Глава 1

Как папа Мякиш обещал создать самую лучшую компьютерную игру для детей

ЭТО было давно, ещё когда я был маленький. Родители на лето отправляли нас, детей, в деревню. На природу, на свежий воздух. Покушать досыта овощей и фруктов. Набраться витаминчиков, как ласково называли это они.

Но самое главное, скажу по секрету, все мои друзья приезжали за тем, чтобы набегаться, наиграться и полазить по огородам, чтобы купаться целыми днями без присмотра старших и общаться с друзьями. И, наконец, послушать сказки доброго деда Андрея.

Вечерами, на закате, мы приходили к его дому, рассаживались на большом дворе: кто на завалинке, кто на дровах, а кто на добротно сколоченных лавках. Кому не обязательно было смотреть на деда Андрея, когда он рассказывал, ложились прямо на траву. Они просто закрывали глаза и отправлялись в путешествие в ту историю, которой дед с нами делился.

С дедом Андреем был один значительный договор. За один вечер он рассказывал только одну сказку или историю.

Многие из вас уже знают эти сказки по другим книгам. Но они для маленьких и совсем маленьких.

Однажды, когда мы немного подросли, он нас предупредил, что расскажет одну очень большую сказку. Что на эту сказку не хватит одного вечера, даже двух или трёх. Что понадобится много-много дней. Потому как дед рассказывал медленно, неторопливо. Он любил завернуть сюжет так, что ему зачастую необходимо было вспоминать самые мелкие детали и подробности, которые происходили с героями его рассказов.

Не все дети могли выслушать историю целиком, многие приезжали на выходные, кто-то всего на неделю, кто на месяц, но были и те, кто приезжал на каникулы на всё лето. Позднее, уже спустя время, именно их и просили дорассказать ту или иную сказку.

Уже став взрослым, я вспомнил о тех историях и решил их записать, чтобы их могли прочесть те, кто в детстве не успел дослушать. А также, чтобы с ними могли познакомиться те ребята, которые любят читать о приключениях своих сверстников.

* * *

История эта началась в одном старом районе большого города. В этом районе на каждом шагу располагались маленькие парки и скверы. Около двухэтажных и трёхэтажных домиков все дворы заросли многолетними высокими деревьями. Можно было даже подумать, что дома строили прямо в лесу.

Тут-то и жил мальчик девяти лет по имени Гоша. Между собой друзья звали его по-взрослому: Гошан или Гошка.

Все также знали его папу, папу Лёшу, которого с детства и до сих пор папины друзья между собой называли Мякишем, словно он был хлебный шарик или пластилин. А всё началось из-за того, что он был добрый и отзывчивый.

Папа у Гошана занимался компьютерами. Можно сказать, был программистом. То есть он хоть и не занимался компьютерами специально, но хорошо в них понимал и мог установить любые игры и программы. А где он их брал, то ли в глубине компьютера, то ли ещё где, никто сказать не мог. Но точно не покупал. Скорее всего, изобретал сам.

Он включал компьютер, который светился, как новогодняя ёлка. Перебирал по клавишам, издавал какие-то странные и непонятные звуки, а потом вскакивал так резко, что головой мог сбить настольную лампу. Пробегал радостно по комнате и останавливался. Просто замирал с вытаращенными глазами, а волосы его торчали в разные стороны. Потом, опомнившись, он замечал: «Батюшки мои, на ноге нет тапочки!»

Он удивлённо разглядывал ноги: босую и обутую. И задавал себе вопрос: «Куда же делась тапка?»

Затем чесал шевелюру на голове и делал это так увлечённо, что раздавался звук, словно где-то скребут кошки. Потом папа Мякиш шевелил пальцами на ноге, будто играл на рояле. Так пошевелит и этак пошевелит.

После этого шевеления носок не выдерживал, большой палец проделывал дырку и свободолюбиво вырывался наружу.

Гошан со своими друзьями, которые были в этот момент у него в гостях и сидели все втроём, рядком на диване, дружно смеялись над Гошкиным папой.

Он на них не обижался, а только дразнил их:

– Что, мелюзга? – и забавно качал головой.

Тогда все дети вытягивали руку и показывали указательными пальцами, где осталась тапка.

Папа, выпрыгнув из-за стола, не заметил, как от такого резкого движения нога дёрнулась и тапка «выстрелила», как из пушки, и улетела далеко от того места, где сидел папа Мякиш, чем он насмешил всех ребят и самого себя в том числе.

Посмеявшись, все вместе они садились пить чай. За разговором папа Мякиш обещал детям изобрести самую лучшую детскую игру всех времён и народов.

– Вы только не торопите меня! Дайте время чуть-чуть, – он открывал рот, чтобы сказать ещё что-то и закрывал глаза от удовольствия и от мыслей, которые были у него в голове.

И так в этой позе, с открытым ртом и закрытыми глазами, он застывал, словно увидел чудо. В такие моменты на папу Лёшу было приятно смотреть. Он был великолепен, как изобретатель. От прилива вдохновения он попросту забывал, что хотел сказать.

А потом, громко вздохнув и очнувшись, словно ото сна, он продолжал, как ни в чём не бывало:

– Я, конечно, и сейчас могу похвастаться, но не буду. Боюсь, не всё пройдёт гладко.

Дети с любопытством слушали. И со дня на день ожидали: когда же, когда же свершится чудо и Гошин папа наконец-то представит на их детское обозрение своё долгожданное изобретение!?

– Что же это за чудо? – спрашивали дети.

– Подождите, подождите. Надо эту программу подстроить под модный планшет, – переживал вслух папа Мякиш. – Сейчас самый крутой планшетник, – задавал он вопрос детям, – какой?

– Айпад, – отвечали дети хором.

– Правильно! – соглашался папа Мякиш с ними по-взрослому. – Вот когда почищу кое-что в программе, тогда все вместе и попробуем.

Любопытные дети с нетерпением ждали. Самый нетерпеливый был Серёга Балбес.

Однажды, выйдя на улицу, друзья пошли прогуляться. И Балбес, как всегда, начал возмущаться и бубнить:

– Гошан, ты скажи папану, мы долго ждать не можем. Мы уж скоро повзрослеем. На кой тогда нам нужна будет его детская игра?

– Ладно тебе, Балбес! – возражал Слюнтик. – А ты, Гошан, скажи бате, – по-взрослому рассуждал и советовал он, – что папашка и так с опережением графика идёт. Молодец!

– Какого ещё графика? – переспросил Балбес, скорчив непонимающую гримасу.

– А такого! Папа Мякиш хотел, чтобы внуки его, то есть наши дети, играли в эту игру. А теперь обещает, что и мы ещё успеем поиграть. А может, даже и не раз! Я вот верю, что Гошин отец успеет нас порадовать, – с важностью отстаивал Слюнтик, получивший это на первый взгляд обидное прозвище за то, что каждый раз, как видел всевозможные сладости, у него текли слюнки. И он всегда делал такое сосредоточенное лицо, что многим казалось, что он может не выдержать и наброситься на лакомство.

На самом деле, сладкое он любил, но только по настроению. Он даже мог с лёгкостью отказаться от угощения, а вот слюнки удержать у него не получалось, даже если он видел картинку с каким-нибудь Сникерсом или Баунти.

Но теперь их внимание переключилось на более важные дела. Балбес быстро оттянул резинку штанов и показал, в каких он сегодня плавках.

– Смотрите! – хвастанул он.

Друзья оба, как сговорившись, скосили глаза на его штаны, из-под которых торчал краешек плавок.

– Плавки как плавки. Ничего особенного, – нахмурился Гошан. – Цвет уж больно девчоночий! – и зашагал быстрей.

Хотя в душе они ему очень понравились, потому что у него плавательные трусы были не обтягивающие, а ему очень хотелось, чтобы они обтягивали ноги. Но родители ему всегда покупали на вырост. И пока он носил эти плавки, они старели, выцветали или совсем изнашивались, так что Гошану поносить плавки в обтяжку никогда не удавалось.

Балбес слегка рассердился на Гошу, но догадался, что тот мог и позавидовать, но только не хотел показывать вида. Потому не мог угомониться.

– Важно, – подчеркнул Балбес, – из какого они сделаны материала. – Что быстро сохнет, и можно не бояться идти в них домой. Родители даже не заметят, что я ходил купаться без разрешения.

– А мне не запрещают ходить на озеро! – вмешался Слюнтик, как бы ставя себя выше других.

– И мне тоже, – согласился с ним Гоша. – Потому плевать я хотел на такой материал и на то, что он быстро сохнет. Выжать плавки недолго, постоял на солнце или на ветру, вот они и сухие.

Но Балбес не сдавался и отстаивал достоинства своих плавок. Даже придумал новые преимущества.

– Они из такой ткани, такой ткани, – заговорил он громко, чтобы быть убедительней, – которая позволяет быстрей по воде скользить и удерживать большую скорость. Сопротивление чем меньше, тем легче плыть. А вдруг в океане окажешься. На середине. В таких плавках и до берега легче добраться.

Гошан и Слюнтик переглянулись и внимательно посмотрели на Балбеса. Такой поворот событий тронул их детские умы. Тут уж Балбес действительно привёл такие взрослые доводы, что спорить с ним не хотелось.

Балбес ждал, что они скажут. Слюнтик ещё раз осмотрел плавки и дал своё заключение:

– Действительно хорошие! Только цвет не очень. Мне такой не нравится.

– А я специально такой взял, чтобы только мне нравился, – скривил душой Балбес. Цвет ему тоже не очень нравился, но признаваться в эту минуту он не стал. Иначе друзья не будут ему так сильно завидовать.

– Если в океане плыть, то силы там точно понадобятся. А если силы закончатся, тогда точно утонуть можно, – Слюнтик пощупал ткань, – сразу чувствуется, технология!

Гошан, слыша разговор, прошёл несколько шагов и только заметил, что друзья остановились. Он обернулся. Затем вернулся к ним. И, повторяя движения Слюнтика, изучил ткань «технологичных» плавок приятеля.

Так они и стояли втроём. Балбес гордился своими плавками и тем, что привлёк всё-таки внимание друзей. Он давал ребятам возможность разделить его гордость, что родители смогли так угодить ему и взволновать любопытство друзей. И теперь он стал немножечко выше в собственных глазах перед своими друзьями.

– Ты береги их, – проговорил Слюнтик. – Когда вырастем, будем у тебя их брать, если кто куда поедет. Ну, например, в Африку или ещё куда! Мало ли что может случиться.

Балбес одобрительно кивнул.

– Не занашивай, – предостерёг снова Слюнтик, – смотри, – пригрозил он, глядя прямо в глаза другу.

– Не, не, – заверил Балбес. – Что вы!? Буду бережно с ними.

На этом их серьёзный разговор закончился. Они направились купаться в парк на озеро.

 

Глава 2

Как Серёга получил прозвище Балбес

ПРОЗВИЩЕ Балбес Серёга получил пару лет назад, когда посмотрел фильм «Волшебные спички». По телевизору шла передача «В гостях у сказки». После окончания фильма вся ребятня высыпала на улицу. Несколько минут назад окончился проливной дождь. Омытая улица сияла чистотой и свежестью, деревья стали ещё зеленей, а непросохшие асфальтные дорожки чернели, точно их надраила техничка из школы, тётя Маня.

Мальчишки и девчонки со всего двора вышли на середину лужайки и обсуждали интересные сюжеты из просмотренного фильма.

Тут, как гром и молния, раздался страшный и непонятный звук. Все обернулись в ту сторону, откуда он раздавался. К ним приближалось чудовище.

Это чудовище имело железный верх, а в самом низу торчали ноги. Оно надвигалось, делая мелкие шаги, и издавало громкие звуки: неприятный треск и барабанную дробь.

Оно, это странное чудовище, шло и стучало себя по верхней части палками, как по барабану, а ещё мычало и кричало. Подойдя к ребятам, существо остановилось, и всем стало понятно, что это кто-то надел на голову большой металлический бачок и пытается изобразить из себя некое подобие робота из просмотренного только что кинофильма.

– Ты что! Ты чего задумал? – поинтересовались ребята.

– Серёг! – узнал его кто-то из ребятишек.

– Я. Не. Серёга, – прозвучал монотонный голос. – Бам-бам, – прогремели два громких удара. – Я – Балбес. Бам-бам, – проговаривая чуть ли не буквам, звенел его голос из-под бачка, одновременно с повторяющимися ударами. Он застучал палками по стенкам бака высунутыми из-под него руками, словно бил сам себя в грудь. – И кто из вас робот Вертер? Признавайтесь! Бам-бам, – раздавались удары. – Я хочу с ним познакомиться! Бам-бам.

Его слова дребезжали, словно из глубины шахты, а в паузах обладатель сего знаменательного сокровища, каковым являлся бачок, стучал и стучал по нему, чем производил много шума.

Ребятам этот шум основательно надоел, а вот как терпел эти звуки сам Балбес, многие удивлялись.

Его голова находилась в самом эпицентре ужасного шума, и, похоже, громкие звуки оглушили Серёгу, да так, что он, находясь под впечатлением фильма, уже совсем ничего не соображал. И только повторял одни и те же слова, чтобы произвести на всех впечатление.

Друзья долго уговаривали его снять бачок, говорили, что они уже раскусили его, полностью разгадали его тайну. Но Серёга не поддавался и оставался в этом бачке, пока кто-то из детей постарше не снял силком с него этот железный панцирь.

Он стоял перед ними весь в грязи и паутине и только глупо улыбался.

Помолчав, он спросил:

– Скажите, а вы сразу узнали, что это я? Или не сразу?

– Конечно сразу, – заверил его кто-то. – Я по шнуркам тебя узнал. Оранжевые шнурки только у тебя.

Тут Серёга моментально расстроился. Он оглядел всех остальных и убедился, что оранжевые шнурки действительно имелись только у него.

– А если бы шнурки другого цвета были? – Серёга так глупо улыбнулся, что все ребята его пожалели.

Тогда тот, кто постарше, перебил всех.

– Послушай. Не переживай сильно. Если хочешь быть Балбесом, будь им. Разве нам жалко?

Сказав это, старший задрал нос от такого своего ловкого и удачного предложения. Краешком глаза он заметил, как на него смотрят младшие по возрасту, восхищаясь его уму и находчивости.

Серёга сначала покраснел от стыда. Ведь ему действительно так хотелось быть похожим на этого героя кинофильма. Но он стеснялся признаться вслух. А тут ему предложили, что и просить никого не надо.

Стыдливость прошла, и он сиял от счастья.

«Теперь я – Балбес! Теперь я – Балбес!» – повторял он мысленно. Лишь бы друзья согласились его так называть, чтобы не пришлось уговаривать и спорить, чтоб потом никто не занял понравившееся ему прозвище.

Ведь такое тоже часто бывает. Кто-нибудь придумает себе прозвище. А на следующий день кто-то другой возьмёт и присвоит его себе. Или сговорятся ребята между собой. Посчитают, что другому товарищу прозвище лучше подходит. И всё. Прозвище ушло. И того мальчишку тем прозвищем не называют, и у этого забрали.

Нет, сейчас будет иначе. Взрослый парень сказал – так и будет. Никто спорить не станет.

В тот вечер он лёг спать с одной мыслью, что теперь он – Балбес. Наверно, скоро он попадёт в сказку, и с ним будут происходить чудеса.

Но прошло уже много дней, а чудеса не происходили, и имя Балбес ему уже не очень нравилось. Серёга даже начал просить не называть его так. Но это имя так сильно привязалось к нему, что многие во дворе и забыли, как его зовут на самом деле.

Даже когда стучали в дверь квартиры, по привычке спрашивали у родителей: «Дома ли Балбес?»

– Кто? – с удивлённым лицом спрашивали родители.

– Кто, кто! Балбес, – с не меньшим любопытством переспрашивал очередной дружок. А сам думал, уж не ошибся ли он квартирой. Потом проходило чуточку времени, и товарищ, уверенный в своей правоте, снова повторял: «Так что, дома Балбес?» И даже не подозревал, что у Балбеса может быть другое имя.

 

Глава 3

Как дружили Гошка и папа Мякиш

ОДНАЖДЫ вечером Гошан и папа Мякиш были дома вдвоём. Мама Гошана уехала в отпуск на море с подругами. На целых две недели.

Она приготовила и закупила им еды на неделю вперёд. И взяла обещание, что когда продукты закончатся, папа будет сам готовить суп. Какой-нибудь простой и несложный, чтобы подолгу не стоять у плиты.

Папа, конечно, обещание дал, заверил, что картошку жарить будет обязательно, каши варить по утрам ему тоже не сложно, а уж суп подавно сварит обязательно.

Мама ему верила, но проверять могла, только спросив у Гошана. А Гошан ей всё честно рассказывал, когда она звонила.

На самом деле папа Мякиш и Гошан имели совместный договор, который был одним из самых важных их секретов.

Уговор заключался в следующем. Никому и никогда не рассказывать, что они едят и в каких количествах на самом деле. Особенно об этом нельзя рассказывать маме. Друзьям они тоже об этом не говорили, чтобы те невзначай где-нибудь и как-нибудь не проболтались.

Как только еда, которую наготовила мама, заканчивалась, они переходили на самые любимые свои продукты. На завтрак они ели печенье со сгущёнкой, конфеты и мармелад. Доставали варенье, мёд и ставили на стол. И кому что хотелось, уплетали за обе щёки.

Папа Мякиш хоть и был взрослый, но сладости любил довольно сильно. Он часто сидел за компьютером, сложив около себя горку конфет, и поглощал их. Иногда даже забывался и мог сунуть конфету в рот прямо с обёрткой. Разжёвывал конфету и только затем обнаруживал, что её вкус не такой, как у предыдущей конфеты. Она казалась ему не очень сладкой, а потому невкусной. Достанет он такую конфету изо рта, а она, родименькая, как была завёрнута в фантик, так и осталась. И папа Мякиш оглядывался, не смотрит ли Гошан.

А Гошан, конечно, смотрел. Даже иногда хулиганил. Подсовывал отцу свёрнутые фантики, словно это были конфеты.

Когда отец обнаруживал шутку, то не сердился на сына, потому что они дружили не просто как отец с сыном, а как самые лучшие друзья. И даже разница в возрасте была им не помеха.

Папа Мякиш тоже шутил по-своему. Когда Гошан надевал джинсы наизнанку, отец молчал. А когда они уже были далеко от дома, папа невзначай говорил:

– Гошка, а где у тебя карманы? Вроде штанов без карманов мы с мамой тебе не покупали.

Тут Гошану было не до смеха. Он злился на отца и очень переживал, что они могут встретить кого-то из знакомых.

А отец подшучивал ещё сильней.

– Вот, смотри, девчонка из вашего класса идёт!

Гошан в испуге останавливался и оглядывался. Но отец тут же открещивался:

– Нет, Гош. Спутал. Забыл, как ваши одноклассницы выглядят.

– А где, кого ты спутал? – переспрашивал на всякий случай сын. И вертел головой по сторонам, пока до него не начинало доходить, что отец тоже горазд пошутить над ним.

Правда, один раз папа Мякиш спас Гошку от насмешек его товарищей. Они все вместе, родители и дети, были за городом с ночёвкой. Жгли костёр, играли в разные игры.

И вдруг кто-то обнаружил, что у Гошана два разных носка. И только этот кто-то хотел закричать, рассказать всем и посмеяться над Гошаном, тут как тут подоспел папа Мякиш, которого дети уважали и даже делились с ним своими секретами. Потому как он тоже никогда и никому не рассказывал о том, о чём беседовали дети втайне от своих родителей.

Так вот, папа Мякиш подоспел на помощь Гошану и объяснил друзьям, что это они с Гошкой поспорили, заметит ли кто, что на нём разные носки. А тому, кто заметит, они обещали торт. Так вот тому, кто заметил, они велели приходить к ним домой за тортом. А ещё лучше, если он придёт с друзьями, и они все вместе попьют чай и посмеются над этим забавным происшествием.

Обед в отсутствие матери был у Гошана и отца очень, с их точки зрения, правильный. Они ели свою любимую вермишель или макароны с сосисками. А если хотели разнообразия, то варили себе рис, а изредка и гречку. Но ели всегда с сосисками или колбасой. Сосиски у этих двоих были излюбленным блюдом. Они могли есть их и на завтрак, и на обед, и на ужин. И даже ночью, если вдруг внезапно захочется кушать.

Много ли для этого надо? Сварил пару сосисок побольше, полил соусом, отрезал ломоть хлеба и, главное, как учили с детства, нужно пережёвывать долго и тщательно. Они, как старые дружбаны, смотрели друг на друга и тщательно пережёвывали.

К сосискам и макаронам на обед добавлялось мороженое, после чего запивалось любимым зелёным Тархуном.

Ужин всегда был проще. Папа Мякиш выкладывал на тарелку сосиски. Надрезал их ножом, чтобы они ненароком не взорвались. Закладывал в микроволновую печь и ждал, когда они, потрескивая, поджарятся.

Затем звал Гошку, и они, оба довольные, садились ужинать. Поливали сосиски кетчупом, ломали пополам французскую булку и разливали по бокалам кто что хочет. Гошка обычно наливал молоко, а отец же ставил стакан с водой, а в бокал наливал несладкий чай. Так они ели и ждали, когда им позвонит мать и задаст вопрос: «А что же сегодня у вас на ужин? И да, кстати, а на обед что было»?

А они, уплетая сосиски, перечисляли, чем же они питались сегодня.

Папа Мякиш крайне правдоподобно утверждал, что едят они салат, а на второе у них жареные кабачки и котлеты. А на обед, якобы, был борщ со сметаной и жареная картошка с гуляшом. Папа и сын довольно переглядывались и посмеивались, делая друг другу знаки хитрыми глазами. А мама им верила, потому что голоса были бодрые и счастливые.

Но в этот вечер мать заранее предупредила, что не позвонит. Якобы с группой туристов они отправятся на экскурсию и приедут поздно. Так что она их не навестит с обычным телефонным визитом.

Гошан заснул перед монитором под фильм о приключениях Гарри Поттера. Голова свесилась на бок, рука повисла со спинки дивана. Неизвестно, что ему снилось, но с уголка рта текла убедительная слюнка, словно перед ним лежало что вкусное.

Папа Мякиш закончил работать над своей игрой и направился на кухню готовить ужин. Не сразу заметив спящего Гошку, он окликнул его:

– Гош, пойдём по сардельке закинем, да спать пора. Я там кетчуп наш сегодня вечером закупил.

Гошан не отвечал. Мякиш взглянул сыну в лицо – Гоша спал.

«Эх! Дело молодое, утомился». Он слегка потрепал сына по мягким волосам, не желая его тревожить, но увидев, как тот неудобно улёгся, решил всё-таки разбудить.

Как только Гоша проснулся, то сделал вид, что он не спал, а просто задумался.

– Пойдём поужинаем! – позвал папа Мякиш и направился на кухню.

– А что у нас сегодня? – спросил Гошка.

Мякиш повернулся, чтобы ответить, и увидел, как Гоша встал и пошёл спросонья, шатаясь из стороны в сторону. Папа засмеялся:

– Сардельки, любимые наши. Самый правильный ужин!

Сказав это, папа Мякиш врезался в дверной косяк, чем рассмешил Гошку.

Гошка весело засмеялся и споткнулся сам, запнувшись на тапочках. Покачнулся, потерял равновесие, но удержался. А потом они с отцом радостные пошли на кухню.

Папа Мякиш сунул четыре сардельки в микроволновую печь и приготовился нажать на кнопку.

– На старт, внимание, – и поглядел на сына.

– Пошёл! – дал ему команду Гошан.

Микроволновка загудела, разогревая сардельки. Папа Мякиш взял бутылку с кетчупом и принялся крутить в руке. Потом поставил на стол перед Гошаном.

– Гош, забыл компьютер выключить. Пойду выключу.

Папа Мякиш зашлёпал босыми ногами по полу. Гоша взял бутылку с кетчупом и прочитал надпись: «Кетчуп. Сладкий». Он открутил крышку и понюхал. Потом накрыл крышкой бутылку, но завинчивать не стал. Микроволновка продолжала гудеть. Вернулся папа Мякиш. Микроволновка начала пищать, предупреждая о готовности сарделек. Мякиш открыл дверцу и достал тарелку с сардельками. Потом, взяв чистую тарелку, поставил её перед Гошаном и, обжигаясь, кинул ему две сардельки.

– Пх, пх, – подул он на пальцы, – пх, пх.

– Па, обжёгся, что ли? – сопереживал Гошан.

– Ой, ой! – заверещал папа Мякиш.

Гошан испугался за отца.

– Суй в воду скорей, суй в воду скорей, – торопил отца Гошан и вскочил со стула, чтобы схватиться за него и как можно быстрее подвести его к умывальнику.

Мякиш поднял обожжённый палец верх и подбежал к крану. Включил холодную воду и сунул палец под струю.

Гоша успокоился, но тут услышал звук.

– Пшш. Пшш, – звук был такой, словно под воду сунули раскалённую докрасна железку. – Пш – ш, пш – ш, – продолжал изображать шипящий звук папа Мякиш и улыбался.

Довольный шуткой отца Гошан всё понял и радостно засмеялся.

Папа и сын пошли за стол, уселись перед своими тарелками и облизнулись. Папа Мякиш схватил бутылку с кетчупом, чтобы встряхнуть её и полить сардельки.

И как только он это сделал, открытая крышка слетела, и содержимое из опрокинутой бутылки толстенной красной струёй вылетело прямо на папу Мякиша. Половина кетчупа оказалась на лице, на рубашке и на штанах.

Большая полоска красного цвета со лба стекала на глаз и бежала дальше, вниз по щеке, как огромная кетчуповая слеза.

– Па, вот ты даёшь. Кетчуповый папа! – обрадовался Гошан. Так смешно ему давно уже не было.

Пока папа Мякиш принимал душ, сардельки остыли. С остатками кетчупа они съели их уже холодными. Зато настроение было замечательное!

Потом папа открыл сгущёнку и поставил на стол. Гошан тут же с быстротой молнии сунул палец в банку и вытащил его оттуда. Палец стал в два раза толще. Гоша, пока сгущёнка не пролилась на стол, впихнул сладкий палец в рот. Причмокивая, он закатил глаза от удовольствия.

– Гошан, ты чего это надумал, – сказал папа и показал ему на палец. – Это же некулюторно, – исказил он слово некультурно. – Взрослые дети так не делают.

– Да ну тебя, па. Какой я взрослый? Я ещё маленький. А так сгущёнка во много раз вкусней.

Папа Мякиш посмотрел на Гошку строго. Подумал и говорит:

– Вкусней, говоришь? А как же воспитание? Где правила поведения?

– Пап. Хватит. Мамки же нет. Ты чего привязался? – Гошан расстроился.

– Ну ладно. Вкусней, говоришь? – переспросил папа Мякиш у Гошана.

– Я тебе говорю! – подтвердил Гоша. – Разве я тебя когда-нибудь обманывал?

Папа Мякиш посмотрел на сына ещё строже. И, ни слова больше не говоря, сунул свой длинный указательный палец в банку. Макнул несколько раз, чтобы сладкой жидкости больше налипло, и после этого демонстративно вложил палец в вытянутые трубочкой губы.

– Н-да! Не только неплохо. Скажу, что так гораздо вкусней!

Гошан смотрел на отца и не верил своим глазам. А папа Мякиш молча взял банку в одну руку и принялся совать палец в неё, а потом в рот. И таким образом съел половину банки за один присест.

Гошан даже рот разинул. Он вытянул руку, чтобы взять у отца банку, но тот, будто и не заметив, продолжил макать палец.

– Мне оставь. Па-а! – предостерегал Гошан отца.

Он уже боялся, что зря выдал отцу секрет, после чего тот даже забыл, что надо оставить и Гошану.

– Пап, оставь немножечко, – сказал Гошан снова и посмотрел жалкими и просящими глазами.

– Ты знаешь, Гошан, а сгущёнка так действительно намного вкусней. Это хорошо, что ты меня остановил. Иначе бы я всю так и съел!

