"Однако с весны 1828 года Пушкин снова во власти брачной лихорадки. Молодые девушки аристократических семейств вновь становятся объектом его внимания. Одной их них была Александра Осиповна Россет, фрейлина императрицы Александры Федоровны, жены Николая I.. А. Россет была невысокого роста, красоты выдающейся и оригинальной. У нее были правильные, строгие черты смугло-румяного лица; очень образованная и умная, с острым язычком, она никому не давала пощады. Отец ее был француз, мать – Н.И. Лорер (сестра декабриста) полунемка, полугрузинка. «От Россетов, – писал один из ее биографов, – она унаследовала французскую живость, восприимчивость ко всему и остроумие, от Лореров – изящные привычки, любовь к порядку и к музыке, от грузинских своих предков – лень, пламенное воображение, глубокое религиозное чувство, восточную красоту и непринужденность в обращении».

Познакомившись с Россет на балу у Е.М. Хитрово, Пушкин вступил в ряды ее поклонников. Правда, отношения их все же оставались далекими, несмотря на ее дружбу со многими литературными знаменитостями. «Ни я не ценила Пушкина, ни он – меня, – вспоминала впоследствии Александра Осиповна (по мужу Смирнова). – Я смотрела на него слегка, он много говорил пустяков, мы жили в обществе ветреном. Я была глупа и не обращала на него особенного внимания». Однако, уже на балу у Карамзиных, увидев уходящего Пушкина она сказала: «Пойдемте со мною танцевать, но так как я не особенно люблю танцы, то в промежутках мы поболтаем». Пушкину понравилось, что среди высшего круга Александра Россет хорошо и выразительно говорила по-русски. С этого дня началось их сближение.

Ее красота, столько раз воспетая поэтами,- не величавая и блестящая красота Софьи Урусовой (Россет была очень невысокого роста), а южная красота тонких, правильных линий смуглого лица и черных, бодрых, проницательных глаз, вся оживленная блеском острой мысли, ее пытливый, свободный ум и искреннее влечение к искусству, поэзии, знанию, скоро создали ей при дворе и в свете исключительное положение. Дружба с Плетневым и Жуковским свела ее с Пушкиным, и скромная фрейлинская келья на четвертом этаже Зимнего Дворца сделалась местом постоянного сборища всех знаменитостей тогдашнего литературного мира.

«Жуковский прозвал ее небесным дьяволенком. – вспоминал князь П.А. Вяземский. – Кто хвалил ее черные глаза, иногда улыбающиеся, иногда огнестрельные; кто – стройное и маленькое ушко, кто любовался ее красивою и своеобразною миловидностью. Несмотря на светскость свою, она любила русскую поэзию и обладала тонким и верным поэтическим чутьем. Она угадывала (более того, она верно понимала) и все высокое, и все смешное. Обыкновенно женщины худо понимают плоскости и пошлости; она понимала их и радовалась им, разумеется, когда они были не плоско-плоски и не пошло пошлы. Вообще увлекала она всех живостью своею, чуткостью впечатлений, остроумием, нередко поэтическим настроением. Прибавьте к этому, в противоположность не лишенную прелести, какую-то южную ленивость, усталость. Вдруг она расшевелится или теплым сочувствием всему прекрасному, доброму, возвышенному, или ощетинится скептическим и язвительным отзывом на жизнь людей. Она была смесь противоречий, но эти противоречия были, как музыкальное разнозвучие, которые, под рукою художника, сливаются в странное, но увлекательное созвучие.

Сведения ее были разнообразные, чтения поучительные и серьезные, впрочем, не в ущерб романам и газетам. Даже богословские вопросы, богословские прения были для нее заманчивы… Прямо от беседы с Григорием Назианзином или Иоанном Златоустом влетала она в свой салон и говорила о делах парижских с старым дипломатом, о петербургских сплетнях, не без некоторого оттенка дозволенного и всегда остроумного злословия, с приятельницею, или обменивалась с одним из своих поклонников загадочными полусловами, т. е. по-английски "flirtation».

