Аккуратно приоткрыв входную дверь, я обулась и вышла на улицу.

Тёмно-синее небо понемногу начинало светлеть, но оно и не удивительно, ведь из-за горизонта уже начинали выглядывать короткие лучи солнца.

Нерешительно потоптавшись пару секунд на месте, я всё же отошла от дома, в который нас с братом затащил неприкасаемый, на пару десятков метров, чтобы оглядеться.

Песок неестественного серо-коричневого оттенка скрипел под моими ногами, как скрипел бы зимой белый снег, и потому навевал какие-то обманчивые ощущения, будто я сейчас не по Пределам иду, а гуляю с Филей во дворе нашего дома и леплю с ним снеговиков.

Подняв голову и слегка прикусив губу, я задумчиво посмотрела вдаль, в ту сторону, откуда мы пришли в эту заброшенную деревню.

Ну как, деревню? Ещё несколько лет назад это было довольно таки приличное поселение с парочкой кирпичных и саманных домов и даже с небольшим садом и огородом. Своеобразный городок молодых учёных, как мне сказал Рич. Сказал он это, естественно, не по своей инициативе, а только после того, как я на протяжении пятнадцати минут задалбливала его разного рода вопросами. Точнее, не его. Вопросы я шептала сама себе, надеясь, что если буду говорить вслух, то смогу хотя бы отчасти в чём-нибудь разобраться, а на убийцу старалась даже и не смотреть без особой надобности. Уж что-что, а его отношение к Филе в тот момент меня просто вымораживало…

И, наверное, именно из-за того, что я старалась как можно меньше обращать внимания на неприкасаемого, из головы как-то незаметно выветрилось, что он терпеть не может шёпоты и любые другие лишние звуки. Если вспомнить, он и на крики брата реагирует всегда одинаково – затыкает уши.

Так, – тряхнув головой, упрямо подумала я. – Нужно перестать на него злиться, чтобы впредь не делать ошибок, которые вполне могут вывести его из себя.

Это мне сегодня повезло, что он стал отвечать на мои вопросы насчёт Пределов и нашего дальнейшего пути, вместо того, чтобы прострелить брату ноги, как и обещал, если я буду слишком много болтать. Кто знает, как Рич поведёт себя в следующий раз? А следующий раз будет очень скоро, если я не перестану на него обижаться и забывать при этом элементарные правила осторожности.

Хорошо, всё. Больше не буду злиться, не буду злиться… В конце концов, не такая уж я и злопамятная, а здоровье Фильки, как ни крути, дороже любых нанесённых мне обид. Поэтому, пусть уж лучше он пару раз упадёт с рук неприкасаемого, да хоть живым останется.

Под ногой что-то неожиданно хрустнуло, и я с испугом отскочила назад.

Что это ещё такое? – промелькнул короткий вопрос в голове.

Подойдя чуть ближе и наклонившись, я едва заметно усмехнулась. Ветка. Коричневая, тонкая ветка, длиной примерно в тридцать-сорок сантиметров. Только три полностью чёрных листочка среди остальных жёлтых говорят, что ветка эта не совсем обычная.

Медленно протянув руку, я собиралась самым кончиком пальца дотронуться до необычного листика, но резко опомнилась. Нет, не буду я тут ничего трогать, боюсь.

Вдруг учёные бросили своё поселение не зря? Вдруг они нашли какой-то опасный вирус или растение с хитрым ядом? Хотя нет, что за бред, Рич не привёл бы нас в опасное место, да и сам он, по-моему, говорил, что учёные не ушли отсюда, а их выгнали… но всё равно не хочу рисковать.

Возвращаясь обратно в дом, я помимо воли стала больше оглядываться по сторонам. И растущие то тут, то там низкие кустарники и молодые деревья теперь вызывали во мне гораздо больше подозрений, чем раньше.

Хм, да уж, если я сейчас обращаю внимания на такие явления, как чернеющие листья, то, что же будет тогда, когда мы доберёмся до Пепелищ?

Сняв обувь на улице, я вошла в дом и прислушалась. Тишина. Вот и хорошо, значит, Филька не просыпался. Мне вот сейчас тоже желательно пойти прилечь, а то ведь всю ночь на ногах провела, устала, глядишь, и скоро стоя засыпать начну.

