Каким бы оружием ни были оснащены войска, результат его (оружия) применения зависит в первую очередь от качественных характеристик личного состава, владеющего этим оружием. Качество командиров и солдат — это очень сложный и комплексный показатель, который трудно поддается количественному измерению, но который является решающим фактором в любой войне, так как именно он определяет и боеготовность, и боеспособность частей, соединений, объединений и вооруженных сил в целом.
Так, военная наука утверждает, а жизнь многократно подтверждает, что важнейшими условиями победы являются такие не поддающиеся измерению характеристики, как смелость, отвага, дерзость и инициатива — инициатива от солдата до командующего. А инициативу Сталин в то время подавлял и безжалостно истреблял: проявление инициативы в лучшем случае каралось освобождением от должности, а в худшем — расстрелом.
Значение инициативы для успешного и эффективного выполнения боевых задач демонстрируют хотя бы нашумевшие действия немецкой 7-й танковой дивизии под командованием легендарного генерал-майора Эрвина Роммеля в 1940 году на центральном участке вторжения во Францию (через Бельгию). Эта дивизия была укомплектована выходцами из Тюрингии, которые никогда не отличались высокими боевыми качествами, однако не зря Александр Македонский сказал: «Стадо баранов под руководством одного льва может сделать значительно больше, чем стадо львов под руководством одного барана».
Эта непреложная военная истина пронизывает всю историю человечества. Например, всем известен бесславный разгром Польши в сентябре 1939 года, в том числе и польских ВВС. Однако мало кто знает, что польские летчики в битве за Британию в 1940 году под руководством британских командиров показали просто феноменальные результаты. В частности, польский летчик Йозеф Франтишек из 303-й эскадрильи в течение лета 1940 года сбил 17 немецких самолетов, из них 9 «Мессершмитт-109», то есть ненамного «отстал» от самого результативного британского аса Эрика Локка, который за тот же период сбил 21 немецкий самолет, в том числе 13 «Мессершмитт-109». Йозеф Франтишек стал первым иностранцем в Великобритании, получившим планку к медали «За выдающиеся летные заслуги». А вот по совокупности результатов авиационных подразделений, сражавшихся в 1940 году в битве за Британию, на первом месте по количеству сбитых немецких самолетов оказалась упомянутая выше 303-я эскадрилья, укомплектованная польскими летчиками. Какие комментарии нужны к упомянутому крылатому выражению Александра Македонского — никому неизвестный польский летчик чешского происхождения, который всю жизнь летал на убогих бипланах, под руководством грамотных британских командиров, на хорошем самолете («Хоукер Харрикейн») продемонстрировал просто удивительные результаты.
То же самое относится и к немецкой 7-й танковой дивизии, укомплектованной выходцами из Тюрингии. Итак, к вечеру 16 мая 15-й армейский (моторизованный) корпус Германа Гота, в состав которого входила и дивизия Роммеля, вышел на границу Бельгии и Франции. Оказалось, что этот участок границы был оборудован системой укреплений и защитных сооружений, включая долговременные огневые точки, бронекупола, колючую проволоку и минные поля. Роммель получил приказ «прощупать» оборону противника, но без разрешения ни в коем случае не уходить за линию фронта. Уяснив задачу, Роммель в тот же вечер, не мешкая ни секунды, без подготовки, в сумерках, используя внезапность, ворвался на позиции французов. Его танки в упор расстреляли огневые точки французов через их амбразуры и буквально смяли оборону противника.
Прорвав первую линию обороны, Роммель не стал тратить время на пространные доклады о достигнутом успехе и немедленно устремился вперед. Ночью около 23.00 на марше по направлению на Авен он наткнулся на 5-ю механизированную дивизию французов, которая на свою беду расположилась на ночлег, полагая, что находится в тылу в полной безопасности. Оставив после себя сотни пылающих танков, машин и другой уничтоженной боевой техники противника, Роммель около полуночи ворвался в Авен, где в упорных уличных боях уничтожил еще одну (1-ю) танковую дивизию французов. Но он не успокоился и на этом и к шести утра уже следующего дня (с начала рейда) захватил мост через реку Самбра в Ландреси.
Остановился Роммель только через полчаса восточнее Ле-Като, уже в 50 километрах от линии фронта, и то лишь только потому, что в частях и подразделениях дивизии, участвовавших в «прощупывании обороны» противника, подошли к концу и боеприпасы, и топливо для танков и машин, но по крайней мере об усталости подчиненного ему личного состава вопрос не стоял.
За этот рейд соединение Роммеля получило прозвище «дивизия-призрак» за свою способность совершать молниеносные броски и внезапно появляться в самых неожиданных местах, в том числе неожиданных и для немецкого командования. По сталинским меркам Роммель за самоуправство угодил бы под трибунал, но немецкое командование отметило его заслуги, хотя и «пожурило» за невыполнение приказа (то есть «не уходить за линию фронта»). Действительно, одна-единственная немецкая дивизия благодаря инициативе, отваге и дерзости своего командира буквально за сутки захватила ключевые рубежи и нанесла французам колоссальный материальный и моральный ущерб. Кроме всего прочего, Роммель в этом нашумевшем походе взял в плен около десяти тысяч французских солдат и офицеров. При этом его дивизия потеряла только сорок человек убитыми и 75 раненых.
И это вовсе не единичный и уникальный случай в вермахте, но так как поборники мракобесия об этом предпочитают не писать, то и читатели в нашей стране о таких случаях мало что знают, а идеалом смелости и отваги считают бросок на амбразуру. Например, особой решительностью и дерзостью в бою в сочетании с высоким мастерством отличался непобедимый воздушный ас, командир эскадрильи майор Герхард Баркхорн, на счету у которого 301 сбитый самолет противника (в основном на Восточном фронте). Баркхорн был мастером внезапных нападений и предпочитал атаки с пикирования со стороны солнца либо заходил снизу сзади в хвост самолету своего соперника. Из имеющихся материалов следует, что дерзость и решительность он сочетал с осторожностью по отношению к действиям противника. Тем не менее готовность к бою у него стояла на первом месте, вследствие чего за 1104 сделанных им боевых вылетов его самолет сбивали девять раз, но ни разу Баркхорн не покинул поврежденную или горящую машину — беспрецедентный случай в авиации.
Несмотря на свои боевые заслуги и должность командира эскадры, Баркхорн так и не вступил в нацистскую партию. Утверждают также, что однажды после очередной воздушной победы на Восточном фронте на вопрос своего подчиненного, почему он не расстрелял из пулемета спускавшегося на парашюте советского летчика, Баркхорн сказал: «Тот парень, которого я сегодня сбил, имеет такое же право на жизнь и любовь, как ты и я».
Если вернуться к основной ударной силе вермахта, то исключительной дерзостью прославился танковый мастер командир 2-й роты 101-го тяжелого танкового батальона СС Михаэль Виттман. В частности, Виттман 13 июня 1944 года в районе Виллер-Бокаж (Нижняя Нормандия) в одиночку, то есть на одном танке «Тигр», вступил в бой с 22-й бронебригадой 7-й бронетанковой дивизии англичан, которая прославилась в ходе сражений в Северной Африке и получила название «пустынные крысы» (англ. Desert Rats). Благодаря своей предельной дерзости и внезапности он за 20 минут «поставил мировой рекорд по эффективности боевого применения танков», то есть уничтожил 21 танк и 28 единиц другой бронетехники противника, после чего отступил без каких-либо повреждений.
Если дерзкая акция Виттмана покажется читателю слишком избитой и банальной, то в многочисленных источниках можно найти и иные, не менее дерзкие и смелые, действия умелых и решительных немецких командиров. В частности, еще один результативный немецкий танковый ас, Вилли Фей, вспоминая свой боевой опыт, описывает такой случай, который не предусмотрен никакими уставами, инструкциями и наставлениями по боевому применению танков, который произошел 24 декабря 1944 года в районе города Манэй [16]Переводится на русский язык буквально как «рыба-меч»: sward — меч (читается примерно «соод»), fish — рыба.
. Около 10 часов вечера командир танкового взвода из дивизии СС «Дас Райх» Франц Фраушер по своей личной инициативе и под своим руководством двумя танками незаметно пристроился к колонне танков 7-й танковой дивизии США. Дождавшись наиболее благоприятного момента, у поворота на шоссе 15 южнее Манэй оба немецких танка вышли из походного строя и расстреляли американскую колонну. В течение нескольких минут они уничтожили десять танков противника и рассеяли всю колонну, после чего ушли невредимыми. Кажущаяся простота этой дерзкой акции сопряжена с высоким риском неминуемой гибели в случае любой, даже незначительной ошибки, что, кстати, подтверждается другими схожими примерами.
Чтобы не приводить пространные описания подобных многочисленных примеров, хотелось бы лишь добавить, что только благодаря инициативе и дерзости немецких командиров были захвачены нетронутыми мосты через Западную Двину в Даугавпилсе (в Латвии Даугава) несмотря на то, что они находились на удалении 250 километров от границы. Советские саперы просто не ожидали такого нахальства, были захвачены врасплох и не успели взорвать мосты. Теперь читатель может без подробных объяснений понять, что немецким войскам тем более не пришлось форсировать Неман в классическом понимании этого термина, когда они подошли к реке через несколько часов после вторжения, пройдя примерно 60 километров от границы. Они без всяких проблем «переехали» Неман по нетронутым мостам в районе Алитус и Меркине. Немецкие командиры смело и дерзко пошли через мосты на восточный (правый) берег Немана, несмотря на то, что им противостояло лучшее и самое боеспособное в вооруженных силах СССР танковое соединение: 5-я танковая дивизия под командованием полковника Ф.Ф. Федорова.
На вооружении этой дивизии имелось 268 танков, в том числе 50 танков Т-34 и 37 KB, с которыми в то время не мог равняться ни один немецкий танк. Кроме лучших по тем временам танков эта дивизия имела и отличное артиллерийское вооружение: противотанковые пушки калибра 45 мм, полевые орудия калибра 76 мм, гаубицы калибра 122 и 152 мм, минометы большого калибра и даже зенитные орудия калибра 37 мм — всего 116 стволов. Таким образом, при простом (математическом, то есть без учета боевых качеств) сравнении сил и технических характеристик советские танкисты и артиллеристы могли бы без труда «стереть с лица земли» немецкую ударную группировку.
Чтобы читатель не воспринял это утверждение как необоснованное обвинение с целью дискредитации полковника Федорова, который так бездарно и позорно позволил немцам разбить самое сильное в советских вооруженных силах танковое соединение, придется на примере показать, что же в схожих условиях против довольно крупной танковой группировки противника смог сделать только один артиллерист (а не самая боеспособная в советских вооруженных силах и полностью укомплектованная танковая дивизия). Речь идет о подвиге старшего сержанта артиллерии Николая Владимировича Сиротинина, который он совершил 17 июля 1941 года в районе белорусского городка Кричев, и которому в ту пору исполнилось 20 (двадцать) лет, то есть его боевой опыт не шел ни в какое сравнение с «боевым опытом» полковника Федорова.
Согласно официальной информации, под натиском 4-й танковой дивизии (в составе 2-й танковой группы генерал-полковника Хайнца Вильгельма Гудериана) части советской 13-й армии отступали, а вместе с ними отступал и полк, в котором служил Сиротинин. Было принято решение оставить у моста через реку Добрость на 476-м километре шоссе Москва — Варшава одно 76-мм орудие с расчетом из двух человек и боекомплектом в 60 снарядов прикрывать отступление с задачей задержать танковую колонну противника. Одним из номеров расчета стал командир батареи (в чине лейтенанта), а вторым добровольно вызвался Николай Сиротинин.