Папа Мякиш поставил банку на стол. Гоша хотел сунуть туда палец, но сгущёнки там осталось на донышке, и доставать её пальцем стало уже неудобно. Тогда Гоша взял ложку и набрал целую, с горкой. Он уже боялся, что отец снова захочет полакомиться, и тогда сын останется без сладости.

Но папа Мякиш потирал живот и не собирался больше кушать сгущёнку. Он, если честно, уже переел, но зато проучил Гошана.

Затем папа Мякиш поделился с сыном тем, как движутся у него дела по изобретению:

– Игра вот-вот будет закончена. Всё уже на своём месте. Осталось только персонажам игры придумать имена и разные приключения и подвиги, какие бывают в детских компьютерных играх. Кое-где надо добавить картинок, точней картинки есть, только их надо расставить покрасивее. Дети ведь любят красивые картинки.

Гошан внимательно слушал и затаил одну хорошую идею, которую решил отложить до утра.

– Гош, пойдём спать. Я завтра с утра поеду по работе, и меня не будет до вечера. Так что завтра посидишь один. Только смотри, чтобы всё хорошо прошло! Договорились?

– Па, ты что! Спрашиваешь! А когда по-другому было?

Они обнялись и вышли из кухни. А потом разошлись каждый к своей кровати.

 

Глава 4

Знакомство с новым другом

УТРОМ Гоша проснулся одновременно с папой Мякишем, но притворялся, что спит, пока папа не начал его будить, чтобы сказать, что уходит. Тогда Гошан зевнул, сел на кровать, а сам одним глазом подсматривал, не ушёл ли отец. И только когда дверные замки щёлкнули, а дверь закрылась, Гошан, уже бодрый, вскочил с постели.

Он хотел отжаться от пола, как делал обычно по утрам, но, отжавшись только пару раз, бросил и побежал на кухню. Налил себе чай, взял несколько конфет и пошёл в комнату отца.

Там Гошан быстро включил отцовский компьютер. И стал пить чай, дожидаясь пока программа загрузится.

А когда компьютер загрузился, он полез в ту программу, над которой работал отец.

Спустя некоторое время Гошан осознал, что ничегошеньки в программе понять не может. Но зато он разобрался, что надо взять Айпад и включить его.

Недолго думая, Гоша взял в руки планшет, включил и пошёл с ним на кухню за печеньем. Вместе с тем он сунул на тарелке две сосиски в микроволновку, чтобы разогреть. Микроволновка загудела.

Усевшись за кухонным столом поудобней, он жевал и продолжал нажимать на экране разные значки и кнопочки.

Высветилась надпись «Введите пароль».

Гошкин отец всегда учил его вводить знакомые цифры, но знакомые только ему. Например, домашний номер телефона. И ещё первую букву имени. Своего.

Гошан ввёл домашний номер телефона, но первую букву набрал не своего имени, а отца. Закачанная программа принадлежала отцу, потому Гошка посчитал, что лучше будет сначала попробовать набрать первую букву отцовского имени.

Он шлёпнул по экрану на букву «А» или «F», это если по-английски.

Планшет стал загружаться. Гошан обрадовался. Значит, всё верно!

Колесо на экране закрутилось, а Гошан стал весело качать головой под незнакомую мелодию. И в тот момент, когда программа вот-вот должна была заработать, планшет потух, словно перестал работать. Гоша подумал, что это программа дала сбой. Но в этот момент потух свет и в квартире. Наступила сплошная темнота.

Гошан испугался и завертелся на месте. Темнота была такая, что совсем ничего нельзя было рассмотреть. Гоша зажмурился и снова открыл глаза. Ничего не изменилось. Он стал искать стол на ощупь, но стола как будто не было.

Тогда он вытянул руку вправо, где должна была быть стена. Стены тоже не было. Тут Гошан не на шутку растерялся.

Вдруг комнату осветил яркий луч. Этот луч побегал-побегал, а потом наткнулся на Гошку. И комната озарилась разноцветными радужными огоньками. Они переливались, моргали, словно играли и переглядывались между собой, вовлекая в свою игру и нового участника. У Гошки сделалось хорошее настроение.

Сразу после этого загорелся и обычный свет, а Гоша снова очутился на своей кухне, но теперь уже не один. Перед ним стоял незнакомый мальчуган, с виду вроде бы его сверстник.

Гоша держал в руках Айпад и видел на заставке экрана того же мальчишку, который стоял перед ним прямо здесь, на кухне.

– При-и-ве-ет! – удивился Гошка и почесал затылок, как обычно чесал отец, когда задумывался. И так же, как отец, застыл от удивления.

– Здорово! Ты кто? – мальчишка таращил глаза по сторонам. Похоже, он тоже удивлялся не меньше, ведь он никогда раньше не видел ничего подобного.

– Я – Гошан. Ого-го! – задышал он, словно паровоз. – А ты кто? Эге-ге! – вздыхал очумевший от неожиданности Гошка. – Как оказался на моей кухне?

Гошан, конечно, от такого волшебства обалдел. Он впервые в жизни столкнулся с чудесами и не верил, что всё это происходит с ним. Он осмотрел чужака. Рубашка с узором из каких-то финтифлюшек, коричневые, будто матовые, джинсы. И удивительные кроссовки с высокой подошвой в форме полумесяца. Гошка про себя назвал их лунными ботинками. Он посмотрел прямо в лицо мальчишке, когда тот заговорил:

– А я – Моцарт! Из школы волшебников, – Моцарт сделал несколько шагов и открыл холодильник, чтобы посмотреть, что это такое. Сделал он это потому, что запищала стоявшая на нём микроволновка. Там как раз приготовились две сосиски.

– Откуда?! Из школы волшебников? – переспросил Гоша. Ему не верилось, что вот так запросто перед ним оказался настоящий волшебник.

– Да. А ты что, не веришь? А ты сам, из какой школы? – спросил Моцарт.

– Я из самой простой! – и тут он вспомнил имя, которое носила школа. – Имени Сахарова! – Гошан от важности вытянулся в струнку, набрал побольше воздуха в лёгкие, чтобы казаться солиднее, и замер.

Моцарт перебрал в уме всех волшебников, которых мог вспомнить. Сахарова не было в списках тех, кого он помнил наизусть.

Это смутило Моцарта, и он немножко растерялся.

– И какое же чудо совершил твой Сахаров? Самое главное чудо своей жизни?

– Какое чудо? – перебил его Гошан. – Он совершил подвиг, – разошёлся мальчик. – Он герой, понимаешь?! Герой! Все хотят стать героями. Чтобы о них говорили.

– Какой подвиг? – снова переспросил Моцарт. – И что за герой?

Тут Гоша замялся.

– Если честно, мы ещё не проходили это на уроке. Ну… – Гошка замялся. – Нам не рассказывали. Только через три года дадут задание прочитать, какой же подвиг совершил Сахаров. Хотя немного знаю, что он был борец. Но по какому виду борьбы – не могу сказать.

Гошан помолчал, собрался с мыслями и сказал:

– Но если хочешь, можем у Балбеса спросить. А можем у Слюнтика. Кто-то из них наверняка знает.

Моцарту не понравился его ответ.

– Послушай, Гошан, – сказал он, – ты не знаешь, кто такой Сахаров, именем которого названа твоя школа. Ты совсем неправильный, Гошан, – сделал заключение Моцарт. – А я хотел с тобой подружиться. Как же мы будем с тобой друзьями?

– Ну ладно, ладно. Ты чего, Моцарт? Сейчас, – Гошан прошёл в комнату и на отцовском компьютере набрал в Яндексе «Сахаров».

Рядом с ним стоял Моцарт.

Вместе они быстро прочитали: «Российский физик и общественный деятель».

– Моцарт, тебе это о чём-то говорит? – Гошан поглядел на своего нового друга.

– Нет. Не говорит. Но судя по фотографиям – мужик хороший. Сразу видно – хороший. Такие любят заступаться за других. Нас в Волшебной школе учат различать хороших и добрых людей. В этом точно есть все элементы большого друга и хорошего человека.

– Вот так, Моцарт. Я же говорил – герой!

– Что верно, то верно, – согласился Моцарт.

Потом вспомнил, что кухонный агрегат пикал на кухне и спросил у Гошки:

– Гошан. Там пищало что-то. Что это было?

– А-а, – протянул Гошка. – Пойдём. Я поделюсь с тобой сосиской. Они разогрелись. Это мой завтрак. Любимый. Кетчупом польём. Знаешь, как вкусно! У нас все пацаны балдеют от сосисок. Наше пацанское блюдо.

Гошан стал чуть серьёзнее после того, как произнёс эти слова.

– А у вас нормальные ребята чем питаются?

– О, у нас много чем. У нас есть завтрак, потом кумыс пьём. Затем обед. Потом полдник. Ну и ближе к вечеру ужин. Если хочешь, перед сном можно фруктов пожевать.

– Вы это чего? Вы что, целый день там жрёте, что ли? Вы там в толстяков превратитесь, – Гошка оценивающе глядел на Моцарта. – Смотри-ка! А ты вроде не толстый.

– На, держи, – Гоша протянул Моцарту сосиску на вилке и поставил тарелку с кетчупом на стол. – Макай и ешь, – и показал, как надо правильно обмакнуть сосиску и откусить.

Моцарт повторил и с аппетитом откусил. Прожевал. Снова макнул и снова откусил. Молча съел, а потом говорит:

– А ещё есть? Я не распробовал.

Гошан возмутился.

– Ишь ты какой! – и улыбнулся. – Я бы конечно и сам ещё съел. Да только это были последние. Больше нет. Мы с отцом вчера слишком много съели. Это он мне на завтрак оставил.

От восхищения глаза у Моцарта сделались большими, как сливы.

– Ты со мной последним поделился? – он протянул ладонь, чтобы пожать Гошину руку. – Ты настоящий друг!

– Да ладно тебе, – засмущался Гошан. – Как же ты представляешь себе, я бы съел сосиску и не поделился с тобой? Ведь тогда и ты со мной не поделишься.

– Правда. Я и не подумал об этом. Можно, конечно, взять и съесть. Не спросить, хочешь ты или нет.

– О, ты чего? Тогда мы тебя даже близко к нашей компании не подпустим. Слюнтик и Балбес не захотят с тобой общаться.

– Это у вас правило, что надо делиться?

– Ну конечно. Иначе ты будешь жадиной. Жадина-говядина. Только это по-детски. Жадина и говядина. Мы уже так не говорим. Потому что взрослые.

Моцарт запоминал всё, что ему говорил Гошка.

– А это что у тебя? – и он показал на планшет в руках Гошки.

– Что, что! Айпад. У тебя нет такого, что ли? – удивился Гошан. – А ещё волшебник называется! Какой же ты волшебник, если у тебя нет планшета?

– А зачем он мне? – с любопытством спросил Моцарт.

Тут пришло время Гошки удивиться.

– Как, разве тебе или вам всем не нужны планшеты? Хотя да, – расстроился Гошка, – зачем волшебнику планшет? Он и так всё, что захочет, сможет узнать и наколдовать.

Гошан подошёл к столу, взял стакан и поставил его на подоконник.

– Послушай, Моцарт. Хочу тебя проверить. Настоящий ты волшебник или… Ии-ли-и, привираешь, – Гошка прищурил хитро глаза и пристально вгляделся в лицо Моцарта. – Сказать, что волшебник, я тоже могу. А ты вот переставь стакан с подоконника на стол. Тогда я тебе немного поверю, – будто сам собой согласился Гоша.

– Конечно, я могу переставить стакан на стол, – нехотя сказал Моцарт. – Только зачем? Ты что, мне на слово не веришь?

– Ага! – воскликнул Гошан. – А почему я тебе должен верить? Мне что, каждый день волшебники встречаются? Даже если ты переставишь стакан на стол, я всё равно тебе не поверю. Могу подумать, что ты фокусник, а никакой не волшебник. Просто я такого фокуса не знаю. Вот, смотри!

Гошан вспомнил фокус, как отрывают палец. Выставил левую руку перед собой. Повернул ладонью к себе. Схватил правой рукой большой палец и начал его отрывать. При этом кричал и корчился, словно испытывает мучительную боль. Потом – хрясть! И палец исчез, словно его не было. Он мотнул рукой без пальца перед Моцартом.

– Видел? А! Каково?

Моцарт испуганно закачал головой и открыл рот. Потом быстро опомнился и торопливо сказал:

– Вот это да! А хочешь, я верну тебе твой палец? Тебе же, наверное, больно, – всё также испуганно, переживая за Гошку, предложил Моцарт.

– Э! Ты чего? Я… Я, – теперь пришла очередь волноваться Гошке. Он представил себе свою руку с двумя большими пальцами, а может, и с тремя.

– Моцарт! Моцарт, я не волшебник. Я тебе просто показал фокус, – он снова искривился от боли и, разыгрывая Моцарта, решил скорей продолжить фокус, чтобы вернуть палец на место. А то, чего доброго, не успеет, и благодушный Моцарт прирастит ему пальцы, куда не следует.

Он водил рукой у рта и кашлял, словно хотел откашлять свой палец снова на место.

И о чудо! Гоша отстранил руку ото рта. Большой палец сиял, как новенький.

Моцарт засветился от счастья, видя, что Гошан, его новый друг, снова с пальцем.

– Ну как, видел? – довольно произнёс Гошан. Сам он обрадовался потому, что теперь Моцарт не захочет приделывать ему новый палец. Если, конечно, Моцарт действительно волшебник.

«Ну, а ты удивишь меня?! Чем же, чем же?», – думал Гошан, и от напряжения у него поднялась бровь. «Ну, ну! Чего бы такого мне попросить!», – Гошан завертел головой, ища, что бы придумать такого, прямо эдакого. Ну, чтобы не жалеть потом. Уж коли перед ним настоящий волшебник. Гошан даже и подумать не мог, что когда надо, он такой несообразительный.

Он старался вспомнить прочитанные сказки, где люди, столкнувшись с самыми настоящими волшебниками, просили их что-нибудь исполнить. Но, как назло, в голову ничего не шло. Кроме золотой рыбки, той самой, которая всё делала, что ни просили. Только Гошка боялся просить много, а то ведь конец у сказки был точно плохой. Это Гошан помнил, как свои пять пальцев.

Потому и просить решил что-нибудь простенькое и несложное. Но в голову так ничего и не шло.

– Послушай, Моцарт. А давай всё-таки со стакана начнём, – грустно предложил Гоша. – И-и, – задумался он, – обратно. Раз ты настоящий волшебник.

Недоумевая, Моцарт смотрел на Гошу.

– Ты чего расстроился? – глаза у Моцарта в один миг стали тоже грустные.

– Знаешь, Моцарт. Первый раз в жизни с правдашним волшебником встречаюсь и не могу придумать задание, чтобы проверить, настоящий ли ты волшебник. И чтобы потом доказать, что я с тобой знаком. И, конечно, загадать желание, а главное, чтобы оно исполнилось. И мне чего-нибудь досталось.

– А что, мы в последний раз видимся? – Моцарт вопросительно и задумчиво посмотрел на Гошу. И ему стало не по себе. Он к Гошке испытывал симпатию. А уже говорит о том, что они больше не увидятся.

– Нет же, – успокоил его Гоша, – но мне непривычно встретиться с настоящим волшебником. Ведь мы даже не знаем, что будет дальше, – стал придумывать Гоша, чтобы как-то оправдаться перед новым другом. – А спать ты где будешь? – поставил он в тупик Моцарта. – Хотя вам волшебникам и спать-то, может, не нужно. Я, может, если бы был волшебником, то совершал бы чудеса, не останавливаясь. Спать бы перестал, – но тут Гоша выпрямился и стал серьёзным. – Постой! Что-то я отвлёкся, – он выставил одну ногу вперёд, рукой подбоченился. – Я же тебя не проверил, настоящий ли ты волшебник.

– Давай показывай, что ты умеешь. А потом мы решим, что делать с твоими знаниями. Я позвоню Слюнтику и Балбесу. И уж вместе мы придумаем, где могут пригодиться твои способности.

Гоша подошёл к столу и встал между ним и окном.

– Вот, Моцарт, первая твоя проверка. Переставь стакан с подоконника на стол. И обратно. А я посмотрю, не мухлюешь ли ты.

Гоша говорил очень важным тоном, всем своим видом показывая, что никаких поблажек Моцарт не получит. И всё должно быть по-честному.

– Я тебе показывал фокус, самый что ни на есть настоящий, и ты мне покажи, на что ты способен. А иначе ты, – он задумался, – болтун будешь!

Моцарт слегка обиделся на Гошу за такие слова, которые настоящие друзья, конечно же, не говорят друг другу. Гоша заметил на лице Моцарта недовольство и поспешил исправить положение, чтобы тот не обижался на него.

– Моцарт, это проверка, – он интонацией голоса показал, что не такой уж он и жёсткий человек, а напротив, даже очень добрый.

Гоша признался бы, что он так не думает, как говорит. Но правила мальчишек его обязывают проявить строгость. И Гоша, чтобы лишний раз не обижать Моцарта, добавил:

– Я, конечно, всем скажу, что ты хороший парень. Но если ты не волшебник, то лучше я тогда и говорить не буду, что ты умеешь чудеса совершать. А познакомить-то – всё равно познакомлю.

Гошан, довольный собой, увидел, что Моцарт его правильно понял и улыбнулся. Но тут же с ещё более важным выражением лица и строгим голосом сказал:

– Моцарт, я жду. Вот стакан, а вот стол. Ну что же ты?

Моцарт стоял и будто что-то вспоминал. Было видно, как он вычисляет в голове какую-то формулу. От волнения его лоб даже покрылся влажными каплями. Щёки порозовели, словно ему стало стыдно. Глаза его медленно закрутились, так, будто его взгляд совершал обороты вокруг стакана.

Гоша смотрел. По правде сказать, он не верил в то, что может произойти волшебство. Всё это казалось ему неправдоподобным. Но тут стакан поднялся в воздух и, неуверенно покачиваясь, полетел! Только медленно-медленно.

У Гоши глаза полезли из орбит. Они стали большие, как яблочки «золотой налив». Гоша в растерянности потёр глаза. А потом резко выкинул руку перед собой и попробовал схватить стакан в воздухе.

– Эх! – крикнул Гошан.

Но он промахнулся. Не потому что неудачно прицелился и неловко хватал, а потому что стакан в это время грохнулся на пол и разбился на множество мелких кусочков.

Гоша стоял и смотрел на осколки, не зная, что сказать.

– Ты зачем руками машешь? – посетовал Моцарт. – Видишь, и стакан упал. Ты спугнул его.

– А что, и такое бывает? – обиженно выпятил губы Гоша. – Никак не ожидал, что на волшебников может что-то повлиять.

– Гош, на меня может! – вздохнул Моцарт. – Я ведь не отличник. Формулы волшебства не очень хорошо помню. И часто ошибки делаю.

Вот уж где Гоша не нашёлся, что сказать. Оказывается, волшебникам тоже надо уроки учить и всё запоминать, чтобы волшебство хорошо получалось.

Гоша наклонился, чтобы поднять крупные осколки стекла.

– Оставь, Гош, – попросил его Моцарт.

– Почему? – спросил Гоша и поднял голову. Он сидел на корточках и посвистывал от сожаления, что разбился стакан. А новый где теперь возьмёшь? Надо будет матери признаваться, что стакан разбил. Ладно, хоть не нарочно. А вот так, ни за что, раз и грохнуть стакан об пол. Гошке стало жалко посуду. И он выразил Моцарту сожаление по поводу разбитого стакана.

– Послушай, Моцарт, а вы домашние работы как делаете? Вас, например, попросят сделать что-нибудь? Вот как сейчас. Переставить стакан. Ведь на тебя тогда стаканов не напасёшься. А они, я тебе скажу, денег стоят.

– Тебе что, стакан жалко? – Моцарт внимательно посмотрел на Гошку.

– Знаешь, не то чтобы жалко, – Гошка искривил лицо, – но если честно, то жаль немножко, – он показал самый большой осколок Моцарту. – Смотри, какой большой. Вот если бы фокус твой получился сначала, а потом только стакан разбился, то тут, наверное, не так жалко бы было. А так, конечно жалко. Ни фокуса, ни стакана.

– Постой, Гошан. Тут ведь вот какое дело. Нас когда учат в волшебной школе, то, – он поднял указательный палец, – самое главное, чтобы двоек не получать. У нас ведь двоечников совсем нет, – похвастался Моцарт.

– Как нет? – не поверил ему Гошан. – Ученики есть, а двоек нет? Ха-ха! Ха-ха! Разве так бывает?

– Бывает! – обиделся Моцарт. – У меня двоек никогда не было, – и Моцарт так насупил свои брови, что Гоша, глядя на него, в самом деле поверил, что и двоечников у них нет, а Моцарт никогда не хватал двоек.

– А что же ты стакан тяпнул? А-а? – подковырнул Гошан Моцарта снова.

– Да в том, что я его разбил, ничего такого нет. Нас в школе учат сперва-наперво возвращать всё на своё место, если что-то не получается. Представляешь, если бы мы в учёбе делали ошибки и не могли их исправить?

Моцарт говорил, а Гошка его внимательно слушал и восхищённо чему-то дивился. В его голове бродили совершенно разные мысли. Смысл того, что ему рассказывал Моцарт, до Гоши доходил. Только Моцарт говорил с таким выражением лица, будто рассуждает о каких-то простых предметах. Гошан в задумчивости снова почесал затылок.

– Не, Моцарт. Ты правду говоришь? Ты ведь всё это серьёзно?

– Ну конечно! Вот смотри. Это я запросто. Это как детей, если уж говорить научили, то они до конца жизни могут, несмотря на то, что взрослыми становятся. А забыть слова и как их говорить – уже не могут.

– И что? – сам не зная почему, спросил Гошан.

– Что-что? Да ничего! – Моцарт сделал движение рукой, кашлянул и что-то прошептал. Затем подошёл к Гошану, взял у него осторожно разбитый осколок и бросил его на пол.

Пока осколок летел вниз, он, словно магнитом, притягивал остальные кусочки к себе. И прямо на глазах стакан по той же траектории направился снова на подоконник.

– Ничего себе! – разинул рот Гоша и поспешил к стакану, чтобы взять его в руку.

– Послушай, а ты его… – он не знал, что сказать, – можешь снова так?

– Опять ты за своё, – проговорил Моцарт. – Гош, – посмотрел он жалостливо. – Не могу я, подзабыл кое-что. Ты что, не понимаешь? – хотел было оправдаться Моцарт, – с кем не бывает.

– Нет. Так не пойдёт. Ты пробуй. Обещал же. Вот и показывай, что ты настоящий волшебник. А то смотри, Моцарт, не поверю. Разболтаю, что никакой ты не волшебник, – снова слова Гошана прозвучали серьёзно и угрожающе. – Я и Слюнтику тогда расскажу, а уж тогда не знаю, будет ли он дружить с тобой, если ты не настоящий.

– Ну ладно, – тихо проговорил Моцарт. – Буду пробовать.

Он отвернулся, взял голову в руки, словно хотел что-то вспомнить и не мог, потом повернулся с улыбкой.

– Вспомнил, – и проделал непонятное движение рукой.

Стакан на подоконнике задрожал и зазвенел, а ребята стали пристально смотреть на него. Стакан делал маленькие прыжки, но взлетать не хотел.

Зато Гоша почувствовал, что одна его нога оторвалась от пола и стала подниматься в воздух, а другая, как привинченная, стояла на полу. Гошка испугался. Нога медленно, но верно поднималась. Она была такой лёгкой, что Гоша даже не чувствовал её.

Гошан пошевелил ногой. Она легко поддалась. Но вот вторая стояла, как вкопанная.

Почему он захотел попробовать встать на ту ногу, которая была в воздухе, Гошка и сам потом не мог объяснить. Но он опёрся на неё. И у него получилось! Вторая нога оторвалась от пола.

Получалось, что нога, которая была в воздухе, словно стояла на чём-то невидимом.

Гошан это понял и в ту же минуту стал терять равновесие. Он стал крениться на бок и не знал что делать. Он лишь понимал, что сейчас он брякнется вниз.

И хоть он был недалеко от пола, всего с каких-то полметра, но состояние невесомости вскружило ему голову, а может, незнание того, как нужно держаться, когда паришь как птица. У птицы хоть крылья есть! И тут Гошка пожалел, что у него нет крыльев. Он качнулся в воздухе, хотел что-то сказать Моцарту, но снова закачался и опять чуть не упал.

Он даже замолчал, поскольку чувствовал, что если пошевелит хотя бы языком, то снова потеряет равновесие.

«Да, вот дела», – подумал Гошан. И только он это подумал, как стал заваливаться на бок.

Но тут его словно кто-то большой и невидимый взял за руки и поставил на пол. Гошану показалось, что он стал очень-очень тяжёлым. И у него не было сил даже шагнуть. Он постоял минуту. Сосредоточился. Потом попытался с огромным усилием сделать шаг, и его нога словно стрельнула! Она снова стала нормальной, вовсе не тяжелой. И движение Гошки получилось таким, будто он пнул футбольный мяч.

В итоге, наш герой попал по стене только кончиком ноги, и потому больно ему не было.

Обернувшись к Моцарту, Гоша прикрикнул:

– Слушай, Моцарт, перестань!

– Да я ничего уже и не делаю. Ты постой, не торопись. По плану я должен был сделать стакан пушинкой.

– Какой пушинкой?

– Какой, какой! Первый раз я попытался сделать стакан мячиком. Но у меня не получилось. А сейчас попробовал сделать пушинкой. Но пушинкой сделал тебя. Что-то опять перепутал. Зато ты теперь знаешь, каково быть пушинкой!

– Ты это брось! – выдохнул Гошан.

Сомнений не было, Моцарт, пусть и не совсем точный волшебник, но волшебные штучки вытворять может.

У Гошана даже дух захватило, какие приключения можно придумывать при таких обстоятельствах! Теперь-то он Моцарту даст задание посложнее.

– Послушай, Моцарт, – схитрил Гошка, – а ты можешь меня из окна приподнять. Я погляжу, где пацаны. А потом ты меня обратно, того…

– Забирайся на подоконник! – Моцарт обрадовался, что Гошка вовсе не обратил внимания на его неудавшееся волшебство.

Обрадованный, Гошан распахнул окно, залез на подоконник и только после этого нахмурился.

– Ты чего, Гош? – протянул Моцарт, который сразу не догадался, отчего Гоша не очень-то обрадовался своей затее.

И хоть он и придумал её сам, теперь уже думал отказаться.

– Послушай, Моцарт, – глядя из окна на улицу, обратился Гошка к волшебнику. – Тут ведь высоко. А если я, как стакан? – он замолчал.

Гоша провёл глазами от своего окна и до земли.

– Если я того? Бахнусь. И не на ноги, а, например, на голову или на спину. Мне ведь, если честно, не хочется падать. А с тобой, хоть ты и не двоечник, всякое случается! Я с такого расстояния сам никогда не прыгал. Я, конечно, прыгал с высоты, особенно зимой, – и Гошка с гордостью поведал, как он прыгал зимой в сугроб с крыши детского садика. – И с веранды прыгали, но там больше не высота имела значение, а как разбежишься, оттолкнешься и как далеко пролетишь.

Но теперь Гошка почему-то струсил. Внизу сугробов не было. И хоть казалось, что земля близко, но Гошка был уверен, что этого вполне достаточно, чтобы переломать ноги.

Он сразу представил, что Моцарт вернёт его на место. И даже сломанные ноги прирастит, но всё-таки испытывать это на себе Гошке расхотелось. А вдруг, например, Моцарт забудет заклинание или не успеет вернуть всё на свои места.

– Я передумал, Моцарт!

– Ну, как хочешь. Мне же лучше. Вспоминать не надо. Давай лучше расскажи мне истории про себя и своих друзей. Про Саблиса и Бублика, – ошибся в именах Моцарт.

– Кого, кого? – Гошка расхохотался. – Про Слюнтика и Балбеса. Они узнают, что ты так их назвал, тоже тебе имя новое дадут. Например, Бах!

– Что за Бах? – у Моцарта сделался озадаченный вид.

– Ты же стакан уронил. И меня тоже чуть не уронил. Так что тебе теперь можно придумать новое имя. Бах или Бумс. На выбор. Какое тебе больше понравится.

