю я, начиная себя жалеть в конце этой многословной тирады. — Очищение означает испепелить прежнюю жизнь, сделать ее кучкой пепла. Люцион хочет, чтобы я забыла всех этих людей, начала все с начала, с чистого листа.… А я не могу, я помню, и не хочу забывать, — закончила я длинный монолог многозначительной паузой.

— Налана… — тихо позвал Дрейк, отрывая от самобичевания.

— Что? — так же тихо спрашиваю я, слыша, как ветер разносит слова по пустоте.

—Тебе лучше отдохнуть в машине. Кресла весьма удобные, а тебе нужен сон, — коротко говорит он.

— Пожалуй, ты прав. Извините за это… Просто, я устала, — покорно отвечаю я, скрываясь за алой стальной дверью, тихо ее захлопнув, погружаясь в долгожданный сон.

— Когда скажем ей? — осторожно спрашивает Лара Дрейка, только за Наланой закрылась дверь автомобиля, отрезая ее от окружающего мира.

— Еще не время, — потирая карман с запиской, отвечает он, устремляя взгляд за горизонт. — Еще не время.

Холодный ветер бьет в лицо, заставляя зубы выбивать во рту чечетку. Отчего же так холодно, ведь знаю, что нахожусь в помещении. Резко оглядываясь по сторонам, понимаю, что ошибалась. Вокруг только холодная пустота, белоснежная и безжизненная, в которой нет ни единого существа на сотни километров вокруг. Не пойму что это, земля или небо, не пойму какое время суток- день и ночь смешались в бесконечном потоке. Да и не важны такие мелочи в этом волшебном месте, которым правят холод и Белизна— Царство Пустоты.

Делаю несколько робких шагов, отчего-то боясь издать лишний звук, и мир вокруг начинает кружиться, а я чувствую, как тело проваливается в неизвестность, падая, переворачиваясь, сжимаясь и растягиваясь, вновь взлетая к облакам, и снова оказываясь на земле. Голова идет кругом, страх подкатывает к горлу, застревая на середине горьким комком, не добравшись до места назначения, когда меня резко выбрасывает в яркую цветную картинку, сменившую собой белоснежную пустоту. Откуда и как она оказалась здесь, не знаю, но отчего-то все кажется логичным и правильным, до боли знакомым. Напоминает давно забытое воспоминание, немного размытое, притупившееся, но живое, словно.… Нет, сейчас нет мыслей для раздумий, могу только смотреть за развернувшейся сценой.

Холодный белый свет падает с каменного потолка, отражаясь от темных каменных стен, смешиваясь с исходящим из пола огнем голубого пламени, настолько ярким, что заставляет слепить глаза, сощуриваясь. Тепло и холод смешиваются воедино, становясь непонятной субстанцией чистой энергии, и кажется, что вижу тонкую, едва различимую грань на месте их соединения. Два света, два цвета, разделенные тонким барьером, невидимой нитью, которую так и хочется разорвать, но что-то мешает, не дает пальцам дотянуться. Отчего-то это кажется непомерно важным, словно от этого зависит жизнь.… Только чья, моя? Не знаю, не могу вспомнить.

Картинка вновь стремительно меняется, и место огня и света занимает уже знакомая комната с панелями управления, бесчисленными экранами и сотнями кнопок и рычагов, к которым продолжают тянуться пальцы. Добравшись, наконец, до приборов, пальцы выбивают судорожную дробь по кнопкам, руки дергают за рычаги, запуская непонятные механизмы, кажущиеся верными и правильными. Знаю, что нужно успеть, должна успеть, обязана, иначе мир перестанет существовать, должна донажимать неведомые кнопки острыми ногтями, иначе…

Мир снова завращался, уже без чувства тошноты, но ощущение не из приятных. Меня словно затянуло огромной воронкой в очередную картину. Холодный свет освещает мрачный каменный зал, пустой и круглый, без углов и мебели. «Каменная клетка!» — пронеслось в голове, а затем из пустоты появляется тонкий женский силуэт, светящийся золотистым светом. Поначалу женщина походила на бестелесное облако, но за несколько секунд черты лица начали прорисовываться, а фигура становиться осязаемой, настоящей. И вот она уже смотрит на меня холодными безжизненными глазами, стремительно меняющими цвет из голубого в черный и обратно, раз за разом, повторяясь снова и снова. Становится жутко от пугающего зрелища, хочется бежать от нее прочь, но не могу пошевелиться, не могу даже вздохнуть, продолжая смотреть на нее с открытым от шока ртом.

Потому что она- это я, только красивее, сильнее, умнее. Не знаю наверняка последних качеств, но чувствую, что так оно и есть, словно смотрю в улучшающее зеркало, скрывающее недостатки. Никогда не подозревала, что могу быть настолько красивой- золотистые волосы выгодно оттеняются от черного платья в пол, обрамляя густой копной точеное лицо, на котором застыла холодная надменная улыбка превосходства. Копия бросила на меня презрительный взгляд и заговорила:

— Ну, здравствуй, Налана. Давно хотела на тебя посмотреть, — на удивление голос оказался бархатистым и приятным, но в нем чувствуется давно замерзший лед, как бы она не старалась придать ему мягкости.

— Кто ты? Ты снишься мне? — тихо спрашиваю я, обретя способность говорить, когда глаза копии застыли на голубом цвете.

— Я и ты, и в тоже время не ты, ты не спишь и не бодрствуешь. — отвечает она. — Хочу сказать, ответы близко, ты смотришь, но не видишь, знаешь, но не узнаешь, чувствуешь, но не ощущаешь. Ты должна быть готова, когда придет время, должна завершить начатое когда-то давно!

— А не можешь говорить проще, без очередных загадок? — раздраженно отвечаю я, на что копия загадочно улыбается.

— Невар не самое страшное, это только начало …

Окончание фразы осталось загадкой, потому как я резко открыла глаза, выныривая из очередного странного сна от резкого толчка Лары.

— Налана, Налана, просыпайся! — резко трясет меня за плечо девушка, при этом испуганно шепча.

— Что случилось? — непонимающе говорю я, потирая сонные глаза. — Мне такой сон приснился… Стоп, а сколько я спала? — заметив, что солнце начало клониться к горизонту, спрашиваю я, резко сбрасывая остатки сна.

— Часов шесть, может семь, я не следила за временем, — продолжает быстро шептать она, испуганно заглядывая мне в глаза. — Сама недавно проснулась…

— Лара, успокойся, — спокойно, но жестко говорю я, чувствуя, что перепуганная чем-то девушка сейчас впадет в настоящую истерику. — Где Дрейк? — не заметив по сторонам мужчину спрашиваю я, начиная волноваться.

— Его нет, он ушел! Там был вой кановаров. — указывает она рукой куда-то в сторону пустоши. — А потом он что-то увидел, и пошел посмотреть! А мне так страшно, Налана, так страшно! Его все нет и нет! А вдруг его съели, вдруг разорвали на куски! — хватаясь за длинные волосы руками, переходит она на истеричный крик. — И что же нам теперь делать?

— Для начала успокоиться, истерикой в данный момент не поможешь, — холодно говорю я, выбираясь из машины. — Возьми себя в руки! — твердо говорю я, пытаясь самой не впадать в панику. — Куда он пошел, в какую сторону? — губы девушки начали дрожать мелкой дрожью, и пришлось ее легонько встряхнуть, чтобы привести в чувства.

—Т-туда… — указывает она рукой, немного заикаясь. — Постой, куда ты? — взвизгивает она, когда я решительным шагом направилась к пустоши. — Одна, без оружия! Не бросай меня здесь!

— Проклятие! — хлопаю себя по лбу, невольно улыбаясь. — Пистолеты остались у Дрейка. Он не оставлял тебе одного? — та отрицательно помотала головой, снова заходясь истерикой. — Вот, ведь черт! — зло ударяю ногой по небольшому камешку, отбрасывая тот в пустыню. — Чего ж ты не спросила, глупая? — на глаза Лары навернулись слезы.

— Я не подумала, Налана! Что теперь с нами будет? — в голос ревет она.

—Ну-ну, успокойся… — слегка приобняв ее за плечо, тихо говорю я. — Пойдем его искать, а когда найдем, то надаем по заднице, чтобы больше так не делал!

— Но там монстры! Я слышала вой! — испуганно говорит она.

— Сейчас ничего не слышу, — демонстративно приложив ладонь к уху, словно прислушиваясь, отвечаю я. — Впрочем, если боишься, подожди возле машины.

— Ну уж нет, одна я не останусь! — крикнула Лара после секундного колебания, несмело следуя за мной в сторону от машины. Усмехаюсь про себя, но вида не подаю, одной и без оружия все же страшновато идти в пустошь, а так хоть Лара дышит в спину. И послал же мне Люцион помощничков, одна истеричная трусиха, другой вообще ушел черт знает куда, ни слова не сказав!

— Дрейк! Дрейк! — выкрикиваю я в сгущающиеся сумерки, когда мы отошли на несколько метров от машины.

— Мне кажется, не стоит кричать… — тихонько пискнула Лара. — Можем привлечь тварей.

—А как по-другому его найдем? Кстати, как давно его нет? — спрашиваю я, поражаясь, отчего вполне логичный вопрос сразу не пришел в голову.

— Минут пятнадцать… может больше… — задумчиво протягивает она.

— Так может, он просто мясцо переваривает, вот и отошел, чтобы нас не смущать! — говорю ей со смешком, пытаясь разрядить обстановку.

—Говорю тебе, он что-то увидел… — повторяет она.

— Постой, кажется, я тоже… — останавливаю ее жестом. В нескольких метрах впереди мелькнул металлический отсвет, быстро скрывшись в лучах уходящего солнца. — Видела? Как думаешь, что это?

— Солнечный блик, пойдем назад! — испуганно говорит Лара, настойчиво теня меня за руку. Вырываюсь из ее захвата, смело следуя в сторону промелькнувшего блика. Солнце, как же, оно не может при всем желании отсвечивать как металл и нужно выяснить, что это. Лара несмело трусит за мной, боясь остаться одной среди пустыни, хотя мы недалеко ушли от машины- алый цвет прекрасно просматривается вдалеке, переливаясь уходящими солнечными лучами. Все -таки хорошо, что выбрала именно красный цвет.

Взобравшись на небольшой песчаный бархан, со стороны которого и шел блик, я застываю с открытым ртом в немом удивлении, увидев перед собой не что иное, как автомат по продаже сигарет. Местами проржавевший, но сохранивший некоторый тусклый блеск, он одиноко стоит посреди пустыни не одну сотню лет, доверху забитый разномастным табаком, какого я никогда не видела. Наверняка, он простоял здесь не одно десятилетие, дожидаясь своего часа, сверкая яркими призывными пачками, но шестое чувство подсказывает, что он появился здесь неспроста. Возможно, неведомая сила занесла его именно в место нашего привала, а возможно, он так и стоял здесь все эти годы, неизвестно.… Только кажется, что это непростое совпадение.

Внезапно автомат затрясся с громким звоном, словно оживая, заставив меня в страхе отойти на несколько шагов назад, а закричавшую в ужасе Лару крепко впиться в мою руку ногтями до боли. Автомат дернулся еще раз, а затем замолк, прозвучал стук удара по железному корпусу и забористый мат, и в эти несколько секунд я всерьез поверила в восстание машин.

— Тупая железка! — послышался из-за машины злой вскрик Дрейка, и новый удар огласил пустошь.

— А ты не мог нас предупредить, куда отправился? — гневно спрашиваю я, обходя машину с другой стороны и подкрадываясь со спины к ковыряющемуся внутри механического нутра мужчине. Тот вздрогнул от неожиданности, но лучезарно улыбнулся, посмотрев на меня.

— О, Налана! — выпрямляясь, говорит он. — Думал, что смогу починить эту штуку, но что-то не выходит.

— Без инструментов, ковбой? — саркастично выдаю ему. — Давай, вперед! Постой, а как ты его открыл? — изумление настолько велико, что забываю об остальных эмоциях, искренне интересуясь.

— К твоему сведению, настоящий мужчина обязан уметь починить любую древнюю хреновину, с инструментами или без, — важно говорит Дрейк. — И крышка уже была открыта. Осталось только понять, как он работает, подкрутить несколько гаек, вызвать заряд и… — принимая умный вид, говорит Дрейк. Со стороны это выглядит чертовски забавно, и я с трудом сдерживаю рвущийся наружу смех. — Что смешного? — недовольно спрашивает он, глядя в мое перекошенное лицо.

— Все в порядке, продолжай. Хотя, можно сделать гораздо проще, — отвечаю ему, подходя к скрывающему пачки стеклу, и с размаха бью по нему каблуком сапога, еще раз мысленно благодарю Эльвиру за бесценную находку. Пара мощных ударов, и стекло осыпается дождем переливающихся в тусклом свете осколков. — Гораздо проще… — довольно протягиваю я, набивая карманы белыми пачками. — Помог бы лучше, чем стоять столбом! — кидаю ошарашенному мужчине в руки пару пачек. — И как ты сам не додумался разбить?

—У меня не вышло… — тихо говорит он.

— Не понимаю…

— Бил и ногой, и камнями, и палкой… — кивает он на валяющуюся рядом корягу. — Бесполезно. А тут приходишь ты, и…

— Как в сказке про золотое яичко! Маленькая мышка со всем справилась, — усмехаюсь я. — А где Лара? Пусть тоже набьет карманы. Когда еще привалит такая удача?!

— Что за сказка? — с интересом спрашивает Дрейк, смотря, как плотно я набила топорщащиеся карманы джинсов и куртки.

— Потом расскажу. Лара, иди сюда! Опасности нет! — выкрикиваю я стоящей на бархане девушке, устремившей взгляд в темную пустыню. — Чего ты там застыла? — бросив короткий взгляд на Дрейка, спрашиваю я, опасаясь ее очередного припадка. Тот коротко закатил глаза и подошел к девушке. И вот уже две темные фигуры смотрят в пустоту, застыв посреди пустыни.

— Конечно, вглядываться в темноту интереснее, чем помогать мне, но может возьмете еще по паре пачек? — недовольно бурча подхожу к ним, и тоже застываю прикованная к земле чудовищным зрелищем, лишившись дара речи.

— Что это, Налана? — испуганно шепчет Лара, не отводя глаз. — Кто это?

