После совещания у графа, Гуго без особой радости вернулся в свою маленькую

комнатку, выделенную ему в левом крыле замка недалеко от хозяйских покоев. На

сердце было неспокойно, и молодому рыцарю долго не удавалось заснуть.

Предчувствие трудностей предстоящего дела заставляло его нервничать, а

ответственность давила тяжелым грузом из-за того, что де Пейн прекрасно понимал,

насколько важно выполнить это почти что безнадежное задание успешно. Ведь то

было его первое поручение на службе у графа Гуго Шампанского. Но, гораздо больше,

чем юного графа, он боялся подвести аббата Мори, человека, дважды спасшего ему

жизнь. Молодой рыцарь считал делом чести платить добром за добро. Поэтому, Гуго

де Пейн чувствовал себя обязанным во что бы то ни стало разыскать еврейского

ростовщика, достать его хоть из-под земли, найти его даже на краю света, вырвать его

из плена и добиться выполнения условий займа, хотя шансы на благоприятный исход

предприятия были совсем невелики. И все же, молодой рыцарь заснул,

преисполнившись решимостью уладить возложенное на него дело любой ценой.

Гуго не мог знать, что еще раньше, до совещания у графа, утром того же дня в

одной из дальних комнат дворца разговаривали двое мужчин в серых монашеских

одеяниях. У одного из них на груди висел крест, другой же был без каких-либо знаков.

Того, что с крестом собеседник называл братом Мори, а второго, без креста, звали

братом Адамусом.

— Наконец-то, кажется, все складывается, так, как надо, брат Адамус. Мне

все же удалось убедить юного графа послать военную экспедицию в нужное нам

место. К сроку нашелся и повод. Самый простой, но весьма действенный — деньги.

— Вы заплатили графу, брат Мори? Но из каких средств? Казна нашего

ордена давно истощилась.

— Вовсе нет, брат. Я ничего не платил. Я приманил графа чужими деньгами.

— Вы пообещали ему военную добычу?

— Не то. Просто я ненавязчиво напомнил ему, что если наш юный граф

желает первым достичь пределов Святой Земли, ему нужно уже сейчас начинать

готовить армию. А денег у графа совсем немного. Поэтому самое время взять у евреев

давно обещанную ссуду.

— А причем тут евреи?

— При том, что еще десять лет назад некий ростовщик Эфраим бен Кохав

подписал отцу графа гарантию на заем ста тысяч безантов.

— Ну, так это дело уже прошлое.

— Нет, Адамус. Вовсе нет. Обязательства Эфраима распространялись и на

потомков графа Тибо.

— Но как все это связано с нашим делом?

— Очень просто. От одного надежного человека мне стало известно, что в

самом конце прошлого года этот Эфраим был захвачен в плен контрабандистами

Пиренейских гор как раз в той самой местности, которая более всего и интересует

сейчас наш орден. И тогда я убедил графа для вызволения из плена ростовщика

послать туда военный отряд, во главе которого будет известный тебе молодой рыцарь

Гуго из Пейна.

— И граф раскошелился на экспедицию ради спасения еврея? Откуда такое

благородство в отношении всеми гонимой нации?

— Едва ли тут можно говорить о каком-то особенном благородстве мотивов.

Сами по себе евреи безразличны графу. Но ради спасения своей ссуды, ради спасения

единственной возможности опередить других в походе к Святой Земле наш юный

честолюбивый граф готов на многое.

— И что даст нам все это?

— С помощью вооруженного отряда мы, во всяком случае, сможем очистить

путь от врагов и выполнить задачу, стоящую перед орденом. Ты же знаешь, что у нас

остались только три бойца и их необходимо сберечь для последнего боя.

