Эта неделя выдалась невероятно удачной для Никиты. Во-первых, его повысили в должности. Это было ожидаемое и заслуженное повышение, а потому доставило настоящее удовольствие. На новой должности оклад стал больше плюс проценты от продаж его отдела. Во-вторых, строители наконец закончили ремонт его новой квартиры. А в-третьих, он купил машину.

В жизни каждого человека бывают периоды, когда все дается легко: вдруг находятся давно потерянные вещи, звонят старые друзья, с которыми не виделся сто лет, и исполняются самые невероятные желания. Такие периоды называют белыми полосами. Их ждут годами и ценят безмерно. И всегда суеверно опасаются, что вот-вот белая полоса закончится и наступит черная – как расплата за прежнее везение. Поэтому и торопятся все нужные дела и начинания сделать именно в белый период.

Никите все это далось нелегко, и он тоже торопился. В его жизни, жизни тридцатилетнего холостяка, до сих пор было много труда, много упорства и очень мало свободного времени. Постоянное самосовершенствование как специалиста, стремление честным трудом занять соответствующее своим пожеланиям место в компании, создать прочную материальную базу для будущей, уже семейной жизни.

Приятели удивлялись планомерности его жизни. Молодой парень, здоровый, спортивный, а живет словно робот, по строгому расписанию. Ни загулов до утра, ни пьянок с друзьями, ни бурных романов с девушками модельной внешности, которыми, словно улей пчелами, забито все двадцатипятиэтажное здание их компании. Никита был совсем не праведником, и женщины в его жизни случались. Но ему было по душе то, что они не были знакомы с кругом, в котором он постоянно вращался. Ведь практически в офисе и проходила его жизнь. Пока в его квартире шел ремонт, он даже на выходные приезжал на работу и просиживал до ночи за компьютером. Он любил дело, которым занимался. Со старыми друзьями и дальними родственниками общался исключительно при помощи компьютера. А как, скажите, еще это возможно, если Стас с женой – в Америке, двоюродная сестра Рита – в Канаде, Руслан и Катька, его одноклассники, – в Австралии? А теперь к ним присоединился и Денис, его лучший друг со времен института, – укатил в Париж.

Его отсутствие он ощущал особо остро, хотя прошло уже полтора года, можно было бы и привыкнуть. Пока они учились в институте – делили одну комнату в общежитии, потом вместе снимали квартиру. Сначала – маленькую гостинку, а как стали больше зарабатывать – двухкомнатную. На его глазах развивался роман Дениса с Наташей. Он был свидетелем на их свадьбе. А потом стал свидетелем их развода. Трудно сказать, кто переживал этот разрыв тяжелее – он или Денис. Никита считал их удачной парой, а семейное счастье друга воспринимал как надежду, что вечная любовь все же существует, а значит, и у него есть шанс ее встретить. Но жизнь распорядилась иначе. Брак Дениса распался спустя два года. Самым неприятным стал тот факт, что Никита сам оказался невольным виновником их развода. Наташа нравилась ему, но только как жена друга. Он был рад услужить, помочь ей. А она все воспринимала, как оказалось, иначе.

Невольно сравнивая друзей, Наташа пришла к неутешительному выводу, что выбрала худший вариант, и со свойственной ей прямотой решила исправить ситуацию. Но она не поняла, что для Никиты она всегда была женой друга – и только лишь. В результате она задела самолюбие Дениса и потеряла на этом мужа, так ничего и не приобретя взамен. Потому что для Никиты дружба с Денисом была во сто крат дороже, а о Наташе как о женщине он никогда не помышлял. В итоге ситуация сложилась довольно щекотливая, и Никита мучился своей непонятной виной, пока Денис не сказал:

– Ты здесь ни при чем. Не ты, так другого найдет. А я не намерен из-за бабы терять лучшего друга…

Вскоре он улетел в Париж. Решил попытать счастья во Франции. А почему бы нет? Денис – молодой, энергичный, может работать в разных направлениях, к техническому образованию еще и языки. Когда же пробовать, как не в молодости? К тому же снова холостой, легкий на подъем.

Никите его недоставало. Не хватало их вечерних разговоров перед сном, его юмора, приправленного здоровым цинизмом, его заводного нрава и неожиданных выходок. Наташка – дура! Как можно было предпочесть такого интересного парня спокойному и даже скучному Никите? С Денисом они потому и ладили, что прекрасно дополняли друг друга. И его старый друг никогда не считал Никиту занудным, как его теперешние приятели.

Сразу Денис писал очень часто. Первое время они обменивались письмами по несколько раз в день и все знали друг о друге. Но со временем письма Дениса стали более краткими и приходили все реже. У друга появился свой круг общения и новые интересы.

На работе у Никиты тоже подобрался круг приятелей: Коля, начальник соседнего отдела, его заместитель Вадим, юрист Женька и программист Игорь. Заводилами были, конечно же, Вадим с Женькой. Они затевали мальчишники по пятницам, походы в ночные клубы, вылазки на шашлык и рыбалку и поездки в соседние города. Никита в таких развлечениях участие принимал, но без особого энтузиазма и не слишком часто. Он не мог позволить себе тратить много времени и денег на беззаботные развлечения. Друзья к его отказам уже привыкли и особо не наседали.

Женька, худой и высокий, всегда модно одетый, с волосами до плеч, собранными в девичий хвостик, иногда подначивал Никиту:

– Я тебе удивляюсь! Когда же отрываться, как не в молодости? Тратить жизнь на работу – это преступление перед самим собой!

Женьке легко было говорить и отрываться, когда вздумается. Квартиру приятелю купил отец, на машину тоже добавил. Женька был коренным киевлянином и всегда жил в достатке. И хоть спусти он все до трусов в казино, ему всегда было куда пойти переночевать и получить на ужин тарелку маминого борща.

Никита вырос в провинции, в поселке при железнодорожной станции. Его отец пьяным попал под поезд, когда Никита еще в школу ходил. Мать всю жизнь на инвалидности. Никита был ее поздним и единственным ребенком. И единственной надеждой. Поэтому студентом он не на дискотеках прыгал, а подрабатывал грузчиком в хлебном магазине под их институтом. К шести тридцати на работу приходил, а в полдевятого уже сидел на парах. В институте сам компьютер освоил. В их школе компьютер был всего один, и тот стоял вечно сломанный, а у них дома не то что на компьютер, на хлеб не всегда деньги были. Но освоил быстро: стремление быть лучшим всегда выводило Никиту на первые места. Потом стал работать в фирме. Сначала несложную работу за гроши выполнял, и то был рад, что на неполный день взяли. Со временем стал хорошим специалистом, а платили все так же. И если бы не Денис, то так бы и горбатился за копейки. С подачи друга Никита перешел в другую фирму и на другие деньги, и к концу института у него был уже приличный опыт работы. Мама умерла, когда он перешел на последний курс. Дом их по дешевке купил сосед, и Никита остался совсем один. Единственная тетка, сестра матери, умерла еще раньше, а ее дочь жила теперь далеко, за границей.

Потому Никита по-другому относился к жизни, чем его более удачливые друзья. У них были родители, квартиры, родственники. У Вадима вообще их было целое скопище, причем с хорошими связями, благодаря которым он и попал в фирму. Никиту же пригласили исключительно из-за его деловых качеств.

Пока они снимали жилье с Денисом, Никиту все устраивало. Арендная плата на двоих была приемлемой. Даже когда появилась Наташа, ничего не изменилось. Молодожены занимали одну комнату, Никита – другую. Он сначала собирался съехать, чтобы не мешать молодой семье, но они в один голос уговаривали его остаться. Так веселее, убеждали они, и дешевле. Он сдался, потому что, в сущности, они стали его семьей и ему самому не хотелось жить отдельно. Потом, конечно, он пожалел о том, что не съехал…

Когда Денис улетел во Францию, Никита начал подумывать о собственном жилье. Снимать квартиру одному было слишком дорого. Нужно было покупать свою. С этим ему повезло. Он быстро нашел хороший и вполне доступный вариант. Правда, квартира была убитая, как говорится, вусмерть. Но ему что так, что эдак пришлось бы делать ремонт: Никита был брезглив и чистоплотен по природе, и жить в стенах, где отирались чужие люди, он бы не стал. Денег на покупку не хватало, и он оформил кредит в банке. В квартире последние лет тридцать обитала старушка, и ремонта ее жилплощадь не видела давно. Хозяйка умерла; ее дети, приехав из других городов, наследство продавали в срочном порядке и потому отдали дешево.

Дом был старым, хрущевской постройки. Но у квартиры оказалось два очень веских достоинства – удачное месторасположение и приятный вид из окна. Никита сразу это даже не оценил. Главное – дешево, комната большая, в кухне повернуться можно, не то что в других хрущевках, а что ванная вместе с туалетом, так сейчас это даже модно. А как стали делать ремонт, открылись и другие достоинства. Во-первых, под старым линолеумом обнаружился добротный паркет, который достаточно было отциклевать и пару раз вскрыть лаком, чтобы привести в норму. Во-вторых, старая мебель оказалась из хорошего дерева. Мастер, которого он пригласил разобраться с паркетом и столяркой, оказался талантливым любителем-краснодеревщиком и взялся ее реставрировать.

После ремонта квартира полностью преобразилась. Строители поменяли двери и окна. В санузле стены сияли новой керамической плиткой, а сантехника – первоначальной белизной. Кухню ему изготовили на заказ, из недорогих материалов, но очень приличную. В комнате со светлыми обоями вычищенная и подновленная старинная мебель создавала неожиданный уют. Здесь уживалось старое и новое. На секретере с гнутыми ножками поместился компьютер, а маленький телевизор – на комоде для белья. Даже изголовье старой кровати, которое мастер пристроил к новому каркасу и ортопедическому матрасу, отлично вписывалось в общий интерьер.

Соседка Никиты, общительная и приятная черноволосая женщина средних лет, которая была дружна с предыдущей хозяйкой, пришла оценить ремонт. Ей очень понравилось сочетание старой мебели и современной техники. Она ходила по квартире, всплескивая руками:

– Надо же, как у вас ладно все получилось. Вот молодец-то! А еще говорят, что у мужчин вкуса нет.

– Да это не я. Что-то мастер подсказал, что-то маляр. Сказали, что если я хочу, чтобы комната просторнее казалась, то стены должны быть светлые. А я вообще простор люблю. Мастер так эту мебель хвалил! Говорит: классная работа, ей износу не будет! Просто где-то скобу заменить, где-то планку прибить. Пошкурил все, покрасил, лаком вскрыл, и смотрите – как новая!

– Красиво, красиво вышло, что и сказать. И кухня хорошая. Все есть. Вы извините, что я без приглашения пришла. Я познакомиться. С соседями дружить надо. Меня зовут Лилия Петровна.

– Никита.

– Очень приятно.

Лилия Петровна принесла в подарок большой вазон с китайской розой и угостила Никиту пирогом с вишней собственного приготовления, а он напоил ее чаем.

– Ты не бойся, что в этой квартире человек помер… – сказала она, когда они приступили к чаю с пирогом.

– А я и не боюсь, – ответил Никита, хотя такие мысли и приходили ему в голову.

– Многие скажут, что в таких квартирах плохая энергетика, и это правда. Но не в этом случае. Во-первых, я здесь отпевание заказывала. Так старушка мне велела. Так что здесь молитвой все очищено. А во-вторых, плохая энергетика от плохих людей остается, а Варвара Викентьевна была человеком хорошим. Так что здесь тебе хорошо будет!

На правах нового друга Лилия Петровна вызвалась сшить ему занавески. Никита согласился, и спустя несколько дней его окна были задрапированы новыми гардинами в комнате и кружевным тюлем в кухне.

Он хотел заплатить Лилии Петровне, но та наотрез отказалась. Да еще и обиделась:

– Чтоб я с соседа за дружескую услугу деньги брала?

– Простите, – стушевался Никита. – Я хотел как-то отблагодарить…

– Отблагодаришь еще. Мы соседи шумные. Еще мой Колька сто раз тебя попросит.

И правда, спустя несколько дней к нему пришел парнишка лет пятнадцати и попросил помочь с заданием по информатике. Лилия Петровна когда-то жила в коммунальной квартире и свои привычки быть с соседями на короткой ноге не меняла. Она нередко подкармливала Никиту домашней снедью, а взамен время от времени просила его о разных услугах: помочь старую мебель вынести, починить кран или прибить полку. Она познакомила его с другими соседями. Так Никита постепенно врастал в свое новое окружение, и это ему нравилось.

Благодаря хорошему окладу и жесткой экономии он всего за год погасил кредит и был очень доволен, что успел так быстро и сравнительно недорого приобрести собственную квартиру: за последние месяцы цены на жилье в городе сильно выросли. А с повышением в должности пришли и новые возможности. Квартиру он уже имел, жил по-прежнему экономно, поэтому решил исполнить свою давнюю мечту – купить машину. Он оформил новый кредит и оказался за рулем синего «рено».

Водительские курсы Никита закончил давно, еще в институте, однако практика уже подзабылась, и пришлось взять несколько частных уроков. Но вот уже вторую неделю он ездил на работу на собственной машине. Это было непередаваемое ощущение. Состояние постоянного праздника и постоянного же напряжения. Вождение пока не стало для него удовольствием. В офисе за весь день он уставал меньше, чем за один час за рулем. Чтобы привыкнуть, Никита ездил по вечерам по мало оживленным улочкам, по десять раз парковался у дома, отрабатывая повороты и задний ход. Он привык все делать на отлично. И это того стоило! Когда утром он парковал свой автомобиль у высотного здания компании, то с грустью думал о том, как порадовалась бы его успеху мама. Кто из жителей их поселка мог подумать, что мальчишка из самой бедной семьи, сын алкоголика и инвалидки, станет одним из ведущих специалистов в крупной столичной компании, будет иметь собственную квартиру и личный автомобиль?! Теперь он был уверен в будущем. Дальше его ждет очередное повышение, квартира больше и ближе к центру, престижная машина… И главное, теперь можно всерьез подумать о семье. Никита не хотел жениться нищим и идти жить к городской невесте, такой вариант у него был еще в институте. Он хотел привести жену в собственный дом.

Своими достижениями он, конечно же, делился с Денисом. В последнем письме тот его поздравил с приобретением машины и в который раз сетовал, что Никита теперь не рядом с ним. Денис предлагал ему ехать во Францию вместе. Они всегда были опорой друг другу. Но Никита отказался. Ему нравилась работа в компании, и он видел в ней вполне конкретную перспективу. Он так долго шел к тому месту, которое недавно занял, что бросать все и отправляться в неизвестность ему было совершенно ни к чему. К тому же он не знал других языков, кроме английского технического, и был слишком серьезным, чтобы пускаться в авантюры – ехать невесть куда и непонятно зачем. Денис – другое дело! Он авантюрист по натуре, золотоискатель. Из-за этого ему всегда везло чаще других, но и обломы случались тоже чаще.

В тот вечер он, как всегда, вышел из офиса после восьми, когда большинство сотрудников уже давно покинули здание. Никита задерживался часто: он не умел по звонку начинать или заканчивать работу. Его синяя машина сиротливо стояла на парковке. Майский вечер был светлым и теплым.

Никита медленно вырулил со стоянки и поехал знакомой дорогой домой. Машин было немного, и он чувствовал себя уверенно. На перекрестке он остановился на красный свет, пропустил пешеходов и, как только зажегся зеленый, снова наступил на газ. Он проехал следующий перекресток, миновал еще одну зебру, и вдруг прямо под колеса его машины метнулась женская фигура. Никита стремительно выжал тормоз, машина, завизжав резиной, резко остановилась, но женщина уже упала под бампер «рено».

Никиту прошиб холодный пот. Вот тебе и белая полоса! Неужели все его везение закончится тюрьмой? Он еще не привык к габаритам своего автомобиля, и перед глазами тут же всплыла жуткая картина: под колесами кровь и бездыханный труп.

Начинающий водитель, купивший автомобиль на деньги, заработанные собственным трудом, всегда старательно избегает возможных столкновений. Никиту пугало близкое соседство любой машины, а самая маленькая царапина на капоте могла испортить настроение на весь день. Особенно он опасался бегущих пешеходов, которые в часы пик то и дело возникали в не предусмотренных для перехода местах.

– Друг, ну почему ты лезешь именно под мою машину? – любил он приговаривать, тормозя и пропуская очередного нарушителя. – Надоела жизнь, так с моста прыгни. Почему надо обязательно сажать кого-то в тюрьму?

Это был юмор в стиле Дениса, и он его своеобразно развлекал.

Но сейчас все было совершенно серьезно. За несколько секунд Никита не успел ничего понять. Как он мог сбить женщину, стоявшую на тротуаре? Если она бежала, то почему он ее не заметил? Не сама же она бросилась под колеса?

Возле них начал собираться народ. Поначалу Никита словно прирос к рулю, но, когда шум голосов усилился, вышел из машины. Все обстояло не так уж плохо. Девушка сидела на асфальте перед капотом и потирала ушибленную коленку.

– Что случилось?

– Женщину сбили.

– Вот этот?

– Ага.

– Летают как сумасшедшие!

– Чуть человека не угробил!

Никита не слушал окружающих. Он смотрел на девушку в тонком зеленом с разводами платье. У нее были прямые длинные волосы цвета пшеницы и красивые стройные ноги, обутые в белые босоножки. Лица он не видел: она сидела, низко наклонив голову.

– Пропустите, граждане. – Толпа расступилась перед неизвестно откуда взявшимся гаишником. – Что произошло? Пострадавшая вы? – наклонился он к девушке. – Встать можете? Помощь врача нужна? – Он повернулся к Никите. – Вы водитель? Пройдемте к машине. Граждане, расходитесь, не создавайте затор! Если есть свидетели происшествия, подойдите к милицейскому автомобилю.

После этих слов толпа поредела, а вскоре почти все разошлись.

– Так… – Молодой гаишник сдвинул фуражку и почесал лоб. – Значит, свидетелей нет. Нарушаем, гражданин водитель. Ваши права, страховка и документы на машину.

Из-за «рено» выехала белая «девятка» и притормозила возле милицейской машины.

– Товарищ инспектор, я все видел. – Из автомобиля вышел невысокий крепкий мужчина лет сорока. – Водитель не виноват. Она сама под колеса сиганула. Я сразу по тормозам. Едва его в зад не пнул. Таких вот и надо сажать. Жить надоело, так чего другим ее портишь!

Он повернулся в сторону девушки и смерил ее гневным взглядом. Она по-прежнему не поднимала лицо, скрытое русыми волосами.

– Так все и было? – спросил Никиту гаишник.

Он кивнул, все еще не смея поверить в благоприятный исход происшествия.

– Да она сама упала! Он ее даже не задел. Очень быстро отреагировал, – настаивал мужчина. – Вы осмотрите машину.

Инспектор вдвоем с подошедшим коллегой присели перед капотом и тщательно его осмотрели.

– Никаких вмятин, – подтвердил второй. – Девушка, машина вас задела?

Пострадавшая не отвечала, словно не слышала.

– Эй, девушка, вам плохо? У вас шок? – заглянул гаишник ей в лицо.

В этот момент подъехала скорая помощь, и пожилая врач в очках и белом халате увела девушку в машину.

Инспектор, не выпуская документы Никиты из рук, велел свидетелю и предполагаемому нарушителю написать, как было дело. Никита очень подробно написал, как он ехал, соблюдая правила, и как аварийно затормозил, увидев фигуру, бросившуюся под колеса. Гаишник собрал показания, сунул Никите протокол для подписи и велел подождать заключение врача. Пожилая женщина в белом халате подошла и сообщила, что никаких видимых повреждений, кроме ушиба коленного сустава, у пострадавшей не обнаружено. Но для полного заключения девушку нужно отправить в больницу и провести обследование.

– А чего она молчит? – спросил гаишник.

– Шок, – констатировала врач и, поглядев на бледного Никиту, спросила: – А вам помощь не нужна?

Он отрицательно покачал головой.

– В общем, мы везем ее в шестую больницу, в травматологию. В райотдел сообщат.

– Так, а имя-фамилия ее как?

– Узнаем – сообщим. – И докторша направилась к машине скорой помощи.

Гаишник, словно нехотя, отдал документы Никите.

– Держите, водитель. Считайте, что вам повезло. Придет повестка в суд, обязательно явитесь по указанному адресу. С потерпевшей держите связь. Советую посетить ее в больнице после обследования.

– Не дрейфь, парень! – хлопнул его по плечу мужик из «девятки». – Обойдется. Машина без вмятин – это главное. И ты ничего не нарушал. Так на суде и говори. А сейчас, как приедешь, водки выпей! Граммов двести. Проверено – помогает!

Никита пожал ему руку и сердечно поблагодарил. А приехав к себе, выпил рюмку водки, чего обычно никогда не делал в одиночестве, помня о пагубном пристрастии своего отца.

На следующий день он позвонил в офис, сказал, что будет после обеда, и на вопрос честно ответил: «Мне в больницу надо». В травматологии долго не могли понять, чего он хочет. Какая больная, какое ДТП? Имя-фамилия у больной есть? Дежурная сестра довела Никиту до белого каления, после чего направила его к дежурному врачу.

Врач прибыл на дежурство только утром и ничего не мог сказать о вчерашней больной, так как ее уже в больнице не было. Вняв его настойчивым просьбам, он позвонил травматологу, дежурившему вечером, и выяснил, что да, поступала пострадавшая в ДТП. Ей сделали рентген, никаких внутренних повреждений не обнаружили и дали успокоительное. После чего она сообщила свои данные и уехала домой.

– Спросите у него, пожалуйста, – нависал над врачом Никита, – у нее действительно не было никаких повреждений? Это точно?

Дежурный врач повторил вопрос и энергично закивал, подтверждая ранее сказанное:

– Не волнуйтесь. Все с ней в порядке. Мой коллега утверждает, что перенесенное нервное потрясение налицо. Но не от ДТП. Что-то повергло ее в шок до этого, как результат – попытка суицида или просто несчастный случай.

– Это точно? Мне не надо ехать к ней?

– Думаю, не стоит. Милиция была? Значит, в суд вас все равно вызовут. А начнете проявлять инициативу, она еще на вас всех собак повесит.

– Как это?

– Ну, подумает на досуге и решит обвинить вас в том, что именно вы довели ее до шока. Подаст в суд на возмещение морального ущерба, или на лечение последствий наезда, или еще что-нибудь. Знаете, такие аферистки попадаются…

Никита дал ему двадцать долларов в благодарность за хлопоты, которые врач спокойно принял, и отправился на работу.

Тревожные мысли по поводу этого инцидента не давали ему покоя все время, которое предшествовало суду. Повестка пришла спустя две недели. В здание суда он явился загодя, готовый ко всему, даже к самому худшему. Но все прошло очень обыденно. Его пригласили в указанный кабинет, который оказался маленьким помещением на два стола. За столами сидели две молодые женщины: одна – судья, другая – ее помощница. Судья жестом пригласила его сесть, быстро прочла вслух содержание протокола и заключение из больницы и объявила, что на основании свидетельских показаний и осмотра автомобиля он признается невиновным в совершении ДТП, тем более что потерпевшая сторона претензий не предъявила и в суд не явилась.

После объявления судебного решения Никита еще несколько минуту сидел, не веря, что все обошлось, но постепенно пришел в себя и встал, устыдившись своего малодушного волнения. Молодая судья и ее помощница насмешливо смотрели на его напряженное лицо.

– Вы можете быть свободны.

– Спасибо, – сказал Никита. – А почему она не пришла?

– Откуда мне знать?

– И это все? – по-прежнему не веря, переспросил он.

– Да.

– Вы сказали, что она до суда не предъявила претензий. А потом может?

– Что «может»? – раздраженно спросила судья.

– Ну, это… предъявить претензии.

– Вот у нее и спросите!

Никита подумал и попросил:

– Дайте, пожалуйста, ее адрес.

Девушка жила в новом районе на окраине. Это было довольно далеко от офиса, поэтому Никита смог поехать туда только через день. Ему все еще с трудом верилось, что он так легко отделался.

Указанная квартира находилась на двадцать первом этаже высотного дома, и, поднимаясь в новом скоростном лифте, он думал о том, что сказал врач. Если девушка и правда хотела покончить с собой, что же у нее произошло? И тут же его охватило раздражение: живет на такой высоте! Можно покончить с собой, сделав всего один шаг с балкона!

Девушка открыла дверь, даже не спросив «Кто?». Она оказалась довольно высокой, худенькой и миловидной. Длинные русые волосы были гладко зачесаны назад и заплетены в косу, из-за чего высокий лоб и большие глаза казались очень выразительными. Нижняя часть лица была мелкой: маленький рот и небольшой носик придавали ей кукольное выражение. Но кукла была достаточно грустной.

– Вы от Геннадия? За вещами? – спросила она.

– Нет, я к вам.

Ее тонко выщипанные брови недоуменно взметнулись, но через мгновение она напустила на лицо равнодушное выражение и махнула головой в сторону гостиной – очевидно, приглашая его войти.

Они зашли в роскошно обставленную комнату. Никита с уважением посмотрел на огромный телевизор с плоским экраном. Он давно мечтал купить себе такой же.

Девушка присела в большое белое кресло и жестом пригласила его сделать то же самое. Спокойное достоинство, с которым она держалась, как-то не вязалось с его сложившимся впечатлением о ней. Никита ожидал увидеть нервную, неуравновешенную девицу, чуть ли не сумасшедшую. И то, что она оказалась совершенно не такой, сбило его с толку.

– Я пришел узнать, почему вы не явились в суд.

В этот раз брови приподнялись лишь чуть-чуть, и через мгновенье ее лицо осветила виноватая улыбка:

– А-а, так это вы? Тот самый пострадавший!

– Наоборот. Пострадавшая – это вы. А я, вашей милостью, нарушитель.

– Ну да, это они так думают. – Она нахмурилась, встала и нервно заходила по комнате. – Я же им все сказала. Это было глупо с моей стороны! Совершенно глупо! Так зачем мне ходить на их дурацкий суд? И вам. Вы же не виноваты!

– Такова процедура, – напомнил Никита. – Они действуют по закону. И я их понимаю. Для всех было бы лучше, если бы вы все-таки приехали в суд и повторили то, что сейчас сказали мне.

– А вы, видно, такой же. – Она, сплетя руки на груди, остановилась посреди комнаты и, прищурившись, посмотрела на него. – Законопослушный и правильный. Вам нравятся эти законы? Вот вы их и придерживайтесь! Я их не писала! Почему же я должна что-то делать по этим законам?

«Точно не в себе», – подумал Никита. Не стоило ему приходить сюда.

– Все вокруг такие правильные, что жить тошно! – продолжала девушка, словно не видя его. – И подлости делают исключительно из правильных побуждений. И людьми манипулируют, и лгут тоже исходя из законов. А эти самые законы составляет кучка уродов. И пишутся законы под конкретного человека. Вот захотелось одному олигарху, чтобы было так, – и все, закон приняли! Вот вы, рядовой гражданин этой страны, обыкновенный обыватель, скажите, вы счастливы в ней?

– Вы говорите ерунду, – холодно возразил Никита, которого обидело слово «обыватель». – Законы составляются исходя из здравого смысла и нормальной логики. Потом долго обсуждаются компетентными органами и принимаются в соответствующих инстанциях.