– А мне никакое не нравится! – заявил недовольно Моцарт.

– Э, брат! Теперь это не от тебя зависит. И даже не от меня. Вот уж мы соберёмся все вместе и тогда решим. Хорошее тебе имя придумали или не очень.

– Гош, а если я не хочу для себя новое имя? Мне может со старым хорошо.

– Нет, так нельзя. Мне вот, например, всегда хотелось маленьким быть, а я взял и вырос. Никто же меня не спросил, хочу ли я быть большим. Так что, Бах, придётся смириться и тебе. Вспомни, у всех индейцев были красивые имена. Ты любишь книжки или кино про индейцев?

– Постой, постой, – возмутился Моцарт, а теперь уже Бах. – А у тебя какое вот есть, ну… ещё одно имя?

– О, о! У меня оно не одно, – похвастался Гоша.

– И какое? – захлопал глазами Моцарт-Бах.

– Гоша, Гошка, Гошарик, Гошан, – он замолчал и добавил, – Геродот. Но это, – лицо у Гоши стало суровым, – когда мы серьёзными делами занимаемся, когда взрослые не знают. Для серьёзных дел серьёзным ребятам мы придумываем серьёзные имена! Но тебе, – Гошка подумал, – тебе надо сначала доказать, что ты тоже можешь быть серьёзным. Ведь пока ты этого не доказал.

Но Моцарт-Бах перебил его своим вопросом.

– А чем надо доказать? – поинтересовался волшебник, чтобы тут же стать таким же серьёзным, как и Гошан.

– Чем, чем?! – торжествующе сказал Гошка. – Придумать что-то нужно. Удивить. Ну, или, – Гошка задумался, – голы, например, забивать, когда в футбол играешь летом, а зимой в хоккей. Но если забивать не умеешь, тогда в воротах стоять и, наоборот, голы не пропускать. Можно, конечно, и пропускать голы. Но хотя бы иногда кидаться на мяч и не бояться. Вот.

Он посмотрел на Моцарта и понял, что тот совсем не понимает, о чём идёт речь, и тут же пожалел его.

– Но ты не переживай, – продолжил Гошан, – я придумаю тебе что-нибудь этакое, тяжёлое, с чем ты не сможешь справиться, но потом, когда научишься, будешь легко выполнять это задание. Вот у нас недавно спор был. Кто сможет выпить три кружки кваса. По пол-литра. По две многие выпивают, но редко. А вот три никто не может. Этот рекорд свободен. Так что можешь его совершить. И сразу станешь серьёзным пацаном.

Моцарт услышал про три кружки кваса и озадаченно посмотрел на Гошку.

– А если я пять или шесть выпью, прямо сейчас, но воды? – Моцарт вспомнил, что он волшебник и такой трюк ему ничего стоит.

– Э, нет! Хитрый какой. Вода – это вода. Это и дурак сможет. А вот квас – это квас! Это только серьёзным людям под силу. Тем более, если кроме меня никто не увидит, кто же подтвердит мои слова. Надо, чтобы по-честному было. Пусть несколько человек увидит. И тогда все про тебя скажут.

Моцарт расстроился, что у него не получилось так сразу стать похожим на Гошку и, как он, быть серьёзным пацаном. А в том, что он серьёзный парень, Моцарт не сомневался.

– Ладно, Гош, я тебя слушаю. И как только у меня появится возможность доказать, что я серьёзный парень, ты мне тут же скажи. Может, каким другим способом доказать. Я попробую!

– Ладно, Бах-ба-бах. Скажи, а ты не можешь сделать так, чтобы сосиски появились? – почему-то вспомнил про сосиски Гошка. Он решил, что если сосиски понравились Моцарту, то значит, он сможет наколдовать так, что целая гора сосисок вырастет перед ними. – Моцарт, а сделай, чтобы здесь выросла целая гора сосисок. С кетчупом. Конечно, если не сложно. Но если сложно, то без кетчупа.

– Зачем тебе целая гора? – полюбопытствовал Моцарт-Бах.

Гошан и сам не знал, зачем он сказал про целую гору. И теперь ему показалось, что таким образом он выглядит не серьёзным парнем, а наоборот, ребёнком. Разве это не ребячество, попросить у настоящего волшебника гору сосисок?

– Ладно, я пошутил, – отмахнулся Гошка от своей просьбы. – Пойдём гулять.

Обрадованный Моцарт согласно кивнул.

– А познакомишь меня… – но Гоша уже мотал головой.

– Нет, Бах, не познакомлю. Слюнтик сегодня с матерью за путёвкой поехали. Отдыхать собрались. А Балбес со всей семьёй, матерью, отцом, сестрой, – Гошка жалобно выдохнул, – уехали к бабушке. А так, конечно, мне и самому жаль, что так вышло. Встретился с волшебником, а друзей нет рядом. Ведь тоже не поверят.

– Как так? Друзья и не поверят, – Моцарт удивился.

– Поверят! Конечно, поверят, – загадочно ответил Гошка. – Вот только вместе бы оказаться. Такого бы натворили. Таких бы чудес насовершали. А пока их нет, можно сказать так: «Всё, что происходит, всё понарошку». Ладно, пойдём на улицу! Может быть, и встретим кого во дворе.

 

Глава 5

Первое приключение. Римма Леонидовна или Фейна Зломировна?

ОНИ побежали по ступенькам подъезда, перепрыгивая, кто дальше. Гошка знал способ перепрыгнуть много ступенек за раз. Нужно было схватиться за перила и сместить центр тяжести на неё. И тогда можно было прыгнуть далеко. Сначала он прыгнул по-простому, через четыре ступеньки, а Моцарт прыгнул сразу через пять. Тогда Гошка предложил ему прыгнуть первым, а уж он, Гошка, покажет ему, на что способен.

Моцарт вытянул ногу так быстро, что Гоша не заметил, как всё произошло, но что у Моцарта получилось переступить целый лестничный пролёт за один шаг.

Гошка понял, что Моцарта удивить не получится, но он всё равно прыгнул, как умел. И приземлился, не долетев всего три ступени до самой нижней.

– Знаешь, Моцарт. Прыгать надо было не по-волшебному, а по-настоящему.

– А я по-настоящему и шагнул, – возразил Моцарт. – До того, как сделать шаг, я подумал, что я уже там. И это случилось так быстро, что мне не пришлось лететь, как тебе. Всё произошло с такой скоростью, что ты не заметил. Да и я тоже не обращал внимания, как быстро я шагаю.

– С тобой, Моцарт-Бах, конечно, интересно. Но ты каждый раз поступаешь так, что трудно догадаться, как будет на самом деле.

Ребята вышли на улицу. Навстречу им к дому шла соседка.

– Здравствуйте, Римма Леонидовна! – поздоровался с ней Гошан.

– Здравствуй, Гоша! – поприветствовала она его радостно.

Только она собралась пройти мимо, как оглянулась и окликнула Гошу.

– Гош, а почему твой новый друг не здоровается со мной. Или у него не принято?

Гошка быстро сообразил и ответил ей.

– Римма Леонидовна, он приехал с другого города и пока ещё не знает, что к чему. И вас он пока тоже не знает, может поэтому.

Римма Леонидовна открыла рот и хотела что-то сказать, но в итоге промолчала.

– Нет, Гошан. Я поздороваюсь. Просто я думал – надо мне это делать или не надо. Раз Римма Леонидовна говорит, значит надо.

В этот миг Моцарт вытянулся по стойке смирно, сложил руки перед собой и поднялся в воздух.

Римма Леонидовна даже не сразу поняла, в чём дело. Она улыбнулась, когда услышала ответ Моцарта. Но сейчас происходило что-то совершенно невероятное! Римма Леонидовна закрыла глаза и потёрла их. Потом снова открыла и, увидев, что Моцарт продолжает висеть в воздухе, снова зажмурила. И открыла. В эту минуту она подумала, что у неё что-то случилось со зрением, и ей всё это только кажется.

Она тёрла и зажмуривала глаза несколько раз. Ей казалось очень и очень странным, что Гоша стоит на земле и улыбается, а его друг завис в воздухе над землёй. И очень даже похоже, что со зрением у неё всё хорошо. А этот мальчик из другого города действительно висит в воздухе.

Римма Леонидовна посмотрела в лицо Моцарта, чтобы попытаться понять, что же он задумал и спросить, как его зовут. Но язык Риммы Леонидовны не ворочался.

Мальчик из другого города опустил в поклоне голову, чем хотел показать, как он уважает Римму Леонидовну.

Наконец Римма Леонидовна собрала все свои силы, быстро подошла к Моцарту и взяла его за плечи, чтобы поставить на землю, боясь, что он упадёт.

И действительно, Моцарт опустился на землю, как ни в чём не бывало.

Римма Леонидовна, бледная, отошла от ребят в сторону, достала платок и утёрла лоб, на котором появился холодный пот.

– Ой, мальчишки! Ох, и научились вы хулиганить, а может, шутить. До чего прогресс довёл нашу ребятню! Спасу нет!

Она побрела к подъезду и забыла обо всём, что хотела сказать.

– Ты что, Моцарт, напугал соседку? – зашептал Гошка так тихо, чтобы не услышала Римма Леонидовна.

– Чем же я её напугал? – не понял Моцарт. – Она просила с ней поздороваться. А у нас в школе так со взрослыми здороваются. Тем более, ты и сам видел, что она тоже с нашими правилами знакома. Она поставила меня на землю. По нашей волшебной философии это означает, что не надо взлетать высоко, и взрослые об этом напоминают – перед ними ты всё равно меньше, как бы ты ни пытался высоко подняться. То есть, когда она ставит тебя на землю, то ставит тебя на место. На языке жестов это означает: «Мол, всё поняла, молодец».

Гоша слушал и не верил.

– Нет, Моцарт, она не знает твоих правил. Она ведь так и не поздоровалась с тобой. Скорее, она чуть с ума не сошла от того, как ты её удивил.

– Да ты что, Гошан! Она очень даже похожа на Фейну Зломировну. Может, она её сестра или родственница. Я сначала подумал, откуда ей взяться здесь? Но потом, когда она ко мне подошла и взяла за плечо, чтобы поставить на землю, то сразу понял, что она знакома с нашими правилами. И может оказаться, что она и правда родственница нашей Фейны Зломировны.

– Нет, Моцарт! Ты не прав. Тебе об этом любой скажет. Вот мои друзья придут к нам, они подтвердят мои слова.

Моцарт посмотрел на Гошку в раздумье.

– Правда, Гош? – и скрестил руки на груди. – Ты не обманываешь?

– Ты чего, Моцарт-Бах, зачем? Я переживаю теперь, она всем расскажет, что мы над ней пошутили. А ведь может получиться, что мы вовсе над ней не шутили, а решили испугать. Вот тут-то мне и несдобровать! Родители нагоняй сделают. И хоть они никогда меня не наказывают и не ругают, им придётся наш уговор нарушить и за Римму Леонидовну пожурить.

– И что же ты такого наделал, что тебя родители начнут журить?

– Что, а вот что! Мы с тобой – взрослые ребята. И вместо того, чтобы поздороваться, как это принято, мы взяли и испугали Римму Леонидовну. Я стоял рядом, значит, тоже принимал участие. Не остановил тебя.

– Как думаешь, она, твоя Римма Леонидовна, к нашей волшебной школе отношения не имеет?

– Не имеет, точно тебе говорю. Она даже и слышать не могла про вас. Она и не знает, что волшебники существуют на самом деле. Это я тебе обещаю. И клянусь. Пусть мои руки бородавками покроются. Или Настька с параллельного класса больше на меня никогда не взглянет, если я тебя обманываю.

– Какие бородавки? Какая Каська? – снова не расслышал Моцарт незнакомое имя.

– Не Каська, а Настька. То есть Настя, это настоящее её имя.

– Послушай, объясни мне, что всё это значит!

– А то и значит, – сказал вслух Гошка, который догадался, что Моцарту незнакомы некоторые условности мира, в котором живёт он, Гошан. И он решил объяснить Моцарту, как следует понимать те или иные вещи. – Ну, например, если я тебя обманываю, значит, мои руки должны покрыться бородавками. Ну, как бы в отместку. А я потом куда с такими руками, бородавочными? Со мной дружить никто не будет. Все догадаются, что я кого-то обманул, раз мои руки в бородавках.

Моцарт внимательно слушал и о чём-то сосредоточенно думал.

– А Настя кто? Что тебе за дело, если она на тебя смотреть не будет? – спросил Моцарт, прищурив хитрые глаза на любопытном лице.

– Ты Настьку не тронь! – взволновался Гошка.

– Я не трогаю. Я лишь спрашиваю, – ответил Моцарт и специально принял равнодушный вид.

Волшебник решил: «Раз так, то и вовсе спрашивать не буду. Не хочет говорить – пусть не говорит. Тем более, не он первый затеял этот разговор».

Какое-то время они шли молча. Гошка решил, что Моцарт, конечно, прав, и решил извиниться перед ним.

– Ладно, Моцарт-Бах. Это всё клятва виновата. Клятву просто так не дают.

– Ты, Гошан, сам говоришь, а потом мне запрещаешь об этом говорить. А я, может, хотел тебе помочь. Разве плохо, если я другу помочь хочу? – голос у Моцарта немного задрожал оттого, что он действительно хотел помочь другу, если ему нужна была его помощь.

– Просто мне Настька нравится. И если я клятву не сдержу, то вроде бы соглашаюсь и готов к тому, что Настька не будет на меня смотреть.

Моцарт выслушал внимательно, пару минут подумал и говорит:

– А хочешь, сделаю так, что она на тебя будет смотреть всегда и никогда не отвернётся. В любое время, всегда-всегда.

– И чего ты сделаешь? Фотокарточку мою ей в телефон по блютуз перешлёшь? Или у вас волшебников какой-то другой способ есть?

Моцарт не понял, о чём говорил Гошан.

– Если ты хочешь, чтобы она всегда на тебя смотрела, то это легко! Раз, и готово.

Гошан тоже не стразу понял, что имеет в виду Моцарт, но испугался снова, как бы Моцарт не сделал чего-нибудь лишнего.

– Да, Моцарт. Сейчас есть программа, «Скайп» называется. В ней можно человека всегда видеть. Даже если ты на другом конце света. Но это совсем не то. Просто мне нравится, когда она меня смотрит. И вообще, – признался Гошка Моцарту, – она мне нравится больше всех девчонок из нашей школы.

Моцарт услышал слова Гошки и, чтобы правильно понимать, спросил его:

– А она, Настька, знает об этом?

– О чём? – не поняв, переспросил Гошка.

– Что она тебе нравится?

– Вот это я не знаю. Я ведь ей никогда об этом не говорил… – признался Гошка.

– А ты скажи! – перебил его Моцарт.

– Я как-то стесняюсь. У нас, кажется, мальчишки есть и лучше меня. Взять того же Слюнтика или Балбеса. Чем они хуже? – попытался объяснить Гошка.

– Эх, как у вас всё запутано! – честно поделился своим мнением Моцарт. – Нравишься, не нравишься. Но всё равно у вас прекрасный мир.

– Почему? – удивился Гошка, потому что ему-то казалось, что говорит он об очень даже понятных вещах. И что тут можно не понимать? – А у вас разве не так?

– Нет, Гошан. У нас не так. У нас у каждого своё предназначение. Мы только с виду на вас похожи. А так у нас всё по-другому. И игры не такие. И занятия, не похожие на ваши. И отношения совсем-совсем не как у вас.

Дальше опечаленный Моцарт шёл молча. Гошка, поглядев на пригорюнившегося друга, решил, что не так-то волшебники и счастливы. Раньше Гоша думал, что волшебники могут всё, а потому они должны быть самыми счастливыми людьми на свете. Но, по словам Моцарта, оказалось, что это не совсем так.

Гошан обнял Моцарта за плечо, как старого закадычного друга, и прижал по-дружески к себе.

– Не боись, Моцарт-Бах! Теперь, когда настоящие друзья рядом, всё станет как нельзя лучше, – он посмотрел на Моцарта, который немного повеселел после этих слов. – Хочешь, я тебя с девчонками из нашего класса познакомлю? А ты сам выберешь, с какой дружить. Только Чуньчу смотри не выбери, а то тебя все засмеют. Скажут: «Волшебник, а вкуса нет».

Моцарт обрадовался такому предложению. Он с каждой часом, проведённым с Гошей, испытывал к тому всё больше и больше уважения и симпатии.

Они шли какое-то время молча, после чего Гошка, будто опомнившись, сказал:

– Послушай, Моцарт, а не лучше будет, если мы с тобой договоримся никому не рассказывать, что ты волшебник? – и выжидающе посмотрел на Моцарта.

Но сам Гошан думал совсем другое: «Я бы точно не выдержал и всем рассказал о своих способностях, чтобы все знали и только обо мне бы и говорили». Он ждал, что ответит Моцарт.

– Гош, а зачем мне говорить? Да и какой я волшебник, я же только учусь на него. И настоящими волшебниками станут не все из нашей школы. Когда наступят экзамены, те, кто не понравится главным учителям и директору, будут лишены возможности совершать волшебные штучки. Конечно, можно и дальше пойти учиться, и тогда способности останутся.

– Постой, – вмешался Гошка, – так ты не всегда будешь волшебником?

– Нет, всегда. Только полномочиями наделяют не всех. Эх, Гошан, давай сначала познакомимся поближе, я тебе про нашу страну расскажу, про обычаи. Потом посоветуюсь со своими ребятами и, может, сделаем так, что и тебя к нам пригласим в волшебную школу. Всё можно, только надо меньше рассказывать об этом. Это правило. Чем меньше рассказываешь, тем больше шансов, что получится.

– У нас, Моцарт, это называется: «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь».

– Вот видишь. У вас тоже есть правила, которых надо придерживаться.

Гошка приостановил шаг.

– Знаешь, Моцарт, а если я к тебе, ну, к вам в страну попаду, я тоже потом волшебником стану?

– Вряд ли. Ты не знаешь никаких ритуалов. Для этого тебе надо много чего пройти, учиться, много знать. Ну, например, выучить несколько иностранных языков. Освоить несколько видов спорта, изучить разные формулы.

– Да уж, – вздохнул Гошка, – нелёгкое дело – быть волшебником.

– Ну, это совсем не сложно. Но помнить много чего нужно.

– Моцарт, а разве нельзя загадать, чтобы ты всё помнил и ничего не забывал, – Гошка подумал, что он нашёл выход из положения для Моцарта, который забывал, как правильно совершать свои чудеса.

– Нет, так не получится. Ты же сам не сможешь себя вылечить от некоторых болезней. Тебе нужны врачи. Всякое же бывает. Вот и у нас, у волшебников, не всё так просто. Волшебство на себя не распространяется.

– Скажи, а если я захочу узнать, что потом будет, ну, например, через пять лет или через десять. Я могу узнать? Вот у тебя спрошу, а ты мне возьмёшь и скажешь, – Гошан аж притопнул на месте от восторга, что сейчас, наконец, он узнает много чего интересного.

– Я могу узнать, что дальше будет. Но тогда закрываются все чакры, и становится невозможным повлиять на ход событий. Это у нас в школе все знают. Поэтому у нас этим никто не занимается. Это у нас наподобие вашей грамматики, – Моцарт с удовольствием об этом рассказывал, потому что этот предмет он хорошо усвоил и помнил его до сих пор на «отлично». И более того, Гошан проявил чрезмерное любопытство, которое Моцарту было под силу удовлетворить.

– А как это, когда закрываются чакры? – задал снова вопрос Гошка.

– Очень просто. Всё, что ты узнаёшь, приобретает мёртвую жизнь, – как о своих пяти пальцах рассказывал Моцарт.

– Что за мёртвая жизнь? Ну-ка, ну-ка! Поясни мне, – осторожно коснулся этой темы Гошан. Он сам любил рассказывать страшные истории и запоминал все, которые слышал. Потому что при случае их пересказывал другим, а знал он их много. И хоть в историях мертвецы часто ходят и разговаривают, в жизни, как он знал, такого не встречалось. А отец ему говорил, что страшные истории придумали для того, чтобы пугать и чтобы люди знали, что может быть, если они неправильно будут себя вести. – Так что это за мёртвая жизнь?

– Ничего особенного, – удивился Моцарт Гошкиному интересу. – Мёртвая жизнь, мёртвая жизнь, это, это… – придумывал сравнение Моцарт. – Как книги у вас. То есть то, что написано, и это все знают. И то, что уже было, и уже все знают, разве можно на это повлиять? Разве только по-разному рассказать, – Моцарту стало радостно оттого, что ему так легко удалось объяснить другу странное значение Мёртвой жизни.

– А скажи, в вашей мёртвой жизни мертвецы могут ходить, людей пугать, разные истории вытворять? – Гошка напрягся весь, так он хотел услышать ответ.

– Нет, мертвецы не ходят. И пугать никого не могут. Если уж перед тобой мертвец, притом ты знаешь, что это мертвец, значит, он тебе ничем не грозит. Он сам беззащитный призрак.

– Тебе легко так говорить. А вот попробуй не напугаться, когда мертвец на тебя идёт, – поспешно добавил Гошка.

– А что, на тебя мертвецы ходили? – хмыкнул Моцарт.

– Не ходили. А вдруг пойдут? Надо быть ко всему готовым! – и Гошка сжал кулаки. – Я ему как дам! Если он, конечно, не слишком противный, ну и не очень страшный.

Не встретив никого на своём пути, они направились к школе. Там шанс встретить кого-то, кто не уехал на каникулы, был намного больше.

 

Глава 6

Как Гоша и Моцарт встретили Аду

НЕДАЛЕКО от спортивной площадки Гошка увидел девочку, которую он знал только в лицо и по имени. Сам он с ней знаком не был и никогда не общался. Пару раз он подходил к компании, в которой он знал кое-кого и, здороваясь со всеми по очереди, «кидал приветы» и ей тоже.

Вероятность встретить кого-то из знакомых была крошечной, поэтому Гошан решил подойти к этой девочке и похвастаться своей дружбой с волшебником Моцартом.

– Вон, Моцарт-Бах, девчонка. Пойдём к ней, – предупредил Гошан товарища.

– Ты с ней дружишь? Или это та девочка, которую ты называл Настька? – сразу поинтересовался Моцарт.

– Нет. Не Настька. Настьку ты сразу узнаешь. Она симпатичней всех будет. И тебе должна понравиться, – с гордостью и некой помпезностью подчеркнул Гошан.

– Узнаю, ну ладно. А эта девочка, она кто? – спросил Моцарт, издалека разглядывая незнакомку.

– Это Ада. Адка, – поделился Гошан.

В этот момент из-за угла показались два мальчика из их школы на велосипедах. А с другой стороны вышла целая группа ребят с футбольным мячом.

– Гошан, Гошан, привет! – крикнул один из них. – Давай к нам, в футбол играть!

Гошан в ответ замахал рукой и закричал во всю глотку, чтобы его было слышно всем:

– Привет! Сейчас не могу! Ко мне брат из другого города приехал. Если он будет, то мы присоединимся!

Хоть Гошан и крикнул, что может присоединиться, ему совсем не хотелось тратить время на футбол, ведь рядом с ним настоящий волшебник. Он только и думал, что о чудесах, да как удивить и кого.

Только Моцарт хотел спросить у Гошана, надо ли и ему здороваться, как они уже подошли к Аде.

– Ада, привет! – поздоровался с девочкой Гошан.

– Привет, Гош! – сказала в ответ девочка, а сама подумала: «Чего этот Гоша подошёл ко мне и здоровается? Да еще и с незнакомым мальчиком». Её удивило, что этот всем известный мальчик оказался рядом с ней, ни с того ни с сего.

Посмотрев на Гошана, Моцарт посчитал своим долгом тоже поздороваться с девочкой.

– Привет, Ада! – и снова повторил движение, точь-в-точь, как с Риммой Леонидовной. Только его руки были не на груди, а прижаты по швам. А ещё он не стал взлетать высоко, поскольку уже понимал, что людям становится не по себе, когда они видят, что он висит в полуметре от земли. Поэтому он приподнялся в воздухе всего сантиметров на десять.

Ада, услышав приветствие, сначала улыбнулась в ответ, а затем повернулась лицом к Моцарту. Именно в тот миг, когда он оторвался от земли на эти десять сантиметров!

Ада рассматривала этого мальчика, пока они с Гошкой подходили к ней. А, как известно, часто бывает так, что именно незнакомые мальчики вызывают симпатии у девочек. Вот и Моцарт поначалу произвел на Аду приятное впечатление.

Но, увидев, как он приподнялся в воздухе, она посчитала это дурным тоном. Более того, по её мнению, для первого знакомства заниматься таким дурачеством было совершенно недопустимо! И теперь девочка была твёрдо уверена, что этот мальчик – ещё больший хулиган и безобразник, чем его друг Гошан.

Шутку, которую разыграл с ней Моцарт, Ада приняла за фокус. Она не знала, сколько Моцарт еще провисит в воздухе, ведь таких фокусов, если это вообще был фокус, Ада ещё не видела.

Прошла, наверное, уже минута. Ада хотела что-то сказать, но не нашла подходящих слов. Она ждала, пока Моцарт закончит показывать свой затянувшийся фокус, и тогда она всё выскажет Гоше, ну и заодно пройдётся по его товарищу.

Гошан, стоявший и смотревший внимательно на Аду, видел, что она хочет что-то сказать и не понимал, почему она продолжает молчать. Краем глаза он видел, что Моцарт находится рядом с ним, но ему не пришло в голову обернуться и посмотреть на друга внимательно.

Когда Гошан всё-таки обернулся, то заметил, что почему-то Моцарт стал намного выше ростом. Тогда Гошан оглядел волшебника с ног до головы и понял, что Моцарт снова подлетел в воздух, только совсем немного, чуть-чуть. И так и застыл.

Гошка заулыбался, но тут же опомнился. Он схватил Моцарта за плечо и поставил его на землю.

– Ты что, рехнулся, Моцарт-Бах? – прошипел Гошка.

Моцарт встал. Он догадался, что опять начудил. Он понял это по выражению лица девочки, которая застыла, как памятник, и молчала.

Ада же в это время думала следующее: «Дурачество дурачеством, а в воздухе мальчик висел долго! Наверное, он цирковой артист. К тому же очень известный, если так долго может парить».

– Ада, познакомься! Мой друг Моцарт, – он взял Моцарта за плечо, а другой рукой по-приятельски похлопал по груди. Потом, повернувшись к Моцарту, тихо добавил, чтобы слышал только он: – Моцарт-Бах, будь человеком. Не колдуй, пока я не скажу. – И снова повернулся к девчонке.

– Послушай, Гош, а твой друг случайно не цирковой артист? – она внимательно переводила взгляд с одного мальчишки на другого.

– Да, цирковой, – подхватил Гошан.

– И чем он там занимается? – не унималась девчонка. Она сразу повеселела оттого, что угадала, кем оказался её новый знакомый

– Чем, чем… Разные фокусы показывает и нас удивляет.

– Так как, говоришь, твоего друга зовут? Может, я не расслышала, – и она постаралась вспомнить известных мальчиков-артистов. Но она не смогла вспомнить ни одного: не только маленького, но и взрослого.

– Его имя Моцарт, – сказал Гошан.

– А что, у него языка нет? – вмешалась девочка. – Сам сказать не может?

– Скажи, что тебя зовут Моцарт, – попросил Гошан.

– Моцарт. Меня так и зовут, – согласился Моцарт. – А теперь Гошан меня зовёт Моцарт-Бах. Потому что я уронил стакан, когда хотел превратить его в мяч, и его самого, – Моцарт показал на Гошана, – тоже уронил, когда хотел превратить в пушинку.

– Чего? Гошку хотел превратить в пушинку? – девочка снова усомнилась в умственных способностях Моцарта. – Хотя, конечно! Если ты Моцарт-Бах, то, может, тогда ты и способен превратить Гошку в пушинку, – она уставилась на Гошу и обратилась к нему. – Так ты теперь у нас пушинка?

Гошан совсем растерялся. Разговор складывался так, что если бы ему пришлось объяснять, то он бы запутался бы ещё больше. Поэтому он решил отпираться.

