Не сказать, что мои отношения с Лёшей вернулись в прежнее русло после того, как он во второй раз приполз ко мне с извинениями и шикарным букетом красных роз, но и показательно холодными они быть перестали.
Видеться мы с ним стали по-прежнему очень часто, но не было уже в наших отношениях – по крайней мере, с моей стороны – большой искренности и лёгкой непринуждённости.
Лёшка-то что? Он шутил, как и всегда, болтал, на ластонский манер немножко растягивая слова, делился смешными случаями, которые происходили с ним во время его учёбы в университете. А я глядела в это самое время на него, зачастую пропуская некоторые слова мимо ушей, и всё пыталась доказать своему сердцу, что передо мной сидит не мой старый, по недоразумению забытый друг, а незнакомый, в общем-то, человек. Обманщик, которому почему-то всей душой хочется доверять, но (какое везение!) разум и трезвое мышление мешают. Они же подсказывают мне невзначай вызнать у Лёши что-нибудь о Ричарде.
Неведение ведь тоже синоним неопределённости, а она, как известно, часто загрызает человека изнутри, не давая тому нормально жить. А я не хочу становиться бледной тенью самой себя и вести полумёртвое существование. Я хочу жить! Без страха, без вранья, без маячившего на горизонте рака печени…
К слову об этом. Последний раз я обследовалась больше двух недель назад, а каких-либо подтверждённых результатов ещё не получила. Может, нужно опять съездить к Василию Исаевичу на приём?
Маргариты Анатольевны, конечно, дома сейчас нет, а обычно она и возила меня в больницу, но почему бы не попробовать съездить самой, тем более передвигаться я теперь могу и без чужой помощи.
За это, кстати, нужно сказать огромное спасибо всё тому же Лёше, который ежедневно навещал меня и выводил на короткие прогулки вокруг особняка Зубакиных. Со стороны казалось, что хожу я сама, всего лишь опираясь на его руки, но фактически – он носил меня на своих руках. Впрочем, как и обещал.
Двигаться благодаря ему я стала, как ни крути, гораздо чаще, из-за чего ноги с каждой такой прогулкой всё больше крепли и крепли. Совсем скоро я и вправду смогла ступать самостоятельно, держась за Лёшку, как за костыль. Так вот, возвращаясь к нашим баранам, может, попросить кого-нибудь из охраны свозить меня в больницу? Артём Сергеевич же не будет злиться, если я их немного поэксплуатирую?
Взяв прислонённые к тумбочке костыли – мы с ними сейчас вообще стали лучшими неразлучными друзьями – я медленно встала с кровати и вышла из комнаты. Потом, спустившись на первый этаж и неожиданно почувствовав бурчание в животе, свернула на кухню, схватила пирожок с повидлом и нос к носу столкнулась с Медузой. То есть с Екатериной, экономкой. Вот же Мальвина! Дурной пример точно заразителен.
– Эля, привет! Ты кушать хочешь? А зачем пирожок схватила? Пойдём я тебе лучше супика налью, это точно полезнее будет, – слащаво запричитала она, встав в дверном проёме и не давая мне тем самым выйти из кухни.
– Здрастье. Да нет, спасибо, я суп потом, может быть, поем, мне сейчас некогда, в больницу нужно собираться, – не без труда нацепив на себя улыбку, ответила. Екатерина хоть и неплохая женщина, и характер у неё безмерно добрый, но вот вся эта конфетность и слащавость порой сильно меня клинит. Так и хочется гаркнуть во всё горло, что я не ребёнок и разговаривать со мной тоже следует нормально, но… совесть же потом задолбает!
– Да? А Маргариты Анатольевны сейчас дома нет. С кем же ты поедешь, зайка?
Чего? Зайка?!
– Знаю я, что она уехала, – сказала я строго, подойдя вплотную к двери и недвусмысленно кивнув экономке, чтобы та отошла в сторону. – А что поделать, на приём-то к врачу всё равно идти надо. Самой или с кем-то их не волнует, главное, чтоб на обследование вовремя явилась и кровь без опозданий сдала.
– Деточка, да ты же маленькая ещё совсем и слабая. Нечего самой с такими проблемами разбираться и нервы свои зря тратить! Подожди, может, завтра вместе с Маргаритой поедешь?
– Не, спасибо, я уже сейчас собралась.
– Куда ты собралась? – послышался с лестницы любопытный голос Мальвины. Спустя несколько секунд в поле моего зрения появилась и сама подруга, одетая в яркую цветастую юбку и вязанный оранжевый свитер. Волосы у неё были забраны в хвост, глаза щедро подведены чёрным карандашом, а на нарощенных ногтях высыхал лак с новым модным рисунком.
Завидев замершую рядом со мной Екатерину, её лицо поначалу сильно скривилось, как у бьющегося в конвульсиях злого клоуна, но в следующее же мгновение приобрело отстранённый, мало в чём-либо заинтересованный вид.
