Этот день с утра ничем не отличался от других и не предвещал никаких неожиданностей. Рита так же неохотно проснулась, так же, еще полусонная, сварила и выпила кофе, медленно вывела машину. Все было как всегда. Хотя разве может быть все как всегда, если у тебя такая непредсказуемая шестнадцатилетняя дочь, как ее Викуська? Рите иногда казалось, что дочь уже сейчас умнее и сообразительнее ее во сто раз, а уж если сравнить с тем, какой Рита сама была в ее возрасте, — вообще небо и земля! Время, что ли, пришло такое? Хотя время всегда другое, но в свои шестнадцать она не смела вести себя с мамой так, как Вика, — на равных. Она всегда помнила, что родители старше, а значит, умнее. А вот дочь ее, судя по всему, так не считает. Или считает, но виду не подает?

Вот вчера, например. Заявилась в третьем часу ночи. Да, она позвонила. Да, у Кати был день рождения. Да, все вместе они были в ночном клубе. Но почему надо сидеть там до двух часов? И вообще, почему если день рождения — то обязательно ночной клуб? Они с Борисом не спали, волновались. Теперь дочь отсыпается, а они, как лунатики, плетутся на работу на черепашьей скорости: не дай бог врезаться куда-нибудь спросонок.

И никаких извинений, наоборот масса претензий: дескать, они мешают ей жить, только у нее такие отсталые родители, и одевается она хуже других, и гуляет меньше, и вообще их не интересуют проблемы дочери!

Естественно, после таких высказываний Рита еще долго не могла уснуть, поражаясь неблагодарности дочери. Это ей-то нечего надеть? Да у Викуськи барахла в пять раз больше, чем у них с мужем! Третье лето в Болгарию отдыхать ездит! Ну, ограничивают они ее прогулки. А как иначе? Ведь с такой бурной личной жизнью ей вообще учиться некогда — друзья с утра до вечера названивают. И учатся вместе, и гуляют, и в гости друг к другу ходят. Но только придут домой, сразу за телефон, словно не пять минут назад расстались. На общение с родной матерью почти не остается времени. Когда думаешь об этом, начинаешь чувствовать себя эдаким древним ископаемым, в то время когда тебе всего тридцать семь и в полутемном кафе с тобой еще заигрывают старшеклассники. Хотя в полутьме нынешние обкуренные подростки и к бабке семидесятилетней клеиться могут. Тоже мне достижение!

Обуреваемая такими невеселыми мыслями, она припарковалась и вошла в здание своего офиса. Ровно в девять ноль-ноль она была на месте. Ее директор не терпел утренних опозданий. Потом можно уйти хоть на весь день, но в девять нужно как штык быть на месте. Ну и конечно, выполнить всю работу — разные отлучки в течение дня, как и уход с работы раньше времени, не волновали его. Так, вероятно, он сочетал демократичность с дисциплинированностью. Рита иногда думала, что лучше бы он фиксировал ее уход, а утром давал немного поспать. Это очень подошло бы ей как матери поздно приходящего домой подростка. Но заведенный порядок оставался неизменным, а потому выбора — вставать или не вставать — не было.

До двенадцати она выпила три чашки кофе и вроде бы пришла в рабочую форму. Перед обедом позвонил Борис и довольным голосом сообщил, что вечером у них будет гость. Раз такой довольный, значит, кто-то из мужчин, решила Рита. Приезду тещи или подруге жены так не радуются.

— Ты не спрашиваешь кто? — поинтересовался Боря.

— Думаю, сам скажешь. Наверное, кто-то из старых друзей.

— Еще каких старых! Мы сто лет не виделись!

— Что ж, я рада, — рассеянно ответила Рита, продолжая одной рукой набирать текст на компьютере. Она не любила, когда Борис мусолил обычные вещи. Ну, приезжает там кто-то, зачем наводить, как говорили в одном фильме, тень на лунный день?

— Ты еще не так обрадуешься, когда узнаешь, кто это.

— И кто же это? Я его знаю?

— Да.

— Ну…

— Что «ну»?

— Ну, кто?

— Угадай!

— Делать нечего! Ты можешь там резвиться, но вообще-то я работаю, как ни странно. Так что или говори нормально, или…

— Подумаешь! Уже и пошутить нельзя! Я просто хотел тебя развеселить…

— Тебе удалось.

— Ритка, не злись.

— Я не злюсь, Боря. Просто я действительно занята.

— Все-все, заканчиваю. Прилетает Макс. Я отпрошусь с работы, встречу его. У нас будем часиков в шесть. Ты уже вернешься?

— Скорее всего, нет. Работы много…

— Ну, тогда заеду в супермаркет, куплю там курицу, салатиков. Пока.

— Пока.

Нельзя сказать, что ее взволновало это известие, скорее озадачило. Макс был их общим другом. Общим не в том смысле, что они дружили втроем, а в том, что сначала Рита дружила с ним, а потом через него познакомилась с Борькой. Борис с Максом были одноклассниками, а Рита училась с Максом в одном институте. Они были на разных курсах и даже занимались в разных зданиях, а познакомились на дискотеке. С Максом у них был бурный роман, но потом они расстались. Он окончил институт и уехал. А они с Борисом стали встречаться и вскоре поженились.

Рита давно ничего не слышала о Максе, знала только, что он живет и работает за границей. Рита отнеслась к этому факту, как люди относятся к своему прошлому, — возможно, с некоторым сожалением, но с ощущением обыденности. Ну, было и было, что ж теперь! Ее пока никто не вынуждал видеться с Максом, в которого, если признаться, она была когда-то влюблена. И ее брак с Борисом, наверное, и состоялся так быстро потому, что она пыталась заполнить пустоту в сердце после расставания с ним.

Рита вздохнула. Боря, понятное дело, ни о чем не догадывается, иначе вряд ли стал с такой радостью сообщать о его приезде. Он знает, что когда-то Рита дружила с ним, да и только. Макс, наверное, ничего ему не рассказывал, и она, естественно, тоже. Для нее это вообще была больная тема. И вот — сегодня он приезжает.

Сколько же они не виделись? Ей было девятнадцать, ему — двадцать два. Прошло почти восемнадцать лет. Интересно, каким он стал? Лысым? Толстым? Седым? Хотя почему лысым, толстым и седым? Может, он, как и Борис, в хорошей форме. А она?

Рита вытащила пудреницу и стала внимательно изучать свое лицо. Легкие морщинки в уголках глаз, ничего не попишешь, возраст. Волосы такие же густые, кожа по-прежнему чистая, и ямочка на правой щеке, когда она улыбается. Макс любил целовать эту ямочку и называл ее «тайной Вселенной». Так и говорил: «Эта ямочка — тайна Вселенной». Макс был очень хорош собой: высокий широкоплечий брюнет со светло-серыми глазами. В него было влюблено пол-института, а он непонятно почему предпочел ее… А потом, тоже непонятно почему, оставил. Уехал без объяснений. Пропал — и все! Можно сказать, бросил. Именно таковой она себя и ощущала. Хотя виду не подавала, словно прекрасно знала, почему он исчез и куда делся. Во всяком случае, ей удавалось держаться так, что никто не догадывался об истинном положении вещей. Но она-то знала — он бросил ее. Совершенно неожиданно, на самом пике отношений. Как выстрел на взлете, как вода на вдохе — пропало дыхание, перекрыт кислород. Спасайся как можешь! Будь это мимолетная связь, «привет-пока», тогда еще ладно. Но ведь у них все было, по-настоящему было!

Раньше Борис через свою маму, живущую в одном дворе с родителями Макса, передавал ему приветы, так что тот что-то знал об их жизни. Но пару лет назад его старики переехали к старшему сыну, куда-то на Волгу, и после этого они не имели о нем никаких известий. И вдруг — такое!

Рита спрятала пудреницу. Честно сказать, она не хотела с ним встречаться. Раньше — да, хотела, даже втайне мечтала об этом. Несколько лет жила надеждой, что он помнит и тоже любит ее. Потом надежда померкла, а обида притупилась. Раз так легко уехал, значит, она для него ничего не значила. И нечего тут переживать. А теперь — если едет к ним в дом, скорее всего, она для него — жена одноклассника, и не больше. Ну и слава богу! Так к нему и нужно относиться. На стол подаст — и сразу уйдет спать.

Собственно, почему она должна подавать им на стол? Она на работе. Придет поздно, присядет на минуточку, сошлется на усталость и — в спальню. Хотя она собиралась как раз прийти пораньше, поговорить с Викуськой, постирать, приготовить ужин, а теперь что? Специально сидеть на работе? Все равно встречи не избежать. Значит, нужно встретить его спокойно.

Она вернулась домой не позже, чем обычно. Борис с Максом уже сидели в кухне, но ужинать еще не начинали.

— О, наша мама пришла, — обрадовался Боря.

Похоже, они все же успели выпить за встречу.

— Здравствуй, Рита.

— Здравствуй, Максим.

Он чуть прикоснулся губами к ее щеке.

— Хорошо, Ритуля, что ты так быстро пришла. Нам без тебя и ужинать не хотелось.

— Скажи лучше, что лень было на стол накрывать, — улыбнулась она мужу. Его искренняя радость передалась и ей. Борис — хороший человек, он рад встретить старого друга, и дурные мысли его не одолевают. Просто рад гостю и все!

— Ну а коньячка вы все же успели хлебнуть. — На столе красовалась початая бутылка «Хеннесси» с кое-как нарезанным лимоном.

— Ну, святое дело! Давай и ты с нами. За встречу!

Коньяк был теплым, крепким и ароматным. После него все уже казалось другим. Рита выложила на тарелки принесенные из супермаркета продукты, что-то разогрела в микроволновке, и рюмки вновь наполнились коньяком.

— Эй, ребята! Не торопитесь. Сейчас напьемся за десять минут и будем втроем мордами в салате лежать, — смеялась Рита.

— Ну так что ж, — хохотал Борька, — не каждый день старые друзья заморские приезжают. Эх ты, гад! Что же раз за двадцать лет приехал?

Макс помалкивал. Улыбался, кивал, слушал, а сам говорил мало.

Он возмужал, раздался в плечах и вообще стал шире. Рита помнила его по-юношески стройным и очень высоким. Оказалось, он не выше Бориса, но покрепче его. Покрупнел, как говорят, заматерел. Не лысый, не седой и не толстый. Сравнивая его с тем прежним, когда-то горячо любимым ею Максом, она нашла его подурневшим. Борька выглядит лучше, подумалось ей. Борис раньше был худым и как-то несуразно сутулился, скорее всего, от стеснения. С возрастом он изменился в лучшую сторону: не худой и не полный, одевается со вкусом, приобрел ту полную достоинства уверенность, которая отличает человека состоявшегося. А Макс, несмотря на свой вполне респектабельный вид, казался озадаченным, даже каким-то неприкаянным. Он немногословно отвечал на вопросы и старался не встречаться с Ритой глазами. Из путаного мужского разговора обо всем сразу: о бизнесе, политике, личной жизни — она поняла немного. Макс жил в Германии, был женат на немке, интеллигентной женщине, которая была старше его и преподавала в университете. У нее есть дочь, ровесница Викуськи, было собственное дело, но теперь он решил открыть свой бизнес здесь, в родном городе.

— Ты где жить будешь? — допытывался пьяный Борис.

— Пока сниму квартиру. Потом куплю.

— Нет. Не вздумай ничего снимать. У нас будешь жить.

— Посмотрим, Боб, посмотрим.

— Я настаиваю! Жить у нас! У нас три комнаты. Места полно. Скажи ему, Марго!

Напился. Вот уж и студенческие прозвища в ход пошли: Макс, Боб, Марго. А ведь действительно! Тогда они не называли себя иначе. На Риту нахлынули воспоминания. Она снова была Марго. Веселой неугомонной Марго, чьи черные волосы развевались, а тоненькие шпильки цокали по плитке, когда она в тесных джинсах и ковбойке бежала ему навстречу. Рита почувствовала на себе его взгляд и поняла, что Макс думает о том же. Глаза их встретились. В его светлых глазах была грусть и то уже забытое ею выражение, когда он смотрел на нее. Она улыбнулась, и на правой щеке образовалась ямочка.

— Тайна Вселенной, — тихо проговорил Макс и опустил глаза.

А счастливый подвыпивший Борька оживленно что-то говорил и сам смеялся над своими рассказами. Рите стало жаль его — он был с ними и не с ними, за тридевять земель. Он рассказывал Рите об их смешных школьных проделках, толкал Макса в бок:

— А помнишь, в девятом классе…

Макс кивал и улыбался. И она тоже улыбалась, но не слышала мужа. Они с Максом думали о своем. Он осторожно поднимал на Риту свои светло-серые глаза, такие чистые, что, глядя в них, нельзя было ему не верить, и молча говорил ей свое: «А помнишь?» И она отвечала ему взглядом: «Помню».

— Что это тут у вас? — появилась в дверях кухни Викуська.

У Вики длинные каштановые волосы на косой пробор без челки, узкие бедра, едва прикрытые рваными джинсами с такой низкой посадкой, что ноги кажутся короткими, а торс неправдоподобно длинным. Нос у нее прямой, чуть широковатый, небольшие выразительные глаза подведены карандашом, пухлые губы покрыты светлокоралловым блеском. В пупке — серьга, в одном ухе две, в другом четыре сережки, металлические украшения на шее и кожаные ремешки на запястьях. Короткая пятнистая курточка едва прикрывает спину. Такой вот облик современной девушки!

— Познакомься, Вика, это наш старый друг! — представила гостя Рита.

— Максим, — пожал он руку дочери.

Викуся заинтересованно окидывает его взглядом. Это не взгляд ребенка, а чисто женский интерес к мужчине. Рите делается не по себе. Вика манерно вскидывает голову и прислоняется к кухонной тумбе. Кончиками длинных пальцев в металлических перстнях она берет с тарелки кусочек холодной печенки и отправляет себе в рот. Туда же отправляется и пара оливок.

— Мам, уложи папу, — тянет она насмешливо, облизывая пальцы.

Пьяный Борис — явление редкое и смешное. И слава богу, что их дочь не испытывает отвращения, наблюдая его в подобном виде.

— Присядь, поешь, — предлагает дочери Рита.

— He-а, не хочу. — Викуська выпивает стакан лимонада и отправляется к себе. — Спать пойду.

Вдвоем с Максом они укладывают Борьку в постель. Рита быстро стелет Максу в гостиной и закрывается в ванной. Посуду она уберет завтра — нет у нее больше сил смотреть на него! От коньячных паров голова кружится и хочется плакать. Борька напился и заснул, идиот! А этот так смотрит на нее, что она не удивится, если завтра утром проснется у него в постели. Она стоит под холодным душем и тихо скулит, то ли плачет, то ли постанывает. По лицу бежит вода, смешанная со слезами, — коньяк вытекает! Зачем ему надо было приезжать к ним! Жил ведь столько лет со своей немецкой фрау и дальше бы жил! Так нет, явился! Всю душу разбередил! И они с Борькой жили, и хорошо жили, дочь растили! А теперь — что? Так больно было тогда, когда он пропал! И сейчас больно!

Борька у нее хороший. Не пьет, не курит, зарабатывает прилично. Любит ее. А она?.. А она с ним дружит. Для семьи и это хорошо.

