УТРОМ Гоша проснулся одновременно с папой Мякишем, но притворялся, что спит, пока папа не начал его будить, чтобы сказать, что уходит. Тогда Гошан зевнул, сел на кровать, а сам одним глазом подсматривал, не ушёл ли отец. И только когда дверные замки щёлкнули, а дверь закрылась, Гошан, уже бодрый, вскочил с постели.

Он хотел отжаться от пола, как делал обычно по утрам, но, отжавшись только пару раз, бросил и побежал на кухню. Налил себе чай, взял несколько конфет и пошёл в комнату отца.

Там Гошан быстро включил отцовский компьютер. И стал пить чай, дожидаясь пока программа загрузится.

А когда компьютер загрузился, он полез в ту программу, над которой работал отец.

Спустя некоторое время Гошан осознал, что ничегошеньки в программе понять не может. Но зато он разобрался, что надо взять Айпад и включить его.

Недолго думая, Гоша взял в руки планшет, включил и пошёл с ним на кухню за печеньем. Вместе с тем он сунул на тарелке две сосиски в микроволновку, чтобы разогреть. Микроволновка загудела.

Усевшись за кухонным столом поудобней, он жевал и продолжал нажимать на экране разные значки и кнопочки.

Высветилась надпись «Введите пароль».

Гошкин отец всегда учил его вводить знакомые цифры, но знакомые только ему. Например, домашний номер телефона. И ещё первую букву имени. Своего.

Гошан ввёл домашний номер телефона, но первую букву набрал не своего имени, а отца. Закачанная программа принадлежала отцу, потому Гошка посчитал, что лучше будет сначала попробовать набрать первую букву отцовского имени.

Он шлёпнул по экрану на букву «А» или «F», это если по-английски.

Планшет стал загружаться. Гошан обрадовался. Значит, всё верно!

Колесо на экране закрутилось, а Гошан стал весело качать головой под незнакомую мелодию. И в тот момент, когда программа вот-вот должна была заработать, планшет потух, словно перестал работать. Гоша подумал, что это программа дала сбой. Но в этот момент потух свет и в квартире. Наступила сплошная темнота.

Гошан испугался и завертелся на месте. Темнота была такая, что совсем ничего нельзя было рассмотреть. Гоша зажмурился и снова открыл глаза. Ничего не изменилось. Он стал искать стол на ощупь, но стола как будто не было.

Тогда он вытянул руку вправо, где должна была быть стена. Стены тоже не было. Тут Гошан не на шутку растерялся.

Вдруг комнату осветил яркий луч. Этот луч побегал-побегал, а потом наткнулся на Гошку. И комната озарилась разноцветными радужными огоньками. Они переливались, моргали, словно играли и переглядывались между собой, вовлекая в свою игру и нового участника. У Гошки сделалось хорошее настроение.

Сразу после этого загорелся и обычный свет, а Гоша снова очутился на своей кухне, но теперь уже не один. Перед ним стоял незнакомый мальчуган, с виду вроде бы его сверстник.

Гоша держал в руках Айпад и видел на заставке экрана того же мальчишку, который стоял перед ним прямо здесь, на кухне.

– При-и-ве-ет! – удивился Гошка и почесал затылок, как обычно чесал отец, когда задумывался. И так же, как отец, застыл от удивления.

– Здорово! Ты кто? – мальчишка таращил глаза по сторонам. Похоже, он тоже удивлялся не меньше, ведь он никогда раньше не видел ничего подобного.

– Я – Гошан. Ого-го! – задышал он, словно паровоз. – А ты кто? Эге-ге! – вздыхал очумевший от неожиданности Гошка. – Как оказался на моей кухне?

Гошан, конечно, от такого волшебства обалдел. Он впервые в жизни столкнулся с чудесами и не верил, что всё это происходит с ним. Он осмотрел чужака. Рубашка с узором из каких-то финтифлюшек, коричневые, будто матовые, джинсы. И удивительные кроссовки с высокой подошвой в форме полумесяца. Гошка про себя назвал их лунными ботинками. Он посмотрел прямо в лицо мальчишке, когда тот заговорил:

– А я – Моцарт! Из школы волшебников, – Моцарт сделал несколько шагов и открыл холодильник, чтобы посмотреть, что это такое. Сделал он это потому, что запищала стоявшая на нём микроволновка. Там как раз приготовились две сосиски.