– Нет, я не пушинка. Он пошутил. – Гошан повернулся к Моцарту. – Ты же пошутил?

– Да, я пошутил, – подыграл Гошке Моцарт.

 

Глава 7

Невероятное приключение Герки и Дрюхи на велосипеде

ТУТ к ним подъехали два мальчика на велосипедах:

– Привет! – поздоровались они. И оба уставились на Моцарта, потому что раньше они его не видели, а незнакомцы всегда привлекают больше внимания.

– Привет! – ответил им Гошка, и его бросило в жар, ровным счётом так же, как если бы он пытался скрыть что-нибудь от своих родителей. Он подумал о том, что сейчас Моцарт снова подлетит. А Гошану не хотелось привлекать к себе слишком много внимания и попусту растрачивать способности Моцарта.

Гошан умоляюще глянул на Моцарта и покачал головой, давая знак, чтобы тот не подлетал в воздух.

Моцарт его понял и обратился к незнакомым ребятам.

– Привет! Вы кто? Я Моцарт-Бах. А это, – он показал на Гошана, – мой друг, Гошарик. Это Ада. Скоро ещё придут наши друзья, Слюнтик и Балбес. А теперь ваша очередь говорить, кто вы.

Ребята, которые знали всех, кого перечислил Моцарт, переглянулись. Им было невдомёк, почему мальчишка, которого они видят впервые, перечисляет знакомых им ребят.

– Я Дрюха, а он Гера. Между собой мы его зовём Апельсин, – и он, довольный, протянул руку Моцарту. – Ты откуда к нам? Я слышал, Гошан кричал, что ты из другого города. А из какого? – он состроил такое лицо, словно этот вопрос интересовал его больше всех на свете. – Если не секрет?

– Конечно не секрет. Город Всемогущих.

Вся троица новых знакомых, услышав название города, странно посмотрели на Моцарта. Гошан тоже смотрел на Моцарта, ведь ему и в голову не пришло самому задать вопрос, откуда Моцарт.

– Послушай, Моцарт. Имя у тебя странное, город тоже, о котором мы не слышали, – Дрюха стал проявлять интерес, что очень не понравилось Гошану.

– Послушай, Дрюнь, отстань от Моцарта. Что привязался? – попросил Гошан. – Из какого города, да из какого города! Или ты думаешь, раз он из другого города, он какой-то другой? – Гошан сделал лицо серьёзного пацана и ждал, что ему ответит товарищ.

– А что, спросить нельзя? – обиделся Дрюня, а сам продолжал с интересом смотреть на Моцарта.

– Гера, а почему тебя ребята называют Апельсином? – тут уже Моцарт проявил любопытство, которого от него не ожидал Гошан. И ему даже завидно стало, что какой-то апельсин вызвал у Моцарта такой интерес.

– Наверно, за цвет волос, – живо ответил Герка. – Видишь, они у меня какие, – он потрогал свою рыжую шевелюру, – золотые. Я на солнце похож, – он даже изменился в лице от удовольствия, когда показывал на волосы, мол, смотрите, даже незнакомый мальчишка из другого города и то, проявил интерес. Хотя следующую фразу сказал с меньшим задором:

– Но ребята зовут меня Апельсин, – и тут же моментально поправился, – ты, если хочешь, можешь меня Геркой звать. Когда меня по имени зовут, мне это нравится ещё больше, чем Апельсин.

После этих слов он так посмотрел на Моцарта, что будь Моцарт не волшебник, а простой мальчишка, то он непременно бы стал называть Герку Геркой, а уж никак не Апельсином. Настолько его глаза были добрыми и милыми.

– Хорошо, – согласился Моцарт, но с таким видом, что это он сам решил, а вовсе не последовал просьбе Геры. – Буду тебя звать Гера. А тебе нравится на велосипеде кататься? – сразу же поинтересовался Моцарт.

– Скажешь тоже! Я на велике гонять очень люблю. Если бы можно было разогнаться до такой скорости, ну, как, например, с горы Арарат. О-о, я бы даже на тормоза не нажал ни разу! Вот как я умею на велике гонять! – Герка стоял, покручивал плечами и переваливался в такт коленями, будто собрался куда-то гнать. И уже разогревался.

– Хочешь, покажу, как умею? – и, не дожидаясь ответа, он рванул, резко нажал на педали, чтобы показать, как быстро он умеет разгоняться.

Разогнавшись, он оторвал руки от руля и продемонстрировал, как может ехать на велосипеде без рук. Не держась за руль и сделав большой круг, похвастался, что может менять даже направление движения и снова подъехал к ребятам.

– Ты думаешь, я так не умею? – вмешался было Дрюня. – Это каждый сможет. Ты вот чем-нибудь удиви таким, чтобы и новенький друг Моцарт удивился.

Моцарт внимательно наблюдал за ребятами и слушал. И Дрюхе, и Герке Апельсину показалось, что Моцарту в диковину даже такие вещи, которые он только что увидел.

– Ребята, да вы просто не знаете, что может Моцарт. Он же артист цирка! И удивить он вас так удивит, что вам и не снилось. Он летать может. А вы ему про велосипед!

– Это правда? – спросил Герка.

– Да, правда, – ответил за него Гошан.

– А что ты за него отвечаешь, а Гош? – обратилась к Гошке Ада.

– Не за него, а просто отвечаю. Он же мой друг.

Но тут встрял Герка:

– Дрюнь, садись ко мне на руль, я тоже покажу, что мы не хуже артистов цирка можем. Правда ведь?

– Даже можем так, что у них так не получится, – похвастался Дрюня, – им бы наши велосипеды, они бы ничего не смогли бы сделать. У них в цирке специальные велосипеды, вот они на них и показывают номера. А вот на простых попробует пусть.

Герка на велосипеде потихоньку подкатился к Дрюне. При этом он старался не ставить ноги на землю, удерживая равновесие как можно дольше.

– Садись ко мне на руль покажем, что мы можем.

Дрюня важно положил свой велосипед на землю и неторопливо сел к Герке на руль.

– Всё, сел, – скомандовал Дрюня. – Покатили! Разгонись по кругу, покажи, как мы можем.

Герка поднажал на педали, и они поехали. В планах ребят было разогнаться как можно быстрее именно в том момент, когда они будут проезжать мимо Гошана, Ады и Моцарта.

Моцарт, глядя на Герку и Дрюню и о чём-то думая, произнёс:

– А может, им хочется прокатиться так быстро, как ракета или метеор?

– Кому же не хочется, – сказала Ада, – у нас мальчишки только и спорят, кто быстрей из них ездит.

– Так я могу сделать, что они как ракета сейчас поедут.

– Правда, ты даже можешь фокусы показывать, если не сам за рулём?

– А что, Моцарт, пусть они с ветерком прокатятся, – подначил слегка Гошан, рассчитывая, что Моцарт сейчас сможет всех удивить своими способностями.

Моцарт встал и скрестил руки на груди. Нахмурился. Губы его зашептали слова. Потом он расслабился и стал наблюдать, что у него получилось.

Ада глядела на Моцарта, широко раскрыв глаза. Она решила, что парень строит из себя важную птицу и хочет обратить на себя внимание.

Но вдруг всё внимание привлекли ребята, которые, сами того не желая, стали разгоняться и набирать скорость. Сначала они просто проехали быстро. Герке тогда показалось, что такую скорость он развил из-за того, что на руле уселся Дрюня.

И он, обрадованный такому разгону, кричал Дрюне:

– Дрюня, держись! Сейчас мы им покажем, – Герка нажимал на педали и дивился своему проворству. К тому же он не испытывал привычной тяжести и усталости в ногах.

– Гер, Гер, ты потише давай, потише, – попросил Дрюня, – а если упадём?

Он вцепился в руль так, что у него побелели руки. Так сильно он сжал пальцы. Теперь он уже не думал, удобно ли он сидит. Все мысли были заняты тем, что он позволил этому дураку Герке себя уговорить сесть на руль. Уж лучше бы наоборот он, Дрюня, посадил бы его, Герку, на руль своего велосипеда. И что на своём велосипеде было бы удобней. Он хотел сказать об этом Герке, но скорость возрастала, и дух у Дрюни захватило так, что он не мог сказать ни слова. Он вытаращил глаза и думал: «Ой, мама родная, ой, мамочка родная, только бы не свалиться! Только удержаться».

Когда Герка приблизился к повороту, он перестал крутить педали, считая, что скорость и так слишком высока, а потому неплохо бы притормозить.

Он остановил ноги и даже руками схватился за тормоза, и как будто нажал на них, но велосипед продолжал движение.

Тут он услышал, как по ветру доносится Дрюнин крик:

– Тормози, тормози!

Больше ничего другого кричать Дрюня не мог и не хотел. На такой большой скорости ветер хлестал по лицу. Маленькие пылинки и песчинки кололи кожу. Дрюня хотел было крикнуть ещё, но не мог этого делать против сильного ветра. Он, как немая рыба, только открывал рот, пытаясь сопротивляться мощным потокам воздуха. Герка сжал пальцы на тормозах и ждал, когда велосипед начнёт останавливаться.

Когда они проехали первый круг, то Ада удивилась умению Геры и Дрюни. В эту минуту она гордилась ребятами. И, прыгая от счастья, толкала в плечо Моцарта и Гошку.

– Смотрите, смотрите! – кричала она. – Да разве так в нашем дворе кто сможет? А-а, ну что же вы, смотрите?

Гошан смотрел и немного дрейфил. Скорость у велосипеда Геры была как у машины. И он видел, что она увеличивается и увеличивается. Такие гонки на такой скорости он видел только по телевизору, когда показывают соревнования Формулы 1.

Но тут на руле зашевелился Дрюня. Он просто не мог выдержать такого испытания и решил спрыгнуть с велосипеда. Когда Герка разгадал эту затею, он уже понял, что не в состоянии что-либо сделать и принялся тоже кричать, что есть мочи.

В тот момент за гонщиками уже наблюдал каждый, кто находился неподалёку. Гера и Дрюня так быстро ехали, что все футболисты перестали играть в футбол. Сначала они любопытно стреляли глазами, потом, когда скорость у ребят увеличилась, один из них встал и махнул рукой, чтобы посмотреть, чем это закончится. Один из игроков прикрикнул на него, но вслед за первым остановился и встал второй игрок, а потом и третий. Поочерёдно вниманием игроков завладела эта пара на велосипеде. Между ними разгорались споры: каким образом этим двоим удалось так сильно разогнаться. Кто-то уже подумал и предложил остановить их, чтобы осмотреть велосипед и узнать, в чём причина такой скорости. И, может быть, установить и на свои велосипеды такие замечательные звёздочки или что-то там ещё, отчего так сильно возрастает скорость.

– Да что на них смотреть, на этих салаг? Остановить их надо и рассмотреть тщательно этот велосипед, – предложил один из футболистов, который, похоже, по возрасту мог быть старше других.

– Наверно, у него на велосипеде звёздочка стоит гоночная, как у гонщиков, – добавил ещё кто-то.

– Да что с ними цацкаться? Может у них запрещённое что стоит? Так надо им запретить кататься на таком велосипеде, – вмешался третий, в котором заговорила зависть, что ребята из младших классов смогли неизвестным способом так разгонять велосипед.

– Ладно вам! Может, отец смастерил ему разгоняющее устройство, а мы про это не знаем. Я слышал про такое устройство, – похвастался кто-то из ребят, тут же придумав, что он знал и слышал о таком устройстве. Чтобы на следующий день хвалиться, что он не только знал, но и видел такие велосипеды. А уж придумать, где видел и у кого, не составляло труда. Всё равно никто бы не смог проверить.

Но то, что он знал и видел, подняло бы его в глазах товарищей на небывалую высоту. Потому как гонщики своей скоростью продолжали удивлять всё больше и больше.

Велосипед всё увеличивал и увеличивал скорость. Уже всем игрокам стало интересно, чем закончится такая гонка.

Когда велосипед приблизился к ним в очередной раз, все ребята услышали крик:

– Убе-е-ри-ите-е! – и велосипед пошёл на следующий круг.

Ребята разобрали это слово, его будто разносило эхо:

– Уу-бе-е-е-ри-и-и-те-е-е!

Велосипед быстро сделал второй круг, и до ребят донеслось следующее слово:

– Э-то-о-го-о! – и двое горемычных гонщиков снова унеслись по кругу, а их голос продолжал разливаться в воздухе: «э-э-то-о-о-го-о-о».

Ветер свистел от завихрений воздуха, которые создавал велосипед на такой большой скорости. Вот снова раздался свист, и «гонщики» снова проскочили мимо. Теперь все услышали, кого надо убрать:

– С-с-с-ру-у-у-ля-я-я!

Тут футболисты не выдержали и один за другим принялись смеяться и комментировать каждый на свой лад.

– Вот дурачки, разогнались! – кричал кто-то.

– Поделом им. Нечего так кататься.

– Надо же, взрослые пацаны, а на руль залез, как ребёнок. Вот и пусть терпит, – возмущался недовольно чей-то голос.

Прошло минут пять. И ребят на велосипеде уже нельзя было различить, они носились по кругу и напоминали вихрь.

Первый, кто опомнился, был Гошан. Он обратился к Моцарту после того, как ребята скрылись где-то за углом.

– Моцарт, и долго они будут кататься? – он переживал за товарищей, как бы с ними чего не случилось.

– Как надоест, наверно, – ответил Моцарт. – Ну что, пошли? – вопросительно посмотрев на Гошана, позвал волшебник, ничего не подозревающий о мыслях друга.

Ада стояла и совсем не понимала, что происходит.

– Фокусник, а фокусник! Не ты ли нафокусничал над ребятами? – тронув за плечо Моцарта, спросила она тонюсеньким голоском.

– Я, – честно признался ей Моцарт.

Ада обомлела от такого искреннего ответа. Она хоть и спросила, но никак не предполагала, что это проделка Моцарта, и он так честно в этом признается. Она видела, что Моцарту всё это безразлично, и он не представляет, в какой ситуации оказались ребята. Девочка ему бы сказала ещё что-нибудь, но сейчас у неё не было слов. Фокусник оказался таким фокусником, что ей стало страшно и не по себе от таких проделок. Но больше всего её испугало то, что Моцарт стоял с добродушным и невинным лицом. И даже глядя на него сейчас, она почему-то обратила внимание, что он очень даже симпатичный. И если бы он учился в их классе, то многие девчонки влюбились бы в него и шептались на переменах, выясняя, на кого из них он чаще смотрит.

Ада стояла и не верила, что такой хороший мальчик мог так вредничать. И более того, показывать такие фокусы, которые и не все взрослые смогут повторить.

– Моцарт, – обратился к другу Гошан. – А когда они остановятся?

Ему не давала покоя проделка Моцарта. И если сначала было смешно, то теперь, когда ребята скрылись из вида, Гошан стал волноваться и даже подумал, что если с ребятами произойдет несчастный случай, то возможно родители Дрюни или Герки захотят забрать его, Гошана, к себе. На замену. Вместо собственных детей. За то, что он стал причиной исчезновения их собственных отпрысков. А ему не хотелось уходить из своей семьи. Его мама и папа Мякиш ему очень нравились и подходили. Теперь он это понял, как никогда. И над ним нависла угроза. Самая настоящая угроза, что ему придётся поменять родителей. И быть один день в семье Дрюни, а на второй – в семье Герки.

А позволят ли ему хоть изредка появляться в своей семье – неизвестно. Такая перспектива не устраивала Гошана. К тому же, он знал младшую сестру Герки. Она была очень противной девчонкой. Постоянно плакала и канючила. Ей, видите ли, не нравились джинсы Герки, из которых он вырастал, и которые перешивали, чтобы она их донашивала. Потому что Герка носил вещи аккуратно, и они сохранялись, как новые. А ещё она могла подойти в самый неподходящий момент и попросить откусить мороженое или половинку конфеты. Когда осталось совсем немного и самого вкусного. Самое вкусное ведь всегда в конце. И приходилось делиться, потому что она девчонка.

И это напугало Гошана.

– Нет, Моцарт, ты, пожалуй, верни их. И велосипед теперь куда мы денем? – он показал на велосипед, одиноко лежавший без хозяина.

– Гошан, – улыбнулся Моцарт, – я тебе не сказал сразу, – он виновато посмотрел на Гошку. – Как разгонять велосипед я помню хорошо. А вот как его остановить, – он призадумался, – забыл.

– Что? – топнул ногой от негодования Гошка. – Как забыл? Ты не можешь забыть! У тебя права такого нет!

– Почему ты так сильно переживаешь? Они покатаются, покатаются, как устанут, так и приедут. Пока силы не кончатся.

– И как долго у них силы не кончатся? – быстро поинтересовался Гошка.

– Долго не кончатся, я сделал так, что велосипед сам, как самокат, катится? – Моцарт рассказывал и не понимал переживаний Гошки.

Тогда Гошка решительно заявил.

– Моцарт, если с ними что-нибудь случится, то родители Герки или Дрюни заберут меня к себе, вместо них, – и Гоша сделал такое грустное лицо, что Моцарт понял, что опять сделал что-то не то.

– Гошан, – признался искренне Моцарт. – Как разгонять предметы, как придавать им скорость, мне хорошо известно. А вот как останавливать, я не знаю. На том уроке, где нас этому учили, я с ребятами в какую-то игру играл. Кажется Зетта-Бомбила. И выиграл тогда. Вот радости было! – у Моцарта от этого воспоминания засветились глаза, как у сытого довольного кота.

Гошан стоял и ковырял носком ботинка землю под ногами. Подумав, он ответил недовольным голосом:

– Плохо, Моцарт! Скажи, а как ты думаешь, сколько времени займёт, пока они устанут. Час, два или до завтра? А может, они целый год не остановятся? – он расспрашивал и не успокаивался, потому что хотел получить ответ на свой вопрос. – Сколько же ребята будут кататься? Или несколько дней могут на велосипеде разъезжать? – Гошан не отступал от Моцарта.

– Гошан, я могу сделать, чтобы колеса перестали вертеться.

– Так сделай быстрей! – поторопил Гошан, но вдруг остановил Моцарта рукой, чтобы он этого не делал. – А они не свалятся с велосипеда? – быстро спросил он.

– Могут! Как же. Всё произойдёт на самом деле.

– Нет. Тогда не надо. Они все в болячках будут. С ними тогда все девчонки здороваться начнут. Они героями на всю школу станут. Не-е, такого допустить нельзя, – испугался Гошка вслух.

Гошан хотел помочь ребятам, но его сильный характер не мог допустить, чтобы знакомство с настоящим волшебником привело к тому, что какие-то мальчишки из соседнего двора получат известность благодаря нему, а он при этом остался в стороне.

Моцарт остолбенел от таких слов. Ему совсем было непонятно, о чём волнуется Гошан. О каких-то геройствах, болячках, совсем непонятных вещах для волшебника Моцарта.

И у Гошана родилась идея: «Надо самому их спасти!»

Но как спасти ребят на велосипеде, он не знал. Он смотрел на Моцарта и что-то старательно проворачивал в мыслях. Но тут Моцарт со вздохом сказал:

– Гош, они через пару минут прикатят. Я-то знаю. Они уже устали так, что до завтрашнего вечера дома спать будут. И их никто не сможет разбудить. Они оказались такими слабаками, что даже полчаса не выдержали.

Гошан уставился на своего друга волшебника.

– Правда? – не поверил Гошка и стал искать глазами горе-гонщиков.

– Правда, смотри, сейчас подкатят.

Ада широко раскрыла глаза, так широко, что стала похожа на сказочную Мальвину. У нее даже ресницы будто бы стали длинней.

Она слушала, о чём беседовали друзья, и не понимала. Их слова ей казались совершенно загадочными. Она покрутила пальцем у виска. И про себя, в уме, посчитала их немножко не в себе.

Как только Моцарт сказал, что гонщики устали, они появились тут как тут, вывернув из-за угла здания на большой скорости. С того же самого места, откуда они пропали из вида. Они выехали на прямую и стремительно помчались к группе ребят. Впереди их путь преграждала роща из деревьев. Тропинка меж деревьев была, но проехать по ней прямо и к тому же на большой скорости было невозможно. Любой нормальный человек посчитал бы сумасшествием разогнаться, чтобы проскочить меж плотно росших тут и там деревьев. Но велосипедисты неслись прямо в эту самую гущу берёзовых стволов.

Если ребята могли различить лицо Герки, которое стало как у испуганной тарашки, то Дрюня совсем закис. Он хотел было отцепить руки от руля, чтобы закрыть ими лицо от страха, но велосипед начал совершать манёвры. И произошло это так быстро, что Дрюня, не успев оторвать руки, теперь схватился за руль ещё крепче.

Он уже не верил в то, что это ему самому удаётся держаться так крепко и не падать. Он думал: «Как же Герке удаётся так маневрировать?» Глаза Дрюни закрылись от страха, он зажмурился и весь сжался. А когда открыл глаза, то препятствие в виде крепкой берёзы оказалось позади. Он хотел подумать, что Герка – молодец. Ему опять удалось объехать толстенное дерево. Но он даже не успел это сделать, а снова зажмурил глаза и сжался.

Так они и ехали через рощу на глазах удивленных зрителей, которые онемели от страха за них. Но когда Герка с Дрюней преодолели все препятствия без каких-либо помех, то удивлению не было предела.

Они стали героями. Точнее, героем посчитали Дрюню. А вот Герка сошёл за такого профессионала, что ребята сразу признали за ним любое первенство по фигурной езде на велосипеде.

Но на этом скоростной пилотаж этой парочки не закончился. Герка и Дрюня съехали на беговую дорожку и как раз вышли на прямую. А впереди оказались врытые барьеры для бега, которые торчали на полметра из земли. Эти металлические скобы находились в двух метрах друг от друга.

Наблюдатели закрыли глаза, чтобы не видеть, как они врежутся. Нашлись из ребят такие, кто собрал всё своё мужество и глаза закрывать не стал. Тем больше было их удивление от увиденного!

Непонятным движением Герка оторвал переднее колесо от земли. А ведь на руле у него находился Дрюня.

Те ребята, которые закрыли глаза и вновь их открыли, не понимали, как это произошло. Герка с Дрюней на руле как ни в чём не бывало продолжали приближаться к ним, а беговые барьеры остались позади. Ребята вылупили глаза и открыли рты.

Оказывается те, кто на мгновение закрыл глаза, пропустили такую картину.

То, что вытворял Герка на велосипеде, превосходило всё, что они видели раньше. А если и могли видеть, то лишь по телевизору.

А было вот как. Приблизившись к железным преградам, велосипед, не снижая скорость, под управлением Герки приподнялся на переднее колесо, а затем и заднее оторвалось от земли. Велосипед словно бы заехал на невидимый трамплин. После чего легко перемахнул через все барьеры. Одни зрители посчитали это следствием огромной скорости, на которой мчались ребята, а другие, более опытные наездники, решили, что это результат мастерства сидящего за рулём.

И вот, Герка с Дрюней уже приближались к собравшимся зрителям. Велосипед снижал скорость, словно сам по себе. Когда они оказались в двух метрах от своих товарищей, велосипед остановился. Встал на дыбы, как делают лошади. Потом опустился на оба колеса и замер. Герка и Дрюня сидели бледные, как школьные мелки. Глаза у обоих уставились в какую-то одну точку далеко от того места, где они встали. Велосипед стоял сам по себе. Герка держал ноги на педалях, и казалось, оба мальчика не делали никаких усилий, чтобы сохранять равновесие. Велосипед стоял жёстко и не думал отклоняться в сторону.

Воцарилась тишина. Велосипед постоял несколько минут. Затем медленно стало подниматься заднее колесо. Все снова смотрели с удивлением. Колесо поднималось всё выше и выше. Герка вцепился за руль, чтобы не упасть. Так велосипед поднимался до тех пор, пока сидевший на руле Дрюня не стал терять равновесие и не спрыгнул с него. И так, скрюченный, сразу повалился на землю.

Велосипед снова встал на оба колеса. Постоял. Затем переднее колесо опять поднялось, и Герка запрыгал на заднем колесе. А при последнем прыжке Герка завис в воздухе. Конечно, зависнуть можно. Кто же не зависал в воздухе? Редко, но такое случалось чуть ли не со всеми. Но зависнуть надолго, как это получилось у Герки… Такого себе позволить никто не мог.

Гошан подбежал и тронул Герку за плечо, вспомнив про стакан. Ему не хотелось, чтобы у ребят возникло слишком много вопросов.

Велосипед опустился на два колеса. Герка, не помнящий себя, слез с него и, держа руки на руле, аккуратно положил его на землю.

Было видно, что Герка сам не понимал, что происходит. Но тут, неожиданно для всех, а ещё больше для самого Герки, велосипед сам поднялся с земли и лёгкими подпрыгиваниями приблизился к хозяину. Затем, как скучающий щенок, склонился и повернулся так, чтобы Герка снова мог ухватиться за руль. Герка в страшном испуге шарахнулся от велосипеда.

Отбежав на два метра, он повалился от усталости. Через минуту он непонятно почему разревелся.

Два друга лежали на земле, вымотанные и усталые. Растянувшись на траве, они долго молчали. Геркины слёзы быстро прошли, так же внезапно, как начались.

Один за другим подходили футболисты и рассматривали велосипед. Не обнаружив ничего такого, на что можно было обратить внимание, они поглядывали на друзей. Те уже расслабились и валялись с высунутыми языками. Их щеки раскраснелись, и они дышали, как после большой гонки.

– А как вы смогли так разогнаться? – спросил их первый из ребят и повернулся к Герке.

Тот непонимающе посмотрел на него вместо ответа, а потом испуганно посмотрел на Моцарта. Он и сам толком не понимал, как всё вышло. И до сих пор не верил, что это всё приключилось с ним.

Тут уже все ребята оказались рядом, и вопросы посыпались со всех сторон.

Дрюня лишь пожимал плечами и отнекивался. Он был зол на Герку, что тот устроил такую дурацкую шутку. Хотя и сам до конца не верил, что Герка мог по собственной воле так разогнаться. Но про себя Дрюня думал, что как только успокоится, он обязательно спросит, как смог Герка так разогнаться.

А ещё Дрюня дал себе клятву, что после того как отдохнёт, он больше никогда в жизни не сядет за руль велосипеда. И не только не сядет, он больше близко к велосипеду не подойдёт.

В эту минуту Дрюне было немного легче. А вот Герка сильно устал, и в голове у него вертелось множество запутанных мыслей. Ему всё казалось, что он до сих пор едет. Пожалуй, голова у него кружилась, и как только он старался поднять руку, чтобы проверить, что гонка закончилась, ему так и казалось, что по ней хлыщет ветер, и он снова быстро прижимал её к себе.

Когда ребята задавали ему вопросы, он только мычал и не мог ответить ничего вразумительного.

Вокруг уставших мальчишек собрались обе команды футболистов, Моцарт, Гошан и Ада. Через минуту-другую стали подходить другие свидетели стремительного заезда.

– Эй, эй! – пробирался аккуратно сквозь ватагу мальчишек взрослый дядька. – Подпустите меня! Подпустите! – дядька подошёл к лежащим гонщикам. – Ребята, ребята. Как вас звать? Я тренер по велосипедным гонкам нашего района. И приглашаю вас выступать за мою команду. Обещаю, что завтра вы будете выступать за сборную страны. Завтра вам выдадут спортивные костюмы с номерами. На спине у вас будут написаны ваши фамилии. Вас в лицо будет знать каждый в нашем большом государстве.

Дядька говорил безостановочно и не мог успокоиться. Футболисты стояли и с завистью смотрели на Дрюню и Герку. Они были готовы бросить футбол и мяч.

Какое счастье выступать за сборную, когда тебя показывают по телевизору! И тебя будут знать не только в классе и школе, а вообще все-все. Такая мечта виделась всем мальчишкам, окружившим сейчас Герку и Дрюню. Они уже одной ногой, можно сказать, вступили на путь настоящих спортсменов.

– А меня возьмёте в сборную? – спросил мальчишка с фингалом под глазом. Эту ему случайно залепил дружок огрызком от яблока. Друзья кидали огрызки, кто дальше, а он подвернулся под руку, и яблоко угодило ему прямо в глаз.