Она думает об этом, стоя под душем, пока не замерзает окончательно. Потом долго растирается махровым полотенцем, чистит зубы и мажет лицо кремом. Хмель почти выветрился. Когда она выходит из ванной — везде темно, во всех комнатах выключен свет. Какая она свинья! Заняла ванну на полчаса! Человек с дороги, наверное, умыться хотел, да и Вике нужно было хоть зубы почистить. Она шагнула в темный коридор и наткнулась на Макса. Ее ледяные после холодной воды руки оказались в его теплых ладонях.

— Ты не спишь? — зачем-то спросила она дрожащим шепотом. — Иди умойся. Погоди, я дам тебе полотенце. — Она бросилась в темную гостиную и на ощупь достала из шкафа полотенце. Он последовал за ней, она слышала рядом его тяжелое горячее дыхание, и это пугало ее.

— Вот, иди, прими душ. — Она сует ему полотенце на вытянутых руках, словно отталкивает, и быстро уходит в спальню, подальше от этих горячих рук, от этой пугающей темноты и сдерживаемого дыхания. Через несколько минут она слышит шум воды и тихонько отправляется на кухню. Если не помыть посуду, так хотя бы продукты в холодильник спрятать. На кухне — чистота. Вся посуда вымыта. Чашки и тарелки стоят опрокинутыми на чистом столе. Все блюда закрыты и убраны в холодильник. Стол блестит. Пустые бутылки аккуратно выстроились у переполненного мусорного ведра. Да, такой чистоты ее домашние поддерживать не умеют.

Она тихо ложится рядом с чуть похрапывающим мужем и засыпает, улыбаясь.

Ей снилось что-то несуразное, долгое, и она проспала на работу. Когда она, запыхавшись, вбежала в свой кабинет, было уже двадцать минут десятого. Но ей повезло. Директор отсутствовал. Как потом выяснилось, он был с утра в финансовом отделе, так что нарушение осталось незамеченным. На работе выдался один из таких дней, когда хочешь — работай, хочешь — не работай, все равно ничего существенно не изменится, и Рита провела день, витая в облаках. В памяти всплывали дни беззаботной юности, знакомство с Максом, первый поцелуй, первая ссора…

…Она пошла с Иркой на студенческую дискотеку. О том, что в институте есть дискоклуб, они почему-то узнали только на втором курсе. До этого ходили иногда потанцевать куда придется, а это совсем не то, что своя студенческая среда. И народ может на танцплощадках оказаться разным, и музыка не та… Так что как только они узнали, что в их столовой по субботам проходит дискотека, сразу же попытались достать билеты. А это оказалось совсем не просто. Количество билетов было строго ограниченно, а желающих немало… Только на третью субботу им удалось раздобыть билеты, и уже к началу дискотеки они были на месте. При входе они предъявили билеты и заплатили по три рубля — сумасшедшие деньги по тем временам, торт можно было купить. Но, когда вошли, поняли, что заплатили не зря. Все столы были накрыты на четыре персоны. На каждом стояли бутылка шампанского, блюдо с бутербродами и пирожными и графинчик сока. Такое они видели впервые.

Им отвели место в полутемном уголке, и несколько первых песен они пропустили, соблазнившись пирожными и шампанским. Для Риты, весь первый курс практически просидевшей в читалке, все было новым и волнующим: и этот приятный полумрак, и сверкающие разноцветные огоньки, и новые популярные мелодии, и праздничный стол. Шампанское она пила редко, и в тот раз оно показалось ей невероятно вкусным. Еще два места возле них пустовали, и они, честно выпив свою половину бутылки, пошли танцевать. Через час активных движений, уставшие и потные, подруги вышли проветриться в небольшой холл. Здесь, возле входа в туалет, у открытого окна толпились курящие. В те годы среди молодежи еще не было повальной моды курить, и Рита удивилась, увидев, сколько девушек стояло с сигаретами. А тут еще Ирка где-то раздобыла две сигареты и возбужденно протиснулась к ней.

— Покурим.

Рита никогда еще не курила и даже не знала, что Ирка умеет это делать. Но ей стало интересно попробовать, и она согласно кивнула. Ирка со знанием дела помяла сигарету в пальцах, подкурила и глубоко затянулась. Рита постаралась в точности повторить ее действия. Когда она затянулась, рот наполнился кислым дымом, она подержала его во рту и через несколько секунд выдохнула. Оказывается, курить совсем не сложно, подумала она, только что в этом приятного? Но стоять с дымящейся сигаретой в длинных пальцах ей понравилось, и она продолжала с томным видом имитировать курение. Заиграли новую модную мелодию, и большую часть курильщиков как ветром сдуло. Они с Иркой переместились поближе к окну и, покуривая, обменивались впечатлениями. В этот момент к ним и подошел Макс. Он был с приятелем — шустрым рыжеватым парнишкой, острым на язык и приятным в общении. Именно этот рыженький первым протиснулся к ним и примостился на краешке подоконника, рядом с Иркой.

— Привет, девчонки! Как сегодня дискотека?

Ирка смерила рыженького взглядом, его вид, очевидно, не впечатлил ее, и она безразлично пожала плечами.

— Нормально.

— Что значит — нормально? Плохо? Мы поднимем этот вопрос на студсовете! Как они проводят вечера, что таким красивым девушкам скучно!

Ирка посмотрела на него уже более заинтересованно. Ребята были явно старшекурсниками, возможно, даже из студсовета. А это значит, что доставать билеты будет гораздо проще. И она, смягчившись, улыбнулась.

— Вас как зовут? — галантно осведомился рыженький. — Меня Коля, а это — Макс.

Макс улыбнулся и кивнул. Невысокий веснушчатый Коля внешне проигрывал рядом с ним, но он так много говорил и обаятельно делал комплименты, что притягивал внимание к себе.

— А впрочем, не говорите! — остановил он их. — Вас, — задумался он на минуту, окинув взглядом белолицую, с гладкими светлыми волосами Ирку, — я бы назвал Светланой. А вас, — оценил он черные завитые волосы смуглой Риты, — Тамарой.

— А я бы — Тамарочкой, — придвинулся к ней Макс. — Вот что, Коля. Ты пригласи на танец Светлану, а я пока научу Тамарочку курить.

Рита даже поперхнулась дымом от такой бесцеремонности и почувствовала, что краснеет.

— Дым надо вдыхать, а не во рту держать, — заговорщически шепнул он ей и подмигнул.

Потом они подсели к их столику и протанцевали с девушками весь вечер. Потом пошли провожать…

…Это не была любовь с первого взгляда. Их отношения развивались неторопливо, и ее чувство росло исподволь и крепло день ото дня. В их первую встречу Рита не оценила даже его привлекательной внешности. Ей было восемнадцать — вся жизнь впереди! Она не торопилась с любовью, как озабоченные старшекурсницы, которые гроздьями висели на Максе. В ней чувствовалось спокойное достоинство, обаяние, забавная легкость, и его неодолимо влекло к ней. Вместе с тем ее манера держаться не позволяла сразу перейти к активным действиям. Его, известного ловеласа, любимчика девушек, невольно останавливал ее взгляд, и впервые он поцеловал ее после почти месячного ухаживания. Рита ждала этого, но поцелуй все равно застал ее врасплох. Просто она отвернулась, а когда повернула голову — он ее поцеловал. Это было и приятно, и неожиданно. Казалось, он никак не мог отважиться на поцелуй и решился сразу, вдруг, как с моста — в воду…

…Они бежали по аллеям парка — начинался дождь, теплый летний ливень. Они спрятались в телефонную будку. По стеклянным стенкам бежала вода. Они были мокрые, счастливые и влюбленные. Стена дождя скрывала их от всех. Мокрая одежда прилипала к телу. А они стояли, крепко обнявшись, и исступленно целовались, а вода с их волос стекала прямо в рот. Они пили эту воду, пили друг друга, и казалось, никогда не насытятся. Тогда она поняла, что любит. Ее любовь вмещала все: этот дождь, эту тесную будку, его горячие ладони на спине, его жадные губы, прильнувшие к ее губам… Почему-то с Борькой ничего подобного не было. Рита тряхнула головой. Она не должна так думать. Боря — ее муж! Что значит один год с Максом в сравнении с их уже почти семнадцатилетним браком? Но в глубине души она знала, что отдала бы все эти семнадцать лет за еще хотя бы один год такого счастья…

Макс стал у них жить. Сказать, что он им мешал, было бы неправдой. Уходил рано, приходил поздно, был очень аккуратен: не разбрасывал повсюду своих вещей, не оставлял немытой посуду. Утром не завтракал, не считая выпитой чашки кофе, вечером всегда приносил что-нибудь к ужину. В их большой, недавно купленной и отремонтированной квартире места было много: просторная кухня, два небольших холла, изолированная гостиная с лоджией. Правду говоря, Рита иногда вообще не заходила в гостиную. Ее личные вещи находились в спальне, там же, кроме двуспальной кровати, стояли ее любимое большое кресло, туалетный столик и телевизор. Маленький телевизор был и в кухне, поэтому в гостиной вполне могли жить гости, не стесняя хозяев. Викуськина комната была самой большой после гостиной, и там вполне хватало места и для нее, и для ее друзей.

Борька обрадовался другу. Теперь ему было с кем вечером посмотреть футбол, попить пива или просто поговорить. Но Рите Макс мешал. Она предпочла бы, чтобы он поскорее нашел себе жилье. Но он почему-то не торопился. Его взгляды исподтишка поначалу настораживали, и она чувствовала себя в его обществе неуютно. Рита избегала оставаться с ним наедине, но не могла избавиться от мыслей о нем. Эта постоянная зависимость выводила ее из себя, и она стала держаться с ним все суше и суше. Казалось, она едва выносит его присутствие. Хотя Макс не сделал ничего такого, что могло бы оскорбить ее. И это тоже бесило Риту. Невыносимо было видеть, что присутствие гостя радует не только Борьку, но и Вику. Дочь стала больше бывать дома, с удовольствием беседовала с ним, даже научилась играть в преферанс, и теперь они частенько до поздней ночи «расписывали пулю». Рита в их развлечениях не участвовала. Чаще всего ссылалась на усталость или головную боль, уходила к себе, ложилась, выключала свет и думала, думала, думала. Иногда казалось, от этих мыслей лопнет голова. Макс вел себя безукоризненно, а что до взглядов, так, может, он не умеет смотреть иначе на женщин; спокоен, доволен, а она мучается, как больная. Ну, было у них когда-то, что ж теперь? Он, судя по всему, относится к этому философски, зачем же ей переживать?

Через неделю его пребывания в доме она наконец привыкла — смирилась с неизбежным. Перестала вздрагивать при его приближении, начала улыбаться его шуткам и уже не боялась оставаться с ним наедине. Она не могла не отметить тех положительных качеств, которые напрочь отсутствовали у ее мужа. Макс был необыкновенно аккуратен, и, глядя на него, Борька с Викусей, слава богу, перестали бросать свои вещи где попало. Раньше дочь оставляла расческу там, где причесывалась, хоть на кухонном столе, а Боря забывал помыть за собой чашку или убрать с видного места грязные носки. Теперь их смущала чистоплотность Макса, им совсем не хотелось выглядеть неряхами.

И главное: если Рита задерживалась на работе, дома ее ждал горячий ужин. Бывало, приди она хоть в час ночи — муж с дочкой налопаются бутербродов или вообще не поужинают, ну а ей оставалось что-нибудь перехватить всухомятку — и ладно. Боря не умел и не любил готовить, а Вика не любила и потому не хотела. Рита не заставляла ее. Зачем? Жизнь заставит. Когда надо, то Викуська и суп сварит, и картошку почистит, и салат настрогает.

Но теперь каждый вечер ее ждало открытие. То Макс заказал пиццу и купил курицу гриль, то ее ждал домашний плов, то картошка с мясом. Рита догадывалась, что Боря, скорее всего, только наблюдал сей процесс, а Викуська, может, резала овощи на салат, но ужин всегда получался превосходный. К ним Макс приносил бутылку дорогого грузинского вина или хорошего коньяка, да вдобавок еще и посуду мыл. Рита его не просила об этом, просто стоило ей отвернуться на минутку — и все было сделано. Домашнюю работу Макс выполнял быстро и так ладно, словно всю жизнь только этим и занимался.

Вскоре она уже все знала о его прошлой жизни.

После института Макс получил распределение в Ташкент, проработал там год и серьезно заболел. В командировке, в каком-то небольшом восточном городке, он выпил грязной воды из колодца и после этого стал чувствовать себя хуже и хуже. Он худел, его постоянно тошнило, подкашивала слабость. В местной больнице не могли толком определить болезнь. Повалявшись несколько месяцев, он уволился и вернулся домой. Дома мама стала ходить с ним по разным медицинским учреждениям, пока не нашелся врач, который обследовал его и сделал заключение о редком кишечном заболевании. В воде, которую он выпил, находились какие-то вредные микроорганизмы. Опыта лечения подобных инфекций в их городе не было, и мама стала обзванивать всех знакомых и родственников, надеясь найти нужную больницу. И такая больница нашлась — в Германии, где жила старинная мамина подруга. Максу сделали приглашение, и он поехал в Германию. Там действительно лечили, и успешно, больных с его диагнозом, но Макса принять на лечение отказались, поскольку он был гражданином другой страны. Чтобы поместить его в больницу, тетя Сима устроила ему фиктивный брак со своей знакомой, фрау Эммой. Как только он стал мужем немки, его сразу же положили в больницу, и через полгода с болезнью было покончено. Еще несколько месяцев ушло на окончательное выздоровление, и это время Макс прожил в доме у Эммы. Эмма была старше на шесть лет, она преподавала в местном университете и имела дочь от первого брака. И как-то так сложилось, что фиктивный поначалу брак стал настоящим.

Возвращаться в Союз не имело смысла, шла перестройка, вокруг была неразбериха, а в стабильной спокойной Германии нашлись и семья, и работа. С Эммой они прожили без малого десять лет. После развода с ней Макс еще дважды был женат, сначала снова на немке, у них родилась дочь, но через три года они развелись. Потом он состоял в гражданском браке с русской женщиной, родители которой переехали на жительство в Германию. Расставшись и с ней, Макс решил вернуться на родину. У него остались серьезные партнеры в Германии, а здесь он должен был возглавить филиал немецкой фирмы.

Всю эту информацию он выложил им как-то за ужином «по-крестьянски», как называли в их семье подобное меню: водочка, соленые огурчики, квашеная капустка, картошечка в мундире, лук и сало. То ли на него подействовала водка, то ли пришло время поговорить откровенно, но Рите стало ясно, что говорит он правду. И еще она подумала, что в личной жизни он несчастен, у людей счастливых не бывает таких пустых глаз. Он рассказывал о своей прошлой жизни как о череде досадных недоразумений, которые непонятно почему произошли именно с ним.

После этого разговора он словно стал ближе им: и Боре, и Рите, и Вике. Рита теперь даже не заикалась о сроке его пребывания у них. Если он в чем-то и был перед ней виноват, то жизнь его уже наказала. Ведь у нее есть семья, муж, дочь, и, как говорится никаких материальных или бытовых проблем. А он — кругом один, вот откуда, возможно, его домовитость и аккуратность. С ним никогда не было рядом такой женщины, как она, а иностранки, насколько ей известно, домашнюю работу не любят, вот и приходилось ему рассчитывать только на себя. Рита жалела его и уже не помнила прошлой обиды. Возможно, он не любил ее, говорила она себе и тут же возражала: нет, любил! Тогда почему бросил? Этот вопрос по-прежнему не получил ответа и снова ранил ее.

