Засучив штаны, босоногий, в жилетке, надетой на голое тело, Бахтиор копошится возле террасы, сортируя принесенные от ручья камни. Он складывает новую стену, хочет сделать пристройку к дому. Бахтиор ничего не говорит, но Ниссо догадывается: пристройка — для нее!

Бахтиор трудится уже второй день. Он пользуется тем, что работа на канале приостановилась и что можно никуда не ходить; он очень старается и не хочет, чтобы кто-нибудь ему помогал.

Пощелкивают камни, укладываемые Бахтиором, снизу от селения доносятся звуки бубнов, — они то замирают, то гремят басисто и переливчато, приближаемые волной ветерка.

Ниссо и Гюльриз сидят рядышком, склонив головы над цветными нитями шерсти.

Гюльриз продолжает вязать чулок. Ниссо аккуратно подбирает обрывки шерстяных ниток, зажимает их в кулаке. Шо-Пир все пишет что-то в своей тетрадке. Задержит карандаш, подумает, зачеркнет написанное, пишет опять. Но вот встает, заложив ладони на затылок, потягивается, подходит к террасе.

— Плохо, Гюльриз, с урожаем в этом году. Понимаешь, считал я… Если все, что с полей соберут, на посев оставить, хлеба даже теперь есть нельзя будет. Начнут его есть — на посев не хватит, что будет селение делать весной?

— Сейчас яблоки в нас, ягоды, абрикосы, горох, бобы. Зачем трогать хлеб? — сурово отвечает старуха. — Потерпеть можно.

— Так ты же понимаешь, Гюльриз, люди о лепешках весь год мечтали!

— Мечтали — не ели. Ты говоришь — караван придет?

— Придет — муку привезет, не зерно. Сеять муку нельзя. Голодные все, не захотят каравана дожидаться, все нет его, видишь! Станут молоть зерно, вот и не хватит его на посев.

Старуха молчит. Потом рассудительно замечает:

— Думай, Шо-Пир. Твоя голова большая…

— А ты, Гюльриз, думаешь как?

— Зачем спрашиваешь старуху? Что я скажу? Может быть, глупое я скажу. Только, по-моему, пускай не мелют зерно, пускай подождут каравана.

— Ты думаешь так? — неожиданный ответ старухи показался Шо-Пиру решеньем простым и разумным. Как это ему самому в голову не пришло? Но разве можно заставить голодных не есть долгожданного хлеба? Во всяком случае, слова старухи надо хорошенько обдумать.

— А ты что скажешь, Ниссо?

Ниссо быстро оборачивается к Шо-Пиру: смеется он, что ли, над ней, — ее спрашивает?

— Ничего не скажу я, Шо-Пир, — тихо отвечает она и расщипывает нитку зеленой шерсти.

— Эх ты, пуганая! Погоди, мы еще в сельсовет тебя выберем! — И уже серьезно, Шо-Пир обращается к старухе: — Пожалуй, Гюльриз, схожу сейчас на поля, посчитаю еще. Самому надоел горох. Сегодня опять гороховую похлебку нам сваришь?

И, не дожидаясь ответа старухи, идет прочь от террасы, не оглядываясь, погруженный в раздумье, направляется по тропе к желтеющим внизу посевам.

Гюльриз видит долгий, провожающий уходящего взгляд Ниссо, и спицы в пальцах старухи мелькают еще быстрее.