Орудие было замаскировано на холме в густой ржи, а позиция позволяла хорошо просматривать шоссе и мост. Когда на рассвете показалась колонна немецкой бронетехники, Николай первым выстрелом подбил вышедший на мост головной танк, а вторым — замыкающий колонну бронетранспортер, тем самым создав пробку на дороге. Командир батареи получил ранение и, поскольку боевая задача была выполнена, ушел в сторону советских позиций. Однако Сиротинину было жалко бросать выгодную позицию, тем более, что при пушке по-прежнему оставалось значительное количество неизрасходованных снарядов, поэтому он продолжил неравный бой. Немцы предприняли попытку расчистить затор, стащив подбитый танк с моста двумя другими танками, но и они были подбиты. Бронемашина, попытавшаяся преодолеть реку вброд, увязла в болотистом берегу, где была уничтожена. Немцам долго не удавалось определить местоположение хорошо замаскированного орудия; они считали, что бой с ними ведет целая батарея. Бой продолжался два с половиной часа, за это время Сиротинин, 20-летний юноша, а не опытный полковник, уничтожил 11 танков, шесть бронемашин, 57 немецких солдат и офицеров.
Несмотря на то что у полковника Федорова было не одно (как у Николая Сиротинина), а более ста орудий калибра 76 мм, и при этом его танковая дивизия была своевременно приведена в полную боевую готовность и даже заранее выведена на огневые рубежи, немцы смело и решительно подавили сопротивление советских танкистов и продолжили развивать оперативный успех. Некоторые советские историки рисуют довольно впечатляющую картину танкового сражения в районе Алитус, в ходе которого дивизия Федорова якобы нанесла серьезный урон 7-й и 20-й немецким танковым дивизиям, а самого Федорова представляют чуть ли не героем. Однако они обходят вниманием тот факт, что после этого «тяжелого» сражения 7-я немецкая танковая дивизия, на вооружении который не было ни одного летающего танка, в целости и невредимости уже утром 24 июня оказалась в Вильнюсе, то есть в 80 километрах от Алитус.
Для того чтобы понять первоисточник такой феноменальной инициативы и дерзости у немецких командиров, обратимся к одному из самых авторитетных военных начальников того времени, а именно к Эриху фон Манштейну. Будучи командиром 6-й роты 5-го пехотного полка в небольшом бранденбургском городе Ангермюнде, где он проходил службу с 1921 по 1923 год, Манштейн отмечает [37]На этот раз экипаж сбитого Ил-2 удалось спасти: его подобрали наши катера.
:
«Моей задачей было не только обучать молодых солдат хорошей службе, но и прививать им навыки руководства на случай возможного дальнейшего расширения армии.
Воспитание и подготовка солдат всех родов войск была направлена на то, чтобы научить их самостоятельно мыслить и действовать. А это одно из наиболее важных качеств военного».
Уважаемый читатель, попытайтесь найти что-либо похожее у «товарища» Жукова, который в течение многих лет по долгу службы был обязан воспитывать в своих подчиненных способность самостоятельно мыслить и действовать. Именно поэтому трудно было ожидать инициативы и тем более дерзости от советских командиров. Подобные качества, характерные для немецких командиров, без сомнения потенциально присущи русским, украинцам, белорусам и другим национальностям в составе Советского Союза. Тем более, что геройский подвиг Николая Сиротинина это наглядно подтверждает.
Поднимая этот не столь очевидный для непосвященных в специфику военной тематики вопрос об инициативе, особенно в контексте имени «маршала победы», нельзя не отметить лучшего советского танкового аса старшего лейтенанта Дмитрия Федоровича Лавриненко, который к 18 декабря 1941 года уничтожил 52 танка противника. В своем последнем бою на подступах к Волоколамску (в ходе контрнаступления под Москвой) он командовал оперативной группой 1-й гвардейской танковой бригады в составе танковой роты и отделения саперов (которое расчищало от мин маршруты движения танков). На рассвете, застигнув немцев врасплох, группа успешно атаковала деревню Гряды. Оценив обстановку, Лавриненко проявил инициативу и решил продолжить атаку, не дожидаясь приказа сверху и подхода главных сил. Танковая рота под его командованием ворвалась в село Покровское, где огнем и гусеницами уничтожила немецкий гарнизон. Затем Лавриненко повел свою роту в атаку на соседнее село Горюны, куда отошли немецкие танки и бронетранспортеры. Немецкие части не смогли противостоять атаке одновременно с двух сторон — роты Лавриненко и только что подошедших основных сил 1-й гвардейской танковой бригады, были разбиты и бежали.
Хотелось бы особенно отметить, что благодаря инициативе, решительности и, по-хорошему, дерзости, эту операцию Дмитрий Лавриненко провел с минимальными потерями. Принимая во внимание к тому же его самые высокие показатели по уничтоженным немецким танкам, по которым он значительно (то есть в несколько раз) опережал всех остальных наиболее результативных советских танкистов, казалось бы, что командующий Западным фронтом, то есть Жуков, должен был бы, во-первых, немедленно представить героя-танкиста к высшей государственной награде.
Во-вторых, как этого требует служебный долг, следовало обобщить и распространить опыт описанных боевых действий, поставить смелого и инициативного танкиста в пример всем командирам вверенных Жукову войск фронта. Действительно, если бы все старшие лейтенанты сражались так, как Лавриненко, и так же как он, проявляли инициативу, не дошли бы немцы ни до Москвы, ни до Минска, несмотря на бездарное руководство войсками генералами и маршалами. Тем не менее, несмотря на все эти очевидные факты, в «Воспоминаниях и размышлениях» Жукова находим массу пустых рассуждений, но ни одного слова о подвигах подобного рода, а тем более об их анализе и обобщении.
Соответственно, долгое время и о Лавриненко мало что было известно. Лишь благодаря настойчивым просьбам маршала бронетанковых войск М.Е. Катукова, генерала армии Д.Д. Лелюшенко и некоторых кубанских писателей старшему лейтенанту Лавриненко было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза, но только в 1990 году, то есть спустя 49 лет после его трагической гибели под Волоколамском.
Мог ли Жуков, который руководил контрнаступлением под Москвой, пожертвовать своей одной звездой, чтобы признать выдающиеся заслуги советского танкиста, уничтожившего за короткий срок 52 танка противника и отдавшего жизнь за Родину.
Именно эта же мысль, то есть о готовности и способности советских воинов сражаться смело, решительно, инициативно и дерзко, всю жизнь мучила еще одного выдающегося советского танкиста — механика-водителя старшего сержанта Дмитрия Малько. Он стал участником одного из наиболее невероятных танковых рейдов, который в начале войны совершил по Минску на трехбашенном танке Т-28 совершенно случайный экипаж под командованием майора Васечкина [76]Обращает на себя внимание исключительно пренебрежительное отношение военно-политического руководства страны к подбору военных начальников такого ранга, не говоря уже о том, что во 2-й ударной армии за три месяца сменилось три командующих. А ведь армия — это не взвод: в ее составе сотни частей, десятки тысяч человек личного состава, тысячи единиц боевой техники. Все это командующий должен знать досконально, чтобы управлять войсками эффективно и результативно.
. В состав этого экипажа (кроме Дмитрия Малько и Васечкина) входили еще четыре молодых и необученных курсанта:
■ Федор Наумов — заряжающий;
■ Николай Педан — пулеметчик правой башни;
■ Сергей (фамилия неизвестна) — пулеметчик левой башни;
■ Александр Рачицкий — пулеметчик тыльного пулемета (головной башни).
Вся эта разношерстная команда в силу разных обстоятельств случайно встретилась в районе реки Березина, и, поняв, что находятся в окружении, они решили двинуться на танке в Минск, а не прорываться на восток к своим. Итак, солнечным днем 3 июля 1941 года в Минск, который уже неделю был захвачен фашистами, неторопливо въехал советский танк Т-28. Немцы совершенно не удивились появлению у себя в тылу боевой машины со звездами, так как уже в то время у них на вооружении стояло немало советской трофейной бронетехники. Но и советские танкисты действовали смело и дерзко, тщательно и неторопливо подыскивая наиболее подходящие цели. В итоге этого удивительного похода они уничтожили 10 танков и бронемашин противника, а также 14 грузовиков, три артиллерийские батареи и около 360 человек личного состава врага.
Понятно, что советский танк в конце концов все же был подбит, но Дмитрию Малько удалось выбраться и уйти. В конечном итоге он даже добрался к своим, и читатель, вероятно, предположит, что Дмитрия Малько тут же представили к награде, повысили в звании и, конечно, поставили в пример остальным танкистам. Нет, все было совсем не так: те самые упитанные, хорошо одетые, выспавшиеся и не тронутые лишениями войны особисты устроили ему кровавый допрос, и Дмитрия приговорили к расстрелу. В последний момент кто-то из командиров все же отменил этот преступный приговор сталинских палачей и Малько остался жив.
Пожалуй, он должен быть благодарен сталинскому режиму за то, что ему каким-то чудом сохранили жизнь. Читатель может провести любопытный эксперимент и опросить сто человек, чтобы убедиться, как мало людей в нашей стране (не говоря уже о загранице) знают таких героев, как Лавриненко и Малько.
Описав роль и значение инициативы в военном деле, необходимо совершенно однозначно определить, что инициативу нужно формировать, воспитывать, прививать и всячески поощрять, а Сталин к 1941 году истребил почти всех подготовленных, грамотных и инициативных командиров и начальников. Те же, кто остались живы, уже больше не рисковали проявлять инициативу.
Совершенно блестящий пример отношения советских военных начальников к инициативе своих подчиненных приводит Светлана Александровна Герасимова при анализе причин провала Первой Ржевско-Сычевской операции 1942 года [6]Законодательное определение системы степеней боевой готовности характерно для «цивилизованных» стран. Что касается нашей Отчизны, то в СССР не существовало единого законодательства о боевой готовности Вооруженных Сил. И в российском законодательстве нет правовых норм закона, определяющих степени боевой готовности Вооруженных Сил, слагаемые боевой готовности, средства ее обеспечения, полномочия государственных органов и должностных лиц по приведению Вооруженных Сил в установленные степени боевой готовности.
. Она отмечает слепое выполнение приказов свыше, неумение или нежелание большинства командиров всех уровней взять на себя ответственность, а про инициативу и тем более дерзость и говорить не приходится. В частности, в боях за деревню Полунине (севернее Ржева) наступавшая здесь советская дивизия пыталась безуспешно овладеть ею почти двадцать дней подряд, упорно атакуя с севера. Как следует из Журнала боевых действий этой дивизии, в период с 30 июля по 6 августа 1942 года при многократных попытках прорвать оборону противника в районе Полунино ее части потеряли более четырех тысяч человек [22]Ни в коем случае не ставя под сомнение заслуги М.И. Кошкина, который, кстати говоря, буквально отдал свою жизнь за будущее танка Т-34, приходится все же разочаровать тех читателей, которые исключительно с его именем связывают создание этой боевой машины. Техническую концепцию танка Т-34 массой до 30 тонн предложил именно А.О. Фирсов еще в 1935 году: противоснарядное бронирование с большими углами наклона броневых листов, длинноствольную пушку калибра 76,2 мм и дизельный двигатель В-2. Кроме того, с его приходом на должность руководителя конструкторского бюро начался процесс установки на советские танки дизельных двигателей.
.
Когда же был назначен новый командир дивизии, лично изучивший другие пути подхода к деревне, она была освобождена в ходе жестокого, но всего лишь двухчасового боя путем одновременных ударов с юга и севера. Казалось бы, великолепный образец тактической грамотности, умения и инициативы, который надо было бы не только поощрить, но и поставить в пример всем командирам частей и соединений. Однако на очередном совещании у командующего фронтом этого командира дивизии подвергли критике, якобы за неумелое применение танков.
Схожую оценку уровня тактической подготовки и оперативной грамотности у советских командиров и военных начальников можно найти и у других историков. В частности, Илья Борисович Мощанский так объясняет низкий темп наступления советских войск в ходе контрнаступления под Москвой в декабре 1941 года [38]У немецких конструкторов такой проблемы не было, так как на самолетах такого класса в ту пору передней стойки шасси вообще не существовало. Переднюю опору начали впервые применять американцы, и, судя по всему, первым таким самолетом стал транспортный двухмоторный самолет «Lockheed Model 12». В боевой авиации компоновку с передней стойкой шасси имел средний бомбардировщик В-25 и истребитель «Аэрокобра».
:
«…войска плохо учитывали состояние противника, в боевых порядках которого в то время было множество промежутков и свободных проходов по окрестным лесам и полям. Наступавшие соединения втягивались в бои за овладение опорными пунктами, поспешно создаваемыми немцами в населенных пунктах, узлах дорог и на господствующих высотах, но, к сожалению, при этом они действовали крайне неумело.