С мужем они теперь редко оставались одни. Им даже поговорить было некогда. Сначала она сторонилась их мужских разговоров, потом они вели их втроем, и только в спальне они оказывались наедине. Но теперь объятия Бориса не доставляли ей удовольствия. Она постоянно ощущала незримое присутствие Макса. Он был в другой комнате, он не спал, она знала это. Не спал и понимал, что происходит за стенкой. Она кожей ощущала его взгляд, и это было ужасно. И Рита под разными предлогами стала избегать близости с мужем. Борис сначала не обратил на это внимания, потом обиделся и, подумав, решил подождать, пока она сама проявит инициативу.

…В этот день Рита пришла с работы рано. Дома никого еще не было. Она быстро затолкала в стиральную машину белье и, нажав кнопку, стала мыть сантехнику. Машина гудела, и Рита не услышала звука открываемой двери. Она стояла в шортах и майке лицом к зеркалу и, напевая, ополаскивала уже вычищенную раковину. Вдруг она почувствовала, как теплые ладони сжали ее предплечья. Она вздрогнула и посмотрела в зеркало. Макс стоял сзади и обнимал ее. Выражение его лица поразило ее. Он резко повернул ее к себе и стал целовать. Он сжимал ее в объятиях так сильно, словно боялся, что она вырвется или надает ему оплеух. А Рита и не думала сопротивляться. Она слишком долго противилась этому, и теперь у нее не было сил остановить его. Он подхватил ее на руки и отнес в спальню. Странно, но ей даже в голову не пришло, что в любой момент может прийти муж или Вика, и тогда ничто не спасет ни ее, ни их семью…

Но Бог милостив, и домашние вернулись только тогда, когда она уже успела приготовить ужин.

…Рита лежала обессиленная и потрясенная. Она была счастлива и несчастна одновременно. Счастлива оттого, что он не забыл ее, и несчастна поэтому же. Лицо Макса было рядом. Он поглаживал и легонько целовал ее обнаженное плечо.

— Почему ты меня бросил? — задала она наконец этот мучивший ее семнадцать лет вопрос.

— Испугался, — помолчав, ответил он.

— Чего?

— Ну, нам же надо было что-то решать: жениться или разбегаться.

— И ты решил сбежать?

— Я не готов был к женитьбе.

— Понятно. — Ей стало холодно, и она, привстав, накинула халат.

Макс приподнялся на локте.

— Что тебе понятно?

— Что ты трус, как большинство мужчин.

Лицо Макса передернулось, он сел и тоже стал одеваться.

— Да. Тогда я боялся. Боялся обидеть тебя. Боялся этого разговора. И как видишь — не зря.

— А так ты думаешь, ты меня не обидел?

— Рита, мне что, нужно было прийти к тебе и сказать: я не хочу пока жениться?

— Не знаю… Наверное… Да, лучше было прийти и сказать.

— И как бы ты на меня посмотрела?

— Как заслужил, так бы и посмотрела!

— Если бы ты так посмотрела, тогда я точно женился бы! Вот поэтому и сбежал!

— Ты просто не любил меня! Ты и этих своих жен не любил! Ты говорил о них как о… о… мертвецах, а не как о живых, близких тебе людях. Ты вообще не способен любить!

Макс отшвырнул футболку, которую только что пытался надеть, подошел, сжал ее плечи и произнес, глядя в глаза:

— Тебя я любил и люблю.

Потом отвернулся и продолжил одеваться.

— Тогда почему… почему… ты такой?

Рита заплакала. Макс не стал ее утешать. Просто сказал:

— Так получилось. Прости…

Рита запуталась в своей жизни. Рядом находились сразу двое мужчин, и каждый по-своему был дорог ей. После того что произошло у них с Максом, она чувствовала вину перед Борей и не могла больше отказывать ему. Но в его объятиях она думала о Максе за стенкой, и ей было стыдно. Не находя оправдания своему проступку, она ощущала себя грязной. Если бы она когда-нибудь изменяла мужу или тот плохо обращался с ней, тогда еще можно было бы как-то объяснить самой себе, что происходит. А так она просто изнывала от чувства вины, в голове был полный хаос.

Наедине с собой она пыталась разобраться в собственных чувствах. С одной стороны, она любила и любит Макса, и Борис здесь ни при чем. С другой, у них семья, дочь, они хорошо прожили эти годы, они друзья. Тогда зачем ей Макс?

Или так: Борису нужна их семья, Максу — ее любовь, но она-то одна! Конечно, некоторые женщины совмещают семью и любовь, вернее — любовника, но она так не может.

Она думала об этом постоянно, пока не устала и не отупела. А в окружавшей ее жизни ничего не менялось. Борис с Максом по вечерам смотрели телевизор и пили пиво, иногда звали Вику «расписывать пулю». Вместе ужинали. Сидели рядышком, оживленно беседуя. Рита накладывала на тарелки еду и цинично думала про себя: кормлю их вместе за одним столом и ложусь с ними в одну постель. Было противно. Неужели Макс этого не понимает, не чувствует пошлости ситуации? Но как она могла допустить такое! Подчинялась ему, как зомби! Что это? Любовь? Или наваждение? Любовь должна нести радость и свет, а не вызывать угрызения совести.

…Она вернулась домой полная решимости. Это надо прекратить! Она больше не позволит Максу использовать себя. Он просто играет ее чувствами! Не женился, потому что боялся! А сейчас не боится! Пожимает руку ее мужу, а потом этой же рукой лезет ей под юбку!

Вика была дома. Собиралась идти гулять.

— Ты уроки сделала? — хмуро спросила Рита.

— Сделала.

— Покажи.

У Вики поползли на лоб брови.

— Ты что, станешь проверять мои тетради? С чего вдруг?

— С того, что ты, моя милая, пока ученица средней школы, а не дама взрослая, хоть и намалевалась, как… как черт знает что! — стала заводиться Рита, что вообще-то случалось довольно редко. Она была спокойной матерью и всегда признавала право дочери на самостоятельность.

— Мам, ты чего? — уже потише спросила Викуська, уставившись на мать во все глаза.

— Я тебе покажу — чего! А ну неси дневник!

В этот момент пришел Борис. Он был благодушно настроен, вероятно, в предвкушении приятного вечера со старым другом.

— Что за шум, а драки нет? — весело спросил он, снимая куртку.

— Мама будет теперь у меня уроки проверять, — поджав губы, процедила дочь и пошла в свою комнату. Через минуту она вернулась с дневником.

— На, читай.

Дневник был точно такой, как всегда. Викуська училась средне. Но Рита так на нее накинулась, словно дочь за одну неделю из круглой отличницы превратилась в отпетую двоечницу.

— Что за отметки! И откуда это замечание? Дневник грязный, как у свиньи! Ты что, чище писать не можешь? Некогда? Все подружки! За гулянием учиться некогда!

Борис недовольно оттопырил нижнюю губу. Он редко видел жену в таком состоянии.

— Ритуль, угомонись. У нее всегда был такой почерк.

— Ну, правильно! Тебе на все наплевать! Пусть учится как хочет и гуляет с кем вздумается! А ты будешь со своим дружком пиво попивать и в потолок плевать.

— Ну, я еще иногда и работаю, — сдержанно заметил Боря.

— Я тоже работаю! И убираю, и готовлю, и по магазинам бегаю! А вы эгоисты, думающие только о себе!

— Мам, чего ты добиваешься? Чтобы я гулять не пошла?

— Да! Я хочу, чтобы ты посидела дома и подумала о своей жизни!

— Хорошо! — бросила Викуська и, повесив куртку, демонстративно ушла в комнату.

— Рит, ты что разошлась? — спросил Борис, когда дверь за дочкой закрылась. — С ней нельзя так. Она ведь уже взрослая.

— А со мной можно? — Рита уже плакала. Ей было плохо. Она понимала, что никто не виноват в ее несчастьях, просто ей не к кому пойти с этим, вот она и бесится, а зло срывает на дочери. От сознания этого ей стало еще горше, и она заревела в голос.

Борис никогда не умел выносить ее слез.

— Ну-ну, перестань. — Он обнял ее за плечи. — Я все понимаю. Ты устала. Чужой человек в доме. Дел прибавилось. Хочешь — ничего не делай по дому. Мы с Викуськой сами…

— В самом деле, мам! — дочка тихо вышла из своей комнаты, услышав ее плач. — Возьми отпуск, поезжай к морю. Там еще тепло. Отдохнешь от нас. Мы сами прекрасно справимся.

Ее круглые карие глаза смотрели сочувствующе. Рита обняла мужа с дочкой и прижала их щеки к своему мокрому лицу.

— Нет, нет, — целовала она поочередно то одного, то другую, — никуда я не поеду… Как же я без вас… Простите меня… Это все нервы…

Только сейчас она заметила Макса, стоящего в дверях. Он растерянно наблюдал эту семейную сцену и смотрел на нее пронзительно, с затаенной болью. Потом тихо вышел и прикрыл за собой дверь.

В эту ночь он не пришел ночевать…

…Рита была не права, когда считала, что Макса не тяготила сложившаяся ситуация. Он сто раз пожалел о своем порыве и о том, что не сдержал себя. Он понял, что Рита ничего не забыла, что она по-прежнему любит его, но понимал и то, что семья для нее — важнее, чем собственные чувства. И если ей придется выбирать, она выберет не его. Во всяком случае — сейчас. Если бы он мог вернуть то время, когда занимал главное место в ее сердце, он, не задумываясь, отдал бы все. Рита не знала всей правды о его бегстве. Тогда он подумывал о женитьбе. Если бы они заканчивали институт вместе, все обстояло бы иначе. Или если бы его распределили в их город. Но он получил назначение в Ташкент. Захочет ли Рита ехать в Ташкент? Может, жениться и оставить ее на три года одну? Об этом и речи быть не могло! Он сойдет с ума от ревности! Со своими сомнениями Макс поехал к матери. Мать была его наставником и советчицей. Отец жил своей жизнью среди книг, поглощенный наукой. Он занимался археологией, и современная жизнь, даже жизнь его близких, мало его занимала. Мать спокойно выслушала планы сына насчет женитьбы и привела серьезные аргументы против.

— Послушай меня, сын. Я верю, что ты ее любишь. Допускаю, она хорошая девочка и стоит того. Но! Первое: она перешла, говоришь ты, только на третий курс. Значит, ей еще три года учиться.

— Она может перейти на заочный.

— Может. Однако при ее специальности это не выход, все равно что заочно научить врача оперировать. Диплом будет, а знаний — нет. Если она поедет с тобой, то, скорее всего, бросит институт, как я когда-то. А потом пожалеет. И будет доучиваться с детьми на руках, а это, поверь, не так просто. Второе: ей только девятнадцать лет. Ты вполне уверен в прочности ее чувства? И наконец, главное: что ты как муж, как мужчина можешь дать ей сейчас? У тебя ни кола ни двора. Ты молодой специалист, не заработал в своей жизни еще ни копейки. И понятно, что еще несколько лет мы с отцом будем поддерживать тебя, чтобы ты встал на ноги. Но вторую семью мы не потянем. Хватит с нас твоего брата.

Брат Макса женился рано, жил в другом городе. У него было уже двое детей, жена не работала, и родители регулярно высылали ему деньги.

— Мы с отцом ждем не дождемся, пока Ксюша начнет работать. Чтобы передохнуть. В санаторий съездить. Пять лет не отдыхали! Думали, тебя доучим, полегче станет. А ты такой сюрприз нам приготовил!

— Да ничего я пока не приготовил! Я пришел к тебе посоветоваться!

— Ну, раз пришел, тогда выслушай совет: поезжай в Ташкент, отработай положенный срок. Твоя девушка как раз окончит институт. Если у вас это серьезно — никуда она от тебя не денется. Письма будешь писать. В отпуск приезжать.

— Я не смогу объяснить ей все это.

— Постарайся. Не дурочка же она? Должна понимать, что такова реальность, ничего не поделаешь!

До самого отъезда Макс оттягивал это объяснение. Он просто избегал Риты. Сотни раз прокручивал в голове их воображаемый разговор и знал, что она скажет: «Плевать на все. Я еду с тобой!» На что он ответит: «Не надо. Я должен сначала встать на ноги». — «Вместе встанем». И… он согласится. Потому что это именно то, чего он хочет. Ему будет неуютно в далеком чужом городе одному. Ему хочется, чтобы она была рядом.

А если мать права? Если их любовь не выдержит жизненных трудностей? И, как сказал классик, любовная лодка разобьется о быт. Лучше сказать ей, что он хочет проверить их чувства расстоянием. Посмотреть, сможет ли она его дождаться. А если Ритка его пошлет? Она спокойная-спокойная, но если уж заведется, то что угодно сделает, даже себе назло. И потом, у него нет повода не доверять ей. Она, конечно, его дождется. А если нет?

Он так долго думал и боялся этого разговора, что просто взял и уехал. С глаз долой — из сердца вон. Потом, решил он, напишет письмо. Он принимался за него раз пять, но так ничего и не написал. А через четыре месяца Борька прислал ему приглашение на свадьбу и их с Ритой фотографию…

И вот теперь, на сороковом году жизни, он наконец осознал, что никого, кроме Риты, так и не полюбил. Ни одна женщина на свете не была ему так желанна. Мать поняла это гораздо раньше, чем он. Еще когда он второй раз развелся. «Лучше бы ты женился тогда, сразу после института», — как-то сказала она. Но к чему теперь ее позднее раскаяние? Да и при чем тут мать? В двадцать два года пора свою голову иметь.

Увидев плачущую Риту в объятиях мужа и дочки, он вдруг трезво понял, что шансов у него никаких. Он ушел в ночной клуб. Всю ночь пил там, не пьянея. Под утро уснул на столе. Он подсознательно хотел заставить ее волноваться, ревновать, переживать. Ему было больно. Пусть и ей будет!

Он может съехать от них. Но что он будет делать, не видя ее? Только тогда, когда он приехал к ним, в его пустой жизни появился смысл. Сейчас он хотя бы может видеться с ней, разговаривать. Вдыхать ее запах, ловить ее благодарный взгляд, когда чем-то помогает ей. Он готов каторжным трудом вернуть то, что так бездумно отбросил в годы юности. Он готов отдать Борису все, что у него есть. Готов принять и любить его дочь, как свою, работать для них с утра до ночи. Пусть бы Рита сидела дома и занималась собой. Она так устает на работе. Он не позволил бы ей работать! Она ходила бы в бассейн, в косметический салон, в фитнес-центр или что там еще у женщин считается верхом благополучия. Он дал бы ей все, лишь бы она была рядом!

Но не может же он убить Боба. Как не может не признать и того, что у них хорошая и благополучная семья. Только он не в состоянии видеть это! И не может быть вдали.

…Рита накрывала на стол к ужину. В кухне громко работал телевизор — шла популярная шоу-программа, и Рита краем глаза поглядывала на экран, но в основном слушала. Викуська делала уроки, Борис принимал душ. Макс, как обычно, вызвался ей помогать. Он ловко орудовал кухонным ножом, нарезая лук, огурцы, ветчину. Рита приоткрыла дверцу духовки, намереваясь достать тяжелую утятницу с голубцами.

— Подожди, — остановил ее Макс. — Давай я.

Будь он всегда рядом, то никогда не допускал бы, чтобы она поднимала тяжести или делала какую-нибудь другую непосильную работу. Рита улыбнулась. И почему Борька не такой? Он как раз все домашние дела сваливает на нее. Так его приучила мать: мужчина должен зарабатывать деньги, а все остальное — для женщины.

