Описанные выше действия по процедуре приведения авиационной части в полную боевую готовность очень важны, но они представляют собой лишь верхушку айсберга в этой сложной проблематике. Так, необходимым условием успешного и эффективного применения ударной авиации в случае своевременного приведения авиационной части (и частей обеспечения) в полную боевую готовность и при наличии достаточного количества боеготовых экипажей и исправных (а также подготовленных) самолетов состоит в предварительной тщательной разработке оперативного плана, который должны заблаговременно хорошо изучить все его исполнители в части касающейся. В частности, для каждого варианта оперативного плана экипажи должны знать характеристики целей, боевую загрузку своих самолетов и особенности применяемых средств поражения, район боевых действий, профиль полета, порядок преодоления ПВО противника, направления, интервалы и последовательность захода на цели. Если вся эта предварительная подготовка отсутствует, то колоссальные усилия по приведению авиационной части в полную боевую готовность будут потрачены впустую: экипажи боевых машин в этом случае окажутся в положении слепых котят, а авиационная часть — в боевую единицу лишь по названию и только на бумаге.

Любые сомнения по поводу исключительной серьезности и значимости приведенных утверждений и выводов можно развеять, например, материалами исследования Льва Лопуховского и Бориса Кавалерчика [14]Основная заслуга в разведке военно-морской базы Таранто и вскрытии системы ее обороны принадлежит разведывательной эскадрилье королевских ВВС, в состав которой входили легкие бомбардировщики-разведчики «Martin Maryland» (американского производства), которая (эскадрилья) базировалась на острове Мальта. За несколько часов до налета были сделаны контрольные снимки итальянской базы самолетами с авианосца «Illustrious».
. В частности, они пишут, что 24 июня 1941 года перед ВВС Северного фронта была поставлена задача уничтожить авиацию противника на южном побережье Финляндии. Для выполнения этой задачи было выделено 375 бомбардировщиков и 165 истребителей (то есть всего 540 самолетов), хотя из-за низкой надежности советской авиационной техники в налетах на противника смогли принять участие только 300 самолетов. Впечатляет уже первый показатель боеготовности в 56% исправных самолетов, не связанный с временем приведения авиационных частей в повышенные степени боевой готовности. И все же эта «могучая» авиационная группировка в течение последующих шести дней смогла выполнить около тысячи самолетовылетов и нанести удары по 39 финским аэродромам.

В результате налетов советские летчики, конечно, не уничтожили авиацию противника на южном побережье Финляндии, как это было предусмотрено, но все же смогли повредить 15 финских самолетов, не больше и не меньше. Если учесть, что на вооружении Финляндии имелось в то время чуть более 200 самолетов, то можно смело утверждать, что финнам был нанесен значительный урон. Правда, при этом советские потери составили 20 истребителей и 51 бомбардировщик. Однако, принимая во внимание, что только на западном направлении у Советского Союза, по разным оценкам, имелось несколько тысяч самолетов, можно эти потери признать незначительными. Таким образом, второй показатель соотношения потерь 1 к 6 в пользу финнов еще более унизителен для сталинских соколов и сводит на нет любые усилия всех служб по приведению авиационной части в полную боевую готовность.

Авторы исследования приводят следующие причины крайне низкой эффективности ударов по финским аэродромам:

■ слабая подготовка экипажей самолетов;

■ неспособность летчиков найти цели;

■ отсутствие достоверных разведывательных данных.

Въедливый читатель может заявить, что финны — исключительно сильные, умелые и дерзкие бойцы, боевые качества которых выходят слишком далеко за рамки обычных представлений о воинской доблести и смелости, и поэтому приведенный пример нельзя считать типичным, объективно отражающим «мастерство» советских военных начальников и боевую выучку советских летчиков. Поэтому приходится привести другой пример действий авиации Северного флота по аэродрому Хебуктен, уже против немцев, в районе норвежского административного центра Киркенес. Как утверждают Александр Заблотский и Роман Ларинцев в своей уникальной научной работе [51]В тот период 101-й тяжелый танковой батальон (осенью 1944 года номер был изменен на 501) входил в состав специальной группы сухопутных войск (нем. Heeresgruppe) под командованием теперь уже генерал-фельдмаршала Эрвина Роммеля.
В тот период 101-й тяжелый танковой батальон (осенью 1944 года номер был изменен на 501) входил в состав специальной группы сухопутных войск (нем. Heeresgruppe) под командованием теперь уже генерал-фельдмаршала Эрвина Роммеля.
, самым результативным периодом для советской авиации в данном случае оказались первые шесть месяцев войны, в течение которых было выполнено не менее 43 самолето-вылетов по указанной авиабазе, в результате которых было выведено из строя как минимум пять немецких самолетов. Однако на этом столь «выдающиеся» успехи советских «асов» закончились. Авторы этого исключительно сложного, но весьма поучительного исследования приводят три причины последующего снижения эффективности ударов советской авиации по авиабазе Хебуктен, в том числе и такую весомую, как [51]В тот период 101-й тяжелый танковой батальон (осенью 1944 года номер был изменен на 501) входил в состав специальной группы сухопутных войск (нем. Heeresgruppe) под командованием теперь уже генерал-фельдмаршала Эрвина Роммеля.
В тот период 101-й тяжелый танковой батальон (осенью 1944 года номер был изменен на 501) входил в состав специальной группы сухопутных войск (нем. Heeresgruppe) под командованием теперь уже генерал-фельдмаршала Эрвина Роммеля.
:

«Ну и, в-третьих, следует признать, что иногда нашим летчикам просто не хватало военного счастья. Как следствие резко выросли потери. Очень показателен случай 26 апреля 1942 года, когда, перехватив ударную группу из семи Пе-3 95-го полка, немецкие истребители сбили пять машин».

Можно только вообразить результативность действий сталинских соколов в последующем, если за шесть успешных месяцев им благодаря военному счастью удалось вывести из строя целых пять немецких самолетов. И все же нельзя сказать, что планирование, организация и подготовка действий советской авиации были такими же бездарными всю войну. Например, все изменилось в лучшую сторону весной 1942 года при проведении операции по прикрытию разгрузки очередного конвоя союзников в порту Мурманск. Важнейшим мероприятием этой операции стал налет на аэродром Лоустари, с которого действовали немецкие бомбардировщики [51]В тот период 101-й тяжелый танковой батальон (осенью 1944 года номер был изменен на 501) входил в состав специальной группы сухопутных войск (нем. Heeresgruppe) под командованием теперь уже генерал-фельдмаршала Эрвина Роммеля.
:

«Его (налета) организацию можно признать практически образцовой. Была проведена предварительная воздушная разведка цели, участвовавшие в штурмовом ударе 24 истребителя были разделены на три группы: ударную, обеспечения и прикрытия. Самолеты бомб не несли, использовали только огонь бортовых пулеметов и реактивные снаряды. Поэтому, когда в 13:05 “харрикейны” появились на Луостари, была достигнута полная внезапность: немецких истребителей в воздухе не было, а зенитный огонь был неорганизованным и неточным».

Хотелось обратить внимание читателей на ключевые классические элементы планирования и организации этого налета, которые можно найти в любом учебнике по боевому применению авиации:

■ предварительная воздушная разведка цели;

■ функциональное распределение выделенных сил;

■ обеспечение внезапности.

Неясно только одно: а что же мешало применить эти фундаментальные научные принципы планирования и организации в июне 1941 года, и не только в июне? Однако, несмотря на все эти организационные усилия авиационных начальников, советские соколы «ухитрились», тем не менее, не выполнить поставленную задачу [51]В тот период 101-й тяжелый танковой батальон (осенью 1944 года номер был изменен на 501) входил в состав специальной группы сухопутных войск (нем. Heeresgruppe) под командованием теперь уже генерал-фельдмаршала Эрвина Роммеля.
:

«К сожалению, эта весьма благоприятная обстановка не была до конца использована летчиками ударной группы. Ее самолеты выполнили только один заход на цель и, не израсходовав весь своей боекомплект, ушли на своей аэродром. Естественно, что такой результат не устроил вышестоящее командование. Было приказано повторить штурмовку».

Нужно отдать должное авторам этого великолепного исследования за умение подобрать наиболее подходящий эвфемизм. Действительно, из приведенной выдержки следует, что «не летчики, а самолеты ушли на свой аэродром, не израсходовав весь свой боекомплект». Конечно, существует огромная разница между теми, кто планирует боевые действия в тиши кабинета, и теми, кто находится в кабине самолета под огнем противника, и, конечно, есть огромная разница между квалификацией и такими трудно измеримыми качествами, как смелость, отвага, долг, честь, совесть и, наконец, презрение к смерти. Трудно обвинять советских летчиков в низкой квалификации, так как не всегда в этом виноваты только они, но вернуться домой, не выполнив поставленную задачу и даже не попытавшись обрушить на цель весь имеющийся боекомплект — это как минимум малодушие, а по большому счету — трусость. Очень хорошо, что командованию не понравилось малодушие летчиков, но плохо, что командира ударной группы не отдали под суд военного трибунала не то что за невыполнение боевой задачи, а за бегство с поля боя — а как еще иначе.

А теперь давайте посмотрим, что в сходных условиях при хорошей организации могут сделать подготовленные, смелые и дерзкие (но не советские) летчики. Предлагаемый пример мало известен широкой аудитории в нашей стране в силу того, что отечественные историки либо ничего о нем не знают, либо предпочитают об этом помалкивать, так как на фоне таких примеров очень сложно говорить о «доблести» советских летчиков.

