Чем больше прожито лет, тем дальше, во времени, отдаляются пережитые события. И воспоминания о них все с большей ностальгией тревожат человека. Вот и наш герой, довольно преклонного возраста часто стал вспоминать различные ситуации и истории, в которые случалось попадать, Вспоминается трагедия, которая случилась в Забайкальской тайге. Много прошло с того времени лет, а в памяти сохранились мельчайшие подробности пережитого. В августе в тайгу потянулся народ, богатый урожай грибов, ягод и кедрового ореха обещал людям неплохие заработки, да и запасы на зиму от таёжных щедрот. Шел 1947 год, год тяжелых последствий Великой отечественной войны. Туда выезжали и заготовители. Прокладывали тележники, завозили бочки, соль для засолки грибов, мешки, короба, продукты и т. п. Люди шли в тайгу часто семьями. Знали свои места. Добирались к ним кто как мог. Иногда более суток тратили, чтобы дойти до заветного места. Тайга огромна, всем хватит её богатств. Каждый из проводников, как правило, шёл тропой известной только ему. На ночь разжигали костёр и отдыхали. На себе несли всё, что необходимо для пребывания и работы в тайге. А труд там от восхода солнышка и до его захода. Дикие заросли, хребты, пади и каменистая почва само пребывание там делали нелёгким. Нашему герою в тот год, исполнилось, шестнадцать лет. Он второй день переносил свой скарб от тележника. Это таёжная дорога, по которой можно доставить груз на телегах до полного бездорожья. После чего, вьюком или на волокушах, а дальше можно пройти только пешим с поклажей на плечах к намеченному месту. От тележника до зимовья ходу было, полный, день. Зимовье это он нашёл ещё в прошлом году. А в этом в конце июля забросил туда, кой-какой, инструмент, охотничье снаряжение, соль, сахар, муку, сухари. В зимовье давно не жили. Оно обветшало. Вот он его и подремонтировал загодя. А так то, оно было довольно просторным. Обычно, зимовье строят на двух-трёх человек, а в этом свободно могли разместиться пятеро, и печь была хорошо сложена, камень подобран один к одному, даже, хоть и треснутая, но чугунная плита на ней и дверка настоящая. Накрыл он новую кровлю из коры елей, она хорошо снимается со ствола и получается отличный материал для крыши, сверху засыпал землёй и камнями, вставил стекло в оконце. Оно хоть и маленькое, но всё же, плохо без него. На дверь установил новые петли, обновил нары, уложил на них накошенную и подсохшую траву. В общем, привел жильё в порядок.

Всё началось после одного разговора со старым охотником – бурятом, он жил в небольшом доме, стоявшем во дворе образованного домами, которые выходили своими фасадами на улицы в центральной части города. Дом этот был размером примерно пять на шесть метров, с шатровой крышей из лиственничной дранки.

Внутри дом был точь-в-точь, как юрта, правда, не считая большой русской печи, которая стояла сразу направо от входа, и поэтому не портила общего колорита убранства. Между печью и стеной располагался от пола и почти до потолка ступенчато своеобразный «иконостас». Здесь располагались литые из бронзы, фигурки божков, различных зверей, стихий, в виде змей и драконов, и много различных по размерам и формам будд. Перед каждым из них стояли маленькие пиалки, чашечки и другие ритуальные принадлежности, в уголке висела на длинной красивой ручке кисточка из пушистых перьев для смахивания пыли. У других стен были уложены стопами ковры, одеяла, подушки и прочие принадлежности. Несколько ярко разрисованная национальными орнаментами сундуков установленных друг на друге заполняли промежутки. В простенке, между окон, висели старинные ружья и охотничьи ножи, над ними, под самым потолком красовалась огромная голова сохатого, на рогах которой висело множество разноцветных ленточек. На полу расстелен большой персидский ковёр, в центре которого расположился низенький, расписанный в национальном стиле, столик, вокруг него разостланы, толстые круглой формы так же украшенные орнаментами подстилки из кошмы. Весь этот колорит убранства создавал полное впечатление настоящей бурятской юрты зажиточного владельца. Ата Ташты-бай, так звали хозяина этого дома, свою жену он давно похоронил, еще тогда, когда жил в улусе в северных краях Бурятии и теперь с ним жила его младшая дочь, Кутай.

Проходя мимо, Вячеслав часто видел его сидевшим на скамейке, возле своего дома. Старик всегда был в национальной одежде, подпоясанного широким поясом из длинных кусков материи красного и зелёного цветов обмотанным, вокруг пояса два раза, концы которого заправлены внутрь, на голове шапка с кисточкой круглая, конусная, отороченная куньем мехом.

Смуглая кожа, густые седые брови, узкие слегка раскосые глаза и седая редкая бородка, на большой скуластой голове, говорили о его преклонном возрасте. Во рту он постоянно держал трубку из чеканного серебра, подаренная его другом охотником, давно покинувшем этот мир.

Курил трубку он с чувством, изредка выпуская тонкой струйкой сизый дымок. Проходя в очередной раз мимо, Вячеслав почтительно поздоровался с ним, ему был симпатичен этот загадочный старец.

– Самбайну, – склонив голову, сказал молодой человекэ.

– Мэндээ, – ответил старец, и продолжил. – Хубун наша ириштэ, – и показал ладошкой на скамейку рядом с собой.

Вячеслав подошёл и сел. Ата Ташты-бай заговорил:

– Мая знаит твоя имя, мая хочит немножко говорить, твоя мама Зина хорошо дружил моя жинка, теперь давно нет. Как живет Зина? Давно не видел, однако.

Вячеслав рассказал ему, как он с мамой живёт. В разговоре он спросил Ата Ташты-бая, чем он занимался в молодости.

– Однако, сколько есть память, всегда охотник, большой зверь не стрелял, больше, однако, лиса, куница, соболь, шибко хорошо брал, белка много брал, рысь было попадал.

После они ещё не раз обсуждали охотничьи дела.

Однажды Ата Ташты-бай сказал:

– Сын хотел, один был, медведь задрал, больше парня не был, дочка слабая, – помолчав, предложил. – Давай, однако, охотника из тебя учить буду. Будешь пушнину то добывать, хороший работа, однако.

Вот и получил Вячеслав от него много полезных знаний по пушной охоте и премудростям таёжного выживания. Научил, что нужно взять с собой из провианта и чем запастись на всякий случай.

– Пойдёшь зимовать, зима суровая, рисковать нельзя, глупо, лишний раз лучше поспать.

Рассказывал Ата Ташты-Бай своему ученику о своих тайных местах, где водились разные пушные зверьки, об их повадках и способах лова на различные самодельные ловушки, пасти, петли и многие другие самоловы.

Первый раз посоветовал идти на зимовьё, куда Вячеслав и собирался теперь. Подробно рассказал, как его найти и предупредил:

– Токо не надо ходи по ручью, живи на зимовьё, охота ходи по хребет на россыпь и падям, – старательно рассказывал, где россыпи, как на них искать зверюшек, где и какие пади. – Там може попадёт тебе мои поставы, сгнили, однако давно, – с сожалением сказал он перед отъездом, молодого охотника в тайгу.

В тайгу Вячеслав ходил с детства и раньше, за грибами, разной ягодой, за черемшой и кедровым орехом, как правило в компании, со взрослыми. С дядей приходилось и на охоту ходить, на лисиц, зайцев, на боровую дичь, он брал Вячеслава с собой иногда даже с ночевкой в зимней тайге, под сенью сосен в снегу у костра. Юношей с друзьями, по ранней осени, ходили за кедровым орехом и жили прямо в кедровнике по нескольку дней. В таких походах, бывало, случались, различные неожиданные истории. Так что теперь Вячеславу осталось только перетащить всякую всячину, которую он привёз по тележнику на двух волокушах. Лошадей и волокуши он нанял в бурятском улусе, в который приехал на попутной полуторке из Улан-Удэ. От города до улуса более двухсот километров, а от улуса до тайги около десяти, да и по тайге не меньше. Хозяин лошадей, его имя Доржи, встал утром ещё до восхода солнца и разбудил Вячеслава. Умылись выпили чаю с лепёшками и хурудом, это плотный творог, покрытый крутой сметаной и выдержанный на солнце, который приготовила его мать. Чай готовится тоже национальный, хорошо заваренный брусочный зелёный с молоком, бараньим жиром и поджаренной пшеницей. После такого завтрака есть не хочется до вечера. Волокуши и весь скарб с Доржи уложили на телегу с вечера. Вячеслав ещё допивал свой чай, а Доржи уже запряг лошадь в телегу. Не теряя времени они тронулись в путь. Доржи верхом, Вячеслав на телеге. Солнце едва начало брезжить. За нами увязался молодой пёсик, лайка. Несколько раз Доржи пытался его прогнать обратно, но тот каждый раз догонял вновь в конце концов, Доржи махнул рукой: «Пускай, пригодится, тебе лучше будет». Их отъезд сопровождался голосами просыпающегося улуса, из него доносились негромкие голоса людей, задорные петушиные переклички, ленивый лай собак и призывное мычание ещё не подоенных коров. Все утренние звуки слышались как-то по-особому, они как бы, звенели в хрустально чистом пространстве, и казалось, существовали сами по себе. Выехав за околицу, они ехали по дороге, которая пролегает по бескрайнему лугу, покрытому густым и высоким душистым разнотравьем. Над лугом медленно начинает подниматься прозрачный туман. Потянуло прохладой. С восходом солнца то тут, то там раздаются пересвисты сусликов. Высоко в небе слышится песня жаворонка. Ехали молча. Каждый думал о чем-то своем. Под монотонные и глухие звуки копыт и пофыркивание лошади одолевала легкая дрёма. Солнышко начинало своим утренним теплом рассеивать туман и трава от росы казалась особенно свежей и сочной. Возникла мысль: «Лошадям, наверное, очень хочется остановиться и пощипать эту аппетитную травку».