Дядька повернулся в ту сторону, откуда задали вопрос. Он словно торопился куда-то. Казалось, что он волновался сильнее, чем все остальные.

– Ты тоже можешь так быстро? Ну, ну – волновался мужчина, – ездить на велосипеде, – говорил он и задавал вопрос одновременно.

– Ну, я попробую. Ведь я тоже его друг. А он меня научит. Мы все вместе пойдём в сборную. Он же, – мальчишка показал на Герку, – не может быть в сборной один. И даже вдвоём, – он показал и на Дрюню тоже. – Я буду помогать. А Герка обязательно научит меня так же быстро кататься на велосипеде. Научишь? – и он подошёл и обнял Герку, как самого лучшего друга в своей жизни.

– Если он научит, тогда возьму, – пообещал дядька и улыбнулся.

– И я! – воскликнул тогда вслед ещё один мальчик с большой дырой на спортивных штанах. Он так быстро разогнался на поле с мячом, что, оказавшись перед воротами, уже не успел остановиться, и чтобы не врезаться в штангу, сам себе сделал подножку и упал. А когда падал, разодрал штанину на коленке. Он, конечно, сильно переживал, что испортил штаны, но ногу даже нисколько не повредил. А если бы на ноге была бы хорошая болячка, то он после матча был бы самым известным героем.

– И я тоже! – завопил худой и тоненький, как тростиночка, малыш. Он, конечно, совсем малышом не был. Просто он был худенький и маленький.

– Я тоже хочу!

– И я! – раздавалось со всех сторон.

– Я! Меня возьмите! Меня! – настаивал мальчишка без переднего зуба.

– Лучше меня! – неслись разные голоса, словно стая птиц соревновалась в пении, каждая на свой лад.

Все мальчишки мечтали оказаться в сборной, а теперь им казалось, что этот дядька набирает сборную прямо здесь и сейчас на этом месте. Они окружили своего будущего тренера кольцом, и каждый старался как можно ближе подвинуться к нему, чтобы быть заметней.

Ребятам казалось, что если как можно громче попроситься в сборную, то непременно их зачислят, и завтра они точно окажутся на соревнованиях.

Из всех молчали только Герка и Дрюня. Мысли у них путались. И точно, они в эту минуту ни о каких сборных не думали.

Они просто были рады, что всё закончилось благополучно. Им обоим хотелось домой, отдохнуть, лечь в свои любимые постели, положить голову на подушку, укрыться одеялом и забыться. А ведь раньше им никогда не хотелось днём ложиться в кровать. В детстве многие не понимают, как это можно лечь в постель под одеяло днём, когда светит солнце, да ещё и уснуть. Всё это казалось неестественным. Кстати, а кто не злился на взрослых, когда они заставляют детей спать?

Они смотрели на ребят и желали только одного – поскорей покинуть площадку.

Тут один парень с часами жёлтого цвета на запястье обратился к Герке:

– Гер, дай прокатится на велосипеде? Я тоже покажу тренеру, как умею гонять.

Герка смотрел и силился понять, что же ему говорит этот знакомый мальчишка. Но его мысли крутились и сбивались. Он не мог ответить ничего внятного. А когда все-таки ответил, то получилось вот что:

– Чего? А-а, прокатиться, – сбивчиво и путано только и проговорил он. Язык совсем не слушался Герку. Крутил-то педали, а язык устал ещё больше.

Мальчишка не понял. Он глазел, стоял и ждал.

Дрюня переглянулся с Геркой. Они поняли друг друга: «Что? По домам?»

Еле-еле они встали с земли. Но Дрюня оказался пободрее и не так ослаб, как его друг. Он подошёл к своему велосипеду и бережно поднял. Не садясь на него, Дрюня тихо покатил его в сторону дома.

Герка же подошёл к своему велику и встал рядом. Он долго смотрел на него изучающим взглядом. Ребята, стоявшие поодаль, не понимали Герку. В нём была видна очевидная нерешительность.

Потом Герка будто что-то вспомнил. Повернулся к стоявшим кругом товарищам и начал отыскивать глазами того мальчишку, который просил у него прокатиться. До него только сейчас дошёл смысл его просьбы. И он на эту просьбу отреагировал, как медлительная черепаха, которая перегрелась на солнышке.

«Как же он выглядит?» – силился вспомнить Герка. «Как же? Как же? А-а!», – вспомнил он. «У него жёлтые зубы!» – Герка обрадовался. Потом до него дошло: «Какие жёлтые зубы! Никаких жёлтых зубов не может быть. И разве зубы могут быть жёлтыми?» – что-то он напутал.

И тут его взгляд, блуждая, наткнулся на жёлтые часы. «Вот что жёлтое! Часы», – понял он.

– Тебя как зовут?

– Петруха! – представился тот.

– Ты вот что, Петруха, – сказал он тихим голосом. – Возьми, покатайся.

Мальчишка увидел, с каким лицом разрешил Герка. Он не то чтобы давал прокатиться, а наоборот, умолял его забрать велосипед.

– Возьму, если ты не возражаешь, – мальчик не верил и сомневался. Но больше обрадовался такому предложению и быстро, пока тот не передумал, согласился.

– Ты же знаешь, где я живу. Знаешь… Так ты покатайся, – уговаривал Герка мальчишку, – на велосипеде, а надоест, потом привезёшь, – Герка не знал, что ещё сказать, чтобы мальчик забрал велосипед себе и тем самым избавил перепуганного Герку от необходимости прикасаться к этому жуткому средству передвижения.

– Не переживай! – уверил его тот. – У меня тоже есть велосипед. Тоже хороший. Просто на твоём хочу попробовать. К своему-то я привык. А тут тренер приглашает в сборную, – он показал пальцем на мужчину. – Я только покажу тренеру, как умею.

У этого мальчишки родилась замечательная идея, которая заключалась, как он думал, в обладании Геркиным велосипедом. Он надеялся, что сейчас покажет такой результат, что и первое место на соревнованиях, и место в сборной ему обеспечено.

А вечером все узнают о нём не только во дворе, а может, и дальше.

«А завтра узнают и в школе», – размечтавшись, подумал он. Но вспомнил, к своему огорчению, что сейчас каникулы, и школа закрыта.

Мальчик слегка расстроился, но к своему счастью быстро переключил свои фантазии на другие темы, как телевизор на другой канал. В его мечтах были достижения, чемпионство и всемирная слава.

– Мальчик, а мальчик! – обратился будущий тренер сборной к мальчишке, которому Герка поручил свой велосипед.

Этот мужчина, простой тренер в районной секции, тоже размечтался, увидев, как двое мальчишек гоняют на велосипеде. Конечно, он был настоящий тренер. Только маленькой спортивной школы, известной всего лишь на район. А теперь он, увидев двух ребятишек, сразу размечтался возглавить Школу Олимпийского Резерва. Ему бы только заполучить этих двоих гонщиков!

Герка в это время тихо ковылял за Дрюней, который медленно катил свой велосипед. Сделав за ним несколько шагов, Дрюня окликнул друга:

– Гер. А, Гер!

Друг обернулся.

– Чего тебе?

Дрюня обернулся.

Пошли быстрей!

– Не могу, Гер. Сил нет. Ноги не идут. Что-то устал, сейчас упаду.

Дрюня жалостливо посмотрел на товарища.

– Садись на багажник, теперь я тебя прокачу.

Герка сначала испугался подходить к велосипеду, но рассудив, что сил не осталось, и до дома он точно сам не дойдёт, молча уселся на багажник.

– Ты хоть ногами помогай, – попросил Дрюня.

Друг молчал. Дрюня посмотрел на Герку. Ноги того волочились по земле и Дрюня, увидев состояние Герки, понял, что друг и рад бы помочь, но не может. Силы покинули его. Но тут Герка поднял голову, как подбитый разведчик-герой, из последних сил напрягся и крикнул ребятам, чтобы слышали все:

– Ты катайся на велике! Даже несколько дней! А как надоест – привезёшь. Не торопись. Только не торопись. Ладно? Мне совсем не хочется пока на нём кататься.

Гошан с Моцартом наблюдали эту картину молча. Иногда Моцарт спрашивал, что означает то или иное слово. Гошан ему шёпотом пояснял.

Когда Дрюня с Геркой отошли на приличное расстояние, Моцарт тоже предложил уйти.

– Что нам здесь делать, Гошан? Пойдём и мы. Скучные ребята какие-то.

Но тут тренер предложил всем, кто есть, прокатиться на Геркином велосипеде, чтоб долго не думать. А завтра он скажет, кому прийти к нему на занятия.

Все выстроились в очередь. Гошан отвёл в сторону Моцарта.

 

Глава 8

Невероятное приключение на велосипеде продолжается

– СЛУШАЙ, Моцарт. А ты можешь пошутить? – Гошан прищурился.

– Конечно могу! – с готовностью откликнулся Моцарт.

– Тогда сделай так, чтобы они, – Гошка показал на ребят, потирая руки, – не смогли провернуть педали, когда будут показывать на что способны.

– О! Это несложно, – сказал Моцарт с таким видом, будто дело уже сделано или это так просто, как откусить гамбургер, даже если в нём двойная котлета.

Пока Моцарт говорил, один из ребят уже запрыгнул на велосипед и покатил. Он проехал двадцать метров и закричал:

– Подождите. Не засекайте время. Я пока разгоняться не буду.

Мальчишка так боялся, что не попадёт в сборную, что решил схитрить. Он хотел проехаться, развернуться, а потом только разогнаться что есть мочи. И уже на всех парах промчаться в том месте, где стоял тренер с ребятами.

Он сделал круг не спеша. Все ребята, ожидавшие своей очереди, занервничали, что не успеют показать своё мастерство и проворство. И негромко покрикивали на него, как бы жалуясь будущему тренеру, что не такой уж он и гонщик.

Они решили пожаловаться, потому что сообразили, что таким способом можно устранить одного претендента в сборную. И каждый подумал, что вместо того мальчика будет он сам. Но пока очередь не дошла, надо обязательно сказать, что тот, кто едет, не такой уж хороший гонщик.

И в этот самый момент, когда парень поехал, Гошка спросил у Моцарта про шутку. Моцарт согласился и ждал команды.

– Скажешь когда! – приготовился Моцарт и привёл в боевую готовность свои волшебные чары.

Гошан, видя, что уже поздно, попросил Моцарта:

– Моцарт, когда он быстрей разгонится, сделай так, чтобы руль не поворачивался.

Только Гошан об этом попросил, как увидел, что мальчишка на велосипеде стал разгоняться. Он только было стал объезжать берёзы, но велосипед не слушался его и мчался прямиком в рощу.

Мальчик, помня, как удивил всех Герка с Дрюней, попробовал совершить такой же манёвр. Но, оказавшись в нескольких метрах от деревьев, начал поворачивать руль, чтобы изменить направление движения.

Надо было видеть его испуганные глаза, когда у него ничего не получилось. Он резко затормозил, и в это время руль свободно повернулся. Мальчик с глупым выражением лица снял ногу с педали, поставил её на землю и уставился на группу ребят, которая смеялась над ним.

Разозлившись, он снова запрыгнул на велосипед и повторил попытку. Но опять вышло то же самое. Сделав несколько попыток, он на тихой скорости подкатил к ребятам.

Отставил велосипед и сказал:

– Велосипед дурной. К нему привыкать надо.

Все заливались от смеха.

Подошёл следующий мальчик с большими ушами. Они у него торчали, как радары, и на солнце немного просвечивали. С видом знатока он потрогал тормоза, несколько раз наклонил велосипед вправо, потом влево. Сел на сиденье и попрыгал на нём, проверяя высоту и мягкость.

Гошан толкнул Моцарта локтём.

– Ну что, Моцарт, сделай, чтобы педали крутились тяжело.

– Да, Гошан. Хорошо.

Мальчишка выделывался. А Гошан тем временем затеял разговор, чтобы все слышали. Особенно тот дядька-тренер.

– Герка, хозяин этого велосипеда, долго тренировался. Ни у кого из вас не получится. Я же знаю!

– И сколько же он тренировался? – спросил мальчишка без переднего зуба. – Тебе завидно, что ли, что нас могут в сборную взять?

– Нет, мне не завидно. Просто я видел Герку на тренировке каждый день, – придумал сразу Гошан, – а вы хотите вот так, раз, сел на велосипед и поехал.

Гошан выдумал историю про Герку.

«Как же так», – возмущался Гошка. «Герка показал фокус, хоть и при помощи Моцарта. А возьмут в сборную совсем не его, а кого-то из этих».

Ему было обидно за Герку. Хоть он и знал его совсем мало, но решил заступиться по справедливости.

– Герка тренировался пять лет три месяца и двадцать два дня, – заявил Гошка. Почему он выдумал именно эти цифры, он сам не знал.

– Сколько, сколько? – переспросил мальчишка, который стоял дальше всех.

Гошка посмотрел на того, кто переспросил. Заметив, что мальчишка не был его сверстником, а младше его на год или два, ответил:

– Сколько слышал! Сколько надо, столько и тренировался, – Гошан оглядел ребят.

Никто против такого ответа не возражал. Многие с Гошкой были знакомы, некоторые же, хоть и не общались с ним, но также знали его, и что они закадычные друзья с Балбесом и Слюнтиком. А все знают, что когда друзей много – это сила. Ведь настоящие друзья всегда стоят горой друг за друга. Некоторые даже удивились, что Гошан был с каким-то новым другом, а Слюнтика и Балбеса не было. К тому же Ада шёпотом по секрету всем рассказала, что новый друг Гошана, Моцарт, самый настоящий циркач и фокусник. Теперь на него тоже посматривали с любопытством.

– Так сколько же он тренировался? – привязался мальчишка.

Но никто не обращал на него внимания. А спрашивал он потому, что действительно не расслышал и хотел уточнить, чтобы на всякий случай знать, сколько же надо тренироваться, чтобы добиться хорошего результата. Но Гошан решил не отвечать ему, потому что боялся ошибиться в цифрах, которые придумал на ходу. Он был уверен, что мальчишки часто придумывают на ходу истории и разные рекорды. Они об этом с Балбесом как-то говорили. И когда слышали историю, всегда обсуждали её между собой. Придумана она рассказчиком, или на самом деле он её слышал или, может, читал. Хотя тех, кто читал книжки, он знал всех. Эти ребята сильно отличались от других. И, как правило, именно они всегда рассказывали самые интересные истории.

Именно потому и Гошан любил читать книжки. Ведь когда рассказываешь что-то, то находишься в центре внимания. И уже потом, когда рассказывают твою историю, то обязательно упоминают тебя. И совсем скоро о тебе узнает много людей. С тобой даже советуются, как со взрослым. А кому из детей не хочется поскорей стать взрослым?

Гошка посмотрел на реакцию ребят постарше. Они молчали и на его выпад не сказали ему ни слова. Гошан расхрабрился. И следующему гонщику, который ждал своей очереди, сказал:

– У тебя же сил мало, чтобы на Геркином велике педали крутить.

Тот стрельнул глазами на Гошана. Остановился и с важностью заметил:

– Если ты слабак, то других не сравнивай с собой!

– Какой же я слабак! – как пружинка в мышеловке, моментально отреагировал Гошан. – Я даже скажу тебе, что ты слабее меня! Ну что же ты ждёшь? – поторопил он гонщика.

Тот решил больше не разговаривать с Гошкой. Он разбежался и запрыгнул на велосипед. Крутнул педали и сразу пошёл в такой сильный разгон, что ребята, как один, посмотрели на Гошку.

Сначала Гошан улыбался во весь рот. Но когда он увидел, как мальчишка резво покатил, то улыбка пропала с его лица. Гошан не понимал, что происходит, и повернулся к Моцарту.

– А кому ты приехал и где живёшь? – дотошно допытывался у Моцарта какой-то мальчишка.

– К Гошану приехал, – сказал Моцарт. – А живу я в другой стране.

Мальчишка, услышав, что Моцарт приехал из другой страны, начал проявлять ещё больше любопытства.

– Иностранец, значит. А сейчас живёшь где? Ты с родителями приехал? – продолжал спрашивать мальчишка и сверлил его глазами, всем видом показывая: «Видели мы таких»!

– Нет, я приехал один. Прилетел сразу к Гошану. Гошан – мой друг. Могу, если захочу, остановиться у него. Но мы пока об этом не договаривались. Поэтому я сегодня попозже улечу снова домой.

– Как это? Сегодня прилетел и сегодня улетишь? – не поверил мальчишка.

Моцарт хотел что-то ответить, но не успел. Гошан тряс его за плечо и шептал на ухо:

– Про педали забыл. Он крутит их. Сделай, Моцарт, чтобы они не крутились, – цедил сквозь зубы Гошан, чтобы его слов не разобрали.

Мальчишка не расслышал Гошкиных слов и посчитал, что Гошка ему хочет дать совет, как отвечать на его вопросы. Он ещё больше усомнился в правдивости слов Моцарта и после этого обратился к Гошке:

– Завирает твой друг, Гошан! – он скривил губы. – Без родителей, – присвистнул он, – из другой страны, да такого быть не может!

Он вытянул ногу вперёд. Выпятил грудь колесом и важно сунул одну руку в карман. Он бы сунул и вторую руку в карман, но на его штанах второй карман отсутствовал. Мальчишка в эту минуту испытал большое сожаление, что на штанах был всего один карман. А уж если бы он мог впихнуть две руки по карманам, он бы сейчас важничал ещё больше.

Вот не повезло, так не повезло. Как он хотел сегодня надеть другие штаны. Но мать не позволила. Пришлось одеть чистые, вместо вчерашних. А тут такое дело. Важный разговор. А он словно бы в детских штанишках.

У Моцарта, как отметил мальчишка, были взрослые штаны. С карманами. Только цвет необычный. «Немодный», – подумал он.

– Ах да! – тихо пробормотал Моцарт, вспомнив об обещании.

Он встал, сосредоточился, как обычно делают послушные мальчики. Вытянул руки по швам, чуть склонил голову набок и уставился в одну точку. Никакого напряжения на его лице не было. А те, кто не знал Моцарта и видели его в первый раз, могли думать, что он увидел промокшего и продрогшего котёнка и жалеет его. Он бы и рад его пригреть и забрать домой, но сначала надо спросить разрешения у родителей. И только после этого тащить котёнка к себе. Вот такой вид был у Моцарта.

Велосипед с парнем мчался уже далеко и с приличной скоростью.

– Моцарт, ну ты чего! – подталкивал его Гошан.

Моцарт будто опомнился.

– Гошан, а где они? – он принялся искать глазами очередного гонщика и удалившийся велосипед.

Гошан показал пальцем и добавил:

– Да тихо ты, услышат же.

Моцарт снова принялся отыскивать глазами велосипед, но перед ним встал тот мальчишка и принялся из вредности загораживать ему обзор. Тогда Моцарт перестал высматривать и вежливо поинтересовался, как его имя.

– Мишка я! – успокоился мальчишка после того, как Моцарт обратил на него внимание.

– Миша, ты зачем мне мешаешь? Можно я выполню Гошкину просьбу, а потом и тобой займусь? – и Моцарт снова принялся высматривать, куда укатил велосипед.

Гошан разгадал, что Мишка всё это проделывает назло ему. Он хотел вмешаться, но тут кто-то из других ребят тоже пожелал остановить Мишку. Мальчишка, желающий заступиться, видел от начала до конца, как тот донимал Моцарта и сейчас решил, что Миша перегибает палку. И впору его остановить, а не то Моцарт может подумать, что они все тут такие плохие только из-за одного Мишки.

Но ни Гошан, ни тот мальчик не успели сделать Мишке замечание, как Моцарт на их глазах дунул в его сторону. Так дуют на муху, когда руки заняты или испачканы, а она села, например, и щекотит.

Тут мальчишка и Гошан вместе разинули рты.

Мишка, как стоял с вытянутым пальцем, так и застыл, словно деревянный. Как памятник в парке. Только там девушка с веслом стояла, а здесь Мишка с пальцем.

Моцарт обошёл одеревеневшего Мишку и начал как ни в чём не бывало искать велосипедиста. А тот уже приближался к ним с другой стороны. Ему удалось разогнаться, как никогда в жизни. Может, от волнения, может, от желания на самом деле попасть в сборную. А может, его охватил азарт.

Но как только он попался Моцарту на глаза, его ноги начали крутить педали всё медленней и медленней. Он силился их провернуть, и сил вроде бы хватало, но вот педали словно оказывали сопротивление и не поддавались. Велосипед катился по инерции, но скорость падала и падала у всех на глазах.

Когда мальчишка-велосипедист оказался напротив группы, его скорость уже никого не могла удивить.

Мальчишка легко затормозил и попытался снова раскрутить педали. Но они крутились они еле-еле. Он остановился и слез с велосипеда.

– Вы видели, видели! – начал было хорохориться он, но ребята не отзывались на его слова.

Тогда он виновато добавил:

– Педали заклинило. Наверное, Герка их плохо смазывает. Есть такая смазка – солидол. Так вот, ей один раз помазать, и на несколько лет. А эти современные никуда не годятся. Мне отец говорил, – попытался он объясниться, но никто его слушал.

Гошан смотрел на велосипедиста и на Мишку.

– Не, пацаны. Вряд ли вас в сборную возьмут, – сказал он велосипедистам.

Потом Гошка тронул Мишу за палец и покачал. Он заметил, что Мишин палец вовсе не застыл.

– Ого, Моцарт, – он кивнул волшебнику, – палец на месте не стоит, он движется.

– А как же? – удивился Моцарт. – Он попал под действие. Вместо педалей на него попало. Он продолжает двигаться, только ему тяжело. И он, – Моцарт указал на Мишку, – делает всё то же, что делал, только очень медленно.

– Да, – согласился Гошан. – Судя по всему, очень тяжело, – Гошан посмотрел опять на палец, как бы проводя траекторию, по которой он должен двигаться, потом попытался разглядеть малейшее движение в глазах у Мишки. Его глаза напомнили Гошану уставшего медведя. Все процессы у Мишки происходили как в замедленном кино. В очень замедленном.

– Моцарт, а с ним все в порядке?

– Конечно, Гошан. Разве можно… Как дальше пошутим? – Моцарт ждал снова просьбу от Гошки.

Тут мальчишка, который видел, как Мишка застыл, подошел к нему и тронул за плечо. Потом, как и Гошка, подержался за палец. Не понимая, в чём дело, позвал разобраться друзей.

– Ребя, ребя, что с ним?! – он призывал кого-нибудь на помощь, чтобы получить разъяснение. – Ребят. Непонятно как-то.

– Да что тут непонятного? Сначала приставал. Теперь выпендривается. Да отойди ты от него. Нужен он больно. Перед кем он выступает? – сказал кто-то из ребят.

Велосипед переходил к другому участнику заезда. Мужчина-тренер что-то записывал. На часах переписывал данные с секундомера. Но никто из ребят, по его мнению, ничего выдающегося не показал.

– Моцарт, – позвал Гошан друга.

– Да, слушаю, – ответил внимательный Моцарт.

– Сделай так, чтоб педали легко крутились. Легко-легко. А велосипед на одном месте стоял.

– Конечно! – спокойно сказал Моцарт и зажмурил глаза. – Такие вещи самые простые, это несложно.

Третий мальчишка, дождавшись своей очереди, запрыгнул на велосипед. Он волновался и оттого торопился. Ему давали советы, но он отмахивался и никого не слушал.

Он поставил ногу на педаль, другой оттолкнулся и велосипед покатился. Он быстро подхватил такт велосипеда и, чтобы продолжить движение, крутнул педали.

По привычке он решил, что педали окажут сопротивление. Тем более, до него мальчишка столкнулся именно с этой проблемой. И педали казались тугими. Поэтому он вложил в ноги побольше сил. Но ноги сорвались, будто он оступился.

От неожиданности он чуть не слетел с велосипеда. Тугие педали будто превратились в пушинки. Они проворачивались безо всякого усилия, словно со звёздочки слетела цепь. Мальчишка быстро приноровился крутить педали так, чтобы ноги не срывались, но велосипед уже заканчивал катиться по инерции, останавливался и, в конце концов, встал на месте.

В итоге горе-гонщик вернулся ни с чем к общему смеху товарищей.

– Что смеёшься? – разозлившись, сказал он тому, кто стоял ближе всех. – Сам попробуй и тогда посмеёшься. Чья очередь?

К нему подошёл бойкий паренёк и осторожно перехватил руль. Горячий пыл у него исчез, как только он схватился за руль.

Очередь он занял на всякий случай, потому что её заняли все, кто был там. На велосипеде он даже и ездить-то особенно не умел. Да и велосипеда у него ещё не было. Но уж коли подвернулось занять очередь впереди кого-то, вот он и занял. Лишь бы быть первей и раньше сверстников. В Коле, так звали этого мальчика, просто играло чувство соперничества. Особенно после того, как он недавно прочитал книгу о римских гладиаторах.

– Колёк, слезь ты! Вот если тебе бороться с кем. Или на турнике подтягиваться, то тут ты первый, – дал мудрый совет один из его друзей.

Колька посмотрел на друга. Он и сам уже был уверен, что ничего особенного у него не получится. И лишь хотел одного – просто прокатиться на велосипеде. Потому что знал, если ему родители и собираются купить велосипед, то уж точно не такой, с дисковыми тормозами. А какой-нибудь попроще и подешевле. И уж если бы этот велосипед был его, он точно не оставил бы его здесь ребятам. Хороший велосипед ему бы жалко было оставить без присмотра.

Неуверенными движениями Колька сел на велосипед. Покрутил руками на руле по ручкам, как делают это мотоциклисты, когда прибавляют газу для скорости. И чтобы было совсем похоже, что он на мотоцикле, он зажужжал губами:

– Вж, вжж. Вжжж! – жужжал он громко, как самый настоящий мотоцикл.

Его глаза засверкали, как яркие стёклышки. Он стоял и вжикал. Но с места не трогался. Он сиял от счастья, что сидит на таком велосипеде.

– Колёк, езжай ты уже! Или передавай очередь, – послышался недовольный голос. – Потом спросишь прокатиться. Разве тебе не дадут? – поторопил его мальчишка, который тоже очень хотел попробовать свои силы в езде на велосипеде.

Про себя он посмеивался над всеми ребятами, которые ехали до него. И думал: «Сейчас я вам покажу, ездоки!»

Хитренькими глазками он водил по всем вокруг и нашёптывал: «Ну, давай же скорей, давай».

Его очередь была за Колькой. Его руки горели, и он потирал их друг об дружку. Нервно переминаясь с ноги на ногу, он то и дело скрещивал руки на груди, то хватался за голову, то потирал волосы, переживая. Иногда вздыхал и громко выдыхал, закрывая глаза.

Минута бежала за минутой, а он не знал, как поторопить Кольку.

Колька же посидел на велосипеде. Пожужжал, что есть мочи и успокоился. Слезая с велосипеда, он просипел:

– Ладно уж. Катайтесь. Не забудьте только, что я очередь свою пропустил.

Колька искал, кто следующий, чтобы передать ему велосипед.

Мужчина, увидевший, как Колька отказывается от своей очереди, возмутился.

– Тебя как зовут, молодой человек?

– Колька! – недоверчиво произнёс Колёк.

– Вот что, Колька, тебя я тоже записываю, и тебе надо будет ко мне придти на тренировку. Думаю, если ты чемпионом мира не станешь, то наверняка чемпиона нашего района мы из тебя сделаем.

Колька недоверчиво покосился.

– А когда прийти? – живо поинтересовался он.

– А когда ты сможешь?

– Да хоть завтра, – Колька от радости зарумянился, как аленький цветочек.

Как же так, думал он. Те ребята, которые прокатились, тренеру не очень понравились, а он, который только и посидел на велосипеде, чем-то ему приглянулся.

– Держи велосипед. Держи, – он подкатил первому попавшемуся.

Но его перехватил мальчишка, которые больше всех верил в то, что у него всё получится. И он удивит всю группу, в том числе и тренера своей ездой. Гошка же, наблюдавший за происходящим, давно обратил внимание на этого мальчишку, чья очередь пришла сейчас.