– Какую чушь вы несете! Вы, человек, который чуть не пострадал из-за того, что какая-то ненормальная бросилась к вам под колеса. Да если бы вы не успели затормозить, на вас бы уже повесили уголовное дело. И вы долгие годы провели бы в тюрьме за непредумышленное убийство. Да вы ненавидеть меня должны! А вы пришли сюда с видом побитой собаки. Да не стану я на вас в суд подавать, не бойтесь! Живите спокойно!

– Чего вы на меня орете? – вдруг вспылил Никита, что случалось с ним крайне редко.

Фраза о побитой собаке задела его за живое. Что, он действительно приперся из страха, что эта дура будет его терроризировать? Пусть только попробует!

– Если я и пришел сюда, то только из-за того, что вы сначала сбежали из больницы, а потом не приехали в суд. Ситуация ненормальная, а я привык свои проблемы решать цивилизованно! Какого черта вы бросились под машину? Вам что, действительно жить надоело?

– Вам не понять, – надменно бросила она и снова уселась в кресло.

– Да куда уж мне понять ваши переживания! Сразу видно, – обвел он насмешливым взглядом комнату, – живете вы в ужасных условиях. Нищета, беспросветная бедность, тяжелое детство. Богатые тоже плачут? Слышал!

– Не ваше дело! – отрезала она. – Такие разные люди, как вы и я, никогда не поймут друг друга.

– Да не собираюсь я вас понимать! – Никита сам не знал, почему она так его раздражала. – Вы с жиру беситесь, а я чуть не поседел за эти дни! Хочется покончить с собой? Есть масса способов сделать это, не привлекая ни внимания, ни участия общественности. Или напоследок хочется хоть кому-то сделать гадость? Но я-то чем виноват? Тем, что встретился на вашем пути?

Девушка закусила губу, теперь она выглядела подавленной.

– Хорошо. Я готова перед вами извиниться. Я не хотела никому доставлять неприятностей. Довольно с вас?

Никите тоже стало неловко. Несмотря на раздражение, девушка все же вызывала в нем сочувствие.

– На суд я не пришла, потому что мне не до того, – устало сказала она. – А из больницы сбежала, потому что испугалась, что меня упекут в сумасшедший дом или поставят на учет. А так никто ничего не узнает.

– Почему не узнает? Я же вас нашел.

– Точно! А как вы меня нашли? – испугалась она.

– Да вы сами назвали свое имя и дали этот адрес. Врачу в больнице.

– Ой! – Она снова заметалась по комнате. – Какой ужас! Как это я так сглупила!

– Чего вы так испугались? Никто вас силком в психиатрическую не потащит. Дело закрыто. Зачем вы милиции?

– Я хочу уехать за границу. Документы на визу подала. Если они что-то такое узнают – мне откажут!

– Да не волнуйтесь вы, может, и не узнают.

В этот момент в дверь позвонили и девушка бросилась открывать.

– Я от Геннадия Петровича, – раздался в коридоре мужской голос. – Вещи где?

– Возьмите.

– Геннадий Петрович велел передать, что квартира оплачена до конца месяца. Будете уезжать – ключи на столе оставьте.

– Хорошо.

Дверь захлопнулась. Но девушка не появилась в комнате. Никита сидел, ожидая ее возвращения, и размышлял. Что же могло произойти, чтобы молодая красивая девчонка решилась на столь отчаянный шаг?

Он сидел долго. Прошло уже минут десять, но девушка в комнату не вернулась. Наступившая в квартире тишина испугала его. Не хватает только, чтобы она сиганула с балкона! Именно тогда, когда он здесь. Он вышел в коридор, заглянул в кухню – там никого не было. В спальне с огромной кроватью – тоже пусто. Его затошнило. Он подбежал к окну спальни и высунулся чуть ли не по пояс. Внизу темнел квадрат двора с зелеными кругами крон деревьев. Он зачем-то побежал обратно в гостиную, вышел на балкон, словно она могла выброситься из зала, где все это время находился он. Балкон выходил на ту же сторону, что и окно кухни, и внизу, где шумела оживленная улица, он тоже не заметил очертаний тела. Он приоткрыл дверь в туалет. Дернул ручку двери в ванную. Ага! Слава богу! Он расслышал слабый шум воды за массивной дверью и уже хотел уйти, но что-то его остановило. Путем простых логических заключений в его голове сложилось новое подозрение. Ванна! Ванна – вода – вены! Она может вскрыть себе вены!

– Эй! – постучал он. – Эй ты, открой-ка!

Ответом ему был только шум льющейся воды. Так и есть! Режет вены, дура!

– Открой, слышишь! Настя! – заорал он, вспомнив имя, написанное на бумажке вместе с адресом. – Открой немедленно! А то я дверь сломаю!

И поскольку она не отвечала, он сначала легонько, так, чтобы сломать только язычок замка, а потом уже сильнее надавил на дверь плечом. Она оказалась прочная, из дорогого дерева, и ничего другого не оставалось, как, разбежавшись, попытаться выбить ее. Что Никита и сделал. Он с силой толкнул дверь, не заметив, что шум воды прекратился, и с разбегу влетел в ванную, потому что девушка уже открыла замок. Он налетел на раковину и чуть не разбил головой большое круглое зеркало над ней. Оно угрожающе задрожало, но не упало. Девушка стояла рядом, завернувшись в большое банное полотенце, и удивленно смотрела на него.

– Вы не ушли?

– А вы чего… закрылись? – поморщился он, потирая ушибленное плечо.

Она недоуменно посмотрела на Никиту и, догадавшись о его подозрениях, начала смеяться. Он смотрел, как она, зажмурив глаза и запрокинув голову, хохотала, и до того нелепыми показались ему собственные опасения, что он тоже засмеялся. Так они стояли и хохотали, пока ее смех не перешел сначала во всхлипывания, а потом в рыдания. Теперь она плакала, да так горько и безысходно, что Никита не мог этого вынести. Он обнял ее и стал гладить, как ребенка, по голове, по влажным после душа волосам, по прохладной, в каплях спине, пока она, склонив голову ему на плечо, безутешно рыдала. Девушка, словно в беспамятстве, обвила его шею руками, и он чувствовал, как горячие слезы капают ему на шею.

– Ну-ну, перестань. Пожалуйста, перестань, – шептал он, вдыхая травяной запах ее влажных волос.

Затем он осторожно приподнял ее и на руках отнес в спальню. Она оказалась удивительно легкой для своего роста, даже какой-то невесомой. Он бережно опустил девушку на постель, целомудренно прикрыв ее длинные обнаженные ноги углом покрывала. Она уже не рыдала, только судорожно всхлипывала и не отпускала его шею. Волосы ее разметались, глаза были закрыты.

– Поцелуй меня, – прошептала она.

– Чего? – не понял Никита.

– Пожалуйста… – Она, не открывая глаз, тянулась к нему. – Пожалуйста…

В пятницу он решил сходить с друзьями в бар, оторваться по полной, как называл это Женька. Надо было обмыть машину, чтобы хорошо ездила. И вообще, Никите нужна была разрядка. Сначала это злосчастное ДТП, потом дни до суда, которые он по пальцам считал. Он не мог ни на секунду расслабиться, только и думал, что будет да как. Потом это сумасшествие. Красавица Настя со своим непонятным нравом и легко меняющимся настроением. То обвиняла его, смотрела с презрением, как солдат на вошь, то на шею бросилась. Воспоминания об этом не давали ему заснуть по ночам. И то, как он отреагировал на ее поцелуи, было непривычным и странным. Никогда еще Никита не чувствовал к женщине столько нежности. В тот миг, когда она обвила его шею руками, он потерял власть над собой. Он сделал бы что угодно для нее. Она была такая хрупкая, такая нежная и беззащитная, что хотелось укрыть ее от всего мира в своих объятиях. И это было тоже не похоже на него. Современные девушки зачастую сами проявляли инициативу. Некоторые так просто вешались на шею, как выпьют лишку. Настя тоже первая обняла его, но в ее объятиях не было ничего пошлого, ничего вызывающего, только мольба о помощи. То, что случилось потом, возможно, и не входило в ее планы, поскольку дальше она уже инициативы не проявляла. Она не противилась, но словно, внутренне отстраняясь, просто уступала ему. Он почувствовал это, но остановиться уже не смог. Однако ушел он сразу же, как только она попросила об этом.

– Ты в порядке? – спросил он на прощание.

– Да, все нормально.

– Я оставлю тебе визитку. Позвонишь?

– Хорошо, спасибо, – пробормотала она, вряд ли понимая, о чем ее спрашивают, и отвернулась, завернувшись в покрывало.

Никита благоразумно полагал, что вскоре забудет об этом происшествии. Но проходили дни, а он не мог заставить себя не думать о ней. Такая молодая, такая красивая и такая непонятная. Кто был этот Геннадий? Почему она хотела покончить с собой? Эти вопросы не давали ему покоя. Он не мог позвонить ей, так как не знал ее номера телефона. А сама она не звонила.

Впятером они засели в ночном клубе до утра. Это был самый престижный и модный клуб в городе, и Никита, уже изрядно выпив, весь вечер всматривался в высоких девушек в зале, отыскивая среди них Настю. Он выставил друзьям три бутылки водки. В клубе не готовили. Они взяли легкие закуски, и к полуночи все были пьяны.

– Наш друг, моралист Никита, кажется, наконец-то выбирает девушку на сегодняшнюю ночь, – едва ворочая языком, язвил Вадим.

– По этому поводу надо выпить, – поддержал его Женька.

– Коля, наливай, что осталось! – скомандовал Игорь.

Голова у Никиты гудела. После застолья они танцевали. Потом за их столиком оказались две девушки. Они курили не переставая, и у Никиты от дыма стали слезиться глаза. Затем девушки куда-то пропали – как оказалось, они ушли с Женькой и Вадимом. Под утро они вдвоем с Колей с трудом вынесли отяжелевшее тело мертвецки пьяного Игоря и втолкнули его в такси.

Никита проснулся после обеда в субботу с жуткой головной болью. Едва доплелся до кухни, сделал себе кофе и, выпив таблетку, снова лег. И это они называют «оторваться»?! Ну и какой в этом смысл? Что за радость? Теперь будет до вечера приходить в себя. Нет, не зря он не любит пить. Да и наследственность у него такая, что лучше не усердствовать. Он закрыл глаза и вытянулся на постели. Снова вспомнил Настю. Она все так же интересовала его. Где она? Что сейчас делает? Почему не звонит? Может, съездить к ней?

В дверь позвонили, и он поплелся в одних трусах открывать. Пришел сосед, худой Колька, с литровой банкой зеленоватой жидкости.

– Чего тебе? – спросил Никита, держась одной рукой за косяк.

Кофе и таблетка совершенно не помогали.

– Держите! – Колька протянул ему банку.

– Что это?

– Рассол. Мамка велела вам передать. Она видела, как вы утром из такси выходили. Первое дело при похмелье.

– Да? А ты откуда знаешь?

– Так у меня ж папка пил! Оттого и помер.

– Я не знал. – Никита ощутил родство с соседом. – Давай попробую.

Он выпил полбанки, стоя полуголым на пороге. Рассол был вкусным, с ароматом укропа и смородиновых листьев, и Никита почувствовал себя лучше.

– Спасибо матери передай. И тебе спасибо.

К вечеру ему стало легче. Но желание увидеть Настю по-прежнему не давало покоя. К восьми он отправился в душ, побрился, наскоро перекусил и поехал к ее дому. Он хотел купить цветов, но, подумав, отверг эту мысль. Лучше не рисковать, а то еще погонит его букетом, как поганой метлой. С нее станется. Лучше сказать, что так, проездом, был в ее районе и решил проведать. Тоже глупо. Что же сказать? А может, она ничего не спросит. Вдруг она тоже его ждет?

Он припарковался у знакомого дома и через пять минут уже звонил в дверь. На звонок никто не отзывался. Он прислушался. Но разве через такую дверь что-то услышишь? Никита потрезвонил еще минут десять и спустился вниз.

– Вы не подскажете, где Настя из сто восемнадцатой квартиры? – спросил он у консьержки, пожилой суровой женщины.

Она покачала головой:

– Не знаю.

– С ней ничего не случилось? Не заболела? Не слышали?

– Откуда мне знать? Эта квартира уже три года сдается то одному, то другому. Всех не упомнишь.

Он в рассеянности сел за руль. Значит, это не ее квартира. Верно! И тот мужик, что пришел за вещами Геннадия, сказал: заплачено до конца месяца. Сегодня тридцатое. Все правильно. Геннадий, видно, ее любовник. Богатый. Пока нужна была – снимал ей жилье, а потом вышвырнул, как котенка. Может, у нее больше и нет никого. Вот под машины и кидалась! Какой он дурак! Ему надо было приехать к ней на следующий же день, а он все чего-то выжидал.

Сознание того, что он больше никогда не увидит эту странную Настю, неожиданно сильно огорчило Никиту. Впервые в жизни он встретил девушку, о которой думает почти постоянно, и так легко отпустил ее. Он ехал спящим городом, ночными улицами и вспоминал ее хрупкое тело, влажные длинные волосы, в которых путались его пальцы, ее нежную кожу и горячее дыхание. От таких мыслей ему становилось жарко и одновременно тоскливо. Он потерял ее!

А может, это и к лучшему. Найди он ее сейчас в прежней квартире, кто знает, каких бы глупостей он натворил. Такая девушка не годится в жены. Она слишком непредсказуема и непонятна…

Ее звонок нашел его, когда он уже и не ждал.

– Слушаю, – ответил Никита, увидев на экране незнакомый номер.

– Прости, что беспокою, но я не знаю, к кому еще обратиться, – прозвучал странно знакомый женский голос.

– Да? – сказал он, пытаясь вспомнить, кому бы этот голос мог принадлежать.

– Я Настя. Помнишь, я еще бросилась под твою машину?

– Настя? Помню! Что-то случилось?

– Да. Случилось… Не то чтобы… В общем, мне нужна твоя помощь.

– Я готов.

– Я сейчас в аэропорту. И так случилось, что я не могу уехать отсюда…

– Куда уехать? Улететь?

– Нет. Я уже не могу улететь. Мне надо в город вернуться. А денег нет… Я нашла твою визитку и подумала: у тебя машина… Может…

– Да-да, конечно!

– Никита, чего примерз? Идем, шеф ждет. – Сотрудник заглянул к нему в кабинет. – Ты что, забыл про совещание?

Он взглянул на часы. Точно, совещание у главного через минуту. Он вышел из кабинета, продолжая разговор:

– Я приеду, но только где-то через час. Раньше никак…

На том конце отсоединились. Он шел в кабинет к главному и чертыхался про себя. Нужно же было ей позвонить, когда он ну никак не может вырваться. На совещании он плохо соображал и только ценой невероятных усилий заставлял себя думать о рабочих проблемах. Совещание тянулось, как ему показалось, бесконечно. Шеф был многословен и вальяжен. У него было хорошее настроение, и его тянуло поговорить. Он то и дело пускался в лирические отступления, а Никита сидел как на иголках. Она позвонила. Она позвонила! И он снова может ее потерять из-за того, что сегодня их боссу хочется побалагурить!

Наконец шеф соизволил закончить совещание, не забыв едко отметить, что настроение начальников отделов напрямую определяет климат в рабочих группах, и при этом недовольно покосился в сторону Никиты. Но ему было плевать. Прошло то время, когда он боялся подковерной борьбы, интриг и сплетен. В настоящий момент он занимает свое место и не собирается прогибаться перед шефом, даже если тому и не нравится выражение его лица. На этом совещании не было сказано ничего важного или нового. Откровенно пустая трата времени.

После совещания он отправился к себе в кабинет и стал звонить по последнему номеру. Она не брала трубку. Он набирал и набирал его: пока собирал сумку, выходил из офиса, садился в машину… Шли длинные гудки, но она не отвечала. Он завел мотор, поставил телефон на автодозвон и уже выехал на проспект, как вдруг она ответила.

– Алло, Настя! Это я! Я сейчас за тобой приеду. Ты в каком терминале?

– Я в городе.

– Где?

– На мосту?

– На каком мосту?

– Где метро…

– Что ты там делаешь?

– Стою… – Голос у нее был такой, что он испугался.

– Настя!

– Да?

– Ничего не делай и никуда не ходи. Я сейчас буду.

Никита несся как сумасшедший. Впервые его не пугало дорожное движение и он не думал, что может случайно поцарапать или ударить свою новенькую машину. До моста он доехал быстро. Потом перестроился в крайний правый ряд и медленно поехал за большим грязным грузовиком, готовясь затормозить в любой момент. Он проехал мост и не увидел ни одного человека, стоящего или идущего по мосту. Что бы это значило? Вероятно, она по другую сторону. Он съехал с моста, развернулся и так же медленно поехал в другую сторону. Никого! Что за шутки? Но, подъезжая к набережной, он заметил женскую фигуру. Она стояла, опираясь локтями на чугунные перила моста, и смотрела вниз, в воду. У ее ног лежала большая дорожная сумка.

Он остановился, не забыв включить аварийку, и опустил стекло:

– Настя! Садись.

Она повернулась и посмотрела на него, словно не узнавая. Ему пришлось выйти, взять ее за локоть и посадить в машину. Сумку он бросил на заднее сиденье.

По дороге она молчала. Никита повез ее к себе. Он не знал, что с ней случилось, и не хотел расспрашивать по дороге. Захочет – сама расскажет. Она очнулась, только когда они уже подъезжали к его дому.

– Куда мы едем?

– Как ты добралась в город? – спросил он, проигнорировав вопрос. – Ты же сказала, что денег нет.

– Предложил один мужчина. С виду приличный. А в машине стал такие вещи говорить, что я вышла сразу же, где пришлось.

– На мосту?

– Угу, – промычала она. – Вышла, стою и думаю: «Вот зачем такая жизнь?»

– Ты слишком часто так думаешь, тебе не кажется?

Она не ответила, только отвернулась к окну и закрыла лицо руками. «Господи, почему все это происходит со мной?» – прошептала она. Никита сбросил скорость и начал поворачивать к площадке перед домом.

– Ты куда меня привез? – всполошилась она.

– К себе.

– Зачем?

– Ты ведь, кажется, просила о помощи?

– Ничего я не просила.

– Ну как же, ты же звонила!

– Я просила привезти меня в город. Но я добралась без тебя.

– А у тебя есть куда ехать? Давай отвезу. – Он с готовностью снова завел машину. – Говори адрес.

Настя молчала.

– Ну?

Никита выждал несколько минут и заглушил мотор.

– Идем. Дома разберемся.

Она подчинилась. Никита шел впереди со своим ноутбуком и ее объемной сумкой. Ни слова не говоря, Настя проследовала за ним на четвертый этаж.

В квартире она робко остановилась у порога, опустив голову. Ее длинные волосы скрывали лицо. «Что у нее за манера такая, – подумал он, – нагнуть голову и спрятаться за волосами, словно укрыться от всего мира?»

– Пойдем в кухню. Ужинать будем.

Он повел ее за собой, усадил за стол и заглянул в холодильник.

– Так, что тут у нас?

В холодильнике было пусто. Тут он вспомнил, что после работы как раз собирался съездить в супермаркет.

– Да… – пробормотал он и закрыл дверцу. – Чай будешь? С медом.

Настя кивнула. Он включил чайник, достал чашки и блюдца. Хорош хозяин! Привел девушку в гости. В доме есть нечего. Может, пригласить ее в ресторан? Он бросил взгляд на свою гостью. Не пойдет. Еще и испугается. Или сбегать в гастроном на углу? Хотя, оставь ее теперь одну в квартире, возьмет и уйдет. Лучше уж попьют пустого чаю…

Никита уже разливал чай по чашкам, когда в дверь позвонили. На пороге стоял улыбающийся Колька с маленькой кастрюлей в руках.

– Здрасте. Вот, мамка передала. Она вас из окна видела. С девушкой, – во весь рот заулыбался он. – Ужина у вас, небось, нет?

Никита в очередной раз обрадовался тому, что у него такие соседи, и чуть не расцеловал рыжего оболтуса.

– Спасибо, Колька, вы меня выручили! У меня, знаешь, даже хлеба не оказалось, – косясь в сторону кухни, признался он. – Так неудобно…

– Тю! Хлеба? Так я мигом в магазин слетаю! – с готовностью вызвался парнишка.

– Правда? Вот спасибо! Погоди, я тебе сейчас денег дам.

Он вернулся с кошельком и протянул Кольке несколько купюр, перечисляя, что следует захватить вместе с хлебом:

– Сыр, колбасу, масло, молоко, яйца. Не тяжело будет?

– Обижаете, дядь Никит. Хотите, я еще торт куплю? У нас в гастрономе такой классный торт продают, вашей девушке понравится. Только он дорогой.

– Бери. И знаешь что, захвати еще фрукты: яблоки там, апельсины, бананы. В общем, чего увидишь. Ну и себе что захочешь купи. За беспокойство.

Колька бросился вниз по лестнице, а Никита вернулся в кухню, неся в руках спасительную кастрюльку. Настя сидела, горестно подперев ладонью щеку. Волосы она убрала с лица, и ее высокий лоб был озабоченно нахмурен.

В кастрюльке оказались голубцы, распространяющие такой умопомрачительный запах, что у Никиты прямо слюнки потекли. Он выложил голубцы на тарелки и присел к столу:

– Давай-ка ешь.

Настя не заставила себя упрашивать и налегла на голубцы. На несколько минут воцарилось молчание.

– Ну как? – спросил Никита, подцепив вилкой новую порцию.

– Очень вкусно! – ответила Настя с полным ртом.

– Соседка передала. Мировая женщина! Увидела нас в окно и догадалась, что у меня есть нечего.

– Может, она в тебя влюблена?

– Что ты! Она в возрасте. Просто со всеми соседями дружит. Мне вот занавески сшила. Старушкам лекарства носит. Ну и я, если надо чего, всегда пожалуйста. На рынок свозить, мебель передвинуть… С соседями дружить надо.

– Дружить – это хорошо. – Настя подобрала последние зернышки риса и повторила: – Спасибо. Очень вкусно.

– Погоди, мы еще чай с тортом пить будем. Сейчас Колька принесет.

– А я, сколько в городе жила, ни с одной соседкой не познакомилась. Каждый сам по себе. Это у нас в селе все друг друга знают, а здесь ты никому не нужен, хоть сдохни.

– Ну, ты же видишь, не все такие.

– Это в старых домах, а в новых… В лифте вместе едут – не здороваются. Еще и морды воротят, ни с кем знаться не хотят.

Вернулся Колька с пакетами, доверху наполненными продуктами. Поставил их на стол и отдал сдачу Никите.

– Оставь себе, – запротестовал тот.

– Не-а… – помотал головой Колька. – Я себе колу купил и чипсы, мне хватит. Вот торт. Сегодняшний.

Никита передал половину торта Лилии Петровне. Колька ушел довольный, с улыбкой во весь рот.

Никита нарезал торт.

– Объясни, что с тобой произошло, – спросил он.

– Сумочку украли. В аэропорту. Представляешь? Прямо на регистрации! Я на секунду к табло отвернулась, смотрю – а сумочки нет! А в ней все: документы, билет, деньги… Хорошо еще, что мобильник был в кармане. Я к милиционеру: найдите, я же на рейс опаздываю! А они: где, как, чего? Никого не искали. А меня продержали целый час! Лучше бы я сама за ним бросилась. Кучу бумажек подписать заставили – и все! Самолет мой улетел. Сумочка пропала, а с ней… – Настя махнула рукой и громко вздохнула, – вся моя жизнь.

Голос ее задрожал.

– А ты куда улететь должна была?

– Какая теперь разница куда! У меня последнее время все так! Хуже некуда! Думала: уеду, другую жизнь начну. И тут облом. – У Насти в глазах стояли слезы.

– Погоди, погоди. Давай подумаем, что можно сделать. Какие документы были в сумочке?

– Загранпаспорт, а в нем виза. Ну и билет, деньги…

– Ну, с билетом все. Визу можно обновить или еще раз получить, объяснив ситуацию. А загранпаспорт – дубликат заказать. Слушай, а где твой внутренний паспорт?

– В сумке.

– В этой?

– Да.

– Это хорошо. По нему тебе сделают новый загранпаспорт. Билет купишь. Вот и все. Безнадежных ситуаций нет!

Настя вздохнула:

– Да, придется все начинать сначала.

– Ничего. Это не смертельно.

– Так не хочется все по-новому проходить! Я уже со всеми попрощалась. Все здесь оставила.

– Значит, не все, – улыбнулся Никита. – Значит, надо было, чтобы ты осталась.

– Зачем? – подозрительно глянула она на него.

– Мало ли зачем… Может, для того, чтобы мы с тобой встретились. Если честно, я ждал, что ты позвонишь…

– Вот еще! – нахмурившись, фыркнула Настя. – У меня просто твоя визитка с телефоном в книге осталась вместо закладки. Я как стала рыться в сумке в поисках денег, думала, может, что в карманах завалялось, так на нее и наткнулась.

– Вот видишь! А не украли бы твою сумочку, мы бы не встретились.

– Я бы это как-то пережила, – неблагодарно ответила Настя и снова помрачнела. – Теперь еще деньги найти…

– А сколько надо?

– Какая тебе разница?

– Ну, – пожал плечами Никита, – я могу помочь.

– Спасибо, обойдусь. – Она снова напустила на себя холодность. – Если можно, я у тебя сегодня останусь, а завтра уеду.

– Куда уедешь?

– Какая тебе разница? Чего ты взялся меня опекать?

– Но я же тебя спас! Не затормози я тогда, тебя могло бы уже не быть. В китайской философии тот, кто спас человека, должен заботиться о нем. Он как бы подарил ему новую жизнь и теперь обязан проследить, каким будет его путь.

– Чушь собачья! Тот, кого спасли, тот и должен.

– Это у нас так, у них наоборот.

– Но мы же с тобой не китайцы.

– И что? Поэтому ты не хочешь принять от меня помощь?

– Просто мужчины бескорыстно никогда ничего не делают.

– Может, я исключение?

– Ага! – Ее кукольные губки возмущенно сжались. – Я помню, какой ты бескорыстный!

– Что ты имеешь в виду?

– То и имею!

– Но… – Никита растерялся. – Ты же сама хотела…

– Не ври! Этого я не хотела.

– Ты же просила тебя поцеловать!

– Да. Поцеловать просила. – Настя опустила глаза, и губы ее задрожали. – Мне было очень плохо. Я просто просила меня утешить. А ты… Ты воспользовался моим состоянием. Все вы такие: говорите девушке о душе, а смотрите на ее ноги!

– А вы считаете, что мужчина – это машина, которая включается и выключается по щелчку! То «поцелуй», то «не надо»… Хотя «не надо» ты не говорила! – вспылил он, чувствуя, как в душе поднимается волна досады.

– Я была не в себе, а ты воспользовался! – закричала она. – И сюда поэтому привез? Так вот, ничего тебе не обломится! Где мои вещи? Я сейчас же уйду!

Она вскочила, собирая волосы в узел.

Никита тоже встал, беспомощно уронив руки. Пожалуй, она права, он просто не сдержался, не совладал с собой. Но он не думал, что это было ей так неприятно.

Настя присела у своей сумки, достала куртку и, закрыв все замки, потащила ее к выходу. Потом стала обуваться, не глядя на него.

– Настя, – сказал Никита, – не уходи. Я… Если ты не хотела, извини меня. Я не так понял… Я не буду к тебе приставать. Честное слово! Ты же хотела переночевать. Куда ты сейчас пойдешь? Завтра утром я отвезу тебя, куда скажешь.