В лесу прохладно и темно. Воздух пропитан ароматами хвои, смолы и прелой листвы. Вскоре дорога приблизилась к ручью и дальше двигались вдоль его берега густо поросшего лесной чёрной смородиной. Кусты высокие обильно увешены гроздьями крупных черных ягод с тёмно-синим отливом и настолько густые, что ручья за ними не видно. Его присутствие угадывалось по звонкому журчанию. Дорога становилась всё менее проходимой для телеги, в некоторых местах приходилось её перетаскивать через камни и корни. После трех часов мучений сделали привал. Выпрягли лошадь из телеги. Сняли волокуши: это приспособления для транспортировки груза по таёжным тропам. Перегрузили всё с телеги на волокуши, закрепили сыромятными ремнями поклажу, запрягли в них лошадей и двинулись дальше. Дорога идёт все круче вверх. Лошади часто спотыкаются, волокуши переваливаются и перепрыгивают через корни и камни, все устали. Доржи говорит:

– Скоро будет поляна и привал. Лошади будут пастись, у нас появится возможность отдохнуть, покушать.

Доржи не охотно и мало говорит. Вячеслав не говорит по-бурятски, хотя кое-что понимает, а Доржи плохо говорит по-русски. Впрочем, каждый из них хорошо знает, что должен делать. Вот, наконец, и поляна. Как только они вышли на неё, лошади оживились и прибавили спрыти, достигнув двух столетних стройных лиственниц, растущих на поляне, они остановились, и по их виду было понятно, что теперь никакая сила с этого места этих двух лошадок не сдвинет.

Лошадей распрягли, стреножили и отпустили пастись. Фыркая, потряхивая гривами и разгоняя оводов и мошку хвостами, они стали отдавать должное сочным травам. Доржи принялся разводить костёр, а когда пламя занялось, пошёл к ручью за водой. Вячеслав стал готовить еду. Пока лошади насыщались и пили воду из ручья, они хорошо отдохнули. Солнце стояло в зените. И снова в дорогу. Дальнейшая дорога была ещё труднее. Подъем круче, а деревья чаще, мелкий и густой кустарник ещё больше затруднял движение. К вечеру они подошли к подъему, который лошади не могли преодолеть даже без волокуш. Быстро разгрузили привезённое. Развернули волокуши вручную и Доржи с лошадьми ушел домой, торопится до темна, выйти из леса. Вячеслав спешил всю поклажу подвесить как можно выше на деревьях, для чего срубил несколько сухостойных жердей. Сколотил наскоро лестницу и с её помощью уложил жерди на сучья близко стоящих сосен, на которых и разместил поклажу. Лайка, которая не давала о себе знать, появилась неожиданно. Молодой человек удивился:

– А я думал ты домой убежал, ну проказник Пёсик, однако-таки буду тебя назвать, – собачка, виляя хвостом, стала ластица к новому хозяину.

Развел костёр, поужинал, завернулся в спальный мешок, уложился между корнями огромной сосны вблизи от костра. Заснул быстро. Сон хоть и крепкий, но в тоже время чуткий. Ночь прошла без приключений. Проснулся рано. Солнце, где-то ещё далеко. Выбравшись из спального мешка, ощутил прохладу влажного таёжного воздуха. Утренний туалет и в дорогу. Снял с подвески горбовик, это фанерный ящик с лямками и крышкой, в нём боеприпасы и другая мелочь, которую не желательно измять и замочить. Ещё снял рюкзак. Собрав то, чем пользовался вечером и завернув это в спальный мешок, водрузил всё на себя. Горбовик сзади, спереди рюкзак, спальный мешок закрепил на горбовике. Костёр затушен. Можно двигаться.

Молодые годы, неплохая физическая закалка позволяли без особых усилий нести свою поклажу. Его путь будет пролегать по гребню отрога, который спускается от хребта, за ним находиться его зимовье. Идти придётся всё время в гору, перешагивая через камни, корни и густой низкий кустарник. Тропы нет. Пробирался между стволов сосен. Благо, что они на хребте не очень густо растут. Дорогой его развлекали шустрые бурундуки, вездесущие кедровки перелетают с кедра на кедр, иногда угадывался звук прошедшего крупного зверя. Привал часа через два пути. Завтрак, пятнадцатиминутный отдых и снова в дорогу. Нужно перейти через перевал до наступления темноты. В тайге ночь приходит быстро. А в темноте, в лесу ориентироваться довольно сложно, да и не безопасно.

На перевале необходимо сориентироваться, во время свернуть в сторону, чтобы подойти к спуску в нужном месте. А там, на спуске тоже не сахар, гружёному под гору идти труднее, чем идти в гору. Так что приходится носильщика не жалеть. На пот, стекающий по лицу и шее и на жаркий день обращать внимания некогда. Вячеслав наметил себе место следующего привала для короткого отдыха. Где-то уже не далеко должны быть несколько берёз. Одна из них причудливо изогнута почти у самой земли и на ней будет удобно присесть и снять поклажу.

Он не заметил, что стало темнеть и потянуло прохладой. Погода резко, прямо в считанные минуты, меняется. Стало темно. Свинцовые тучи неслись над верхушками деревьев. Казалось, что они касаются их, от чего те гнуться и мечутся. Всё это сопровождалось верховым шквальным ветром. Здесь, внизу ветер особенно не чувствовался. Но скоро и здесь на земле поднялся вихрь, который захватывал и крутил прелые листья, старую и новую, сорванную с деревьев хвою. В вихре смешалось всё, что только он смог поднять и запустить в своём хороводе. На какое то, время Вячеслав остановился. Не мог понять, что происходит, что случилось, происходящее казалось, не реальным, не естественным. То, что летало в круговороте вихря, больно хлестало по рукам и лицу. И вдруг, над самой головой огромной силы ослепляющая молния разразилась громом, от которого заложило уши и голова, казалось, раскололась. Из тучи пролился водопад, он полился с такой силой, что по склону почти сразу же сплошной волной понёсся грязевой поток, унося с собой всё, что только крепко не держалось за землю. Последнее, что Вячеслав успел увидеть это огромная молния как осьминог своими щупальцами, она опоясала всё пространство над ним, ослепив своим серебристо голубым светом. В следующее мгновение его тело сковала невидимая сила, лишившая его сознания и чувств. Сколь долго это продолжалось, он не знал. Когда очнулся, понял, лежал вниз лицом, раскинув руки, по всему телу, по мышцам как будто пробегают нервные волны. Растерянность, ужас перед дикой силой стихии охватили всю его сущность. С трудом поднялся на ноги, голова свинцовая, дышать тяжело. Первым порывом возникло желание всё бросить и бежать. Мысль о том, что такие сильные ливни долгими не бывают, его несколько успокоила. А так как за это время он не сделал и шага, то и стоял, прислонившись к двум рядом росшим деревьям. Вернулась способность оценивать обстоятельства, реально мыслить. Оставаться на месте и переждать грозу, которая всё набирала большие масштабы в своём буйстве, ему показалась единственно правильным решением. Однако, на нем уже не было ни единой сухой нитки, холод сковывал мышцы. Двигаться и только двигаться. Чтобы то не было, нужно идти к зимовью. Там спасение. Не без труда Вячеслав навьючил на себя поклажу и тронулся практически на ощупь. Прощупывая перед собою палкой дорогу и держа левую руку вытянутой вперёд, он стал пробираться вверх по склону. Вода заливала глаза, лилась по всему телу. Холодная, мокрая. Эта гадость старалась его остановить и тем самым приговорить к смерти. Теперь он это понял отчётливо. Сколько он пробирался среди деревьев, кустарников перешагивая на ощупь через корни и камни, царапая ветками лицо и руки, разрывая одежду, он не знал. Знал одно, нужно идти. Пришло время, когда Вячеслав почувствовал тепло, оно шло изнутри. Усталости не чувствовал. Очевидно, страх перед неизбежностью придавал силы и рождал волю к жизни. Интуитивно чувствовал, что до зимовья ещё часа два. От напряжения ноги стали слегка дрожать. Нужен отдых. Ветер стих. Вода из туч лилась теперь спокойно, как из душа. Стало понятно, это надолго. Тучи висели выше деревьев. Немного посветлело. Видимость метров на пять-шесть. Присаживаясь на ствол поваленной сосны, из кармана рюкзака достал хлеб и кусок колбасы, не торопясь, съел обильно смоченные дождевой водой. Вытянул ноги. Нужно дать им отдохнуть. Несмотря на ливень, его одолевала дрёма. Вячеслав понимал, чем дольше будет отдыхать, тем труднее будет подняться. Но забыться не дают вновь нарастающий гром и молнии. Его внимание привлек неясный и необычный силуэт, который просматривается в пелене дождя. Яркая молния разрядилась недалеко за спиной и осветила загадочный предмет. Оказалось, это корни упавшего, очевидно, в эту грозу дерева. Когда стало темно, в памяти возникло то, что он увидел. Под корнями в воде, что-то лежало. Очевидно, какому то, обитателю тайги не повезло. После отдыха притупилось чувство опасности, груз стал сильнее прижимать к земле. Поступь стала тяжелее и ноги не хотели слушаться. Собирая всю свою волю, заставил себя сконцентрироваться на необходимости двигаться. В сознании появилась ясность цели к спасению. Пришло успокоение и уверенность в себе. Вспоминая увиденное несколько минут назад на фоне вывернутых корней. И вдруг сосуды на висках вздуваются, сдавливают голову до такой степени, что в глазах темнеет от мысли: «А вдруг это человек». Моментально остановился и не думая, снял с себя всю поклажу. Дождь стал поспокойнее, но прекращаться не собирался. Оставив поклажу под сосной, Вячеслав спустился к растопыренным, во все стороны, вывернутым из земли корням. Это примерно на метр ниже и шагов двадцать от его местонахождения. Без особого труда добрался до корней. Присмотрелся, но там темно и почти ничего не видно. Наклоняясь, приблизился к проступающему в темноте предмету. Осторожно протянул правую руку, левой держась за корень, прикоснулся рукой и сразу понял: «Человек». Спустился в углубление, заполненное ледяной водой. На ощупь убедился, действительно человек, к тому же это девушка. Легко одета и никаких признаков жизни. На его прикосновения никакой реакции. В бесконечном и монотонном шуме ливня невозможно уловить её дыхание. Пульс не находил. Тело лежало на половину в воде. Голова высоко над водой на корнях. Попытался поднять её. Подсунул руки, одну под лопатки, другую под поясницу и в момент, когда стал поднимать, по её телу пробежала еле заметная дрожь, значит живая. Поднял её на руки и встал сам на ноги. Происходящее казалось не реальным. Бедняжка была лёгкой, её веса он практически не чувствовал. Но идти было не возможно, под ногами жижа, почва скользкая, дождь льёт, по-прежнему. Перекладывая безжизненное тело на левое плечо и, ухватившись, за торчащие корни и кустарник, с трудом выбирался из ямы. Несколько десятков шагов до места, где оставил свою поклажу, преодолел без особого труда.