Так, части 9-й стрелковой дивизии в течение 8 декабря трижды предпринимали попытку атаковать поселок Снегири на Волоколамском шоссе (11 км юго-западнее Истры), но трижды откатывались назад со значительными потерями. Причем неудачных действий было немало: один из командиров приданных дивизии бригад не умел оперативно управлять боем, другой — с опозданием вывел подразделения на рубеж атаки. Главная же причина неудач в том, что дивизия стремилась выполнить поставленную задачу только ударом с фронта».
Когда автор этих поучительных строк пишет «войска плохо учитывали», он подразумевает не буквально солдат и сержантов, а в первую очередь командующих объединениями и командиров соединениями. От командиров же частей, а тем более подразделений мало что зависит с точки зрения определения направлений главных ударов, оперативного построения войск и взаимодействия родов войск.
Все эти грустные характеристики советских командиров и военных начальников целиком и полностью совпадают и с оценками противостоящей стороны, которые можно, в частности, найти в сочинениях немецкого генерала Меллентина [65]Речь идет о 16-й гвардейской стрелковой дивизии, которая во взаимодействии с 255-й танковой бригадой наступала из района Старшевицы в направлении Дешевки — Наумово — Коршунове — Рамено — Полунино [22].
:
«Безрассудное повторение атак на одном и том же участке, отсутствие гибкости в действиях артиллерии и неудачный выбор района наступления с точки зрения местности свидетельствовали о неумении (советских командиров) творчески подходить к решению задач и своевременно реагировать на изменения в обстановке. Только немногие (советские) командиры среднего звена проявляли самостоятельность в решениях, когда обстановка неожиданно менялась.
Что касается русских (то есть советских) военачальников, то хорошо известно, что:
а) они почти в любой обстановке и в любом случае строго и неуклонно придерживаются приказов или ранее принятых решений, не считаясь с изменениями в обстановке, ответными действиями противника и потерями».
Инициативу в советском обществе Сталин «выкорчевывал» не только в сугубо военной среде, но и в военно-технической среде, о чем свидетельствуют следующие его указания от 05.06.1942 [52]Общий результат уничтоженной Виттманом техники противника оценивается в 141 танк и 132 противотанковых орудия (не считая машин). Самым же результативным танкистом Второй мировой войны считается почему-то забытый историками Курт Книспель, на счету у которого 168 подтвержденных побед над танками противника.
:
Полтора-два месяца проводить улучшение существующего танка Т-34.
2. Основной дефект наших танков в том, что они не могут совершать больших переходов.
3. Слабым местом в танках является ненадежность механизмов передачи, трансмиссии.
4. Сосредоточить внимание на улучшении танков.
Не укладывается в голове, какой ерундой занимался Верховный главнокомандующий, особенно если учесть, что в стратегическом плане нерешенных вопросов в июне 1942 года было больше чем предостаточно. Можно напомнить читателю, что именно в этот период немцы, разгромив советские войска под Харьковом, стремительно продвигались к Волге и на Северный Кавказ. В районе Демянска они прорвали кольцо советского окружения, в котором несколько месяцев находилась крупная группировка войск фашисткой Германии, и вывели из окружения без потерь все свои части и соединения. На Керченском полуострове проваливаются все попытки советского командования провести крупные десантные операции.
Можно привести еще десяток крупных проблем, которые требовали от Верховного главного командования принятия более срочных и важных мер, чем изучение трансмиссии танка Т-34. Остается только Сталину самому сесть в танк и потренироваться в вождении, стрельбе из пушки и в управлении экипажем танка и танковым подразделением. И тогда бы Верховный главнокомандующий сделал для себя много новых открытий, а список выявленных недостатков занял бы несколько страниц, а не две-три строчки. Кстати говоря, проблемы с трансмиссией на танке Т-34 возникли не весной 1942 года, а сразу же с момента появления этой боевой машины. И если уж Сталин хотел принять личное участи в их устранении, то начинать эту работу ему надо было в марте 1940 года, когда два танка Т-34 появились у стен Кремля.
Совершенно очевидно, что этими инженерными делами должны были заниматься совсем другие руководители, которым по долгу службы надо было бы понять недостатки танка Т-34 в управлении, стрельбе и в ремонте. Но эти люди очень хорошо знали, чем закончатся их попытки модернизировать танк без личного разрешения товарища Сталина, и поэтому ничего не делали до июня 1942 года.
Уважаемый читатель, можете ли себе представить, чтобы президент США давал бы указание руководителям авиационной промышленности, например, переделать тросовую (мягкую) проводку системы управления бомбардировщиком под жесткую (трубчатую)? Разве это удел Верховного главнокомандующего вооруженными силами страны?
Завершая характеристику значения инициативы в военном деле, приходится вынужденно привести исключительно уникальный, не имеющий аналогов в истории пример, который абсолютно убедительно демонстрирует степень «умерщвления» инициативы сталинским режимом. Когда началась война, командующий ЗапОВО генерал Павлов вместо того, чтобы немедленно сосредоточить все усилия на отражении агрессии, начал звонить в Москву и спрашивать, а что же ему делать. На какой ответ он еще рассчитывал от людей, которые не собирались воевать в 1941 году? Соответственно, он получил естественную команду «не паниковать, есть вероятность уладить конфликт мирным путем» [10]Первый боекомплект хранится в авиационной части: снаряды к пушкам на борту самолета в магазинах (лентах), бомбы (изъятые из тары) непосредственно возле самолета в укрытии, ракеты на позиции подготовки ракет соответствующей авиационной части на транспортных тележках.
.
И только в седьмом часу в штаб ЗапОВО поступила директива из Москвы, разрешающая войскам вступить в бой. В этом примере как в зеркале отразились способности советских высших военных начальников на всех уровнях антиадекватно оценивать ситуацию и «своевременно» принимать значимые решения.
Здесь весьма уместна параллель с Германией для демонстрации катастрофического влияния скудости мысли вождя, непосредственно вмешивающегося в управление войсками. Как известно, в декабре 1941 года после успешного контрнаступления советских войск под Москвой он отправил в отставку целый ряд высокопоставленных генералов и при этом заявил: «Любой может руководить таким пустяком, как военная операция». Ну как тут не вспомнить крылатое выражение К. Клаузевица: «На войне все просто. Но самое простое оказывается наиболее сложным».
И действительно, чем больше Гитлер брал на себя руководство боевыми действиями и ограничивал инициативу своих военных начальников, особенно в стратегическом и оперативно-стратегическом звеньях управления, тем хуже для немцев развивались события на фронте. Трудно умалить достоинства Гитлера как солдата (если так можно выразиться, учитывая его ужасную роль в истории) и его знание солдатского труда, что должно быть присуще любому генералу и (фельд) маршалу. Однако только одних этих качеств явно мало для управления войсками даже на тактическом уровне, не говоря уже об оперативном, а тем более стратегическом. Личная смелость, отвага и мужество не могут служить эквивалентной заменой глубокой и всесторонней военной подготовке, оперативному таланту и многолетнему опыту управления войсками.
Так, летом 1942 года Гитлер даже не хотел слушать предупреждения и возражения своих генералов, которым было очевидно, что немецкие войска под Сталинградом сами себя загоняют в оперативный мешок. Не было у Гитлера необходимого оперативного кругозора, да и неоткуда было ему взяться у бывшего ефрейтора, поэтому как военный начальник он не видел «дальше своего носа». К этому еще следует добавить, что под Сталинградом Гитлер на карту поставил свой престиж, поэтому он отвергал любые рекомендации об отводе 6-й армии с опасного участка фронта, а также своевременные предложения о прорыве «котла», в который попало объединение Паулюса [30]Курсантов Лепельского пехотного училища, эвакуированного перед самой войной в Череповец, направили сразу на фронт, а оружие выдали непосредственно на марше.
.
«Престиж» Гитлера стоил Германии потери одной из крупнейших группировок войск почти в 300 тысяч человек.
Говоря о грубейших просчетах Гитлера стратегического характера, хотелось бы кратко осветить малоизвестный факт его неумелого вмешательства в концепцию реактивных самолетов, что также можно отнести к проблеме стратегического масштаба. Как известно, первый в мире серийный реактивный самолет Ме.262 был исходно задуман как истребитель, способный эффективно бороться с любыми воздушными целями того времени, и он предназначался для нейтрализации воздушных налетов союзников на Германию.
Первые успешные испытания нового детища Мессершмитта состоялись еще в июле 1942 года, и все шло к тому, что Ме.262 примут на вооружение ВВС фашистской Германии. Однако этот колоссальный технологический успех не нашел должного отклика в умах нацистских стратегов. Вначале Гитлер считал, что нецелесообразно переходить на серийный выпуск истребителя Ме.262, так как с задачами воздушного боя в ту пору успешно справлялись Bf.109 и Fw.190, выпуск которых был хорошо налажен и они сходили с конвейера огромными сериями. Затем, когда он наконец уяснил для себя принципиальную разницу между реактивной и поршневой авиацией, то распорядился переделать в скоростной бомбардировщик машину, спроектированную сугубо как истребитель.
Конечно, такую задачу Мессершмитт мог выполнить, лишь спроектировав новый самолет, то есть бомбардировщик, поэтому и Министерство авиационной промышленности, и разработчик реактивного истребителя просто проигнорировали столь абсурдное указание Гитлера. Однако, когда накануне высадки союзников в Нормандии Гитлер случайно узнал об этом, то разразился крупный скандал, в результате которого в отставку был отправлен легендарный министр авиационной промышленности Эрхард Мильх.
Мессершмитт вынужден был предложить ряд доработок, предусматривающих внешнюю подвеску под консолями крыла авиационных бомб и модернизацию системы управления вооружением. Самым трудным в силу специфики конструкции самолета оказалось обеспечить прицельное бомбометание. В конце концов в августе 1944 года на базе истребителя Ме.262 был готов истребитель-бомбардировщик с худшими по сравнению с исходным вариантом летными характеристиками. Новый самолет не проявил себя ни в качестве бомбардировщика, ни как истребитель, и от него под давлением Геринга все же пришлось отказаться и вернуться к исходной концепции Ме.262 как истребителя.
Таким образом, только к сентябрю 1944 года началось формирование первой истребительной эскадры, оснащенной Ме.262, во главе которой поставили одного из выдающихся авиационных асов Второй мировой войны Вальтера Новотны. Понятно, что машина поступила в войска слишком поздно, и трудно было ожидать от нее решающего влияния на ход и исход войны. Тем не менее за весьма короткий промежуток времени, оставшийся до капитуляции Третьего рейха, немцы с помощью этого реактивного истребителя сбили 735 бомбардировщиков союзников, что, несомненно, можно признать как своеобразный рекорд и как убедительный показатель эффективности только что рожденной реактивной авиации. Примечательно, что до конца войны было потеряно по разным причинам (в том числе и небоевым) только 150 истребителей Ме.262 из 1433 принятых на вооружение машин, то есть чуть более 10 процентов. И это при том при всем, что освоение принципиально новой боевой машины в войсках инженерно-техническим составом и переучивание на нее летного состава происходило буквально в авральном режиме в исключительно сжатые сроки.
Трудно сказать, какой бы ущерб нанес этот истребитель союзникам, если бы немцы начали его боевое применение на два года раньше, но не вызывает никаких сомнений грубейший стратегический просчет Гитлера в этой области.
Понимание роли и значения квалифицированных и способных командиров и бойцов, конечно, пришло и к Сталину, хоть и с большим опозданием. Весьма примечателен в этом отношении комплекс мер, предпринятых Сталиным летом 1942 года по созданию в стране истребительно-противотанковых артиллерийских частей и подразделений. Основу этих мер составляло, во-первых, кадровое обеспечение, во-вторых, материальное стимулирование, а также моральное поощрение, что убедительно демонстрируют следующие выдержки из соответствующего приказа народного комиссара обороны [49]Как предполагают некоторые историки, Роммель на период своего броска преднамеренно выключил радиостанцию, чтобы не отвлекаться на переговоры с начальством, но это лишь гипотеза.