На утро де Пейна разбудил некий Гондемар, один из троих молчаливых

бритоголовых не то монахов, не то рыцарей, рядом с которыми Гуго сидел на

собрании Братства Христова. Гондемар назвался посыльным аббата Мори, и

длинными запутанными коридорами он проводил Гуго в небольшую комнатку в

противоположном крыле графского дворца. Комнатка была обставлена весьма

скромно, но буквально все свободное пространство в ней занимали огромные старые

фолианты, стоящие на полках вдоль стен и разложенные повсюду. В дальнем углу

горела свеча, а над ней висели Распятие и три большие иконы: поклонение волхвов,

крещение в Иордане и Дева Мария с младенцем. В толще дальней стены была выбита

глубокая оконная ниша, и там, стоя возле единственного узкого окна, его уже ждал

аббат.

— Доброе утро, — просто поприветствовал он де Пейна. И сразу спросил:

— Есть ли у вас, молодой человек, опыт общения с евреями?

— Нет, никакого, любезный аббат.

— А что вы о них думаете?

— Признаться, я встречал их на базарах и в Испании, и здесь, во Франции, но

никогда не общался с ними близко. Я знаю их только как ловких торговцев. Но,

наверное, в древние времена это был достойный народ, раз Иисус Христос явился

именно среди них.

— Тогда я немного расскажу тебе об этом народе. Когда-то, очень-очень

давно, когда самое могущественное государство древнего мира — Египет — попало

под власть тьмы, силами света в мир был послан великий учитель человечества

Моисей. Моше Рабейну называют его евреи. Он освободил рабов египетских и создал

из них народ. Сорок лет водил он этих людей по пустыне, чтобы подготовить их к

восприятию Знания и к великой миссии хранить это Знание в веках до прихода

Спасителя. И долгое время они успешно справлялись с этой задачей. Они пронесли

знания через века, войны и вавилонский плен, хотя и исказили их со временем. Но,

когда в мир явился Иисус, они сделали свою величайшую ошибку. Они отказались

принять его за того, кем он действительно был. Они отвергли пророчества. Они

кричали римскому прокуратору Понтию Пилату «Распни его!». Так народ иудейский

сделал свой выбор и заплатил за роковую ошибку рассеянием в галуте. Последовала

страшная Иудейская война, и римляне изгнали евреев с земли Израиля. В священном

Иерусалиме не осталось камня на камне. Чтобы стереть саму память о столице

иудейской, римляне выстроили на руинах свое поселение с совершенно другим

названием. Но великие города не исчезают. Римское поселение сгинуло и никто не

помнит о нем, а Иерусалим за века отстроили вновь. Евреи же до сих пор скитаются

по всему миру и продолжают ждать своего спасителя-мессию, который, по их

представлению, должен въехать в Иерусалим на белом осле через Золотые ворота. Но

именно так уже однажды въехал в город Иисус Христос. Знания, дарованные когда-то

евреям, искажаются их же священниками все больше и больше, впрочем, то же самое

затуманивание Первоначального с течением времени происходит и у мусульман, и у

христиан тоже. Ибо истинные знания идут от единого корня и не требуют ни пышных

обрядов, ни комментариев, и призваны они не разъединять людей, а объединять их.

Итак, в наши дни евреи живут в Византии, в Персии, в Испании, но многие из них

нашли себе пристанище и здесь, в землях, где протекают реки Рейн и Сена. Между

собой евреи даже называют эти места эрец ашкеназ, что означает «земля европейских

евреев». Известно, что они поселились здесь еще при римлянах. Сейчас самые

большие еврейские общины в Европе находятся на территории Священной Римской

империи в городах Вормс, Трир, Шпеер, Майнц. А еврейская община Труа самая

большая во Франции. У них здесь даже есть своя талмудическая школа, основанная

раввином Гершомом из Майнца. Графы Шампанские не питают ненависти к

еврейской нации и за последние сто лет даровали евреям немало привилегий.

109

Традиционно, евреи склонны к торговле и ростовщичеству, поэтому их достаток

всегда покоится на прочной основе. А еще евреи постоянно платят за свою

безопасность, а это выгодно любому здравомыслящему правителю. Я же могу сказать

об этих людях, что каждый заблудившийся сам рано или поздно понимает, что он

заблудился, просто для евреев это время еще не пришло. Но когда-нибудь они

прозреют и признают Христа. Но они самостоятельно должны понять и искупить свою

ошибку и принуждать их нельзя, ибо не прошли они еще до конца свой путь

искупления. Помни, рыцарь, каждый человек свободен в своем выборе, и только тьма

заставляет силой. Так не опускайся во тьму, друг мой, и никогда не заставляй людей

менять веру.