– В больницу хочу съездить, – грустно улыбнувшись, пояснила я. Малька на меня ещё немного дуется из-за того случая, но в целом вроде бы уже отошла. Точнее, мне просто хочется в это верить.
– О, хорошо, мне тоже туда нужно, – обрадовалась девушка, убежав на второй этаж, но тут же вернувшись со словами:
– Без меня не уезжать, я щас.
– Да куда я уеду, – тихо вздохнула я, обернувшись к Екатерине. – А вы не могли бы позвать охрану, чтобы кто-нибудь из них нас в больницу отвёз, а то мне на костылях тяжело ходить, – попросила, вспомнив, что все свободные охранники преимущественно ошиваются во внутреннем дворе, где у них даже свой маленький домик с нужным им оборудованием имеется. А мне туда ковылять всё равно, что Мальке пешком во Владивосток идти.
– Да конечно, Элечка, сейчас я к ним схожу и обо всём быстренько расскажу, – и она, торопясь, убежала.
Говорю же, добрая, отзывчивая женщина, чего её Мальвина так недолюбливает?
– Всё, я собралась, – спустилась с лестницы подруга, с потрёпанной синей сумкой, перекинутой через плечо. – А чё, Медуза ушла уже куда-то? – спросила она, недоверчиво оглядевшись.
– Да, я её попросила, чтобы она кого-нибудь из охраны позвала.
– А, ясно, – понятливо покивав, согласилась девушка. – Ёлки, я с этой водорослью столько раз за сегодняшний день сталкивалась, что думала – точно себе аллергию на морепродукты заработаю! Жаба, как же она меня достала!
– За что ты её так не любишь? – озвучила я свой вопрос, поудобнее перехватив костыли и выйдя на улицу. В лицо тут же подул холодный ветер, попутно растрепав волосы и вызвав толпу мурашек по всему телу.
– А за что её любить? За то, что в рот ко мне заглядывает, когда я ем, или за то, что как со слабоумной разговаривает? – раздражённо обернулась ко мне Малька, уперев руки в бока.
– Она со всеми так разговаривает, не ты одна особенная, – пытаюсь втолковать ей, но у этой девчонки тонна самомнения! Мне одной эту кучу никогда не разгрести.
– Нет, ты просто не слышала, как эта жаба со мной себя ведёт, когда другие не слышат, – сжав кулаки, зло прошипела черноволосая. – И за спиной она меня вечно обсуждает! Я это всегда по её глазам вижу!
– У тебя самомнение до Марса скоро вырастет, никто тебя не обсуждает. Если на то пошло, то кого-кого, а обсуждать должны меня, больше тем найдётся.
– Тебя она тоже обсуждает! – категорично припечатала Мальвина, едва ли не рыча.
Ну вот, я же говорила, что у неё нездоровая реакция на эту тётку.
– Девочки, вас Ибрагим в больничку отвезёт. Садитесь быстрее в машину, а то простудку заработаете! – спешила к нам Екатерина. Ветер подгонял её в спину, отчего голубые волосы экономки развевались и становились ещё больше похожи на щупальца медузы.
– Конечно-конечно, – сладким голосом пропела подруга, когда женщина проскочила мимо нас в дом. – Выдра кривозубая, все волосы ей когда-нибудь выдеру.
– О, смотри, Ибрагим уже до ворот подъехал, – махнула рукой я, желая отвлечь девушку от опасных мыслей.
– Вижу, – процедила та, глянув в указанную сторону. – Недоумок, не мог, что ли, ближе подъехать?
Сколько не пытайся сбить с Мальвины весь настрой, а почти всегда бесполезно.
Спустившись с лестницы и пройдя ещё около тридцати метров, мы сели в машину – тёмно-красную, наверняка очень дорогую иномарку с тонированными стёклами. Спереди за рулём уже сидел Ибрагим. Он, не реагируя на нас, разглядывал фотографию миловидной, но серьёзной на вид светловолосой девушки в спортивном костюме.
– Заснул, что ли? Элька, пни его, чтоб машину заводил. И печку пусть включит, а то я сейчас задубею от холода, – с повелительными интонациями сказала она мне, голодным волком уставившись на Ибрагима.
Но тот спустя секунду отмер сам и, не сказав ни слова дочке шефа, завёл машину. Со стороны Мальвины послышалось радостно-язвительное:
– Ой, неужели!
Мне в который раз стало стыдно за её поведение. Вот почему ругается со всеми она, а облитой помоями и чужим неодобрением чувствую себя при этом я?
– Слушай, а тебе-то самой зачем в больницу? – вскоре, когда смотреть на медленно проплывающие за окном магазинчики надоело – пробки даже в таком маленьком городе никто не отменял – спросила я.