:
«3. Весь начальствующий состав истребительно-противотанковых частей и подразделений, до командира дивизиона включительно, взять на особый учет и использовать только в указанных частях.
4. Командирам орудий и заместителям командиров орудий (наводчикам) этих частей присвоить военные звания ст. сержант — сержант соответственно и ввести должность заместителя наводчика с присвоением ему военного звания мл. сержант.
5. Начальствующий, младший начальствующий и рядовой состав истребительно-противотанковых артиллерийских частей и подразделений, находящийся на излечении в госпиталях, после излечения направлять только в указанные части.
7. Установить премию за каждый подбитый танк в сумме: командиру орудия и наводчику по 500 рублей, остальному составу орудийного расчета по 200 рублей».
Не вызывает абсолютно никаких сомнений актуальность и значимость упомянутого приказа, и не может не вызвать уважение четкость и однозначность его формулировок, направленных на создание высококвалифицированных кадров для этого исключительно ответственного в той войне рода войск. Непонятно только одно: неужели Тимошенко, Жукову и другим «выдающимся» военным начальникам с генеральскими и маршальскими звездами потребовался целый год войны, чтобы прийти к этим внятным и очевидным мерам по борьбе с немецкими танковыми группировками? Разве им была недоступна информация о тактике и ошеломляющих результатах применения немцами танков в Польше и Франции? Не вызывает никаких сомнений тот факт, что в советских военных кругах имелось хорошее представление о проблемах борьбы с танками, а ответ на поставленный вопрос необходимо искать в корнях истории первого в мире Советского государства.
Гражданская война, вспыхнувшая после октябрьской революции 1917 года, политические репрессии и бескомпромиссная классовая борьба свели на нет ценность человеческой жизни в первой в мире Стране Советов. Решающее влияние на мировоззрение советского человека оказала интенсивная индустриализация советской экономики, осуществлявшаяся опять же по принципу «любой ценой», и культивировавшийся в обществе сталинской системой государственной власти взгляд на человека как на бездушный винтик, который должен крутиться в том направлении, в котором ему прикажут сверху.
В результате у советского человека сформировались устойчивый страх перед властью и беспрекословное подчинение любым, даже самым абсурдным приказам. В вооруженных силах эти явления приобретали наиболее уродливые формы: у командиров быстро атрофировались такие важнейшие качества, как самостоятельность, индивидуальность, решительность, желание принимать ответственные решения. В результате в войсках сформировалась атмосфера, когда было безопаснее и выгоднее выполнить любой, даже не соответствующий оперативной обстановке приказ, чем возражать и доказывать свою правоту.
Одним из ярких подтверждений сформированной сталинским режимом и доведенной Жуковым до абсурда атмосферы мракобесия может служить ситуация с действиями 16-й армии под руководством Рокоссовского на Истринском рубеже в ноябре 1941 года. 20 ноября Рокоссовский, изучив в деталях сложившуюся оперативную обстановку, принимает решение отвести войска вверенной ему армии за Истру и, используя реку как естественную преграду, организовать устойчивую оборону на новом рубеже [50]Самым результативным летчиком Второй мировой войны стал Эрих Альфред Хартманн (немецк. Erich Alfred Hartmann) подчиненный Герхарда Баркхорна, который сбил 352 самолета противника, в том числе последний 08.05.1945.
:
«Само водохранилище, река Истра и прилегающая местность представляли прекрасный рубеж, заняв который заблаговременно, можно было, по моему мнению, организовать прочную оборону, притом небольшими силами…
Всесторонне все продумав и тщательно обсудив со своими помощниками, я доложил наш замысел командующему фронтом Г.К. Жукову и просил его отвести войска на истринский рубеж…
Командующий фронтом (Г.К. Жуков) не принял во внимание моей просьбы и приказал стоять насмерть, не отходя ни на шаг.
Я считал вопрос об отходе на истринский рубеж чрезвычайно важным. Мой долг командира и коммуниста не позволил безропотно согласиться с решением командующего фронтом, и я обратился к начальнику Генерального штаба маршалу Б.М. Шапошникову. Спустя несколько часов, получили ответ. В нем было сказано, что предложение наше правильное и что он как начальник Генштаба его санкционирует.
Настроение у нас повысилось. Теперь, думали мы, на истринском рубеже немцы поломают себе зубы. Их основная сила — танки — упрется в непреодолимую преграду… Радость, однако, была недолгой. Не успели еще все наши войска получить распоряжение об отходе, как последовала короткая, но грозная телеграмма от Жукова:
“Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать. Генерал армии Жуков“».
Приведенный пример не требует никаких комментариев: безграмотность «маршала победы», скудость его оперативного мышления, умноженные на хамство, барство и чванство, граничащие в совокупности с государственной изменой, слишком очевидны. Для руководства войсками на оперативном и тем более стратегическом уровнях требуются особые качества, определяющие организацию вооруженных сил и управление ими, умение взвесить многие, даже противоречивые оценки и точки зрения. В этой связи нельзя не отметить, что только благодаря высочайшему уровню организации армии и управления войсками (а не численности своих войск) Чингисхан смог завоевать огромную территорию от Дуная до Японского моря и от Новгорода до Юго-восточной Азии. Большинство сражений он, в отличие от Жукова, выиграл, находясь в численном меньшинстве, благодаря своему умению находить правильные и обоснованные решения. Но это произошло в XIII веке, когда ключевым родом войск была конница, а основным «дальнобойным» орудием — лук. Совершенно очевидно, что в век бронетанковой техники, авиации и артиллерии требования к уровню организации и управления возрастают многократно.
Описанная выше фундаментальная причина сложившейся в Советском государстве атмосферы безынициативности, слепого подчинения вышестоящим начальникам и выполнения их самых бездарных указаний, разумеется, не вызывает сомнений. Однако, так же как и с боевой готовностью, она лежит на поверхности, и создается впечатление, что эта причина лишь служит ширмой, прикрывающей более глубокую суть проблемы, спрятанную как бы на втором дне.
Во-первых, любой здравомыслящий человек сразу скажет, что описанная причина «свалилась» не с Луны и она даже не была навязана первой в мире Стране Советов Лондоном или Вашингтоном, — она стала результатом целенаправленной и систематической деятельности партийной бюрократии, разумеется, под руководством «величайшего стратега» всех времен и народов, то есть Сталина. Во-вторых, только одна она не могла привести к столь катастрофическим последствиям в советских вооруженных силах, несмотря на то, что они (вооруженные силы) являются слепком общества. Поэтому придется «покопаться» более глубоко на основе сложной аналитико-синтетической обработки исходной информации, чтобы выявить объективные причинно-следственные связи в этой не столь очевидной проблеме.
Итак, обозначим отправную точку синтеза разрозненных аналитических выводов, а именно приказ председателя Реввоенсовета № 234 от 01.03.1925, которым в Красной армии вводился принцип единоначалия [89]Никаких (письменных) распоряжений подобного рода из Генерального штаба в ПрибОВО, как, впрочем, и в другие военные округа, так и не поступило.
. Причем за этой решительной и, казалось бы, на первый взгляд правильной мерой стоял будущий «вождь» (на немецком языке — «фюрер») всех времен и народов — И.В. Сталин. Сразу же хочется остудить те горячие головы, которые за этим дальновидным шагом будущего вождя увидели его искреннее стремление укрепить советские вооруженные силы, освободить их от пагубного влияния недалеких и безграмотных партийных бюрократов и поставить армию исключительно на службу государству, народу и обществу. Упаси вас господи подумать подобным образом — у Сталина за всю его жизнь и мысли такой не возникло.
Сразу же бросается в глаза странный факт, что приказ этот подписал Михаил Васильевич Фрунзе, а не Лев Троцкий, который не только создал исключительно боеспособную армию, но и на протяжении многих лет успешно руководил ею. Причем, как убедительно свидетельствует история, именно созданная Троцким армия (созданная фактически из лапотников, то есть безграмотных крестьян) и именно под его руководством разбила и интервентов, и все Белое движение. Казалось бы, какие могут быть сомнения в возможностях военной организации Страны Советов, в квалификации Троцкого, в его понимании характера военного строительства и в его умении организовать дальнейшую деятельность советских вооруженных сил в соответствии с международной обстановкой и ситуацией внутри страны. Тем не менее созданная по настоянию Сталина комиссия «по обследованию текучести и состояния снабжения армии», которую он оформил постановлением ЦК РКП (б) от 15.01.1924, отчитываясь на пленуме ЦК РКП (б) 3 февраля 1924 года, сделала следующий вывод [90]Как видно из приведенной карты, оборону Вильнюса должен был обеспечивать только один 29-й литовский стрелковый корпус в составе двух стрелковых дивизий — 184-й и 179-й.
:
«1. Красной армии, как организованной, обученной, политически-воспитанной и обеспеченной мобилизационными запасами силы, у нас в настоящее время нет. В настоящем своем виде Красная армия небоеспособна».
Отчет комиссии не содержит даже упоминания об оперативной подготовке штабов и боевой выучке войск. В нем также нет ни слова о том, каким это образом политически не воспитанная и небоеспособная Красная армия умудрилась разгромить вполне боеспособных и политически воспитанных интервентов чуть ли не всего мира. Сделанные в отчете выводы наталкивают на гипотезу о том, что всех внутренних и внешних врагов Страны Советов разгромила не Красная армия под руководством Льва Троцкого, а мобилизованные для этой цели Сталиным марсиане.
При изучении исторических материалов выясняется, что «работа» этой комиссии, по сути дела, стала одним из этапов многоходовой комбинации, спланированной и осуществленной Сталиным, по удалению Троцкого из военной организации, где его авторитет был чрезвычайно высок. Армия же, вне всякого сомнения, была ключевым рубежом в ожесточенной борьбе за власть «строителей светлого будущего». Сразу же после пленума ЦК РКП(б), а именно 11 марта 1924 года, за серьезные упущения в работе был смещен с должности заместителя председателя Реввоенсовета ближайший соратник Троцкого Склянский Эфраим Маркович, а на его место назначен лояльный Сталину «старый большевик» Фрунзе.
После осуществления очередных этапов сталинской комбинации к марту 1925 года мы уже не видим Троцкого на ключевых военных постах. Нет, Троцкий никуда не делся, он не улетел на Луну и его еще не зарубили топором террористы сталинского разлива. Усилиями все того же «мудрого» Сталина, основываясь на подобных подтасовках и фальсификациях, Троцкий в январе 1925 года был отстранен от должности председателя Реввоенсовета СССР и народного комиссара по военным и морским делам и на эти должности назначен Фрунзе. Таким образом, Сталин сделал, пожалуй, самый серьезный шаг на пути устранения своего основного конкурента в борьбе за пост вождя (или фюрера), а также в интересах усиления своего влияния в армии. Все эти события отвечали исключительно личным интересам Сталина и не имели абсолютно ничего общего с проблемой повышения боеготовности и боеспособности советских вооруженных сил. Общее можно было найти лишь в том, что указанные мероприятия оказали деградирующее влияние на Красную армию и на ее боевой потенциал.
Фрунзе же, получив столь высокие посты, до поры до времени рьяно бросился выполнять все поручения Сталина. Он, правда, не понял суть таких понятий, как честь, порядочность и долг в сталинском понимании. Проведя в армии все намеченные Сталиным мероприятия, он оказался в роли мавра, который сделал свое дело и оказался ненужным. Сталин рассматривал Фрунзе как промежуточную фигуру и, чтобы не допустить каких-либо непредвиденных действий с его стороны, похоронил Фрунзе в начале ноября 1925 года, заменив его на двух упомянутых постах абсолютно своим человеком, то есть Ворошиловым.
Теперь перейдем к сути упомянутого принципа единоначалия в Красной армии, который сводился к тому, что функции командира и комиссара совмещались в одном лице, а командир в таком случае назывался «командир и военный комиссар». В этих условиях должность комиссара упразднялась, и для организации партийно-политической работы учреждалась новая должность — помощника командира по политической части. За этими витиеватыми формулировками скрывается переход бывших комиссаров на командную работу, а фактически поголовное устранение всех мало-мальски грамотных и профессиональных командиров и их замена на верных Сталину партийных функционеров. К кандидатам на должности командиров и военных начальников предъявлялись лишь следующие три требования:
■ членство в партии большевиков;
■ умение проводить работу по партийному воспитанию личного состава;
■ преданность лично Сталину.
