Из дневника:

«…Выезжаем за ляджуаром: Юдин, Хабаков, Маслов, я и Зикрак. Я взял винтовку и маузер, Юдин, и Хабаков-маузеры. По всем имеющимся у нас данным, Шах-Дара — район абсолютно спокойный. От подрывника мы отказались: пусть продолжает он взрывами строить дорогу из столицы Шугнана, мы как-нибудь обойдемся и без динамита. Я с Е. П. Масловым и единственной нашей вьючной лошадью выезжаю вперед. Выбравшись из Хорога и процокав дорогой и тропами, врезанными в синюю тень абрикосовых садов, переправившись на левый берег Гунта по высокому, неверному, приплясывающему мосту, мы подъехали к Шах-Даре, немного выше устья. Здесь — застывший шабаш покалеченных, сорвавшихся сверху гранитных скал. Переправа по мосту на правый берег Шах-Дары; дорога истончилась в тропу, вихляющую спусками и подъемами. Река мучительно давится скалами и камнями, корчится в быстрых судорогах и хрипит глухо и шумно, так, что я не слышу своего крика. Тропа местами совсем сужается, норовя не пропустить вьючную лошадь. На горах-зеленые лоскутки посевов. Их мало, потому что склоны изломаны и круты. Подъезжаем к большому кишлаку Рэджис. Перед ним волнистые посевы высокой ржи, пастбищная луговая площадка, неохватные деревья — грецкий орех, тополи. Привставая на стременах, срываем абрикосы, урюк, яблоки, персики. Персики еще не созрели…

Кишлак Рэджис… тот самый, где «замин-и-Бегимэ».

Дальше… Бросаю дневник… Дальше- граниты, огромные валуны гранита и, на несколько сот метров над зеленой отарой долин-нагромождения грандиозных морен. Они спускаются круто, подпруживают Шах-Дару, и река, мучась, клокоча пеной, грохоча, рвет себе русло, пропиливает гранит и на поворотах отдыхает спокойствием широких излучин. Здесь белый песок нежит ее берега. Здесь сквозистые ивы стоят по колени в спокойной воде. Здесь долина выгибается тенистыми. амфитеатрами. В их ярусах лениво полулежат кишлаки. Паригет, Тавдым, Тир, Тусиан, Куны, Мендышор, Чакар, Парзудж, Занинц-вот странные их названия.

В кишлаках в каменных лузах оград колосятся пшеница, рожь и ячмень, качаются пугала на гибких шестах. Дети и женщины с камнями в руках бродят между ними и кричат, звенят голосами, с утра до ночи кричат и швыряют каменья в птиц, а птицы привыкли, не боятся, не хотят улетать. И так утомляет шугнанок это швыряние камнями, что они без сил возвращаются в свой плоскокрыший дом и замертво распластываются на глинобитной веранде-далице.

А над маленькими, сложенными из остроугольных камней домами, которые здесь называются «чодами», стоят тополи, и белесая луна всходит, скользя по снежным кромкам высоких хребтов, распространяя по нагретым ущельям прохладный зеленый свет. И я пил эту ночную прохладу, и я долго глаз не смыкал, когда в тихих кустах облепихи между кишлаками Занинц и Бедист мы завалились спать, расседлав после жгучего дня лошадей, выпив чаю со сладким тутом и маленькими лепешками.