– Ты, Колёк, не расстраивайся. Потренируйся пока. Научись как следует держаться в седле, – ребята смотрели на него, а он не старался уехать, а хотел покрасоваться, настолько был уверен в своих силах. – Мы все не сразу научились ездить. А когда тебе купят велосипед, ты сможешь кататься с нами.

Ребята знали, что у него тоже имелся хороший велосипед. А ещё у него на велосипеде стояла фара, разные фонарики, сменные крылья под разную погоду. Велосипед у него супер, и теперь он, воспользовавшись моментом, стал подтрунивать над Колькой.

Колька слегка обиделся на него. Но решил, что на дураков надо меньше обращать внимания. А если тот такой заносчивый, пусть с ним, Колькой, бороться идёт. Он его заборет, как слабака. И посмотрим, кто сильней тогда.

Вместо того чтобы предложить бороться, Колька ответил, не показывая обиды:

– Мне, кстати, не очень-то и хотелось. Я если бы хотел, то прокатился. А если бы очень хотел, мне бы тоже родители давно купили бы велосипед, – чтобы не показаться слабаком, он подошёл к велосипедисту ближе. – Давай покажи, на что ты способен, – он показал на Гошана. – Гошан вон как вас хвастунов раскусил. Только и можете, что хвастаться, – он искал одобрения у Гошки и поглядел на него. – Верно говорю? Подтверди, Гошан! – и посмотрел на Гошана, чтобы и тот принял его сторону в этой словесной перепалке.

Гошан, услышав своё имя, теперь вышел на первый план и почувствовал себя важной птицей.

– Да. Хвастуны все. Нет бы, как Герка тренироваться!

В это самое время Гошка думал, о чём бы еще попросить Моцарта, чтобы получилась шутка посмешнее, а сам продолжал:

– А тебе на трёхколёсном велосипеде сначала надо научиться, с толстыми такими колёсами, – и Гошка показал, какой толщины колеса должны быть на велосипеде.

Все ребята засмеялись.

Гошка обнял Моцарта и прошептал ему на ухо.

– Моцарт, пусть велосипед у него поскачет, как коняшка.

Моцарт услыхал просьбу Гошана и улыбнулся. Нравилось ему, как у Гошки работает воображение. Ничего подобного сам Моцарт придумать не смог бы.

Волшебник махнул Гошану ладошкой: «Будет всё Тип-топ!» Гошка в ответ тоже показал ему свою ладошку. Они переглянулись, как два добрых заговорщика. И встали как ни в чём не бывало, словно бы они и не знали друг друга.

Колька видел, конечно, как Гошка со своим другом Моцартом сделали какие-то только им понятные жесты. Он даже догадался, что между этими знаками и велосипедом есть какая-то связь. Но какая – разве догадаешься. И Колька наблюдал, как и все остальные, за очередным гонщиком и его мастерством.

Когда наездник отъехал на несколько шагов, велосипед оторвал от земли переднее колесо, словно это был трюк, необходимый для разгона.

Педали крутились нормально. Все ребята сразу отметили про себя этот факт.

Один мальчишка удивлённо воскликнул:

– Вот дела! Умеет. А тех, кто умеет, видно! – он почему-то гордился этим ездоком, хотя и знал только, что его зовут Диман.

Диман покатил на велосипеде, а через пару метров велосипед ещё больше приподнялся на заднем колесе.

– Ух ты! – не выдержал один из ребят.

– Вот даёт, – подхватил второй.

И тут велосипед взбрыкнул. Никто не понял, как это получилось у Димана. Только все видели, как велосипед в один миг резко встал, приподнял переднее колесо и тут же опустился. А вслед за тем приподнялось заднее колесо и тряхнуло седока. А потом велосипед быстро как ни в чём не бывало встал на место и помчался дальше.

– Ого! – не выдержал снова кто-то в группе ребят, не понимая, как расценить этот трюк: то ли это трюки гонщика-профессионала, то ли, наоборот, неумелые действия начинающего.

Многие ребята склонялись к тому, что на велосипед действительно сел ас. И они восторженно собрались обсудить и похвалить Димана, за которым никто даже не подозревал такого умения.

Диман резво разогнался, но тут все заметили, что с велосипедом всё-таки что-то неладно. Ведь он снова остановился, запрыгал на месте, потом проехал всего на один метр, опять остановился и запрыгал, как маленький бесёнок. Прыгал он не очень сильно, но заметно, как будто хотел выкинуть седока из седла.

Прекратив подпрыгивать, велосипедист снова проехал вперёд. Потом, как настоящая лошадь, он опрокинулся на дыбы. Но Диман, хоть и перепуганный, удержался и не выпал из седла.

Кто-то из ребят смеялся, глядя на это, а кто-то широко раскрыл глаза от удивления.

Затем велосипед резко разогнался, а потом так же резко затормозил. Прошуршав шинами, он накренился вперёд и несколько метров проехал на тормозах и переднем колесе. Заднее колесо задралось выше седока.

Потом велосипед развернулся на переднем колесе и поехал в обратном направлении уже в нормальном положении. Запрыгав снова, велосипед поскакал обратно к ребятам. И все увидели Димана, который хоть и смеялся, но с трудом понимал, что происходит.

Один мальчик пошутил:

– Что-то не похоже, чтобы ты быстро ехал. Ты, наверное, в конной школе обучался.

Ребята грохнули от смеха. Тренер стоял и двигал бровями вверх-вниз. Вверх-вниз. У него волосы приподнялись на голове. Такого он не видел даже в цирке. Хоть и много чего повидал он в жизни, но этот мальчик его удивил больше всех.

«Спецы, вот спецы!» – думал он про ребят с этого школьного двора. «Надо почаще обращать внимание, как дети на велосипедах гоняют».

– Так, ребята, моя нервная система не выдерживает. Пора заканчивать! Пора заканчивать. Завтра продолжим. Всем до завтра, – завопил тренер, но его никто не слушал.

Тренер стал переживать, чтобы мальчишка не разбился после таких трюков. Вот тогда-то ему будет несдобровать. И он решил немедленно прекратить заезды.

Ребята хохотали, но немного придя в себя от смеха, стали замечать, что Диман уже перестал улыбаться. И с каждым разом он на велосипеде подпрыгивает ближе и ближе. Конечно, это была не злая собака. И почти всем удавалось увернуться от наскакивающего велосипеда. Каждый кричал со злостью Диману.

– Ты что, спятил? Не видишь, что ли?

– Да не я это! Не я! – вопил Диман. – Не видите, что ли? Сам он! – Диман валил вину на велосипед, как самый жалкий ябеда.

Прыгнув на одного и порядком напугав, велосипед замирал, разворачивался на заднем колесе и старался прыгнуть на того, кто оказывался ближе всех.

А потом велосипед остановился. Было слышно, как седок вздохнул. И только он хотел со лба убрать капельки пота…, как велосипед качнулся вправо, потом влево. Затем быстрей: вправо, влево. Потом задрожал и, тряхнув несколько раз седока, замер. Диман расслабился, успокоился. И тут снова всё повторилось. Голова Димана раскачивалась, словно шарик на резинке.

Наконец велосипед перестал дрожать. И все было подумали, что Диман закончил давать представление. Ребята, немного испугавшись вначале, теперь успокоились. Круг снова стал сближаться. Все тщательно рассматривали велосипед.

«Надо же такое учудить. Не каждому под силу такой аттракцион!»

И вот кто-то из мальчишек протянул руку, чтобы ухватиться за руль и подержать. Но велосипед, будто живой, отпрыгнул в сторону.

Мальчишка, не ожидавший такого манёвра, тоже отскочил в сторону. Мальчишка, стоявший с другой стороны, не ожидал такой прыти и тоже отпрыгнул. Велосипед, казалось, испугался и его. И, как на пружине, отпрыгнул снова на прежнее место.

Ребята разбежались. Они кричали, чтобы Диман закончил хулиганить. Иначе на него придётся жаловаться Герке, что он ломает чужой велосипед.

Моцарт посмотрел на Гошку и губами спросил: «Так?»

Гошка махнул рукой: «Хватит».

Велосипед сразу перестал скакать.

Диман, судя по его физиономии, почувствовал, хоть и до конца не поверил, что наконец-то всё закончилось. Он вцепился в руль и сидел.

– Ну, кто следующий? – предложил громко Гошан. – Кто ещё желает на Геркином велосипеде прокатиться?

Ребята рассыпались кто куда. Теперь желание попасть в сборную пропало.

– Так! Стойте. Давайте заканчивать, – остановил всех тренер. – Больше не надо. Приходите на тренировку, и там я проверю ваши способности.

Губы у тренера дрожали, как листочки, а глаза округлились. Он на соревнованиях городских меньше волновался, чем сейчас.

– Дети, вы приходите, приходите завтра, – сунув блокнот во внутренний карман и почёсывая голову, тренер побрёл восвояси.

«С такими ребятами свяжешься, они с ума сведут. От них чего угодно ожидать можно. А на вид смышлёные, порядочные и добрые. Ох! Ох, что вытворяют. Никакие законы физики им не подчиняются. Дети, одним словом».

Попрощавшись с тренером, ребятня проводила его взглядами, а после каждый на свой лад стал рассказывать о необычных заездах. Поднялся шум и гвалт. Мальчишка в бейсболке, молча стоявший и следивший за тем, в какую сторону пошёл тренер, вдруг тоже начал что-то громко говорить, а потом толкнул ребят, которые стояли справа и слева от него, плечом, чтобы они обратили на него внимание.

– Ты чего? – насупился первый.

– Чего толкаешься? – тут же послышался голос второго мальчишки.

– Смотрите, смотрите, куда тренер идёт, – он показал им пальцем вместо того, чтобы извиниться.

Вокруг территории школы протянулся забор из тонкой металлической сетки. Тренер шёл туда, где в заборе не было прохода. Он так сильно задумался, что опомнился только тогда, когда перед самым его носом возник забор. Не понимая, как здесь очутился, тренер повернулся и огляделся по сторонам.

Повернув вбок и сделав около десяти шагов, он снова направился не туда, и дети угадали по направлению, что тренер снова собьётся с дороги. И правда, через несколько шагов тренер наступил на кустарник и слегка ударился о тонкую берёзу, которая стояла у него на пути.

Кто-то захихикал.

– Как пьяный идёт! – предположил один из мальчиков. – Червяк после дождя на асфальте так извивается.

– Да разве спортсмены могут пить? Им же нельзя, – возразил мальчишка в светлом спортивном костюме с пятном от мяча на кофте.

– После работы всем можно, – попытался доказать мальчишка, на котором была майка с надписью «Рональдо».

– А вот и нельзя, – кинулся спорить мальчишка в спортивном костюме. – Всем можно, а спортсмену нельзя. Вдруг позвонят? В любое время могут позвонить и вызвать на соревнования, за свою страну выступать.

– Как могут позвонить ночью? Ночью же все спят, – удивился кто-то.

– Не спят, – пытался доказать всё тот же мальчик. – Вспомни природоведение. Что там говорили? Мы хоть этого не проходили ещё, но учительница сказала, что когда у нас ночь, в Америке – день. Нам солнце по очереди светит. И враги всякие могут, пока мы спим, объявить соревнование. И пока наших там нет, взять и все первые места забрать. Вот поэтому спортсмены не пьют, чтобы не проспать.

– Тогда что он болтается и ничего вокруг не видит? – не отступал тот мальчик, который настаивал, что тренер может быть пьяным.

Но следующий мальчишка вмешался и предложил свою версию.

– Да у него голова, может, закружилась. С кем не бывает? У спортсменов такое часто. Он, может, с велосипеда на соревнованиях упал. А теперь, значит, голова кружится. А что, не может голова кружиться? – грамотно отстаивал свою позицию мальчишка, который внимательно наблюдал за тренером.

Обсудив таким образом причину странного поведения, ребята успокоились.

– Петруха, бери велосипед и катайся. Герка тебе разрешил, – сказал один мальчик и направился домой.

Подскочил Колька и попросил всё-таки прокатиться, если никто не хочет. К тому же и тренер ушёл. Значит, теперь никакой очереди нет.

– Катись, разве жалко?

Колька запрыгнул на велосипед и звякнул звонком. Сначала раз. Потом два раза. Снова раз. Затем два. И разошёлся. Звонок дребезжал и дребезжал. Ребятам уже надоел этот звук. Они не разделяли радости Кольки и стали расходиться дружно по домам.

– Катись же, Колёк. Хватит звенеть. Видишь, все расходятся, – напутственно пробубнил Петруха, который жалел, что теперь он тратит время впустую, вместо того, чтобы лишний раз самому прокатиться на Геркином велосипеде.

– А тебе что, жалко? – Колька оттолкнулся и покатил. Руль сначала неуверенно мотался из стороны в сторону. Но потом выправился, Колька привык и стал уверенней разгоняться.

Набирая скорость на пустой дорожке, он сильно пожалел, что не отказался от своей очереди. «Надо же, какой я раззява! А ведь у меня не хуже, чем у других получается. А может, и лучше».

Ему так понравился лёгкий ход велосипеда, манёвренность и мягкость, что он поставил лицо под ветер и вдыхал полной грудью. Он размечтался и проехал один круг, второй, третий.

– Ты давай недолго, – не выдержал и крикнул ему Петруха, – мне за сестрой в садик надо.

Тогда Колька съехал с дорожки и поехал совсем в другую сторону, чтобы не слышать противного голоса Петрухи.

Теперь Колька накручивал педали вокруг школы, где Петруха не мог его видеть, но если бы пошёл искать, то сразу бы наткнулся не него.

Гошка с Моцартом пошли в сторону Гошкиного дома. Мимо них проехал Колька, словно не замечая их.

– Моцарт, пошути в последний раз.

– Как пошутить?

– Да вот с Колькой. Забрал Геркин велосипед и разъезжает. Петруха крикнул же ему, что за сестрой в садик надо. А ему один круг мало, два круга мало. Что, у Петрухи дел никаких нет? Только ждать, когда накатается Колька.

– Что в моих волшебных силах, давай сделаю, – Моцарт остановился. – Говори, если у меня получится.

– Пусть он ему отдаст велосипед. Да и всё, – потом добавил старую поговорку, которая пришла ему почему-то в голову. – Любишь кататься – люби и саночки возить, – Гошан сказал это, словно бы он сделал дело, и пошёл дальше.

Моцарт подумал над пожеланием Гошки, закрыл на какое-то мгновение глаза, затем в несколько шагов догнал друга.

Они шли не торопясь, и Гошан ждал, что же придумал Моцарт на этот раз. Выходя в ворота школы, Гошан обернулся и увидел вдали, как Колёк тащил на себе велосипед. Навстречу ему шёл Петруха.

– Моцарт, ты что с велосипедом сделал? Он что, сломался? – нахмурился Гошка.

– Не сломался. Колёса перестали крутиться. Временно. Когда отдаст, тогда они снова закрутятся.

– А тащит-то Колёк его зачем? Разве катить не лучше.

– Нет, он с места не сдвинется. Я решил сделать так, что если катишь, то очень тяжело. Если велосипед на себе тащить, то гораздо легче.

– Да, умеешь ты насолить, – улыбнулся Гошан. – В следующий раз умнее будет, не станет далеко уезжать.

 

Глава 9

Настоящие друзья и их большие и маленькие секреты

– ЖАЛКО, Моцарт, что нет сегодня моих настоящих друзей, – Гошка мечтательно посмотрел на волшебника. – Они самые настоящие друзья. И тебе бы они тоже понравились.

– Тогда кто были эти ребята? Они что, не настоящие друзья?

– Моцарт, ты как будто наших правил не знаешь. Это тоже друзья. Но не совсем такие. Знаешь, когда играешь в войну понарошку. Ну, в тебя стреляют, ты стреляешь. Вот стреляй в меня.

– Как стрелять? – не понял Моцарт.

– Очень просто. Вытягивай руку, – Гошан помог вытянуть Моцарту руку. – Сжимай в кулак, как будто держишь в руках пистик. Делай указательный палец, как дуло.

Моцарт вытянул руку и направил указательный палец вперёд.

– Молодец, – Гошан взял его за руку, – держи так.

Гошан отошёл на два шага и громко скомандовал:

– Стреляй в меня!

– Как стрелять? – опять не понял Моцарт.

– Сначала целься в то место, куда хочешь попасть. Потом делай так, – и Гошан изобразил губами звук выстрела. – Ды-ы, дыдч! Дуф. Дуф.

Моцарт повторил точь в точь так, как ему велел Гошан.

– Ды-ы! Дыдч. Дуф.

– Да разве так стреляют? Ты громче давай, чтоб как из настоящего пистолета!

Моцарт повторил. Но так громко, что если бы они играли на самом деле в войну, то Гошка подумал, что его соперник палит из пушки или из модной во время игры ракетной установки «Катюша».

– Вот это у тебя хорошо получилось. Теперь повтори. Покажу тебе ещё кое-что.

На этот раз Моцарт повторил складно.

Он вытянул руку. Направил палец на Гошку и выстрелил.

– Ды-ы! Дыдч. Дуф.

Но Гошка перехитрил его, уклонившись от выстрела, как ковбой в фильме. Но в последний момент схватился за плечо и начал падать. Потом он немного покорчился, поизвивался, как змея, изображая раненого. И мученическим голосом сказал Моцарту:

– Палпатин, теперь ты не можешь меня убить. У тебя был последний патрон. А я увернулся. Силы добра на моей стороне. Ты только ранил меня. Потому, – и Гошка резко вскочил на ноги, – мы ещё продолжим схватку на равных!

Гошан быстро встряхнулся и встал в стойку, как боксёр, расставив ноги и выставив перед собой руки сжатые в кулаки.

– Ну что, понял, что значит понарошку? Тебя или меня убивают или ранят. Ты падаешь и притворяешься, что мёртвый или раненый. А потом встаёшь, а на самом деле ты живой. Мы же играем. Вот это и называется понарошку.

– Что же это получается? Все эти ребята притворяются, что они твои друзья? – снова спросил Моцарт.

– Моцарт, а у тебя в твоей стране волшебников есть друзья? А то ты как-то странно спрашиваешь! – и Гошка изучающе посмотрел на Моцарта.

– Друзья? – переспросил Моцарт. – А зачем они нужны? Это вредно и губительно.

– Да ты что?! – Гошку смутил такой ответ. – А как же тайны, секреты? Ты вот кому рассказываешь свои маленькие и большие секреты?

– Какие секреты? У меня нет никаких секретов, – спокойно ответил Моцарт.

– Нет секретов – значит нет друзей! Друзья для того и есть, чтобы делиться секретами. И тебе, Моцарт, так нельзя. Вспомни Тома Сойера и Гекельберри Финна.

– Это тоже твои друзья? – Моцарт совсем расстроился.

– Кто? – Гошан остановился и внимательно посмотрел Моцарту в глаза. – Ты их не знаешь?

– Нет, – Моцарту даже стало обидно за себя.

Ведь Гошан знает всех и дружит со многими. У него столько товарищей, что Моцарт стал ему завидовать. И непременно решил стать Гошану лучшим другом.

– Так кто же эти Том и… Берри?

– Ого, ты даёшь! – Гошан свистнул. – Если ты не знаешь про них ничего, тогда я тебе рассказывать не буду, а лучше дам книгу, и ты сам прочтёшь. И тогда ты поймёшь, что такое настоящая дружба. Ты, Моцарт, какой-то холодный, как заколдованный мальчик Кай из книжки про Снежную Королеву. Так нельзя. Должны быть маленькие секреты. Их можно рассказывать и таким друзьям, как эти ребята, которые сейчас на велосипеде катались. А большие секреты надо рассказывать только настоящим друзьям.

Моцарт слушал с большим любопытством.

– Но есть и такие секреты, которые нужно знать только одному. И никому совсем их нельзя рассказывать, даже под угрозой смерти.

Моцарт тронул Гошку за локоть.

– И какие же это секреты? Про которые совсем… никому… нельзя… рассказывать? – почти шёпотом спросил он.

Новость про секреты, о которых нельзя никому рассказывать, Моцарту понравилось, и он решил подробнее расспросить Гошку.

– Моцарт, я бы тебе рассказал про такие секреты, о которых нельзя рассказывать, но пока такого секрета я сам ещё не выдумал. Но если бы он у меня уже был, то я бы никому-никому его не выдал!

– И что, даже своим настоящим друзьям не рассказал?

– Да ты что! – напугался Гошан. – Если ты поклялся никому не говорить, но всё равно секрет разболтал, то твоя клятва ничего не стоит.

– Какая клятва? – Моцарт снова ничего не понял.

– Какая, какая? Которую ты даёшь и берёшь, когда рассказываешь свою тайну или слушаешь чужой секрет. Ты, например, хочешь знать мою тайну. Я тебе могу её рассказать. При условии, если ты мне дашь клятву. Я выслушаю твою клятву. Если она меня устроит, то я тебе расскажу свой секрет.

– А если я разболтаю? Что тогда?

– А ничего, в первую очередь я с тобой дружить не буду. А ещё, по условиям клятвы, с тобой случится то, чем ты поклялся.

– Это серьёзно? – вздохнул Моцарт.

– Что серьёзно? – переспросил Гошка.

– Ну что дружить не будешь? Ты вот, например, мне понравился, а если скажешь, что дружить не будешь, тогда я сильно расстроюсь. У нас в стране и школе, – сознался Моцарт, – нет друзей, нет секретов, мы как бы делаем одно дело.

– Какое дело? – пришла очередь удивиться Гошке.

– Не знаю, нам ещё не сказали. Мы пока маленькие для этого.

– Кто мы?

– Я и мои товарищи из школы.

– Ладно, Моцарт, потом расскажешь. Я вот сейчас тебя хочу проверить. Расскажу тебе секрет. Маленький и простой. Ты мне дашь клятву. И вот тогда узнаем, хочешь ли ты мне стать другом.

– Конечно, хочу! Даже не сомневайся. Можешь сколько угодно проверять, – убеждал Моцарт Гошку.

– Ладно, сейчас придумаю, какой тебе можно секрет открыть. Вот придумал! Есть секрет, – Гошан подумал и возразил сам себе. – Нет. Думаю, придём домой – я его на бумажке напишу, ты прочитаешь – запомнишь. А бумажку сжечь надо потом. И тогда, кроме тебя, никто знать не будет. Надо только маленький секрет. Для большого секрета нам надо дольше общаться, – Гошка обдумывал план действий по рассекречиванию какой-нибудь своей незначительной тайны.

– А давай, пока мы домой возвращаемся, ты мне скажешь свой секрет. Совсем маленький. Сразу и проверишь меня.

– Давай, – согласился Гошан и похвалил Моцарта за сообразительность. – Молодец, Моцарт. Ты тоже смекалистый. Что время терять, надо сразу проверять настоящих друзей!

– Вот и я говорю, – кивнул польщённый Моцарт. В нём всё сильнее нарастала симпатия к Гошке.

– Слушай, Моцарт. Вот, например, – начал Гошан, – мне нравятся две девочки в школе. Одна беленькая, а другая чёрненькая. И вот какую выбрать? Не знаю.

– А куда ты их хочешь выбрать? – не понял Моцарт.

– Куда, куда! Чтобы тоже понравиться кому-нибудь из них! И мы, например, нравились бы друг другу.

– Тогда кто больше нравится, того и выбрать нужно.

– Как же их выбрать, если они мне нравятся одинаково.

– А ты у своих друзей спрашивал, они что говорят? – по-другому поставил вопрос Моцарт. – А то я даже немного растерялся от такого вопроса.

– Балбес говорит, что чёрненькую надо выбирать. У неё, ну, у её родителей есть дача двухэтажная за городом.

– А что дача? Причём тут дача, девочка и ты?

– Как же? Когда она вырастет, дача будет её. А если мы будем вместе, значит, дача будет наша. Родители старые будут. Зачем им дача? Если только вишню и яблоки собирать. И варенье нам варить. Ну, что молчишь?

– Тогда не думай. Выбирай чёрненькую.

– Нет, Моцарт. Не смыслишь ты ничего в житейских вопросах.

– Почему?

– А потому, кудрявая твоя голова! – засмеялся над ним Гошка.

Моцарт встал и погладил зачем-то свои волосы.

– Они у меня разве кудрявые? – спросил он вслух и принялся разглаживать их.

– Это так говорится, – быстро отреагировал Гошан, не понимая, зачем понадобилось Моцарту разглаживать волосы. – Я с утра, когда волосы дыбом стоят, руки мочу под краном и прямлю их. А когда нечем помочить, плюю на ладони.

Гошка плюнул на ладонь, чтобы показать, как он это делает, и пригладил причёску. Хотя его короткие волосы приглаживать особенной нужды не было.

Тут же он увидел перед собой ладони Моцарта.

– Ты чего, Моцарт?!

– Плюнь мне тоже.

Гошка не понял для чего и плюнул. Но сразу после остолбенел, увидев, что Моцарт потёр ладони точно так же, как он, а затем старательно стал приглаживать волосы.

– Ну, ты, Моцарт-Бах, даёшь! – Гошка открыл рот и покачал головой из стороны в сторону.

– Чего не так?

– Да всё так, Моцарт! Учить тебя надо всему.

– Так что у нас там про секрет? – вернулся Моцарт к интересующей его теме.

– На чём остановились? – Гошан забыл, о чём они говорили, после того, как плюнул Моцарту на ладошки.

– Про чёрненькую девочку. И про беленькую, – напомнил волшебник.

– Ах, да! Так слушай. У беленькой мать на кондитерской фабрике работает. А у отца джип.

– И что это значит? – допытывался Моцарт.

– А то и значит. Конфеты всегда дома, разные сладости. Представляешь, если с ней дружить, то всегда, когда захочешь, можно кушать конфеты, запивая сгущёнкой и закусывая кренделями. Вот, например, ты в гости зашёл, а по вазочкам конфеты разные: шоколадные, карамельки, сосачки. И птичье молоко тоже везде.

Гошка сделал паузу.

– А вот с джипом, конечно, дела хуже обстоят. Джип отец не отдаст. Ему самому, небось, нужен, но думаю, если куда надо будет поехать, то отвезёт. Что ему, жалко? Я же друг его дочери. А раз мы все друзья, то и… и мне можно даже порулить дать. На этом джипе.

– Да, вот задача! – задумался Моцарт. – Не из лёгких. Я и не знаю, что подсказать. В чём же тут секрет?

– Секрет! – и Гошан принялся думать, в чём же тут действительно секрет.

Вроде бы всё рассказал, ничего особенного. Все в классе знали об этом. А вот в чём секрет Гошан вдруг забыл.

– Забыл, Моцарт! В чём секрет забыл, – и он постучал себя по голове.

Раздался звук, словно Гошан постучал по пустому кувшину. Гошан услышал этот звук и опять постучал. Раздался тот же звук.

– Моцарт, ты слышал?

– Угу, – поддакнул тот.

– У меня голова пустая. А с утра была не пустая. Я точно помню, – он снова постучал. – Точно помню, обычно звук у неё другой.

Он встал на дорожке и время от времени стучал себя по голове.

– Ты меня случайно не заколдовал? Ничего там со мной не сделал? Уж что-то особенно пусто в ней сегодня. Мне даже страшно становится.

Моцарт отрицательно покачал головой.

– Скажи, а ты и на джипе умеешь рулить? – Моцарт задумался о чём-то своём.

– Нет, не могу. Но думаю, что это не сложно. В компьютере-то в автогонках я неоднократный чемпион. На машине-то, наверно, проще. Там только колёса качать надо и бензином заправлять по-правдашнему. А всё остальное то же самое.

Гошан сказал это таким уверенным тоном, что у Моцарта не возникло сомнений в словах друга. Гошка в его глазах поднимался всё выше.

– Послушай, Моцарт, постучи мне по голове. Я послушаю, какой будет звук. А то когда я стучу, то толком и не слышу. Меня рука, которой я стучу, отвлекает. Только не сильно, костяшками лучше, от них звук отчётливей.

Моцарт один раз ударил костяшками по голове Гошана. Звук получился такой, будто ударили в колокол. У Гошана глаза стали как два иллюминатора.

– Ты чего? – сначала улыбнулся, а потом испугался Моцарт.

– Ещё раз, можно и два. Нет. Давай три. Что-то я не расслышал или мне померещилось.