— Я и не собираюсь. — Вставил Гуго де Пейн.

— Вот и отлично, шевалье. Тогда прямо сейчас мы отправляемся в еврейский

квартал.

— Но зачем?

— Во-первых нам необходимо узнать подробности, что там еще было в

письме от похитителей. А, во-вторых, в предстоящем походе понадобится надежный

проводник, не так ли? Учитывая цель, лучше, чтобы это был такой человек, которому

Эфраим Бен Кохав мог бы полностью доверять и которого был бы рад видеть.

Например, его родственник.

— Но какой же еврей добровольно захочет ехать с христианами в такое

опасное путешествие?

— Представь, что такой человек нашелся, и сегодня нас с ним познакомят.

— А что этот богач Эфраим делал в столь неспокойном месте, как граница

Арагона до того, как попал в плен? — Спросил Гуго.

— Евреи, друг мой, торгуют и с маврами, и с сарацинами. Через границы

государств в обе стороны всегда течет поток товаров и денег. Поэтому нет ничего

необычного в том, что этот купец сейчас там. Скорее всего, он обделывал на границе

какую-нибудь очень крупную сделку, раз сам так рисковал, иначе, если бы дело было

не слишком важным, он бы просто послал своего представителя.

Еврейский квартал Труа располагался вдоль реки, за внутренней стеной,

отгораживающей добрую четверть города. Ворота в этой стене охранялись людьми

капитана городской стражи Андре де Монбара. Но проход в обе стороны был

свободным.

— Скажите, святой отец, зачем здесь эта стена и стражники. Неужели евреи

живут на положении пленников, и граф опасается, что они разбегутся?

— Вовсе нет, сын мой, эта стена и стража поставлены здесь по просьбе самих

евреев: так им спокойнее. Они платят графу за охрану.

— Но кого они боятся? Сейчас как будто бы мирное время.

— Они боятся слишком ревностных христиан, ибо прежде, когда этой стены

еще не было, не один раз горожане устраивали погромы в еврейском квартале.

По другую сторону ворот, Гуго с аббатом сразу попали на главную улицу

еврейского квартала, больше всего напоминающую восточный базар. Квартал кипел

жизнью. Вокруг во всех направлениях торопилось множество людей. Мужчины все

были в разного рода шапках, шляпах и шапочках, а женщины — в темных платках,

закрывающих волосы. По обеим сторонам улицы вплотную друг к другу

располагались торговые лавки, в которых шла бойкая торговля разнообразными

товарами и снедью.

Воздух наполняли всевозможные запахи, среди которых явственно выделялись

ароматы специей и дух сырого свежеразделанного мяса. Завидев христианского

священника, сопровождаемого молодым рыцарем, народ расступался и уступал им

дорогу.

— Надень это, — сказал аббат Мори, протянув Гуго маленькую черную

бархатную шапочку.

— Зачем? — Удивился рыцарь, но шапочку все же надел, поскольку и аббат

сделал то же самое.

— Иначе евреи не пустят нас в свою синагогу. Там нельзя появляться с

непокрытой головой, чтобы не быть выше Бога.

— А что, разве без шапки человек может стать выше Бога?

— Конечно, нет. Но чужие традиции следует уважать, когда идешь в гости, не

так ли?

— А мы обязательно должны туда идти?

— Обязательно. Нас там ждут. Заранее уже были проведены кое-какие

переговоры, и в синагоге мы найдем того, кто поможет нам в выборе проводника.

И аббат, в сопровождении недоумевающего Гуго де Пейна, решительно

направился к стоящему на противоположном конце главной улицы еврейского

квартала двухэтажному зданию, над входом которого был выбит в камне семисвечный

еврейский светильник менора. Завидев двух христиан в камилавках, желающих

проникнуть в синагогу, ее тучный служитель попытался загородить дорогу своим

животом, но, когда, к его величайшему удивлению, старший из пришедших, по виду

священник, обратился к нему на чистейшем иврите, опешил и отступил. В те времена

даже среди евреев язык иврит был забыт почти полностью, и хорошо знали его лишь

немногие, непосредственно имеющие отношение к богослужениям люди.