Никита лежал тихо, прислушиваясь к ее дыханию. Спали они вместе на его кровати, поскольку другой пригодной для сна мебели в его комнате не было. Настя плотно завернулась в его единственное одеяло, а он лег с краю одетым и укрылся пледом. Его гостья быстро уснула после насыщенного событиями дня, а он пролежал почти всю ночь без сна, боясь пошевелиться. Во сне Настя повернулась к нему лицом. В свете луны оно было спокойным и безмятежным, как у ребенка. И он вдруг снова почувствовал к ней необычайную нежность. Хотелось прикоснуться губами к этому высокому чистому лбу, погладить кончиками пальцев ее щеку, но он, помня свое обещание, этого не сделал.

Утром он отвез Настю в центр и поехал на работу. С утра она надела темно-серый костюм с прямой юбкой до колен и узким приталенным жакетом, скрутила волосы в узел и закрыла пол-лица черными очками. В таком виде она показалась Никите невероятно элегантной. Она села на переднее сиденье машины, положив на колени маленькую концертную сумочку, больше похожую на кошелек, и Никита вовремя вспомнил, что у нее нет денег. Он протянул ей несколько купюр и спросил:

– Ты когда вернешься?

– Не знаю. – Голос ее был холоден.

Никиту снова задел ее тон: так отвечает, словно он навязывается!

– Я не знаю, когда освобожусь, – проворчал он, скрывая обиду. – Ты адрес запомнила?

– Да.

– Я заканчиваю в полвосьмого.

– Я позвоню.

И она вышла из машины. Ни тебе «до свиданья», ни «спасибо».

На работе дым стоял коромыслом: приехали партнеры из Швеции. Никита весь день был занят, он участвовал в переговорах, а вечером должен был сводить гостей в ресторан. Он так закрутился, что совсем забыл о своей гостье. Только в девять вечера, когда они уже заказали кофе и обменивались вежливыми, ничего не значащими фразами, Настя позвонила. Он извинился и вышел из-за стола.

– Ты где?

– Я? Еще на работе. А ты?

– Вообще-то у тебя под дверью.

– Что же ты раньше не позвонила?

– Зачем? Ты же сказал, когда заканчиваешь.

– Прости. Я буду через… полчаса. Можешь зайти к моей соседке в тридцать четвертую.

– Вот еще! Ладно, я подожду.

Никита мчался по ночным улицам. Его губы сами собой растягивались в улыбку. Она ждет его! Она ждет!

Но в парадном Насти не было. Не было ее и во дворе, куда он, дойдя до двери своей квартиры, снова спустился. Он прошелся по двору и снова поднялся наверх. Прежде чем зайти к себе, он позвонил Лилии Петровне.

– Ага, вот и Никита! – вместо приветствия воскликнула она. – Ну, что я говорила? – крикнула она в глубину квартиры.

Из комнаты показалась Настя. Она была в той же юбке от костюма и в маечке, а жакет держала в руках. Волосы она снова распустила, и они свободно рассыпались по плечам.

– Здравствуйте, Лилия Петровна, – заулыбался Никита, у которого словно гора с плеч свалилась. – Спасибо вам огромное!

– Да не за что. Смотрю, сидит твоя красавица под дверью. Ну как же я могла ее там оставить?

– Спасибо, спасибо…

В квартире Настя сразу отправилась в душ, а Никита тем временем переоделся: снял новый костюм, который надел сегодня из-за шведов, и облачился в спортивные штаны и футболку. Ему нужно было просмотреть пару писем, на которые надо было ответить сегодня, и он сразу же включил компьютер. Он еще работал, когда Настя вышла из ванной и молча начала расстилать постель.

– Как дела? – спросил он, не поворачиваясь, но стараясь побыстрее закончить.

– Нормально, – ответила Настя, и по скрипу он понял, что она ложится. – Если бы ты вернулся раньше, я бы успела уехать к знакомой. Но они уже легли спать. Там грудной ребенок.

– Я тебя не гоню. Можешь оставаться сколько надо. Сама видишь, во сколько я прихожу. Совсем забыл про этих шведов. Пришлось еще вести их ужинать. – Он отправил последнее письмо, выключил компьютер и повернулся к ней. – Паспорт заказала?

– Пока нет. Но договорилась.

– А визу?

– Визу сделают. Только деньги нужны.

– Сколько?

– Какая разница? – недовольно ответила она.

– А у тебя есть где взять? – стараясь не заводиться, спросил Никита.

Нахалка какая! Могла бы быть хоть немного любезнее, раз находится в его доме.

– Не беспокойся, найду, – отрезала она и отвернулась к стене.

Никите стало стыдно. Если он дал кров девушке, это вовсе не означает, что она обязана отчитываться перед ним.

– Настя! – позвал он. – Может, чаю выпьем?

– Я не хочу. Меня твоя соседка накормила.

Никита тоже не хотел есть после ресторана, но он рассчитывал поговорить с ней.

– Ну, тогда просто посиди со мной, – еще раз попытался он.

– Я устала, спать хочу. – Она повернулась к нему и приподнялась на локте. – Я нашла, где подработать, и могу от тебя съехать. Вот только жилье подыщу.

– Ты же собиралась уезжать!

– Я и уеду. Но только через две недели. Пришлось попроситься на мою старую работу. Там как раз девочка заболела, так что меня взяли на подмену.

– А что за работа?

– Неважно. Главное, что деньги каждый день платят. Так что я смогу и с тобой рассчитаться, и билет купить.

– Ты мне ничего не должна.

– Как хочешь. Это я для ясности. – Она легла на спину и положила руки поверх одеяла.

– Ты можешь эти две недели пожить у меня, – вырвалось у него.

– Вряд ли это хорошая идея.

– Почему?

– Ну, хотя бы потому, что у тебя всего одна кровать и только одно одеяло.

– Я могу завтра купить второе одеяло и спать на полу. Если ты меня боишься.

– Я не боюсь. И ты мне не мешаешь. Просто я не хочу, чтобы ты снова меня не так понял.

– Если тебя беспокоит только это, оставайся смело. Я не собираюсь требовать таким образом плату за гостеприимство.

– Спасибо, – впервые за весь вечер слабо улыбнулась она. – Но тебе неудобно, я же вижу. Может, завтра у меня еще не получится, но на днях я точно освобожу тебя от своего присутствия.

– Я же сказал: ты мне совершенно не мешаешь. Я целыми днями на работе. А на две недели тебе никто квартиру не сдаст. Разве только посуточно. А это очень дорого.

– Хорошо, раз ты так настаиваешь, – снова улыбнулась Настя, и эта улыбка сразу осветила ее лицо, – я останусь. Только тебе придется дать мне ключи от квартиры.

– Пожалуйста. – Он вскочил и принес из кухни дубликат ключей. – Держи.

– Спасибо. Это чтобы тебя не будить. Я буду приходить поздно.

– Как скажешь, – улыбнулся он в ответ, радуясь их возникшему взаимопониманию, не обратив на ее последние слова никакого внимания.

Она действительно приходила очень поздно, вернее сказать, очень рано. А когда уходил он, она еще спала. За четыре дня он ни разу не видел ее бодрствующей. Пока его не было, она убирала в квартире, иногда что-то готовила, очень простое: отварную вермишель с сосисками или гречку с яичницей. Еду он находил вечером на плите. Днем он звонил ей то по домашнему телефону, то на мобильный. Он уже знал, что она работает в ночном ресторане, едет туда к восьми вечера, а к пяти утра возвращается домой. Чтобы такая девушка работала, обслуживая завсегдатаев ночных клубов? Неужели там столько платят, что можно за две недели заработать на билет и проживание в чужой стране хотя бы на первое время? Порой его охватывала ревнивая тревога. Хотелось поговорить с ней об этом, но не по телефону же! Он был счастлив уже тем, что каждое утро, проснувшись, видел рядом ее лицо – такое милое, чистое и сонное, что ему всегда хотелось его поцеловать. Но он не позволял себе этого. Только несколько минут лежал, наслаждаясь ее близостью, ее запахом, касаясь пальцами ее волос, рассыпанных по подушке. Эта непонятная девушка – то холодная, то резкая, но такая нежная и беззащитная – вызывала в его душе неизведанные до сих пор чувства…

В субботу он спал долго. Настя, как всегда, вернулась под утро, и он, уже проснувшись, еще какое-то время лежал, не желая ее будить. К двенадцати она наконец открыла глаза и, сладко потянувшись, повернулась к нему:

– Привет.

Он так и не купил одеяло и по-прежнему спал под пледом. Кровать его была не широкой, но и не такой уж узкой для двоих. Настя сама отвергла его предложение спать на полу, а Никите так нравилось спать возле нее, что он, естественно, на этом не настаивал.

– Привет, Спящая красавица, – улыбнулся он. – Хоть сегодня удастся увидеть тебя проснувшейся. Ты работаешь по субботам?

– И по воскресеньям тоже, – ответила она и аккуратно слезла с кровати, не задев его. На ней была хлопковая футболка, не скрывающая ее длинных красивых ног.

Он не мог сдержаться и не посмотреть на них.

– А когда же отдыхать?

– Отдыхать потом буду. Мне платят за каждый выход отдельно. – Она принялась расчесывать волосы.

Никита, подложив локоть под голову, любовался этой картиной. У него раньше не было ни одной знакомой девушки с такими длинными волосами, и он никогда не думал, что, когда женщина просто расчесывает волосы, это может выглядеть так красиво.

– Когда тебе сегодня на работу?

– Как обычно.

– Тогда давай днем погуляем, – предложил он, заранее ожидая отказ.

– Давай, – помолчав, ответила она, – только маршрут выбираю я.

– Идет. – Он встал, не стесняясь ее присутствия, и натянул брюки. – Как насчет кофе?

– С удовольствием, – ответила Настя, не прерывая своего занятия.

Насте захотелось поехать на природу. Она показала Никите закрытый поворот, по которому следовало свернуть с дороги, и через несколько километров они выехали на большую лужайку у озера. Там уже стояло несколько машин. Две компании расположились неподалеку. Никита вытащил из машины пакет с купленной по дороге провизией и расстелил на траве полотенце. Настя тем временем сбросила платье и подошла к воде. Некоторое время она стояла, пробуя ее ногой и собирая волосы. У нее была очень красивая фигура, которую не портила некоторая худоба: длинные ноги, тонкая талия, маленькая грудь и узкие бедра. На ней был белый в цветочек раздельный купальник, и Никита видел, что на нее обратили внимание все отдыхающие – и мужчины, и женщины. Настя заколола волосы, зашла в воду и медленно поплыла. Никита поставил автомобиль на сигнализацию, разделся и последовал за ней.

Они долго купались, потом перекусили, позагорали и снова плавали. Никита не помнил такого светлого и наполненного дня в своей жизни. Природа, казалось, радовалась вместе с ним. Молодые березки тянули к солнцу свои кудрявые головки, изгибая тоненькие, как у гусят, шеи. Раскидистые клены шелестели большими зелеными листьями, словно степенные дядьки одобрительно потирали широкие ладони в предвкушении праздника. Плакучие ивы томно клонились к воде, и в их тенистой прохладе было уютно, как в шалаше. Никите даже вспомнилась поговорка про милого и рай. Сейчас это было в тему. Настя была бедна, но с ней для него самый настоящий рай. Под этими густыми ивами, у этого заболоченного озера. О большем он не смел даже мечтать. Говорили они мало, не касаясь грустных для нее тем, не хохотали заливисто, как соседние компании, но ему и без того было хорошо. Настя умела молчать со смыслом. Говорила она мало, но не говорила глупостей. А может, ему только казалось, что любая ее фраза имела особый смысл. Она не была похожа ни на одну из знакомых ему девушек, которые болтали без умолку, кокетничали и томно поглядывали на мужчин в ожидании ответной реакции или вели себя заносчиво и старались поразить своей эрудицией. Настя казалась безмятежной и сдержанной, как прохладная зеленоватая вода в озере; безыскусной, как небо над ними; пугливой, как птицы на ветке; и бесконечно, непостижимо загадочной. Ее тонкий профиль в обрамлении струящихся светлых волос, прозрачная рука, которая словно таяла, если смотреть на нее против солнца, вызывали в Никите тихий восторг. Рядом с ней ему вспоминалось блоковское:

Для него она была Незнакомкой. Он говорил с ней, но не мог спросить обо всем, что его интересовало. Вернее, не мог спросить ни о чем, не рискуя навлечь на себя ее гнев. Он уже знал, что Настя не любит говорить о прошлом. Это доставляло ей страдания. А расстраивать ее он не хотел. Она такая красивая, когда улыбается! Так доверчиво подала сегодня руку, когда он протянул свою, чтобы помочь ей встать. Она, похоже, уже перестала его опасаться и держалась отстраненно только потому, что не хотела его провоцировать. Лежать рядом с ней на траве, смотреть на плывущие высоко в небе облака и разговаривать было так здорово, что покидал он озеро с сожалением. Но Насте надо было спешить на работу.

Она вышла в джинсах и короткой кожаной курточке из комнаты, где переодевалась, и улыбнулась Никите:

– Спасибо за отличную прогулку. Ну, я пошла…

– А как ты возвращаешься?

– На такси.

– Это дорого, а у тебя каждая копейка на счету. Я могу тебя сегодня забрать.

– Не надо. Выспись лучше. У тебя же выходные.

Она ушла, но травянистый запах ее духов еще долго оставался в комнате.

Под вечер позвонил Женька.

– Привет, старик! Все киснешь?

– Отдыхаю.

– Давай собирайся. Мы идем в стриптиз-клуб. Встречаемся при входе в десять.

– Не рано?

– В самый раз для субботы. Там как раз шоу-программа начинается. Да и разогреться не помешает.

Он согласился: не сидеть же перед телевизором до утра, ожидая Настю. Погуляет с ребятами, а потом позвонит и заберет ее на такси. Все равно делать ничего не сможет. Утром выспался, глаза от компьютера устали до чертиков. Чем себя занять? Пока она не вернется, он не уснет, будет сидеть и думать о ней. Уж лучше с ребятами в клуб.

К десяти все были в сборе. Зал ночного клуба был почти полон. Они заняли столик у самой сцены, где танцевали стриптизерши, и заказали бутылку водки. В зале царил полумрак, но вот по потолку поползли лучи, а внизу сцены показался дым – начиналось шоу. Они пропустили по несколько стопок, лениво перекидываясь фразами и поглядывая на сцену, где стриптизерши показывали свои номера. Некоторым долго хлопали, свистели и улюлюкали, выражая свой восторг, других отпускали под жидкие аплодисменты. Водка закончилась, и они повторили заказ, выбрав в этот раз текилу. Сидевший рядом Женька что-то втолковывал ему насчет новой компьютерной программы. Никита рассеянно слушал его, поглядывая на танцующую девушку в черных кружевных трусиках и чулках в сетку. С бюстгальтером она рассталась давно и, выгибаясь, медленно передвигалась на четвереньках по краю подиума вдоль столиков, собирая чаевые в виде зеленых купюр, которые совали ей в трусики и за резинку чулок. Очевидно, она была здесь местной любимицей, потому что одарили ее щедро. В награду она игриво рассталась со своими трусиками прямо на сцене и ушла, зажав в одной руке одежду с купюрами.

Снова заиграла музыка, и ее сменила танцовщица в красном коротком пеньюаре, таких же красных перчатках по локоть и высоких ботфортах. Ее волосы были собраны в хвост, а лицо сверкало от розовых блесток. Улыбка сбежала с лица Никиты: это была Настя!

Она танцевала с тем же спокойным достоинством, с каким держалась всегда. И это выделяло ее среди других танцовщиц. Она двигалась у пилона, изящно изгибаясь и призывно покачивая бедрами, как делают все танцовщицы эротик-шоу, приподняв подбородок, отчего ее шея казалась еще гибче и соблазнительнее. При этом ее лицо было надменным и отрешенным, словно она танцевала для себя. Вот она рассталась с одной перчаткой, потом с другой. Вот сбросила на пол полупрозрачный пеньюар и осталась в черных штанишках типа шорт и открытом черном бюстгальтере. Никита не мог отвести от нее глаз. Ему было стыдно, больно за нее, но он не мог не смотреть. Вот она, накрутив на большие пальцы шлейки бюстгальтера, спустила их с плеч и сняла его. Никите стало душно, когда он увидел ее маленькую беззащитную грудь в ярком свете прожекторов. А Настя продолжала танцевать.

– Что с тобой? Понравилась девочка? – заметил его состояние сидящий рядом Женька и смачно прищелкнул языком. – Хороша-а-а… Только уж больно тонкая. Я предпочитаю барышень покруглее. Девушка, – обратился он к подошедшей официантке преувеличенно пьяным голосом, – как бы моему другу пообщаться с этой красавицей? У вас есть отдельные кабинеты? О-о-о! – заорал он, одной рукой обняв Никиту за плечи, а другой указывая на танцующую.

Никите стало плохо. Настя повернулась к зрителям спиной, нагнулась и стала опускать шортики вниз.

– Вот это да! – заорал Женька, и Никита сбросил его руку. Ему внезапно захотелось выбить приятелю все зубы, да так, чтобы он выплевывал их по одному.

Настя сняла шортики и осталась в тонких, едва заметных стрингах. В них и ушла под одобрительный гул толпы. Уже за одно это Никита был ей благодарен. Да еще за то, что не ползала по стойке, собирая деньги. Он даже протрезвел и вскоре уехал домой, оставив друзей любоваться женскими прелестями, а Настю – зарабатывать деньги. Зря он переживал за нее. В ночном клубе она за две недели заработает не только на билет.

Дома он долго стоял под холодным душем, потом до утра сидел перед экраном компьютера, а когда стало светать, перебрался в кухню. Он ждал Настю. Сварил себе крепкий кофе, потому что глаза уже слипались и тянуло в сон. Но он непременно хотел увидеть ее, когда она вернется. И как вернется. С тем же безмятежным и гордым выражением на лице? И это после того, как она крутила голым задом перед толпой мужиков? А чем она еще там занимается? Что там говорил Женька про отдельные номера? Может, и вправду есть? Зачем он, дурак, ушел! А вдруг Женька после его ухода заказал Настю? Вдруг это тоже входит в ее работу? От одной мысли об этом Никита скрипнул зубами и налил себе коньяку. Крепкий напиток обжег горло, согрел внутренности, и он налил себе еще порцию. Он глушил свою злобу коньяком. Не думать, не думать, не думать… Но разыгравшееся воображение упрямо рисовало картины свидания в отдельном кабинете. Он боялся даже прикоснуться губами к ее щеке, не посмел сегодня обнять на озере, а Женька, может быть, в эту самую минуту…

Его мучительные раздумья были прерваны звуком поворачиваемого в замке ключа. Настя вошла и, не включая свет, в рассветных сумерках начала раздеваться чуть ли не у порога. Она сняла куртку, джинсы и только потом, держа вещи в руках и стараясь не шуметь, на цыпочках прошла в комнату. Никита схватил стакан с коньяком, залпом допил и с шумом поставил его на стол. Настя появилась на пороге, как была, в футболке и трусиках.

– Ты не спишь, – сказала она и присела за стол с другой стороны.

Ее лицо не было ни гордым, ни холодным, а только усталым и каким-то бесцветным. Волосы, как всегда, закрывали часть лица.

– Коньяк будешь? – хрипло спросил он.

– Давай.

Пока он наливал, она принесла из комнаты пачку сигарет и закурила. Придвинулась ближе к окну, чтобы дым выходил на улицу.

– Устала как собака, – сказала она ровным голосом. – А ты чего не спишь?

– Тебя жду. – Никита старался говорить спокойно, хотя внутри все клокотало.

Рассудком он понимал, что ее жизнь – не его дело. Так она ему и скажет. Но за эти несколько дней он уже привык думать о ней как о своей девушке. Подсознательно он уже давно считал ее своей – с той, первой ночи. Сначала его одолевала безумная тоска при мысли, что он никогда ее больше не увидит, а потом шальная радость, когда она нашлась. Да он готов был расцеловать того вора, что украл у нее сумочку!

Но после того, что он сегодня увидел, после всех тех бранных слов, которые он мысленно адресовал ей, после картин, которые нарисовало его воспаленное воображение, он все равно понимал, что не может без нее. И только опасения, что она может в любую минуту уйти, заставляли его сдерживаться.

– Как работа?

– Как обычно. – Настя потушила сигарету и поднесла стакан к губам.

– И сколько тебе платят?

– Когда как. Сегодня пятьдесят долларов.

– Пятьдесят долларов в час или за ночь?

Что-то в его голосе насторожило ее.

– Это что, допрос?

– Ты никогда не говорила мне, кем работаешь… – Он слышал свой голос словно со стороны. Злой голос ревнивого мужа. Боже, ну почему его это так ранит?! – Я думал, официанткой.

– Официанткой? – Похоже, это предположение оскорбило ее, словно она считала свое занятие куда более достойным. – Вот еще! Я не подносы таскаю, а танцую. И платят мне за каждый выход.

– И много раз за ночь твой выход?

– Обычно два, но бывает и больше. Раз на раз не приходится. – Она снова закурила.

Никита взял тонкую дамскую сигарету из ее пачки и глубоко затянулся.

– Ты профессиональная танцовщица?

– Я профессиональный юрист-международник, – усмехнулась она, – а танцы – это так, средство быстро заработать.

– Ну, с твоими данными можно заработать и больше.

– Что ты имеешь в виду? – вскинула она на него глаза.

– Я видел твое выступление сегодня, – глухо произнес он, не глядя на нее. – Мы с друзьями были в твоем клубе.

За столом воцарилась тишина. Никита не смотрел на нее. Настя молчала. Он докурил сигарету и налил коньяк.

– Ты раздевалась в двух метрах от меня, – причиняя себе боль своими же словами, продолжил он. – Знаешь, что сказал один из моих друзей?

Настя залпом выпила коньяк и со стуком поставила стакан на стол.

– Да плевать мне, что говорят уроды вроде твоих друзей, таскающиеся по ночным клубам! Что ты читаешь мне мораль? Ты же знаешь, что мне нужны деньги! И быстро! Где я еще заработаю столько?

– Известно где! – повысил голос Никита. – С твоими данными можно просить и сотню за час! И дадут! На тебя там половина клуба облизывалась!

– Не смей так со мной разговаривать! – закричала она. – Ты мне никто! Ты ничего не знаешь о моей жизни и моих проблемах! Ты сам вызвался мне помочь! Якобы бескорыстно! Но это не дает тебе права совать нос в мою жизнь! Мне нужны деньги! А как я их зарабатываю – тебя не касается!

– Отлично! – Он забегал по квартире, выворачивая кошельки и карманы. – Вот! – Он положил на стол стопку смятых купюр. – Здесь почти триста долларов! Мало – еще добавлю! Это ты заработаешь в лучшем случае за неделю. Если, конечно, у тебя нет другого источника дохода!

– А если есть? – зло бросила она.

Его нервозность передалась ей. Она стала подкуривать новую сигарету, щелкая зажигалкой. Рука ее мелко дрожала.

– Даже так? – протянул Никита, понимая, что сейчас скажет гадость, но уже не мог остановиться. – Как интересно! Ну, тогда вообще все просто: считай это авансом от нового клиента.

– А клиент – это ты, да? – криво усмехнулась она. – Классно! А если я не хочу такого клиента?

– А ты что, можешь позволить себе выбирать?

– Представь себе!

– Значит, мне как клиенту ты отказываешь?

– Хорошо соображаешь!

– А другим уродам из клуба, как сама говоришь, нет?

Глаза Насти гневно сузились, а он продолжал хлестать ее обидными словами. Настя молчала, словно не слыша. Затем встала и ушла в комнату.

Никита пошел за ней. Его покачивало. От выпитого в голове был какой-то гул, а грудь разрывало от обиды. Значит, с любым согласна, а с ним – нет! Мразь, дрянь, проститутка! Он не знал, мысленно произнес эти слова или вслух. Отрезвил его звук застегивающихся молний на ее сумке. Настя стояла перед ним – бледная, дрожащая от обиды. Она снова была в джинсах и куртке, волосы собраны в пучок. Она метнулась в ванную, взяла зубную щетку, косметику и стала совать это в наружные карманы сумки.

Никита мигом протрезвел. Сейчас она уйдет и никогда больше не вернется. Вчера был первый день, когда их отношения, казалось, начали перерастать в дружеские. И со временем он мог бы завоевать ее. Для него Настя была именно той девушкой, которую нужно завоевывать. Его сбило с толку ее внезапное превращение из Незнакомки в стриптизершу. Но ведь он ничего не знает о ее прошлой жизни. А она ничего не знает о его чувствах. А может, и знать не хочет. Но он не может снова потерять ее! И так по-глупому! Пусть она сто раз проститутка, он не может отпустить ее!

– Ты никуда не пойдешь! – заявил он и, схватив сумку, бросил ее в угол. – Слышишь? Никуда я тебя не отпущу!

– Пусти! – Губы Насти дрожали, она едва сдерживалась, чтобы не заплакать. – Пусти! Я ни на минуту не останусь в твоем доме после таких слов! Ты как все… Все мужики такие! Сволочи вы! Врете, лапшу на уши вешаете, лишь бы добиться своего! А потом шлюхами обзываете! Я уже было подумала, что ты другой. А ты такой же! Раз стриптиз танцуешь, значит, шлюха! Надо деньги – на, бери, но отрабатывай! Да я с кем угодно пойду, если придется, а с тобой – ни за что! Другие хоть порядочными не прикидываются. Все по-деловому: ваши услуги – наши бабки! Хоть знаешь, чего от них ждать! А ты влюбленного туману напустил, а сам гад! Гад ты!

И она, закрыв лицо руками, зарыдала.

Никита крепко обнял ее и прижал к себе.

– Настя, Настя, прости, – говорил он, целуя ее волосы. – Прости меня. Я дурак! Но не могу я смотреть, как ты раздеваешься перед этими скотами. Умоляю тебя, не ходи туда больше! Я отдам тебе все деньги, которые у меня есть, только не ходи! Хочешь, я машину продам? Не ходи туда только! Мне ничего от тебя не надо. Честное слово! Прости…

Настя перестала вырываться, но слезы по-прежнему струились по ее лицу и капали горячими каплями ему на руки.

Они уснули под одним одеялом. Никита долго целовал соленое от слез лицо и прижимал ее худенькое тело к себе. Она уснула на его плече, уставшая и измотанная. А он лежал без сна и берег ее сон. Он не тронул ее, не тронет и впредь без ее разрешения. Лишь бы она была рядом, лишь бы не уходила…

Настя вняла его просьбам и не стала больше ходить в стриптиз-клуб. Воскресенье они провели вместе. Поехали в парк, посидели в кафе недалеко от набережной, а вечером пошли в кино. Никита старался быть обходительным и не напоминать о вчерашнем неприятном разговоре. Настя позволяла брать себя за руку, иногда он обнимал ее. Но она все же держала дистанцию, не жестко, но так, чтобы он ее чувствовал. Никита был рад и этому. Уже то, что она снова стала ему доверять, было для него подарком.