Никаких других критериев к командирам и военным начальникам не предъявлялось. Более того, в принятом на XIV съезде ВКП(б) в декабре 1925 года (после похорон Фрунзе) новом уставе партии впервые был введен специальный раздел «О парторганизациях в Красной армии», который формализовал организационные формы, права и обязанности партийных организаций Вооруженных Сил СССР. Наконец, в мае 1927 года Центральный комитет партии принял постановление «О политическом руководстве в Красной армии», окончательно ставя всю ее деятельность в полную зависимость от партийной бюрократии, то есть от Сталина.
Таким образом, подрывать профессиональные устои советских вооруженных сил Сталин в своих интересах и в угоду международному империализму начал еще задолго до 22 июня 1941 года.
Кто же в Советском Союзе в июне 1941 года обеспечивал «высокий» уровень управления войсками? И тут выясняется, что поставленные в середине 20-х годов на командные должности партийные функционеры к концу 30-х годов также оказались в роли уже упомянутого мавра. Действительно, сталинские репрессии 1937 и 1938 года были направлены, прежде всего, против командного состава высшего звена: заместителей наркома обороны СССР, командующих войсками военных округов (флотов), их заместителей, командующих армиями, командиров корпусов, дивизий, бригад. Значительно пострадал командно-начальствующий состав управлений и штабов в соответствующих звеньях, профессорско-преподавательский состав в военно-учебных заведениях. Так, было уничтожено (расстреляно или замучено до смерти пытками) 503 военных начальника высшего звена от маршала до комбрига. При этом Сталин расстрелял всех 19 командармов 1-го и 2-го ранга, то есть в Советском Союзе к началу войны не осталось ни одного живого командующего армией. А ведь военный начальник такого уровня — это «штучный товар», на подготовку которого уходит много времени и огромные ресурсы. Но даже подготовленному командарму требуется немало времени и значительные усилия, чтобы наладить эффективное управление вверенным ему объединением.
Откуда же Сталин набирал командующих армиями с началом войны, кто они были и что они реально могли? Ужасающая картина последствий истребления Сталиным советских военных начальников наглядно отражается в трагической судьбе 2-й ударной армии, которая погибла летом 1942 года под Любанью в результате безуспешных попыток советского командования разорвать блокаду Ленинграда. Ее первый командующий Соколов Григорий Григорьевич был кадровым работником НКВД, и он, конечно, не имел ни малейшего представления об управлении общевойсковым оперативным объединением, то есть армией. Вот какую характеристику в своих воспоминаниях дает ему командующий Волховским фронтом (в состав которого и входила 2-я ударная армия) Кирилл Афанасьевич Мерецков [59]В некоторых русскоязычных источниках имя транслитерируется как Гейнц, поэтому в интересах научной точности приходится привести полное имя на немецком языке: Heinz Wilhelm Guderian. Сочетание же немецких букв «ei» дает звук, близкий к «ай», а не «ей».
:
«Позволю себе остановиться на характеристике командующего 2-й ударной армией генерал-лейтенанта Г.Г. Соколова. Он пришел в армию с должности заместителя наркома внутренних дел. Брался за дело горячо, давал любые обещания. На практике же у него ничего не получалось. Видно было, что его подход к решению задач в боевой обстановке основывался на давно отживших понятиях и догмах.
На совещании, которое Военный совет фронта созвал перед началом наступления на командном пункте 2-й ударной армии, командиры соединений выражали обиду на поверхностное руководство со стороны командарма. На этом же совещании выяснилось, что генерал Соколов совершенно не знал обстановки, что делают и где находятся соединения его армии, был далек от современного понимания боя и операции, цеплялся за старые методы и способы вождения войск.
Было ясно, что генерал Соколов не способен руководить войсками армии».
Вывод слишком очевиден и однозначен: «не способен руководить войсками армии», в результате чего 10 января 1942 года Г.Г. Соколов был отстранен от командования армией и на эту должность назначили Николая Кузьмича Клыкова, которого в апреле 1942 сменит печально известный Власов Андрей Андреевич. Говоря о втором командующем Н.К. Клыкове, нужно признать, что он человек сугубо военный, однако говорить о его полководческом опыте не приходится. До войны он был командиром корпуса военно-учебных заведений Московского военного округа и помощником командующего Московского военного округа по вузам (а не по боевой подготовке) — какие здесь нужны комментарии, где, в какой стране можно найти командующих такого ранга без опыта управления войсками.
Еще более «витиевато» складывалась карьера Ивана Ивановича Федюнинского как будущего командующего 54-й армии (назначен в сентябре 1941 года). В 1939 году на границе с Монголией он занимал третьестепенную должность — помощника командира полка по хозяйственной части, а не заместителя по боевой подготовке. Однако его каким-то образом заметил Жуков, и по предложению будущего «маршала победы» Федюнинского назначают командиром 24-го моторизованного полка, а в феврале 1940 года, то есть буквально через несколько месяцев — командиром 82-й стрелковой дивизии. На этом феноменальный рост Федюнинского не заканчивается, и в ноябре этого же года он становится командиром 15-го стрелкового корпуса, предварительно (в августе 1940 года) получив звание генерала. Итак, за один год Федюнинский из «крепкого» хозяйственника превращается в командира крупного общевойскового соединения.
Однако 2-я ударная армия и И.И. Федюнинский — это все же особые случаи, которые скорее можно назвать нетипичными. Типичный же «механизм» становления военных начальников такого уровня демонстрирует пример с генерал-полковником Чистяковым Иваном Михайловичем, чье полководческое образование в тот период ограничивалось ускоренными курсами (с августа по ноябрь 1941 года) при Академии Генерального штаба. Еще в январе 1942 года он был командиром 64-й морской бригады (батальонного состава), а в сентябре этого же года (то есть через семь месяцев) он назначен командующим 1-й гвардейской армии в составе Донского фронта. Совершенно очевидно, что командир бригады и командующий армией — это несопоставимые вещи, и подняться с уровня командира бригады до командующего армии за несколько месяцев мог только разве что Господь Бог.
Чтобы читателям было понятно, как оценивало способности советских военных начальников высшее военнополитическое руководство страны и каким образом учились воевать командующие армиями, достаточно привести некоторые выдержки из соответствующего директивного документа Ставки Верховного главнокомандования [58]Отдельного исследования заслуживает проблема, почему оборонявшая этот район советская 5-я танковая дивизия не оказала достойного сопротивления немецкой ударной группировке в составе только 7-й и 20-й танковых дивизий, оснащенных преимущественно легкими устаревшими танками чешского производства Pz. 38(t) с пушкой калибра 37 мм, танкетками Pz. I с пулеметами и Pz. II с пушками калибра 20 мм. То есть о принятом пятикратном превосходстве наступающей стороны не могло быть и речи. Также неясно, почему за невыполнение боевой задачи и оставление вверенного рубежа без приказа не отдали под суд военного трибунала командира 5-й танковой дивизии, то есть полковника Ф.Ф. Федорова.
:
«Наши войска наступают обычно отдельными дивизиями или бригадами, расположенными по фронту в виде цепочки. Понятно, что такая организация наступления не может дать эффекта, так как не дает нам перевеса сил на каком-либо участке. Такое наступление обречено на провал. Наступление может дать должный эффект лишь в том случае, если мы создадим на одном из участков фронта большой перевес сил над силами противника».
Это совершенно ошеломляющая директива, которая производит исключительно удручающее впечатление на любого здравомыслящего человека, так как из нее следует, что советские командующие армиями буквально только что пришли из детского сада и не имеют ни малейшего представления об оперативном построении войск в наступлении. Читатель может самостоятельно прочесть этот «замечательный» документ и убедиться, что ее автор, то есть Сталин, идет дальше, он в том же духе учит воевать и командующих фронтами [58]Отдельного исследования заслуживает проблема, почему оборонявшая этот район советская 5-я танковая дивизия не оказала достойного сопротивления немецкой ударной группировке в составе только 7-й и 20-й танковых дивизий, оснащенных преимущественно легкими устаревшими танками чешского производства Pz. 38(t) с пушкой калибра 37 мм, танкетками Pz. I с пулеметами и Pz. II с пушками калибра 20 мм. То есть о принятом пятикратном превосходстве наступающей стороны не могло быть и речи. Также неясно, почему за невыполнение боевой задачи и оставление вверенного рубежа без приказа не отдали под суд военного трибунала командира 5-й танковой дивизии, то есть полковника Ф.Ф. Федорова.
:
«То же самое нужно сказать о задачах командования фронта при организации прорыва и наступления, и это понятно, что ударная группировка фронта должна состоять не из нескольких дивизий, а из нескольких армий, ибо прорыв в пределах фронта является более мощной и широкой операцией, требует гораздо больше сил, чем наступление в пределах армии».
Совершенно феноменальное открытие «Америки» дилетантом, причем зафиксированное в серьезном и крупном документе, который, правда, подписывает и будущий маршал Василевский, который в ту пору был заместителем начальника Генерального штаба. Трудно представить, как от подписания этого «шедевра» уклонились остальные члены Ставки Верховного главнокомандования.
А как же проявили себе командиры соединений и частей, ведь от них непосредственно зависели действия войск. Чтобы внятно ответить на этот вопрос, лучше всего предоставить слово самому главному советскому военному начальнику, а именно Верховному главнокомандующему [85]Объединенное государственное политическое управление при Совете народных комиссаров СССР, преемник Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК) и Государственного политического управления (ГПУ) при НКВД РСФСР. Создано 12 ноября 1923 года на базе ГПУ в связи с образованием СССР и выведено из подчинения НКВД. Основной орган, ответственный за обеспечение государственной безопасности. В 1934 году введен в состав НКВД СССР в качестве Главного управления государственной безопасности.
:
«Если бы командиры и комиссары таких дивизий были на высоте своей задачи, паникерские и враждебные элементы не могли бы взять верх в дивизии. Но беда в том, что твердых и устойчивых командиров и Комиссарову нас не так много».
После такого ошеломляющего признания в том, что «твердых и устойчивых командиров и комиссаров у нас не так много», напрашивается вполне резонный вопрос: а куда же подевались «твердые и устойчивые командиры и комиссары» — они что, сквозь землю провалились или их поглотил Бермудский треугольник, который для этого передвинулся на территорию Советского Союза?
Еще хуже обстояли дела с командирами и командующими танковых соединений и объединений. Об уровне их квалификации свидетельствуют, например, действия под Сталинградом 5–7 сентября 1942 года 7-го танкового корпуса под руководством П.А. Ротмистрова, то есть самого грамотного, по утверждению некоторых историков, в ту пору танкового командира. Как следует из материалов расследования, проведенного органами НКВД по результатам этого бездарного боя:
«Введенный в бой 5 сентября 7-й танковый корпус в количестве 180 танков понес большие потери, и на сегодня в нем насчитывается всего 15 танков. Материалы расследования, свидетельствующие о вине командира этого корпуса генерал-майора Ротмистрова, представлены на месте товарищу Маленкову».
У читателя не должно быть абсолютно никаких сомнений в личной отваге генерала Ротмистрова, в его преданности делу партии и лично товарищу Сталину, в стремлении выполнить поставленный приказ и даже в его требовательности в отношении вверенных ему войск. Трудно заподозрить его и в прямом вредительстве, то есть предположить, что он намеренно отдал на уничтожение врагу 165 из 180 имеющихся у него в корпусе танков. Поэтому в этом донесении, которое было направлено в три адреса — Сталину, Молотову и Василевскому, под термином «вина» нужно понимать буквально «отсутствие необходимой квалификации» у командира корпуса, усиленное, мягко говоря, непродуманными, но настойчивыми требованиями Жукова нанести контрудар как можно быстрее без детального планирования и тщательной подготовки.
Проблему подбора кадров такого уровня признал даже сам Сталин, о чем свидетельствуют воспоминания заместителя начальника Главного автобронетанкового управления РККА Николая Ивановича Бирюкова. Он приводит такую фразу Сталина в телефонном разговоре от 3 сентября 1942 года [52]Общий результат уничтоженной Виттманом техники противника оценивается в 141 танк и 132 противотанковых орудия (не считая машин). Самым же результативным танкистом Второй мировой войны считается почему-то забытый историками Курт Книспель, на счету у которого 168 подтвержденных побед над танками противника.
