По правой стороне стояла черно-жёлтая масса соснового парка. Если верить древней карте и словам капитана, впереди должны были появиться два маленьких прудика. Что-то необъяснимое обострило все чувства Старика, он теперь схватывал самые тонкие колебания окружавшей его материи. Ничего хорошего в этом не было – череп готов был лопнуть и расплескать кипящий мозг. Совершенная заурядная сосна справа внезапно замерцала новогодними огнями. Зрелище было неприятным и тревожным: перепархивание с ветки на ветку тускло светящихся бус, казалось, предостерегало: ты случайно забрел туда, где находиться не полагается, и теперь должно последовать закономерное возмездие за самонадеянность. В самой середине головы нарастало тонкое и звонкое гудение. Окружающая желтизна оживала, и пространство со всех сторон наполнилось шорохами, дробным перестуком и протяжным подвыванием. – Эдак и спятить недолго. -хрипло произнёс Старик. -Надо разговаривать вслух. Например, читать детские стишки. И слушать себя. И исправлять ошибки. Вот к примеру:

"You are old, Father William, -the young man said,

And your hair has become very white;

And yet you incessantly stand on your head

Do you think, at your age, it is right?"

Его шатнуло. Гудение в голове всплеснулось диким визгом.

– А то ещё другой стишок… "Идет бычок качается, вздыхает на ходу…"Старик прислонился к сосне, вынул из кармана шприц с клеймом «Экстра-стим» и прямо через ткань воткнул в левое бедро. Боль от укола почти не ощущалась.

– Теряешь чувствительность, развалина ветхая? Нехорошо это. То есть совсем плохо.

Стимулятор подействовал почти сразу же, сапоги перестали казаться чугунными, прибавилось сил на несколько десятков шагов. Правда, путь преградили разросшиеся кусты барбариса, пришлось проламываться через них напрямую. Совсем рядом пронёслось что-то крупное.

– Кабан, что ли? Что, эта дрянь на мозги хрюкалам не действует? Или действовать не на что? "Полем зайчик мандрував, Щось на снiдання шукав…" Учил наизусть во втором классе, надо же, помню…

Навстречу беззвучно неслось что-то прозрачно-белое, напоминавшее молоко, влитое в воду и растворяющееся в ней. Мутноватый белый клуб быстро сворачивался, на лету приобретал всё более чёткие очертания динго. Старик не успел ничего сделать – призрачное животное вполне материально ударило его в живот и едва не повалило, исчезая.

– "Его пример – другим наука…" -просипел Старик, передернув затвор автомата. -Что ж, вот вам, если просите… "Но, боже мой, какая скука…"

Второго призрака (это был колышущийся силуэт зомби) он встретил одиночным выстрелом от пояса и попал. Призрак исчез.

– Вот славно! Туда и дорога… А я словно чукча, -бормотал Старик, -что вижу – о том пою…а что вижу? Сосны одноцветные, вот что. Зрение стало монохромным… И впрямь всё вокруг – как на старинной пожелтевшей фотографии… Тьфу, до чего отвратно… Что там у нас из поэзии на очереди? "Еней був парубок моторний, та хлопець хоч куди козак, удавсь на всеє зле проворний…"

Вскинув голову, Старик взглянул на исцарапанное серо-жёлтое небо, не увидел солнца, коротко удивился, машинально расстрелял привидение-кабана. Отстегнул от автомата пустой магазин, не глядя отбросил, вставил новый.

После мига абсолютного безмолвия, накатил невыносимый визг, под ногами заколыхалась земля. Верхушка Антенны полыхнула словно исполинская фотовспышка. Неожиданно белый посреди общей желтизны свет озарил сизые кипящие облака над лесопарком, над парой затянутых ряской крохотных прудов.

Старик рухнул навзничь, зажимая кровоточащие глаза и уши, успев в падении понять, что ничего этого нет за пределами облучаемого Антенной участка, что это существует только в его сознании. От понимания легче не стало. Наоборот… Он перевернулся на живот, короткой очередью веером разметал привидений, встал на четвереньки и попытался подняться. Не вышло.

Антенна была теперь совсем рядом, под ней виднелись какие-то строения. А ограждение из колючей проволоки за пятьдесят лет пришло, к счастью, в совершенную негодность. Старик отметил несколько широких брешей. Кажется, на пути к второй слева аномалий не замечалось. Он вытащил шприц, вогнал иглу в предплечье, вдавил поршень. Посидел, считая вслух и стирая кровь с лица. На счёт «двадцать семь» выпрямился и, пока действовал «Экстра-стим», побежал на негнущихся ногах к решетчатой железной конструкции. То есть это ему казалось, что он бежит. На деле же Старик шёл, шатаясь из стороны в сторону.

«Калашников» казался совсем уж непосильным грузом. Старик снял ремень с плеча, разжал непослушные пальцы. Звука от падения оружия не было слышно. Зато выстрелом слышался каждый удар сердца. Гулкое бухание раздавалось то очередями, то одиночно, с большими интервалами.

– Смешно будет, если я подохну от какого-нибудь инфаркта в двух шагах от вон той хибары? -спросил себя Старик. И тут же ответил: -Не очень… "Наша Таня громко плачет, уронила в речку мячик…"

Ноги подкосились, когда он добрался до угла аппаратной. До входа в неё Старик добирался уже на коленях и ползком.

Полвека назад мощная сила сотрясла антенну Усть-Хамского радиоцентра и служебные постройки у её основания. Всё поднялось на дыбы, взвизгнуло, многоголосый гул и грохот разорвал барабанные перепонки. Еще раз заклубилась поднятая пыль, снова подпрыгнул и посыпался вниз мусор. Через разбитые узкие зарешечённые оконца в аппаратные комнаты ворвался слепящий яркий свет, запульсировали вспышки молний. Мир потерял все цвета, кроме оттенков жёлтого и серого. Обезумевшие и оглушённые люди выбегали, крича, падали ничком, корчились. Не успевшие выскочить ещё успевали увидеть в полуототкрытый дверной проем аллею сосновой лесопосадки, лежащие на ней трупы. Потом последовал третий, самый сильный и страшный удар. Он сотряс делянку у антенны, обломал ветви молодых сосенок. На мгновение стало непроглядно темно, а потом верхушка Антенны засветилась жёлтым, зазвучал свист. Которого услышать было уже некому.

Обитая ржавым железом дверь с едва читаемыми буквами грозного предупреждения: «Вход только по предъявлению пропуска» была приоткрыта. Старик протиснулся внутрь, поник в беспамятстве на шершавом бетоне…