Случилось это в ночь с 11 на 12 ноября 1940 года в ключевой итальянской военно-морской базе Таранто, где в то время базировался основной состав военно-морских сил Италии, включая все шесть итальянских линкоров. В результате налета на эту базу британской палубной авиации (с авианосца «Illustrious») три из шести итальянских линкоров были потоплены на якорных стоянках. Кроме того, серьезные повреждения получили некоторые портовые сооружения базы Таранто. Королевская же авиация потеряла два самолета, двоих летчиков погибших и двоих летчиков попавших в плен к итальянцам. За этими сухими и конкретными фактами скрываются следующие впечатляющие и весьма поучительные обстоятельства.

1. При планировании налета на Таранто главнокомандующий Средиземноморским флотом Великобритании сэр Эндрю Каннигхэм потребовал провести тщательную разведку итальянской военно-морской базы и прилегающей акватории, что и было сделано с привлечением разных сил и средств.

2. Перед налетом экипажи самолетов подробно изучили материалы воздушной разведки (по существу, аэрофотоснимки) и провели практические тренировки по отработке действий и взаимодействия при выполнении предстоящего задания.

3. Для организации налета британцы выделили достаточно малочисленную группировку, всего 20 самолетов, а не 540, как это случилось при налете советской авиации на финские аэродромы.

4. Авиационная группировка была разделена на три функциональные группы:

■ отвлекающую и подавления ПВО противника;

■ освещения целей осветительными бомбами (налет все же осуществлялся ночью);

■ ударную в составе десяти торпедоносцев, на каждом из которых была подвешена только одна торпеда.

5. Итальянская база считалась самой защищенной, так как ее прикрывали множество зенитных батарей, аэростаты заграждения и противоторпедные сети. На основании этого никаких дополнительных мер по раннему обнаружению возможного удара с воздуха итальянцы не предприняли, поэтому британские самолеты появились над базой неожиданно.

6. Когда итальянцы все же обнаружили неприятельские самолеты в районе базы и открыли плотный заградительный огонь, британские пилоты бесстрашно устремились на свои цели через аэростаты заграждения, очень хорошо понимая, что потери неизбежны.

7. Весь этот колоссальный ущерб (то есть потеря трех линкоров) британцы нанесли итальянскому флоту самолетами совершенно архаичной конструкции — бипланами «Swardfish», которые даже в ту пору самолетами можно было назвать с очень большим натягом.

К этому еще следует добавить, что в день проведения налета главнокомандующий Средиземноморским флотом Великобритании вывел в Средиземное море все наличные силы и средства, чтобы замаскировать эту операцию и ввести в заблуждение итальянскую военно-морскую разведку.

Так грамотные, смелые и дерзкие британские летчики под руководством инициативных и талантливых командиров на 20 убогих самолетах буквально в течение двух часов покончили с притязаниями Муссолини на господство в Средиземном море.

Говорить о соотношении потерь не приходится: итальянцы потерпели исключительно унизительное поражение. Опять мы видим, что решающим фактором успеха стала не совершенная или превосходная техника, а уровень оперативного мышления у командиров, их талант и опыт, подготовка экипажей, отвага, смелость и презрение к смерти у летчиков, то есть все те качества, которые Сталин при помощи своих подручных заблаговременно «выкорчевал» в советских вооруженных силах.

Удар по Таранто послужил вдохновением и основой планирования операции японцев в Перл-Харбор, которую они буквально по той же схеме, но с большим размахом успешно осуществили через год (07 декабря 1941 года). Для изучения всех обстоятельств налета британской авиации на базу Таранто правительство Японии направило в Италию специальную делегацию, которая тщательно изучила все обстоятельства разгрома итальянского флота и подготовила подробные отчетные документы. Что же до Советского Союза, то, судя по имеющимся материалам, сталинские соколы не только не изучили опыт этого беспрецедентного налета, но ничего о нем даже не узнали.

Таким образом, в общей проблематике боеспособности советской военной авиации боеготовность в то время играла не столь решающую роль, как это представляют некоторые далекие от специфики военной деятельности историки.

Нельзя сказать, что значительно проще в этом смысле обстоят дела с артиллерией и танковыми войсками. Для артиллерии также не менее важно предварительное планирование, предусматривающее в том числе распределение целей по подразделениям и батареям, определение последовательности и интервалов нанесения огневых ударов. Артиллеристы должны так же хорошо, как и летчики (а может быть, еще лучше), знать местность, координаты и характеристики целей, ориентиры для наводки орудий.

Чтобы убедить читателя в том, что и стрелковым войскам для успешной обороны кроме своевременного приведения их в (полную) боевую готовность требуется тщательное планирование и подготовка, в частности хорошее знание местности, можно привести фрагмент из Приказа войскам ПрибОВО № 0052 от 15.06.1941 [1]Конечно, в самом начале войны речь идет о вторжении на ту часть территории Польши и Прибалтики, которая была аннексирована Советским Союзом в результате сговора между нацистской Германией и СССР по пакту «Молотова — Риббентропа» от 23.08.1939.
:

«На двустороннем учении частей 125-й стрелковой дивизии выявлена слабая боевая подготовка 466-го стрелкового полка и других частей 125-й стрелковой дивизии. Взаимодействие родов войск и управление безобразно низкое. Командный состав не умеет ориентироваться на местности. Ночью блуждает, не умеет управлять, бегает по полю боя вместо посыльных. Командир полка майор Гарипов лично сам искал более двух часов заблудившийся авангардный батальон. Своевременно боевой приказ полку не отдал. Никто из командиров подразделений боевой задачи от командира полка не получал, поэтому полк не был готов своевременно начать выполнение боевой задачи».

Какое сопротивление противнику мог оказать 466-й стрелковый полк, даже будучи своевременно приведен в (полную) боевую готовность, если из его состава целый батальон из-за незнания местности и не получив задачи, будет часами блуждать неизвестно где, а командир полка займется поисками этого батальона вместо того, чтобы управлять боем? Ведь указанные в приказе чудовищные недостатки планирования и подготовки проявились в мирное время, при отсутствии воздействия со стороны противника, совершенно в комфортных условиях. А что случилось с советскими войсками, в том числе и со 125-й стрелковой дивизией, когда началась война, мы уже хорошо знаем.

Вот один из эпизодов начала войны, аналогичный приведенному выше, описание которого можно найти в докладе командира 15-го механизированного корпуса генерала И.И. Карпезо от 26 июня 1941 года командующему Юго-западным фронтом [77]Звание генерал-майор присвоено И.М. Чистякову 17.01.1942 за оборону Москвы. Через год, то есть 18.01.1943, присвоено звание генерал-лейтенант, а 28.06.1944 — генерал-полковник.
:

«Начало наступления задерживается до сосредоточения 8-й танковой дивизии. Меры по ее розыску принимал вчера и сегодня».

Итак, ситуация ровно такая же, лишь с тем отличием, что речь в данном случае идет уже не о батальоне, а о танковой дивизии, а разыскивал ее генерал Карпезо не два часа, а двое суток.

Безусловно, боевая готовность — это обязательное условие способности войск к успешному отражению агрессии, но недостаточное. Не менее важны такие составляющие, как подготовка линии обороны и ее инженерное оборудование, дислокация войск и их оперативная маскировка, четкий план обороны, организация взаимодействия частей, соединений и родов войск, устойчивое, непрерывное, гибкое и твердое управление войсками. Принципиально важны также оперативная подготовка командиров и штабов, боевая выучка войск, моральный и боевой дух личного состава, ясное, однозначное, а не двусмысленное понимание командирами и начальниками стоящих перед ними задач, их уверенность, что эти задачи соответствуют делу защиты своей Родины, взаимное доверие между солдатами и командирами.

Если углубиться в эту проблему еще дальше, то выяснится, что на боевую готовность непосредственно влияют даже технические характеристики оружия и боевой техники, о чем практически никто не пишет. Можно привести такой малоизвестный пример, который демонстрирует, как некоторые «технические детали» могут свести на нет любые усилия по приведению войск в полную боевую готовность.

Считалось, что противотанковая пушка калибра 45 мм образца 1937 года поражает все немецкие танки того времени на приемлемых дистанциях боя, то есть пробивает броню толщиной 43 мм с удаления не менее 500 метров. Однако неожиданно выяснилось, что бронебойный снаряд к этой пушке не может пробить броню танка Pz. III толщиной всего 30 мм даже с дистанции 400 метров. Оказалось, что многие партии этих бронебойных снарядов не соответствовали техническим требованиям того времени: снаряды буквально раскалывались о цементированную броню немецких танков, не причиняя им никакого вреда.

Таким образом, можно своевременно привести истребительно-противотанковую часть в полную боевую готовность и даже вывести ее на выгодные рубежи и позиции, но судьба такой части незавидна. Скорее всего, и пушки и расчеты будут раздавлены наступающими немецкими танками, что нередко и случалось. Теперь читателю должно быть понятно, почему советские бронебойщики вынуждены были подпускать немецкие танки на дистанцию менее 100 метров. Отсюда же ясно, почему они несли огромные потери. Даже танк, получивший пробоину, представляет серьезную угрозу для противотанкового расчета, так как в ряде случаев и подбитый танк продолжает движение и может без управления пройти несколько десятков метров и, таким образом, въехать на огневую позицию артиллеристов.