Стараясь особо не шуметь, я быстро добралась до нужной комнаты и, не раздеваясь, осторожно устроилась рядом с братом на среднем по размерам диване. Сон пришёл практически мгновенно и принёс с собой напоминание о моём недавнем разговоре с Ричем…

Убийца как всегда шёл впереди, я же, немного отставая, плелась где-то в двух-трёх метрах от него.

По левую руку от меня вот уже который час тянулась тёмная полоса не слишком высоких деревьев, по правую – ничем не засеянные поля. Дорогу освещала яркая полная луна, отбрасывавшая на землю нежное голубое сияние, и звёзды.

– Пределы тоже считаются заражённой землёй, хотя, конечно, не так сильно, как Пепелища. Раньше, когда опасность была не так заметна, здесь проживало много людей, которые своими силами пытались восстанавливать почву, сажать деревья, очищать реки. Многие думали, что исправить то, что сделало химическое оружие вполне возможно, если постараться. Но примерно пятнадцать лет назад люди поняли, что всё на самом деле не так просто. От продуктов, выращенных на Пределах, всё чаще стали замечаться вспышки неизвестных болезней, вода, даже после очистки, могла вызывать сильные галлюцинации, и жить на такой территории становилось уже невозможно. Ну, это обычным людям, учёным на такие мелочи было плевать. А когда власти страны всё-таки начали образование второй границы, отделяющей нынешние Пределы от основных, ничем не загаженных территорий, именно они возмущались больше всех, – ровным тоном произнёс Рич то, что и так было известно любому школьнику в нашем городе.

Достав из кармана своего плаща то ли телефон, то ли какой-то передатчик, мужчина замахнулся и со всей силы бросил устройство на землю, для верности ещё и наступив на него ногой. Послышался странный звук, напоминающий звон металла, и хруст стекла.

Значит всё-таки передатчик. Ведь если бы это был какой-то использованный и уже не нужный мужчине мусор, то его можно было бы просто выкинуть куда подальше, а не втаптывать разбитый механизм в землю.

– Ты говорила, что твоя мать около трёх недель работала на Пепелищах. А у неё не было, случайно, знакомых, которые проработали бы там по нескольку лет? – закончив с расправой над беззащитным устройством, спросил неприкасаемый.

– По нескольку лет? – приподняв брови, задумчиво переспросила. – Да нет, не было. Самые упрямые из тех, кого она знала, держались по шесть-семь месяцев и то потом не выдерживали постоянной нагрузки и уезжали.

– Уезжали… – эхом повторил мужчина, сцепив руки в замок и слегка наклонив голову вперёд.

Чёрная, рваная чёлка полностью закрыла его глаза, и в голубом свете луны Рич показался мне куда более странным и отталкивающим, чем при свете дня. Сейчас он больше всего походил на одну из тех противных Богу тварей, о которых в прошлых столетиях так любили снимать фильмы и писать книги. Возможно, кто-то не слишком знаком с древним искусством, поэтому я поясню, кого имела в виду. Упырей.

Согласно старым сказкам, это – умершие люди без души и сердца, живущие за счёт живых. Днём они прячутся на старых полузаброшенных кладбищах и принимают вид старых, немощных людей, а ночью… ночью их обычно изображали красивыми, властными и порочными "хозяевами жизни", которым для существования требуется свежая кровь.

Вот именно-то ночную вариацию упырей мне и напомнил неприкасаемый – такой же гад, которому зачем-то нужна моя кровь.

– Хочешь, я скажу тебе одну вещь? – очнувшись от своих мыслей, Рич повернулся в мою сторону и, не мигая, посмотрел в глаза.

Поджав губы, я нервно дёрнула плечами, как бы намекая, что мне без разницы, и пусть он сам решает, что говорить, а что нет. Не думаю, будто ему всерьёз нужен мой ответ. Не такой он, чтобы чужим мнением интересоваться.

– Твой организм очень быстро восстанавливается, хотя болевой порог на удивление низкий, почти как у здорового человека, – медленно проговорил черноволосый, сжав руки в кулаки и с непонятным наслаждением втянув в себя ночной воздух.

И хотя это наслаждение никак не отразилось на лице моего собеседника, но не увидеть его в расслабленно-опущенных плечах и не услышать в громком дыхании мужчины было бы трудно. Интересно, что с ним такое? Почему всего на секунду, но Рич стал таким… другим? И почему стоило ему снова перевести на меня свой взгляд, как я увидела в нём чувства, чем-то напоминающие боль и злобу? А ещё осмысленность, словно неприкасаемый только что вспомнил, где находится.