— Не знаю, но лучше поскорей отсюда убраться, — отвечает Дрейк, когда последний лучик солнца скрылся за горизонтом, а под ногами поплыл густой зеленый туман.

 

4

Тяжелый зеленый дым, стелящийся по земле, словно источает сама земля, выдыхая ядовитые пары. Вдохнув немного, я отчаянно закашлялась, словно в горло налили перечного газа. С трудом откашлявшись от приторной серной вони, вглядываюсь туда, куда продолжают смотреть Дрейк и Лара, даже не думая шевелиться, и страх ледяными пальцами прошелся по телу, накатывая панику. Среди выходящих из земли зеленых фонтанов, поднимающихся к небесам, в нашу сторону медленно движутся черные фигуры, с ног до головы, окутанные странным туманом, словно восставшие ожившие мертвецы поднялись из могил. Вдалеке они едва различимы сквозь плотное марево, но легко догадаться, что их много, настоящая армия призрачных теней впереди, медленно и неугомонно движущаяся к цели.

Пока еще только контуры, но вопящее об опасности шестое чувство подсказывает, что стоя на месте, мы обязательно повстречаемся с их хозяевами. Вот только отчего друзья впали в ступор, в отличие от меня? Почему застыли, даже не пытаясь бежать и больше не произнося ни слова, словно кролики перед гипнотизирующим их удавом.

Нет времени думать, сейчас нужно выбираться с этого кладбища в лучших традициях старых фильмов ужасов, поэтому двумя звонкими пощечинами возвращаю их к жизни, снимая накатившее оцепенение.

— Надо бежать отсюда! — вскрикивает Дрейк, непонимающе смотря на меня и потирая горящую щеку, переводя испуганный взгляд на Лару.

— Так зову вас уже пару минут! — резко выкрикиваю я, чувствуя, как начинают дрожать руки и подгибаться колени. — Застыли оба, как статуи!

— Говорила же, что не надо сюда идти! — кричит Лара, резко срываясь с места, бегом направляясь в сторону машины.

— Лара, постой! — выкрикивает вдогонку Дрейк, но девушка уже понеслась с бархана быстрее ветра.

— Что с нами было? — недоверчиво спрашивает Дрейк. — Последнее, что помню, как сказал, что пора убираться!

—Сейчас действительно пора убираться, а думать будем после! — кричу я, сбегая вслед за Ларой. А через мгновение раздался чудовищный визг, напоминающий царапание по стеклу, такой же громкий и пронзительный. Хотела кинуться Ларе на помощь, как замечаю, что рядом с моей ногой прямо из песка вырастает человеческая рука, тянущаяся вверх. Показываются пальцы, ладонь, предплечье, плечо и голова, и вот уже передо мной полусидит песчаный человек, медленно поднимаясь на ноги. Издаю визг не хуже Лариного, пулей несясь вперед.

Головы песчаных безглазых монстров вырастают под ногами со скоростью грибов после дождя. Ловко уворачиваясь от высовывающихся из-под земли рук, добегаю до места, с которого видны две темные фигуры, отбивающиеся от восставших демонов деревянной корягой. Сколько бы Дрейк ни колошматил по ним, песчаные люди вновь восстанавливаются, рассыпаясь на мелкие песчинки. В темноте они напоминают ожившие куличи, какие дети обычно строят на морском берегу, с той лишь разницей, что куличи не могут причинить вред и не издают настолько пугающих звуков, заставляющих холодиться кровь.

Добегаю до друзей, застрявших посреди песчаных монстров, попутно разбивая мысками сапог появляющиеся головы и руки, крича в накатившем ужасе:

— Почему вы застыли? Почему не бежите? — разбивая схватившую Лару за куртку руку реву я.

— Где дорога? Мы потеряли дорогу! — визгливо вскрикнула Лара.

— Мы умрем здесь, они повсюду! — вторит ей Дрейк. И действительно, насколько хватает глаз, из песка поднимаются песчаные мертвецы, стражники пустыни. Так, может их мы, и видели вдалеке? Руки, похожие на ветвистые плети, головы, словно болотистые кочки и тела, сотни тысяч тел, непрерывно движущихся на нас. Все они кричат сомкнутыми ртами, смотрят масками лиц, и тянут растопыренные руки, тянут все ближе.

Скоро у нас закончатся силы, а до рассвета еще долгие часы, нам не выстоять. Нас утащат под землю, превратив в таких же песчаных людей, обреченных вечность коротать в ожидании заблудившихся путников. Как назло, я тоже не вижу дороги и оставленной на ней машины. Неужели мы могли зайти настолько далеко, невольно сделав круг?

Если бежать в неизвестную сторону, останемся здесь навеки. Нужно подумать- пошли вперед около тридцати метров, чуть взяли вправо… Бесполезно! Я уже столько раз поворачивалась вокруг своей оси, что тоже не смогу указать верного направления. Остается взмолиться Высшим Силам и искать подсказки. Устремив взгляд на небо, выискиваю глазами звезды, но как назло, оно черно как дно бездны, ни единого намека на просвет…

Оставаться на месте тоже не выход, непрестанно работающие руки и ноги начинают уставать, да и льющийся в три ручья пот застилает глаза, поэтому схватив Лару за руку, быстро кричу им.

— Ни в коем случае не расцепляйте рук! Я вспомнила, вспомнила куда! — та быстро вцепилась в Дрейка и цепочкой мы побежали в первую попавшуюся сторону, какую подсказала интуиция. Так только для меня, друзья-то думают, что я вижу какой-то знак, или шестым чувством знаю, в какой стороне наше спасение. На самом же деле надеюсь только на удачу и немного на Люциона.

Все- таки я очень везучий человек! Через несколько минут быстрого бега в буквальном смысле по головам постоянно вырастающих тварей на горизонте показалась тонкая лента дороги и застывший на ней автомобиль, приветливо светящий яркими фарами, похожими на кошачьи глаза.

— Вижу! Вижу! — прокричала прямо в ухо Лара, а я издала облегченный вздох, искренне радуясь появившейся машине.

—Пойду вперед! — крикнул Дрейк, перекрикивая неожиданно усилившийся рев монстров, и отцепившись от Лариной руки, по-геройски кинулся расчищать дамам путь со своей палкой, превратившейся в оружие. Одним ударом разнося монстров на куски, вернее песчинки, заставляя тех появляться заново, что дает нам в выигрыше несколько драгоценных секунд, Дрейк расчистил небольшое пространство коридора, продвигаясь все ближе к заветной машине и твердому асфальту. Мы с Ларой уже было вздохнули с облегчением, когда до шоссе оставался десяток метров, как вдруг накатившее чувство придвигающейся беды сжало желудок в тугой комок.

— Что происходит? — испуганно вскрикнула Лара, когда неожиданно земля под ногами начала дрожать, являя огромного песчаного монстра в несколько метров высотой. Словно ожившая гора чудовище открыло невероятных размеров пасть, в которой просматривается черная бездна, и заговорило трубным, скрипучим голосом.

— Это только начало испытаний! — словно досказывает оно окончание фразы из странного сна, приснившегося незадолго до этого ожившего кошмара. — Вы умрете здесь! — взревело оно и схватило стоявшего ближе всех Дрейка огромной пастью, заглатывая почти наполовину. Получив добычу, монстр растворился в песке, так же стремительно, как и появился, утягивая за собой Дрейка, от которого на поверхности остались только болтающиеся в ковбойских сапогах ноги. Если бы мы с Ларой вовремя не подскочили, хватая его за ноги и пытаясь вытянуть, Дрейк был бы потерян безвозвратно в земляных недрах, а так еще есть шанс.

Тянем его за ноги изо всех сил, но он слишком глубоко застрял, хоть и чувствую, что пытается упираться. Он слишком тяжелый, сапоги неудобно выскальзывают из вспотевших ладоней, а силы подходят к максимальному пределу.

— Тащи сильнее, Лара! — выкрикиваю я, чувствуя, как нога выскальзывает из рук.

— Не могу! Налана, послушай, поверь, что можешь победить его!

— Сейчас не до твоих идиотских бредней в Силы! Дрейк выскальзывает! — краем глаза замечаю, что монстры придвигаются все ближе, одновременно тяня из песка кривые цепкие пальцы, хватая за ноги уже нас самих.

— Ты не поняла! Представь, что он выбрался! Ты должна захотеть! Ты должна захотеть этого!

Что ж, визуализация неплохое средство, тем более терять больше нечего, поэтому следую Лариному совету, и через секунду Дрейк с легкостью вытягивается из земляной ямы, словно растянувшийся червяк, отбрасывая нас резко назад. Лара рассмеялась истеричным смехом, плюхаясь на зад, в то время как я непонимающе перевожу глаза с оставшегося в руках сапога на перепачканного в земле Дрейка, живого и невредимого.

— Эта тварь сожрала мою шляпу! — гневно выкрикивает он, резко хватая нас за руки, и утаскивая в сторону машины. Лара продолжает безумно хохотать, а я все не могу придти в себя от случившегося. Как такое возможно, почему, стоило просто представить, всего лишь захотеть, как Дрейк освободился? Затолкав нас на заднее сидение, а сам, усевшись в водительское кресло, Дрейк хриплым голосом спрашивает, прокашливаясь.

—Налана, как управлять этой штукой? — и тут машину заволакивает густой зеленый туман, обволакивая ее плотной дымовой завесой. На счастье удушливый газ не проникает сквозь стекла и плотную обшивку, спасая нас от паралича оцепенения, но создавая нулевую видимость. Ехать в настолько густом тумане равносильно самоубийству, либо скатимся в ближайшую канаву, либо вовсе съедем с дороги, заблудившись в пустыне. — Налана! — ревет Дрейк мне в лицо, резко развернувшись. — Да приди же ты в себя!

— Подожди… — глухо отвечаю ему, прилипнув взглядом к закрытому стеклу. — Дай ему рассеяться.

— Не слушай ее, она в шоке! — давясь смехом, едва выговаривает Лара, проглатывая половину звуков, пока Дрейк безуспешно возится с мотором, а затем случается то, чему в логическом мире нет подтверждения.

Проходит несколько долгих секунд, показавшихся вечностью в наступившей тишине, когда даже истеричный Ларин хохот резко прекратился, будто выключили звук в ее связках, и густой зеленый туман понемногу начал проясняться. Едва различимые черные силуэты показались за стеклами, ожившие черные тени, медленно приближающиеся к нам.

Толи туман прояснился, толи тени стали ближе, но теперь я улавливаю четкие очертания людей, движущихся в нашу сторону. Знаю, что они не живые, умершие сотни лет назад существа, но ни на призраков, ни на зомби они не похожи, скорее, нечто другое, нечто ужасающее.

Тощие скелеты, обтянутые кожей, невольно вздрагивают при каждом движении, как марионетки со сломанными спицами. Такое чувство, что они иссушены до предела, выжаты как губка до последних соков, и как будто они иссушают себя час за часом, минута за минутой, хоть давно покинули мир живых. Озноб пробегает по коже ледяным инеем, когда вглядываюсь в покореженные в гримасах лица мужчин, женщин, детей…вяло передвигающих тонкие ноги, тряся неправдоподобно длинными руками и покачивая кажущимися большими головами на тонких птичьих шеях. Одежда свисает грязными лохмотьями с живых скелетов, превратившись в тряпки. Волосы всклокочены и местами виднеются плеши, открывающие грязно-желтые от времени черепа и разложившуюся плоть, зубы гнилыми обрубками топорщатся из приоткрытых ртов, а ржавые ногти звериными когтями свисают с бесчувственных пальцев, которым никогда уже не подняться.

На удивление не это напугало меня больше всего, и даже не запекшиеся язвы от чудовищной глубины ожогов на бледной коже, похожих на отвратительных приплюснутых насекомых. Напугали их глаза, бесчувственные, смотрящие в пустоту черные омуты, в которых нет ничего кроме черноты. Они не замечают нас, медленно двигаясь в только им виданном трансе, обходя машину, будто грязное пятно. Бледные губы слегка шевелятся в трансе, и я понимаю, что они говорят, но не могу понять о чем.

— Вам рассказывали легенды о них, Лара? — едва слышно спрашиваю сидящую рядом девушку. — Кто это?

—Только не сейчас, Налана. — одними губами отвечает она, и безмолвные слезы страха катятся по щекам. — Пожалуйста, давайте уедем! — Дрейк согласно кивнул, словно отойдя от вновь пригвоздившего к месту ступора, начиная быстро перебирать на панели автомобиля все подряд рычаги и кнопки, в попытке завести.

— Как же включить мотор? — тихо стонет он, а я продолжаю неотрывно смотреть на плавно двигающихся мертвецов. — Налана…

— Что они говорят? — не слыша его просьбы, рука сама тянется к кнопке открывания стекол, и плавным нажатием пальца опускаю свое не больше, чем на сантиметр, вслушиваясь в разноголосый стон. Сотни голосов, поющие нестройную проповедь пустыне на незнакомых языках, из которых я смогла уловить только несколько знакомых звуков, напоминающих искаженное слово… — Еда… — глухо повторяю я, и несколько ближайших ко мне мертвецов повернулись в нашу сторону, смотря пустыми бездонными глазами в аквариум, где застряли три золотые рыбки.

— Зачем ты это сделала? — испуганно ревет Лара, утыкая лицо в колени, и закрываясь длинными темными волосами, будто шторами, словно эта детская попытка защититься, поможет от окружающих монстров. В придачу, в этот момент Дрейк неудачно нажал ладонью на клаксон, оглашая пустыню дьявольским протяжным ревом, и привлекая к нам внимание.

Сотни рук мгновенно облепили автомобиль со всех сторон, суча по крыше неожиданно сильными кулаками, пытаясь выломать двери и выбить стекла. Горящие яростью и голодом искаженные лица облепили багажник и лобовое стекло, где каждый хотел урвать свой кусок. На мгновение я представила это со стороны, и лучшего сравнения, чем брошенный в толпу зомби кусок кровоточащего мяса не нашлось. Сотни рук, сотни голов, сотни тел, сливающиеся в галдящем потоке, усиливая во стократ до этого едва слышные голоса, со всех сторон тянутся к горящему в ночи маяку.