— Спасибо, Макс.

— Тебе нельзя поднимать такие тяжести!

— Ну, всю жизнь ведь поднимаю.

— Твой Борька — садист!

— Во-первых, он — твой. Твой друг. Твои жены разве никогда не поднимали тяжелого?

— Нет.

— И почему — садист? Ты что-то имеешь против него?

— В общем, ничего, — вздохнул Макс. — Если не считать того, что я зверею, когда думаю о том, что он к тебе прикасается.

— Сам виноват.

— Знаю-знаю… Хотя почему один я виноват? А ты? Три месяца меня подождать не могла — сразу замуж выскочила! Может, я просто хотел проверить твои чувства?

— Вот и проверил.

— Да, проверил. — Макс бросил нож и зло забарабанил пальцами по столу.

— Ну, все готово! Позови, пожалуйста, Вику и Борю. Ты куда? — удивилась она, увидев, как он направляется к двери.

— Знаешь, позови сама, — криво усмехаясь, ответил он и надел куртку. — Что-то мне расхотелось есть. Пойду глотну свежего воздуха, а то меня уже мутит от вида вашей дружной семьи!

Хлопнула дверь. У Риты опустились руки. Господи, как она устала! Когда уже он перестанет мучить ее и съедет?

Впрочем, подобные вспышки случались редко. Обычно Макс был услужливым и спокойным. И проводил с ней гораздо больше времени, чем Борис. Он взял себе за правило помогать ей готовить ужин, охотно вызывался мыть посуду, частенько сам покупал необходимые продукты, так что ей приходилось реже носить тяжелые сумки с провизией, да и денег на хозяйство уходило меньше. Сначала ее это немного смущало, потом понравилось. Кому, скажите, не нравятся внимание и помощь? Боре поначалу это тоже было на руку: он не любил торчать в кухне и с удовольствием отправлялся к телевизору. Да и у Вики поубавилось обязанностей, и это ее вполне устраивало. Она так же все свободное время гуляла, но иногда охотно присоединялась к маме с Максом. Максим нравился ей, он был взрослый, но не такой нудный, как родители, и всегда ее защищал, если она приходила поздно. Рита тоже успокоилась. Макс больше ни разу не пытался даже взять ее за руку. Они часами проводили время в долгих разговорах за чашкой чая. И именно эти вечерние посиделки со временем стали настораживать Бориса. Раньше, пусть не каждый день, но время от времени они с женой тоже могли поговорить вечерком о жизни, о работе, о том о сем. Теперь Рита уже в этом не нуждалась. У нее появился новый собеседник. И что самое неприятное, стоило ему войти в кухню, как в их оживленном разговоре наступала пауза; через минуту они продолжали, но он понимал, что это уже не тот разговор, что он помешал им. Согласитесь, не очень-то приятно, если ваша жена все свободное время проводит с другим мужчиной, пусть даже с вашим другом. И уж совсем неприятно то, что с ним ей интереснее, чем с вами. А судя по смеху и оживленным голосам из кухни, Рита совершенно не скучала в обществе Макса, которого совсем недавно готова была выгнать из дому.

Борис начал ревновать Риту. Он с подозрением прислушивался к их разговорам, беспокоился, если наступала тишина. Ему хотелось войти и увидеть, чем это они там занимаются? Рита стала ложиться поздно, когда он уже спал — это тоже было оскорбительно. Она будто не замечала его. Борис не спал, дожидаясь ее, потом вовсе не мог уснуть и отправлялся на работу с тупой головной болью. Макс тоже прекратил смотреть с ним телевизор, ради разговора с Ритой он пропускал даже футбол, что было просто непостижимо! Борис чувствовал себя лишним в собственном доме!

Он лежал в спальне и ждал Риту. Из кухни едва-едва доносился тихий гул голосов. Потом раздались шаги и послышался шум воды. Борис встал и пошел в кухню. Там свет не горел, а в гостиной Рита стелила Максу постель.

— С каких это пор ты ему стелешь? — ревниво осведомился он.

— Всегда стелю, когда успеваю.

— Он уже перестал тебя раздражать?

— А ты и этим недоволен?

— Я? Да нет. Я доволен! Я вполне доволен! Вы теперь такие друзья!

— Мы и раньше были друзья, и ты знал об этом.

— Да. Но раньше он проводил вечера со мной, а теперь с тобой.

— Значит, вы уже исчерпали все темы. И потом, ты кого ревнуешь: его или меня?

— Никого я не ревную. Но я хочу иметь возможность спать с собственной женой и смотреть футбол со своим другом! — вдруг вспылил Борька.

— Ты вообще о ком-либо, кроме себя, иногда думаешь? — тоже стала заводиться Рита. — Все должны исполнять только твои желания. Нечего сваливать с больной головы на здоровую. Это ты пригласил его в дом. Меня не спросил! И не моя вина, что ему со мной есть о чем поговорить. Ты вообще со мной часто разговариваешь? Первые три недели только с ним и разговаривал! А мне: «подай-принеси». Разве я тебя упрекала?

Все это она выпалила свистящим шепотом, не желая, чтобы разговор был услышан Максом или Викой. Высказав все, она изящно взбила подушку Макса, но этот невинный жест почему-то доконал Борьку.

— Ты так любовно стелешь ему постель, может, и разделишь ее с ним? — зашипел он и, не обращая внимания на возмущенно взметнувшиеся брови жены, продолжал: — А может, мне теперь здесь спать? В спальне вам будет гораздо удобнее!

Глаза Риты метали молнии, губы дрожали, но она сдержалась и ушла в спальню, громко хлопнув дверью. Они перестали разговаривать. Борис так и не узнал, рассказала ли Рита об этом Максу или тот сам все понял. Но через несколько дней Макс уехал от них. А они с Ритой еще неделю не разговаривали.

Но когда раздражитель был удален, Борис даже несколько устыдился своих подозрений и попросил прощения у жены. Она, конечно, произнесла длинную гневную тираду, но… простила. Жизнь пошла своим чередом.

Макс не ушел из ее жизни. Он просто стал жить в другом месте. И Рита уже скучала без него. Она успела привыкнуть к нему. По вечерам ей не хватало их увлекательных бесед, его живого смеха, двусмысленных шуточек. Не хватало его помощи. Готовить ужин стало скучно. Сидеть долго на кухне — тоже. Она быстро варила семье пельмени и, не поужинав, шла в спальню — смотреть телевизор, пока не уснет. Или в комнату к Викуське. На улице похолодало, и дочка гуляла меньше. Больше сидела в своей комнате или слушала музыку. Борька после своей выходки раздражал Риту. Внешне она его как будто простила, но в душе все клокотало. Какое он имеет право посягать на ее свободу? То она должна была терпеть его друга, потому что ему с ним интересно. То нужно было выгнать его, потому что Борис, видите ли, ревнует. О том, что она сама подала повод к ревности, Рита думать не хотела. Она невольно снова и снова сравнивала их. И муж неизменно проигрывал в этом сравнении.

Макс прав. Это она виновата. Зачем нужно было выходить замуж так скоро, на третьем курсе? Госэкзамены пришлось сдавать уже с Викуськой. Хорошо еще, что первое время жили со свекровью, а то пришлось бы и институт бросить. Вика родилась летом, и ей удалось обойтись без академического отпуска. Конечно, она любит дочку, и Викуська у них — замечательная, но все же не надо было спешить ни с замужеством, ни с ребенком. Все Борька! Давай поженимся, да давай поженимся! А ей ночами Макс снился. Вот и выскочила замуж, чтобы все забыть. А что в нем, в муже, хорошего-то? Ну, зарабатывает. Ну, семьянин. Не пьет, не курит. Но с ним ведь — скука смертная! И как она раньше этого не замечала? А Макс сразу все понял и легко, без обид, съехал. С Борисом душевно попрощался, обещал звонить. Он и звонил. Ей. На работу.

Рита не знала, виделись ли друзья после отъезда Макса. Она не затрагивала эту тему. Несмотря на внешнее примирение, их отношения с мужем ухудшились. Борис все вечера проводил в гостиной у телевизора, она тоже — у телевизора, но в спальне. Его образ жизни никак не изменился, оттого что Макс уехал, а Рита остро чувствовала потерю, особенно в первые недели.

Но время все лечит. Потихоньку их недовольство друг другом растаяло. И для Бориса все вошло в привычное русло. Они опять начали беседовать иногда по вечерам, ходить вместе в гости, обсуждать проблемы с Викуськой. Рита возвращалась домой как обычно, немного уставшая, но спокойная. Так же, как раньше, временами задерживалась на работе. Макс позвонил один раз и пропал. Он оставил свой номер телефона, но сначала Борьке не хотелось ему звонить, а потом вроде как и незачем было. Рита ни разу не спросила о Максе. Это показалось ему подозрительным. И он сам спросил ее:

— Ты о Максе что-нибудь знаешь?

Она ответила спокойно:

— Да, он звонил нам. Давно уже. Тебя дома не было. Сказал, что у него все хорошо.

— И больше не звонил?

— Может, и звонил. Но я с ним не говорила. Он сказал, что позвонит тебе на мобильный.

— Да, было дело.

Борька набрал мобильный Макса.

— Привет! Как жизнь?

— Нормально.

— Почему пропал? Не звонишь, не заходишь?

— Прости, Боб. Времени мало. Зашиваюсь. Дел по горло.

— Квартиру купил?

— В процессе.

— А как твой филиал?

— Работает.

— Ну, молодец. Не женился еще?

— Подумываю.

— А, вот в чем дело! А я-то думаю: чего Макс старых друзей забыл? Ну, ради такого дела — можно. Познакомишь?

— Обязательно. Прости, друг. У меня вторая линия. Пока.

— Пока. Звони.

Борис довольно потер руки.

— Представляешь, жениться собрался, квартиру покупает!

— Ну и хорошо.

Бориса это известие очень обрадовало. Женатый друг — совсем другое дело! Теперь можно спокойно дружить, смотреть футбол, пить пиво, обсуждать политику. А женщины будут сплетничать в кухне и не мешать им. Все-таки если друг холостой — это напряг.

Рита солгала. Она виделась с Максом, и не единожды. Через пару недель после своего отъезда Макс пригласил ее пообедать. Ресторан он выбрал рядом с ее работой, не пришлось даже брать машину.

Макс рассудил правильно: пригласи он ее на ужин, скорее всего, она испугалась бы. Обычно в приглашении поужинать уже изначально скрывается намек на дальнейшее продолжение вечера, и Рита отказалась бы. А вместе пообедать — всего лишь дружеская встреча, не более. Рита согласилась не раздумывая.

Ресторан был рыбный. В нем превосходно готовили семгу под креветочным соусом. Рита была здесь впервые, а Макс уже успел оценить кухню десятка городских ресторанов и мог порекомендовать достойное блюдо.

Рыба оказалась восхитительной, а французское белое вино, оставляя голову ясной, почему-то ударяло в ноги и приятно расслабляло мышцы.

— Ну, как ты устроился? — спросила она Макса.

— Хорошо. Вот только по тебе очень скучаю.

— Я тоже.

Макс отметил искренность ее слов. Сердце его радостно забилось, но, зная Ритин характер, он не подал вида и продолжал:

— Ну, мы можем иногда обедать вместе, если ты не против.

— Я не против, — улыбнулась Рита.

Макс приручал ее. Он делал это осторожно, не спеша. Звонил не чаще одного раза в три дня. Виделись они поначалу пару раз в месяц, потом — раз в неделю. Он завоевывал ее медленно, как делал это много лет назад. Он знал, что стоит ее один раз спугнуть — и все пропало. Когда-то это получалось естественно, просто он так ухаживал за ней. Теперь это была тактика. Тогда он ухаживал потому, что она ему нравилась. Теперь он любил ее и хотел, чтобы она была с ним. Он готов был завоевывать ее столько, сколько нужно. Она должна сама захотеть уйти к нему, а для этого ему нужно стать ей необходимым.

Рита ничего не знала о его планах, она просто наслаждалась обществом Макса. У нее есть друг, они иногда встречаются. Что здесь дурного? А если она не говорит об этом мужу, так только для того, чтобы избежать ненужных подозрений. Между ней и Максом нет ничего такого, но стоит сказать об их встречах Борьке, и все усложнится.

Приближались новогодние праздники. Тридцатого декабря вечером Борис пришел пораньше и с довольным видом сообщил:

— Я пригласил Макса к нам на Новый год.

— Зачем? — опешила Рита. — Мы же решили встречать с Рощиными.

Вадим и Света Рощины были их соседями, и дочь Рощиных Настя была ровесницей и подружкой Викуськи.

— Ну и что? Будет еще одна пара.

— Пара?

— Макс придет с девушкой.

— А-а, — протянула Рита, стараясь выглядеть невозмутимой.

Все правильно. С девушкой. Не век же ему тратить время на нее — несвободную семейную женщину. Все так, как и должно быть, сказала она себе, но настроение испортилось. Завтра Новый год. Чтобы получить удовольствие от праздника, надо постараться не слишком устать к его началу. Рита планировала готовить сегодня до позднего вечера, чтобы завтра поспать подольше, привести себя в порядок и накрыть праздничный стол. Все-таки с новыми гостями и со взрослыми детьми их восемь человек. А она хозяйка! Нужно же накормить всех как следует!

Но готовить не было никакого желания. Нарезая мерзлое мясо, она поранила себе палец. Бисквит сгорел. Она с остервенением отодрала его от сковородки, проветрила кухню и ушла спать. Какая разница, что есть! И зачем ей вообще этот праздник! Уснуть бы так, чтобы, когда она проснулась, уже наступил Новый год.

Проснулась Рита довольно поздно. Если она хотела выспаться перед праздником, то ей это удалось.

— Привет, соня! — в спальню зашел Боря с чашкой кофе. — Ну как? Выспалась?

Он поставил кофе на прикроватную тумбочку и, присев на край кровати, поцеловал жену. Она, улыбнувшись, кивнула. День начинался хорошо.

— Мать, что за беспорядок ты вчера устроила? Сковородку сожгла. Я ее сегодня едва отчистил.

— Молодец, — погладила она мужа по щеке и, сев в постели, стала пить кофе. — Устала ужасно, как подумаю, сколько надо наготовить для такой оравы!..

— Хочешь, я поеду в супермаркет и все куплю в кулинарном отделе? Помнишь, как мы с Викой сделали в день твоего рождения? Тебе тогда печеночный торт понравился.

— Ты простоишь в кассу часа два.

— Ну и что? Зато ты отдохнешь.

Как мило! Все-таки общение с Максом пошло мужу на пользу.

— Хорошо. Я напишу тебе примерный список, а там сориентируешься.

— Да я лучше Викуську захвачу. Она сама вызвалась.

— Вот и отлично.

Вика прекрасно умеет выбирать и продукты, и блюда. У нее нет наследия нищего совкового детства, когда невольно покупаешь что подешевле. А Новый год такой праздник, что скупиться нельзя.

Макс пришел раньше Рощиных. Рита из кухни услышала звонок и его громкий голос. Вика с Борей бросились открывать, а она подошла следом.

Макс действительно явился с девушкой. Он помог ей освободиться от объемистой белой шубы. Девушка встряхнула длинными волосами и с улыбкой повернулась к ним.

— Здравствуйте, — сказала она приятным мелодичным голосом.