– Что значит "как у здорового человека"? – отвернувшись, спросила я, а по коже тотчас пробежали толпы мурашек.

– То и значит. Здоровый человек – тот, кто ни разу не был на Пепелищах и даже близко к ним не приближался, – по звуку, сделав пару шагов, убийца остановился у меня за спиной. – И мы с тобой, Элена, не здоровы. Потому что я тоже был там какое-то время, как и ты вместе со своей матерью.

Да уж, его разговорчивость до добра не доводит, – с грустью подумала я, поморщившись.

Эх, подумаешь, восстановление у меня быстрое, ему-то какая выгода оттого, что я об этом узнаю?

– Рич.

– Что? – резко спросил он, положив руку мне на плечо.

В тот момент я чуть было не грохнулась в обморок. И, прошу заметить, это не было бы слабостью с моей стороны, так как любой, окажись сейчас в такой ситуации, не выдержал бы напряжения и поведения неприкасаемого. Меня от потери сознания спас только страх уронить брата, который опять спал у меня на руках, подперев щёку кулачком.

Не опять, а снова. Ты же не виновата, что Рич любит путешествовать ночью, и тебе приходиться постоянно таскать мелкого соню на своих руках?

– Пошли дальше?

– Нет. Дай мне сначала свою руку, – потребовал мужчина, доставая нож.

– З-зачем?

– Мне нужно кое-что проверить.

– Что?!

– Сейчас поймёшь, – пробормотал он, проведя острым лезвием по своей ладони. – Дотронься, теперь твоя очередь.

С сомнением уставившись на неприкасаемого, я, тем не менее, не захотела ему перечить, а потому почти безропотно протянула руку и коснулась пореза.

Возможно, Рич думал, что его кровь тоже может мне о чем-нибудь рассказать, но он ошибся. Вместо ужасающего прошлого убийцы, меня встретила темнота. Тоже сама по себе очень страшная и неприятная вещь, но не до такой степени, как его жизнь, наполненная убийствами и муками невинных людей.

Очнулась я лежащей на земле и с резкой головной болью. Неприкасаемый сидел на корточках в полуметре от меня и внимательно разглядывал свою ладонь, перепачканную кровью. Зарёванный Филя стоял чуть позади него.

Кое-как поднявшись, сначала на четвереньки, а потом и на ноги, я медленно обошла Рича и присела около брата. Видимых ушибов и порезов у того вроде бы не наблюдалось, значит, можно надеться, что, потеряв сознание, я не придавила его к земле своим телом, и он просто свалился на меня сверху. А в том, что мелкий плачет, почти наверняка виноват убийца.

– Ну и что ты видела? – холодно поинтересовался мужчина, поднимаясь.

– Ничего, – зло буркнула, мысленно приказывая себе успокоиться.

– Вообще ничего? – кажется, он не удивился. Ожидал? Тогда зачем понадобилось надо мной лишний раз издеваться?

– Да!

– Ладно, одно выяснили. Теперь можно идти дальше.

Мне не понять его логики, – тоскливо подумала я, перед тем как уснуть.

Рич.

Ночью мы пришли в заброшенный лагерь учёных.

Элена практически сразу отправились укладывать своего брата спать, а я некоторое время находился на улице, вдыхая пыльный воздух и слушая мёртвую тишину Пределов. Не хочу отрицать – эта атмосфера успокаивает меня. И пусть её нельзя сравнивать с жизнью на Пепелищах, но сейчас, после громкого города, я доволен и тем, что есть. А в особенности приятно знать, что в этот раз у меня появилась цель, чтобы находится здесь. Настоящая цель, а не приказ Маэстро убить очередного неугодного Дому человека.

Напомнила мне об этой цели Элена, а точнее, её кровь, хранящая в себе тысячи ярких воспоминаний и мелких подробностей из жизни девушки. Почему я узнал об этой особенности Романовой лишь сейчас? Узнал бы я о ней лет семь назад и уже тогда бы мог уйти из Дома и отправиться на поиски Заповедников. Шутка ли, двадцать девять лет прожить в этом мире (двадцать пять из которых провести у ног Маэстро), и ни разу не попытаться найти место, которому я когда-нибудь смогу доверить свои кости? Хм…

Заповедники. Тяжело поверить, но кое-где ещё остались леса и джунгли, не тронутые взрывами химических бомб. А учитывая, что после Ядерной Войны страны и государства перестали выпускать точные карты** своих территорий и природных ресурсов, то найти Заповедники на чужой земле не представляется возможным.