Конечно, здесь пытливый читатель должен спросить: а кто же разрабатывал требования к самой пушке калибра 45 мм образца 1937 года и к бронебойным снарядам к ней, кто формировал оборонный заказ на производство этой артиллерийской системы, кто проводил ее полигонные испытания и кто, наконец, занимался военной приемкой этой оборонной продукции? Ответ на все эти вопросы очень прост: всю полноту ответственности за весь этот саботаж (а как иначе это можно назвать?) несет так называемый «маршал поражений» Григорий Иванович Кулик, заместитель наркома обороны, начальник Главного артиллерийского управления, один из ближайших соратников Сталина. Это именно тот маршал, который 22 июня 1941 года заявил: «Я не собирался воевать в 1941 году. Я готовился к войне в 1942 году» [17]Самолет имел полотняную обшивку, неубирающееся шасси и открытую кабину. Имея максимальную скорость 220 километров в час, он морально устарел уже на момент его принятия на вооружение в 1934 году, что уж говорить о Второй мировой войне. Тем не менее британские летчики на этих же убогих самолетах в мае 1941 года нанесли немецкому линкору «Бисмарк» такие серьезные повреждения, которые в конце концов позволили британскому флоту его потопить.
. Это именно тот маршал, которого Сталин 23 июня 1941 года направил в ЗапОВО «оказать помощь малоопытным командирам в организации разгрома фашистских войск». Это тот самый маршал, который, как и ожидал читатель, не смог оказать никакой помощи, а вместо этого оставил войска, выбросил все свои знаки различия, награды и документы и, переодевшись в крестьянскую одежду, лесами выбирался из окружения.

Даже не вникая в детали биографии «маршала поражений» (хотя это крайне рекомендуется), можно достаточно точно судить о его профессиональных и моральных качествах. И вот этот деятель, который не собирался воевать в 1941 году, отвечал за создание артиллерийских систем, их поставку в войска и за освоение этой техники. После того как этот выдающийся «помощник» выбрался из окружения и наконец добрался до своих, нарком госбезопасности Меркулов, собрав информацию о его поведении в окружении, запросил санкцию на арест Кулика, но получил отказ, хотя Сталин отправлял на казнь даже за менее значимые проступки, не говоря уже об истреблении невинных. Так, в 1936 году был репрессирован талантливый инженер, главный конструктор танкового конструкторского бюро завода № 183 Афанасий Осипович Фирсов, который заложил технические основы легендарного танка Т-34. Репрессирован он был якобы за плохую конструкцию коробки переключения передач для танка БТ, хотя, как потом выяснилось, выход из строя этого ключевого агрегата происходил из-за грубых нарушений условий эксплуатации танка, в том числе по причине необоснованно большого количества прыжков на танке за пределами его эксплуатационных ограничений.

Чтобы у читателя сформировалось представление о том, на кого работал «маршал поражений», необходимо подчеркнуть, что он был ярым противником разработки танка Т-34 и при этом предпринял ряд практических шагов, чтобы эту боевую машину не приняли на вооружение. Кулика все же арестовали, но уже в 1947 году, за критику линии партии, и расстреляли в 1950 году: один из редчайших случаев, когда репрессивная сталинская машина была близка к истине.

ГЕРОИЗМ ОДНИХ — ЭТО ВЫНУЖДЕННОЕ СЛЕДСТВИЕ ПРЕСТУПНОЙ БЕСПЕЧНОСТИ ДРУГИХ

К совершенно фантастическим последствиям, обесценивающим самые эффективные меры обеспечения боевой готовности, приводят даже незначительные ошибки в технических расчетах, о чем наглядно свидетельствуют результаты массированного воздушного налета авиации Краснознаменного Балтийского Флота (далее КБФ) по кораблям противника в Нарвском заливе 16 мая 1944 года [51]В тот период 101-й тяжелый танковой батальон (осенью 1944 года номер был изменен на 501) входил в состав специальной группы сухопутных войск (нем. Heeresgruppe) под командованием теперь уже генерал-фельдмаршала Эрвина Роммеля.
:

«Процент попаданий при топмачтовом [24]При топмачтовом бомбометании (изобретено в США) бомба с планирования сбрасывается на воду перед надводной целью и в результате рикошета от поверхности воды попадает в цель. Такой метод бомбометания, во-первых, повышает эффективность нанесения бомбовых ударов, а во-вторых, сокращает время пребывания штурмовика в зоне действия средств ПВО самой цели.
бомбометании оказался неожиданно высоким. Каждый топмачтовик нес четыре ФАБ-100, то есть всего по противнику было сброшено 36 бомб. По немецким данным, три бомбы попали в тральщик М-20, две — в корабль ПВО FJ-25. К сожалению, все попавшие бомбы не разорвались».

Все в этом налете было идеальным: и планирование, и организация, и даже действия экипажей. Но все эти колоссальные усилия и до деталей продуманные меры разбились вдребезги о мелкий, но острый «камешек»: ошибки в расчетах времени сброса предохранительных колпачков с взрывателей бомб ФАБ-100. В результате этой «незначительной» ошибки бомбы не взорвались и корабли противника, несмотря на прямые попадания, остались в целости и сохранности. Более того, оставшиеся нетронутыми корабельные силы и средства ПВО противника открыли интенсивный огонь по отходящим советским штурмовикам. Самое печальное состоит в том, что в этом идеально организованном налете, в котором и экипажи действовали смело решительно и грамотно, советская авиация потеряла шесть самолетов (три штурмовика и три истребителя) вместе с экипажами, при этом не причинив никакого вреда немцам.

Завершить описание уровня подготовки «сталинских соколов» и его влияния на боевую готовность хотелось бы малоизвестной историей, которая поставила крест на карьере командующего 48-й армией Брянского фронта генерала Самохина Александра Григорьевича.

Получив 21 апреля 1942 года назначение, он в тот же день после приема у Сталина вылетел в Елец, чтобы представиться командующему Брянским фронтом и передать ему план предстоящего наступления фронта. Однако летчик, Коновалов Константин Алексеевич, которому было поручено доставить генерала по назначению и который к тому времени имел налет более 2500 часов, ухитрился не только залететь далеко от Ельца, но еще и посадить самолет на немецкой территории в районе Мценска. Таким образом, немцы получили в свои руки подробный план наступления Брянского фронта, и никакая боевая готовность советских вооруженных сил уже не могла им помешать провести необходимые приготовления.

Здесь хотелось бы сделать одно существенное пояснение относительно степени вины летчика. Во-первых, речь шла о доставке в штаб Брянского фронта руководителя крупного оперативного объединения, от действий которого зависела судьба десятков тысяч советских военнослужащих и, разумеется, результат всей предстоящей операции. Во-вторых, при нем был комплект документов государственной важности, не говоря уже о том, что сам генерал Самохин был носителем обширных совершенно секретных сведений. То есть для доставки руководителя такого ранга нужно было не только выделить самый подготовленный экипаж и лучший самолет, но и обеспечить его сопровождение истребителями на всем маршруте полета, чтобы исключить всякую случайность.

И вот хваленные советские органы государственной безопасности, о «доблестных» подвигах которых нам демонстрируют красочные фильмы, ничего этого не сделали и таким образом внесли свой «достойный» вклад в дело боевой готовности войск Брянского фронта.

Боевая готовность идет «рука об руку» с мобилизационными мероприятиями, предусматривающими прием дополнительного личного состава и укомплектование частей и соединений до штатов военного времени, получение боевой техники, вооружения, боеприпасов, средств материально-технического обеспечения, вплоть до котелков и портянок. Самые совершенные и глубоко продуманные оперативно-стратегические планы окажутся пустой бумагой, если не будут обеспечены людскими и материальными ресурсами. Правда, мобилизационные мероприятия невозможно провести так же быстро, как и привести войска в (полную) боевую готовность, поэтому здесь особое внимание уделяется тщательному планированию и заблаговременной подготовке. Даже беглый взгляд на состояние дел с мобилизационной готовностью в СССР в 1941 году вскрывает чудовищную степень деградации всей сталинской системы военного управления.

Некоторые бывшие руководители, в том числе и «маршал победы», в свое оправдание выдвигают ряд объективных причин плачевного состояния дел с мобилизационным планированием и подготовкой. В частности, они это объясняют существенным изменением границ СССР перед войной. Эти доводы действительно можно принять во внимание как создающие дополнительные особенности в планировании, но только лишь в части стратегического развертывания войск. Однако именно в этом проблемы и не было — перед войной на оккупированных западных территориях крупные группировки советских войск были созданы действительно заблаговременно. Что же касается оборонной промышленности и в целом материально-технического обеспечения, то главная причина все же состояла в сталинской системе принятия решений, которая была больше похожа на ржавый, постоянно ломающийся механизм. Главная проблема в этом загнивающем механизме состояла, конечно, в некомпетентности ответственных за мобилизационную готовность должностных лиц и как следствие в убогих, не соответствующих реалиям будущей войны оценках и выводах. Кроме всего прочего, документы подолгу лежали в Генеральном штабе, у наркома обороны и, конечно, у председателя Комитета Обороны при Совете народных комиссаров, то есть в то время у К.Е. Ворошилова.

Как утверждает Жуков в своих «Воспоминаниях и размышлениях» (что, правда, отчасти подтверждается другими источниками), проект нового мобилизационного плана на 1941 год для промышленности по производству военной продукции на случай войны он доложил К.Е. Ворошилову еще в марте 1941 года [7]Система степеней боевой готовности как раз для этого и предназначена.
:

«Время шло, а решения по представленному мобплану не принималось, и тогда мы (Г.К. Жуков и В.Д. Соколовский) были вынуждены доложить лично И.В. Сталину об отсутствии промышленного мобилизационного плана. Было ясно, что наша промышленность, не подготовленная заранее к переводу производства по мобилизационному плану на нужды войны, быстро перестроиться не сможет».

Несмотря на доклад лично Сталину, ситуация ничуть не изменилась, и, когда началась война, этот план так и не был утвержден [7]Система степеней боевой готовности как раз для этого и предназначена.
:

«Все стали делать наспех, распорядительным порядком, зачастую неорганизованно и в ущерб одно другому».