В кафе она рассказала ему про свои поиски работы после института, про разочарование в выбранной профессии. Она сменила несколько мест, пока ей не предложили попробовать себя в роли модели. К тому времени дорога привела ее в этот самый стриптиз-клуб. Она познакомилась с девушкой-стриптизершей и, так как ей нужны были деньги, решила поработать вместе с ней. Вдвоем они какое-то время снимали комнату и танцевали через день. Все шло нормально, пока на Настю не положил глаз один из завсегдатаев клуба. Он стал активно и назойливо ухаживать, предлагал деньги, потом начал угрожать. Настя уволилась, тем более что в тот момент как раз подоспело предложение из модельного агентства. Так Настя нашла работу по душе. Вскоре ее стали приглашать на показы начинающих дизайнеров и снимать для журналов мод. Она стала понемногу зарабатывать, сделала себе профессиональное портфолио и решила найти работу за границей. Вот тогда она и познакомилась со Стасом.

Он был бизнесменом: молодым, красивым, успешным и перспективным. Их романтические отношения развивались на фоне экзотических курортов, дорогих ресторанов и прогулок на яхте. Насте казалось, что она попала в сказку. После голодного студенчества и первого неуклюжего любовного опыта ей не везло с мужчинами. То к ней клеились туповатые недоумки, маменькины сынки из богатых, считающие себя неотразимыми мачо, то престарелые ловеласы. Эти хоть деньги предлагали. Но она ждала другого.

Стас был необыкновенным: умным, веселым, нежным, щедрым. За месяцы их романа она не обнаружила в нем ни одного изъяна. Правда, он никогда ничего ей не обещал, жил одним днем, но она была так счастлива, что тоже не задумывалась о будущем.

Как всегда, беда пришла откуда не ждали. У Стаса все же нашелся один недостаток. В ее представлении не такой уж страшный, но он оказался роковым для их любви. Выяснилось, что он далеко не богат и полностью зависим от своего партнера и любовницы, которая была, как оказалось, лучшей подругой владелицы того самого модельного агентства, в котором работала Настя. Пока Стасу удавалось скрывать от нее свой роман с начинающей моделью, все было прекрасно. Но стоило его любовнице об этом узнать, и раз – Настю выкинули из агентства. Два – с ней разорвали контракт сразу три журнала мод, один из которых принадлежал любовнице Стаса. Да и сам бывший возлюбленный пропал, прислав сообщение о срочной командировке и невозможности дальнейшего общения. Все подруги-модели, словно по команде, забыли номер ее телефона и не отвечали на вызовы. Только одна из них, добрая и отзывчивая девушка, прояснила ситуацию:

– Настя, ты прости, но нам под страхом увольнения запретили с тобой общаться. Я понимаю, что это несправедливо, но терять работу никому не хочется.

Еще с месяц Настя пыталась где-то устроиться, ходила на кастинги, оббивала пороги других агентств, но ей везде был оказан самый холодный прием. Любовница Стаса, Маргарита, постаралась вовсю: у нее были хорошие связи в мире моды, и она всерьез решила сплавить соперницу куда подальше, в тьму-таракань, откуда та и выползла. Очевидно, Стас здорово на модель запал, решили окружающие, раз Марго развернула такую бурную деятельность.

Она действительно вытянула своего бойфренда из грязи в князи, сделала его своим партнером и хотела со временем выйти за него замуж. А тут такое своеволие: ездит с какой-то девицей по курортам, катает ее на яхте, и все это за ее, Маргариты, кровные, поскольку без нее ничего бы у него не было! Вышвырнуть бы его на помойку, пусть там милуется со своей Настей! Но дарить свое творение этой плебейке? Нет уж! И Марго отослала провинившегося любовника на месяц в Америку. Пусть поостынет да подумает на досуге, что теряет. И он подумал.

Через месяц Стас, послушный и пылкий, вернулся к Марго, и она простила его. Что толку не прощать? Все мужчины полигамны, справедливо полагала Маргарита. А такой красавчик, как ее Стас, всегда будет пользоваться вниманием женщин. Просто надо держать ухо востро и вовремя реагировать. Словом, в отношениях партнеров снова воцарились любовь и согласие.

Настя же за это время дошла до полного отчаяния. Глухая стена враждебности в мире, который она уже привыкла считать своим, разлука с любимым, неопределенность и полное одиночество. От квартиры ей отказали, поскольку нечем стало платить за те шикарные апартаменты, в которые перевез ее Стас, и она оказалась практически на улице. Бывшие подруги отвернулись от нее. Только один человек протянул ей руку помощи – знакомый фотограф Гена. Он уезжал за границу, подписав контракт с европейской фирмой, и предложил Насте пожить пока у него на съемной квартире. Она была оплачена на полтора месяца вперед, там оставались кое-какие его вещи и техника, которую он намеревался вскоре забрать. Так Настя оказалась в квартире, в которой и познакомилась с Никитой. Теперь ей было где передохнуть от бесконечной гонки. Она засела там, практически не выходя, и возобновила поиски работы. Она рыскала по интернету, рассылала резюме, отвечала на вопросы бесчисленных анкет, но больше всего ее тревожило отсутствие Стаса. Казалось, он приедет, и все ее неприятности закончатся в один миг.

Однажды, в который раз набрав номер его телефона, она услышала в трубке родной голос. Она так обрадовалась, что смогла сказать всего несколько слов. Стас не мог не узнать ее! Но он отключился. Все еще не веря в его предательство, Настя поехала к нему. Дверь открыл он сам. Его взгляд был затравленным, а вид, как она поняла позже, довольно жалким. Она бросилась к нему, ища утешения, но он отстранился и сказал, что между ними все кончено. Она все еще не понимала… А Стас вдруг стал говорить, что из-за нее у него неприятности с невестой и с прочими родственниками, что она достала его своими преследованиями и своей любовью и чтобы она оставила его в покое. Он говорил очень громко, чтобы сидящая в соседней комнате Марго услышала и успокоилась. Настя выбежала потрясенная. По дороге домой она в отчаянии шагнула под колеса автомобиля Никиты…

Спустя несколько дней Настя получила письмо. Ей предложили работу в модельном агентстве в Милане. Ее вспомнила одна экстравагантная дама, Мадлен, которая приезжала год назад на показ в Киеве. Она узнала Настю по фотографиям и пригласила ее поработать у нее. Настя истратила свои последние деньги на билет и визу… А дальше случилось то, что и отбросило ее назад и привело в дом Никиты.

Все это он буквально вытаскивал из нее по крупицам. Постепенно Никита составил полную картину ее прежней жизни и понял, что хуже всего для Насти было даже не предательство Стаса и вакуум, который создала вокруг нее Марго, а те гнусные предложения, что посыпались на нее со всех сторон, стоило ей оказаться в бедственном положении. Бритоголовым качкам нужна была подружка на ближайший уикенд на морском побережье, престарелые бизнесмены искали молоденькую содержанку, наглые сутенеры настойчиво предлагали поработать девушкой по вызову. В сравнении со всем этим ее старый стриптиз-клуб был просто детской песочницей, и, когда ситуация стала безвыходной, она снова пошла туда. Одна ее знакомая заболела и выставила Настю как временную замену. Если бы она пришла проситься туда сама, администратор не взял бы ее без оплаты натурой, а так получилось, что им это надо больше, чем ей, а она просто выручает подругу. Но Никита был прав: за те пять дней, что Настя успела отработать, ей дважды пришлось чуть ли не отбиваться от клиентов, которые во что бы то ни стало хотели заполучить ее за сто баксов в комнатке наверху. Она, конечно, рассчитывала продержаться еще неделю, но неожиданное вмешательство Никиты избавило ее от этого. Она позвонила знакомой, не зная, как сказать о своем отказе, но та неожиданно заявила, что чувствует себя лучше и собирается выйти на работу. «Значит, так и надо», – решила Настя.

Никита был хороший. Она видела это. Но Стас был в сто раз лучше, а каким стал потом? Она больше не верила мужчинам и уже ничего не ждала от них. Больше всего она хотела уехать отсюда, где все продается и покупается: любовь, честь, дружба… Где ее выкинули на задворки жизни, где ей больше ничего не светит. Будущее для нее теперь воплотилось в одном слове – Милан. Единственный человек из их круга, который еще поддерживал с ней дружеские отношения, был Гена. Он писал ей, что Милан – это здорово, это шанс, что сейчас там столица моды. И она связывала с этим городом все свои надежды.

Никита не входил в ее планы. Он ей помог. Она видела, что нравилась ему. Может, даже больше, чем нравилась. Он смотрел на нее такими влюбленными глазами, что временами ей становилось его даже жалко. Но потом она вспоминала о собственных бедах. Он вполне устроен в жизни. У него есть дом, работа, друзья. У него есть все. А она только в начале своего пути. И куда он ее приведет, кто знает. Она не хотела ни к кому привязываться.

Теперь они просыпались вместе. Иногда Никита подвозил ее туда, куда ей было нужно. Настя отправлялась по своим делам, он – на работу. Вечерами они вместе смотрели новые фильмы на его ноутбуке или гуляли, взявшись за руки, по окрестным улицам. Настя уже не чуралась его и даже отвечала на его робкие поцелуи, но по-прежнему держалась отстраненно.

В назначенный день ей обновили визу. До этого она успела восстановить украденный загранпаспорт, еще спустя пару дней купила билет, и вот – завтра она улетает.

Никита сидел в кабинете перед экраном монитора, на котором замерла мелкая сетка цифр, но не мог заставить себя работать. В голове было одно: завтра она уезжает. Завтра она уезжает! Он сам дал ей деньги на билет. И теперь никак не сможет остановить ее. Как уговорить ее остаться? Ради чего? Ради него? За эти дни они смогли стать друзьями, может, даже чуть ближе, чем друзьями, но она не станет из-за него менять свои планы. У нее своя мечта о будущем, и он в эту мечту никаким боком не вписывается. А у него теперь даже мечты нет. То, о чем грезилось совсем недавно, сбылось. То, чего хотелось после, стало неважным. А мечтать о Насте для него было все равно что мечтать о луне. Он только знал, что никогда и ни к кому не относился так, как к ней. Он очень боялся потерять ее и точно знал, что обязательно потеряет.

Понимание этого граничило с отчаянием. Словно к нему в дом случайно залетела редкой красоты птица, а у него было совсем мало времени, чтобы полюбоваться ее ярким оперением. Он наперед знал это, поэтому вбирал ее в себя всю, со всеми мелочами: запахом кожи, цветом волос, мягким прикосновением губ. Ему хотелось запомнить ее – каждый жест, каждое слово. Ее улыбку на сонном лице перед пробуждением, ее запрокинутые тонкие руки, когда она собирала волосы в узел, ее тихий смех. Впервые он любил. Любил со всей страстью и безысходностью. Его не любили! Чем можно удержать ее? Что нужно предложить женщине, чтобы она не ушла? Руку и сердце? О, если бы только это! Он не задумался бы ни на миг! Но он точно знал: его рука с сердцем в придачу ей на фиг не нужны! И почему он не встретил ее раньше этого Стаса? Может, тогда у него был бы шанс? Но, поразмыслив, он с горечью признал, что нет, тогда бы она тоже не обратила на него внимание. Он обыкновенный обыватель, как когда-то выразилась она. Офисная крыса. Карьерист. Скучный субъект. А она ждет от жизни сказки. Возможно, ее прошлое разочарование как раз и давало ему шанс, но он сам так бездарно упускает его. Дал ей деньги на билет. Но он не мог не дать, он же обещал! Он не мог отпустить ее снова в тот стриптиз-клуб, где она была готова на все, лишь бы заработать и поскорее улететь от него. И теперь у него нет надежды. Нет ничего, что могло бы остановить ее…

Он вернулся вечером в самом мрачном расположении духа. Стол в кухне был накрыт празднично, у приборов стояли свечи. Настя встретила его сияющая и сразу же усадила за стол. У нее был праздник. Ради этого она нарядилась в открытое летнее платье с зелено-белыми разводами, купила шампанское и расстаралась с ужином. Никита вспомнил: это же платье было на ней тогда, когда он впервые ее увидел под бампером своей машины. Настя включила музыку на своем телефоне, положила Никите на тарелку еще теплую отбивную и придвинула тарелку с салатом.

– Ну, давай выпьем, – подняла она бокал с пузырящимся шампанским. – За удачу! И спасибо тебе огромное. Ты настоящий друг!

Никита кивнул, невесело улыбаясь, и послушно выпил до дна. Отбивная была аппетитная, салат тоже, но он почти не чувствовал их вкуса.

Она так рада, что уезжает, что расстается с ним! На лице ни тени сожаления. И плевать ей, что у него душа рвется на части.

Они пили шампанское, ужинали. Радостное возбуждение, в котором пребывала Настя, не оставляло ее. Она, напевая, убирала со стола, варила им кофе, а он сидел захмелевший и следил за ней потерянным взглядом. Вот она повернулась, вытерла стол и поставила на него две кофейные чашечки. Зазвучала новая мелодия, и Настя радостно встрепенулась.

– Ой, моя любимая песня! Никита, давай потанцуем. Я тебя приглашаю!

Она заставила его подняться, опустила руки ему за плечи. Он обнял ее, рывком привлек к себе, но тут же оттолкнул и снова сел.

– Никит, ты чего?

Настя присела перед ним на корточки, пытаясь заглянуть ему в лицо.

– Ничего, – глухо ответил он, не поднимая головы. – Ты специально меня дразнишь? Тебе это доставляет удовольствие – издеваться надо мной?

– Ну что ты, Никита, – виновато улыбнулась она и погладила его по плечу. – Я просто хотела потанцевать.

– Настя! – медленно сказал он, поднимая голову. На его щеках заходили желваки. – Ты живешь здесь третью неделю… Ты спишь со мной в одной постели… Я мужик, а не педик! Так что извини, но танцевать с тобой я не буду.

Он встал и отошел к окну. За его спиной послышался шорох. Потом ее руки обняли и развернули его. Настя стояла перед ним обнаженная, в окружении одних только струящихся волос. Никита понял, что она хочет проститься…

Проснулся он рано, еще до того, как прозвенел будильник. Настина голова покоилась у него на груди, ее худенькое плечо высунулось из-под одеяла, и он бережно укутал его. Скоро придется вставать и везти ее в аэропорт. Она улетит в этот чертов Милан, где, как она вбила себе в голову, сделает карьеру.

А может, ничего страшного? Может, Настя поработает там и вернется? Вернется к нему. Он подождет ее, сколько надо будет. Нужно сказать, чтобы она знала это. Чтобы всегда могла на него рассчитывать. Может быть, потом, спустя время, она оценит его. Хотя в окружении моделей всегда будут мужчины, рядом с которыми он – просто недоразумение. Нет, если она уедет, для него все будет кончено. Один раз судьба уже улыбнулась ему, когда она решила броситься под колеса его машины. Второй – когда у нее украли сумочку. Получается, что ему хорошо, ей – плохо. Поэтому она уезжает…

Утренние торопливые сборы. Недопитая чашка кофе. Смятая постель. Нервно выкуренная сигарета. Настино лицо, напряженное и взволнованное. Она еще рядом, но уже не здесь. Ее взгляд блуждает по движущемуся пейзажу за окном машины. В аэропорту ее начинает бить озноб, она нервно прижимает к себе новую сумочку с документами. Занимает очередь на регистрацию. Никита упаковывает ее багаж. Послушно стоит рядом. Настино нетерпение налицо. Она даже пританцовывает, словно от волнения хочет в туалет. Считает людей перед собой. Четыре человека. Три. Два…

Словно очнувшись, Никита хватает ее за локоть и тащит из очереди.

– Что? Куда? – не понимает она. – Я за этим мужчиной! – кричит она. – Сейчас вернусь!

Никита упрямо тащит ее в ближайший угол и прижимает спиной к стене, боясь, что она сбежит, не выслушав его. Он сжимает руками ее плечи, его лицо бледное и взволнованное. Таким она его еще не видела. Он говорит быстро и сбивчиво, но четко произнося слова, словно разговаривает с иностранкой и боится, что его не поймут:

– Настя, послушай меня! Послушай внимательно. Я… У меня есть работа, квартира, машина. Я хорошо зарабатываю. Ты можешь остаться у меня. Навсегда! Я люблю тебя! Я предлагаю тебе все, что у меня есть. Выходи за меня замуж! Только не уезжай! Прошу тебя, не уезжай!

Настя не понимает. Мысленно она уже ходит по подиуму в Милане. Она уже позирует для итальянских журналов мод! Она уже там!

– Я знаю, что я нелепый и глупо выгляжу. Вряд ли меня может полюбить такая девушка, как ты. Но я люблю тебя и сделаю все, чтобы ты была счастлива со мной. Может, со временем и ты сможешь…

Теперь Настя понимает. Она моргает быстро-быстро и роняет сумку на пол. Губы ее дрожат. Ей жаль Никиту. Впервые ей так жаль его!

– Никита, Никита, успокойся, – гладит она его лицо холодными ладошками. – Я все понимаю. И ты… Господи, да ты такой хороший! Это я тебя не стою! Ты замечательный, и ты настоящий друг! Я никогда тебя не забуду! Прости, но я должна уехать. Я не могу здесь! Здесь я умру… Я чувствую это.

Она покрывает быстрыми поцелуями его лицо.

– Настя, я люблю тебя… Останься… Прошу…

– Никита, ты такой славный! Ко мне еще никто так не относился, как ты. Ты самый лучший! Я тоже люблю тебя! Но я должна уехать… Прости!

Она подбирает с пола сумку и бежит в очередь. Вот она ставит багаж на движущуюся ленту, вот забирает у служащей аэропорта документы. На секунду она поворачивается, ищет его глазами и машет рукой. Торопливо идет к лестнице на второй этаж. Последний взмах руки, летящие светлые волосы… Стеклянная дверь закрывается за ней, и Никита стоит один посреди зала, бессильно опустив руки.

Он приехал домой, не ощущая ни прелести летнего дня, ни ласкового тепла солнца. Зашел в опустевшую квартиру, где все еще хранило напоминание о ней: недопитая чашка кофе, окурок тонкой дамской сигареты в пепельнице, длинный светлый волос на подушке… Потоптался посреди комнаты, не понимая, как теперь жить, и сделал то, чего не позволял себе уже много лет, еще со смерти мамы. Он, взрослый тридцатилетний мужчина, сел на кровать – и заплакал.

В жизни бывают времена, которые надо пережить. Не беситься, не впадать в отчаяние, а просто пережить, закусив до крови губы. Он так и делал. Работы много? Хорошо! Когда работаешь, ни о чем уже не думаешь. Потащили чуть ли не силком на корпоративную вечеринку? Отлично! В своем кругу попили пивка под пиццу? Что может быть лучше! В клубе нарезались с друзьями текилы? Что ж, изредка и это не помешает!

Хуже всего было утром в выходные – откроешь глаза, а рядом ее нет. Лежишь и вспоминаешь, пока душу рвать не начнет. Тогда под холодный душ – освежить голову и охладить тело. А потом долгий день до вечера, который некуда девать, не на что потратить… Разве что в интернете пошариться. Или написать Денису длинное письмо.

Он писал ему о своей любви, писал о Насте, писал о тоске, которая поселилась в сердце после ее отъезда. Они поговорили только раз, когда он позвонил ей сразу после перелета. Настя сказала, что все у нее в порядке. Потом она, скорее всего, сменила симку, потому что на его звонки автомат отвечал, что такого номера не существует. И теперь он не знал, как связаться с ней, а сама она не звонила.

Прошел месяц, за ним второй и третий. Жизнь пошла своим ходом. Никита много работал, по вечерам чаще всего сидел дома, с друзьями на вечеринки ходил редко. Зато стал бывать в стриптиз-барах. Он ходил туда один, долго сидел, потягивая пиво и рассматривая танцующих девушек. Вот брюнетка с грустными глазами, у нее большая красивая грудь, и все посетители концентрируют свое внимание на ней, а Никита смотрел на ее лицо. Вот пухленькая рыжая девушка, всегда в голубом боа и голубом белье. Что привело ее сюда?

Он жалел их всех. Они казались ему чрезвычайно несчастными. Никита считал, что только безвыходность может заставить женщин прилюдно раздеваться. Ему и в голову не приходило, что им это может нравиться. И что многие это делают не от жизненных тягот, а совсем по другим причинам. Он отождествлял их всех с Настей и с теми обстоятельствами, которые вынудили ее заниматься этим ремеслом. Для него Настя не была ни вульгарной, ни распутной, и ему казалось, что и другие стриптизерши такие же.

Чаще всего он ходил на стриптиз в бар недалеко от своего дома. Там его уже стали воспринимать как завсегдатая. Бармен время от времени ставил ему на стол пиво за счет заведения, а танцовщицы подмигивали и кивали, как старому знакомому. Однажды рыженькая девушка, та самая, которая не расставалась со своим голубым боа, подсела к нему за столик. Она немного прикрыла свои прелести джинсовыми шортами и короткой маечкой, но ее внушительных размеров грудь грозила порвать тонкую ткань. Он, как положено, угостил ее коктейлем. Рыженькая спросила, нравится ли ему в их баре и как он находит ее выступления, а потом без обиняков предложила продолжить вечер вдвоем в отдельном кабинете, не забыв назвать таксу. Он подумал, что и к этому ее вынуждают обстоятельства, и потому спросил:

– Тебе так нужны деньги?

– Ты мне нравишься, – пожала плечами девушка. – Я тебя давно заприметила. Но и заработать я не прочь.

Никита отказался, а уходя, случайно услышал ее разговор с другой танцовщицей:

– Представляешь, я предлагаю ему, а он мычит что-то вроде того, что ему это не надо и он по-другому ко мне относится. А таскается сюда уже два месяца. Извращенец!

– Да импотент, скорее всего, – ответила вторая.

После этого Никита перестал ходить на стриптиз.

А потом в его жизни появилась Инна. Она давно работала в компании, и они время от времени встречались. Сначала он не обращал на нее особого внимания. Ну, симпатичная, неглупая, мало ли таких у них. Инна работала в финансовом отделе, и познакомиться поближе их вынудила производственная необходимость. Никите пришлось несколько дней плотно контактировать с финансистами. Инна ему помогала, и после этого, встречаясь в обед в кафе на первом этаже или в лифте, они всегда здоровались и перебрасывались парой фраз.

Инна была невысокого роста, круглолицая и хорошенькая, с правильными чертами лица и кроткими карими глазами. Ее каштановые волосы всегда были разделены на прямой пробор и собраны на затылке замшевой гофрированной резинкой. Кожа у нее была смуглая и чистая. Она производила приятное впечатление – вежливая и выдержанная девушка. Никита уважал таких. Одевалась она под стать ему, довольно строго: неяркие тона костюмов, никаких мини-юбок или джинсов. Она тоже выделяла его среди прочих сотрудников. Во всяком случае, при встрече с ним ее глаза радостно вспыхивали, а лицо освещалось улыбкой.

Однажды они в очередной раз встретились у лифта. Никита был с Колей. Они как раз спускались вниз на обед, где их уже поджидали друзья, надо было обсудить планы на выходные. Как всегда, они обменялись с Инной парой слов и вместе зашли в кафе. За обедом Вадим сообщил, что решил жениться, и в субботу звал всех к себе. Он устраивал вечеринку для друзей, но приглашал их с девушками: так будет правильно, рассудил он, почти по-семейному. Постоянные подруги были у всех, кроме Никиты.

– Никита, ты кого приведешь? – спросил Вадим.

– Хочешь, моя Светка возьмет с собой подружку? – предложил Игорь.

– Не нужно. Я буду с девушкой, – ответил он, подумав про Инну.

Она согласилась. После этой вечеринки они стали встречаться. Инне было двадцать пять лет. Она жила с мамой, папой и младшей сестрой. Характер у нее был покладистый, ровный, какой бывает у людей, выросших в спокойной семейной обстановке. Их отношения развивались по вполне предсказуемому сценарию. Никита, которого еще не совсем оставила тоска по Насте, не торопил события. А Инна по натуре не была склонна к резким эмоциональным поступкам. Ее явная симпатия и живой интерес к его делам подкупали. Никита не был избалован женским вниманием и быстро привязался к Инне. Вскоре их отношения перешли в новую стадию. Ее домашние уже нормально относились к тому, что время от времени Инна ночевала у своего парня. Они узнавали его голос по телефону и, казалось, не имели ничего против их отношений.

Так закончилась зима, за ней пролетела весна, и Никита стал уже всерьез думать о том, чтобы осенью сыграть свадьбу. Он ничего не говорил Инне, но был уверен в ее согласии. Но вот его собственное решение пока было под вопросом. Инна была хорошей – доброй, умной, чуткой. Она угадывала в своем избраннике признаки былой несчастной любви, но не торопилась с расспросами. И он по-своему любил ее, но иногда образ Насти навязчиво возникал перед глазами, возвращая его в прежнее состояние тоски и тревоги. Она так несчастна и одинока. А может, уже не одинока? Но представить ее счастливой он не мог. Есть люди, которые носят свое несчастье на себе, как улитка домик, и без него они – не они. Так и Настя: трагизм придавал одухотворенность ее кукольным чертам, а состояние глупого счастья придавало бы ее облику схожесть с расписной деревянной матрешкой. Он сам не знал, что ему хотелось бы услышать о ней. Что она счастлива и не одинока? И тогда бы он с чистой совестью женился. Или это повергло бы его в прежнее отчаяние, и тогда в его душе не нашлось бы места для другой женщины?

Когда он был с Инной, то почти не вспоминал Настю. Это было бы нечестно по отношению к его девушке. Обнимая ее, он не сравнивал их – это было невозможно. Они были такие разные – и по характеру, и внешне, даже на ощупь и запах. Но они были дороги ему, каждая по-своему. Только Настя была далеко и не подходила на роль жены, а Инна подходила идеально, хотя и не была столь желанна. Но одна из них была здесь, рядом, стоило только протянуть руку, она любила и принимала его таким, каким он был. А другая находилась неизвестно где и не понятно как относилась к нему – может, и вовсе забыла.

Никита постоянно думал об этом и решил к концу лета сделать Инне предложение. А пока хотел взять отпуск и улететь к Денису. Тот давно звал его в гости, обещал показать Париж. Да и Никита здорово соскучился по старому другу.

Самолет прибыл в аэропорт Шарль-де-Голль в восемь тридцать вечера. Он не сразу узнал друга. Денис изменился и выглядел совсем иностранцем: серьга в ухе, татуировка на плече, выбритая ажурная бородка и мятая, непонятных расцветок одежда выдавали в нем причастность к богемному кругу. Так оно и было. Еще по письмам Никита знал, что Денис теперь начинающий, но уже востребованный фотограф. В Париже проявился его талант к портретной съемке, и теперь он делал фотографии для журналов.

– Старик, я чертовски рад тебя видеть, – сказал он, выпуская Никиту из объятий и внимательно разглядывая его. – Немного изменился. Повзрослел. Выглядишь вполне презентабельно, – оценил он его стильный летний костюм и в тон ему новые туфли. – А вырядился так зря. В Париже жара жуткая! Надеюсь, ты взял шорты и сандалии? Или хотя бы майка найдется? Впрочем, купим.

– Найдется, – засмеялся Никита. – Я прогноз погоды смотрел. А тебя просто не узнать: борода, серьга, тату… Это что, обязательные атрибуты свободного художника?

– Борода – это так, одно название. – Денис почесал подбородок, по которому спускались тонкие полоски темной растительности. – Между прочим, довольно сложное искусство. Ну что? Давай топай! Такси ждет.