Осторожно, опустил тело, под огромной и густой сосной, на мох, между корней этого великана, полулёжа. Прислонил своё ухо ко рту в надежде услышать дыхание. Но шум дождя мешал и всё же, он услышал звуки, подающие признаки жизни. Всё делал интуитивно, иначе нельзя, другого выхода не существует. По близости нашел сломанный ствол небольшой сосны. Комель её висел на пне, на уровне его поясницы. Из камней и обломков сучьев смастерил рядом со стволом подставку, на которую поставил горбовик, а на ствол сосны – рюкзак. Уложил спальный мешок на рюкзак одним концом и другим на горбовик. Поднял и не без труда уложил на это сооружение промокшее, холодное и без признаков жизни тело. Протиснувшись, под это сооружение, просунул голову между рюкзаком, и горбовиком поправил лямки и поднял весь груз. Нежданная «спутница» лежала на левом плече на спине. Руки и ноги, чтобы не сползали, не туго закрепил ремнями и голову прикрыл углом спального мешка. Ткань этого мешка не промокаемая и это не делает его тяжелым. В обеих руках прочные палки. Впереди не далёкий, но трудный путь. Дождь стал реже и мельче, но не прекращается. Не смотря на все физические упражнения, чувствовал, что стало ещё холоднее. Приложил усилия, что бы тронуться с места. Повесу приходилось носить гораздо больший груз, но теперь всё что он нёс на себе давило к земле с такой силой, что казалось ноги врастают в землю. Их вытаскиваешь, а они с каждым шагом всё глубже уходят обратно. Выручали палки. Теперь у него четыре опоры и он постепенно приспособился к новой форме передвижения. Перенеся часть веса на руки и тем самым несколько разгрузив ноги, переставляя палки как при ходьбе на лыжах, идти стало легче. Движение в гору этому способствовало, не нужно было наклоняться вперёд, получалось как бы само собой. Здорово помогало умение отвлечь внимание от трудности и сосредоточиться на своих действиях. Вячеслав старался не думать о зимовье, о расстоянии и сложностях происходящего. Дождь продолжал делать своё гадкое дело. Сколько он прошел не знал. Ни по расстоянию, ни по времени. Казалось вечность. Состояние было полной отрешенности от действительности. Сверлила одна мысль: «Нужно идти, не останавливаться, я могу и должен дойти». И он, передвигая палками и ногами, шел. Наконец почувствовал, что подъём становится менее крутым и нагрузка ноши больше перемещается на ноги, значит, подъём скоро закончится, и по горизонтальному участку будет идти легче. Он вышел на перевал, а это почти горизонтальная его часть. Теперь повернул направо и шел по плато перевала. Нужно не пропустить спуск к зимовью, он почти не заметен. Вода текла по лицу, заливая глаза. Хоть и стало несколько светлее, но видимость отвратительная. Решил начать спуск в расчёте на то, что по диагонали сам спуск, получится более пологим, а это значит легче, будет идти. Плечи и поясница его давно потеряли чувствительность. Ноги стали как деревянные, а руки окончательно окоченели. Спускаться гораздо труднее, чем идти в гору. Груз тянет вперёд. Если бы не палки, удержаться на ногах было бы невозможно. Затрудняет движение и необходимость в осторожности, что бы, не нанести травму сучьями пострадавшей. Спуститься и найти зимовье стоило последних сил всего молодого организма. Только когда подошёл к двери, он понял: «Я не могу снять с себя поклажу, нет ни сил, ни способности производить необходимые для этого, движения». С каждым мгновением усиливалась слабость. Прислонившись к двери рюкзаком, с трудом согнул ноги и сполз на колени. Потом перевалился на правый бок и выбрался из своей ноши. Отодвинув всё от двери, открыл её. С большим трудом, окоченевшими, негнущимися и, бесчувственными пальцами развязал ремни. Превозмогая усталость, он втащил в зимовьё бездыханное тело. Потом из последних сил заволок остальное и закрыл дверь. Всё, на большее ни сил ни воли не осталось. В зимовье почти темно, малюсенькое оконце практически не пропускает света, да и откуда ему взяться. На улице, темень. Смутно сознавал, что нужно тепло. «Печь, необходимо растопить печь». И тут же понял, что ему это не под силу. Его тело от кончиков пальцев ног до кончиков пальцев рук дрожит, как будто находятся под электрическим током. К тому же чувствительность пальцев нулевая. Пальцы рук как деревянные, не гнутся, да и сами руки не слушаются. К счастью печь заполнена дровами и щепой, под которой уложена береста ещё с прошлого его посещения. Таёжное правило: позаботишься сегодня, пригодится через год. С полки смахнул коробок спичек на стол. Пытаясь достать спичку из коробка, но все усилия тщетны. Пальцы-кочерыжки не гнутся. Кое-как, прижав одной рукой коробок к столу, пальцем выдвинул его, спички высыпались на стол. Сжимает несколько спичек, пальцы их удерживают очень слабо. При попытке чиркнуть по коробку спички выпадают на пол. И так несколько попыток. Наконец спичка зажглась, поднес ее к топке печи и поджег бересту, от которой постепенно огонь перебрался на лучины и поленья. Теперь будет тепло. Лучиной, которую поджег от огня в плите, с трудом зажег лампу «летучую мышь». Нужно заняться девочкой, её тело дрожит и это, считал он, неплохой признак. Снял с неё мокрую одежду. Расстелил на нарах на сухое душистое сено покрывало, положил, дрожащее и синее от холода тело на нары, обтёр на сухо. Сухие дрова разгорелись и зимовьё наполнялось теплом. Снял с себя промокшую одежду, обтёрся насухо. От тепла стало клонить ко сну. Голова как в тумане. Только сознание, того, что это необходимо делать заставляет его держаться на ногах. Теперь необходимо оказать первую медицинскую помощь, как ей, так и самому себе. Для этого ему нужно было заварить зелье. Высушенные коренья, ягоды и травы заготовлены, одним из травников, с прошлого года. И снова проблема, нет воды. За дверью ливень, но каково опять под его струи. Выставив ведро под поток с крыши, вода быстро заполнила его, он занес его в зимовье. Заложил всё необходимое в чугунок, залив водой, поставил в отверстие на плиту. Пока готовилась спасительная жидкость, растирал вафельным полотенцем тело страдалицы. Правда, из-за сильной дрожи рук, да и всего тела эта процедура ему удаётся плохо. Два человеческих дрожащих существа, одно другому пытается оказать помощь, наверно такое зрелище, не для слабонервных. Вячеслав поймал себя на том, что из глаз у него текут слёзы. Это от обиды на своё бессилие. Но ещё не всё сделано. Прежде чем расслабиться, нужно ещё много сделать. Варево закипело. Сняв чугунок с плиты, поставил его на стол. Закрыл отверстие на плите. Теперь, пока остывает содержимое чугунка, занялся одеждой. На полу стало мокро от стекавшей с неё воды. Всё снятое с обоих бросил в угол на скамейку, подумал: «Сушить буду утром, если выживу».

Растирался насколько возможно, полотенцем. Разлив взвар по разной посуде, что бы быстрее остыл, пытался отогреть руки у плиты и о чугунок. Наконец ладони и пальцы начали обретать чувствительность. Пальцы пронизывали, как будто сотни мелких иголок. И это вызывало маленькую радость. Подкидывал поленьев в печь. В зимовье становилось жарко. Наконец лекарство готово, можно приступать к процедурам. Налил большую кружку и, подняв голову девочки, понемножку влил ей в рот, следя за глотками. Главное не дать захлебнуться. Но у них всё получается на этот раз хорошо. Налил в миску взвара, смочил в нём ладони своих рук, массируя, втирал сначала в её плечи, шею, грудь ему казалась особенно холодной и посиневшей, но руки не теплее, а вот самым холодным оказался живот и ступни ног. Особенно старался массировать подошвы и пальцы ног. Напоследок, промассировал уши. На себя практически сил не осталось. Выпил не большими глотками кружку взвара. Нужно сказать, что и врагу не пожелаешь такой отвратительной горечи. Казалось, в нём сосредоточились все самые горькие противности. Хина после этого питья сносный напиток. Если не считать болей в мышцах, скованность всего тела, и не брать во внимание полный упадок сил, то Вячеслав был уже в порядке. Расстегнув спальный мешок, получилось большое одеяло. Сдвинув бедняжку к стенке, укрыл одеялом. Подбросил в печь поленья лиственницы, плотно закрыл дверцу. Огонь дружно и весело потрескивал и попискивал, делая своё доброе дело. В зимовье стало жарко, это хорошо ощущалось, холод покидал застывшую плоть. Сев на нары, Вячеслав хорошенько натер ступни ног взваром, потушил «летучую мышь» и залез под одеяло. Под одеялом чувствовался холод. Тело девочки, как ледышка. Сообразив, что теплу то здесь взяться неоткуда, убрал одеяло к стенке и заметил, что из-под, нар по стенке сквозит холодный воздух. Откуда бы это? Сеном и краем одеяла заткнул щель между нарами и стеной. Тело девушки холодное, по нему пробегает мелкая дрожь, маленькие груди и сосочки кажутся прозрачными, дыхания не слышно. Приложив ухо к груди, ощутил медленное дыхание и удары сердца. Ничего, мы ещё поборемся за жизнь. Встал. В зимовье стало жарко, как в бане, даже дощатый пол был тёплый. Снова зажег свет, достал из горбовика бутылку со спиртом и смочил им полотенце. Осторожно протёр спину девочки и ноги до ступней. Место, где она лежала холодное. Вячеслава лихорадило, хотя всё тело было горячее. Лег на ары, холода не почувствовал. Осторожно обнял замёрзшее тело, прижимая спиной к себе. Плохо, что соображая, шепнул: «Выжила бы».

