Но кроме кратковременных связей и мимолетных увлечений у Пушкина в Кишиневской ссылке – было два относительно серьезных чувства, которые он испытал сначала к Калипсо Полихрони, а потом к Пульхерии Варфоломей. Правда, его связь с гречанкой-беженкой Калипсо (это имя носила нимфа, заворожившая Одиссея) имела скорее литературный, чем любовный оттенок. Говорили, что в 1810 году она встречалась с Байроном в Константинополе, в чьих объятиях впервые познала страсть. Пушкин решил принять эстафету от великого английского романтика не только в области поэзии. Вот как характеризует Калипсо Полихрони хороший знакомый поэта, чиновник Ф.Ф. Вигель:

«Она была невысока ростом, худощава и черты лица у нее были правильные, но природа захотела сыграть дурную шутку, посреди приятного лица ее прилепив ей огромный ястребиный нос. У нее был голос нежный, увлекательный, не только, когда она говорила, но даже когда с гитарой пела мрачные турецкие песни… Ни в обращении ее, ни в поведении не видно было ни малейшей строгости, если б она жила в век Перикла, история, верно, сохранила бы нам ее вместе с именами Фрины и Лаисы». (Фрина и Лаиса – знаменитые древнегреческие гетеры – А.Л.). Пушкин посвятил Калипсо Полихрони вдохновенное послание "Гречанке":

Ты рождена воспламенять

Воображение поэтов,

Его тревожить и пленять

Любезной живостью приветов,

Восточной странностью речей,

Блистаньем зеркальных очей

И этой ножкою нескромной…

Ты рождена для неги томной,

Для упоения страстей..

Однако он скоро охладел к ней. Мрачный характер гречанки вряд ли мог удовлетворить жизнерадостного поэта. «Пушкин никогда не был влюблен в Калипсо, – утверждал И.П. Липранди, – т.к. были экземпляры несравненно получше, но ни одна из бывших тогда в Кишиневе не могла в нем порождать ничего более временного каприза»

Одним из домов местной молдавской знати, часто посещаемых поэтом, был дом Егора Кирилловича Варфоломея, богатого купца, члена верховного совета Бессарабии. Он был радушен и гостеприимен. Свернув под себя ноги на диване, сидел он с чубуком в руках и встречал гостей всегда приветливым "просим". Дочь Варфоломея, Пульхерия, очень понравилась Пушкину, хотя она резко отличалась от страстной гречанки, была вялой и малоподвижной. Известный литератор Вельтман А.Ф. рассказывает следующее: «…Пульхерица была полная, круглая, свежая девица; она любила говорить более улыбкой, но это не была улыбка кокетства, нет, это просто была улыбка здорового, беззаботного сердца… Пушкин особенно ценил ее простодушную красоту и безответное сердце, не ведавшее никогда ни желаний, ни зависти..». Красивая девушка не блистала также и особенным умом, и многие сватавшиеся к ней молодые люди очень скоро отказывались от своих исканий.

«Смотря на Пульхерию, которой по наружности было около восемнадцати лет, – продолжает Вельтман, – я несколько раз покушался думать, что она есть совершеннейшее произведение не природы, а искусства… Все движения, что она делала, могли быть механическими движениями автомата… И я присматривался к ее походке: в походке было что-то странное, чего и выразить нельзя. Я присматривался на глаза: прекрасный, спокойный взор двигался вместе с головою. Ее лицо и руки были так изящны, что мне казались натянутою лайкой…" Поэт посвятил ей стихотворение "Дева". Недолго увлекался поэт и Пульхерией Варфоломей. Правда, уже находясь в Одессе, он писал Вигелю в Кишинев: «Пульхерии Варфоломей объявите за тайну, что я влюблен в нее без памяти…» Искренние ли эти чувства поэта, или шутливая болтовня, трудно догадаться. Одно несомненно, юная молдаванка затронула сердце поэта. Это видно хотя бы из того, что Пушкин поместил ее имя в первом «Дон-Жуанском списке».

Из других домов кишиневской знати Пушкин любил посещать семейство Ралли. Две хорошенькие девушки: Екатерина и Мариола (или Майгин) привлекали поэта своим умом, начитанностью и говорливостью. Особенно вторая – младшая дочь Ралли, девушка лет восемнадцати, приятельница Пульхерии. Мариола была, по словам И.П. Липранди «гораздо красивее последней и лицом, и ростом, и формами, и к тому же двумя или тремя годами моложе». Пушкин очень любил с ней танцевать. Находясь в Одессе, Пушкин, видимо, получил от них письмо и в ноябре1823 года написал ответ. Хочется привести отрывки из этого письма:

"Да, конечно, я угадал, кто они, эти две прелестные женщины, удостоившие вспомнить об одесском, ранее кишиневском отшельнике. Я тысячу раз облобызал эти строки, напомнившие мне столько безумств, мучений, ума, грации, вечеров, мазурок, и т. д… Увы, милая Майгин, вдали от вас, раздраженный, унылый, я теряю свои способности и утратил даже талант к карикатурам… У меня одно лишь желание – снова вернуться к вашим ножкам и посвятить вам, как говаривал милейший поэт, тот кусочек жизни, который мне еще остается… Приезжайте ради бога, у нас будут, чтобы привлечь вас, бал, итальянская опера, вечера, концерты, поклонники, вздыхатели, все, что вы пожелаете. Я буду передразнивать обезьяну, злословить и нарисую вам г-жу В….. в 36 позах Аретина. (Аретино Пьетро – итальянский поэт XVI века, автор эротической поэмы "Странствующая блудница" – А.Л.).

Кстати по поводу Аретина: должен вам сказать, что я стал целомудрен и добродетелен, т.е., собственно говоря, только на словах. Ибо на деле я всегда был таков. Истинное наслаждение видеть меня и слушать, как я говорю. Заставит ли это вас ускорить ваш приезд? Приезжайте, приезжайте во имя неба, и простите свободу, с которой я пишу к той, которая слишком умна чтобы быть чопорной, но которую я люблю и уважаю…

Что до вас, прелестная капризница, чей почерк заставил меня затрепетать, то не говорите, будто знаете мой нрав; если бы вы знали его, то не огорчали бы меня, сомневаясь в моей преданности и в моей печали о вас».