– Папа попросил его снимки рентгена забрать. Я как раз думала, одной мне в эту вонючую берлогу тащиться, – нелестно обозвала Мальвина больницу. – Или нет. Решила с тобой. Спустилась вниз, а ты там и так уже стояла и на Медузу кричала, что тоже собралась куда-то.
– Я не кричала на неё, – смущённо вставила я, но до Зубакиной в таких случаях слова собеседника доходят хуже, чем до жирафа.
– Кричала. Ты же обычно тише травы шуршишь, а там прям в огнедышащего дракона превратилась! – задумчиво выдала девушка, не обращая внимания на мои вялые попытки доказать обратное. – Кстати, к нам скоро мой братец из армии вернётся, – расстроено пошкребла она обивку переднего пассажирского сиденья.
Насколько я помню из её рассказов, ей старший брат, Пётр, около года назад ушёл отдавать долг Родине. Служить его отправили на границу России в Терскую область, где в то же самое время активизировались боевики. Артём Сергеевич, призналась однажды Мальвина, имея крепкую дружбу с одним влиятельным человеком, не раз предлагал сыну перейти служить в какое-нибудь менее напряжённое место, но тот всегда отказывался.
– А чего ты расстраиваешься вообще?
– Мне придётся освобождать его комнату, – ещё горше сказала она. – От своих вещей.
– Это та комната, которая у тебя как большой платяной шкаф значится? – с опозданием поняла я, вопросительно посмотрев на подругу.
– Да, – горю девушки не было предела, шмотки занимали значительное место в её жизни.
– За брата тоже могла порадоваться, его всё-таки из горячих точек отсылают.
– Смысл за него радоваться, если ему и так там ничего не грозило? – расстроено буркнула Мальвина. – Папа у нас с самого начала подсуетился, так что Петьку за пределы части, считай, никогда не выпускали. Может пару раз на уборку территорий, и то я не уверена.
– Чего он тогда целый год там сидел? Надеялся, что потом когда-нибудь всё же выпустят повоевать? – от фонаря ляпнула я и неожиданно оказалась права.
– Что-то типа того. Этот петух всегда хотел сбежать из дома, воевать мечтал. С отцом у них постоянно тёрки из-за этого были, вот он и не хотел домой возвращаться.
– Хм, ну у вас в семье и страсти бурлят.
– А ты думала, – согласилась Мальвина, и в ту же секунду машина вдруг резко затормозила. Я смогла удержаться на месте, а вот подружка ударилась лбом о спинку переднего сидения. И весь оставшийся путь проклинала Ибрагима, вздумавшего пропустить перебегающую дорогу кошку. Парень на её вопли ничего не отвечал, что только больше злило Зубакину, ненавидящую, когда её игнорируют. От этого она сильнее заводилась и вымещала своё недовольство на окружающих. Вот почему я пулей вылетела из машины, едва Ибрагим заглушил двигатель. Второй вылезла раздражённая Мальвина.
– Пошли? – спросила у неё, разглядывая большое серое здание городской больницы и длинную лестницу, не меньше пятидесяти ступенек, перед парадным входом. Изощрённое издевательство для тех, кто ходит на костылях. А для калясочников вход вообще, по-моему, есть только с обратной стороны. Какие добрые люди его туда запихнули?
– Да пошли, пошли, – также как и я, окинув больницу скептически-недовольным взглядом, ответила девушка.
На входе нас, правда, чуть не сбил с ног рыжеволосый вертлявый мальчишка, с гипсом на правой руке, но меня вовремя дёрнула за собой Мальвина, помогая убраться с траектории полёта этого маленького вихрастого урагана и нелестно комментируя действия его мамаши-воблы, которая шла следом и не смогла удержать "свою мартышку на привязи".
– Зараза, не люблю больницы! – фырчала Зубакина уже непосредственно перед кабинетом Василия.
– А кто их любит? – вопрос, конечно, риторический.
– Здрасьте, Василий Исаевич, к вам на приём можно? – мило улыбаясь – вся чёрная энергия витавшая над ней грозовым облаком будто испарилась – заглянула в кабинет Маля.
– Мальвина, здравствуй! Подожди минуту в коридоре, сейчас я человеку лекарство выпишу, – ответил ей врач. Я его не видела, но голос был добрым и весёлым. Хороший он человек, ко всем с пониманием и вниманием относится.
– Так, Элька, стой тут, жди пока баба оттуда не выйдет. После неё зайдёшь, а мне сейчас в другое крыло за рентгеном сноситься надо, – дала она указания.
– А зачем ты тогда тут со мной стояла? Пошла бы сразу за рентгеном, я бы и сама до кабинета дошла.
– Сама бы ты без меня сейчас на первом этаже с поломанной шей из-за той мартышки рыжей валялась, – ворчливо возразила она и убежала, предварительно щёлкнув меня по лбу.