Ревущая рядом Лара, запутавшаяся в волосах, перепуганный до смертной бледноты Дрейк, воюющий с машиной на водительском кресле, и непрестанный гомон за стеклом, смешавшийся со скрежетом ногтей по металлу и клекотом гнилых зубов. Не могу больше выносить этого кошмара, тем более что тонкие пальцы просовываются в приоткрытую мной щелку. В одно мгновение, перебравшись на водительское сидение к Дрейку, чуть ли не садясь ему на колени, чего не заметили ни я, ни ошеломленный мужчина, поворачиваю ключ в замке зажигания, упирая в пол его правую ногу, надавливая на нее мощным рывком. Благо Дрейк сообразил заранее поставить ноги на педали, что вдвое облегчило задачу— не пришлось говорить, что делать.

И уже через мгновение под урчащий рев мотора, кроваво-красный «Феррари» разрезает ночную тьму, прогоняя яркими фарами зеленый туман, а вместе с ним оживших мертвецов. Стоило машине врезаться в толпу, как они исчезали по чудесному мановению, растворяясь от одного прикосновения кузова к безжизненным телам, мгновенно вспыхивая черным огнем с синей сердцевиной.

Машина разгоняется до бешеной скорости, пронзая толпу монстров, словно нож подтаявшее масло, а я смотрю на вспыхивающий по сторонам черный огонь с синей сердцевиной пламени, слышу болезненные страдальческие крики, вижу искаженные в гримасах боли лица, и на душе становится невыносимо тяжело. От чего-то хочется кричать, хочется плакать от накатившего ужаса, страха и отчаяния, но больше всего гложет взявшееся из ниоткуда чувство вины. В очередной раз чувствую себя виноватой за то, чего не делала, не могла сделать. Но их беззвучные мольбы словно были обращены именно ко мне, и какой-то двоякий смысл скрывается под словом «Еда».

Не знаю, когда мы выехали из тумана, не знаю, когда прекратились кошмарные видения оживших мертвецов, не знаю, когда Лара перестала плакать, обозрев мир красными глазами, и когда руки Дрейка перестали отчаянно трястись. Последнее, что помню- черный огненный коридор, а затем запах кожаной куртки Дрейка, такой приятный и теплый с приторными нотками. И, кажется, что если в него покрепче вцепиться, опутаться словно одеялом, то он спасет от всех невзгод, убережет и защитит.

Легкое прикосновение к волосам, спускающееся по плечу, привело в чувства, заставив оторваться от спасительного запаха. Дрейк заботливо вглядывается в испуганные глаза маленькой девочки, вжавшейся в сильное мужское плечо, и неожиданно мягко говорит:

— Налана, все в порядке. Туман позади, твари исчезли! Мы выбрались! — с улыбкой отвечает он. — Насчет совсем, не уверен, но оттуда точно. Думаю, здесь можно провести остаток ночи. И Боги нам помогают! — его голос льется успокаивающе, так размеренно и привычно, что все тревоги остаются позади. — Ты в порядке? На тебе лица нет! — заботливо спрашивает Дрейк.

— Все хорошо… — сухо отвечаю я, зная, что побелела как полотно за эти минуты. — Просто я испугалась, очень испугалась… — неожиданно выдаю я, уткнувшись носом в сильное плечо Дрейка. — Кто это был? О, Создатель, они хотели есть! Есть! — неожиданно для себя разражаюсь громким отчаянным плачем. Видно сказывается стресс и пережитые события, но это не оправдание проявленной слабости.

Слезы бесконечным потоком льются из глаз, впервые за много лет. Не помню, когда в последний раз так плакала, поддавшись истерике. Не знаю, когда так отчаянно страдала при виде смерти, словно это происходило тысячу лет назад, и в тоже время слишком близко, слишком рядом, чтобы забыть.

— Не важно! Это не важно сейчас… — тихо говорит Дрейк, нежно и крепко обнимая за плечи. — Твоя задача успокоиться, — уткнувшись в его плечо, невольно перевожу короткий взгляд на темное небо, и тут же отстраняюсь, замечая на нем бриллианты сверкающих звезд.

— Что это? В небе? — со смесью смеха и испуга спрашиваю я, взглянув на сжимающего меня Дрейка, тут же ослабившего хватку.

—Звезды, Налана! — непонимающе отвечает он, выпуская меня из цепких объятий. В одно мгновение перебираюсь на пассажирское кресло, выскакивая из машины яростно хлопнув дверью, совершенно не обращая внимания на ошеломленную реакцию друзей, устремляясь в ночную мглу. И если бы в этот момент тормоза отчаянно взвизгнули, сообщая о том, что машина отправилась дальше без меня, к удивлению было бы наплевать. Даже не обиделась бы, что они оставили меня посреди бесконечной пустыни, без припасов и оружия. Потому что в этот момент мне все равно…

Стало плевать на древние пророчества, на Люциона, на бесконечные видения, приходящие в виде кошмарных снов, даже плевать на собственную жизнь. Никогда еще я не чувствовала себя настолько потерянной и одинокой, одновременно крошечной песчинкой и далеким небом. Я одна среди бескрайней пустоши, и никто не в состоянии меня понять, не то, чтобы помочь. Они не слышат их криков, не слышат их страданий, только сгущающиеся с ветром вопли, холодные и безжизненные, ставшие обычным шумом. Они и не смогут услышать, потому что им не дано— ни Ларе, ни Дрейку, ни остальным жителям Севара, заброшенного мира на краю Вселенной.

Тихо сев на ближайший бархан, находящийся в достаточном отдалении от машины, чтобы Дрейк с Ларой не услышали отчаянных воплей раненого животного, воющего человеческим голосом, я зарыдала громко и отчаянно, не сдерживая эмоций возможно впервые в жизни. Кто я? Что я? Почему этот мир извращенно выполняет мои желания, и почему выполняет? Отчего те люди так отчаянно кричали, взывая ко мне, как и кановары в пустыне? И было ли это на самом деле, или я просто запутавшаяся маленькая девочка, переставшая отличать сон от реальности?

Я больше ничего не знаю, не могу понять, потому как догадки противоречат здравой логике, так не может быть, слишком фантастично- сказочно! А другой вариант слишком чудовищен для правды! Похоже, я начинаю открывать глаза, но до конца не могу поверить в это,… не знаю, что предпочтительней.… Хочется вновь разреветься, но слез больше нет, их место заняла тупая боль, пробивающая молотком дыру в сердце. Накатившая мигом усталость свалилась на затылок, и я отчаянно захотела домой, в свою прошлую жизнь, где не было места сомнениям, где меня не хотели убить на каждом шагу и не проклинали последними словами за то, что я сотворила, не ненавидели так неистово, так злостно.… Хочу жизнь, в которой я была центром мира, одновременно спасаясь от его грехов в вымышленной реальности.

— Почему они ненавидят меня? — спрашиваю обладателя теплой руки, легшей на плечо, и крепко прижимая к груди мою голову. — Почему хотят убить?

— Не знаю… — коротко отвечает вкрадчивый женский голос. — Но если они обращаются к тебе, ты не можешь стоять в стороне, Налана.

— А если я устала сейчас, что будет дальше? Я хочу вернуться назад, Лара! Хочу назад к беззаботной жизни! Это слишком тяжело.

— Жизнь сложная штука, и мы должны принимать нелегкие решения, если хотим сотворить этот мир. Открой глаза, Налана! Посмотри на мир вокруг! Не знаю, что ты себе думаешь, и должна ли я говорить все это, но ты нужна, без тебя мы пропадем! Хоть раз в жизни поставь на карту не собственный эгоизм, а будущее целого мира! — восклицает Лара, гладя меня по светлым волосам цвета золота. — Ты Налана! Налана! Наше спасение!

— Ваша гребаная жестокая Богиня? — усмехаюсь я. — Что же не приписали мне титула Создателя Вселенной?

— Без тебя мы умрем, — тихо говорит Лара, резко отрывая руку от моего плеча, лишая капли жизненного тепла. Смотрю вдаль удаляющейся фигуре, наблюдая, как темный силуэт скрывается во тьме, оставляя меня вновь в одиночестве. В ее словах есть смысл, но только не для меня, разум отказывается принимать самый логичный вариант.

— Я не могу быть Богиней этого проклятого мира… — тихо говорю себе, бросая вдаль найденный рядом камень. — Тогда бы все было так, как хочу я! Да как я могу быть для кого-то спасением, если себя-то не могу спасти?

—Ты уже спасла, глупая, — раздается над ухом надменный холодный голос. — Осталась самая малость, — повернув голову на голос, неожиданно вижу стоящего надо мной Люциона. — Что, злишься? — окинув меня оценивающим взглядом, глумливо говорит он, сделав вокруг медленный круг, и гордо усаживаясь напротив прямо на песок. Скопировав мою позу, он скрестил ноги по-турецки, и выжидательно заглянул в глаза. Отмечаю, что он безумно похож на самодовольного напыщенного павлина, не хватает только хвост распустить.

— Ты… — только и могу вымолвить я, жадно хватая ртом воздух. — Какого черта? Тебя могут увидеть! — придя в себя, говорю в наглое красивое лицо.

— И это вместо приветствия! — деланно удрученно протягивает он, откинув элегантным жестом спадающие на лицо пряди. — Не беспокойся, меня видишь только ты, Налана. А еще ты не на том пути. Налана.

— Сижу, где хочу, к тебе это не имеет никакого отношения, — грубо отвечаю я, отворачиваясь. — Зачем ты здесь?

— Зайка обиделась! — смеется он приятным бархатистым голосом. — Сердишься, что не помог…, понимаю.… Зато, посмотри какие звезды освещают небо! — создается ощущение, что издеваться надо мной доставляет ему истинное удовольствие, потому как задранная голова взлетела еще выше, а в серебристых глазах появился нехороший блеск. — Налааа! Вот только не дуйся! Я пришел поговорить, а не смотреть на твою кислую физиономию.

— Интересно, о чем? Как бросил меня в пустыне без воды и пищи, как оставил на растерзание бешеным фанатикам, или о том, как нас чуть не убили несколько минут назад непонятные твари! Выбирай из предложенного меню, тем предостаточно!

— Не об этом, но все случившееся должно было произойти. Хочу поговорить о твоих снах, — после продолжительной паузы говорит он.

— А вот меня больше интересуют насущные вопросы, а не издержки подсознания.

— Зряяя… — протягивает он, хитро прищурившись. — В подсознании таятся ответы на все вопросы нашей грешной жизни. Нужно только уметь видеть и понимать. Тебе когда-нибудь казалось, что это не просто сны? Возможно воспоминания прошлого или видения будущего? Чувствовала ли ты правильность событий? — вкрадчиво спрашивает он.

— Не понимаю, о чем ты… — сухо отвечаю я, хотя внутри все похолодело.

— Знаешь. Это кажется забытым воспоминанием, но таким знакомым и четким, что мороз прокатывает по коже. Признайся честно, тебе нравится то, что видишь? — при этих словах он встряхивает золотистыми длинными волосами, кажущимися шелковыми при звездном свете, и у меня невольно перехватывает дыхание. — Хотела бы очутиться там, Налана?

— Среди смерти и крови? Нет, спасибо! — отвечаю я. — Люцион, ответь на вопрос, если ты настолько могущественен, почему люди Севара скатились до первобытного общества? Почему ты не помог им? Почему не принес свет и озарение в грешный мир? — скороговоркой выдаю волнующие вопросы самым язвительным тоном, но надменный павлин даже бровью не пошевелил, продолжая выжидательно сверлить меня взглядом.

— Потому что они все эти годы поклонялись своей мертвой Богине, а не мне, не верили в меня. К тому же, это не мой мир, вернее, не совсем мой. Зачем оборонять чужой замок? — смеется он. — Видишь ли, это долгая история, а ночь подходит к концу, скоро звезды погаснут, и начнется новый день. Теперь ты ответь, Налана Лукко, только честно, без прикрас, хотела бы ты быть Богиней Севара? — этот вопрос ввел в некоторый ступор, заставляя мысли бешено вращаться. Сколько я ни приводила аргументов в пользу или отрицание странного феномена Севара, ни разу не возникала такая мысль, а хотела бы я? По-настоящему.… Только доводы, которые я так и не рассматривала всерьез, потому что.… Ну не может быть такого, слишком не взаправду…

— Не знаю, Люц… — впервые сокращаю имя блондина, при этом выражение его лица чуть заметно изменилось, словно сквозь маску надменности проступает тщательно скрываемая боль. — Хочу, чтобы все закончилось, хочу просто быть счастливой… Я устала…

— Знаю, Нал, и все же.… Хотела бы? — тихо спрашивает он, с нечитаемой надеждой заглядывая в глаза. — Создать свой мир, собственное общество со своими законами и порядками?

— Знаешь, мне уже все равно. Богиня я или нет, не важно. Я хочу обычной жизни, вернуться в свой мир и забыть весь этот ужас, — честно отвечаю я.

— Так и будет, скоро. Твой ответ меня вполне устраивает, злобная зайка. — смеется Люцион. — А теперь, открой глаза! — щелкает он длинными пальцами перед глазами, и звонкий щелчок смещает небо и землю, заставляя их крутиться в безумном водовороте, где звезды смешиваются с песчинками, а чернота с золотом, заставляя голову безудержно кружиться.

— Открой глаза, Налана. — доносится настойчивый голос, снимая меня со сладкой звездной карусели, и громкий щелчок возле носа снимает остатки сна.

—Люц?… — тихо спрашиваю я сонным голосом, плохо различая застывший силуэт перед глазами, на что получаю сильную встряску за плечи. А затем приторный запах кожи и…

— Налана, подъем! Ты всего меня отлежала! — недовольно бурчит небритый ковбой, у которого я удобно устроилась на коленях. — Слезай! — недовольно перекидывает он меня на пассажирское сидение, словно тяжелый мешок, разминая затекшие ноги. — Надеюсь, ты хорошо выспалась? Лара! Подъем! Рассвет давно наступил, — беззлобно говорит он.

— Минуту… — сквозь сон выдавливает девушка.

— Постой, кто меня принес? Где Люц? — непонимающе спрашиваю я, озираясь по сторонам.

— Куда? — сквозь протяжный зевок спрашивает Дрейк.

— В машину.… Из пустыни…

— Не хочу тебя расстраивать, но как только мы покинули тот чертов туман, ты заснула на моем плече, сладко и крепко, да и мы с Ларой тоже. А кто такой Люц?

— Не важно… — тихо отвечаю я, смотря, как рассветное солнце окрашивает пески в золотистый цвет. — Просто сон.

— Как скажешь… — хмыкает Дрейк. — Лара!