:
«… ничего с танковыми армиями не получилось. Для армий нет подготовленных командиров».
Совершенно феноменальное признание основного проводника «единственного в мире научного марксистско-ленинского учения», который вдруг на втором году войны для себя выясняет и даже в этом признается, что куда-то подевались квалифицированные командиры, способные управлять танковыми объединениями. Весьма поучительно понять из этих же материалов, почему же в Советском Союзе, который значительно раньше, чем Германия, начал осваивать танковую тематику, не нашлось подготовленных (танковых) командиров [52]Общий результат уничтоженной Виттманом техники противника оценивается в 141 танк и 132 противотанковых орудия (не считая машин). Самым же результативным танкистом Второй мировой войны считается почему-то забытый историками Курт Книспель, на счету у которого 168 подтвержденных побед над танками противника.
:
«Однако Верховный главнокомандующий слукавил, давая понять Н.И. Бирюкову, что все неудачи танковых армий следует отнести за счет неподготовленности командармов. Он не пожелал обнажить действительный корень зла, который заключался в самом Верховном Главнокомандующем, в руководимой им Ставке, в Генеральном штабе. Они выпустили подготовку танковых командиров высшего звена из поля зрения и оказались в положении догоняющих время, что оборачивалось неудачами и большой кровью.
Не будем утомлять читателя данного источника длительными рассуждениями. Скажем только, что в начале сталинградской осени, имевшей для страны историческое значение, руководитель Ставки оказался во власти противоречия, когда труженики тыла производили много танков, а военные не знали, как надо использовать их, чтобы получить оптимальный результат. Тогда-то, вероятно, Верховный главнокомандующий заметил для себя, что в данной области надо наверстывать упущенное и немедля стал прилагать к этому собственные усилия, причем весьма своеобразно. Об этом скажем ниже».
Обратите внимание, уважаемый читатель, что автор этой деликатной критики в адрес Сталина вынужден признать, что танков советский тыл производил достаточно много, а вот применять их красные командиры не умели. Именно из-за этого немцы наши танки уничтожали, как цыплят, сотнями за раз и проблему отсутствия квалифицированных кадров для танковых войск Сталин, а также Жуков, Василевский и другие военные начальники обнаружили только через год после начала войны, а не за год до 22 июня 1941 года. В частности, у Бирюкова в записи от 29 мая 1942 года появляются новые подходы к подготовке и подбору танкистов, которых раньше найти было просто невозможно [52]Общий результат уничтоженной Виттманом техники противника оценивается в 141 танк и 132 противотанковых орудия (не считая машин). Самым же результативным танкистом Второй мировой войны считается почему-то забытый историками Курт Книспель, на счету у которого 168 подтвержденных побед над танками противника.
:
1. В экипажи подбирать участников боев из госпиталей.
4. Сколько в учебных полках участников боев.
5. Удлинить сроки обучения танкистов.
Безусловно, образование и квалификация Сталина не позволяли ему понять, что победа фашистской Германии над Францией стала победой не лучшего оружия (у французов танки были лучше) и не большего количества боевой техники (у французов танков было больше), а лучшей тактики, лучшей организации, лучшей подготовки немецких командиров и солдат. Победа над Францией — это победа отваги, инициативы и дерзости немецких военных.
Но где же были «выдающиеся» военные начальники, включая и автора фундаментального научного труда «Мозг армии» Бориса Михайловича Шапошникова, где же была целая «плеяда» советских военных начальников, портреты которых с огромным количеством звезд и орденов на кителях висят сейчас в каждом военкомате? Именно они должны были увидеть, что Гитлер разбил французов и британцев не силой оружия, а силой тактики, умения, мастерства, организации и инициативы. И всем этим должностным лицам не надо было кивать на Сталина и убеждать его в прописных истинах, которые он и не обязан был знать. Им следовало исполнять свой долг и готовить штабы и войска в соответствии с новыми принципами ведения войны, а не по шаблонам времен Гражданской войны 1918 года.
Накопившиеся к июню 1941 года проблемы с кадрами к концу первого года войны стали настолько очевидны буквально всем и в первую очередь высшим военным начальникам, что назрела необходимость как-то все это объяснить. А теперь, уважаемый читатель, самое феноменальное открытие в подготовке кадров для танковых войск, которое сделал Сталин 15 апреля 1942 года. В телефонном разговоре с генералом Бирюковым он заявил буквально следующее [52]Общий результат уничтоженной Виттманом техники противника оценивается в 141 танк и 132 противотанковых орудия (не считая машин). Самым же результативным танкистом Второй мировой войны считается почему-то забытый историками Курт Книспель, на счету у которого 168 подтвержденных побед над танками противника.
:
«В (танковые) школы нужно посылать людей, хорошо проверенных, знающих дело и имеющих опыт. “Вы, военные, в свое время загубили армию тем, что посылали в училища и управления разный хлам“».
Эти чудовищные откровения великолепно демонстрируют лицемерие и предательство Верховного главнокомандующего всеми вооруженными силами первой Страны Советов. Они идеально согласуются с расправой над генералом Павловым — командующий ЗапОВО, только он, а не Сталин виновен в разгроме советских войск в июне 1941 года. А сейчас выясняется, что Бирюков и другие добросовестные военные начальники виновны в том, что во главе танковых войск становится «всякий хлам», видимо, присланный в нашу страну Черчиллем и Рузвельтом.
В этой связи хочется напомнить всем историкам, восхваляющим или оправдывающим Сталина, что до 7 мая 1940 года наркомом обороны был автор книги «Сталин и Красная армия», ближайший приспешник Сталина, а именно Ворошилов Климент Ефремович, который практически развалил подготовку кадров для вооруженных сил страны. И это понятно, потому, что функция палача у него отнимала почти все рабочее время: он подписал 185 так называемых расстрельных списков, по которым было истреблено более 18 тысяч ни в чем не повинных советских людей, в том числе и командиров Красной армии. И это, если не учитывать согласование многочисленных разнарядок по 1-й (расстрел) и 2-й категории (каторга или советский концлагерь) на сотни тысяч или даже миллионы человек.
Кроме того, за кадровую работу в советской армии отвечал небезызвестный Щаденко Ефим Афанасьевич, который в конце 1937 года был назначен заместителем наркома обороны и начальником Управления по командному и начальствующему составу РККА. Хотя этот руководитель даже на фоне бездарей отличался исключительной бездарностью, не говоря о других отвратительных качествах, его, тем не менее, Сталин во время войны поставил начальником Главного управления формирования и укомплектования войск Красной армии.
И вот их вклад в подготовку командиров и штабов в соответствии с новыми принципами ведения войны применительно к советским ВВС можно, например, понять по материалам, представленным в параграфе «Ноль без палочки», где отмечено, что одна из причин низкой эффективности действий советской авиации по немецкой авиабазе Хебуктен в Норвегии состоит в том, что «иногда нашим летчикам просто не хватало военного счастья». Столь удивительное объяснение неудач действий советских летчиков не должно вызвать у читателя сомнений в квалификации авторов такого экстраординарного вывода. Внимательное изучение материалов их исследования [51]В тот период 101-й тяжелый танковой батальон (осенью 1944 года номер был изменен на 501) входил в состав специальной группы сухопутных войск (нем. Heeresgruppe) под командованием теперь уже генерал-фельдмаршала Эрвина Роммеля.
, особенно текста, написанного мелким шрифтом, позволяет выявить и более внятные причины, ключевыми из которых, как и ожидалось, оказались слабая штурманская подготовка экипажей и отсутствие сопровождения ударных группировок истребителями.
Наконец, Александр Заблотский и Роман Ларинцев приходят и к закономерному (и давно известному) выводу: залог успеха действий ударной авиации лежит в ее массированном применении по единому замыслу и плану (точно так же как и с танками). Собрав все эти разрозненные выводы, оценки и заключения вместе и расставив приоритеты, можно построить научно обоснованную картину причинно-следственных связей эффективности применения ударной авиации, как это представлено на схеме ниже.
Беглый анализ представленной схемы позволяет прийти к вполне ожидаемому выводу: конечная цель, а именно успешные действия авиации, непосредственно и напрямую зависит от качества кадров, от стратегического кругозора и оперативного мышления военных начальников, подготовки штабов, выучки экипажей. Научный подход к изучению трагедии 22 июня вновь убедительно демонстрирует, что воюют не самолеты, авиационные бомбы, ракеты и торпеды, а воюют военные начальники, командиры и экипажи. Именно от них зависит и стратегический размах, и оперативный охват, и тактический успех.
Ограниченный стратегический кругозор и слабое оперативное мышление у советских военных начальников демонстрируют, в частности, ключевые моменты планирования действий боевой авиации на Севере. Так, в районе Киркенеса кроме немецкой авиабазы Хебуктен находился крупнейший в Европе железорудный обогатительный комбинат, который имел стратегическое значение для военной экономики фашистской Германии. Именно с этого комбината осуществлялись основные поставки обогащенной железной руды на немецкие металлургические предприятия. Для любого здравомыслящего человека, даже слабо представляющего роль стали в производстве вооружения, боевой техники и боеприпасов, логика подсказывала, что разрушение этого комбината должно стать первоочередной задачей и ее выполнение можно без сомнений сопоставить как минимум с успешной фронтовой операцией. Тем не менее, несмотря на столь очевидные логические умозаключения, обогатительный комбинат в Киркенесе оставался нетронутым до середины 1944 года. Он был разрушен советской авиацией только в июне — июле 1944 года, когда уход немцев из Киркенеса был уже решенным делом. В этот период следовало уже думать совершенно о другом, а именно, как не допустить разрушения этого комбината и как захватить его с наименьшими повреждениями, чтобы вывезти в СССР с этого предприятия оборудование в счет репараций. Совершенно ошеломляющий абсурд, который и нарочно не изобрести.
Дальнейшее углубление в тему планирования действий советской ударной авиации на Севере не только обескураживает, но может любого привести в ужас от «талантов» советских военных начальников. В частности, по финскому поселку Вадсе было выполнено 483 самолето-вылетов, в ходе которых на этот крошечный населенный пункт советская авиация сбросила около 140 тонн бомб [51]В тот период 101-й тяжелый танковой батальон (осенью 1944 года номер был изменен на 501) входил в состав специальной группы сухопутных войск (нем. Heeresgruppe) под командованием теперь уже генерал-фельдмаршала Эрвина Роммеля.
.
О военном «значении» поселка можно судить по тому факту, что вся его противовоздушная оборона состояла из одного зенитного пулемета. В то же время рядом находился порт Петсамо (ныне Печенга), который служил важнейшим стратегическим пунктом поставок в Германию стратегического сырья, в том числе и никелевого концентрата.
Согласно указанному выше исследованию Александра Заблотского и Романа Ларинцева, значение порта Петсамо как стратегического пункта снабжения ежедневно подтверждали наши наблюдатели на полуострове Рыбачьем, и эта информация не могла не доходить до командующего Северным флотом вице-адмирала А.Г. Головко и командующего советским военно-морским флотом (далее ВМФ) адмирала Н.Г. Кузнецова. Так вот, на этот порт советские летчики сбросили около 120 тонн бомб, то есть меньше, чем на богом забытую деревню Вадсе. Причем за всю войну советская авиация потопила в порту Петсамо только один мотобот и повредила четыре транспортных судна [51]В тот период 101-й тяжелый танковой батальон (осенью 1944 года номер был изменен на 501) входил в состав специальной группы сухопутных войск (нем. Heeresgruppe) под командованием теперь уже генерал-фельдмаршала Эрвина Роммеля.
.
Говоря простым и понятным языком, командование Северным флотом, да и всем советским ВМФ не мешало Гитлеру осуществлять стратегические поставки сырья в Германию из Норвегии и Финляндии.