Сейчас трудно судить о качестве представленного Жуковым проекта мобилизационного плана, но в Госплане и в промышленных кругах он вызвал обширную дискуссию, то есть, по-хорошему, его подвергли критике, чем некоторые специалисты и объясняют такую задержку с принятием решения. Конечно, любой здравомыслящий читатель спросит: «А что бы изменилось, если бы этот план был утвержден, скажем, 20 июня 1941 года?» Ответ очевиден — ничего бы не изменилось. Такой план является постоянным, необходимым и обязательным атрибутом в системе государственного и военного управления. Речь может идти только о его уточнении, корректировке или переработке, например, в связи со значительными изменениями в военно-политической обстановке или в военно-технической области, и не более того. Приводя этот рассказ, Жуков, по существу, подтверждает, что после выполнения мобилизационного плана МП-22 на 1938–1939 годы страна два года жила без такого плана и промышленность толком не понимала, что же она должна была производить для нужд обороны.

Война тут же выявила дефицит самого необходимого как результат конформизма, а значит, искаженной оценки объективной действительности, безответственности и бездарного планирования (но не по вине генерала Павлова). Речь идет даже не о борьбе с воздушными целями, не о противотанковых средствах, которые в виде бутылок с горючей смесью пришлось буквально выдумывать с началом боевых действий, производить кустарным способом, а не серийно на предприятиях. Как отмечает в своих воспоминаниях Анастас Микоян [4]Современный читатель, скорее всего, осведомлен о том, что фашистская Германия в 1941 году не имела превосходства над Советским Союзом ни по численности вооруженных сил, ни по их оснащению. Здесь речь идет о превосходстве на направлениях (главных) ударов, а также о ярко выраженной инициативе.
, через месяц после начала войны выяснилось, что в войсках не хватает винтовок. Исключительно остро проблема со стрелковым оружием проявилась в ходе подготовки контрнаступления под Москвой в декабре 1941 года. Например, войска Западного фронта, на который возлагалась основная тяжесть предстоящей операции, были обеспечены винтовками лишь на 60% к штатной потребности, то есть по большому счету одна винтовка на двоих, как и утверждают ветераны Великой Отечественной войны. Поэтому командование вынуждено было изымать оружие в частях, которые в том момент не привлекались к боевым действиям, и передавать его соединениям, направляемым на фронт [38]У немецких конструкторов такой проблемы не было, так как на самолетах такого класса в ту пору передней стойки шасси вообще не существовало. Переднюю опору начали впервые применять американцы, и, судя по всему, первым таким самолетом стал транспортный двухмоторный самолет «Lockheed Model 12». В боевой авиации компоновку с передней стойкой шасси имел средний бомбардировщик В-25 и истребитель «Аэрокобра».
.

Воинскую часть без оружия можно своевременно привести в (полную) боевую готовность, но что она будет делать с вооруженным до зубов противником, с его танками и бронетехникой? Неужели Сталин, Ворошилов, Жуков и Тимошенко рассчитывали от немцев кулаками отбиваться? Проблема со стрелковым оружием возникла не на «ровном месте», а стала результатом общесистемных ошибок и просчетов в планировании и организации подготовки вооруженных сил страны к предстоящей войне. Эти ошибки и просчеты наглядно видны из доклада наркома обороны от 22 августа 1939 года. Так, согласно данным, представленным Климентом Ворошиловым [44]Генерал-майор Полбин Иван Семенович погиб 11 февраля 1945 года в небе над Бреслау при нанесении бомбового удара по войскам противника.
, потребность войск в винтовках в ту пору составляла 625 тысяч, из которых на довольствии в Наркомате обороны состояло 297 тысяч, то есть около половины необходимого количества. За счет неприкосновенного запаса (или НЗ), хранимого на складах, можно было «покрыть» еще 327 тысяч единиц. То есть уже здесь мы видим нехватку в одну тысячу винтовок, а ведь для грядущей войны требовалось несколько миллионов единиц стрелкового оружия. Из этого же доклада легко видеть, что в графе «За счет заказов (промышленности) на 1940 г.» стоит прочерк, и становится совершенно ясно, что нехватку винтовок в 1941 году Сталин и его друг Ворошилов запланировали еще в 1939 году.

Но нехватка винтовок покажется еще «цветочками» на фоне дефицита самого простого и дешевого, но самого необходимого в повседневной жизни пехоты, а именно шанцевого инструмента. Эта немыслимая, не поддающаяся никакому объяснению проблема «проявилась» даже в 1943 году, то есть уже через два года после начала войны, и к тому же в ходе создания оборонительных рубежей на Курской дуге, то есть при подготовке ключевого сражения Великой Отечественной войны [46]Звание генерал-фельдмаршала он получил в 1942 году. Здесь также уместно отметить, что Эрвин Роммель никогда не был членом нацистской партии, а Гитлера называл «несчастьем немецкого народа».
:

«Ощущалась нехватка инструмента: лопат, кирок, пил и топоров, не велся должный контроль со стороны штабов за правильностью выбора командирами тактического звена позиций для своих подразделений и размещения важных инженерных заграждений. До середины апреля стало ясно, что, если ситуацию коренным образом не изменить, запланированную систему рубежей создать не удастся».

Как такое могло случиться в «самом передовом в мире обществе» под руководством всевидящего, всезнающего и всемогущего «вождя народов», верного последователя дела Ленина? Ведь любому генералу, если, конечно, это звание он получил не с рождением, а тем более генералиссимусу, очень хорошо известно, какую роль играет шанцевый инструмент в современной войне (в том числе и в XXI веке). Даже у хорошо вооруженного и готового к бою солдата очень мало шансов остаться в живых, а значит, иметь возможность сражаться и выполнять поставленные задачи, если он не сможет своевременно окопаться, оборудовать земляное заграждение для своей огневой точки (пулемета, противотанкового ружья), замаскировать ветвями деревьев важный объект, например пушку. Чтобы развеять малейшие сомнения по поводу роли в боевых действиях даже самых примитивных земляных защитных сооружений, типа окоп, достаточно привести рассказ о ситуации вокруг 1-го батальона 64-й морской стрелковой бригады, сложившейся 22 декабря 1941 года в районе Волоколамска у села Ивановское [38]У немецких конструкторов такой проблемы не было, так как на самолетах такого класса в ту пору передней стойки шасси вообще не существовало. Переднюю опору начали впервые применять американцы, и, судя по всему, первым таким самолетом стал транспортный двухмоторный самолет «Lockheed Model 12». В боевой авиации компоновку с передней стойкой шасси имел средний бомбардировщик В-25 и истребитель «Аэрокобра».
:

«Немцы, готовя очередную контратаку, усилили огонь по боевым порядкам батальона и под его прикрытием устремились на моряков. В тяжелом положении оказались тихоокеанцы: не имея окопов и других оборонительных сооружений, они были очень чувствительны к огню врага. Их ряды таяли. От разрыва вражеского снаряда погиб и (командир батальона) Токарев».

К этому рассказу для убедительности хочется еще добавить свидетельские показания Валентина Алексеевича Цветкова, который в августе 1943 года принимал участие в боях за Харьков и ситуацию видел на поле боя как солдат [75]До переименования в октябре 1941 года это была 26-я резервная армия. Новое громкое название никоим образом не улучшило ее боевые возможности и не добавило армии ни одного лишнего снаряда и тем более танка.
:

«Перед тем как прямо в курсантской форме [30]Курсантов Лепельского пехотного училища, эвакуированного перед самой войной в Череповец, направили сразу на фронт, а оружие выдали непосредственно на марше.
мы 28 августа 1943 года в первый бой под Хорьковым вступили — всем нам, во время одного из привалов, уже недалеко от линии фронта выдали винтовки-трехлинейки и карабины. У меня была винтовка без штыка и четыре обоймы по пять патронов. У некоторых были винтовки со штыками. Потом-то я понял, что надолго наше пополнение растягивать не собирались, потому что даже саперных лопат не выдали. А солдат в пехоте, что окопаться не может — это уже почти покойник. Каски тоже никому не выдавали. Так в пилотках набекрень и пошли в первую атаку…

Вот тогда-то и стало страшно, когда на своих парней раненых насмотрелся, на поле с трупами впереди».

Итак, Сталин отправил своих солдат в бой хоть и с винтовками, но без касок, без саперных лопат и только с двадцатью патронами — он даже не рассчитывал, что кто-то из них выживет.

Любое углубление в тему мобилизационной подготовки вызывает исключительно отрицательные эмоции. Так, в августе 1939 года нарком обороны докладывал, что для обеспечения армии требуется дополнительно 14 тысяч грузовых автомобилей [44]Генерал-майор Полбин Иван Семенович погиб 11 февраля 1945 года в небе над Бреслау при нанесении бомбового удара по войскам противника.
. Действительно, нет необходимости подробно объяснять потребность в таком количестве грузовиков. Например, один боеприпас к пушке калибра 100 мм весит почти 21 кг, а значит, вес боекомплекта на одно орудие в 100 снарядов вместе с тарой и упаковкой превысит три тонны. Для транспортировки такого груза необходимо как минимум два грузовых автомобиля грузоподъемностью в 1,5 тонны. Еще один автомобиль необходим для транспортировки самой пушки, расчета и снаряжения. Таким образом, только на одну пушку для ее эффективного применения по противнику требуется три грузовика. Хотелось бы обратить внимание читателя на тот факт, что согласно докладу наркома обороны при такой огромной потребности в транспортных средствах поставки грузовых автомобилей за счет полного выполнения заказа 1939 года составят только 342 единицы. Сколько же лет должна была работать советская промышленность, чтобы «покрыть» нехватку в 14 тысяч машин? О какой боеготовности можно вести речь, если войска, орудия и снаряжение нечем своевременно доставить в район боевых действий или перебросить на угрожаемый участок.