Они остолбенели. Девушка была ослепительно хороша. Высокая, в туфлях на каблуках — почти одного с Максом роста. Длинные русые волосы легко падают на спину, красивое лицо с прямым носом, изящными губами и большими голубыми глазами. Фигура ее была безупречной: высокая грудь, тонкая талия, округлые бедра и длинные стройные ноги. Таких девушек нельзя увидеть в обычной жизни. Их лица встречаются на глянцевых обложках дорогих журналов. Полюбоваться ими можно только по телевизору, когда транслируют передачу о престижных конкурсах красоты.

— Меня зовут Маша, — произнесла она и так улыбнулась Борису, что он внезапно вспомнил, что стоит перед ней в линялой футболке, растянутых на коленях спортивных штанах и стоптанных тапках. Он невольно втянул живот и расправил плечи. Вика, замерев от восхищения, ела Машу глазами. Рита почувствовала себя серой мышкой рядом с такой красавицей и ревниво посмотрела на Макса. Похоже, он был вполне доволен произведенным эффектом. А Маша вела себя очень естественно. Очевидно, давно привыкла к подобной реакции.

Следом пришли Рощины, и сцена повторилась почти до мелочей. Тот же восхищенный взгляд Насти, столбняк у Вадима и почти ненависть в глазах Светки. Рита с трудом сдержала улыбку, глядя на внезапно помрачневшее лицо соседки. Светлана была довольно привлекательной — недавно она покрасилась в блондинку, и этот цвет был ей очень к лицу. Небольшой носик, ровные мелкие зубки, как у белочки, и смешливые карие глаза. Она считала себя красавицей, во всяком случае, в сравнении с Ритой. И тут такой удар ниже пояса! Вадим был большой бабник. Жена знала это и безумно ревновала его к каждой мало-мальски симпатичной женщине. А здесь — настоящая красавица! В общем, вечер обещал быть не скучным.

Рита пригласила всех в гостиную. Благодаря Боре она хорошо отдохнула сегодня днем, и у нее было настроение со вкусом и фантазией сервировать стол. Пусть на столе стояла не домашняя еда, но то, как были украшены блюда, уже возбуждало аппетит. В углу возвышалась елка, собственно не елка, а пушистая сосна, которую Викуська сегодня нарядила. Елка сверкала разноцветными огоньками, негромко работал телевизор, по которому транслировали праздничную музыкальную программу — в общем, все как всегда в такой вечер.

Светлана разнообразила стол свежеиспеченными домашними пирожками с мясом и печенкой, куриным холодцом и розовой бужениной. Макс добавил коньяка, шампанского и икры. Стол они с Борькой передвинули поближе к телевизору, и, пока хозяева переодевались, гости уже расселись и выпили по рюмочке.

Рита нырнула в приготовленное платье, чуть тронула блеском губы и улыбнулась своему отражению. Особенно можно не стараться. Среди присутствующих здесь дам она, и так ясно, на последнем месте. Борис долго выбирал подходящую рубашку, словно шел на прием к президенту, — девушка Макса явно привела его в трепет.

Они успели проводить Старый год и прилично наелись до наступления двенадцати. Как только президент сказал свою поздравительную речь и пробили часы, Вика с Настей отбыли к своей подруге на третий этаж. Так у них было договорено заранее. С этой ее компанией одно счастье, что живут все рядом: половина в их доме, половина напротив.

Обеденный стол был у них небольшой, и после ухода девчонок все устроились посвободнее и разговор пошел непринужденный. Мужчины приналегли на коньяк, да и Светка от них не отставала. Рита любила сухое белое вино и всегда пила только его. Маша почти не пила и ела очень мало. Бережет фигуру, подумала Рита, или просто переборчива в еде. Боря галантно ухаживал за Машей и всячески ее развлекал. Она мило улыбалась его шуткам и охотно поддерживала разговор. Макс, сидящий по другую сторону от нее, ухаживал то за ней, то за Светкой, даже больше — за Светкой, поскольку Борис перевел все внимание красавицы на себя. Вадим сидел между женой и Ритой, но не ухаживал ни за одной из них, а во все глаза смотрел на красавицу напротив. Он ловил каждое слово Маши и старался привлечь к себе ее внимание какой-нибудь удачной остротой. Света то раздраженно сверлила мужа взглядом, то довольно улыбалась словам Макса. Все же он был здесь самым интересным мужчиной, притом новым. После дозы спиртного лицо ее смягчилось: пусть муж и увлечен Машей, но Макс-то уделяет внимание ей!

Одна Рита была как бы не у дел. И главное, так и не могла понять: обижает это ее или нет. Нет, решила она, не обижает, скорее — забавляет. Интересно наблюдать за подвыпившими людьми. У них все на лицах написано.

Борька хочет произвести выгодное впечатление на Машу, из штанов выскакивает, чтобы ей понравиться. Мелет все подряд: комплименты вперемежку с анекдотами. Маша благосклонно слушает, кивает, но особого интереса к нему не проявляет. Так-так, голубушка! Хоть ты одна отомсти за весь женский род, раз Бог дал тебе такую внешность. Обычно женщины безуспешно стараются завладеть мужским вниманием, а у тех всегда находится что-то поважнее. Светка многозначительно поглядывает на Макса, она уже слишком навеселе, чтобы притворяться. С ее мужем тоже все понятно. Он так откровенно впился глазами в Машу, что сразу ясно: его беспокоит только одна мысль — как бы переспать с ней.

Нет, сидеть за столом трезвой с пьяными людьми неправильно, да и неприлично. Словно в бане: все голые, а ты в купальном костюме. Раздеваться, так всем! И она просит налить ей коньяку. Макс наливает, глядя ей прямо в глаза. Он совершенно трезв, и, похоже, его внимание к дамам — просто дань вежливости.

Вадиму все надоедает. Он включает на полную громкость телевизор, где сейчас звучит музыка, и приглашает Машу. Борька выглядит обманутым. Из-под носа девушку увели! Рита досадливо морщится. Ну нельзя же до такой степени не владеть собой. Ее приглашает Макс, и мужу остается танцевать со Светой.

Макс обнимает ее так крепко и подходит так близко, что Борька бы умер от ревности, не будь он так занят другим.

— Я соскучился, — шепчет Макс, и его ладонь движется по ее спине вверх, поглаживая.

— Я тоже, — отвечает Рита.

Вокруг полумрак. Никто не обращает на них внимания, почему немного не побыть самой собой? Она на минуту расслабляется, забывая обо всем. Как она соскучилась по нему, как приятно, что он сейчас рядом. Но она быстро приходит в себя. Он же с невестой.

— Красивая у тебя девушка.

— Она не у меня, — заговорщически шепнул он.

— Не поняла. Я думала, это твоя невеста.

— Все правильно, я и хотел, чтобы так подумали.

— Зачем?

— Для Борьки. Чтобы не возникло подозрений. А он сам, видишь, как увлекся. Ему не до тебя!

— Ты что, это специально придумал?

— Ну да. А как еще я могу спокойно провести с тобой Новый год, так чтобы и борьки были сыты, и семьи целы, и ты довольна. Ты ведь довольна?

— Как тебе сказать? Не очень-то приятно, когда муж уделяет столько внимания другой женщине, да еще в твоем присутствии.

— Ух, какая ты собственница! Потерпи. Это ненадолго. Зато мы можем безбоязненно танцевать и говорить сколько вздумается. Правда, я не рассчитывал на этих ваших соседей. И боюсь, твоя Света помешает нам.

Тут танец окончился. Борька подскочил к Маше, а Светка — к Максу. Вадим посмотрел на нее вопросительно, но Рита отрицательно покачала головой и предложила ему покурить. Она не курила, зато курил Вадим. Они вышли на балкон и постояли какое-то время, разговаривая ни о чем.

Через пару танцев Макс опять ее пригласил.

— Где ты ее взял?

— Машу?

— Да.

— Она переводчица. Наша фирма пару раз пользовалась ее услугами.

— И между вами правда ничего нет?

— Ревнуешь?

— Просто не верится. И потом, как она согласилась встречать Новый год с тобой, если между вами ничего нет? У такой девушки наверняка есть возлюбленный. И тратить свой праздник на чужую компанию?..

— Ты не понимаешь. Думаешь, раз она так хороша, то и жизнь у нее райская. Это не так. Если бы красота гарантировала еще и счастье! Мы говорили с ней по душам, и я понял, что жизнь у нее вовсе не сахар. Она очень красивая! Даже слишком. Настолько, что поначалу ничего, кроме этого, не замечаешь. Одно желание — затащить ее в постель. Ну, не смотри на меня так! Я стараюсь быть с тобой честным. Но лично мне для жизни такая женщина ни к чему. Да и Борьке тоже. Просто он ослеплен и пока не понимает этого. Вот ваш друг Вадим, он из другого теста. За право иметь такую красоту — жизни не пожалеет. Это его жене надо быть начеку. А ты можешь расслабиться. И не беспокоиться ни обо мне, ни о муже. Я пригласил Машу потому, что, во-первых, у нее не было никаких планов, а во-вторых, хотел отвлечь Борьку.

— Не могу себе представить, чтобы у такой девушки не было предложений на Новый год.

— Предложения были. Но они ее не устраивают. Она еще и неглупая, продаваться олигархам не желает. А многие, кроме красоты, ничего в ней не видят. Вот только деньги и предлагают. А ей другое нужно.

— Бедный художник, — усмехнулась Рита.

— Перестань. Тебе не идет ехидничанье. Танец кончается. Я тебя еще приглашу и наконец скажу то, зачем пришел.

Через полчаса разразился скандал. Начала его, конечно, Светка. Вадим протанцевал с Машей несколько танцев подряд, что-то возбужденно шепча ей на ухо. Что именно, можно было понять даже не по губам, а по одному выражению его лица. Такое обычно называют одержимостью. Светка немного потерпела. Потом подошла к нему и влепила оплеуху, затем повернулась и ушла домой. Вадим поплелся следом. Танцы прекратились. Наступило неловкое молчание. Рита пригласила оставшихся к столу и переключила телевизор на юмористическую программу. Они опять подняли бокалы, но теперь уже никто не хотел ни пить, ни есть. Мужчины, лениво переговариваясь, смотрели телевизор, а Маша вызвалась помочь Рите. Они вместе убрали грязные тарелки и ушли в кухню.

— У вас здесь можно курить? — спросила Маша.

— Тебе — можно, — ответила Рита и поставила на стол пепельницу.

— Почему — мне? А кому нельзя?

— Мужу я не разрешаю.

— Тогда и я выйду.

— Не надо. На балконе холодно. Садись. Я тоже с тобой покурю.

— С Вадимом так нехорошо вышло. Опять я во всем виновата.

— Что, такое часто случается?

— Бывает. — Маша красиво выпустила струй су дыма.

Пальцы у нее были длинные, с красивым маникюром — ногти изящно расписаны снежинками.

— Какая прелесть, — залюбовалась Рита.

— Правда, красиво? Это моя маникюрша расстаралась.

— У тебя наращенные ногти?

— Да.

— Очень красиво! Может, и мне сделать?

— А у вас — свои?

— Ага.

— Ну, так зачем вам? У меня свои ногти очень ломкие и слоятся. Вот и приходится. А у вас свои вон какие хорошие!

— Слушай, кончай мне выкать. Я что, такая старая?

— Ну что вы… ты? Просто, когда я увидела, какая взрослая у вас дочь, подумала, значит, вы, тьфу… ты старше, чем выглядишь.

— Мне тридцать семь.

— А мне тридцать.

— Да ну, вот тебе точно больше двадцати трех не дашь!

— Стараюсь, — улыбнулась Маша. — Я всегда хотела быть красивой. И брекеты носила, и волосы наращивала, и на диете сидела. А теперь иногда думаю: а стоило ли все это делать? Раньше мне нравилось, что на меня оглядываются, а сейчас все чаще думаю, разве хорошо вызывать у мужчин лишь похоть? Мне хочется, чтобы любили меня, а не мое тело.

Рита задумчиво курила и по-своему даже сочувствовала Маше. Да, видно, прав Макс, красивые редко бывают счастливы.

В кухню заглянул Макс.

— Машенька, можно попросить тебя составить компанию Боре? Мне нужно с Ритой поговорить, — честно сказал он, и Маша послушно поднялась и ушла в гостиную.

— Ты так это сказал, что она может подумать, будто… — насторожилась Рита.

— Успокойся, она прекрасно знает о моих интересах в этом доме.

— Ты хочешь сказать…

— Что она умна и она — мне друг.

Он на минуту умолк, словно собираясь с мыслями, и взял ее за руку.

— Мне нужно сказать тебе что-то очень для меня важное, — начал он, пристально глядя ей в глаза. — Я пришел сегодня сюда, чтобы сделать тебе вполне конкретное предложение. От того, примешь ты его или нет, зависит очень многое, если не все. Подожди, не перебивай. Я долго готовился к этому разговору, а сейчас растерялся… Предложение такое… Нет, не так… Ты знаешь, как я жил раньше. За последние месяцы я обосновался в вашем городе. Мы открыли здесь филиал, и я — директор. Это легальный и надежный бизнес. Квартиру я тоже купил на… — Он назвал престижный район и конкретную улицу. — Ремонт сейчас заканчивают. Четыре комнаты, кухня… — Макс обвел глазами помещение, где они сидели, — побольше вашей будет, две ванные комнаты. В общем, на нормальную семью. Купил машину. Могу еще одну купить, если понадобится.

— Зачем ты мне это говоришь? — прошептала Рита, прекрасно зная ответ.

— А ты не догадываешься? Мне надоело быть ненавязчивым другом, надоело ревновать тебя…

— К кому?

— К кому? — передразнил он ее. — Ты что, дурочка? К кому я могу тебя ревновать?

От его злого голоса ее передернуло, и она нахмурилась. Макс заметил это и поспешил исправить свою оплошность, нежно пожав ей руку.

— Прости… Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была со мной. Не отвечай сейчас! Просто выслушай: ты тоже не забыла меня, ты меня любишь, я чувствую это. Но ты еще и как-то по-своему любишь Борьку. Он хороший, ничего не могу сказать, но ты не любишь его так, как меня. Если бы не моя глупость, мы уже давно были бы вместе! И Вика была бы моей дочерью! Но что теперь говорить… Я все обдумал. С Викой мы поладим. Она уже большая, поймет. А с Борькой? Я готов с ним поговорить, но сейчас это ничего не даст. Тебе нужно самой все ему объяснить. Он сам должен отпустить тебя. А потом мы поговорим с ним. Он ведь тебя любит, значит, должен желать тебе счастья.

Рита ничего не ответила и руки не отняла, переваривая услышанное. Потом вздохнула:

— Нет, я так не смогу. А как же он?

— Ему надо объяснить, что жизнь продолжается. Что он молодой и привлекательный. И будет еще счастлив… Но с другой женщиной.

— Тебе легко говорить!

— Поверь, нелегко. Я люблю Борьку. Я знаю его сто лет. Но кто ж виноват, что так случилось?

— Я не представляю, как он это переживет!

— Рита, а меня тебе не жаль? Я полгода хожу вокруг тебя, не смея приблизиться! Тот единственный раз я вспоминаю каждую ночь! У меня в жизни никого нет, кроме тебя. Все, что я сделал, что создал, купил, чего добился: фирма, машина, квартира: это все — для тебя! Только для тебя! Мне одному ничего не нужно.