Не успев положить голову, заснул, последняя мысль: «Через два часа процедуры нужно повторить, не проспать бы».

Проснулся от слабых толчков в грудь. Голова как с похмелья. Старался понять, что происходит. В памяти восстановилось происшедшее. Поднимаясь на локте и увидел рядом распластавшееся тело несчастной. Она негромко стонала, губы сухие и красные и вся она пылает жаром.

Первое, что он понял: проспал.

Попытался быстро соскочить с нар, но получилось медленно и неуклюже, он понял, что серьёзно простыл. И так два пылающих жаром существа вдали от цивилизации пытались выжить. Другого выбора не было. Подбросил в печку дров. Огня там уже нет, но угли ещё жаркие и огонь быстро охватил поленья. Поставил чугунок на плиту, налил воду и заложил в него сбор трав и кореньев. С полки достал несколько мешочков со сборами лекарственных растений, на каждом мешочке написано от каких болезней и, как приготовить и пользоваться, Всё написано ровным каллиграфическим подчерком. Этот набор нынешней весной дала ему колдунья Ворожея. Живёт она на задах деревни Онохой, что стоит на берегу реки Уда, в землянке рядом с ручьём, Ручей этот берёт своё начало далеко в тайге, спускается по Интегриновой пади, протекает через луга, поля и впадает в Уду. У землянки в ручье вода не шибко холодная и водится там, как говорят в деревне, всякие водяные твари и растения ядовитые. И по этой причине водой ниже этого места никто не пользуется, говорят, попьёшь – сгинешь. Однако кто не знает, пьют и ничего, живы. Хоть и ходили про Воражею разные недобрые слухи, однако как прижмёт какая тяжёлая хвороба, шли к ней с поклоном, а коль пошёл, так и вылечит обязательно. Вот и Вячеслав перед долгим походом в тайгу пришёл к ней и попросил совета, как в тайге уберечься, от хворей. Так и познакомились. Оказалась она образованным человеком и из старинной интеллигентной семьи Интегриновых, медицинское образование позволило ей стать профессиональной травницей, но об этом в другой раз.

Нашёлся мешочек с надписью о тяжёлых простудах, воспалении лёгких, лихорадки и что делать со сбором. Как написано, так он и сделал. Всыпал в чугунок шесть столовых ложек сбора и столько же стаканов воды, поставил на плиту. Больная не громко стонала и металась по постели, иногда было слышно, что-то пыталась в бреду сказать. Какая температура была у обоих сказать трудно. Градусник взять не догадался. Думаю, под сорок было. Варево в чугунке закипало. Нужна ещё вода, значит нужно выйти на улицу. Надев на себя сухое из запасной одежды, Вячеслав сообразил, что забыл повесить сушиться промокшую одежду. Девочка сбрасывала с себя одеяло. Накрыв её, развесил на, загодя натянутые верёвки, мокрые вещи и пошел к двери. Толкнул её рукой, но она не поддалась, толкнул сильнее, результат тот же.

– Ни чего не понимаю, открывалась свободно. От дождя так сильно разбухнуть не могла.

Третья попытка и ничего. Ругаясь матом:

– Что, кто-то подпёр с улицы? Но здесь никого не может быть, – повернулся к двери спиной и ударил её ногой, в ответ какой то, лёгкий звон, ударил ее ещё и ещё – дверь распахнулась. Повернулся к двери и… В глаза бил ослепительный солнечный свет, невольно закрыл их ладонью, когда же открыл, и глаза привыкли то, увиденное вызвало удивление, восторг и страх одновременно. Удивление от неожиданности, восторг от увиденного, а страх от осознания того, что произошло.

– Ни чего не пойму, такое, не увидишь даже во сне. Мама мия! Бог ты мой. Не верю своим глазам…

Потрясение отодвинуло болезнь на второй план. За стенами зимовья в лучах солнца искрилось и переливалось всеми цветами радуги всё, что попадало в поле зрения. Стволы деревьев, каждая иголочка и каждый листик и травинка, спелые ягоды красной рябины, чёрной бузины и черёмухи, причудливо изогнутые кусты, камни и мох всё, что образует тайгу, было покрыто хрустальным льдом. Лёгкий ветерок, как бы играя, покачивал растения, и те издавали, мелодичный тихий перезвон, казалось, вся тайга о чём-то тоскует, всё живое замерло в трауре. Трудно было, глядя на эту красоту, осознать масштабы трагедии, а они были огромны и ужасны. Намного позже он узнал, что в тайге тогда погибло около девяти сот человек, выживших остались единицы.

Но вернёмся к делам в зимовье.

Пока Вячеслав приходил в себя от увиденного и пережитого, взвар на плите слегка выкипел, хорошо, что дрова догорали. Долил из чайника, он всегда наполнен кипячёной водой, чугунок и разлил лекарство по кружкам, подошёл к подопечной. Она лежала под одеялом, глаза открыты, в них виден страх, из уголков глаз текли слёзы. Вячеслав попытался успокоить её:

– Что мол, не беспокойся, вылечимся и будем здоровы.

С хрипом в горле, шепотом девушка спросила:

– Где, где мама, папа, сестры и брат? Вы кто?

Он сказал:

– Давай сначала вылечимся, а то я тоже очень, болен и валюсь с ног, последние силы меня оставляют, нам нужно ещё поесть, а то не будет сил на поправку.

С трудом, почти насильно заставил её выпить взвар и сам тоже выпил через силу, уж очень он горький и противный. Наскоро приготовил еду, гречневая каша из концентратов, хлеб с маслом и бурятский чай, поднес к полатям миску с кашей, хлебом и кружку с чаем. Девочка, мотая головой, говорит:

– Мне нужно одеться, вы же знаете я голая.

Что делать? Одежда ещё не высохла. Из рюкзака достал свою рубашку, ковбойку, в те времена они были модными, протянул её, и спросил:

– Как тебя зовут-то?

Еле слышно, ответила:

– Оля.

Взяла рубашку, обнажившись, надела, не слезая с полатей, посмотрела на парня. Говорит:

– Я не бесстыдная, просто Вы же видели меня, коды лечили, мне очень плохо, нет сил. Я всё понимаю, токо не помню, че стряслось-то, где я и как очутилась здеся и где это.

– Оля, обо всём расскажу, а теперь главное надо поправиться.

Поели без аппетита. Подбросив в печку несколько поленьев, разделся и залез под одеяло, руки ноги дрожали, голова чугунная и вообще всё тело ломит, заснул, теряя остаток сил. Сон был глубоким без сновидений, проснулся весь мокрый. Рубашка, трусы насквозь, одеяло, да и вся постель, требовали сушки. Вячесла потрогал постель Оли, та тоже была мокрая. Оля крепко спала. Переодевшись в сухое, достав бельё из рюкзака, а ведь не хотел брать, как казалось, лишнего. Подошел к двери, За это время снаружи произошли большие перемены, кругом слышна капель, бежали шустрые ручейки, унося следы буйства природы.

* * *

Травяные сборы и тепло сделали своё доброе дело, основная хворь отступила. Нужно отправляться за оставленной поклажей к тележнику. Надежда на то, что всё оставленное на хранение находится в целости и сохранности, не покидала парня. Только вот собачонку жалко, пропала, не пожив, плохо будет без неё.

Принял решение, что завтра утром пойдет к тележнику.

Пока Оля спала, решил пойти по ручью вверх. Что там, он ещё не знал. Вниз то, по ручью, он ещё в прошлом году ходил знакомиться с местностью. К слову сказать, впечатление эта местность произвела странное. После возвращения в зимовьё, всё время казалось, что он здесь не один, в тоже время ни каких явных признаков, чьего-либо, присутствия не обнаруживалось. Странности увиденные, там не давали покоя и теперь, правда, после пережитого, перешли на второй план. Спускаясь по правому берегу ручья, видел много мелких ручейков, вытекающих из трещин скальных пород и впадающих в ручей, который увеличивался с каждым шагом. Левый берег, поросший мелкими, уродливыми деревцами вскоре переходил в довольно крутой подъем, склон которого покрыт сплошь тонкими плитками камня. Весь склон этого высокого подъёма покрыт, как чешуёй плитками разного размера и не понятно за счёт чего они держатся, и не сползают вниз. Когда Вячеслав кинул в них не большой булыжник, который взял из ручья, то, как бы лениво несколько плиток шевельнулось и сместилось немного вниз. С тало понятно, что по этому склону подняться невозможно. Далее ручей скрылся за поворотом, за скалу причудливой, можно сказать, конструкции, огромной, яйцевидной формы валун торчал из растрескавшейся скалы, густо заросшей боярышником. Поверхность его гладкая, как будто полированная, а на самом верху его, на тонком основании стоял, высотой метра три уродливый, не определённой формы камень. Местами его поверхность выдавалась гладкими полусферами, местами наоборот впадинами и в некоторых местах виднелись странные отверстия. Края этих отверстий были оплавлены, как будто из них выливалась и застывала, какая то расплавленная масса.

Пока рассматривал это сооружение, его не покидало удивление, на что способна природа, какие только неожиданности она не преподносит.

Завернув за это скальное чудо, его взору открылось и вовсе неожиданное зрелище. Горное озеро. Водная гладь его отражала голубое небо с плывущими, по нему кучевыми облаками. Озеро, небольшим водопадом пополнял своими водами уже внушительных размеров ручей. Странно, тихо и спокойно стекала его вода по камням в озеро. По всему было видно, озеро постоянно в своих размерах, но ведь прошедший ливень должен был переполнить его. Куда же делось такое огромное количество воды? Да и та, что постоянно поступает в него, где-то должна вытекать. Очевидно, она уходит через трещины и расщелины, предположил он. Когда, возвращался в зимовьё, почувствовал чьё-то присутствие, стало жутковато, но, сколько не прислушивался и не оглядывался обнаружить, ни чего не удалось тревожное же состояние поселилось, на долго.