Совершенно очевидно, что ситуация с грузовыми автомобилями к июню 1941 года изменилась незначительно, и по этой в том числе причине на складах западных военных округов остались нетронутыми около девяти миллионов снарядов.

Еще один пример полного отсутствия у сталинских соратников понимания характера предстоящей войны, результатом чего стали глубокие диспропорции в мобилизационном планировании, связан с вынужденным применением советскими войсками зенитных пушек для борьбы с танками противника. Безусловно, зенитные пушки крайне были нужны по их прямому назначению, однако чудовищное давление немецких механизированных и танковых соединений на нашу оборону вынуждало «изымать» их из системы ПВО для борьбы с немецкими танками. Наиболее массово и эффективно советские командиры применяли зенитные пушки, как среднего, так и малого калибра для борьбы с немецкими танками в сражении под Сталинградом. Покончить с этой практикой удалось только к середине 1943 года, то есть на третий год войны, когда фронт наконец получил достаточное количество сугубо противотанковой артиллерии.

Предметное изучение этого фрагмента в истории Великой Отечественной войны позволяет вскрыть более глубокую, общесистемную проблему экономического характера, которой советские руководители, командиры и инженеры того времени просто не занимались и, скорее всего, даже не понимали ее сути. Так, средний расход боеприпасов на один сбитый самолет зенитной артиллерией среднего калибра (85 мм) составлял 700 снарядов [15]Основу ПВО базы Таранто составляли 13 гигантских звукоулавливающих устройств, способных обнаружить самолет на удалении до 55 километров, 90 заградительных аэростатов, подвешенных вокруг базы, 21 батарея зенитных установок большого калибра, 84 автоматические зенитные пушки, более 100 зенитных пулеметов, а также 22 мощных прожектора, предназначенных для подсветки воздушных целей и ослепления летчиков атакующих самолетов [91]. Разумеется, каждый боевой корабль был оснащен бортовыми средствами ПВО.
, то есть на два порядка больше, чем для уничтожения одного танка. И тогда встает вопрос: а где такие пушки нужны больше и в каком качестве они дают больший эффект — в системе ПВО или в истребительно-противотанковых частях и подразделениях? Приведенные впечатляющие показатели вынуждают поставить закономерный вопрос: что важнее было в ту пору — сбить один самолет зенитной установкой калибра 85 мм или при том же расходе снарядов уничтожить несколько десятков танков противника? Этот вопрос тем более уместен, что средний расход боеприпасов на один сбитый самолет зенитной артиллерией малого калибра (37 мм) составлял 525 снарядов, то есть на 25% меньше, чем для зенитных орудий среднего калибра. А ведь главной ударной силой немецких ВВС был пресловутый пикирующий штурмовик «Юнкерс-87», который при выполнении боевых заданий выше одной тысячи метров вообще не поднимался, — то есть именно этот самолет был наиболее подходящей целью для зенитной артиллерии малого калибра.

Здесь еще следует учесть разницу в стоимости производства пушек обоих калибров, которая составляет примерно один порядок в пользу артиллерии малого калибра, а также расходы на выпуск снарядов для тех и других зенитных пушек, также с явным преимуществом зенитной артиллерии малого калибра. Таким образом, применение зенитных пушек среднего калибра по их прямому предназначению оборачивалось в ту пору бессмысленным расходованием боеприпасов и необоснованной амортизацией дорогостоящих орудий. Какой смысл тратить все эти ресурсы на крайне неэффективную защиту рубежей от ударов с воздуха, если эти рубежи беззащитны от их захвата танками противника и его мотопехотой? Таким образом, сразу становится ясным «глубина» и «всесторонность» проработки этого вопроса, учет всех наиболее значимых факторов, как боевая эффективность, тактика применения, экономические показатели и технологичность.

Нехватка самого необходимого в тот период войны проявилась и в другой сфере. Так, для пушек калибра 76,2 мм (в том числе и для танков Т-34 и КВ-1) остро не хватало именно бронебойных снарядов, которые в тот тяжелый период нужны были больше всего. Для такого странного подхода к мобилизационному планированию существовало две объективные причины. Во-первых, долгое время (ошибочно) считали, что для борьбы с немецкими танками вполне приемлема пушка калибра 45 мм образца 1937 года. Во-вторых, производство 76-мм бронебойных снарядов в СССР было налажено лишь незадолго до начала войны в связи с принятием на вооружение танка Т-34, и поэтому не успели создать их достаточные запасы. В результате обеспеченность войск перед войной 45-мм бронебойными снарядами достигала 91%, а для пушек калибра 76-мм она составляла только 16%. На каждую пушку (танковую и полевую) калибра 76-мм в среднем приходилось 12,5 бронебойных снарядов, вместо положенных 140, но в некоторых пограничных военных округах положение было еще хуже. Например, в ЗапОВО эта норма составляла 9 бронебойных снарядов, а в Ленинградском военном округе — менее одного. В то же время Одесский военный округ, против которого вермахт не выставил ни одной танковой дивизии, почему-то получил 34 76-мм бронебойных снарядов на каждый ствол этого калибра [18]Авиация королевских военно-морских сил и по сей день ежегодно отмечают это событие, о котором в нашей стране неизвестно почти ничего.
.

Вот он, блестящий образец сталинского «стратегического» мышления, его партийной «прозорливости» и «дальновидности», марксистско-ленинской научности и исключительно «продуманной» ленинской расстановки кадров.

Справедливости ради нужно отметить, что и девяти бронебойных снарядов на один ствол для ЗапОВО было бы достаточно, чтобы очень прилично «потрепать» Гудериана. Если хотя бы один из девяти таких снарядов попал в цель, то 2-я танковая группа вермахта потеряла бы несколько сот своих танков, и при таких потерях Гудериан вряд ли добрался бы до Минска. Но чтобы применить эти снаряды, необходимо, чтобы они были хотя бы уложены в танки и доставлены на огневые позиции полевой артиллерии, а не лежали на складах, как и положено в мирное время в условиях повседневной боеготовности. Сейчас уже не вызывает сомнений тот факт, что на захваченной немцами приграничной территории остались нетронутыми примерно восемь или даже девять миллионов снарядов, в том числе тысячи бронебойных калибра 76,2 мм. Если все эти снаряды не оставлять захватчикам, а применить их по назначению, то от ударной группировки вермахта «мокрого места» бы не осталось. Вот она, цена так называемых сталинских «ошибок» и «просчетов», вот он, результат слепой веры в «непогрешимый гений» Сталина.

Тема борьбы с танками в сочетании с некомпетентностью советских руководителей просто неисчерпаема. В частности, «легендарный» истребитель танков штурмовик Ил-2 отличался исключительно низкой эффективностью именно в борьбе с немецкими танками. Стреляющий из пушек Ил-2 внешне выглядел весьма эффектно (не путать с эффективно), но только в кино, рассчитанном на школьников и кухарок. На деле от всего этого шума никакого толка не было, а для уничтожения одного-единственного легкого немецкого танка необходимо было выделять наряд сил от 11 до 15 штурмовиков Ил-2. Таким образом, для уничтожения только 100 немецких танков требовалась армада из полторы тысячи самолетов, то есть соотношение просто неприемлемое ни для какой войны и ни для какой (военной) экономики.

Отсутствие у сталинских идеологов оружия ясного понимания реальных условий боевого применения штурмовой авиации довело до того, что на Ил-2 со снаряженной массой около шести тонн впервые в истории авиации решили установить пушку НС-45 калибра 45 мм (весом около 160 кг), чтобы хоть как-то повысить эффективность борьбы с танками. Однако чудовищная отдача (чудовищная для этого класса самолета), достигавшая величины в семь тонн (то есть превышавшая вес самого самолета), от двух одновременно стреляющих пушек, установленных на консолях крыла, вызывала неприемлемую вибрацию планера самолета и исключала прицельный огонь очередями. Фактически в точку прицеливания шел только первый и только один снаряд. Если к этому добавить, что боекомплект на каждую пушку составлял 50 снарядов, то становится ясной вся бесперспективность этой затеи.

Все эти недостатки применения пушки калибра 45 мм, пусть в меньшей степени, проявились уже на Ил-2 с пушкой НС-37 (калибра 37 мм). Ввиду низкой эффективности в роли противотанкового средства этот самолет был снят с производства постановлением Государственного Комитета Обороны от 12.11.1943. Кстати говоря, оценить разрушительную силу отдачи крупнокалиберной пушки (крупнокалиберной для этого типа самолетов) можно по катастрофе Ил-2 из 7-го гвардейского штурмового авиационного полка 11.09.1944 [51]В тот период 101-й тяжелый танковой батальон (осенью 1944 года номер был изменен на 501) входил в состав специальной группы сухопутных войск (нем. Heeresgruppe) под командованием теперь уже генерал-фельдмаршала Эрвина Роммеля.
:

«Во время учебного бомбометания самолет разрушился на пикировании. Причиной сочли ослабление силовых элементов конструкции из-за отдачи пушки НС-37 при выстреле. После этого еще оставшиеся в строю Ил-2 с 37-мм пушками были переданы в учебные части».

Ситуация здесь предельно проста: постоянные значительные нагрузки на планер самолета от стреляющей пушки калибра 37 мм в конце концов превысили допустимый эксплуатационный предел прочности и самолет просто разрушился.