"И вся была из противоречий, отмечает В. Вересаев. То бойкая, неугомонная «егоза», как назвал ее Пушкин, то вся охваченная прелестной южной ленивостью и неподвижностью: то сердечная, отзывчивая на всякое горе, приходящая в восхищение от всего доброго, то колючая, язвительная, со скептической усмешкой глядящая на жизнь и людей; ее глаза то искрились весельем и радостью, то смотрели с глубокой тоской. Светски воспитанная, прекрасно знавшая по-французски, Александра Россет любила говорить по-русски в обществе, где разговорным был язык Вольтера и Дидро, и смело употребляла такие выражения, как «к черту», «втюрилась», «как бишь его» и т.п. Бойкая и очень привлекательная, она в то же время хорошо умела держать поклонников в узде, – «придворных витязей гроза», писал о ней Пушкин.

Однажды, когда влюбленный в нее В. А. Перовский попробовал ее обнять, она дала ему пощечину; но, когда хотела, она умела ослабить узду и доходить до самой опасной черты.

Обстановка при дворе не была очень строгой и молоденькая Россет неизбежно становилась объектом пошлых ухаживаний и сексуальных домогательств. Моральный >С.Т. Аксаков писал своему сыну: «Недоступная атмосфера целомудрия, скромности, это благоухание, окружающее прекрасную женщину, никогда ее не окружало, даже в цветущей молодости». С таким же чувством непонимания и внутреннего возмущения вспоминал о Смирновой-Россет и его сын И. С. Аксаков.: «Я не верю никаким клеветам на ее счет, но от нее иногда веет атмосферою разврата, посреди которого она жила. Она показывала мне свой портфель, где лежат письма, начиная от государя до всех почти известностей включительно. Есть такие письма, писанные к ней чуть ли не тогда, когда она была еще фрейлиной, которые она даже посовестилась читать мне вслух – столько мерзостей и непристойностей. Много рассказывала про всех своих знакомых, про Петербург, об их образе жизни, и толковала про их гнусный разврат и подлую жизнь равнодушным тоном привычки, не возмущаясь этим».

Но именно эти качества и нравились Пушкину. Поэт сам любил поскабрезничать. Тот ж Аксаков писал Шевыреву: «С неделю тому назад, завтракал я с Пушкиным, Мицкевичем, и другими у Погодина. Первый вел себя ужасно гадко, отвратительно; второй – прекрасно. Посудите, каковы были разговоры, что второй два раза принужден был сказать: "г.г.. порядочные люди и наедине и сами с собой не говорят о таких вещах". Александра Осиповна вела свободный разговор и с Пушкиным. Позже, в своей "Автобиографии", она приводит свою беседу с Кисилевым. На слова ее, что "Пушкин – любитель непристойного", тот ответил: "К несчастью, я это знаю и никогда не мог себе объяснить эту антитезу перехода от непристойного к возвышенному".

Но удивляться тут не надо, зная, что разврат и непристойность – это подсознательное, неискоренимое состояние психики поэта, который таким образом унижал любую женщину, чтобы сексуальное возбуждение принимало острую и доставляющую удовольствию форму.

Поклонников у красавицы было несметное количество. Тут можно было найти и самого благонравного В.А. Жуковского, который, говорят, даже сватался за нее. Ее влюбленно воспевали князь П.А. Вяземский, В. Туманский, Хомяков, Лермонтов, Соболевский. Большим успехом пользовалась она и при дворе. Ходили слухи, что ею увлекались великий князь Михаил Павлович и сам император Николай, известный своей пристрастием к молоденьким фрейлинам своей супруги. Видимо и сам Пушкин вступил в число поклонников прелестной А. Россет. Но она отказала поэту, как отказала многим другим.