— Оставь ее в покое, я сделаю завтрак, — отвечаю ему, вылезая из машины, и направляюсь к багажнику, где по заверению Дрейка и Лары хранится продовольственный запас. Открыв крышку, обнаруживаю десяток банок консервов мяса и фруктов, однако практичный склад ума не может прировнять это к огромному запасу. Поэтому вытащив банку тушеного мяса, разделяю ее на три части, предварительно разогрев на слабом костерке из потухших углей.

Разбудив Лару запахом горячей еды, быстро всовываю ей в руки миску, и сама принимаюсь за завтрак, делая вид, что консервированное мясо лучшее, что я ела в жизни. Не хочется говорить с Дрейком, даже видеть его не могу, сгорая от чувства стыда. Я назвала его именем другого мужчины, пусть и во сне, но одно другого не отменяет. Та хрупкая хрустальная грань, что начала между нами образовываться, рухнула в один момент, из-за одного слова— Люц.… Трех букв, разрушивших так и не начавшееся чувство. Но, может, так только для меня, потому как Дрейк не говорит ни слова о моей оплошности, жадно уплетая теплое мясцо.

— Налана? — неожиданно спрашивает он, отложив тарелку с едой. — Все в порядке? — видимо, я слишком долго смотрела на него, задумавшись, видимо, слишком долго не шевелилась, раз он спросил. Лара удивленно приподняла голову, прислушиваясь к нашему разговору, едва различая что-то после сна.

— Все замечательно, — сухо отвечаю я, пережевывая мясные консервы. Что-то едва уловимо изменилось в пронзительных глазах Дрейка, в них всполыхнул на секунду незнакомый ранее огонь. — Хочу поговорить о том, что мы видели ночью, — обращаясь к Ларе, говорю я, и та невольно потупила деланно сонные глаза, найдя нечто безумно интересное в тарелке.

— Я ничего не помню, — говорит девушка, уплетая мясо из железной миски.

—Лара, ты знаешь о них, знаешь, кто это, и что с ними случилось. Расскажи, — настойчиво требую я.

— Это было и прошло, Налана, не стоит ворошить прошлое, — говорит она, не поднимая на меня взгляд.

—Прошлая ночь не столь давний срок. Лара, я должна знать, расскажи.

— Отстань от нее, Налана! — резко говорит Дрейк. — Что ты привязалась к старым сказкам? Главное, что мы выбрались из того ада, остальное не важно! К чему задумываться о мелочах, когда впереди целая жизнь?

— Потому что я хочу знать правду, истину, а не иллюзии и сказки! Спасибо, я наелась, — откладывая в сторону половины порции мяса, говорю я, резко вставая с места и направляясь к тому самому пустынному бархану, который привиделся ночью. Отчего-то, кажется, что это именно он, хоть и не уверена, пустыня вся одинакова, куда не кинь взгляд.

Хочется побыть одной, поразмыслить. В голове скопилось столько безответных вопросов, что кажется, она готова взорваться от любой новой мысли. И все же желание знать больше о тех призраках не исчезает, только крепчает с каждой минутой. Так протяжно они завывали, в такой боли были искажены их лица, что долго будут сниться в кошмарах. Не понимаю, почему Дрейк и Лара настолько равнодушно себя ведут, словно ничего не произошло, словно это был всего лишь кошмарный сон? Они знают, но не говорят, почему, в чем причина? Не может же все это быть правдой! Сны, Люцион, древние Боги… так не может быть по всем гребаным законам физики!

Неожиданно теплая ладонь ложится на оголенное плечо, возвращая к реальности и пронзительному взору голубых глаз садящегося напротив человека. Данная ситуация в точности напоминает виденный ночью сон, только вместо звезд рассветное небо. И хоть у собеседника та же самая поза, что принимал Люцион, в его глазах нет насмешки, лишь озабоченность моей судьбой.

— Что тебя беспокоит, Налана? — спрашивает он, чуть ближе пододвинувшись. — Ведь не только те призраки.

— Они не призраки! — резко говорю в его напряженное лицо. — Я знаю это. Они— нечто иное, чему нет объяснений. Да что ты можешь понять! Они кричали, они звали! Звали меня! И столько много боли было в их голосах, в их лицах! Поймешь ли ты это… Они гонятся за мной, будут преследовать в кошмарных снах до конца времен! О Боги, я хочу, чтобы все закончилось, я хочу домой!

— Позволь рассказать тебе одну историю, Налана. Но предупреждаю, из меня не очень хороший рассказчик, — тихо говорит Дрейк.

— Как и из меня… — вторю ему.

— Так вот… — проигнорировав мои слова, начинает он, удобнее устраиваясь на песке. — Когда-то давно была Великая Война. Небеса краснели от пролитой крови, а светлые всполохи бомб освещали ночное небо, подобно солнцу. Небесный огонь уничтожал все на своем пути, но многие люди смогли спастись.

— Все это ты рассказывал, к чему повторения?

— История складывается из повторения, Налана. Прошу, не перебивай меня больше, — сухо говорит он. — Когда пришел Небесный огонь, люди горели, люди умирали в страшных муках. Те, кто не погиб мгновенно, корчились в агонии долгие часы, а может дни, изнемогая от страшных ран и болей, без воды и еды, потому как никто не мог прийти на помощь. Они умоляли о смерти, но та не торопилась к ним, молили Богиню облегчить их страдания, но она не ответила. И тогда они обратились к другому Богу, Богу ночи и бесконечного ужаса, отвернувшись от истинной веры.

— Люцион?

— Да, но мы не произносим его имени, мы не верим в него, как в Богиню, — твердо говорит Дрейк. — Зло не может нести созидания. Они знали, но обратились к последней надежде. Те люди хотели спасения, но получили то, что хуже—бескрайние моря смерти. — выдерживает он длительную пузу, и я вместе с ним, боясь нарушить повисшее молчание. — Знаешь, есть одна древняя легенда. Она уже была, когда Севар только зарождался, когда появлялись бескрайние моря и высокие горы, задолго до того, как наш мир стал великим и процветающим.

— Расскажи…

— Собираюсь! — усмехается Дрейк безупречными зубами. — Лара рассказала мне эту легенду. Мало кто помнит из ныне живущих, и мало кто знает, но где-то там, далеко… — устремляет он взгляд на бесконечно синее небо, от чего по коже пробежала волна мурашек, — есть Фабрика Душ. Совершенное место, где нет боли и страданиям, место, где каждый счастлив. И на этой Фабрике искупаются все грехи, сотворенные при жизни, и душа получает шанс на спасение, на новую жизнь, — безмолвные слезы тихо текут по моим щекам, оставляя на губах соленый привкус. Я плачу, опять не понятно, почему, то ли от страшного греха, то ли от страшной потери. — Фабрика Душ давала искупление, давала надежду, но однажды проход на нее был закрыт, в тот момент, когда исчезли Боги, когда покинули нас. Отрезали нам путь к спасению, после того, как убили Налану, а Люциона признали мятежником.

Сколько же крови выпила земля в тот момент, когда обрушились стены Севара! Она заполнила небо и землю, залила моря и горы, превратилась в нетающие льды. Кровь заполнила все, даже лучи солнца, смерть пришла в Севар. И те, кто поклонился Люциону, прокляли тот день и свою глупость. Они надеялись на его помощь, его милосердие, но он оставил их гнить на залитой кровью земле, внушил ложные надежды, и ушел.

—Он ушел, Налана! Он бросил их! Сказал, что вера в него поможет, но они корчились от боли. Сказал, что сможет защитить, но они страдали,… Он говорил многое, светловолосый дьявол, и все его слова оказались ложью, всего лишь красивой речью. Души умерших в тот страшный день остались заперты здесь, и им никогда не получить прощения. Фабрика Душ закрыта со дня битвы, а Севар отрезан от остальных миров Спектра. С тех пор они неприкаянно бродят по пустыне, на грани жизни и смерти, потому как сделали не тот выбор. Поклоняйся они Богине, у Севара был бы шанс, если бы вера всех живущих в мире людей была сильна. Но они не верили.… Не во что было верить. Боги исчезли, привычный мир рухнул, оставляя за собой пустоту и холод. Они отреклись от Истины, лишив надежды и себя и нас…

— Но в ней есть истина, — тихо говорю я, чувствуя, как руки начинают дрожать. — Почему Боги бросили вас, бросили свой мир?

— Это неизвестно. Была Война,… Боги поступили так, как считали нужным, на то они и Боги. В любом случае, это лишь легенда, Налана…

— Но почему Севар отрезан от других миров? — заворожено спрашиваю я. Вновь вопросов больше, чем ответов. Они знают о Фабрике Душ, а какие еще секреты от меня утаиваются?

— Потому, что Севар проиграл. Пойдем назад, Налана.

 

5

Холодный Зал Совета слабо освещен Истинным синим светом и редко горящими факелами. На первый взгляд может показаться, что такого хилого огонька маловато для столь большого помещения, но уверяю, это не так. Свет отражается от белоснежных мраморных стен, освещая комнату густым полумраком, создавая ощущение, что сидящие за круглым столом тени не относятся к миру живых.

Хотя так оно и есть на самом деле, жизнь и смерть прошли мимо сиятельных Богов, нареченных безграничной властью. Они давно забыли прошлую жизнь и не вспоминали о смерти тысячу лет. Последний раз это случилось, когда ушла одна из них, когда была Великая Война и белоснежные стены покраснели от пролитой крови. Сейчас же, Война окончена, но великих Богов ждет враг куда страшнее и куда опаснее, чем полоумная девка, поверившая в глупое пророчество. Враг, которого не победить.

Но, как бы ни было печально, полоумная девка оказалась умнее их всех вместе взятых. Она обманула великих Богов- создателей миров и всего сущего. Смогла перехитрить самого Создателя и уйти от законного наказания за свою вину. Она выжила, не смотря ни на что, смогла сохранить себя в том жутком мире, даже когда тот осыпался пеплом.

В то же время Севар не исчезает с карты миров вот уже тысячу лет, а новых душ, которые могли бы заменить ее, не было слишком долго. К тому же, Севар не хочет умирать, зная, что жива его Богиня, Создательница, придумавшая небо и землю, и одновременно обрекшая своих детей на столь незавидную участь ради собственного эгоизма. Хотя, ее мотивы неизвестны. Может, она и была немного безумной, немного жестокой, но она никогда не была глупа. Это нужно признавать, не смотря на все слова, которыми ее проклинают.

То, что она показывала, было лишь маской, то, что она дозволяла видеть всем, кроме этого проклятого Люциона. Богиня Севара потрясающая актриса, сумевшая обмануть всех, даже саму Смерть, пришедшую за ней в час расплаты. Она смогла запутать нити вековой паутины, обволакивающие Фабрику, она смогла подчинить себе пространство и время, она смогла вернуться, не смотря ни на что.

Сильная, смелая, умная, решительная, добивающаяся цели… Ей нет равных ни в одном мире, она совершенство. По крайней мере, была таковой, пока не умерла. Налана Лукко, идеал, Богиня. Ей не грех подчиниться, видя настолько совершенную красоту. Но это далеко в прошлом, в далеком прошлом. Сейчас нужно выяснить главное.

— Отвечайте четко на вопросы! — вскричала Лирана, тряхнув копной огненно-рыжих волос, при этом мощно ударив кулаком по столу, заставив мир вокруг затрястись от накатившей на нее злости. Трое дрожащих мелкой дрожью людей могли лишь опустить головы, уставясь в мраморный пол, дабы не видеть полыхающего огня в зеленых глазах демоницы. — Вы упустили ее, мерзкие ничтожества! Во второй раз! Что она сотворит теперь? На что способна бешеная тварь, выпущенная из клетки? — ревет она, чуть ли не капая слюной на белоснежный мраморный стол.

— Ты перегибаешь палку, Лирана. Налана не монстр, она наша сестра. Она сидела за этим столом, пила с нами вино и разделяла пищу, она принимала с нами решения! Она Богиня, черт побери, и она до сих пор жива, не смотря ни на что! Ее мир существует! — восклицает Дарен.

— Надеешься, что если будешь защищать эту фригидную сучку, она тебе даст? — усмехается Лирана. — Да никогда в жизни! Влюблена в этого болвана Люциона, белобрысую мразь! Вели себя как две похотливые шавки. — злобно фыркает она.

—Неужели, ты до сих пор его так сильно хочешь? — усмехается Дарен.

— Не стоит обсуждать нашу жизнь перед смертными! — холодно добавляет Нолан, не обращая внимания на яростную вспышку Лираны. — Итак, — милостиво обращается он к смертным. — Нам нужно знать все, всю правду.

— Мы все рассказали, ваша милость, — с трудом отвечает Эльвира севшим голосом, пытаясь скрыть длинными темными волосами чудовищные ожоги на миловидном лице, полученные совсем недавно в грешном мире Инферно. После провала столь важного задания Боги обозлились на незадачливых агентов, выпустивших из рук столь ценный самородок, позволив Налане выбраться из золотой клетки Лимба в реальный мир.

Лиана со стоящим рядом Грегори не решаются поднять глаз на величественно восседающих Богов на своих тронах. Таких совершенных и мощных, несокрушимых. Но от того приятнее удовольствие видеть, как сильные мира сего бьются головой, будто рыба о лед, не в силах понять, как же выбраться из затягивающихся сетей. Маленький злой червячок внутри Лианы отчаянно рад отчаянию Богов, но вот сложившаяся перспектива волнует куда больше. Кто знает, что злые Боги могут сотворить с провинившимися душами? Муки Инферно покажутся сладким щекотанием по сравнению с божественной яростью.

— Ее невозможно было удержать, мы перепробовали все, ваша милость! — вставляет тонким голоском Лиана, скрывая за спиной обгрызанные до мяса руки, на которых прослеживаются белые точки костей и следы от зубов адских тварей. На ногах и животе раны еще хуже, но все скрывает тонкая ткань одежды, благо им позволили сменить прежние лохмотья на нечто более подобающее взору Богов, иначе последние выблевали бы собственные кишки от открывшегося зрелища. Боги каждый день отправляют на смерть сотни тысяч человек, но им неприятно видеть смерть вблизи собственного носа.

— Нас интересует не этот провал, а предыдущая операция! — холодно бросает Нолан. — Когда по вашей вине на земле стало больше на одну дьявольскую тварь!