Буквально через полминуты после её ухода из кабинета Василия выскочила невысокая, слегка полноватая женщина и, едва не сбив меня с ног, а вернее сказать с костылей, аки танк пошла дальше по коридору, локтями распихивая других людей.
Покачав головой, я постучала в дверь и вошла. Василий Исаевич сидел за столом и снова что-то писал. Когда мужчина снял очки и поднял голову, мне показалось, что он чем-то недоволен, но потом все чувства на его лице были сметены большой волной удивления. Похоже, он думал, что Малька приехала к нему одна, а тут ещё и я нарисовалась.
– Здравствуйте, – опустив глаза, поздоровалась.
Мужчина в тот же миг резко поднялся со своего кресла и несколько растерянно пробормотал:
– Элена? Привет… ты приехала вместе с Мальвиной?
– Да, я хочу узнать, что там с моими анализами. Я спрашивала об этом Маргариту Анатольевну, но она говорила, что сама ничего не знает и за точными разъяснениями надо ехать к вам. Так что там с анализами? Подтвердилось всё? – улыбаться и вести себя столь непосредственно было нелегко, но нужно.
– Подтвердилось, – после паузы, коротко произнёс Василий. В мою душу тут же тонким ручейком поползли два неприятных чувства: неверие и страх.
– Правда? – единственное, что смогла выдавить.
– Не бойся. Рак печени, но пока что только первая степень. Мы тебя быстро вылечим, – встав из-за стола, по-отечески положил руку мне на плечо мужчина в бесплодной попытке успокоить. – Ты же теперь вон как шустро ходить умеешь. Приедешь к нам на лечение ещё три-четыре раза и будешь здоровой.
– Слабо верится, – вполне искренне призналась, борясь с желанием разреветься. Не хватало мне для полной картины ещё и слепой курицей стать, тогда вообще полный улёт будет.
– Зря. К нам не часто, но тоже люди с онкологиями лечиться приходят. И первая степень – не так страшно, по… все вылечиваются, – мне кажется, или это загадочное "по" могло вылиться в совсем не загадочное "почти"?
Ответить ему я ничего не успела – дверь в кабинет открылась и в неё влетела подозрительно-радостная Мальвина. Опять поругалась, что ли, с кем-то? А отчего её быть такой весёлой?
– Рентген взяла? – невыразительным голосом спрашиваю.
– Ага, – девушка помахала перед моим носом белой бумажной папкой, в которой, по-видимому, и лежали нужные снимки. – А у вас тут чё? – снова спросила она, схватив со стола Василия маленькую бутылочку минералки и, не стесняясь, наполовину осушив её.
– У меня рак нашли. Ты проспорила.
Девушка, подавившись, закашлялась и во все глаза уставилась на меня.
– Как нашли?
– Просто, – не было желания отвечать нормально.
Тем более, Василий Исаевич сам потом начал объяснять нам всё, что он с коллегами смог выявить. Хотя, думается мне, всей правды он нам так и не сказал. Наверное, боялся сильнее меня расстроить или вообще напугать. Ничего, потом, я всё равно добьюсь и от него, и от Зубакиных всего того, что они оставили от меня в секрете.
Совсем скоро мы попрощались с Василием и вышли в коридор. Мальвина сказала мне, что Ибрагима вызвал к себе Артём Сергеевич, а за нами сейчас должен приехать другой человек, которого послал Лёша.
Я почти не удивилась, выйдя из больницы и увидев знакомую синюю машину и облокотившегося на неё Ричарда.
Идти стало тяжелее, и живот скрутило от страха, как перед походом к зубному врачу, но в целом лицо я сохранила и смогла вместе с Малькой спокойно поздороваться с неприкасаемым.
– Здравствуйте, вы за нами, да? – кокетливо улыбнулась ему девушка, заправив выбившуюся из причёски прядку волос за ухо.
– Да. Садитесь, – кинув на подругу безразличный взгляд, сказал мужчина. Одет он сегодня был на удивление прилично: джинсы, рубашка, куртка, классические туфли вместо любимых сапог. Всё, естественно, чёрное, но хотя бы видок у него стал не как у чокнутого киномана, косплеющего графа Дракулу или Ван Хельсинга.
Ибрагим-Ибрагим, на кого же ты нас покинул? – мысленно проворчала я, сев на заднее сидение. Я думала, Мальвина плюхнется следом, но она почему-то вдруг вздумала усесться рядом с водителем.
Ричард одел тёмные очки, чтобы солнце не мешало ему вести машину, и повернул ключ в замке зажигания. Автомобиль плавно тронулся с места.
– А вы у Алексея работаете, да? – хлопая длинными накрашенными ресницами и улыбаясь, спросила Мальвина.
– Да.
– Давно?
– Недавно.