– Откуда?! Из школы волшебников? – переспросил Гоша. Ему не верилось, что вот так запросто перед ним оказался настоящий волшебник.

– Да. А ты что, не веришь? А ты сам, из какой школы? – спросил Моцарт.

– Я из самой простой! – и тут он вспомнил имя, которое носила школа. – Имени Сахарова! – Гошан от важности вытянулся в струнку, набрал побольше воздуха в лёгкие, чтобы казаться солиднее, и замер.

Моцарт перебрал в уме всех волшебников, которых мог вспомнить. Сахарова не было в списках тех, кого он помнил наизусть.

Это смутило Моцарта, и он немножко растерялся.

– И какое же чудо совершил твой Сахаров? Самое главное чудо своей жизни?

– Какое чудо? – перебил его Гошан. – Он совершил подвиг, – разошёлся мальчик. – Он герой, понимаешь?! Герой! Все хотят стать героями. Чтобы о них говорили.

– Какой подвиг? – снова переспросил Моцарт. – И что за герой?

Тут Гоша замялся.

– Если честно, мы ещё не проходили это на уроке. Ну… – Гошка замялся. – Нам не рассказывали. Только через три года дадут задание прочитать, какой же подвиг совершил Сахаров. Хотя немного знаю, что он был борец. Но по какому виду борьбы – не могу сказать.

Гошан помолчал, собрался с мыслями и сказал:

– Но если хочешь, можем у Балбеса спросить. А можем у Слюнтика. Кто-то из них наверняка знает.

Моцарту не понравился его ответ.

– Послушай, Гошан, – сказал он, – ты не знаешь, кто такой Сахаров, именем которого названа твоя школа. Ты совсем неправильный, Гошан, – сделал заключение Моцарт. – А я хотел с тобой подружиться. Как же мы будем с тобой друзьями?

– Ну ладно, ладно. Ты чего, Моцарт? Сейчас, – Гошан прошёл в комнату и на отцовском компьютере набрал в Яндексе «Сахаров».

Рядом с ним стоял Моцарт.

Вместе они быстро прочитали: «Российский физик и общественный деятель».

– Моцарт, тебе это о чём-то говорит? – Гошан поглядел на своего нового друга.

– Нет. Не говорит. Но судя по фотографиям – мужик хороший. Сразу видно – хороший. Такие любят заступаться за других. Нас в Волшебной школе учат различать хороших и добрых людей. В этом точно есть все элементы большого друга и хорошего человека.

– Вот так, Моцарт. Я же говорил – герой!

– Что верно, то верно, – согласился Моцарт.

Потом вспомнил, что кухонный агрегат пикал на кухне и спросил у Гошки:

– Гошан. Там пищало что-то. Что это было?

– А-а, – протянул Гошка. – Пойдём. Я поделюсь с тобой сосиской. Они разогрелись. Это мой завтрак. Любимый. Кетчупом польём. Знаешь, как вкусно! У нас все пацаны балдеют от сосисок. Наше пацанское блюдо.

Гошан стал чуть серьёзнее после того, как произнёс эти слова.

– А у вас нормальные ребята чем питаются?

– О, у нас много чем. У нас есть завтрак, потом кумыс пьём. Затем обед. Потом полдник. Ну и ближе к вечеру ужин. Если хочешь, перед сном можно фруктов пожевать.

– Вы это чего? Вы что, целый день там жрёте, что ли? Вы там в толстяков превратитесь, – Гошка оценивающе глядел на Моцарта. – Смотри-ка! А ты вроде не толстый.

– На, держи, – Гоша протянул Моцарту сосиску на вилке и поставил тарелку с кетчупом на стол. – Макай и ешь, – и показал, как надо правильно обмакнуть сосиску и откусить.

Моцарт повторил и с аппетитом откусил. Прожевал. Снова макнул и снова откусил. Молча съел, а потом говорит:

– А ещё есть? Я не распробовал.

Гошан возмутился.