Теперь же Вячеслав, направился вверх по ручью рассчитывая, вернуться через час полтора. Спустился к ручью и пошёл влево по каменистому берегу от чего-то не заросшего растительностью, кустарник и деревья, кстати, огромные сосны и кедры росли сплошной стеной почти на одинаковом расстоянии от ручья. Так он прошёл не более полукилометра к месту, где находился исток. Родник пробивался прямо из камней. Прямо перед ним подъем с такими же плитками, как и там внизу. Где начиналась эта стена, видно не было, однако, вся в целом она образовывала огромную, правильной формы дугу и завершало эту дугу озеро. Получалось похоже на огромную запятую.

Пора было возвращаться. Повернулся, чтобы идти обратно, как вдруг с уклона сползло несколько плиток к тому месту от куда он только что отошёл. Скорее всего, это случайность, но стало как-то не по себе. Когда, возвращался, с кедра упало несколько шишек, прямо по его следам.

У зимовья его встретила Оля:

– Чёж ушли, то не сказамши, мене тут думать то чё, може приключилася, чё!

Успокоил её, что всё в порядке мол, так прогулялся немного, с местностью знакомился, надо же знать, что вокруг.

За завтраком сказал ей, что завтра утром пойдёт к тележнику.

– Я тож с вамя, тута одна я никак, боюся, – заявила она.

– Так куда ж ты без одежды и без обуви пойдёшь? Вот принесу остальное, тогда что-нибудь тебе и придумаем с одеждой и на ноги, надёжнее сделать нужно, вот тогда и идти можно будет.

– Не а, я привычная, дома то всю лету боса, хожу и не чо, аж от снегу до снегу, – возразила она.

– Одно следом пойду, не буду одна.

Пришлось отложить, поход ещё на день. Вячеслав достал припасённую, на непредвиденный случай сыромятную кожу, нарезал узких ремешков на сшивку, выкроил по Олиным ногам выкройки и сшил обувку, что-то вроде лаптей. Подошвы сделал в два слоя, внутри овчина. Из тряпицы сделали портянки. Обувкой Оля осталась довольна, надела, ремешками повязала и радуется как ребёнок, хотя и есть ещё ребёнок, походила да попрыгала, говорит:

– Я теперяча хыть на самый край с вами.

Вячеслав промолчал, только в мыслях: «Что же делать-то с тобой, как к людям переправить?»

На следующий день вышли рано утром, пошли налегке, в рюкзаке еда, небольшой топор, да плащёвка с фляжкой. Оля, не сразу привыкла к своей обуви, сыромятные подошвы скользили, на мху и траве, вскоре, она приспособилась выбирать сухие места и перестала вскрикивать, и они зашагали бодрее, благо дорога шла под гору. Часа через три ноги от ходьбы под гору устали, да и подкрепиться пора. Выбрали место по удобнее, сели, сняли обувь, ногам надо дать отдохнуть. Оля быстро достала из рюкзака еду, порезала и разложила всё на плащёвке, не спеша, поели, она что-то напевала, голос у неё приятный, только вот слова и выговор, Вячеслав старался отдаваться своим мыслям. Отдохнув минут тридцать, снова в дорогу. Солнце перевалило на вторую половину дня, когда, подходя к тележнику услышали голоса людей. Оля хотела закричать, но Вячеслав остановил её, нужно быть осторожными. Неизвестно кто эти люди может быть, встреча сними, опасна. Они остановились, и в это время раздался радостный лай собаки, это был голос нашего пёсика, позже это имя так и осталось за ним. Раздался громкий женский голос:

– Кто-то идёт, наверно хозяева, слава богу! Не зря вторые сутки ждём.

Они подошли, их было трое, двое мужчин, лет по тридцать с ружьями и молодая женщина. Мужчины сидели у костра, увидев молодых людей, встали, женщина и пёсик бросились к подошедшим. Женщина со слезами:

– Не зря ждали!

На глазах со слезами, обнимала их, как родных и всё приговаривала: «Живы, живы вы наши дорогие, а мы уж и не чаяли, кого в живых найти».

Мужчины встали, подошли, и было видно, их волнение от этой встречи. Поздоровались за руки и тот, что постарше сказал:

– Как гроза кончилась сразу, много людей отправилось в тайгу, на поиски пострадавших. Мы в тайге пятые сутки, в живых не нашли ни кого, только много погибших. Вчера утром услышали лай собаки, подошли, видим на дереве схорон и собака сторожит, стали ждать. И как получилось то не зря, ну собачонка-то молоденькая, а умница, к дереву не подпускает, так и кидается, а теперь вон какая ласковая стала, хозяин пришёл.

В разговоре выяснилось, в тот несчастный день в тайге погибло несколько сотен человек, пока точно не известно сколько. В этой пади, оказывается старики называли её, Забытой, в живых не нашли ни кого. Пока разговаривали, про Олю, как то забыли, А она, свернувшись в комочек села в корнях огромной сосны и беззвучно плакала, вздрагивая всем своим хрупким телом. Оксана, это имя женщины, обняла за плечи Олю и теперь уж они вдвоём лили в четыре ручья слёзы. Устроившись у костра, который поддерживал, самый молодой парень, Алексей, все слушали рассказ Вячеслава о их с Олей спасении и, о всем, что с ними произошло. Оксана, привела Олю к костру и посадила, обняв рядом с собой. Когда он окончил своё повествование, у костра воцарилась тишина, у мужчин лица были застывшими, взгляды не подвижные, глаза наполнены слезами. Собачонка, как будто понимая людей, лежала, тихонько, в сторонке, изредка шевеля хвостом. Оксана, что-то постелила на сухом мху и уложила Олю. Когда Оля уснула, Оксана присоединилась ко всем, долго сидели молча. Первая заговорила Оксана, она спросила:

– Что же делать с Олей, у неё больше никого нет.

– Учиться ей надо, она даже букв не знает, – подсказа Вячеслав.

– Её судьбу нужно решать в городе, наверно это будет правильно, – предложил Павел.

В итоге решили, утро вечера мудренее, вот тогда и решим, одно ясно её нужно везти в город. Устроились кто, как смог, легли и вскоре послышались посапывания и не громкий храп, все уснули, намаялись за день. Утро следующего дня началось с уговора Оли, идти со спасателями из тайги в штаб отправки пострадавших в город.

– Ни куды не пойду, кто спас жизнь мине с ём и остануся, – заявила она.

Долго объясняли ей, что идти с Вячеславом ни как нельзя, скоро зима, нету, теплой одежды, да и провизии рассчитано на одного. Зимой помочь ни кто не сможет, дороги не будет совсем. Вячеслав попросил ребят сообщить своей матери и Ата Ташты-Баю, о нем, чтоб не волновались. Вскоре вся группа, с Олей ушли вниз по тропе.

После своего возвращения в город, он узнал, что после того ужасного дня в тайге остались в живых только пять человек, они с Олей, да семья, мать, отец и сын восьми лет. Они спрятались на склоне в небольшой пещере, укрывшись, плащ палаткой и загородив вход всем, что было у них.

Подправив лестницу, ей тоже досталось от бури, приставил её к настилу, развязал и снял всё в низ, не теряя времени, взвалил поклажу на плеч и в путь.

– Удивительно, в такой ураган всё осталось на месте и в целости, видать повезло.

Поклажа оказалась тяжелой, с несколькими, не продолжительными остановками, уже к вечеру, он был на месте. Быстро темнело. Пёсик весело бегал без устали, то вперёд то возвращаясь, что-то находил и тогда, усердно рыл лапами мох и землю. При подходе к зимовью его долго уже не видно и не слышно. А он ждал его у двери зимовья. Вячеслав открыл дверь, занес поклажу вовнутрь, и сел на порог. Его взгляд привлекло, как ему показалось, беззвучное движение у края, небольшой скалы. Присмотревшись по пристальней, увидел, что между скалой и рядом росшей сосной стоит, еле различимый человек. Вернее это был образ человека, стоявшего не подвижно не на земле, а как бы парившего. По спине у Вячеслава пробежали холодные мурашки, он замер, промелькнула мысль, «приведение», явно это был мужчина в длинном плаще, худой, высокий, лица видно не было. Дрожащим голосом он выдавил из себя:

– Вы кто?

Оно моментально исчезло, так же беззвучно, как и появилось.

Темнота сгущалась с каждой минутой всё сильнее, на небе не луны не звёзд. Под впечатлением увиденного, войдя в зимовьё, закрыл дверь и обдумывал, что же это было? Пришел к выводу: «Устал, вот и привиделось, хорошо, знаю, не бывает ни каких, там приведений».

Но вот на улице разжигать костёр не захотел. Зажёг лампу, растопил печь, приготовил ужин, пока ел, мысли, всё же о приведении не покидали его. Вдруг он вспомнил и пожалел, что не послушал бабу Нину Пащенко, она предлагала взять с собой, маленькую иконку, на всякий случай.

– Ну да куда там, в бога то я не верю, – и опять, же, стало совестно за эти мысли.

– Причудилось вот и всё.

Лёг спать, стараясь думать о завтрашнем дне. Однако и представить себе он не мог, что он ему преподнесёт, видать, кому, что на роду написано, того не избежать, не зря народ в это верит.

Следующий день прошёл в разных делах, разобрал всё своё имущество, разложил, по полочкам, привёл в порядок инструменты и боеприпасы с оружием. Спать решил лечь пораньше, на завтра наметил пройти ознакомиться с охотничьими угодьями. Приготовил и уложил в рюкзак всё, что необходимо взять с собой, рассчитывая вернуться поздно. Раздался лай собаки, прислушался. Лает не зло, значит ни чего серьёзного.