Денис устроил ему экскурсию по ночному Парижу. Он бегло давал по-французски указания таксисту и, энергично жестикулируя, показывал другу местные достопримечательности.

– Смотри, справа, за Сеной – остров Сите. Вон Дворец правосудия, а это – верхушка Нотр-Дам-де-Пари. За серым домом.

Пригнувшись, Никита едва рассмотрел две высокие темные арочные башни знаменитого собора Парижской Богоматери, возвышающиеся над соседними зданиями, и острый тонкий шпиль, уходящий высоко в небо. Таксист мчал по набережной Сены, довольно небрежно относясь к сигналам светофоров.

– Это Лувр. Мы с тобой обязательно туда сходим. Да не выворачивай ты голову! У нас куча времени. Просто посмотри на Париж свежим глазом. Вечерний Париж в огнях! Первое впечатление – особенно важно… Сад Тюильри. Слева – церковь Мадлен. А это площадь Согласия.

Денис сказал что-то водителю, и они сделали медленный круг по площади вокруг Луксорского обелиска и подсвеченных фонтанов. Затем такси помчалось улицей, по обе стороны которой ровной стеной возвышались деревья, а за ними мелькали ярко освещенные витрины магазинов.

– Елисейские Поля, – бесстрастно сообщал Денис, уже пресытившийся ролью экскурсовода. – Триумфальная арка.

– Денис, это же Эйфелева башня! – воскликнул Никита, увидев в темнеющем небе знакомые очертания.

– Да, – лениво согласился Денис и сказал что-то таксисту. – На сегодня экскурсия окончена. Едем домой.

Он снимал крошечную квартирку в старом доме на окраине Парижа. Они успели только бросить вещи в коридоре и сразу же отправились в ближайший ресторан ужинать.

Невысокий лысоватый француз в круглых очках, больше похожий на профессора, чем на официанта, принес бутылку бордо и два слабо прожаренных стейка с горой картофеля фри на таких огромных блюдах, что они заняли весь маленький столик. Никита разрезал мясо, внутри темнели красные капли.

– Мясо с кровью – французская кухня! – подмигнул ему Денис. – Я уже привык.

Стейк оказался по-своему вкусным, особенно пока был горячим, и под французское бордо пошел вполне. Но по мере того как он остывал, в Никите крепла уверенность, что он ест совершенно сырое мясо, которое только слегка прихвачено с двух сторон. Все же он мужественно доел его. Он впервые в Париже, пьет французское вино с Денисом, которого не видел сто лет, так какая разница, сырое это мясо или нет!

После ужина они заказали по бокалу пива, которое ничем не отличалось от того, к которому он привык в Киеве, и разговор продолжился. Денис рассказывал ему о Париже, о своей жизни, которая, как обычно, приготовила ему сюрпризы. Все это Никита уже знал по переписке. Но то письма, а это – живой рассказ старого друга в ночном парижском ресторане! Что может быть интереснее?!

Приехав сюда работать в торговой фирме, куда его поманил их бывший соотечественник, Денис надолго там не задержался. Как только его владение французским языком стало сносным, он начал пробовать себя на иных поприщах. После двух лет работы в разных местах и нескончаемых творческих исканий он нашел себя в качестве фотографа. У Дениса неожиданно обнаружился талант к этому виду искусства. Спустя полгода с ним заключил первый контракт один из многочисленных парижских журналов. Журнал только прокладывал себе дорогу в мире моды, как и Денис. И хотя платили в нем начинающему фотографу сначала совсем немного, он не терял присутствия духа и уверенности в своем блестящем будущем. Раскрутится журнал – раскрутится и он. Постепенно Денис стал сотрудничать и с другими изданиями. Сейчас он работал над новым проектом совместно с Патриком, молодым владельцем журнала. Патрик вложил в бизнес свое наследство, решив во что бы то ни стало преуспеть. Такая одержимость была в духе Дениса. Он стремился сделать себе имя и состояться как художник, чтобы стать достойным партнером Патрика. Ему нравилось работать с этим парнем. Их взгляды во многом совпадали. Они одинаково относились к бизнесу, хотя были совершенно разными по темпераменту, так же как и Денис с Никитой.

На расстоянии Никита воспринимал Дениса по-прежнему. Ему казалось, что они, когда встретятся, будут говорить и говорить без умолку, как когда-то, вспоминать прежние годы, делиться новыми впечатлениями. Но годы разлуки давали себя знать. Денис был тот и не тот. Что-то новое, незнакомое появилось во всем его облике. Он рассказывал лениво, не торопясь, пересыпая речь французскими выражениями и английскими сленговыми словечками. Говорил о том, что сейчас занимало его больше всего. Его новая жизнь была малопонятной Никите, а потому не близкой. Но он внимательно слушал друга, пытаясь приноровиться к его новому облику, разноязычной речи и активной жестикуляции.

Почти весь вечер говорил один Денис. Никита на его вопросы отвечал лаконично, не давая пространных ответов. По прежним годам общения зная, что другу нужно время, чтобы расслабиться и не зажиматься в новой обстановке, Денис перешел к разговору о нем только после ужина. Пиво было выпито. Они сидели на развернутых в сторону улицы стульях, пили кофе и курили.

– Ну, расскажи теперь о себе, – сказал Денис, закинув ноги на соседний стул. – Решил все же жениться?

– Решил.

– Инна, – задумчиво протянул друг. – И какая она?

– Она… хорошая, – вздохнул Никита.

– Понятно. Наташка тоже сначала была хорошей. А что так безрадостно? Жаль расставаться со свободой?

– Да нет… – замялся Никита.

– Что тогда?

– Помнишь, я писал тебе об одной девушке?

– Это та, которую в аэропорту обокрали? Так это ж когда было! Вы поддерживаете отношения?

– Нет, – покачал он головой. – Не поддерживаем. Она не звонит мне и не пишет. И вообще, не оставила никаких координат.

– Так при чем тут она?

– Понимаешь, с Инной у нас хорошие отношения. Я уверен, что и женой она будет замечательной. Но мои чувства к ней нельзя даже сравнить с тем, что я испытывал к Насте.

Денис с глубокомысленным видом затянулся, помолчал и насмешливо улыбнулся:

– Что ж, очень может быть. И что?

– Как что? Я не уверен, что при подобных обстоятельствах было бы порядочно с моей стороны жениться на ней.

– А не жениться после того, как ты ей столько голову морочишь, считаешь, порядочно? – поинтересовался Денис. – Друг мой, когда ты повзрослеешь? На тебе пагубно сказывается то, что меня нет рядом. Я всегда влиял на тебя благотворно. Впрочем, как и ты на меня. Выбрось глупые переживания из головы! Отпусти ситуацию, как советуют психологи, и все наладится само собой. Ты приехал ко мне. Ты приехал в Париж! И мы, то есть я и Париж, постараемся сделать все, чтобы ты не скучал! А теперь пойдем домой. Завтра у меня утренняя съемка. Ты едешь со мной. Французский ты по-прежнему не знаешь?

– Я могу говорить на английском.

– Можешь-можешь, только французы не любят говорить по-английски. А многие и не умеют.

– Я купил разговорник.

– Это правильно. Карту Парижа я тебе дам. Ты вообще наметил, что хотел бы посмотреть?

Денис поднял его рано. После чашки кофе на трехметровой кухне, где не было ничего, кроме маленькой плиты, допотопного холодильника и раковины, они отправились на метро к месту съемки. Парижское метро Никите не понравилось. Оно было слишком тесным и душным. Никаких тебе расписных арок, колонн, как в киевском метрополитене, грязно, убого и серо. Одно слово – подземка. В затхлых вагонах ехало много народу, особенно цветных и африканцев.

– Слушай, а чего их столько? – шепнул он на ухо Денису.

– Расплата за былое величие, – усмехнулся друг. – В свое время Франция владела африканскими колониями. Теперь ей это аукнулось.

Никита с интересом разглядывал пассажиров вагона. Здесь были представлены почти все расы, как в Ноевом ковчеге, – от старого лилового зулуса до почти светлой девочки индуски. Громадного роста, очень черный африканец с вывернутыми толстыми губами обнимал за талию светловолосую девушку скандинавского типа. А молодой, чахоточного вида французик тискал хорошенькую кудрявую мулаточку. Пара желтолицых китайцев примостилась напротив Никиты, рядом молодая кореянка с плоским, как блин, лицом читала газету. «Вот где процветает истинная дружба народов», – подумал он, усмехнувшись про себя.

Съемка проходила на фоне фонтанов у большой каменной головы с ладонью. Она называлась «Голова, слушающая землю». Никита видел это место в каком-то фильме, но никак не мог вспомнить, в каком именно. На съемке у Дениса был такой же кавардак, как у них в офисе накануне неожиданного визита начальства. Французы, кажется, обладали похожим темпераментом. Сначала опаздывали манекенщицы, а когда они появились, выяснилось, что подвезли не все костюмы. Потом возникла проблема с гримом. Все громко ругались. Худой Патрик в солнцезащитных очках и панаме что-то доказывал другому французу, маленькому и коренастому. Коренастый кричал на Дениса, тот – на него. Девушки переодевались прямо на улице, не стесняясь любопытных взглядов прохожих.

– Слушай, Никита, ты пойди пока погуляй, – подошел к нему Денис. – Эта бодяга надолго. Я, как освобожусь, позвоню. Вместе пообедаем.

– Хорошо. А куда сначала?

– Сходи на Сите. Тут рядом. Норт-Дам посмотришь. Смотри, – развернул он карту, – мы находимся здесь. А вот Сите. Это остров. Так что держи курс на набережную. А там и собор, и Дворец правосудия. Здесь рядом – Лувр. В общем, сам увидишь. Ну давай!

И Никита отправился на знакомство с сердцем Парижа самостоятельно. Он немного поблуждал незнакомыми улицами, фотографируя все подряд. В маленьком магазине купил английскую книгу о Париже и осмотрел ближайшие достопримечательности. Прошел по набережной Сены, полюбовался архитектурой собора Парижской Богоматери. Его арочные порталы с богатыми скульптурными группами, высокие своды, круглое витражное окно в виде розетки вызывали восхищение, хотя Никита и был далек от мира прекрасного. Войдя в собор, он присел на скамью передохнуть и некоторое время слушал, как в глубине храма высоко и чисто пел детский хор. Никита не был католиком, можно сказать, что он вообще не был верующим, хотя родители крестили его в православной вере, но в эти минуты он думал о Боге. «Если Бог есть, – думал он, – он не допустит, чтобы мы с Настей больше никогда не встретились». Даже если она полюбила другого или вышла замуж, он должен ее увидеть. Хотя бы раз! И обязательно до того, как женится. Он слушал нежные голоса, прославляющие Господа и парящие под куполом, и твердил себе: «Мы должны увидеться с ней, увидеться еще раз. Только раз…»

Странно, но после посещения собора он почувствовал себя в этом чужом городе увереннее. Париж был его первым знакомством с заграницей. Никита пока не был нигде, даже в Турции, куда летом отправлялась половина их офиса. Раньше он не мог себе этого позволить. Но теперь в его кармане лежала банковская карточка с вполне достаточной для путешествия суммой. Он снова подумал о Насте. Она в Италии. В Милане. Вряд ли он сможет отыскать ее, даже если отправится туда.

Он медленно бродил по улицам, пока не вышел на залитую ярким солнцем площадь. Сверившись с картой, он понял, что если вернется на Риволи, то легко выйдет к Лувру. Так он и сделал. Риволи была неширокой улицей с многоликой толпой и множеством магазинов, ресторанов и кафе.

Лувр показался ему огромным. Он долго ходил по внутреннему двору, разглядывая его архитектуру: стеклянную пирамиду и каменную арку со скульптурной группой наверху. Карта подсказала ему, что это арка Карузель, и если следовать от нее по прямой через сад Тюильри, площадь Согласия и дальше по Елисейским Полям, то он дойдет до Триумфальной арки на площади Звезды, от которой расходится дюжина улиц. А оттуда, судя по направлению, рукой подать до Булонского леса. Он не особо разобрался с масштабом, и подобная перспектива показалась ему заманчивой. И Никита, несмотря на жару и немилосердно палящее солнце, отправился по этому маршруту.

Центральная улица Парижа оказалась невероятно длинной. И после Елисейских Полей его уже ноги не несли. По дороге он купил две бутылки минеральной воды, но пить все равно хотелось. А еще больше хотелось присесть или прилечь в прохладной тени – если бы можно было найти такое место в знойной французской столице.

Позвонил Денис, и они договорились встретиться у Триумфальной арки. Друг приехал очень быстро, на метро. Обедали они в недорогом кафе со звучным названием «Монте-Карло». Здесь можно было за небольшую сумму приобрести полный обед: мясное второе, салат, десерт и графинчик местного вина. Никита взял курицу. Она оказалась нормально прожаренной, а прохладное легкое вино после жары хорошо освежало и утоляло жажду. Денис ел, рассказывая о нерадивости своих коллег и фокусах манекенщиц.

– На сегодня со съемкой все, но мне надо еще переговорить с Патриком. Так что я тебя на пару часов оставлю. А вечером мы с тобой поедем на прогулку по Сене. Возьмем вина и как следует отметим нашу встречу.

Вечерний Париж с борта речного трамвайчика понравился Никите больше. Вечер принес немного прохлады. Они выпили бутылку красного вина и орали вместе с другими туристами «Ура!», проплывая под мостами Парижа. Эйфелева башня сверкала желтыми огнями, как огромная темно-зеленая елка, подсвеченные дворцы казались небывало торжественными, а уменьшенная копия американской статуи Свободы при близком рассмотрении поражала своим запущенным видом.

– Решено! – кричал разгоряченный вином Денис. – Я беру три дня и показываю тебе Париж. Свой Париж!

Через неделю Никита уже свободно ориентировался в городе и посетил все главные достопримечательности. Лувр его впечатлил. Версаль – разочаровал. Про себя он назвал его конюшней: за большие размеры, жару, пыль и огромные открытые площадки, посыпанные дробленым камнем. После прогулки по парку Версаля у него разболелась голова, а ноги были в бело-серой пыли, словно он посетил не одно из известнейших мест в мире, а грязную строительную площадку. Денис свозил его в Дефанс, район небоскребов и необычных современных памятников, и в Диснейленд, где они провели целый день и получили массу удовольствия, хотя давно уже вышли из детского возраста.

Но Денису пришлось снова заняться делами, и Никита продолжил свои прогулки самостоятельно. Он уже оценил французскую кухню, испробовав лягушачьи лапки, луковый суп, улитки и огромные устрицы. Он постигал настоящий Париж – с его многоликим народом, бойкой гортанной речью, легким, кружащим голову вином. Он видел его с высоты Эйфелевой башни, душной ночью и ранним утром. У него вытащили кошелек в Булонском лесу. Его удивил нос, торчащий из воды, в Люксембургском саду, восхитил Монмартр. Он посетил Оперу и посмотрел «френч канкан» в «Мулен Руж». Потолкался в «Галери Лафайет», где купил духи в подарок Инне. Он никогда еще не делал серьезных подарков ни одной женщине и не знал, что следует выбрать.

– Конечно, парфюм! – разрешил его сомнения Денис. – Настоящие французские духи! Что еще следует привозить невесте из Парижа?

На очередной вечер друг пригласил к ужину двух девушек.

– У меня есть одна знакомая, Мишель, француженка. Отличная девчонка! Думаю, тебе понравится. Хочешь? У тебя же еще не было француженки?

– А это обязательно? – улыбнулся он.

– Pourquoi pas? Мы с ней добрые друзья. Иногда она остается у меня. Девчонка классная! Сам проверил. Потому и предлагаю.

– Да нет, не надо, – смутился Никита.

– Что «не надо»? Из-за того, что она со мной была? Ну ты даешь! Ладно, попрошу ее захватить с собой подружку. Есть у нее такая черненькая, Изабель.

Щадя деликатные чувства своего друга, Денис не стал уточнять, что и Изабель иногда тоже скрашивает его холостяцкие вечера.

Они сидели в маленьком открытом ресторане, практически на улице. Посередине стола на железной подставке красовалось огромное блюдо с морепродуктами, которых казалось невообразимо много: устрицы, мидии, креветки, лангусты. Все это великолепие было нагромождено поверх горы колотого льда и морской травы. Бутылка запотевшего шампанского охлаждалась в металлическом ведерке. Девушки опаздывали. Никита почему-то нервничал. Денис хмурился и злился: он был голоден. Запищал его мобильный, и друг очень быстро заговорил по-французски, обращаясь к Мишель. Когда он закончил, его вид был красноречивее слов.

– Она не придет! Непредвиденные обстоятельства. Знаю я ее обстоятельства! Коза французская!

Он зло закурил и протянул пачку Никите.

– Приедет Изабель со своей соседкой, из наших. Таких тут тоже хватает. Со всего СНГ слетаются. Попадаются неплохие девочки. Ну да ладно… – Он глубоко затянулся и смял сигарету в пепельнице. – Значит, так: наша – мне, Изабель – тебе. Нужно же завершить твое полное впечатление о Париже. А вот и они.

Он привстал, глядя поверх головы Никиты, изобразил на лице улыбку и помахал рукой.

Никита повернул голову. По узкому проходу между столиками уверенно двигалась высокая брюнетка с прямыми длинными волосами. Сильно накрашенные глаза, брови вразлет, широкая картинная улыбка. Вероятно, это и была Изабель. Вторая девушка шла за ней.

– Bonjour. Comment ca va? – с улыбкой произнесла Изабель и поочередно подставила Денису щеки для поцелуя. Никите она подала руку, и он, привстав, смущенно пожал ее.

Девушка стала быстро что-то говорить, очевидно, представляя спутницу, вынырнувшую у нее из-за спины.

У Никиты сперло дыхание. Кровь отхлынула от лица, потом прилила с удвоенной силой, а сердце забилось часто-часто.

Спутницей Изабель была Настя…

Она совсем не изменилась. Так же носила волосы на косой пробор, так же чуть подводила серым карандашом глаза. Даже платье на ней было то же самое, в котором он впервые увидел ее сидящей с разбитой коленкой перед бампером своей машины.

Она сразу узнала его, и ее лицо озарила удивленная и радостная улыбка.

– Никита! Ты? Привет!

– Привет.

Настя шагнула к нему, и они обменялись поцелуями на глазах у изумленных Изабель и Дениса. «Местная привычка здороваться…» – подумал он, прикасаясь горячей щекой к ее прохладному лицу.

– Не верю своим глазам! Ты здесь?

– Я тоже не ожидал встретить тебя в Париже. Я думал, ты в Милане.

Настя махнула рукой.

– Значит, Денис и есть твой друг, который живет в Париже? Помню, ты рассказывал…

– Та-а-к, понятно, – протянул Денис. – Знакомство с истинными парижанками откладывается на неопределенное время. Ну что, Изабель? – Он достал шампанское изо льда и перешел на французскую скороговорку.

Никита плохо запомнил тот ужин. Кажется, было весело. Денис и Изабель много говорили и много смеялись. И Настя много говорила, по-французски в том числе. Не так быстро, как Денис, но тоже довольно бойко. Так, во всяком случае, казалось Никите.

За ту искреннюю радость, которая появилась на ее лице, стоило ей увидеть его, Никита готов был простить ей все: ее молчание, ее небрежение им даже как другом… Образ Инны, еще недавно такой близкий и реальный, отступил на задний план. Он попросту забыл о ней. За весь вечер Никита едва сказал пару фраз. Как завороженный он смотрел, как Настя ест устрицы, как говорит, как смеется. Ночной Париж вдруг показался ему необыкновенно прекрасным и волнующим. Сверкающие огни фонарей придавали ему сказочный вид, вино кружило голову. Он смеялся вместе со всеми после слов Изабель, а потом все смеялись над ним, потому что было ясно: он ничего не понял из ее рассказа. А он смеялся от счастья! От такого неожиданного, внезапного счастья. Чудеса все же случаются! И мечта, даже самая, казалось бы, несбыточная, вдруг осуществляется. Он вспомнил свою немую молитву в Нотр-Дам и мысленно послал хвалу Небесам. Все-таки Бог есть. Он услышал его!

Было много выпито и много съедено. Потом они долго гуляли по ночному Парижу и пили шампанское прямо из горлышка. Оно было теплым, пенилось и текло по рукам, подбородкам и шеям. Они отмывались от него в первом попавшемся фонтане. Было весело и здорово. Они хором пели песни Шарля Азнавура, Мирей Матье и Патрисии Каас, лежали на траве Марсова поля и смотрели в небо, на уходящую ввысь светящуюся Эйфелеву башню. Бродили по набережной, обнимая своих спутниц за плечи, и махали проплывающим прогулочным катерам. Потом они разъехались на такси. Денис подался на квартиру Изабель, они с Настей – к Денису…

– Надо же, где мы встретились! Как это ты оказался в Париже?

– Прилетел к другу. А ты?

– У меня здесь контракт.

– Не понравилось в Милане?

– Понравилось. Только… В общем, мне пришлось уехать.

Настя сидела у открытой двери на балкон, настолько крошечный, что на нем с трудом помещался один человек. «Такие балконы в Киеве называют французскими», – вспомнил Никита. Он лежал на диване. Настя переместилась в единственное в квартире кресло, стоявшее у окна, и набросила на плечи тонкий плед. В темноте он едва различал очертания ее фигуры.

– Расскажи мне.

– Я прилетела в Милан по приглашению Мадлен. Она видела мои фотографии, когда приезжала к нам. Тогда она тоже звала меня работать у нее. Но в то время у меня были другие планы, был Стас… Мне не хотелось уезжать… Впрочем, все это ты знаешь. – Она закурила, и красный огонек сигареты чуть осветил ее лицо. Теперь оно было грустным. – Я проработала у Мадлен всего три месяца. Потом ушла.

– Почему?

– Мадлен… Она начала преследовать меня.

– Она что, лесбиянка?

– Да. И я знала об этом. Но сначала она была мне просто другом. А потом все изменилось. Пришлось искать другое место. Я бегала по кастингам, соглашалась на любую работу. Знаешь, сколько платят начинающей модели? На еду не всегда хватает. Жилье стоит дорого. А транспорт… А самые необходимые вещи… Одно время меня взяли для участия в показах. Я неплохо подзаработала и решила: «Пока есть на что, уеду в Париж». Это как в кино: увидеть Париж и…

– Не надо, – перебил Никита, не дав ей закончить, – не говори. Иди сюда!

Ее тело было прохладным, а кожа гладкой, как шелк. Тонкие волосы разлетались от его дыхания. Внезапно он понял, почему она приехала в Париж. Это был ее город. Он импонировал ей гораздо больше, чем все, что до сих пор ее окружало. Денис был не прав: именно она была истинной парижанкой – волнующей, как плеск Сены; изящной, как Эйфелева башня; таинственной, как Нотр-Дам. Для него она была воплощением очарования Парижа. И Никита уже не удивлялся, что встретил ее здесь. Только в Париже он и должен был ее увидеть. Она не стала здесь веселее или счастливее, он чувствовал это. И ее нынешняя жизнь не была проще или более упорядоченной. Но здесь она стала спокойней, каким становится человек в комфортном для себя месте.

– Ты давно в Париже?

– Уже полгода.

– А говоришь бойко, как настоящая француженка.

Настя засмеялась и прижалась щекой к его груди.

– Изабель говорит, что у меня ужасное произношение. А быстро потому, что все время с ней общаюсь.

– Вы вместе живете?

– Да, снимаем квартиру. Она хорошая. И потом, вдвоем легче.

– Она тоже модель?

– Да.

– А с Денисом ты давно знакома?

– Несколько месяцев, – помолчав, осторожно ответила Настя, и Никита сразу понял, что она не впервые лежит на этом диване.

Волна обиды захлестнула его. Он встал, отстранившись от ее объятий, и, не одеваясь, прошел по комнате в поисках сигарет. Ну почему, почему она такая? Ради нее он готов на все. Ради нее он может порвать с Инной и никогда больше не посмотрит ни на одну женщину. А ей все равно, что он, что его друг! Зачем она пришла на этот ужин? Развязка была ясна с самого начала. Только Денис планировал Изабель для него, а ее, значит, для себя… Денис, его лучший друг! Он даже имени ее не назвал! Может, и не помнил. Сказал: «Наша – мне». Для него она просто доступная девица, одна из многих, каких полным-полно в их чертовом модельном бизнесе!

Никита яростно курил, глубоко затягиваясь, но боль не проходила. Настя внимательно наблюдала за ним, приподнявшись на локте. Его невысказанный гнев и внутренний накал она поняла без слов и отреагировала, как всегда, стремительно:

– А ты, значит, и есть тот парень, который приехал в Париж поразвлечься перед своей свадьбой?

Никита замер, поражаясь ее осведомленности. Вероятно, так Денис сказал Мишель.

– Ну и когда же ты женишься?

Вся его злость мгновенно улетучилась. Никита запоздало вспомнил, что стоит совершенно голый. Он торопливо натянул шорты и присел на диван. Настя отпрянула.

– Что же ты не выбрал Изабель? Денис предоставил тебе право выбора.

– Настя…

– Какое ты имеешь право? – возмущенно закричала она. – Кто тебе позволил осуждать меня, мою жизнь? Кто позволил ревновать меня? Я живу, как хочу! И когда и с кем сплю – тоже решаю сама! Это моя жизнь! Тебя она не касается! – Она упала на подушку и заплакала.

Никита лег рядом и крепко прижал к себе ее вздрагивающее тело. Он, наверное, ненормальный, мелькнула мысль, но он счастлив оттого, что держит ее в объятиях. Как никогда, он счастлив именно сейчас, когда точно знает о ее неверности и неразборчивости, когда она горько плачет, уткнувшись ему в плечо. В эту минуту ему было уже все равно, что она приходила к Денису и еще неизвестно к кому. Она права, какое ему до всего этого дело? Быть всегда рядом с ней – вот что для него важнее всего на свете.

Он шептал ей ласковые слова, обещая все на свете, гладил ее длинные волосы и целовал соленые от слез щеки.

– Хочешь – уедем? Куда скажешь. Вдвоем. Только ты и я. Только скажи! Куда ты хочешь?

– Хочу в Ниццу, – сказала Настя и шмыгнула носом. Как ребенок, который тут же успокаивается, стоит пообещать ему новую игрушку.

– В Ниццу? А это во Франции?

– Да. Там море. Я никогда там не была. А ты?

– Я тоже. – В расчетливом и бережливом Никите просыпался Дон Кихот, безрассудный и решительный рыцарь, готовый на все ради прекрасной дамы. – Как скажешь. В Ниццу – так в Ниццу…

…Они улетели в Ниццу на следующий же день.

– Старик, ты не перестаешь меня удивлять, – только и сказал Денис. – Какая Ницца? Ты еще Парижа толком не видел! Мы еще не обо всем поговорили. Через неделю ты улетаешь домой. Или ты уже поменял свои планы?

Никита не отвечал, пряча счастливую улыбку, и собирал сумку.

– Да и Насте надо работать. У нее же контракт!

– Она сказала, что договорится.

– Черт знает что! Почему обязательно надо уезжать? Почему Ницца? Можете встречаться здесь. Пусть приходит сюда. Я буду уезжать на ночь.

– Я не хочу приводить ее сюда, – сверкнул на него глазами приятель.

– Никита, ты как ребенок! И потом, я же не знал… – виновато развел руками Денис. – Да это и было всего раз! Давным-давно! И неправда! – по фразе бросал он, косясь на собирающегося друга. – Никита! Если бы я знал…

– Ладно. Проехали. – Никита уже стоял с сумкой в руках. – Мне пора. Прилетим – позвоню.