Большинство же еврейского населения Европы давно уже забыло свой исконный язык

и говорило на местном, либо на идише.

Внутри здания, на втором этаже располагалась та самая талмудическая школа,

основанная Гершомом из Майнца, в которой работал теперь знаменитый еврейский

мудрец раввин Соломон Ицхаки, более всего известный своими комментариями к

священной книге иудеев — Талмуду. С этим раввином и собирался переговорить

аббат Мори.

В небольшом сводчатом зале, предваряющем вход в кабинет ученого, находились

многочисленные ученики. Человек десять подростков сидели на каменном полу и что-

то жевали, декламируя при этом вслух плотно набитыми ртами священные тексты.

Трое, мерно раскачиваясь в такт своим словам и накрывшись белыми покрывалами,

молились в углу. И вдруг все они, как один, даже те, которые молились, затихли и

воззрились на пришельцев.

— Шалом ле кулям! Мир вам! — Поприветствовал их аббат на иврите, но

ученики раввина по-прежнему молчали, тупо уставившись на большой серебряный

крест на груди аббата. Пауза длилась довольно долго, пока двое старших учеников не

подошли к гостям. Манеры учеников раввина не отличались особой любезностью,

пейсы топорщились, а глаза излучали недоверие.

— Кто ты, христианин, говорящий на иврите? Разве ты не знаешь, что

иноверцам запрещено входить в синагогу? Что привело тебя сюда, и кто твой

вооруженный спутник? — Спросил аббата старший из учеников, высокий

краснолицый человек лет двадцати семи с рыжими всклокоченными волосами.

— Мое имя Мори, год назад я прибыл из Эрец-Исраэль и вскоре снова туда

собираюсь. А мой спутник рыцарь Гуго де Пейн, человек, хотя и молодой, но весьма

благородный. Он не причинит вам вреда. Скажите достопочтенному раввину

Соломону Ицхаки, вашему учителю, что аббат Мори пришел поговорить с ним о его

родственнике Эфраиме. Этого будет достаточно.

Наконец, после доклада учеников, пришедших допустили в кабинет раввина.

Соломон Ицхаки не выглядел аскетом. Одет он был очень опрятно, и, несмотря на

седьмой десяток, круглое лицо его светилось здоровьем, а окладистая седая борода

была тщательно расчесана. Обстановка его кабинета состояла из нескольких высоких

открытых шкафов с толстыми книгами и пергаментными свитками. Сверху на шкафах

стояли золотые и серебряные семи и девятисвечники разных размеров.

Ицхаки важно восседал на высоком табурете перед большим бюро с разложенной

на нем книгой, в которую раввин писал что-то остро отточенным гусиным пером.

Справа и слева на высоких подставках покоились две раскрытые инкунабулы, в

которые ученый то и дело заглядывал. Раввин был поглощен работой и даже не

поднялся навстречу вошедшим, но сразу предложил им сесть напротив него на

длинную скамью из черного дерева. Гуго молча осматривал кабинет, пока аббат с

раввином вели беседу на иврите, которого молодой рыцарь не понимал, хотя когда-то

давным-давно покойный мудрый монах Аквиор, его учитель, пытался научить

мальчика иудейской азбуке.

—Я вижу, что вы заняты, ребе. Но вопрос, который я хочу разрешить, не терпит

отлагательства. — Начал Мори.

—Посланный вами человек сказал мне, что вы придете, и что дело касается моего

родственника Эфраима. Но какой же срочный вопрос может быть у аббата к раввину?

— Поинтересовался Соломон Ицхаки даже не поднимая глаз от своей работы.

—Сначала я попрошу вас о неразглашении нашего разговора. — Сказал аббат.

—Посторонним незачем знать подробности жизни моей семьи, и все, что вы

скажете о моем родственнике, останется между нами. — Произнес Ицхаки, по-

прежнему не отрываясь от своего занятия.