Тем не менее ошибка с увеличением калибра пушки, а также неоправданные затраты людских и материальных ресурсов, не подкрепленные строгими научными расчетами, не остановили сталинских последователей от «наступления на те же самые грабли». О какой научности можно говорить при таком примитивном подходе к решению исключительно сложной проблемы прицельного поражения подвижных бронированных целей с летящего и к тому же маневрирующего самолета, управляемого летчиком в лучшем случае со средним уровнем летной и боевой подготовки, не в полигонных, а в реальных условиях боя.

Реальные возможности штурмовика Ил-2 для того уровня летной и боевой подготовки летного состава советских ВВС демонстрирует описание атаки немецкой подводной лодки U-481 в Нарвском заливе парой советских Ил-2 из 35-го штурмового авиационного полка под прикрытием своих истребителей 30 июля 1944 года [51]В тот период 101-й тяжелый танковой батальон (осенью 1944 года номер был изменен на 501) входил в состав специальной группы сухопутных войск (нем. Heeresgruppe) под командованием теперь уже генерал-фельдмаршала Эрвина Роммеля.
:

«Самолеты сбросили на нее (то есть на подводную лодку) восемь ФАБ-100 [35]ФАБ-100 — фугасная авиационная (свободно падающая) бомба калибра 100 кг.
, выпустили восемь РС-82 [36]РС-82 — реактивный (неуправляемый) снаряд калибра 82 миллиметра.
и обстреляли противника пушечно-пулеметным огнем. Прямых попаданий добиться не удалось».

Согласитесь, уважаемый читатель, что подводная лодка раз в десять больше танка по размерам и исключительно хорошо видна на глади воды — не то что танк среди оврагов, холмов и деревьев, в дыму и огне на поле боя. Тем не менее сталинские соколы «ухитрились» не попасть в нее, применив абсолютно весь имеющийся у них арсенал оружия, сделав при этом как минимум три захода: сначала сбросили бомбы, затем пустили ракеты и на третьем заходе постреляли по подводной лодке из пушек и пулеметов. В конце концов атака советских летчиков превратилась в полный абсурд: немецкие подводники сбили один советский штурмовик, после чего подводная лодка, не торопясь, ушла восвояси без каких-либо повреждений. Совершенно фантастическое развитие событий — непонятно, что делать: то ли плакать, то ли смеяться.

Чтобы читатель представлял себе исключительную сложность описанной проблемы и бесполезность усилий, предпринятых советскими военными начальниками и конструкторами, можно привести уникальный пример в современной авиации применения семиствольной пушки GAU-81A калибра 30 мм и скорострельностью 4000 выстрелов в минуту на американском штурмовике А-10 «Thunderbolt» с максимальным взлетным весом около 23 тонн (а не шесть, как у Ил-2) и полезной нагрузкой 7260 кг. Чтобы свести к минимуму вибрацию планера самолета, а также крутящие моменты от отдачи пушки (которая составляет 7140 кг, то есть столько же, сколько и у Ил-2), ее установили строго вдоль продольной оси самолета (как и на немецком штурмовике Hs-129) и очень близко к ней снизу в передней части фюзеляжа. Такая компоновка, правда, вынудила конструкторов сместить переднюю стойку шасси самолета вправо на 40 сантиметров от продольной оси самолета, что не имеет аналогов в мировом авиастроении. Только благодаря этим принципиальным технологическим решениям (наряду с баллистическим вычислителем и системой прицеливания), а также наличию солидного боекомплекта в 1174 бронебойных снарядов (то есть в 20 раз больше, чем у Ил-2) самолет А-10 «Thunderbolt» очень хорошо себя зарекомендовал как средство борьбы с танками во время операции «буря в пустыне» в Ираке в 1991 году.

«Скромные» противотанковые возможности Ил-2 еще можно объяснить технологическим уровнем того времени, но этот специализированный штурмовик явно проигрывал по эффективности боевого применения, например, против надводных целей даже американскому истребителю Р-40 «Kittyhawk», о чем наглядно свидетельствуют данные, представленные в таблице 1 [51]В тот период 101-й тяжелый танковой батальон (осенью 1944 года номер был изменен на 501) входил в состав специальной группы сухопутных войск (нем. Heeresgruppe) под командованием теперь уже генерал-фельдмаршала Эрвина Роммеля.
.

Таблица 1.

Результаты ударов по надводным целям различными типами самолетов

Выведено из строя супов Ил-4 торпедоносцы Ил-4 бомбардировщики Р-40 Ил-2 Р-40, Ил-2
до 100 брт 0 0 10 3 1
до 3000 брт 2 3 8 3 0
свыше 3000 брт 2 1 0 2 5
боевых кораблей и вспомогат. судов 4 2 14 4 10
Всего 8 6 32 12 16

Как видно из приведенных данных, истребителями Р-40 «Kittyhawk» выведено из строя почти в три раза больше судов и кораблей противника, чем специализированными штурмовиками Ил-2. Авторы этого поучительного исследования приводят следующее совершенно феноменальное объяснение такого положения дел [51]В тот период 101-й тяжелый танковой батальон (осенью 1944 года номер был изменен на 501) входил в состав специальной группы сухопутных войск (нем. Heeresgruppe) под командованием теперь уже генерал-фельдмаршала Эрвина Роммеля.
:

«Что же до парадоксальной, на первый взгляд, большей эффективности бывшего истребителя Р-40 по сравнению со специализированным штурмовиком Ил-2, то “секрет” “киттихока “ в том, что он оказался в нужное время, в нужном месте, т.е. именно в Заполярье».

Правда, потом все же выясняется, что у Р-40 имеются и объективные преимущества по сравнению с Ил-2, в частности, больший радиус действия, что позволяло применять этот американский самолет в режиме «свободной охоты», а не только по запоздалым данным разведки.

Чтобы после ознакомления с такими негативными оценками боевых качеств советской авиационной техники у читателя не сложилось превратное впечатление о выдающихся советских авиационных конструкторах, хотелось бы осветить одну фундаментальную причину крайне низкой эффективности ее (техники) применения. В августе 1940 года (то есть менее чем за год до начала войны) Сталин собрал совещание руководителей, отвечавших за боевую авиацию в Советском Союзе, чтобы из первых рук узнать, как идет освоение новых самолетов (что очень похвально для главы государства, обеспокоенного состоянием дел в ключевом виде вооруженных сил).

Заместитель наркома обороны и начальник Главного управления ВВС Павел Васильевич Рычагов доложил, что одна из ключевых проблем в боевой авиации заключается в низком нормативно определенном налете выпускников летных училищ. Как он буквально выразился:

«30 часов хватит разве для того, чтобы летчик разбился. А ему еще воевать нужно уметь. 120 часов требуется как минимум!»

Хотелось бы обратить внимание читателей на тот факт, что согласно приказу народного комиссара обороны № 070 от 04.06.1939 (принятого за год до этой встречи) налет в летных школах был увеличен до 30 часов [82]Уважаемый читатель, взгляните на политическую карту мира и ответьте на простой вопрос: где сейчас побежденная Германия и где сейчас победивший ее Советский Союз?
. То есть до этого приказа налет в летных школах был менее 30 часов. И что же на это ответил «премудрый» и «дальновидный» Сталин:

«120 часов налета… Мальчишеские рассуждения. Мы горючее на ветер не собираемся бросать…»

Хотелось бы спросить у читателей, во-первых, сколько же нужно часов, чтобы научиться с предельной осторожностью ездить на автомобиле, а не то, что бы летать на боевом самолете. Не говоря уже о том, что летчик должен уметь вести воздушный бой, или наносить удары по наземным целям! А во-вторых, в какую сумму государству обходились потери авиационной техники, которые перед войной достигли немыслимой величины — до 900 самолетов в год? То есть Страна Советов накануне войны только по причине аварийности теряла два-три самолета ежедневно, не говоря уже о том, что ежегодно в этих авариях (а точнее — катастрофах) погибали десятки летчиков? Неужели эти колоссальные потери можно сравнить со стоимостью авиационного топлива на лишние два-три десятка часов налета?

Через год, в апреле 1941 года, на подобном совещании у Сталина Павел Рычагов допустил еще одно крайне резкое высказывание, которое, правда, уже касалось и технических характеристик советской авиационной техники, особенно ее надежности:

«Аварийность и будет большая, потому что вы заставляете нас летать на гробах!»

Может быть, Павел Рычагов преувеличивает или даже искажает факты, ведь он же заинтересованное лицо? Чтобы убедиться в горькой правде, предоставим слово человеку независимому, которому можно доверять, а именно сыну Сталина Василию, который в начале 1941 года обучался на курсах усовершенствования командиров авиационных эскадрилий в Липецке. В своем письме отцу (то есть Сталину) Василий, в частности, пишет [84]Этот, с позволения сказать, танк получил название «самоходная противотанковая пушка с пулеметом».
:

«…у нас на курсах командиры эскадрилий летают на таком старье, что страшно глядеть. Летают в большинстве на И-15.

Непонятно, кем мы будем командовать. Ведь к июню м-цу (месяцу) большинство частей будет снабжено новыми машинами, а мы, будущие командиры эскадрилий, не имеем понятия об этих новых машинах, а летаем на старье.

К тому же были случаи, когда эти старые самолеты не гарантировали благополучного исхода полета. Например, отплетали фонари, отлетали щетки крепления крыльевых пулеметов. А такие случаи очень редко кончаются благополучно».