– Учти, Ницца – город дорогой.

– Ничего. Я богатый.

Город на склонах бухты Ангелов встретил их ярким солнцем и безоблачным небом. С набережной открывался потрясающий вид Лазурного Берега. Они сняли небольшой номер в отеле рядом с набережной. Это было действительно очень дорого, но Никита рассчитал, что на три дня может себе позволить такие расходы. К намеченному сроку Насте следовало вернуться к работе. Они немного передохнули и отправились на прогулку по вечерней Ницце. Солнце медленно садилось в море. Они сразу пошли на пляж с крупной галькой. Вода в море была чистой-чистой, но идти босиком по большим гладким камням было трудно, и, сделав в море несколько шагов, они тут же ложились на воду и плыли, легко рассекая ровную гладь воды. У Насти в глазах светился детский восторг. Ей нравилось все, абсолютно все: высокое синее небо, соленый вкус Средиземного моря, аллея пальм вдоль набережной и он, Никита. Он тоже нравился ей. Здесь, под медленно темнеющим небом Ниццы, она наконец-то смотрела на него так, как ему всегда хотелось. Ее улыбка адресовалась только ему, ее полузакрытые от удовольствия глаза, когда она нежилась в теплых волнах моря, искали только его. Он держал ее в объятиях, и ее длинные волосы, как морские водоросли, плыли по воде, создавая сияющий нимб вокруг ее головы. Она казалась невесомой, словно была рождена неземным существом, не из плоти и крови, словно ангел, нашедший свою бухту, словно волна, легко набегающая на камни.

После купания они долго сидели на теплых камнях у кромки воды. А когда наступала звездная ночь, ужинали в одном из многочисленных ресторанов под открытым небом, пили белое итальянское вино, ели лобстеров и все время смеялись. Смеялись от счастья, оттого, что они молоды, влюблены, праздны и свободны. Оттого, что они в Ницце, самом удивительном и прекрасном городе Лазурного Берега.

Этот полуфранцузский-полуитальянский город не уставал их восхищать. По утрам, когда было еще не слишком жарко, они бродили по его улицам, любовались старинными храмами и памятниками. Днем становилось слишком знойно, и тогда они отправлялись к морю. Половину дня они проводили на пляже, половину – в гостиничном номере. А по вечерам выходили на набережную. Высокие пальмы подсвечивались снизу прожекторами и в синеве южной ночи казались золотыми. Их гулянье после ужина заканчивалось далеко за полночь. Никита больше всего любил эти ночные часы вдвоем, когда они рука об руку шли вдоль линии моря, разглядывая сверкающие огни модных прибрежных городков. Настя не выказывала желания их посетить. А Никите и подавно они были не нужны. Все эти красоты были лишь фоном, на котором расцветала их любовь. Они часами сидели на набережной и смотрели вдаль, туда, где гладкая бесконечность воды соприкасалась с огромным звездным небом. Никите нравилось молчать с Настей, и улыбаться на ее смех, и отшучиваться в ответ на ее наивные вопросы.

Поначалу она словно онемела от детского восторга, который охватил ее с первого шага на Лазурный Берег. На второй день стала беззаботно весела. Радовалась каждому подарку: шляпе, бусам, букетику цветов… В последний день на нее нашла необычайная разговорчивость. Она все время говорила что-то – то малозначительное, то важное, смеялась над собственными словами и заставляла Никиту рассказывать истории из его жизни. Не касалась она только недавних событий – подробностей своего пребывания в Милане и жизни в Париже. И он, догадываясь, что эта тема не улучшит ей настроения, тоже не затрагивал ее. Не от хорошей жизни она улетела в Милан, а потом оттуда. Все, что касалось ее недавнего прошлого, включая Дениса, уже не трогало его. Вернее, почти не трогало. Денис и Настя не придавали сексу такого серьезного значения, как он. В богемной среде провести с кем-то ночь, вероятно, то же самое, что выпить с ним кофе. Глупо было бы постоянно из-за этого огорчаться.

Если бы Никита мог, он бы навсегда отгородил Настю от такой жизни. Но у него не было на нее никаких прав. И только здесь он на какое-то время почувствовал себя причастным к ее жизни. Она просыпалась вместе с ним. Ее лицо он видел, едва открыв глаза. Ее дыхание касалось его по ночам. Она терпеливо ждала по утрам, пока он побреется. Доверяла ему определить маршрут очередной прогулки, при заказе в ресторане полагалась на его вкус в выборе блюд и вина. Она не спорила с ним, не грубила, как прежде. Была покорна и мила, но это и настораживало. Почему она не язвит, не вспыхивает, как раньше? Неужели из-за того, что он тратит на нее деньги? Такое объяснение ее покладистости было ему глубоко неприятно, и он с отвращением гнал эту мысль.

С одной стороны, это было именно то, чего он всегда хотел от нее. А с другой, это была уже не совсем Настя. И иногда ему даже хотелось спровоцировать ее недовольство.

Он перестал бояться расспрашивать ее о прошлом. Сначала о семье. Так он узнал об одинокой сельской учительнице, у которой совсем молодым умер муж. Дочь она растила сама. Часто болела. Жили от зарплаты до зарплаты. Подработать было негде, за репетиторство тогда денег никто не давал. Мама Насти занималась с учениками бесплатно, но иногда подрабатывала тем, что писала курсовые и дипломы заочникам. Платили за этот труд мало, чаще рассчитывались деревенскими продуктами – яйцами, мясом, медом. Она сама шила дочке одежду, часто из собственной, вязала свитера, носки и шапки. С пальто и обувью была беда – сам не смастеришь. Одну пару сапог Настя носила по три года. Брали с запасом. Первый год обувь была большой и болталась, несмотря на три пары носков. Второй – уже впору, но после годичной носки сапоги не имели вида. На третий год пальцы уже упирались в носок и Насте казалось, что ее постоянно пытают испанским сапогом, как Эсмеральду.

В институт она поступила легко и училась без усилий. Закончила с красным дипломом. Уже с первого курса подрабатывала. Сначала секретарем в суде, потом помощником юриста. На старших курсах ее взяли в коммерческую структуру, там же она и проработала два года после окончания института. Профессия юриста оказалась не по ней. Настя бросила юриспруденцию и стала искать себя на другом поприще. Так она попала сначала в стриптиз-клуб, потом в модельное агентство…

Настя отвечала на его вопросы, но коротко, без подробностей. Мама умерла четыре года назад. Им была выделена в селе половина дома, но это не их собственность, а колхозная, теперь там живет семья другой учительницы. А у нее нет ни дома, ни родины, ни родных – только сегодняшний день.

– А планы на будущее? – спросил Никита, обеспокоенный таким поворотом в их разговоре.

– Какие планы? – усмехнулась Настя и посмотрела на него, как взрослые смотрят на детей, задавших глупый вопрос.

Никита растерялся:

– Но ты же хочешь чего-то достичь, к чему-то стремишься…

– Если ты имеешь в виду мои фото на обложке журналов, то пожалуй. Но я занимаюсь этим не из желания преуспеть, а больше из-за денег. Как еще я могу заработать со своими данными и ужасным французским? Но если бы я была богата, то ничего бы не делала, а просто жила. В каком-нибудь красивом месте. Может быть, даже здесь, в Ницце.

– Но зарабатывать деньги можно по-разному. А ты выбрала работу модели. Значит, тебе это нравится?

– Я не хочу работать юристом, а больше ничего не умею. Вот и весь ответ.

– Но ты молода. Можешь приобрести другую профессию.

Настя улыбнулась:

– Никита, мне двадцать семь лет…

– Неважно. Хотя я всегда считал, что ты моложе.

– Я высокая и худая, не склонна к полноте. Для модели это идеально. Но через пару лет меня перестанут снимать и приглашать на показы. Я могу жить только сейчас.

– Не говори глупостей. Только дети полагают, что после тридцати наступает глубокая старость.

– Я этого не сказала. Но я не хочу думать, что будет потом. Я живу сейчас. У меня есть контракт до конца этого года. Значит, пока есть на что жить. Я могу ни от кого не зависеть. Я свободна! И это для меня главное.

– А потом? Ты когда-нибудь задумывалась, что будет потом?

– Нет! – Настя встала, и он впервые увидел тень раздражения в ее взгляде. – Не думала и не собираюсь!

– Но почему? Это ведь нормально – думать о будущем.

– Хочешь напомнить мне, что я ненормальная? Спасибо!

– Я не о том. – Он протянул руку и потянул ее за подол платья, побуждая снова сесть. – Я как раз хочу сказать, что мы с тобой во многом похожи. Меня тоже воспитывала мать. И я тоже сирота. У нас одинаковое прошлое. Возможно, что и будущее одинаковое.

– Ты опять о том же, – поморщилась Настя. – Как ты любишь все усложнять! У нас впереди последний вечер в Ницце. Давай не будем его портить. Пусть каждый получит то, зачем сюда приехал.

– А зачем мы сюда приехали?

– Ты – за любовью. Я – за покоем и за всей этой красотой.

– То есть ты меня не любишь?

– Почему? Люблю, – спокойно ответила Настя. – Просто наши представления о любви сильно отличаются. Ты любишь и потому постоянно чего-то от меня хочешь. А я просто люблю. Мне нравится быть рядом с тобой. Ты меня не грузишь, и еще с тобой очень хорошо молчать.

– Мне ничего от тебя не надо… – начал было Никита и осекся. – Нет, вру. Мне все от тебя надо. Все! Любовь, семью, детей, наш дом… Только такая любовь мне понятна. Если люди любят друг друга, они должны быть вместе!

– Мое «вместе» и твое «вместе» – разные понятия. Если вместе так, как сейчас, – пожалуйста. Мы вместе, но мы свободны в своих поступках. А твое «вместе» мне не подходит.

– Ты не хочешь замуж? Не любишь детей?

– Я люблю детей, но я к этому не готова. Рожать ребенка, не зная, на что его растить? Чтобы моя дочь носила по три года одни сапоги? Знаешь, сколько раз я жалела, что вообще родилась! Я не хочу давать жизнь ребенку, обрекая его на такие же страдания.

Никита придвинулся и взял ее ладони в свои.

– Но мы будем заботиться о нашем ребенке. У него будет все. Поверь мне. Я все для этого сделаю.

Настя не отняла рук. Ее большие темные глаза были рядом, и их глубина засасывала его, как трясина.

– Никита, милый, мне так жаль… Ну как объяснить, чтобы ты понял? Ты хороший. Ты самый лучший. Но я другая. Мне не нужно всего того, что так необходимо тебе. Ты говоришь, что мы похожи. Нет, совсем не похожи. У тебя есть то, чего нет у меня: и дом, и родина, и любимое дело. И все это ты создал себе сам, ценой кропотливого каждодневного труда. Это твои корни. И поэтому тебе нужно продолжение – семья, дети… Я же человек без корней. Мне ничего не нужно. Я не хочу ни к чему привязываться. Я… Я не всегда была такой уродкой… Так сложилась жизнь. Я тоже когда-то умела мечтать. Тоже думала о будущем…

Он понял, что она говорит о своей любви к Стасу. Настя встала и, подойдя к окну, села на подоконник. За окном было еще светло. Солнце уже спряталось за крыши, но еще не село, и его отблески подсвечивали ее тонкую фигуру. Она протянула руку, взяла со стола свою новую соломенную шляпу, его подарок, и надела на голову. Широкие поля скрыли ее лицо, оставив его взгляду только изгиб шеи, изящно переходящий в линию щеки. Одну ногу она поставила на подоконник, другая расслабленно свешивалась, не доставая до пола. Тонкое платье просвечивало, и в свете уходящего дня ее облик казался тающим, словно призрак.

– «И веют древними поверьями ее упругие шелка, и шляпа с траурными перьями, и в кольцах узкая рука», – речитативом прочел Никита. – «Незнакомка». Когда я тебя увидел, еще тогда, прошлым летом, мне на ум сразу пришли эти строчки Блока.

Она грустно улыбнулась уголками губ.

– Тогда уж скорее: «Не подходите к ней с вопросами. Вам все равно. А ей – довольно: любовью, грязью иль колесами она раздавлена – все больно…»

– Настя, перестань!

– Это ты перестань! – Она сдернула шляпу с головы и бросила на прежнее место. – Сейчас ты станешь говорить банальные, избитые слова, что надо жить, что надо найти в себе силы… И так далее. А я буду, как в кино, изливать тебе свой печальный любовный опыт и говорить, что мое сердце разбито. И это будет полное вранье! Ни фига оно не разбито! Как вообще у живого человека может быть разбито сердце? По-моему, очень глупое выражение. Депрессии у меня больше нет, но нет и восторженности перед жизнью. Я больше не хочу мечтать, строить планы и думать о будущем! Понимаешь? Не хо-чу! Не доставляет это мне удовольствия! Мы прекрасно провели время. Ты старался делать то, что приятно мне. Я это оценила. И тоже пыталась сделать так, чтобы тебе было хорошо. Ты не любишь колючих женщин и выяснения отношений, тебе нужны лишь тишь да гладь да божья благодать. По-моему, я вела себя примерно. Мы доставили радость друг другу. Завтра наши дороги разойдутся. Мы вернемся в Париж. Меня ждет работа. Тебя – друг, который хочет провести с тобой вместе последние дни твоего отдыха, а дома – невеста. Зачем нужен был весь этот разговор? Пусть бы такой момент наступил после прилета. Мы бы без слов поняли все! А так – испортили себе вечер.

– Я не хотел ссориться, – упрямо сказал Никита. – Я просто пытаюсь тебя понять.

– Зачем? – Она легко соскочила с подоконника, подошла и встала рядом с ним. – Никита, не все в жизни нужно постигать умом. Пойми это.

Никита, привстав, обнял ее и прижался щекой к ее груди. Действительно, зачем слова, если они все портят? Вот так бы держать ее в объятиях и не отпускать… Это и есть счастье!

Им удалось вернуться к прежнему тону, но ему весь вечер не давала покоя мысль о завтрашнем расставании. Ужинать они пошли очень поздно, после ставшего уже привычным ночного купания. Рыночная площадь – место, где они обычно ужинали, – была зажата с двух сторон домами. Многочисленные столики под легкими навесами заполняли ее. Утром на этом месте шла бойкая торговля морепродуктами, цветами, фруктами, овощами и сувенирами. После обеда лотки убирали, сметали мусор, и к вечеру площадь уже становилась ресторанной. Ночная Ницца сверкала огнями. Уличные фонари, огни вывесок, искусно спрятанные в листве фонарики – все это создавало иллюзию сказочного, сверкающего города. Настя была права. Ницца была воплощением свободы. Не зря именно здесь родился Гарибальди. Этот город рождал только свободолюбивых людей. И ему здесь легко дышалось. Не было ничего, что пугало, смущало бы его. Здесь он был свободен. Свободен, но не одинок. Кому она нужна, свобода, если ее не с кем разделить?

В этот вечер они пришли поздно. Большинство ресторанов оказались закрытыми. В остальных не подавали горячее. Но в одном заведении их все же накормили – холодными отварными лангустами и салатом. Они долго сидели, потягивая вино, и наблюдали, как пустеет площадь.

– Не хочу думать, что завтра придется улетать, – сказала Настя.

Бокал с вином в ее руке светился медово-желтым цветом.

– Давай останемся.

– Давай.

– Я буду по утрам ловить рыбу, а ты – продавать ее на этом рынке. А вечером будем приходить сюда и заказывать ее.

– Да, хорошо бы… – вздохнула Настя. – Но, боюсь, одной рыбной ловлей мы с тобой на ужин в таком ресторане не заработаем.

– Займемся чем-нибудь другим, – стал развивать свою мысль Никита и, отметив, что теперь она не отвергла само предположение об их совместной жизни, поддел ее: – Странно, но ты отреагировала очень рационально для девушки, живущей одним днем и витающей в облаках.

– Не надо ловить меня на слове. Я вполне рациональна в своих поступках. Жить одним днем и витать в облаках – не одно и то же. Чтобы жить хорошо и ни от кого не зависеть, надо уметь зарабатывать на жизнь.

– Тогда еще вариант: изучим историю Ниццы и будем проводить экскурсии для туристов на русском, французском и английском. Как тебе такая идея?

– Отличная идея, – с улыбкой подняла бокал Настя, принимая шутку. – Ты прирожденный предприниматель.

– Вот видишь! А ты мне отказала! – продолжал он шутливо. – Смотри, проворонишь свое счастье.

– Неважно. Лишь бы ты был счастлив.

– Я не смогу быть счастливым без тебя, – без тени улыбки сказал он.

Настя задумчиво провела длинными ногтями по своей щеке.

– Это пока. Потом сможешь.

– Когда «потом»?

– Когда забудешь меня.

– Я тебя никогда не забуду.

– Значит, когда воспоминания обо мне станут для тебя источником не печали, а так… светлой грусти.

– Зачем ты так?

– Не сердись. Я не хотела тебя обидеть. Я очень хочу, чтобы ты был счастлив. А тебе для счастья нужна жена. И не такая, как я. Ой, у тебя же есть невеста! Как ее зовут?

Никита промолчал. Он совсем забыл об Инне. Сейчас она была бесконечно далекой ему.

– Ладно, не отвечай. Я сама знаю какая. Ты выбирал не сердцем, а умом. Значит… – Настя остановилась и стала загибать пальцы, перечисляя. – Красивая. Умная. Целеустремленная. Добрая. Хочет замуж. И любит тебя. Правильно?

Никита угрюмо молчал, не поднимая на нее глаз. Настя усмехнулась:

– Такая жена тебе и нужна. Ты сам это прекрасно понимаешь…

– Может быть, я сам решу? – ответил он, по-прежнему не глядя на нее.

– Обиделся, – протянула Настя. – Ну и на здоровье!

Она отодвинула стул и встала. Никита молча последовал за ней. По дороге в отель они не сказали ни слова, но, как только дверь номера за ними захлопнулась, порыв страсти бросил их в объятия друг друга.

А когда они разомкнули их, было уже утро. Сон сморил их ненадолго. Жаркие лучи солнца проникли через открытое окно и разбудили его. Никита лежал, с трудом приходя в себя. Настина голова покоилась у него на плече, а ее руки и ноги обвили его, как лиана дерево. Она щурилась от солнца, но объятий не разжимала. Это были их последние часы вдвоем.

– Настя, поедем со мной, – одними губами прошептал он ей в волосы. – Не хочешь за меня замуж – не надо. Просто будь рядом. Будешь жить, как хочешь. Мне больше ничего не надо…

– Это сначала, – ответила Настя и открыла глаза. – Сначала все бывает хорошо. А потом тебя начнет раздражать…

– Что?

– Все. Жизнь вместе – это быт. А быт – это немытая посуда, неприготовленный ужин, грязный пол.

– Я привык сам себя обслуживать.

– Наверное. Но ты устаешь на работе и вполне логично предположить, что это должна буду делать я.

– Если тебя волнует только это…

– Никита, не надо. – Она ослабила объятия и чуть отстранилась. – Тебе нужна нормальная семья. Чтобы вечером – семейный ужин. Чтобы в доме – порядок. Чтобы были дети. Ты такой человек. Тебе это необходимо. Со мной ты не будешь счастлив.

– Но почему? – Он привлек Настю к себе и снова прижал ее голову к своему плечу.

– Потому что для меня такая жизнь не годится. Да ты через полгода возненавидишь меня! И себя – за то, что не послушался!

– Настя, Настя, – говорил он, сжимая ее так, что ей трудно стало дышать, – скажи, что ты поедешь со мной. Скажи!

– Хорошо. Поеду, – ответила она, – только отпусти. Ты что, решил задушить меня?

– Нет! – счастливо рассмеялся он. – Ты правда поедешь?

– Нет, конечно, – засмеялась она в ответ. – Ты забыл – у меня контракт!

– К черту! – Он вскочил и стал одеваться.

– Придется платить неустойку, – деловито пояснила Настя. Она тоже поднялась с постели и стала расчесывать волосы. – Это огромная сумма. Ты не потянешь.

– Когда заканчивается твой контракт?

– Через полгода. Вернее, уже через пять месяцев.

– Хорошо. – У Никиты созрело решение, и от этого его настроение сразу улучшилось. – Я тебя подожду. Когда окончится контракт, ты, возможно, переменишь свое мнение.

– Все может быть, – спокойно ответила Настя, натягивая платье.

Она устала с ним спорить. Согласие ни к чему ее не обязывало, и она решила больше не возражать. Никита видел это, но не хотел принимать такую правду.

– А перед моим отъездом я предлагаю отметить нашу помолвку. В Париже. – И, видя ее удивление, добавил: – А что? Позовем Дениса и Изабель. Классно посидим!

– Нет, ты ненормальный! – вышла из себя Настя. – Ты можешь думать о чем-нибудь другом?

– Нет. – Он подошел и взял в ладони ее лицо. – И такой я только рядом с тобой. Твое присутствие делает меня ненормальным.

Настя ответила на поцелуй, но тут же отошла от него и присела на подоконник в своей излюбленной позе.

– Не хочется уезжать, – сказала она. – Так хорошо, как здесь, уже не будет никогда!

– Что за мрачные мысли… – покачал головой Никита, собирая сумку.

– Я буду часто вспоминать нашу Ниццу. И очень благодарна тебе за то, что ты подарил мне ее.

Она помолчала. Никита уже сложил свои вещи и взялся за ее сумку. Он бережно укладывал ее одежду: платье, сарафан, шорты, в отдельные карманы прятал косметику. Каждая вещь была дорога ему, словно это была часть ее самой. Он задерживал в руке шампунь или тюбик с солнцезащитным кремом и только потом осторожно прятал в очередное отделение.

Настя с улыбкой наблюдала за ним.

– Для меня никто не делал такого. Никогда. Все-таки ты особенный. Только зря влюбился в меня.

– Ничего не зря, – ответил он, закрывая молнию. – Все, готово.

– Спасибо. Иди сюда, присядь, – указала она на место рядом с собой. – Помнишь, ты спрашивал, зачем я приехала во Францию? А я сказала: «Увидеть Париж и…» Знаешь, я не против. Молчи. – Она быстро закрыла ему рот ладонью. – Не надо мне возражать. Я и правда выбрала этот город, чтобы умереть в нем. Поэтому я никогда не приеду к тебе. Туда. Назад. В ту жизнь. И дело не в том, что там все плохо, а тут – хорошо. Но я уже была там. Я там выросла, выучилась, но ничего, кроме лишений и страданий, из той жизни не помню. А за несколько месяцев, проведенных в Париже, я научилась быть счастливой. Не в таком глобальном значении, как мечтают наши модели: замуж за миллионера, огромный дом, яхта, бриллианты… Но я просыпаюсь утром в нашей маленькой съемной квартирке с окнами во двор – и я счастлива! У меня есть деньги только на метро и на чашку кофе, а я счастлива! А когда удается заработать и я могу сходить с Изабель в оперу или покупаю себе новое платье – это вообще праздник! Я неприхотлива, мне много не надо. Но это я поняла только здесь. Я могу просто идти по улице, вдыхать запах мокрого асфальта и улыбаться прохожим! В этом и состоит мое счастье. Я молода, я свободна, я могу жить так, как мне нравится. Я, как ветер, не принадлежу никому! И это мне тоже нравится. Я не хочу быть старой, больной или бедной. Я хочу умереть счастливой. Умереть в Париже. Я сама выбрала такую жизнь. И сама выберу свою смерть. Не делай такие глаза. В моих словах нет ничего безумного или противоестественного. Я не собираюсь бросаться снова под колеса. Думаю, это произойдет само собой. Я даже уверена в этом. Я хочу быть молодой, здоровой и красивой. Немолодой лучше не быть… Знаешь, почему у нас ничего не получится? Для тебя жизнь – это будущее. Ты должен жить очень долго. А для меня важен только сегодняшний день. Я поняла, как много потеряла, пока дни напролет плакала, страдала, совершала бессмысленные поступки. Ты спас меня, вовремя нажав на тормоз. Ты подарил мне не только Ниццу, но и Париж, Милан. Дал мне новый шанс. Благодаря тебе у меня теперь другая жизнь. Совсем другая. Та Настя осталась на дороге, раздавленная любовью, а не колесами. А другая – здесь. И ты знаешь только эту, новую Настю. В ней нет места для той безумной любви, которую я испытывала к Стасу, для напрасных надежд, для планов на будущее, которым не суждено сбыться, для слез и отчаяния. Это так глупо – тратить на слезы и переживания бесценные мгновения молодости. Теперь я не трачу впустую ни один день. Каждая минута жизни наполнена смыслом. Я вдыхаю ее, закрыв от удовольствия глаза. Я впитываю ее, как губка. Ведь этот миг пройдет и никогда больше не повторится. Наши три дня в Ницце для меня – целая жизнь. Долгая счастливая жизнь с тобой. Разве этого мало?

Ее взгляд был устремлен вверх, туда, где над черепичными крышами соседнего дома сверкало яркой голубизной небо. Она повернулась и словно нащупала ослепшими после яркого света глазами его лицо во внезапном сумраке комнаты. Ее огромные глаза были бесстрашно распахнуты, а лицо впервые полностью открылось ему. В нем было столько чувства, что Никите показалось – только сейчас он видит ее настоящую.

– Я очень тебя люблю, – продолжала она ровным голосом, словно в забытьи, и ему подумалось, что так душевнобольные разговаривают с вымышленным собеседником. – Я так тебя люблю, что не могу разрешить тебе остаться со мной! Поэтому я отпускаю тебя. А ты помни, что я тебя люблю, что твое счастье – мое счастье. Поэтому постарайся быть счастливым. С той, другой девушкой. Пусть у вас будет дружная, крепкая семья и хорошие дети. Я хочу, чтобы вы любили и оберегали друг друга. Семейное счастье, которое было отпущено на мою долю, я завещаю тебе. Я так хочу! Вы – те, кто пришел в мир, чтобы продлить жизнь в своих детях. А я, как яркий пустоцвет, не оставлю после себя ничего, кроме… памяти в твоем сердце.

В самолете Настя уснула и не открывала глаз до самой посадки. Ее голова невесомо лежала у Никиты на плече, и он боялся пошевелиться, чтобы не потревожить ее. Он думал о ее словах и о том, что, несмотря на одинаковые исходные данные, они совершенно по-разному воспринимают жизнь. Настя, как и он, выросла в бедной неполной семье и, как он, рано осиротела. Но если он начал строить прочный жизненный фундамент для будущего, то она делала все с точностью наоборот. Он совершал определенные поступки, чтобы добиться желаемого результата, а она просто плыла по течению, инстинктивно уклоняясь от всякой грязи. Но вместе с тем отвергала и все попытки Никиты приблизить ее к нормальной жизни с ее привычными атрибутами и бесхитростными запросами. В первые два дня в Ницце он начал было воспринимать Настю легче, считая ее трагизм несколько наигранным, а пафосные слова – позой. Но их последний разговор убедил его в том, что это не поза, не игра. Она действительно так думает. А может ли нормальный человек так думать? Нет! Это в какой-то мере психическое расстройство! Молодая девушка рассуждает о смерти с таким спокойствием, словно речь идет об очередном отпуске. Не может нормальный человек не бояться смерти! Не может – и все! Это противоестественно. Возможно, этот сдвиг произошел в ее сознании тогда, когда она бросилась к нему под колеса? Она уже мысленно рассталась с жизнью, а тут… Тогда он действительно в ответе за нее, хотя так и не приручил ее. Но он помог ей. Она так боялась, что ее поместят в сумасшедший дом… А вдруг ей действительно нужна квалифицированная помощь? Нет, не в психиатрической клинике, а у частного психоаналитика (или как там это называется). Врач поговорит с ней и лучше него объяснит ей всю нелепость подобных взглядов на жизнь…

Настя вздрогнула во сне, и Никита погладил ее ладонь. Нет, он не может считать ее сумасшедшей, не сможет уговорить сходить к врачу и стать такой, как все. Он любит ее именно такой – непредсказуемой, неуправляемой, девушкой без мечты, человеком без будущего.