– Ишь ты какой! – и улыбнулся. – Я бы конечно и сам ещё съел. Да только это были последние. Больше нет. Мы с отцом вчера слишком много съели. Это он мне на завтрак оставил.

От восхищения глаза у Моцарта сделались большими, как сливы.

– Ты со мной последним поделился? – он протянул ладонь, чтобы пожать Гошину руку. – Ты настоящий друг!

– Да ладно тебе, – засмущался Гошан. – Как же ты представляешь себе, я бы съел сосиску и не поделился с тобой? Ведь тогда и ты со мной не поделишься.

– Правда. Я и не подумал об этом. Можно, конечно, взять и съесть. Не спросить, хочешь ты или нет.

– О, ты чего? Тогда мы тебя даже близко к нашей компании не подпустим. Слюнтик и Балбес не захотят с тобой общаться.

– Это у вас правило, что надо делиться?

– Ну конечно. Иначе ты будешь жадиной. Жадина-говядина. Только это по-детски. Жадина и говядина. Мы уже так не говорим. Потому что взрослые.

Моцарт запоминал всё, что ему говорил Гошка.

– А это что у тебя? – и он показал на планшет в руках Гошки.

– Что, что! Айпад. У тебя нет такого, что ли? – удивился Гошан. – А ещё волшебник называется! Какой же ты волшебник, если у тебя нет планшета?

– А зачем он мне? – с любопытством спросил Моцарт.

Тут пришло время Гошки удивиться.

– Как, разве тебе или вам всем не нужны планшеты? Хотя да, – расстроился Гошка, – зачем волшебнику планшет? Он и так всё, что захочет, сможет узнать и наколдовать.

Гошан подошёл к столу, взял стакан и поставил его на подоконник.

– Послушай, Моцарт. Хочу тебя проверить. Настоящий ты волшебник или… Ии-ли-и, привираешь, – Гошка прищурил хитро глаза и пристально вгляделся в лицо Моцарта. – Сказать, что волшебник, я тоже могу. А ты вот переставь стакан с подоконника на стол. Тогда я тебе немного поверю, – будто сам собой согласился Гоша.

– Конечно, я могу переставить стакан на стол, – нехотя сказал Моцарт. – Только зачем? Ты что, мне на слово не веришь?

– Ага! – воскликнул Гошан. – А почему я тебе должен верить? Мне что, каждый день волшебники встречаются? Даже если ты переставишь стакан на стол, я всё равно тебе не поверю. Могу подумать, что ты фокусник, а никакой не волшебник. Просто я такого фокуса не знаю. Вот, смотри!

Гошан вспомнил фокус, как отрывают палец. Выставил левую руку перед собой. Повернул ладонью к себе. Схватил правой рукой большой палец и начал его отрывать. При этом кричал и корчился, словно испытывает мучительную боль. Потом – хрясть! И палец исчез, словно его не было. Он мотнул рукой без пальца перед Моцартом.

– Видел? А! Каково?

Моцарт испуганно закачал головой и открыл рот. Потом быстро опомнился и торопливо сказал:

– Вот это да! А хочешь, я верну тебе твой палец? Тебе же, наверное, больно, – всё также испуганно, переживая за Гошку, предложил Моцарт.

– Э! Ты чего? Я… Я, – теперь пришла очередь волноваться Гошке. Он представил себе свою руку с двумя большими пальцами, а может, и с тремя.

– Моцарт! Моцарт, я не волшебник. Я тебе просто показал фокус, – он снова искривился от боли и, разыгрывая Моцарта, решил скорей продолжить фокус, чтобы вернуть палец на место. А то, чего доброго, не успеет, и благодушный Моцарт прирастит ему пальцы, куда не следует.

Он водил рукой у рта и кашлял, словно хотел откашлять свой палец снова на место.

И о чудо! Гоша отстранил руку ото рта. Большой палец сиял, как новенький.

Моцарт засветился от счастья, видя, что Гошан, его новый друг, снова с пальцем.

– Ну как, видел? – довольно произнёс Гошан. Сам он обрадовался потому, что теперь Моцарт не захочет приделывать ему новый палец. Если, конечно, Моцарт действительно волшебник.