— Никто не идеален, Нолан! — мягко говорит Дарен теплым голосом. — Мы сами допустили много ошибок. Возможно, не стоило применять столь поспешных выводов, относительно Наланы…

— Конечно, будь твоя воля, ты отпустил бы ее на все четыре стороны, лишь погрозив пальчиком! — гневно выдает Лирана. — То, что она получила, лишь малая толика заслуженного! Будь она обычным человеком…

— Давно бы гнила на самых нижних уровнях Ада! — перебивает ее Лукреция. — Как милостиво напомнил Нолан, не стоит выносить наши секреты на обозрение людей. То, что происходит на Фабрике, остается на Фабрике. — посылает она в Дарена нечитаемый взгляд, и тот едва заметно отвечает. — Постарайтесь вспомнить, мои дорогие, что произошло тогда, когда кара Создателя упала на Богиню Налану? Что случилось в Башне Силы тысячу лет назад?

Эльвира, Лиана и Грегори в нерешительности опустили к полу глаза. Они стыдятся того момента, перечеркнувшего их судьбу, лишившего проблеска надежды и подарившего сплошную смерть. Когда-то давно им обещали спасение за предательство, но что они получили? — бесконечные муки, по сравнению с которыми смерть- истинное спасение. Им обещали вечное счастье, если предадут ту, кто была добра с ними, кто считала их друзьями и по глупости приблизила к себе, давая желаемое.

Налана была добра по мере своей природы, она давала власть и богатство, но они хотели большего, того, чего не было в ее власти. Того, чего она не могла понять в последние годы, запутавшись в бесконечных желаниях и лживых словах, как своих так и чужих. Они променяли жизнь в хрустальном Дворце на повторяющееся колесо Лимба, гробя и себя и ее из-за низменных желаний. И вот уже в третий раз они готовы предать, совершить страшнейший из грехов, снова стоя в белоснежном зале перед собравшимися Богами.

— Расскажите нам, — мелодично поет Лукреция, мягко перебирая темные волосы. — От этого зависят жизни многих людей, многих миров… Что произошло в день битвы за Фабрику?

— Столько жизней проходило на наших глазах, столькими людьми нам суждено было притворяться, что прошлое превратилось в туманную грань, — тихо говорит Эльвира, скрывая накатившие слезы.

— В таком случае вы вернетесь назад, — холодно произносит Нолан, окатывая три дрожащих тельца презрительным взглядом. — Не о чем разговаривать, мы зря тратим время! — щелкает он пальцами и в зале появляются шестеро стражников-архангелов, по двое на каждого. — Уведите! — презренно бросает он, когда неудавшихся агентов подхватили под руки мощные стражи Фабрики Душ, выволакивая прочь из Зала Совета под шесть пар внимательных глаз.

— Ты слишком жесток, Нолан… — тихо говорит Лукреция.

— А мне плевать! — ядовито выплевывает он, откидывая со лба каштановую прядку. — Налана творила бесчинства не одну сотню лет, и все сошло ей с рук! Взять хотя бы эти чудовищные эксперименты! — хмыкает он. — В Дракенрайхе каждый получает по заслугам!

— Это решать Создателю! Не забывай, мы не можем убить нашу сестру. К тому же на Фабрике Душ каждый заблудший получает шанс, — вступает в начинающуюся ссору Дарен, успокаивая бунтующих Богов. — Мы живем по законам Создателя, и если Налана до сих пор жива, на то есть веские причины. Жаль, что мы не смогли узнать истину, не смогли предотвратить гибели тысяч невинных жизней… Видно, такова воля Судьбы, — вся эта короткая сцена разыгралась за несколько коротких секунд. История имеет свойство повторяться, и великая Фабрика Душ не исключение.

— Постойте! — пронзительно заревел тонкий мужской голос, срываясь на истеричный визг, привлекая всеобщее внимание. Шесть пар надменных глаз с интересом уставились на молящего о милости человека, который может оказаться полезен в сложившейся ситуации. — Я помню, что было тогда.

— Грег, не надо… — тихо шепчет Эльвира сквозь слезы.

— Они предадут нас, всегда предают! — вторит ей Лиана.

— Ты говоришь с Богами, девочка, вершителями судеб! Миры изменяются по щелчку наших пальцев! — яростно отвечает Нолан, исказив от отвращения красивое лицо.

— Не стоит, Лара. — говорит Грегори. — Я расскажу, что было тогда, но только с одним условием! Вы отпустите нас, снимете грехи и позволите начать жить по- новой!

— Это слишком много! — отвечает Нолан, холодно взглянув на наглого человечка. — За всю историю Фабрики ни один смертный не смел просить о подобном!

— И не один Бог не спрашивал смертного! — нагло отвечает Грегори. — Так что, вы хотите узнать последние минуты жизни непобедимой Богини? — ухмыляется он. — В обмен прошу малое, всего лишь прощение, для меня и моих друзей, — переводит он болотные глаза на Эльвиру с Лианой.

— Как ты можешь… — тихо выдает Эльвира, посылая в парня уничтожающий взгляд. — Пусть Налана не была идеальной, но она была нашей подругой!

— И мы дружно придаем ее в третий раз. Башня Силы, Лимб, теперь это… Мне искренне жаль ее, но мы ничего не можем поделать! Только Богиня в ответе за свою судьбу. Она решает судьбы миллионов, но не может принять простого решения! Она управляет пространством и временем, но позволила сотворить с собой подобное! Отчего же она выше обычных людей?

— Потому, что ей пришлось прожить долгие жизни, многократно искупая грехи, оттого, что она высшее существо, прожившее десятки тысяч лет. Если расскажешь ее секрет, может быть, тогда мы рассмотрим твое предложение, — отвечает Нолан, медленно постукивая пальцами по мраморной столешнице. — Не забывай, с кем говоришь, мальчик! Один щелчок пальцев и, вечные боль и огонь станут раем по сравнению с остальными муками!

— Не с чем сравнить, ваша милость, лишь огонь Инферно и бесконечная ложь Лимба окружали меня в последнюю тысячу лет, я не видел райских полей, только кровь и огонь. Были приятные дни, но их было мало…

— Хватит болтать, рассказывай! Что случилось в тот день в Севаре? — настойчиво требует Нолан. — И рассказывай правду, если соврешь или попытаешься схитрить, мы поймем.

— Когда Налана затеяла войну против Фабрики Душ, у нее было огромное непобедимое войско идеальных солдат, исполняющих лишь приказы своих Создателей. Не чувствующие боли, не боящиеся смерти, они отчаянно шли в бой, сметая все на своем пути, — говорит Грегори.

— Мы помним историю, бесконечные ряды чудовищных монстров, атакующих наш дом! — жестко говорит Лирана. — Ты собрался пересказать все с самого начала? У нас в порядке с памятью!

— Продолжай… — плавным взмахом руки указывает Дарен, обращаясь к стоящему перед ним парню. — Не повредит освежить события.

— Так вот, это не армия.

— Что ты несешь, мальчик? Я своими глазами видел бесчисленные толпы кровожадных тварей! Какой-то дикий гибрид животных и человека, преступление против природы! Или думаешь, мы поверим в твои сказки? — резко выкрикнул Нолан.

— Вы хотели правды, и я говорю кристально чистую правду. Это менктеры— наполовину люди, наполовину звери, выведенные в лабораториях другого мира. Но их не больше тысячи, всех вместе взятых, из которых бойцов только половина. Подождите перебивать! — протараторил Грегори, увидев, что Лирана собралась добавить очередной едкий комментарий. — Вы видели, как они убивали и умирали, Фабрика Душ превратилась в кровяное море, а битва не прерывалась ни на мгновение. Но не все так просто, как кажется на первый взгляд. Налана с Люционом создали Машину воскрешений, возвращающую к жизни. Их армия бессмертна.

— Хочешь сказать, что каждый раз она воскрешала этих животных? Как такое возможно? — тихо спрашивает Лукреция, бросая на Дарена испуганный взгляд.

— Технологии я не знаю… — честно отвечает Грегори. — Но эта Машина истинный шедевр, произведение искусства, создает полностью новое тело за несколько минут, разумное, способное мыслить и чувствовать. Вы бились не с многотысячным войском, а с повторяющимися солдатами, теми же самыми, которые атаковали раз за разом.

— Воскресительная Машина! — хмыкает Нолан. — Не ожидал такого! С другой стороны, она всегда безумно боялась смерти… Постой, выходит нестыковка, если эта машина может воскрешать, почему она не воскресит их с Люционом? К чему столько сложностей?

—Она не может возвращать Богов, только менктеров, потому что у них лишь часть души. Но сохранить Бога вполне возможно, сохранить сознание и разум. Как вы правильно сказали, Налана действительно боялась смерти, поэтому перед тем, как мы проникли в Башню Силы, она активировала Машину, сохранив в ней себя, прежнюю, свой образ, свои знания, частичку своей души, — тихо говорит Грегори.

— То есть, она не может умереть? Налана до сих пор разгуливает по Севару? — спрашивает Лукреция со страхом.

— Она итак там после возвращения! Включай мозги, глупая курица! — грубо говорит Лирана.

— Машина не позволяет Севару рушиться. Взяв разум Наланы за основу, она живет своей жизнью. Больше пугает то, что проведя там все это время, она могла стать разумной. Налана была безумна на тот момент, и что с ней стало за тысячу лет сложно представить. Если Налана из Лимба доберется до Машины, она вернется прежней, а то и еще более жестокой. Война прекратилась после ее смерти, но осталась Машина, она успела загрузить в нее свой разум. Я видел показания приборов, — говорит Грегори.

— Почему вы не разрушили ее, если ты все это знал? — яростно взревел Нолан, стуча кулаком по столу.

— Не смогли, ее охраняет очень мощная Сила, — тихо говорит парень.

— А Люцион? Где был он в тот момент? — вставляет до этого молчавший Дарен.

— Он исчез к тому времени, она была одна.

— И у него тоже есть такая Машина? — интересуется Лукреция.

— Не думаю.… Это все, что знаю, клянусь! — с жаром отвечает Грег. — Теперь нам дадут шанс?

— За тройное предательство? Не думаю, — отвечает Дарен. — Но мы посмотрим, что можно сделать. Пока ступайте, — когда за поникшими пленниками Ада закрылись тяжелые двери и Боги остались наедине, Лирана с усмешкой произносит.

— Никогда бы не подумала, что Налана до этого додумается! За всю историю Фабрики такого ни разу не случалось! Ты и вправду собираешься дать им второй шанс?

— Решим голосованием, — несколько рук взметнулись за спасение несчастных душ, несколько горячо выступили против. Окинув Совет внимательным взглядом, Дарен принял решение, поддавшись стороне большинства, вынеся вердикт Эльвире, Лиане и Грегори. — Теперь нас ждет куда более важный вопрос- что предпримем с Наланой? Если эта машина действительно существует, нас ожидают, мягко говоря, проблемы, в ближайшем будущем.

— Мы не можем вмешиваться в дела друг друга, каждый сам управляет своим миром, как пожелает. Таков главный закон Фабрики! — отвечает Лукреция, накручивая на палец черную прядку, принимая деланно отстраненный вид.

— Но и оставить все как есть мы не можем! Кто-то должен отправиться в Севар и проверить! — возражает Лирана.

— В Севаре у нас нет шансов против Наланы, а присутствие другого Бога будет очень заметно. Враждебно настроенный мир захочет уничтожить кого бы то ни было из нас. Еще не известно, знает ли Налана об этом компьютерном разуме? Если нет, все решится само собой, мир должен начать исцеляться с присутствием Богини, — делает логичное предположение молчавший до этого Никола. — В прошлый раз мы победили благодаря чистой случайности, теперь нельзя принимать необдуманных действий, на карту поставлено слишком многое. Если Машина действительно так ужасна, надеюсь, у Наланы хватит ума обойти ее десятой дорогой.

— А если нет? — спрашивает Лирана, бросив на него колкий взгляд.

— Мы поторопились, и получили заброшенный мир в Спектре, да Налану в Лимбе. Вместо полного обновления Севар загерметизировался, жизнь застыла в нем на века, став годной только для… тех, кто не угоден Создателю. А уж, сколько идет Силы на то, чтобы сохранить его в относительном равновесии, предпочитаю молчать! — отвечает Никола.

— Мы получили гораздо больше, с уходом Наланы. И все же, в предложении Николы есть резон- следует проследить за развитием событий, не вмешиваясь. Главное, что у нас есть информация, а действия подождут. Как глава Совета Богов и глас Великого Создателя, принимаю это окончательное решение. Можете быть свободны! — сказал Дарен.

Медленно поднявшись из-за белоснежного стола, Боги, молча, начали растворяться в воздухе, превращаясь в тонкие разноцветные дымовые струйки, направляясь к светящемуся в центре голубоватому пламени Портала, и возвращаясь в свои миры.

— Она вернется, Дарен, еще злее и могущественнее! На этот раз у нее получится разрушить Фабрику Душ, тем самым убив всех нас! Подумай над этим… — яростно выплевывает Лирана, превращаясь в струйку огненного светящегося дыма, и исчезая.

— Думаешь, все так, как они говорят? — тихо спрашивает задержавшаяся Лукреция. — Налана безумна?

— Не Налана, а Машина. В любом случае, я надеюсь на лучшее. В любом случае она нужна нам, они оба. Без Богов Севара у нас нет шансов. И потом не забывай, кто помогал создавать эту Машину… — хитро улыбается Дарен. — У нее есть слабые стороны.

— Какие? — удивленно спрашивает девушка.

— Фабрика Душ не лучшее место, чтобы обсуждать такие вопросы, дорогая. Позже загляну к тебе, — обиженно поджав губы, но ничего не сказав, Лукреция растворилась в пламени зеленой дымкой.

 

1

Время медленно протекает мимо, превращаясь в бесконечную однообразную пелену из пустыни и одинокого неба. Минуты превращаются в часы, а пейзаж за окнами словно застыл на месте, создавая ощущение, что кроваво –красная машина вовсе не движется. Прошло два дня с момента нашего памятного разговора и чудесного спасения, мы проехали вперед сотни километров, изредка останавливаясь на еду и сон, но за окном по-прежнему беспросветная скучная тишина. Только попадающиеся иногда камни вдалеке пустоши говорят о том, что мы действительно движемся, потому, как они разбросаны под разными углами, хотя одинаковые, как близнецы.