В любом случае, кто знает, что скрывается за очередным высоким металлическим забором, постоянно находящимся под напряжением? Государственная лаборатория, Заповедник, а может быть ты уже и до границы с Пределами дошёл?

Но сейчас мне не важно, насколько трудно их найти. Потому что имея доступ к знаниям человека, который когда-то жил рядом с ними, можно серьёзно сократить эти поиски и облегчить себе задачу.

Только мне не даёт расслабиться один вопрос: те деревья, что я впервые увидел в воспоминаниях Романовой, ясно указывают на то, что я ищу, но почему они ничем не окружены, почему никем не охраняются?

Ладно. Потом, может быть, спрошу об этом у девушки.

Элена-Элена… нам обоим сильно повезло, что я не убил тебя ещё при первой нашей встрече.

Несколько часов спустя. В прошлом.

Маленькая Элена, которой совсем недавно исполнилось четыре года, бежала по лесу и даже не думала смотреть себе под ноги. Из-за чего через каждые два метра с визгом спотыкалась и падала на землю, сдирая кожу на руках и ногах.

И если ей на это было плевать, то мне уже надоело терпеть эту бессмысленную боль. Хотелось дать девчонке по голове и самому перехватить контроль над телом. К сожалению, пусть я и научился немного сопротивляться сознанию Романовой и отличать свои мысли от её собственных, но управлять телом ребёнка до сих пор не могу. Приходиться терпеть.

– Доча, иди сюда! Я тебе кое-что покажу, – слегка повысив голос, позвал отец Элены. Или Эльки, как они её называют. – Смотри, это белый гриб. У него белая шляпка и белая ножка. А это мухомор – с красной шляпкой и пятнышками. А это лисички и опята, а это…

– Олег, да куда ты ей столько всего рассказываешь? Она же маленькая, ей по чуть-чуть нужно всё объяснять! – из-за плеча мужчины появилась невысокая русоволосая женщина, мама девочки.

– Ничего, пускай запоминает! Может, пригодится, – погладив дочь по волосам, произнёс Романов. На что девочка лишь задорно рассмеялась, в то время как мне резко захотелось сломать ему шею.

Просто вспомнилось, как шесть лет назад, когда я убил его вторую жену, он вместе со своими людьми выследил меня через пару дней и едва не помешал выполнению задания, на котором я тогда находился. Но у Элены не было планов убивать своего отца, а потому она улыбалась, разглядывая незнакомые ей грибы и по-прежнему не замечая чужого присутствия в своей голове.

– Мам, а можно мне посмотреть, что там дальше? – подняв глаза на мать, спросила девочка и пальцем указала вглубь леса.

Для меня её прогулка тоже могла бы стать очень полезной, в плане сбора информации и разведки, но не получилось.

– Нет, нельзя! Там опасно! – хором запретили родители.

И следующий за этими словами недовольный вздох принадлежал не только Эле, но и мне.

Карл.

Вот за что мне так нравятся приграничные военные посты, отделяющие земли Пределов от Пепелищ, так это за незабываемый и не выветриваемый запах гнили и плесени. Все коридоры, многие кабинеты и даже жилые комнаты пропитаны им.

Ведь когда закончилась Война, и властям (не только нашей страны) в срочном порядке понадобилось оградить оставшееся население от растущей заразы, мёртвых земель, они почему-то решили, что сделать это лучше всего по старинке: с помощью бутового камня, глиняных кирпичей и шифера.

Многие военнослужащие осуждают их за это, потому как сейчас, спустя три сотни лет после возведения границы, здесь всё находится в громадном упадке и редко что подаётся восстановлению.

Но мне даже нравится их выбор! Он помогает правильно оценивать ситуацию и в полной мере ощутить в какой выгребной яме сейчас находится наше драгоценное общество. Половина суши уничтожена, большинство морей уже давным-давно сгорело (химия сейчас и не на такое способна), человеческая смертность ого-го какая и это при том, что рождаемость с каждым годом всё уменьшается, а число абортов растёт. Люди не задумываются о том, что творят и с уверенностью считают, что им всё дозволено.