«Ну, а ты удивишь меня?! Чем же, чем же?», – думал Гошан, и от напряжения у него поднялась бровь. «Ну, ну! Чего бы такого мне попросить!», – Гошан завертел головой, ища, что бы придумать такого, прямо эдакого. Ну, чтобы не жалеть потом. Уж коли перед ним настоящий волшебник. Гошан даже и подумать не мог, что когда надо, он такой несообразительный.

Он старался вспомнить прочитанные сказки, где люди, столкнувшись с самыми настоящими волшебниками, просили их что-нибудь исполнить. Но, как назло, в голову ничего не шло. Кроме золотой рыбки, той самой, которая всё делала, что ни просили. Только Гошка боялся просить много, а то ведь конец у сказки был точно плохой. Это Гошан помнил, как свои пять пальцев.

Потому и просить решил что-нибудь простенькое и несложное. Но в голову так ничего и не шло.

– Послушай, Моцарт. А давай всё-таки со стакана начнём, – грустно предложил Гоша. – И-и, – задумался он, – обратно. Раз ты настоящий волшебник.

Недоумевая, Моцарт смотрел на Гошу.

– Ты чего расстроился? – глаза у Моцарта в один миг стали тоже грустные.

– Знаешь, Моцарт. Первый раз в жизни с правдашним волшебником встречаюсь и не могу придумать задание, чтобы проверить, настоящий ли ты волшебник. И чтобы потом доказать, что я с тобой знаком. И, конечно, загадать желание, а главное, чтобы оно исполнилось. И мне чего-нибудь досталось.

– А что, мы в последний раз видимся? – Моцарт вопросительно и задумчиво посмотрел на Гошу. И ему стало не по себе. Он к Гошке испытывал симпатию. А уже говорит о том, что они больше не увидятся.

– Нет же, – успокоил его Гоша, – но мне непривычно встретиться с настоящим волшебником. Ведь мы даже не знаем, что будет дальше, – стал придумывать Гоша, чтобы как-то оправдаться перед новым другом. – А спать ты где будешь? – поставил он в тупик Моцарта. – Хотя вам волшебникам и спать-то, может, не нужно. Я, может, если бы был волшебником, то совершал бы чудеса, не останавливаясь. Спать бы перестал, – но тут Гоша выпрямился и стал серьёзным. – Постой! Что-то я отвлёкся, – он выставил одну ногу вперёд, рукой подбоченился. – Я же тебя не проверил, настоящий ли ты волшебник.

– Давай показывай, что ты умеешь. А потом мы решим, что делать с твоими знаниями. Я позвоню Слюнтику и Балбесу. И уж вместе мы придумаем, где могут пригодиться твои способности.

Гоша подошёл к столу и встал между ним и окном.

– Вот, Моцарт, первая твоя проверка. Переставь стакан с подоконника на стол. И обратно. А я посмотрю, не мухлюешь ли ты.

Гоша говорил очень важным тоном, всем своим видом показывая, что никаких поблажек Моцарт не получит. И всё должно быть по-честному.

– Я тебе показывал фокус, самый что ни на есть настоящий, и ты мне покажи, на что ты способен. А иначе ты, – он задумался, – болтун будешь!

Моцарт слегка обиделся на Гошу за такие слова, которые настоящие друзья, конечно же, не говорят друг другу. Гоша заметил на лице Моцарта недовольство и поспешил исправить положение, чтобы тот не обижался на него.

– Моцарт, это проверка, – он интонацией голоса показал, что не такой уж он и жёсткий человек, а напротив, даже очень добрый.

Гоша признался бы, что он так не думает, как говорит. Но правила мальчишек его обязывают проявить строгость. И Гоша, чтобы лишний раз не обижать Моцарта, добавил:

– Я, конечно, всем скажу, что ты хороший парень. Но если ты не волшебник, то лучше я тогда и говорить не буду, что ты умеешь чудеса совершать. А познакомить-то – всё равно познакомлю.

Гошан, довольный собой, увидел, что Моцарт его правильно понял и улыбнулся. Но тут же с ещё более важным выражением лица и строгим голосом сказал:

– Моцарт, я жду. Вот стакан, а вот стол. Ну что же ты?