В этой связи нельзя не провести параллель с последними днями войны, когда Жуков ежедневно приносил в жертву несколько десятков тысяч советских солдат и офицеров, целыми составами отстреливал снаряды и эшелонами сжигал горючесмазочные материалы только ради того, чтобы первым войти в Берлин и получить еще одну звезду. Американские же военные начальники, с ухмылкой наблюдая за этой бойней, вывозили из Германии в США документацию, оборудование и материалы для производства баллистических ракет, газотурбинных двигателей и боеголовок. Они также занимались поиском немецких ученых, инженеров и специалистов в области аэрокосмической техники, ядерного оружия и перспективных материалов. Наконец, они интенсивно занимались поиском и сбором исторических ценностей и произведений искусства. То есть, если Жуков все силы вкладывал в обескровливание Советского Союза, то американские генералы занимались развитием науки и техники в США, укреплением экономического могущества и оборонного потенциала своей страны. И, несмотря на все эти колоссальные жертвы с советской стороны, Сталин подарил союзникам половину Берлина, который в конце концов стал столицей единого немецкого государства в составе НАТО.
В какой-то исторический момент (значительно позже развенчания культа личности Сталина) в военно-научных кругах появилась ошеломляющая идея: оценивать результативность деятельности командующих в операциях, как производную от квалификации, по такому показателю, как достигнутый в операции результат в отношении к понесенным потерям. В чисто научном плане эта идея заслуживает внимания, однако ее практическое значение не столь очевидно. Реализовать такой подход на практике можно лишь при условии численного измерения показателя результативности деятельности командующего в операции. В предложенном варианте численному измерению относительно хорошо поддается показатель понесенных потерь, хотя и здесь придется разработать приемлемую методику обобщения потерь по их категориями и видам. Например, для вычисления обобщенного показателя потерь личного состава (L) можно прибегнуть к следующей традиционной модели:
Где: I — потери по видам: погибшие в бою; раненые, пленные, др.;
k — удельный вес каждого вида потерь;
n — количество видов потерь личного состава.
Для того, чтобы эта модель работала и ее результаты были сопоставимы, вполне достаточно, чтобы научное сообщество пришло к единой точке зрения по двум ключевым вопросам:
■ перечень видов потерь и их однозначное определение;
■ значение удельного веса каждого вида потерь в обобщенном показателе.
Если говорить только о потерях личного состава, то большинство наших командующих не могут похвастаться рациональным использованием людских ресурсов. «Лидером» здесь (в худшую сторону), по мнению многих специалистов, следует признать «маршала победы», и немудрено, если учесть, что в военном искусстве он усвоил только два принципа «любой ценой» и «солдат не жалеть». Для демонстрации этого утверждения можно, например, привести безвозвратные потери советских войск в ходе контрнаступления под Москвой в 1941 году [35]ФАБ-100 — фугасная авиационная (свободно падающая) бомба калибра 100 кг.
:
Западного фронта — 101 192 человек;
Калининского фронта — 27 343 человек;
Юго-западного фронта — 9709 человек;
Брянского фронта — 1342 человек.
Таким образом, из общего числа потерь 139 586 человек около 102 тысяч, или почти 72,5%, приходится на Западный фронт под командованием Жукова. В то же время нельзя не вспомнить и катастрофу Керченской операции, в ходе которой безвозвратные потери Крымского фронта в марте 1942 года за 12 дней наступления достигли 225 тысяч человек, что можно оценить как своеобразный рекорд по темпам потерь личного состава.
Однако кроме личного состава нельзя не учитывать потери боевой и иной техники, оружия, снаряжения и материалов. Ключевыми составляющими потерь боевой техники являются самолеты, танки, самоходные артиллерийские установки, бронетранспортеры и орудия. Очевидно, что и здесь можно предложить некоторую модель вычисления обобщенного показателя для сопоставления потерь боевой техники в разных операциях.
Если же брать основную ударную силу Второй мировой войны — танки, то несомненным «рекордсменом» по этим потерям стал генерал Павел Андреевич Ротмистров. Он поставил два своеобразных «мировых рекорда»: по количеству потерь в танках и по темпам потерь в единицу времени. «Венцом его славы» стал известный танковый контрудар 12 июля 1943 года в районе станции Прохоровка, в результате которого фактически прекратила существование советская 5-я гвардейская танковая армия (под командованием Ротмистрова). Говоря об этом сражении, нельзя не отметить, что это поражение Ротмистров потерпел от обескровленного противника, то есть от танковой дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», которая в течение недели вела непрерывные бои в наступлении и в составе которой на тот момент было только 77 танков и САУ. Причем из этих 77 единиц бронетехники девять было устаревших типов, а именно четыре Pz.II с пушкой калибра 20 мм и пять Pz.III с короткоствольной пушкой калибра 50 мм. То есть Ротмистров имел десятикратное превосходство над немцами. Отсюда напрашивается вопрос: сколько же требуется советских танковых армий, чтобы разгромить одну-единственную обескровленную танковую дивизию СС?
Из всех этих фактов и описаний вытекает очевидный вывод, что низкий уровень управления войсками в бою и сражении полностью обесценивает самую совершенную боевую готовность.
Техника и технологии в общих составляющих успеха представлены на схеме на с. 109 на третьем месте, но и здесь технологический уровень, совершенство, функциональность и надежность применяемой экипажами и бойцами техники зависят от конструкторов, инженеров, технологов, рабочих, то есть все эти работающие в тылу люди также принимают участие в общевойсковых, воздушных и морских сражениях, хотя и весьма опосредованно. Значение технологического фактора как производной от качества кадров для успеха в военном деле можно продемонстрировать путем сравнения основных характеристик танковых пушек калибра 50 мм (с длиной ствола 60 калибров) для немецкого легкого танка T-III и пушки Ф-34 калибра 76,2 мм для советского танка Т-34/76. Бронепробиваемость обеих этих пушек с применением бронебойных снарядов на дистанции 1000 метров оказалась одинаковой и равной 60 мм гомогенной стали, хотя в некоторых источниках отмечается несколько лучший показатель для немецкой пушки [54]В отдельных публикациях отмечается, что этот бой продемонстрировал техническое превосходство танка «Тигр» перед машинами союзников. С этим трудно не согласиться, хотя боев, которые демонстрировали высокие технические и боевые характеристики танка «Тигр», было предостаточно. Главное, что продемонстрировал этот бой, так это роль и значение не поддающихся измерению «нематериальных» характеристик: смелости, решительности и дерзости.
.
Но даже равной бронепробиваемости сталинская советская наука и техника добилась лишь за счет увеличения калибра пуши по сравнению с немецкой более чем на 50%. То есть танковые пушки советского производства по бронепробиваемости оказались более чем в полтора раза хуже, чем немецкие, а точнее на 52,4% хуже. И это не ошибка, в чем читатель может легко убедиться, проведя следующие несложные вычисления:
(76,2 ∙ 0,50) ∙ 100%/50 = 26,2 ∙ 100%/50 = 52,4%
Понятно, что после этих расчетов уже нет нужды сравнивать пушку Ф-34 с немецкой танковой пушкой калибра 75 мм для танков T-IV и T-V («Пантера») и тем более калибра 88 мм для танка T-VI («Тигр»).
В приведенном сопоставлении технических характеристик танковых пушек проявились важнейшие причины фундаментального технологического превосходства фашистской Германии над Советским Союзом и условия, определяющие технологическое совершенство оружия и техники. В первую очередь эти условия определяются качеством научно-технических и инженерных кадров, и обычно под этим на обывательском уровне понимается квалификация, которая, безусловно, является обязательным условием, но далеко не достаточным. Выясняется, что большее значение в технологии и особенно в серийном производстве имеет дисциплинированность, аккуратность, щепетильность, культура и, наконец, ответственность. То есть технологическое совершенство определяется всем тем, что воспитывается и формируется столетиями. Другие составляющие технологического превосходства, например, качество стали, точность измерительных приборов и инструмента, совершенство металлообрабатывающих станков, — это тоже результат качества научно-технических и инженерных кадров.
Разве можно культуру, аккуратность и щепетильность ожидать от узников ГУЛАГа? Неужели марксизм-ленинизм не учит тому, что подневольный рабский труд, составлявший основу сталинского режима, — это главный тормоз для прогресса? Отечественные историки, за исключением отдельных, наиболее «въедливых», исследователей, полностью замалчивают достижения фашистской Германии в области радиолокации, а ведь благодаря этой технологии нацисты полностью сорвали планы советского командования провести крупную авиационную контрподготовку в июле 1943 года на Курской дуге [54]В отдельных публикациях отмечается, что этот бой продемонстрировал техническое превосходство танка «Тигр» перед машинами союзников. С этим трудно не согласиться, хотя боев, которые демонстрировали высокие технические и боевые характеристики танка «Тигр», было предостаточно. Главное, что продемонстрировал этот бой, так это роль и значение не поддающихся измерению «нематериальных» характеристик: смелости, решительности и дерзости.
:
«Основная ставка делалась на внезапность, когда противник не успеет поднять в воздух свои истребители, а обычные патрульные группы будут отсечены и скованы боем истребителями сопровождения. Но немцам с помощью радиолокационных станций удалось обнаружить русские самолеты задолго до их подлета к аэродромам.
В целом надо признать, что удар нашей авиации по аэродромам противника оказался неэффективным и ослабить авиационную группировку противника не удалось. Это стало одной из причин того, что немцами в первый же день операции удалось завоевать господство в воздухе со всеми вытекающими последствиями».
Высокий технологический уровень оружия и боевой техники — это решение боевых задач малой кровью. Очевидным же результатом низкого технологического уровня становятся большие потери техники как боевые, так и по техническим причинам (например, в результате поломок), а значит, нерациональное расходование материальных ресурсов. Но это опять же вершина айсберга, так как боевые потери техники неминуемо влекут за собой большие потери личного состава, в первую очередь экипажей боевых машин, а также всех тех, кого эти потерянные боевые машины должны были сопровождать, защищать и прикрывать.
Кадровый вопрос — это бесконечная тема, которая заслуживает тем более пристального внимания при оценке ситуации в стране в условиях лавинообразного нарастания угрозы войны. О качестве руководителей сталинского режима уже можно получить неплохое представление из приведенных выше описаний. Тем не менее необходимо хотя бы обзорно остановиться на тех кадрах, которые отвечали за разведывательное и контрразведывательное обеспечение действий войск, за создание благоприятных условий в сфере государственной безопасности для вступления СССР в войну.
Чтобы понять, что за люди решали столь сложные и ответственные задачи, нужно вернуться в начало 30-х годов (XX столетия), когда Сталин инициировал масштабный процесс удаления из ОГПУ подготовленных и квалифицированных сотрудников, способных эффективно решать вопросы государственной безопасности. Однако Сталину нужны были «специалисты» иного толка, способные фальсифицировать уголовные дела и для этого применять незаконные (незаконные даже с точки зрения преступного сталинского режима) методы ведения следствия, готовые выполнить любой, даже антиконституционный приказ.
В результате этих так называемых чисток, во-первых, был уничтожен разведывательный аппарат, то есть те органы, которые должны были бы предоставить руководителям государства детальные данные об агрессивных планах фашистской Германии, о состоянии ее военной экономики, научно-технической и технологической сферы, об уровне боевой подготовки войск, о составе их группировок, дислокации и о перебросках частей и соединений, и о многом другом, крайне необходимом для принятия ответственных решений стратегического характера. Так, согласно исследованию Сергея Валентиновича Стяжкина, из 450 сотрудников службы внешней разведки Главного управления государственной безопасности НКВД (далее ГУГБ), включая и сотрудников заграничных аппаратов (резидентур), было репрессировано 275 человек, то есть более половины всей службы. Большинство руководителей заграничных аппаратов (резидентов) были отозваны и репрессированы, в результате чего прекратили свое существование резидентуры в Нью-Йорке, Лондоне, Париже, Риме и даже в Берлине [53]По всем законам военной науки и при простом сравнении сил атака Виттмана представляется чистым самоубийством, но с учетом многих не очевидных с точки зрения математики обстоятельств он, тем не менее, решился на эту атаку.
.