Я, к слову, руководствуясь их логикой, однажды прикольнулся и подошёл к одной такой молоденькой дамочке, которая всего пару часов назад убила своего ещё не успевшего родиться ребёнка. Подошёл я к ней, схватил за волосы, затащил в подворотню и в нужном месте и с необходимой силой ударил по горлу, чтобы ближайший час она могла только шептать.

До сих пор помню её глаза, полные слёз и нестерпимой боли, окровавленный рот, открытый в неслышимом крике, и судорожно вздымающуюся от страха грудь. Я не стал говорить ей ничего лишнего, просто шепнул:

– Сейчас ты почувствуешь всё то же самое, что чувствовал твой ребёнок совсем недавно.

Сначала я оторвал ей правую руку, потом левую. С ногами такое проделать было не в пример сложнее, из-за чего я просто переломал их в пяти местах. Под конец вспорол ей живот, а когда она через полминуты окочурилась, забросил все "остатки" в мусорный бак.

И ещё после этого меня в газетах и в сети называли маньяком! Почему интересно? Я же всего лишь хотел намекнуть людям, напомнить о законе справедливости и том, что зло всегда возвращается к тому, кто его совершил. Ко мне моё зло тоже вернётся. Замучаетесь считать, в каком размере вернётся…

Кстати, меня зовут Карл. И возвращаясь к первоначальной теме разговора, повторю, мне нравиться в этом захолустье!

Гораздо лучше, чем сидеть Дома и каждый день лицезреть своего папаню. Он мне вообще всегда ненормальным казался. Во-первых, потому, что воспитал во мне убийцу-маньяка, а во-вторых, тем, что заставляет величать себя "Маэстро" и никак иначе!

И эта его дурная манера давать всем неприкасаемым иностранные имена-клички… просто в дрожь бросает от отвращения!

Особенно если вспомнить, что раньше, до того как папашка забрал меня на своё попечение в Дом, у меня были нормальные имя и фамилия, а сейчас какой-то занюханый "Карлик". Но это ничего, по крайней мере, мне повезло, что в обитель всех убийц я попал не сразу после рождения, а чуть погодя, и потому стал чёрным неприкасаемым, а не белым.

И тут уж как бы Шмаэстро не бился, но заставить меня забыть прежнюю жизнь и своё первое, настоящее имя у него никогда не получится. А вот белым не повезло, это факт. У них жизнь начинается и заканчивается в Доме, и кличка навек одна и та же. Гали-и-имая.

Взять, к примеру, того же Рича, то бишь – Ричарда. Мрачный тип, хоть и самый сильный среди папкиных подопечных. Жил он под крылышком своего главы ещё до моего появления на свет и там же, под крылышком, загнётся. А маникюр у него всё-таки прикольный, вот бы посмотреть, как он им людей полосует…

Размышляя подобным образом об отце, кличках и Доме в целом, я вышел из своей комнаты и направился в сторону узкой винтовой лестницы, по которой можно спуститься вниз, на первый этаж, и выйти на улицу.

Зазевавшись, я случайно повернул не туда и попал в комнату управления камерами слежения.

– Ого, – присвистнул, разглядывая лежащий на полу труп какого-то лейтенанта с разорванным горлом.

Напрягшись, я посмотрел на раскуроченную системную панель компьютера и вырванные из стен мониторы. И не только они: всё в помещении было разбито и уничтожено.

У кого хватило дури такое провернуть? Почему в моё отсутствие?!

Сделав шаг вперёд, я случайно на что-то наступил. Раздался хруст. Приглядевшись, понял, что этим чем-то оказались осколки зеркальных дисков, мощных, но, увы, очень хрупких накопителей информации.

Не разрешая себе больше находиться в потенциально опасном месте, я развернулся и выбежал из комнаты. Следующие пять минут, что пришлось потратить на дорогу до второй, запасной и в какой-то степени секретной комнаты управления камерами, мне то и дело попадались трупы. Много трупов. Не обращая на них внимания, я уверенно, но осторожно подбирался к интересующему меня объекту. Введя пароль на небольшой панели, расположенной справа от нужной двери (статус майора тоже даёт некоторые преимущества и знания), я вошёл. И сразу огляделся.

Впрочем, зря я волновался. Тот, кто устроил беспорядок в первой комнате, явно не подозревал о существовании второй. Успокоив дыхание, я запер металлическую дверь обратно на замок и прошёл к компьютеру. Выведя на экраны записи с камер последних трёх часов и усевшись в "одноногое" кресло, я сосредоточился.