Моцарт стоял и будто что-то вспоминал. Было видно, как он вычисляет в голове какую-то формулу. От волнения его лоб даже покрылся влажными каплями. Щёки порозовели, словно ему стало стыдно. Глаза его медленно закрутились, так, будто его взгляд совершал обороты вокруг стакана.

Гоша смотрел. По правде сказать, он не верил в то, что может произойти волшебство. Всё это казалось ему неправдоподобным. Но тут стакан поднялся в воздух и, неуверенно покачиваясь, полетел! Только медленно-медленно.

У Гоши глаза полезли из орбит. Они стали большие, как яблочки «золотой налив». Гоша в растерянности потёр глаза. А потом резко выкинул руку перед собой и попробовал схватить стакан в воздухе.

– Эх! – крикнул Гошан.

Но он промахнулся. Не потому что неудачно прицелился и неловко хватал, а потому что стакан в это время грохнулся на пол и разбился на множество мелких кусочков.

Гоша стоял и смотрел на осколки, не зная, что сказать.

– Ты зачем руками машешь? – посетовал Моцарт. – Видишь, и стакан упал. Ты спугнул его.

– А что, и такое бывает? – обиженно выпятил губы Гоша. – Никак не ожидал, что на волшебников может что-то повлиять.

– Гош, на меня может! – вздохнул Моцарт. – Я ведь не отличник. Формулы волшебства не очень хорошо помню. И часто ошибки делаю.

Вот уж где Гоша не нашёлся, что сказать. Оказывается, волшебникам тоже надо уроки учить и всё запоминать, чтобы волшебство хорошо получалось.

Гоша наклонился, чтобы поднять крупные осколки стекла.

– Оставь, Гош, – попросил его Моцарт.

– Почему? – спросил Гоша и поднял голову. Он сидел на корточках и посвистывал от сожаления, что разбился стакан. А новый где теперь возьмёшь? Надо будет матери признаваться, что стакан разбил. Ладно, хоть не нарочно. А вот так, ни за что, раз и грохнуть стакан об пол. Гошке стало жалко посуду. И он выразил Моцарту сожаление по поводу разбитого стакана.

– Послушай, Моцарт, а вы домашние работы как делаете? Вас, например, попросят сделать что-нибудь? Вот как сейчас. Переставить стакан. Ведь на тебя тогда стаканов не напасёшься. А они, я тебе скажу, денег стоят.

– Тебе что, стакан жалко? – Моцарт внимательно посмотрел на Гошку.

– Знаешь, не то чтобы жалко, – Гошка искривил лицо, – но если честно, то жаль немножко, – он показал самый большой осколок Моцарту. – Смотри, какой большой. Вот если бы фокус твой получился сначала, а потом только стакан разбился, то тут, наверное, не так жалко бы было. А так, конечно жалко. Ни фокуса, ни стакана.

– Постой, Гошан. Тут ведь вот какое дело. Нас когда учат в волшебной школе, то, – он поднял указательный палец, – самое главное, чтобы двоек не получать. У нас ведь двоечников совсем нет, – похвастался Моцарт.

– Как нет? – не поверил ему Гошан. – Ученики есть, а двоек нет? Ха-ха! Ха-ха! Разве так бывает?

– Бывает! – обиделся Моцарт. – У меня двоек никогда не было, – и Моцарт так насупил свои брови, что Гоша, глядя на него, в самом деле поверил, что и двоечников у них нет, а Моцарт никогда не хватал двоек.

– А что же ты стакан тяпнул? А-а? – подковырнул Гошан Моцарта снова.

– Да в том, что я его разбил, ничего такого нет. Нас в школе учат сперва-наперво возвращать всё на своё место, если что-то не получается. Представляешь, если бы мы в учёбе делали ошибки и не могли их исправить?

Моцарт говорил, а Гошка его внимательно слушал и восхищённо чему-то дивился. В его голове бродили совершенно разные мысли. Смысл того, что ему рассказывал Моцарт, до Гоши доходил. Только Моцарт говорил с таким выражением лица, будто рассуждает о каких-то простых предметах. Гошан в задумчивости снова почесал затылок.