"Не видя для себя ни успеха в брачных делах, ни возможности интимного общения с гордой Александрой Пушкин влюбляется ( или делает вид, что влюблен) в Анну Алексеевну Оленину – веселую, пылкую, своенравную двадцатилетнюю девушку. Это дочь Президента Академии Художеств и директора императорской Публичной библиотеки, знатного вельможи, большого знатока и любителя русской старины и античности Алексея Николаевича Оленина. Его салон был одним из самых притягательных для Пушкина после выпуска из Лицея. Здесь он встречался с И.А. Крыловым, В.А. Жуковским, Н.И. Гнедичем, Н.М. Карамзиным. К.Н. Батюшковым. А.Н. Оленин был женат на Е.М. Полторацкой, родной тетке А.П. Керн, – и "чудное мгновенье", которое довелось пережить и навсегда запомнить в 1819г. Пушкину, как уже знает читатель, связано именно с домом Олениных. И вот сейчас все обитатели этого гостеприимного дома радушно встретили возвратившегося из ссылки поэта.

«Кружок Олениных состоял, – вспоминают современники, – с одной стороны, из представителей высшей аристократии и писателей, – художников и музыкантов-с другой, никакого раздвоения в этом кружке не было; все жили дружно, весело, душа в душу, особенно весело проводил время оленинский кружок в Приютине, – так называлась дача Елизаветы Марковны (Олениной) около Петербурга, за Охтой; дача эта отличалась прекрасным местоположением: барский дом стоял здесь над самою рекою и прудом, окаймленным дремучими лесами. Из забав была здесь особенно в ходу игра в шарады, которая в даровитой семье оленинского кружка являлась особенно интересною; особенно уморителен был в этой игре Крылов, когда он изображал героев своих басен. Между играми тут же часто читали молодые писатели свои произведения, а М И. Глинка разыгрывал свои произведения».

Непременной участницей и, как тогда говорили, "украшением" литературных и музыкальных вечеров в доме отца своего была младшая дочь Олениных – Анна. Хорошо образованная, очень изящная, музыкальная, она полновластно царила в интеллигентном и мужском преимущественно обществе Оленинского окружения. Ей посвящали стихи Крылов, Гнедич, Козлов и другие поэты. Ее баловали, восхищались ею, куртуазно ей поклонялись.

«Семнадцати лет Анна Алексеевна была назначена фрейлиною к императрицам; Марии Федоровне и Елизавете Алексеевне; при дворе она считалась одною из выдающихся красавиц, выделяясь, кроме того, блестящим и игривым умом и особенною любовью ко всему изящному». Взаимоотношения поэта и Олениной прослеживаются из «Дневника» Аннеты, который отражает психологию чувств, взглядов и мировоззрения тех молодых девушек, которые составляли пушкинский «идеал» жены. О себе она говорит в дневнике в третьем лице, как бы описывая все происходящее со стороны.

«Однажды на балу у графини Тизенгаузен – Хитрово, – описывает А. Оленина первую встречу с поэтом, – Анета увидела самого интересного человека своего времени и выдающегося на поприще литературы: это был знаменитый поэт Пушкин. Он только что вернулся из шестилетней ссылки. Все, и мужчины и женщины, спешили оказать ему внимание, как это всегда делается по отношению к гению. Одни делали это, следуя моде, другие, чтобы получить от него красивые стихи и этим поднять свою репутацию, иные, наконец, из подлинного уважения к гению, но большинство, потому что он пользовался милостивым расположением императора, который был его цензором…

Встретив его на балу, она захотела отличить знаменитого поэта и выбрала его в одном из танцев; опасение, что он посмеется над ней, заставило ее, подходя опустить глаза и покраснеть. Ее задела небрежность с которой он спросил, где ее место. Ее задела мысль, что Пушкин может принять ее за дурочку, но она ответила просто и уже весь вечер не пыталась его выбирать. Тогда он, в свою очередь, подошел и пригласил ее на фигуру. Она подала ему руку и, чуть отвернувшись, улыбнулась. Ведь такой чести все добивались». После этого романтического знакомства, проницательная девушка отметила некоторые сексуальные особенности поэта.

