Уилл сидел в кресле и лепил. Его длинные пальцы мяли желтый комок пластилина. Норма Хемптон – она сидела с шитьем у стола – потянулась, прикрутила коптящий язычок огня в лампе.

– Как же быть с Говардом, милый? – спросила она.

– Как хочешь, – ответил Уилл. – Он обращается к тебе.

– Если бы он попросил, как раньше, двадцать-тридцать фунтов, я бы и не стала спрашивать тебя. Послала бы, и все. Но тут мальчик просит…

– Мальчику двадцать четыре года, – прервал ее Уилл. – В его возрасте я не клянчил у родителей.

– Уилл, он пишет, что если у него не окажется этой суммы, он упустит решающий шанс в жизни. Он с двумя молодыми людьми из очень порядочных семей хочет основать «скрач-клуб» – это сейчас входит в моду, нечто вроде рыцарских турниров, в доспехах и с копьями, только не на лошадях, а на мотороллерах…

– А я-то думал – на лошадях. Ну, раз на мотороллерах, ты непременно пошли ему чек.

– Прошу тебя, не смейся. Если я пошлю такую сумму, у меня ничего не останется. Отнесись серьезно, Уилл. Ведь он наш сын…

– Наш сын! Он стыдится, что его отец был когда-то простым дриллером на промысле…

– Уилл, прошу тебя…

– Я упрям и скуп, как все хайлендеры. Ни одного пенса – слышишь? – ни единого пенса от меня не получит этот бездельник!

– Хорошо, милый, только не волнуйся. Не волнуйся.

– Пусть подождет, – тихо сказал Уилл после долгого молчания. – В моем завещании есть его имя. Пусть подождет, а потом основывает клуб, будь оно проклято.

Норма со вздохом тряхнула золотой гривой и снова взялась за шитье. Пластилин под пальцами Уилла превращался в голову с узким лицом и сильно выступающей нижней челюстью. Уилл взял перочинный нож и прорезал глаза, ноздри и рот.

В дверь каюты постучали. Вошел Кравцов. Вид у него был такой, словно он только что выиграл сто тысяч. Куртка распахнута, коричневая шевелюра, что кустарник в лесу…

– Добрый вечер! – гаркнул он с порога. И, с трудом сдерживая в голосе радостный звон: – Уилл, поздравьте меня! Миссис Хемптон, поздравьте!

– Что случилось, парень? – спросил шотландец.

– Пуск поручили мне! – Кравцов счастливо засмеялся. – Здорово? Уговорил-таки старика! Мне и Джиму Паркинсону. Советский Союз и Америка! Здорово, а, Уилл?

– Поздравляю, – проворчал Уилл, – хотя не понимаю, почему вас это радует.

– А я понимаю, – улыбнулась Норма, протягивая Кравцову руку. – Поздравляю, мистер Кравцов. Конечно же, это большая честь. Я пошлю информацию в газету. А когда будет пуск?

– Через два дня.

«Вас не узнать, миссис Хемптон, – подумал Кравцов. – Какая была напористая, раньше всех узнавала новости. А теперь ничего вам не нужно, только бы сидеть здесь…»

– О, через два дня! – Норма отложила шитье, выпрямилась. – Пожалуй, мне надо написать… Впрочем, Рейтер послал, должно быть, официальное сообщение в Англию…

Поскольку радиосвязи с миром не было, крупнейшие информационные агентства взяли на себя распространение новостей на собственных реактивных самолетах.

Кравцов подтвердил, что самолет агентства Рейтер, как всегда, утром стартовал с палубы «Фьюриес», и Норма снова взялась за шитье.

– Еще два дня будут испытывать, – оживленно говорил Кравцов, – а потом, леди и джентльмены, потом мы подымем «светлячка» в воздух и расколошматим столб…

– Какого черта вы суетесь в это дело? – сказал Уилл. – Пусть атомщики сами делают.

– Они и делают. Все будет подготовлено, а часовой механизм включим мы с Джимом. Еле уломал Морозова. Токунага не возражал, а Совет Безопасности утвердил…

– Ну-ну, валяйте. Постарайтесь для газет. Перед пуском скажите что-нибудь такое, крылатое.

– Уилл, вы в самом деле так думаете? – Кравцов немного растерялся, радость его погасла. – Неужели вы думаете, что я ради…

Он замолчал. Уилл не ответил, его пальцы с силой разминали желтый комок пластилина.

– Ну ладно, – сказал Кравцов. – Покойной ночи.