Мы мало говорили с Дрейком и Ларой с того момента. Они не особо тянулись к разговору, а я не знаю, что сказать, кроме того, что «этого не может быть». Пыталась расспросить их, но все попытки не принесли результатов. «Воля Богов… Ты должна поверить…» — вот, что слышу в ответ. Искренне стараюсь поверить в этот кажущийся кошмаром сон, принять реальность, но какая-то частичка сознания напрочь от этого отказывается. Еще эти странные сны, которые продолжают меня мучить своим повторением, словно один большой длинный день все никак не желает заканчиваться, начинаясь по новой раз за разом. Чувствую, что если ничего не произойдет, сойду с ума в этой консервной банке от скуки и надоевшей до ломоты в зубах пустыне.

Солнце ярко слепит глаза, освещая золотистыми лучами бесконечные пески, в животе полуголодно урчит, потому, как приходится делить банку консервов на троих за каждый прием пищи. Закурив крепкую сигарету и лениво выпуская дым в приоткрытое окно, я с мысленным стоном предвкушаю еще один скучный день. Наверное о том, что время стоит на месте, я погорячилась— запас сигарет, воды и пищи медленно уменьшается, увеличивая тем самым подступающий к горлу страх о том, что же будет, когда нехитрые припасы полностью иссякнут. Выбросив в окно, навстречу развевающемуся ветру окурок, осторожно бужу дремавшего рядом Дрейка. Тот нехотя посмотрел в мою сторону, щурясь спросонья от яркого солнца.

— Приехали? — зевая, спросил он, потягиваясь.

— Не думаю… Пустыня, пустыня, еще раз пустыня.… Никакого разнообразия. Как думаешь, до Города далеко? Мы едем уже два дня.

—Три или четыре, у тебя плохо с чувством времени, — отвечает он. — Думаю, мы близко, — отворачивается он к окну, внимательно разглядывая проносящийся пейзаж.

— Такое чувство, что ты не хочешь говорить со мной. Ты обиделся? — стараясь говорить мягко, спрашиваю я. — Просто, понимаешь, мне приснился сон и Люцион был первым, о ком я, видимо подумала… — не знаю, почему, говорю ему.

— Налана, о пустыне мы вдоволь наговорились, а оправдываться ты не обязана, я все понимаю, — холодно говорит он. — Хорошо, что тебе снятся сны, я рад. Хочешь поговорить об этом? — вглядывается он в меня пронзительными глазами, за которыми скрывается непонятное для меня чувство.

— Нет. — бурчу в ответ, тянясь за новой сигаретой, но передумываю. — И, что же ты понимаешь? Поделись мыслями, может, и я тогда пойму! Потому как совершенно не возьму в толк, на что ты злишься?

— Как я могу на тебя злиться! — с сарказмом выдает он. — На Создательницу земли и неба, и жизни в Севаре. Я прекрасно понимаю, что мы с тобой не можем быть вместе, невозможен союз Бога и смертного. Однажды ты со мной наиграешься, и вернешься к своему Люциону. Думаешь, раз он проделал такую работу, чтобы вытащить тебя из Лимба, или откуда там еще, он не попытается вернуть твое сердце? Да ты и сама не против.… Думаешь о нем, он снится тебе, и однажды это произойдет.

— Ревнуешь, Дрейк? — невольно усмехаюсь я, вызвав колючий взгляд мужчины. — Я даже не знаю его! Он был только голосом в голове, видениями.… И еще не известно, захочу ли с ним быть, — хмыкаю я. — У меня тоже есть выбор, может, захочу остаться с тобой. Вот вспомню, каково быть Богиней, и заберу тебя в свой хрустальный дворец! — усмехаюсь я.

— Почему хрустальный? — уже с интересом спрашивает он.

— Без понятия.… Так хочется. Представь, величественный Дворец из сиреневого хрусталя, настолько прочного, что ни одно живое существо не сможет пробить стены, окруженный диковинными деревьями и черными пиками скал, острыми, как бритва. А рядом плещется бескрайнее море, сливаясь на горизонте с небесами… — говорю я, погружаясь в мечтания.

— Постой! — резко говорит Дрейк, вырывая из приятных раздумий.

— Тебе не нравится? — обиженно фыркаю я, надувая губы.

— Я что-то вижу, похоже на дом, — указывает он рукой на большую громаду впереди. Подъехав чуть ближе к древним руинам, останавливаю машину, внимательно вглядываясь, и челюсть невольно отвисает от удивления.

— Это не дом, Дрейк. Думаю, это космический корабль… — тихо говорю я, смотря на огромную ржавую развалину, похожую на гибрид военного танка с истребителем невероятных размеров, стоящий чуть вдалеке от дороги. — В Севаре были космические корабли? — мужчина лишь удивленно пожал плечами, разглядывая диковину.

— Пора обедать? — лениво протягивает с заднего сидения развалившаяся Лара, осторожно поднимая голову. — Почему мы.… Ох, ничего себе! — громко восклицает девушка, прилипая к стеклу. Жаль, не видела выражения ее лица в этот момент, сама была поглощена зрелищем.

— Надо проверить, вдруг там есть что-нибудь ценное, — первым отмирает Дрейк, выбираясь из машины. В его голосе послышался исследовательский интерес, и он уже быстрым шагом направился к кораблю.

— Дай мне пистолет! — выкрикиваю я, следуя за мужчиной, попутно оглядываясь по сторонам. Не хочется вновь наткнуться на очередных монстров, которые будут далеко не безобидны.

— Куда вы? Это не безопасно! — выкрикнула испуганная Лара вслед нашим спинам.

— Оставайся в машине! — неожиданно синхронно ответили мы, когда Дрейк на секунду остановился, чтобы протянуть мне оружие. Лара немного помялась возле автомобиля, но все же быстрым шагом двинулась за нами.

Подойдя к кораблю ближе, у меня перехватило дух от огромных размеров и мощи. Словно выброшенный на берег кит гниет вдали от моря, от которого остались лишь жалкие остатки былого величия. Высотой примерно в пять метров, с огромной дырой в боку, наверное, от попавшей ракеты, железное существо внушает суверенный трепет. Насколько же великой была цивилизация, сумевшего построить такого монстра. Пусть я и мало знаю о технике, но такое грозное оружие кого — угодно заставит задуматься, прежде чем нападать. Отчего — то он внушает… страх, и по спине пробежала гвардия мурашек.

Дрейк уже быстрым темпом рванулся к кораблю, тщательно осматривая и изучая громаду изнутри, пробравшись в отверстие от попавшего снаряда, Лара медленно плетется позади на почтительном расстоянии, настороженно оглядываясь, чтобы в случае опасности первой рвануть к машине, где можно найти убежище. А я продолжаю стоять на месте, потому как в груди возникло странное чувство из смеси печали и отчаяния, будто нашла любимую в детстве игрушку, разломанную на мелкие кусочки и не подлежащей восстановлению.

Внезапно под ногами что-то противно знакомо хрустнуло, вместе с этим пронзительно закричала Лара, и выразил приглушенный отборный мат, Дрейк, видимо, на что-то наткнувшийся, потому как ругательства перемешались с частыми шипениями и охами. Так шипишь, когда в темноте наткнешься на острый угол шкафа или стола, пробираясь в лабиринте мебели по естественной нужде.

— Что там за крик? — сквозь зубы выговаривает он, когда я поворачиваюсь к стоящей позади Ларе с приподнятыми бровями в вопросительном жесте.

— О, Богиня и Фабрика, посмотри, на чем ты стоишь! — ревет она, зажимая рот руками. Медленно перевожу взгляд под ноги, невольно делая несколько шагов с ужасным хрустом, и сама чуть не вскрикиваю. Только высокое чувство самообладания и память о той ужасной яме Невара не позволили испугаться. В тот раз было гораздо хуже, сейчас же, при свете солнечных лучей, наваленная груда костей по периметру корабля выглядит скорее интересно, чем устрашающе. Пожелтевшие от времени черепа, обломки скелетов, превратившихся в труху, рассыпаны под ногами подобно осеннему ковру опавших листьев в густом лесу. Под их плотным слоем не проглядывается земли, сплошные хрустящие кости и черепа, глядящие в никуда безднами глазниц. По мне они больше смахивают на папье-маше, чем на угрозу. И что Лару так напугало в древних останках, которые рассыпаются от одного прикосновения? В яме со сваленными туда приходящими, да еще и в темноте, было страшнее во много раз. До сих пор помню вкус крови во рту из прокушенной руки, которая на удивление быстро заросла.

— Что происходит? — обеспокоенно высунулся из дыры Дрейк, держа руку на спусковом курке пистолета, готовый выстрелить в любой момент, и его глаза неожиданно расширились от удивления, когда он обнаружил, что под его ногами. Видимо, так был поглощен изучением древнего корабля, что гори под ногами земля, пробежал бы, даже не пискнув.

— Ничего страшного, всего лишь кости… сотни тысяч костей… — спокойно говорю я, поднимая с земли ближайший череп, просовывая в него руки, как чревовещатель в куклу, проговариваю измененным голосом, двигая мертвую челюсть с сохранившимися зубами. — Он тебе ничего не сделает! — усмехаюсь я.

—Не стоит шутить с мертвыми, — твердо отвечает Лара без тени улыбки, смотря в бездонные глаза черепа, из которого торчат длинными червями двое моих шевелящихся пальцев.

— А что? Укусит? — положив череп на ладонь, разворачиваю его к себе зубастой мордой, вглядываясь в темноту глаз. — Йорик, кто тебя убил? — еще раз усмехаюсь я, и неожиданно понимаю, что не могу отвести глаз от провалов черепушки. Застыв в наигранно-театральной позе, не могу пошевелить ни чем, кроме медленно опускающихся губ, с которых сползла улыбка, перекочевав на зубастый рот черепа.

«Посмотри, Налана, что было! Узнай, что произошло! Ты должна вспомнить, ты должна ОТКРЫТЬ ГЛАЗА!» — раздалось где-то на периферии сознания, на грани сна и яви.

— Кто ты? Череп?

«Хахаха!» — рассмеялся голос, только это уже не Люцион, а кто-то чужой и одновременно знакомый, как когда прокручиваешь свой голос на записи. — «Я твое прошлое, настоящее и будущее! А теперь узри!» — и меня затянули бездонные глаза в самое сердце темноты.

 

2

Чернильное небо над головой, с которого перезревшими вишнями осыпаются яркие звезды незнакомых созвездий, обрушая небесную красоту. Под ногами выжженная до тла земля, на которой долгие годы не взойдет ни одного захудалого побега. На месте роскошных зеленых лугов и прекраснейших во Вселенной садов распростерлось кровавое море, глубиной по щиколотку, а за спиной догорают руины когда-то великого города, продолжаемые обстреливаться противником. Огонь полыхает повсюду, горят маячащие вдалеке дворцы и небоскребы, горит земля и само небо полыхает маревом необычного огня, переливающегося из ярко-алых в небесно-голубые всполохи. Кажется, что сам огонь является солдатом, исполняющим только один приказ неведомого жестокого генерала—уничтожить! Спалить до тла прекраснейший из миров, превратить его в пепел, чтобы не осталось даже напоминания о Севаре, чтобы он не сохранился в Летописи Времен.

Откуда знаю, что речь именно о Севаре, а не о каком-нибудь другом сказочном месте? Потому что стою среди адского марева, наблюдая, как языки проклятого пламени медленно и методично пожирают мой мир и меня вместе с ним. Только я не горю от адского огня, пламя опаляет тонкую кожу, не причиняя особого вреда. Хоть она и слезает с плеч, как с пережаренной куриной ножки, а в носу стоит тошнотворный запах горелых волос и собственного мяса, это длится не больше двух секунд, затем же возвращаюсь к привычному облику. Все потому, что надеюсь, что телесная боль способна заглушить страдания израненного сердца, пронзенного острой пикой гибнущего мира. Не могу помочь, не могу вмешаться, могу только наблюдать, смотреть, и от этого становится еще тяжелее. Что может быть хуже, чем когда любимый дом, создаваемый огромными трудами, погибает под игом кровожадных захватчиков, разрушающих мечту.

Люди огромным живым морем бегут в кровавую пустошь со стороны горящего города, сжимая в руках скромный скарб и плачущих детей. Они бегут в отчаянии и криках, поддавшись панике, напуганные, обезумевшие от ужаса, не знающие, что делать и как быть дальше. Они молятся своим Богам, выкрикивая их имена, умоляя защитить и спасти их от гнева… кого? Не разобрать, Создателя? Не понимаю,… Кто-то выкрикивает проклятия Богам за посланные мучения. А кто-то падает на колени и молится, но таких меньшинство, и обезумевшая толпа их быстро затаптывает, размозжив черепа и кости, превращая несчастных в кровавое месиво, всего лишь лужу с мелкими кусочками костей и путающимися под ногами кишками, разрывающимися с гадким треском от ударов сапог тысячей ног.

От мала до велика, от любви до ненависти, люди продолжают взывать к своим Богам, умоляя о защите или смерти, не взирая на кровавые раны и чудовищные гниющие язвы, плещут ногами по брызгам крови, становясь похожими на вареных раков. Кровь заливает глаза, стекает потоками по волосам, попадая в воздетые к небу рты и ноздри, потому как с небес течет кровавый ливень, заливая все вокруг. И небеса плачут от боли, и земля стонет, но никто не придет им на помощь, сейчас Боги отвернулись от своей паствы, оставив их купаться в собственной крови.

Тысячеголосый вопль не прекращает раздаваться, когда за спиной толпы рушится город, когда в горящие руины полетели десяток ракет из небесных кораблей, принесших одну только смерть за то, что они не пожелали сдаваться, за то, что верили в победу своих Богов, за то, что продолжали в них верить.… И вот вопль переходит в отчаянный рев толпы, полный безысходности. Плачут женщины и дети, старики и взрослые мужчины, отчаянно и безостановочно, убегая вперед из последних сил от ударной волны, несущейся вдогонку, от ало-голубого пламени, не знающего пощады.

Многие падают, и так и не могут подняться, живьем превращаясь в кровавые массы, те, кто не смог бежать достаточно быстро— старики, раненые, женщины с детьми. Как не печально, безумная толпа не знает различий, тем более, когда отныне каждый сам за себя. Остановиться— означает умереть на месте, и каждый будет бежать, пока есть хоть малейший шанс на спасение.