«Среди особенностей поэта была та, что он питал страсть к маленьким ножкам, о которых он в одной из своих поэм признавался, что предпочитает их даже красоте. Анета соединяла с непосредственной внешностью две вещи: у нее были глаза, которые порой бывали хороши, порой глупы, Но ее нога была действительно очень мала, и почти никто из ее подруг не мог надеть ее туфель. Пушкин заметил это преимущество, и его жадные глаза следили по блестящему паркету за ножками молодой Олениной».

После первой встречи поэт стал часто бывать в их доме и на даче в Приютине. Постепенно Пушкин увлекся юной красавицей чуть более серьезно. А в ответ на хвалебную оду Вяземского по поводу прекрасных глаз Александры Россет Пушкин написал очень милые стихи, посвященные своему новому увлечению:

Она мила, скажу меж нами,

Придворных витязей гроза,

И можно с южными звездами

Сравнить, особенно стихами,

Ее черкесские глаза…

Она владеет ими смело,

Они горят огня живей;

Но сам признайся, то ли дело

Глаза Олениной моей!

Какой задумчивый в них гений,

И сколько детской простоты.

И сколько томных выражений,

И сколько неги и мечты!…

Потупит их с улыбкой Леля, -

В них скромных граций торжество,

Поднимет, – ангел Рафаэля

Там созерцает божество!

Весною 1828 года Пушкин почти ежедневно встречается с нею в Летнем Саду, куда ходил гулять с Вяземским и Плетневым. "Девица Оленина, – писал Вяземский жене, – довольно бойкая штучка. Пушкин. называет ее "драгунчиком" и за этим "драгунчиком" ухаживает. Чрезвычайно подвижная, бойкая, светская, с поразительно миниатюрными ножками и прелестными глазами Анна Оленина казалась. поэту той самой девушкой, которая могла бы составить "счастье его жизни", стать ему верной подругой, женою. В рукописях Пушкина появляются записи: Eninelo, EtennaEninelo – ее имя и фамилия, прочитанные с конца. Он окружает начертание милого имени виньеткой. AnnetteOlenine, пишет он и заменяет ее фамилию своей: AnnettePouchkine. Запись эта выдает его мечту…

Поэт посвящает ей много стихов, однажды Оленина нечаянно сказала Пушкину "ты". В следующее свое посещение поэт привез ей стихи:

Пустое вы сердечным ты

Она, обмолвясь, заменила

И все счастливые мечты

В душе влюбленной возбудила-

Пред ней задумчиво стою,

Свести очей с нее нет силы;

И говорю ей: «Как вы милы!»

И мыслю: «Как тебя люблю!»

В другом стихотворении ("Зачем, твой дивный карандаш…") он призывает знаменитого английского художника Доу запечатлеть вместо своего "арапского профиля" – "ее черты" – олицетворение "юности и красоты"

В первых числах июня 1828 года Пушкин услышал у Олениных привезенную с Кавказа А.С. Грибоедовым и обработанную М.И. Глинкой грузинскую мелодию. Анна Алексеевна, как показалось Пушкину, прекрасно пела ее. Тогда, 12 июня, было создано изумительное стихотворение "Не пой, красавица, при мне", записанное в альбом Анны Алексеевны:

Не пой красавица при мне

Ты песен Грузии печальной:

Напоминают мне оне

Другую жизнь и берег дальный.

Увы! напоминают мне

Твои жестокие напевы

И степь, и ночь – и при луне

Черты далекой, бедной девы…

Я призрак милый, роковой,

Тебя, увидев, забываю;

Но ты поешь – и предо мной

Его я вновь воображаю.

Не пой, красавица, при мне

Ты песен Грузии печальной:

Напоминают мне оне

Другую жизнь и берег дальный.