В суете аэропорта они расстались безлико, едва кивнув на прощание друг другу. Его встречал Денис на такси, ее – Изабель на «смарте».

На следующий день Настя улетела на съемки в Венецию.

Оставшиеся дни он провел с Денисом. Друг всюду таскал его с собой: на съемки, на презентацию нового журнала мод, на вечеринку с Мишель и Изабель. Имена девушек были созвучны, но на этом сходство и заканчивалось. Черненькая, с тонкими чертами Изабель была похожа на итальянку, а пышные рыжеватые волосы и круглое миловидное лицо с широким носиком, раскосыми глазами и несколько хищной улыбкой придавало Мишель сходство с хитрой лисичкой. И опять же это была только видимость. Мишель была простодушна и наивна, как дитя. Каждую шутку Дениса она воспринимала буквально, и ее тонкие шелковистые бровки то и дело удивленно взлетали вверх. Изабель же держалась со спокойной грацией умудренной жизнью женщины. Благодаря постоянному общению с Настей, она немного понимала разговор мужчин. Мишель же их совершенно не понимала и с обидчивым недоумением замирала каждый раз, когда друзья заговаривали не по-французски. Она просила Дениса или Изабель тут же перевести, ей все время казалось, что над ней смеются. Это их веселило еще больше. Денис, наигранно косясь на Мишель, рассказывал совершенно посторонние вещи, и все прыскали, видя, как нижняя губка рыжеволосой простушки выпячивается в детской обиде. Наконец Никита заступился за доверчивую француженку и попросил Дениса перестать ее изводить. Изабель перевела ей его просьбу, и раскосые глаза Мишель благодарно блеснули. Она быстро-быстро заговорила, мило картавя и поглядывая то на него, то на свою подругу. Денис начал переводить, примирительно обняв Мишель за плечи.

– Мишель говорит, что очень благодарна тебе за то, что ты заступился за нее. А то я страшный негодяй и вечно смеюсь над ней, бедной французской девушкой. Она не понимает, как Стаси (так они называют Настю) может так относиться к тебе. Она тебя не ценит. И она тебя не стоит. Хотя она хорошая. Мишель очень ее любит.

Поначалу Никита улыбнулся и кивнул Мишель, но после слов о Насте улыбка сползла с его лица. Мишель снова заговорила, испуганно заглядывая ему в лицо.

– Она переживает, что ты обиделся. Спрашивает: ты обиделся?

– Нет. – Никита выразительно покачал головой.

Перевод не потребовался.

– Она говорит, что ты ей очень нравишься. – Денис щелкнул зажигалкой, дал прикурить Изабель и закурил сам. – Она много знает о тебе от Насти и считает тебя очень благородным. – Он выпустил дым и, наклонившись, добавил: – Кстати, она не против провести эту ночь с тобой. Или ты предпочитаешь Изабель?

Изабель спокойно улыбнулась, и видно было, что она поняла сказанное.

Никита смущенно потупился. Он никак не мог привыкнуть к их парижской легкости.

– Никита, брось! Должен же ты познать Францию во всех ее проявлениях. Я уверен, что Настю это не заденет.

Никита пошел с Изабель. Он не мог себе представить, как можно провести ночь с девушкой, которая тебя совершенно не понимает. И было еще кое-что, что повлияло на его выбор: он хотел провести ночь в квартире, где жила Настя. Он спал в постели, которая еще хранила запах ее волос. Рядом на тумбочке стояли ее вещи. Их можно было потрогать, вдохнуть аромат ее духов. Когда в темноте он обнимал Изабель, то представлял в своих объятиях Настю. Их фигуры были похожи. Стройное худенькое тело, высокий рост, длинные волосы создавали ту иллюзию, которой жаждало его измученное сознание. Девушка достаточно понимала, когда он хотел, чтобы его поняли, и не понимала, когда он полушепотом произносил слова, не ей предназначенные. Потом они уснули на разных кроватях. И до утра постель Насти согревала его своим теплом.

Денис пришел после обеда, когда Никита сладко спал, вытянувшись на его софе. Утром он прогулялся по городу в поисках подарков. Надо было купить что-то друзьям и соседям. Он набрал целый пакет сувениров: миниатюрных Эйфелевых башен, брелоков, магнитов на холодильник, керамических мольбертов с видами Парижа и прочей ерунды, которую покупает каждый непривередливый турист. В соседнем супермаркете он купил три бутылки французского вина, приличный кусок сыра, несколько плиток шоколада и коробку конфет. Ходьба по магазинам измотала его больше, чем длинные прогулки по городу с Денисом или бессонные ночи в Ницце.

– Укатали сивку крутые горки! – пошутил Денис, застав его сонного. – Давай просыпайся. Ты что такой хмурый? Сделаю выговор Изабель! Лишила нашего мальчика сил и иллюзий. Ну и как тебе француженки?

Никита недовольно покосился в его сторону и потянулся, зевая.

– Не понравилась? Или боишься, что она Насте расскажет?

– Понравилась, – холодно ответил Никита, пряча улыбку, как бывало раньше, когда они подкалывали друг друга. – А Насте она и так расскажет.

– А та обрадуется, что ты немного пришел в себя.

– Денис… – Он повернулся на бок и подпер голову рукой. Волосы его после сна комично торчали во все стороны, но лицо было серьезным. – Вот ты лучше меня знаешь женщин. Скажи, что сделать, чтобы она уехала со мной?

– Ничего. – Денис заглянул в кухню, достал из холодильника две бутылки пива и, открыв, протянул одну Никите. – Потому что она не поедет. – Он жадно отпил из бутылки почти треть и блаженно закрыл глаза. – На фиг ей туда возвращаться? Я ее прекрасно понимаю. Я тоже не хочу назад. А ведь у меня там родня.

– Ну, хотя бы ради меня. Женщина всегда следует за тем, кого любит. А мне она говорит, что любит…

Денис со странной улыбкой посмотрел на него. Словно хотел что-то сказать, но сдержался. А потом ответил:

– Что ж, наверное, Париж она любит больше.

– Что мне делать? Переехать сюда?

– Ради Насти? Даже и не думай!

– Почему?

– Никита, ты мне друг. Если ты действительно хочешь попытать счастья в Париже, я буду только рад. Но ты должен делать это исключительно по своему желанию. Я знаю, сколько ты шел к тому, что имеешь теперь. И бросить все это в один миг из-за… блажи… Ты меня извини! И потом, а как же Инна? Насколько я помню, ты собирался жениться. В самое ближайшее время. В твоих письмах была уверенность, что это правильное решение. Ты всерьез собирался создать семью, завести детей. Писал, что копишь деньги, чтобы со временем купить квартиру побольше. Это было похоже на тебя. На того тебя, которого я знаю. Но после того, как ты встретился с Настей, я тебя не узнаю. Какая-то Ницца… Теперь переезд в Париж… Старик, приди в себя! Я уж было обрадовался, когда ты ушел с Изабель, а ты снова здорóво!

– Денис, я ее люблю.

– Это я как раз понимаю. Но и ты пойми: не годится Настя для семейной жизни.

– Да знаю я! – сердито нахмурился Никита. – Сам себе это сто раз говорил! Но я не могу без нее. У меня такого… еще ни с кем не было.

– Ну и что в этом хорошего? Видел бы ты себя со стороны! А как ты на меня посмотрел, когда узнал, что Настя здесь бывала… Отелло! Мавр! Если ты переедешь в Париж, то в конце концов или себя убьешь, или ее. Из-за своей безумной любви.

– Никого я не убью. Ты же видишь, я пытаюсь привыкнуть к ее жизни, к вашим свободным отношениям.

– Пытаешься. Но не привыкнешь. Ты и сам жить не будешь, и ей не дашь. Я Настю, конечно, мало знаю, но, когда вы улетели в Ниццу, вспомнил, что ты писал о ней. Похоже, здесь она нашла себя. Во всяком случае, тут за ней не знают таких срывов. Нормальная модель, каких много. Пьет в меру, не колется, не нюхает. Сигареты, кофе и мужчины – похоже, все ее недостатки. Немного не от мира сего, правда. Но зато не мелочная, не скандальная, на съемках терпеливая и работоспособная. Ей, конечно, как всем им, хочется красивой жизни. Но для такой жизни не ты со своей ревнивой любовью нужен, а богатый престарелый папик. Который обеспечит ей роскошную, праздную жизнь и не будет грузить семейными обязанностями или детьми.

– Я тоже могу не требовать от нее этого. И тоже могу много зарабатывать.

– Ну и зачем тебе такая жена? У такого папика уже все есть… ну, или было… бывшие жены, дети, деньги, дворцы и яхты, и для полной радости ему не хватает только взбалмошной красотки славянской крови. Через пару лет он пресытится ею и бросит, найдет себе другую, помоложе; а отставленной возлюбленной, может, что-то и перепадет, если, конечно, дурой не будет. Вот такой расклад, старик. И если Насте подобный вариант подвернется, считай, что ей крупно повезло.

– А если нет?

Денис выразительно пожал плечами и развел руками.

Они пили пиво и молчали. Наконец Денис прервал затянувшуюся паузу:

– Во сколько завтра твой вылет? Пойдем прогуляемся напоследок. Выпьем как следует. – Он хлопнул Никиту по плечу. – Не грусти, друг. Поезжай домой. Отдохни, остынь, подумай. Там тебя ждут. Любят. Жизнь есть жизнь. И строить ее надо, хорошенько все обдумав.

– Она сказала, чтобы я женился.

– Правильно сказала. Умная девочка. Женись. А о ней не беспокойся. Я присмотрю.

Никита вскинул на него глаза.

– Ни-ни, не в этом смысле. Исключительно как друг. Не веришь? Я клянусь, что больше не притронусь к ней, даже если она останется последней женщиной в Париже. Я буду относиться к ней исключительно по-дружески… или даже по-отечески, как если бы она была, скажем, твоей дочерью. Идет? И перестань ты переживать о том, чего не должно случиться. Ты не будешь с ней счастлив. А она – с тобой. Пусть ваш роман останется светлым воспоминанием.

– Ты говоришь ее словами.

– Потому что я, кажется, понимаю ее. Больше, чем ты. Не люблю, но понимаю. А ты любишь, но не можешь понять. Был бы ты беспечным наследником миллионного состояния, эдаким прожигателем жизни, возможно, сейчас она была бы с тобой. И то не знаю, чем бы это закончилось… Разные вы. Настолько разные, что просто невозможно представить вас вместе.

Они шатались по Парижу до ночи. После пива перешли на водку и вернулись к дому Дениса уже почти пьяными. В квартиру не поднялись, а заказали в ресторане внизу кофе и устроились с сигаретами на удобных плетеных стульях. Маленький круглый столик располагался между ними, они сидели лицом к улице и продолжали разговор. Он время от времени снова возвращался к Насте. Никиту насторожили ее рассуждения о смерти. Он просил друга приглядывать за ней и, в случае чего, дать ему знать.

– Хорошо, – пьяно мотнул головой Денис. – Присмотрю. Но я думаю, ты преувеличиваешь. Это так, сентиментальный бабий треп. Рассчитан на доверчивого слушателя. Ей здесь хорошо. Она мне сама говорила, что никогда и нигде не была так счастлива, как в Париже. Так что твои опасения совершенно напрасны. Да и не похожа она на самоубийцу.

– Но ко мне же под машину сунулась…

– Случайность. Не более того. Как говорят, в состоянии аффекта.

– Думаешь?

– Уверен. Будь спок! А Инну не теряй. Женись.

– Что ты мне все советуешь, а сам?

– И я женюсь. – Денис так тряхнул головой, что пепел с сигареты упал ему на брюки.

– На Мишель?

Денис поднял на него осоловелые глаза.

– Ты что? При чем здесь Мишель? Чтобы я женился на модели!

– А что? По-твоему, на модели жениться нельзя?

– Почему? Можно. – Язык Дениса заплетался, но он старался четко выговаривать слова. – Но не нам с тобой. На моделях женятся миллионеры. И туда им и дорога. А нам, – он важно поднял палец и выпятил нижнюю губу, – нужны женщины нормальные.

– Модели для тебя ненормальные?

– Нет, они… модели.

– А я не вижу ничего зазорного в женитьбе на модели.

– Ты… Ну, ты особый случай. У тебя великая любовь! – выразительно произнес он. – Ты хоть понимаешь, как тебе повезло? Не все способны познать такое чувство! Тысячи людей встречаются, женятся, рожают детей, так и не испытав его. А тебе повезло! А ты еще ноешь, что все плохо.

– Я не ною, – пьяно отозвался Никита, – я понимаю.

– Вот, – снова поднял указательный палец Денис. – Молодец. Цени! И женись. Я не помню, где читал, что жениться надо для удобства, а любить – для удовольствия. Хорошая мысль! Тебе же с Инной удобно?

Никита мотнул головой.

– Ты так и не сказал, на ком собрался жениться, – напомнил он другу.

– А-а, это тайна. Но тебе, так и быть, скажу. – Он понизил голос до шепота. – Ее зовут Дениза. Она с юга…

– С какого юга?

– С юга Франции, конечно. Она старше меня. Год назад умер ее муж. Теперь у нее свое дело.

– И поэтому ты хочешь…

– Ты что? Считаешь, я решил жениться на деньгах? – Дениса так возмутило подобное предположение, что он снова заговорил громко: – Она мне очень нравится.

– А у вас было что-то?

– Нет. Она серьезная женщина. И красивая. Знаешь, такой редкий тип красоты: пепельная блондинка, серые глаза… Она меня тоже выделяет. Но я пока держусь отстраненно. Это тебе не Мишель-Изабель, тут выбор на всю жизнь.

– Но ты не влюблен.

– Думаю, нет. Во всяком случае, не так, как ты. Она для меня, что для тебя Инна. Как говорится, подходящая партия. Она умная, образованная, очень элегантная. И никакой безалаберности в личной жизни. Не то что модели. Кажется, Настя по образованию юрист?

– Да.

– Ну вот. Не брось она юриспруденцию и живи, как все, ты мог бы жениться на ней. Но вряд ли бы влюбился… Она бы стала как Инна. Или как Дениза. Но лично я обожаю стильных, уверенных в себе бизнес-леди. И в жены выберу только такую. Жену-партнера.

– Наташа была совсем не такой.

– Ну и чем это закончилось? Сам знаешь.

– Возможно, если бы не я…

– Да брось ты! Я был молодой, глупый, ни о чем не думал. Влюбился – женился. А она в тебя влюбилась.

– Я не хотел…

– Знаю. Кстати, Настя в меня ничуть не влюблена, а ты чуть мне морду бить не кинулся. А Наташка все же была мне женой.

– Но я же с ней не спал.

– Это точно, – согласился Денис.

– Но ее ты любил. – Никита старался быть объективным.

– Какая теперь разница? Любил – забыл. И ты забудешь.

– Так жаль, что мы с Настей не увидимся до отъезда. И почему именно сейчас ей пришлось ехать в Венецию?!

– Там съемки, натура. А виды Венеции, брат, ничем не заменишь.

– Я хотел позвонить ей завтра. А теперь даже не знаю, что скажу.

– Из-за Изабель?

Никита кивнул. Мысль о том, что Настя может расценить это как предательство, не давала ему покоя.

– Да брось ты!

– Ты думаешь, Изабель ей не скажет?

– Скажет.

– Вот и я о том же, – вздохнул Никита и допил остывший кофе.

– Не удивлюсь, если Настя сама попросила ее переспать с тобой.

Эта мысль не приходила ему в голову, но показалась не такой уж нелепой.

– Ты знаешь, может быть.

– А знаешь, почему она это сделала? – хитро прищурился Денис. – Только не думай, что для того, чтобы тебе было легче с ней расстаться. Ты тут напридумывал себе, что она тебя любит, только о тебе и заботится, просит забыть ее, жениться, подругу свою уговаривает тебя утешить… Так?

– Ну…

– Фигня! Просто ты достал ее своим благородством! Денег дал, уехать помог, боготворишь, в Ниццу по первому слову везешь, подарков небось ей накупил. Она же рядом с тобой себя последней тварью чувствует! Решила уравнять вас: она – с твоим другом, ты – с ее подругой.

– Что ты несешь?

– А для чего еще она тебе бывшую проститутку Изабель подсунула? – с нехорошей ухмылкой бросил он. – Изабель на тебя глаз положила еще в первый вечер, я видел. Она умеет обращаться с мужчинами. Думаю, ты получил удовольствие.

Никита даже протрезвел от его слов.

– Да не сиди ты с таким убитым видом! Обычная женская месть. Раз я дрянь, так и ты дрянью будь.

– Я тебе не верю. Она не могла так…

– И не верь, – легко согласился Денис. – Эх, старик. Все бабы – стервы. А особенно модели.

– Настя не стерва.

– Пусть так. – Денис снова закурил.

– Мне и Мишель показалась приятной, – старался быть справедливым Никита.

Денис поморщился.

– Все они одним миром мазаны, – зевнул он.

– Потому что модели?

– Да, потому что модели! – с вызовом ответил Денис. – Сам подумай, может нормальная девушка тратить свою жизнь на то, чтобы часами бродить по этому дурацкому подиуму? Туда-сюда, туда-сюда… Это же сбрендить можно! Или позировать фотографу по шесть часов в день? Нормальная, уважающая себя женщина ни за какие деньги не согласится на такую работу.

– Что ты говоришь?! Ты же сам с ними работаешь!

– Ну и что? Фотограф – нормальная мужская профессия! И потом, я не собираюсь оставаться им всю жизнь. У меня другие планы. А для их осуществления мне нужно поработать пока в таком качестве. Тут большой муравейник, – подчеркнул он. – И только маленький трудолюбивый муравей может изучить все его ходы-выходы изнутри – и вскарабкаться на самый верх!

– И Дениза тебе нужна для этого?

– Не только для этого, – не стал возражать Денис, – но вместе мы составим хорошую пару в деловом мире. Я к ней пока только приглядываюсь. Но все говорит о том, что я на верном пути. Даже наши имена по-французски звучат практически одинаково – Дэниз. Неплохое имя для компании! Как считаешь?

Никита хмыкнул. Денис остался тем же неисправимым мечтателем. А что? Честолюбия и энергии ему не занимать! И его союз с предприимчивой француженкой может увенчаться успехом.

Возвращение домой показалось ему возвращением на другую планету. Если в Париже стояла жара, то в Киеве шел холодный дождь. Небо обложило серыми тучами. Воздух был промозглый, влажный. В аэропорту он взял такси. Не хотелось никого видеть. Завтра придется идти на работу. Отпуск закончился. Дел, наверное, накопилось… Одной рабочей почты столько, что день читать придется. С одной стороны, это хорошо, не будет времени ни на что другое.

Но есть еще Инна. Она ждет его. И не скажешь же ей: «Извини, дорогая, мне не до тебя». Для нее он улетал к старому другу. А после посещения приятеля нет повода для охлаждения в любовных отношениях. А что, если он сейчас приедет, а она ждет его в квартире? У нее же есть ключ. И это было бы правильно. Ведь она его невеста. Она проводила его в отпуск, а теперь ждет, накрыв стол. Это действительно может быть так.

Он вздохнул. Придется изображать радость от встречи, которой он совсем не чувствует. Настя права. Чувство свободы – главное для человека. А он зачем-то строит вокруг себя тюрьму. Если не любишь девушку, зачем удерживать ее рядом? Потому что плохо одному? Чистый эгоизм! И непорядочно по отношению к ней. Но если он так считает, то надо жить как Настя, как Денис и их друзья. Заводить легкие, ни к чему не обязывающие связи. Сегодня одна, завтра другая… Но он так не сможет. Изабель – это исключение, а не правило. Это – пьянящий воздух Парижа; liberte, ударившая в голову; Денис и Настя со своими свободными взглядами и немного сумасшествия Ниццы…

У него дома, вопреки его опасениям, Инны не было. В квартире было чисто; цветок, подаренный соседкой, благоухал. Значит, его вовремя поливали. Он успел принять душ, сварить себе кофе и даже разложить сумку, как в дверь позвонили.

– С приездом, Никита. – На пороге, улыбаясь, стояла Лилия Петровна. – Мне Денисовна сказала, что ты вернулся. Ну, как Париж? Как отдохнул? Может, пойдем к нам, пообедаем? Я такой борщ сварила – объедение.

Никита захватил сувениры и отправился на обед к соседям. Борщ и вправду был великолепным. Никита за последние две недели ни разу не ел первое и сейчас с удовольствием наворачивал уже вторую тарелку. С черным хлебом и салом это блюдо показалось ему пищей богов. Сытый он вернулся к себе, лег на кровать и сразу уснул. Спал долго. Перед самым пробуждением ему приснился необыкновенно яркий сон. Инна поймала золотую рыбку и держала ее в ладонях. «Посмотри, какая красивая рыбка», – сказала она. «Давай назовем ее Настя», – предложил он.

Следующим утром, отдохнувший и тщательно выбритый, он вышел из парадного, направляясь на стоянку за машиной, и во дворе столкнулся с Лилией Петровной, уже возвращающейся с рынка.

– Здравствуй, Никита. На работу?

– Здравствуйте, – не останавливаясь, кивнул он, но, пройдя несколько шагов, окликнул соседку: – Лилия Петровна! Вы сны разгадывать умеете?

– Ну… – Она неопределенно пожала плечами. – Немного умею.

– К чему снится рыба?

– Какая?

– Живая.

– А как приснилась?

– Ну, что человек поймал рыбку. Золотую.

– Кто поймал, мужчина или женщина?

– А это важно? Ну, женщина.

– Тогда к прибавлению семейства.

– В смысле? – не понял он.

– В смысле, к ребеночку, – заулыбалась Лилия Петровна. – Слушай, это, часом, не Инне приснилось?

– Спасибо, – не отвечая на вопрос, поблагодарил Никита и пошел дальше.

К ребеночку? А почему нет? Ему еще до отъезда показалось, что Инна хочет сообщить ему что-то важное. Он даже думал спросить ее, а потом закрутился и забыл. Оставил ее на три недели, ни разу даже не позвонил. Что она должна думать? Какой он негодяй! Сейчас он приедет на работу и обязательно позвонит ей. Они встретятся в кафе и обо всем поговорят.

Никита уверенно вел машину, удивляясь, что, несмотря на перерыв, совершенно не отвык от вождения. На дорогах, как всегда в это время, было полно машин и творился полный кавардак. Перед мостом образовалась плотная пробка-тянучка. Причиной ее оказалась авария. Грузовая машина и столкнувшаяся с ней легковушка занимали две полосы, и машинам приходилось медленно объезжать их и автомобиль ГАИ. Водители вокруг творили что бог на душу положит. Перестраивались из ряда в ряд, замедляя и без того черепашье движение. В общем, когда он добрался до офиса, от утренней свежести не осталось и следа, а рубашка на спине взмокла от пота.

Коллеги приветствовали его. Девушки утверждали, что он отлично выглядит. Друзья, не дождавшись перерыва, сочли своим долгом забежать и поприветствовать его. Это было приятно. Он вернулся домой. Его ждали, без него скучали. Он одарил всех сувенирами, а шефу занес бутылку французского вина. Флакончик духов и коробка конфет для Инны лежали в ящике его стола, но на обеде в кафе он ее не видел.

Никита обводил глазами зал, выискивая ее, и с невероятным наслаждением поглощал обыкновенный бифштекс с яйцом и гречкой. После парижской кухни это было гастрономическим возвращением домой. Друзья за столом говорили все вместе, перебивая друг друга. Сначала они, как положено, задавали вопросы ему, но, услышав ответы типа «Париж как Париж» и безликое «понравилось», потеряли к нему интерес как к рассказчику и принялись вываливать свои новости.

Вадим был уже почти семейным человеком, и, судя по всему, такое положение ему нравилось. Он поправился и начал походить на добропорядочного отца семейства. У Игоря тоже все шло к свадьбе. А Женька с Колей снова были свободны, в постоянном поиске подруг и приключений. Женька со смехом рассказал, как Коля познакомился с девушкой, которая раньше была парнем. Хорошо еще, что бармен открыл им на это глаза, а то бы еще та история вышла! Коля смущенно улыбался: ему было и смешно, и неловко.

– Представляешь, первый раз после Аньки решил с кем-то познакомиться – и тут такое попадалово! – смущенно делился он с Никитой.

Никита тоже доверял ему больше других. Коля был не болтлив.

– Ты не видел Инну? – негромко спросил он.

– Она на больничном, – ответил Коля.

– Давно?

– С прошлой среды.

Он снова позвонил ей, уже на домашний. Инна взяла трубку.

– Привет, это я, – сказал он.

– Привет, – сдержанно ответила она. – С приездом.

– Спасибо. Ты заболела?

– Немного.

– Что-то серьезное?

– Мне уже лучше. Завтра буду на работе.

– Может, сегодня увидимся?

Она промолчала.

– Вечером ты можешь? – настаивал он. – Я могу заехать за тобой. Посидим где-нибудь. Или можем поехать ко мне.

– Хорошо, – согласилась она.

– Что «хорошо»? – не понял он. – Посидим или у меня?

– Приезжай.

Ее тон сбивал с толку. Она не рада его приезду или обиделась на то, что он не звонил? Наверное, второе. Женщины мнительны, особенно в таком положении. Никита почти не сомневался в пророчестве своего сна.

Перед встречей он, выкурив три сигареты, еще раз спокойно все обдумал, купил роскошный букет красных роз, бутылку шампанского и позаимствовал пиджак с галстуком у стиляги Вадима, который всегда был одет с иголочки. Домой он не успевал. Он все решил. И спокойная уверенность, с которой он встретил Инну, оказалась для нее неожиданностью.

Инна действительно обиделась. Чисто по-женски. Обиделась на невнимание и небрежность, с которой он с ней простился. Обиделась на отсутствие звонков, на неопределенное положение, которое занимала в его жизни. Все это читалось на ее лице, когда Никита встретил ее у подъезда.

Она взяла букет и ответила на его поцелуй. Лицо у нее было осунувшееся, как обычно бывает после болезни.

– Присядем, – указала она на скамейку напротив парадного, возле детской площадки.

Никита сел рядом, оценивающе вглядываясь в ее фигуру. На площадке играли дети. Вечер был светлым и теплым. Две молодые женщины с колясками сидели напротив, в тени раскидистого каштана, и, покачивая своих малышей, тихо о чем-то разговаривали.

– Ты такой нарядный сегодня… – первой нарушила она молчание.

– Есть повод, – ответил он.

Инна подняла на него блестящие, словно вымытые каштаны, глаза, и он понял, что не имеет права и дальше мучить неопределенностью влюбленную в него девушку.