—Итак, до нас дошли сведения, что на границе Арагона ваш зять Эфраим Бен

Кохав примерно два с половиной месяца назад попал в плен, и еврейской общине

Толедо похитителями было отправлено письмо о выкупе, которое было сразу

переадресовано вам.

—Да, к несчастью, все это так. О письме из Толедо я сам сказал вашему человеку,

но, позвольте полюбопытствовать, каким образом вы получили первоначальные

сведения?

—Думаю, из того же источника, что и вы. Один человек из охраны Эфраима

спасся от разбойников и сумел добраться до Шампани, он же и передал письмо вам. А,

поскольку этот человек состоит на службе у графа…

—И зовут того человека, если не ошибаюсь, Хромой Джек? — Перебил раввин.

—Совершенно верно, — кивнул аббат.

—Продажный англичанин! Слуга двух господ. Так вот оно что, этот нынешний

хилый граф Шампани, который не способен возражать даже своему сумасбродному

братцу, подослал к Эфраиму шпиона!

—Насколько мне известно, граф послал своего человека не шпионить, а охранять

вашего зятя.

—Хороша же охрана, которая при первой же опасности разбегается по домам! —

Негодовал Соломон Ицхаки.

—Этот человек, известный вам как Хромой Джек, дрался, как мог и только чудом

остался жив. Будучи раненым, он нашел в себе силы проследить за бандитами и

переправить сюда письмо о выкупе. С величайшим трудом добрался этот человек до

Труа. По дороге он едва не умер от ран. И, напомню вам, что лишь благодаря

мужеству этого англичанина нам с вами стало известно о судьбе вашего зятя. А не

пошли граф своего человека на службу к Эфраиму… Впрочем, ребе, не о том сейчас

речь. Я пришел сообщить, что получив это известие, граф принял решение выслать

экспедицию для спасения вашего зятя. Вот этот молодой шевалье, Гуго де Пейн, не

позднее, чем завтра с отрядом хорошо вооруженных рыцарей отправляется в военный

поход для вызволения вашего родственника.

Остро отточенное гусиное перо застыло в руке Соломона Ицхаки. Он открыл рот

и с полминуты молча хлопал глазами.

—Да что вы такое говорите! Чтобы какой-нибудь христианин спасал еврея, да

еще ради этого ехал так далеко! Никогда не поверю. — Наконец воскликнул раввин и,

решительно отложив перо, перестал моргать и уставился на христиан черными

проницательными глазами. Было видно, что слова аббата сильно удивили его.

—И, однако, это так, ребе. — Подтвердил Мори.

—Значит, в этом деле для вас, христиан, есть интерес несоизмеримо больший,

чем просто спасение моего бедного зятя.

—И это верно. Ваш зять обещал крупную ссуду графу Шампанскому.

—Так графу нужны деньги? С каких же это пор самая богатая провинция

Франции перестала приносить прибыль? Или речь идет о слишком большой сумме,

равной нескольким годовым доходам?

—Вы весьма проницательный человек, Соломон. Знаете, я читал ваши

комментарии к Талмуду, и мне понравились некоторые моменты.

—Вот как! Вы удивляете меня все больше и больше, аббат. Впервые вижу

христианского священника, так хорошо знающего иврит, да еще и читающего Талмуд

и комментарии к нему. Наверное, вы представляете не папу с его тупыми

последователями, а какую-нибудь новую секту.

—Я представляю один древний монашеский орден, но это не имеет отношения к

сути дела, ради которого я пришел сюда. Скажем, сейчас я говорю с вами как

духовный наставник графа Шампанского, а граф твердо намерен вызволить Эфраима

Бен Кохава из плена. Посему, военному отряду нужен проводник из числа людей,

которые уже сопровождали вашего зятя в тех местах, знают тайные торговые тропы в

Пиренеях, и которым ваш зять мог бы полностью доверять. В этом и состоит моя

просьба к вам: дать нам такого проводника. И еще я хочу поподробнее ознакомиться с

письмом из Толедо.