– А кем? Просто водителем или телохранителем? – продолжала допытываться она.
– И тем, и другим, – тихо ответил убийца, начиная, по-видимому, раздражаться. Малька, я тебя умоляю, перестань ты липнуть к этому чудовищу! Перестань с ним разговаривать!
– Меня зовут Мальвина. А вас? – на этом силы и желание отвечать у Ричарда закончились, и в салоне повисла многообещающая тишина.
– А вас как зовут? – повторила девушка, нахмурив брови.
– Алло, гараж, ты меня слыш… – тут она резко замолчала. Точнее, что-то заставило её замолчать. Хотя Рич в её сторону даже не смотрел, значит, она сама что-то то ли увидела, то ли поняла. Потом у неё спрошу.
– Ой, стойте! – спустя пять минут сказала девушка, и я уже испугалась, что за этим последует новая порция расспросов, но Малька меня быстро успокоила, добавив:
– На том перекрёстке остановитесь. Мне давно в один магазин сходить нужно, я сейчас туда быстро сбегаю и вернусь.
Рич послушно доехал до ближайшего перекрёстка и свернул на обочину. Зубакина тут же выскочила на улицу и сразу забежала в неприметную антикварную лавку с ободранной вывеской "Взгляд из прошлого". В слове "взгляд" не хватало буквы "г", а в "прошлого" – буквы "ш". Это и всё, чем мне запомнился тот магазинчик.
– А тебя правда Ричард зовут? – спросила внезапно. Впервые, оставаясь наедине с неприкасаемым, мне больше хотелось говорить, нежели молчать. Всё-таки известие об онкологии не так легко перенести в себе.
– Правда.
– А почему именно ты за нами приехал?
– Больше не кому было, – поправив ворот рубашки, равнодушно ответил черноволосый мужчина.
– А почему… ты мне отвечаешь, а Мальвине не захотел?
– Смысл ей отвечать, если она мне никто? Тем более, девчонка много болтает. Раздражает сильно.
– Я тебя тоже раздражаю? – осторожно уточнила.
– Да.
– Так зачем ты тогда со мной разговариваешь? Ты не ответил.
Убийца неожиданно снял очки и медленно повернулся ко мне. В его глазах, серых, словно туман на старом кладбище, ничего не отражалось. Знаете, обычно в глазах людей можно увидеть своё собственное отражение или отражение окружающего мира, а вот в его увидеть ничего было нельзя.
Разбитые зеркала души…
– Тебя терпеть я давно научился, – после короткой заминки произнёс он, отвернувшись и снова напялив очки.
– В смысле? Это когда?
– Сама потом вспомнишь.
– Эй, ну скажи, – неуверенно протянув руку и тронув его за локоть, попросила я.
– Сама потом вспомнишь, – повысил голос неприкасаемый, правда, руку мою отцеплять не стал, напротив накрыв её своей ладонью. Кожа у него была слегка загрубевшей, но тёплой. За исключением некоторых мелочей так вообще самой обычной.
– Это что у тебя, беруши в ушах? – со смешком поинтересовалась. Волосы у Рича хоть и длинные, и уши почти полностью закрывают, но не настолько, чтобы не увидеть маленькие жёлтые затычки.
– А что, не видно? – в голосе мужчины можно было различить слабое недовольство и раздражение, но останавливаться и замолкать я не собиралась. Он ведь сказал, что научился меня терпеть, так пусть терпит. Я, конечно, не буду специально доводить его до белого каления, но и в тишине сидеть тоже не хочу.
– Зачем они тебе?
– Чтобы сознание не потерять. Здесь много шума, он всегда давит на уши. Нужно же как-то защищаться.
– У тебя такой острый слух? Ты даже сейчас меня нормально слышишь? А когда люди шёпотом разговаривают – тоже слышишь? – засыпала его вопросами. Это так странно – испытывать интерес и любопытство к тому, кого боишься. По-другому своё внутреннее состояние я описать не могу.
– Слышу.
– Скажи, а тебе моя кровь всё ещё нужна?
– Пока что нет, – отрицательно качнул головой Рич.
– А чего мы с тобой тогда так часто видимся? И нафига ты меня при каждой встрече за руку хватаешь?
– Так надо, – нетерпеливо ответил он сразу и на первый, и на второй вопрос.
– А ты людей по-прежнему убиваешь?
По-хорошему, нужно было выяснить это ещё давно, но подходящей возможности всё никак не представлялось.
– Я никого не убиваю, успокойся уже, – бесстрастным тоном посоветовал мужчина, сильнее сжав мою руку.
Призадумавшись над тем, что ещё под благовидным предлогом можно из него вытащить, я не заметила вышедшую из антикварной лавки Мальвину с двумя большущими пакетами в руках. Поэтому ощутимо вздрогнула, когда она – уже с кем-то разговаривая по телефону на повышенных тонах – села в машину и дала неприкасаемому отмашку ехать.