Еще хуже обстояли дела с разведывательным управлением Генерального штаба. В 1937 году были расстреляны начальники этого управления: создатель зарубежных разведывательных аппаратов Ян Карлович Берзин и его преемник СП. Урицкий. После чего Сталин установил «традицию» раз в год расстреливать начальника разведывательного управления: в 1938 году — С.Г Гендина, 1939-м — А.Г Орлова и в 1940 году — И.И. Проскурова. Были арестованы все руководители структурных подразделений разведывательного управления Генерального штаба, вплоть до начальников отделов и отделений. Сложилась «нормальная» ситуация, когда из некоторых резидентур не поступало ни одного разведывательного донесения в течение года и более. Совершенно очевидно, что ни о какой разведывательной работе за рубежом при таком положении дел не могло быть и речи.
В действительности, Сталин и Берия (а не Гитлер) собственными руками разгромили всю советскую стратегическую агентурную разведку, что подтверждается многочисленными историческими фактами. Применительно к трагедии 22 июня все эти факты сводятся к тому, что в Москве ничего не знали о масштабной работе в штабах вооруженных сил фашистской Германии по разработке плана войны с СССР. Эта работа, которая по указанию Гитлера развернулась с июля 1940 года, длилась вплоть до начала войны, то есть почти год. На первом этапе, то есть до декабря 1940 года, немецкие стратеги должны были определить концепцию войны с Советским Союзом, отталкиваясь от двух противоположных подходов:
• концентрическое наступление на Москву, предложенное главным штабом сухопутных сил Германии;
• наступление по расходящимся направлениям, выдвинутое Верховным главным командованием Германии.
Свести воедино все подходы и концепции, а также учесть замечания и предложения Гитлера и разработать единый план войны с СССР было поручено Фридриху Паулюсу, чем он и занимался вплоть до июня 1941 года. Совершенно очевидно, что добыть информацию об этой работе нельзя было ничем иным, кроме как агентурными средствами, но агентов в немецких военных штабах у советской разведки не было. А если даже они и были, то их агентурные возможности, судя по всему, стремились к нулю, и отмеченная масштабная работа для военно-политического руководства СССР осталась незамеченной.
С июля 1940 года во главе разведывательного управления Генерального штаба Сталин поставил послушного и удобного человека Голикова Филиппа Ивановича, который докладывал ему лично, минуя начальника Генерального штаба и наркома обороны. Так вот, этот «выдающийся» военный начальник накануне 22 июня 1941 года намеренно предоставил Сталину ложную информацию о состоянии военно-политической обстановки в мире и о ближайших планах Гитлера. В соответствии с его выводами, Германия не планировала агрессию против СССР. Такие действия главы всей военной разведки обычно расценивают как полное невежество в военных вопросах и исключительную степень конформизма. Однако действия Голикова можно определить и как государственную измену, так как сделанная им «неверная оценка» стала одной из основных предпосылок трагедии 22 июня. И все же, несмотря на это, Сталин не расстрелял начальника разведывательного управления, а отправил его командовать армиями и даже фронтами.
Можно привести похожие цифры и факты, характеризующие колоссальный ущерб от сталинских «чисток» и в службах, отвечающих за контрразведывательную деятельность, то есть за противодействие шпионажу, за борьбу с диверсантами, пресечение саботажа и терроризма. К 1940 году число только расстрелянных чекистов «дзержинской» школы достигло 20 тысяч человек.
Кто же пришел в органы государственной безопасности, и чем они занимались? Пришли люди малограмотные, но члены партии и готовые решать задачи, которые им «поставит партия». На 1 января 1940 года доля сотрудников ГУГБ с высшим образованием не превышала 9%, но беспартийных при этом было менее 2% [53]По всем законам военной науки и при простом сравнении сил атака Виттмана представляется чистым самоубийством, но с учетом многих не очевидных с точки зрения математики обстоятельств он, тем не менее, решился на эту атаку.
.
Эти люди не разбирались в политике, обороне, науке и технике, но они усердно занимались тем, что «выявляли» таких несуществующих «врагов народа», как троцкисты, эсеры и меньшевики, церковники и иные «вредители». Термин «выявляли» взят в кавычки потому, что для этого не надо было прилагать абсолютно никаких усилий. Всех арестованных в тот период можно условно разделить на две категории: к первой относятся те, арест которых предписан Сталиным и его приспешниками, а вторая категория формировалась на основании многочисленных доносов.
Для решения же задач разведки и контрразведки у вновь пришедших сотрудников органов государственной безопасности не было ни квалификации, ни желания, да и задачи такие перед ними «партия не ставила». Они разбивали молотками пальцы на руках и ногах у арестованных, дробили палками кости, отбивали внутренние органы и просто издевались над подследственными. Необходимо было лишь выбить признательные показания, никаких других доказательств в Советском Союзе не требовалось, чтобы выполнить «задание партии» и приговорить к высшей мере наказания любого человека. Именно за эту «работу» они получали медали, ордена, квартиры и иные награды. Для того, чтобы отличиться, не надо было рисковать своей жизнью, прилагать физические усилия по выявлению и поиску диверсантов, не требовалось создавать сложную систему сбора и анализа разведывательной информации. У них не было нужды штудировать иностранные языки, изучать историю, культуру и традиции разведываемых стран, вести кропотливую работу по поиску и вербовке агентуры, в первую очередь источников, способных добывать ценную разведывательную информацию.
Нельзя сказать, что в органы государственной безопасности набирали только отъявленных подонков и мерзавцев, но даже попавшие сюда некоторые порядочные люди не имели необходимой квалификации для решения сложных задач разведывательного и контрразведывательного обеспечения действий советских войск. Например, разведывательный «опыт» руководителя внешней разведки НКВД Павла Ивановича Фитина (назначен в 1939 году) ограничивался работой в редакции издательства «Сельхозгиз». Разведывательное же образование он получил в 1938 году на ускоренных курсах в Школе особого назначения НКВД.
Для некоторых сотрудников органов государственной безопасности атмосфера стала настолько неприемлемой, что они вынуждены были даже кончать жизнь самоубийством. В частности, 04.04.1937 застрелился из табельного оружия начальник Управления НКВД по Горьковскому краю (области) Матвей Самойлович Погребинский, так как ему все чаще и чаще приходилось исполнять сомнительные «задания партии». В июле 1937 года застрелился начальник Харьковского управления НКВД комиссар госбезопасности 3-го ранга Соломон Самойлович Мазо, оставив записку: «Товарищи, остановитесь! К чему приведет избиение коммунистов и выколачивание из них ложных показаний?»
Сейчас телевидение все чаще показывает фильмы о героизме сотрудников НКВД, о том, как они «ковали» победу в войне с фашизмом, рискуя жизнью, «сражались» с вражескими диверсантами. Во всех этих фильмах старательно обходится один принципиальный вопрос: почему при таких героических усилиях этих деятелей в приграничной зоне и в тылу у наших войск накануне войны оказались сотни немецких диверсионных групп? Ведь деятельность вражеских диверсантов сводила на нет усилия советских командиров и начальников по обеспечению боеготовности и боеспособности в самый критический момент — в момент начала войны. Почему же герои фильмов о «славном» прошлом органов государственной безопасности не арестовали хотя бы одного диверсанта и не допросили его так же, как в свое время они допрашивали Рокоссовского или Мерецкова? Полученные таким образом сведения имели бы большую ценность, чем показания перебежчика в ранге фельдфебеля, для своевременного приведения приграничных войск в полную боевую готовность.
Знакомясь с такой крайне негативной оценкой деятельности сталинских органов государственной безопасности, многие читатели (особенно знающие) могут сказать, что среди их сотрудников все же были люди патриотически настроенные и даже смелые и бесстрашные. И это истинная правда: любой честный и порядочный человек не может не признать заслуг тех (даже сотрудников НКВД), кто проливал кровь за Родину (пусть даже за Сталина и за Родину) и отдал свою жизнь за победу над фашизмом.
Действительно, в рядах НКВД таких было очень много: начать хотя бы с пограничных войск, которые структурно входили в это карательное ведомство. На пограничные войска был возложен ряд задач по обеспечению государственной безопасности, и они (войска) в отличие от войск подчиненных Тимошенко и Жукова не дрогнули в тяжкую для нашей Родины годину и не побежали, а сражались до последнего патрона, до последней капли крови. Однако, уважаемый читатель, принадлежность пограничных войск к НКВД носила слишком формальный характер — куда только их ни присоединяли за всю историю нашей страны, и даже делали отдельной службой, подчиненной напрямую Верховному главнокомандующему. Для Лаврентия Берии пограничные войска были дополнительной и ненужной ему нагрузкой, которая никакого отношения к карательным функциям его ведомства не имела и не могла иметь.
Другой пример — полковник Танкопий Иван Алексеевич, командир 17-й стрелковой бригады войск НКВД. В ходе боев за Харьков в марте 1943 года именно бригада полковника Танкопия, а не «прославленные» войска Красной армии, составила костяк обороны города. Причем сражаться воинам 17-й стрелковой бригады войск НКВД пришлось с самым сильным соединением в немецких вооруженных силах, а именно со 2-м танковым корпусом СС в составе трех дивизий — «Лейбштандарт Адольф Гитлер», «Дас Райх» и «Мертвая Голова» (не считая частей и подразделений обеспечения).
В боях за Харьков полковник Танкопий Иван Алексеевич проявил исключительное мужество, бесстрашие и презрение к смерти. В отличие от некоторых советских военных начальников, например адмирала Ф.С. Октябрьского, который в 1942 году бросил свои войска в Севастополе на произвол судьбы и позорно бежал в тыл, Танкопий до последнего дыхания оставался со своими бойцами. Даже будучи раненым, он управлял боем на западном берегу Северского Донца, пока вверенные ему войска переправлялись на восточный берег реки. Второе ранение оказалось для него смертельным, и он погиб, как настоящий герой, в неравном бою с врагом — вечная ему слава.
Однако давайте посмотрим, какое отношение полковник Танкопий имел к НКВД и к карательным функциям этого ведомства. Начинал он свою службу в Красной армии, а затем его перевели в пограничные войска. С начала 1942 года работал в Управлении боевой подготовки внутренних войск НКВД и этом же году назначен командиром 17-й стрелковой бригады войск НКВД. То есть фактически Танкопий всю жизнь был военным, а не сотрудником органов государственной безопасности.
Чтобы понять принципиальную разницу, следует привести сравнение с типичным палачом и карателем, которым, например, был генерал Гвишиани Михаил Максимович.
В 1944 году он руководил насильственной депортацией чеченцев и ингушей в Казахстан, для чего загонял их, как скотину, в товарные вагоны и отправлял по назначению, собственно, как это делали эсэсовцы в Германии. Всех тех, кто не мог передвигаться, то есть стариков, больных, детей Гвишиани убивал. В ауле Хайбах он загнал в конюшню имени Лаврентия Берии более 700 таких бедолаг и сжег их заживо. Гвишиани не сражался с врагами, не спасал Родину от фашизма, он ничем не рисковал и, конечно, не пролил ни капли своей крови, но получил высшую государственную награду за убийство невинных, безоружных и беззащитных людей. Почувствуйте разницу во вкладе обоих в дело боеготовности и боеспособности советских вооруженных сил, в консолидацию советского общества.
Таким образом, наряду с приведением войск в (полную) боевую готовность только при выполнении как минимум всех перечисленных выше условий можно было рассчитывать если не на разгром агрессора, то хотя бы на решительный отпор противнику. Правда, неясно, решился бы Гитлер на войну против СССР, если бы он видел готовность советской военной машины к войне, способность советских командиров и начальников принимать смелые и правильные решения, решимость советских войск оказать упорное сопротивление немецким ударным группировкам, дать сокрушительный отпор агрессору. Пошел бы Гитлер на подобную авантюру, если бы он понимал, что на направлении главного удара войсками ЗапОВО командует грамотный, инициативный, уверенный в себе командующий, способный предвидеть развитие ситуации, предусмотреть своевременные и адекватные меры и взять на себя ответственность за организованное применение вверенных ему войск против агрессора — это большой вопрос.
Судя по всему, трусливая и капитулянтская позиция Сталина, вряд ли достойная руководителя могущественного государства, а также его политика умиротворения фашизма воспринимались военно-политическим руководством нацистской Германии как крайняя форма проявления слабости и недееспособности советского руководства и вселяли в Гитлера уверенность в необходимости и возможности победоносной войны с СССР.