Скоро Пёсик притих. Он разделся, потушил лампу и уже сел на полати. Как вдруг, дверь, тихонько, открылась и в её проёме появился силуэт человека. От неожиданности такой у Вячеслава отвисла челюсть, рука стала шарить вокруг в поиске, чем можно было бы запустить, в приведение. Приведение же заговорило:

– Эта я не боись, вернулася, убежамши от них, – Вячеславу, как кипятком ошпарили, соскочил на пол и стоит, как идиот, не зная, что делать. Ольга, уж тем временем в зимовье. Пошел, зажег лампу, стоят, смотрят, молча друг на друга, он на неё трагически, она на него, как преданный пёс на своего хозяина. Только он не хозяин, а что не, наесть, несчастный человек. Сел на лавку и с откровенной таской сказал:

– Что же это ты делаешь то, горе ты луковое моё.

– Пошто горе то, и вовся не горя, а тодысь пошто вы маялись, то, зазря чо ли, не, таперчи я от вас никуды, куды вы туды я, теперяча я вас буду оберегать и ухаживать, – говорит она в ответ.

Ну, уж тут то, он и вовсе растерялся и не знал, что можно ответить.

– Ладно, – сказал он. – Есть хочешь?

– Вы спать ложиться, чай сама управлюся, – Вячеслав махнул, как говорится, рукой и пошёл спать. Лёг к стенке и вскоре уснул. Сквозь сон слышал, как укладывалась Оля. Утром проснулся до восхода солнца, осторожно перелез, через, спящую, сладким, сном Ольгу. Вышел на улицу, всё предвещало тёплый, погожий день. Дел было много, нужно готовиться к зимней охоте. Самоё сложное, это нужно изготовить камысовые лыжи. Заготовки для них, а это, выделанные, стороченные и выкроенные камысы (шкуры, с, лосиных ног). Ему подарил их Ата Ташты-Бай, и научил, как изготовить охотничьи лыжи. Нужно будет много походить по местной тайге, изучить, по приметам, которым научил старый охотник, где какой пуховичёк, как называл пушных зверьков Ата Ташты Бай, может обитать и уж исходя из этого, готовить соответствующие ловушки. Прежде всего, нужно вырубить заготовку из подходящей ели, и вытесать из неё плашки для лыж. Вячеслав решил позавтракать и с рассветом отправиться на поиск подходящей ели. Спустившись к ручью, умылся студеной водой и не спеша пошагал к зимовью, а там его ожидал очередной сюрприз. Открыв дверь, зашел в зимовьё, Оля у стола разливает по кружкам из чайника чай с молоком, на столе готовый завтрак.

– Добрыва утречка, кушайте, – встретила она его. И на её лице довольная улыбка.

– Доброе, доброе, – без особого удовольствия ответил он, понимая, её, заботы будут теперь безграничны и не предсказуемы.

Сел за стол, чай с натуральным молоком, отпил глоток, чай очень вкусный, спросил:

– Откуда молоко-то?

Оля не отвечая, достала из под стола большой туес. Спросил:

– Откуда он у тебя?

Улыбаясь, это создание, с удовольствием рассказала, что в поисковый штаб приехал, из ближайшего улуса, бурят, его зовут Доржи. Когда он узнал, что Вячеслав живой и что спас её, то помог ей уехать из этого штаба. В улусе его жена и мать одели Ольгу, что называется с ног до головы, положили в торбу разных свежих молочных продуктов и туес свежего молока налили. Доржи, отвёз её на лошади, до тележника, и ещё проводил по пади, почти до хребта, где Ольга убедила его, что теперь дорогу она знает хорошо.

Когда он поднял Олин рюкзак, то удивился, как эта маленькая, хрупкая девочка донесла, по таёжному бездорожью такую тяжесть. Теперь ему ничего не оставалось, как смириться с её присутствием, тем более, что и одета теперь она в зиму, вполне надёжно. Добрые люди позаботились от души, в зиму у неё были унты, полная шуба из овчины национального покроя, меховая шапка с длинными ушами и даже рукавички из шкурки ягнёнка, обшитые плотной тканью с вышивкой национального орнамента. Кроме того у неё были, вязанные рейтузы, платье и рубашки.

После завтрака, взяв топор, ножовку и карабин с охотничьим ножом, он отправился за заготовкой для лыж. Оле наказал, чтобы далеко не ходила и занималась, чем ей угодно, Предупредил, что придет не скоро. Поднимаясь по склону к хребту, просматривал встречающиеся ели. Вскоре увидел растущую в гуще ель, с высоко растущими ветвями, ствол по диаметру был вполне подходящим и без сучков на довольно высоком уровне. Хотел, было идти осмотреться по местности, да решил, нужно сначала заготовить чурку, а то после прогулки силёнок станет маловато. Спилил ель по всем правилам валки леса. Сначала топором сделал заруб, с той стороны, куда наметил валить дерево, потом уж стал пилить. Ножовка, хоть и была достаточной длинны и зубы универсальные, но вот для пиления сырой древесины развод оказался маловат. Так что пока спилил, а потом отпилил нужной длинны чурку, намаялся до полного своего неудовольствия. Немного отдохнув, взялся за её транспортировку, тащить пришлось на плече. А она не болела, как говорят, весом пуда три-четыре, так что тащить пришлось с остановками на отдых.

– Вот ведь правильно, что не пошёл шляться, а то ведь, действительно не осилил бы. Ну как бы то ни было, дотащил он её до зимовья уже когда солнышко к горизонту подкатывало. Принёс, сбросил на землю, и так стало легко и радостно оттого, что, первое дело сделано, а это значит, уверенность в себе укрепилась. Снял с чурки кору. Оля шла от ручья:

– Чо так-то долга? Час подогрею обед то я ждала, исть страсть охота.

Пёсик крутится возле них, как бы говоря: «я тоже голоден».

– А что же ты не ела? Зря голодом себя моришь, эдак-то я могу и на сутки, а то и более уйти, так что, ты не жди меня и ешь вовремя.

Умылся и с аппетитом уплёл всё, что Оля подала, она ела и радовалась, очевидно, их примирению. На дворе начало темнеть. Когда Оля прибралась, Вячеслав сказал:

– Значит так Оля, буду тебя учить грамоте и правильно говорить, поняла?

– Поняла, поняла, токо как? Я то со всем моим удовольствием, думате получица?

– Получиться даже обязательно.

И подумал: «Вот, длинными вечерами-то будет, чем полезным заниматься».

Зажёг лампу.

– Садись за стол, для начала будем учить правильно слова говорить. Ты, когда я пришёл, сказала «исть страсть охота», а говорить нужно, есть очень хочется, повтори.

Оля проговорила всё правильно.

– Ну вот, это другое дело, так и запомни.

– А я быстра абучуся, как вы говаритя, я буду слухать и тожать так жать гаварить.

Ещё поучили разные слова, да стали готовиться ко сну.

– Будешь спать у стены, – сказал он.

– Ага, буду. Ну что же теперь нас будет трое.

Что ей снилось не известно, но во сне она несколько раз вскрикивала, утром ходила озабоченная. Вячеслав спросил:

– Что случилось, Оля?

– Тоска, своих вспомнила, сирота теперь, – и беззвучно заплакала. Вячеслав подошёл к ней, хотел пожалеть, но она отстранилась.

– Не чево, я сама, вы на меня не серчайте, я привыкну.

Подумал, про себя: «Нет, девочка, к этому не привыкают, просто со временем житейские дела перевешивают страдания и они уходят на дальний план, но не забываются».

На следующий день Вячеслав снарядился, взял еды и отправился знакомиться с местностью. Пёсик бегал, гонял бурундуков, которых было много, ловил мышей, своим энергичным поведением иногда отвлекал его внимание. Результат этого дня, увидел много белки, в том числе и летяги. Интересно ему было за ними наблюдать, заберётся она повыше на дерево по веточке к самому её концу, подбежит и прыгает. Лапки растопырит, а между них перепонка натянется и летит белка на другое дерево, планирует. Уже ближе к вечеру, Пёсик прибежал из ельника, виляя хвостом и смотря на него, он не мог понять чего это он. А Пёсик, топчется на месте. Спросил:

– Чего ты, нашёл кого, давай покажи, – и руку слегка вытянул.

Пёсик тут же повернулся в сторону, откуда прибежал и осторожно пошёл в ельник. Он последовал за ним, зашли в ельник, Пёсик лёг, ползком немного продвинулся и замер. Он остановился и стал всматриваться в чащу. Вскоре услышал хлопанье крыльев и увидел совсем не далеко, несколько тетёрок. Они сидели не высоко на ветках сосен. Карабин был у него в руках, но стрелять было нельзя, мешали ветки, осторожно, чтобы не шуметь нашёл подходящую позицию, в прицел попали две тетёрки, они седели друг за другом на разных ветках. Положив карабин на ветку сосны, за которой он стоял, прицелился, от волнения выступивший пот стал заливать глаза, он плавно нажал на курок, выстрел, шум крыльев сорвавшихся с веток тетёрок. Обе тетёрки замертво упали, раскинув крылья, Пёсик со всех ног бросился к ним и стал трепать птиц. Подошёл к своим трофеям. Пёсик, потрепав обеих тетёрок, спокойно лежал около них, положив, голову на передние лапы. Подняв птиц, осмотрел места поражения, у одной пробито наискось туловище, у другой перебит позвоночник в области грудки. Подвесил трофей на ягдаш, Пёсик, сидя внимательно наблюдал за его действиями, он погладил и похвалил его. Вернулись в зимовьё уже затемно. Оля, сидела за столом, который был накрыт вафельным полотенцем, ужин ждал его. Когда Оля увидела тетёрок, она не громко вскрикнула:

– Убили, не жалко, птичек-то?

– Оля, это не просто птички, а боровая дичь, которая и существует, для того чтобы охотники её добывали, а хозяйки готовили из неё вкусную еду.

– Ета, я панимаю, – он перебил её. – Давай-ка говори, правильно как учили.

– Ладно, чичас, – ответила она. Чуть помолчала и заговорила с остановками, обдумывая каждое слово, уже правильно. После ужина общипали тетёрок, выпотрошили и опалили на костре. На следующий день, приготовили из одной тетёрки шулюм, другую потушили. Обед был царский. Пёсик, как ему показалось, тоже остался доволен потрохам и косточкам, которые ему достались. За обедом Ольга рассказала, что когда вчера отдыхала в зимовье, на улице было жарко, слышала, как кто-то подходил к зимовью и заглядывал в оконце, перепугалась и долго не решалась выйти. Потом, сначала посмотрела в оконце, приоткрыла дверь, выглянула, но ни кого не было. К ручью спуститься не решилась.