—И все же, аббат, зачем это вам? Почему человек графа, этот самый Хромой

Джек, не может быть проводником? Неужели ваши рыцари не найдут дороги? Ведь

место, куда Эфраима отвезли сразу после похищения, по крайней мере, два месяца

назад, вам известно.

—Время дорого. Человек графа шампанского, принесший вести о вашем зяте,

болен. Он обессилил от ран и, боюсь, в ближайшие пару месяцев силы едва ли

вернутся к нему. Отряду предстоит долгое и трудное путешествие на юг в

неподходящее весеннее время, когда дороги плохи, а реки полноводны. Поиски в

Пиренейских горах опасны и, возможно, бесполезны: те, кто похитил Эфраима, давно

могли переправить его в другое место. К тому же, наши рыцари не знают вашего зятя

в лицо и могут его спутать с кем-то другим. Кстати, то, что ваш зять, невзирая на все

запреты христианских правителей, торговал с Кордовским халифатом, в том числе и

оружием, графу Шампанскому известно давно. Но граф не собирается оглашать это.

Просто ему нужен в этой экспедиции человек, способный провести отряд по

испанским горам короткими торговыми путями и, в случае надобности, подтвердить

добрые намерения рыцарей испанским евреям и самому Эфраиму, чтобы, например,

ваш зять не испугался и не покончил с собой, когда его станут освобождать силой.

—Ну, Эфраим не такой человек, чтобы добровольно расставаться с жизнью, хотя,

разумеется, каждый еврей должен помнить о кидуш ха-шем. А если намерения у

воинов графа действительно добрые, то и проводник отряду едва ли понадобится. Ибо

благие пути писаны на небесах.

—Повторюсь, ребе, дело в том, что воины не знакомы ни с тайными тропами

Пиренеев, ни с самим Эфраимом, ни с людьми, с которыми он вел дела, и без такого

сопровождающего отряду будет чрезвычайно трудно найти его среди десятков других

пленных, приготовленных для продажи в рабство. Подумайте, другой возможности

спасти Эфраима не будет.

—Как! Его хотят продать в рабство? Так почему же не ждут выкупа от семьи?

—Разбойники, захватившие Эфраима, находятся вне закона по обе стороны

границы. Они не могут ждать слишком долго. И, если до начала лета они ничего не

получат за пленника, им проще продать его в рабство или убить, чем снова вести

переговоры о выкупе. Уверяю вас, все что хотели объявить вам эти бандиты, они уже

объявили. Посему надеюсь, что вашего зятя успеют вызволить из плена до начала

летней невольничьей ярмарки в Кордове.

С минуту раввин молчал и что-то обдумывал. Потом произнес:

—Предприятие ваше весьма и весьма опасное, и не думаю я, что хоть один еврей

осмелится добровольно сопровождать отряд ваших свирепых рыцарей.

—Но безопасность проводника будет гарантированна командиром отряда,

который сейчас находится перед вами.

—Слабое утешение для родителей, если их сына убьют. — Заметил раввин,

скользнув по де Пейну недоверчивым взглядом.

—Так вы не дадите нам проводника?

—Почему же? Я могу порекомендовать вам одного человека, который, думаю,

согласится охотно, но прежде я должен еще раз все обдумать, поскольку речь сейчас

идет о безопасности моих родственников.

—Так проводник тоже ваш родственник?

Раввин кивнул. С минуту они помолчали. Какое-то время раввин смотрел на

аббата изучающе, думая о чем-то своем и вращая при этом в длинных пальцах гусиное

перо, потом опять решительно отложил его, поднял глаза и сказал.

—Я, кажется, догадываюсь, о какой ссуде идет речь. Около десяти лет назад

Эфраим рассказывал мне о своем разговоре с ныне покойным графом Тибо,

завершившимся подписанием весьма любопытной бумаги: обязательства выдать ссуду

в сто тысяч безантов золотом. Якобы, граф Тибо в будущем собирался идти

отвоевывать Иерусалим и хотел таким странным образом заранее подстраховаться в

вопросе финансирования армии.