И снова Пушкин вспоминает свою "утаенную" любовь, черты "далекой, бедной девы". Видимо, увлечение Олениной не было особенно сильным и носило больше матримониальный и эстетический характер. Проницательный князь П.А. Вяземский писал своей жене 7 мая 1828 года: «С девицею Олениной танцевал я pot- pourri и хвалил ее кокетство… Пушкин думает и хочет дать думать ей и другим, что он в нее влюблен, и вследствие моего роt-роurri играл ревнивого…»

Сама Анна Алексеевна относилась к поэту довольно равнодушно, что видно из ее "Дневника". Мало того, ее характеристика поэта, данная в дневнике, отчасти верная, но крайне презрительная, показывает, что Аннета Оленина и не собиралась становиться женой поэта. Как человек он был ей неприятен. Повторим еще раз ее слова, приведенные в начале книги:

«Бог, даровав ему гений дивный, не наградил его привлекательной наружностью. Лицо его было выразительно, конечно, но некоторая злоба и насмешливость затмевали тот ум, который виден был в голубых или, лучше сказать, стеклянных глазах его. Арапский профиль, заимствованный из поколения матери, не украшал лица его. Да и прибавьте к тому ужасные бакенбарды, растрепанные волосы, ногти, как когти, маленький рост, жеманство в манерах, дерзкий взор на женщин, которых он отличал своей любовью, странность нрава природного и принужденного и неограниченное самолюбие – вот все достоинства телесные и душевные, которые свет придавал русскому поэту XIX столетия.

Говорили еще, что он дурной сын, но в семейных делах невозможно все знать; что он распутный человек, но, впрочем, вся молодежь почти такова». Однако, она тщательно берегла альбомы с автографами и рисунками Пушкина. Несмотря на все это, поэт с радостью посещал Оленинский дом, а в особенности дачу Елизаветы Марковны, матери Анны, в Приютине, около Петербурга. Здесь оленинский кружок весело проводил свободное время. И опять тот же П.А. Вяземский сообщает жене своей: «Ездил с Мицкевичем вечером к Олениным в деревню Приютино, верст за 17. Там нашли мы и Пушкина со своими любовными гримасами».

Время шло. Пушкин решил наконец-то посвататься и получил отказ. Оленины не желали этого брака. Много можно назвать причин этого: и политическая неблагонадежность поэта: началось следствие о "Гавриилиаде", а Алексей Николаевич был в числе разбиравших это дело, и бедность поэта и его довольно разгульный образ жизни. Сама Анна Алексеевна не настолько любила Пушкина, чтобы идти наперекор семье. Уже позже она сказала своему племяннику о поэте: «Он был вертопрах, не имел никакого положения в обществе, и, наконец, не был богат».

Отказ Олениных оказался болезненным ударом для самолюбия поэта. 1 сентября 1828г. Пушкин писал П.А. Вяземскому: «Я пустился в свет, потому что бесприютен». В ответ Вяземский скаламбурил: «Ты говоришь, что бесприютен; разве уж тебя не пускают в Приютино?» Поэт резко порвал с домом Олениных, и, как всегда, выплеснул свою обиду в резких стихотворных строчках. В черновых набросках к 8-ой главе "Онегина" он "привел" сатирическое изображение семьи Олениных.

Тут… дочь его была

Уж так жеманна, так мала,

Так неопрятна, так писклива,

Что поневоле каждый гость

Предполагал в ней ум и злость.

Сатирически выведен и Оленин- старший:

Тут был отец ее пролаз,

Нулек на ножках.

Анна Оленина, как и другие современники оказалась права. Болезненное самолюбие поэта было ущемлено. А в этом случае Пушкин не останавливался перед любым оскорблением, особенно в отношении отказавшей ему женщине. Поэтическое "мщение" состоялось. И в то же время, мнение о развратном поведении поэта, о "буйной, неудержимой натуре Пушкина, которая, по словам племянника Анны Алексеевны, – не могла обеспечить тетушке «мирное благоденственное житье», было правдой. Ведь в период сватовства к Олениной у Пушкина были две любовные связи с А.П. Керн и с Аграфеной Федоровной Закревской.