– Почудилось, тебе, наверно, кто же здесь может быть? Людей и близко нет, если медведь, так ты бы сразу поняла, да ему в этих местах и делать-то нечего, для него здесь корма нет, а он сейчас усиленно кормиться.

– Нет, точно кто-то был, тень то я видела, как она в оконце то промелькнула, так уж ни с чем не спутать, точно, кто-то был.

После рассказа Оли, его беспокойство усилилось, то, что он видел в тот вечер, всплыло в памяти с новой силой. В течении дня не покидали его и мысли об увиденном во время походов по ручью. Странное озеро, причудливость каменных скульптур, загадочность постоянного уровня воды в озере, и вообще здешний пейзаж, окружённый «живым» неприступным склоном. Во всём угадывалась какая-то неестественность. А теперь ещё эта загадочная тень. В памяти стали проясняться различные, не привлекавшие раньше внимания, мелкие странности. Неожиданно падающие по близости ветки, то скатившийся камень со склона на тропу, то ветки цеплялись за ноги так, что было невозможно идти и приходилось обходить такие места. Он не страдал суеверием и не верил в приведения, и потому пытался найти объяснения этим явлениям. Вернувшись в зимовьё, Оля стояла на коленях и молилась иконке, которую он приспособил в уголке, напротив стола и двери. Руководствуясь, верь не верь, а подстраховаться ни когда не вредно. А как знать может, она и в правду, оберегала их от каких то бед. Его приход не отвлёк Олю от молитвы, он прошёл и молча сел на лавку у стол, наблюдать, как она умело и усердно молится, невольно подумал: «Хорошо, что она умеет и знает молитвы». Положив руки на стол и опустив на них голову, стал обдумывать дальнейшие, свои дала. Почему-то, вспомнил, про сквозняк, у стены на полатях. «Надо бы проверить, откуда дует, а то зимой придётся плоховато». Оля встала, трижды перекрестилась, и тоже села к столу. Помолчали.

– Давай-ка чайку попьём, – предложил Вячеслав. Чай сварили на костре в котелке, чтобы не коптить чайник. Чай сварили с добавлением листа чёрной смородины, достали туесок с мёдом и с удовольствием пили горячий душистый напиток. После он проверил и уложил в рюкзак всё необходимое для завтрашнего дня, нужно было сходить в противоположное направление, от того, что ходил до этого. Предполагал, что новые места должны быть положе и лес, менее заросший кустарниками. Его предположение оказалось от части верным, те места куда он дошёл к полудню действительно были не только положе, но ещё представляли собой огромную не глубокую седловину, поросшую не густым лесом. Повреждённых и поваленных деревьев мало и поэтому найдя первый лежащий на земле, ещё не сгнивший ствол пихты, он подложив охапку сухого мха, сел отдохнуть и перекусить. Рюкзак поставил около ствола, карабин рядом с собой прислонил к одной из веток. Сидя осматривал окрестность, стояла тишина, напоённым ароматом хвои, воздухом, дышалось легко, и действовал он успокаивающе.

– Отдыхаем? – раздался не громкий голос у него сбоку. Сразу он не понял, что это, подумал, послышалось. Повернув голову, увидел высокого, стройного, уже немолодого человека, мелькнула мысль: «Приведение».

– Хорошее место здесь, не то, что там, – и он кивнул головой, туда, откуда пришёл Вячеслав. От неожиданности он растерялся, не зная, как себя вести. Человек был без оружия, в руке держал отшлифованную палку с небольшой рогаткой на верхнем конце, длинной она доходила ему до плеча. Вячеслав встал.

– Здравствуйте, – поздоровался он. Не ответив, человек низко склонил голову, предложил:

– Давай сядем, – и первым присел на ствол. Парень тоже сел на прежнее место, с любопытством разглядывая его. Профиль его чем-то напоминал Мефистофеля, он повернул голову в его сторону и с чуть улавливаемой иронией сказал:

– Мне и самому не нравиться мой профиль, но что поделать, что имею то моё. Каким ветром тебя занесло в эти места?

– Так ведь и вас тоже, – парировал Вячеслав.

– Э, нет, обо мне потом, да поймёшь всё и сам. Уж не этой ли бурей, что пронеслась над тайгой на днях?

– Вы как в воду смотрели, – сказал Вячеслав.

– В воду не в воду, а как видишь я тебя увидел, вернее… Ладно, в общем, наблюдал я за тобой, непонятно, почему сразу не ушёл отсюда, да видать и не собираешься.

– А от чего это мне уходить-то? Я зимовать здесь буду.

Человек внимательно посмотрел ему в глаза, от этого взгляда холодок пробежал по телу. Слегка выдающийся вперёд лоб с густыми не широкими бровями создавали впечатление козырька над переносицей, слегка выдающиеся скулы на смуглом, вытянутом лице, глубоко посаженные тёмно-карие глаза создавали ощущение того, что он смотрит не на него, а вовнутрь.

– Разреши мне твою руку поглядеть, – попросил он.

Вячеслав подал ему правую руку. Человек, слегка зажал её между своих ладоней, он почувствовал, как тепло волнами проходит через его ладонь, это продолжалось несколько секунд, он не сводил с его лица взгляда и увидел, как оно вытянулось от удивления. Внимательно осмотрев его ладонь, сказал:

– Ты подвергался каким-то сильным воздействиям энергетических аномалий, если можешь, расскажи мне о них. Кстати, кто, ещё с тобой живёт? Знаю, что вас двое и вроде собака с вами, но это уже скорее догадка, если третий не человек, значит собака, в тайге необходима.

О том, что произошло во время грозы, почему-то Вячеслав забыл, и вот теперь вспомнил всё ясно и во всех подробностях рассказал своему собеседнику. На что тот с неподдельным сожалением сказал:

– Жалко, я был в это, время далеко от этих мест, не пришлось видеть, а может быть и помочь кому-то. По всему видать, небывалое произошло бедствие.

После этих его слов, подсознательный страх отступил. Обратившись к нему, Вячеслав сказал:

– В волшебников и колдунов, я не верю, но вижу, вы обладаете способностями и знаниями, позволяющими вам многое видеть и понимать, скажите, что это такое?

– Вижу, ты парнишка, внимательный и наблюдательный, а относительно меня, так история не замысловатая. Кстати, меня величают Никодимом, а тебя?

Вячеслав, назвал своё имя молодой человек.

– Больше десяти лет прошло с тех пор, как я занимался с товарищами альпинизмом, но однажды подвела самонадеянность, и я сорвался со скалы, сильно покалечился, главное разбил голову так, что потерял полностью память. Много времени и сил пришлось потратить врачам и всем моим близким на моё излечение. Когда ещё в госпитале лежал, заметил, что слышу мысли людей, которые рядом со мной. Стоит только мне пристально посмотреть на собеседника, как я, знаю о чём он думает. Сначала не понимал, что происходит. Потом, это стало беспокоить, старался больше уединяться, бывать на природе. Так и привык к одиночеству, тайге. Открыл в себе новые способности, чувствовать различные аномалии в природе и в людях, вот собственно и всё. У тебя же очень сильная отрицательная энергетика, она противостоит различным, вредным воздействиям на тебя и плохо придётся тому, кто причинит тебе какой либо вред или зло. Простой человек был бы обречён бежать от того места, где ты устроился жить, и собираешься зимовать, а тебе и тем, кто с тобой в искренней дружбе жить там будет, даже комфортно, никто из посторонних не побеспокоит, в том числе и зверь. А то, что место ты выбрал очень даже необычное, сомнению не подлежит. Я на него вышел два года тому назад, энергетика во всей этой впадине, вдоль ручья и у озера сильная и отторгающая всё неугодное кому-то там, а вот кому непонятно.

Вячеслав рассказал ему, о странностях, которые им с Олей пришлось наблюдать.

– А ты смелый, не напугался.

– Да нет дело не в этом, у девушки иконка, и Оля усердно молится, да и вообще считаю самое страшное сотворить способен, это человек-злодей. По правде сказать, когда понял, что видел приведение, струхнул, стало жутковато, но решил не сдаваться. Куда же вы теперь? Может переночуете в зимовье, места хватит, – предложил Вячеслав, своему новому знакомому. – Перед дорогой, нелишне перекусить, как говорится, чем бог послал.

Не спеша поели и тронулись к зимовью. Время шло к вечеру. Стало прохладно.

– Ну что ж вижу приглашение искреннее, отдохнуть с комфортом всегда нелишне, а то всё у костра.

В принципе представление о местах будущей охоты Вячеслав получил, можно было и возвращаться. Разговаривая, шли не спеша. К зимовью подошли уже в сумерках.

Песик встретил их веселым лаем. Открылась дверь, и выйдя на улицу видно было, что Оля удивилась тому, что её спутник не один.

– Принимай гостя, Алена. Это Никодим, он переночует у нас. Приготовь там, что на стол, а мы пока спустимся к ручью помыться.

Спускаясь, к ручью Никодим негромким голосом проговорил:

– Странные все же здесь места, необычные. Как далеко ты ходил по ручью вниз?

– Так я, в общем-то, спускался по нему трижды, но первые два раза приходилось возвращаться, то камни осыпались сверху, то огромный сук упал, ну и время неудачное выбирал, уже под вечер. А в третий раз ходил с утра. Там по правую руку то какие-то странные нагромождения камней, да и по форме они необычные. А ручей то кончается недалеко, озерцо небольшое, да вот заметил я за эти дни странности, грозы были, да и вверху проходили дожди. А в озерце вода не прибавляется никогда, на одном уровне стоит.

Никодим остановился, посмотрел в ту сторону, о которой шла речь.

– Да и вообще-то лучше туда не ходить, – сказал он. – Как говорится, от греха подальше. Я когда прошлым летом той стороной ручья по взгорку ходил, это озерцо то тоже видел. Только какое-то оно непонятное действительно. Самое по форме больно уж правильное, круглое. Да и вокруг его как будто кто специально, не то разбросал, не то расставил чудные валуны. Да вон на выступ из скалы камень по форме как яйцо, идол какой что ли. По всему бы и упасть ему, а не падает. Ты то когда ходил, видел его?