– Не, Моцарт. Ты правду говоришь? Ты ведь всё это серьёзно?

– Ну конечно! Вот смотри. Это я запросто. Это как детей, если уж говорить научили, то они до конца жизни могут, несмотря на то, что взрослыми становятся. А забыть слова и как их говорить – уже не могут.

– И что? – сам не зная почему, спросил Гошан.

– Что-что? Да ничего! – Моцарт сделал движение рукой, кашлянул и что-то прошептал. Затем подошёл к Гошану, взял у него осторожно разбитый осколок и бросил его на пол.

Пока осколок летел вниз, он, словно магнитом, притягивал остальные кусочки к себе. И прямо на глазах стакан по той же траектории направился снова на подоконник.

– Ничего себе! – разинул рот Гоша и поспешил к стакану, чтобы взять его в руку.

– Послушай, а ты его… – он не знал, что сказать, – можешь снова так?

– Опять ты за своё, – проговорил Моцарт. – Гош, – посмотрел он жалостливо. – Не могу я, подзабыл кое-что. Ты что, не понимаешь? – хотел было оправдаться Моцарт, – с кем не бывает.

– Нет. Так не пойдёт. Ты пробуй. Обещал же. Вот и показывай, что ты настоящий волшебник. А то смотри, Моцарт, не поверю. Разболтаю, что никакой ты не волшебник, – снова слова Гошана прозвучали серьёзно и угрожающе. – Я и Слюнтику тогда расскажу, а уж тогда не знаю, будет ли он дружить с тобой, если ты не настоящий.

– Ну ладно, – тихо проговорил Моцарт. – Буду пробовать.

Он отвернулся, взял голову в руки, словно хотел что-то вспомнить и не мог, потом повернулся с улыбкой.

– Вспомнил, – и проделал непонятное движение рукой.

Стакан на подоконнике задрожал и зазвенел, а ребята стали пристально смотреть на него. Стакан делал маленькие прыжки, но взлетать не хотел.

Зато Гоша почувствовал, что одна его нога оторвалась от пола и стала подниматься в воздух, а другая, как привинченная, стояла на полу. Гошка испугался. Нога медленно, но верно поднималась. Она была такой лёгкой, что Гоша даже не чувствовал её.

Гошан пошевелил ногой. Она легко поддалась. Но вот вторая стояла, как вкопанная.

Почему он захотел попробовать встать на ту ногу, которая была в воздухе, Гошка и сам потом не мог объяснить. Но он опёрся на неё. И у него получилось! Вторая нога оторвалась от пола.

Получалось, что нога, которая была в воздухе, словно стояла на чём-то невидимом.

Гошан это понял и в ту же минуту стал терять равновесие. Он стал крениться на бок и не знал что делать. Он лишь понимал, что сейчас он брякнется вниз.

И хоть он был недалеко от пола, всего с каких-то полметра, но состояние невесомости вскружило ему голову, а может, незнание того, как нужно держаться, когда паришь как птица. У птицы хоть крылья есть! И тут Гошка пожалел, что у него нет крыльев. Он качнулся в воздухе, хотел что-то сказать Моцарту, но снова закачался и опять чуть не упал.

Он даже замолчал, поскольку чувствовал, что если пошевелит хотя бы языком, то снова потеряет равновесие.

«Да, вот дела», – подумал Гошан. И только он это подумал, как стал заваливаться на бок.

Но тут его словно кто-то большой и невидимый взял за руки и поставил на пол. Гошану показалось, что он стал очень-очень тяжёлым. И у него не было сил даже шагнуть. Он постоял минуту. Сосредоточился. Потом попытался с огромным усилием сделать шаг, и его нога словно стрельнула! Она снова стала нормальной, вовсе не тяжелой. И движение Гошки получилось таким, будто он пнул футбольный мяч.

В итоге, наш герой попал по стене только кончиком ноги, и потому больно ему не было.

Обернувшись к Моцарту, Гоша прикрикнул:

– Слушай, Моцарт, перестань!

– Да я ничего уже и не делаю. Ты постой, не торопись. По плану я должен был сделать стакан пушинкой.