—Вы правы. Именно об этой ссуде и идет сейчас речь. — Сказал аббат.

—Значит, идея папы Григория седьмого вновь ожила, и в ближайшее время

христианская армия собирается штурмовать Иерусалим?

—Не так скоро. Вы же прекрасно понимаете, что даже при наличии денег на

подготовку сильной армии понадобится не менее года.

—И вы серьезно относитесь к этой идее? Но это же абсолютно невозможно!

Христиане не могут даже изгнать мусульман из Испании.

—Не так уж и невозможно, ребе. Есть еще в Европе силы, заинтересованные в

создании независимого государства на Святой Земле, политика _______которого будет

строиться не на произволе монархов и не на слепой вере, а на знаниях, дарованных

человечеству в древности Великими Учителями и до срока сокрытых. Люди в таком

государстве будут свободными, а все религии сольются в одно Единое Знание.

—Хотелось бы мне знать, кого вы считаете великими учителями, — произнес

Соломон Ицхаки.

—Тех, кто известен и вам. Например, Моисея.

—Да, Моше Рабейну действительно велик, но, уверен, вы считаете не менее

великим и Иисуса Христа.

—Конечно, через него в мир пришло новое Великое Знание.

—А вот мы, евреи, так не считаем. Для нас христианство, как, впрочем, и ислам,

— всего лишь секта еретиков в иудаизме и не более.

—Каждый имеет право на свой выбор. Еврейский народ выбрал отрицание

Христа, не воспринял новое, и с тех пор страдает.

—Я не согласен с вами. Но оставим это пока. Скажите лучше, каким образом вы

надеетесь примерить религии? Или вы призываете евреев и мусульман стать

христианами?

—Вовсе нет. Для объединения религий достаточно лишь заново переосмыслить

все Писания. И Новый Завет и Ветхий, и Талмуд, и даже Коран и выделить общее, а

ненужные наслоения отбросить. Почему бы, скажем, в одинаковой мере не признать и

Моисея, и Иисуса, и Магомета Великими Учителями, которые принесли людям знания

от Единого Бога? Даже по текстам нынешних, искаженных за время почти что до

неузнаваемости, Священных Писаний возможно легко доказать, что нет верных и

неверных, а есть просто различные группы людей по-разному понимающие одно и

тоже. Потому что Изначальное Знание едино, и Бог един, а остальное — иудаизм,

христианство, ислам — лишь различные названия и пересказы одного и того же,

данные свыше для помощи в развитии определенных народов на определенное

историческое время. Поймите же, что религиозная разобщенность людей выгодна

только Сатане и силам тьмы! И они успешно используют эту разобщенность,

стравливая мусульман, христиан и евреев.

Раввин задумался. Потом произнес:

—Может быть, какой-то смысл и имеется в ваших словах, аббат, но, боюсь, то, о

чем вы говорите, невозможно из-за самой природы людей. Увы, гораздо больше люди

стремятся не к единению с Богом, а к власти друг над другом. И, с этой точки зрения,

я считаю, что ислам для евреев не намного опаснее, чем христианство. Я не сторонник

войны и насилия в любой его форме. И, думаю, вы знаете, что пролитие крови

является одним из трех основных запретов иудаизма. Но ради зятя я все же помогу

вам. С вашим отрядом я отправлю юношу, сироту, мать которого давно умерла. Зовут

его Яков. Это способный малый, которого зять несколько раз посылал вместо себя

улаживать торговые дела. Думаю, этот юноша подойдет вам как нельзя лучше. К тому

же, он знает лекарское искусство, что может пригодиться в опасном походе.

—Спасибо, ребе. Я не зря заглянул к вам.

—Пойдемте, я познакомлю вас с Яковом, он живет у нашего травника на правах

ученика.

Раввин встал со своего места и вместе с аббатом вышел из кабинета, а Гуго

последовал за ними. Он понимал, что совершенно не интересен этому важному

ученому еврею, поскольку тот смотрел на него высокомерно и недоверчиво и так и не

произнес в адрес молодого шевалье ни единой реплики, словно де Пейна и не было

здесь. Они вышли на главную улицу еврейского квартала, прошли немного и свернули

в маленький темный боковой проулок, настолько узкий, что едва ли два всадника

проехали бы в нем рядом друг с другом.