Вырвав свою руку из его ладони, я пару мгновений лихорадочно размышляла, успела ли подружка заметить этот жест или нет. По тому, как она увлечённо продолжала разговаривать со своим собеседником по телефону, можно было сделать вывод, что нет, не заметила.
– Ты мне в тысячный раз уже это говоришь. Конечно, я запомнила! За кого ты меня принимаешь? – оскорблённо вопрошала она, прижимая плечом к уху средство сотовой связи. – Расстроилась. А у него я ничего не спрашивала, времени не было. Да и когда, ты же сам говорил об этом при посторонних не упоминать. Всё, ладно, давай. Скоро домой приеду.
Не прощаясь, Зубакина нажала на кнопку сброса вызова и повернулась ко мне.
– Элька у меня спереди места мало, возьми пакеты к себе.
Девушка протянула мне своё барахло, попутно скосив глаза в сторону нашего водителя и подмигнув. Что она хотела этим сказать, осталось для меня загадкой.
Я так надеялась, что неприкасаемый просто выгрузит нас с Малькой рядом с домом и уедет, но надежды сии были напрасны. Он увязался следом.
– Спасибо, что пакеты взяли, они такие тяжёлые! – потупив глазки, поблагодарила Рича подруга. Качать права она больше не пыталась, но внимание мужчине уделяла огромное. Влюбилась, что ли?
Ричард же оставался относительно верен сам себе и в основном молчал, идя по правую руку от меня. Подруга шла с левой стороны, из-за чего стороннему наблюдателю могло показаться, будто он мною от неё отгородился. Как там Рич сказал, раздражает она его?
– Ой, Элечка, Мальвина, вы вернулись! – прибежала на шум Катерина, не успели мы с Зубакиной даже куртки снять. На голову женщина повязала косынку, а спереди надела фартук. Опять она что-то готовит? – Как съездили, что врач сказал?
– Нормально всё, – пихнув меня в бок, чтобы молчала, сквозь зубы процедила ей Мальвина. – Здорова Элька.
– Это же очень хорошо! – захлопала в ладоши женщина с необычным цветом волос. – А я тортик делаю, будете вечером с чайком пить?
Хоть готовка и не входит в обязанности экономки, но Екатерина почти каждый день что-нибудь варит, жарит, тушит, радуя хозяев дома и непомерно раздражая их единственную дочурку.
– Да, да, будем, – пробубнела девушка, тихо позвав меня за собой в столовую, а Рича попросив отнести пакеты в мою комнату. Не поняла, почему именно в мою?
– Потому что папа меня себе харакири заставит сделать, если узнает, что я купила!
– А что ты купила? – нахмурив брови, подозрительно спросила.
– Потом. Потом всё покажу, – отчего-то шёпотом пообещала она. Что эта мадам уже задумала?
Столовая представляла собой большой, прямо-таки королевских размеров зал с бежевыми стенами, красивой люстрой, стилизованной под старинную, и громадным столом в самом центре. Красивая, но неуютная, как по мне, обстановка.
– Садись, сейчас я с кухни чего-нибудь стащу поесть и приду, расскажу тебе кое о чём, – Зубакина помогла мне отодвинуть высокий деревянный стул со спинкой и сразу после этого убежала.
Любит она сегодня бросать меня в одиночестве.
Положив локти на стол, я посмотрела в окно. Там, снаружи, уже начинало потихоньку темнеть. Октябрь заканчивался, день становился короче. Скоро в это же самое время на улице вообще полная темень стоять будет.
Опустив голову на сложенные на столе руки, я неожиданно для себя задремала. И увидела сон. Коротенький сон, который заставил сердце биться быстрее, но не знаю, от страха ли?
Под ногами тихо скрипел светло-серый песок, белое солнце слепило глаза, опаляло кожу, оставляя на ней большие красные ожоги. Боли не было, это ведь сон всё-таки, но чувства в душе царили неспокойные.
Иногда я останавливалась, чтобы передохнуть, и тогда мне казалось, что песок до сих пор продолжает скрипеть, будто кто-то невидимый идёт за мной следом, но стоило обернуться, как все звуки пропадали. То, что местность была пустынная, только добавляло мистики и нагнетало обстановку.
Со временем скрип за спиной становился всё громче и громче, и когда я уже хотела сорваться с места, дабы не попасться в руки невидимому преследователю, сильные руки схватили меня за плечи, и тело будто парализовало.
– Не спеши, – сказал чей-то тихий, грустный, смутно знакомый голос. – Эль… не злись на меня из-за Филиппа, – попросил неизвестный, пощекотав ухо горячим тяжёлым дыханием. Наверное, ему пришлось бежать, чтобы догнать меня.