Весьма поучительно понять, что причиной появления уже упомянутого приказа народного комиссара обороны № 070 от 04.06.1939 и принятия предусмотренных в нем «экстраординарных» мер, включая увеличение налета до 30 часов, стала гибель в конце 1938 года и начале 1939 года пяти Героев Советского Союза (не одного или двух, а пяти):

■ Бряндинского Александра Матвеевича. Погиб в авиационной катастрофе 04.10.1938 на самолете DC-3 во время поисков экипажа B.C. Гризодубовой;

■ Чкалова Валерия Павловича. Погиб 15.12.1938 при выполнении первого вылета на самолете И-180;

■ Губенко Антона Алексеевича. Погиб 31.03.1939 в авиационной катастрофе;

■ Серова Анатолия Константиновича. Погиб 11.03.1939 в авиационной катастрофе на самолете УТИ-4 при выполнении учебно-тренировочного полета (вместе с Полиной Осипенко);

■ Осипенко Полины Денисовны. Погибла 11.03.1939 вместе с Анатолием Серовым.

И как же поступил главный проводник идей Ленина, Маркса и Энгельса, «мудрый» и всезнающий Сталин? Героя Советского Союза Павла Рычагова сняли с должности, затем его арестовали (понятно, что не по указанию Черчилля или Рузвельта), зверски пытали и в конце концов расстреляли.

Расстреляли также и жену Павла Рычагова, заместителя командира отдельного авиационного полка особого назначения Марию Нестеренко. Ее расстреляли по следующему феноменальному обвинению, которое не могла бы придумать даже испанская инквизиция в Средние века:

«Будучи любимой женой Рычагова, не могла не знать об изменнической деятельности своего мужа».

Может быть, Сталин, преподав такой поучительный урок всем советским начальникам (чтобы не порочили советскую авиационную промышленность), тем не менее все же принял меры по повышению качества летной подготовки советских летчиков? Ответ на этот вопрос находим в приказе народного комиссара обороны № 105 от 03.03.1941 [83]За этот беспрецедентный случай в истории Великой Отечественной войны и командующий Крымским фронтом генерал Д.Т. Козлов, и представитель Ставки на фронте Лев Мехлис были сняты с должности и оба разжалованы.
:

«Установить в школах военных пилотов общий налет на курсанта на учебном и боевом самолетах:

а) Для бомбардировщиков — 20 часов, из них: контрольновывозных — 8 часов; самостоятельных — 12 часов.

б) Для истребителей — 24 часа, из них: контрольновывозных — 9 часов; самостоятельных — 15 часов».

Итак, в 1941 году, за три месяца до войны, нормы налета снижены до неприемлемой величины 20 часов для бомбардировщиков и 24 часа для истребителей. Вероятно, «вождь народов» полагал, что летное мастерство приходит само собой, а не дается тяжким каждодневным трудом, многократным выполнением летных заданий, отработкой до автоматизма всех действий летчика (и экипажа). Можно также предположить, что глава первого в мире государства советского типа считал, что учиться летать нужно не в летных школах, а в бою — и он в этом абсолютно прав. Действительно, каждый бой для летчика — это очередной поучительный урок, но в бою учатся не летать, а умению воевать с учетом тех конкретных условий войны, которые не были смоделированы во время освоения летной программы и которые не знакомы инструкторам и командирам. Летную науку можно осваивать и во время реального воздушного боя, но дается такая наука огромной, ничем не оправданной кровью — по крайней мере, ее трудно оправдать лишней тонной авиационного бензина, даже высокооктанового.

То, что сказал Павел Рычагов, — это лишь «маленькая» правда в сложном комплексе проблем подготовки квалифицированных летных кадров для боевой авиации, которую (правду) мог понять глава государства, не имеющий ни малейшего представления об этой деятельности. Но он и этого не понял. А «другая» правда состоит в том, что общий налет в 30 часов, о котором говорил Рычагов, свидетельствует лишь о некоторой тренировке летчика на учебном самолете, обычно морально устаревшем и физически отжившем биплане. Налет же на боевом самолете, на котором предстояло летать в строевой части, у выпускника советского летного учебного заведения не превышал четырех часов. Попробуйте за четыре часа научить кого-нибудь хорошо ездить не на крошечном «Пежо-107», а на седельном тягаче с грузом 10 тонн, и посмотрим, что у вас получится.

В организации подготовки летного состава в Советском Союзе можно выделить еще один существенный изъян, который без лишних объяснений поймет любой близкий к авиации человек. Как известно, Советский Союз в развитии истребительной авиации пошел по своему пути и в отличие от фашистской Германии принял на вооружение не единый истребитель, а три достаточно разные боевые машины: Як-1, Миг-3 и ЛаГГ-3. Здесь сразу же возникает проблема унификации и стандартизации при производстве, эксплуатации и ремонте разнотипной боевой техники, а также при поставках для нее запасных частей, материалов и принадлежностей. Однако эта проблема — уже предмет отдельного исследования. Что же касается качества подготовки летного состава, то советские конструкторы не стали обременять себя созданием учебно-тренировочного самолета, оснащенного двумя тандемно расположенными кабинами, который необходим и для обучения летчиков, и для проверки их уровня летной и боевой подготовки, и для решения некоторых вспомогательных задач типа разведка погоды.

Необходимость в таких учебно-тренировочных машинах в ту предвоенную пору объясняется тем, что новое поколение истребителей существенно отличалось от прежних бипланов и по специфике пилотирования, и по сложности оборудования, и по силе вооружения. Если же учесть мизерный налет советских летчиков в авиационных школах, то полеты с инструктором на учебно-тренировочной машине были крайне необходимы. Это понимание все же пришло к одному советскому авиационному конструктору, а именно Яковлеву, и в феврале 1941 года был принят на вооружение такой учебно-тренировочной самолет, получивший обозначение Як-7УТИ. Эту машину, ориентированную на Як-1, пришлось применять и для подготовки летчиков на два других типа самолетов: Миг-3 и ЛаГГ-3. При написании данной книги не удалось установить даже приблизительное количество Як-7УТИ, применявшихся для подготовки советских летчиков-истребителей, однако достоверно известно, что эти машины начали поступать в строевые авиационные части буквально накануне войны, так как их производство было налажено лишь в мае 1941 года на заводе № 301 [86]Стратегическая агентурная разведка (или САР) предназначена для сбора, добывания и аналитико-синтетической обработки разведывательной информации в интересах военно-политического руководства страны и ее вооруженных сил. Основным способом добывания разведывательной информации в САР является агентурная работа.
. Применять же их в летных училищах начали только в сентябре 1941 года, поэтому появление Як-7УТИ никак не могло повлиять на уровень подготовки советских летчиков к началу войны.

Если пойти дальше, то низкий уровень эффективности советской авиации и ее большие потери очень хорошо объясняет следующее высказывание немецкого воздушного аса Гюнтера Ралля:

«Русские — отличные истребители, но они не подготовлены вести бой слаженно, эскадрильями».

И тут выясняется, что мы до этого говорили лишь об индивидуальной подготовке летчиков, а требуется еще и их тактическая выучка хотя бы в составе авиационного подразделения, для которой опять же требуется дополнительный налет, причем еще больший, чем для индивидуальной подготовки.

Вероятно, Сталин мог бы все это понять в общих чертах, если бы не считал себя безошибочным проводником марксизма-ленинизма и абсолютным знатоком военного дела. Если бы он при этом посвятил авиационной тематике, скажем, несколько часов, чтобы внимательно выслушать специалистов, вникнуть в систему летной подготовки и разобраться в составляющих боевой готовности и боевой способности авиационных частей и соединений. Вероятно, если бы он это сделал на пару лет раньше и определил бы те самые 120 часов налета, о которых просил Павел Рычагов, то возможно, что в первый день войны советская авиация не потеряла бы в воздухе (воздушных боях) более 400 самолетов, не четырех или 40, а именно 400. О потерях более 1200 самолетов на земле тоже нужно говорить, но с другой точки зрения.

И даже тактическая выучка — это еще не вся правда. Летчик должен не только хорошо летать, но и уметь выжить в аварийной ситуации и в сложных условиях. Его надо научить прыгать с парашютом, ориентироваться в лесу, в тундре и на море, добывать пищу, бороться с хищниками. Так, самого выдающегося воздушного аса всех времен и народов немецкого летчика Эриха Хартмана много раз сбивали советские летчики и зенитчики. Он восемь раз горел в подбитом самолете и, казалось бы, должен был погибнуть, но каждый раз Хартман сумел покинуть кабину самолета и спастись на парашюте. Один раз он даже попал в плен к советским военным, но умудрился бежать, перебраться через линию фронта и снова вернуться в строй.

Другой выдающийся немецкий летчик-штурмовик — Ханс-Ульрих Рудель — пять раз был ранен в воздухе, и все пять раз он, будучи раненым, умудрился довести самолет до своего аэродрома. А 19 августа 1944 года при выполнении боевого задания в районе Эргли (Латвия) снарядом советского зенитного орудия ему перебило правую ногу. Хуже того, самолет Руделя получил сильные повреждения, и ситуация казалась безвыходной. Однако немецкий летчик умудрился «дотянуть» до своего аэродрома и остаться в живых (вместе со своим стрелком-радистом) после того, как при жесткой посадке его самолет полностью разрушился. Хотелось бы в этой связи отметить, что после ампутации стопы ноги Рудель, находясь на лечении, сбежал из госпиталя не то что не дождавшись выздоровления, а с временным протезом и в гипсе на правой ноге. И он летал с протезом и гипсом на ноге, даже несмотря на то, что из-за этого не мог без посторонней помощи ни сесть в кабину, ни выбраться из нее после посадки.