Наконец раввин открыл маленькую деревянную дверь, и они вошли в довольно

просторную комнату со сводчатым потолком. Сначала де Пейна поразила волна

необычных сильных запахов, наполнявших это помещение. Затем Гуго увидел

источник ароматов. Всюду: на полках, на полу, под потолком, сушились какие-то

растения, по углам стояли стеклянные и глиняные сосуды, а на большом столе,

посередине комнаты, лежали в беспорядке старинные свитки и книги, некоторые

почти истлевшие от времени.

В углу на корточках сидел какой-то старик в теплом халате, наподобие

сарацинского, и пересыпал из стеклянной колбы в небольшую деревянную шкатулку

серый порошок. При неожиданном появлении гостей старик встрепенулся и просыпал

часть порошка мимо.

—Мне нужен Яков, где он? — Спросил старика раввин.

На что тот кивнул на маленькую дверь в глубине помещения.

В этот момент дверь открылась, и в комнату вошел светловолосый голубоглазый

молодой человек не слишком похожий на еврея, скорее, на вид это был обычный

франк. В руках у него была большая ступа, наполненная травами. Увидев пришедших,

он застыл в изумлении. Скользнув по серому плащу аббата, по серебренному кресту

на его груди, удивленные глаза молодого человека остановились на Гуго. Никогда еще

не видел он в еврейском квартале столь странных гостей. Суровый священник с

серебряным крестом внушал благоговейный трепет, а рыцарь, хоть и без доспехов, но

с золотыми шпорами на хорошо вычищенных сапогах, одетый в мягкие коричневые

штаны из телячьей кожи и в новенький зеленый сюрко, укрытый сверху теплым

плащом такого же цвета, распахнутым спереди, с длинным мечом и кинжалом,

висящими на расшитом золотом поясе, показался молодому человеку воплощением

жизненного успеха и воинской доблести. И, он сразу же позавидовал этому рыцарю,

тем более, что казался этот рыцарь одного с ним возраста и уж никак не старше.

—Яков, выйди, нужно поговорить. — Позвал раввин. Молодой человек оставил

свою ступу, что-то сказал старику и вышел следом за ними, и все они опять оказались

в узком проулке.

—Перед вами Яков, ваш проводник, — представил раввин молодого человека.

—Сколько тебе лет? — Спросил аббат.

—Двадцать три, — ответил Яков.

—Нам сказали, что ты знаешь тайные торговые тропы в Пиренейских горах

Арагона и можешь провести нас к месту, где разбойники пленили Эфраима бен

Кохава. Так ли это?

—Я бывал в тех местах пару раз.

—Путешествие может быть опасным, поскольку целью его является вызволение

из плена Эфраима. Готов ли ты, юноша, рисковать жизнью ради спасения этого

человека? — Спросил аббат.

—Да. — Без раздумий ответил Яков.

—Но по какой причине?

—Эфраим мой отец.

Аббат перевел взгляд на Соломона Ицхаки.

—Почему вы не сказали нам об этом, ребе?

—Дело в том, что Яков незаконный сын Эфраима. Его мать была христианкой, и

по нашим законам он не считается евреем и не может претендовать на наследство. Но

зато с ним у вас будет меньше хлопот в дороге, чем с любым другим родственником

Эфраима, так как для этого парня не обязательно готовить кошерную пищу.

—Что ж, собирайтесь, молодой человек. Вот ваш командир, мессир Гуго де Пейн.

Уже сегодня вы должны поступить в отряд. У вас есть время до вечера. И запомните,

дело не терпит отлагательства и огласки. — Сказал аббат.

—Берите с собой только самое для вас важное, что можно поместить в одну

дорожную сумку. Все остальное, лошадь, походную одежду и снаряжение получите из

запасов графа Шампанского. Питанием и жалованием мы тоже беремся вас

обеспечить на всем протяжении пути. — Прибавил де Пейн.