– Из-за какого Филиппа? – не поняла я, ощутив лёгкий поцелуй в шею. Вроде бы и одежды на мне было достаточно, а прикосновение чужих холодных губ словно голой кожей почувствовала.
– Не злись на меня, – повторил мужчина, лица которого я так и не увидела, проснувшись от тихого рыка Мальвины прямо над ухом:
– Болтливые гамадрилы, как они меня достали!
– Кто гамадрил? – тря глаза, сонно переспросила я. Приличнее было бы спросить, кто именно её достал, но со сна не всегда удаётся задавать правильные вопросы.
– Да те бараньи морды, которые на кухне нам в еду крысиный яд ложат.
– Что?
– Ай, да шучу я, не обращай внимания, – поставила подруга на стол поднос с множеством заварных пирожных и шоколадных эклеров, а также с двумя чашками дымящегося кофе. – В общем, чего я хотела тебе сказать. Про антиквариат.
– Ну?
– Не нукай, не запрягала. Так, с чего начать? Ты же знаешь, что в прошлом веке была большая мода на разные радио-игрушки?
– Знаю, – закинув в чашку с кофе несколько ложек сахара, устало кивнула. – Ты что-то из этой фигни себе купила? И нервная теперь такая ходишь из-за этого?
– Сама ты фигня, а я сокровище настоящее купила!
– Ты купила очередную дурь.
– Ш-ш-ш, – обиженно зашипела на меня Мальвина, одарив злым взглядом.
– Ой, ну не дуйся, рассказывай дальше. Что именно ты купила?
– Змей, – тут же забыв все обиды, восторженно прошептала она. – На ГЛОНАССе работают. Можно все игрушки в одну сеть подсоединить, а можно по одной запускать. Башка маленькая, на ней камеры установлены. Эх, Элька, – стукнула девушка кулаком по столу. – Представь, если их всех разом в комнату к Медузе отправить. Она ж до усерачки напугается, если увидит их!
– Змеи на ГЛОНАССе? – с сомнением переспросила я, чтобы понять, что не ослышалась.
– Да! У них оболочка из натуральной змеиной кожи сделана. Я себе таких пятнадцать штук купила, они немного потрёпаны из-за времени – а ну-ка, представь, в том столетии сделаны – но смотрятся очень реалистично!
– Ой, не хочу даже представлять, – отмахнулась, не разделяя её радости. – Объясни лучше, чего ты в машине к этому Ричарду как алкаш к бутылке водки прилипла?
– Он мне понравился, – пожав плечами, просто ответила девушка. – Красавчик-мужик и фигура классная. Не говори, что сама ни разу на него не засматривалась! – погрозив мне пальцем, "строго" предупредила Мальвина.
– Не засматривалась.
– Гордый, собака, только слишком. Я у него про имя спрашиваю, а этот гусь будто специально язык откусил и молчит.
– Помню. Ты его в машине чуть вообще не отматерила, – криво улыбнулась я.
– Да, я хотела… но у него на поясе пистолет висел.
– Испугалась?
– Да нет, привычка просто. Папа мне и Петьке всегда говорил, что когда видишь незнакомого человека с оружием, нужно вести себя с ним предельно серьёзно и без шуток. Вот и сработали тормоза, – она сделала маленький глоток кофе. – Ух, а видела, какие у него когти? Прикольные, да?
– Ужасные. Только извращенцы себе такие делают.
– Интересно, а клыки у него есть? – сделала вид, что не услышала меня девушка. – Гадство, почему я не посмотрела?
– Да как бы ты посмотрела, в рот ему, что ли, заглядывала бы? – но меня опять не услышали.
– М-м-м, это так красиво смотрится! Острые ряды клыков сверху и снизу, как у Файрота в первых сериях! – о, теперь она и свой любимый инквизиторский сериал вспомнила.
Сейчас будет разглагольствовать…
– Прикинь зато, какой стресс на зубняков сваливается, когда Рич к ним лечиться приходит! – злорадно засмеялась она, постучав пальцами по столу.
– С чего ты так уверена, что у него обязательно есть эти клыки?
– Если когти есть, то и клыки хотя бы для имиджа должны быть!
– Ну, ты сравнила: когти и клыки! – закатила глаза я, поражаясь, с каким рвением Мальвина принялась отстаивать свою позицию.
– Спорим, что есть? На желание?
– Не, максимум на щелбан. Но то, что у него обычные зубы, я тебе ещё докажу, – пообещала, усмехнувшись.
Мы с ней ещё три часа сидели и разговаривали о самом разном. Даже тему онкологии затрагивали. Зубакина ненадолго согласилась побыть моим личным психологом, позволив выговориться.
Теперь можно было не бояться оставаться один на один со своими мыслями, потому что значительная часть моих переживаний была рассеяна подругой.