— Да, но если я уйду от Бориса, у него тоже ничего не будет.

— Почему не будет? Оставь все ему! Все, что вы зарабатывали вместе долгие годы. Эту квартиру, дачу, свою машину, в конце концов! Если тебя интересует материальная сторона, я готов сразу зарегистрировать на твое имя квартиру, купить машину и оформить пакет акций нашей компании. Поверь, на эти дивиденды можно прекрасно жить, не работая. Или заключим брачный контракт, как делают в Европе, и предусмотрим все мелочи, даже то, с чем ты уйдешь, если не захочешь со мной жить. Но я уверен, мы будем счастливы. Мы идеально подходим друг другу!

— Я не о материальном. С чем он останется, если мы с Викой переедем к тебе?

— Но Вика всегда будет его дочкой. Он останется на прежней работе, в своей квартире, со своей мамой, в конце концов. Дочка будет к нему приезжать на выходные. Ты будешь с ним дружить. И я… если он захочет. Со временем он успокоится, женится. Все будет хорошо, поверь мне! Но пора уже решать! Не рубить узел, а… развязывать. И делать это придется тебе. Если ты, конечно, хочешь быть со мной… В общем, Рита, все в твоих руках, все зависит от тебя. Как решишь, так и будет. Через две недели, как всегда в четверг, я жду тебя за нашим столиком в «Викинге». Ты должна выбрать одного из нас, другой навсегда уйдет из твоей жизни. Я говорю «навсегда», подразумевая себя, если ты предпочтешь Бориса. Если же ты уйдешь ко мне, вы, конечно, будете общаться, хотя бы из-за Вики. — Он вздохнул и встал. — Ну все. Пойдем к столу.

За столом Борис утешал вернувшегося Вадима. Маша смирно сидела возле них и выглядела уставшей.

Макс кивнул ей, и они, попрощавшись, направились к выходу. Вадим виновато посмотрел им вслед и потянулся за водкой. Рита проводила их к двери. Красавица Маша теперь вызывала у нее живое сочувствие. На Макса она боялась взглянуть. Потом она вернулась к неубранному столу, где пьяный муж с соседом вели беседу на тему «Ты меня уважаешь?». Она вздохнула и устроилась поудобнее на диване, прикрывшись пледом. Пощелкала каналами, нашла «Карнавальную ночь» и остановилась на этом старом фильме. Вадим неконтролируемо громким голосом доказывал что-то Борьке. Тот разболтанно мотал головой, прядь волос прилипла к потному лбу. Муж у нее малопьющий, но вот так дома, в праздник, да еще с приятелем иногда может расслабиться. Раньше чем больше выпивал, тем веселее становился. Любил потанцевать. Уделял ей внимание. А теперь сидит отяжелевший и слушает пьяный бред Вадима. Стареет. Залысины. Седина. Глаза не те.

Рита разглядывала мужа, словно увидела впервые. Вот он опять потянулся к бутылке, разлил по рюмкам, подмигнул ей: дескать, не беспокойся, я контролирую ситуацию. Черта с два контролирует! По меньшей мере, три последние рюмки уже были лишними. Завтра будет жаловаться на головную боль и проваляется в постели весь день. Да и сегодня с уборкой не поможет.

Макс помог бы. И не напился бы. Потому что с ней ему интереснее, чем с бутылкой. Во всяком случае — пока. А вдруг через десять лет семейной жизни он будет вести себя так же: глазеть на ноги чужих жен, напиваться с их мужьями, а домашние дела оставлять на нее? Или не будет? Вдруг у них получится совершенно иной брак? Хотя вряд ли, все мужчины одинаковы. К чему менять шило на мыло? Сначала — ах, все для тебя, а потом станет как Борька. Ну, если так, то в таком случае их точно нужно менять каждые десять лет, чтоб не залеживались на диванах. Привыкают к женщине, как к ношеной куртке: тепло, удобно и необременительно.

Да, Борька постарел. Тогда тем более нельзя его бросать: кому он нужен такой, потрепанный да лысый. Хотя не такой уж потрепанный и совсем не лысый, но уже сорок. Говорят, самый опасный возраст у мужчин. Опасный в том смысле, что бегут из семьи, бегут от приближающейся старости, бегут к молодым, чтобы самим помолодеть. Ах, если бы Борька сбежал от нее! Вот тебе и выход! И не надо было бы заводить этот неприятный разговор. Максу легко говорить. Что она скажет мужу? «Давай останемся друзьями»? Бред. «Я люблю другого»? Еще хуже. «Борис, прости. Ты очень хороший»? Хуже некуда.

Максим негодяй! Если он так любит ее, пусть и решает все за нее. Пусть говорит сам Борьке, а ее просто заберет, увезет, украдет, как горцы. Но нет, так нельзя. Если честно, то и она не позволила бы. И он знает это. Сильная женщина должна решать все сама. Издержки эмансипации…

Страшно терять семью. Им втроем хорошо, и она должна нарушить эту гармонию? Во имя чего? Любви? Да, любви. Боже, как хочется любви! Чтоб глаза в глаза, чтобы вдвоем — на небеса, чтоб трепет, как в юности, а понимание, как в зрелости. Чтобы тепло и радостно, ново и неизведанно.

Она снова с тоской взглянула на мужа. Вот что с ним нового и неизведанного?

Борис перехватил ее взгляд, и на минуту глаза его прояснились:

— Ритуль, ты чего? Устала? Иди ложись. Я Вику дождусь.

— Хорошо.

Первые дни нового года она отсыпалась и ленилась, а потому почти не думала о предложении Макса. У нее еще масса времени — успеет решить. Но на работе, когда выдавалась свободная минута, уже не получалось отмахнуться от этих мыслей. Дни сменялись днями, приближался день встречи, а она все еще находилась в положении буриданова осла. То ей хотелось уйти к Максу немедленно, не было сил даже видеть мужа. Ленивый, самодовольный, от работы — к телевизору. Живет и радуется! Во имя чего живет? Она с ним прозябает, а лучшие годы проходят! В гости ходить не любит, в ресторан не хочет. Как жить с таким? Макс — он другой, он как рождественская конфетка: яркий, манящий, неожиданный. Даже Викуська иной раз тянет: «Пап, ну какой ты нудный!» Ей тоже, возможно, понравится новая семья, ведь мама рядом, для девочки это самое важное. Хотя нельзя не признать, что она привязана к отцу и многим пошла в него.

А на другой день ей становилось жалко до слез и Борьку, и Вику — всю их семью. И себя было жалко. Послать этого Макса подальше! Семнадцать лет где-то бегал, а теперь — бросай все и иди к нему! Она будет дурой, если согласится. И отчего он так на нее запал? Иллюзии юности! Да и где гарантия, что в один прекрасный день Макс не исчезнет, как тогда? А Борька всегда при ней, от него сюрпризов ждать не приходится. Но если следовать логике и все мужики одним миром мазаны, то и в Борьке уверенности нет. Вот, допустим, она откажет сейчас Максу, а через год муж уйдет к другой, к какой-нибудь молодой красавице вроде Маши. Теоретически такое возможно? Вполне. С чем тогда она останется? С чистой совестью? И с досадой на себя? А потом Макс ведь ясно сказал: если она выберет Борьку, он исчезнет из ее жизни навсегда. Потерять Макса еще раз! В ее серой жизни наконец-то появился луч света, отрада, маленькая, скрытая от посторонних глаз радость. Если этого не будет, для чего тогда жить? Ради семьи и ребенка? Из чувства долга? Это, наверное, правильно. Но почему-то нагло хочется жить для радости и любви, а не ради долга.

Рите не с кем было поговорить. Не с кем посоветоваться. С мамой? Упаси Бог! Если она оставит мужа, этого не поймет никто из ее родственников. Таких мужей не бросают. Подруги? Нет у нее близких подруг, которым можно душу вывернуть наизнанку, как когда-то Нине. Но Нина умерла десять лет назад, умерла молодой от неизлечимой болезни. Ужасно хотелось поговорить с кем-нибудь из близких, кто посочувствовал бы и понял. И Рита с удивлением отметила, что поговорить может только с Борисом, вернее, могла бы, если бы это не касалось его. Неужели он не чувствует, что происходит с ней? Он столько лет рядом. Если бы он сам заметил, стал расспрашивать… Но он ведет себя как всегда: ровен, спокоен, ласков. Как его оставишь? Но и Макса отпустить она не в силах. Миллионы женщин, попадая в такую ситуацию, поступают определенным образом, и только она, как больная, вцепилась в обноски своей нравственности и теперь стоит на перепутье. Дай она понять Максу, что будет регулярно встречаться с ним, и не только для того, чтобы пообедать, не станет шарахаться от него, он не был бы столь категоричен. Многие женщины любят одного, а живут с другим ради семьи. И умудряются быть счастливыми. А она строит из себя гордую и неприступную. Вот и довыделывалась!

Рита позвонила Максу за три дня до назначенной встречи. Он обрадовался:

— Ты хочешь мне что-то сказать?

— Нет. То есть да. Я хочу встретиться.

— Давай. В ресторане? Когда?

— Нет, не в ресторане. Записывай адрес. — И она продиктовала адрес своей сотрудницы, которая, уехав на море, оставила ей ключ, чтобы Рита поливала цветы.

— Записал. Когда встречаемся? Хорошо. — Он был явно заинтригован.

Рита приехала раньше на полчаса. Полила цветы. Вытерла пыль. Заварила чай. Хотя при чем тут чай? Выпить бы! Но она за рулем.

Макс пришел с точностью до минуты. В руках — роскошный букет нежно-розовых роз, бутылка шампанского, коробка конфет. Поцеловал, едва сняв куртку. Рита на первый поцелуй не отреагировала, она просто не заметила его, погруженная в свои мысли. Так бывает, когда ты сосредоточена только на том, что необходимо сделать, и настолько мучительно думаешь об этом, что, когда все действительно происходит, с трудом приходишь в себя. Рита была как натянутая струна. Она все решила. Оставалось лишь осуществить. Поэтому она не отстранилась от второго поцелуя, а буквально повисла на Максе. Он, не понимая, вглядывался в ее застывшее лицо с горящими глазами и хотел поговорить, но она не позволила, снова прильнув к его губам и снимая с него пиджак. Он был удивлен, но подчинился. Не прерывая поцелуя, они раздели друг друга и добрались до дивана в комнате. Тут Рита на минуту словно очнулась, достала и постелила чистое белье и снова прижалась к Максу. Он пробовал несколько раз начать разговор, но Рита поцелуем останавливала его, и он наконец сдался.

…Потом они долго лежали, и он легонько щекотал ей обнаженную руку, ожидая первых слов. Но не дождался. Рита молчала.

— Это значит — да?

Рита не ответила.

— Почему ты молчишь?

— А что я должна говорить? — протянула Рита. — Я тебя люблю. Видишь — пришла.

— Мы должны были встретиться в четверг. И по-другому. Два дня я бы подождал.

— Ты не рад сегодняшней встрече?

— Рад. Но ты не рада. Может, ты пришла попрощаться?

— Нет, я не хочу терять тебя.

— Значит, ты решила уйти от Бориса?

— Тоже нет.

— Что? — он приподнялся на локте, внимательно глядя на нее.

Выражение его лица не оставляло сомнений. Он сел и обхватил голову руками.

— Понятно. Я не смел тебе даже предложить такое. Я слишком уважал тебя — замуж позвал, а не в любовницы. А ты сама, как последняя…

От его слов она похолодела, не имея сил даже подняться или закрыться простыней.

— Я считал, что ты особенная. А ты, как все бабы, — расчетливая, продажная. И тут, и там, и Борьке, и мне. Тебе надо было сделать честный выбор — одному все, другому — ничего. А ты малодушно собираешься всю жизнь бегать и изменять мне с Борькой, Борьке со мной. Уже одно это говорит о том, что ты, в сущности, никого не любишь. Небось, две недели просчитывала, взвешивала, что лучше да кто выгоднее. Сравнивала, сравнивала — и не выбрала. Оба оказались нужны. А значит, никто.

Он сгреб в охапку одежду и ушел в ванную. Слышен был шум воды, затем — шорох в прихожей, хлопнула дверь, а она все лежала обнаженная на диване и казалась сама себе холодным белым изваянием…

Потом она не могла об этом даже думать. Жила как сжатая пружина, как натянутая струна, завязанный накрепко узел! Только так и могла жить. Ходила на работу, выполняла все с немыслимой до сих пор пунктуальностью. Вникала во все мелочи, словно не было ничего важнее. Задерживалась на работе, если возникала хоть малейшая надобность. Потом отправлялась домой: тщательно убирала, готовила ужин. С домашними была ровна, терпелива. Перестала бранить мужа за бесконечное лежание на диване у телевизора, а дочку за поздние прогулки. Викуське звонила чаще на мобильный и сидела по вечерам с мужем, пытаясь вникнуть в сюжет очередного боевика или в смысл политической программы. Читала, болтала с подругами по телефону, но главное — не вспоминала, не думала о последней встрече с Максом. Слишком свежо все было, больно. Как там говорила Скарлетт О’Хара: «Сейчас я об этом не буду думать. Подумаю потом, когда соберусь с силами». Но силы не приходили, наоборот, они таяли с каждым днем.

Два долгих зимних месяца показались ей вечностью. Она пошла в церковь. Неумело молилась, что-то шептала, крестилась, но легче не стало. Наверное, она не умеет молиться. Не посетило ее светлое чувство Божественной благодати и после службы. Единственное, что она поняла, пообщавшись с набожной бабкой у ворот церкви: на правом плече у человека сидит его ангел-хранитель, а на левом — нечистый. И если нечистый подталкивает тебя к дурным поступкам, то надо три раза плюнуть через левое плечо и не слушать его нашептывания. Наверное, она все же послушала его. Ведь если бы она столько не думала, то поступила бы так, как подсказывало сердце, как советовал ей сидящий на правом плече. И ничего бы не случилось. Не жег бы стыд при одном воспоминании о Максе.

Она уже не терзала себя мыслями: «Зачем я так сделала? Как же я могла?» Значит, могла. Никто ее силком не заставлял. Пружина потихоньку распрямлялась — нельзя же сдерживаться месяцами. Она нашла спасительный выход — заполнила свой день разными заботами: работа, дом, муж, дочь. Никогда раньше она не выслушивала так терпеливо рассуждений мужа о политике или о делах на работе, никогда не сидела так долго в комнате дочери, помогая ей с английским, на который Вика приналегла в последнем классе. Риту лет пять назад фирма отправила на интенсивные курсы английского языка, и теперь она вместе с дочкой освежала в памяти обороты английской речи. Заняла себя до предела. Понимала — иначе нельзя. Можно сорваться, сойти с ума. Ела кое-как, не было аппетита, похудела, стала как тень. Раньше пыталась на пару килограммов похудеть, даже на диетах сидела — не получалось. А теперь само собой вышло, без усилий. Муж отметил перемену в ней:

— Ты как-то изменилась.

— Хуже или лучше стала?

— Ни то, ни другое. Просто изменилась.

А Викуське понравилось, что мама начала проводить с ней больше времени. Вскоре дочь стала доверять ей сердечные тайны, чего раньше никогда не делала. На работе Риту отметили как перспективного сотрудника и повысили в должности, прибавив жалованья. Это событие они с семьей отметили в дорогом ресторане. Борька с Викой подарили ей новенький дамский кейс. Они были рады за нее.