Моцарт старательно ударил три раза. Гошан услышал тот же колокольный звон. Моцарт уже не стучал, а звон всё продолжал литься.

– Моцарт, – Гошка смотрел на волшебника, как разведчик на боевое задание, – ты слышал, или это я только слышу?

– Что слышишь? Колокольный звон?

– Угу, – Гошан широко открыл глаза. – Значит, ты тоже его слышишь?

– Конечно, это же я тебе его сделал, – признался Моцарт.

– Ты-ы? – не поверил Гошка.

– Тебе не нравится? А хочешь – выбери звук, который тебе нравится!

– Как это, звук, который мне нравится?

– Очень просто, – и Моцарт снова не сильно стукнул по голове Гошана.

«Пим», – раздался тонкий звук, как будто чирикнула птичка. «Тинь», – тукнул Моцарт ещё раз, и звук был такой, словно зазвенела тонкостенная рюмка. «Бах», – послышался звук разбитой бутылки.

Замахнувшись, Моцарт хотел ещё раз стукнуть, но Гошка остановил его.

– Хватит! Я думал, мне показалось, а это ты чудишь.

– Я подумал, тебе не нравится звук. Решил сделать такой, который бы тебе понравился.

– Так ты и разные звуки умеешь создавать?

– Могу, – как о пустяке, рассуждал Моцарт.

– А так можешь? – Гошан скинул майку с одного плеча, сунул в подмышку левую ладонь, а правой свободной рукой начал поднимать вверх-вниз. Раздался звук: «Пр – пр! Хр – хр». Похоже не то на утку, не то на рвущуюся одежду.

Моцарт засмеялся над тем, как Гошка проделал свой фокус.

– А так? – и Гошка стал приседать.

Присев сначала раз тридцать, он стал делать медленное приседание. Ничего не происходило. Он снова быстро присел раз двадцать. И снова ничего.

– Не получается, Моцарт! В следующий раз, – грустно задышал Гошка.

– А что должно было быть? – спросил Моцарт.

– Кости на ногах должны были захрустеть. Отец мой так делает. Я думал, и у меня получится. Первый раз попробовал. Не получилось. Тогда смотри – другой фокус покажу.

Гошка сложил указательный палец со средним и приложил к ушной раковине. Он хотел щёлкнуть. Но у него снова не получилось.

– А сейчас что? – опять удивился Моцарт, потому что ничего не услышал.

– Должны были щёлкнуть. Такие щелчки, – обиделся Гошан сам на себя за то, что не смог удивить Моцарта.

После этого он щёлкнул суставами пальцев. Это у него получалось, и он хотел придержать напоследок.

Моцарт оценил по достоинству эти щелчки.

– Если хочешь, я тебя тоже научу. Это не сложно, – признался Гошан. – Кто попробует, у всех это получается с первого раза.

Но всё-таки коронный трюк, который вспомнил Гошан, он приберёг до конца. Тут он точно знал, что удивит, кого хочешь. Он любил этот трюк показывать девчонкам, чтобы сразу им понравиться.

Гошка сжал пальцы в кулачок, поднёс его ко рту. Затем, отпружинивая по очереди пальцами и разгибая их с мизинца до указательного, застучал ногтями по передним верхним зубам.

«Тук, тук, тук». Простучал он по очереди. И средним пальцем: «Тин-тин». Потом снова: «Тук, тук, тук». И средним пальцем: «Тин-тин».

Открывая рот то шире, то уже, то увеличивая скорость пальцев, Гошка создавал некую примитивную мелодию.

Моцарт, хоть и был волшебником, снова удивился. И, улыбнувшись, тоже повторил. Ногти застучали, но стройной мелодии не было.

– Вот, Моцарт, понравилось?

– Да. Очень. Тоже хочу научиться.

– Ладно, учись по дороге. Пойдём.

И они побрели дальше.

 

Глава 10

Что изучают волшебники в школе

– ТОЛЬКО не надо, Моцарт, чтобы у меня звуки разные от головы шли. А то ребята смеяться будут. Это ведь только раз можно в шутку. А если постоянно, то все подходить начнут и стучать. Не успеешь обернуться, со всех сторон только будут настукивать. Только и отбивайся от любителей послушать колокольный звон.

– Да разве могу я без твоего согласия? Ты обо мне не думай плохо, – сказал Моцарт, а сам подумал, что Гошану угодить трудно.

– С чего ты взял, что я плохо думаю о тебе?

– Я никогда не могу сделать так, чтобы тебе понравилось, – признался Моцарт.

– А-а, ты про это! – распевно произнёс Гошка. – Ты не обращай внимания. Шутить-то ты мастер. А вот серьёзные дела мне ещё в голову не пришли, чтобы я тебя мог попросить. Но ты не переживай. Я как придумаю, сразу попрошу.

– Ты проси. Проси, – Моцарт хотел сделать приятное Гошке.

– Знаешь, я сегодня целый день думаю, о чём бы тебя попросить таком. И ничего в голову не приходит. Представляешь? Целый день вместе с тобой, а так совсем ничего не сделали волшебного, – Гошка задумался. Пойдём ко мне, по бутику съедим.

– Какому бутику?

– Батон с колбасой, – Гошан встал и хлопнул себя по лбу. – Ах, растяпа! И ты, Моцарт, не скажешь. А можешь батон с колбасой сделать? – Гошан вопросительно посмотрел на волшебника.

– Гош, как волшебник я должен уметь это. Но я троечник, и мало что пока умею создавать. Ну, например, что помню. А я не стараюсь запоминать то, что мне никогда не пригодится. Я даже не знаю, проходили мы в школе, как создавать батоны с колбасой или нет. Вот умножать я точно не умею. Мы это не проходили.

– Что, даже таблицу умножения не проходили? – удивился Гошка.

– Таблицу умножения проходили. А вот умножение и преумножение предметов не проходили. Это уже из старших классов. Наподобие высшей математики.

– И что у вас там за умножение такое, что только в старших классах проходите? – поинтересовался Гошка и почесал затылок.

Он постучал по голове, чтобы проверить, остался ли тот звук или пропал.

Звук был нормальный, а вовсе не как по пустому кувшину.

– Вот видишь, голова зазвучала опять нормально. Стоит только подумать, и мозги снова в ней появились.

– Так что у вас за переумножение хитрое? – повторил свой вопрос Гошка.

– Не переумножение. А преумножение веществ. Я сам толком не знаю. На этом уроке учатся из одного предмета делать несколько. Например, есть одно яблоко, а сделать нужно два или три. И так со всеми предметами, на которые укажут.

– Ого. Сильные у вас уроки. И когда ты этому научишься? Вот тогда ты мне особенно нужным станешь. Вот уж ты мне много чего преумножишь. Я бы, например, сразу первое, что сделал, – Гошан мечтательно поднял глаза к небу, – сразу бы и матери, и себе, и отцу, и Слюнтику, и Балбесу, да что там, всем бы сразу по планшету iPad подарил. Ты бы сидел целый день и делал эти планшеты. Мы бы с тобой их раздали всем знакомым, а потом… потом, про запас бы наделали. Вдруг ещё кому понадобится.

Гошан замолчал. Он обнял Моцарта за плечо. Моцарт шёл рядом.

– А что, Моцарт, не хочешь меня как друга тоже за плечо обнять. Мы так с друзьями иногда ходим. Чтобы показать другим, что мы друзья.

– Так мы с тобой друзья? – обрадовался Моцарт.

– Конечно, друзья! Настоящие. Только не думай, всё равно тебя проверить надо. Ну, чтобы Слюнтик и Балбес тоже в тебе уверены были. А вот преумножать тебе бы неплохо научиться поскорей. Хорошее дело могли бы сделать. Представляешь, – опять размечтался Гошан, – у всех бы мальчиков и девочек были планшеты. Вот бы радости было. А взрослым не надо. Сами купят. Они же взрослые. Для того и работают, чтобы покупать. Или, например, изобрести такой детский айпадик. Малюсенький, как телефон. Ну как айфон. Видел такой?

– Нет. Не видел.

– Жаль, что не видел. Было бы о чём поговорить.

– А что, нам не о чем говорить?

– Да есть, конечно. Мы вот, например, мечтаем со Слюнтиком и Балбесом отправиться в плавание, построить своими руками корабль на берегу реки, с каютами, чтобы у каждого своя была. По очереди капитанами быть, чтобы без обид. Мы иногда собираемся и мечтаем, как строить будем, куда поплывём.

Вдруг Гошка испугался чего-то, побледнел и остановился.

– Что с тобой, Гошан? – забеспокоился Моцарт. – Что с тобой?

Гошка молчал. Он был серьёзен, поджал губы и в упор смотрел на Моцарта.

– Скажи, я что-то сделал не так? Или… – спрашивал Моцарт, пытаясь внешне остаться спокойным.

– Я… я… предал кое-кого! – сознался Гошка. – Представляешь, я предал своих друзей.

– В чём ты предал и кого? – наивно улыбнулся Моцарт.

– Мы поклялись никому не говорить, что собираемся строить корабль и что поплывём. Я тебе рассказал один из самых своих больших секретов.

– Ха, ха, ха! – рассмеялся Моцарт. – И в чём же этот секрет заключается? Ну сказал и сказал. Что изменилось-то?

– Не понимаешь ты ничего, Моцарт! Я клятву нарушил.

– А что за клятва?

– Что кроме моих друзей никто об этом не узнает!

– Так ты сначала сказал, что я твой настоящий друг. И только после этого сказал мне, что вы собираетесь в путешествие.

– О-о! Моцарт, а ты молодец! Память у тебя хорошая. Если бы не твоя память, что бы я сейчас делал?!

– Вот видишь, Гошан, и я тебе пригодился, – Моцарт расцвёл, как утренняя роза.

– Да, Моцарт! Ты вовремя пришёл мне на выручку.

Гошка взял ладонь Моцарта и крепко пожал её, изображая из себя взрослого.

– А это что значит? – спросил Моцарт, показывая на этот жест.

– Ну это как бы, ну… Ты и я. Ты и я, – выдумывал Гошан, потому что не знал, что это обозначает. А видел он только в кино. И читал одну книгу, где упоминалось, что они пожали друг другу руку и после этого стали друзьями. А раз Моцарт не знал, то надо было Гошану выдумать красивое объяснение этому рукопожатию. – Это как бы означает, что мы с тобой, мы с тобой, ты и я… одной крови, – выпалил Гошка, довольный, как быстро и ловко он придумал. – То есть, когда мы пожимаем руку, мы имеем в виду, если тебе нужна моя кровь, то возьми её. Если мне нужна, то значит, ты готов мне дать свою кровь.

Внимательный Моцарт слушал. Вещи, о которых ему говорил Гошка, он принимал со всей серьёзностью. «Удивительная страна!» – думал он. «Какие удивительные люди. И надо такому случиться, я познакомился с одним из лучших представителей этой неизвестной мне доныне страны». По возвращению он решил, что непременно разузнает об этой стране как можно больше.

Однако у Моцарта могла возникнуть одна маленькая проблема. Другие страны в его школе проходят только в старших классах. А оказаться в них вообще могли только выпускники-отличники. Кроме того, зачем их вообще обучают волшебству, Моцарт даже и не знал. До окончания школы им об этом не сообщают.

– Гошан, как ты думаешь, мы с тобой встретимся ещё? – лицо Моцарта было опечалено.

– А ты разве куда-то собрался? – вот уже чего-чего, а такого вопроса Гошка не ожидал.

Гошан встал и странно посмотрел на Моцарта. Он огляделся по сторонам, словно бы кого искал.

– Послушай, Моцарт, я совсем забыл. Целый день мы провели вместе. Тебя твоя мама наверно спохватилась, а может, и папка. Извини, Моцарт-Бах, а я об этом не подумал, – виноватое выражение Гошкиного лица сильно подействовало на маленького друга волшебника.

– Не переживай, Гош. Меня никто не ищет, – твёрдо ответил Моцарт. – Но мне очень интересно узнать, каким же образом я попал в твою страну. Я почти совсем ничего не знаю об этом. Поэтому и не представляю даже, смогу ли вернуться сюда еще раз.

Моцарту так много хотел сказать Гошану. Он понимал, что время здесь подходит к своему завершению. Всё равно он должен вернуться к себе, и только там он узнает, сможет ли ещё раз навестить Гошку.

А могло случиться и так, что он, вернувшись в свою страну, узнает, что никогда больше не увидит Гошана, и эта их встреча была первой и последней.

– Гош, а у тебя было так, чтобы ты знакомился с новым товарищем, вы подружились, а потом разъехались по своим домам и больше никогда не виделись? – голос у Моцарта дрожал.

Моцарт спрашивал у Гошана, а сам надеялся услышать только один ответ, что Гошан дружит с этими ребятами до сих пор.

– Моцарт… – обдумывал Гошан свой ответ неторопливо, как двоечник у доски на уроке. – Все мы часто разъезжаемся по своим деревням или в детские лагеря. Там обзаводимся знакомствами. У каждого из нас появляются новые товарищи. Иногда кто-нибудь из нас потом где-то может случайно, а может, специально встречается. Некоторые по интернету общаются. Так проходит год за годом. Наверное, когда мы вырастем, мы, может, опять встретимся, и может, наша дружба продолжится.

Гошан, по правде, и сам расстроился. Вот скоро Моцарт отправится в свою страну. И кто знает, увидятся ли они снова.

Он думал, что бы ещё такого сказать Моцарту, чтобы тот его тоже в свою очередь не забывал. Может, надо что-то такое сделать, чтобы Моцарт запомнил его и точно вернулся? Но ничего особенного и примечательного Гошке не приходило в голову.

Гошан вспомнил все свои расставания с товарищами, которые происходили в его жизни. Конечно, их было не так много, а случались они не так часто, но все они запомнились хорошо.

Странным и очень удивительным образом Моцарт за такой короткий срок, за такой небольшой промежуток времени стал таким близким и родным. И не зная отчего, Моцарт показался ему самым симпатичным и добрым мальчиком на свете. И так не хотелось Гошану с ним расставаться.

– Моцарт, а сделай волшебство, чтобы я тебя помнил дольше. Ну, чтобы я тебя запомнил… ну, запомнил навсегда… раз, и я тебя никогда не забуду, – у Гошки пересохло в горле, и он начал немного заикаться.

Его звонкий голос изменился. И представив себе, что они скоро разойдутся с Моцартом, у него появилось желание заплакать. Но он же не девчонка, и потому он разозлился на себя, и желание плакать отступило.

А Моцарт, как и Гошка, тоже сильно волновался. Но он крепился изо всех сил, чтобы не раскисать. Он посчитал, что Гошан должен помнить его сильным и уверенным другом.

– Чего ты хотел бы, Гошан? – улыбнулся застенчиво Моцарт. – Давай я попробую. Только ты, наверное, понял, что я не всё могу, – виноватая улыбка появилась на губах Моцарта. – Маленький я ещё волшебник.

– Даже не знаю, Моцарт. Я и так целый день не мог решить, что же у тебя попросить. Было бы гораздо лучше, если бы я познакомил тебя со своими друзьями. Тогда это можно было бы считать самым хорошим, что я мог для тебя сделать. А что просить? Я за целый день так и не решил. Да разве когда дружишь, – вдруг Гошан запнулся, и ему пришла мысль, – разве когда дружишь, можно что-то просить у друга?

Гошка набрал воздуха в грудь и выпалил признание, которое ему далось и тяжело, и легко одновременно.

– Хочешь, я для тебя сам что-нибудь сделаю или отдам самую дорогую вещь, которая у меня есть?

Гошан начал перебирать в уме, какие дорогие вещи есть у него: ножичек швейцарский, несколько марок, подаренных на день рождения, про которые кто-то сказал, что они ну очень редкие и дорогие, тот самый айпад, с помощью которого он сделал возможным появление Моцарта.

Но айпад принадлежал Гошке только наполовину. Так они с отцом договорились. Гошка может пользоваться планшетом, но вот подарить…

Можно, конечно, если сильно захотеть. Он имеет право подарить Моцарту свою половину. Но как же быть с отцом? Гошан решил, что отцу надо сказать. Как только представится возможность, он сразу вернёт отцу его половину, которой временно воспользуется Моцарт.

Или, например, когда отец обещал, что накопит денег и купит ему такой же планшет. Нет! Он обещал купить ему, Гошану, самый хороший, самый навороченный и крутой. Даже лучше чем тот, который есть сейчас. Он назвал этот планшет старым. Но старый он только потому, что когда-нибудь купят новый. И вот когда купят новый, тогда он, Гошка, отдаст отцу уже половину нового, который намного лучше. Взамен той половинки, которую он забрал у отца, чтобы подарить Моцарту.

Гошка стоял и думал: «Как же так! У Моцарта тогда будет свой планшет. И даже не так, как у меня, с отцом наполовину. А полностью свой, который не надо ни с кем делить. А у меня ничего не будет».

И так Гошану стало жаль себя, и так ему стало плохо от этой мысли, что он решил отказаться от этой идеи. И сразу начал успокаивать себя: «Да зачем волшебнику планшет? Он и без планшета всё, что захочет, и так себе сделает».

Когда Гошка расстроился, это заметил Моцарт.

– Гошан, что случилось? Подожди, я тоже хочу придумать, что для тебя могу сделать или чем удивить. Но мне пока ничего не приходит в голову. Я тут придумал одну вещичку. Но…, – Моцарт хотел что-то сказать, но у него получилось только открыть рот, а звуки куда-то делись. И он просто открывал рот, как немая рыбка, которая хватает воздух.

– Я. Я… у меня. Я попробовал, но не получилось, – признался Моцарт.

У него потекла маленькая и крошечная чистая-чистая слезинка. Она покатилась, потом застыла на щеке, а через мгновение растворилась.

– Так ты что, перестал быть волшебником? – лицо Гошкино вытянулось.

Такое неожиданное заявление Моцарта подействовало на Гошку:

– Что это значит? Я не верю, Моцарт! То есть, с утра ты был волшебником, а после обеда, раз, и не волшебник?! Нет, Моцарт, ты уж давай так: раз волшебник, то до конца волшебник. – Гошка покачал головой. – Я своим друзьям что скажу? Познакомился с настоящим волшебником Моцартом. Дал ему замечательное прозвище Бах. А он, значит, назло или по какой другой причине вдруг и перестал быть волшебником. Хватит шутить, Моцарт! Я не могу друзей обманывать. И должен сказать им, что я знаком с самым волшебным волшебником. Ты не можешь перестать быть волшебником. Мы с тобой так не договаривались!

Какое-то время они шли молча. Солнце скрылось за тучи. Стало темно. Моцарту почудилось, что солнце обиделось на него вместе с Гошкой. Хмурое лицо Гошки посерело и казалось ещё мрачней оттого, что солнце исчезло с неба.

Уже твёрдо решив не дарить Моцарту при первой встрече планшет, Гошка обрадовался. Настроение его улучшилось, а планшет стал ему ещё дороже. Будто он потерял драгоценную вещь и снова нашёл её.

«А вот когда мы во второй раз с ним встретимся, я снова подумаю об этом. И может, я не раздумывая, подарю Моцарту свой айпад. Точно подарю. Попользуюсь только немного. А могу подарить и попросить его оставить планшет у меня. Так он целей будет. И мне хорошо, и Моцарту. У него будет свой планшет, который я ему подарю, а пользоваться буду я».

Гошана такая идея обрадовала, особенно тем, что все привычные предметы остались на своих местах, но на самом деле всё поменялось.

 

Глава 11

Плеваться нехорошо

ПОСВИСТЫВАЯ мелодию, Гошан и Моцарт шли по зелёной аллее. Навстречу шли трое мальчишек, на пару лет старше Гошки и Моцарта. Двое были Гошке незнакомы, а одного он знал, когда посещал клуб Юного техника. Гошан бросил посещать клуб после третьего занятия, потому что не сошёлся характером с уборщицей, когда забыл взять из дома сменную обувь.

Он тогда сбегал за тапочками к другу, но уборщица-вахтёрша его всё равно не пустила, потому что занятие подходило к концу. Оставалось мало времени, и она сочла, что ему там нечего делать. И сказала приходить на следующее занятие в другой день. На этом Гошан закончил мечтать о том, чтобы стать известным конструктором и больше в клуб не приходил.

Издалека заприметивший эту троицу Гошан изучающе посматривал на них.

Один из них, самый модный, был одет в рубашку с расстёгнутыми верхними пуговицами и джинсы с широким ремнём. На ремне поблёскивала огромная увесистая пряжка, чуть ли не на весь живот. Из переднего кармана джинсов виднелся краешек дорогого айфона. На запястье у него красовались крупные часы на резиновом ремешке.

Его походка, с изогнутой колесом грудью, казалась слегка вызывающей. Он шёл и расставлял ступни так, словно сбивал одуванчики, а края приспущенных джинсов задевали и шоркали об асфальт. При этом он громко рассказывал своим товарищам, как он умеет выделяться. То есть выпендриваться, будто он деловой человек, и всё-то ему нипочём.

Его товарищи сами при этом ничем особенным не отличались от ребят такого же возраста. Они шагали рядом и внимательно слушали своего высокомерного друга.

Они тоже заметили Гошку и Моцарта:

– Вот смотри, малышня идёт. Если хочешь показаться для них постарше и важней, то надо себя проявить как-нибудь, – сказал «модник».

На такой случай он имел заготовленную идею, но решил сильно не торопиться. Известно, что важные люди не спешат, а наоборот, тянут время.

– И как же перед этими ребятами можно себя проявить? – с искренним интересом спросил товарищ, глядя на верховодившего друга снизу вверх, будто тот сейчас должен поделиться с ними великой тайной.

– Как, как? Просто! – он набрал в рот слюней и плюнул в сторону.

Плевок получился затяжной и с ровной траекторией. А главное, мальчишка после плевка постарался сделать своё лицо более важным. Потом он плюнул ещё раз. И снова плевок получился ровный, словно изо рта вылетала гладкая фруктовая косточка. Он постарался сделать лицо ещё более и более важным. Для этого ему пришлось задрать подбородок ещё выше.

Так они шли навстречу друг другу. Мальчишка временами повторял свои красочные плевки.

– Моцарт, – услышал волшебник тихий голос Гошки. – А, Моцарт! А ты пошути над тем мальчишкой, – Гошка положил руку на плечо Моцарта, – который плюётся, – и глазами кивнул туда, откуда приближался плевальщик.

Моцарт понял намёк, но решил уточнить, в чём заключается шутка.

– Что нужно сделать, Гошан?

– Смотри, как он харкает по сторонам, и как ему объяснить, что это некрасиво? Кому приятно смотреть, как он плюёт? Проучить бы его, чтобы он забыл, как плеваться. Только чтобы он не понял, что это ты или я специально подстроили, – Гошан лукаво подмигнул Моцарту.

– Ты хочешь… значит, ты считаешь… что плеваться нехорошо, – Моцарт был серьёзен, делая свои выводы. – Да, я не знал. Теперь буду знать, что плеваться нехорошо.

– Ну, конечно! Спроси у кого хочешь. Да в таких вопросах и врать не хочется. Я ведь иногда могу придумать чего-нибудь. И даже приврать, – честно признался Гошка, – если мне выгодно, но только… если никто никогда не узнает. Но не в этом случае, – Гошан сжал губы, а потом открыл рот и щёлкнул ногтём по переднему зубу.

– Это что такое ты сделал?! – уставился удивлённо Моцарт, который не переставал поражаться новым и новым изобретениям Гошки.

– Это маленький способ доказать, что я говорю правду.

И он снова щёлкнул ногтём по переднему зубу. Он так старательно это сделал, что раздался громкий щелчок.

– Хорошо, – Моцарт не знал, как щёлкнуть по зубам ногтём, и потому двумя пальцами застучал по всем верхним зубам. Раздалась ровная барабанная дробь. – Я тоже не буду врать, хоть я и не знаю, что это такое, – признался Моцарт, решив, что позднее обязательно задаст вопрос, зачем, по мнению Гошки, надо врать, и продолжил незаконченную беседу. – Значит, надо пошутить? Тогда скажи мне поскорее, что сделать с его плевками?

– Ну, например, пусть они к нему вернутся. Пусть когда плюёт, все плевки на него сыплются.

– Ах вот, значит, в чём шутки заключаются? Так это совсем нетрудно! – улыбнулся Моцарт.

А мальчишка из этой троицы тоже вспомнил Гошана. Он обогнал своих товарищей на один шаг, чтобы оказаться перед ними и кивнул Гошке свысока, чтобы его друзья заметили и оценили, как он быстро усвоил урок.

Он хотел показать своим друзьям, что знаком с Гошкой. А перед Гошкой похвастаться своими взрослыми друзьями.

Гошке стало даже немножко стыдно перед Моцартом за своего знакомого. Разве можно так выставляться? Окружившие этого хвастуна мальчишки не понравились Гошке. Знали бы они, что Гошка идёт сейчас с настоящим волшебником, не задавались бы так!

Но раз так, он их проучит.

Важный мальчишка по-хулигански набрал воздуха в рот. И когда до него и Моцарта осталось несколько шагов, он плюнул перед ними. Но как только комочек из слюны пролетел с полметра, он тут же изменил движение и тяжёлым шариком полетел точно вниз на сандалию моднику.

Сам модник прикрыл глаза, когда плюнул, но его приятели опешили, когда увидели эту картину.

Товарищи ещё не успели предупредить его, а он решил повторить свой трюк и деланно, по-деловому, плюнул ещё раз. Он откинул голову назад и немного в бок и снова прикрыл глаза. А слюна шлёпнулась ему на вторую сандалию.

Модник краем глаза глянул в сторону, куда должен был попасть его плевок. Но он ничего не заметил.

– Ну что, видели? – спросил он у товарищей.

– Что? – непонимающе переспросил один.

– Как что? – чертыхнулся модник, остановившись и по-хулигански плюнув от злости себе под ноги.

Все в этот миг наблюдали за ним и не смотрели, куда летит плевок. Сам хулиган видел, как плевок летел ровнёхонько к земле, но перед тем, как приземлиться, изменил направление. И плюхнулся одному из ребят на ботинок.

От неожиданности модник проглотил язык. Конечно, он не поверил, что такое бывает, и решил повторить. На этот раз он даже сделал поправку на ветер. И хоть ветра не было, но плевок снова попал на ботинок, только уже второму его товарищу.

Он посмотрел на лица ребят. А те смотрели на него и не понимали, зачем он плюёт им на ноги. Им, конечно, это не понравилось, но они посчитали, что так надо, чтобы выглядеть важным. Правда, они и так уже считали его важным, а он все равно плевал им на ботинки.

– Ты что расплевался? – сделал ему замечание Гошка. – Разве не видишь, что твоим друзьям неприятно. Да и всем вокруг тоже.

– А тебе-то что, салага? – тут же ответил ему модный парень. – Какое тебе дело до меня? Хочу – плюю, хочу – не плюю. Ты что, мне указывать будешь, когда мне плевать, а когда не плевать?

– Мне всё равно, если ты плюёшься. Только зачем делать это при нас? Мне, например, и моему другу неприятно, когда ты плюёшь в нашу сторону.

– А чихать я хотел на вас, – он взвесил свои шансы перед Гошкой, который очевидно был младше его и уж напугать точно ничем не мог.

– Чихай сколько угодно. Вот только ты перед взрослыми так не будешь себя вести? Тогда зачем перед нами задираешься. Ты смотри! И тебя проучить можем.

Модник выставил руку с часами вперёд и посмотрел на циферблат. Ему было всё равно, сколько времени показывают часы. Он хотел одного, чтобы все видели часы на его руке. Затем он зачем-то вынул из кармана айфон. Провёл пальцем по экрану и нажал вызов.

– Да, пап! Я гуляю. С кем, с кем… С салагами. Скоро приду, – потом он заблокировал экран и снова сунул телефон в карман.

Он отвернулся ото всех и смачно плюнул. Он уже забыл о прежних плевках и потому не смотрел, куда на этот раз полетит его слюна. Модник считал, что он красиво плюётся, а все ребята считают его круче других. Он проделывал всё с детским наивным пафосом, словно он был самый крутой в мире.