Правда, примерно на двадцатой минуте просмотра на моё лицо набежал кровожадный оскал, а руки сами собой сжали подлокотники.

Папка, папка… что ж ты не предупредил, что ко мне на границу пожалует твой главный питомец? Я бы хоть почву для него подготовил, пропустил бы на Пепелища без лишних свидетелей, – думал я, не отрывая глаз от мониторов, на которых Рич "полосовал" – почти точно так же, как мне это совсем недавно представлялось – моих бывших коллег и начальников.

Вот он закончил с ними и оглянулся. Скосив глаза влево, я заметил приближающуюся к неприкасаемому девку с ребёнком на руках.

Ха, интересно. С каких это пор Шмаэстро даёт своим тунеядцам какие-либо задания, помимо слежек и убийств?

Ай, ладно, раз уж я теперь знаю, что весь этот бардак устроил Рич, то нужно что-то делать. Он не убрал до конца все следы, доказательство тому эта комната, а значит прибрать за ним должен я, иначе папаня мне потом башку оторвёт.

Скептически вздохнув, я пошарил по базе данных и, найдя нужные видеофайлы, удалил их. Потом мне долго и муторно пришлось разбивать "зеркалки" об пол.

Это ещё повезло, что все камеры были подключены напрямую к компьютеру и собственных флэшек не имели, а то пришлось бы потом бегать по коридорам и выключать каждую самостоятельно. Столько мороки было бы.

В кармане завибрировал телефон.

– Да, – ответил.

– Товарищ майор! Вы живы? Где вы? Говорит сержант Аквалёв, у нас экстренная ситуация! Подполковник и почти все старшие офицеры убиты! Капитан Ларинов и старший лейтенант Карков сильно ранены!

– Только они? – холодно поинтересовался я.

– Да!

– Сколько всего выживших?

– Десять, – из шестидесяти солдат десять живы! Ну, Рич и монстр… хотя с двумя он всё-таки схалтурил, не добил.

– Где вы сейчас?

– На пятом этаже, – пятый этаж, жилые комнаты для обычных солдат. Выходит, все, кто выжил, так же как и я находились в своих комнатах? – Я сейчас приду, в Центр Командования без меня ничего не сообщать!

Поднявшись на нужный этаж, я практически сразу же встретился с десятком настороженных пар глаз. Солдатики-солдатики…

Естественно, помогать им не входило в мои планы, а потому, по-быстрому перестреляв этих детей и добив раненых, я решил ещё раз проверить все этажи и убедиться, что больше никого в живых действительно не осталось. Убедившись же, снова схватился за телефон. Нужно напомнить о себе в Доме.

– Где Маэстро? Позовите, – странно, трубку в кабинете отца взял какой-то неприкасаемый. – И кто ты вообще такой? Телохранитель?

– Нет, – ответил мне прозрачно знакомый голос. – Я просто белый. Феликс.

– Мне пофиг, главу нашего позови!

Убийца какое-то время молчал и только через несколько секунд соизволил ответить:

– Не могу, его убили.

– Кто? – клацнув зубами, удивлённо спросил.

– Рич. Два дня назад.

– Два дня назад? Два?! Почему меня не оповестили?! – марионетки тупые! Да я самый первый должен был об этом узнать! В молчанку захотели поиграть?

Хотя… я догадываюсь, почему мне ничего не сказали. Я же "чёрный". А белые с чёрными не играют и секретиками не делятся. Зато сейчас я сын сдохшего главы, и они – даже если не хотят этого – обязаны меня слушаться!!!

– Ты сейчас один? – вкрадчиво и почти добродушно поинтересовался.

– Нет.

– Включи громкую связь.

– Включил.

– Приказ всем тем, кто находится сейчас в комнате: пристрелите Феликса.

Спустя миг в трубке раздалась оглушающая череда выстрелов.

– А Ричарда я найду. И серьёзно с ним поговорю, – нажав на красную кнопку отбоя, тихо пообещал сам себе.

Нефки* – бочки с ядовитым газом, в малых количествах действующим, как дурман.

Точные карты** – именно по ним вражеские командиры наводили свои ракеты, взрывая административные центры стран и природные комплексы, которые ещё до Ядерной Войны высоко ценились.

Часть вторая: Обезвоживание.