– Какой пушинкой?

– Какой, какой! Первый раз я попытался сделать стакан мячиком. Но у меня не получилось. А сейчас попробовал сделать пушинкой. Но пушинкой сделал тебя. Что-то опять перепутал. Зато ты теперь знаешь, каково быть пушинкой!

– Ты это брось! – выдохнул Гошан.

Сомнений не было, Моцарт, пусть и не совсем точный волшебник, но волшебные штучки вытворять может.

У Гошана даже дух захватило, какие приключения можно придумывать при таких обстоятельствах! Теперь-то он Моцарту даст задание посложнее.

– Послушай, Моцарт, – схитрил Гошка, – а ты можешь меня из окна приподнять. Я погляжу, где пацаны. А потом ты меня обратно, того…

– Забирайся на подоконник! – Моцарт обрадовался, что Гошка вовсе не обратил внимания на его неудавшееся волшебство.

Обрадованный, Гошан распахнул окно, залез на подоконник и только после этого нахмурился.

– Ты чего, Гош? – протянул Моцарт, который сразу не догадался, отчего Гоша не очень-то обрадовался своей затее.

И хоть он и придумал её сам, теперь уже думал отказаться.

– Послушай, Моцарт, – глядя из окна на улицу, обратился Гошка к волшебнику. – Тут ведь высоко. А если я, как стакан? – он замолчал.

Гоша провёл глазами от своего окна и до земли.

– Если я того? Бахнусь. И не на ноги, а, например, на голову или на спину. Мне ведь, если честно, не хочется падать. А с тобой, хоть ты и не двоечник, всякое случается! Я с такого расстояния сам никогда не прыгал. Я, конечно, прыгал с высоты, особенно зимой, – и Гошка с гордостью поведал, как он прыгал зимой в сугроб с крыши детского садика. – И с веранды прыгали, но там больше не высота имела значение, а как разбежишься, оттолкнешься и как далеко пролетишь.

Но теперь Гошка почему-то струсил. Внизу сугробов не было. И хоть казалось, что земля близко, но Гошка был уверен, что этого вполне достаточно, чтобы переломать ноги.

Он сразу представил, что Моцарт вернёт его на место. И даже сломанные ноги прирастит, но всё-таки испытывать это на себе Гошке расхотелось. А вдруг, например, Моцарт забудет заклинание или не успеет вернуть всё на свои места.

– Я передумал, Моцарт!

– Ну, как хочешь. Мне же лучше. Вспоминать не надо. Давай лучше расскажи мне истории про себя и своих друзей. Про Саблиса и Бублика, – ошибся в именах Моцарт.

– Кого, кого? – Гошка расхохотался. – Про Слюнтика и Балбеса. Они узнают, что ты так их назвал, тоже тебе имя новое дадут. Например, Бах!

– Что за Бах? – у Моцарта сделался озадаченный вид.

– Ты же стакан уронил. И меня тоже чуть не уронил. Так что тебе теперь можно придумать новое имя. Бах или Бумс. На выбор. Какое тебе больше понравится.

– А мне никакое не нравится! – заявил недовольно Моцарт.

– Э, брат! Теперь это не от тебя зависит. И даже не от меня. Вот уж мы соберёмся все вместе и тогда решим. Хорошее тебе имя придумали или не очень.

– Гош, а если я не хочу для себя новое имя? Мне может со старым хорошо.

– Нет, так нельзя. Мне вот, например, всегда хотелось маленьким быть, а я взял и вырос. Никто же меня не спросил, хочу ли я быть большим. Так что, Бах, придётся смириться и тебе. Вспомни, у всех индейцев были красивые имена. Ты любишь книжки или кино про индейцев?

– Постой, постой, – возмутился Моцарт, а теперь уже Бах. – А у тебя какое вот есть, ну… ещё одно имя?

– О, о! У меня оно не одно, – похвастался Гоша.

– И какое? – захлопал глазами Моцарт-Бах.