***
В это же самое время на втором этаже особняка:
– Здравствуйте, Ричард, – загадочно улыбаясь, поприветствовал Артём Сергеевич неприкасаемого.
Черноволосый убийца, только что вышедший из комнаты Элены, замер и обернулся.
– Можно вас к себе в кабинет пригласить? На пару слов? – не дождавшись от телохранителя Карла какой бы то ни было реакции, вновь высказался Зубакин.
– Хорошо… пойдёмте, – внимательно оглядев наркоторговца, согласился Рич. По взгляду отца Мальвины он ясно понял – разговор предстоял интересный и достаточно содержательный.
Рич.
Достав из кармана ключ, я со второй попытки открыл дверь и на нетвёрдых ногах ввалился в квартиру Карла. Общее состояние было никаким. Голова раскалывалась, по телу нет-нет да проходили крупные волны дрожи, из правого уха текла кровь, слух напрочь отрезало.
За последнее время я уже успел свыкнуться с этим явлением, хотя поначалу оно вызывало во мне неконтролируемые приступы паники. Было непонятно из-за чего пропадает слух, и почему это так часто повторяется, но потом меня всё-таки настигло озарение, и стало ясно, что во всём виноват город. Его шум, который зачастую превращается в фон и который люди постепенно учатся не замечать, незаметно давит на мозги и нешуточно тормозит мысли.
В Ластонии я этого не замечал, потому что днём в город никогда не выходил и на задания всегда отправлялся ночью, как другие неприкасаемые. А сейчас приехал в Россию, стал больше шляться в местах большого скопления людей и машин – и заработал себе лишний геморрой.
Причём геморрой этот по большей части проявлялся лишь тогда, когда действие города на меня ослабевало. Пока шум оставался фоном, ты ничего не чувствовал. Стоило организму расслабиться и окунуться в тишину – мгновенно приходила расплата.
Беруши, о которых сегодня спрашивала Элена, помогали, но немного. Совсем немного.
Шатаясь, я прошёл в зал, просторную светлую комнату с минимумом мебели, и, не в силах больше стоять, лёг на диван. Опять заляпаю подушки кровью, Карл будет в не себя от гнева.
С другой стороны, эта ситуация, когда я возвращаюсь сюда уставшим и разбитым, повторяется далеко не в первый раз. Может, он уже привык к грязным подушкам?
К горлу незаметно подобралась тошнота, я поднялся и быстро пошёл в ванную, где, собственно и застрял на пять минут, очищая желудок от всего съеденного за последние несколько часов.
Закончив со всем, я опять вернулся в зал на диван. Слух не возвращался, но, думаю, скоро это пройдёт, главное отдохнуть… нет, всё-таки нужно будет стараться поменьше выходить в город днём. Надоело так изо дня в день мучиться. Раньше хоть какая-то отдушина была. Бродил в десятках километров от цивилизации, в лесах задерживался, давал организму отдых, а как с Карлом связался, в город зачастил, так и понеслось.
Не смогу я здесь жить, – убеждаюсь снова и снова. – Да и в деревнях сейчас тоже полным ходом механизация идёт, так что спрятаться там – тоже не выход. Остаётся один вариант, куда можно податься, но о нём пока лучше не вспоминать…
Напрягшись, я повернул голову влево и в тот же миг встретился глазами с Себастьяном. Пусть и не слышу, а приближение посторонних чувствую безошибочно. Хоть это осталось неизменным.
– … – сказал Сёба что-то, но так как Маэстро давным-давно посчитал чтение по губам ненужным мне знанием, я ничего не понял.
– Не слышу, – пояснил, уткнувшись в подушку. Кажется, кровь из уха стала течь сильнее.
Через какое-то время после ухода чёрного, в комнату зашла Дженнифер. Мне тогда уже получше стало, и я мог немного слышать.
– Повернись, дай лоб потрогаю, – полминуты молчания. – У тебя температура. Тридцать девять и пять градусов примерно. Выпей таблетку.
– С такой температурой в больницу надо ехать, чухонцы белые, а не таблетки глотать, – показался в дверях Сёба.
– Карл не разрешал, – ответила ему неприкасаемая, подав мне стакан с водой и лекарство.
В моей голове совершенно некстати возникла мысль, что если бы тут был Карл, я бы сюда никогда не пришёл в столь поломанном состоянии. Нет у меня доверия сыну Маэстро и не будет.
– Карл не разрешал, а Рич сейчас окочурится.
– Он каждый день таким приходит, а на утро всё равно выздоравливает.
– А сейчас, я тебе говорю, он сдохнет.
– Выздоровеет скоро!
– Звони в скорую, идиотка.
– Карл не разрешал!
– Твари, заткнитесь, – прорычал я, уткнувшись лицом в подушку. Что в Доме жить мешали, собратья фиговы, что сейчас. Разницы никакой.