Было решено: пока Бахтиор, Худодод и Шо-Пир не выстроят дома для школы, Мариам и Ниссо поселятся в новой пристройке. Здесь же будут храниться все привезенные Бахтиором продукты. Шо-Пир обещал на следующий же день заняться изготовлением деревянных кроватей для девушек, а в эту ночь обе легли спать на мешках с мукой, застланных кошмами и ватными одеялами.
Чуть не всю ночь проговорили они в темноте, рассказывая каждая о себе. Двадцатилетняя Мариам решила именно с этой девушки начать свою воспитательную работу и хотела, применяясь к ее развитию, подружиться с ней. Ниссо с гордостью чувствовала себя ничуть не менее взрослой и опытной.
— Значит, ты такая же, как и я? — заключила Ниссо.
— Такая же… Только от Азиз-хона не убегала.
— Это потому, что там ханов нет. Но зато ты была очень больна от голода.
— Да, если б меня не подобрали тогда и не увезли в детский дом, я бы так и умерла на улице Самарканда.
— Расскажи мне, что такое детский дом и что такое улица Самарканда?
Ниссо слушала не перебивая. Но потом задала сразу столько вопросов, что Мариам объявила:
— Знаешь, давай лучше я тебе каждый день буду рассказывать о чем-нибудь одном. Очень много нужно рассказывать. Хорошо?
— Хорошо, — согласилась Ниссо. Помолчала, раздумывая, и сказала: Значит, ты за работу свою все время деньги получать будешь?
— Буду.
— Я тоже хочу.
— Будешь, если всему научишься.
— А ты книги, значит, умеешь читать?
— Умею.
— Я тоже хочу. И сама, куда хочешь, ездишь?
— Конечно.
— Я тоже хочу. А как там ездят? Шо-Пир говорил такое слово: машина. Ты ездила?
— Ездила.
— Вот это я тоже хочу! Расскажи, как на них ездят?
Мариам покорно принялась рассказывать об автомобилях, железных дорогах и самолетах. Ниссо слушала, наконец перебила Мариам:
— Вот это все ты тоже, как и Шо-Пир, выдумываешь! Сказки это, но я тоже хочу!… У тебя есть муж?
— Нет, не хочу замуж.
— Ну, и я не хочу. А ты никакого мужчину не любишь?
— Нет, не люблю.
— А я вот люблю! — горячо воскликнула вдруг Ниссо, сразу спохватилась и замолчала, прикусив палец.
Мариам в темноте улыбнулась, хотела спросить: «Кого?» — но раздумала и сказала:
— Давай спать, Ниссо.
— Давай, — глухо ответила девушка, и хотя после этого в помещении воцарилась тишина, но обе долго не засыпали. Мариам думала о том, что никто и никогда не должен узнать об ее чувстве. Пусть тот, кто покинул ее в Самарканде, теперь подумает: куда она делась? Но кого же здесь любит Ниссо? Бахтиора, наверное? Что она понимает в любви? Когда будет ей, ну, хоть восемнадцать, тогда, может быть, и пойдем, как это горько и радостно!…
А Ниссо, лежа на спине, глядела в темноту и думала, что напрасно она сказала Мариам это слово, больше никому никогда не скажет его. Ах, если б Мариам могла понять, как это радостно и как горько!