– Твои сейчас дома? – спросил он, указав взглядом на ее окна.

– Да.

– Что делают?

– Собираются ужинать.

– Тогда я как раз вовремя.

– Что ты имеешь в виду?

– Я думаю, ты сама понимаешь.

– Не совсем.

– Хорошо, я сейчас объясню. Но для начала ты ничего не хочешь мне сообщить?

– А что я должна тебе сообщить?

– Ну, например, могла бы сказать, что у нас будет ребенок.

Она удивленно распахнула глаза.

– Откуда ты знаешь?

– Значит, это правда?

– Да. Но кто тебе сказал? Неужели на работе…

– Успокойся, на работе никто ничего не знает. Но я знаю.

– Давно?

– Неважно…

– Почему же ты так холодно простился со мной? – Она обиженно опустила голову. – Не позвонил ни разу. Я решила, что это все…

– Глупости. – Никита обнял ее, чувствуя угрызения совести.

– Почему тогда?

– Ты не считаешь, что это повод всерьез задуматься о жизни? В конце концов, это большая ответственность. Мне надо было все хорошо обдумать.

– Неужели ты знал все еще до отъезда? – снова удивилась она. – Я сама тогда не была уверена…

Он рассказал ей о своем сне и его толковании, но так, словно это случилось не вчера, а раньше.

Инна рассмеялась. Ее лицо порозовело, глаза засветились от счастья.

– Хорошо. Если девочка, пусть будет Настя, – согласилась она.

– А сейчас мы поднимаемся к твоим и я сделаю тебе официальное предложение в присутствии родителей. Шампанское и конфеты у меня в багажнике. А завтра подадим заявление в загс.

Они несколько минут посидели молча.

– Ты похудела. Что говорит врач?

– Что так бывает. У мамы тоже был сильный токсикоз первые три месяца. Так что скоро это закончится.

– А сколько уже?

– Десять недель.

– Да, тянуть больше некуда. Что ж… – Никита встал и взял ее за руку, поднимая со скамейки. – Вставай, пойдем жениться.

Инна заулыбалась. И с этой застенчивой улыбкой она впервые привела его в свой дом.

Вот так в один день его судьба сделала резкий поворот в сторону семейной жизни. Для Никиты наступило время предсвадебных хлопот. Купить кольца и наряды, заказать машины и ресторан оказалось не таким уж простым делом. Костюм и туфли ему они нашли быстро, а вот с платьем невесты была целая эпопея. Наездившись с Инной по магазинам и салонам, он переложил это на нее с матерью. Тем более что женщины в один голос уверяли, будто ему нельзя видеть подвенечное платье невесты до свадьбы.

Торжество решили сделать скромным. Родственников со стороны жениха не предвиделось, только друзья. Из родни Инны позвали самых близких и несколько подруг. Набралось около тридцати человек. Инна хотела венчаться, но Никита отказался, и она не стала настаивать. Эта ее черта не давить на него предполагала, что их семейная жизнь не будет ему в тягость. Их отношения были ровными, с оттенком некоторого опасения со стороны Никиты. Инна чувствовала себя по-прежнему неважно: ее тошнило и рвало по утрам, она теряла вес и легко уставала. А работа и хлопоты перед свадьбой еще больше изматывали ее, потому пока она жила у родителей.

За этими заботами у Никиты почти не было времени подумать о Насте. Он и не думал, но и не забывал. Тайная возлюбленная незримо присутствовала в его жизни. Но не писала и не звонила. И он не писал, хотя знал ее электронный адрес. За неделю до свадьбы он получил письмо от Дениса, который теперь разъезжал по всей Европе. В его поздравлении не было ни слова о ней: друг благоразумно рассудил, что это ненужная информация накануне свадьбы.

В день их бракосочетания Инна чувствовала себя хорошо. Ее взволнованное похудевшее лицо было красивым и одухотворенным. Коля, как свидетель, весь вечер ударял за свидетельницей, близкой подругой Инны. Женька нашел себе девушку из числа приглашенных, а Игорь и Вадим были со своими невестами. Веселье в ресторане закончилось для молодоженов быстро. Инна устала, и они уехали около одиннадцати, предоставив гостям самим завершать праздничный вечер.

Настоящая семейная жизнь началась для него только через месяц, когда у Инны закончился токсикоз. До тех пор она жила у родителей, и Никита иногда оставался у них ночевать. Это ему не нравилось. В чужом доме он плохо высыпался и чувствовал себя неуютно. Инна, видя его скованность, не настаивала на частых визитах. Родители переживали, что первый месяц молодожены живут врозь, поэтому, как только Инне стало лучше, быстренько собрали ее и перевезли к мужу. Теща надавала дочке кучу приданого: посуду, одеяла, подушки, постельное белье. Никита не знал, куда все это девать. Приданое заняло всю его маленькую кладовку, лежало на шкафу и по углам.

Сначала присутствие в доме другого человека было непривычно. Он ощущал его совсем не так, как раньше присутствие Насти. Тогда он все время боялся, что это вот-вот закончится. И то, что она была рядом, больше радовало, чем напрягало. Теперь он старался привыкнуть к мысли, что это навсегда. Инна теперь его жена, а скоро появится и ребенок. Он не мог определиться, нравится ему это или нет, но быт теперь шел по-другому.

Вскоре он привык. Инна оказалась именно такой женой, как он и предполагал. Никита, испытывая постоянное чувство вины, старался быть предупредительным, мягким и уступчивым. Но Инна была женщиной, а не деревяшкой. Вдобавок она была в положении, а беременность делает восприятие женщины особенно обостренным. Она безошибочно угадывала, когда он мысленно был не с ней, но не высказывала обид, а просто замыкалась в себе. Никита часами не мог пробиться сквозь ее молчанки, а она не заговаривала с ним, пока не убеждалась, что все его помыслы снова с нею. Но приближающееся материнство сблизило их. То, с каким благоговением Никита прикасался к ее животу, умиляло Инну. В эти мгновения она прощала мужу все.

Настя написала только спустя полгода. Как и все ее поступки, это письмо застигло его врасплох. Утром он начал просматривать почту, увидел незнакомый адрес и уже хотел удалить как спам, но тема «От Насти» остановила его.

Здравствуй, Никита! Снова нашла твою визитку. Она лежала в той же книге. Не знаю, зачем пишу тебе. Возможно, твой адрес изменился и ты не получишь это письмо, оно затеряется где-то в глубоком космосе интернета. Пожалуй, так даже лучше. Я давно не отправляла писем по электронной почте, но теперь у меня появилась такая возможность. Что бы я написала, если бы точно знала, что ты получишь его? Наверное, я бы сказала, что те три дня в Ницце были для меня самыми лучшими в жизни.

Никита быстро набрал пространный ответ. Он спрашивал Настю обо всем, но почти ничего не писал о себе. Только о погоде, работе и самочувствии. Письмо получилось большое и сумбурное. Он отправил его и стал заниматься текущими делами.

Инна заметно округлилась. Перед декретом она забрала остатки отпуска и теперь все время находилась дома. Беременность удивительно шла ей. Ее миловидное лицо стало еще круглее. Тошнота миновала бесследно. Теперь она с удовольствием ела все подряд и прилично поправилась. Никиту это не настораживало. В сущности, он не придавал большого значения внешности. Его приятель Женька наверняка назвал бы Настю тощей, а Инну толстушкой. В его же представлении они обе были красавицами. Каждая по-своему. Он уже привык, что по утрам теперь нужно вставать тихо, чтобы не разбудить жену. А если задерживаешься на работе, надо позвонить и предупредить. Он и раньше не был любителем тусовок, а после женитьбы и вовсе перестал принимать в них участие. Иногда, правда, после работы он оставался с друзьями в соседнем кафе, но каждый раз перед этим звонил Инне:

– Меня тут Коля тянет пивка попить. Я пару часиков с ребятами посижу?

Когда пошел восьмой месяц и Инна начала расти вперед прямо на глазах, он перестал оставаться даже на пиво. Друзья не настаивали. А ему и самому было лучше дома. Инна смотрела телевизор и вязала. Он сидел за компьютером или читал. Этот тихий домашний уют был тем миром, к которому он стремился. Перед сном они выходили на прогулку. Шел мелкий снег, светила луна, аллею в парке освещали фонари. Он шел рядом, бережно поддерживая жену под руку, и с наслаждением вдыхал морозный воздух. Иногда они разговаривали, иногда шли молча. Эти прогулки стали их каждодневным обязательным ритуалом. Ребенку перед сном нужен свежий воздух. А еще ему нужны витамины и сбалансированное питание. Инна с отвращением ела на завтрак творог, который терпеть не могла. Никита вручную давил ей гранатовый сок.

Взволнованное, трепетное ожидание охватило их целиком. Они часами обсуждали прочитанные книги о малышах и сравнивали их. Они заранее знали, что и как будут делать. Первое – не допускать надолго к младенцу бабушку, чтобы не всплыли старорежимные методы. Второе – закаливание и плавание. Третье – массаж. Четвертое – гимнастика. Инна бесконечно вязала. Крошечные пинеточки, носочки и шапочки с помпончиками вызывали его неизменное умиление. Его молодая жена была так хороша в роли будущей мамы, что Никита по-новому привязался к ней. Конечно, временами она бывала капризна и плаксива, но это можно было стерпеть. За полгода супружеской жизни они ни разу всерьез не поссорились. По выходным к ним приходили гости – родители Инны, ее сестра, иногда подруги. Инна пекла пирог, готовила что-то необычное. Они ужинали, а потом долго разговаривали. Коля стал встречаться с Леной, подругой Инны, которая была свидетельницей на их свадьбе, и они приходили чаще других. Инна была рада этому. Лена была ее лучшей подругой еще со школы, а Коля – близким другом Никиты. Получалось, что в такой компании всем интересно. Подруги частенько перебирались в комнату посплетничать о своем, о женском, и тогда друзья переходили на сугубо мужские темы.

Вот как шла жизнь Никиты до того момента, как пришло ее первое письмо. Его жизнь, полная забот и проблем, вошла в свою колею. И если он иногда вспоминал о Насте, то уже без прежней тоски.

На первое письмо он ответил машинально, толком не успев ни вспомнить, ни прочувствовать свое прежнее отношение к ней. Но после первого письма пришло второе, потом третье и четвертое. Никита читал их каждый день, все больше и больше погружаясь в жизнеощущения Насти. Иногда это были просто какие-то обрывки мыслей, недописанные фразы, размышления вслух.

…Ты ответил. Это так странно. Я ни на что не надеялась, когда отправляла письмо. А ты ответил…

…В Париже идет дождь. Холодно. Сегодня я потеряла перчатку. Не помню где. Может, в метро обронила. Мне было так жалко. Я даже заплакала. И рука замерзла. Перчатка была очень дорогая, из буйволиной кожи…

Ты спрашиваешь, откуда у меня компьютер? Это не у меня. Я теперь работаю на компьютере. Я секретарша. Можешь себе представить? Ты спросишь, а как же модельный бизнес? За это время многое переменилось. Модельное агентство, в котором я работала, закрылось. Какие-то проблемы финансового порядка, я не вникала. Но оно теперь банкрот, а все мы, его бывшие сотрудники, разбежались кто куда. Сначала все пытались устроиться по-прежнему, но слишком много нас, моделей, оказалось для одного маленького Парижа. Мировой экономический кризис. После месяца поисков Изабель вернулась к своей прежней профессии. Она и меня уговаривала, доказывала, что эта работа легче, чем постоянные съемки, и оплачивается лучше. Но это не для меня. Я не смогла больше жить с ней. Пришлось искать жилье. Помог твой друг. Денис устроил меня в издательство. Им нужна была грамотная секретарша, владеющая русским языком. А у меня и английский довольно приличный. Они работают с авторами из стран СНГ, занимаются переводами. Платят немного, но стабильно и каждую неделю. Я снимаю комнату у одной интеллигентной пожилой мадам. Ей уже семьдесят. Ее отец был из наших белых эмигрантов…

…Ты спрашиваешь, как я себя чувствую. Никак. Ты даже представить себе не можешь, насколько никак. В Париже все еще сыро. Я плохо переношу пасмурные дни, без солнца. Я, как солнечная батарея, не могу без него работать. Денис говорит, чтобы я потерпела. Обещает устроить в прежнем качестве. Мишель теперь живет с ним. Она работает. Денис подкидывает ей халтурку, но все равно тяжело. Я с ней виделась. Платят мало. Перспективы никакой, а ведь она на пять лет меня моложе. Из славянских стран хлынул новый поток моделей. Многим нет и шестнадцати. Выбиваются единицы. Остальные занимаются чем придется. Скоро и Изабель придется потесниться. На панели тоже конкуренция…

…Ты пишешь, что волнуешься обо мне. Не стоит. Я в порядке. Просто реально смотрю на вещи. Скромная секретарша может хотя бы пользоваться уважением. На подиум мне поздно. На страницы журналов полно претенденток в сто раз лучше меня. В стриптиз или на панель я не пойду. Вот и весь расклад. Спасибо, что переживаешь за меня. Приятно знать, что есть на свете человек, которому не безразлична моя жизнь…

…Мне иногда так жаль, что ты далеко. Эти письма – моя единственная отрада. Пиши мне чаще. Я, когда читаю их, вижу тебя, вспоминаю твои интонации, слышу твой голос. Не бросай меня. У меня больше нет друзей. Все мои старые подруги потерялись. У них своя жизнь…

Сегодня смотрела в зеркало. У меня появились морщины. Это старость и печаль подкрадываются ко мне… Нет сил. Нет желания что-то делать…

Никита, перестань меня воспитывать. Почему я должна к чему-то стремиться, если не хочу? Просто живу, как получается. Я знаю, что у человека должна быть цель в жизни, знаю. Но у меня ее нет. Для меня цель – сама жизнь. И если она не может быть такой красивой и приятной, как я хочу, то мне все равно, где и что делать. Печатать так печатать. В конце концов, я хотя бы живу в городе, который люблю…

После этого письма она замолчала и, несмотря на его отчаянные мольбы об ответе, не писала около недели. Денис прислал ему подробное письмо. С Денизой у них начался роман, но жил он по-прежнему с Мишель. Он сообщил, что Настя на днях отказалась от выгодного предложения сниматься неизвестно почему. Он с большим трудом нашел ей место, а она взяла и отказалась. Он назвал ее ненормальной и сказал, что больше для нее пальцем о палец не ударит. Еще писал о своей работе и интересовался у Никиты самочувствием его жены.

Спустя неделю Настя все же ответила.

…Мне не хотелось тебе писать. Я несколько раз начинала, но у меня ничего связного не получалось. Сегодня пошел снег. Он падал и сразу таял. Сверху – снег, снизу – лужи. Помнишь Ниццу? В десять часов вечера солнце только начинало садиться. А какая прозрачная была вода в море! Если и стоит пережить эту парижскую зиму, то только для того, чтобы снова увидеть Ниццу. Хотя нет. В Ницце надо жить и радоваться. А чему мне радоваться? Я видела Париж, можно и умереть…

…Не принимай мои слова близко к сердцу. Я вовсе не хотела тебя расстроить. Я тебя люблю. В сущности, ты мой единственный друг. Все отвернулись от меня. Даже Денис. Никто не стремится понять меня так, как ты. У всех свои заботы. У нас в издательстве в основном пожилые, кроме меня и корректора Людмилы Борисовны. Ей уже сорок девять. Она живет в Париже восемь лет. И все одна. Она говорит: «Париж – город одиноких». Я готова с ней согласиться. Хотя раньше считала, что Париж – город влюбленных. У меня когда-то был смешной короткий роман с одним австрийцем, его звали Ганс. Я тебе не рассказывала о нем. Он был некрасивым, но умным. А еще у него было потрясающее чувство юмора. Он полиглот, знает восемь языков. Я вчера видела его в метро с беременной женщиной. Думаю, это его жена.

Денис мне говорил, что ты женился и твоя жена тоже ждет ребенка. Я пыталась представить тебя на месте Ганса и не смогла…

…Спасибо тебе за слова поддержки. Я знаю, ты по-прежнему в тревоге за меня. Спасибо… Мне не хватает тебя. Если бы ты знал, как я иногда жалею… Жалею, что уехала в Венецию, жалею, что уговаривала тебя жениться, жалею, что ты не остался со мной… Я ведь знаю, ты думал и об этом. Я сама оттолкнула тебя. И хотя я понимаю, что поступила правильно, мне все равно жаль. Я знаю, что твоя жена в сто раз лучше меня, что она родит тебе ребенка. Ты будешь любить его. Ты станешь прекрасным отцом. Я бы очень хотела иметь такого отца, как ты…

…Вчера я ходила на спектакль заезжей труппы из Киева. Нам на издательство дали контрамарки. Пьеса называлась «Афинские вечера». Это было прекрасно! Никогда в жизни я не получала такого удовольствия от театра. Актеры играли замечательно. Говорят, есть такой фильм. Если попадется, посмотри его обязательно. Тебе понравится. Твоей жене скоро рожать? Как бы я хотела быть вашей дочкой! Вы бы любили и баловали меня. Я бы сидела у тебя на коленях, а ты гладил бы меня по голове и читал мне книжку с картинками. Как знать? Может, мне повезет и со мной произойдет то же самое, что и с Анной Павловной из «Афинских вечеров». Когда у тебя родится дочь, поглядывай, может, она подмигнет тебе правым глазом. Теперь я думаю, что мои чувства к тебе никогда не походили на обычную любовь, скорее они напоминали привязанность дочери к отцу. Может, поэтому у нас ничего не получилось.

…Как невыразимо скучно жить так, как живу я. Ни для кого и ни для чего. Я сижу целый день за компьютером. Потом еду домой. По дороге захожу в магазин. Покупаю на ужин молоко и круасаны. Долго еду в метро. Вокруг меня чужие лица, люди всех стран и рас. Я живу на окраине, но от метро можно дойти пешком. В комнате на меня все давит: стены, потолок, мебель… Я задыхаюсь. Так отвратительно жить, что даже умирать не хочется. Ты пишешь, что ребенок родится в конце апреля. Это хорошо. В апреле в Париже все цветет. Лучшее время…

Никита каждый раз с волнением читал ее письма. Он радовался вместе с Настей хорошему спектаклю и лучику солнца. Переживал, когда по письмам угадывал ее начинавшуюся депрессию. Он не знал, чем ей помочь. Через несколько недель Инне предстояло рожать. Живот стал таким огромным, что ей было трудно ходить. Отекали ноги. Она ограничивала себя в еде и в жидкости, но живот неуклонно рос. Никита взял за правило звонить ей три раза в день. Работы было много, и ему часто приходилось задерживаться допоздна. По выходным он работал дома. Его карьера стремительно шла вверх. Президент выделял его, облекал доверием и поручал самые ответственные участки работы. Никита работал не за страх, а за совесть. Он был трудоголиком, а главное – это было интересное дело, его дело. Поговаривали, что ему прочат должность вице-президента. И судя по всему, к тому шло.

В нем уживались сразу три человека: перспективный бизнесмен, заботливый семьянин и по-книжному влюбленный юноша. Он приловчился жить в этих трех ипостасях. И эта многоликость делала его жизнь заполненной до краев. Он мог с подлинной нежностью целовать жену, через пару часов с нетерпением читать очередное послание от Насти, а еще через час выступать с докладом на очередном совещании. Теперь любовь к Насте не мешала ему. Он по-прежнему переживал за нее, волновался, огорчался и радовался, но ему даже в голову не приходило планировать встречу с ней или дальнейшие отношения. Он знал, что это невозможно. Он – женатый человек, отец семейства, топ-менеджер. Он человек долга, в конце концов. Понимание этого делало его жизнь полной и осмысленной.

Весна наступила поздно. К концу марта едва сошел снег и чуть набухли почки. Воздух был влажный, небо часто застилали серые тучи, но ближе к маю солнце все чаще согревало землю. Инну он отвез к родителям. Рядом находился роддом, где ей предстояло рожать. Ждали со дня на день.

Никита уснул поздно. Он сидел за компьютером до трех часов ночи. Результаты работы превзошли все его ожидания. Он знал, что скоро займет пост одного из вице-директоров компании со всеми вытекающими отсюда привилегиями. Инна сказала, что при таком раскладе, несмотря на их первоначальное решение растить ребенка строго на научной основе, без бабушки и дедушки, скорее всего, обойтись не удастся. Посовещавшись, они решили, что первые месяцы после родов она проведет у родителей. Тут и две няньки в помощь, и она скорее оправится после родов. А он сможет нормально высыпаться и достойно проявить себя в новой должности. Инна и ее родители страшно гордились его повышением и готовы были освободить Никиту от всех домашних забот.

Под утро ему приснился жуткий сон. Он снова ехал по той же улице, тем же маршрутом, где когда-то впервые увидел Настю. На том же перекрестке он притормозил и медленно поехал дальше, пропустив на зебре пешеходов. Он проехал еще чуть-чуть, и тут под его машину бросилась женщина. Он в панике выскочил на дорогу и увидел, что под колесами лежит его беременная жена, вся в крови. Он убил ее! Ему хотелось кричать и плакать, но слез не было. Он поднял голову и увидел Настю. Она стояла рядом с машиной в подвенечном платье и фате и улыбалась. «Я решила выйти замуж, – сказала она. – Ты рад?» Он был в ужасе! Как он может быть рад, если под колесами лежит Инна?!

Он проснулся в испарине и мысленно поблагодарил Бога за то, что все это лишь дурной сон. Позвонил Инне. Она сказала, что чувствует себя нормально, мама с ней рядом. Он так дотошно стал выспрашивать о ее состоянии и в сотый раз повторять, что следует делать, если начнутся схватки, что даже рассмешил ее.

– Никита, ты так хорошо все знаешь, словно сам рожал.

– Я читал на медицинском сайте, и там сказано…

– Муж, перестань! Утомил. Моя мама двоих родила, и она со мной. Так что поезжай на работу и не волнуйся. Все будет хорошо.

Беспокойство не покидало его и по дороге в офис. С предельной осторожностью он вел машину и думал о Насте. Дурное предчувствие ледяным обручем сжало голову. Он едва добежал до кабинета и сразу просмотрел почту. От Насти ничего. Он написал ей короткое взволнованное письмо. Потом собрался и стал заниматься рабочими задачами. Перед обедом он позвонил соседке Лилии Петровне с просьбой разгадать сегодняшний сон. Насчет Инны она его успокоила, сказав, что во сне все наоборот: смерть – к рождению. Скорее всего, Инна вот-вот родит. А вот девушка в подвенечном платье находится под серьезной угрозой.

Но к вечеру никаких событий не произошло, а от Насти пришел ответ:

Как мило, что ты обо мне помнишь и волнуешься. Ты самый лучший на свете. Я очень тебя люблю. Смотрел ли ты «Афинские вечера»? Ты ведь скоро станешь папой. Я так рада за тебя. И за себя тоже…

Письмо показалось ему посланием из сумасшедшего дома. А затянувшееся ожидание, словно вредное нежелание Инны рожать, казалось издевательством. Нервы были натянуты до предела. Три человека, живущие в разных измерениях, слились в его теле. Голова едва не лопалась, вмещая три сознания. Назавтра надо было закончить доклад, нужно было сидеть возле Инны и ждать появления их малыша и просто необходимо было находиться рядом с Настей, успокоить ее, поддержать, предостеречь от необдуманного шага.

Среди ночи он внезапно проснулся. Сон слетел мгновенно. Он понял, что произошло что-то важное и неизбежное. Очень хотелось позвонить Инне, но, взглянув на часы, он отбросил эту мысль. Скорее всего, она еще спит. Не надо пугать ее своими фантазиями. Но уснуть он уже не смог. Какое-то время еще пытался, а потом включил телевизор, решив таким образом дождаться утра.

По ночному каналу шел фильм. Никита устроился поудобнее и стал смотреть. В фильме спорили: рожать молодой пианистке или не рожать. Против был ее отец, музыкальный критик, за – бабушка, интересная дама из «бывших». Мама держала нейтралитет. Главная героиня хотела и рожать, и выступать в конкурсе. Отец не верил, что это возможно. Несмотря на небольшое количество героев, фильм был интересный. Персонажи решали проблему, каждый приводил свои доводы и попутно вспоминал разные истории из своей жизни. Диалоги были наполнены юмором, герои вдохновенно спорили и устраивали друг другу коварные ловушки. Никита смотрел с удовольствием. Внезапно сюжет стал приобретать для него новый смысл, а слова героев что-то напоминали. Бабушка главной героини говорила о том, что хотела бы быть ее дочкой. Но для этого ей надо умереть до того, как ребенок появится на свет, чтобы ее душа успела переместиться в тело ее правнучки. А чтобы внучка поняла, что перемещение состоялось, она обещала подмигнуть ей правым глазом. И она собиралась в Париж!

Никита вскочил и принялся искать программу телевидения в интернете. Он не ошибся. Фильм назывался «Афинские вечера».

В восемь позвонила теща и сказала, что Инна родила девочку, четыре килограмма. Это случилось ранним утром. Они пожалели его будить.

Про смерть Насти ему сообщил Денис. Никита сам позвонил ему к вечеру того же дня. Он уже знал, что ему ответит друг. Денис сказал, что это был несчастный случай, но он же не знал про «Афинские вечера»…

Никита ехал в роддом. Утро было пасмурное. Начинался дождь. Когда он вынырнул на проспект, первые крупные капли упали на лобовое стекло. Дождь шел неторопливо, но, судя по цвету неба, зарядил надолго. На улицах стало темно, как в сумерки. Машины засветились габаритными огнями и снизили скорость. Его автомобиль плавно шел в потоке, руки привычно сжимали руль, он был спокоен и серьезен.

Сегодня он забирает Инну с дочкой. Забирает домой. И ничего, что идет дождь. Дождь в дорогу – к началу доброго пути. Никаких бабушек-дедушек. Это его дочь, и с первого же дня он должен быть рядом с ней. Он знает, что будет тяжело. Знает, что Инна еще неважно себя чувствует. Днем ей будет помогать теща, она специально для этого взяла отпуск, а ночью может вставать и он. Ничего, что спать придется мало. И что у него новая должность. Дети растут быстро. Что такое несколько месяцев? Когда он работал и учился, то тоже спал по четыре часа в сутки. И ничего, хватало. Он не допустит, чтобы его дочь начинала свою жизнь в доме бабушки. Он отец, и он должен быть рядом с ней. Всегда. Когда у ребенка дружная семья и заботливые родители, он будет счастлив. Его дочь обязательно будет радостной и уверенной в себе. Для нее жизнь станет чередой интересных событий и приятных открытий. Ее не будут грызть комплексы, беспокоить страхи и мучить чувство безысходности. Будь у Насти в детстве больше любви и заботы, у нее не было бы так искажено восприятие действительности. Если бы ее растил заботливый отец, в ней поселилось бы чувство защищенности, которое дает человеку внутреннюю уверенность. Она не имела такой защиты. Она была один на один со своим неверием, отрешенностью, страхом перед жизнью. Она так боялась ее, что предпочла уйти, теша себя иллюзией возродиться его дочерью. Он, конечно, суеверен, но не настолько, чтобы ожидать, что малышка подаст ему знак, подмигнув правым глазом.

Он знает, что сделает все, чтобы его Настя, когда вырастет, никогда не испытывала такого бессилия перед жизнью и такого отчаяния, как та непостижимая девушка, которая отвергла его любовь ради того, чтобы увидеть Париж и… умереть.