А потом она заболела. Рита не знала, откуда пришла эта хворь, но однажды ночью у нее поднялась высокая температура. Не прошла она и к утру. Вызванный из поликлиники участковый выписал больничный и велел лежать. Через три дня его пришлось вызвать снова — температура не снижалась. Врач посоветовал звонить в «скорую» и лечь на обследование. В больнице поставили диагноз — двусторонний пиелонефрит. Короче, заболевание почек.

Рита пролежала в больнице до конца апреля, а потом уехала долечиваться в специализированный санаторий. На второй день после прибытия она поняла, чего именно ей не хватало: остаться одной, ослабить пружину, собраться с мыслями и снова стать самой собой. Санаторный день был плотно расписан. Все время от завтрака до обеда занимали процедуры, потом она шла обедать и отдыхала. Очень быстро спать днем вошло у нее в привычку. Потом — полдник и прогулка на свежем воздухе. Санаторий располагался среди зеленых предгорий, и она долго гуляла по дорожкам огромного санаторного парка. Затем пила минеральную воду у бювета и снова гуляла, а после ужина быстро засыпала в своем номере.

Такой режим действительно был лечебным. Уже через неделю она почувствовала, что выздоравливает. Ее самочувствие улучшалось день ото дня. И не только физическое, но и душевное. Она жила в двухместном номере одна, но совершенно не скучала. Ей не хотелось ни с кем видеться или говорить. Окружающих она почти не замечала, если не считать лечащего врача и медсестер, делающих ей процедуры.

Теперь она могла наконец-то спокойно обдумать то, что не давало ей покоя последние месяцы, и сегодня это событие уже не казалось ей таким позорным и ужасным, как тогда.

Что, собственно, произошло страшного? Недоразумение. Они с Максом не поняли друг друга. Она решила принести себя в жертву. А ему не нужна была эта жертва. Она сотни раз прокручивала в голове обидные слова, которыми он осыпал ее, и впервые почувствовала, что они больше не трогают ее. Да и не должны были трогать. Моральная сторона поступка уже не тревожила ее. Она сделала это! И какова бы ни была реакция Макса, она уже не могла ничего изменить. Ведь если бы он бросился целовать ей ноги и стал благодарить, содеянное ею ничуть бы не изменилось! А ведь он мог обрадоваться или принять все как должное. Тогда почему она должна расстраиваться из-за его поведения? Он во многом был прав. Она действительно пошла на это, хорошо все взвесив, рассчитав. Поступила по велению ума, а не сердца. Но и ее брак — тоже решение ума, а он не так плох. Значит, ее разум умнее сердца!

То, что своим поступком она разочарует, оттолкнет его от себя, Рита, конечно, не предполагала. Но, может, и в этом был высший смысл. И не с левого, а с правого плеча ей нашептывали. Сразу после этого она жила, словно зажмурив глаза, стараясь не думать, не вспоминать. Было нестерпимо стыдно. Стыд был главным и самым острым чувством, он вытеснял все другие. Потом было больно. Она все сделала, чтобы удержать его, и все равно потеряла. Затем пришла ненависть — жгучая, как песок в глазах. Да как он вообще посмел так с ней обращаться! Ворвался в ее спокойную размеренную жизнь, задурил голову, замучил требованиями и ультиматумами, довел до того, что она сама стала предлагать себя, как… бог знает кто, а потом бросил. Снова бросил! Не зря она не доверяла ему. И после женитьбы не сумела бы удержать его, задумай он уйти! Ведь и ему ясно, почему она решилась на эту связь. Чтобы сберечь семью и сохранить любовь. Но что было сохранять? Разве это любовь? В его понимании, может, и да. Но ей такая любовь не нужна.

Сейчас она уже не чувствовала ни стыда, ни ненависти. Все это отодвинулось в дальний угол ее жизни, как старые письма в пыльном чулане, которые все еще о чем-то напоминают, но о которых уже можно забыть.

Через две недели пребывания в санатории Рита кое-что изменила в своем распорядке дня. Она уже достаточно окрепла и начала позже ложиться спать, а прогулки по парку стали продолжительнее.

Она любила гулять по главной аллее, длинной и прямой, как стрела. По обе стороны аллеи стояли скамейки. Пышные кроны высоких деревьев тянулись к небу, которое здесь было удивительно низким, звездным по вечерам и ярко-голубым ранним утром.

Рита шла легким пружинистым шагом, высоко держа голову. Деревья расступались перед ней. Она ощущала себя полной сил и какой-то неведомой, но приближающейся радости. «Может, это радость обретения себя», — подумала она. Пройдя всю аллею, она вышла на широкий луг перед озером. Теперь небо было совсем близким. Белые перистые, будто размазанные, облака закрывали половину неба, но вдали, там, где уже садилось солнце, небо было нежно-синим, каким оно бывает в конце дня. Солнце постепенно клонилось к горизонту, прячась за пышное, словно взбитые сливки, облако. Вот оно совсем скрылось, и облако стало светло-розовым, и через него пробивались косые лучи. И вся эта картина была такой первозданно прекрасной, что Рита замерла. Она опустилась на траву около буйно цветущих кустов с маленькими белыми цветочками и смотрела на небо, ощущая необыкновенный трепет в душе.

— Такой красивый мир вокруг нас, а мы этого не замечаем.

Рита повернула голову и увидела тонкий мужской профиль. У сидевшего по другую сторону куста мужчины было худое истонченное лицо, напоминающее иконописный лик. Глубокие темные глаза с поволокой, прямой нос и четко очерченные губы. Он смотрел на нее отрешенно, словно не видел.

— Представляете? Я почти год не смотрел на небо, — доверительно сообщил он и снова поднял лицо вверх. — Ведь просто глядя на небо, уже можно стать немножко счастливее.

Рита была с ним согласна. И хотя она не любила случайных знакомств, что-то во внешнем облике этого человека внушало ей доверие. Его присутствие не мешало ей, как не мешала стрекоза на соседней травинке или птица на ветке.

— Мы носимся, как муравьи, привыкли смотреть только под ноги, и в суете не успеваем заметить эту красоту. А ведь нет ничего лучше, чем вдыхать запах молодой травы, любоваться цветением и смотреть на небо…

Он замолчал. Так они и сидели, он и Рита, сидели, пока солнце совсем не скрылось за горизонтом. Небо темнело, и лишь розовая полоска на западной стороне неба еще долго украшала ночную синеву. Обратно к бювету они шли вместе. Мужчина чему-то улыбался и молчал. Молчала и Рита. Они набрали воды и присели, не сговариваясь, на одну скамью. Рите показалось, что незнакомец хочет что-то сказать, и она не ошиблась.

— Знаете, мне удивительно хорошо в этом санатории. Место, что ли, здесь такое? Умиротворяющее. Не замечали?

Рита кивнула в знак согласия.

— За последний год я устал жить, — спокойно, не рисуясь, продолжал он. — А здесь я как будто снова пробудился к жизни.

— Вы очень больны? — спросила Рита, посчитав неудобным дальше молчать.

— Был. Я думаю, здесь нет здоровых людей. Но я устал не от болезни, а от всего, что сопутствовало ей. Мне долго не могли поставить правильный диагноз. А когда поставили, не знали, что со мной делать. То одно пробовали, то другое.

— А что у вас?

— Очень редкое заболевание почки. К счастью, все уже в прошлом. Но с больной почкой мне пришлось расстаться.

Рита допила воду и с сочувствием посмотрела на незнакомца.

— Как вы себя чувствуете…

— С одной почкой? Ничего. Неплохо. Люди могут жить и с одной почкой и даже не замечать этого. Надо только, чтобы почка была здоровая.

— А вторая у вас — здоровая?

— Вполне. Четыре месяца назад меня прооперировали. Врачи говорят, прогноз хороший. — Он усмехнулся. — За время болезни я потерял лучшего друга, квартиру, работу и жену. И вот сегодня впервые подумал: все, что ни делается, к лучшему. Даже моя болезнь. Я многое переосмыслил и понял. Когда полгода болтаешься между жизнью и смертью, все окружающее проявляется совсем в другом свете. Я увидел, как вы остановились возле меня, глядя на небо, и подумал, что ваше состояние сродни моему. Вас тоже что-то тревожило последнее время, а здесь вы смогли обрести покой…

Он не спрашивал, а словно рассказывал ей о ней. Поэтому она не стала ему отвечать, а лишь улыбнулась и пошла на ужин.

Они подружились. Нового знакомого звали Сергеем. Он был застенчивым и немного не от мира сего. Но рядом с ним ей было спокойно и уютно. Оказалось, что они из одного города и почти ровесники. Но не это сближало их. Они были как будто настроены на одну волну, одинаково воспринимали окружающий мир и даже говорили иногда одновременно. Наверное, перенесенные страдания сделали их в чем-то похожими, а может, это все было лишь проявлением необыкновенной энергетики здешних мест. И как-то так вышло, что они стали рассказывать друг другу о своей прошлой жизни. Рите было легко говорить ему о Максе, Борисе, как будто Сергей был не свободным и еще молодым мужчиной, а ее лучшей подругой. Она не думала, поймет ли он ее, просто рассказывала о том, что давно томило душу. Но, к ее удивлению, он все понял. Он понял мотивы ее поступков и не осудил. Похоже, он никого и никогда не осуждал, принимая людей такими, какие они есть.

— Ты все-таки не оставила мужа, ведь вы столько прожили вместе, что это не дало тебе уйти. А моя жена ушла. Ушла к моему другу. К лучшему другу! Ушла, когда мне поставили страшный диагноз. Не могла подождать до развязки. Пришла в больницу и сообщила, что давно его любит. Еще с юности. Я пытался понять. Пытался поставить себя на ее место. И ничего не понял. Почему она не ушла раньше? Зачем надо было ждать моей болезни? Чтобы ударить лежачего? Неужели все это только ради жилья?

— А что, у твоего друга нет квартиры?

— Квартира есть, но он жил с мамой. Да и вообще его материальное положение нельзя было тогда сравнить с моим. Моя жена, моя бывшая жена, — поправился он, — продала нашу квартиру, вернее, квартиру моих родителей, пока я лежал в больнице. Если бы я не настоял, она забрала бы все, она уже списала меня со счетов. Но я потребовал треть суммы наличными и уехал за границу, в очень хорошую и дорогую клинику. Благодаря этим деньгам я сейчас жив.

— А жена? Она счастлива с этим твоим другом?

— Не знаю. Не интересовался. Наверное, она очень огорчится, узнав, что больше ей не на что рассчитывать.

— А на что еще она может рассчитывать?

— Ну, кое-какие деньги от продажи квартиры у меня еще остались. Квартира была в центре, в престижном районе. У меня есть машина и дом в пригороде, доставшийся мне в наследство от тетки. На все это она могла бы претендовать, но только в случае моей смерти, а не развода.

— Какие ужасные вещи ты говоришь! Что же за человек твоя жена?

— Обыкновенный человек. Немного добрый, немного корыстный. Знаешь, Рита, мне было так страшно умирать, что ее уход не вызвал той боли, которую я наверняка испытал бы, будь я здоров. Я посмотрел на нее — и как-то вдруг разглядел ее всю, с ее низкой душой, расчетливостью, цинизмом, примитивными хитростями. Наверное, близость смерти обостряет восприятие окружающего. Не будь я так измучен, то, пожалуй, даже пожалел бы ее. Но мне стало тошно! Ведь я прожил с ней больше десяти лет, да так и не сумел разглядеть. Я согласился на продажу квартиры, лишь бы больше никогда ее не видеть.

— А детей у вас нет?

— Общих — нет. У нее есть сын от первого брака. И я был бы рад воспитывать его. Но он живет с ее родителями в деревне. А она не хотела больше иметь детей… Я не считал себя вправе давить на нее.

— Ужасно, когда близкие люди делают заведомую подлость и словно не замечают этого, — тихо проговорила Рита, и каждый задумался о своем.

Их совместные прогулки продолжались до самого отъезда. Наступало лето, с его длинными днями, светлыми вечерами, полуденным зноем. В парке вовсю закудрявилась зелень. Каштаны уже отцветали. По вечерам пахло сиренью. В озере плескались дети. Сергею и Рите нельзя было купаться, и они приходили сюда просто посидеть у воды, наблюдая, как красный диск солнца исчезает за дальним лесом.

Рита успела много узнать о своем знакомом. Знала, что он архитектор. Делает проекты частных домов. Работал в крупной строительной компании. Несмотря на большой перерыв в работе, его с радостью приняли после болезни. Она догадалась, что в определенных кругах он человек известный, хотя и не привык это показывать. В свободное время он любил вырезать по дереву и доставшийся ему в наследство дом за несколько лет перестроил сам, надеясь порадовать жену и преподнести ей сюрприз к годовщине их свадьбы. Жена, как и многие выходцы из деревни, не хотела жить за городом, стремилась к городской жизни. Это сейчас стало ясно, что ее прельстила квартира в центре и прописка. А поскольку она вышла замуж по расчету и сердце ее было свободно, то она вполне могла полюбить его друга.

Сергей был приятный человек и привлекательный мужчина, несмотря на страшную худобу. Но за последние недели он посвежел и уже не был похож на святого с иконы. Рита тоже поздоровела, прибавила в весе, у нее округлились щеки, в глазах появился прежний блеск. Накануне отъезда она глянула в зеркало и приятно удивилась. Она даже помолодела! Рита отправилась в парикмахерскую и сделала себе легкую завивку. Такая прическа с темными кудрями до плеч всегда шла ее чуточку удлиненному лицу, делала его миловиднее и круглее.

Первым ее новый облик оценил, конечно же, Сергей. Они встретились, как всегда, за ужином. И в его глазах впервые за время их знакомства Рита заметила что-то похожее на мужской интерес.

— Ты очень красивая, Рита, — откровенно сказал он. — Эта прическа тебе удивительно идет.

Рита засмеялась от удовольствия. Она знала, что выглядит действительно хорошо.

Борис встретил ее на вокзале. Был, как всегда, спокоен, рад, но чем-то озабочен. Рассеянно поцеловал ее в подставленную щеку и даже не заметил новой прически.

— Что случилось? Что-то с Викой?

— С Викой все нормально. Ты вовремя приехала. Завтра у нее последний звонок. Потом экзамены.

— Тогда что?

— Да ничего.

— Не рассказывай, Боря. Я тебя знаю.

Он смущенно почесал затылок.

— На работе кадровые перестановки.

— Тебя понизили?

— Наоборот.

— Так это же здорово! Или что-то не так?

— Как тебе сказать. Место не совсем мое, и команда не очень нравится.

— Ты не горячись, попробуй сначала.

— Ну, я и пробую. У меня испытательный срок.

— Вот и отлично! Это все?

Он пожал плечами:

— Да.

— А вообще как дела? Что у нас новенького?

— Приходила бабушка, — сообщил Борис, подразумевая свою мать. — Подарила Вике котенка.

— Этого только не хватало!

— Я тоже так сказал. Но Вика вцепилась в него. «Не отдам, и все!» — говорит. Хоть ты с ней поговори.

— Ладно, разберусь. Что еще?

— Вика решила поступать в Москву, в иняз.

— Все-таки в иняз.

— Да. Кто-то должен с ней поехать.

— Ну, этим «кто-то» не могу быть я, — развела руками Рита. — Мне и так пошли на встречу: внеочередной отпуск дали после больничного. Надо и совесть иметь. Боря, солнышко, возьми отпуск, поезжай с ней. Хотя бы устрой, потом можешь возвращаться.