– Гоша, Гошка, Гошарик, Гошан, – он замолчал и добавил, – Геродот. Но это, – лицо у Гоши стало суровым, – когда мы серьёзными делами занимаемся, когда взрослые не знают. Для серьёзных дел серьёзным ребятам мы придумываем серьёзные имена! Но тебе, – Гошка подумал, – тебе надо сначала доказать, что ты тоже можешь быть серьёзным. Ведь пока ты этого не доказал.

Но Моцарт-Бах перебил его своим вопросом.

– А чем надо доказать? – поинтересовался волшебник, чтобы тут же стать таким же серьёзным, как и Гошан.

– Чем, чем?! – торжествующе сказал Гошка. – Придумать что-то нужно. Удивить. Ну, или, – Гошка задумался, – голы, например, забивать, когда в футбол играешь летом, а зимой в хоккей. Но если забивать не умеешь, тогда в воротах стоять и, наоборот, голы не пропускать. Можно, конечно, и пропускать голы. Но хотя бы иногда кидаться на мяч и не бояться. Вот.

Он посмотрел на Моцарта и понял, что тот совсем не понимает, о чём идёт речь, и тут же пожалел его.

– Но ты не переживай, – продолжил Гошан, – я придумаю тебе что-нибудь этакое, тяжёлое, с чем ты не сможешь справиться, но потом, когда научишься, будешь легко выполнять это задание. Вот у нас недавно спор был. Кто сможет выпить три кружки кваса. По пол-литра. По две многие выпивают, но редко. А вот три никто не может. Этот рекорд свободен. Так что можешь его совершить. И сразу станешь серьёзным пацаном.

Моцарт услышал про три кружки кваса и озадаченно посмотрел на Гошку.

– А если я пять или шесть выпью, прямо сейчас, но воды? – Моцарт вспомнил, что он волшебник и такой трюк ему ничего стоит.

– Э, нет! Хитрый какой. Вода – это вода. Это и дурак сможет. А вот квас – это квас! Это только серьёзным людям под силу. Тем более, если кроме меня никто не увидит, кто же подтвердит мои слова. Надо, чтобы по-честному было. Пусть несколько человек увидит. И тогда все про тебя скажут.

Моцарт расстроился, что у него не получилось так сразу стать похожим на Гошку и, как он, быть серьёзным пацаном. А в том, что он серьёзный парень, Моцарт не сомневался.

– Ладно, Гош, я тебя слушаю. И как только у меня появится возможность доказать, что я серьёзный парень, ты мне тут же скажи. Может, каким другим способом доказать. Я попробую!

– Ладно, Бах-ба-бах. Скажи, а ты не можешь сделать так, чтобы сосиски появились? – почему-то вспомнил про сосиски Гошка. Он решил, что если сосиски понравились Моцарту, то значит, он сможет наколдовать так, что целая гора сосисок вырастет перед ними. – Моцарт, а сделай, чтобы здесь выросла целая гора сосисок. С кетчупом. Конечно, если не сложно. Но если сложно, то без кетчупа.

– Зачем тебе целая гора? – полюбопытствовал Моцарт-Бах.

Гошан и сам не знал, зачем он сказал про целую гору. И теперь ему показалось, что таким образом он выглядит не серьёзным парнем, а наоборот, ребёнком. Разве это не ребячество, попросить у настоящего волшебника гору сосисок?

– Ладно, я пошутил, – отмахнулся Гошка от своей просьбы. – Пойдём гулять.

Обрадованный Моцарт согласно кивнул.

– А познакомишь меня… – но Гоша уже мотал головой.

– Нет, Бах, не познакомлю. Слюнтик сегодня с матерью за путёвкой поехали. Отдыхать собрались. А Балбес со всей семьёй, матерью, отцом, сестрой, – Гошка жалобно выдохнул, – уехали к бабушке. А так, конечно, мне и самому жаль, что так вышло. Встретился с волшебником, а друзей нет рядом. Ведь тоже не поверят.

– Как так? Друзья и не поверят, – Моцарт удивился.

– Поверят! Конечно, поверят, – загадочно ответил Гошка. – Вот только вместе бы оказаться. Такого бы натворили. Таких бы чудес насовершали. А пока их нет, можно сказать так: «Всё, что происходит, всё понарошку». Ладно, пойдём на улицу! Может быть, и встретим кого во дворе.