– Да эту штуку я видел, тоже думал, как это он стоит? Выступ то тот с наклоном вроде, а он не падает. Хотел я было взять палку, какую, его попробовать опрокинуть, чтобы скатился в озеро, да палки не нашел.

Никодим внимательно посмотрел на своего собеседника, проговорил:

– Не а, паря, ты тут лучше ничего не трогай, да и ходить туда не к чему. Кто ее знает, мож какая зараза когда с космоса сюда падала. А може и еще чего. В общем, нехорошее это место.

Подошли к ручью умылись студеной водой. Оля позвала вечерять. Поднялись к зимовью. Песик лежал у порога, вилял хвостом, чем-то довольный, не иначе, как Ольга его угостила чем-то вкусным. Совсем уже стало темно. Над столом висела летучая мышь, тускло освещая пространство. На столе нарезан кусками хлеб, две миски с похлебкой, третья миска с отваренным мясом, соль на столе, кружки, ну, в общем, все приготовлено. Вячеслав спросил:

– Оль, ты чего это себе ничего не накрыла?

– Да ладно кушайте, я опосля потом сама. Мне это будет сподобнее.

Не спеша поели, долго еще говорили сидя на палатях. Его собеседник сказал, что до его появления здесь уж много лет никто не приходил в это зимовье. Вячеслав сказал ему:

– Оно построено как-то странно. Треть стены с полных бревен, а эта та, что к скале как-то набрана из жердей что ли. Почему так? И печка эта прямо впритык к стене. А так то, удобно здесь. Никодим говорит:

– Я у охотников то интересовался, да про это зимовье никто и не знает, когда, кто построил его тут. Но вижу, ты хорошо здесь все подремонтировал, так что зимовать будет нормально.

Забрались на нары, да и все-таки день был непростой, быстро заснули. Утром проснулся первый Никодим. Стараясь никого не разбудить, он спустился с нар, но оказалось, что Оля уже на ногах. Чего она возилась там, толи мыла, толи стирала, но когда увидела, что Вячеслав с гостем спускаются к ручью. Покушать то уже все готово, так вы недолго, а то остынет.

В этих местах утренний рассвет наступает медленно. Восходы из-за гор не видно и только, когда уж солнышко подымится, тогда лучи его достают до этих мест. Так и это утро не было исключением. Завтракали втроем. Никодим, взяв свой немудреный заплечный мешок попрощался, на прощание внимательно посмотрел на гостеприимного хозяина и сказал:

– Ну чего, зима не шибко суровая будет, думаю, переживешь. Но для тебя она будет не простая. Да, так то оно так. Но на озеро больше не ходи, лучше так будет.

Пожали друг другу руки. Никодим не спеша ушел.

– Оля, – обратился Вячеслав к девушке. – Давай сегодня подготовимся с тобой в дорогу, нужно спустится вниз. Если, что целое осталось из поклажи, забрать надо. Завтра с утра с тобой пойдем.

День прошел без особых напряжений. Наутро они взвалили наплечные мешки и отправились в путь. Идти было непросто, под ногами мох, который скрывал каменистую почву. Корни деревьев пересекали дорогу, приходилось перелазить через поваленные стволы, через густые заросли багульника и папоротника. Уже на исходе дня дошли до облюбованных им мест, где как казалось должны быть зверьки, за которыми он собирался охотиться. Выбрали место поудобнее. Расчистили под костер участок. Он срубил рогулины, в общем, сделал все, что необходимо для готовки пищи на костре. Оля этим временем натаскала сухих сучьев. Пока готовили, наступили сумерки. Перекусили, на ночь чаю попили. И легли спать на лапник, покрытый сверху мхом. Укрылись большой плащ-палаткой. Сон сморил моментально. Утром проснулся первым Вячеслав, подвесил котелок на таган. Из фляги налил воды, поставил варить чай. Когда завтрак был готов, разбудил Ольгу. Она спросонья сразу не поняла, где находится. Перекусили, он Ольге наказал:

– Будь здесь, на месте, никуда далеко не отходи. Вон здесь поищи, может ягоды, какие найдешь, но далеко не уходи, заблудиться можешь.

– Ладноть, я уже к Тайге то привычна. Так уж и не беспокойся, не пропаду я. Какие щас ягоды то могут быть, где здесь костиники быть, ну да ладно погляжу. Че найду, то найду.

Взяв все необходимое с собой, он пошел убирать деревья для приготовления необходимых ловушек. Так как западни да пасти приходилось готовить из сырого тяжелого леса, то изготавливать нужно их было недалеко от места установки. К полудню он только три штуки их сделал. А еще и приметы надо было оставить, чтобы найти, когда снег землю покроет. Перекусив сухомятку и отдохнув прямо на мху минут тридцать, может сорок, продолжил свою работу. Ближе к вечеру у него получилось только пять ловушек. Пора было возвращаться. Уже в сумерках подошел к месту, где они остановились. Оля сидела у костра, обхватив руками колени. Увидев Вячеслава, обрадовалась, вскочила, побежала на встречу.

– Куды ж ты так на долго ушел то?

– А что? Страшно было здесь одной то?

– Да мне что в лесу страшно быват что ли. Страшно, однако, там где люди. А здесь чё, вон деревья, они не обидют.

– Ну, ладно, приготовила ужин, что ли?

– А то. Вота, я веточков насобирала длинных тут, мясо на угольках поджарила. А грибов нашла вон, да и похлебку, сварила.

В котелке действительно булькала вода, и видно было грибы. Похлебка была заправленная перловкой. Оказалась вполне даже съедобной с аромат грибов.

– Какие грибы ты собирала, знаешь?

– А чеж я не знаю, вон лисички.

– Действительно, это душистый, вкусный гриб.

– Да их вона, там, где была то спустилась, всяких разных полно, я их набрала, потом домой посушим вон.

– Домой то куда, – спросил Вячеслав.

– Да в зимовье, однако.

Так у костра, устроившись, поужинали. Да легли спать. В общем, все три дня похожи одни на другой, за три дня поставил в разных местах двенадцать ловушек. Обратно возвращались на четвертый день. С утра встали, да и отправились домой. Когда присели передохнуть, молча жевали сухомятку, мясо с лепешками. Услышали шорох, замерли. И было слышно, как под чьей-то тяжелой поступью похрустывают сухие веточки. Взял ружье, привстал, стал всматриваться в тайгу, ничего не увидел, но очевидно это медведь прошел стороной. Оля-то ничего не заметила, а на его действия с удивлением заметила:

– Чей-то, чего кого увидел что ли.

Объяснил:

– Не увидел, а услышал. Медведь вон рядом прошел, а ты и не услышала.

– А че он мне, надо что ли, пущай идет своей дорого, так и идет, мне то како дело до его. Пущай себе.

По ее словам, широко открытым глазам он понял, что девчушка немного испугалась, услышав это известие. Дорогой, которой проходили, Вячеслав делал зарубки да заломы сучьев, кустов. Так пометил свою дорогу. К зимовью пришли еще засветло. Песик, привязанный у двери к зимовью, лаем и повизгиванием встретил их. За вечерним чаем, смотря на девчонку, спросил:

– Олюшка, как же мы с тобой поступим дальше то, нельзя тебе оставаться на зиму здесь. Давай, однако, пока есть время, я тебя провожу вниз, к людям.

– Не а, тамочи у меня никого нетути. Мене куды, по дворам шастать, я уже лучше тута с тобой, да и тебе пользу кое-какую сделаю. Да че ты говоришь-то, сам то подумай, как ты тут без меня.

«Да действительно», – подумал. «Как же я без нее», – с усмешкой думал. «Это вот надо так случилось. Спасся человек, а в мир уходить не хочет. Решил пустое это, разговоры с ней вести на эту тему, здесь нужно как-то самому продумать, да и принять решение какое».

Легли спать. Оля как обычно у стенки, он с краю.

– Чей то тут? Прямо снизу дует че ли.

– Ну, наверно, с полу там прохладно, дверь закрыли мы, закрыли, а откуда холод тут, – про себя подумал. – А где говоришь, дует, как?

– Ну, вот тута прямо, снизу, по стенке как, вон я руку тут к стенке прижала, а там дует.

Вячеслав положил руку на край нары к стене, почувствовал, действительно тянет прохладой.

– Странно не должно быть это.

Утром, пока Оля готовила завтрак, он полез под нары. Там обнаружил сложенные дрова. Дрова были уложены в две поленецы, дальняя уложена в пол стены. Она заполняла все пространство от пола до нар. Протянув руку, вытащил несколько верхних поленьев и сунул туда руку. Кончиками пальцев почувствовал.

– Действительно там тянет прохладой.

– Идите кушать я уже накрыла на стол, – раздался Олин голос.

Во время завтрака он сказал Оле о том, что обнаружил. Взял малокалиберное ружье, накинул наплечный мешок и с Пёсиком отправились за белкой которой было много в этих местах. Песик бегал от дерева к дереву, и обнаружив белку, громко лаял. Настреляв восемь белок, во второй половине дня вернулись к зимовью. Он снял шкурки с белок, беличьи потрашка достались Пёсику. А тушки сложив кучкой на доске, сказал Оле:

– Давай-ка вот из этих тушек приготовь суп, – она удивилась. – Как вот из белок, кто их ест что ли, разве можно.

– А вот ты свари и тогда узнаешь можно или не можно, а вот беличье мясо нежнее куриного. И суп из него будет отменный.

Оля забрала тушки, а я принялся готовить оправки и натягивать на них беличьи шкурки.

К полудню следующего дня пришли спасатели. Они рассказали, что в городе нашлась двоюродная Олина бабушка и, что она очень хочет, что бы Оля жила у неё, У бабушки есть внучка и, что она тоже ждёт Олю.

Общими усилиями уговорили девочку ехать в город. С неохотой и слезами девочка попрощалась со своим спасителем. Вячеслав с облегченной душой проводил гостей и Олю.