— Да я и сам понял. Однако это назначение сейчас совсем не вовремя.

— Но от такого же не отказываются.

— Вот именно.

Борис вырулил со стоянки, и машина стала плавно набирать скорость.

— Да, знаешь, какая новость? С нашими соседями? Вадим от Светки ушел.

— Да ты что?

— И к кому!

— К кому? — переспросила Рита.

— Помнишь, Макс на Новый год к нам девицу приводил?

— Машу?

— Машу! Та еще штучка!

— Ты ведь за ней весь вечер приударял!

— Я? — покраснел Боря.

— Да, да! Ты. Прямо голову потерял, как увидел! На меня за всю ночь даже не взглянул. Все Маша, Маша.

— Не выдумывай!

— Я говорю то, что видела.

— Да ладно тебе. Ну, красивая, конечно, шалава.

— Ничего она не шалава. Вот мужики! Сами слюнями исходят, а потом обзывают!

— Да мне за Вадьку обидно! Ведь они со Светкой хорошо жили. Семья была. А теперь что?

— По-моему, в тебе говорит обида на то, что соседа сманили в другой дом. Так было удобно: звякнул, и через пять минут есть с кем пивка попить.

— Ну, и это тоже, — засмеялся Борька.

— А мне Маша понравилась. Как знать, может, они вместе будут счастливы. Что он видел со Светкой, кроме постоянных скандалов?

— Да, в общем, ты права, — согласился муж. — Светка — редкостная стерва…

Они добрались домой. Навстречу выбежала соскучившаяся Викуська. Потом они долго и шумно ужинали. Котенок оказался таким прелестным, что сердце Риты дрогнуло и она разрешила дочке оставить нового домочадца, которого нарекли Дусей, поскольку это была девочка. Борис сидел спокойный и благодушный, но что-то в его поведении тревожило Риту.

— Макс звонил? — прямо спросила она, подумав, что оттуда ветер дует.

— Нет, я звонил ему. Когда узнал про Вадима. Светка сюда приходила. Сначала жаловалась, а потом стала просить телефон Макса. Вроде как для того, чтобы узнать у него о Маше. — Борька понимающе усмехнулся. — Вот я и звонил ему. Спрашивал, давать ей телефон или нет. А он: «Зачем она мне нужна?»

Лицо мужа было невозмутимым. Значит, не то.

— Ну и как у него дела?

— Нормально. С Машей у них, ясное дело, не вышло. Я предложил встретиться. А он: «Пока некогда».

Было заметно, что он обижен на друга. И Рита выбросила свои подозрения из головы. Может, ей просто показалось, что муж удручен.

Июль был не жарким. Большая редкость для их местности. Столбик термометра время от времени поднимался до двадцати пяти градусов и снова опускался до двадцати. Для Риты это была самая лучшая погода. На новой должности работы прибавилось, но сама работа стала интереснее. Когда ты почти все дни проводишь в офисе и можешь отдохнуть только вечером и в выходные, начинаешь ценить подарки природы.

Вечерами было прохладно, но Рита все-таки иногда приезжала к озеру искупаться после работы. Вода была теплая, но она еще осторожничала — окунется быстренько и на берег. Приготовит на ужин салат и смотрит по DVD любимые старые фильмы. Если бы увидел Борис, обязательно стал бы ворчать: «Сколько можно смотреть это». А она могла. И смотрела! И рязановский «Служебный роман», и «Москва слезам не верит», с его обнадеживающей фразой: «В сорок лет жизнь только начинается». Ей недавно исполнилось тридцать восемь. День рождения она не отмечала, не считая легкого фуршета на фирме. Родители и муж с дочкой поздравили ее по телефону.

Викуська таки поступила. Платить, правда, придется довольно много. Но они сейчас могут себе позволить выучить единственную дочь, хотя проживание в Москве очень дорогое.

Сегодня последний день ее одиночества — завтра приезжает Борис. Викуська поселится в общежитие и тоже вскоре приедет немного отдохнуть. Как они будут без нее? Рита скучала по ней, по Борису и… по Сергею. Такой милый человек! До чего приятно было с ним общаться! Борька у нее хороший, но с ним вот так обо всем на свете не поговоришь. Ему не интересны ее женские проблемы. Он и пяти минут слушать не стал бы. А с Сергеем они говорили часами. Рите очень хотелось увидеться с Сергеем, просто увидеть его, поговорить.

Странно, они стали почти друзьями, но не оставили друг другу никаких координат, хотя бы номера телефона. Рита уехала утром, не повидавшись с ним, а накануне вечером почему-то постеснялась оставить ему свой телефон. Решила, что сделает это утром. А утром проспала, торопилась и забыла, спохватилась уже в поезде. Досадно было. И грустно. Она часто вспоминала его. Когда с ней происходил какой-нибудь забавный случай, она мысленно рассказывала ему. И, как тогда, видела его глубокие глаза, слышала неторопливую речь. Она часто разговаривала с ним, словно он был рядом. Проходили дни, а воспоминания не тускнели. И вот сегодня она решила постирать свои джинсы. Прежде чем положить их в машинку, она по привычке проверила содержимое карманов и в заднем кармане обнаружила визитку. Название фирмы ни о чем не говорило ей, и она хотела уже выбросить карточку в мусорное ведро, как вдруг взгляд ее задержался на имени: «Сергей Петрович Денисов, архитектор». Сердце ее радостно подпрыгнуло. Его визитка. Наверное, потихоньку засунул ей в карман, а она даже не почувствовала. Как похоже на него! Постеснялся, не хотел быть навязчивым. Глупый какой!

Сегодня уже поздно, а завтра она позвонит ему. Позвонит в обеденное время, поговорит минуту, чтобы не подумал чего. Да он и не подумает.

Борис приехал поздно, часов в одиннадцать. Ужин давно остыл. Рита уже начала волноваться. Поезд приходил в семь часов. От вокзала — полчаса езды. Сам же отказался от ее предложения встретить его. «Не надо. Отдыхай. Такси возьму», — сказал. Мобильный отключил. Что-то в его голосе опять не понравилось ей. Несмотря на кажущееся благополучие, в их с мужем отношениях появилась едва заметная трещинка. Рита это почувствовала еще до санатория. Эта трещинка стала расти, расширяться. А она с каким-то безразличием смотрела на это и ничего не предпринимала. Борис стал приходить позже, отмечала она. Отказывался от ужина. То был раздражен, то ходил с виноватым видом. Завел любовницу? Подобное предположение так не вязалось с ее мужем, что казалось просто нелепым.

…Борис поцеловал ее в щеку, не переоделся, от ужина и душа отказался. Присел в кресло у дивана, на котором сидела Рита, и посмотрел на нее с тем удрученно-виноватым выражением, которое теперь почти не сходило с его лица.

— Рита, нам надо поговорить, — начал он.

Ну, вот оно. Она не изменила позы, не испугалась. Она сразу безошибочно поняла, о чем будет разговор. Это была ее прощальная речь — речь, которую она так и не произнесла, положив свои чувства на алтарь семейного благополучия. Он все говорил и говорил. И почти теми же словами, которые готовила она для него:

— …Мы прожили с тобой восемнадцать лет… И прожили хорошо… Но что-то ушло из нашей жизни… Я и теперь не уверен, любила ли ты меня вообще… Ведь если любишь человека, то желаешь ему счастья… Я не хочу и не могу больше обманывать тебя… Я буду оплачивать учебу Викуськи… Я всегда тебе помогу… Я все для тебя сделаю…

Где-то она уже это слышала! «Это все — для тебя!» А потом: раз не по-моему, то и не надо. Да откуда они знают, что ей нужно? Может, сейчас ей нужны лишь те иконописные глаза с поволокой, а не эта комедия на тему «развод по-русски». Она задала мужу лишь один вопрос:

— Когда это началось?

— Когда ты лежала в больнице, — извиняющимся тоном школьника ответил Борис.

Рита на минуту задумалась: как это все похоже… потом прыснула и засмеялась. Она понимала, что это выглядит как начинающаяся истерика, но ничего не могла с собой поделать. Борис изменил ей, когда она заболела. А ведь правда, за все прожитые с ним годы она ни разу не лежала в больнице, не считая роддома. Рита хохотала и не могла остановиться. Она смеялась так громко и долго, что Борис, сначала было улыбавшийся, вопросительно посмотрел на нее: уж не истерика ли, но, поняв, что это просто смех, неудержимый веселый и потому оскорбительный, покраснел от негодования, вскочил и стал запихивать в чемодан вещи.

А Рита продолжала смеяться. Какая глупость все ее переживания! Как, оказывается, все просто и легко! И никому никого не жаль. Как там сказал Сергей? Все к лучшему. Год назад она мечтала о том, чтобы муж ушел. Сам ушел. Не могла его бросить. А он сделал это, как только она заболела. Но почему ей смешно? Ведь должно быть обидно? Жалко должно быть. Но жалко не было.

Борис собрался и стоял перед ней с чемоданом в руках.

— Все? Успокоилась?

Рита кивнула, еще посмеиваясь.

— Странная у тебя реакция, — сказал он, покусывая губы, обижаясь, что из такой драматической ситуации жена сделала комедию.

— А ты ждал, чтобы я в тебя утюгом запустила? Или на колени бросилась, уговаривая остаться?

— Ну, это было бы как-то естественнее… Не пойму я тебя… Ты меня не любила, что ли, никогда?

Господи! Уходит от нее к другой женщине и интересуется, любила ли она его! Странные все-таки эти мужчины!

Борис топтался на месте с каким-то потерянным видом, словно ждал, что она скажет: «Никуда ты не пойдешь». Но Рита сказала другое:

— Не в том дело. Просто я все знала. И только ждала, когда ты осмелишься…

— Ты хочешь сказать…

— Ничего не хочу. Я желаю тебе счастья. И благодарна тебе за честность. Так лучше, чем… Спасибо, что будешь помогать Вике. Надеюсь, мы останемся друзьями.

— Ты даже не спрашиваешь, почему…

— Догадываюсь. Там будет ребенок.

Борька потрясенно взглянул на нее.

— Так ты действительно знаешь?

— Это догадка. Не трусь. Ты правильно решил.

После этих слов Борису пришлось уйти, но весь его вид выражал недоумение и разочарование тем, что его так легко отпустили. Он приготовился ко всему: к слезам, обвинениям, ругательствам, даже, возможно, к пощечине, но то, что произошло, не лезло ни в какие ворота. И вместо благодарности он почувствовал глухую злобу и, уходя, громко хлопнул входной дверью. Она никогда не любила его! Но все же к его злобе примешивалось невольное восхищение женой.

Рита никогда не меняла номера мобильного — в основном из-за работы. Старые контакты нет-нет да и всплывали иногда. И если номер оставался неизменным, это было удобно. Особенно когда домашний телефон часто менялся. Они всего год прожили с Борисом в новой квартире. Потом продали ее. Некоторое время она снимала жилье, а два года назад опять переехала. Но не в квартиру. Хотя квартира у нее была. Двухкомнатная, рядом с родителями. На всякий случай. А вдруг Викуська захочет вернуться?

Но нет, не захочет. Прижилась она в Москве — подружки, работа. Хотя Вика пока еще учится. Но то, что ее с неоконченным высшим пригласили в солидную фирму переводчиком, говорит само за себя. И молодой человек у нее уже есть. Живут вместе. Сейчас это называется «гражданский брак». Вот у них с Сергеем — церковный, они обвенчались полгода назад, как только Рита сообщила ему о своей беременности. На время декретного отпуска они перебрались сюда, в Голубиное. Так называется деревня, где тетка Сергея оставила ему дом в наследство.

Как только Рита увидела дом, так и влюбилась в него. Просторный, деревянный, с резными наличниками — Сережина работа. Ставни зеленые расписные. Печка изразцами выложена. На второй этаж ведет деревянная лестница с резными перилами. Все в доме есть: и удобства, как в современной квартире, и старые антикварные вещи, принадлежащие роду Денисовых по мужской линии.

Они ждут мальчика. Говорят, правда, что поздно уже рожать и опасно, но она знает, что все у нее будет хорошо. Она вытирала портрет деда Сергея, когда раздался звонок мобильного. Кто б это мог быть? С работы ее уже не беспокоят, а родители и Вика ее домашний знают. Номер был незнакомый. Странно.

Вчера так же, на мобильный, звонил бывший муж, Борька. Не ладилась у него семейная жизнь, хотя новая жена родила ему ребенка — тоже девочку. И теперь иногда он звонил Рите и жаловался на жизнь. Рита его утешала. «Эх, дурак я был…» — ныл он время от времени. И она уговаривала его потерпеть и не расстраиваться. «Как у тебя?» — с надеждой каждый раз спрашивал он и огорчался, услышав: «У меня все прекрасно!»

Они встречались, когда приезжала Вика. Он приходил без жены. Пожимал руку Сергею. Топтался, как неприкаянный. Эта манера гарцевать на месте появилась в его новой жизни. «Значит, плохо ему», — подумала Рита. И жалела. Ведь сама она была счастлива.

— Алло.

— Рита?

— Да.

— Это Макс.

— Макс?

— Да, Макс. Не узнала?

— Теперь узнала. Слушаю тебя.

— Вот. Решил позвонить.

— Да-да, я слушаю. — Рита продолжала вытирать пыль на портрете деда. У деда были такие же глаза, как у Сергея, и портрет напоминал икону.

— Рита… Ты прости меня… Я был дураком…

Господи, вчера это же говорил Борис! У них что, один репертуар на двоих?

— Прости, если можешь.

— Да что ты, Макс. Я давно простила. И думать забудь. Как твои дела?

— Никак. Все есть и нет ничего. Не складывается у меня с женщинами.

— Ну не расстраивайся, все у тебя будет хорошо. Ты еще молодой. Встретишь ту единственную…

— Уже встретил и потерял, еще раз встретил — и опять потерял… У меня никогда не было больше такой, как ты. Мы были созданы друг для друга…

— Не думаю. Теперь я точно знаю, для кого я была создана.

— Ты его так любишь?

— Очень.

— Больше, чем когда-то меня?

— Прости…

Макс еще что-то говорит, но она не слушает его, потому что видит из окна, как во двор въезжает машина. Сережа приехал! Она быстро заканчивает разговор и выбегает на залитый солнцем зеленый двор. Сладко пахнет черемухой. Сережа выходит из машины, достает пакет с продуктами и букет крупных ромашек. Он поправился, от былой худобы не осталось и следа, хотя и полным его не назовешь. Сначала она побаивалась, не подвела бы единственная его почка, и очень обрадовалась, узнав, что у них идентичная кровь — и группа, и резус, все одинаковое. Теперь она не боится. У них три почки на двоих. Не так уж мало.

Он улыбается, глядя на ее счастливое лицо. А она подбегает и прячет свой округлившийся живот в его объятиях. Его губы пахнут ромашками, а ладонь нежно прижимается к ее животу.

— Как вы?

— Прекрасно, — отвечает она. — Снова звонила мама и вздыхала, что рожать после сорока опасно.

— Испугала тебя?

— Нет. Я знаю, что, пока ты со мной, ничего плохого произойти не может. Дай сюда ромашки! — капризным голосом тянет она, видя, что он спрятал букет за спину, дразня. — Дай! Это же для меня!

Он отдает букет и нежно прижимает ее к себе:

— Конечно, для тебя. Здесь все — только для тебя…