Те, кто оказались быстрее, ловчее и напористей, расталкивая остальных локтями, смогли вырваться из адского пекла, спрятавшись в низовьях реки, когда-то с чистой родниковой водой, а теперь наполненной кровью и сплавляющимися по воде оторванными частями тел. Спрятавшись за покатыми берегами, они наблюдали огненную вспышку, накатившую волной от некогда прекрасного города, забравшую жизни менее удачных товарищей, мгновенно превращая тех в пепел. Огненная волна прокатилась по земле, превращая в пустыню некогда цветущие сады, иссушая моря и озера, потому как на каждом сантиметре великого мира происходили одинаковые события. Небоскребы вспыхивают свечами на торте, редкие выжившие животные и птицы горят заживо в страшной агонии, покидая еще сохранившиеся в глубине мира леса, и редкие люди смогли уйти достаточно далеко от ударной волны.

Севар пал в эту ночь, но еще жива надежда, пока жив хоть один человек, искренне верящий в бессмертных Богов. Однако все не может быть так гладко, нельзя оставлять никого, живущего в мире, кто бы помнил и знал, какой на самом деле была Война. Нужно уничтожить всех, всех до последнего, чтобы ЕЙ некуда было отступать, чтобы она сдалась, подняв кверху лапки. Непобедимая Налана должна сдаться, а для этого ей нельзя оставлять шансов, потому что она продолжает атаковать, не желая сдохнуть со своим миром!

То же ждало и выбравшихся из укрытий людей, выживших в аду, предавших родных и друзей, спасая собственную шкуру. Они возносили молитвы Богам, благодаря тех за спасение, когда небесные корабли упали с неба, превратив их в жалкие лепешки. Корабли, которые защищали их, в один момент превратились в огромные могильники вокруг руин городов по всему Севару. К несчастью, тем, кого раздавило в лепешку мгновенно, повезло больше тех, кого прижало пополам, или одну из конечностей. Они корчились от боли, голода и жажды, медленно пожираемые своими же сородичами, которые могли дотянуться зубами до заветного, пусть и сырого, мяса, надеющимися на помощь теперь уже умерших Богов. Потому как оставшиеся через две недели умоляли о смерти, проклиная Налану и Люциона, жалея, что не стали пеплом возле городов.

А затем пришли крысы, прилетели вороны, приползли тараканы. И каждая мерзкая тварь намеревалась вкусить мясца истощенных трупов, не могущих дать отпор, прикованными развалинами кораблей. Насекомые копошились в свернувшихся кровавых ранах, перебирая мелкими лапками и размахивая крылышками от удовольствия подобного пиршества, вороны выклевывали глаза, выпивая сладкий глазной сок, а крыс грызли все— от мяса на пальцах до тех мест, куда могли добраться, вырывая волосы и откусывая части безвольных тел. Люди кричали, люди вопили севшими голосами, но не было сил отогнать мерзких хищников, пожирателей падали. Все, что они могли, лежа под развалинами кораблей— тихо умирать, потеряв остатки веры.

Вновь погружаюсь в черноту с тяжелой болью в сердце, болью, не знающей границ и пределов. Ведь, если все это правда, каким же чудовищем нужно быть, чтобы посметь допустить такое! Кто затеял эту проклятую Войну, кто уничтожил великолепный мир, успевшим стать родным за маленькое кошмарное видение, внезапно ожившее в реальности?

«Ты знаешь, они не остановятся, никогда не остановятся!» — говорит вернувшийся голос, пока я проваливаюсь в небытие. — «Ты должна найти меня! Ты должна открыть глаза, Налана!».

Появилось видение высокой каменной башни с горящим наверху синим пламенем, таким манящим и притягательным, беспрестанно зовущим. Я медленно подхожу по усыпанному белоснежным гравием узкой тропинке ко входу в волшебное место, в то время как мир все сильнее улыбается каждому моему шагу, как солнце светит все ярче, как небеса становятся голубее, и кажется, что они горят диким живым огнем, не причиняющим вреда. Поют вырастающие из песка диковинные цветы, смеси лилий и алых и черных роз, создавая неповторимый оттенок крепкого вина, издавая терпкий запах, поют древнюю песню, настолько правильную, что от легкой мелодии кружится голова и забывается все вокруг.

И я несказанно счастлива, потому как вот они, ответы на мучающие вопросы. Все здесь, за этой дверью, стоит только протянуть руку к двери, повернуть застарелую от ржавчины ручку и сделать первый шаг. Но только пальцы прикасаются к холодному металлу, как в груди все покрывается инеем, и властный холодный голос настойчиво требует, нет, отчаянно ревет в безумном порыве — «ОТКРОЙ ГЛАЗА!».

Что я и делаю, чувствуя, как безумно замерзла стоя на коленях с зажатым в руке черепом. Острые костяшки впиваются в кожу через плотные, местами порванные джинсы, но не чувствую боли, лишь соленые слезы страха и отчаяния стекают по щекам. Неожиданно теплая ладонь ложится на плечо, согревая и успокаивая, заботливый голос спрашивает, что случилось. А я с силой кидаю череп в железный бок корабля, который разлетается на миллионы костяных осколков, и глухо реву в сильное плечо Дрейка, оказавшееся рядом. Терпкий аромат кожаной куртки успокаивает, даря чувство защищенности, и через несколько мгновений поднимаю на присевшего рядом мужчину заплаканные красные глаза, уже не всхлипывая.

— Вы сказали, что не было никакой войны! Почему соврали? — глухо спрашиваю я, жестко смотря в голубые глаза, на дне которых скрывается страх. — К чему эти глупые сказки?

— Налана, не понимаю… — начинает он, но резко выкрикиваю, перебивая.

— Хватит врать, Дрейк! Секреты, недоговорки, сколько можно! Рассказывай мне все, от начала до конца! — настаиваю я таким тоном, с каким никто не решался спорить. Немного помолчав, мужчина отвечает, невольно протянув руку, чтобы коснуться потерянной шляпы, но опомнившись, осторожно кладет ее на второе плечо, обнимая меня.

— Война была, но не в Севаре, его уничтожили одним ударом, — тихо говорит он. — Сражения были, но где-то далеко… Ты что-то увидела? — обеспокоенно спрашивает он, на что медленно киваю, рассматривая сложенные на коленях руки.

— Теперь понимаю, почему люди отреклись от Богов.… Потому что в Аду их не может быть. Горела земля, небеса обливались кровью, люди умирали, как же страшно! А мы ничего не могли сделать, позволяя бомбить наш мир. Почему же мы ничего не сделали, как допустили? — отстраненно говорю я, чувствуя, как в груди поселился тяжелый комок черноты.

— Налана, это в прошлом. Важно не то, что ты сделала когда-то, а то, что можешь сделать теперь. — успокаивающе говорит он. — Даже в этой ситуации есть плюсы, ты наконец-то поняла, кто ты есть.

— Ты прав! — неожиданно я звонко рассмеялась, признавая правдивость его слов. — Жаль, что пришлось увидеть это, чтобы понять! — сквозь истеричный смех выдавливаю я, окончательно успокоившись. — Кстати, чего ты так матерился? — перевожу разговор на другую тему.

— Током ударило, — коротко отвечает Дрейк. — Пытался проверить оборудование, а шибануло так, что искры из глаз посыпались, — улыбается он. — А куда подевалась Лара? — оглядывается по сторонам Дрейк, не находя девушки. Помогая мне быстро подняться на ноги, вместе мы обошли корабль по часовой стрелке, оказавшийся в диаметре не менее двадцати метров. И когда уже было, решили, что Лара от испуга побежала в противоположную от машины сторону, потерявшись в пустоши, наткнулись на нее, стоящую столбом, и практически сливающуюся с ржавой обшивкой корабля своими коричневой рубашкой и штанами.

— Вот ты где! — гневно выдаю я. Теперь будешь сбегать без предупреждения вместо Дрейка? — проследив за ее застывшим взглядом на борт корабля, гнев мгновенно исчезает, и я смотрю в тоже место, в очередной раз, почувствовав, как глаза превращаются в блюдца. На ржавом борту старательно выведено несколько слов ярко-алой краской, совсем свежей, потому, как влажные подтеки не успели засохнуть.

Четыре коротких слова, в очередной раз ставящие землю с ног на голову: «ПОЧЕМУ РЕКИ ТЕКУТ ВСПЯТЬ?», блестят яркими буквами на солнце. Дрейк осторожно прикоснулся к буквам пальцами, растер и понюхал, после чего вмиг посерьезневшим голосом заявил:

— Это кровь, свежая. Тот, кто это написал, сделал это совсем недавно, за несколько часов до нашего прибытия.

— Почему реки текут вспять… — медленно повторила Лара, не отрывая взгляда от букв.

— Лара, это сделала ты? — резко спрашивает Дрейк, дергая ее за плечо и приводя в чувства. Взгляд девушки моментально стал осмысленным, и она непонимающе уставилась на нас большими глазами.

— Хорошо, что ты очнулась! — с улыбкой говорит она мне. — Нет, конечно! Чем бы я себя порезала, да и зачем мне писать столь несусветную глупость? Отпусти плечо, Дрейк, мне больно, — вырывается она.

— Хочу уехать отсюда, и как можно быстрее, — не став слушать их начинающийся спор говорю я, шагая в сторону машины, стараясь не оборачиваться на жуткий корабль.

 

3

До самого вечера мы ехали молча, говорить отчаянно не хотелось. Как назло Лара первое время надоедала вопросами, в отличие от тактичного Дрейка, молча дымившего в открытое окно. Пришлось на нее грубо рявкнуть, на что девушка сильно обиделась, демонстративно поджав губы и отвернувшись к проносящемуся за окном пейзажу. Хотя, мне сейчас по барабану, если хочет, пусть обижается. Важнее другое— что это за таинственная Башня с горящим на вершине факелом, как ее найти, и узнаю ли я ее? Ведь, видения искажают реальность. Конечно, если загадочная Башня существует на самом деле, а не является плодом воображения. Шестым чувством я знаю, что за ее стенами скрываются все ответы, и, прикоснувшись к синему огню на вершине, я наконец-то полностью открою глаза, все узнаю и все пойму, но не раньше…

Остановились мы только на закате, прямо в центре широкого четырехполосного шоссе, вновь разделив на троих банку холодного мяса. Дрейк порывался отыскать сухие ветки, но после коротких уговоров сдался. Как бы мужчина не показывал свою смелость и отвагу, сегодняшний день был не из приятных, оставив на каждом из нас отпечаток чего-то зловещего и темного. Поэтому вместо ставшего привычным костра мы провели вечер в холодном свете узких фар. Лара пришла в норму, быстро проглотив свой ужин, и сославшись на то, что не желает портить настроение моей унылой физиономией, отправилась спать на пассажирское сидение, оставив нас с Дрейком наедине.

Не знаю, насколько кислое у меня выражение лица, но настроение гаже некуда. Из головы не идут чудовищные картины сотен смертей, вспыхивающие сухими ветками небоскребы и ало-голубой огонь, сжигающий все на своем пути. Жестокий огонь, умный огонь.… Из мыслей вырвал тихий голос Дрейка.

— Это правда, что ты сказала? — с робкой надеждой спрашивает он, как неверящий ребенок, которому пообещали долгожданный подарок на Новый Год.

— О таких вещах не врут… — твердо отвечаю ему.

— Я не об этом… — поднимаю на него вопросительный взгляд. — Что выберешь меня? — тихо спрашивает он, и показалось, что в его глазах проступила тщательно скрываемая мягкость.

— Правда… — неожиданно говорю я.

— Могу узнать, почему? — с интересом спрашивает он. — Если выбирать между мной и Люционом, по-моему, выбор очевиден…

— Я, что, на допросе? Тебе не достаточно простого да? Нужны пояснения? — беззлобно фыркаю я, лениво ковыряя остатки мяса.

— Обычный интерес.… А допрашиваешь меня ты, — хмыкает он. — Что заставляет бессмертную Богиню сделать выбор в пользу смертного?

— Во-первых, я не знаю, каково быть Богиней, или не помню.… Наверное, память однажды вернется, но это будет очень не скоро. Во-вторых, я видела его всего несколько раз, пару раз здесь и пару раз в другой жизни, и каждый раз он говорил, что я должна открыть глаза. Знаешь, как ненавижу эту фразу! — усмехаюсь я. — К тому же, его нет здесь, нет рядом… Когда я попала в те пещеры с синим огнем, он сказал, чтобы я постаралась не умереть, и исчез… Нет, не все так плохо, он помогал- посылал оазисы, послал машину, вас.… Но к чему, черт возьми, нужны такие сложности, когда можно просто рассказать правду? — раздражаюсь я.

— Значит, все дело в том, кто рядом?

— Нет, ты хороший, а он чужой человек, я не знаю его… — задумчиво говорю я, доедая остатки мяса. — Зачем ты завел этот разговор? Не известно, что случится с нами через день, а ты уже заглядываешь на годы вперед.

— Хочу понять, что ты чувствуешь, — отвечает он. — В тебе словно загадка, нераскрытая тайна без ответа.

— В тебе тоже, — отвечаю я, поднимаясь. — Спокойной ночи.

Устроившись поудобнее в водительском кресле, немного его опустив, чтобы не придавить Лару, задалась тем же самым вопросом, мельком поглядывая на сидящего на асфальте мужчину, походящего в свете фар на невиданное существо. Потому ли я выбираю Дрейка, что он постоянно рядом, и люблю ли я кого-то из них? Дрейк красив, смел, умен, а Люцион… что я о нем знаю? Надменный блондин с холодными глазами, затащивший меня в этот мир, не давший ни одного четкого ответа. Если так хотел вернуть свою драгоценную Налану, почему же не рассказал все начистоту? С другой стороны, пришел бы Дрейк на помощь, не подкинь Люцион ту записку, чисто из самаритянских побуждений, или позволил бы спалить меня на костре? Не знаю, и почему-то не хочу знать. С этими мыслями я и уснула.

Проснувшись с первыми лучами солнца, к удивлению обнаружила, что нахожусь одна в салоне, когда потянувшись затекшим телом не услышала привычного бормотания Дрейка от заехавшей по голове или плечу руке. Это насторожило, поэтому быстро протерев глаза, сбрасываю с себя остатки сна и с гудящей головой вылезаю из автомобиля.

Привычка к утреннему кофе дает о себе знать— не могу соображать, пока не выпью бодрящего напитка, поэтому половину дня провожу в тихом отупении, словно после тяжелого похмелья. В пустоши и пещерах была напряженность, не позволяющая на сто процентов расслабиться и сомкнуть глаз, в Неваре дикий страх не позволял надолго уснуть. И только повстречав Дрейка и Лару, поехав по этой проклятой дороге, я позволяю себе некоторые часы полнейшего забытья.

