Стрельба прекратилась. Несколько минут выжидания. Внизу — галечное ложе, река. За нею — высока стена берега, и по кромке, то здесь, то там, -мелькание голов. Под стеною — четыре спокойных верблюда. Внизу, направо, -неподвижно, навзничь лежащий Бойе. Над нами сзади уже слышны крики: мы взяты в кольцо

Юдин передал мне карабин.

— У меня ничего не выходит… попробуйте починить.

Я тщетно возился с карабином: не закрывался затвор…

— Нет, не могу…-Я вернул Юдину испорченный карабин.

В тот момент никто из нас не знал (да и не думал об этом), что будет дальше, через минуту. Впереди, над гребнем террасы, появилась белая тряпка; из щелки напротив карьером вылетел всадник, мчался вброд через реку, к нам. Я снял с ремня кобуру, спрятал ее в полевую сумку. Правая рука с маузером на взводе лежала в кармане брезентовой куртки.

Всадник-я узнал нашего караванщика — осадил лошадь под нами, что-то кричит. Юдин и Осман ему отвечают. Разговор-по-киргизски. Я по-киргизски не говорю.

Басмачи предлагают нам сдать оружие.

Положение наше: нас трое, бежать некуда; прикрытия нет; отстреливаться нечем: испорченный карабин да два маленьких маузера, из которых бить можно только в упор. Сзади-над нами, впереди-по всему гребню террасы повысовывались головы бесчисленных басмачей. Они ждут. Может быть, еще можно помочь Бойе? Говорю это Юдину. Осман: «Нас все равно перережут». Но выбора нет. Юдин передает всаднику бесполезный карабин. Маузеры мы не сдаем.