Чтобы читателю были до конца понятны роль и значение летной и иной подготовки, которая без сомнений базируется на продуманных теоретических занятиях и обязательной отработке действий в кабине самолета в воздухе, хотелось бы отметить, что в фашистской Германии налет выпускников летных школ достигал 400 часов или в 16 раз больше, чем в Советском Союзе в 1941 году. То есть немецкие летчики прибывали на фронт не с мизерным налетом в 30 часов, а уже основательно обученные и хорошо подготовленные. При этом их допускали к боевым вылетам не по формальным показателям (отлетал необходимое количество часов — ив бой), а по фактическому уровню выучки. Так, уже упомянутый выше летчик-штурмовик Ханс-Ульрих Рудель фактически трижды прошел программу подготовки на штурмовике, прежде чем его направили в боевую эскадрилью.

Возможно, что некоторые читатели, сменившие свою ориентацию с христианства на сталинизм, сочтут приведенные аргументы несущественными придирками, которые в общем случае не могли повлиять на состояние советских ВВС. Первый же день войны и огромные потери советской авиации в этот день нельзя считать объективным показателем, так как Гитлер напал на Советский Союз «вероломно». Чтобы развеять всякие сомнения по этому поводу, обратимся к фактам, только к фактам, и к сухим беспристрастным цифрам, не относящимся к первым дням войны.

Одним из важнейших показателей уровня летной подготовки летного состава считаются (боевые) потери самолетов. Итак, в ходе контрнаступления под Москвой (в конце 1941 года) в 163,237, 518 и 521-м истребительных авиационных полках (в составе Калининского фронта) осталось 14 исправных самолетов. Хотелось бы подчеркнуть, что эти полки были оснащены не убогими бипланами И-15, а новейшими машинами Як-1, так что жаловаться на качество авиационной техники не приходится. Исходя из штатной численности истребительного авиационного полка в 63 самолета (по 20 на каждую из трех эскадрилий и три самолета в звене управления), относительные потери советской истребительной авиации достигли 95%.

А как же складывалась ситуация для немецкой авиационной группировки на Восточном фронте? Ответ на этот вопрос вполне предсказуем, и в наиболее понятной форме его можно изложить двумя словами: «весьма плачевно». Действительно, потери истребительной авиации у немцев к концу битвы под Москвой достигли совершенно немыслимой и неприемлемой для Германии величины 67%. Если выразиться предельно простыми терминами, то у немцев на каждые 100 самолетов в «живых» осталось 33, а у советских истребителей — только 5. То есть по ключевому показателю потерь советская истребительная авиация действовала в шесть с лишним раз хуже немецкой.

Второй объективный показатель, основанный на сравнении данных по количеству воздушных побед, еще более убедительно демонстрируют уровень летной и боевой подготовки летчиков-истребителей противоборствующих сторон. Лучше всего для этого сравнить совершенно бесспорные данные по количеству воздушных побед у шести самых результативных немецких и советских летчиков-истребителей, которые и представлены в таблице 2.

Таблица 2.

Результаты лучших советских и немецких асов

Советские летчики (Фамилия … Побед)

Иван Кожедуб … 62

Александр Покрышкин … 59

Николай Гулаев … 57

Григорий Речкалов … 56

Кирилл Евстигнеев … 53

Арсений Ворожейхин … 52

Итого: … 339

Немецкие летчики (Фамилия … Побед)

ЭрихХартман … 352

Герхард Баркгорн … 301

Понтер Ралль … 275

ОггоКитгель … 267

Вальтер Новотны … 258

Вильгельм Бац … 242

Итого: … 1695

Вот он, ожидаемый результат — соотношение один к пяти в пользу немецких летчиков, немецкой системы подготовки летных кадров, немецкой тактики применения боевой авиации, высокого боевого духа немецких летчиков.

Сопоставляя результативность советских и немецких асов, необходимо привести некоторые поучительные факты, которые характеризуют достоверность данных о победах советских летчиков, в том числе и Александра Покрышкина. Так, в известном воздушном сражении на Кубани летом 1943 года были засчитаны следующие наиболее крупные победы над немецкими истребителями [86]Стратегическая агентурная разведка (или САР) предназначена для сбора, добывания и аналитико-синтетической обработки разведывательной информации в интересах военно-политического руководства страны и ее вооруженных сил. Основным способом добывания разведывательной информации в САР является агентурная работа.
:

■ по 17 немецких самолетов А.Ф. Лавренову и B.C. Конобаеву;

■ по 15 побед В.И. Фадееву и А.И. Труду;

■ по 10 самолетов А.И. Покрышкину и Д.Б. Глинке.

Итого, имеем 84 немецких самолетов-истребителей, сбитых только наиболее результативными советскими летчиками (результативными в небе Кубани). Фактически же потери немцев в этом сражении составили ровно 100 истребителей, из которых 42 уничтожено, а 58 повреждены и отправлены в ремонт. Но, как свидетельствуют документы, даже из 42 безвозвратно потерянных истребителей только 28 были сбиты в воздушных боях, а остальные 14 потеряны по разным причинам, например, уничтожены на земле в результате попадания бомб. Таким образом, если предположить, что данные по воздушным победам Александра Ивановича Покрышкина и Дмитрия Борисовича Глинки верны, то непонятно, каким образом «делить» оставшиеся восемь сбитых немецких самолетов-истребителей (28–10x2 = 8). Более того, советская авиационная группировка истребителей на Кубани насчитывала не менее 25 истребительных авиационных полков, то есть в этом воздушном сражении принимали участие более 1500 летчиков. Трудно поверить, что ни один из них за все лето не сбил ни одного немецкого самолета-истребителя, а все воздушные победы принадлежат лишь нескольким советским летчикам, среди которых и Александр Покрышкин.

Возвращаясь к боевым заслугам советских асов, хотелось бы привести одну из фундаментальных причин такого соотношения результативности немецких и советских летчиков, связанную с состоянием и развитием авиационной школы в обеих странах. Как известно, основу ВВС в фашистской Германии составляли ветераны Первой мировой войны. То есть немцы, несмотря на серьезные социальные потрясения в Германии, все же сохранили этот «золотой фонд». Они сохранили авиационную школу, а с ней и всех тех, кто мог не только обучать подрастающее поколение авиаторов и передавать свой опыт, но и творчески развивать концепции применения боевой авиации в современной войне. Что касается Советского Союза, то «золотой фонд» боевой авиации после 1917 года был систематически уничтожен, многие специалисты покинули страну, как это, например, случилось с талантливым русским авиационным конструктором Сикорским. Если же к этому добавить, что в период сталинских репрессий 1937–1938 годов было истреблено более 75% старшего офицерского состава, то в Советском Союзе не осталось тех, кто мог бы обучать, передавать опыт и творчески развивать авиационную теорию.

* * *

Упомянутая выше «волокита» с мобилизационным планом и грубые просчеты в мобилизационном планировании — это не единственный прецедент, характерный только для высшего звена управления государством и вооруженными силами страны. Навязанный Сталиным принцип уклонения от ответственности насаждался повсеместно, и он пронизывал всю систему государственной власти в СССР до самых ее низов, о чем красноречиво свидетельствуют уникальные записки генерала Бирюкова [52]Общий результат уничтоженной Виттманом техники противника оценивается в 141 танк и 132 противотанковых орудия (не считая машин). Самым же результативным танкистом Второй мировой войны считается почему-то забытый историками Курт Книспель, на счету у которого 168 подтвержденных побед над танками противника.
:

«Инструкция по боевому применению мотоциклетных частей не утверждается целый месяц. В управлении (УБП [43]Речь идет об управлении боевой подготовки Главного автобронетанкового управления РККА.
) мотоциклетный устав лежал 1,5 года без утверждения. В управлении боятся взять на себя ответственность».

Обратите внимание, уважаемый читатель, что речь идет об уставе мотоциклетных частей, а не ВВС или хотя бы бронетанковых войск, и тем не менее не нашлось ни одного человека, способного взять на себя ответственность, чтобы в течение более полутора лет ввести в действие этот документ. Можно ли было при таком подходе даже мечтать о внедрении и освоении новых прогрессивных принципов, методов и средств ведения войны, применения войск и боевой техники?

Читатель может убедиться в порочной атмосфере подавления сталинским режимом инициативы в войсках и на примере применения пикирующего бомбардировщика Петлякова Пе-2. Оказалось, что этот самолет в период Великой Отечественной войны крайне редко применялся по своему прямому предназначению как пикирующий бомбардировщик. Практически применение Пе-2 всю войну сводилось к площадным ударам с горизонтального полета или с пологого пикирования, что и определяло соответствующую относительно низкую эффективность применения этого самолета. Таким образом, заложенные в самолете ключевые возможности не использовались, а значит, выделенные на его разработку, создание и производство ресурсы расходовались впустую.

Причин для этого историки и специалисты приводят много, включая плохие погодные условия на европейской территории СССР, как будто бы для немецких пикирующих штурмовиков Ju-87 они были иными. Но главная из упоминаемых причин состояла в слабой подготовке летного состава и в нежелании (или боязни) авиационных начальников и командиров всех рангов проявлять инициативу в направлении совершенствования летной выучки своих подчиненных и освоения методики бомбометания с пикирования. Не хочется сравнивать с немецкими авиационными командирами, но приходится. В ВВС фашистской Германии нанесение бомбовых ударов с пикирования для пикирующих самолетов с самого начала было основным способом их боевого применения.

Лишь начиная с 1943 года, и только благодаря инициативе командира 301-й бомбардировочной авиационной дивизии Ивана Семеновича Полбина, опытные экипажи начали при благоприятных условиях применять Пе-2 «по профилю», как пикирующий бомбардировщик. Только после окончания Второй мировой войны на Пе-2 стали проводиться полномасштабные исследования по бомбометанию с глубокого пикирования.