Сейчас, выйдя из машины, остатки сна мгновенно слетели, а голова на удивление заработала четко и ясно, как после самого крепкого эспрессо. Проморгавшись, не могу поверить своим глазам, потому что впереди, на месте бескрайней пустоши, возвышаются величественные горы, уходящие пиками в небеса. Как такое возможно, чтобы вековые громады выросли из ниоткуда за одну ночь?

Темный, практически черный камень, блестит в рассветном солнце, высоко в небе теряются снежные вершины, словно нарисованные краской на голубом небе, а рядом проплывают белоснежные облака, окутывая их густым туманом. Стоп! Облака? В Севаре нет ни звезд, ни облаков, небеса закрыты прочным барьером сотни лет назад! Тогда, что это— шутка природы, или очередная хитроумная ловушка? Заметив стоящих немного впереди Дрейка и Лару, стремительно бегу к ним, выкрикивая на ходу:

— Вы видите? Вы это видите? — парень с девушкой оборвали свой разговор, устремив на меня восхищенные глаза, окинув быстрым взглядом, и Дрейк тихо сказал, в то время как Лара вернулась к созерцанию природной красоты.

— Это лучшее, что я видел в жизни… — с широкой улыбкой говорит он.

— Красиво, но были ли они здесь ночью? — спрашиваю я, чувствуя в груди шевелящийся червячок сомнения и страха. Отчего- то нет ни малейшего желания приближаться к этим прекрасным горам, словно, добравшись до вековых камней, они осыплются мелкими кусочками, погребая нас под ними.

— Это не важно, мир меняется, Налана! — мечтательно протягивает Лара, продолжая всматриваться в горы и облака, желая надолго запомнить чудесную картинку. — Скоро все изменится, если на то будет воля Богов. Поехали, нужно двигаться вперед. Уверена, Город совсем близко, — резко развернувшись, она быстро шагает к машине.

— Это сделала ты? — тихо спрашивает Дрейк, продолжая глядеть восторженным взглядом. — Как тогда, со звездами!

— В том-то и дело, что не я. Тогда мне очень хотелось, чтобы они появились, сейчас даже мысли не было о горах, — отвечаю ему.

— Люцион? — холодно спрашивает он.

— Это кто-то другой, — медленно мотаю головой. — Отчего-то кажется, что наши неприятности только начинаются. Если горы настоящие, и это не пустынная иллюзия… Кто способен на то, чтобы создать их? — мы с Дрейком обменялись тревожными взглядами. На его красивом лице детский восторг сменился настороженностью, а глаза задумчиво прищурились, образуя едва заметную сеточку морщин вокруг глаз на загорелом лице.

— Давай это выясним, — решительно произнес он, подхватив меня за руку, и вместе мы подошли к машине, где уже ждала сгорающая от нетерпения Лара.

 

4

Чтобы по-настоящему оценить привычные вещи, нужно их лишиться. Например, побывав в грязных трущобах индийских городов, начинаешь по новому смотреть на свою крошечную городскую квартирку в далекой России, в которой есть вода и свет. По сравнению с нищетой и грязью она кажется небесным раем, а скучная монотонная жизнь- лучшим, что может быть. Когда мы с Максом путешествовали по Индии несколько лет назад, мне отчаянно захотелось посетить район трущоб, посмотреть, как живут простые люди. Он отговаривал, говорил, что зрелище не для слабонервных, но я настояла, и очень зря. Долго не могла выкинуть из головы копошащихся в мусоре людей и спокойно пробегающих крыс на улице, на которых никто не обращает внимания. Тут же живут, тут же работают, тут же едят что-то несъедобное… одним словом жуть.… Зато после этого, я стала вдвое ценить то, что послала мне жизнь.

Вот и сейчас, приближаясь на скорости под сотню километров к величественным горным вершинам, не могу оторвать взгляд от голубого неба, усеянного мягкими ватными облаками, образующими причудливые фигурки. Кто бы мог подумать, что может не хватать таких простых и естественных вещей, которые воспринимаешь как должное на протяжении жизни, не помышляя, что они могут когда-нибудь исчезнуть. Особенно, когда говорят, что в этом проклятом мире не бывает таких обычных вещей. Видеть их- словно попадать в волшебную сказку, опасаясь, что она может закончиться в любой момент.

Только эта сказка и не собирается заканчиваться, чем ближе автомобиль подъезжает к величественным горам, тем отчетливее показывается тонкая линия прохода, ведущая насквозь, манящая темной неизвестностью. А там, за темнотой, скрывается совершенно новый мир, с новыми опасностями и приключениями. Хорошо, что наконец-то в этих горах пришел конец пустоши, но с другой стороны неизвестно, что поджидает нас за ними. Хотя, я же сама хотела нового, необычного, разбавляющего голые пески. Так может горы это своеобразный барьер между прошлым и будущим, своеобразная граница ДО и ПОСЛЕ. А пересекнув его, я больше не буду прежней, стану кем-то еще…

Подъехав вплотную к каменному основанию гор, остановившись напротив проложенного сквозь древние породы высокого туннеля, больше смахивающего на расщелину у самого основания, я остановила машину, вглядываясь в бесконечную темноту. Сейчас не видно облачного неба, не видно снежных вершин, маячащих вдалеке на постапокалиптическом пейзаже, кажущихся нереальными яркими пятнами на черно-белой пленке. Есть только бесконечная зовущая чернота огромного туннеля, напоминающая раззявленную пасть древнего чудовища, притаившегося в ожидании добычи, по незнанию пришедшей на верную смерть. И если мы въедем в этот туннель, каменные губы моментально захлопнутся, отрезая путь к бегству, заставляя ехать только вперед без оглядки и остановки. Не будет шанса вернуться и все исправить, останется только одна дорога, без изгибов и перекрестков, прямая как струна.

Да я и не смогу посмотреть назад, страх с неистовой силой будет гнать вперед сквозь эту бесконечную трещину в основании горы, куда не проникает ни лучика света, сквозь темноту и ужас, усиливаясь до паники в геометрической прогрессии. А когда буду уверена, что выход близок, что дневной свет всего лишь в нескольких метрах, проклятый туннель окажется, завален, и мы останемся в ловушке, из которой нет выхода! Сбудутся мои самые ужасные кошмары, жуткие сны, преследующие всю жизнь, словно бегу, и не могу выбраться из бесконечно повторяющегося круга, до тех пор пока не накатит отчаянный страх и не закричу от ужаса, резко распахивая глаза.

— Налана, что случилось? Почему ты остановилась? — настойчиво жужжит под ухом Лара, и ее требовательный голос показался хуже пронзительной дрели. Дрейк послал в нее убийственный взгляд, перегнувшись через сидение, чувствуя мое настроение, и девушка моментально затихла, поджав полные губы. Осторожно положив свою руку на сжавший руль кулак, заставляя его расслабиться, и нежно переплетая пальцы, он взял тонкую руку в свою ладонь, согревая ледяные пальцы. Я робко посмотрела на него, но руку не убрала, столько тепла таилось в этом простом прикосновении, столько защиты и нежности, что хотелось как можно дольше продлить это мгновение.

— Все хорошо, Налана. — мягко говорит он, вселяя в трепещущую раненой птицей душу частицу уверенности и оптимизма. — Уверен, ты справишься!

— Я боюсь, Дрейк… — тихо говорю я. — Что если мы не выберемся из темноты? Никогда! Сгинем там навек!

— Все будет по-другому. Неужели ты прошла столько километров по безжизненной пустыне, спаслась в Неваре и выжила в холодных пещерах для того, чтобы сейчас отступить, перед последним рывком? Отрекись от прошлого, оно было и прошло. В данный момент есть только ты, реальная, настоящая. Есть только ты, Налана, такая, какая есть, а все остальное пусть катится в Ад. Мы сами творим свою Судьбу, и если ты отступишь сейчас, в последний момент, то какая ты к чертям Богиня? Обычная испуганная девчонка, побоявшаяся темноты. Неужели, ты такая? — его бровь насмешливо изогнулась, а голос отдает неприкрытой издевкой, старающейся задеть как можно больнее, заставить действовать по его сценарию. И это что-то напомнило, едва уловимую забытую дымку нечитаемого воспоминания. Но, надо признать, его слова меня подействовали, надавив на годами лелеянное чувство— на гордость.

— Нет, Дрейк! Я не такая! Вперед, значит вперед, и будь что будет! — резко говорю я, осторожно выпутывая пальцы из его хватки, покрепче вцепляясь в руль и выжимая ногой педаль газа настолько, что шины заревели по асфальту, выжимая пар из-под колес. Лара глухо взвизгнула на заднем сидении, когда кроваво-красный «Феррари» стремительно врезался в ночную темноту туннеля. Резко и отчаянно, как в последний раз, потому как прошлое и будущее перестали существовать, оставляя только здесь и сейчас, только темноту…

Спустя пять минут я открыла глаза, ошарашено оглядываясь по сторонам. Оказывается, я вдавила педаль газа с плотно зажмуренными глазами, и полнейшее чудо, что машина двигалась по прямой, ни во что не врезавшись. Но теперь воображение переполняется удивительными образами продолбленного в горах туннеля, в котором на удивление присутствует свет.

Открыв глаза, я дико завизжала от переполняющих счастья и радости, от радости, что не разбилась всмятку, только через несколько секунд обратив внимание на каменные стены по сторонам. Высокая расщелина оказалась примерно с десятиэтажный дом, и в ней свободно циркулирует холодный воздух, оставляя на темных камнях некую подобию росы, стекающую тонкими струйками по влажной поверхности, прочерчивая темные дорожки. Как такое возможно в замкнутом пространстве остается для меня загадкой, но за эти дни я научилась не замечать нестыковок в жизни Севара. Поэтому просто наслаждаюсь холодным воздухом, задувающим в приоткрытые окна, пахнувшим вековой сыростью, тонким нитям дождя, приносящим морскую соль, и запахом камня, с запахом вечной древности, неизвестности и непокоренности.

Больше нет страха, нет сомнений, темнота перестала страшить, потому как самой темноты нет. Есть что-то иное, освещающееся сотнями холодных ламп под потолком, царящее в мертвом свете, что-то незыблемое и вечное, то, чему нет названия в богатом лексиконе писательницы. Оно захватывает, оно гложет, оно заставляет погружаться в себя, затягивая словно болото, оно немыслимо и необъяснимо, и оно меня притягивает.

Холодный каменный туннель отдает морозной пустошью, чувствуется, что за долгие сотни лет нога человека не ступала в эти импровизированные катакомбы. Холодный ветер легко треплет светлые волосы, заставляя их развеваться как ткани тончайшего шелка, залезая в рот и глаза, в то время как взгляд прикован к потолку и стенам.

Увиденное поражает воображение, и не верится, что это создано человеческими руками. Не смотря на то, что пару недель назад я жила в двадцать первом веке и меня сложно удивить новыми технологиями, за исключением фантастических фильмов, которым мозг быстро находит объяснение, этот туннель можно прировнять к восьмому чуду света.

Ни грамма бетона на потолке или стенах, лишь высеченный в камне проем, со свисающими с потолка сталактитами, похожими на зубы голодного дракона, длинными, острыми и вечными настолько, что кажется, будто они пробивают прочное железо машины. Холодный безжизненный свет, падающий из глубин темноты, лишь дополняет картину, привнося в нее сверхъестественный ужас. Каменный потолок, свисающий к макушке, темные стены, суживающиеся до состояния узкого туннеля, обдирая тонкую краску острыми краями, напоминают тугую трубу, через которую нужно продираться не взирая на преграды и опасения. И я вжимаю в пол педаль газа, ловя доносящийся из ниоткуда морской воздух, оседающий на губах тонким белоснежным налетом, и ни о чем не думаю.

Не слышу испуганных криков Лары, четких указаний Дрейка, даже внутреннего голоса, кричащего остановиться, когда впереди показалась едва заметная светлая щель, — пространство, через которое можно выбраться из темноты. Стоит только захотеть! Нажать на педали и…

Плохо помню то, что было потом. Камни сменяли друг друга, холодный электрический свет ослеплял, превращая все в сюрреалистическую реальность. Темный камень, яркий свет, холодный и безжизненный, были реальнее многих дней, проведенных в пустыне. И вот, наконец. Нечто светлое в конце пустоты- живое и теплое, свет солнца, к которому я стремлюсь, который хочу увидеть больше всего на свете- маленький глаз туннеля, становящийся все ближе и ближе. И наконец реальность- проблеск среди тьмы, светлый блик в конце туннеля, такой знакомый и близкий, так напоминающий далекий полет сквозь время и пространство. И я вновь зажмурила глаза, боясь увидеть происходящее, боясь неизвестности. Боясь почувствовать вкус неудачи, боясь вновь ощутить вкус собственной крови во рту из зажатой зубами ладони. На счастье или проклятие этого не случилось, блаженный свет предстал в конце туннеля, и я влетела в него как светлячок на пышущий жаром огонь.

Горы закончились темным туннелем со светлой сердцевиной, но это не значит, что происходящее подходит к концу. Игра только начинается, когда алая машина выехала из древних гор, видя увеличивающийся свет туннеля. Что такое эхо, что такое тонкие соленые капли воды, что такое ласкающий волосы воздух, треплющий их нежными пальцами, подобно застенчивому любовнику, боящемуся проявить животную страсть, всего лишь легкое прикосновение. Я пробралась, мы пробрались сквозь горный хребет, оставляя позади прошлую жизнь, открывая новые горизонты и новую жизнь. Непередаваемое чувство легкости вселилось в тело, я словно готовая распахнуть крылья бабочка перед яркими солнечными лучами. Теперь я действительно чувствую, что прошлое осталось позади.

— ОТКРОЙ ГЛАЗА, НАЛАНА. — голос Дрейка смешался с голосом Люциона, медленно превращаясь в третий, искаженно-собственный, записанный на пленку, кажущийся очередным сном. — Открой глаза, Налана! — требовательно тормошит за плечо Дрейк, в то время как сжимающие руль руки медленно отходят от накатившей дрожи, а страх растворяется в воздухе подобно чернилам в стакане с водой. — Посмотри!

Поддавшись его восторженному голосу, медленно открываю глаза, увидев то, на что рассчитывала меньше всего.