Только он хотел развернуться лицом к ребятам, как почувствовал, что ему на лицо что-то брякнулось. Он провёл ладошкой по щеке и обнаружил мокрые следы.

– Кто это сделал? – он смотрел на Гошку и на Моцарта, но те молчали.

Его друзья тоже молчали, совершенно не понимая, что происходит.

Модник же, ни слова не говоря, плюнул на того, кто стоял ближе. А ближе всех к нему стоял Гошан. Модный мальчишка подумал, что именно Гошка посмел плюнуть на него. Пулька со слюной полетела прямо на Гошку, но в последний момент будто ударилась о невидимую стену, отлетела назад и с силой ударила моднику в щёку.

И хоть слюна не коснулась Гошки, тот запротестовал:

– Ты чего расплевался? – воскликнул он. – Ты чего! Дурак, что ли?

Но потом Гошан моментально успокоился, видя, как слюна вернулась и шлёпнулась хозяину на щеку.

Плевавший мальчишка не ожидал такого подвоха, утёрся и посмотрел на Гошана как на обидчика.

– Что стоишь? Тоже плюй на него, чтобы знал наших, – сказал он одному из своих товарищей.

– Может, не надо? Они ведь и пожаловаться могут взрослым.

Тогда модник важно обратился ко второму своему товарищу, который немного знал Гошку.

– А ты что стоишь? У нас же девиз: один за всех и все за одного! Плюй в них! Тогда мы и главней будем. Вот смотри! – и он стал набирать в рот слюны.

Вместе с ним плюнул и второй незнакомец. Оба они целились в Моцарта и Гошку. А знакомый Гошана не понимал, зачем они это делают, и стоял без движения.

Их слюни летели прямо в ребят, но, не долетев, упали на землю. Затем подскочили, как с горячей сковороды, и метнулись обратно, попав своим хозяевам прямо в глаз. Одному – в правый, другому – в левый. Они зажмурились от неприятного ощущения. И разом, словно сговорившись, повторили свои плевки. Но теперь плевки не упали на землю, а будто оттолкнулись от стеклянной стены, как теннисные шарики, и хлопнули им по другому глазу. Отлетев от одного, эти шарики врезались во второго. И прыгали так, туда-сюда.

Модник и его товарищ, не понимая, в чём дело решили, что их заплёвывают. И что тут началось! Чем больше они плевались, тем больше им доставалось. Закончилось тем, что они насквозь промокли. И, не обращая внимания на прохожих, всё равно плевались, как верблюды.

А Гошка и Моцарт давно ушли, посчитав, что достаточно проучили этих двух задиристых мальчишек. Третий же их товарищ ждал, когда они закончат, но не дождался. Он пытался унять их, но они не слышали и не видели его. И он ушёл, посчитав бесполезным что-либо говорить этим «важным» и «деловым» мальчишкам.

– Теперь надолго запомнят, что плеваться не надо, – сказал Гошан Моцарту.

– Да, – согласился Моцарт. – Никогда не будут плеваться. Уж я тебе точно говорю, – рассеял Моцарт сомнения Гошана.

– Был бы я постарше, наподдал бы ему, чтоб не задавался. Вижу, что он слабак. Задаётся из-за того, что родители ему напокупали шмоток, часы, телефон. А как вести себя – не научили. В погоне за деньгами родителям некогда сыночком заниматься. Вот он и станет обалдуем, – Гошан замахнулся, будто хотел ударить невидимую мишень, но одумался и бить не стал.

– Ударить этого мальчишку, чтобы он понял и не стал больше плевать при посторонних?

Отрицательно мотнув головой, Гошан продолжил:

– Нет! Зачем ударить? Договориться бы со всеми ребятами, кто младше и старше, что плеваться нехорошо. И соблюдать это правило.

– Чтобы совсем-совсем никто не плевался? – спросил Моцарт, вспомнив, при каких обстоятельствах иногда плюются люди.

– Что ты! Что ты! – Гошан даже поперхнулся. – Запрещать разве можно? Мы вот с Балбесом и Слюнтиком тоже плюёмся, когда купаемся. Брызгаемся, воды в рот набираем, и друг на друга поливаем изо рта. А один раз и на берегу брызгались, когда нас девчонка милипуперная увидела.

– Какая? – не расслышал Моцарт слово милипуперная.

– Маленькая, значит, как мизинчик.

Моцарт закачал головой, потому что совсем запутался в объяснениях Гошки.

Гошан выставил пальцы.

– Вот большой палец. Вот средний. Вот самый маленький – мизинец! Вот эта девчонка была мизинцем. Мы пока не взрослые, тоже маленькие. А она ещё меньше нас. Получается, что она мизинчиковая, как бывают батарейки. Это те, что меньше маленьких. Понял, дурашка?

Волшебник протёр лоб.

– Ты меня запутал, Гошан. Так какая она была?

– Милипуперная.

– Понял, наконец! – одобрительно мотнул головой Моцарт. – И что эта девочка?

– Что? Да ничего! – Гошан почесал затылок. – Забыл я, чего хотел сказать. Ты бы вместо того, чтобы вопросы задавать, лучше бы напомнил мне, о чём я рассказывал. У меня ведь историй много разных. Все разве упомнишь? Мне напоминать надо. Интересные я хорошо помню и долго.

– Ты с ребятами из воды вышел на берег, а девочка к вам подошла.

– А-а. Точно. Мы загорали, а она к нам подошла. Глазками уставилась на нас, щёки надула, ресницами хлопает. Мы её спрашиваем: «Что тебе, девочка, надо?» Решили, что она сейчас расплачется. Подумали, что пока играли, может, её забрызгали. Мы к ней все вместе наклонились. И что ты думаешь? Она только этого и ждала. Полный рот воды полетел нам в лицо!

Моцарт рассыпался от смеха.

– Вот тебе и маленькая!

– Мы тоже тогда долго смеялись. А уж как девочка радовалась – ты бы видел!

– Так плеваться можно, – согласился Моцарт.

– Вот и я говорю. А вызывающе, из злости нельзя. Он же при родителях, при взрослых не станет так делать. Нет, – ответил сам себе Гошан, – значит, он плевал нам назло. Вот и надо запрещать, чтобы люди, назло другим что-то делали.

 

Глава 12

Курение запрещено

НЕ торопясь, друзья шли по зелёной дорожке. Небо расчистилось от туч. Засияло солнце.

Неподалёку, в укромном от посторонних глаз месте, собралось несколько ребят. Они спрятались за огромным кустарником, желая утаиться от взрослых.

Увидев, что кто-то идёт, они встревожились. Но быстро поняли, что это ребята, да ещё и младше их, и сразу же успокоились. Один из них, в джинсах в облипочку, провозгласил гордо:

– Да, что там, – и небрежным тоном добавил, – малышня, таких можно не опасаться.

После этих слов он демонстративно достал, подражая взрослым, пачку с сигаретами. Щедрым жестом он предложил трём своим товарищам взять из пачки по сигарете.

Ребята из этой компании были старше Гошки и Моцарта на два-три года. Среди подростков такая разница, конечно, была ощутима.

Двое осторожно взяли похожие на белые карандаши сигареты. Они не совсем понимали, что нужно делать с незнакомым предметом. Третий мальчишка сразу сказал:

– Я посмотрю сначала, как вы покурите, а потом уж! – он засомневался, – если с вами ничего не станет, может, и я попробую покурить.

Зачинщик курения стоял так, что друзья, обступив его, могли хорошо рассмотреть, как он ловко обращается с сигаретой.

Третий мальчишка, который отказался курить, сделал шаг назад, чтобы встать подальше и не пропахнуть сигаретным дымом. Он согласился пойти вместе с друзьями не потому, что хотел научиться курить, а так просто, за компанию. Ни особого любопытства, ни тем более какого-то желания курить он не испытывал вовсе.

Он часто слышал и видел, как курильщики – молодые дядьки и тётки – кашляют, как старые дедушки, и ему казалось, что они задыхаются. Становятся сине-зелёными, как ведьмы. И чем больше курят, тем больше стареют. И хотя они ещё молодые, всё равно уже выглядят, как Кащей Бессмертный. Курильщики – тощие и худые, с корявыми пальцами, жёлтыми противными зубами. И глаза у них бегают туда-сюда.

Скрюченные спины и кривые ноги всем своим видом отталкивают от них нормальных людей. Потому для себя этот мальчик решил, что курить никогда в жизни не будет.

Двое мальчишек, угостившись сигаретами, держали их в руке. И учились у того, который предложил им закурить.

Теперь маститый курильщик держал речь и объяснял им следующее.

– Смотрите, – пояснял он им. – Вам дали денег на мороженое. Денег на сигареты не хватит. И тебе тоже дали денег, но только на конфеты. А у меня, например, нет денег на пачку сигарет. Но это не страшно. У вас же есть деньги. А если вы отдадите мне все деньги, и я сложу их вместе, то тогда нам хватит. У нас будут сигареты, и мы сможем покурить.

Он важно сунул сигарету в рот и щёлкнул зажигалкой. Затем легонько поперхнулся и пустил дым. Двое мальчишек держали сигареты в руках. Увидев, как он кашлянул, они решили подождать и не прикуривали.

Один из них попытался сунуть сигарету в рот, но краем глаза снова обратил внимание на Гошку и Моцарта, которые, наблюдая за ними, замедлили свой шаг.

В это время Гошан делился своими соображениями насчёт курения с Моцартом. А тот не то что не знал, но даже ни разу не слышал о таком занятии.

– Отец сказал, что курить очень и очень вредно. А я ему верю, – уверенным голосом заявил Гошка. – Ещё он говорит, что от этой вредной привычки люди не только болеют, но и умирают. Я отцу верю. И мы с ним решили, что если кто-нибудь из нас, я или отец, станем президентами, то обязательно запретим курение во всём мире.

– А почему сейчас ваш президент не запретит, если это так вредно?

– Говорят, что президенту некогда об этом думать. Он всё своё время думает, чтобы не было войны.

– Так и ты, если будешь президентом, тоже будешь думать, чтобы не было войны. И это хорошо!

– Конечно, хорошо. Но я не так сделаю. Я, как только президентом стану, то сразу объявлю, что курить вредно, и запрещу. И уже после этого буду думать, чтобы не было войны. Видно, президента отвлекли в первые минуты, и он не успел такой закон придумать. Но я-то успею. Ты уж, Моцарт, не сомневайся. Я тогда и Балбеса, и Слюнтика позову к себе работать. Мне ведь умные люди и преданные нужны. Вот они и будут думать вместо меня, когда я буду спать. Нельзя же, чтобы когда президент спал, никто не думал, чтобы не было войны. А представляешь, президент уснул, а пока спит, враги подкрались и начали войну. Ведь пока спишь, за целую ночь можно разгромить все города. Я вот когда играю в World of Warplanes, то могу за четыре часа несколько стран завоевать. А по-настоящему в войне разве по-другому? Вот я и говорю. Пока президент спит, нас несколько стран за раз могут завоевать. Опомниться не успеешь – в плену окажешься.

– Да, Гошан, это ты молодец! – похвалил Моцарт. – Как ты хорошо всё продумал. И что президентом хочешь стать – тоже замечательно. А если со мной будешь дружить, меня возьмёшь к себе на работу? – заглядывая в глаза Гошану, спросил Моцарт. – Я ведь, если захочу, могу долго не спать. Ты мне скажешь, о чём думать и как? Я тогда лучшим помощником тебе буду, – продолжал мечтать вслух Моцарт.

– Ух ты! Можешь долго не спать? Тогда обязательно возьму. Можно будет и не только поспать, но и поиграть, а ты тем временем подумаешь за меня. Ты, правда, Моцарт, не торопись, я ведь тебя должен досконально проверить. Ты не совсем проверенный друг. И о моих друзьях не забывай. Ты же им тоже должен понравиться. Хотя, вдруг ты не понравишься? – Гошка задумался. – Тогда я попрошу, чтобы ты понравился, – но тут Гошан прервал интересную беседу. – Смотри, главный курильщик закурил, – и Гошан указал Моцарту на того мальчишку, который обучал своих товарищей новому нехорошему делу.

Тот в это время пустил дым, как паровоз. Облако повисло над ребятами.

– Нехорошо, нехорошо! – загадочно прошипел Гошка. – Надо ребятам помочь, чтобы они не начали курить с этим «учителем». Как-то остановить их от гадского занятия.

В голове у него роились планы, но вот подходящего не находилось. Наверное, Гошка спешил. Своим вопросом, с которым обратился к Моцарту, он решил воспользоваться, как некой уловкой, чтобы тот ему чего-нибудь посоветовал, ведь Моцарт выразил желание быть его помощником. Значит, пусть тоже думает, как помочь ребятам, чтобы они не закурили.

– Моцарт, как думаешь, что можно сделать, чтобы ребята не послушали того мальчишку и отказались от курения? Вот было бы здорово!

– Надо, чтобы они на него слегка разозлились или испугались, и ушли от него. Тогда у них будет ещё время решить: надо ли им курить или не надо.

– Молодец, Моцарт! Ты самый настоящий друг! Я расскажу Слюнтику и Балбесу о том, какой ты замечательный друг. Они тебя за это зауважают.

У Гошки развеялись все сомнения насчёт Моцарта, что он может не понравиться его друзьям.

– Но как же их разозлить? Как же их разозлить? – забубнил Гошка и увидел, как мальчишка-курильщик сунул руки в карманы и одними губами шевелил сигарету во рту. Сигарета переваливалась из одного уголка рта в другой и отчаянно дымила.

Когда же лицо мальчишки окутало дымом, он достал пальцами сигарету изо рта. Покрутил, хвастаясь, как он умеет.

Мальчишка курил на глазах своих товарищей. Он ждал, когда они начнут ему завидовать, чтобы предложить им тоже прикурить. Когда он увидел, что они стали проявлять некое желание отведать табачного дыма вместе с ним, то предложил им прикурить от сигаретного огонька.

– Так делают настоящие курильщики, – сказал он им.

Ребята не решались прикуривать и продолжали молча наблюдать.

– Ну что, курить будете? – с вызовом бросил он товарищам.

Мальчишка, у которого была сигарета, подошёл ближе и неумело сунул её в рот.

– Давай я прикурю.

– А целую-то выкуришь? – курильщику стало жалко целой сигареты.

Он решил, что тот, прикурив, может выкинуть прикуренную сигарету, не докурив её.

– Может, от моей затянешься лучше? На первый раз хватит нескольких затяжек. Если понравится и захочешь ещё, тогда и прикуришь, – после этих слов он вдохнул из сигареты и пустил дым.

– Ну что, пойдём? Накурились уже? – позвал некурящий товарищ остальных. – Надышались и пропахли дымом. Противно же.

– Подожди, давай я сигарету докурю. И пойдём вместе, – попросил курильщик у не желавшего курить мальчика.

Он даже разозлился на него, потому что ребята так и не закурили. А он хотел их научить. Этот же некурящий разбивал его планы в отношении других двух ребят, которых он уговорил пойти с ним покурить. Он даже для этого взял пачку с сигаретами, чтобы показать им, как делают всё настоящие курильщики.

– Давай, только скорей. Скучно же! Что хорошего ты в этом курении нашёл?

Ему уже надоело стоять и смотреть, как курит товарищ.

Курильщик затянулся, ещё раз и ещё раз.

– Фу-у! – пускал дым курильщик.

Он то сжимал губы в тонкую дудочку, то открывал широко рот. И дым по-разному выходил изо рта. Один мальчик подошёл и своей решительностью показал, что он тоже хочет закурить. Курильщик протянул свою сигарету, чтобы тот прикурил. Но сколько бы мальчик ни пытался прикурить, у него не получалось, он никак не мог вдохнуть. Он раздувал щёки и грудь, силясь втянуть в себя дым, но у него не получалось.

А это было колдовство Моцарта.

После нескольких попыток, от такого частого и глубокого дыхания закружилась голова.

– Вот вроде и покурил. Голова кружится, – утвердительно заявил он.

Но курильщик не согласился с ним.

– Ты даже ни одной затяжки не сделал. Смотри, как надо!

И он стал набирать в рот дыма. Один раз, два раза. Всё больше и больше. Глаза его забегали, как бешеные тараканы. Они закрутились, потом резко свернулись вправо, затем влево. Мальчишки смотрели на своего друга и дивились таким изменениям. И, конечно, уже не жалели о том, что они не стали курить. Каждый из них отступил на шаг назад, испугавшись, что дым от сигареты и на них начнёт действовать также.

Курильщик продолжал вдыхать дым и приговаривать.

– Курить надо правильно.

Но ребята видели, что у курильщика голова идёт кругом и он не соображает, что говорит.

А он всё твердил, словно это была заученная фраза.

– Вот как надо. Вот как надо. Вот как надо, – его губы дрожали, пальцы тряслись, голова повисла, будто он превращался в барана и хотел забодать своих друзей.

Потом прозвучали какие-то непонятные звуки:

– Му-у-у! Му-у-у! – замычал курильщик.

– Нет, ребят! – сказал один из друзей. – Я что-то расхотел курить. Мне не нравится курить. Это я точно говорю. А если мамка меня таким увидит? Она меня не захочет домой пускать.

Он развернулся к ребятам спиной и пустился бежать. Он так напугался, что решил быстрей покинуть это место и вообще забыть про то, как они ходили курить.

Второй мальчик тоже посмотрел на друзей и отошёл в сторону на несколько шагов. Ему стало не по себе. Он тоже пожалел, что пошёл с ним, с этим курильщиком, а ещё больше он радовался, что не стал курить.

И тут он вспомнил, что в руке до сих пор держит сигарету. Он отшвырнул её в сторону и замахал рукой, как будто обжёгся.

Курильщик продолжал мычать и, наконец, успокоился. Но затем он побледнел. А потом стал белым, как простыня. После этого его лицо поменялось и стало не то фиолетовым, не то фиолетово-синим. А потом он стал зеленеть. Лицо продолжало менять цвета и, наконец, стало буро-зелёным. Мальчишка выглядел болезненным и совсем не шевелился.

Ребята смотрели на него испуганно и не понимали, чем можно ему помочь. Они видели, что с курильщиком происходит что-то не то.

А тот стоял-стоял, да и бухнулся наземь. Он потерял сознание, надышавшись вредным дымом до такой степени.

Друзья крутили головой, чтобы позвать кого-нибудь из взрослых на помощь. А что товарищу требуется помощь, они не сомневались.

Гошан громко обратился к Моцарту.

– Нет, Моцарт, ты что-то перебрал со своим волшебством.

Моцарт сделал невинное выражение.

– О-о, Гошан, ты не понимаешь. Я ещё и сделать ничего не успел. Это он всё сам. А что с ними, я даже не знаю. Но догадываюсь, что ему очень плохо. Когда плохо, это видно. И я тут ни при чём.

– Ни при чём! Ты ни при чём? – Гошан открыл рот. – Вот это дела! – от неожиданности Гошке стало дурно.

Оказывается, это всё сделал не Моцарт. А мальчишка действительно так накурился, что потерял сознание.

– А ты можешь ему помочь? – тут же поторопил Гошка Моцарта, чтобы чем-то помочь курильщику.

– Да, я могу вернуть всё на свои места. Провернуть, как мультфильм, назад до того места, пока он не закурил.

– Так делай скорей, а то он умрёт. Скорей же, Моцарт, скорей!

Постояв немного, Моцарт выполнил то, о чём он говорил Гошке.

Мальчик встал с земли и, не помня ничего, пошёл куда-то, покачиваясь из стороны в сторону.

Друзья, которые пришли с ним курить, смотрели на него и совсем ничего не понимали. Но они твёрдо решили, что курение не для них. Пусть курят те, кому хочется быть дураком.

– Ты куда? – позвал его один из товарищей.

– Куда-куда… А ты кто? – он смотрел на своих товарищей так, словно он забыл, кто они и зачем сюда пришли.

Посмотрев на них, он пошёл своей дорогой, позабыв обо всём на свете.

– Память отшибло. От курения наверно.

Товарищи постояли пару минут и молча отправились по домам с плохим настроением. Каждый про себя решил не рассказывать об этом никому. И уж точно никогда в жизни не курить.

 

Глава последняя

До свидания, друг!

– ГОШКА, нам ведь пора идти к твоему планшету, чтобы я мог вернуться к себе. Надо разобраться, как же я очутился в твоей стране. И если получится, – Моцарт сделал паузу, – сделать так, чтобы я мог вернуться снова к тебе.

– Конечно, Моцарт-Бах, – улыбнулся Гошка. – Пошли. Обязательно надо сделать так, чтобы ты вернулся. А иначе, как же мы станем друзьями, настоящими друзьями? Ведь друзья всегда должны рассказывать что-нибудь друг другу. Истории какие-нибудь. А ещё лучше самим придумывать истории, загадывать желания. А потом поедем вместе туда, где нас будут ждать приключения. С твоей помощью можно отправиться искать клады! – Гошан мечтательно закрыл глаза. – Эх, сколько всего можно придумать! Да, Моцарт, тебе надо вернуться. Тогда мы сможем интересно провести время.

Слушая Гошку, Моцарт его не перебивал. Мысленно он вернулся в свою страну, на те уроки, которые были в его школе. И вдруг сказал Гошке:

– Гошан, а ты знаешь, теперь я не буду троечником по некоторым предметам.

– Почему? – скорее не от любопытства, а для поддержания беседы спросил Гошка.

– Представляешь, у нас есть урок воображения!

– Какой урок, какой? – Гошка растерялся.

– Воображения.

– И что вы на нём воображаете? – не унимался Гошка.

– Мы должны придумывать. Что угодно! – радостный вздох вырвался у Моцарта. – Мне теперь предстоит просто рассказывать истории, которые случились со мной и с тобой. И не надо ничего придумывать. Теперь и на уроке волшебства мне легче будет запоминать. Ведь я знаю, что если я снова вернусь к тебе, мне понадобятся мои знания. И тогда я запомню всё, что нам преподают на уроках.

– Да уж. Ты запомни. Это нам точно пригодится, – согласился Гошан, который очень сожалел о разлуке с Моцартом. И что же он будет делать без этого доброго волшебника Моцарта? Но Гошка решил не показывать, что творится у него на сердце и по-геройски переносил предстоящее расставание.

Так они дошли до дома. Вошли в квартиру и сели за стол.

Гошан взял в руки планшет и прижал его к груди.

– Моцарт, признайся, ты хотел бы быть моим другом?

Волшебник, не моргая, смотрел прямо Гошану в лицо.

– Знаешь, Гошан. Мне кажется, ты мне раньше снился. Или я уже был с тобой знаком. Только не помню где и когда. А другом я тебе стану. Потому что у меня в моей стране нет таких отношений, как здесь с тобой. Если мы ещё с тобой увидимся, то я расскажу тебе непременно о том, какая у меня страна и какие у нас там отношения.

– Ладно, обязательно расскажешь. Давай прощаться, время подходит, – заметил Гошка, обратив внимание на то, как нервничает Моцарт.

Он догадался, что в стране Моцарта очень жёсткая дисциплина и всё расписано по минутам. И Гошан очень не хотел навредить Моцарту. Тем более, если от этого зависело, вернётся ли Моцарт ещё раз к нему, к Гошану. Потому Гошан, переборов своё сильное желание не расставаться с другом, всё-таки решил дать возможность отправиться Моцарту домой.

Гошан набрал пароль. С тяжелым чувством вздохнул, посмотрел на Моцарта и поднял палец, чтобы поднести его к светящейся кнопке и нажать: «Выход из игры».

Он ещё раз протянул руку Моцарту, чтобы попрощаться уже в седьмой или восьмой раз. Каждый раз, когда они пожимали друг другу руки, на щёки мальчишек стекали малюсенькие капельки-слезинки.

И хоть Гошан считал себя сильным и делал всё, чтобы удержаться от слёз, у него не получалось.

– Ты вот что, Моцарт! Давай не плачь, – Гошка почувствовал, как у него слегка свело челюсть, когда он сказал эти слова. Оттого, что он сдерживается изо всех сил, чтобы не заплакать перед своим другом. – А то ведь я на тебя гляжу, и у меня слёзы начинают течь. А у серьёзных ребят, – хорохорился Гошан, – так не должно быть. – Он стиснул зубы, что есть мочи, и в знак подтверждения своих слов покачал головой.

– Да, Гошан, – произнёс Моцарт, – но ведь мне ещё не удалось стать серьёзным парнем, – как бы невзначай оправдал себя Моцарт. – Потому мне можно, чтобы у меня текли слёзы. Если мы в следующий раз увидимся, то есть встретимся, то я попробую, – твёрдо добавил Моцарт, – уже обойтись без слёз.

– Хорошо, Моцарт, только об этом, что мы немного плакали, – Гошан приложил палец к губам, изображая «рот на замок», – никому не будем рассказывать. А то! Это как-то по-девчоночьи выходит. А мы же с тобой настоящие парни.

Приставив указательный палец ко рту, Моцарт повторил за Гошаном тот же жест, чтобы показать, что и он может хранить тайну. Хотя решил высказать своё мнение Гошану.

– А может, потому и слёзы текут, что мы нормальные? Мы же успели уже немного сдружиться, потому нам и не хочется расставаться. Вот у нас и слёзы потекли от этого.

– Да, Моцарт, ты тоже не глупый, как я посмотрю, – похвалил Гошка Моцарта. – Пока тебя не будет, я над этим подумаю, – пообещал он. – А потом вслух при друзьях скажу. И мы все вместе решим, что иногда и нормальные пацаны могут слезу пустить, маленькую, незаметную. Когда близкий друг, например, уезжает, – Гошан поразмыслил и радостно сообщил. – Ещё можно, когда слёз никто не видит. Да, точно, – не допуская возражений, решил он. – Можно слезу пустить, когда никто не видит. Я Слюнтику и Балбесу по секрету скажу об этом случае. Ну что, поехали? – палец Гошана прикоснулся к кнопке.

Моцарт согласно кивнул.

Гошан нажал на светящийся квадрат, и тут вдруг заиграл марш «Прощание славянки». Под громкую музыку разливался чудный свет. Он то переливался розовым, то превращался в зелёный и плавно переходил в салатовый, а потом в нежно-голубой. Затем по комнате забегали серебристые и золотистые звёздочки. Всё это время марш продолжал играть. Гошан и Моцарт от неожиданности остолбенели. Потом друзья стали прислушиваться к мелодии. Затем улыбнулись.

– О! Отец выдаёт. Видишь, отец заставку какую сделал. И откуда такую музыку взял?

– Внезапная музыка, я её запомню. У себя на уроке воспроизведу.

На экране появилось окно «Подтвердите выход из игры!»

Музыка перестала играть.

Тут Моцарт пошевелил губами, щеками и прочистил горло: «А-а-а-а-а-а, о-о-о-о-о, у-у-у-у, и-и-и-и-и». После чего изобразил тот же марш, который совсем недавно раздавался из планшета.

– Вот ты даёшь, Моцарт, – Гошан совсем забыл, что Моцарт был волшебником.

Моцарт, напевая, тихо подошёл к Гошке, в руках которого находился планшет. Палец Гошана завис над квадратиком «Выход». Моцарт слегка надавил на Гошкин палец. Гошкин палец поддался и нажал на ровненький квадратик.

В комнате потемнело.

 

Детские книги Алексея Лукшина

Алексей Лукшин родился в 1971 году в городе Горький (ныне Нижний Новгород). Автор имеет два высших образования: экономическое и литературное.

В своей новой книге «Айпад: детская волшебная повесть» автор знаменитых «Сказок Дружного леса» познакомит детей более старшего возраста с замечательными героями: Гошаном, Слюнтиком, Балбесом и их общим другом волшебником Моцартом, которому Гошан дал прозвище Бах. Такое прозвище Моцарт получил потому, что в своей волшебной школе был, как и многие обычные школьники, самым настоящим троечником и не всегда мог совершать волшебные штучки правильно. Делая ошибки, Моцарт не всегда добивается того результата, которого ожидает от своих фокусов, что приводит к массе забавных и интересных историй. В книге «Айпад» приключения друзей только начинаются.

Автор надеется, что читателям понравится его новая книга, которую они приобретут для своих детей и, скорее всего, с удовольствием прочитают и сами.